Хотите — буду от мяса бешеный — и, как небо, меняя тона — хотите — буду безукоризненно нежный, не мужчина, а — облако в штанах! В. Маяковский
Марк в очередной раз поднял голову и посмотрел через плечо на пнувшего его Яна. Переворачиваться на другой бок он не стал — было чревато свалиться с узкого ложа, да и кожа дивана неприятно затрещала бы от его телодвижений. Свет, лившийся из коридора, свидетельствуя, что не все в снятой на ночь квартире еще улеглись, освещал фигуру друга. Непонятно случайно или специально Ян тревожил парня, желавшего как можно быстрее забыться сном, но делал он это с подозрительной периодичностью: раз в минут семь. Хотя Марк не мог сказать точно — время тянулось бесконечно: казалось, лежишь уже вечность, а на деле проходило минут тридцать. «Ссанина». Лечь по-другому варианта не было: диван имел форму буквы «Г», так что расположиться на нем можно было только перпендикулярно друг другу. Ну, парни и легли так, что их ступни пересекались в одной точке. И сначала, в принципе, было нормально — единственным, к чему у Марка была претензия, так это к тому, что ноги у Яна были ледяные. Но потом последний начал вертеться, переворачиваясь с одного бока на другой два раза в минуту, бухтеть что-то под нос и с завидной регулярностью задевать Марка. Парень снова опустил голову на подушку, казавшуюся слишком мягкой — голова будто тонула в ней — но глаз не закрыл, а уставился в бежевое покрытие диванной спинки. Прислушался к голосам, доносившимся с кухни, где все еще чаевничали Дина, Алиса и Ден. Марк благословил решение взять с собой последнего, потому что этот малый явился сегодня его персональным истинным спасителем: вышел во двор приветствовать девушек, сгладив момент первой встречи после длительной разлуки, помог с вещами, не позволив установиться гнетущей тишине, позвал Алену, которая увела с собой девушек отдохнуть с дороги — в общем, благодаря этой парочке, за первые часы, что молодые люди провели вместе на одной жилплощади, не произошло ничего, что могло бы испортить дальнейшее совместное времяпрепровождение. Ян снова закопошился на месте, стремясь повернуться на другой бок так, чтобы не съехало одеяло, натянутое до подбородка. Цели-то он достиг, только, естественно, в очередной раз ударил пяткой по голени друга, отчего тот злобно зашипел и, подпрыгнув на месте, с характерным звуком перекатился на спину. Едва сохранив баланс, чтоб не шлепнуться на пол, Марк в голос, но хрипло после долго молчания проговорил: — Да ты заебал, — он дернул ногой в сторону Яна, прикладываясь ступней о его лодыжку. Ян не остался в долгу и дал сдачи. Как в детском лагере, они начали пинаться, стремясь задеть друг друга ногами. В полутьме их возня, сопровождаемая пыхтением, ругательствами, произнесенными сквозь сжатые зубы, и скрипом кожи выглядела действительно по-детски. В какой-то момент им даже стало немного весело от осознания того, чем они занимаются, и, несмотря на то, что кости ныли от ударов, намекая, что завтра вся поверхность ног ниже колена будет в синяках, они продолжали дурачиться, цепляясь за эти минуты беззаботности — первые за весь день. Однако все прервалось так же быстро, как и завязалось, потому что неожиданно в коридоре послышались голоса. Оба парня замерли и не сговариваясь переглянулись — Марк лежал на спине, Ян на боку лицом к комнате. Так же, не подавая друг другу ни знака, они бесшумно распутали «клубок» из собственных ног и легли максимально естественно. Ян закрыл глаза, делая вид, что давно видит седьмой сон, как и обещался после ужина остальным, однако его бодрствующее напряженное состояние выдавали руки, сжимавшие в кулаки простынь на уровне живота. Марк, пусть и остался лежать на спине, отвернул голову в направлении дивана и так же закрыл глаза, стремясь как можно тише привести в порядок дыхание. Из коридора послышались приглушенные голоса парня и девушки, которые желали друг другу спокойной ночи, после чего на пару секунд повисла тишина, разбавляемая только шумом воды на кухне, где, вероятно, мыли посуду. Но даже когда звук утих, свет не погас — там явно кто-то еще оставался. В комнату же, где «спали» парни, так никто и не пожаловал, так что гнетущая тишина буквально осела в воздухе — Ян с Марком дышали через раз. Но вот длинная тень все же замаячила в дверном проеме, однако дальше не двинулась, будто замешкавшись. Лицо Марка накрыла темная вуаль, а в затылок, обращенный к выходу из комнаты, вперился взгляд двух девичьих глаз. Парень неслышно облегченно выдохнул — это была не Алиса. Он был уверен — помнил то поднимающееся внутри чувство легкого волнения, когда она смотрела на него взором своих светлых глаз, пробираясь под кожу стайкой мурашек. Дина сделала пару неуверенных шагов внутрь, будто опасаясь, что пол заминирован. Ясно, она переживала, находясь в одной комнате с Яном, это чувствовалось, когда они переносили вещи и ужинали, хотя они ни словом не обмолвились и перекинулись разве что парой взглядов, после которых каждый отходил несколько минут, но сейчас Ян вел себя, как и весь предыдущий день, тише воды ниже травы. Однако девушка все равно на цыпочках прокралась к кровати. С тихим шелестом начала снимать с себя одежду: она приехала в узких джинсах, с которыми пришлось немного повозиться в щиколотках, и просторной хлопковой футболке — в ней она осталась. Чуть откинув одеяло, забралась на кровать с ногами и проскользнула под покрывало. Только сейчас она позволила себе расслабиться, шумно, будто изможденно выдохнув. Ян от этого звука весь вытянулся, что в очередной раз сказалось на голени Марка, однако последний сжал зубы, входя в положение друга. Осторожно повернув голову, он взглянул на друга, который, как оказалось, открыл глаза и смотрел в пол. Марк не мог прочитать его взгляд — было в нем что-то неописуемое, такое, что парень видел лишь однажды мельком, когда Ян в конце последней вечеринки в доме на Колесовой, 5 распластался на полу и глядел в потолок: у него будто что-то разбивалось внутри всякий раз, когда он моргал, но эта боль была настолько ему привычна, что он не замечал ее так же, как и само моргание. Он будто прислушивался к дыханию Дины, которая устраивалась на матрасе. Марк глянул и на нее: та, накрывшись по пояс, повернулась к стене и обняла себя рукой — пальцы у нее заметно подрагивали. Все затихло. Марк еще разок перевел взгляд с девушки на парня и обратно и прикрыл глаза, решив, что к приходу Алисы, которая все еще, видимо, была на кухне, ему лучше действительно заснуть. Он пообещал себе, что все нормально с ней обсудит, но завтра. Он пока не знал, что будет говорить ей, даже не имел представления, что хочет сказать — просто надеялся, что все разрешится само собой и обязательно завтра. Парень постарался не думать ни о чем. И сперва у него даже вроде получалось, но затем он невольно начал вслушиваться в тишину. Та была абсолютной, как в морге, казалось, действительно ни один из обитателей комнаты не дышит. Тишина, то, что называется, «звенела», пронзая Марка ультразвуком, вынуждая снова открыть глаза и проверить обстановку. На кухне