Нейротоксин

      К вечеру того же дня Кирилл был тотчас готов свалиться с ног наземь то ли от усталости, то ли от ухудшенной координации движений вследствие сильного недосыпа. Ночью он совсем не спал; мысли забил работой, ненужным беспокойством, которое постоянно отвлекало его от новых обязанностей, и надоедливым ропотом собственного подсознания. Светский сидел половину времени с закрытыми глазами, часто вздыхал с особым недовольством, с составом старался не общаться, ибо голос чужой врезался в уши с какой-то странной резкостью, порой он вовсе вздрагивал и, как припадочный, начинал оборачиваться к каждому присутствующему рядом с ним человеку.       Сутки без малейшего намека даже на минимальный отдых плохо сказалось не только на его внешних данных, но и на возможности адекватно оценивать случившееся, думать над тем, как ему быть дальше. Кирилл покашлял себе в ладонь. Некогда расслабляющее тиканье настенных часов в кабинете теперь разрывало барабанные перепонки Светского, порой тянулось так, будто секунда длилась целую минуту, после ему все-таки надоедало, тот открывал веки и, оперев кулаки о лакированный стол, поднимался на ноги.       Известия о том, жив ли Федотов, либо не доходили до Кирилла, либо действительно оставались неизвестными. Слухам Светский значения не придавал, продолжал терпеливо дожидаться настоящих и максимально точных подробностей того инцидента. Кирилла что-то останавливало хвататься за оружие и идти с угрозами лично к Горелову. Интуиция подсказывала, что нужно посидеть смирно хотя бы сейчас. Хоть ярость внутри и кипела с силой, равной давлению на дне Марианской впадины, он сдерживал себя. И, как оказалось, не зря.       Выйдя на морозный свежий воздух, чтобы немного остудиться, Кириллу мерещилась стрельба вдалеке. Таких моментов в жизни у него было достаточно, и тот старался не придавать подобному особого значения. Однако вскоре Светский осознал, что выстрелы настоящие. Парень напряг плечи. На улице из-за особенно темного благодаря тяжелым дождевым облакам вечера разглядеть что-то или кого-то вызывало затруднения. — Смышленый ты, конечно, — Кирилл обращался к Дмитрию, который рядом, к сожалению, больше не находился, — но порой туповатый. До такой степени, что…       Светский замер. Надежды о возвращении Федотова обратно раскололись, как хрупкий фарфор. Все предположения теперь склонялись к наихудшему исходу, который только мог существовать. Перед ним показалась до смерти напуганная Стрелецкая, хромающая на правую ногу. — Я в порядке, — сразу начала Дарья. — Эти шакалы… — она опустила голову, положила пистолет в кобуру, мгновенно успокоилась и продолжила объяснять все размеренным голосом: — Все живы. Федотов в том числе. — Где он? — Светский выкинул только что зажженную сигарету.       Дарья, наверно, хотела найти нужные слова, дабы описать ситуацию как можно грамотней и лаконичней, потому замялась, так что вокруг образовалась неловкая тишина, прервавшаяся проехавшим мимо автомобилем. Стрелецкая подошла к Кириллу, медленно моргнула, затем поправила свои короткие золотистые волосы. — Не здесь, — Светский после ее слов нахмурился и оголил зубы. — Горелов намерен выпытать у него информацию. Поверь, сейчас мы бессильны в открытой борьбе. Они умнее, чем кажутся. И обладают каким-то… особым влиянием. — Влиянием? — процедил Кирилл с злой насмешкой. — Этот неуравновешенный малолетка зарекомендует себя разве что только перед вратами Ада Сатане за сломанные им жизни. Где Федотов?! — яростно переспросил он.       Дарья растопырила «когтистые» пальцы с длинными острыми ногтями, ткнула одним из них в чужую грудь, а второй рукой, совсем разозленная, схватила Кирилла за накинутую сверху куртку. У Светского от упирающегося в ребро длинного ногтя похолодело в желудке. Стрелецкая прищурилась. — Не здесь, — хриплым голосом повторила она. — Если хочешь проверить сам, можешь заявиться к ним лично. Уж думаю тебя они примут также гостеприимно, как приняли Федотова — битой по башке, — Дарья стянула губы, отпустила Светского и шагнула назад. — Дима выживет, хватит психовать! Мы не можем вмешаться в этот конфликт. Да, по отношению к Федотову это нечестно… жестоко, в конце концов, но ты бесполезен. Я бесполезна. Мы можем надеяться только на остроумие Димы и его смекалку.       