Нейротоксин

      Дмитрию показалось, что Алексей вошел в комнату с красными, как горячая человеческая кровь, глазами, сверкающими еще сильнее от тусклого свечения жалкой лампочки на потолке в середине помещения. Горелов оскалился, он дрожащими, будто от страха, руками не мог определиться, в кого целиться. Дима лежал смирно, точно парализованный, редко моргал, поглядывая то на вошедшего парня, то на Андрея. План по сбеганию из места с треском провалился. Федотов перестал надеяться на свою силу — мышцы его обмякли, стали тряпичными, и Дима тотчас свалился лицом на ледяной пол. Он закрыл веки, выжидая какого-нибудь удара или вовсе выстрела в его часть тела от Алексея.       Чернышев поднялся на ноги, отряхивая запачкавшиеся черные штаны, темно-синий свитер и даже волосы. Горелов, до смерти напуганный ни пойми чем, молниеносно опустил пистолет к голове Дмитрия, даже приоткрыл рот, чтобы лучше вдыхать пропитанный сыростью и холодом воздух, и выгнул брови. Андрей удивленно глянул на Алексея и уже хотел что-то сказать ему на ухо, но Горелов резко отдернул плечо, неистово глянул на напарника, и Чернышев, раздраженный, отошел к выходу. Алексей быстро отбросил черный пистолет Андрея ногой, дабы Федотов наверняка остался без оружия, и угрожающим шипением начал говорить: — Вставай, — Горелов стянул губы, шагнул вперед, к изнеможенному лежащему парню, и напряг горло. — Быстро! Или я выстрелю в тебя!       Дима хотел бы встать. Но не мог. А разве был смысл? Алексей и так и так его убьет. Здесь уже без вариантов. — Ну так стреляй, — фыркнул Федотов. — Чего ты ждешь? Всю жизнь мечтал об этом… — Дмитрий вдруг закашлялся, стал опираться на ослабевшие пальцы обеих рук и жмуриться от пульсирующей боли в голове, — мечтал о моей смерти. Чтобы не мешался «под ногами». Это твой шанс избавиться от проблемы раз и навсегда, — Дима снова обмяк. Он опустил голову, только в этот раз осмелился взглянуть Алексею в глаза. — Вам невыгодно иметь свидетелей.       Горелов, явно разозленный, с яростью выпустил горячий воздух через ноздри, губы у него задрожали — Дима подумал, что Алексей сейчас разрыдается — указательный палец приготовился нажать на спусковой крючок. Федотов продолжал глядеть на Горелова умиротворенным взглядом, смиренный со смертным приговором. Алексей цокнул, убрал пистолет в кобуру, после развернулся к Андрею и причудливо махнул ладонью. Чернышев брезгливо поморщил нос, закатил зрачки и облокотился на стену. — Неожиданно, — удивился Дима. — Поднимайся!       Дмитрий выпрямлял трясущиеся от боли колени. Только сейчас за эти три с половиной дня он почувствовал себя свободным. Без стальных цепей на запястьях и ступнях, сжимавших вены и выпирающие сухожилия, Федотов ощутил облегчение, несравнимое ни с чем на этом свете. Силы у парня так и не нашлись, чтобы стоять ровно, поэтому пришлось опираться руками о стену и держать ноги в полусогнутом состоянии. Так вероятность возможного падения от истощения значительно сокращалась.       Дима посмотрел на расслабленную ладонь. Запястья превратились в один большой фиолетовый, местами красный синяк, касание которого наверняка сопровождалось бы адскими болями. А если заточить его обратно в жаркие стальные кольца… Федотов даже боялся об этом думать. Нужно притвориться беспомощным. Хотя в его случае даже притворяться не стоит… — Снова к решетке прицепишь? — предположил Дмитрий. — Нам невыгодно, — съязвил Алексей. — В ближайший час тебя либо пристрелят по моей команде, либо будем разбираться с тобой по-другому.       Горелов подозвал Андрея к себе, на что парень послушно шагнул к Алексею и сказал: — Я его не понесу, — Чернышев показал руками крест в качестве протеста. — Сам дойдет, руки с ногами не отказали: ходить может. Во мне сейчас сил таких нет, какие находятся в нем. — Это был единичный случай, — спокойно пояснил Федотов. — Иногда, в чрезвычайных ситуациях особенно важного назначения, человеку необходимо собраться…       Андрей усмехнулся вперемешку с презрительным рычанием, встал перед Дмитрием, как надзиратель, и замахнулся кулаком. Он приготовился впечатать руку в живот или грудную клетку Федотова — второй замолк от страха, напряг пресс, пока… пока Алексей самостоятельно не остановил Чернышева. Андрей вскинул брови, вопросительно посмотрел на парня, и Горелов, рассерженный, ударил сначала Диму, а после и Андрея — обоих ниже пояса.       