***
— Она думает, что если она не умрёт, то умрёшь ты, а потом наступит апокалипсис, — говорила Семь, пока они бегали по улицам около кафе и работы Восьмой, надеясь, что она просто пьёт горячий напиток в каком-нибудь заведении. — Отец с ней сказали мне убить её, если она не сможет погибнуть во время, предусмотренное ей судьбой. Это их запасной план. — И что это за время и судьба? — спросил парень, дёргая сестру за поворот. — Она не сказала, чтобы никто не смог воспользоваться этой информацией. Даже Харгривз старший не знает, чтобы, например, ты не смог это выпытать у него. — Умно, — хмыкнул парень, останавливаясь и оглядываясь по сторонам. — Почему ты не поставил ей жучок? — Она бы всё равно его обнаружила и избавилась от него. Её рефлексы не должны дать ей возможность помереть. Они должны заставить её расщепиться. Если мы успели, конечно. Я успел отключить ловушку. — Она, кажется, контролирует это. — Нет, она и существует, и не существует одновременно. Если в неё выстрелить, они просто попадут и не попадут в неё одновременно. Последнее желание — выжить или нет — за мозгом, на который действует инстинкт самосохранения. Хотя его у неё нет, по опыту говорю. Её мозг может решить это за неё быстрее, хотя она контролирует его в отличии от нас, что по ней не скажешь. Не знаю, кто выиграет в её битве за смерть. Я не понимаю, как работает её мозг из-за силы, после всех экспериментов на нём и свалившейся информации. Ни черта не понимаю. Поэтому ты права, а я просто пытаюсь себя убедить в том, что она не умерла, — закончил парадоксальный ответ парень, метаясь с сестрой по улицам. — Я тоже не понимаю её. Но мы же её семья. Никогда не думала, что ей бывает плохо. Она всегда казалась такой сильной, игнорировала все нападки, добилась того, чего хотела, построила ослепительную карьеру, в отличии от меня, а теперь она хочет убить сама себя. Я ужасная сестра. После моей книги, у неё на работе, наверное, было много проблем. Вряд ли кто-то в серьёз захочет воспринимать девочку с расстройством аутистического спектра и психологической дисграфией, которая, как я думала презирает семью. Я даже твоё исчезновение объясняла её поведением. До сих пор не понимаю, что происходит между вами. Я знаю, что ей пришлось закрыть много своих легальных исследований из-за всплывшей информации, которую пытались прикрыть. Тем более, я же тоже была причиной апокалипсисов, грубо говоря, но она ни разу не злилась на меня, как Диего, не держала меня взаперти, как Лютер, не попыталась меня убить, хотя, когда речь зашла о ней, попросила это сделать, если не сможет сама. — Её мозг обманывает её, подсовывая чувства вместо аргументов, я думаю. А она не понимает ни свои, ни чужие переживания. Поэтому мозг бы просто не дал ей найти причину на твоё убийство, зато против убийства себя она не протестует, потому что не понимает, что просто привязана к вам и самоотверженно пытается защитить своих близких. Всё просто. Её мозг намного умнее её, меня, всех людей и искусственных интеллектов. Если бы Бог был человеком, то это бы был он: создаёт мир, а потом не понимает чувств созданных им людей, пытается сделать как лучше. А учитывая, что она помешена на ветхом и новом завете, она, возможно, уже давно считает себя самой большой грешницей, для которой смерть — меньшая из зол. Знаешь, она же считает себя настоящим Вавилоном, городом грехов — это ли не смешно! И её же вера в Бога даёт надежду, что она не станет добавлять к своим грехам ещё и самоубийство. Может, поэтому ей важно, чтобы её убил кто-то. У неё нет рефлексии, как размышления о своих переживаниях. Она не анализирует слова, которые впитывает. Если бы она это делала, то рано или поздно сошла бы с ума, потому что в ней слишком много информации. — Я заметила, она стала менее стрессоустойчивой. Она накинулась на меня. Знаешь? Накинулась, хотя в прежнее время бы просто проигнорировала. — Да, мне кажется, это из-за того, что она узнала слишком много. Она обладает слишком большим объемом знаний. Она взаперти этих слов и своего разума, а её телу всё ещё шестнадцать. Но она замкнута, никогда не говорила с людьми нормально и всё скрывала. Она уже поседела из-за стресса на организм при эксперименте. Сейчас на грани снова её тело, мозг и сознание. — Какого эксперимента? — но резкий свист шин заставил их обернуться. На другой стороне дороги остановилась машина, из-за которой ничего не было видно. Семь с Пятым рванули туда через переход в шести метрах от них. Когда они стали оббегать место аварии, то увидели лежащих на асфальте Восьмую и двух мужчин с ребёнком. Они были поцарапаны, но, кажется, уже приходили в себя, поднимаясь. — Чёрт, блондинка, будь аккуратнее, — шикнул на неё длинный мужчина и, хватая ребёнка, убежал дальше по улице с другом. — Вы в порядке, мисс? — из окна машины высунулся амбал, сзади которого сидел статный человек в дорогом костюме, искоса смотря на девочку. — Да, простите, за неудобства, но не могли бы вы переехать… — не успела договорить блондинка, как подбежал её брат с сестрой. — Мы нашли её, — сказал Пятый, хватая девушек за руки и телепортируя их в академию. — Ваня, звони всем, — сказал парень, поднимая Восьмую за руку из всё ещё лежачего положения. Но тут, его потеснили сзади, захватывая девочку в объятия. — Чёрт, Восемь, мы так волновались, — утыкалась в плечо сестры брюнетка. Но её грубо толкнули. — Какого лешего, вы сделали? — огрызнулась Восьмая, толкая снова, от чего Пятый, за запястье потянул Ваню за своё плечо. — Ты делаешь то, что хочешь, мы делаем то, что хотим. Ты нарушаешь договоры, мы тоже в праве сделать это, — встал между сестрами парень, которые не были настроены на спокойный разговор. — Ты ничего не понимаешь, — порывисто обвела руками холл на первом этаже Вавилон. — Так расскажи мне. Слова людям нужны не только, чтобы книги писать, но, и чтобы общаться, — Пятый вёл себя терпеливо и серьёзно, как ни странно, он даже не хотел сейчас сорваться. — Ты скажешь, что я опять сошла с ума, — выдохнула Восемь, понимая, что сейчас ничего не изменишь. Нужно было закончить разговор побыстрее, чтобы план не пошёл коту под хвост, хотя он уже выбрал это направление. — Ты не умеешь читать мысли и видеть будущее, напоминаю. Но она уже не слушала. Единственное, о чём она думала, было то, что пока Ваня звонит, они останутся наедине, а Пятый быстро теряет над собой контроль. Значит, никто не остановит его, если кто-то выведет его из себя. — Оу, мне даже без таких способностей не трудно сказать, что будет, и о чём ты думаешь. Во-первых, ты умрёшь. Наверное, наедешь на того, кто тебе не по зубам, — она шагнула к нему и толкнула пальчиком его плечо. Он не ожидал, что будет так больно, поэтому поморщился. Она применяла изменение гравитации на себе, делая свою руку намного тяжелее. Но так-как у неё не было силы Лютера, она делала это аккуратно и по чуть-чуть, только в сам момент удара. — Ты ведь любишь думать, что всегда прав, что сильнее всех, что ты всем нужен, что без тебя все умрут. — Кажется, ты перечисляешь свои недостатки, а не мои, — ухмыльнулся парень, ощущая ещё два толчка в ключицу. Скоро появится несколько глубоких, но маленьких синяков. Казалось, у парня был иммунитет на все обидные слова. Он смотрел на неё как на щенка, который узнал, что у него есть клыки и когти, и теперь выпускал их, пытаясь устрашить. Пятому было забавно то, как его провоцируют. Уроки что ли начать давать? Сама же потом залечивать будет. — Я думала, ты более разумен. — Ты просто не знаешь, чем мне угрожать, чтобы я тебя убил, поэтому забрось эту затею, — он подошёл к ней и