все еще горел свет, и парень подумал, что именно из-за него не может заснуть. Он не знал, чем там занималась Алиса, вероятно, читала или курила в окно. Хотя, вероятно, она читала, куря в окно. Она не бросила, он был уверен, потому что видел, как она перекладывала из дорожной сумки пачку в свою джинсовку. Всего на миг он подумал о том, чтобы встать и пойти к ней — откровеннейшие же разговоры всегда происходят на кухне — однако быстро одернул себя: все завтра. Так что, больше чтобы отвлечься, а не из интереса, Марк перевел взгляд на Дину: та, как легла, так и лежала, будто боясь пошевелиться, но не спала — ее пальцы, до того дрожавшие, были теперь крепко сжаты в кулак. Она размышляла о чем-то, это читалось в положении ее головы, изгибе шеи, развороте плеч. В один момент парню показалось, что ее пробрала крупная дрожь и девочка дернулась. Парень поглядел на друга — тот остался в том же положении, в котором Марк запечатлел его в последний раз, даже моргал с тем же промежутком. И смотрел он все так же. Возможно, это так отражался в его глазах падавший на его лицо свет из коридора, хотя едва ли из-за обыкновенного преломления его взгляд мог приобрести этот невидимый оттенок тоски. Но вдруг его взор едва уловимо, но переменился, приобретя заметную долю решительности. Притом той решительности, которая обескуражила Марка. Он даже не успел расшифровать этот взгляд, как кожа дивана издала неприятный скрип, когда Ян внезапно принял сидячее положение. Марк буквально перестал дышать, как и, казалось, все в этой Вселенной. Ян помедлил момент, но не позволил сомнению овладеть собой, быстро спустив ноги на пол. Он пересекся глазами с Марком, глядевшим на него непонимающе, хотя подсознательно догадывался, что собирается делать друг. Догадывался, но почему-то надеялся, что тот просто идет попить воды или в туалет. Но глаза Яна говорили не о физиологических потребностях — только сейчас Марк понял, что изначально было во взоре друга, что легло в фундамент его решения подняться с постели. Он скучал по Дине. Больше ни секунды не размышляя, не давая себе «задуматься», Ян сделал несколько шагов в направлении кровати. Но, когда оставался последний шаг, когда он мог протянуть руку и коснуться плеча девушки, он остановился, устремив взор ровно на нее. Присел на корточки у постели, не отрывая взгляда от распластанных по подушке волос, нащупал край одеяла и приподнял его. Осторожно устроился на матрасе, ложась рядом с девушкой, плечи которой, как только сейчас заметил Марк, вовсе не двигались. Дина не шелохнулась, когда Ян, пускай и на краю, но устроился рядом. Марк затаил дыхание, наблюдая за разворачивающимся перед ним действом — он не чувствовал неловкости, он скорее страшно переживал, понимая, что друг затеял очень опасную игру и сейчас ходит по лезвию бритвы. У Марка в голове зашумело, а кончики пальцев похолодели, когда он заметил, как покрыло образовало волну, когда рука друга под ним двинулась вдоль ноги Дины. Девочка все еще боялась сделать вдох, словно тот мог спугнуть Яна, придвинувшегося к ее телу вплотную, устраиваясь сзади. Он подложил руку под подушку, на которой лежали теперь две головы, поднял одеяло выше, натягивая его себе до плеч, так что кончик Дининого подбородка тоже оказался в тепле. Той же рукой, что огладил бедро девушки, парень накрыл ее талию, заключая в объятия. Лишь тогда, когда Дина оказалась в его руках, она судорожно вобрала в себя воздух и вцепилась в предплечье парня, впиваясь в его кожу пальцами. Ян прижал ее к себе крепче, утыкаясь носом в ее волосы и начиная что-то бормотать на ухо, девочка же уже во всю сопела носом, гася подкатывающие к горлу рыдания в наволочке. Ян держал ее изо всех сил, обнимая так, что ее фигура уже скрывалась за разворотом его плеч, и продолжал говорить ей что-то тихо-тихо, так что порой можно было различить лишь движение его губ. Так прошло минут пять, прежде чем Динин плач стал затихать, а ее дыхание потихонечку выравниваться. Она все еще глубоко сопела носом, но теперь явно не так отчаянно хваталась за Яна, хотя тот и продолжал крепко прижимать ее к себе. Не заметив как, девочка стала гладить его руки, перебирать пальцы, словно вспоминая все, что было с ними связано. Парень же все еще прижимался губами к ее виску, иногда тянулся к ее уху, чтоб сказать что-нибудь или опять же поцеловать. Его глаза были прикрыты, а все чувства сосредоточены на девичьем запахе и мягкости ее волос, которые он так любил и по которым бесконечно скучал. Они пролежали еще минут десять, пока Дина не успокоилась окончательно. Потом полежали еще несколько минут, просто в объятиях друг друга: Ян прислушивался к ее выровнявшемуся дыханию, она же внимала размеренному стуку сердца у нее за спиной. Парень почти задремал, когда Дина заворочалась в его руках и повернулась к нему лицом. Она долго изучающе всматривалась в его черты, разглядывая те в сумраке комнаты, после чего, высвободив одну руку, потянулась к его лбу. Средним пальцем она очертила его надбровные дуги, провела по переносице, дотронулась до ямочки над верхней губой, провела по нижней. Ян притворил веки, наслаждаясь ее прикосновениями и стараясь усмирить поднимающуюся внутри волну желания — он действительно соскучился по ней. Но Дина не способствовала его спокойствию, перейдя на ключицы, огладив грудь, задевая соски, скользнув ниже. Парень перехватил ее ладонь у самой резинки трусов и не открывая глаз положил ее себе на спину, мол, не сегодня, милая. Но Дина не унималась, решив, видимо, отметить их воссоединение по полной. Она прижалась к нему теснее, закинула ногу ему на таз так, чтобы Ян убедился, что она соскучилась по нему не меньше, потянулась к его лицу и оставила невесомый поцелуй на его губах. Ладони Яна сами собой огладили и сжали ее талию, затем опустились на ягодицы. Одна рука осталась там, вторая перекочевала на внутреннюю поверхность бедра, поднимая его выше и открывая доступ к нижнему белью. Динины ладони легли на его плечи, а все тело подалось еще ближе. Она целовала его, скользя пальчиками вдоль позвонков, целовала глубже, зарываясь пальцами в волосы. Ян заглушил ее тихий томный вздох, когда его пальцы нырнули под ткань трусов и коснулись половых губ. Ей не хватало воздуха, одеяло душило ее, давило сверху — ей же хотелось застонать в голос, заставить и Яна стонать, целовать его влажно, но больше всего ей хотелось сейчас ощутить его в себе. Хотя бы один разочек, но до упора, чтоб он вошел в нее, заставив подавиться вдохом, а потом еще один, медленно, растягивая, задевая все нужные точки внутри, чтоб она вспомнила, какого это чувствовать его в себе, вторить его движениям. Она бы умерла непременно, наверное. Но пока он пусть и снова рядом, ближе, чем кто-либо когда-либо, его палец в ней, еще один на клиторе, а она пытается принять его фаланги глубже, ей все равно не хватает его. Их положение неудобно — ей нужно, чтобы он был сверху, чтоб шире развести колени, чтоб ощутить его вес на себе и мощь рук по сторонам от головы. Ей, безусловно, хорошо — она стонет ему в рот, впитывающий ее вздохи, она