Нейротоксин

      Все плывет, как на палубе корабля в шторм… ощущение, будто скачу по огромным волнам, и все мое сознание в один момент погружается под воду.       А я ничего не могу сделать. Я ничего не вижу, кроме мертвой, уже замерзающей Рут, мысли слились со звуками, и теперь в голове застрял шум Балтийского моря.       Так мой мозг пытается защитить меня от внешнего мира? Он не хочет подвергать меня лишнему стрессу. Лучше я буду игнорировать мир вокруг!       — Леша… — мягким эхом раздался чей-то голос.       Замолчите… я не хочу вас слушать!       — Леш…       Я же просил замолчать! Почему меня никто не слушает, почему всем все равно на то, что я не хочу ни с кем разговаривать?!       — Леша! — в это раз Дмитрий ударил меня по щеке, чтобы привести в чувства.       Горелов взялся рукой за лицо и нахмурился, шмыгнув носом. Он встретился с чужим взглядом и поджал губы. Взор Димы напрягал, просачивался в душу и будто говорил «не отводи глаза».       — Нам нужно уходить. Собирать вещи и уходить подальше от этого места, — слегка нервным голосом промолвил Дмитрий. — Вставай.       — Я не уйду, — Алексей опустил голову. — Я никуда не уйду, пока не похороню Рут. Никуда! Вам ясно?!       Горелов оттолкнул от себя Дмитриева, фыркнул на него, а после быстро поднялся на ноги и оглядел толпу. Ветер взвыл, и Алексей продолжил:       — Я не уйду. Это мое окончательное решение! — Алексей взял на руки Рут и, не оглянувшись, пошел в сторону леса по хрустящему снегу.       — Ты подводишь нас всех! — вскрикнул Мадаминов. — Из-за тебя каждый из нас теряет время! Реши уже наконец, что для тебя важнее: сохранность твоих людей или мертвая собака! Это сравнимо с предательством!       Горелова пробило током, но он не остановился. Его мысли были полны решимости.       Все равно, о чем он говорит… я не оставлю Рут на съедение воронам! Это ли не настоящая преданность тому, кого любишь? О каком предательстве он может говорить?!       Если он сам никого и никогда не любил также, как я люблю Рут… о чем вообще можно вести диалог? Он не поймет той боли, которую сейчас испытываю я!       — Ты бросаешь нас всех! Ясно? — Мадаминов шикнул и от досады топнул ногой по снегу. — Ты подводишь каждого, кто стоит сзади тебя! Мы уйдем без твоего согласия прямо сейчас, потому что мы находимся в бегах, и сюда в любой момент могут прийти еще «гончие псы», которых сюда подсылает какой-то мудак, находящийся в наших рядах! — Александр в этот момент вытер влажный нос и процедил: — Выбирай… либо мы, либо ты.       Горелов в ответ лишь в очередной раз всхлипнул и вытер замерзающие на щеках слезы. Он прижал Рут сильнее к себе. Под ногами медленно выравнивалась дорога, а над головой появлялись просветы луны, чей свет просачивался через сотни еловых игл.       — Вы только посмотрите, он меня еще и игнорирует! — со злостью в голосе усмехнулся Мадаминов. — Тогда уходим отсюда! — Александр быстро перевел взгляд на Федотова и спросил: — Мы ведь идем?       Все в это мгновение посмотрели на Дмитрия, дожидаясь окончательного решения. Он посмотрел на Горелова, затем повернул голову к Светскому с Мельником и, не решаясь до самого конца, медленно подошел к ним.       Не успел Мадаминов облегченно вздохнуть, как Федотов взял Кирилла за плечо и, закрыв слепой глаз, сказал ему:       — Веди наших людей. Туда, где безопасней, — Дмитрий моргнул. — Теперь ты будешь брать курс. Мы догоним вас. Только обещай, что будешь осторожен.       Светский нахмурился и открыл рот. Он взял Диму за плечи и слегка встряхнул парня.       — Дим, ты чего? Как мы без тебя? — Кирилл прищурился. — Дима!       — Мы вас догоним. Горелову нельзя оставаться здесь одному. Он принципиален. Я помогу ему, и тогда мы присоединимся к вам, — Дима вздохнул и похлопал себя по карману. — Я позвоню. Главное, будь на связи.       — Мне не нравится этот твой план! — Светский убрал руки от Димы и шикнул. — Какого черта, Дима?       — Я не могу бросить отстающего. Если я лидер, я должен ждать всех, — Федотов стянул губы.       — Ладно-ладно, — отмахнулся Светский. — Только тоже обещай, что вернешься целым и невредимым.       — …А еще пообещай использовать дротики по назначению, — добавил подошедший Мельник.       Удивительно. Будто между ними и не было никакого конфликта. Все-таки общая беда и общий враг и вправду объединяет людей. Всех… кроме меня с моим же коллективом. Именно меня! Я будто уже умер для них всех!       Горелов почувствовал, как у него задрожали губы, а ноги резко остановились. Обида и гнев пробили в его душе огромную дыру, ему жутко хотелось накричать на каждого присутствующего, ударить кого-нибудь по лицу кулаком… Или вообще убить. В муках, чтобы он горел заживо, чтобы молил о пощаде, чтобы он смотрел с ужасом в глаза собственной кончины!..       Алексей тяжело задышал, его зрачки сильно расширились, а мысли затмили кровь и огонь.       — И ты туда же? — скептически вопросил Мадаминов.       — Своих не бросают, — коротко ответил Дмитрий и, обнявшись на прощание с Кириллом, развернулся к Алексею и принялся догонять его.       Больше я не слышал ни слова. Группа людей взяла направление на северо-восток, а Федотов тем временем медленно подошел ко мне сзади.       — Лучше бы ты ушел с остальными. Мне не нужна твоя помощь, — спокойно объяснил Алексей. — Уходи, пока не поздно стало догонять.       — Я помогу выкопать могилу для Рут. Если ты будешь делать это один, то это затянется до утра.       — Уходи, — снова повторил дрожащим голосом Горелов. — У тебя руки забинтованы.       — Рука, — Дима показал почти зажившую, красную от холода ладонь, когда Алексей обернулся. — Вторая почти такая же. Работать я же буду в перчатках и лопатой. Поэтому выбирай место. И за работу.       Честно говоря, когда Дима предложил мне свою помощь, в груди у меня будто оттаял целый айсберг, а слезы полились по щекам с новой силой.       В очередной раз утирая свое лицо от замерзающих слез, Горелов упал на колени и бережно положил Рут на снег. Он закрыл рот рукой и всхлипнул.       Алексей поправил перчатки и ударил руками по снегу. В стороны полетели куски льда. Парень оскалился и с неведомой силой и скоростью стал рыть пальцами яму, продолжая рыдать и выть от душевной боли.       — Зачем тебе вообще мне помогать? — плача спросил у Дмитрия Алексей.       — Затем, что своих не бросают. Запомни это раз и навсегда.       — Когда я успел стать «своим»? — Горелов закрыл глаза и добрался до промерзшей земли. И как ее выкопать? Грунт стал прочнее дерева!       — Когда мы объединились против общего врага, — Дмитрий стал помогать Алексею выкапывать яму. — Хватит разъединять нас из-за прошлых обид. Если ты продолжишь так язвить по отношению к моим людям, у нас ничего не получится.       Горелов прищурился и встал на ноги. Он отвернулся от Федотова и поджал губы, шмыгая носом. Да что этот… вообще знает обо мне? И о моих людях! Ничего!       — Я делаю то, что считаю нужным! Тебе ясно? И ты мне не лидер! Я сам себе лидер! — сорвался Горелов. — Ты для меня никто! — Алексей в очередной раз всхлипнул. Парень не мог успокоиться, смотря то на Диму, то на мертвую Рут. — Ты…       Парень попятился и уткнулся спиной в широкий ствол могучей сосны. Позвоночник пробрало лютым холодом, Горелов обнял самого себя и сжался.       Пусть все исчезнут… пусть я умру прямо здесь, провалюсь под землю и окунусь в кипящий котел, где с меня слезет кожа, и я буду мучаться от боли тысячи лет подряд за все то плохое, что я сделал.       — Договаривай, — вздохнул Дмитрий. Он поправил волосы и сделал несколько шагов вперед.       — Я уже все сказал! Ты никто! Ты просто пустое место в моей жизни, тебе ясно? — вскрикнул Горелов, яростно выпуская пар из ноздрей. Он выставил руки, не давая Федотову подойти ближе. — Уходи отсюда! Уходи! Я видеть тебя не хочу!       Алексей опустил голову, его крик сорвался в плач, руки мигом ослабли, глаза налились тьмой, а тело стало подобно тряпичной кукле. Так бы, наверно, Горелов и упал, если бы его вовремя не придержал Дмитрий: сначала он молча подошел к Алексею вплотную, затем убрал руки на плечи, и в последствии опустил их на чужую спину, прижимая слабое тело к себе. Лицо его тем временем оставалось невозмутимым. Неужели он ничего не чувствует?       