Она уже давала миллион обещаний. Это Вавилон, врёт, как дышит.
«Кто такая Вавилон?» — спрашивает сама себя девочка, забывая. И это в содрогание приводит. Она никогда ничего не забывала. Но времени нет на эту тему думать. Но мысли басом у неё в крови и в голове бьют. И уши не слышат дыхание изо рта. Она пугается, а потом понимает, что разделена настолько, что сама просто не понимает, где именно её сознание в этой бешенной гонке со временем по пространству. По крайней мере, один из них был рад такому положению дел. Тот, у кого характер похуже, чем эта ситуация, в которой подростки выживают. Пятого такое закаляет и возбуждает. У него тоже звук в ушах стоит. Только не гам, а вопль высокий. Вскрики мелодичные от неожиданности, которые он будто специально под ритм свой рваный подбирает. Ему осознанно всхлипы нравятся, потому что первое, что он услышал от Восьмой это шипение и писклявый стон от лечения ранения на плече. Парень глянул на рычаг, окутанный кровавым маревом. За этой дымком не было видно ничего, но это лишь значило, что девочка старается изо всех сил. Смог был непроглядный. — Ты растворилась по частицам, Восемь. Что это могло быть?—Это алхимия Пятый, такого не может быть, сам же знаешь.
Он с улыбкой тоже решил не отвлекаться, видя, что двери понемногу закрывались. Но, как бы Пятый сейчас не был ловок, он был один, поэтому пропускал нескольких людей, которые пытались сбежать в последний момент. Он наслаждался нескончаемыми силами, которые восстанавливала регенерацией девочка. А Восьмая ещё не видела на нём столько слов «кровь». Вавилон замечала, что некоторых они упускают. Поэтому она попыталась изменить гравитацию на большем диаметре, чтобы люди не могли подойти к вратам. Красный туман резко спал вниз, разлетаясь по широкому кругу. Преступники («живые люди, живые, мать его, люди» — поправляется Вавилон), похоже отчаявшись и потеряв голову, лезли ползком, ломая позвоночники от силы притяжения, застревая между тем и этим миром. А когда Восьмая всё же смогла дожать рычаг и портал был закрыт, то увидела только кровавые остатки от них и половины разрубленных тел. Пятый сразу переместился к её размякшему туловищу на рукоятке, подхватывая его за талию, и за миг он уже был у головы, второй рукой берясь за волосы. Он, не думая, использует её силы и возвращается на Землю, туда, где должна быть их команда. Она сразу оседает на землю, пытаясь соединиться, но частицы кружатся вокруг, не находя своё законное место. — Что с тобой? — спросил Пятый, стирая кровь с глаз. Восьмой ничего стирать не надо. Все красные пятна сразу пытаются перебежать к хозяйке с белой рубашки на шею. Вернуться на место — для них сейчас главная прерогатива. Потому что сил больше отделяться нет и сдерживать свои атомы порознь. — Молекулы. Некоторые молекулы крови мы оставили там, — пыталась отдышаться Восемь, хватаясь оторванной рукой за голову и притягивая её к шее, желая от безысходности насильно себя собрать, — Ничего, — врала она, — небольшая кровопотеря.Это Вавилон, врёт, как дышит.
«Это я Вавилон, » — возвращается мозг к решению простых проблем. Однако, Пятый тогда был неправ. Дышит она неважно. Вавилон чувствовала, что некоторые частицы внутри неё стремятся в ту карманную вселенную. А внутри нарастало заражение, появившееся от пыли, капель чужой крови и частиц немного отличающейся среды той планеты, которые осели на её атомы. Ей хотелось выблевать это всё как ненужный мусор, но голова всё никак не хотела крепиться к шее обратно. — Сиди тут и приходи в себя, — погладил он её по макушке, замечая глазами свою семью, которая уже боролась на этом фронте. Наверное, преступников ждал большой сюрприз — сбежать от одного семнадцатилетнего парнишки и наткнуться на другого, с ещё более чокнутой командой, чем разделяющаяся девочка. Шесть человек Академии Амбрелла встретили Академию Сперроу провалом. Они проигрывали по всем фронтам. По городу летали и бушевали преступники, а её семья плохо справлялась без неё. Второй Пятый обрадовался продолжающейся бойни и сбежал в свой портал. Он сразу ринулся в атаку, хватая первое попавшееся на глаза оружие — кирпич. Пока он мимолётно разбивал людям грудные клетки и головы, вышибал позвонки из хребтов, ломал челюсти и выбивал зубы, которые осколками вытекали вместе с кровью изо ртов, на его лице появлялась улыбка. Звук криков и дробившихся костей, терялся в общем гуле борьбы. Но звенел у него в ушах. Все заметили приход второго Пятого, который означал прибытие и Восьмой. Она вынырнула из-за угла, как брат, и распалась на части, пытаясь, превозмогая боль, начать контактировать с каждым из своей семьи: помогая Эллисон видеть призраков и отдавать им приказы в глаза; частицами проникая в уши Вани и кружа вокруг Лютера, контролируя их силу, чтобы город не был разрушен в конце на куски; мгновенно решая уравнения перемещения Пятых, которые работали в команде; телепатией направляя на злодеев сзади Диего и всех остальных и подлечивая их появлявшиеся с каждой минутой всё быстрее раны. Пятые помогали связывать её с временами, откуда осколки сознания девушки черпали рёв извержений вулканов для Седьмой и связывали Клауса с сильными духами воинов. Её мозг в прямом смысле этого слова разрывался на задачи. Она облетала по частям всё место происшествия. Её клетки крови кружили по воздуху, как красный туман, а запах железа вскружил опасным преступникам головы. Впрочем, не только им. Второму Пятому казалось, что он снова в своей тарелке, в своей настоящей красной рубашке. И эта радость была слишком заметна, хоть он и говорил неоднократно, что всё это он делает ради мира и семьи. Только слепой не заметил бы его сумасшедшую гримасу, с которой он убивал противников. Восьмую косвенно можно было назвать слепой. Правда вопрос был в том, что она сейчас, спустя долгое время борьбы, действительно не видела в кругу сражения второго Пятого. А это странно. Очень. — Где Пятый? Второй Пятый? — закричала она во весь голос, пытаясь перекричать всех, однако оглушила только Ваню, из-за чего суперзлодеев слишком сильно отбросило взрывной волной вокруг неё. — Его ранили, я оттащил его подальше, — мелькнул рядом с Ваней близнец, сразу исчезая и появляясь вновь, откидывая грязную ткань, которой вытер руки, — Ничего страшного, я ещё жив. — Когда вы разделились, ваше сознание разделилось тоже. Я только сейчас это поняла, но вы, специалисты по эмоциям разве этого не замечали? — разозлилась она, — Один из вас кровожаднее и холоднее другого, — пояснила она удивлённому брату. «Вы практически одинаковые, да, но на вас есть разные слова, » — вспоминает старший парень, по правую от неё руку, которую всегда он держал раньше в своей левой, потому что та и правда была рабочей, главной. Второй Пятый всегда стоял слева, неудобно держал правой рукой Восьмую, постоянно в насмешку отставал на миллисекунду, делал грязную работу с радостью без придирок и был каким-то неправильным, лживым. Пятый вспоминает, как тот никогда не реагировал на ранения сестры. Не сильно переживал, но спокойно делал то, что требовалось в ту секунду. Двойник всегда дрался ожесточённее, будто показывая ошибки мальчика из прошлого. Все его действия обнажали и опошли все его грешки. Он второй Пятый, но он не копия. А Восьмая такой расклад принимает слишком близко к сердцу, испытывая огромную тревогу и беспокойство. Её захлёстывает сразу и с головой, которая и так