Сомнительная надежда. Нет, Дарья не считала своего лидера глупым или неправильно оценивающим свои собственные силы. Просто о рациональности Федотова она была не в курсе. Выбирать и делать выводы не из чего. — Ты предлагаешь мне успокоиться после новости о том, что моего друга, возможно, сейчас поливают бензином где-то на окраине Питера? — Светский сам от себя не ожидал, что когда-нибудь скажет эти слова вслух. Да еще перед кем-то! — Хочешь поорать? — предположила Дарья. — Ну так поори. Только не на работе, — Стрелецкая открыла дверь в корпус, облокотилась плечом о проем и с трудом перевела дух. — И не передо мной. Я тебе не психолог.       Девушка скрылась внутри здания, оставив Кирилла у входа в корпус одного. Светский приподнял правую руку, хотел, кажется, что-то сказать ей вслед, однако не успел. Кирилл захотел послушать Дарью и заорать во всю глотку, так чтобы вопль его разбудил умерший квартал без единого источника света в окнах или вообще весь укутанный низкими тучами Санкт-Петербург. Он напряг горло, сжал кулаки и раскрыл рот. Но вместо крика с губ сошел только беспокойный выдох, а за ним в черное покрывало зимнего небосвода устремился небольшой клуб пара. Через пару секунд растворился и он.       Что-то его остановило. Кирилла впервые за долгое время не оставляли в покое ненужные душевные терзания: окрашенные в багровый кровью убитыми им в прошлом жертвами клыки совести рвали больное от одиночества сердце, ледяные когтистые лапы полоснули красную от холода — который Светский не чувствовал — шею, так что парень был не в силах издать и звука. Он понимал, что никто не откликнется в ответ на безнадежный зов о помощи, и Кирилл мог бы при желании простоять так вечно — вопить или вовсе рыдать до того момента, пока не придет «спаситель». Но уже слишком поздно. Никого нет.       Светский привык избавляться от проблем с помощью пистолета — по свинцовой пуле каждой в голову. Была бы его воля, он бы схватил оружие и в одиночку пошел бы выпытывать местоположение и освобождение Димы лично у Горелова. Да только вот Алексей до жути осторожным человеком был: если Дмитрий, например, мог спокойно разгуливать по городу в одиночку, то вот Горелов уже без сопровождения никуда не сунется. С одной стороны это даже правильно в его-то случае, с другой же он походил на параноика.       Эта ночь без проглядывающей луны и белых меркнущих звезд выдалась спокойней, чем прошлая. Кирилл смог уснуть ближе к четырем часам, ложно успокоив себя на мысли о том, что Федотов жив. Несомненно, эта весть Светского хоть немного да привела в чувства. И во время сна в нем догорали последние сантиметры фитиля. Смириться с положением друга он не был намерен. Потому наутро в нем щелкнула не самая дипломатичная мысль, разгневанный зверь внутри рвался наружу.       Александр, будто назло Кириллу, вломился в кабинет Светского с пачкой каких-то бумаг в обоих руках. Он с сощуренными глазами беспардонного подошел к столу, поднял взгляд на нового лидера и кинул бумаги прямо перед ним. Деревянная поверхность вроде даже прогнулась под тяжестью стопки. Светский выгнул бровь. — Я по-твоему должен это все изучать и подписывать?! — не выдержал Кирилл.       