***
— Положи сахар, — выдохнула Восьмая, садясь на кухонный стеллаж рядом с плитой, понимая, что руку ей снова не отпустят. «Тебе нужно есть больше сахара для ума», — вспоминает она слова Эллиота. — Сладкий? — щурясь переспрашивает Пятый, ставя турку, — Что с тобой? — морщится парень, представляя вкус, и его лицо перекашивает окончательно. — Нужно больше глюкозы для мозга, а сахар — это быстрые углеводы. — Раньше ты этим не заморачивалась. Может, ты и пончик будешь? Пятый принесёт. — Он и правда у тебя на побегушках? — с интересом она следила за действиями парня, который прислонился спиной к её ногам, пока ждал поднятия пенки. Она неожиданно для себя начала гладить его волосы. Замок из рук опустился на плечо парня, потому что он не хотел сильно тянуть девушку и напрягать из-за своих же загонов. Они не давали разорвать контакт, хотя её коленки всё равно впивались в лопатки, а обувь грязнила край пиджака. — У нас уговор: я слежу за тобой, а он делает дела, — повернул голову к девушке он, выглядывая из-за взлохмаченных ею волос и убирая свою правую руку в карман. Он позволяет ей дальше эти действия, хотя ему и не нравится ходить как растрёпанная собака — потом пригладит. Его волосы, которые пахнут её кровью — какое-то новенькое соблазнение? Парень прикрывает глаза, чувствуя, как она их не спеша оттягивает. Восьмая понимает вообще, как это действует на парня? — Опасные? — Возможно, — ему хочется лечь щекой на её костяшки пальцев, переплетённых со своими, но он отворачивается, отходя от мягких острых коленок (если бы Восьмая была ежом, всё равно бы лёг на неё, не задумываясь), доставая кружки и насыпая в одну из них ложку сахара. Хитрить ей в глаза — сложнее, чем ему бы хотелось. Сложнее, чем отпустить. Поэтому он кладёт тыльную сторону кисти на её коленку, сжимая её руку, которая мягко покрывает его ладонь сверху. Всё слишком запущенно, и парень не знает, как это прекратить. — Две и, если можно, пончик. — Тебя не вырвет? — с недоверием обратился к ней парень. А Пятый сам для себя решить не может: если он сам для неё принесёт пончик, а потом его сворует, будет ли это отдалённо пахнуть логичностью. Просто ну очень зудело с детства. Но ведь это принесёт тот придурок, а не именно он. Парень приходит к выводу, что просто стоит подождать, пока она откусит, выплюнет и отдаст сама. — Надо проверить, я не ела сладкое с самого детства, может что-то изменилось? «Не дай Бог! Откусит, выплюнет и отдаст мне! Только в этом порядке», — пугается Пятый и переводит разговор: — Ты стала общительна, — замечает он, выжидая момент, когда пенка дойдёт до краёв. — После операции на мозг нельзя не стать общительной. Возможно, что-то задели. В тюрьме нельзя не стать общительной. Игнорирование там всех бесит. В комиссии нельзя не стать необщительной. Они как самый сладкий десерт, — посмотрела в потолок девушка, качая ногами. — И что, ты там никого не убивала? — с поднятой бровью, спросил парень, очень нервничая, представляя, как она простреливает кому-то бошку и пачкается в крови. Он признаёт, что красная водолазка ей очень шла. Пятый вспоминает, как она неумело стреляла в первом Апокалипсисе и разочарованно вздыхает — больше себя поранила, чем других. Как можно быть такой слабой и сильной одновременно? Пятый, ты сам сейчас даёшь слабину, держась за её руку, будто за лапу любимого плюшевого мишки. — А что, кто-то может напасть на комиссию кроме тебя? — сомневаясь, посмотрела на Пятого девушка. — Нет, но ты же не сидела там всё своё время? — взглянул в ответ парень, выключая конфорку и ожидая то, как кофе опустится. — Я там существовала всё своё свободное время. Несвободное, я «не существовала» во времени, чтобы достать материалы для устройств, спроектировать их и найти новые знания, — поправляет достаточно серьёзно девушка, — Так что да, причина убивать была только одна — выжить при нападении на здание комиссии. — То есть я мог просто прийти и забрать тебя? Чёрт, — цыкнул парень, тыкаясь языком в щёку и облизывая после губы, — И почему Куратор не шантажировала меня тобой. — Мы смогли с ней договориться. Она бы всё равно не смогла меня обменять. Я была нужнее больше комиссии, чем ей, и когда она это поняла, было уже поздно. Она бы не ссорилась со мной. — Мне нужно было найти комиссию и забрать тебя, — продолжал Пятый, ставя кофе снова подниматься. — Это бы ничего не изменило, я бы не ушла с тобой. Меня никто не держал, — он воткнул ей нож между бёдер. Это было так быстро, что она бы не успела расщепиться, если бы он целился в ногу. Она никогда не могла привыкнуть к скорости, с которой он мог выйти из себя — его мозг моментально решал, когда вскипятить кровь. — Лучше бы тебя похитили, — на эмоциях шикнул он в лицо, — Ну и как там было? Радовалась, что избавилась от наручников? Начала с кем-то общаться, нашла друзей? М? Настолько от меня устала за те десять дней, — три года, точнее — что невмоготу было даже увидеться и сказать, что всё нормально с тобой? — он смотрел ей снизу в глаза и прожигал взглядом. Она хотела отодвинуться, но