цепляется за его кожу, но все еще не может достичь ткани его боксеров и проникнуть под них. Ян целует ее в линию нижней челюсти, заставляя забыться окончательно, свободной рукой сжимает волосы на затылке и тянет, открывая для себя поверхность шеи. Дина подчиняется, послушно откидывая голову, и шумно выдыхает в подушку, прикусывая уголок, когда парень ведет языком по ямочке за ухом, начиная активнее двигать пальцами. Ей нужно еще немного, что она сообщает, выдыхая в воздух, и Ян слышит ее, несмотря на то, что его голова находится в области ее груди. Когда рот прямо через легкую майку накрывает ее сосок, а язык обводит чуткую горошину, Дина непроизвольно сводит ноги, сдавливая ладонь парня, и выгибается навстречу ему, одновременно открывая рот, испуская красноречивый, полный удовольствия стон. Ее пальцы будто выжимают волосы Яна, который отчего-то замирает, устремляя на нее взор, в котором мешаются восхищение и самодовольство. Он возвращается к ее лицу, оставляя все еще тяжело вздымающуюся грудь, выпутывает пальцы из ее волос и просто кладет ладонь позади, и она невольно повторяет его движение, только ладонь располагает у него на плече, она чуть раздвигает бедра, освобождая мужскую ладонь, и Ян, поправив белье, убирает руку, но недалеко, буквально на ближайшее бедро. Дина тянется к нему, целуя, как умеет: глубоко и чувственно, прижимаясь к его телу, — и тут же открывает глаза, чувствуя, как возбужден Ян. Он, заметив это, лукаво ухмыляется, но чуть качает головой, когда Дина поднимает бровь в немом вопросе. Она снова целует его, заставляя сосредоточить внимание на ее языке, а когда они снова отлипают друг от друга, ее ладонь ныряет под ткань трусов и обхватывает упругий член. Ян шумно выдохнул, не без труда оторвав взор от тонкой кисти, двигающейся в его боксерах. Дина же вглядывалась в изменения на его лице, стремясь уловить моменты, когда ей удавалось доставить ему максимальное удовольствие. Второй рукой она толкнула его в плечо, заставляя лечь на спину, а сама, не прекращая движений рукой, села на его бедра. Положив одну руку рядом с его головой, а вторую, достав ту из трусов, уперев в его предплечье, она, прежде чем Ян успел что-то сделать, двинула тазом так, что парень чуть не кончил, чувствуя жар через две тряпицы. Она повторила движение, и Ян втянул голову в плечи, закрывая глаза и сосредотачивая все внимание на том, как ее напряженные соски терлись о его грудь через ткань майки, как ее пальцы впивались в кожу его руки, как горячо она дышала в область его шеи, как снова и снова двигала бедрами, сжимая коленями его таз. Свободной рукой Ян огладил девичью спину и, проведя вдоль позвоночника, спустился к ягодицам. Проникнув под ткань белья, парень с силой сжал одну, после чего переместил руку на бедро и подтянул его выше, чуть меняя угол трения члена о ее половые губы. Дина всхлипнула и потянулась за поцелуем, который Ян ей без зазрения совести предоставил. Целуя ее, Ян отвлекался от идеи поступиться принципами и все-таки трахнуть ее без резинки. Это был первый в жизни раз, когда он надеялся кончить в трусы быстрее, чем она сведет его с ума настолько, что он все-таки спустит белье, отодвинет ткань ее, войдет в нее до основания и уж затем кончит. Поэтому он целовал ее максимально мокро, так что комната наполнялась пошлыми чмокающими звуками, которые отзывались в члене соответствующе, предрекая скорую разрядку. Но Дина, в очередной раз вильнув бедрами, оторвалась от его губ и потянулась к уху, шепнув, чтобы он предупредил, когда он будет готов. Ян не понял, оттого и ляпнул сквозь зубы, что уже готов, но смысл ее слов до него дошел только, когда девушка начала опускаться ниже, покрывая поцелуями его тело от подбородка до основания живота. Она уже оттянула ткань боксеров и провела языком по оголившему участку кожи, когда Ян резко схватил ее за волосы и обратил ее лицо на себя, одновременно закидывая голову и кончая со звучным охом. Ян не знал, сколько провел в таком положении, отходя от оргазма, но, когда попытался вернуть голову в исходное положение, шея характерно хрустнула, однако парень не обратил внимания, зачарованный зрелищем рыжей взлохмаченной девицы у себя в ногах, которая глядела на него влажным взором ядрено карих глаз. Он потянулся к ней, параллельно притягивая ее к себе, и в очередной раз поцеловал: за все то время, что они были порознь, что изнывали друг без друга, скучали друг по другу. Когда Ян отпустил ее, Дина перекатилась на вторую половину кровати и рухнула на подушку. Пока парень разбирался с бельем, она устало оглядывала комнату: из входной двери все еще лился свет — Алиса так и не пришла, вероятно, до сих пор работала на кухне. Принюхавшись, Дина уловила едва различимый, но все же проникший в комнату аромат кофе. Затем взгляд упал на книжный шкаф возле стены, однако его содержимое сейчас не сильно заботило девушку. Переведя взор на диван, она сперва подумала, что ей померещилось, однако затем, осознав, что это реальность, Дина вся похолодела. Из головы, занятой исключительно Яном, совершенно вылетело, что в комнате, помимо парня, находился его друг Марк. Во время «воссоединения» он лежал абсолютно тихо, ни разу даже не двинулся, выдавая свое присутствие, и оставалось только надеяться, что он спал достаточно крепко, чтобы не услышать их. Ян, только сейчас поняла девушка, помнил о наличии в комнате постороннего: отсюда сперва его отказ, а затем желание, чтобы они была накрыты одеялом — значило ли это, что он допускал мысль о том, что его друг бодрствовал? Девушка покосилась на парня, который без всякого стеснения стянул с себя испачканные трусы и отбросил их на половину дивана, где он лежал, пока не перекочевал в постель с ней. Она ведь, когда вошла, думала, что и он давно спит, а оказалось, что он даже не задремал. Ян лег рядом с ней в чем мать родила, довольный как удав, и посмотрел на озадаченную девушку. Она поглядела на него испытующе, а потом перевела взор туда, где, судя по всему, лежал Марк. Бедная девочка. Ян улыбнулся ей, даже не обернувшись, обвил рукой ее напряженную талию и притянул к себе. Даже если друг что-то и видел и/или слышал, решил он, то может только позавидовать — он-то свои внутренние неурядицы, связанные с девушкой, разрешил успешно, не то, что успешно, можно сказать, феерично. Даже если он что-то и видел и/или слышал, Ян был уверен, у Марка хватит такта промолчать и сделать вид, что единственное, чему он был свидетелем — пусть и эротический, но сон. Он с уверенным спокойствием тронул Динин подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза. В ее взгляде читались растерянность и стыд — то, чего он совершенно не ожидал увидеть в глазах девушки, несколько минут назад собиравшейся глотать его сперму. Ян, чуть наклонившись, накрыл ее губы своими, увлекая в новый, заставляющий забыть о всех тревогах поцелуй. Девушка моментально ответила, стараясь, видимо, отвлечься. Он обожал целовать ее и год назад, но сейчас — это было что-то нереальное: эмоциональное, чувственное, заставляющее что-то внутри сначала сжаться, а затем взорваться. Но Ян на секунду приоткрыл глаза, заглядывая за спину Дины, и присмотрелся к фигуре Марка. Он все так же лежал на спине, повернув лицо к дивану и закрыв глаза. Ну и нахер, решил Ян, возвращаясь к губам Дины.***