уже ничем от варенья с перемешанными мыслями не отличалась. Она может забыть всё, даже имя своё, но Пятого это всё равно не коснётся. Потому что даже первое, что она увидела были буквы его имени. И всё, что мечется под этим словом настоящее. Цифра ли 1 или 2 — роли никогда не играло. Её части полетели к закоулку, собираясь вместе и пропуская мимо себя пули, осколки и ножи. На нём было много слов крови, и какие из них его — девушка понять своим перепутанным сознанием не может; слов ненависти и злости. Первый всегда выбирал слова, которые сказать, в отличии от Второго. Он всегда был более сдержанным, было ясно, что второй нарвётся на неприятности. Но она поняла это слишком поздно. Она теряла контроль над своим разумом и ситуацией. Мир, который она воспринимала через призму своих сил, был уродливый, чёрно-белый. Но сейчас он зациклился и показывал настоящий ужас: Восьмая не понимала мёртв ли второй Пятый. Она не понимала людей и раньше, потому что она видела только человеческие формы, состоящие из фраз, которые ей что-то говорили, что-то значили. Она не разбирала их интонации, эмоции, чувства, которые нельзя было выразить словами. А теперь она не видела и дыхание, потому что слова разбегались не от его груди, а в хаотичном порядке, который был известен только им самим. Никакой логики в её мире больше будто бы не было, от слова совсем. Рациональность всегда привносил в жизнь Пятый. И теперь план лежал на ней. Стратегия для Восьмой — всегда придерживаться самой быстрой дорожки. Зачастую в том числе и самой отвратительной, самой измызганной в чернилах и кислоте, которая жгла ноги. А сейчас она даже указатели на эту тропинку не видела. Вавилон пыталась решить задачу регенерации обездвиженного тела перед ней. Но все мысли расползались из-за боли, разрывавшей голову и тело. Она не могла сосредоточиться. Она, чёрт возьми, кажется, осознала чувства хирурга, когда ему на операционный стол положили тело его близкого. И все эти чувства мешали её сознанию. Оно было на пике волнения. Её рассудок явно уже давно сдавал позиции. Её мозг осознал страх. Её мозг воспроизводил страх вокруг. Казалось, что построенный кем-то мир рушился. Мир, построенный из чисел и формул учёными, для неё был сложен из слов. Её матрица букв. И сейчас она ломалась с завидным успехом. Знаки устроили шабаш вокруг Вавилон, которую будто ведьму сжигало изнутри. Чувства, которые никогда не имели веса в решении, подняли бунт, желая показать свою силу, своё отчаянное существование в ней. Положить конец свой безвыходности, и открыть, наконец, себе двери к сердцу. Чтобы взволновать. Но они посчитались: ринутся всем скопом сразу — плохая идея. Чёрные кляксы стекали по машинному шрифту строк, из которых возвышались здания. Мир рушился от разрушений вокруг. Слова пульсировали в её глазах и кричали в ушах. Она не понимала, что делать и забывала, что нужно что-то делать. Она видела только слова, которые не пытались дерзко бегать только около одного слова «Пятый». Всё вокруг ломалось и истекало чёрной кровью, кроме неподвижного Пятого у стены. Восьмая бегала глазами в поисках помощи. Её тело дёрнулось, когда, посмотрев вниз, увидела спирали, которые будто всматривались в неё. Её мозг был ослаблен постоянным решение проблем, поэтому понемногу переставал преобразовывать картинку из глаз в слова. Но Вавилон было сложно вообще что-то понять. Она оторвалась в страхе от взгляда снизу. И снова увидела семь пар закрученных шариковой ручек в спираль линий. Они смотрели из кустов, углов и машин. Она не могла осознать, что это, но знала, что на неё будто кто-то пялился. Семь пар глаз её братьев и сестёр, одни из которых впивались в неё пустотой. Над ними зависло слово «Пятый», а вокруг него растекались слова «кровь», «кровь», «кровь»…увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами.*
Ей казалось, что всё потеряно, что наступает апокалипсис. Слова вокруг рушились, а буквы растекались, голова трещала от боли, а частицы стыковались не на своих местах, начиная разрывать её изнутри. И всем этим заправляли кляксы, пугающих её глаз. Липкий ужас проявлялся её кошмарами наяву: она видела только семь пар уставившихся, поглощающих чёрных дыр. Они что-то кричали ей, но все буквы скатывались в воронки их глаз, уплотняли их черноту. Первая форма, которую она увидела за всё это время. Первый образ, который не смог преобразить её измученный мозг — глаза — зеркало души, которое исказилось, стало кривым и теперь пугало. Пугало своей нереальностью. — Привет, ребята, — переместился к собирающейся вместе семье в закоулке Пятый, — Как вам апокалипсис? — спросил он, пока ему не показали на девушку, немного дезориентировано выходящую из переулка на площадь задом. Она, казалось, боялась их и пятилась с Пятым на руках, прижимая его к груди, защищая телом. Одна из кистей была на небольшом расстоянии от предплечья, минуя запястье, но будто бы упорно делала вид, что соединена в целостную конечность. Шея же вовсе была лишь красной дёрганой, ходящей рябью дымкой. Преступников оставалось мало, но там на площади, куда с каждым шагом приближалась девочка, шёл перекрёстный огонь способностями и оружием. — С ведьмой боретесь? Она что там заклинание шепчет что ли? — Восьмая и правда что-то тихо проговаривала про себя, уже прилично отдалившись от группы семьи. — Пятый? Чё она творит со вторым тобой? — задал всех интересующий вопрос Лютер, с интересом наблюдая эту картину. — Наверное, пытается спрятаться и передохнуть вместе с ним, — повёл плечами парень, чувствуя, что что-то не так, — Он сознание потерял, его ранили. У неё мало сил, наверное, подлечит его и восстановит энергию. — Но, она же выходит с ним из укрытия, — семья начинала волноваться, и не зря, потому что как только она вступила на свет, падающий от фонаря, через её ногу сразу пролетела пулемётная рябь. Девушка потеряла равновесие и, неловко упираясь на растворившуюся ногу, прыгнула несколько раз назад, навернувшись на колени. Восьмая утробно взвыла, переливаясь в свете разноцветных вспышек огней летающих суперсил. Роняя Пятого себе на бёдра, поперхнувшись чем-то, она схватилась за пустое горло, пропуская сквозь пальцы кровавую пелену, которая флером, прозрачным щёлком ниспадает на плечи, пачкая рубиновыми каплями белую рубашку.И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её;