Федотов аж выпрямился. Парни стянули губы от боли, сдержанно простонали и подкосили дрожащие ноги, опуская руки к паховой области. Алексей оглядел Диму с Андреем, схватил их за шиворот и, забыв об угрозе в виде Дмитрия, стал кричать: — Какого хрена вы тут устроили?! Мне ни тебя, — он взглянул на корчащегося от боли Андрея, — ни тебя, — быстро перевел взгляд на стоящего из последних сил Диму, — нельзя оставить в этом прогнившем корпусе?! Наедине, мать вашу… Что ты с ним сделал и что ему предложил?! — громко спросил у Андрея Горелов. — Он сам согласился! Освободил его и дал пять секунд на побег, пока я не открыл по нему огонь, — сознался Чернышев. — Я бы его прикончил, если бы не ты! — возмутился он. — Если бы ты его прикончил, то вместе с ним попрощался бы с жизнью, — Алексей оттолкнул Андрея и полностью сконцентрировался на Федотове.       Дмитрий поднял свинцовые стеклянные глаза, все еще наполненные болью, и съежился. Горелов небрежно взялся обеими руками за его уставшие плечи и потянул ткань одежды на себя. Парни уставились друг на друга, и Алексей продолжил отчитывать Диму: — Что, самый умный нашелся? Так и продолжаешь жить с мыслью о том, что твои планы гениальней всех — что ты гениальней остальных людей, да? — Горелов задрал подбородок. — Дмитриев, ты не обхитришь меня, — он показал пальцем на самого себя и сделал ударение на последнем слове. — Головой думать надо, прежде чем на подобное соглашаться.       Чернышев прошипел, выгнул спину и отошел от Алексея. Федотов прикрыл веки, покорно опустил взгляд, при этом чувствуя лютое отвращение, состоящее из жгучей желчи внутри горла, но через силу Дима окончательно решил для себя выстроить из себя слабого — как снаружи, так и изнутри. — У меня больше не было вариантов на освобождение, — лаконично объяснил Дима совестливым голосом. — На моем месте ты бы поступил точно так же. — На твоем месте я бы давно выдал всю имеющуюся секретную информацию и ушел бы обратно к сотне идентичных тебе мразей в родную конуру, — рыкнул Горелов, встряхивая тело Дмитрия. — Лучше бы ты вообще в разговор с Чернышевым не вступал. — Тогда бы он вспорол мне живот, — спокойно ответил Дима. — Тут либо так, либо так. Мне, по-твоему, нужно было принимать его удар без борьбы?       Горелов ошеломленно забегал взором по чужому лицу, резко обернулся на Андрея и недовольно фыркнул. Чернышев стыдливо потупился и с дрожащими от непрошедшей боли губами задумался. Алексей не мог не признать — Дмитрий был действительно прав. Андрей бы ни за что не упустил возможности содрать с Федотова кожу живьем. — Здесь ты больше висеть не будешь, — наверно, он хотел успокоить Дмитрия, однако вероятней всего у парня было желание его запугать. Мало ли, что Алексей там придумать может… — Пройдешь со мной. — Куда? — мигом спросил Федотов. — В следующий инстанс со зверскими пытками? — Разговор есть, — Горелов помрачнел в секунду. А вместе с ним и до сих пор переминающийся с ноги на ногу Андрей. — Серьезный. Насчет твоих «санкций».       Дима совсем не понял, о чем идет речь. Но комментировать фразу Алексея он не решился, потому что еще один удар в паховую область от него получать ой как не хотелось. Он спрятал удивленный взгляд за грязными волосами, после потянул ноющие, дрожащие ступни, чтобы те не затекали, и приготовился выходить в наверняка более холодный коридор. Этот не сильный, но поистине убийственный холод будет преследовать Дмитрия в ночных кошмарах так же, как и стоящий перед ним разъяренный Алексей.       Леша вновь достал пистолет, толкнул Федотова к выходу и направил дуло огнестрельного оружия в чужой затылок. Дима сник и послушно, размеренным, ленивым взглядом подошел к дверному проему, где Андрей почти пришел в себя. Чернышев поднял свой черный пистолет с пола, выдохнул через нос и пристроился спереди Дмитрия.       Федотов сверкнул глазами. Свинцовая радужка будто стала зловеще-красной, а сам взгляд очень напоминал взбешенного, голодного волка. Ослепленный ненавистью, Дима жаждал уже не пристрелить Горелова, а задушить, при этом сломав длинными горячими пальцами его позвоночник — с хрустом и пополам.