Марк проснулся беспричинно и бестолково — тупо открыл глаза, будто организму просто надоела темнота. Белый потолок вместо «доброго утра». «Ссанина». Он не знал, который был час, но, судя по полупрозрачному холодно-розовому свету, проникавшему в комнату, довольно ранний. Спать больше не хотелось — выспался, спасибо. Тем более пробуждающееся тело не применило сообщить, что все в нем затекло. Еще бы — пролежать в одной позе несколько часов: Марк не двигался, даже старался не дышать с той самой минуты, как Ян полез в постель к Дине. Он не мог даже бесшумно накрыть голову подушкой, пока они «мирились», не то что как-то незаметно покинуть комнату. Наверняка, попробуй он нос почесать, кожа дивана непременно бы заскрипела, прервав этих голубков. Хотя, откровенно говоря, такое искушение возникало и не раз, особенно когда просто возня и шелест покрывал начали сменяться приглушенными стонами, тяжелым рваным дыханием и влажными звуками поцелуев. Но Марк, естественно, из мужской солидарности прикидывался трупом, ничем не выдавая своего присутствия. Лежал, стараясь не вслушиваться в недвусмысленный ворох звуков, думал о мертвых голубях, сам их убивал, потом убивал Яна, расчленяя по кусочкам. Пытался изо всех сил абстрагироваться от ситуации. Чуть горько не заржал в голос, осознав свое положение гвардейца у покоев короля. Здравствуйте, «Тюдоры» 1-я серия 1-го сезона 6-я минута 25 секунда. Страннее всего, что, когда эти двое кончили во всех смыслах этого слова, облегчения как такового не пришло — Марк также напряженно, вытянувшись в струну лежал и вдыхал через раз воздух. Он слышал и как Ян скидывал одежду, и как возвращался в объятия Дины, как снова припадал к ней губами. И пока друг орудовал языком у нее во рту, Марка внезапно осенило: «А нет от твоего ли языка, Янушка, все мои беды?» Не им ли он наговорил Алисе столько, что она вылетела из квартиры на лестничную площадку, по дороге закидывая сумку на плечо? Да и вообще, не Ян ли орал на весь подъезд: «Если тебе перестало хватать в этой жизни скандалов, можешь вернуться к матери, тебя здесь никто не держит! Или тебе просто было завидно, что у меня есть регулярный секс? Так это не ко мне вопросы, а в тридцать третью квартиру — меня зачем крайним делать?»? И это только то, что Марк слышал и помнил — парень ведь еще что-то кричал, только он не слушал, увидев, в каком Алиса состоянии. А когда она на него еще и посмотрела тем взглядом — совершенно жутким, будто он предал ее — вообще отключился. И если он выходил, чтобы развести их по разным углам, чтобы они немного остыли и потом поговорили, как адекватные люди, то сейчас и сам был бы не прочь забиться куда подальше и там переждать, пока страсти поутихнут. Те, к слову, улеглись молниеносно — Алиса просто слетела вниз по лестнице и выбежала на улицу. В себя Марка привел хлопок двери и оклик по имени. Ян стоял у перил взбешенный, несчастный и уничтоженный морально: изливая волну напряжение после расставания с Диной, он породил цунами и только сейчас это понял. Но гордость, родившаяся вперед него, видимо, не позволила помчаться за подругой. Он только бросил: «Вернется, никуда не денется», — и побрел к себе, прессанув дверью так, что штукатурка на стенах посыпалась. Так, проклиная весь мир, Марк и заснул. Сейчас же он, не церемонясь, сел, свесил ноги и упер глаза на молодых людей, как на идиллической картине, спавших, прижавшись друг к другу: Ян дрых на боку, повернувшись лицом к дивану — и ни грамма раскаяния на этом лице не было, только младенческий румянец — он прижимал к груди девичью ладонь, а сама Дина, обняв парня, доверительно прижималась щекой к его лопатке, прислонившись голой грудью к мужской спине. Утопия. Марк недовольно поджал губы, позволяя черной зависти затопить сердце. Он действительно сейчас страшно ему завидовал: его решительности, способности отбросить сомнения и бухнуться с головой в бездну, не будучи уверенным, что внизу. Его это всегда поражало и, наверное, даже восхищало — Ян просто брал, что хотел, не думая в моменте о возможных последствиях. Так, вчера он хотел Дину. Друг часто говорил: «Если Удача повернулась к тебе спиной, нагни ее и хорошенько трахни». В таком случае можно сделать вывод, что Ян был отличным любовником, потому что Удача, то что называется, обожала его — Она благоволила ему что в прошлом году, что сейчас, создав все условия для его «воссоединения» с девушкой: их диван не раскладывался, так что они ворочались полночи вместо того, чтобы восстанавливать силы после дороги, Алиса не пришла вместе с подругой, она вообще не пришла, будто специально освободив место для Яна и его телодвижений, Дина тут же приняла его с распростертыми объятиями, будто и не было года разлуки. И, видимо, один Марк в плане госпожи Удачи был на отшибе — ему была уготована роль Ленина в мавзолее. Парень злился неописуемо на все вокруг себя: на диван этот скрипучий, на Яна с Диной — этих Адама и Еву, вернувшихся в Рай — на предрассветный свет, затапливающий комнату малиновым цветом, на Алису — где еще черти носят все это время. Это было не честно. Они с Яном были в одной лодке посреди океана: в одних условиях, с одинаковыми шансами выжить, они взаимно поддерживали друг друга и верили, что помощь придет. Но та пришла только за другом, оставив Марка дальше куковать в окружении волн — только рукой помахала, мол, держись, все будет хорошо. Но, вероятнее, Ян просто сам взял и поплыл к берегу, оставив его в одиночестве в лодке. Хотя Марк вообще-то на совесть отработал психологом друга, выслушивая его биполярные закидоны на счет отношений с «этой малолетней пиздой», в прошлом мае–июне, добросовестно чтил негласное табу на имя «Дина» в течении всего года. Да, справедливости ради, стоит сказать, что он позволил себе пару колкостей на этот счет — но, во-первых, это было, действительно, лишь два раза, во-вторых, это было местью самому Яну, который вообще не видел берегов, а в-третьих, никто не мог подумать, что он так близко примет все к сердцу. Первый раз, это был август, Ян попросил Марка зайти в его новую квартиру — ему резко понадобилась его помощь. Ах, да, после той апрельской вечеринки его все-таки вытравили из дома на улице Колесовой. Но переехал он недалеко — на Академика Анохина, минут двадцать ходьбы от предыдущего места жительства. В общем оказалось, что он решил подключить кофемашину, оставленную Алисой при бегстве и перевезенную Яном на новое место, потому что «соскучился по кофе», и плевать, что это прямое напоминание об «опальной» подруге. Марк тогда, глядя на друга, запутавшись, вертевшего в пальцах два провода, счел это провокацией. — У меня тут небольшая проблемка. — Что, завел еще одну малолетнюю любовницу? — Прежде чем подумать, брякнул он. Ян замер, не поверив собственным ушам, и очень медленно поднял взгляд на друга. В его глазах застыли немой укор и смертельная угроза: «Ты сам-то понял, что только что сказал?». — Очень остроумно, — с мертвецким спокойствием ответил он через минуту. — Это не смешно, к твоему сведению. — Ты просто не понял шутку, — попытался съехать Марк, не ожидав, что друг так остро отреагирует на достаточно невинную фразу. Парень был уверен, что друг просто, закатив глаза, пошлет его и усмехнется. Но Ян мало того, что совершенно не оценил «юмора», так еще и затаил обиду, решив бросить другу ответку в столь же изощренной форме, по лучшим заветам — месть ведь блюдо, которое не имеет срока годности — когда Марк уже забыл об этом летнем инциденте. Тут стоит упомянуть, что в конце августа Ян, сняв лофт, устроил грандиозную вечеринку перед началом нового учебного года — туда были приглашены все, кто просто знал о намечающейся тусе. Именно там Марк познакомился с Юлей и начал с ней общаться. Их сближение произошло не характерным для парня образом — быстро. Даже очень быстро — на «третьем свидании» они переспали. И неизвестно, кто больше нуждался в этом сексе — Юля, у которой, по ее же признанию, не было уже полтора года, или Марк, который три последних месяца только и делал, что трахал блондинок со светлыми глазами и ежедневно дрочил в кулак на одну конкретную такую вот блондинку. Юля тем и была важна для него, что являлась «другим типом». В первую очередь она была брюнеткой и глаза у нее были больше в зеленый, чем в голубой, но это было не столь важным. Ключевым стал ее характер: она была спокойнее, собраннее и, как бы выразиться, «интеллигентнее». Она привлекла внимание Марка именно тем, что в отличии от остальных на том празднике жизни сидела на одном из немногочисленных пуфиков и крутила соломинку — весь ее вид кричал, что ей скучно. Парень и подошел, желая растормошить ее. Они разговорились, ушли с вечеринки и вдвоем просто прогуляться неподалеку, потом Марк посадил ее в такси и она уехала, оставив приятный флер травянистых духов. Совершенно невинная встреча, но парень понял, что это именно то, что ему сейчас нужно — отвлечься, «сменить стиль», навязать себе другую любовь. И он, следуя поставленной цели, стал искать встречи с новой знакомой. Один разок выпили кофе — Марк давился, но пил именно его, потому что хотел искоренить любые соответствия с событиями прошлой осени. Сходили в театр, потому что парню по счастливой, без иронии, случайности перепали билеты — мать с отцом собирались выбраться, но дети всем скопом заболели ветрянкой — старший сын просто подсуетился. Смотрели «Травиату» — ох уж эти сюжеты про мужчин, влюбляющихся в проституток — а потом ужинали неподалеку, разговаривая об искусстве и культуре в целом. На третье свидание Марк пригласил девушку к себе на ужин — обоим было ясно к чему все идет, и ни один не препятствовал такому развитию событий. Марк наслаждался этим временем, потому что все было по-другому: Юля не курила, предпочитала каше на завтрак яичницу или омлет, которые готовила превосходно, в одежде придерживалась элегантного выдержанного стиля, не допуская в гардеробе рваных джинсов и цветастых свитеров, густые длинные волосы она убирала в конский хвост или пучок, не оставляя их распущенными и не признавая кос. Она уважала личное пространство Марка, не кидаясь к нему с объятиями и поцелуями, да и вообще, если бы парня попросили описать ее одним словом, он бы ответил: «Здравомыслящая». Шел шестой месяц их отношений: стабильно, здраво, как по маслу, Марка все устраивало, он даже верил, что это то самое, — когда случился Ян со своим: «А помнишь, тогда еще Алиса у нас тусовалась…» И все моментально пошло по пизде, объективно. Кажется, что не может одна фраза разрушить практически полгода крепких отношений — как выяснилось, может. Естественно, Юля начала задавать вопросы, отвечать на которые у Марка не было никакого желания. Но Яна, этого мудозвона, получавшего садистское удовольствие от метаний друга, совершенно не останавливали ни косые, намекающие взгляды, ни невербальные символы, понятные только им, мол, завали ебало. Когда же Марк, отведя его в сторонку, прямо сказал ему, что «это не смешно», друг ответил, как не трудно догадаться: «Ты просто не понял шутку». Только проблема заключалась в том, что в этом действительно было мало веселого — Марк снова начал перманентно думать об Алисе. Он делал это и в те пять месяцев, но тогда его мысли имели скорее злорадный, ехидный подтекст, из разряда: ты бросила меня, а я продолжаю жить, жаль ты не видишь, как мне хорошо. Сейчас же эта пена сошла, обнажив истинное положение вещей: он сделал это все ей на зло, а не ради себя, он надел другой костюм, но не изменил скелет, он замаскировал цепь, а не разомкнул ее, он все еще хотел. И на Юлю, закономерно, он тоже взглянул по-другому — он осознал, что она просто «идеальная противоположность», которую он банально использовал, чтобы доказать что-то самому себе. И это откровение было ужасным. Ему было жаль девушку, а на себя он ужасно разозлился. Это было в крайней степени не справедливо: после всех его стараний по выведению из крови духа Алисы, после того как ему почти удалось перестать засыпать, думая о ней, как он снова влюбился и был довольно-таки счастлив с Юлей. Он, честно, хотел бы чувствовать к ней то же, что возбуждала в нем Алиса. Ему хотелось целовать также, обнимать также, как она его, отдавать ей то же, что она ему, но он знал, что уже «истратил» это все — на другую любовь. Он хотел и сам чувствовать себя «правильно» в отношениях с Юлей, а не просыпаться каждый день с мыслью о том, что это не то. Ему было стыдно за эти мысли, потому что они вели к осознанию себя последним уродом, паразитирующим на другого человека, чтобы не чувствовать себя одиноким и брошенным, и выбравшим эту девушку только потому, что она лучше всех подходила на роль «замены». Он пытался внушить себе, что просто привык любить Алису и что на самом деле давно к ней остыл, что чувства к ней существуют «по инерции», подогреваемой тем фактом, что она оставила его. Но подсознательно он знал, что врет себе, когда говорит, что все давно отпустил. Марк мог поклясться, он отдал бы все на свете, чтобы действительно отпустить ее, чтобы суметь снова полюбить другого человека так, как тот того заслуживает. Поэтому его бесило, что он не может чувствовать к Юле того же. Одно время он искренне верил, что Алиса — ведьма, приворожившая его. Марк возненавидел песню «Another love» Тома Оделла, потому что она являлась гимном всего, что творилось у него внутри оставшееся время вплоть до этого июля, все четыре месяца. Но Яна он тогда ни в чем не обвинял, понимая, что он только открыл ему глаза. Парень также видел, что друг сам угодил в собственную западню, ведь слова «тогда еще Алиса у нас тусовалась» подразумевали время, когда он знал Дину. Марк видел, как чуть тускнеет лисья улыбочка Яна через несколько секунд после произнесенной фразы, как он принимается быстро искать глазами «подругу для досуга» на вечер, как судорожно прижимает ее к себе, боясь не успеть до того, как воспоминания захлестнут его. Но он отчего-то методично продолжал травить душу им обоим из