сжатая рука всё ещё была у него, — Ладно на меня тебе насрать, но им то могла сказать, они же твоя семья. Пятый не мог поверить, что её не удерживали в этом зверинце и скопище киллеров и манипуляторов силой. Каждый раз она предпочитает его обществу что-то гадкое: отец, тюрьма, комиссия, Бог. Что дальше? Смерть с косой? — Чем больше бы я потратила времени, тем дольше бы я не вернулась. — А, то есть для тебя это нормально? Для тебя это пустая трата времени? — сильнее сжимал руку Восьмой Пятый, оставляя следы от коротких ногтей. — А для тебя? Почему ты не вернулся раньше? Почему ты не сказал, что с тобой всё нормально? Почему ты пришёл только предотвратить апокалипсис? Почему я семнадцать лет пыталась сделать то, что помогло бы мальчику, который исчез? Почему я потратила на это семнадцать лет своей жизни, а потом ещё двадцать девять? Пятый, который сам был любимцем отца, как и она, работал в комиссии, как и она, всё готов отрицать. Он знает о своих не всегда хороших поступках, но у него были предпосылки для этого. И Восьмая должна была это понимать, а не глупо повторять его ошибки. — Я не мог! Я боялся опоздать и снова увидеть тебя мёртвой. — Я тоже не могла, я была на твоей могиле, я была на их всех могилах. Я хотела вернуть тебе тело. Потом я услышала слухи об апокалипсисе в 2022. Это был год твоей смерти, Пятый. В этом году ты умрёшь. Это год твоей смерти, — она разревелась, смотря на него, не понимая это ноющее чувство. Восьмая стала слишком эмоциональной, и Пятый это замечает. Она уж поплакала, когда увидела плиту, так почему она снова рыдает? Потому что он так спокойно смотрит на неё? Потому что почти улыбается? — Что тебя так рассмешило? — Ты пришла чтобы спасти меня? — Конечно, — сначала радует, — вас всех, — а потом устраивает эмоциональные горки со спуском вниз. Но Пятый научен. Пятый не ведётся. — У других тоже стоял этот год? — вглядывается он в глаза, которые смотрят сверху и немного в сторону. — Нет, более поздние, — снова радует. — Дорогая, ты пришла спасти меня и спасла, — его уши дёрнулись в улыбке, пока девушка явно не догоняла, — Давай мыслить логически, Восьмёрка. Для тебя трудно, но ты постарайся. Ты пришла в мой год смерти. В будущем, где апокалипсис не наступил, я мёртв. Но мы знаем, что он будет. Что изменилось в этом мире? Правильно, пришла ты и спасла меня, — радовался, наконец, ребёнок. Ребёнок не научен. Ребёнок ведётся.Она дала обещание, что не сбежит.
«Да, дала, Эллисон.»Она уже давала миллион обещаний. Это Вавилон, врёт, как дышит.
«Да, я Вавилон, Пятый.» — Я ничего не поняла. То есть чтобы апокалипсис не наступил, нам нужно тебя убить? — Что-то вроде, — Пятый расслабленно выключает плиту, спокойно опуская взгляд, разрывая их «контакт» глаз. В животном мире это воспринимается как «вызов». Пятый в таких мелочах мастер, не то что Восемь. Однако, по итогу, мы имеем всегда только разозлённого Пятого и спокойную Восьмую, которой кидают вызов и проигрывают. — Ты не прав. Мы должны тебя спасти, — но вот теперь и она начинает волноваться. — А вдруг это и начнёт апокалипсис? — решил уже для себя задачу Пятый, наливая кофе по кружкам. У него почему-то нет страха. А сестра начинает думать, что он сейчас жизнь собирается отдать за мир. Нет, Гетсби глупый. Он всю жизнь потратил на желание добиться Дези. Жизнью пожертвовал. — Нет, поверь мне. То, что, ты выживешь, не начнёт апокалипсис. Так что не умирай, — девушка впервые волнуется так за кого-то. Иррационально волнуется. С чего-то решая, что он уже спланировал свою смерть. Восемь опять думает, что совершила ошибку, сказав ему об этом. — Я не умру, ты же меня спасёшь, — спокойно сказал он, смотря ей в глаза и улыбаясь. А у сестры на сердце что-то кирпичное падает, цветом и тяжестью похожее на пустое волнение. То, что Пятый чувствовал всегда — ложь, придуманную сознанием. Восьмая не знает, что всегда так волновала парня. Выбрасывала на берег, не замечая. Дуря его ощущения своими словами и действиями. Она уже хотела его спасать, также как он готов был верить и чинить свою любовь. Мир круговорот делает за эти пару минут. В конце взрывается серым фейерверком. Надумала из-за его молчания и иронии. Умерла и воскресла. Восьмая не готова к таким переживаниям. Восьмая не научена. Восьмая ведётся. Восьмая сейчас кого-то сильно напоминает. — Ты можешь связаться со вторым мной телепатически, чтобы он принёс пончики? Он должен был уже всё сделать. Регенерация слишком медленно собирает частицы сердца по кускам после взрыва. Если внутри чёрной дыры также разрывает и мотает, Восемь туда совершенно перестала хотеть. Даже за Нобелевскую премию. Даже за все ответы на задачи тысячелетия вместе с проблемами Гильберта*. Если только они не связаны с Пятым — без сердца можно тоже существовать. — Да, конечно, — она поднесла ладонь к лицу, пока Пятый вынимал нож, который немного распорол юбку, задевая холодным лезвием её внешнюю часть бедра, — Он сказал, что уже заканчивает с Диего и Лютером. Сразу после зайдёт в кафе и уйдёт по делам. Ты не думаешь, что