Мельник вопросительно взглянул на бумагу, моргнул и отряхнул ладони. Он не спешил отвечать на поставленный вопрос: сначала отошел от парня на безопасное расстояние, потом осторожно начал: — Давай начнем с того, что это чистая бумага, которую меня попросил доставить со склада до твоего рабочего места Савелий, — Светский надул губы, локтями уперся о стол и запустил пальцы в свои черные волосы. — И закончим тем, что агрессию надо немножко подавить, тебе так не кажется? — Знаешь, я бы с радостью тебя придушил, — прошипел Кирилл. — Прямо на месте. — Что подтверждает мою теорию о твоей эмоциональной нестабильности, — Александр по-умному поднял указательный палец, тут же убрал руки за спину и размеренным голосом продолжил повествовать: — Мне просто захотелось проверить кое-что. Ты пытаешься спихнуть вину на других, — улыбнулся он. — Говори уже, что ты хотел? — тише задал вопрос Кирилл.       Мельник проскользнул пальцами в карман достал пачку сигарет и небрежно кинул ее в руки Светскому. Второй молниеносно поймал ее и раздраженно дернул носом. Александр переставил ноги. — Думаю, подобного будет достаточно, чтобы на ближайший день снизить твой уровень стресса. Прибывшие товары не могут быть выставлены на продажу. Во-первых, содержимое не соответствует описанию. Во-вторых, делать это будет чересчур опасно.       Кирилл раскрыл глаза и громко сглотнул. Александр был готов принять на себя крики, но Светский лишь зашипел леденящим душу тоном, от которого Мельнику вдруг стало не по себе. — Мне все равно. Если мы потерпим убытки и в этот раз, — а я этого, уж поверь мне, ни в коем случае не допущу — то нам придется задумываться над тем, чтобы найти новый источник потенциального дохода, — процедил Кирилл. — Мы начнем платить работникам меньше положенного. А некоторых за ненадобностью вовсе придется уволить. И ты будешь первым в списке отстраненных от своих обязанностей.       Александр, наверно, испугался чужого настроя. Но сам остался хладнокровным и неподвижным, как змея во время охоты, покорно кивнул Кириллу, якобы соглашаясь с чужими словами, и прикрыл веки. Светский уткнулся взглядом в ранее просматриваемый документ и расслабил мимические мышцы.       Мельник вышел в коридор и тревожно перебрал пальцами пластиковую зажигалку из одной руки в другую, затем кинулся прочь с этажа и прошел в легкой одежке из белого халата, черных джинсов и серых кроссовок на улицу, чтобы выпустить пар злости на гордость Светского.       Рассвирепевший Кирилл, серьезно раненная в ногу, как позже оказалось, Дарья, без вести пропавшие в день проклятой встречи двое человек, в числе которых находился Федотов… Для полной пессимистичной картины Александра не хватало только новости об изощренном убийстве Дмитрия под Санкт-Петербургом. Ну и наркотики в капсулах с противовирусными препаратами, о которых рассказывать нынешнему дону смерти подобно, не сулили ничего хорошего. Особенно в том случае, если их действительно придется допустить к продаже на прилавках аптек со всеми остальными лекарствами.       Пошел третий день в положении стоя — ступнями не двинуть ни вперед, ни назад; массивные руки, казалось, совсем онемели и перестали принимать в вены на кистях горячую кровь. Пальцев Федотов почти не чувствовал, спину жутко ломило, будто позвоночник придавило огромным камнем ко дну глубокой реки, появились фантомные запахи.       Комната становилась все теснее и теснее, температура словно продолжала падать, а к обеду Дмитрия вовсе настиг жар. За ним последовал мерзкий озноб: тело постоянно вздрагивало, красные запястья бились о горячие металлические кольца, ладонь и шея намокли от пота. У него слепой глаз вдруг прозрел или… ему показалось. Волосы закрыли собой вид серого помещения — легли на правую сторону — в ушах все время стоял топот незнакомых людей. И Федотов так и не разобрался, по-настоящему ли это было, или в дреме, а может всему виной пятьдесят с лишним часов без сна? Он не прощупывал грань реальности. А если и касался ее, то чувствовалась она как холодная сталь оградительной цепи.       