О закрой свои бледные ноги.
В. Брюсов
Марка буквально выдернуло из сна. Сработало сразу три фактора. Во-первых, внутренние часы — привыкнув просыпаться в одно и то же время на протяжении пары месяцев, организм сам разбудил хозяина, притом довольно настойчиво, видимо, «перепугавшись», что не прозвонил будильник. Вот только последний не «не сработал», а был намеренно выключен с расчетом на более длительный сон. Только, видимо, отдел мозга, отвечавший за распорядок дня, никто не проинформировал. Во-вторых, парню было холодно — спину и задницу обдувало непрогретым воздухом комнаты, контрастировавшим с тепличными условиями, в которых пребывала левая рука, находившаяся под подушкой, и нога, укрытая одеялом. Когда же парень попытался натянуть покрывало, он столкнулся с тем, что оно не поддалось, так что все еще не пришедший в себя Марк сам попытался залезть под него. В-третьих, когда он сделал несколько неловких телодвижений в строну, надеясь оказаться в тепле, он напоролся на что-то мягкое, гладкое и горячее. И именно это «третье» заставило его резко открыть глаза и на мгновение затаить дыхание. Перед ним было его одеяло, сбитое в какой-то бесформенный кокон вокруг одного светлого пятна. Марк тут же проснулся — это была голова Алисы. Парень медленно, боясь подтвердить собственные опасения, огляделся — он был у себя в комнате. Твою ж мать. Видимо, возвращаясь ночью с кухни, он неосознанно прошел в спальню и без задней мысли улегся на свою кровать — то-то так быстро вырубился. То же, во что уперлось его бедро, было ни чем иным как коленкой девушки. Сама Алиса безмятежно спала на спине, закутавшись в одеяло: руки ее прижимали последнее к груди, что было видно по характерным складкам ткани, одна нога была повернута перпендикулярно телу, вторая лежала ровно, ее пальцы выглядывали из-под покрывала. Помимо них на поверхность выглядывала только взъерошенная блондинистая макушка. Марк не сдержал облегченного выдоха, осознав, что девушка спит. Однако не успел свистящий звук раствориться в слабо освещенной комнате, как девица зашевелилась, вероятно, ощутив постороннее присутствие в постели. Парень начал было придумывать вменяемое объяснение тому, что он залез к ней ночью, но все варианты, приходившие в голову, были еще абсурднее реальной причины. Он уже готов был к тому, что веки девушки поднимутся, секунда у нее уйдет на то, чтобы сообразить, что происходит, возможно, она закричит, но вероятнее, лягнет его той же ногой, что только прижималась к его коже, затем потребует объяснений, не поверит им, судорожно накинет вещи, держа хозяина квартиры под прицелом прожигающего взгляда, уйдет, хлопнув дверью. После, естественно, будет избегать: либо безвылазно сидеть в 35, либо присмотрит другое жилье, может, даже вернется домой — последнее вряд ли. Скорее Алиса, а точнее Ян, выживет его из этого дома, предварительно покалечив. Но оказалось, что Алиса просто перевернулась на левый бок, тянясь к теплу, которое источал Марк, пока спал рядом с ней, — ее коленная чашечка снова коснулась его. Правда, парень уже не придал этого прежнего значения, сосредоточив внимание на девичьем лице, повернувшемуся к нему. Макияж, который она вчера не смыла перед сном (будет ругаться, что у нее «повылазят прыщи») немного расплылся: тушь осыпалась, пудра запала в маленькие морщинки в уголках глаз, — но это совершенно не портило ее. По ее мирному лицу, не выражающему никаких эмоций, разве что безмерный покой, можно было считать ее истинную сущность: в верхней губе — неподдельный вкус к Жизни, который доступен только счастливому детству, когда все ново и хорошо, в кончике носа — страсть к необдуманным поступкам, в подрагивающих ресницах — презрение к Греху и Печали — пустым словам, ничего для нее не значащим. Марк не знал, как это объяснить, в первую очередь самому себе, но он чувствовал непреодолимую тягу к этим чертам и кажущееся неправильным, но таким естественным желание проследить кончиком пальца их линии. Он отпрянул от гостьи, что-то недовольно промычавшей, делая непроизвольное движение рукой в сторону парня. Ее ладонь опустилась на подушку, на которой меньше пяти минут назад покоилась его голова. Но, несмотря на то, что сейчас ее там не было, в мозг Марку дало сильно, потому