обнял, а она приняла объятья на этот раз. — Я не умру, мы остановим апокалипсис, и всё будет хорошо. Просто доверься мне, я обещаю, что мы всех спасём. Но не так как ты это хотела сделать. Ужасный план, в курсе? — Я больше не знаю, что делать, — он почувствовал влажность у галстука и руку, сжимающую пиджак на спине. Её волосы щекотали сонную артерию, а нос упирался в ключицу. Парень заметил первые всхлипы и кивнул Ване, которая только что вошла в зал. Сегодня он готов взять на себя обязанность утешить сестру. Он знал, что сегодня сможет её понять и успокоить. Он уже взвалил один раз ответственность на Ваню, вышло не совсем то, чего он ожидал. Ваня совершенно не киллер, а Вавилон приняла её заботу и понимание за готовность сделать всё, что она попросит, даже взвалить на себя груз убийства собственной сестры. И если его Восьмёрка хочет киллера, обращаться нужно было совершенно не к тому человеку. А она снова его игнорирует, а он даже злиться не может. — От моей смерти зависит и апокалипсис, и твоя смерть. Какое-то из этих событий зависело от места и времени моей смерти, какое-то нет. У тебя ещё есть шанс выжить. Убей меня, пожалуйста. — Я не могу, ты нужна мне живой, — Пятый нажал на кнопку, снова закрывая ловушку, чтобы она не сбежала. — Клаус сможет слышать меня и мои силы тоже проявятся. Убей меня, — они переместились в его комнату. — Я хочу тебя чувствовать. Я не убью тебя. Ты защитишь меня. Мы защитим всех остальных. — Ты был киллером в комиссии времени. Так сделай свою работу и убей меня, чтобы сохранить хронологию, — наконец-то просит она о помощи. — Знаешь, у тебя не очень хорошо получается придумывать планы. Надеюсь, ты с этим согласна, — в плечо неубедительно хмыкнули. — Поэтому давай этим займутся профессионалы, как ты сама сказала. — Здесь нечего думать, ты же меня ненавидишь, так убей меня. — Я тебя не ненавижу. Я сто раз говорил, что люблю тебя. Я не трахнул бы того, кого ненавижу, — начинал закипать парень, от идиотской ситуации, но всё равно улыбался. — И я не убью тебя, — выдохнул он ей в волосы, поглаживая по позвоночнику, пытаясь расслабить напряжённую спину и плечи, которые содрогались уже чуть медленнее. — Да плевать я хотела на это дебильное слово — любовь! На мне его нет! — вырвалась она из объятий, толкая в грудь руками. — Стой, это чувство, причём тут слово?! Как это на тебе его нет? — прикрыл глаза Пятый от глупости сестры, которую уже было невозможно слушать. — Если «на тебе его нет», зачем тогда так стараться? — Потому что везде оно! — трясла ладонями у головы Восьмая. — На тебе! На Ване! Эллисон, Лютере, Клаусе! — показывала она этими руками в комнате в разные стороны, будто бы братья и сёстры сейчас находились рядом. — Диего, в конце концов, — хлопнула отчаянно по бедру девушка. — Эти дебильные книги, которые ты заставил меня читать, полностью состоят из него. Я стараюсь для вас, чтобы вы его сохранили, — показала она напряжённым пальцем между глаз Пятого. — Чтобы мир сохранил, — перевела она жест на окно. — Ведь вы так цените это чувство! Так почему бы вам не остаться в живых лёгкой ценой хоть раз?! — опустив беспомощно уставшие руки, но подняв брови, взглядом прося понять её. — В смысле на мне? — не понял Пятый с самого начала её истерики, прерывавшейся всхлипами и слезами, затекавшими в рот. — Да вот же! — тыкнула она его в грудь, прерывисто выдохнув. Парень посмотрел туда, куда ему указали. Он вглядывался в пылинки на форме, ни черта не понимая. Пальчик вжимался в ткань пиджака, после медленно опускаясь. — Это эмблема Академии, — он снова перевёл ошарашенные глаза на вновь вспыхнувшую как спичка Восьмую. — Да, не попала, оно плавает же! — закатила глаза она, от чего парень невольно чуть не засмеялся от комичности ситуации — Восемь орёт на него и говорит какой-то бред. Это слишком невозможно, чтобы быть правдой. Злая и вздорная вконец — Пятый в какой-то момент ошибся вселенной? — Хватит придуриваться! Парень стоял как вкопанный, уставившись как баран на новые ворота. Слово на нём и на всей его семье, которое плавает на груди? — Окей, — протянул он, всё ещё не доверяя сестре. — Что ещё на мне написано? — Я не тупая! Я умею читать! — Просто прочитай, Восемь, — терпеливо продолжил он. — С чего начать? Может мне отойти и глаз один закрыть? В логопеда или окулиста поиграем? — бросила она руки в воздух раздраженно. — Просто начинай сверху, — всё ещё спокойно повторил просьбу-приказ парень. — Хорошо, папочка, — съехидничала девочка, и Пятый снова усомнился в её психическом состоянии. — Пятый. 174. 17. IQ 198. Ненависть. Любовь, — спускалась она к груди глазами, — Время. Пространство. 1… — Подожди, что значит один? — запутался собеседник, как будто ему сейчас что-то говорили на другом языке, который он понимал только на низшем уровне — неприятное чувство. — Это значит первый из двух Пятых. Ты что, сам не знаешь, что на себя нанёс? — Я ничего на себя не наносил, — начал отрицать он то, что казалось очевидным для сестры. — Совсем за глупую меня считаешь? — спросила она, но потом решила пояснить для одарённых. — Мы те, кем мы являемся и то, что мы говорим. Тебе шестьдесят два, а ты не в курсе? — девушка засомневалась в таком повороте событий, но допустила. — Вы явно не словесно решили, кто главный. Ты первый, потому что это ты переместился, а не второй. Ты являешься первым в этой Вселенной. — Так вот как ты нас отличала? Читала нас как открытую книгу? — вдруг осознал Пятый всю ситуацию. — А как же ещё? Вы практически одинаковые, да, но на вас есть разные слова, — начала она разглагольствовать. Но Пятый, которому нужны были сухие ответы и факты для подтверждения своей уже сформировавшейся теории, её перебил: — Восемь, у тебя всё состоит из слов? — Как и у всех, — теперь уже девушка стушевалась. Она не понимала, к чему ведёт Пятый. — А здесь? — парень поднёс левую ладонь к девушке на уровень лица. — Рабочая, — не думая произнесла Восьмая, пробегая глазами слева направо, будто что-то прочитывая. И Пятый понял, что это и было правдой. Чёртовой правдой, которая расставила всё на свои места. — Что это значит? — напрягая желваки от осознания того, что потратил шестьдесят лет на разгадку задачи под номером Восемь, спросил парень. Чертовых шестьдесят лет, которых бы не было, поговори он с ней, а не ненавидь за проделки её же силы, которую она не могла осознать. Хотя его вина тут всего наполовину — она тоже не горела желаниям проводить переговоры. — Ну, ты же левша. Подожди, ты этого не видишь? Ты ослеп? Но как тогда, ты меня находишь? — подлетела Восемь к нему, маша перед лицом рукой. А он видел маленькую девочку. Одинокую и взволнованную девочку, хвостик которой колышется в стороны, а тонкие пальчики мельтешат. И сердце щемит от этой картины, потому что она продолжает смотреть не в его глаза. Маленькая девочка, которая ничего не понимает и которую никто не понимает. — Я не ослеп, Восемь, это ты видишь мир другим. Она его никогда не трогала за лицо, она не осознавала, что ощущения обманывают её. Она даже никогда не видела, как он улыбается ей. Она только слышала слова, на которые Пятый никогда не был скуп. — В смысле другим? Другим в отличии от чего? — не поняла девушка, у которой начиналась паника. — Конкретно опиши, что ты видишь, — скомандовал Пятый, садясь на кровать перед блондинкой, не поднимая на неё взгляд — Слова. — А формы? — Формы из слов. Твоя форма из слов «кожа», «пиджак», «шорты», «гольфы»… — перечисляла она в забвении, успокаиваясь, и продолжила бы, если бы её не окликнули. — Слова «кожа» выглядывают из слов «пиджак», очерчивают твои запястья и горло. Твоё имя ползает и увеличивается, называние твоей силы, твоего интеллекта. Все они путешествуют от груди до головы. Слова расползаются от слова «грудь», когда ты дышишь, от слова «рот», когда ты говоришь, от предплечья, когда ты сжимаешь его в локте, увеличиваясь, когда ты подносишь запястья ближе или говоришь о них… — опять самозабвенно начала список девушка. Ожившая форма. Форма чего-то без души и капли человечности.