Чувствует. Я же знаю! Я знаю, что у него есть эмоции! И сам он эмпат!       Алексей сначала зарычал, но через пару секунд расслабился и уткнулся лицом в чужую грудь. Он закрыл глаза и всхлипнул.       Когда рядом есть опора, справляться с горем намного легче. Интересно, о чем Дима думает? О том, какой я жалкий? Или о том, как ему жалко Рут?       Он меня спасает, а я делаю вид, что не замечаю этого. Однако и Дима не глупый. Наверняка понимает, что я чувствую перед ним долг.       Можно ли считать, что он спас меня сегодня во второй раз? Думаю, что можно. Без него было бы тяжелее. И я даже рад, что сейчас он рядом со мной. Чтобы я ни говорил, думаю я именно так.       — Сходим за лопатами на склад и будем копать землю. Сколько бы времени на это ни ушло, мы похороним Рут как подобает, — Федотов говорил об этом так, будто никаких истерик со стороны Алексея полминуты назад вовсе не было. Дима опустил взгляд и пересекся им с Гореловым. — Ты в порядке?       — Да, — устало выдохнул Алексей. — Ты прав. И нам нужно ускориться.       Не знаю, сколько времени прошло, но выкопать яму по ощущениям нам удалось достаточно быстро. Работали мы почти молча, да и не требовались нам никакие слова. И без слов друг друга хорошо понимали.       На секунду я почувствовал себя как в селе в юности. Тоже копаю, только не огород, снова чувствую дикую усталость в руках и невыносимую боль в ладонях, пальцы которых, возможно, даже были в занозах после таких интенсивных движений.       — …Не скажешь по тебе, что ты так ловко орудуешь лопатой, — Дима вытер пот со лба и сунул лопату в снег, облокачиваясь на нее, чтобы перевести дух.       — Я деревенский мальчишка, — объяснился Горелов. Так что два раза в году стабильно работал лопатой по четыре часа на дню минимум.       А поля у нас были огромные… общие, на всю деревню. И это не считая личных участков. Мужчины и парни вспахивали землю, а женщины и девушки занимались посевом. А на сенокос и сбор урожая ходили все вместе. И даже устраивали праздники в честь жатвы и начала сезона.       Дима в ответ на мое заявление удивленно моргнул и решил промолчать. Я медленно посмотрел на уже ледяную Рут и снова закрыл рот рукой.       Горелов медленно взял окоченевший труп на руки и посмотрел собаке в закрытые глаза.       Она отдала за меня жизнь. И я никогда не забуду ее. После всего того хорошего, что она сделала для меня, ее душа обязательно попадет в собачий рай. Я уверен.       Алексей вытер вновь подступившие слезы, затем осторожно отстегнул ошейник с медальоном и снял его с чужой шеи. Он сел на корточки и положил Рут в выкопанную яму.       Парень посмотрел на золотистый медальон и оттянул его пальцами от ошейника. На свете луны блеснула гравировка с именем, и Горелов снова заплакал, кидая ошейник в яму.       — Прости меня… — прошептал Алексей. — Я подвел тебя, моя девочка. Спи спокойно.       Горелов дрожащими руками потянулся к горсти земли и бросил ее к Рут. Так поступил и Дима: они бросили по три горсти в яму, а после снова взялись за лопаты, чтобы окончательно похоронить Рут.       — Ты не виноват в ее смерти, — Дима взял Горелова за плечо. — В ее смерти виноват тот человек, который подстрелил ее.       — Я был ответственным за ее жизнь, и не смог уберечь ее от опасности, — Алексей присыпал яму грязным снегом.       — Иногда мы не можем повлиять на ход событий, — Дима отпрянул от Горелова и взял из кармана сигарету, чтобы закурить. — Отнесем лопаты, заберем вещи и в дорогу.       Он прав. Нужно отправляться. Теперь только звезды укажут нам путь.       Горелов простился с Рут, кинул в последний раз свой заполненный горем взгляд на закопанную яму и с болью закрыл глаза. Теперь время ее не потревожит. Рут лежит в прохладной земле, окутанная вечной мерзлотой.       