что махом руки, до того скрытой под одеялом, Алиса откинула последнее, и выяснилось, что девушка спала без верха. Да, волнуй парня вопрос «почему?», он бы нашел ответ в том, что прошлым вечером на ней была водолазка, едва ли годная на роль удобной просторной ночнушки, а спать в лифчике не комильфо (Алиса сама признавалась в этом, рассказывая об октябрьской ночи, проведенной на диване в гостиной 33 квартиры). Но Марка сейчас совершенно не заботили причины, побудившие гостью лечь голой в его постель — и плевать, что технически, эта постель была отдана на ночь в ее распоряжение. Фактический хозяин кровати смотрел исключительно на напряженную от холода, упругую точку на обнажившемся бледном, будто светящемся полушарии груди. В нем и самом все напряглось. И сколько бы он не стремился внушить себе, что это нормальная реакция на нагую женскую натуру — все органы, включая мозг, заходились в едва сдерживаемом приступе безумия. Марк усилием воли удержал руку, заскользившую по простыни в направлении девицы. Аргументом всего тела был факт того, что она, блять, голая лежит в его постели. Отвратительное слово «нарывается» набатом ударяло в самое темечко, но парень не мог позволить себе сдаться этому напору. Не потому что дофига благородный, а потому что мысль «она сама виновата» — мысль насильника. Он не знал, как поступил бы через пару секунд, если бы Алиса, вероятно, начав мерзнуть, снова не повернулась. На этот раз в другую сторону — на свою злосчастную прекрасную грудь. Сказать, что стало легче — соврать, потому что теперь перед глазами были ее позвонки и лопатки, между которыми виднелся небольшой кулон, перекинувшийся на спину во время сна. Сейчас Марк даже хотел, чтобы она проснулась и сказала, что знала о его присутствии в комнате еще до его пробуждения и разыграла это дивное представление — сюр, но с нее бы сталось. Парень бы поверил сейчас во что угодно, лишь бы снять это напряжение, это тянущее все ниже пупка желание. Он хотел ее как проклятый и не мог прикоснуться. Или мог… Марк встал на ноги и сделал два шага назад — от греха подальше. Вышел в гостиную, где был расстелен его диван и стояла эта ебучая елка, из-за которой начался весь сыр-бор. Парень обернулся к шкафу во всю стену, в одну из отъезжающих дверок которого было вставлено зеркало. Красавец, что сказать: растрепанный, покрытый красными пятнами от волнения, на пол-лица полоса — отлежал. А, конечно, и член оттягивает ткань спальных штанов. Блеск. В голову пришла гениальная идея разогнать кровь, чтоб от паха отлегло. Чуть не принял упор лежа. Благо дверь в ванную вовремя попала в поле зрения. Пока стягивал штаны, залезал в ванную и включал душ, думал о том, что в двадцать один год не может разобраться с эрекцией. Пытался убедить себя, что это классический утренний стояк, но подсознание тут же напоминала о разнице между ощущениями при обычном приливе крови и при возбуждении. Выкрутил кран до упора влево и врубил поток на максимум, так, чтобы отрезвило сразу, заставив кровь шевелиться по сосудам, оставляя член в покое. Вода струилась по волосам, прибивая их прядями ко лбу, по лицу, заставляя зажмуриться, по плечам, покрывшимся мурашками, и спине, неестественно распрямившейся из-за дискомфортной температуры. Снаружи было холодно, но внутри до сих пор все пылало от всплывающих в голове снова и снова деталей девичьего тела, обычно скрытых под одеждой. И заводило, каким бы это парадоксальным не казалось, не прямая обнаженка, а воспоминание о соприкосновении кожных покровов — ее ноги с его. Только на секунду Марк представил, что было бы, положи он ладонь на коленную чашечку, передвинь он ее правее, на внутреннюю сторону бедра, решись он следовать пальцами выше. Парень уже мелко подрагивал — было понятно, что ледяной душ не смоет его проблемы. Поэтому Марк сделал воду теплее, не без облегчения, подставляя продрогшие кости под струи. Лбом он уперся в кафельную стену, то ли надеясь отшибить себе память, то ли размозжить башку. Левая рука легла рядом с головой, пальцы зарылись в волосы — все жило отдельно от него. Монотонный звук воды успокаивал. Тело постепенно отогревалось. Марк прикрыл глаза. Две ладони легли на спину, обжигая новой волной мурашек. Но парень не шелохнулся — остолбенел