Они для неё двигающиеся сосуды для слов, выплёскивающиеся изо ртов, как из вскипевшего чайника полного воды. Целый аттракцион — выхватить буквы из этого кавардака и прочитать их. Татуировки, которые паровозами с составами букв тронулись и теперь притворяются людьми. Таблицы наполненные данными. Полные формальности. Без верификаций. Определённые и абсолютно не похожие на настоящих людей. — Что я сейчас делаю? — Ты сидишь на слове «кровать». Точнее, на «покрывале». Твои слова «ноги» обтекают слово «покрывало» и стекают по нему к «полу». «Руки» лежат на «коленках». Слова «локоть» на руке и обволакивающее «пиджак» разбиваются от давления на более крошечные. Пять понимает, что так появляются складки на одежде, а сам выглядит сейчас скорее как разукрашка, только вместо сплошной линии рваный пунктир из слов. Глаза. Ему важны глаза. Почему она не смотрит в них? «Они двигаются чаще остальных слов», — понимает он сразу, ввинчивая взгляд в пол, стараясь не смотреть даже на её ботинки. Восьмая отвлекалась, мгновенно ныряя под слова, которые были рядом постоянно, расслабилась. Она читала, плавала между них, а потом её будто оглушили, как рыбу, выбрасывая на берег. Она вспомнила слова, которые произнёс он совсем недавно. — Я не понимаю, Пятый, что значит «другой мир»? — казалось, девушка начинает задыхаться на суше, а глаза не спеша бегать от парня к мебели, сравнивая, проверяя, всё ли на месте. Потому что она не верит, что есть что-то кроме этого. Не верит, что знает не всё. — Успокойся, я пытаюсь понять. А когда я тебя целовал? — он поднял на неё свои грустные отчаявшиеся глаза. — Что ты видела? — он промолчал, пытаясь выбирать слова. Чёртовы слова. — Что ты чувствовала? «Прошу, посмотри мне в глаза и скажи, что ты снова плохо шутишь.» Сколько ей не объясняй простые для них, обычных людей, понятия вроде «поддержка», «привязанность», «любовь», она никогда их не поймёт, потому что не увидит их проявления своими глазами на людях. Это скрыто от глаз за оболочкой тела, пиджака и рубашки. Скрыто за самими словами иногда. Чаще несказанными. Потому что для неё это лишь слова. — Твои буквы касались моих, — это всё для неё пустые буквы. — Как это вообще поможет? Я не понимаю. Ты опять смеёшься надо мной? Пять надеется, что смеются над ним. Он бы простил. Не злился бы, только выдохнул с облегчением и возможно посмеялся вместе с ней. Только вот, ложь не звучит так правильно. В лжи легко запутаться, а Вавилон никогда не отличалась прекрасным воображением. Ложь не может быть настолько противна. Так отвратительно может литься в уши только правда. — Картинки в книгах? — зарылся в свои волосы парень, продолжая проводить опрос, дознание, интервью. Что-то между «я хочу убить преступника» и «я хочу узнать о человеке напротив как можно больше». — Я не люблю их, — она ненавидит всё, кроме книг. — От них всегда меня укачивает. Я не люблю переворачивать страницу стройных слов и видеть хаос на рисунках, диаграммах и картинках, — слова двигаются, помогая ей познать форму. — Что ты видишь вместо картинок? — перевёл руки на макушку Пятый, прикрывая глаза, готовый взорвать этот несправедливый мир. — В смысле вместо них? — Почему ты не любишь их? — переформулировал понятней вопрос он, пока смотрел в пол, пытаясь отвлечься хоть капельку. — Книга — единственное место, где слова более или менее идут друг за другом на строке и не так сильно бегают, — начала она осторожно объяснять, как будто на неё сейчас заорут за неправильный ответ. — А на картинках, — она остановилась, когда на неё подняли измученный взгляд, — они всегда в разнобой, — поспешно закончила объяснение девушка, смотря чуть ниже носа, выжидая что же скажет на это её оппонент. Слова вырвутся снова из его рта, и она сможет их не только услышать, но и прочитать. Упадут под тяжестью мысли или взлетят, как взволнованная свободная птица. Ударят в неё или стекут по нему, как расплавленный янтарь, делая из парня новое, изменённое произведение искусства, оставаясь на нём навсегда. — Теперь я хотя бы понимаю, как ты научилась так быстро читать, — ухмыльнулся он, оглядывая её сверху вниз, как в последний раз, будто он сейчас тоже перестанет видеть её. — Сложно было бы это не сделать, если слова были повсюду, — упал на руки лицом парень, улыбаясь, как будто он только что понял что-то ужасное. Осознавая весь огромный смыл для неё, скрывающийся в сказанных и прочитанных словах. Большую дурость их двоих. Понимая, наконец, её и её мир. Пытаясь его представить, но чувствуя охватывающий его ужас от невозможности сделать это без страха и ощущения потерянности в нём. — Слова появлялись по мере изучения их мной, — кивнула девушка. С детства маленькая девочка видела только слова из книг. Всё, что она могла сделать, чтобы мир раскрыл для неё объятия жизни — читать и читать. И быть одной. Что она думала, когда в детстве в зеркале видела только отражения слов, а не себя? Их отзеркаленные буквы, понимала ли она зачем нужно вообще зеркало? Считала это аркадой для улучшения прочтения в любом положении? И сколько вообще было таких аркад у неё в жизни? Со сколькими препятствиями она столкнулась пока жила эти шестьдесят лет? Она была просто маленькой девочкой, когда оказалась в этом пустом, как чистый лист, мире. — Вот почему ты не понимаешь людей — ты даже не видишь их лица, — грустно улыбался он, потирая себе лоб. — Что значит не вижу? Я вижу! Я всё вижу, Пятый! — не принимала она его ответ. Пятый бы тоже не принял. Но кому-то из них двоих придётся. Он слышит её возмущение в голосе, прячущее и защищающее испуганную маленькую девочку от принятия этого. Слышит её дрожащий страх, заставляющий её делать предложения короче, увеличивая их размер только списками и перечислениями. Их делать легче, когда волнуешься. Когда ты на грани, тебе ничего не хочется решать и делать выводы. Монотонная работа мозга испуганной маленькой одинокой девочки. — Восемь, а цвета? Ты отличаешь цвета? — Они же подписаны, — подняла брови она, чувствуя, что не понимает то, что возможно, осознаёт каждый, не считая маленького процента дальтоников. — Какого цвета слова, Восемь? — парень всё ещё не мог принять такую реальность — его сестра не страдала ни слепотой, ни расстройством аутистического спектра, ни психологической дизграфией (слова разбегались даже на предметах, что увенчало успех её шифрования). У Пятого дрогнула губа от такой мысли. Всё было намного хуже. Её можно было бы научить азам, если бы она была просто человеком без сил. Показать чувства по-другому. Есть же способы и методики помощи людям с особенностями. Но её способности… Они просто убивали её, всех рядом с ней, кто был близок. Её семья тридцать лет не могла наладить с ней контакт из-за её неординарности. Единственный, кто знал всё был отец. Её папа, который должен был ей помогать в жизни наверняка уже осознал это, но ничего никому не сказал. Скрыл её проблему. — Всё чёрное. Человек шестьдесят лет жил в чёрном мире клякс. Мир, который бы свёл с ума каждого. Она не хочет жить в этом мире, и понятно почему. Её не утешат слова: «Мир яркий, радужный и наполненный счастьем! Нужно только приглядеться!». Угнетающий