раза в раз открывая рот и выдавая выработанную формулу. Видимо, Марка ему нравилось мучать больше, чем сохранять собственное ментальное здоровье. Или он верил, что в какой-то момент ему станет наплевать на то, а точнее ту, что таится за заученным предложением. Как бы то ни было, легче Яну явно не становилось, что и подтвердила вторая «шутка» Марка. Был март. У Коржа в честь восьмого марта вышла новая песня. «Малолетка». Марк был уверен, что это карма, и не скрывал злорадства, заказывая на тусовках эту композицию. Ян хотел его ненавидеть его в такие моменты. И, ослепленный желанием насолить в отместку, тем более что терять было нечего, ведь ненужные мысли уже оккупировали его черепную коробку, принимался за излюбленную игру в «А помнишь…» Марк, в свою очередь, подобрал на фортепиано мелодию припева песни и один раз, когда Ян заглянул к нему, принялся ее наигрывать. Друг вскипел мгновенно, но поначалу молчал, делая заинтересованное лицо и топя ярость в кружке чая. Но, когда дело дошло до припева и Марк уже продавил «ми-ре-ре-до-диез», подвывая на октаву ниже под нос «ой, малолетка», Ян будто озверел: рванулся к инструменту и, не глядя, захлопнул крышку, так что Марк едва успел отдернуть руку. — На этой ноте ты идешь нахуй. Больше ни один из них эту песню не слушал. Но начало марта было, как понял потом парень, только репетицией перед грандиозным срывом в его конце. У Дины был День рождения двадцать первого числа. Ян в свое время панчил, что она соседствует с Мазепой и Салтычихой. В тот день — была суббота — друг позвонил Марку с утра и, настаивая, пригласил к себе. Парень, чувствуя, что что-то случилось, согласился и, прихватив нужные бумажки и комп с собой, хотел было уже направиться «в гости», как Ян позвонил снова, желая поговорить, пока Марк будет добираться до него. Так долго по телефону парень, кажется, последние лет пять не разговаривал: обсудили последние новости, подумали о ближайших планах, Марк пожаловался на дипломную работу, которая отказывалась писаться, Ян деланно понимающе поугукал в ответ, он поспрашивал про их с Юлей отношения, принялся отвратно шутить про статус «женатика», потом поинтересовался, как в семье: как мама с папой, как братья, Никушка. Он все говорил и говорил, накидывал темы и накидывал, пока Марк не свернул в нужный двор и не увидел Яна, ждущего его у подъезда. Едва различив силуэт, друг подлетел к Марку с максимально абсурдной просьбой забрать у него телефон. Тот же, оценив степень взвинченности его состояния, без лишних расспросов взял у него смартфон и убрал в задний карман штанов. День они провели пусть и занятый каждым своим делом, но, по сути, вместе. Уже на месте Марк сопоставил факты и понял, что от собственного телефона Ян держится подальше, чтобы меньше чесались руки позвонить бывшей подруге и поздравить ее с Днем рождения. Почему нельзя было удалить ее номер, как, например, то сделал Марк с Алисиным, он не понимал, но спросить не осмелился. Едва ли другу нужны сейчас были посторонние вопросы, касающиеся больной темы. Но, стоит заметить, внешне держался он отлично: вечно что-то делал, куда-то ходил, — Марк и представить не мог, что Ян может быть таким активным. Но потом он, подойдя к другу той же легкой походкой и усевшись на соседний стул, как ни в чем не бывало произнес, совершенно огорошив Марка: «Брат, отдай телефон». И было во всем его облике что-то неуловимо напоминающее наркомана, просящего денег на дозу. — Кому и зачем? — настороженно спросил парень, с долей опаски глядя на друга, нервно постукивающего пальцами по столу. — Да там, по работе одной даме, пару вопросов надо решить, — отмахнулся он, подставляя раскрытую ладонь. Марк понимал, что Ян безбожно врет ему в лицо, что никакие вопросы с никакой дамой ему не надо решать, если только ее не зовут «Дина» и ей сегодня не исполняется восемнадцать. Марк осознавал, что так-то не имеет никакого права удерживать при себе телефон друга — у него как-никак своя голова на плечах. Но в то же время он всеми фибрами души хотел уберечь Яна от этого шага, просто потому что считал себя его другом. — Звони, — наконец вымолвил он, доставая из кармана мобильный. Ян расплылся в благодарной улыбке и уже протянул было руку, как Марк крепко сжал аппарат в пальцах. — По громкой связи, при мне, я буду держать телефон. Ян, вскинув брови, одарил его ироническим взглядом, мол, я что, по-твоему, псих? Но парень не изменился в лице, демонстрируя непреклонность своей позиции. — Ну, ладно, — хмыкнул он, — включай. Марк надавил на кнопку, дождался, когда на экране появится белое надкушенное яблоко, ввел пароль, известный ему давным-давно, на рабочем столе нашел «Контакты» и тыкнулся в поисковую строку, требуя назвать имя. — Анна Андреевна, — спокойно произнес Ян, наблюдавший за всем процессом с нескрываемой насмешкой. И только Марк чуть ослабил хватку, начав большим пальцем вбивать буквы, как друг хищником подался вперед, отбирая у него телефон, вскочил со стула, умудрившись развернуть его, создав препятствие, и ринулся из комнаты, параллельно вбивая что-то в телефоне. Марк, перевернув стул, полетел следом. Он настиг Яна в гостиной и уже прижал к стене, собираясь «отжать мобилку», как услышал характерный звук гудка. Оба остолбенели, тут же вперив друг в друга взгляды. Ян побледнел на два тона — у него лицо было, будто это совершил не он, а его подставили. Он медленно поднял руку, сжимавшую корпус телефона и посмотрел на экран, словно желая удостовериться, что ему это все не снится — будто второй гудок являлся не достаточным доказательством. Третий гудок, и затаивший дыхание Марк тоже перевел взор на телефон: классический мультифункционал, «вызывает…» и имя — «Ахматова НЕ ЗВОНИТЬ». Четвертый гудок. Все внутри превращалось в пепел от напряжения, на фоне которого отчего-то проснулся болезненный азарт: неужели не возьмет? Пятый гудок. И выдох так и застрял в груди, потому что монотонный звук слишком резко оборвался, а на месте «вызывает…» появился секундомер, неустанно наматывающий количество умерших нервных клеток: 00:01, 00:02, 00:03… Ни один не издавал ни звука. Ян, казалось, просто существовал, стоя на месте только за счет удерживающего его в вертикальном положении Марка. Дина тоже молчала, наверняка, ожидая, что начнет говорить позвонивший. Наконец на 00:07 она произнесла немного недоуменно: «Алло?» И в ту же секунду Ян шумно выдохнул. Как ему показалось, слишком шумно — он выдал себя. Глядя строго вперед себя, он лихорадочно сбросил вызов. Поймал себя на мысли, что до этого никогда не слышал ее голос по телефона — они ведь только смс-ками обменивались. Марк, пораженный, отступил, таращась на друга во все глаза. Он же, невидяще смотрящий так же перед собой, прислонился затылком к стене позади и зажмурился, но так и остался нем. — Хорошо, что сегодня суббота, — совершенно не к месту выдал он. Хотя, да, действительно, хорошо, что был выходной день и можно было позволить себе расслабиться вечерком в баре за кружкой пива, ну или наебениться в дрова и быть принятыми с распростертыми объятиями мусорами. Главное, чтоб в висках не билось повисшее между тобой и девушкой ничего не значащее «алло?». Дина не перезвонила.***