Муки от боли во всех частях тела стали практически не сравнимы с борьбой разума со всем, что его окружало. Дмитрию приходилось жмуриться, мотать головой во все стороны лишь бы не видеть скрипящей от сквозняка двери в коридор, меркнущую лампочку прямо над его головой и стоящий перед ним стул. Мало того, рядом не было ни единой душонки! Горелов с того момента к Федотову не приходил. Так, понемногу Диме мерещилось чужое присутствие в противоположном углу. Он сходил с ума.       Окончательно свихнуться и разбить самостоятельно затылок об решетку ему не давали жажда, голод и отсутствие физического отдыха. Глаза слипались, расширенные от страха зрачки ловили фотоны света и превращали серые стены во что-то ослепительно яркое, словно ранним летним днем Дима посмотрел прямо на белое солнце. Он дышал через рот, как утомившийся после беготни по узким улицам пес, часто сглатывал в попытках ослабить жжение в пересохшем горле. Больше всего на свете сейчас хотелось воды. Чистой, грязной — обычной воды, абсолютно любой, лишь бы ослабить тянущую боль.       Живот ныл от голода и отголосков трех мощный ударов чуть ниже ребер Алексея, желудок предательски дрожал и сжимался, а стенки его стянулись и доставляли Дмитрию странное ощущение леденящего нижнюю часть тела дискомфорта. Он сравнивал это чувство со смертью и мором, вечными страданиями в Преисподней. И не было там ни котлов с адским пламенем, ни грешников. Там ничего нет. Худшим человеческим страданием навеки останется чувство одиночества — рвущее тебя на части, начиная с положительных эмоций и заканчивая крохотной каплей надежды.       Расслабиться невозможно в принципе: весь немаленький вес тела Дмитрия тут же приходился на запястья, которые, кажется, успели стереться в кровь. Верхний слой кожи так, например, там уже точно исчез. Федотов опрокинул голову, звякнул цепями и простонал. Боль, скукота, вонь настенной плесени — все било в теменную кость, она раскалывалась от поднятого давления. Диме стало совсем плохо.       Силуэт Горелова перед глазами… Это ему снова кажется или Алексей живой, стоит в проеме, сверлит насупившись мрачным взглядом, как фары от машин в ночи? Черт его знает, на самом деле. Вроде как руки, ноги и голова на месте, неприветливый, с напряженными плечами и слегка раздвинутыми ногами.       Алексей осторожно коснулся щек Федотова. Дмитрий поморщился, закрыл веки, стараясь избавиться от видения, и захлопнул челюсть. Парень пробубнил себе под нос невнятные слова, вытянул длинную потную шею и подергал бровями, скосив их к красной переносице. Горелов легонько ударил Федотова по лицу, так что второй окончательно протрезвел и посмотрел Алексею в глаза. — Доброе утро, — улыбнулся Горелов. — Ну как эти два денечка прошли? Передумал наконец противиться?       Дмитрий недоумевающе хмыкнул, вдохнул прохладного воздуха во всю грудь, затем выпрямился и задрал голову назад, чтобы волосы не мешали его скудному обзору. Горелов, видно, понял Федотова без лишних фраз и помог заправить надоевшую прядь тому за ухо. Диме было тяжело говорить. — Ты о чем вообще? — спросил Федотов, тут же кашлянул и стянул губы. — А, ты еще и забыл, — наигранно разочарованным голосом высказал Алексей. — Ну, знаешь, мне не составит труда напомнить тебе обо всем, — он сжал руку в кулак.       Федотов, испуганный, посмотрел в потолок, на лампочку, напряг живот и с ощущением, сравнимым с вылитым на кожу раскаленным железом, натянул металлические кольца. Но удара в пресс не последовало. Горелов сдержанно выдохнул через нос, встряхнул рукой и расслабил кулак. Чтобы успокоиться, Алексей отошел от измученного парня, сел на стул перед ним и задумался. — Ответь вот мне, пожалуйста… — Горелов хрустнул пальцами, — ты тупой или просто упрямый?       Дмитрий вернулся в свое положение и прижался плечами к решетке. — А сам как думаешь? — поинтересовался Федотов. — Я думаю, что ты, не понимая, о чем идет речь, еще смеешь здесь упрямиться у меня на глазах, — объяснил Алексей. — Итого получаем тупого барана. — Значит займись кем-нибудь другим. Я рассказывать тебе что-то не намерен, — голос в секунду пропал, в горле запершило.       