Второй шанс

— Объясни мне одну вещь, которую я не очень понимаю, — решилась спросить Интегра, когда они спускались по винтовой лестнице в подвал Дворца. — Я весь внимание, — откликнулся Алукард, широко и уверенно шагавший по этой самой лестнице вниз. Морг, который они разыскивали, были известен Интегре лишь на словах: специальное помещение в подвале Королевской резиденции. Если верить папиным рассказам, именно в этом подвале решались самые важные вопросы жизни Королевства. Дело ее дядюшки и «процедура» в отношении самой Интегры находились под личным контролем Ее Величества, значит, и вопросы важные, и место вполне известное. Далее Интегра решила действовать по обстоятельствам, но Алукард на удивление легко и безошибочно сориентировался, стоило им одним его легким прыжком преодолеть забор. Сперва он нашел небольшую увитую девичьим виноградом стену, потом безошибочно ткнул в какой-то кирпич и потянул на себя кольцо, спрятанное за винными бочками, после чего галантно протянул ей руку. Да и в дальнейшем ориентировании он не испытывал никаких проблем, как минимум, с темнотой. А Интегра мало того, что шла ощупью, так еще и подволакивала за собой ногу: более-менее освоившись с тем, как жать на газ и проскакивать все светофоры на красный, она не очень разобралась с торможением. Пришлось импровизировать в ближайший столб. Благо, произошло это практически в двух шагах от резиденции Ее Величества, а Алукарда, вылетевшего через лобовое стекло на капот, такой способ выходить из машины ничуть не смущал: он преспокойно отряхнулся, вправил свернутую шею на место и помог ей выбраться из-под груды возмущенно скрипевшего металла. Изрядно поплутав по застенкам Дворца, они, наконец, набрели на дверцу, которую Алукард отметил довольным хмыканием. К тому моменту они, кажется, вскарабкались до самого чердака, чтобы начать спускаться — по древней, заполированной тысячами шагов лестнице. В полной тишине — Интегра успела уже приметить, что Алукард редко начинал разговор сам, несмотря на всю свою словоохотливость. Он предпочитал отвечать, а не спрашивать. По крайней мере, с ней. Тишина, прерываемая лишь шарканьем ее подошв, была столь напряженной, что Интегра решила чем-то ее разрядить. — Ты легко здесь ориентируешься, — заметила она, напряженно всматриваясь в темноту перед собой. — Даже не стал влезать в мозги к охраннику, чтобы найти морг. — Как вы это поняли? — на секунду обернулся он в ее сторону. — Ну… ты на него так посмотрел… не так, как на охранника у ворот. И не было этого ощущения… как когда мы проходили через стену — будто все вокруг вязнет, становится липким и противным. Это потому, что ты хорошо знаешь эти места? — В некотором роде. У меня много полезных знакомств в самых неожиданных местах. — Ты провел меня сюда через ходы за картинами, — осторожно заметила Интегра. — И через параллельный коридор, который опоясывает церемониальный зал. Это значит… — Полагаю, что круг людей, которым этот ход знаком, достаточно широк. Но коль скоро вас это так интересует — да. Его показывали мне заинтересованные в сохранении инкогнито королевские особы в, если можно так выразиться, личных целях. — Ее Величество! — ахнула Интегра, прикрыв рот ладонью. В голове не укладывается! Он ведь такой!.. Ну… Интегра сама до сих пор не могла понять, как относиться к его внешности. Бледность, острые черты лица, эти повадки, то резкие, то плавные, как у большой хищной птицы, какого-нибудь коршуна, обманчиво мягкие и сразу же резкие жесты — вроде бы все это должно было отталкивать. А уж когда он смеялся, показывая все свои зубы разом, так и вовсе брала жуть. Но… но в нем было что-то такое. Как писали в некоторых романах сестры Бронте — «это был интересный