***

—…В капсулах кетамин, — в третий раз повторил Александр, от нервозности поправляя пластырь на подбородке. — Ке-та-мин, — по слогам высказал он. — Наркотик, галлюциноген — как удобней, так и называй. К продаже допускать опасно, причем до такой степени, что уже завтра нас могут всех пересажать или вовсе пристрелить на месте. Он выявляется предельно просто, и если кто-то узнает об этом… — Ты допустишь каждую коробку, — Кирилл был на грани срыва в крик. — До единой, я сказал. И пока ты будешь этим заниматься, я лично навещу тех ублюдков. И при необходимости перестреляю всех, кто там находится!       Мельник сжал белоснежный халат пальцами, наклонился вперед, чтобы лучше увидеть написанные им же слова на бумажке, после с поражением нахмурился и оскалился. Нельзя было позволить Светскому покидать корпус. Слишком подозрительные поставки — возможно, они сами дожидаются, когда Кирилл заявится к ним в очередной раз, и готовят ему какую-нибудь ловушку. Какая же сумбурная неделя!       Александр устремил болотные глаза в пустоту, повел носом перед микроскопом и враждебно оскалился. В нем с каждой секундой закипало беспокойство, сравнимое только с ожиданием неминуемой смерти. Мельник не может допустить, чтобы случилось две трагедии разом. Нужно было предотвратить как минимум одну из них, а еще лучше, если получится взять ситуацию в свои руки и решить каждую из образовавшихся проблем. Так, Мельник осторожно начал: — Я отказываюсь, чтобы вот это, — Александр подхватил пальцами отливший на свету серебром блистер и повернулся к Кириллу, — лежало на прилавках городских аптек. Из-за наших рук помрет в лучшем случае сотня человек, в худшем — каждый, купивший эту дрянь. Чтобы по моей вине когда-нибудь погибли невинные!.. — Святоша, — закатил глаза Светский. — Из-за наших рук всегда помирали люди — хотели бы мы того или нет. Мафия — дело грязное, и далеко не такое дипломатичное, каким представляет его себе Федотов. Как бы сильно он не хотел мира… Да я во все щели трахал эту вашу дипломатию, черт возьми! Нет никаких компромиссов в этом мире, никогда не было, и никогда их не будет! — Кирилл сорвался, он положил руку на тяжелую от пистолета кобуру. — Одумайся, идиот… — прошипел Мельник. — Я не пущу тебя в корпус. В этом нет абсолютно никакого смысла, и, если у меня есть возможность остановить тебя, я ею воспользуюсь, — он встал в оборонительную стойку. — Ты не имеешь права… Даже разговаривать так со мной не имеешь права! — И что ты мне сделаешь? — Александр показал пальцем на себя. — Убьешь меня? Выгонишь к чертям отсюда? Не уж-то забыл, что тебе сказал Федотов… Никакого насилия, никаких убийств. Светский, он доверяет тебе, а ты плюешь на него и его слова!       Парни снова бросили друг другу вызов взглядом. Выглядели они, как разъяренные кошка с собакой — прожигали один другого с нечеловеческой ненавистью, будто готовы были сцепиться в поединке. Конечно, Мельник не осмелится выходить с Кириллом в битве один на один, однако провокациями и хитростью Светского взять было можно. Хотя Кирилл Александру мало чем уступал в умственных способностях. Просто эмоции зачастую брали над ним контроль, но и тут Светского можно было вполне понять. Однако, когда дело доходило до патронов со свинцовыми пулями, и в воздухе пахло порохом, Кирилл становился беспощадным.       Мельник пытался переубедить Светского, надавить на слабые места, каких он, кстати говоря, не знал, потому действовал наобум. Кирилл даже не дрогнул. Он задрал голову, свысока посмотрел на испуганного Александра и процедил: — Теперь дон мафии это я, — Светский положил руку на грудную клетку, оголил белые зубы и продолжил: — И правила здесь устанавливаю тоже я. Пока здесь нет Федотова, я сам решу, что нужно делать! — Убийством проблему не решить. Это так не работает! — Работает… Всегда работало и будет работать, — ответил Кирилл. — Ничего не изменится в этом мире, если пару мразей распрощаются с жизнью — даже лучше станет. Всегда так делал, и этот выбор борьбы меня еще никогда не подводил. Никто не понимает хорошего языка! — Не неси чушь, — Мельник судорожно выдохнул.       Кирилл развернулся к выходу, фыркнул на прощание и, сжав руки, приготовился открыть дверь лаборатории. Но Александр не был бы собой, если бы не попытался еще раз, верно? Мельник в один широкий шаг продвинулся к Светскому и схватил его за рукав свитера. — Перестань! Хватит уже вести себя, как обиженный ребенок, наркотики поставляют не они — я уверен — и ко всему этому делу они не причастны, ты сделаешь только хуже!       Время для Александра в мгновение замерло. От леденящего кровь, текущую в широких жилах, ужаса у него расширились зрачки, отвисла челюсть, а брови скосились к переносице. Он будто встретился лицом к лицу с собственной погибелью — быстрой, с красными-красными зловещими глазами. Так сейчас для Мельника Кирилл и представился, когда резко оборачивался назад и отдергивал схваченную руку.       Александр был уверен, что Светскому не составит труда проехаться кулаком по его обтянутому бледной кожей черепу или схватить за волосы и со всей силы ударить чужую голову о стену или угол деревянного лакированного стола. Мельник смирился с участью.       