если тебе угрожает смерть, то стоит сказать, куда пропадает второй Пятый? Чем занимается? — слезла (читай как упала морально) Восемь, проходя к столу, оставляя руку отдельно у Пятого. — С ним всё хорошо, — перемешал он кофе в кружках, ставя их перед ней и садясь рядом. — Мне нужно поговорить с отцом и Ваней. — Она тренируется, у неё сил побольше будет, чем у тебя сейчас. Подожди её, — промычал в кружку парень. Ему не нравилась мысль, что она куда-то уйдёт от него. — Будь в это время в академии с остальными. Вот я к чему. — Моя дата смерти? — Пятый против заботы не бунтует. Ему только спросить. — Через три дня. Он поперхнулся. Ему казалось, что она намекает на конец света через месяц, а не через три дня, если его спасут. — Идеально, — снова подносит кружку он к губам, слегка обжигая их, — Ты скрываешь что-то снова? — Да, — честно заявляет она, — но я не уверена в этом, — быстро добавляет девушка, чувствуя, как его ладонь медленно сжимается. — И об этом ты будешь говорить с Седьмой и Моноклем? — Да, — кивает она, ставя кружку, чтобы не расплескать её в случае резкого изменения настроения парня, — Мне не нужно, чтобы ты паниковал и срывался с места, пытаясь что-то сделать, а потом умирая. — Ты справишься одна? — облегчая хватку, спрашивает он. — Доверяй мне. — Это сложно, но ладно, — хмыкает он, надеясь, что второй вскоре придёт, потому что Восьмая выбешивает, как всегда. Он не привык сидеть в стороне, тем более полагаться на кого-то, — Главное, не пропадай. Мне кажется, ты специально скрываешь всё, чтобы уйти. И я честно не знаю, что делать, чтобы заставить тебя этого не делать, — он поставил кружку на стол и упёрся на него локтем, смотря на свою пятерню, — Я шантажировал концом света, — загнул он большой палец, — Слёзно умолял, — загнул он указательный палец, — Угрожал жизни, — загнул он третий палец, — Слепо верил, — четвёртый палец загибается также как предыдущие, — Сдерживал силой, — в конце концов сжимает он целый кулак. — Подожди чуть-чуть, и я тебе всё расскажу, честно, — он посмотрел ей в глаза, чувствуя снова, что верит ей, хотя не должен был. Он знает, что она снова подведёт его, сама того не желая. Но каждый раз ему кажется, что эти глаза не могут врать. Ложь скрывается глубже, а Пятый взгляд её поймать не может, чтобы нырнуть и потонуть окончательно. По её интонации слышно что-то — зов Ктулху**, не иначе. Но он умело игнорирует нотки вранья. Может так оно и было: она верит всем сердцем, что не подведёт никого, и снова делает ошибку. Может, до неё просто не доходит смысл слов «обязанность» и «ответственность»«,обещание»«,ложь»? — Хорошо, сделаю вид, что поверил, — делает безучастный вид парень, допивая кофе, — Так, дорогая, бери свой кофе, ты мне нужна. У нас есть аж два события. Которые произойдут в одном году, которые наверняка как-то связаны — это апокалипсис и моя смерть. Взаимоисключающие события. Ещё есть событие из настоящего — твой приход, которого не было в неапокалипсическом мире. Всё верно? Нам нужно всего лишь построить множество хронологических будущих из события твоего возвращения с помощью изотопных геодезических лучей и хронологических множеств прошлых для конца и не конца света.*** Посмотрим на их пересечение и вычислим, что и кто будет причиной конца света. Я сам себе коммутатор вечности. Если комиссия не может выполнять свою работу, я сделаю это за них. — Но событий, которых приведут к концу света, всё равно миллион. — Выберем геодезическую времениподобную кривую пересекающую поверхность Коши максимальной длины, которая будет соединять каждую пару точек, если они могут быть соединены изотопной кривой, на каждом множестве и попробуем их сопоставить. Найдём ту, которая отличается больше всех. Всё равно мы больше ничего не можем. — Пятый даже один говорит за двоих. Представь, если бы они оба разошлись, — шепчет Ваня Эллисон, прячась за косяком двери, боясь, что брат снова накричит на неё, что ей нужно больше стараться стать «звездой» — чтобы это ни значило (быть Восьмой?). — Он опять будет искать какого-нибудь садовника, чтобы убить? — вспоминает Третья рассказ Лютера, когда они отмечали конец апокалипсисов вдвоём. — Мне кажется, он просто хочет в кого-нибудь пострелять ещё. Стрельба в Восьмую пробудила в нём аппетит киллера, — шепчет Клаус, прячась за миниатюрной Ваней, отступая к холлу, чтобы не нервировать сидящих на кухне подростков-учёных. Ребята, которые тоже хотели перекусить после тренировки, ретируются.***