Чернила, тающих на её глазах башен, тянувшихся до этого в небо, стекались к её ногам, лезли к её шее, заливались в глотку. Она давилась, всхлипывала и снова глотала. Восьмая была перенасыщена информацией. Она топилась в девочке, которую, казалось, сейчас разорвёт, и всё выйдет наружу. Переполненные мысли и знания плескались в мозгу. И каждая новая капля лишняя. Каждый раз казалось, что больше не влезет. Но у людей много слов. Замолченных и брошенных на ветер. Частички недосказанных слов, разрушенных фраз бежали по венам. Чернилами текли по белой коже. Каждый раз проходя по одним и тем же линиям. Обводя, как в прописях, буквы на руках: «Βαβυλὼν ἡ μεγάλη, ἡ μήτηρ τῶν πορνῶν καὶ τῶν βδελυγμάτων τῆς γῆς». Вавилон. Это же смешно. Знаешь кто такая Вавилон? «Βαβυλὼν ἡ μεγάλη, ἡ μήτηρ τῶν πορνῶν καὶ τῶν βδελυγμάτων τῆς γῆς», — процитировал он практически на чистом древнегреческом, — что означает: «Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным». Булыжники с целыми предложениями, с путающимися буквами, с разламывающимися пополам словами, падали на землю с огромной силой, отдаваясь где-то в мозгу голосами тех, кто говорил эти слова когда-то. И только одно слово валялось в разлитых чернилах. Оно единственное было собранное, правильное, но безжизненное — «Пятый». Всё остальное приходило в движение. Даже фундамент, состоящий из теорий по физике, под её коленками разбегался, как скопище пауков. — Если я тебя и правда люблю, то сделаю глупую вещь, если с тобой что-то случится. Тебе напомнить какие глупые вещи я могу сделать? Академия Амбрелла старалась докричаться до своей сестры, которая что-то орала на разных языках. Они хотели, чтобы она помогла Пятому, который лежал на её коленях. Возможно, ему ещё можно было помочь, но Восьмая, кажется, не слышала и не видела их. К ней было не подобраться. Из её глаз и рта текла непонятная чёрная жижа. С каждым её словом, которое произносила, она захлёбывалась и давилась. Плакала чёрным ручьём. Лужа, образовывавшаяся под ней, утягивала всё, что в неё попадало: осколки, камни, обломки. Они надеялись, что если помочь Пятому, то истерика Восьмой прекратиться. — Оу, я знаю, — младший из них передразнил её жест с щёлканьем пальцев, — Вот так — пух, и всё. Закрученные, запутанные линии глаз приближались. Вокруг летало десять острых ножей клякс. Чёрным теперь было всё кроме одних единственных пар глаз. То, что раньше было подписано зелёно-голубым теперь и правда было таковым. Это было странно и непонятно, однако больше всего её пугало другое. Слово, гласившее «Апокалипсис», кружило вокруг этих мертвенно-серых спиралей, впитывало в себя их и буквы, принадлежащие её смыслу жизни. Кляксы пытались пожирать единственное устойчивое слово, но всё больше сливались с сине-зелёными дырами, превращая единственный новый цвет снова в чёрный. Пустые глаза зверя смотрели на неё и царапали стенки сознания, пытаясь снести последние несущие столбы. Она наконец увидела цвет его радужки, но зрачки увеличивались, что делало глаза безжизненно чёрными. Восьмая видела мир по-другому ещё с рождения, а сейчас её воспалённый мозг только сильнее искривлял её мир так, что она не понимала, что происходит на самом деле: что не её насильно заливают чернилами, а она их выплёвывает; что головы зверя не рычат на неё, но являются её семьёй, которая пытается привести её в чувства; что не убить хотят клинки, а защитить от нападающих преступников, которые борются с Академией Сперроу. Ей казалось, что Пятого пожирает апокалипсис, но это было бессмысленной неправдой. Все ангелы уже протрубили. Сражение уже прошло, но настоящий апокалипсис начался только сейчас. Мальчика пожрал Апокалипсис, а Вавилонская блудница испила и сидела в чёрной реке, вокруг летали семь голов зверя с десятью клинками. Она всё превратила в знаки, пытаясь осознать, что происходит. Всё было похоже на кошмар человека, который смотря в книгу, понимает смысл, но не может прочитать ни одного слова. Придуманный сном смысл. Время приближения к Восьмой других шести глав чудовища то текло быстро, то практически останавливалось. Клинки пролетали мимо, пытаясь в неё попасть, но меняли свою траекторию, кружась над её головой как коршуны. Харгривзы видели, как Вавилон боролась со своей силой и явно проигрывала ей. Человек-кукла-вуду из академии Сперроу проткнул себя ножом, отражая свою рану на девочку, пытаясь её отвлечь. Однако рана на животе моментально зажила, а Восемь даже не почувствовала удара. Эллисон пыталась приказать ей силами, чтобы усыпить её, но её слова ударялись о стену Вавилон из слов, буквы которых вылетали из её рта нечитаемыми, перепутанными и перевёрнутыми чернильными разводами. Они сталкивались с приказами Третьей и падали на залитые тушью с губ, глаз, ушей и носа коленки. Духи Клауса засасывались вместе с камнями в чёрную дыру из слов. Всё те же чёрные слова отталкивали ножи Диего, закручивая их над головой Вавилон, будто строя башню над ней в небо. — Пятый, нужно забрать Пятого, чтобы привести его в чувства. Может, это её остановит? — заорала Ваня, поднимаясь к уху брата на носочках, держась за его плечо. — Мне так не кажется, но стоит попробовать, — он исчез в синем свечении и появился перед лицом Восьмой, стоя у той на коленях. Он хмыкнул и, взяв за грудки копию своего тела, исчез. Парень не то что бы был удивлён. Просто к Восьмой, которая так много болтает, он не привык. Тем более произношение, которое она репетировала с самим Сером Реджинальдом до сих пор хромало на обе ноги. — А ты не можешь отмотать время? — крикнул Лютер, отбиваясь от остатков преступников. — Нет, она сейчас контролирует природу пространства и времени, искривляя их и создавая подобие чёрной дыры. Если я отмотаю время, она просто уже будет тут. У этой хрени под ней слишком большая гравитация. Она пронзает сейчас все временные линии на этом пространстве. — Ты сейчас пытался объяснить необъяснимое? — хмыкнула Эллисон. — Я попробую до неё достучаться, а вы лечите пока второго. Он ещё дышит, но слабо. Она чуть его не затопила, так ещё и уронила головой об асфальт, когда падала, — исчез Пятый. Он появился перед ней, минуя воронку, сразу вытирая чёрные слёзы, застилающие ей глаза. Но она смотрела на его радужку, представляя как зверь всё-таки подобрался к ней. Он различил неразборчивое захлёбывающее «уйди» на латыни, перетекающее в «не трогай его» на немецком. Она быстро переключалась на разные языки мира, забытые и современные, из-за чего он терял половину сказанных слов. Единственное, что он понимал, так это то, что она думает, что к ней приближается зверь, который на самом деле был её братьями и сёстрами. Она считает, что апокалипсис идёт из вне, хотя он явно исходит от неё. — Я Пятый, Восемь, посмотри на меня. Ты видишь меня? — она продолжала выплёвывать слова, которые пачкали его костюм, попадали на щеки и шею. Он понял, что она ничего не понимает или не слышит. Пятый обнял её, сидя на её коленках, пытаясь не касаться лужи под ними, обхватывая её худыми ногами. Он гладил её по волосам и спине, пока она чувствовала его сердцебиение и дыхание на плече. А он слышал её зашкаливающий пульс, будто она пробежала стометровку, выпив при этом десять чашек кофе. — Пятый. За спиной. Сожрёт, — сквозь всхлипы и громкие глотки сказала она на древнегреческом, шведском и испанском. — У меня никого нет за спиной, тебе кажется, — он не понимал, что словами делает только хуже. А ей казалось, что над ним всё еще висело как венок слово «апокалипсис». Он приблизился, чтобы поцеловать её. Остановить её поток слов было необходимо. Но словам уже дали выход.А за его спиной и правда восставало что-то огромное из лужи. Тень приобретало форму ствола. Дерево прорастало и тянулось вверх. Корни подпитывались чернилами у её ног.
Парень почувствовал маслянистый безвкусный отпечаток чёрной туши, но продолжил. Он думал так успокоить её сердце, прекратив доступ к кислороду и истеричные вздохи. Но это только приятно волновало девушку.Буквы норовили встать на свои места на ветках, но путались как листва на ветру. Ветки покачивались, пытались из слов составить осмысленные предложения. Но ничего не получалось.
Пятый сминал её губы нежно и медленно, будто сам говоря действиями ей что-то, осторожно поглаживал по плечам и голове. А Восьмая старалась выразить эмоции и чувства, что бегали мыслями в её мозге, словами.В итоге распускались только цветы из пяти лепестков-букв, рождая множество слов «Пятый».