мир, в котором радостью были стройные слова из книг. Пятый не может влюбиться сильнее. Пятый знал это давно, но как она делает это? Заставляет сердце ныть всё сильнее? Бесповоротно привязывает к себе, не оставляя ни шанса на побег, который она проворачивает каждый божий день. — Подойди ко мне, — он посмотрел на неё. Когда она пару раз шагнула ближе, Пятый взял её руку и поднёс к своему лицу. Её пальцами он нащупал свои слёзы на щеках. — Мне грустно, Восемь. Когда я чувствую, что сломан внутри, а не снаружи, я могу заплакать. Когда я чувствую, что кому-то одиноко, мне может быть одиноко тоже. Я и ты больше чем формы и определённые слова и числа. Это моё лицо. Оно влажное. Оно тёплое. Я не только слова, которые сказал. Я не просто показатели роста и веса, Восемь, — он провёл вдоль своих губ её подушечками, — Почувствуй, что я не улыбаюсь, Восемь, — она почувствовала только странное ощущение мягкости под пальцами. Эта мокрая мягкость, вплетённая в ниточку на лице теперь что-то означала. Грусть выражается на лице, но её можно не заметить, потому что скрывается за иногда злой или весёлой интонацией. Но все слова для Вавилон всегда слишком конкретны и определённы. Чувства под словами. — Это видит каждый из нас, кроме тебя. Мы видим форму не букв, а людей. Мы видим и чувствуем любовь, поэтому для нас это важно. И твоё тело такое же как у нас всех, значит, тебе тоже это не чуждо, — он встал и поднёс руку к уже её лицу. — Ты тоже не просто набор слов. Тебе сейчас страшно, — он перевёл руку на сердце, которое сильно билось. — Я чувствую, — немного погодя ответила Восьмая, ощущая кожей, как слово «сердце» бьётся внутри неё. Такое же чувство сводило мысли, ещё когда Пять получил пулю в живот. — Значит, ты видишь, но твой мозг, возможно из-за силы, обрабатывает картинку из глаз неправильно. Всё можно исправить, — утешал он её, ритмично поглаживая большим пальцем руку. Он не верил, но не мог принять другое решение. Спасти одну девочку для него стоит больше, чем спасение всего мира от апокалипсиса. И раз он это сделал, то и её взгляда добьётся. — Наверное, — согласилась она, непонятно почему доверяя ему. — Прости, — он опустил глаза, на губы, которые она закусила. — За что? — За то, что я сейчас сделаю, — парень резко потянул Восьмую за руку на себя, целуя её. Она видела всё это время только слова. Пустые, ненаполненные смыслом. Она никогда не видела его глаз, которыми он пытался выразить чувства. Но хотела умереть ради каких-то знаков, из-за набора ничего не значащих закорючек. Ей было плохо смотреть на расползающиеся буквы, но она сопротивлялась, чтобы увидеть его… «Восьмая всегда улыбалась тебе, пока ты не смотрел». Всегда смотрела и улыбалась. И, ох, чёрт, на ней всего лишь нет надписи «любовь», которую мозг на неё не поставил, потому что она ни черта в этом не смыслит. «Ненависть», — вспомнил Пятый её слова. На нём это слово, потому что он говорил это ей, потому что все говорили ей, что он её ненавидел. Потому что он не привык следить за языком, не вкладывал смысл в слова, а она видела как фраза «Пятый ненавидит Восьмую» каждый грёбанный день впитывается в него всё сильнее. Скажи она ещё сотню раз, что не любит его, он ещё сотню раз найдёт опровержение этому. Ибо почему она сейчас так сильно сжимает его руку и пропускает его язык к своему в ответ? Почему она уже не боится, как прежде, а довольно бесстрашно стонет в губы? И не даст мать соврать, что она пытается стянуть с него пиджак, но бесится, из-за руки парня на её талии, которая мешает это сделать. — Второму это не понравится, — шепчет ей парень, смотря на её покрасневшие губы, сталкиваясь лбом. — Поэтому ты не поцеловал на ночь тогда? — Он будет ревновать и конец командной работе, которую ты так хотела, — мягко улыбается парень. — Я сделаю тоже самое и с ним, это приятно, — у парня желваки напряглись от этой фразы, от чего он сжал костяшки и талию сильнее. — Айщ, — ойкнула девушка, переходя на шипение и жмурясь. — Раз так, и тебе всё равно с кем, иди целуйся с другими, — бросил он её руку, сводя брови на переносице. А она поднесла руку к его лицу, ощупывая его. — Это ты… — ждала ответа девушка. — Да, я злюсь, — укусил он её за палец, как собака. Она пискнула и рефлекторно отдёрнула руку. — Значит, то, что ты сказал… — осторожно, будто прощупывая почву на наличие мин, спросила Восемь. — Сарказм. Это называется сарказм. Естественная реакция психики на тупизну окружающих. Особенно тех, кто не понимает интонации и лица, — смотрел на неё в упор, всё ещё не веря в своё привалившее «счастье». — Это тоже сарказм, — быстро поправился парень. Не хватало только всё ещё больше испортить. — Прости. — Тебе не за что извиняться, ещё научишься всё это распознавать, — вздохнул Пятый, закатывая глаз, хотя она этого даже не увидит. — Но знаешь, это надо будет ещё проверить. — Что проверить? — От всех тебе приятно или только от меня? — хотел пошутить он. — Меня целовали в тюрьме. Мне не понравилось, — слишком серьёзный ответ получил Пятый. Он честно хотел уже поверить в Бога, чтобы помолиться за свои нервные клетки. — Чего? — у него уже язвительности не хватает, чтобы закатить глаза ещё больше и сил, чтобы хлопнуть себя по лбу. — Ты же сказала, — остановился он, не желая продолжать, потому что уже знал, что после ответа точно взорвётся, — что тебя НЕ насиловали. — Если бы я была против, то меня бы снова избили. Так что это нельзя назвать изнасилованием, — слишком просто пояснила она, а у Пятого и правда больше сил нет выносить этот цирк абсурда. — Боже! Можно, чёрт возьми, Восемь! Это и называют «из-на-си-ло-ва-ние», — по слогам произнёс он. — Оу. — Оу? Чёрт, Вавилон, ты чокнутая! Это было бы смешно, если бы не было так… — он потёр рот. — Я даже слов подобрать не могу! — всплеснул Пятый рукой. — Это не важно. Это было тридцать лет назад. Для них уже шестьдесят. — И тебе не обидно? Тебя это вообще не волнует? Не злит? — И что ты хочешь услышать? Да, мне было больно, но это никак не изменить. В прошлом нельзя убивать, кого душа пожелает. Если бы можно просто менять историю, я бы уже отправила киллеров из комиссии, — спокойно сказала девушка. — И я тебе никак не сделал больно? — теперь он боялся дотронуться до неё. — Нет. — Тебе было страшно? Я имею в виду, — ходил он по комнате, деря кутикулу и поднося костяшки к губам, — тот раз, когда ты вернулась ко мне. — Нет. Я не боялась бы тебя, даже если бы ты и правда решил бы меня убить, — она улыбнулась так по-доброму, поэтому парень не удержался от новой шутки: — Потому что тебе только это и надо, — погладил её по голове Пятый, сожалея, что не был рядом, чтобы её защитить, а девушка засмеялась. — Да. Я ведь и правда чокнутая, — прерывала свой смех чтобы улыбнуться девушка, а парень сам того не замечая усмехнулся в ответ, смотря на её странно весёлое лицо. — Я счастлив, что ты не умерла, — Восемь раскрыла глаза и дотронулась до его приподнятых уголков губ, а после до своих. — Кажется, я тоже. — Я тебя люблю, — она снова перевела руку на его лицо. — Это же счастье. — Стоило попробовать, — поднял брови Пятый, щёлкая языком. — У нас апокалипсис завтра и твоя смерть. Правда не хочешь продолжить поцелуй только из-за того, что я не сказала, что люблю тебя? — Я выживу. Если я и умру, есть всегда второй Пятый. Тебе же всё равно кому именно помогать, — съязвил парень, как всегда, — и с чем. — Если я выйду из строя, я могу случайно вас соединить, и ты будешь уязвим. — То есть — выйдешь из строя. — Как процессор перегреюсь. Если я умру, вы не соединитесь по моему желанию, но, если я свихнусь, а с вами