— Девочки говорят пончикам: да, — появляется второй Пятый с бумажным свёртком, — кофе на меня не сделали, я так понимаю? — Правильно понимаешь, — хмыкает первый, который уже хотел перенестись к воображаемой доске из стен в комнате. — Я сейчас сделаю, — подрывается девушка, снова оставляя руку болтаться без запястья. — Сколько у нас ещё времени? — присаживается двойник к парню, вальяжно расположившемуся на стуле. — Меньше трёх дней, она уже собирается что-то делать одна, — шепчет ему также на ухо старший, пока другой изучает фигуру у плиты. — Чёрт, это плохо. Ловушка ещё не до конца готова. — Она пойдёт с Ваней к отцу. Доделаем вместе — так у нас будет больше времени, — в прямом и переносном смысле говорит Пятый, который знает, что они могут только вместе перемещаться в прошлое, — Я не думаю, что её потеряют накануне апокалипсиса. — В прошлый раз её потеряли как раз практически в канун, дружеское напоминание, — хмыкает второй, косясь на девушку, которая смотрела в окно, опираясь незаконченной рукой на шкаф, пока вокруг того места летали красные частички, не знающие куда присоединиться, — Я вот думаю, что если ей это помешает? — Это только предосторожность во время сна, никто не посмеет напасть на нас во время сна. Посмотрим, расскажет она или нет, чувствуя, что не сбежит. Я ей говорил про пространство-время возможных событий. Я специально упоминал несколько раз двухмерное пространство всех возможных вариантов, а она даже не поправила меня. Она пытается запутать нас. Она явно знает причину апокалипсиса. — Да, враньё — это не её конёк. — Может, в неапокалипсическом мире, она тоже вернулась, но не спасла нас? «Не, не вариант», — сразу отвечает на свой вопрос старший. — Как вариант, — жмёт плечами двойник, откидывая голову на спинку, увеличивая обзор на ноги под юбкой, — А ещё есть вариант, что она умрёт сама. «Тоже не похоже на неё. Всегда делает всё для своей выгоды. Даже в комиссию смылась и там всех подогнула под себя», — мотает Пятый головой, но потом всё-таки решает проверить, как может: — Нужно рассчитать. Это она нам точно не скажет. Но я сильно сомневаюсь, ибо её убить нереально, но исключать нельзя. Послышался звук плеска воды о стенки чашки — Вавилон уже наливала в кружку отвратительный кофе, сваренный только раз. Пятые перестали шептаться. «Ну и как она всё это время жила без нас и пила свою дрянь?» — морщиться второй, пока девушка не повернулась к ним. Натянутая улыбка на лице развернулась как оригами. — Спасибо, так ты поможешь с вычислениями? — хлопают ей ресницам лживые глазки. — Нет, Ваня уже закончила, наверное, я слышу её голос в зале, я пойду к отцу, — она растворила руку, сжатую в ладони Пятого, от чего он сначала попытался поймать воздух. А потом она спокойно вышла из кухни, прихватывая пакет с пончиками. Откусит, выплюнет и отдаст мне — поражение. — Пожалуйста, что я говорил? — всплеснул в воздухе освободившейся рукой Пятый, — Да эта сволочь явно мешает нас с грязью! — прошипел он, смотря на двойника, спокойно выливающего кофе, и потрясывая рукой на выход, — Я пойду с Ванечкой к папочке, — передразнил её парень, — Мне иногда кажется, что мы могилу себе вырыли, когда сказали прочитать ей романы. Эта дура наверняка опять с дуба рухнет и решит, что она сестру любит, или, что ещё лучше, отца. — Твоя вина, я же не настоящий, — сразу сдал концы второй, отодвигаясь от напора себя же, боком обходя парня. — О, ну конечно, когда припекает ты не я, а когда тебе нужно, ты вдруг становишься самым реальным. — Я младше тебя на миллисекунду. Я из прошлого. Всего лишь иллюзия, — перебирают пальцами в воздухе, изображая дымку оазиса. — А когда ты хотел её трахнуть, ты почему-то это отрицал. — Да потому что нужны мне твои загоны, —закатывают устало глаза, на явную агрессию, — Я и так делаю всю грязную работу, мальчик, — а потом из принципа провоцируют больше. — Мальчик? Да я тут старше тебя. — Перемешался бы побыстрее, я бы вообще был бы с тобой одного возраста, — с сарказмом улыбается младший. Самого себя раздражать намного интересней Восьмой. Чувствуется равный противник. Равный в повышенной активности ионов водорода в растворах и жидкостях. Языком черни и свободных плебеев: «равный в кислотности». Хотя одна из важнейших характеристик для чернил является кислотность. Восьмой, буквально Книжному червю, этого не хватало. У Пятого в избытке — поделится. — Намекаешь, что я медленный? Ну давай посмотрим, — он переместился к подставке с ножами, пока другой уже в зале брал катану с подставки на стене, — кто выживет первым. После разнежившего Диего бриза режущие друг друга братья было конечно же первое, что мужчина ожидал увидеть в Академии. Он, сидевший на кресле после тренировки на море с Лютером, покосился затеявшуюся драку, явно не предвещавшую ничего хорошего. Когда он ссорился с Лютером, Пятый всегда смотрел достаточно снисходительно, а теперь сам взялся за холодное оружие — они явно не поделили что-то существенное. В холле кроме него никого не было. Восьмая уже уехала с Ваней кинув напоследок «Скоро буду» и отпросившись у всех, кто был дома (Клаус и Эллисон), как обещала. И Диего уже догадывался, что Пятому это точно не понравилось. Семнадцатилетние парни перемещались друг за другом, иногда пытаясь обмануть себя же и ранить посильнее. Первый был в проигрыше из-за того, что мог потянуть только близкую дистанцию из-за величины ножа, когда второй орудовал целым японским мечом. Диего понял, что надо что-то предпринять, только когда одного ударили в живот коленкой и занесли длинную саблю для удара над лежачим. Слава богам, что они перестали убегать и