— Ребят, ничего не помогает, — обернулся Пятый и увидел, как Восьмая добровольно преобразовывает разрастающуюся чёрную дыру в дерево. — Я был не прав, действия она как раз и понимает больше слов, — поражённо воскликнул Диего, поворачиваясь на второго Пятого, который откашливался, прислонившись к стене здания. Дерево росло выше, становясь крепче. На горизонте занимался рассвет, а герои стояли наготове к следующей возможной битве. Откуда-то сверху тянулись потерянные Восьмой частицы красным лучом, пытаясь добраться из карманной вселенной со скоростью света, восстанавливая структуру тела. Они изгибали время и пространство, чтобы выбраться из запертого мира. Девочка сплёвывала не только чёрные капли вместе с шёпотом, но и комки железа, крови и звёздной пыли. Всё пропадало в маленькой пустоте у ног. Её утешали объятия и две пары голубых глаз, которые уже не выглядели ужасающе чёрными. Пятый взял её руку и дотронулся ей до своего лица, ведя аккуратно по нему её трясущимися подушечками ослабленных пальцев. Она чувствовала мягкие прямые волосы, тёплую гладкую кожу, изогнутую линию бровей, длинные подрагивающие и щекочущие кожу ресницы, тонкую горбинку носа, маленькую ямочку у поднятых уголков губ, острый подбородок и изгиб челюсти. Пятый давал понять, что, если он счастлив, значит всё прошло и сейчас всё хорошо. Восьмая начинала ощущать тяжесть на своих бёдрах, которая раньше скрывалась гравитацией. Под её ногами выступали камешки асфальта, которые проглядывали сквозь утекающую тушь. Они царапали кожу коленок, рисуя небольшие ссадины. Голова пустела и оставляла без сил. Вавилон упала на державшие её руки Пятого, который почувствовал резкий прилив энергии. — Класс, ну и куда он делся, — донёсся голос Лютера сквозь долгожданную тишину, сопровождаемую картиной восхода солнца. На его глазах только что пришедший в себя второй Пятый исчез. — Тут я, — произнёс полностью пришедший в себя единственный Пятый, понимая, что с потерей сознания Восьмой они с близнецом соединились. — Всё закончилось? — подтверждала для себя уставшая Ваня. — Ну, эта херня, похоже, останется, — показал Диего пальцем на огромный сорняк по центру площади. Пятый засмеялся, вместе с Восьмой в руках падая на спину. Он чувствовал её размеренное дыхание у себя на груди, сжимая её за плечи и голову, путался в волосах, которые откинулись ему на лицо. — Этот тоже чокнулся, — хотел проворчать Диего, но мимо него, воруя звук, пронеслась счастливая Ваня, кидаясь обнимать брата с сестрой. Пятый ощутил тепло сестры, которая утыкалась в плечо Восьмой носом. Он завёл ей руку за лопатки, успокаивающе похлопывая. Седьмая ощутила конец ненависти в их наконец-то полной семье. — Ну и зануда ты, Диего, — прошёл быстрым шагом в нарастающую лежачую толпу Клаус. Он завалился рядышком, убирая руки за голову и смотря на голубое небо, но на него закатились три гнома, которых он сразу пустил под бок. Он почувствовал, что страх, сковывавший его отпустил, и больше не в силах сдерживать чувства он заплакал. Практически падая без сил, к ним присел рядом Лютер, боясь кого-то из этих хрупких детей раздавить. Он улыбался и гладил свою макушку, радуясь, что все остались живы. — Пошли, брат, нужно довести их ещё домой и уложить спать как-то, — похлопала по плечу Эллисон, закрывая глаза и выдыхая. Она представляла, что Клаус точно не захочет так просто укладываться в кровать без праздника, — Я может, ещё и до ванны доползу, — мечтательно озвучила она свои мысли, — Благодаря Восьмой у нас практически нет ран и синяков. Это достижение. А вот её, похоже, придётся долго отхаживать, — Третья взглянула на хохочущий комок у чёрного дерева, на котором покачивались странные цветы. — Я позабочусь о ней, — хмыкнул Второй про себя, вспоминая какой суп готовила ему мама, когда он болел, а отец не давал отлежаться. Зато Восьмой теперь в этом никто не помешает.***
— Тише, — Пятый почувствовал шевеление под боком. — Я хочу сходить за кофе, — подалась вперёд Восемь, но её сразу потянули обратно на постель за плечи. — Лежи. Диего собирался скоро делать обед. Он заходит каждый раз перед ним, проверяя проснулась ты или нет. А теперь лежи, — её притянули ближе, утыкаясь в волосы сбоку, — Апокалипсис прошёл, никто не умер. — Кроме преступников. — Это не твоя вина. Они сбежали раньше, чем ты умерла. — Нет, — шепнула она, смотря в потолок, — Если бы меня сбили, то того богача бы арестовали хотя бы на сутки. Это он помог открыть портал для своего отца, — объяснила Восьмая приподнявшемуся сначала от удивления Пятому, но который сразу упал обратно на мягкую подушку. Он спал, и он спал без кошмаров. А после Апокалипсиса он так хотел несколько дней не делать ничего, не думать ни о чём. Скорее всего он бы к этому вечеру точно бы не смог больше филонить, но это была слишком сладкая мечта. Поэтому он проныл, кусая плечо девушки. Она дёрнулась, не ожидая, но его руки всё равно напряглись. — Ты серьезно думаешь, что богача бы посадили или хотя бы остановила полиция? Спи. Единственное, что принесло то, что ты не умерла, так это промотанные наши нервы, пролёжанные тобой и мной в качестве смотрителя за тобой в кровати без сил дня три и слишком много нытья за всё это время, — парень закрыл глаза, продолжая, — Мне больше нравилось, когда ты молчала, не глупила и слушала меня. Девушка затихла, а парень уже хотел улыбнуться покою, но она повернула к нему лицо. Он почувствовал шорох на подушке и открыл веки, изучая её взгляд. Он был точно в глаза, не сквозь них, не в сторону от них. Она без слов смотрела и спокойно выдыхала, иногда медленно моргая. Парень не знал, о чём она думала, но был готов к провокации. Она слишком много убегала, чтобы оставить всё вот так. Наконец она заговорила: — Я видела твои глаза. Они серо-зелёные, да? Очень красивый цвет, — задумчиво добавила она. Парень удивлённо поднял брови, надеясь, что его не обманул, как всегда, её голос. Он растёкся в улыбке, спуская руку с её плеча к талии. — Правда? — она кивнула, а он неосознанно начинал мять кожу под ладонью, — Честно видела? Настоящие кружки? Настоящий цвет? — на все вопросы она, соглашаясь, а он продолжал с большим усердием массажировать её бок. — Щекотно, — улыбнулась девушка. Пятый сразу понял, что он делает, потому отпустил руку, переводя её обратно на плечо. Он приподнялся на локте, целуя её в поднятый уголок губ без мимических морщин. — Тихо лежи, — снова улёгся он, скрывая улыбку, — Я же сказал тебе отдыхать. Молчишь, когда просят что-то сказать, смеёшься, когда просят поспать. Когда ты стала такой бунтаркой? — пытался вложить в голос всю свою серьёзность парень, радуясь внутри своей победе. За дверью послышался шорох. — Я слышал разговор там, — шепотом сказали в коридоре. — Клаус, ты же знаешь Пятого, он псих, может разговаривать сам с собой, — ответили так же слишком громким шёпотом. — Диего, да это Восьмая проснулась! Я уверен! — повышал звук голос в каждом предложении, на начале фразы снова резко понижая. Пятый исчез с кровати, и сразу послышался третий голос: — Клаус, так пошли какого-нибудь духа проверить, — прошептали в беседе, — Может. Пятый пользуется твоей сестрёнкой? — заговорчески тихо проговорили, но так чтобы в комнате слышали. — А это идея, Пятый! — радостно пискнул Клаус. — Клаус, — уже громче и с нажимом проговорил Диего. — Что? — не понял мужчина, что Пятый