Пошли они все нахер, решил для себя Марк, посмотрев в зеркало, и вышел из ванной. Народ еще спал — был только пятый час утра — и только он, умывшийся, устранив остатки сна, шел на кухню выпить утреннего чайку. С кухни тянуло кофе и сигаретами. Марк знал этот «Chanel №5», но почему-то даже не замедлился в дверях, войдя так уверенно, будто это была его квартира, а он опаздывал на работу. Возможно, несмотря на водные процедуры, мозг все еще находился в какой-то постдреме, иначе парень объяснить себе своего вольного порыва не мог. Предсказуемо, за столом сидела Алиса. Хотя как сидела, скорее лежала, по крайней мере, голова ее однозначно покоилась на сложенных руках, а глаза были закрыты — она тоже спала. Перед ней стоял открытый компьютер, тоже прибывавшей, видимо, в «спящем режиме», рядом — чашка с остывшим кофе (судя по градиенту коричневого оттенка, выпила она таких штуки четыре) и блюдце, ощетинившееся забором окурков. Невольно Марк остановился, осматривая кухню: стандартный набор из холодильника, тумбы, чайника, раковины, плиты, дополнительные ништячки в виде микроволновки, посудомойки и барной стойки, собственно стол на несколько человек — место, чтоб развернуться всем шестерым хватит. Окно было приоткрыто — оттуда доносился аромат летнего утра, чуть разбавлявший затхлый воздух помещения, и звуки редких проезжающих машин. Парень тихонько прошел к холодильнику, собираясь взять что-нибудь перекусить. Он старался не смотреть в сторону девушки, чтоб не искушать память, уже подбросившую ему ее давнишние образы: когда она работала, читала или спала. Хотя он и не забывал, как она осталась у него впервые, что случилось после ее второй ночи в его квартире, чем они занимались в третий ее визит и что происходило на утро после него. Ее фиолетовый свитшот и подрагивающие во сне ресницы, ее маленький кулон с бриллиантом и вращательное движение кисти, когда она зачерпывала тесто для оладий, ее обжигающее дыхание у его уха, инстинктивное движение бедрами и сползающее с плеч одеяло. Марк приказал себе об этом не думать, решив занять мозг содержимым полок, но и тут не удалось найти отдушину: только творог, упаковка йогуртов и яйца, несколько фруктовых плодов. Взял молочку и зеленое яблоко, их купил Ян зачем-то. В тарелку отвалил полпачки творога, залил все йогуртом, уже собирался пойти за стойку, как уловил премерзкий звук, исходивший от холодильника. Марк не закрыл его до конца. «Ссанина». Мысленно выругавшись, парень с хлопком плотно притворил дверцу, вложив в движение больше силы, чем требовалось. Явно, постепенно выходила накопившаяся агрессия. Шумно вдохнув, он на пару секунд закрыл глаза, задерживая дыхание, и, только когда почувствовал, что немного отпустило, выдохнул. — Тяжелая ночь? Марк чуть не подавился воздухом, услышав сиплый голос. Он обернулся: Алиса смотрела, развернувшись в пол-оборота, своими бесовскими глазами — от одного их взгляда все в мысли мешались, будто она физически пробиралась ему в голову, путала извилины, иногда завязывая узлы. На голове у нее был абсолютный хаос: стянутые на затылке и без того вслепую волосы вовсю топорщились, а сам небольшой пучок съехал вниз, свободные пряди немного спутались. Но все это казалось неважным, потому что Марк увидел одежду, видимо, использовавшуюся ей как домашняя, — это была его футболка, та самая, которую она всегда носила, когда оставалась у него. Он забыл про нее, думал, что выбросил со всем остальным «ностальгическим хламом». Оказалось, Алиса…ее украла, по сути. И его сердце прихватила. — Бывали и лучше. Отозвался он честно, наблюдая за тем, как девушка поднимается с места, как потягивается, приподнимаясь на носках, как чешет пальцами одной ноги икру другой. Она, подхватив кружку, сделала шаг к нему, точнее, к раковине. Марк, взяв тарелку и вытащив ложку из ящика с приборами, отошел чуть в сторону. — И у тебя? — спросил он, принимаясь за завтрак. Господи, какой абсурд. Они общались, как члены семьи, встретившиеся утром на кухне, как будто делали это каждый день. Будто они действительно на ежедневной основе контактировали, зная все друг про друга, будто единственной новой информацией для было узнать, как домочадец спал прошедшей ночью. — Да нет, в принципе, — непринужденно пожала плечами Алиса, намыливая чашку и споласкивая ее под проточной водой, — доделала работу, отослала, ждала ответа, так и уснула, — она закрыла кран и взялась за полотенце. — Надо посмотреть, пришел ли он. Она было метнулась к столу, как Марк преградил ей путь. Жуя, но совершенно не заботясь о своем виде, он подтолкнул ее обратно к раковине, а сам направился к компьютеру. Когда творог был проглочен, он прокомментировал свой жест: — Ты вообще-то на отдыхе, — он нажал на кнопку включения и удерживал до тех пор, пока она не погасла, — так что никакой работы, — с притворной строгостью произнес он, отставляя ноутбук в сторону. — Есть, сэр, — слабо улыбнулась девушка, ставя сухую кружку на столешницу. Марк следил жадно за ее движениями: запястье в сторону, пальцы цепляют чайник, притягивают его, подставляют под кран, вторая рука снова включает воду. Пока набирается нужный объем, стопа выстукивает по полу ритм какой-то песни. Он так по ней скучал. — Чай будешь? — не поворачиваясь бросила она. Поставила, ударила по кнопке, открыла шкафчик над головой, взяла банку кофе и пачку чайных пакетиков, привезенных самим Марком, но так пока и не открытых, потом достала вторую кружку. Обернулась, потому что парень никак не отреагировал на ее предложение. А он стоял, глядя на нее, и не понимал, как ей удалось двумя вопросами стереть год, что они не виделись, устранить то въевшееся в его сознание раздражение, что он испытывал на протяжении последних месяцев, ту обиду, которую он скрывал от всего мира. Не хочет ли он выпить чаю — тем же она интересовалась, стоя на пороге его квартиры: маленькая, тщедушная, растерянная, но так отчаянно храбрящаяся, что можно было умереть от умиления. Сейчас его спрашивала о том же другая Алиса: будто выросшая, твердая, сильная. Или она всегда была такой, просто он сам не замечал этого, воспринимая ее, как «маленькую девочку», не достигшую его уровня развития? Изменилось ли что-то, посмотри он на нее изначально иначе — не как на подружку соседа, балующуюся алкоголем, сигаретами и книжками, а как на девушку, умеющую мыслить и чувствовать. Сейчас она стояла, опершись на тумбу, и смотрела на него в ожидании ответа. Она всегда ждала его: внимания, взаимности, действия. — Марк? — его тряхнуло. Парень сморгнул этот философский порыв и кивнул, постфактум вспоминая, на что согласился. Алиса снова развернулась, открыла пачку и выудила оттуда пакетик, кинула в кружку, залила водой, поставила на барную стойку рядом с тарелкой. Марк двинулся к прежнему месту, наблюдая за тем, как привычным движением руки, девушка крутит крышку, прямо из горла насыпает гранулы на дно чашки, добавляет воду. Эта будет, наверное, пятой со вчерашнего вечера. — Иди лучше