от неожиданности. А чужие руки тем временем, огладив плечи, уже двинулись к груди, очерчивая ключицы. Марк боялся поднять веки и спугнуть прекрасное видение — он и так представлял все в мельчайших подробностях, потому что невольно его память впитала каждый миллиметр девушки, который глаза успели запечатлеть за то время, что он таращились на ее тело. Парень как наяву видел десять черных ноготков, легко впивающихся в его кожу, прижатую к нему грудь, контрастную по температуре его коже, чуть потемневшие от влаги волосы, разметанные по хрупкой спине с выпирающими лопатками. Алиса провела носом вдоль линии его позвонков и коснулась губами одного на шее, вызывая приглушенный вздох у Марка. Он повернулся в ее руках, все еще не размыкая век, да и девушка, должно быть, прикрыла свои из-за хлестающей сверху воды, потому что случайно тыкнулась лбом в его нижнюю челюсть. Не медля Марк перехватил ее подбородок пальцами, заставляя поднять лицо, и впился в ее губы своими. Она ответила тут же, яростно, страстно, больно сжимая кожу сзади на его ребрах. Парень чуть нагнулся к ней, скользя руками по изгибам, сжимая зад, заставляя выгнуться навстречу и переместить руки ему за шею. Член упирался ей в низ живота — она чувствовала его, призывно терлась о него, продолжая жадно целовать, притягивая Марка ближе. Он прижал ее к кафельной стене, приподнял так, чтобы ее таз оказался напротив его — Алиса поставила ступни на высокие бортики ванны, подпуская Марка максимально близко. Она вся так и пылала: от верхних губ, принявшихся покрывать мелкими поцелуями нижнюю линию челюсти парня, до половых — Марк скоро провел по складкам пальцами, распределяя естественную смазку, вошел одним внутрь, готовя к проникновению. Но Алиса была слишком нетерпеливой: запрокинув голову, подставляя шею под губы парня, она зашептала что-то, то ли обращаясь к Богу, то ли к Дьяволу, чтобы Марк быстрее трахнул ее. Они двигала бедрами навстречу, насаживаясь уже на два пальца, и начала тянуться рукой к паху парня, собираясь то ли вздрочнуть ему, то ли направить член в себя. Марк перехватил ее кисть, прижимая ту к стене рядом с ее головой, и вошел сходу на полную, вырывая у Алисы стон болезненного удовольствия. У нее дернулась ноги, непроизвольно ударив Марка пяткой в ягодицу. Он подхватил ее под бедро, делая второй мощный толчок, вжимая девушку в стенку. Еще и еще — медленно, но глубоко, позволяя почувствовать и себе, и ей максимальный кайф. Было хорошо. Натурально хорошо. Марк покрывал поцелуями грудь девушки, она зарывалась пальцами в его волосы, сжимая их сильнее при проникновении, и глубоко дышала. В один момент она резко дернула Марка вверх, возвращая к своему лицу, и накрыла его губы своими, увлекая в мокрый, вязкий поцелуй. Марк, пробуя ее язык, ловил ртом приглушенные крышесносные стоны. Он и сам терял голову оттого, как Алиса принимала его, отвечала и вторила его движениям. Забывшись в ощущениях, он сильнее впился подушечками пальцев в ее бедро, вызывая инстинктивное шипение и судорожное движение в обратном от него направлении. Но сзади была только стенка — так что Алиса, приложившись об нее затылком, потеряла опору второй ноги, опустив ту на пол ванны. Член выскользнул, но Марк, тут же сориентировавшись, развернул девушку лицом к стене и поцеловал ушибленное место. Закапываясь носом в ее волосы, он оглаживал ее тело, чуть надавливая на поясницу, чтобы Алиса прогнулась. Целуя ее в плечо, парень снова заполнил ее — опять же резко, так, что она засучила пальцами по кафелю. Крепко сжимая ее талию, Марк ускорился, задышав чаще, чувствуя скорую разрядку. Алиса оглушительно стонала, сопровождая каждый шлепок, выгибалась и дергалась, положив лоб на тыльную сторону одной ладони, а второй накрыв руку Марка. Переплетя пальцы, он, не прекращая проникать в Алису, второй рукой нашел ее клитор. Но стоило его пальцам произвести пару махинаций, чуть надавив и очертив круг, как девушка вжалась в пах парня бедрами и подалась к нему, прижимаясь спиной и откидывая голову на плечо. Губы ее были приоткрыты в немом вскрике, одна рука сильно сжимала его пальцы, вторая накрыла его кисть, все еще находившуюся внизу. Изменение угла проникновение и Марка заставило кончить, подавшись вперед, свистяще охнув. Только сейчас он открыл глаза. Он все еще стоял под душем — его по лбу били упругие струи, а в приоткрытый рот попадали мелкие капли. Левая рука все еще лежала на стене — вот пальцы были изогнуты, подушечки больно врезались в кафель. Парень опустил голову: вторая рука сжимала опускающийся член, а на дне ванны белела лужица спермы, неторопливо уносимой водой. Он все еще был один на один со своими мыслями.***