стоит рядом, — А, — осознал он. Они вошли втроем в дверь к больной, которая получила только отравление и заражение. Кровь выводила мусор, из-за чего поднималась температура. Пятый сразу переместился на одеяло к изголовью кровати в сидячее положение на подушку в своём синем спальном костюме — похоже ему и правда было очень лень двигаться. Он закинул ногу на ногу и незаметно нащупал локон седых волос рядом с локтем. — Я так рад, что ты проснулась! Без тебя было так сложно! Титул самого чокнутого перешёл ко мне, я чуть на стену не полез! — подходил к лежачей девочке с объятиями Клаус. Пятый закатил глаза, пытаясь не улыбаться воссоединению семьи, когда девочку сжал худощавый мужчина. Он и так ещё не отошёл от радости, что Восьмая что-то да видит. — Не беспокойся, дураки не болеют. Она скоро поправится, — пожал плечами парень. — Ну и? Восемь, посмотри на него. Стоил он твоих жертв? — усмехнулся Диего, пока Клаус пытался пристроится с боку на кровать к сестре. — Конечно стоил, — улыбнулся Пятый, дёргая девочку за волосы, запрокидывая её голову, — Правильно говорю? — Да, мне нравятся цвет его глаз, — улыбнулась блондинка. — Только из-за цвета глаз? — хмыкнул Клаус из-под одеяла. — Подожди, ты же вроде типо слепой? Была же? — не понял Диего. — Вот видишь, Диего. Ради меня даже слепые прозрели, — развёл ладони Пятый, показывая его сокровище на пальце. Диего усмехнулся, чуть не закатив глаза. — Кофе, я так понимаю, — утверждал Диего, — Позже суп принесу по маминому рецепту, — уходил мужчина, — Следи, чтобы она не вылезала из кровати, — напоследок пальцем ткнул он на старшего брата, который показал ему знак «окей». — Восемь, — проныли на кровати, — Мне не разрешают без тебя праздновать конец света. Точнее его отмену. Выздоравливай скорее, — в неё тыкнулись носом в последний раз и тоже, слезая с кровати и помахав напоследок, вышли. — Мы одни, — вздохнула девушка, смотря на дверь. — Ты, оказывается, умеешь считать, — парень продолжал наматывать волосы, глядя в том же направлении. Он перевёл взгляд вниз, разглядывая лицо девушки на кровати. — Кажется, я призналась тебе в любви, когда в прошлый раз была в сознании, — намекала на дерево, задумчиво сверлила выход Восьмая. — Да, самое сопливое признание, что я когда-либо видел, — согласился Пятый, переводя глаза на свои пальцы, на которых кольцом обвились волосы. Он предчувствовал что-то неладное в её задумчивости, поэтому нервно потирал кутикулу — его привычка с детства. — Ты не сдержал обещание, — продолжила спокойно она. — Какое? — кинул взгляд на неподвижную девушку, из-под одеяла которой выглядывала голая шея. Он боялся, что она сейчас испариться, выбираясь из щелей комнаты. — Убить меня за самое сопливое признание, — хмыкнула она, поднимая на него хитрый взгляд. Парень не понимал, то ли она его осуждает и это был её последний план избежать апокалипсиса, то ли это её новая попытка пошутить. Он пытался прочитать её план в глазах, но не мог. Они смотрели ровно на него, а он таял. Кажется, причина никогда не была в неправильном направлении взгляда. Причина его веры была в том, что Пятый её любит. — Я не люблю глумиться над немощными. Никакой отдачи, — поднял бровь Пятый. — А как же то, что ты обещал, что я его простону? — Ты практически стонала в тот момент, — улыбнулся парень, понимая, что она больше не имеет никаких дурных планов, — Я зачту. — Мы теперь встречаемся? — Не встречаюсь с калеками по той же причине. У тебя единственный вариант — это выздороветь побыстрее. Спи и отдыхай, — он наклонился к её лбу, отрывисто целуя его. Парень отогнул одеяло, снова забираясь под него. Он чувствовал себя свободным от вопросов и непонимания. Казалось, всё закончилось. — Но мы же одни, — снова ни черта не поняла девушка, продолжая канючить. «Не заводила отношений шестьдесят лет, а тут вдруг пропёрло?» — задал Пятый волнующий его вопрос сам себе. Потому что подруге лучше вообще ни о чём не размышлять как можно дольше. — Ты думаешь, что сначала я буду говорить тебе лежать и не двигаться, а потом устраивать гонки лошадей? Правда, у тебя всегда были слишком извращённые планы, Вавилон, — шепнули ей в шею, прижимаясь ближе, — Чего я ещё мог ожидать? — усмехнулись, выдыхая, от чего у неё прошли мурашки. — Я до сих пор вижу твои глаза, — смотрела в потолок обездвиженная девушка по рукам и ногам. — Оно и понятно, твой мозг тогда был на пределе, поэтому и не преобразовывал некоторые вещи в слова. — Только ваши глаза были цветные. Под вашими я имею в виду первого и второго Пятого. Я видела глаза всей семьи, — продолжала размышлять девочка, наспавшись за эти три дня. А вот Пятый не выспался, хотя очень хотелось, но волнение за девочку легко перешагивало через это желание. — Твой мозг потребляет слишком много твоей энергии. Постарайся думать поменьше, — сонно промычали ей в ответ, — Если ты о том, где второй Пятый, то мы соединились, когда ты потеряла сознание. Рана ещё болит, так что давай поспим. — Хочешь шутку? — улыбнулась она, поворачивая голову и натыкаясь щекой на его волосы. — Жги, малышка, — поднял уголки губ парень, думая, что раз она может шутить, значит, идёт на поправку. — Я не поняла, куда ранили второго Пятого, — губы парня сразу опустились обратно, понимая, что никакой шутки не последует, конец анекдота. У неё очень плохое чувство юмора, поэтому он просто закрыл ей рот рукой и спокойно заснул. Диего принёс кофе, наблюдая, как Восьмая глазами просит напоить её или хотя бы убрать преграду в виде Пятого. Брат показал ей неприличный жест рукой, снова выходя, надеясь, принести суп чуть позже.***
Диего вечером всё-таки принёс суп, которым хотел с ложечки кормить сестру, но тарелка была отобрана Пятым. Свою он отставил на тумбочку с краю кровати. Ещё бы их с ложечки кормили как детей. Когда Диего вышел, удостоверившись, что его пациенты всё съели, Пятый сразу убрал тарелку и, хватая Восьмую, телепортировался в одну из девятнадцати ванных. Он успел намотать её волосы на кулак как раз в тот момент, когда она не сдержалась и блеванула в унитаз. Парень засмеялся: — Я уже три дня это ем. Знал, что так будет, хорошо держалась, — поглаживал он её по спине, — Прости, ты же понимаешь, мой сон не мог продолжаться вечно, он когда-нибудь бы нас разбудил, — услышал он новый позыв, набирая воду из крана в стакан, — Держи, малышка. Знаешь, мой желудок многое повидал в апокалипсисе, но ты привыкла только прогуливать обеды. Для тебя такое в новинку. Так у тебя ещё и несварение желудка, — присел на корточки парень, позволяя ей тоже сесть на кафель и выпить. Он отпустил её, когда опасность миновала, и она облокотилась на холодную стену, — Прости, что не предупредил, — уселся парень, кладя локоть на согнутую коленку и прижимаясь к ванной, — Мы с Ваней и Клаусом поставили на время. Я выиграл у них по двадцать долларов, — засмеялись двое подростков, — Ну, скажи спасибо, что я тайно отвёл тебя в ванну, — улыбался Пятый, — иначе ты бы ещё неделю под присмотром Диего никуда бы не вышла, — он поднялся, упираясь на ногу, и подал руку девушке, — Я пойду запру комнату, иначе нас хватятся ещё. Закрой ванну тоже изнутри и можешь спокойно помыться. Я приду через час, чтобы доставить Вас в покои, принцесса, — он шуточно поклонился одними плечами, протягивая девочке часы на цепочки из кармана и исчез.***