Диего смог попасть в складку на лопатках от поднятых рук, откидывая одного к стене и к ней же прибивая его ещё двумя точными бросками. Первого Пятого с ножами, начавшего всю эту войну, он зафиксировал, как только встал с кресла, которое сейчас уже было центром не тишины, а битвы. — И это вы считаете поведением шестидесятидвухлетних мужиков? — Ты мстишь мне за тот случай с вазой, Диего? — сказал парень на полу, вынимая нож из порванного пиджака, который наверняка порезал и кожу. — Брось, Пятый, оба. Прекращайте заниматься ерундой. Вы там что-то рассчитывать хотели идти. Вот и идите. — Ты прав, Диего, — просвистел мимо лица Второго нож от стены, не поранивший его только благодаря способности мужчины изменять траекторию полёта, — пойдём решать проблему, Пятый. Нас же всё равно через три дня убьют, — отошёл к лестнице второй, бросая катану на пол. — Либо я тебя прикончу, — встал с пола первый. — Только не в доме разбрасывайте свои вонючие трупы, — прикрикнул их младший брат, направляясь на кухню перекусить вместе с Клаусом, задница которого проскользнула пять секунд назад.***
— Должен быть другой выход, — раздался хлопок двери на первом этаже и громкий возглас Вани. — Это запасной план, ты должна была меня понять. — Я не хочу это понимать и принимать, — задрожала люстра от вскрика. Когда Лютер уже спускался по лестнице, он увидел дребезжание и остальных предметов по мере спуска и саму Ваню, из груди которой шло синее свечение. Её глаза уже потеряли коричневый пигмент. Лютера обдало страхом. Но он боялся не столько за конец света, сколько за спокойную Восемь, перед которой стояла сестра. — Это только предосторожность, если ты меня любишь, то сделаешь это. — Кажется, я переоценила твою способность к пониманию чувств других, Восемь, — дрожь предметов нарастала. Посмотри на людей вокруг. Попробуй понять их чувства. Я схожу с тобой, хорошо? Далеко ходить было необязательным. Да у них и не получилось. Ваня напоролась на проблемы с Восьмой, также как Пятый — больно, с размаху, в сердце. «Клуб теряющих самообладание от Восьмой» открыт. Он состоит из людей, которые входили в «Клуб считающих Сера Реджинальда садистом». Новое поколение наследников растёт. Отец доволен. Хотя бы только последним номером. А Первый так и стоял как вкопанный, не дойдя до конца, застыв на пятой ступени. Что могло так повлиять на Седьмую, он не знал, как и не знал её реакцию на то, что он помешает их разговору. Но его спасла Эллисон выбежавшая из-за его спины и Клаус, который пробежал вслед за ней. «Когда он стал таким смелым?» — пронеслась мысль у лидера в голове, как брат с сестрой только что. — Ваня, не надо, — закричала Эллисон, чей голос будто вывел Скрипку из транса. Клаус подбежал к Восьмой, немного заслоняя её собой, — Что случилось? — Точно! — вдруг перевела голубые глаза Седьмая, — Они должны знать! — Молчи! — резко отрезала шестнадцатилетняя, прижимая к её рту ладонь, которая сейчас летала в воздухе, ни на что не упираясь, давя на губы, — Эллисон, пусти слух, что бы она никому не рассказала о нашем разговоре с отцом. — Восемь, что ты такое говоришь? — Эллисон, — более твёрдо произнесла она, выходя из-за спины Клауса, который вообще не понимал, что сейчас происходит и кого от кого защищать надо, — иначе я вырву ей язык, а после пришью наизнанку. Я доверила ей тайну. Сёстры так не поступают. Мы семья, это наша обязанность. Они не семья идиотов, Восемь. — Душка, что ты говоришь? Я не понимаю тебя, родная, ты никогда такой не была, — начал вдруг бегать глазами причитая медиум. — Во-первых, Восемь, — зло обратилась Эллисон к девочке, которая не сводила суровый взгляд с Седьмой, — не смей мне указывать. Во-вторых, — она начала подходить к Восьмой ближе, — сестры ничего не скрывают. Сокрытие правды — ложь. А в-третьих, — завладела вниманием сестры Третья, — до меня дошёл слух, что ты захотела поспать сейчас, — Клаус поймал лёгкое тельце пепельноволосой, которое сразу после силы слов брюнетки размякло, а рука вернулась на своё место. Ваня спокойно вздохнула, потому что один из пальцев несильно закрывал нос, — Что случилось? — Эллисон, Клаус, давайте поговорим втроём, — она подтянулась к уху сестры, — Пятый не должен об этом знать. А зря, Пятый бы открыл для семьи курсы и научил, как не вестись. Они ушли на глазах Лютера, спрятавшегося за углом, в комнату Восьмой, пока та бессознательно моталась на руках худощавого брата. Первый остался в одиночестве, не зная куда поддаться: Второго и Пятых дома не было. Номер Один в одиночестве был лишь первым и последним.***