Кирилл в последние секунды расслабил летящую в лицо Александра руку — пальцы обмякли, вытянулись во всю длину и ударили по щеке. Светский только дал пощечину, но такую мощную, что Мельник после громкого шлепка вскрикнул от боли, попятился и схватился рукой за налитую неестественным жаром острую скулу.       Светский яростно раздул ноздри, словно собирался выпустить из них горячий пар, сморщился и раскрыл веки. Александр прошипел, затем поднял взгляд и всем видом показал, что он не собирается сдаваться. — Не смей вставать у меня на пути, — Кирилл встряхнул ладони. — Ты сделаешь все, о чем я тебе сказал, иначе подохнешь вместе с ними, — Светский показал пальцем на дверь выхода.       Мельник с рычанием выдохнул, и Кирилл удалился из лаборатории. Александр схватился пальцами за стол, поднял голову к потолку, как вдруг ударил кулаком по его поверхности, при этом издав истошный крик, в котором смешалось все: страх, неистовство и безысходность. На столе звякнули стеклом о пластиковый штатив наполненные водой пробирки, на пол упал черный, обитый изнутри бархатом кейс.       Александр опустился на корточки и поднял коробку. Он пальцем открыл шкатулочный замочек, взглянул с какой-то надеждой на маленькие кислотные дротики и зажмурился. Мельник хотел разрыдаться. Впервые за несколько месяцев: громко, с истерикой, ручьем горьких слез и воплями с просьбой о помощи. Но Александр сдержался.       Он дрожащими пальцами вытащил дротик, блеснувший острой иглой, расслабил мимические мышцы и отвел взор на револьвер. Это был его единственный шанс.       Александр не мог терять ни минуты. Мельник стал торопливо заряжать барабан револьвера мелкими дротиками с нейротоксином. Парень трясся от страха, он оружие вряд ли правильно умел в руках держать — стрелял пару раз в жизни, и то, это была лишь спортивная стрельба, а она от практической кардинально отличается рядом аспектов.       Время застыло, как кипяток в особенно лютый мороз, на коже оставалось колкое ощущение того, словно по телу, начиная с самой шеи, пустили раскаленное железо, которое горячей серебристой струйкой затекало в рукава, плавило насквозь позвоночник и застывало где-то в области болящих от частой ходьбы ступней. Александр закрыл барабан, раздался негромкий щелчок, который в этой томной тишине показался Мельнику громче выстрела под ухом.       Он поднял тревожный взгляд на дверь, опустил руку с револьвером, направляя дуло на пол, и вдруг застыл. Будто сам пораженный нейротоксиновыми свойствами, стоял, жадно пялясь в пустоту, как заставшая легкую добычу кобра, что глазами-впадинами с тонкой щелкой вместо круглых зрачков насквозь прожигала свою жертву.       У Александра не было даже кобуры, чтобы спрятать куда-нибудь бросающийся в глаза револьвер, поэтому парень сунул его в глубокий карман белоснежного халата в области груди, задрал подбородок и, открыв дверь рукой, торопливо выключил свет в кабинете. Он провернул ключ в проеме три раза, положил его в свои штаны и прикрыл веки. Синяки под глазами у него в таком положении казались похожими на яркий полумесяц в ночном небе цвета предрассветной синевы. Мельник устал. Но продолжал рисковать своей жизнью даже при мелкой надежде на спокойствие в будущем. И как же Александр крупно ошибался, когда раз за разом убегал из места в место, чтобы найти желаемое умиротворение в этом проклятом городе. — Если я не сделаю этого, — Мельник собрался с духом, накинул на себя осеннее пальто и серьезно посмотрел вперед, будто шел на войну, — никто не сделает, — торжественно закончил он и кинулся к выходу из корпуса.       Александр несся стрелой, так что поднялся легкий ветер в коридоре, вдоль которого он и бежал. Куда именно направился Светский Мельник прекрасно знал. Ему не только выдали расположение этого места, но и подробно рассказали, как именно туда можно добраться: какими путями, на чем и в какое время суток это делать лучше всего, чтобы не попасться на глаза каким-нибудь любопытным индивидуумам.       Парень часто разговаривал с другими людьми в пределах данного здания, когда выдавался свободный час времени между экспериментами или когда рабочий день заканчивался. Мельник пересекался с остальным составом каждый день. Зачастую общался с Савелием — робким юнцом, что на вид даже совершеннолетним не казался. За несколько дней Савелий разговорился с Александром. До такой степени, что все дела в мафии, известные Савелию, напрямую доходили до Мельника, а информацию парень усваивал хорошо. Даже слишком хорошо, если так можно выразиться, потому что во внимание Александр привык брать абсолютно каждую деталь.       