— Здравствуйте, дорогие мои вновь прибывшие в строй! Спешу сообщить Вам, что неделю назад, две академии супергероев одержали блистательную победу над суперзлодеями! — взмахнул шляпой с головы Клаус, прижимая её к сердцу, — Мы собрались в узком домашнем кругу, чтобы отпраздновать это великолепное событие! У каждого в бокале есть сюрприз! — Восьмая, поболандала содержимое, вглядываясь с боку в дно, — О, дорогая, я о том, что в них налито, а не о подарках, — умилился длинноволосый мужчина, — Тост! — поднял над собой руку с выпивкой Клаус, — За чокнутую семейку Харгривзов! — За чокнутую семейку Харгривзов! — хором произнесли впавшие в детство взрослые, чокаясь бокалами над столом, наклоняясь ближе к низким Ване и Вавилон. Вся семья наконец-то была в сборе и это ничем не омрачалось. Все могли наконец вздохнуть полной грудью. Никто ни на кого не злился, и никто никого не игнорировал. — Пятый, какого тебе, когда твоя девушка никогда не достигнет возраста согласия? — пошутил Диего за столом. — Мы с ней и отцом уже работаем над этим в одном университете, — соврал Пятый. Он был уверен, что со временем они вернут нормальное зрение Восьмой, подумав над этой задачей, также как и над проблемой старения. Возможно, первое время ей придётся либо молодить его, либо старить себя, однако вместе они точно что-нибудь придумают как в детстве. Всегда можно будет просто сменить время, чтобы ни у кого не возникало вопросов или придумать устройство, которое бы старило человека. — Знаете, никогда не ожидал ничего подобного от Вани и Вавилон, — заговорил вдруг Лютер, — Я никогда не умел хорошо ладить с девочками. Но наши просто бомбические, — попытался он пошутить, неловко улыбаясь. Эллисон посмотрела на брата, снова замечая его нежную сердечность, которая никак не сочеталась с огромными габаритами. Всё-таки он был несуразным и большим добряком, который просто хочет человеческого счастья в укромном домике с семьёй. И сестра почему-то задумалась только сейчас, что хотела бы того же — отзывчивого мужа, который бы нянчил их ребёнка в доме, где будет слышен радостный смех. Руку Вавилон сжал Пятый, вальяжно рассевшийся на стуле. Он улыбнулся одной половинкой рта, отпивая какой-то зелёный, намешанный Клаусом, сладкий напиток. Он не боялся её отпустить, как раньше. Просто он так привык быть с ней двадцать три на семь, что не хотел терять ощущение её близости. Ему нравилось таскать её за собой весь этот день: в магазин, в кафе, по залу, приготавливая шарики. Пятый наконец-то мог официально разгуливать по дому и вставать с кровати и пытался весь день наполнить делами. Он не мог сидеть на одном месте долго, поэтому даже будучи под опекой мамочки Диего, ночью он выбирался с Восьмой на крышу или за пончиками, смотрел вместе с ней видео с флешки на компьютере в библиотеке. Он провожал её в ванну, и встречал оттуда. Когда она спала, сам туда часто ускользал. Да так, что их брат понять не мог почему они всегда чистенькие и свежие. Ведь мужчина где-то прочитал, что при болезни нельзя мыться. К ним практически каждый день заходили гости, которые могли уйти с работы. Всегда разные члены семьи играли с ними в карты, рассказывали что-то из жизни прошлой и настоящей, горячие новости из политики и звёзд шоу-бизнеса. Это всё не было интересно или хоть на каплю занимательно. Однако реакция Восьмой на разговоры, чьи-то эмоции и движения глаз, которые она не различала, но хотя бы видела — вот, что действительно его волновало в эти моменты. Такие счастливые моменты с семьёй, которую он не мог собрать вместе пятьдесят лет вокруг себя; взросление которых он пропустил и потерял навсегда; которую он снова обрёл. — Звучит как тост! — поднял в руках бутылку Клаус, разливая всем по стаканам, — Сравняем счёты! — Клаус, покажи мне своё личико, — потянулась двумя руками — одной к лицу, другой к чоканью — Вавилон, — Я хочу увидеть вас всех, — пьяно улыбнулась девушка. Пятый сразу заподозрил что-то неладное: — Клаус, — протянул он выжидающе. Парень знал, что брат понял к чему он: подливать несовершеннолетней в бокал больше нормы за спиной не очень честно. — Что Клаус? Что Клаус? — выпил он залпом стакан, занюхивая рукой сестры, которую притянул к носу. Она ощупала его и радостно заявила: — Зол! — хлопнула она в ладоши, запястье одной из которых сразу поймали худые руки парня, сажая девушку на место. — Смущен, поэтому в защиту пытается казаться злым, — поправил её Диего, который как-то за неделю влился в их обучение. Он помнил, как мама помогала ему с его дефектами речи, поэтому чувствовал ответственность передать младшему поколению все её мудрости, даже если оно старшее. Потому что о его сестре так не заботились. — Ребят, мы тут как бы празднуем, — поставила стакан Эллисон. — Эллисон, — протянула девушка, — я давно хотела спросить тебя. И Лютера тоже, — поправила она себя, улыбаясь, — У меня есть записи… — её рот молниеносно зажали так, что послышалось мычание. — Пятый, да что с тобой? — сощурилась Ваня. — Это не то, что вы должны слышать. Ей хватит. — Ваня, ты знала, что твоя скрипка — это скрипка… — вырвалась девушка из хватки, но ненадолго. — Восемь! — прикрикнул Пятый, отчего та сразу села за стул, перекидывая через себя новую стопку. — Прости, Ваня, у неё странные анекдоты, — сжал руку девушки парень. Он предполагал, что из неё может политься честность после того, как она откроет волшебство разговора, но не на столько же. — Может вам это, — промямлила сестра, — Ну, — остановилась Ваня, решая, что хотела сказать, — Разобраться между собой. — По-мужски! — воскликнул Лютер, — Хочу бой Восьмой и Пятого! — Ты серьёзно, Лютер? — поднял бровь Пятый, — Я думал, что вы хотели, чтобы я наконец начал встречаться с «настоящей» девушкой. Трупы вроде под эту категорию не подходят, — пожал плечами Пятый, наливая ирландский виски. — Я вообще-то практически бессмертна! — взорвалась Вавилон, подскакивая. — Ну и что вы наделали? Хотите четвёртый апокалипсис? — воскликнул притихший ранее Клаус, хватаясь за щёки в ужасе. Блондинка медленно и аккуратно села. — Вообще-то, нанеси я удар хотя бы в двух вселенных одновременно, ты умрёшь, — пожал плечами Пятый, отпивая напиток, улыбаясь, — Тем более, с каких пор ты на меня руку поднимешь? Или будешь только защищаться, пока я тебе в сердце не попаду? А там что? Думаешь, я буду медлить? — крутил в руках стакан парень. Все с опаской глядели за движениями его кисти. Он окинул взглядом собравшихся, которые замерли, как в ожидании огня, — Я шучу. Не буду же я трогать эту малышку, — парень положил ладонь ей на голову, поглаживая большим пальцем. — Так вы наконец встречаетесь? — жмурился более-менее трезвый Диего. — Как будто когда-то мы не встречались. Даже Делорес, говорила, что я слишком много говорю о Восьмой, — хмыкнул Пятый, — она чувствовала. Женщины всегда это чувствуют. Так что да, она всегда моя девочка. — Раз уж у нас день откровений, — проникся Клаус, — Мне нужен секрет твоей вечной молодости, Восемь, — все перевели взгляд на уставившуюся в потолок девочку. Пятый толкнул её в плечо, призывая ответить. — Ну, — протянула она, — Я… точнее мы, — поправилась она, — Мы с отцом, — обратила она взгляд на глаза Вани, — Мы с отцом думали, что Пятый вернётся из путешествия во времени стариком. Дряхлым таким, никому не нужным, — задумалась она, снова пускаясь в размусоливание темы, — Возможно, он пробудет много лет в