это вполне возможно, — намекнула она на семейку Харгривзов, — я могу посчитать вас двоих — угрозой и вы схлопнитесь вместе. Так что нельзя надеяться на это. Но если ты будешь при смерти, то это тебе может помочь. Кстати, где второй? — В комиссии замеряет все показатели и анализирует, следит и исследует. — Хоть кто-то из вас занимается делом и делает всё, чтобы апокалипсиса не было. А ты даже убить меня не можешь. — А ты похоже уже сдалась. Мы уже всё равно место и время пропустили. Кстати, какие они были? — Вы пришли как раз вовремя. Меня должны были сбить. — Но ведь мы тебя не спасали. Ты ведь не была на дороге. — Да, в меня врезались два придурка. — Восемь, тебя спасли не мы, — пытался донести до неё свою мысль Пятый. — По сути да, но это ведь невозможно, я могла уговорить того парня меня сбить, или же убить. Кто знал, может у него была пушка. — Восемь, мысли разумно. Время изменили не мы и не ты, а те парни, — не сдавался парень. — Это невозможно. Это бы значило, что изменения для апокалипсиса уже начались до моей смерти. — Подожди! — парень переместился к тумбочке за одной из тетрадок, потом схватил зарёванную девушку и выбежал в коридор. — Ваня! — Все в зале, осторожней, — послышался голос женщины из холла. Парень сразу нажал кнопку, предчувствуя реакцию некоторых, перемещаясь в холл. — Ваня! Ты помнишь тех мужчин с ребёнком? — подбежал парень к женщине, не успевая закончить, как через Восемь полетели ножи двадцать раз, впиваясь в мебель сзади и пол. — Восемь, твою мать, — вскричал Диего. — Хочешь сдохнуть — только намекни! — заорал парень, вставая с дивана и направляясь к девушке, стоявшей около подростка, который сразу завёл её за спину. — Диего, успокойся, — попытался задержать парня Пятый за плечи в то время, как Восемь растворялась, от выпущенных в неё холодных оружий. — Пятый! С дороги, — рвался через него мужчина. Частицы девушки облетели защиту в виде тела подростка и стали материализовываться в девочку между братьев. — Диего, я не сбегу, — он взял её за грудки и поднял в воздух, заставляя её немного задыхаться. — Конечно ты не сбежишь. Я тебя всё равно найду, — ко Второму сзади подбежала Ваня, обнимая и пытаясь остановить. Он отшвырнул её как свой нож — легко, одной рукой, даже не смотря. — Если у тебя претензии к ней, лучше встань в очередь, — схватил Пятый его за руку. — О, тогда я состарюсь. Предпочитаю решать дела по мере их поступления, — рыкнул он в лицо девушке. — Диего, успокойся и мы поговорим, — снова попыталась Ваня докричаться до брата, пока Эллисон и Лютер с Клаусом не могли понять реакцию брата. Он не был таким раньше. Просто бы холодно проигнорировал, и всё. — Ваня, почему она тебе нравилась даже, когда она попросила тебя убить себя? Тебя! Ваня, эта чокнутая ни во что не ставит тебя и твои чувства. Ей всё равно на то, какую бы боль ты при этом испытала! — Ты рассказала ему? — спросил Пятый, сжимая руку, державшую задыхающуюся девушку над землёй. — Я не думала, что он так отреагирует, — виновато помотала головой брюнетка. — Конечно я так отреагирую. Она явно не самая дружелюбная наша сестра, но, чёрт, обременять свою семью на своё убийство — это слишком низко даже для тебя, Вавилон, — вдруг назвал он её по имени, которое не принимал. — Я… — начала шипеть девушка, молчавшая всё это время, — хотела… защитить… вас… — Не такой защиты ожидаешь, живя с кем-то больше тридцати лет. Растя вместе. Как брат с сестрой. Я понимаю Пятого. Понимаю его гнев, — немного ослабил хватку Диего из-за дрожащих рук. — Я понимаю каждый его срыв на тебя. Потому что ты всегда отталкиваешь самых близких людей. Тех, кто с тобой, несмотря на все твои выкрутасы! Это ценить надо, а не просить их убить тебя и частицу своей души, которая, в отличии от тебя, у них существует! Восемь! — встряхнул он сестру над землёй как мешок картошки. — Ты хотя бы понимаешь какого было Клаусу, который прикрывал тебя только потому, что пытался уважать твой выбор?! Винить себя, но быть толерантным к твоему решению? А Бену, который был с ним и не мог ничего с этим сделать? — Бена я уже не вижу, — влез Клаус. — А если бы он был?! Если бы он был сейчас с нами! Ты думаешь, ему было всё равно, что он не мог нас обнять! Хотела стать как он? Преуменьшала его страдания? Бен бы ничего не мог сделать! Он бы капал на мозги Клаусу! Он бы метался по дому, пытался достучаться до окружающих! Но не мог бы ничего сделать! Какого было нам? Мы бегали по улицам, моргам, мостам для самоубийц! Потому что наша сестра решила, что её семья с суперспособностями не сможет защитить планету из-за её жизни! Ты заставляешь нас чувствовать страдания и бесполезность! — он затряс её за грудки, добавляя вторую руку, потому что первую уже сводило, а на его глаза стали наворачиваться слёзы. — Мама с папой тебя любили больше всех, потому что другие постоянно влезали в драки, неприятности, которые были смертельны, — намекнул он снова на Бена, — а у тебя единственной была безопасная способность! А теперь ты не оставила им выбора — кроме как проститься с тобой, потому что ты что? — задал он вопрос, ответ на который уже знал. — Потому что ты рок? О Пятом! — воскликнул он, сдерживая влагу в глазах. — Ты думала, чёрт тебя дери, о Пятом?! Я вообще не в курсе, что у него в сердце творилось, пока он тебя искал! Чёртова стерва! Да, я не заботился о тебе, как должен был, уж как умею, — оскалился Диего, — но о нём-то ты должна была подумать! — истерил всегда спокойный и холодный мужчина, тряся как тряпичную куклу девочку. — Лютер, почему ты не спросил её даже, как это она помолодела после месяца не появления дома? — Я, — Лютер не ожидал того, что обратятся к нему, — я тогда стал немного больше, чем должен был. — намекал он на операцию с его телом, — Она не спросила у меня об этом, и я тоже решил промолчать. — Ты у него не поинтересовалась, что с его телом! И даже не рассказала, что случилось с тобой! Мы не слепые, Восемь! Тебе шестьдесят с лишним?! Восемь, так веди себя хотя бы на свой возраст, раз на него даже не выглядишь! Мы волнуемся за тебя! Мы никогда не рассчитывали на твою помощь, потому что Ваня хотя бы могла зарабатывать себе на жизнь и существовать в обществе. А ты? Ты не способна ни на что, кроме того, чтобы влипать в приключения! — Про… сти… — она уже начинала терять сознание и бледнеть. — Чёрт! — он откинул её на руки Пятого. — Не это ты должна отвечать, когда тебя отчитывают за план своего убийства, — она начала отчаянно вздыхать воздух. — Своим извинением ты ничего не исправишь. Мы волнуемся точно так же, если бы ты была родной сестрой! Ты должна жить ради нас! Хотя бы ради Пятого! Если тебе наплевать на себя. — Диего, ты перебарщиваешь, — отошла от шока Эллисон. — Мне наплевать. Я не Клаус, который будет ей задвигать, что это её решение — умереть или нет! Она, блин, должна нести ответственность, как взрослый человек! — кинул Диего, направляясь на кухню. — Мне наплевать, как и ей. Пятый усадил её на пол, разрывая горло водолазки, позволяя ей легче дышать. Ваня подбежала к ней, немного хромая от того, что упала на коленку, когда её отшвырнул Диего. Пятый уложил девушку к ней на бёдра, перемещаясь к брату на кухню и давая тому в морду и приводя того в чувства. — Ожидаемо, — сплюнул кровь Диего, подходя к шкафу и беря кружку. — Ничего личного, тебе просто так больше идёт — издалека видно, что ты ублюдок, — пожал плечами Пятый без тени злобы. Он просто сравнял счёт, как можно более справедливо. — Заканчивай и приходи в холл. Я жду тебя с холодным и чистым разумом. Надо поговорить всем вместе. — Почему ты меня не