мужчина». Интересный — пожалуй, самое правильное слово. Но Ее Величество! С юности известная своими прекрасными манерами и безупречной репутацией! — Во мне была более заинтересована ее сестра, — спокойно ответил Алукард. Интегра невольно выдохнула: ну да, точно. От леди Маргарет можно было ожидать чего-то подобного. — Ее Величество, впрочем, тоже мне хорошо знакома. В молодости мы имели с ней не один тет-а-тет — все как один совершенно дружеские, если вас это так беспокоит. Мы с ней «добрые приятели», если хотите. — А с леди Маргарет? — подозрительно спросила Интегра. — Я могу вам сказать, что лишь из-за общения со столь неординарной и прелестной леди я в конечном счете и попал в подвал. Мне пришлось быть весьма изобретательным, чтобы отвечать высоким стандартам эксцентричности Королевского двора. Раз леди Маргарет пришло на ум, что она хочет уединиться со мной, будучи наряженной в костюм вашего папеньки — надо отметить, эти широкие мужские плечи на костюмах дивно шли к ее тонким запястьям и субтильной талии. Однако ваш батюшка не смог пережить следов пудры и помады на лацканах его любимого пиджака. А поскольку я вынужден был хранить инкогнито столь высокой персоны, он счел мое молчание саботажем и предательством, за которое я должен был понести наказание. — Эти твои дурацкие шутки становятся все более раздражающими, — пробормотала Интегра. — Ты не мог бы выбрать другую тему для разговора? Вместо ответа Алукард усмехнулся и, неожиданно, встал на месте как вкопанный: Интегра врезалась ему в спину. — Полагаю, мы на месте, — заметил он, постучав по большой металлической двери с надписью «Прозекторская». Интегра для пробы налегла плечом на дверь, чтобы убедиться, что та заперта. Не успела она предложить Алукарду, чтобы тот выломал дверь (или стену), как тот без слов шагнул к ней со спины и неожиданно крепко обнял, да так, что у Интегры дух из груди вышибло. Не успела она возмутиться, как вампир легко оторвал ее от пола и… И, накрыв полами своего плаща, просто прошел с ней сквозь стену. — П-предупреждай в следующий раз, — прозаикалась Интегра, вновь оказавшись на твердом полу. И тут же, осененная страшной догадкой, обернулась к нему в возмущении. — Ты же сказал, что не умеешь телепортироваться! — Расстояние между молекулами незначительное, пройти нужно тоненькую кладку, — пожал он плечами как ни в чем не бывало. — Потери массы незначительны и, полагаю, коснулись только моей скромной персоны. — Потери… куда потери? — Не имею представления, — легкомысленно ответил Алукард. Интегра невольно поежилась, представив себе этакую черную дыру, в которую засасывают какие-то кусочки массы Алукарда. А по ту сторону дыры — другой Алукард, к которому эти самые кусочки липнут. Вампир в двух мирах и измерениях, живет вечно и вечно скалится, бр-р-р. Интегра от противного дрязглого холодка сложила руки на груди, оглядевшись по сторонам. Мрачное «дежурное» освещение, белоснежный кафельный пол, огромный оцинкованный стол с желобками и небольшой столик рядом с ним, на котором рядком были разложены жутковатого вида и назначения инструменты. Все стерильно чистое и оттого почему-то особенно пугающее. За столом — расчерченная на квадратики стена. «Камеры хранения» перед отправкой в последний путь. Интегра нервно дернула головой, Алукард, посчитав это приказом, двинулся вдоль стены, то ли чутко присматриваясь, то ли не менее чутко принюхиваясь. Она не могла не спросить его после этого. — Тогда… ты сказал, что у дяди Ричарда смердит кровь. Поэтому ты не станешь ему подчиняться, — с легкой запинкой, произнесла Интегра. — Это ты в прямом смысле сказал? Он был чем-то болен? — Если только «подонок» — это симптом какой-то болезни, — спокойно ответил Алукард. — Нет, я