Когда Пятые шли домой, уже темнело. Они по привычке переместились сразу в комнату Восьмой, но там было непривычно много народа: Ваня спала в обнимку с Вавилон, Эллисон что-то читала у них в ногах, подпирая стену, а Клаус храпел, сидя на полу, опираясь на кровать и неудобно закинув голову на неё. — Картина маслом, — вздохнул тихо ближний к ночнику. Эллисон вздрогнув перевела взгляд на источник шума, не заметив синее свечение: — О, Пятые, ложитесь спать, мы с ней посидим, — прошептала женщина, пытаясь никого не будить из троицы. Она чувствовала вину за то, что применила способность на своей сестре, поэтому ждала момента, когда она проснётся, чтобы всё объяснить и заодно поругать. — У вас что, девичник был? — прошептал таким же тоном ближний к выходу, не обращая внимание на Клауса, который бы хорошо вписался и в девичник, и в мальчишник, и в любую другую компанию. — Что-то вроде. Теперь иди отоспись, ты же не спал, чай, вчера. Она, думая, что разговор окончен, снова открыла книгу, но заметила шаги одного из братьев. Он преодолел пару метров от двери, оказываясь у изголовья кровати и наклоняясь к Восьмой. Парень нежно провёл по шее, убирая на редкость распущенные волосы и аккуратно продел что-то, поднимая голову с подушки на руке. — А ты собственник, Пятый, — хмыкнула Третья без капли сарказма. — Так она не сможет расщепиться и снова, растворившись в воздухе, сбежать, — пояснил он, пропадая с близнецом в синем свете. «Вот кому нужна эта хрень больше, — подумала Третья, разворачивая книгу на заложенной рукой странице. Она помотала головой, поднимая брови и вздыхая, — Ну и дети же.»***
— Восемь, жизнь — это не задача. Здесь нет единственно верного решения. На кухню влетела Восьмая, сразу направляясь к плите, игнорируя Пятых за столом и голос Эллисон позади, который прервался сразу, как только его обладательница увидела подростков, которые пили кофе. — Знаете, а мне нравится идея Пятого, — не спеша вошла на кухню Ваня, потирая заспанные глаза. Она обошла Третью и направилась к холодильнику, — давайте её на цепь посадим. У Лютера большой опыт в запирании людей. — Вы рано встали, — хором сказали два одинаковых парня. — Я вообще не спала, — стоя в проходе, сказала Эллисон уже с новым макияжем, по которому это и не скажешь. Но Пятые скажут, потому что видели. Всю ночь они ворочались, попеременно просыпаясь и с равным успехом тихо подсматривали из шкафа за Восьмой в окружении людей. Они доверяли своей семье. Но кошмары убедительно царапали стенки сознания — «проверь». Навязчивая мысль о том, что она снова сбежала, не давала передохнуть спокойно. От таких обсессий и до компульсий недалеко (Пятый уже близок так, что психа давит без руки Восьмой). — А тебе, принцесса, нравится новое «укрощение»? — обратился к ней тот, кто сидел дальше от плиты, выглядывая из-за своей копии и каламбуря слово «украшение». — Почему я не могу его снять? — шлёпнула она со злости заварником с растворимым кофе по столу, где виднелся след от воткнутого вчера ножа. — Оу, у тебя нет этого, — покачал в руках чем-то ближайший к ней, — Я не буду рассказывать, как работает замок. А то, ты больно умна не по годам. Откроешь ещё, — пряча в кармане, видимо какой-то ключ. — Отдай, — опёрлась девушка спиной на шкаф, пока ждала кипения чайника. — Э, не, дорогая, это теперь моё. У нас сейчас как раз тренировка, посмотрим, как ты будешь уворачиваться от пуль. — Она вчера обещалась мне язык вырвать, поэтому полностью согласна с Пятым, — хмыкнула Ваня, налив холодной воды в стакан и присаживаясь рядом с дальним парнем от Восьмой. — Тебе? — удивился первый. — Ване? — также воскликнул второй. — Представляешь, я так перепугался. Три моих самые милые сестрёнки как с цепи сорвались, — прошёл на кухню в одних пляжных шортах Клаус, обращаясь по привычке к одному своему общему брату, прочёсывая волосы несколько раз пятернёй. Шорты сползли достаточно, чтобы понять, что под ними ничего больше нет. — А ночью так мирно спали вчетвером, — хмыкнул сидевший рядом с Седьмой Пятый, делая глоток кофе. Второй последовал его примеру практически одновременно с ним, отставая на одну миллисекунду. — Мы помирились, — умолчал он об использовании Слухом силы. — Нет, — с силой выключила нагревание Восьмая, — Это единственный план, и если он провалится из-за кого-то из вас, — она обвела пальцем всех присутствующих, а Клаус сглотнул, — будет уже не до одной никчёмной жизни, — она взяла заварник объемом на четыре кружки и быстрым шагом направилась в свою комнату. — Она становится невыносимо злой. Пятый, ты слишком сильно на неё влияешь, — проныл Клаус, подходя к Ване и залпом допивая её воду. — Какой из? — хором спросили два одинаковых парня, с одинаковой мимикой поворачиваясь на брата. Тот только судорожно выдохнул, протягивая душещипательное: «ааа». А Пятые заглотили слова про никчёмную жизнь, кладя их на сердце, запивая их кофе, считая, что это про их существование.***