остановил? — спросил Диего, беря заботливо вскипячённый Ваней чайник. — Сам давно хотел сделать то же самое. Ей должен был кто-то это сказать. Будем считать, что ты получил за Ваню. Но это в первый и в последний раз. Ты не тот человек, который срывается на не равного себе. Для тебя есть Лютер, — выходил спокойный Пятый, чтобы помочь Ване. — Апокалипсис завтра, мы уже не сможем ничего сделать. Так что да, это последний раз, — заварил мужчина себе чай. Он смотрел на чаинки в кружке вспоминая, как стеклянные глаза Юдоры смотрели на него. Как она тоже хотела разобраться со всеми проблемами сама и умерла. Хоть он и не показывал, но сёстры и братья были так же важны для него, как и его бывшая возлюбленная. Он не мог допустить ещё одной смерти. Он не имел права ещё раз не успеть помочь. Диего не хотел и не мог поверить, что девушка, ходившая всегда с книгой, которая не могла за себя постоять, пытается спасти их задницы ценой собственной жизни. Та девушка, которая всю жизнь их игнорировала и делала вид, что ей всё равно на них, беспокоится за них? Девочка, которой он ещё не отплатил за маму, опять забирает в долг его жизнь. У него, человека, который всегда считал своей обязанностью защищать тыл с заднего фронта, задерживать врагов и брошенные их ножи в спины. Если бы он знал с самого начала как Клаус, он бы не стал с ней церемониться как сёстры. Они возможно надеялись на разговор, как всегда они решают свои проблемы, но Восемь нет смысла давить на жалость или любовь. — Чёрт, — мужчина вылил чай, который испортил, наливая в грязную чашку из-под кофе и вернулся без всего к общему собранию, где все уже спокойно сидели. На кресле Ваня ютилась с Восьмой и неосознанно гладила ту по руке большим пальцем, а Пятый о чём-то задумавшись и щурясь, скрестив руки и закинув ногу на ногу покоился на подлокотнике. Переодевшийся из формы школьницы, Клаус в позе медитации расслабленно курил на полу, облокотившись на сидение кресла, пока ещё двое членов команды ждали на диване. Восьмая тоже была в своей обычной форме, видимо, обменявшись с братом обратно, потому что её красная водолазка теперь отправилась в мусорку. Она потом его достанет и починит в тайне от Пятого. В зале висело молчание. Диего бросил взгляд на покрасневшую шею, видневшуюся из-за расстёгнутой рубашки и опушенного подбородка, и сразу отвернулся к пустому месту рядом с Эллисон. Протискиваясь между ног и стола лицом к Первому и Третьей, он сел, облокачиваясь на колени. — Расскажи конкретно, ради чего ты хотела убить сама себя? — смотрел он в пол, чувствуя немного вину за срыв. — Сначала надо начать немного с другого, чтобы никто снова не подрался из нашей великолепной семёрки, — сурово проговорил Пятый, осматривая всех собравшихся и незаметно ни для кого и себя, в том числе, начиная наматывать пепельный локон на палец руки, спрятанной в локте, — у Восьмой нет расстройства аутистического спектра. — Как это? — не понял Лютер, раскрывая и так огромные глаза. — Я не закончил, — оскалился парень, прикрывая глаза. — Это правда, что она не может определять эмоции человека и социальные отношения. Но не из-за проблем восприятия. Точнее из-за них, но не таких как у обычных людей. Точнее не обычных людей, а у аутистов. — Не понял, — снова прервал Первый. — Я сам плохо понимаю, поэтому и прошу послушать, — вздохнул Пятый, принимая то, что сам не до конца всё осознал. — Она не видит мир в картинках. Она видит только слова, которые обозначают предметы. Вроде линий из наименований и характеристик внутри. Потом у неё спросите в общем, я представил так, — он замялся и снова начал повествование в своей манере фактов и конкретики. — Она не может читать из-за этого выражения людей. Её мозг неправильно обрабатывает изображения с глаз. Она игнорировала нас, потому что все слова вокруг неё плавают, и её подташнивало в детстве. Везде, кроме книг. — В книгах буквы просто не так сильно разбегаются, но они так же двигаются, — уточнила Восемь, чувствуя, как её сразу дёрнули за волосы. Пятый бы и Лютера дёрнул за то, что перебивает, но слишком далеко идти. — То есть она глупышка, но у неё есть для этого причины? — улыбнулся Клаус. — То, что я хотел сказать, но в мягкой форме. Поэтому она не знает о заботе, потому что не слышала примеров её в интонациях, жестах и выражениях лиц у людей. Она решила покончить жизнь самоубийством, потому что решила, что из-за неё сначала умру я, а потом наступит апокалипсис, — девушка потянулась рукой к лицу Пятого, нащупывая его эмоции. — Раздражение, — помог он не обращая внимание на косые взгляды ребят. — Она не сошла с ума окончательно, как вы могли подумать — сарказм, — уточнил для неё парень, — она просто нащупывает эмоции на лице, хотя это тоже звучит придурковато. — Мы её спасли, а дальше то что? — подталкивал Диего к продолжению диалога и развитии мысли. — В том то и проблема: мы её не спасали. — В смысле? — воскликнул Лютер, получая взгляд Эллисон, который говорил набраться терпения и дослушать. — Её спасли двое каких-то мужчин с ребёнком. Они сбили её с ног. Поэтому она не успела попасть под машину в нужное время. Я предполагаю, что эти трое и есть причины апокалипсиса, так как их нет в хронологии, в которой, если бы она умерла, то конца света бы не было. Надо узнать, что это за парочка геев с ребёнком и, возможно, важен тот человек, который её чуть не сбил. Можно предположить, что сядь он в тюрьму, никто бы не умер. Ваня, мы должны втроем вспомнить все их приметы, чтобы найти их. Восемь, у тебя хорошая память, попробуй вспомнить, видела ли ты когда-нибудь кого-нибудь с таким же набором слов, как и они. Диего, мониторь рацию по поводу двух мужчин и ребёнка и вообще всего странного. — Восемь, — вспыхнула Ваня, — ты же говорила, что апокалипсис придёт из космоса? — Да, — кивнула девушка. — Ты сказала, что Лютер до сих пор летает в космос. — Откуда ты узнала? — чуть не подлетел Лютер, вставая с дивана. — Ты что, до сих пор делаешь это ради отца, — повернулась на него Эллисон с нескрываемым призрением. Она думала, что после всего, что отец сделал, Лютер на это больше не купится — Об этом никто не знал, кроме отца, — продолжал повышать голос Лютер, которого как будто застали в четырнадцать лет за просматриванием порно сайтов. — Это могло нам помочь. Почему ты мне не сказала? — повернулся рассерженно Пятый на Восьмую, которая начинала от нападок вжиматься в спинку кресла. Теперь она понимала, что на неё все точно злятся. Руку неприятно сжимала Седьмая, чувствовавшая, что из-за неё все накинулись на сестру. — Лютер бы не вызвал апокалипсиса, поэтому я подумала, что это неважно. Тем более я хотела решить проблему с концом света, — оправдывалась Вавилон. — Надо всё разузнать у отца: зачем ему сдался космос. Что он заставлял тебя делать, Лютер? — спокойно спросил Диего. — Я собирал разные образцы с планет. — Зачем ты мне врал про поездки в другие страны? — подняла брови Третья, ощущая себя обманутой и как будто преданной. Она думала, что между ней и братом нет секретов после всего, что они вместе пережили. Она считала его лучшим другом, с которым всегда можно было поговорить обо всём, что её волновало и заботило. Теперь она начинала думать, что это было не взаимно. — Я боялся осуждения от тебя, не хотел разочаровывать. Ты же всегда всё делаешь правильно и разумно. Ты бы точно напомнила, как отец обошёлся с нами всеми: с Ваней, со мной. Но я не могу так: просто забыть о нём. Он жив, значит, ещё можно всё исправить и не чувствовать себя брошенной сиротой. Эллисон опустила глаза, чувствуя, как важно это для него — одобрение отца и