не учуял ничего странного в его крови, если вы об этом. Он всего лишь не был достоин называться человеком, и уж тем более — моим Господином. — Почему ты так решил? Мне не показалось, что вы были знакомы, — пояснила она в ответ на его удивленно сверкнувший взгляд. — Он тебя точно не узнал. Это потому, что дядя Ричард почти не жил с семьей, да? — Нет, моя Госпожа, это потому, что у вампиров чутье на ублюдков, — усмехнулся Алукард. — Оставим в стороне моральный облик вашего дедушки — как Хозяин он был непогрешим. Однако вся Королевская челядь осуждала его за жизнь на две семьи. Он пытался зачем-то вести параллельную, «нормальную» жизнь. Нашел женщину уже после смерти вашей достопочтенной бабушки. Тешился иллюзиями о том, что и у него может получиться «нормальная» жизнь. И что может вырасти на лжи, если не погань? Интегра посмотрела на вампира тяжелым, буравящим взглядом. Абсурдно, но ей очень хотелось оправдать дядю, несмотря на… на все. Уж точно не вампиру его осуждать! С его-то историей! Она хотела сказать, что дядя Ричард никогда не был плохим, просто ему не везло. Иногда очень сильно не везло. Если бы рядом с ним в нужный момент нашелся кто-то более опытный, более мудрый, кто-то, подсказавший ему, что против Интегры не нужно воевать, не нужно впадать в панику: для него точно найдется место в новой администрации. Если бы кто-то просто осадил его, если бы… Да. Кто-то. Поразмыслив немного, Интегра решила, что совершенно точно не хочет узнавать, что там такого в ее крови разглядел этот древний зануда, если решил ей подчиняться. Невольно Интегра подумала, что он еще ни разу не намекнул на ее возраст, не посмеялся над ним и не задрал перед ней нос. Он скорее увещевал ее. Даже морализаторствовал. Но в нем не было противной взрослой снисходительности. Наверное, потому что он вампир, а для него все люди все равно что дети? Ну сколько им отведено той жизни, так, пара недель в его вампирской системе счисления. И все-таки она решила сказать это вслух: — Я думаю, если бы ты узнал его получше, ты бы не был к нему так строг. — О да, перевоспитание убогих, оплакивание сирых — узнаю фамильный почерк, — хмыкнул Алукард. — Мы не сойдемся с вами во взглядах на воспитание, моя Госпожа. Вы поступили самым гуманным образом по отношению к вашему дядюшке, он не мог бы пожелать себе лучшей судьбы. — Чтобы его пристрелила девчонка? — почти с отвращением спросила Интегра. — Чтобы его убил Хеллсинг, — без тени иронии произнес он. — Странно, — произнесла Интегра. — Что ты мне доверяешь, — пояснила она. — Ты ведь вообще меня не знаешь. — Вы продолжаете оправдывать это доверие каждым своим словом, — чуть слышно рассмеялся Алукард. — Меня восхищает сама постановка вопроса: вы звучите так, словно я должен вас опасаться. Воистину, вы достойны быть моей Госпожой. Но не могу не отметить коренного противоречия, моя Хозяйка — вы так и вовсе доверяете человеку, который всеми силами это доверие предает, даже не присутствуя при нашем разговоре лично. И вдруг он резко дернул один из ящиков на себя. Слабенький замочек, державший камеру с трупом запертой, жалобно звякнул и не выдержал такого обращения. С легким шуршанием из «камеры хранения» выкатились носилки, на которых неподвижно лежал полиэтиленовый черный мешок, застегнутый до самого верха. Интегра не успела даже понервничать, как Алукард дернул молнию вниз. Тут же набок свесилась изуродованная выстрелом голова. Ее выстрелом. Интегру снова замутило, но она заставила себя смотреть, как Алукард расстегивает мешок все дальше. Длинный, наспех сшитый грубыми черными нитками Y-образный разрез на его груди заставлял усомниться в том полезности всего мероприятия: разве могло хоть что-то остаться в его жилах