каком-нибудь плохом месте, думали мы. Поэтому после всех размышлений решили создать технологию омоложения клеток. Я решила. Отец поддержал. Никто на эксперимент не соглашался. Тем более после книги Вани учёное сообщество не сильно воспринимало меня в серьёз. Тем более мои эксперименты. Поэтому пошла я, но мы немного переборщили, поэтому я никак не могу постареть. Я постараюсь, но не обещаю. Могу омолодить тебя, Клаус, если ты хочешь. Не на всегда, конечно, но до нового апокалипсиса, может продержится, пока я сознание не потеряю. — Или до новой ночи, — уточнил Пятый, ухмыляясь. — Можно, вот, без этих ваших извращенских подробностей, — сморщился мужчина, — это же моя милая сестрёнка, Пятый. Сестрёнка, которая всех в детстве так игнорировала, что ей устроили бойкот. Но — что было ожидаемо, — он кивнул троим членам того сговора, — она не заметила. Восьмёрочка, мы считали тебя той ещё зазнавшейся сучкой, — не пытаясь обидеть, сказал Клаус, считавший такие качества скорее притягивающими, чем наоборот отталкивающими. — Что такое бойкот? — О, Боже, детка, ты серьёзно? — поднял брови Пятый. — Да она совсем глупенькая у нас уродилась, — хмыкнул Диего, — Это когда группа игнорирует человека, бойкотирует его, — пояснил брат. — Да! И она была в этом великолепна, между прочим, — поднял рюмку вместе с бровью Клаус и выпил, — Такая чертовка стерва — мы все так думали, — уточнил он, — Мы думали ты зазноба, которая кичится и важничает, а оказалась такой булочкой с корицей, — расплылся в бородатой улыбке мужчина, — Ваня, ты попала под раздачу, — не подумав ляпнул брат. — Вы такие сволочи, — спокойно отпила женщина из стакана, которые всегда подливал Сеанс. — О, в этом ты права, голубка моя. Семья Харгивзов — та ещё язва! — поднял он бокал намекая на тост. Все с улыбкой потянулись, стукая стеклом, — Ну, а теперь, когда мы все выпили достаточно, Восемь закончит начатое. Пятый дёрнулся в сдающемся жесте, намекая на то, что он умывает руки. — Значит так, — блондинка оглянула стол, как по волнам скользя взглядом по заинтересованным глазам, — Пятый, альбом, пожалуйста, организуй своей леди, — попросила она исчезающего брата, после слова «альбом», — Ваня, скрипка, которую дал тебе папа — это скрипка мамы, — улыбнулась девушка, — Настоящей мамы. Я всегда думала, — она посмотрела на потолок, немного зависая, — почему он отдал тебе её, если знал, что твоя способность — это преобразовывать звук. Я поняла, что если он и не говорил, что любит тебя, но ты явно ему была дорога, — сестры обнялись боком, а Восьмая продолжила, — Вы, — она указала шатаясь пальцем на Лютера и Эллисон, — Если бы не я… если бы не я, — повторила она заплетающимся языком, — Вам бы попало гораздо больше, чем вам попало. Простите за тавтологию. Мне всё ещё неприятно ронять эти глыбы слов из моего рта, — она рыгнула в сторону, — Попало от отца. Он доверял мне мониторинг вашего свободного времени. И мне, чёрт возьми… — Она выражается как Пятый, — показал на неё пальцем одурманенный Лютер, перебивая. — … было интересно, зачем вы лежали в том шалаше на чердаке круглые вечера. Мне было так плохо, когда я смотрела, потому что вы говорили и говорили, а я умею читать по губам. Точнее… я просто читаю, не по губам, — запуталась она, но сразу продолжила, — Мне понравился поцелуй, на одной записи, поэтому я сохранила все записи с вами двумя и заменила их на то, как вы готовитесь к урокам. Могу фильм выпускать, — хихикнула девочка в ладошку. — Я думала, отец просто закрыл на это глаза после того раза, как наругал нас, — воскликнула Эллисон. Восьмая щёлкнула языком, когда Пятый материализовался в воздухе с двумя книгами в руках. — Вот так действует Американский институт физики, — подняла в воздух кулак Восьмая, откидывая голову на спинку стула и вглядываясь в глаза Пятого, подходившего к своему месту, — Вы будете целоваться ещё? Вы же вроде как не против оба. Пятый сказал, что нет ничего плохого, чтобы попробовать отношения, — парень усмехнулся, она положила руку на его коленку, как только тот сел, — Я ярый фанат сериала «скрытые видеофайлы 31». — У неё и правда много компромата на нас всех, — подтвердил Пятый, кладя ладонь на тыльную сторону руки и поглаживая её большим пальцем, — На меня у неё целый альбом. Там всё, — похлопал он по двум увесистым книжкам с флешкой на брелоке сверху, — Знаете, в чём главный прикол, господа? — задал он вопрос всей собравшейся семье, — Эта дурочка, — он взял её за щёки, сминая их уточкой, — Эта дурочка, оставила этот самый компромат у отца в 1963. У всех глаза на лоб полезли. — Ну я же договаривалась с ним, чтобы он не смотрел! — оправдывалась она, пока на неё надвигались чёрные глаза ребят. — Подожди, я только сейчас поняла, что ты знала, что я неординарная! — шикнула Ваня, пока у всех за столом начинался в голове отсчёт до взрыва. — Да, всегда, — кивнула радостно девушка, даже не подозревая о предстоящем. — И нас отец тогда спалил из-за тебя? — встала из-за стола Эллисон, пока девушка снова рьяно согласилась. — Пора ретироваться, принцесса, — шепнул ей на ухо парень, смотря с поднятой бровью на вскипающих ребят и растворяясь улыбкой в синей вспышке. Они откинулись на кровать, держась за руки. Восьмая засмеялась. Пятый хлопнул её по ляшке. — Я же говорил молчать! — засмеялся он в потолок. — Я хотела поцелуев. Хотя бы чтобы другие люди целовались. Все слова в этот момент отступают о них. Это прекрасно, — смеялась девушка, пока на её бёдра не сел парень. — Отец предложил работу тебе в качестве преподавателя в том же университете, что и я, — снимал галстук Пятый, завязывая его вокруг податливых рук, — Другая специальность, конечно. Но ты же доктор наук аж дважды. Мне до тебя расти и расти, — хмыкнул он, затягивая узел и откидывая руки вверх. — Сегодня? — Ну, он сказал с новым учебным годом приступить к занятиям. Так что скорее всего сейчас уже можно готовить лекции, да, — опустил он руки на талию девушки. — Сегодня я стану твоей девушкой, — уверенно повторила она то, чего добивался парень. — Если ты станешь моей девушкой, то должна согласиться с правилами, на которое дала согласие Бог знает сколько лет назад, — сделал круг глазами он. — Триста шестьдесят месяцев назад, — кивнула она головой. — Ого. Ну и? У нас за целый круг что-то поменялось? — поднял он бровь в ухмылке, убирая волосы от её лица. — Я округлила. Согласна, — как всегда односложно приняла его правила она. — И ты не начнёшь снова говорить, что у тебя не было выбора не посвятить свою жизнь мне из-за судьбы или отца? — уточнил парень. — Может быть, но ты же всегда укажешь мне на мои ошибки. — Как и ты на мои, — он потянулся вниз за поцелуем, получая отдачу сразу, чувствуя её мурашки под рубашкой с короткими рукавами, которую облегала жилетка. Проходя через холодок перемещения, они повернулись перпендикулярно, так чтобы его галстук доставал до спинки кровати. Он привязал его не разрывая поцелуй, — Чёрт, все мои фетиши подстроила ты, — он повесил пиджак на спинку стула, рядом с кроватью, — Эта форма смотрится на тебе великолепно, — парень провёл руками по локтям и предплечьям, сжимая запястья, — У меня зудел вопрос ещё с твоего ранения в плечо, — он зацеловывал шею между словами, — Кто тебя надоумил надевать кружевной белый лифчик? — его руки забрались под свитер. — Твоя закладка в порно журнале, — улыбнулась девушка, пока