Марк вышел из ванной минут через пятнадцать, три из которых простоял под душем, отходя от излишне реалистичных образов при мастурбации, еще столько же вытирался полотенцем, целую минуту потратил на натягивание шорт, потому что не сразу попал ногой в штанину, еще три умывался и чистил зубы (с каким-то невозможным усердием). И пять минут парень потратил, таращась на себя в зеркало, собирая мозг в кучку. Ничего криминального не произошло, внушал он себе. Криминального нет, но вот произошло — однозначно. До этого момента он в целом воспринимал Алису спокойно, с определенной долей насмешки: со всеми ее объятьями, поцелуями, поглаживаниями и прозрачным флиртом. Это был тип общения, которому он позволил установиться между ними, и который, в принципе, поддерживал — он был уверен, что ничего у них не будет: она совершеннолетняя, но еще маленькая баловница, развлекающаяся попытками соблазнения парней постарше. Едва ли она сознательно стремилась возбудить его, проделывая все эти махинации. Возможно, в начале она проводила какое-то испытание, пробуя себя в искусстве обольщения, но поняв, что Марка ей не закадрить, оставила свое бесперспективное занятие, при этом не перестав лапать его при удобном случае. Может, фетиш у нее такой был, кто ее знает. А с другой стороны, было бы даже странно, если бы она в какой-то момент неожиданно прекратила обнимать его при встрече или целовать в щеку на прощание, класть себе на плечо его руку или глядеть прямо в глаза при общении — это бы точно вызвало поток ненужных вопросов. Также и сейчас, если Марк резко начнет ограждаться от девушки, чтоб не подогревать и без того распалившееся воображение, он привлечет к себе лишнее внимание. Тем более, как он должен избегать контактов с Алисой? Не курить по вечерам, сказав, что пытается завязать, игнорировать ее распахнутые руки, шарахаться при попытке поцеловать, держаться на расстоянии вытянутой руки? Это тупо, откровенно говоря. Тем более, даже если предположить, что соседи не придадут этому значения, самому будет гадко и тяжко, не говоря о том, что, возможно, эта попытка «изолироваться» от «предмета желания» может произвести обратный эффект: это как пытаться не думать о слонах — по итогу только о них и думаешь. В сложившихся обстоятельствах логичнее продолжать общение, как и раньше. Тем более, что есть пусть и маленькая, но вероятность, что сегодняшнее утро — просто какой-то внутренний сбой и что такого больше не повторится. Опять же, дрочка на соседку у себя в душе не преступление. Да и даже если подобное повторится — ничего страшного. Тем более, Ян и без того постоянно отвешивает шутки по этому поводу — не привыкать про это слышать, а степень правдивости никого не волнует. На том Марк сам с собой и условился: продолжаем общение без изменений. Улыбаемся и машем, как говорится. Шумно выдохнув, парень еще раз посмотрел на себя в зеркало. Ничего компрометирующего: бодрость и удовлетворение на лице в понедельник утром — не порок, пусть и большое свинство по отношению к окружающим. С этой мысль он покинул ванную. С кухни доносился невероятный аромат чего-то домашнего — Марк уже забыл, что именно так пахнет, но в голове тут же всплыли воспоминания прошедших дней, когда по весне, на Масленицу отец — всегда он — жарил блины: некоторые выходили идеально ровными, некоторые рвались или получались дырявыми — это не имело значения, — для Марка, а потом и для младших детей отец делал блины разной формы, непонятной, но интересной — в них всегда можно было найти признаки какого-то животного. Такие дни всегда были маленькими внеплановыми праздниками, отзывавшимися в душе безграничной теплотой. Алиса стояла в плиты спиной к Марку: в одной руке она держала столовую ложку, другой сжимала край тумбы, постукивая по ней пальцами, отбивая какой-то ритм. Под нос она напевала мелодию, иногда