иллюзия полной семьи. Она не знала, считал ли он это обманом самого себя, или он правда верил в то, что отец изменится; видел ли он до сих пор что-то хорошее в нём. Она знала, что брат всегда был немного наивен и доверял людям, даже если они были полными отморозками. Это подкупало тем, что возможно даже в ней он видел душу в то время, как она честно ненавидела себя за свои ошибки. В её голове промелькнула мысль, которая потом ещё много раз возвращалась после собрания: «Возможно, я пользуюсь его доверием так же, как и отец». Эллисон всегда прятала свои изъяны, чтобы казаться увереннее в себе, чтобы её никто не мог использовать, так, как она. Она была хорошим манипулятором, но всегда винила себя за любую неправильную мысль, за любое неверное решение. — Ты прав, раз так думал. Правильно боялся. — Драму оставьте на потом, — поморщился Пятый, смотря на разрастающуюся ссору и потирая висок свободной от волос рукой. — Клаус, те двое не были похожи на людей, имеющих социальную ответственность, можешь поспрашивать о них в подворотнях? — А ты не можешь, переместиться во времени и проследить за ними? — изящно выдохнул клуб дыма мужчина. — И как я до этого не додумался? Я не могу перемещаться во времени без двойника. Он сейчас в комиссии, вместе с другими работниками ищет причину апокалипсиса, которую наша гениальная сестра уже повесила на себя. — А если я окажусь права? Будет уже поздно! — Даже если это ты уничтожишь нас всех, это не повод убивать тебя, нужно найти другое решение. — Если бы я не была твоей сестрой, ты бы убил меня без колебаний. — Но ты моя сестра! И тебе уже это не исправить. Хватит ныть как маленькая, лучше подумай над планом. Нет, это я слишком замахнулся, лучше ни о чём не думай, это всегда заканчивается плохо, — дёрнул Пятый за волосы вниз, чтобы она посмотрела на него. Он буравил её злым взглядом, возвышаясь над её лицом и наклоняясь с каждым словом ниже. — Пятый прав, усыпить тебя мы всегда успеем, — вклинилась молчавшая Эллисон. — Как только ты сделаешь неверный шаг, я сама заставлю тебя перестать дышать, если ты так помешена на этом. Заставлю Пятого вернутся и убить тебя в прошлом, но только, если мы будем уверены, что ты виновна, — серьёзно добавила сестра. Пятый с силой отдёрнул обратно волосы, позволяя блондинке сесть ровно. — Я обещаю, что не буду останавливать Эллисон и поддамся, — сдался парень, смотря на Третью. — Так, у нас шесть часов до конца дня. Все по заданиям. Всем понятно, что они должны сделать? Ваня с Восьмой и мной в комнату, попробуем вычислить наших новых будущих знакомых. Если что, звоните на Ванин телефон. Если первыми найдём что-то мы, свяжемся с помощью Восьмой, — Пятый потянул вверх за локоть Вавилон, направляясь к лестнице. — Клаус за нами, расскажем, как выглядели те двое. Скорее всего они твоей ориентации, раз были вдвоем с ребёнком. Тебе же легче искать, — Пятый уже поднимался по ступенькам, идя впереди и таща сестру под руку, пока она пыталась не запнуться, потому что у парня был широкий шаг в две ступеньки. Четвёртый с Седьмой видели это, но молчали, оба думая о выяснившейся правде о сестре. Они не знали, что ей было настолько тяжело, находиться в обществе людей, которые всегда говорили и бросались в неё словами; которые постоянно двигались, резонируя с самими бегающими буквами. Клаус и Ваня понимали её больше всех: один боялся призраков, которых видел из-за силы и сам нередко блевал от их внешности, а вторая боялась использовать силы и кому-то навредить, как когда ранила Эллисон, будучи причиной апокалипсиса. Но также они понимали и Пятого: он всегда злился на Восьмую, но сейчас понял, что от неё ничего не зависело. Он не имел права этого делать, она не была виновата. Не то чтобы до выяснившейся правды, она была виновата, но… Всё было запутанно, поэтому никто не лез со своими советами, учитывая, что часто сами порицали её, как оказывается, без причины. Но всё уже сделано, они уже не дети, а завтра, возможно, они умрут. — Так, — залез Пятый на свою кровать, держа в правой руке запястье Восьмой, которой тоже пришлось встать с ним. — Какие приметы мы знаем? — Ну, один тонкий высокий, старый, одет был в алкоголичку. Другой толще, низкий, был в рубашке и подтяжках, на груди был фотоаппарат. Ребёнок — младенец, — начала Ваня, пока Пятый всё записывал мелом. — 197 и 171. В.У. и Обскур. Их имена на них, — подала голос Восемь, Пятый закатил глаза. — Ты знала их имена? — Да, машина принадлежала корпорации «Персей». Она сейчас очень богата. Её глава — Джон Персеус — сидел на заднем сидении автомобиля. Впереди сидел, видимо, водитель. — Это они тебе не дали прыгнуть под машину? — переспросил Клаус. — Да, они меня сбили с ног, удирая откуда-то, — кивнула Восемь, стоя на кровати, но всё равно находясь на одном уровне с глазами Четвёртого. — А место и время верное? — уточнил Пятый, потирая подбородок и смотря в записи. — Да, — снова кивок, пока парень всё записывал. — Значит, они тебя спасли, а не мы? — задумчиво продолжила Ваня. Она выдохнула от того, что уж точно не она была причиной нового апокалипсиса. Это было немного лицемерно, но она должна была успокоиться и снять с себя чувство вины. На её месте бы каждый так поступил. — Ну, чисто технически, да. Но я могла ещё броситься под эту машину, или же меня амбал бы расстрелял, — не замечая, что это звучит немного надменно, произнесла Вавилон. — Их нужно найти, это они причина апокалипсиса. Чисто технически, если бы тебя не было, это их могли сбить, — продолжил Пятый с сарказмом. — Я посмотрю в подворотнях их, как и договаривались, — крикнул Клаус, выбегая из комнаты. — Я позвоню всем, и мы с Диего вместе попробуем что-нибудь узнать в участке о «Персее» и Джоне, — сказала Ваня, тоже выбегая. — Свяжись со вторым Пятым телепатически, узнай у него обстановку. — Он не отвечает. — Значит занят чем-то важным. — Не, не в этом дело, я не могу найти его, что-то блокирует сигнал. Как-будто он не доступен. — Это как это? — Сигнал пропадает и возвращается, как будто вступает на искривлённую линию пространства. — Ничего, не волнуйся, с ним всё хорошо. Меня сложно убить, знаешь ли. — Но возможно же, — как будто открыла глаза на правду, сказала Восемь, смотря на него. — Возможно, но ещё такой человек не родился. — Ты понимаешь, что я просто хочу защитить тебя? Почему ты не позволяешь это никому сделать? Что я делать буду со своей жизнью, если даже умереть не могу? Шестьдесят лет я посвятила тебе, а сейчас ты хочешь, чтобы я забыла об этом? — взорвалась Восьмая на Пятого, махая руками, запястье одной из которых до сих пор сковывали тонкие смуглые пальцы, — Что, если он в опасности? Или тебе не важно, что с твоей копией? Не знаю как ты, а я чувствую ужас, когда думаю, что какая-то частичка тебя может погибнуть. — Из-за конца света? Боишься, что я один не остановлю его? Так размножь меня снова, — говорит Пятый, снова считая, что она об этом. Ведь всегда так было. Забота от неё направлена на что-то логическое. Без чувств, без эмоций, без любимчиков. Но Восьмая никогда не читаема, не просчитываема. Всегда что-то новое происходит в её голове. За этим всегда интересно наблюдать. — Да ты весь мой свет! Всю жизнь я наблюдала за тобой, смотрела на тебя, даже когда меня укачивало от всех тех слов, что плавают на тебе, перемещаясь то туда, то сюда по пространству. Единственное, почему я держусь, так это множество цифр, которые ты вбиваешь на себя. Они не путаются, их невозможно переврать и спутать, сломать. Но ты всё равно постоянно говоришь, бросаешь слова в разные стороны, разгрызаешь их на части, которые