парень вспоминал, что именно он заложил. Но он не помнил даже наличие его у себя. — Тварь, — резко поднялся он в сидячее положение на её бёдрах. — Кто? — дёрнулась девушка, но её вжали в кровать за плечи. — Клаус. Он подложил мне журнал, и это он, мать его, оставил закладку, — Пятый ослабил хватку, спешно расстёгивая бантик и пару пуговиц, — Я даже не видел эту хрень. Он знал, что я всегда тебе оставлял пометки, и разыграл нас. Интересно, — поднимая одежду к связанны рукам девушки, — этот придурок знал, что его цирк затянется так на долго? — задал риторический вопрос парень, задумчиво рассматривающий бра на девушке, — Меня уже начинает волновать вопрос: «В каком возрасте и как ты это приобрела?» Точнее, как отреагировал отец, когда ты попросила Пого тебе это купить, — держась за виски, прикрыл он глаза, мотая головой и представляя выражение лица Харгривза старшего. — Лучше тебе это не знать. Я стёрла карандаш и пошла с журналом к Пого, — начала повествование она, совершенно не стесняясь положения, — Я тыкнула на картинку. Если бы я не убрала «хочу видеть это на Восьмой», тебе бы сильно попало, — засмеялась она. — Я просто однажды с Клаусом перекинулся фразами о том, какие девушки мне нравятся. Тогда я понял, что он не прочь сделать это с парнем, а он узнал, что мне нравится миленькое кружево, — вспоминая пикантные разговоры мальчишек, говорил он, глядя на неё, — Даже не знаю благодарить его или убить: теперь я не хочу снимать с тебя его, — развёл он руки в стороны. Она прошла рукой свозь галстук и одежду и притянула его за грудки к поцелую. — Меня поблагодарить не хочешь? Это всё-таки я его надела и носила, — выдохнула она ему в губы, смотря на его глаза, которые скользнули к одной до сих пор привязанной руке. — Руку теперь на место попробуй вставить. Зачем ты всё сломала? — нагнулся он к её уху, медленно убирая запястье от своего воротничка. Он расслабил узел и просунул руку обратно, затягивая их вместе снова, — Ещё раз выберешься по своей воле и получишь, — пригрозил он ей, наигранно хмурясь, — Между прочим, сама виновата. Я бы не связывал и не держал бы тебя так часто, если бы ты не выбиралась так легко. Я всегда боялся, что ты уйдёшь, а ты продолжаешь прокручивать такие трюки, — целовал он её шею. — Прости, — судорожно выдохнула девушка, — Не думала, что это так важно для тебя. — Мне, знаешь ли, всё важно, — ведя носом по сонной артерии, — Не представляешь, как бесили твои водолазки. — Специально носила их… — Чтобы позлить? — Чтобы поменьше злить, — парень удивлённо приподнял лицо, смотря на её прикрытые глаза от приятных касаний. Он убрал локон за ухо, очерчивая челюсть большим пальцем, приподнимаясь на руке. Девушка не поняла, что он ждал логическое продолжения о причинах. — Почему я должен был злиться? — напрягся он, вспоминая, что когда она уверена в том, что выведет парня, именно так и происходит. — Постоянно кричал в детстве, что мне нужно прикрывать шею, — у парня глаза закатились дальше некуда. — Прости, — уткнулся он ей в ключицу лбом, ложась полностью на девушку и сжимая, — Мне просто она слишком нравилась. Это было хрен знает когда. Даже подумать не мог, что ты ещё это помнишь, — грудь под парнем затряслась — Восьмая смеялась. — Ты такой лгун, знал? Мне конечно всё равно на одежду, но иногда жарко было до невыносимости, знаешь? — парень улыбнулся, щурясь и снова зацеловывая шею, обнимая девушку сильнее. — Знаешь, чисто теоретически, если ты когда-нибудь увидишь моё лицо и шею, тоже будешь в такой влюблённости пребывать ещё долго, — хмыкнул он. — Подожди, — девушка спокойно пропустила ткань галстука сквозь руки, парень недовольно слез с неё. Похоже они слишком пьяны, чтобы долго держать концентрацию на чём-то одном. Она поднялась, натягивая смятую одежду на тело, — если это делает мой мозг для или с помощью моей силы, то что мешает мне залезть себе в голову и поправить это хирургически? — задумалась она, садясь вместе с Пятым на край кровати, свешивая ноги как он, — Значит так, — она повернулась к нему лицом и потянулась пальцем к складке между глаз, — нерв от глаза, — она стала рисовать линию по брови к виску, представляя структуру головы, когда нужные слова проявились из-под кожи для неё. Парень с интересом наблюдал за задумчивой девушкой, — идёт к мозгу, — она дошла до уха, воображая мозг человека в разрезе, — преобразует сигнал в картинку, а после в слова, — она постукала по черепушке Пятого. — Я ничего не понимаю, потому что больше по математике, но если ты хочешь делать это сейчас, то я тебе не дам. Тем более, тебе не кажется, что ты просто не можешь контролировать свою силу? Вспомни, в детстве, когда ты ещё не знала алфавита и не умела читать, ты ведь видела всё по-другому? Если это так, то просто, как всегда, глупишь. Это пьяный бред, не надо никакой операции. — Хорошо, ты прав. У меня есть идея получше, — она поднялась с кровати, отглаживая рукой одежду, — Что если я потеряю контроль над силой, если её больше напьюсь? Я отвлеку всех, а ты заберёшь алкоголь с кухни, — протянула она руку, улыбаясь. — И почему я должен повестись на эту авантюру? — поднял бровь Пятый. — Да брось, тебе же тоже скучно! Мы же вместе пропустили всё своё детство. — Наконец-то что-то разумное я слышу в твоих словах, — он принял руку перемещаясь за дверь кухни, слыша там весёлые разговоры. Девушка закрыла глаза, и Пятый услышал крик Эллисон. Он заглянул в проём и увидел, как все начинают воевать с метровой чёрной дырой, не смотря на стол позади них. Парень переместился к пакету алкоголя и, забрав Восьмую, снова оказался в комнате. — Чёрт, Восемь, она настоящая? — Конечно нет, дом бы сразу засосало. Так, просто иллюзия, созданная с помощью искривлённого пространства. — Ну, знаешь, тогда, в апокалипсис, тоже в твою чёрную дыру попадало только то, что было рядом, несмотря на её размер, — принялся он рассматривать ворованное содержимое. — Тогда я неосознанно использовала гравитацию, чтобы меня не засосало первым чередом. — Люблю тебя, в курсе? — быстро чмокнул он её в щёку. Но она не успела ничего ответить, как раздался крик за дверью: — Восьмая, чёрт тебя дери! — орал Диего, бежавший со всеми в коридоре. — Вот что им неймётся? Отдыхать без алкоголя не умеют? — закатил глаза Пятый, вытаскивая из пакета три бутылки и беря Восьмую за руку, — Такие надоедливые, — перемещаются они, когда из открытой двери на них летят четыре ножа. — Знаете, мне кажется, если раньше нас бесил только Пятый, то Восьмая теперь стала незабываемым бонусом, к его язвительности, — сказал Диего, общаясь к группе людей позади. — Согласна. Ужасно раздражает, что они сошлись, — кивнула Эллисон, скрещивая руки под грудью. — А мне весело, — наивно улыбался Клаус, всем собравшимся. Просто, как только он из-за спины брата оглядел комнату, то заострил взгляд на смявшейся кровати и привязанному галстуку к её спинке. — Вам ничего этот разговор не напоминает? — хмыкнул Лютер. — Да! Да! Только теперь нейтралитет занимает Ваня, — хлопнул в ладоши Клаус, — После того, как она слезла с таблеток, стала такой врединой! Прямо как Бен! Ребята разошлись по комнатам после взрослого собрания без намерений кого-то ненавидеть, потому что побоялись гнева Пятого за новый бойкот Восьмой. Подросшие дети уже знали, что он её не ненавидит, а сидит где-то и признаётся в любви под бутылку коньяка.