Горелов недовольно цокнул, скрипнул стулом и встал. Он вышел в коридор, пока Дима молча провожал его взглядом и с приложенной силой поднимал и опускал уставшую грудную клетку. Дима сник. Полминуты спустя Алексей пришел обратно, уже далеко не с пустыми руками. Длинными пальцами он обхватывал пол-литровую бутылку драгоценной воды. Парень открутил крышку, ударил по ней ногтем, так что она упала и покатилась по полу, затем приблизился к Федотову.       Дмитрий медленно моргнул. Лицо Горелова сейчас было как-то слишком близко — до омерзения близко — даже не слишком хорошо видящим правым глазом от сонливости он рассмотрел в мельчайших подробностях и ямочки на чужих щеках и длинные ресницы, будто искусственно наращенные.       Алексей взял Диму за нижнюю челюсть, надавил большим пальцем на его губу и заставил открыть рот. Дмитрий не сопротивлялся — послушно разомкнул губы, закрыл глаза, затем Горелов поднес полную бутылку ко рту Федотова и аккуратно вылил небольшое количество прохладной воды. Дима с жадностью вытянул шею, жидкость стекала по подбородку, после капала на пол или одежду, он громко глотал и, вероятно, выпил бы при желании всю бутылку, но Алексей убрал ее и попятился. — Достаточно, — категорически пояснил он. — Если хочешь еще, можешь рассказать мне одну из двух вещей. Либо выкладываешь каждый блок, либо признаешься в том, кто тебя заказал для убийства Мадаминова год с лишним назад.       Федотов расслабил брови и думал только о том, что зря упустил момент, когда мог вцепиться зубами в чужой палец. Дима бы с радостью сейчас пырнул Горелова ножом по шее… или глазу, чтоб все честно было. — О первом и не мечтай, — предупредил его Дмитрий. — А второе… Да я и сам не знаю, Боже. Врать тебе не стану.       Горелов прикрыл веки, натянул дрожащую улыбку на лицо и перевернул бутылку воды горлышком вниз. Вся вода в секунду вылилась на пол, пока Алексей тихо хихикал, а после смешки сорвались в истерический смех, как у голодной гиены, но все же не такой громкий, как было на недавней их встрече у «нейтральной вышки». Федотов не спеша поднял полные осуждения и гнева глаза, оскалился и сгорбился от недостатка сил держать спину прямо. — Значит воды для тебя больше не осталось, — Горелов, продолжая стоять с задорной ухмылкой до ушей, отпустил бутылку, так что она упала в ноги Дмитрия. — Что ж, теперь ты, вероятнее всего, сдохнешь от ослабевания иммунной системы. Сна нет, а сейчас наступила та самая фаза, когда у тебя начались галлюцинации. Повышенная температура… — Алексей приложил пальцы к теплому лбу Федотова, — да, и она имеется. Скоро реальность сольется с тем, чего не существует, а потом наступит страшная смерть. Мучиться будешь долго. — Какая же ты все-таки мразь, Горелов… — ругнулся Дима и облизал свои мокрые губы. — Убери свою поганую руку от моего лица. — Дмитриев, ты действительно не понимаешь, что я отпущу тебя целого и невредимого домой, к своей своре, если ты ответишь на пару легких вопросиков? — Алексей поднял чужой подбородок второй рукой и наклонился. — Вернешься к детям, к жене. Они-то наверняка тебя ждут и сильно-сильно переживают, — Горелов перестал улыбаться.       Федотов оперся на цепи, звякнул ими и тихо посмеялся. Чтобы засмеяться во все горло Диме все еще катастрофически не хватало воды, поэтому хохот был еле слышным и каким-то нездоровым — злым, ехидным и совершенно искренним. Алексей не понял, чем такая реакция была вызвана. — Я по-твоему смешной? — вспылил Алексей. — Ха-ха… Горелов, я тоже захотел поинтересоваться. Ты точно о том человеке информацию-то собирал или нет? — Дмитрий в последний раз издал несколько глухих смешков и успокоился. — Поднял настроение, конечно… Сам понял, что сказал? Какая жена, мать твою, какие дети? — За двадцать пять лет-то… — было начал Горелов, но Федотов его перебил: — Идиот. Меня девушки, — Дима закрыл глаза, — не интересуют.       