я не могу собрать в логическую цепочку, комкаешь в клубки, которые не распутаешь просто! А потом резко становишься такой понятный, состоящий из стройных вычислений, такой простой. И снова ни с того, ни с сего обрушиваешь на меня лавину из слов. Но всё равно ты прекрасно это делаешь! Так почему я просто не могу спокойно умереть, ради чего-то прекрасного. Я жила ради этого, я была готова, а вы только проверяете меня и моё терпение дальше. — Ты не понимаешь, что говоришь! Пожалуйста, не устраивай истерик. Я не узнаю тебя. Ты сейчас так щедра на слова. Я понимаю, что тебе страшно, — успокаивал её парень, — но мы спасём и тебя, и всех остальных, и меня. Твоя смерть — не выход. У тебя неправильное восприятие реальности и это нормально. Может, ты просто начнёшь менять свою жизнь с чего-то менее кардинального? Я, например, расстался с Деллорес. Ты, может, заведёшь питомца? — намекнул он на себя. — Хочу щенка. — Чёрт, Восемь, — не знал смеяться или плакать парень: она просто хочет чёртову собаку под конец света. — Если ты так одержима мной, то в чём проблема начать встречаться? Будет тебе два щенка. Если тебе не понравиться, то всё решиться. Что тебе мешает понять, любишь ты меня или нет в процессе? Зачем сразу умирать? — Как ты это себе представляешь? Если ты не заметил тебе уже семнадцать! Ты растёшь, а мне дай Бог шестнадцать дать! Хочешь, чтобы всю жизнь на нас все пялились? — Мы найдём способ. Пока мы же выглядим одинаково. Или я слишком молод для тебя? — улыбается парень, поднимая лицо девушки в ладонях на себя, сжимая её щёчки. — Обещаю, что если я слишком состарюсь, а тебе это не понравится, найдёшь помоложе, — не шутит он. — Это не причина убегать от отношений с людьми. — Это не я ухожу от поцелуя, а ты! Потому что второй Пятый может заревновать? Ты же о нём не волнуешься! — Я правильно понимаю, что ты сейчас перед концом света хочешь только целоваться?! — Умный мальчик. Я сделала, всё, что было в моих силах. Даже если захочу убить себя, то ты сразу нажимаешь на эту долбанную кнопку. Хочу уйти, ты снова её нажимаешь и хватаешь! Я бесполезна! После всего, что я делала. Оружия для тебя, препараты для тебя, омоложение для тебя, старение для тебя, искала причину апокалипсиса, чтобы тебе было легче, способы усовершенствовать твоё перемещение во времени и пространстве, книги для тебя, сладкое для тебя. Да, я люблю сладкое! Да! Но ты же обожал сладкое. Да я даже чёртов блокнот, который ты мне подарил, боюсь испортить своими тупыми разбегающимися буквами. Да, я одержима! Это ужасно меня достало! Вас стало двое, но в то же время снова меньше! Избегаете меня, как огня! Оба! Боитесь нарваться на конфликт друг с другом, а страдаю я, хотя не я виновата в том, что ты такой задира! А ты только и треплешься, что «я тебя люблю, ты меня любишь, куда ты пошла, не делай того, ты плохая, ты плохая, ты плохая!» Да, я знаю! Я глупая, хорошо? Знаю, что ничего не получается, но ты мне даже сделать ничего по-моему не даёшь! А вдруг выйдет что-то путное, и я, наконец, успокоюсь, что хоть в чём-то помогла тебе? Ты жить боишься! А я нажилась уже! Я найду Пятого! Теперь твоя очередь прятаться и быть под защитой! Она ушла к себе в комнату, врезаясь в косяк двери и чертыхаясь. На Пятого наорали, впервые, а он даже не был против. У него лицо разрывается в глупой улыбке. Потому что он теперь всё понимает. Глупая девочка ему всё объяснила и в клювик положила. Правда, желательно бы, это пораньше всё услышать. Но не так уж это и важно. Она портит ему кровь, мутит её и всегда как в первый раз. А Пятый, помешанный на апокалипсисах, считает этот лучшим из всех. Всех, кроме того, что она устраивает у него в душе каждый раз — Апокалипсис Вавилон — абсолютный лидер. Он спрыгивает с кровати делает круг по комнате, двигая от радости плечами в незамысловатом танце и с размаху снова шагает на кровать. Чтобы начать считать ему надо успокоится, но это не звучит, как что-то реальное. Так бодро и с настроением он ещё не стоял у воображаемой доски, с харизмой щёлкай пальцами решениям в голове и припевая уравнения.***
Пятый пребывал в тишине и одиночестве для продумывания стратегии, расчёта рисков и вероятностей, пока через несколько часов не услышал крик Восьмой. Парень вбежал в пустое помещение на голос, однако никого не застал, кроме своего синего растворяющегося свечения. Он хотел успокоиться, что с девушкой всё нормально, однако, он почему-то сильнее разозлился. Парень решил выпить воды, не имея достаточно информации для продолжения решения и вообще концентрации после побега девочки, видимо, со вторым близнецом.***
— Пятый! Мы вернулись! — закричала Эллисон у входа. Парень сразу переместился в холл. — Те двое, В.У. и Обскура. Это преступники с суперсилой. Отец сказал, что они должны быть в отеле. — Отель, куда я летал, — вклинился в разговор Лютер, зашедший следом. — Там, в космосе. Кто-то открыл портал. Если его не закрыть, Землю заполнят преступники с суперсилой. — Я не могу переместиться так далеко в другую вселенную, — махнул зло Пятый, — без Восьмой, — сразу уточняя. — Она пропала куда-то со вторым мной. Скорее всего он в комиссии узнал то же самое. Сейчас главное защищать мир от тех, кто возможно вышел следом за этими двумя. — Да, мы знаем. Джон Персеус, Пятый, он сын одного из преступников! — продолжала рассказ Эллисон. Было видно, что она не знает, с чего начать и что делать. — Мы ещё не поняли, как это связано с убийством Восьмой, и как они могли собраться все вместе. Но факт остаётся фактом, — договорила сестра, пока её старший брат расхаживал по холлу. — Я не могу с ней связаться, и она тоже не передавала никаких сообщений. Кому-нибудь она уже залезала в голову? — двое перед ним покачали головой. — Ждём остальных тогда, — подвёл итог Пятый.***
Они сидели на диване (Пятый метался, как всегда), пока не раздался звук хлопающей двери. — Ребята, у нас проблемы, — вбежал Диего в коридор, ища хоть кого-нибудь на помощь, — по рации передают какую-то фигню. Она буквально разрывается от сообщений о преступлениях. — №11-6, — говорили по полицейской связи на перебой, — №11-31! №11-46!!! — орала рация. — Везде требуется помощь, — переводил Диего номера, — сообщения о смерти, о огнестрельном оружии. — №11-7, — перебивал его передатчик в руках. — Воры, — кричал Второй, потрясывая инструмент в руках и отключая его. Ваня вбежала в холл за испуганным братом: — Я уже позвонила Клаусу, он ждёт нас на площади, но он один и ему нужна наша помощь! — Я никогда такого не видел и не слышал! Как будто весь город сошёл с ума. Там не хватает людей из полиции. Она начала работать без перерывов практически в двенадцать ночи. — Пятый, мы не можем больше ждать Восьмую, — взяла за локоть парня Эллисон. — Хорошо, выступаем, — кивнул парень, направляясь к машине Диего. Восемь была не пойми где, пока в городе творятся беспорядки. Ловушка у неё на шее была отключена и это хоть как-то мешало Пятому свихнуться. До площади они не доехали. Их чуть не перевернули, но Ваня смогла отразить удар какой-то странной монашки. Вся семья была в сборе кроме второго Пятого и Восьмой. Везде был хаос, вокруг летали преступники, которые нападали на здания, из которых вывели всех людей, и на друг друга, дерясь за что-то непонятное сами с собой. Харгривзы бросились в рассыпную, пытаясь победить как можно больше злодеев. Без Восьмой их силы работали не на полную мощность, в то время как Ваня и Лютер практически громили больше, чем хотели защитить. Они проигрывали количеством и терпели поражение. Всё пошло лучше, когда к ним присоединилась Академия Сперроу.