Так, он заинтересованно повел носом к разросшемуся кустарниками можжевельника и душистыми елями местечку, слева от корпуса, зашагал туда и, словно змея, нырнул в густое скопление длинных веток. Через можжевельник пройти было достаточно легко, хотя одна из частей куста чуть ли не проехалась по лицу Мельника, оставив бы там либо рваную рану, либо покрасневший или вовсе выколотый глаз. Однако Александр сумел выбраться на другую сторону без малейшего повреждения.       Парень боязливо огляделся. Никого. И машины мимо даже не проехало, в ушах стояли шум одного только леденящего тело ветра, редкие шаги аккуратно ступающих на грунт ступней и собственное сердцебиение. Он расправил стянутые плечи, вдохнул прохладного воздуха и выпустил изо рта плотный клуб пара. Александр перешел пустую дорогу, прижался спиной к стене жилого здания и перевел дух. Вскоре Мельник продолжил путь, держась по левую сторону мертвого квартала. Резко захотелось пить, но он оставил желание лишь у себя в голове и сглотнул.       Коридоры домов здесь, казалось, были совершенно непроходимы. Кварталы шли за другими кварталами без малейших перерывов на магазины или забегаловки, вдоль них свистел воздух, звуками напоминая суровую зимнюю пургу, ржавые детские площадки, наполненные лишь одиночеством и тоской по беззаботной юности, казались со стороны устрашающими и чужими. Для незнакомого с окрестностями города человека это место покажется настоящим лабиринтом, по которому ориентироваться можно будет только при помощи навигатора. Александр же ходил через пятиэтажки уверенно, ловко пробираясь на нужный ему маршрут.       Когда глаза поймали долгожданную станцию метро, он сжал зубы, на всякий случай проверил револьвер и вышел к людям, дрожа от страха быть кем-то замеченным. В такое-то время рабочих в метро наблюдалось ничтожно мало, поэтому остаться полностью незамеченным оказалось задачей достаточно легкой. Однако боязнь за собственную свободу, дальнейшие последствия и возможный плачевный исход заставляли Александра встряхивать головой, поджимать губы и в очередной раз прокручивать в голове тысячу раз повторенный план. Он должен сработать.       Александр спустился по эскалатору к железнодорожным путям, с опаской разглядывая каждого рядом стоящего человека, осторожно подошел к столбу и скрылся за ним, чтобы его точно никто не видел. Интересно, такими движениями он может вызвать подозрение других людей? Вероятно да, но сейчас это никому не было нужно. У всех головы были забиты работой или разговором с кем-нибудь.       Рев надвигающегося поезда заставил Мельника поднять взгляд. В помещении поднялся ветер, обдувший растрепанные ранее волосы Александра. Парень моргнул и оторвался от колонны, чтобы подойти поближе к вагону. Поезд противно скрипнул, так что Мельник даже прищурил от звука оба глаза, вскоре остановился, и Александр зашел в транспорт, разглядывая практически пустые места. Он решил присесть и опустить голову, так чтобы волосы свисали на глаза.       С момента объявления розыска Александра не прошло и года, однако смириться с собственной участью Мельник отказывался до последнего. Его сильно напрягал тот факт, что приходилось раз за разом прятаться от людей, искать работу с особой осторожностью и общаться с кем-то только в крайней необходимости. Найденный синдикат дал ему надежды на более или менее спокойное будущее, но каждый шаг вел к тому, что и эта размеренность очень скоро разрушится, как айсберг под парниковым эффектом.       Время тянулось медленно, как затвердевшая от холода приторная нуга в конфете, а беспокойство Мельника продолжало расти с каждой секундой, оно становилось все выше и выше, практически достигая кульминационной точки. Сердце делало вдвое больше положенных ему ударов в минуту, парень все время выдирал заусенцы на уже поврежденных участках кожи на пальцах, порой делал это до самой крови, отдирая вместе с тоненькими белесыми жгутиками и здоровую кожу. Когда Мельник взглянул на свои кисти, то мигом заметил, как дрожащие длинные пальцы окрасились в багровый. Все было испачкано в кровавых отпечатках его пальцев, которые он мигом принялся оттирать, чтобы никто вдруг не заметил раны. Увлеченный делом, Александр смог дождаться остановки поезда на нужной ему станции. Благо, метро в Питере ходило хорошо, без перебоев.       