Второй шанс

Отель был из тех, что гордятся богатой историей («Уцелел во время Пожара!») и фирменными холодными завтраками, в которых масла гораздо больше, чем положено по закону. Низенький, сровнявшийся окном цокольного этажа с мостовой, темного, будто копченого кирпича, он с любопытством высовывался из-за более современного своего собрата. Притаился он на севере Лондона и наилучшим образом подходил для обстряпывания самых темных делишек, подпольной игры в карты, бутлегерства и прочих развлечений низшего сословия. Комнаты в нем, меж тем, стоили весьма недешево — возможно, именно из-за редкостной терпимости хозяина к любым грехам, большим и малым. — Ваш папенька часто посещал это место, потому что у его хозяина всегда была страшная аллергия на любые бумаги. Здесь можно было останавливаться вовсе без документов. Более того, это даже приветствовалось во все времена, — Алукард галантно подал ей руку, помогая слезть. — Здесь принято вместо оплаты оставлять чаевые: натуральная богадельня, все бесплатно, включая клопов в постели и тараканов в ванной Интегру страшно мутило, она чуть не вышибла себе половину зубов во время бешеной скачки: куда там лошади! Гончая брала барьеры умело и ловко, вовсе их под собой не чувствуя. И всю дорогу Интегру, прижимавшуюся грудью к костистой плешивой ее спине, непрестанно волновал вопрос… А из какой части Алакарда она отрастает? И где в этот момент находится он сам? Есть ли какая-нибудь связь между ними… натурально, так сказать. Ох, не забыть бы его расспросить поподробнее! — Мы будем работать мягкими методами или вы предпочтете побыстрее, госпожа? — поинтересовался Алукард. — Вынужден вас предупредить, что Хозяин — иммигрант из Беларуси, старый советский партизан. На уговоры не поддается, попытки подкупа будет стоически игнорировать, молчать будет под любыми пытками. Интегра покачала головой. — Если ты не лжешь насчет этого места, то он вряд ли подслушивал, — в ответ на его вопросительный взгляд Интегра вздохнула. — Папа никогда не стал бы иметь дела с тем, кто болтает — он бы тогда не ходил сюда вовсе. Значит, этот хозяин не торгует информацией. А как надежнее всего не торговать информацией? Не слушать ничего, что говорят в номерах. — Слегка утопичное предположение, моя Хозяйка, но воля ваша, — фыркнул Алукард. — Впрочем, ему-то они уж точно не стали бы отдавать ничего на хранение. Вся надежда на то, что мы найдем в номере вашего дядюшки. Вы позволите? Не дождавшись ее ответа, Алукард буквально пихнул ее подмышку и одним плавным прыжком очутился на подоконнике второго этажа. Интегра, пытавшаяся выпутаться из собственной юбки, кубарем вкатилась в изящно, одним элегантным движением выбитое окно. — Мог бы пройти насквозь! — возмутилась она, воинственно высунувшись из-под подола. — Боюсь, что подобное не под силу даже мне, госпожа, — покачал головой Алукард. — Вампиры не ходят сквозь стекла и зеркала. И — нет. Дело не в серебре. — А в том, из-за чего тебя посадили в подвал? — с ехидцей уточнила Интегра. — Несомненно, — гротескно серьезно кивнул вампир. — Однажды я шутки ради все-таки рискнул пройти сквозь старинное фамильное зеркало, что стояло в опочивальне вашего батюшки и, смеха ради, прихватил с собой его отражение. Лишенный возможности ежеутренне прихорашиваться и вертеться перед зеркалом, подкручивая свои усы, он был столь взбешен, что сперва вовсе побрился до хруста, а после заточил меня в подвал. Не знаю, сколько еще лет он прожил бы без своего отражения. Но эти сущности очень привязчивы и не переносят одиночество, оно должно было вернуться совсем скоро. А ваш батюшка… что же, он никогда не умел признавать своих ошибок. А уж человек, у которого похищено отражение — он становится сам не свой, звереет и способен в рукопашной схватке одолеть не только вампира, но самого черта. К чему доводить до такого и сталкиваться с чужими отражениями, верно? Интегра уже привычно закатила глаза и вяло отмахнулась. Комната дяди Ричарда интересовала ее гораздо сильнее его идиотских шуточек. Она сразу кинулась к большому дорожному чемодану, с которого предусмотрительно были сорваны все самолетные бирки. Внутри — обычный набор франтоватого путешественника, несколько аккуратно упакованных костюмов и шляпа с залихватски заломленными полями. Носки, пена для бритья, пара дешевеньких книжек без единой закладки: название и