Алексей взял себя в руки и наконец нашел в себе силы двинуться с места и помочь Дмитрию собрать вещи в дорогу. Тысячи маяков Млечного пути запрятались за тонким облаком, и только лунный свет пробивался сквозь густую мрачную дымку. Лучи разбивались в искры, и снежная поляна вновь засияла белыми стразами.       — Они ушли куда-то… туда, — Горелов показал пальцем на чащу, куда не доводилось ходить никому из парней. — Думаешь, нам стоит держаться сзади?       — Это не даст нам никаких гарантий. Они могли повернуть куда угодно, — Дима нахмурился и потрогал свою переносицу. — Голова разболелась… ты идти сможешь?       — Смогу, — Горелов посмотрел на свою ногу и топнул ей по снегу. — Болит, но уже не сильно.       Как я вообще выжить смог после капкана? Мало того, что мою кожу и мышцы разорвало ржавым железом, так я еще и инфекцию подхватил. А это ведь мог быть столбняк! И тогда меня было бы уже не спасти.       Время уже перевалило за пять, и мы наконец двинулись в путь через темный и жуткий лес.       Здесь природа живет не по нашим законам. Вдали от цивилизации люди чувствуют себя жалкими, ни на что не способными существами.       — Как-то тепло стало. Утром все начнет капать… — Дима сломал под собой корку льда. — И снег стал твердым. Теперь это просто кусочки застывшей воды.       — Это еще ничего. Было и такое, что в мае после двадцатиградусного теплого дня ночью резко свалился снег. А здесь всего лишь оттепель. Даю слово, нас еще догонит вьюга.       — Я так не думаю. Зима постепенно подходит к концу, — Дима обернулся к Горелову. — А мы не заблудимся?       — Со мной — никогда, — Алексей убрал руки в карманы и поежился.       — Да ну? Ты же со своей брезгливостью не приспособлен к жизни без удобств.       Алексей вдруг остановился и прожег Диму таким вызывающим взглядом, что на лице Федотова на мгновение промелькнуло сожаление о своих словах.       — Я готов поспорить, что ты с голыми руками на дикой природе и трех дней бы не протянул, — шикнул Алексей. — Не недооценивай меня, Дмитриев, — прошептал Горелов и враждебно прищурился. — Ты ничего обо мне не знаешь.       Пусть и сейчас я чувствую свое превосходство над ним… наедине с Димой я больше похожу на трусливого шакала.       Да и не только наедине с ним, по правде говоря. И в какой момент я свернул не туда? Почему я ночи напролет продумываю запасные планы побега, где бросаю своих людей на произвол судьбы?       — И ты обо мне, — резко ответил мне Федотов. — И как же так получилось?       — Наверно… потому что мы никогда друг другу не открывались? Потому что не доверяли, — Горелов поник и почесал затылок.       — А что тогда было между нами до того, как ты выколол мне глаз? — на удивление спокойно спросил Федотов.       Алексей нахмурился и продолжил идти вперед, немного ускорив хромой шаг.       — Я не выкалывал его тебе, — шикнул Горелов.       — Значит разрезал, — Дима показал Алексею на свой шрам. — И ведь не пожалел…       — Дима, хватит!       Парни вдруг остановились и недружелюбно уставились один на другого. Дмитрий склонил голову к плечу, выжидая следующих слов от Алексея.       И что мне ему сказать? Что это придумал не я? Что я не виноват? Он сам виноват! Сам! Сам полез!       — Ты… — Горелов взял Федотова за воротник куртки и яростно выдохнул через нос. — Я вообще должен был тебя убить! Убить! По всем законам моего клана я должен был отрубить тебе голову!       Дмитрий в эту же секунду схватил Алексея за горло и притянул его вплотную к своему лицу.       — Ну так и чего не убил? — прошептал Федотов. — Чего побоялся, Горелов?       Этот… взгляд. Его глаза снова горят злобой! Он снова смотрит на меня свысока, как в тот день, когда чуть не убил меня с моего же револьвера! Только не говорите мне, что он сейчас все еще хочет меня… прикончить.       Только я начал думать об этом, как чужие пальцы начали сжимать трахею, а глаза Федотова все сильнее наливались кровью, бешенством и ядовитой, нездоровой усмешкой. Он надо мной издевается!       Он ненавидит меня… стоило бы догадаться! Я так расслабился в его присутствии за последние две недели, что забыл о том, что за его терпением скрывается безграничный гнев и… обида?       