произносила какие-то слова, дергая из стороны в сторону головой. Отчего-то парень подумал, что вот она, наилучшая характеристика для Алисы — девочка, покачивающаяся в такт несуществующей музыке в ее голове. На ней были джинсы и майка, которая еще вчера висела у него в комнате на стуле и которую девица без спроса стянула и примерила на себя. Хотя, как прикинул парень, эту футболку она вполне уже могла считать «своей» — ту же он выдал ей еще при их первой встрече в октябре. Нечесаная грива светлых волос, черные ногти, голые лодыжки и босые стопы — что-то в этом виде притягивало Марка, казалось необъяснимо родным, чем-то, что хотелось обнять вот так со спины и крепко-крепко сжать. Вероятно, так на него действовал запах оладий, которые небольшой башенкой возвышались на тарелке. Когда пришло время переворачивать очередную оладушку, Алиса взяла лопатку и, поддев край, ловко положила «лепешку» на сырую сторону. При этом она повысила голос, так что Марк смог распознать песню. «Устрой дестрой». Как иронично, если бы она знала. Тряся башкою пустой, девушка через некоторое время перекинула очередную готовую оладушку к остальным. — Доброе утро, — поздоровался Марк, опираясь плечом на косяк. Алиса не вздрогнула, будто знала, что он находился у нее за спиной все это время. Она обернулась к нему, параллельно наклоняя миску с тестом, чтобы выгрести остатки на последнюю порцию. — Я думала ты там утонул, — беззлобно произнесла она, выкладывая на сковородку субстанцию светло-желтого цвета. — Давно встала? — Как бы бесцельно поинтересовался парень, делая два шага к девушке и пристраиваясь рядом. Почему-то он не мог долго смотреть на нее, поэтому переводил наигранно пытливые взор от грязной посуды к поверхности сковороды и обратно. Алиса отчего-то тоже не задерживала взгляда на его персоне, как делала обычно, будучи будто сосредоточенной на их завтраке. — Минут тридцать назад, когда ты дверью в ванную хлопнул, — она покосилась на него, но тут же отвела глаза. — Последи за последним, — как-то нервно протараторила она, делая шаг от плиты, — я пойду умоюсь, — она мгновенно скрылась в коридоре, краснющая, как спелая вишня. Марк не понял, в чем дело, даже допустил мысль, что она заподозрила, чем он так долго занимался все это время. Опустил глаза, проверяя, чем он мог себя выдать: шорты как шорты, ничто не топорщится, без пятен, все чисто. И только тут он догадался, чем так смутил девочку — дело было не в шортах, точнее, и в них тоже, а совсем точно, в их цвете — серые. К этому всему добавлялось то, что, кроме этого, на нем ничего не было. Еще и голова не до конца высушена. Спасатель Малибу херов. Сам же предъявлял Алисе за внеплановую обнаженку, а сам вывалился, считай, в одних трусах, будто совратить гостью задумал. Наверняка, девушка сейчас в ванной так же, как и он несколько минут назад, пытается прийти в себя. Это казалось забавным, хотя немного странным, ведь, живя в квартире с Яном, она могла бы привыкнуть к виду парня топлес. Марк тут же напомнил себе, что эти товарищи позиционируют свои отношения как братско-сестринские и что на него самого, должно быть, девушка среагировала как девушка, а не как «родственница». Перевернул оладушку, думая о том, что странное это все-таки явление, дружба — прям, дружба — между мужчиной и женщиной. До того, как Марк познакомился близко с Яном и Алисой, он считал, что такого типа отношений не существует. По его мнению, дружба являлась той же любовью, но без сексуального влечения. Следовательно, она была возможна и между гетеросексуальными мужчинами, и между гетеросексуальными женщинами (вопреки расхожему мнению), а также между гомосексуальными разнополыми личностями. В любовь как в возвышенное чувство, когда «постель не обязательна», Марк не верил, считая, что секс — одна из наиболее важных составляющих отношений, а проблемы в нем могут привести к разрыву. Он с недоверием смотрел на людей, убежденных в том, что «совокупление» до брака — табу, да и к этому институту в XXI веке у него был ряд вопросов, которые пока он не высказывал, потому что не горело — родители не требовали от него жениться, завести детей и прочей херни, сопряженной с этим, за что он был им очень признателен. Почему-то Марк был уверен, что если парень