поспи нормально, — посоветовал он, беря из ее рук нетронутый напиток и выливая жидкость в раковину. Алиса только и успела, что в возмущении открыть рот, как все уже было кончено. Она смотрела на Марка как на террориста. А он повернулся к ней, собираясь повторить фразу в лицо, но язык в миг закостенел, когда парень понял, куда устремлен ее взгляд. Дежа вю накрыло с головой, а рев промчавшегося мимо дома мотоцикла преобразовался в звук, работающих лопастей миксера. Марк не ожидал, что тот так быстро начнет крутить венчиками, так что чуть не выронил его, когда получил резкую отдачу в руку. Мгновенно выключил — но это не спасло его от брызг теста, попавших на его майку и лицо. Алиса рядом беззастенчиво залилась смехом. Она осторожно забрала из рук стоявшего зажмурившись парня устройство, прислонив то к бортику миски, и принялась аккуратными точными движениями очищать одежду «кулинара»: указательным пальцем снимала тягучую каплю и отправляла себе в рот, отмечая, что, несмотря ни на что, было вкусно. Марк наконец открыл глаза и критично себя осмотрел: ущерб оказался не таким страшным, как ожидалось, или это Алиса поспособствовала. Та все с той же смешинкой во взгляде смотрела в его лицо. Марк чувствовал, что у него под глазом находится капля теста, так что поспешил смахнуть ее. Но девушка продолжала глядеть на него, с трудом сдерживая новую волну смеха. — Что? — резонно поинтересовался парень, на что она тыкнула себя в щеку. Марк почему-то подумал, что это она хочет, чтобы он чмокнул ее, но вовремя понял, что она обращает его внимание на еще один след. Он отзеркалил движение девушки, но коснулся лишь чистой кожи. Алиса покачала головой — не попал. Марк предпринял еще попытку, снова не увенчавшуюся успехом. Начав раздражаться, он демонстративно развел руками, мол, сама убирай. Но когда девушка без лишнего стеснения протянула ладонь к его лицу, он чуть отпрянул. Сам не осознал почему: то ли из-за того, что у нее пальцы были в муке, и не имело смысла избавляться от одного «ингредиента», чтобы поменять его на другой, то ли потому что оказался не готов к такой решительности с ее стороны. Алиса, вероятно, объяснила его шаг назад первым вариантом, так что, закатив глаза, убрала руку. Однако тут же сама подалась вперед и, привстав, оказываясь лицом к лицу с парнем, лизнула его в уголок губы. Марк смотрел на нее завороженно: как она, нагло глядя ему в глаза, проходится кончиком языка по верхней губе, будто испытывая, провоцируя, снова смеясь. Не зная из-за чего — по сути, классическое Алисино поведение — парень вскипел. Злость стукнула в голову, на секунду ослепив, а когда Марк снова пришел в себя, он уже яростно сминал губы девушки, подталкивая ее к кухонной тумбе позади. Грубо усадил, вставая между раздвинутых ног, притянул к себе за бедра, не прерывая поцелуя. Ему хотелось показать ей, что будет, если она зайдет слишком далеко: будет болезненное покалывание в губах, красная кожа вокруг них, чужой язык во рту, жесткие пальцы на заднице, горячее тело между ног. Непозволительно близко для просто соседа, знакомого, приятеля или даже друга — ни один из них не может прижимать ее к себе, мощно вторгаться в ее рот, забираться под футболку, оглаживая талию и позвоночник. Алиса неслышно охнула ему в губы, когда его рука проникла под пояс ее джинсов, ложась поверх ткани трусов на ягодице. Она будто не понимала, что происходит, позволяя вылизывать свою ротовую полость, не останавливая чужих рук, одна из которых уже была у нее в штанах, а вторая подбиралась к застежке лифчика. Только когда его пальцы оказались под девичьим нижним бельем, ладони уперлись в его грудь, оставляя белый мучной след двух пятерней на ткани. Но этим касанием Алиса не останавливала Марка, наоборот, притягивала ближе: она проскользила вверх по его плечам и впилась ногтями в его загривок. Тихо простонала в его губы, когда давление белья ослабло, а пальцы парня очертили ее лопатки. Второй рукой он пододвинул ее еще ближе так, что ему показалось, будто он может чувствовать жар в области живота. Алиса действительно двигала бедрами ему навстречу, крепко обхватив парня за шею и позволяя его рукам делать все, что хочется. Но единственное, что Марку сейчас хотелось — это продолжать целовать ее. Это было в миллиард раз круче, чем в его фантазиях: живая, горячая, отзывчивая, девушка плавилась в его руках, приглушенно выдыхая ему в рот. Юркий язык, трепещущее тело и губы, губы, губы. Марк провел вдоль ее позвонков, девушка чуть прогнулась, прижимаясь к его груди своей — парень чувствовал топорщившиеся соски и завидовал сам себе, потому что хотел обласкать и их, но не мог найти в себе сил оторваться от губ. Вторая рука, вынырнув из-под ткани белья, вернулась на поверхность джинсов, чтобы зайти с другой стороны: Марк не помнил, как расстегнул пуговицу и просунул ладонь, помнил неописуемое ощущение, когда пальцы легли на лобок. Алиса задохнулась, крепче сжимая его бедрами и комкая его майку на плечах, оголяя спину, будто умоляя снять одежду. Но только Марк сделал круговой движение над клитором и скользнул внутрь кончиком фаланги, как их обоих оглушил звонок в дверь. Девушка на секунду замерла, стискивая парня в объятиях. Он тоже застыл, открывая глаза. Алиса глядела на него очумело, возбужденно и немного напугано, словно только сейчас начала осознавать, что только что произошло. В ее светлых глазах Марк видел себя: взъерошенного, раскрасневшегося, жаждущего, — но ему пришлось разжать руки, когда девушка, оттолкнувшись от тумбы, спрыгнула вниз. Алиса ничего не говорила, занятая попыткой привести себя в порядок: застегнула пуговицу на джинсах, натянула лямки на плечи, поправила чашки лифчика, убрала спутавшиеся волосы за уши. Марк смотрел на нее, не чувствуя себя, — он будто все еще стоял между ее ног, врезаясь в губы, лаская внизу. Он молниеносно, когда девушка собиралась уже покинуть кухню, схватил ее за руку и притянул к себе, снова накрывая губы своими. Все еще страстно, но сейчас нежнее. Она ответила, но быстро отстранилась. И бросив на парня совершенно особенный взгляд, вылетела в коридор. Он тут же пошел и просто лег в кровать. У него горел лоб. У него внутри все горело. Он засмеялся: нехарактерно, диковато, счастливо. «Господи, что я сделал?» Марк поднес руку к лицу и смахнул грязь — она оказалась комочком творога, прилипшим к уголку губы. — Иди спать, — почему-то прошептал он, — там на диване расстелено, — уже окрепшим голосом продолжил он, делая шаг назад, возвращаясь за стойку. — На кровать не смотри — психику травмируешь, — натянул улыбку он. Девушка стояла на месте, совершенно не понимая, что происходит и чего он от нее хочет. Ее все еще полуспящий мозг отказывался обрабатывать команды. Но, повинуясь какому-то наитию, она развернулась и направилась к двери. Она внезапно остановилась, точно вспомнила что-то важное, что осталось не высказанным. — Знаешь, — взгляды снова встретились, — я рада тебя видеть. Легко улыбнувшись, она ушла спать. Марк, проводив ее взглядом, взял яблоко и, надкусив и прожевав кусочек, ответил: — Я тебя тоже.