содержание забываются ровно на последней странице, лишь бы время в автобусе скоротать. Портсигар без гравировки, пустой ежедневник (Интегра даже просмотрела его на свет, надеясь, что он заполнен невидимыми чернилами). Даже одежда! Он выбрал не ту, в которой приезжал обычно — ни тебе серебристых монограмм на рубашках, ни инициалов на галстуке. Дядя Ричард был настолько осторожен, что… да. Да, не показалось. — Смотри, — Интегра привстала на цыпочки и сунула Алукарду под нос пепельницу. — Столько времени прошло, но… — Но если номер оплачен и висит табличка «Не беспокоить», хозяин сюда не войдет, — спокойно отметил Алукард. — Вы правы, ваш дядя кое-что сжег в этой пепельнице. Как, впрочем, и Уолтер. — С чего ты взял? — напряженно спросила Интегра. — Точно такой же пепел был на полу его спальни. Вы его не заметили, потому что слишком нервно ходили из угла в угол. И разметали его. В голосе его Интегре примерещилось сочувствие, даже жалость. И это, странным образом, куда сильнее ее разозлило. — Ты мне об этом не сказал! — Полагаю, стоило сделать это в ту же секунду, когда я его заметил? — без сарказма спросил Алукард. Интегра, только-только начавшая понимать, какие именно интонации в его голосе нужно улавливать, так и застыла на месте. Безмятежность на его лице не могла ввести ее в заблуждение: он ждал от нее гнева. Ну что ж, она готова была его предоставить. — И когда ты заметил? — напряженно спросила она, решив (один лишь раз!) подыграть ему. — В тот же вечер, когда вас госпитализировали. Да, моя Госпожа. Я заходил в его комнату. Но тогда я не мог предположить, что это его спальня: слишком уж много вычурного и бесполезного хлама. — Но зачем ты… — Ближе всего к вашей спальне. Если идти через стены, разумеется. Я стерег вас, пока вы спали. — И когда? — вспыхнула гневом Интегра. — Когда ты собирался мне об этом рассказать?! — Когда вы спросили бы меня, Госпожа. Он был столь монументален в этот момент, столь величественен и пронзительно вдохновенен, что Интегра, полыхавшая от ярости и готовая его придушить, невольно им залюбовалась. Пламенеющий поэт на изломе своей страсти: он и говорил так, словно пел лишь ему понятную печальную песнь. — Вы могли спросить меня в самую первую секунду, моя Госпожа. Вы могли обратиться ко всем моим силам — вы не сделали этого. Я восхищен вашей храбростью, я покорен вашим мужеством, вашим стремлением прикоснуться к истине собственными руками. Была ли нужна вам моя правда в ту минуту? Разумеется, нет! Вы ищете успокоения. — А чего ищешь ты?! — рявкнула на него Интегра. Алукард покачал головой, будто предлагая ей догадаться самой. Она резко отвернулась от него. — В конце концов, это ничего не доказывает, — глухо произнесла Интегра. — Сжечь что-то в его комнате мог и сам дядя Ричард. На задворках ее воображения та мрачная ее часть, что была способна на убийство, уже нарисовала себе во всех красках сценку из дешевого детектива, которые папа (да и дядя Ричард, как оказалось) так любил читать в дороге: говорил, они убаюкивают лучше любого снотворного. Вот Уолтер прикатывает к кабинету дяди Ричарда тележку с вечерним ужином. Вот нервничающий дядя Ричард распахивает ему комнату: облаченный в свой любимый помпезный халат «а-ля династия Цинь», расшитый алыми и черными драконами, он крутит в руках его кисть, пытается прочитать что-нибудь по лицу Уолтера, которому буквально три часа назад, через пустой кофейник после файв-о-клока, передал небольшое предложение о сотрудничестве. Уолтер, не изменившись в лице и ничем не выдав себя, молча кланяется и удаляется, дребезжа тележкой по пустым коридорам. У дяди Ричарда не хватает сил даже окликнуть его, он сломлен и разбит, он почти готов расплакаться, ведь все уже знают, что жизнь его летит под откос. И вот, под вечерней семгой в каштанах, на листе капусты он видит аккуратно сложенный квадратик плотной мелованной бумаги, на котором выведено всего два слова: «Я согласен». Лицо дяди проясняется, он с удовольствием ужинает, запивая семгу белым вином, причмокивает себе в усы и… и ждет. Ждет, когда Уолтер покинет главный вход в штатском и испарится на те несколько ночей, что понадобятся ему, чтобы обстряпать дельце. Но зачем?! Что стало предметом торга?! — Все рассыпается, все неправильно! — неожиданно всхлипнув и зло утерев набежавшие слезы, произнесла Интегра. — Как бы он потом