и девушка «дружат», то либо это не дружба, а хорошие приятельские или товарищеские отношения, какое-то сотрудничество, тесное знакомство, либо кто-то кого-то в тайне хочет. Поэтому впервые прознав про отношения Яна и Алисы, про их «дружбу с детства», парень подумал, что они те еще хитрожопые уродцы, умело играющие на публику. Потом, конечно, Марк раскрыл для себя природу их отношений, но сделал заключение, что пример соседей — исключение, подтверждающее правило. По сути, в это «правило» вписывалось то, что случилось с Марком. Он, сперва заведший с Алисой знакомство, которое с течением времени переросло в приятельство и вот уже неумолимо приближалось к той самой дружбе, закономерным, удовлетворявшим его концепции образом, начал хотеть свою «подругу». Это открытие показалось ему настолько абсурдным, что он, продолжая бредовую теорию, пожалел, что не вел дневник наблюдений, отмечая даты и изменения, происходящие в нем. Он выключил огонь под сковородой и отправил начавшую подгорать оладушку к «сестрам» на тарелку. Решил пойти надеть что-нибудь еще, чтоб не смущать гостью. Признаваясь самому себе в наличии желания овладеть Алисой, Марк не думал о том, что с ним делать — есть и есть, никому пока оно не мешает, да и едва ли помешает, потому что он достаточно зрелый, чтоб держать свой член в узде. На обвинение подсознания в лицемерии, ведь, во-первых, утром он не смог подчинить себе свой же организм, а во-вторых, называя про себя Алису «девочкой», парень не отказал себе в мастурбации на нее, тут же переквалифицировав ее в «девушку», Марк оправдался тем, что просто не был готов. Сейчас же он предупрежден, а, следовательно, вооружен. Воевать с собой он не планировал, но установить контроль считал необходимым. Когда парень, накинув футболку, вернулся на кухню, Алиса разливала по чашкам чай. На середине стояла тарелка с оладьями, рядом — банка сметаны. — Больше ничего не нашла, — прокомментировала девушка, вытаскивая пакетик из своей чашки и кладя его на блюдце — она давно выучила привычку Марка пользоваться одним пакетиков до обесцвечивания воды, — у тебя в холодильнике мышь повесилась. Она подняла глаза на хозяина квартиры, сперва неуверенно, будто боясь снова увидеть его полуобнаженным, но, поняв, что он уже одет «подобающе», заметно расслабилась, что выразилось в будничной с оттенком благодарности и смущения улыбке, расцветшей на ее губах. Марк, деланно зевнув, махнул рукой, мол, не обращай внимания, и уселся на табуретку. Тут же отхлебнул обжигающий чай, но даже не поморщился, потянулся к тарелке с оладьями — Алиса в это время убирала волосы за шиворот майки. — Может Яна позвать, раз у нас такой банкет с утра? — предложил Марк, макая лепешку в сметану. Не так чтобы он соскучился, но подумал, что третий за столом был бы не лишним, чтоб предотвращать неловкие ситуации, коими Марк уже насытился за сегодняшнее утро. К тому же было для него во всем этом действе что-то неправильное: проснуться почти одновременно в одной постели (пускай последнего и не было в плане) с девушкой, есть оладьи, которые она приготовила, лицезреть свою майку на ней, без раздражения воспринимать ее трескотню и с улыбкой наблюдать за ее хлопотами на твоей кухне. Какая-то ванильная идиллия, присущая мелодрамам — парень не был фанатом этого жанра, тем более не планировал привносить его в свою жизнь. Но Алису, казалось, все более чем устраивало: она жадно вгрызлась в первую оладушку, простонав и закатив глаза от удовольствия. Марк чуть не подавился и поспешил скрыть лицо за бортиком кружки. — Лет сто не ела оладий, — толком не прожевав, заметила она. Слизнула с верхней губы каплю сметаны и потянулась за своим чаем, чтоб запить. — И с Яном я делиться не собираюсь, — заговорчески прошептала она, чуть наклонившись к парню, так что ему открылся волшебный вид на ее ключицы и небольшой драгоценный камешек на цепочке в выемке между ними. Бриллиантик Марк сегодня уже видел, о чем память не преминула ему напомнить, подкинув картинку нагой девичьей спины и распластанных по подушкам блондинистых прядей. Марк, делая вид, что вникает в речь девушки о том, что у соседа в холодильнике еще целая кастрюля гречки есть, думал о том, что «улыбаться и махать» будет труднее, чем он предполагал.