Алексей опешил, возможно даже посинел от такой «потрясающей новости», лицо у него в миг потеряло серьезность и бурлящую ярость. Таким ошеломленным Горелова Дмитрий еще ни разу в своей жизни не видел: Алексей убрал руки, встряхнул их, наверно, от резко возникшей брезгливости к Федотову и сел на стул. — Всем свойственны заблуждения, — прошептал Горелов. — Опустим тему. — Ожидаемо. Ты так и не осмелился выйти из зоны комфорта, — сказал Дима. — Какой-то неправильный из тебя лидер. — И сейчас об этом мне затираешь ты? — Алексей закатил глаза и почесал нос.       Федотов приготовился уснуть: веки отяжелели, тело он так и не расслаблял, ибо знал, что это будет сопровождаться жгучей болью в руках. — Не впадай в дрему, дьявол, мы только начали, — прорычал Горелов.       Слова не пробудили в парне интереса к разговору. Была бы его возможность — если хотя бы одна рука его чудесным образом выскользнула от давящих на запястье горячих цепей! — он не задумываясь бы проехался кулаком по чужому лицу: да так, чтобы Горелов засомневался в своей дерзости перед ним. Ох, Дмитрий об этом жадно мечтал, но джинна для исполнения всех его беспощадных мыслей рядом не оказалось… ну и трех попыток, на которые по сказкам джинн способен, на удовлетворение жестоких насильственных желаний точно бы не хватило. — Я отпущу тебя сразу же, как услышу нужные мне слова. Понимаешь, тебе это практически ничего не стоит. Зато все останутся довольны. — А чего своих дубин не поставил меня допрашивать? — все-таки спросил Дима. — Уж не думаю, что пожалеть решил. Сам пришел, значит дело чрезвычайной важности. — Дмитриев, ты своей ошибки до сих пор не осознаешь, — Алексей помотал головой вправо-влево. — Я иду на сильные уступки. — Единственной моей ошибкой была упущенная возможность содрать с тебя шкуру в тот самый злосчастный день, — ненавистно изрек Федотов, моргая слепым глазом.       Глаза щипало от усталости, а теперь еще и нужно было скрыть подступившую к вискам ярость, что могла разозлить Горелова. Алексей поднялся, схватил Диму за челюсть, совсем небрежно — Федотов решил не брезгать, может сейчас Горелов что-то дельное наконец выдаст? — Мне не составит труда тебе второй глазик выколоть, — по-фальшивому убаюкивающим голосом промолвил Горелов. — Мне же это ничего не стоит, совестно даже не станет. Как же ты у нас, Димочка, полностью слепым свои грязные делишки проворачивать будешь? — Слепой я или нет… — Дима кашлянул, слова выходили из уст дрожащими и слишком неуверенными, — лучше тебя всяко буду. — Чем ты лучше меня? — громко вопросил Алексей, быстро опуская руку. — Тем, что обманываешь невинных? Тем, что содержишь незаконно при себе сотню таких же мразей, как и ты сам? Или тем, что только и ищешь момент, чтобы застать меня врасплох? — он подвинулся ближе к лицу Федотова и добавил: — О нет, Дмитриев, ты такой же, как и я. Даже хуже.       Дима вздрогнул от холода. Он, как провинившийся ребенок, склонил голову, зажмурился и замолчал.       Парень не мог поймать момент в своей памяти, когда Алексей окончательно растворился и исчез из этой тесной комнаты. Для Дмитрия это произошло слишком сумбурно — он не помнил, говорил ли что-то в тот момент Горелов, или Алексей молча отошел от Федотова и гордо покинул его. Страшнее всего сейчас ему было оставаться совершенно одному — без присутствия даже абсолютно нелицеприятных людей рядом.       Федотов дрожал. Он был готов принять на себя еще пару ударов в живот, но только бы не оставаться здесь, в щемящем одиночестве, в сыром холоде!.. Дмитрий потерял счет во времени. Парень вообще стал сомневаться в том, жив он или превратился в недееспособного овоща, состояние которого можно было сравнить с впадением в кому и лунатизмом одновременно. Придумывать планы он уже не мог. В таких условиях нормально мыслить не выходит.       