оправдывался перед Советом?! Как дядя Ричард оправдывался бы?! Убийство — это слишком серьезно! Тем более ребенка! — Если у него не было достаточно мощи, — пожал плечами Алукард. — Вы знаете, Госпожа, с некоторыми диктаторами и людоедами по совместительству дружили лишь потому, что на территории их захудалых стран было достаточно лития. Неограниченная мощь сподвигает самых человеколюбивых защитников прав и свобод заметать свое ценнейшее возмущение под коврик до лучших времен. Как бы там ни было, а комната совершенно пуста. Здесь не осталось никаких улик. Интегру неожиданно пронзила догадка. — Это место… ты сказал — конспиративная квартира? Папа ходил сюда за… ну, за этим? — В основном для деловых переговоров. Но иногда и за дамой сердца и чресл. Вы верно поняли, Госпожа, — произнес он спокойно и без усмешки. Серьезность его навевала Интегре странноватые мысли о том, что где-то в этом тихом и укромном месте могла жить когда-то женщина, которую сама Интегра никогда не знала. Не помнила. И отец однажды, когда она уже могла чуточку соображать, с болью в голосе попросил ее никогда не спрашивать ни о чем. Интегра тогда сделала вывод, что ее мама, кем бы она ни была, давно мертва. Или… — Я могу поручиться лишь за то, что обитающие в этом месте дамы — под стать хозяину заведения. Прелестные девы с глубоким взглядом, умеют хранить секреты лучше любой могилы… но есть варианты. Тяжело призадумавшись, Интегра, уже успевшая оценить, какое отупляющее и пагубное воздействие оказывает гипноз Алукарда на людей, все-таки решилась. Хотелось верить, что его вмешательство в чужой разум влияет так… ну, не навсегда. — Надо найти самую высокую блондинку, какая здесь есть. С самой большой… ну, грудью, — отведя взгляд, промямлила Интегра. — Или так, или в комнате и в самом деле ничего нет. Долго разыскивать не пришлось: в доме постоянно проживали четыре девушки, и лишь одна из них выглядела так же, как те пассии, которых дядя Ричард приводил на все семейные праздники и неизменно представлял их Интегре как «будущих тетушек». Чуть полные, с мягкими руками и покатыми плечами, в платьях с открытой линией округлой спины, статные и неизменно улыбчивые, даже смешливые — типаж был всегда один и тот же. Даже странно, что девушки в его жизни менялись так часто. Алукарду понадобилась ровно одна минута, чтобы девушка, отличавшаяся от всех прочих интересов дяди суровостью взгляда и непоколебимой прямотой длинной красивой шеи, монотонным голосом ответила, что джентльмен из четвертого номера и впрямь провел с ней несколько вечеров. Три дня назад, уходя в город, он попросил ее взять на сохранение вот эту вещь. На ее белой, чуть схваченной желтыми мозолями, ладони покоился небольшой ключик с узорчатой витой головкой. Он вряд ли подошел бы к какой-нибудь двери: слишком маленький и тоненький. Скорее он подошел бы к постельному сундучку или почтовому ящику. Более девушка ничего не могла сказать, ведь она не знала даже имени постояльца — никто его не знал. Такова политика их заведения. Улика (а это, несомненно, была именно она) была одновременно шокирующей и какой-то жалкой. С одной стороны, ключ подходил к чему-то, а значит, скрывал тайну! С другой стороны… Черт, а на что она надеялась? Что дядя Ричард держал надписанными все свои злодейские планы?! От бессилия Интегра вдруг почувствовала, что… скрипит зубами. Бессилие и недоумение держали ее за горло куда сильнее отчаяния. Несомненно, они с Алукардом уже могли бы сойтись на том, что… можно было бы просто объявить розыск и… Нет, черт побери, нет! Улика могла вести куда угодно! К кому угодно! И этот кто-то мог быть чертовски опасен! — Феноменально, — вдруг хмыкнул у нее над ухом Алукард. Он осторожно протянул руку и взял крохотный ключик в свои огромные, гибкие паучьи пальцы под взглядом оцепеневшей Интегры. Внимательно его изучил и покачал головой. — Мне всегда нравилось постигать глубины человеческого цинизма, — произнес он с неестественной кривоватой усмешкой. — Но этот случай грозится стать уникальным даже в моей обширной практике. Я узнаю этот ключ, моя Госпожа. — И куда нам теперь идти? — спросила Интегра онемевшими губами. — На кладбище, — преспокойно ответил Алукард. Уходя, Интегра оставила на столике погруженной в транс девушки всю наличность, какую они нашли в чемодане дяди. Последнему она точно не пригодится никогда более.