после такого?! — Вполне могло, моя Госпожа, — не оборачиваясь, произнес Алукард. — Не до дна же они его высушивали. Мы на очень цивилизованной скотобойне, служащей высоким целям Королевской семьи. На худой конец поищем в отходах или препаратах плазмы — если, конечно, лейб-медик Ее Величества счел эту кровь годной к переливанию. — А так можно? — максимально отстраненно спросила Интегра, глядя, как вампир вертит в руках руку ее дяди. Единственную оставшуюся у него. — Вам еще многое предстоит узнать, — произнес он совершенно серьезно. И, прежде чем она успела отвернуться, он раззявил свою огромную, острозубую пасть и с хищным влажным хрустом впился в безвольное дядино запястье. В происходившем было что-то постыдное, неправильное. Там, в подвале особняка, Интегре и не пришло бы в голову отвести взгляд, когда Алукард расправлялся с телохранителями дяди или когда она сама навела на него пистолет. Это было сражением, битвой — чем-то романтическим, возвышенным даже, пусть и кровавым, о чем ей так часто рассказывал папа. Здесь же было что-то другое. Что-то глубинное, звериное, отвратительное. Как сам Алукард сказал? Поедание трупов в чумном городе — оголенная, постыдная немощь смерти, издевка над тем, кто не может тебе ответить. И то, как это происходило… Интегра вздрагивала, жмурилась до слез (она плакала впервые с похорон отца), то отводила взгляд, то снова смотрела на Алукарда, который по-старически чмокал о кожу мертвеца, пытался вытягивать хоть какие-то капли крови из стылых вен, раздирал его запястья в клочья, примериваясь то к одному, то к другому месту. Кажется, если бы ее не было рядом, он просто перевернул бы труп и начал бы его трясти, чтобы точно выпить все, все до последней капли. Или разорвал бы тело в клочья, а потом долго, как тогда, в подвале, ползал бы по полу, собирая капли крови языком. В какой-то момент Интегра почти готова была попросить его: бога ради, да откуси ты уже кисть целиком! Прекрати так его истязать! Он понес уже наказание самое тяжкое — зачем ты так измываешься над его трупом? Но она молчала. Молчала и смотрела, потому что за одним мертвецом, изуродованным страхом (лицо дяди Ричарда было так перекошено в гримасе ужаса, что это не могли скрыть даже последствия выстрела), был еще один человек. Живой, как ей хотелось верить. Живой, как она боялась. Целую вечность спустя глухое рычание Алукарда сменилось неким подобием довольного ворчания. Он что-то нашел в его венах. И, найдя это, он запрокинул голову, обнажив острый, судорожно задергавшийся кадык, закрыл глаза и на секунду застыл. Жуткий, погруженный в какое-то подобие транса… совершенно нездешний. Глаза его светились сквозь щелочку между веками — густым, пурпурным, алым цветами. Веки и ресницы его дрожали, лицо искажали бесноватые гримасы, грудь то раздувалась, то опадала… пока он, наконец, не открыл глаза. — Быстрее, — почти прохрипел он. — Что?.. — сипло каркнула Интегра. — Прикоснитесь ко мне. Ближе, сильнее. Ну!.. — почти прорычал он. Глубокий, мрачный голос, полный экстатического восторга — он манил ее, гипнотизировал. Алукард протягивал ей руку — ладонью вверх, подрагивающую, такую обманчиво беззащитную. Без слов, взывая к той страшной части ее «я», которая без колебаний нажала на спусковой крючок, он манил ее разделить этот момент. Абсолютная искренность подчинения — словно он предполагал, что она заподозрит его во лжи, если он просто ей расскажет. Словно он хотел, чтобы она увидела правду своими глазами. Безотчетно, повинуясь связи, которая намертво спаяла их нервы той самой ночью когда она разбудила его, Интегра шагнула вперед, почти оттолкнула его руку в сторону, бросилась к нему на шею и, крепко, болезненно зажмурившись, вцепилась в