Дима услышал чей-то грубый голос. До жути знакомый, так что Дмитрий смог полностью раскрыть склеенные веки. Федотов заметался, случайно ударился головой о стену и зашипел от боли. — Кто здесь? — окликнул незнакомца Дмитрий.       Шелест листьев. Запахло порохом, после в ноздри впиталась весенняя свежесть чуть оттаявшего снега и мокрой земли. Ни одного предложения из невнятного говора Дмитрий не распознал. Местами отрывки слов «ливень» и «карты» Федотов четко понимал, даже хотел расшифровать значение, но смысл утекал быстро, как река в половодье. Он что, уже съехал с катушек? Или в коридоре идут какие-то переговоры?       Дима застыл от ужаса. В проеме стоял человек. Нет, далеко не незнакомец или кто-нибудь из «гиен» Горелова… седовласая мать с утренней газетой в руке. Не может такого быть — она даже в день своей смерти лежала в кровати без единого белого волоса. Цвет прически всю жизнь был темным, как сейчас у Дмитрия, и Федотов даже во снах не видел такого странного явления, как поседевшая мать, которая умерла полтора года назад.       Выглядела она, точно мертвец, восставший из могилы. Кожа белая, как у трупа, одежда непонятно какая, а глаза свинцовые — совсем не изменились. Дмитрий не мог смотреть на нее. Он жмурился от стыда, от паники стал бить цепями решетку и приготовился заорать во все горло. Его затошнило. Желчь подступила к горлу, дышать стало трудно, Дима съежился и, продравши глаза, устремился взглядом в стену. Что? Здесь никого нет? — Ну и видок у тебя.       Федотов сглотнул желудочный сок, сухость во рту стала жечь корень языка. Он посмотрел в проем, где из явного увидел лишь чьи-то горящие во тьме глаза. В коридоре источники света были потушены, и сейчас в помещение с Дмитрием вошел низкий парень с русыми волосами. По телосложению походил на Алексея — достаточно худощавый, с беспорядочной прической, острыми чертами аккуратного лица и веселыми искорками в глазах. Веселыми, граничащими с необъяснимым на словах безумством. У него в группировке все как психопаты выглядят?       Когда парень прошел чуть ближе и оказался в комнате, Дима сжал зубы, расправил плечи и напряг все мышцы на животе. Что ж, от этого ненормального ударов следовало ожидать посильнее, чем от Алексея. Голубая радужка вошедшего Андрея отлила серебром. — Ты че здесь забыл? — Федотов сделал вывод, что лучше будет играть потерявшего всякий смысл бытия парня, чем срывать злость криком и угрожать Чернышеву смертью. — Тоже навестить захотел? — Три дня весишь, стало интересно, как это выглядит вообще со стороны, — Андрей звякнул связкой ключей и усмехнулся. — Совсем беспомощный, можно тебе легко перерезать горло, или можно сначала выстрелить в оба колена, а потом медленно засаживать пули в живот.       А оказывается Алексей был не таким уж и жестоким! Да уж, с Чернышевым в изощренности, вероятно, никто не конкурировал. По крайней мере Дмитрий был убежден в том, что Андрей ненавидит его больше самого Горелова. Алексей знал какую-никакую меру — где-то действительно шел на уступки, где-то применял силу, но собственными руками прикончить Федотова в его планы не входило. А вот Андрей с удовольствием бы убил Диму. — Это ты меня напугать решил? — вопросил Дмитрий. Он закрыл зрячее око прядью волос и внимательно впитывал слова Чернышева. Парень явно пришел сюда не застрелить Диму. Хотя… — Предложение интересненькое к тебе есть, — Андрей подкинул ключи и поймал их второй рукой. — Я освобождаю тебя из цепей, но, — Чернышев закинул ногу на стул и наклонился вперед, — на побег от меня после полной свободы твоих действий я даю ровно пять секунд. Эдакие прятки с повышенными ставками и более сложными правилами. После истечения пяти секунд я заряжаю пистолет и открываю огонь.       Андрей улыбнулся во все зубы, провел двумя пальцами по подбородку и отодвинул стул в сторону. Дмитрий осторожно проследил за скользящим по полу табуретом, приоткрыл рот и нахмурился. — Ну что, согласен? — переспросил Чернышев.       