— Я правильно понимаю, что Пятый нарочно сломал твою силу? — недоверчиво спросил Диего. Он честно не понимал, почему его брат так отвержено хотел погибнуть в апокалипсисе. — Скорее всего это ловушка Пеннинга, **** устройство, использующее пространственно-неоднородное электрическое поле и однородное статическое магнитное поле. — Я не знаю, чего я больше боюсь: того, что я скоро буду понимать тебя, или того, что ты до сих пор не научилась говорить на человеческом языке. — Это как раз-таки человеческий язык, который обезьянам не понять, — хмыкнул сидящий у стенки с братом Пятый в зале для тренировок. — Эй! — шагнул к парням Лютер, которого остановила Эллисон. — Это для её же безопасности, — сложила руки на груди женщина. — И для безопасности нашей нервной системы, — хмыкнули близнецы. — И, кажется, для удовлетворения моих глазок, — восторженно хлопнул в ладоши Клаус, — Только посмотрите на неё, она выглядит как обиженный щенок. Давайте все наденем такие же ошейники чтобы поддержать её, и будем самой очаровательной командой супергероев, — прокомментировал Клаус, не ощущая два взгляда, которые его буравили. — Ты просто хочешь, чтобы тебя кто-нибудь придушил во время боя, — хмыкнул Диего, закатывая глаза, невольно представляя эту картину, — И что, ты теперь вообще без сил? — Нет, я просто не могу расщепить свои частицы. На счет регенерации тоже не знаю. Скорее всего себя я восстановить не смогу, как и снять этот глупый ошейник. Не могу залезть к себе под кожу, и соответственно никуда больше. — Кстати, на счет регенерации, залечи Пятых. Они вчера оба на ножи упали, — фыркнул Диего, умалчивая правду Похоже, в их семье правда была запретным плодом. Все стремились к ней и хотели её слышать, но никто не отваживался нарушить какой-то негласный запрет на истину. — Пускай поработает мозгом и сам себя вылечит, а то он, кажется, не знает в какое дело пустить свой интеллект накануне апокалипсиса, — впервые в жизни проговорила с намёком на презрение и обиду девушка. Поэтому один из них завис, а второй незамедлительно оскалился: — Я, по-моему, не просил помощи у разваливающейся собачонки, которая даже со строгим ошейником не может выпускать слюну по команде. Будешь вести себя хорошо, и я приклею шипы на него, чтобы ты смогла хотя бы шею защитить. Все думали, что Вавилон снова проигнорирует высказывание брата, как всегда, но его вдруг обвил колючий плющ, заставляя шипеть, от мелких ран. — Сначала себя защити. — Моя никчёмная жизнь ничего не стоит, — прохрипел парень, от сжавшегося на шее верёвкой стебля, вспоминая её слова, которые, как он думал были адресованы ему. Ваня заметила промелькнувшую боль в глазах Восьмой, которая сразу растворила растение, и поняла, из-за чего она так отреагировала. Она взяла её за руку: — Давайте начнём тренировку. Семь проследила за взглядом Восьмой, направленным на капающую кровь с пореза на щеке и стекающую за ворот с ранок на шее парня. Кажется, Вавилон была действительно на взводе, а это значит, что времени на подготовку осталось совсем немного. В этот раз тренировка длилась намного дольше, чем днём ранее. Девушка продержалась больше времени из-за того, что не расщеплялась на атомы, а только контролировала силы других, как могла. Один раз она решила попробовать с Лютером усиление гравитации, из-за чего он проломил бетонный пол на метр, но взяв Пятых за руки, она сказала им попытаться отмотать пару секунд пола. — Я проконтролирую процесс. Как ты сделал в 1963 году. Только восстановим пол. — Ты следила за мной? — Ну же, давай, — скомандовала Восьмая, держа Пятых за руки, вторыми они с двух сторон коснулись дыры, — В 1963 ты же не переместился во времени, а отмотал его, ты не встретил себя прошлого. Ты красиво скользил, как Дьявол по замершему аду. Верни пол к истокам, — также как и остальным ласково помогала Восьмая, пока другие снова были заняты тренировкой. Бетонные осколки начали в обратной перемотке складываться в ровную плиту, — Хорошо, ещё чуть-чуть. Молодцы, мальчики, — последний камушек встал на своё место, а щель срослась. — Ещё раз назовёшь нас мальчиками, и не плачься потом Ванечке, как мы тебя обидим, — шикнули ей с двух сторон. Она хотела отдёрнуть руки, но Пятые, которые не касались её, как им казалось вечность, слишком быстро отошли от обиды и не отпускали, даже не заметив, что все их раны зажили.***
После тренировки Восемь сменила свою одежду на красную водолазку, чтобы закрыть ошейник, бежевое пальто и чёрные брюки, которые были более привычны для неё за последние много лет, и последовала из дома, оставляя форму одному из братьев. Она шла, немного задумавшись о том, стоит ли снимать ловушку: кажется, это устройство, наоборот, помогало её плану. Если всё так и пойдёт, то сегодняшний день перед апокалипсисом станет роковым. Восемь верила в то, что сегодня всё закончится, благодаря этому ошейнику, из-за которого она существует, а, следовательно, может умереть. Иррационально волнуется. С чего-то решая, что он уже спланировал свою смерть. Восьмая волновалась не иррационально, потому что сама уже спланировала свою. Она знала, что должна была умереть до Пятого, в этот самый день, который близился к концу, и она не боялась. Никто не знал об этом кроме Монокля, и если это не остановит конец света, то Клаус просто призовёт её. Она должна умереть сейчас. Иначе то, что она останется жива и будет событием, которое запустит апокалипсис. Восемь, жизнь — это не задача. Здесь нет единственно верного решения. Она узнала время и место своей смерти в комиссии ещё девятнадцать лет назад, когда увидела надгробную плиту. И если бы ещё одно решение, хотя бы с минимальной