его губы то ли поцелуем, то ли укусом. Падение во тьму чужих эмоций оглушило ее, перевернуло внутренности и отозвалось колющим острым холодом где-то в кишках. Интегра застыла в чужом бесконечно растянутом мгновении: тягучая секунда, продлившаяся целую вечность. Она видела направленное в свою сторону дуло, крохотную черную точку, видела, но уже не слышала выстрел: короткая вспышка порохового газа. И тишина. Но нет, нет — осторожнее, Госпожа, нам следует двигаться в обратную сторону. Незримая рука Алукарда резко, не щадя толкнула ее в грудь, дальше во времени, проматывая тягостные для нее минуты и часы (переполненные торжеством его ликования). Интегра почувствовала, как ее мысль наполняется незнакомым, кислым на вкус бахвальством. Словно она влезла в чужой пиджак, очень большой, пропахший табаком, неприятно дерюжий, жесткий, встопорщенный… но этот пиджак вдруг начал усыхать прямо на ней, укорачиваться, приникать к ее телу. И она вдруг поняла, что чертовски устала. Эта секунда, момент в длинной, наполненной разочарованиями жизни — за ней не стояло длинной истории и подробностей, это не был дружеский рассказ о тяготах и лишениях, нет: эти самые тяготы буквально стояли у нее за спиной, положив свои когтистые лапы на ее плечи, вжимая ее в пол. Столько было надежд, и все вновь разрушено! Сколько можно терпеть издевки и насмешки, он даже после смерти умудрился переиграть меня! Чертовски умно, братец, чертовски остроумно: даже если я попытаюсь оформить над девчонкой опекунство, то придется занять свою очередь в хвосте благородных пэров, что уже готовы облагодетельствовать несчастную сиротку. Эту блядскую милашку с плаксивой мордой, чтоб ее черти драли! Я почти готов устроить это самолично, столкнуть ее с горки в Преисподнюю. Изнутри и снаружи, своим рассудком и чужим, Интегра ощущала, как в дяде Ричарде крепнет и зреет желание, промелькнувшее пугливой искоркой. Она разгорелась в тот момент, когда Интегра вцепилась в руку сэра Айлендза, который поддерживал ее на похоронах папы своим спокойствием. Она припоминала с трудом, что в тот день он рассказывал ей истории их жизни, одну за другой. Своим проникновенный спокойным голосом. И как же эта уверенность, эта несгибаемость сэра Айлендза бесили! Ей-богу, проще ее убить! Проще-проще-проще — ведь есть все шансы, мы же договорились. Мы все обсудим, да-да, мне есть, что предложить. Это не контрольный пакет акций, но он так много знает, а уж сколько умеет… я смогу, я в ноги ему кинусь… нет, лучше. Я сломаю его о колено. Я… Интегра захлебнулась. Горькая, ядовитая желчь вскипела в ее горле, в глазах помутилось. Чужой пиджак, такой удобный поначалу, сдавливал ее все сильнее. Душил ее. Буквально ее… — …для первого раза. Старайтесь не позволять чужим эмоциям столь сильно вас захлестывать. Ну, ну, моя Госпожа, дышите глубже. Вы сможете, я знаю. Это пройдет, это уже проходит, прямо сейчас. Интегра с трудом разлепила веки: ресницы ее слиплись от слез, из уголка рта, она чувствовала, сочилась слюна. Не сразу она поняла, что уже некоторое время лежит… или висит? В общем, у Алукарда на руках. Он ходил кругами по прозекторской и баюкал ее, точно ребенка. Сам он, буквально минуту назад походивший на одержимого, выглядел совершенно невозмутимо и даже чопорно. Интегра судорожно вздохнула. — Это… — Это все, — спокойно произнес Алукард. — Дальше проникнуть нам не удалось бы. Чудо, что эти крохи получилось выцедить. Но я бы попросил вас впредь не подвергать меня таким ужасающим страданиям, Госпожа: как вы сами могли почувствовать, вкус крови вашего дядюшки полностью передает его сущ… о, ну это лишнее. Вдохните поглубже, — почти укоризненно произнес Алукард, буквально почувствовав ее рвотный спазм. — Не