Кислород! Его не хватает! Я не могу дышать! И говорить тоже! Кому я сейчас должен молиться, чтобы он отпустил меня живым?!       Горелов отчаянно схватился своими руками за кисть Дмитрия и стал отчаянно пытаться разжать ее. Какого черта он такой сильный?! Я ведь не хуже!       — Что, дыхание перехватило? — Дима пробрался большим пальцем на чужой подбородок и сильно надавил на него, так что Горелов прижал язык к небу, а в горле образовался противный ком, будто его кости вывернули наружу. — Не можешь ответить? Зато я могу, — Федотов медленно приблизился к чужому уху и выдохнул: — Потому что ты трус.       Через мгновение Дмитрий отпустил Горелова и оттолкнул его к дереву. Алексей потер глаза, в которых начало темнеть, а после закашлял, пытаясь проглотить весь кислород в округе. Глаза заслезились, и Горелов быстро смахнул жидкость с лица, утирая нос.       Больной… он больной! Он меня чуть не задушил! Убийца!..       Убийца?       А я? Чем я тогда лучше?       Я же не хотел его убивать! Не потому что я трус! А потому что я считал его своим… другом? Даже несмотря на то, что наши отношения носили исключительно деловой характер… до того инцидента с Мадаминовым мне была приятна его компания.       Но что сделал ты? Ты плюнул мне в спину. Ты хотел убить мою правую руку. И если бы я не лишил тебя глаза, то лишился бы своего места в мафии.       Да, я должен был тебя убить, но я ведь этого не сделал… тогда почему ты все еще в ярости? Ты должен быть благодарен мне за то, что я для тебя сделал!       — Ха… — Горелов потрогал свою шею и повернулся к Диме спиной. Через пару секунд он продолжил идти, как ни в чем не бывало. — А я надеялся… ты примешь мой благосклонный поступок не как трусость, а как снисхождение.       — Я тебя все еще ненавижу, — процедил Федотов, встряхнув руками.       — И я тебя, — Алексей усмехнулся. — Но больше я ненавижу только того человека, который заказал у тебя убийство Мадаминова. Знаешь… если бы не он, то между нами все было бы по-другому.       — Мне все равно. Ты уже показал себя настоящего. Мне этого было достаточно.       Как и ты показал мне себя настоящего. Жестокого, жаждущего мести и моей смерти.       А точно ли настоящего?       Я всего лишь хочу узнать правду.       Больше по дороге мы не разговаривали. Я думаю, мы достаточно на сегодня наговорили друг другу всякого.       Удивляет только то, как быстро Дима превратился из помощника, который дает толчок отстающему, убитому горем мне… в хладнокровного душегуба?       И где он настоящий? Какой из этих двух версий — настоящий Дима?       Мы правда ничего друг о друге не знаем. Он считает меня психом, который сжигает заживо людей, а считаю его эгоистом, не способным на сочувствие.       Но у меня есть последний шанс поменять его мнение обо мне. Отплатить ему тем, что он сделал для меня.       Я должен спасти ему жизнь.       Может тогда наши отношения изменятся по-настоящему?       Мы шли по толстым сугробам три-четыре часа, и за это время силы и энергия начали уходить из моего тела, мышцы наполнились морозом, а зубы трещали.       — …Нам нужно остановиться здесь, — Горелов взялся за свои колени и стал тяжело дышать.       Самое адекватное место для отдыха… заброшенная деревня. Ветхие деревянные дома, которые с каждым годом все сильнее проседают под слоем снега на крыше. Пустой колодец без цепи и ведра, куча выброшенных простынь и одежды, а в каких-то пристройках даже лежат дрова для печи.       Я даже вспомнил детство. Пусть и деревня эта совсем не похожа на мой родной край, одни только мысли о том, как мы зимой топили печь, возвращают меня далеко назад в прошлое, и мое сознание заполняется теплом домашнего очага.       — Вот тут? Ты спятил? — Дмитрий скептически осмотрел разваленные домики и фыркнул. — И что тут делать?       — Хотя бы поспать в тепле, ну или просто отдохнуть по-человечески.       — В груде досок и щепок?       Парни пересеклись взглядами и одновременно сжали руки в кулаки. Алексей размял пальцы и шею, отвечая Диме:       — Нет, — Горелов медленно подошел к Диме и медленно повернул чужую голову в сторону более-менее целого дома. — Вот тут.       