Мельник пересел на следующий поезд и оскалился, напрягая каждую болящую мышцу уставшего от побегов тела. Александр часто проверял карманы пальто, хотя прекрасно помнил, что ничего особенного, кроме тысячи российских рублей там не лежало. Громкое рычание подземного поезда всегда напоминало ему какого-нибудь хищного лесного зверя, а шум метро зачастую негативно сказывался на его чувствительных ушах. Он очень не любил данный вид транспорта, но в силу обстоятельств выбирать парню стало попросту не из чего. Это дело чрезвычайно важное и требовало от себя максимальной концентрации и скорости. Сам Мельник медлительностью не отличался, потому среагировал и разрешил все достаточно быстро.       Голова очень плохо соображала. Все было забито кетамином в капсулах с лекарствами, внезапным исчезновением Федотова и Светским. Да, и за Кирилла парень переживал в первую очередь, потому что понимал, что скорее всего Светский был обречен на скорую смерть, которая могла произойти с минуты на минуту. Ну почему нельзя сделать так, чтобы поезд ехал быстрее?!       На улице пошел град. Проезжие части так и не наполнились машинами, они остались относительно свободными, движение по дорогам было умеренным. Светский пару секунд проследил за проехавшим мимо него черным автомобилем, с опаской прикрыл веки и фыркнул. Сейчас ему было немного не до безопасности остаться максимально незамеченным. Кирилл поправил наплечную кобуру, прошел в серый, недружелюбный район без намека на живое место и растопырил пальцы, словно готовился вцепиться в чью-нибудь шею.       Светский убрал волосы назад, дабы не мешались, размял плечи, слегка потянул ноги, будто перед пробежкой, и выдохнул через нос. Из ноздрей выступил почти прозрачный белый пар, из-за чего парень стал напоминать рассердившегося красной тряпкой быка на корриде. Он направлялся к одному из самых высоких в округе зданий, вход в которое был ограничен одной-одинокой убогой металлической дверью. Ни надписей с названием эдакого предприятия, ни малейшего намека на возможную принадлежность дома к государственной или частной компании — совсем ничего не было. Сложенные аккуратно друг на друга бежевые кирпичи, дверь и грязная улица с кучей пластикового мусора.       Кирилл зашел внутрь, как к себе домой — ни постучался, ни предупредил кого-то заранее о своем приходе, даже вежливо «здравствуйте» присутствующим здесь людям не сказал. Да что там, он открыл дверь, выражаясь более понятным языком, «с ноги»: от ярости, верно, заехал по ней своим широким черным ботинком сорок третьего размера, якобы заменяя этим действием аккуратный стук костяшками, мигом опустил ногу обратно на землю и живо распахнул дверь, смотря на каждого сверху вниз — гордо, с осуждением и открытой ненавистью. — Шерман… — рыча, начал говорить Кирилл; дверь в этот момент сзади него захлопнулась, весь состав поднял свои то ли испуганные, то ли заинтересованные глазенки на вошедшего. — Где Шерман?! — не выдержал он. — Кирилл, ты весь народ распугаешь своими криками, — шикнул выглянувший из-за угла мужчина с седыми, как паучий шелк, волосами. — Не здесь скандал очередной поднимать же… Пройдем ко мне в кабинет.       Странно. Он вел себя так, словно Кирилл приходил в это место со злым настроем каждый божий день, и сейчас это стало не исключением. Что ж, Шерман принял Светского спокойно — слишком спокойно как-то даже. Лицо мужчины не выражало ни одной известной Светскому эмоции, а потому предугадать то, что Шерман мог замышлять или в каком настроении пребывал, представлялось Кириллу действительно невозможным.       Светский громко прошел вперед, навлекая на себя ненужные взгляды со стороны рабочих. Кто-то уже начал беспокойно перешептываться, остальные либо закатили глаза, либо вовсе проигнорировали приход агрессивного самозванца в корпус. Стук подошвы о пол раздражал Кирилла. Как только он выскажет этому поганому Шерману абсолютно все, что разузнал от Мельника, в лицо, Светский, наверняка, не выдержит и направит дуло заряженного пистолета в его бесстыжее рыло и с блаженством внутри нажмет на спусковой крючок!.. Ох, если бы все так и было на самом деле! — Что тебе нужно? — вопросительно выдохнул Шерман, складывая руки в карманы. Он не чувствовал возможной угрозы, исходящей от Светского. И это злило Кирилла еще больше. — Ты решил, что своими махинациями сможешь засадить всех до единого за решетку? Потому что платят мало… — Светский сжал кулаки. — Ты сам все знаешь, не притворяйся идиотом. — Честно тебе говорю, — Шерман повернулся лицом к парню. — Понятия не имею, — голос фальшивый, жалостливый и до дрожи в желудке мерзкий. — Сейчас сядем, вместе закурим американские папиросы, как в старые добрые, и ты мне подробней свою проблему изложишь. По пунктам.       