Федотов поднял голову и, кивнув, дал знак Андрею, что готов бросить ему вызов в этой опасной игре. — Согласен.       Чернышев хлопнул в ладоши и с немыслимым энтузиазмом выбрал нужный из связки ключ. Он подошел к Дмитрию, подхватил пальцем металлическое кольцо, жмущее чужое запястье. Оно щелкнуло, рука Федотова обессиленно упала на бедро. То же самое Андрей проделал и со второй рукой. Дима мог бы напасть на Чернышева прямо сейчас, но он выжидал момент получше. Осталось совсем немного.       Андрей открыл черный замок, и цепи, обхватывающие ступни и икры Федотова, вдруг звякнули о пол и перестали жать ноги. Колени подкашивались, хотелось разлечься прямо на полу и уснуть на ближайшие сутки. Норадреналин уже проник в его кровь, тело наполнялось энергией, желание спать вовсе пропало. Дмитрий переступил через цепи и посмотрел сверху вниз на Чернышева. Андрей отошел на середину комнаты. — Раз, — парень загнул большой палец, свободной рукой он аккуратно достал черный пистолет.       Отсчет пошел. Время остановилось. За первым гормоном последовал второй — адреналин. В глазах появились то ли звездочки, то ли свет лампы резко ударил по чувствительной сетчатке. Федотов повернул шею к убранному Андреем стулу, и тут же вернулся взглядом обратно к Чернышеву. — Два, — указательный палец примкнул к внутренней стороне ладони.       Дмитрий растопырил руки, встал на носочки и периферийным зрением заметил, как Чернышев принялся доставать магазин с патронами. Ну же, еще чуть-чуть! — Три, — Андрей перестал загибать пальцы, вставил в оружие магазин и снял предохранитель. — Четыре.       Чернышев взвел курок, как тут Федотов подорвался с места, метнулся к табурету и, обхватив его, поднял на высоту пояса. Не успел Андрей сказать «пять», как Дмитрий, замахнувшись стулом, проехался деревянными ножками по чужому боку. Чернышев, прежде чем потерять равновесие, попытался выстрелить в сторону Федотова, выронил пистолет из рук, оружие отлетело ко входу. На спусковой крючок Чернышев все-таки успел нажать, только пуля далеко не в Дмитрия попала, а проскользнула к двери, ведущей в коридор. Андрей зарычал от боли и взялся руками за табурет.       Пусть приток адреналина в голову Федотова сделал его быстрее и сильнее, однако три дня без крошки еды и сна сделали свое дело — силы с Андреем стали примерно равны. Чернышев оскалился, выгнул спину, как разозленная кошка, и хотел было толкнуть Дмитрия к стене, однако, замахнувшись второй раз, Дима ударом повалил Чернышева наземь.       Он откинул стул, хотел с победой задрать голову, но Андрей оперся руками о пол, молниеносно повел ногами вдоль ступней Дмитрия, и второй упал следом за ним. Боль в позвоночнике, истошный крик и страх при виде тянущегося за пистолетом Чернышева. Дима ногтями пытался рвать одежду на теле Андрея, чтобы остановить его, пока Чернышев пинался ногами, чтобы убрать с себя помеху в виде тяжелого Федотова. Почти девяносто — а может и все девяносто — килограмм веса затрудняли продвижение к упавшему пистолету.       Федотов открыл рот, приподнял корпус тела и, навалившись на Андрея, впился зубами в чужое плечо. Клыки, казалось, прокусили насквозь одежду и даже кожу Чернышева до самой крови, потому что невыносимое чувство боли заставило Андрея взвизгнуть и продолжить усердней тянуться рукой до пистолета. Он зажмурил один глаз, средним, самым длинным пальцем парень почти касался оружия!       Финал борьбы прервался очередным оглушающим выстрелом. Дмитрий подумал, будто это Андрей добрался до пистолета, но все оказалось совсем не так. На входе стоял запыхавшийся Горелов, который с ненавистью смотрел на обоих парней. Горелов направил дуло пистолета прямо на Федотова, а после опустил его к затылку Чернышева. — Встали, — приказал он. — Оба! Сейчас же, я сказал! Иначе пристрелю на месте обоих! — заорал Алексей.       Дмитрий оторвался от укуса и поднял взгляд. Андрей расслабил руки и оставил упавший пистолет в покое. Горелов выдохнул.