Федотов помутнел и ударил Горелова по кисти, чтобы тот убрал руку.       — Там температура такая же, как на улице.       — А ты о существовании русской печи знаешь? Топишь ее, и в хате становится тепло.       Неужели не был никогда в деревнях? И неужели никогда не видел настоящей печи?! Иначе я не могу объяснить его удивление на лице!       Ах, да… он ведь с самого начала рос в городе, насколько я помню. О каких деревнях вообще речь? Он просто не приспособлен к такой жизни!       Дом же оказался достаточно сносным. По крайней мере переждать тут пару часов, чтобы просто отдохнуть, можно. И кровать прямо рядом с печью. Прекрасно…       А возле пристройки с крупными дровами даже лежит старый, заржавевший топор. Нам и такого хватит!       — И… что делать? — тихо задал вопрос Дима. — Дрова колоть?       — А ты умеешь? — усмехнулся Горелов.       В ответ тишина. Ну конечно. Откуда он умеет?       — Всему тебя учить приходится, — закатил глаза Алексей и одним движением вонзил топор в пень.       Ржавчина с треском разлетелась кусочками во все стороны. Горелов надавил ногой на пенек и резко вытащил острие топора, ловко укладывая перед собой бревно.       Хрясь! Теперь бревна два. Хрясь! И уже три. Потом четыре мелких. Вот такие уже можно в печь!       Смотрел за этим Дмитрий с каким-то неоднозначным выражением лица. То ли был удивлен, то ли ему стало не по себе.       — Ты же вроде устал… а теперь топором машешь?       — А ты лучше не языком чеши, а складывай все в стопку отдельную, — Горелов надавил ладонью на спину и резко выпрямился. — Так устали же ноги, а рублю я руками. Это мне и разогреться поможет… а то на одной ходьбе окоченеешь совсем. Не хватало мне еще переохлаждение словить после инфекции, когда организм и без того слабый, — Алексей вдруг задумался и с провокацией продолжил свой бесполезный монолог: — И вообще, я за свою жизнь столько дров перерубил, сколько ты девушек за свою жизнь не трахал.       На лице Горелова вдруг возникла ядовитая ухмылка, а Федотов совсем никак не отреагировал.       — Ах, да… — Алексей криво улыбнулся. — Я забыл. Из-ви-ни… — парень протянул каждый слог по отдельности и скорчил жутко озлобленную гримасу.       Нарочно его спровоцировать таким не получится… он сама невозмутимость, чего уж!       Федотов облокотился на стену пристройки, переставил ноги и засунул сигарету в рот, зажигая ее. Ветер принес ко мне приятный запах табака.       — Ты этим пытался доказать мне свое превосходство? — хмыкнул Дмитрий и выпустил пар изо рта.       — А зачем мне его доказывать? Я и без того знаю, что лучше тебя, — гордо пояснил Алексей.       Федотов выкинул окурок и задавил его ногой. Он медленно подошел к Горелову сзади, когда тот замахивался топором, и резко схватил рукой основание топора.       Алексей почувствовал, как у него упало сердце. Он застыл и нервно сглотнул.       — Как минимум для того, чтобы получить сексуальное удовлетворение, — пояснил Дмитрий и неожиданно для Алексея улыбнулся в оскале. — У тебя же фетиш на доминирование. А это просто отличный вариант показать, кто здесь главный. Мозг просто хочет заместить это чем-то другим, и лучшим вариантом ты выбрал именно меня.       Я почувствовал, как желудок провалился, а живот от неловкости словно пробило насквозь.       Он… издевается надо мной?! Он только что намекнул мне на то, что у меня имеется скрытое желание его поиметь?!       — Ах, да… — Дима тихо посмеялся и, спародировав меня, протянул: — Из-ви-ни… у Горелова ведь встает только на женщин… Как же горько ему осознавать то, что его желание доминировать надо мной — всего лишь длительное отсутствие сексуальной активности…       Он… Меня даже вровень с собой не ставит! И в открытую передразнивает меня!       Я ему это еще припомню!       — Заткнись, — Алексей отпустил топор и отошел в сторону.       — Посмотрим, кто из нас замолчит первым, — Федотов неожиданно подмигнул мне, и я спрятал свое лицо в воротник.