Кирилл оскалился и сделал вывод, что промолчать будет лучше. Совсем скоро он избавится от этого противного алчного старикашки.       Они зашли в пахнущий свежеспиленной европейской елью проветренный кабинет. Запах смолы и древесной свежести на мгновение отвлек Светского, однако через секунду он продолжил пилить Шермана черными глазами, внимательно наблюдая за каждым его движением. Пожилой мужчина сел за свой стол и показал ладонью на стул. — Присаживайся, — сказал он. — И убедительная просьба называть меня по имени, а не по фамилии. Меня немного смущает то, с каким шипением ты выговариваешь первую ее букву. — Михаил, — процедил Кирилл. — Из-за твоих выходок ты вынудил прибыть к тебе на участок одному, без малейшей охраны, и даже не осведомив об этом Федотова, — Светский уселся на стул и положил ногу на ногу, демонстрируя мужчине то, с каким наплевательским отношением он к нему прибыл. — Так у вас Федотова же грохнули, — Михаил достал из лежащей напротив него пачки одну сигарету и чиркнул кремниевой зажигалкой. — У нас уже такой слушок неприятный прошел. А на деле то, что произошло?       Светский вздрогнул. Беспокойство за Дмитрия пробрало Кирилла до жара, сравнимым со стоградусной температурой в воде, он широкими глазищами взглянул на только что задымившуюся сигарету, горький запах жженого табака от которой мигом ударил ему в нос, затем взглянул и на самого Шермана — беспардонного, некрасивого на вид и будто бы заинтересованного в дальнейших словах Кирилла. — Тебя это не должно касаться, — буркнул Светский. — Как и остальных людей. — Небось переживаешь, — протянул Михаил и подвинул пачку сигарет к парню. — Закури и расслабься. Судя по твоим словам, он еще не помер и не покоится где-нибудь на дне Ладоги.       Кирилл дотронулся до кармана расстегнутой куртки. Там все еще лежала нераскрытая пачка, которую кинул ему Мельник. Он вспомнил об Александре и нахмурился. В душу прокралось опасение. — Я пришел не болтать с тобой обо всем подряд, — Светский небрежно отбросил от себя сигареты обратно к Шерману и нагнулся вперед, поставив ноги на пол. — Хотелось показать тебе кое-что интересное. Связанное с твоей поганой кампанией.       Кирилл достал помятую упаковку противовирусных препаратов, живо открыл ее и вынул сребристый блистер с одной раскрытой ячейкой. Под давлением его пальцев неприятно скрипнула фольга; Светский вынул капсулу темно-песочного цвета, взял ее в два пальца — указательный и большой — и, громко поставив локоть на поверхность стола, показал пилюлю Шерману. Михаил лишь выпустил сероватый дым изо рта, с непониманием взглянул на капсулу и спросил: — Что такого? — Михаил подвинулся поближе, ища какие-нибудь незаметные дефекты. — Я не вижу здесь ничего необычного.       Кирилл закусил губу. Он сломал пилюлю пополам, схватив ее концы пальцами обеих рук, после опустил полую оболочку, откуда на стол высыпался белый порошок. Шерман с согнутыми к переносице негустыми бровями пару секунд посмотрел на сыпучий порошок, расправил плечи и поднял глаза на Светского. — Сначала там был паленый интерферон, — Кирилл прекрасно запомнил все, что ему говорил Александр, и стал рассказывать Михаилу о всех наблюдениях Мельника. — Затем в капсулах обнаружили кетамин. А дальше что будет? Пустую оболочку поставлять начнешь? — Светский сощурил веки. — Знаешь, Федотов достаточно умным путем пошел, раз нашел в краткий срок человека, который прекрасно разбирается в химии и микробиологии. Пятьдесят процентов поставок оказались недопустимыми к продаже, и эту проверку совершили не вы — хотя вы обязаны это делать! — а наш соучастник, — Кирилл положил руку себе на грудь и моргнул. — На днях он рассказал мне о том, что здесь находится наркота.       Шерман напрягся. Видимо, тот не ожидал, что Федотов пойдет на такие крайности и продуманные шаги для решения экономических вопросов. Михаил еще раз посмотрел на белый порошок, потушил сигарету о почерневшую пепельницу и склонил голову к левому плечу. По Светскому было видно, что тот готовился встать на ноги. — Идем со мной, — Михаил поднялся и отошел от стола. Мужчина вновь стал спокойным, как морской штиль. — Куда? — бросил Кирилл. Он встал со стула. — Думаешь, я потерплю такого халатного отношения к себе и всей организации в целом? — обстановка накалялась, Светский машинально приподнял руку. — Зачем ты это сделал?!       