стоит оставлять нашим коллегам лишних улик, верно? Интегра судорожно кивнула, чувствуя, как от боли разрывается правое плечо. — Расслабьтесь, — не столько предложил, сколько приказал Алукард. — Дайте себе еще несколько минут. Вы будете бесполезны, если не придете в себя. Она обмякла и закрыла глаза, глубоко, прерывисто вздохнув. — Он прилетел в страну под чужим именем. Заранее прилетел, но не приезжал в гости, хотя знал, что папа болен. — К сожалению, до причин, побудивших его приехать, мы не дотянулись, — Алукард осторожно поставил ее на пол. — Поверхностные эмоции были слишком сильны. Он боялся, он надеялся, он ликовал, ненавидел и готов был пойти на крайние меры. Я бы даже сказал — он хотел их применить, быть может, не вполне это осознавая. И он… — …назначил встречу с Уолтером. Да. Я поняла это, — произнесла Интегра, сделав несколько твердых шагов, придерживаясь края прозекторского стола. Голос ее тоже окреп. — Дядя Ричард ликовал именно после нее, но все так мутно, так грязно. На что-то надеялся, чего-то предвкушал… а тут я. И папа. И… — И вы хотите знать название гостиницы, в которой он остановился, если уж нам известно его конспиративное имя, — подсказал ей Алукард. — Вы хотите направиться в какой-нибудь полицейский участок или даже в аэропорт, чтобы разыскать таксиста, который его вез. Вы готовы потратить на это хоть целую неделю. Интегра обернулась к нему, утерев подрагивающие губы. Ее все еще тошнило, но она начинала понимать, что у Алукарда есть какое-то решение проблемы. Как пить дать, самое невероятное. — Выкладывай, что у тебя на уме? — спросила она, отчего-то слегка улыбнувшись. — Ты сейчас призовешь каких-нибудь демонов, которые точно тебе нашепчут все тайны по его внутренностям? Интегра рассчитывала, что после этих слов вампир улыбнется. Она ведь пошутила. Но он отчего-то вздрогнул и недобро прищурился — впрочем, лишь на секунду. — Все гораздо проще, — размеренно произнес Алукард. — Вы знаете, что я особенно ценю в старой доброй Англии, моя Госпожа? Приверженность традициям, помноженную на полное отсутствие вкуса и любви к минимальным удобствам. Полагаю, вы были очень увлечены путешествием во внутренний мир вашего дяди, но я все-таки узнал интерьер гостиницы. Такое редкое сочетание отвратительных занавесок с неудачными копиями картин на стенах, но главное — эти убогие обои в цветочек, они меня в кошмарах преследовали до сегодняшней ночи. Это конспиративная явка вашего отца. Мы часто ее использовали в шестидесятые. — И далеко она находится? — Интегра не решилась сразу дать оценку полученной информации. Все было столь странно, столь непостоянно, да еще и машину придется где-то угонять! — Для вас это не имеет значения, моя Госпожа. Идти вам точно не придется, — усмехнулся Алукард. — Вы умеете ездить верхом на пони? —У меня давно взрослая кобыла, — пробормотала Интегра, приваливаясь плечом к стене. Ноги держали ее с трудом, руки тряслись, а сердце… Кажется, разбилось даже то, что и раньше разлетелось на куски. Ей было противно и мерзко, ей было… Так грустно. — Понадеемся, что новый транспорт вас тоже устроит. Но пока я все-таки возьму вас на руки. Нам предстоит пройти мимо на редкость пошлого гобелена по внутренней галерее, я боюсь, ваш утонченный вкус этого просто не выдержит. А потом вы оцените новый транспорт… если позволите. Если отдадите мне приказ, — уточнил он. Несмотря на всю слабость, Интегру все так же терзало любопытство. И странный, веселый страх — будто на американских горках. Быть может, лишь из-за любви к этому аттракциону она и не заорала, когда Адская Гончая, на спине которой она неловко пристроилась, вцепившись в ее бока коленями, вдруг рванула с места, да так быстро, что в ушах засвистело.