вероятностью выигрыша и огромными рисками, Восьмая бы выбрала его. Но нет. Это единственно верное решение. Все братья и сёстры похоронены вместе. Она умерла самая первая, следующий Клаус, но только через двадцать лет, видимо, из-за употребления наркотиков, остальные ещё позже. Это был год твоей смерти, Пятый. В этом году ты умрёшь. Это год твоей смерти. Врёт она плохо, постоянно повторяя ложь для убедительности. И Пятый не научен, потому что редко слышал её. Пятый повёлся. Пятый умер самый последний. Да, она соврала ему по одной простой причине: она не хотела умирать, поэтому посмотрела по коммутатору вечности события, к которым приведёт её выживание. Смерть Пятого было таким событием. Единственный план выживания для всей планеты и Пятого — её смерть. Без Пятого они вряд ли спасут мир от апокалипсиса. Без Пятого ей вряд ли нужна будет жизнь, одолженная у него взаймы. Это единственный план, и если он провалится из-за кого-то из вас, будет уже не до одной никчёмной жизни Она не опаздывала, она не спеша шла на свою казнь. Она прожила достаточно. Всю жизнь она стремилась к тому, чтобы выполнить приказ отца: быть тенью Пятого. По совету отца, она разрабатывала сыворотку омоложения, так как они считали, что Пятый, если и вернётся, то стариком, которому нужна будет помощь. А потом он появился на кухне тринадцатилетним. И если бы она не улыбнулась, то, наверняка бы, заплакала от того, что тень из неё так себе — прогадала. Три года в тюрьме она обдумывала план возвращения тела, а потом десять лет искала квантовую гравитацию, чтобы узнать секрет сингулярности, с помощью которого смогла бы состарить Пятого.—Личные причины, — Пятый закатывает глаза. —Я не думал, что ты настолько тупая девушка, которая гоняется за вечной молодостью. —Они не тупые. И это не то, о чем ты говоришь. —Тогда какие причины? —Ты не поймёшь.
Когда она узнала о смерти Пятого, то практиковалась в медицинских практиках ещё пять лет, которые можно было бы улучшить с её силой до простого слова «регенерация». Следующие девять лет были убиты на развитие способностей искривления пространства, созданию дыр, сквозь которые сможет более свободно перемещаться брат во времени и пространстве, тогда как она просто разорвётся при таком скачке. Пять лет на телепатию, чтобы показать ему, что она жива, потому что наблюдать за ним со стороны было очень больно. Для тебя это пустая трата времени? Нет, если бы она пришла не за три дня к лучшему киллеру, то не смогла бы умереть. Восемь наблюдала за ним по камерам в комиссии. В 1963 году как он отмотал время. В 2022 плакал на её могиле. В 2026 получил докторскую. Она вглядывалась в его черты лица, чтобы состарить его потом правильно. Чтобы от неё был хоть какой-то прок. «Восемь была нужна Пятому. Сила Восьмой создана для сил Пятого. Восемь как база данных необходима для интеллекта Пятого. Только Восемь может решить проблемы Пятого», — вдалбливал отец в маленькую девочку. И девочка верила. Она не впитывала эти слова как все остальные, которая прочитывала из пролистанных книг. Она им верила, потому что в её мире по-другому и быть не могло. Потому что эти мысли проще, чем все, которые были у авторов. Так было верно. Реальность никогда не была верна и правильна, но её смысл жизни был аксиомой, которая не требовала доказательств. Когда она поняла, что никто в мире не знает, как из ничего появилась Вселенная, единственный фундамент под её ногами состоял из знания, что Вавилон появилась для Пятого. Теперь она знает, что и умрёт для него.Дорогая, ты пришла спасти меня и спасла
«Да, Пятый, я пришла спасти тебя.» Любовь, которую все как будто пытались навязать ей, была не нужна. Она не считала это любовью, потому что не планировала прожить с ним до старости. Она бы скорее всего спокойно отнеслась бы к женитьбе Пятого, хотя и казалось ей эта идея сумбурной и нереальной. Когда его не было рядом она не чувствовала себя разбитой или неполной. Она думала лишь о том, что ему дать, когда они снова встретятся. «Фсэ ес’за Пятый». Всё из-за Пятого. Всё для Пятого. Ей слишком поздно искать любовь и пытаться себя дополнить кем-то. Она уже состояла из Пятого, и винить в этом кого-то тоже поздно. Отец ли или удачно совпавшие силы. Идеально подходящие друг другу база данных и генератор идей и решений — вот кто для неё были Восемь и Пятый, и это уже вряд ли изменишь. И если вселенной нужно, чтобы Восемь умерла, чтобы Пятый прожил ещё лет пятьдесят, то так оно и будет. Если будет нужно, то она призраком пролетает все эти пятьдесят лет. Поможет Пятому создать устройство для того, чтобы она смогла ему на ухо шептать данные до того момента, как они ему будут нужны, если потребуется. Это её жизнь, и она не жалеет, что посвятила её не себе, потому что ничто её больше так не волновало как брат. Легко умирать, когда знаешь, что сможешь доставать ещё долго одного медиума. Но даже если она не сможет остаться, если ей не позволят, или если бы Клауса и потустороннего мира не существовало бы, то она всё равно бы выбрала его жизнь, вместо своей.