Шерман встал у входа и открыл дверь. Он повернулся к Светскому передом, поморщил морщинистый от старости нос и приоткрыл рот. Кирилл, будучи под наплывом невиданной давным-давно злости, хотел уже взять пистолет и выстрелить в колени Михаила. Шерман вытянул руки вниз, сделал пару шагов назад и промолвил: — Мои доводы… — Михаил опустил взгляд. — Ты вряд ли сможешь их понять. У тебя варварские методы решения проблем. Сначала убил одного, — Шерман впервые за это время проявил хотя бы одну яркую конкретную эмоцию — осуждение. — Потом приказал своим шавкам пристрелить другого… Светский, ты нерационален. — Федотов объяснял тебе все словами, и ты ничего из них не понял, — продолжал рычать Кирилл. — Поэтому в силу я пустил действия. Радикальные и жестокие, потому что по-другому ты ошибку свою никогда не усвоишь. — Какие вы все-таки странные, ребята, — Шерман словно расслабился. — Мне кажется, давно можно было понять одну очевидную вещь, — мужчина сверкнул злым взором. — Я вам не союзник.       Михаил резко убрал руку за пальто. Кирилл вдруг испугался, замешкался, и это ошеломление стало его роковым моментом. Только Светский коснулся рукой кожаной наплечной кобуры, как Шерман уже направил пистолет на лоб Кирилла. Парень поднял брови, раскрыл веки от страха и замер. — Руки вверх! — вскрикнул Шерман. Он снял предохранитель. — Два шага назад!       Светский громко сглотнул и понял, что опоздал. Он послушно поднял руки, отошел ближе к стулу, на котором сидел буквально полминуты назад, и захотел было что-то сказать, однако Михаил его перебил: — В следующий раз прячь кобуру получше или хотя бы сиди с застегнутой курткой, — фыркнул Шерман. — Что, думал седой старикашка не сможет противостоять амбалу по типу тебя? Тебе почти тридцать лет, а все еще наивен, как детсадовец. Считаешь себя лучше других… сильнее, умнее… — Не будешь же ты стрелять в невооруженного, — торопливо высказал Кирилл. Он старался успокоить Михаила, заставить его сложить оружие. — Хочешь подумать, я собирался использовать пистолет против тебя? — Светский лгал. Нагло и очень заметно. — Ты действительно меня за несмышленого принимаешь? — Шерман закатил глаза и взвел курок. — Лучше бы ты молчал. — Михаил, на улице находятся мои люди, — продолжил заговаривать его Кирилл. — Если они узнают обо всем, то прикончат на месте и тебя, — Светский начал дрожать, как на морозе. — Кирилл-Кирилл, — Шерман закрыл один глаз. — Думаешь, я бы направил на тебя дуло пистолета, если бы до конца не разобрался, в каком именно составе ты пришел? — мужчина оскалился. — Ты в жизни бы не додумался устроить такую «засаду», — он выпрямился и приготовился нажать на спусковой крючок. — Да встретят тебя в Преисподней «великие» сицилийцы Коза Ностры, Светский.       Выстрел. Какой-то тихий и… совсем безболезненный? Кирилл с непониманием нахмурился и выдохнул. В груди никакого тянущего ощущения не было, голову не разорвало на части от проникшей в череп пули. Да вообще ничего не случилось! Светский как был целым и невредимым, так им и остался. Михаила что-то остановило.       Шерман прошипел, видимо, от боли. Он стянул губы и как-то странно замешкался на месте, будто тот больше не мог стоять ровно на ногах. Светский настороженно склонил голову, как тут парень заметил, что зрачки Михаила стали сужаться. Кирилл не осмелился ступать вперед, но продолжал внимательно следить за Михаилом. Шерман расслабил пальцы — пистолет мигом выпал из рук и упал с грохотом на пол, мужчина то ли с безразличием, то ли с фальшивым из-за ссуженных зрачков ужасом во взгляде посмотрел в глаза Светского, открыл рот и замертво упал: ноги обмякли, руки опустились. Кирилл посмотрел на лежащего Михаила и думал лишь о том, живой он или нет.       Вдруг послышались торопливые шаги. До жути знакомые, однако Светский уже был наготове, успел достать пистолет и с серьезным, но все еще напуганным лицом направить дуло к дверному проему, изредка поглядывая на обездвиженного Шермана.       В поле зрения ворвался белый кусок ткани, и Кирилл сразу же понял, что это совсем не тот, кто пришел его пристрелить вместо Михаила. В проеме показалась сначала нога, а после и все остальное тело с встревоженным лицом Мельника, на котором вдруг промелькнуло облегчение. — От меня не скрыться, Светский, — Александр пусть и был до смерти напуган, но даже так на лице его проскочила какая-то странная улыбка — искренняя, совсем не лучезарная и не веселая, но все-таки дружелюбная. — Лучше поработай над секретностью всей имеющейся при тебе информации.       Кирилл вдруг тяжело выдохнул, опустил пистолет и впервые за несколько дней улыбнулся. Со страхом, лютой тревогой, но тем же неоднозначным дружелюбием, каким одаривал его сейчас Мельник.