Дразните? «Меньше, чем у нищего копеек, у вас изумрудов безумий». Помните! Погибла Помпея, когда раздразнили Везувий!
В. Маяковский
До Нового года оставалось чуть больше недели. Было воскресенье. Венера в Скорпионе. Марк в ахере. Он действительно ждал этот день. Запарившись за рабочие дни в универе (все были на ушах перед зачетной неделей) и на работе (конец месяца — избранный период для написания всевозможных отчетов), парень рассчитывал провести этот день сам с собой. Завтра никуда не надо было, так что в планах было приготовить что-нибудь съестное, попить пивка, закусить вкусненьким, параллельно пересматривая первый сезон «Настоящего детектива». Да, кто-то под Новый год из раза в раз включал «Гарри Поттера» или первые две части «Одного дома», создавая «новогоднее настроение», Марк же предпочитал любоваться дуэтом Макконахи и Харрельсона. Он как раз убавил огонь под сковородкой, где тушилась куриная грудка с овощами, и сделал глоток из только открытой, минуту назад стоявшей в холодильнике бутылки, как в дверь позвонили. Именно в этот момент он понял, что его намерениям не суждено сбыться — он по одной трели догадался, кто к нему пожаловал. Без лишней спешки, будто надеясь, что нежданный гость потеряет к нему интерес и уйдет — благо ему не далеко до собственной квартиры, — Марк прошествовал в коридор. Снова прикладываясь к ледяному горлышку, он открыл входную дверь. Его тут же обдало прохладой лестничной клетки и волной гнева, исходившей от стоявшего на пороге Яна. Он без приглашения буквально ввалился внутрь. Не утруждая себя снятием обуви, прямо в грязных ботинках пересек прихожую и замер в коридоре спиной к хозяину. Секунду потоптавшись на месте, он издал мученический стон, сопроводив его нервным передергиванием плечами, и лишь после этого, несколько успокоившись, обернулся. Сосед уже открыл было рот, чтобы извергнуться распиравшей его руганью, как его взгляд мгновенно приковало к себе пиво в руках Марка. Однако последний не спешил предлагать угоститься, уперев в парня недоуменный, требующий объяснений взгляд. А еще его страшно раздражала мутная лужа, растекавшаяся под подошвами Яна. — Мы ездили в «Икею», — без предисловий начал гость, поднимая взор от бутылки на хозяина квартиры, — за…зачем мы туда вообще изначально поехали? — он поглядел на дверной проем, в котором бесшумно материализовалась Алиса, однако не успела она издать и звука, как друг продолжил. — А, тарелки ей мои не нравились… — Потому что они, объективно, уродские, — объяснила девушка скорее Марку, нежели Яну, рот которого сжался в тонкую прямую линию, — будто ешь из пластиковой одноразовой посуды. — Нормальные тарелки, — прищурив глаза, огрызнулся парень, непроизвольно взмахивая рукой, — два год сам ел, гостей принимал, никто не жаловался, — шипел он. — Нет, явилась — нате… Марк перевел взгляд с кипящего друга на расслабленную фигуру Алисы, прислонившуюся к дверному косяку, и не смог сдержать усмешки: она чувствовала себя королевой, абсолютной победительницей, потому что понимала, что, сколько бы сейчас не кочевряжился Ян, распинаясь в претензиях, в целом все вышло так, как хотела она. Девица скорее великодушно позволяла ему выпустить пар, не без удовольствия оценивая результат рук своих. Светлые глаза так и искрились. — Весело тебе? — оказалось, Ян обратился к другу, уловив тень улыбки на его губах. — В следующий раз, когда ей еще что-то не понравится или просто захочется купить… — он подавился яростным вдохом, — новые шторы, блять… — Они были просто роскошные, — сохраняя ту же невозмутимость тона, прокомментировала Алиса, чуть наклоняя голову к Марку. Он, подыгрывая, понимающе закивал. — И стали бы самым роскошным элементом в моей квартире… А, нет, ничто не затмит эти сраные тарелки, которые стоят столько, что можно подумать, будто из них ел сам Господь Бог… — Марк беззвучно засмеялся и отхлебнул еще немного пива. Однако Ян, сделав шаг к нему, бесцеремонно забрал бутылку у него из рук и, многозначительно цыкнув, мол, сам понимаешь, мне нужнее, сделал глоток. — Я серьезно, в следующий раз ты поедешь с нами, потому что в одиночку я ее удержать не в состоянии, — он указал на девушку, кокетливо пожавшую в ответ плечами, — тащит и тащит, тащит и тащит… — Зануда и скупердяй, — с трудом подавляя смех, отозвалась на упрек Алиса, складывая руки на груди — она уже успела расстегнуть пальто. — Да мне денег не жалко, — сердечно заверил ее Ян, активно жестикулируя свободной рукой, — хотя, — он посмотрел на Марка, вероятно, видя в нем человека, способного понять его боль, — две тарелки за две тысячи, это что-то однозначно нездоровое. Меня бесит, — он тыкнул горлышком в сторону подруги, — что ты набрала всякой бесполезной дряни, притащила ее в мой дом и сделала вид, что так оно и должно быть. — Я тебе клянусь, — примирительно подняв руки, произнесла Алиса, обезоруживая своей улыбкой, — ни одной пылинки не увидишь. — Естественно, — Ян закатил глаза, — ты же себе какую-то супер-щетку купила, — чувствовалось, что парень начал остывать и препирался уже «по инерции», поняв, что не сможет измотать Алису морально. — Давай так, если я хоть раз чихну из-за этой феерии пылесборников, ты, — Алиса театрально прикрыла рот ладонью, ожидая приговора, — натянешь свои новые перчатки, соберешь в мешочек пожитки и… Ах, да, — Ян снова обратил все свое внимание на соседа, аж вздрогнувшего от неожиданно повысившегося мужского голоса — друга снова накрыло, — мы же потом еще в «Мегу» зашли! — Марк прикрыл глаза и нахмурился, представляя кошмарность положения Яна: протаскавшись по одному магазину, идти в другой — не грех покончить жизнь самоубийством. — Она ходила час, — Марк сжал зубы, переводя взор на Алису — теперь ее улыбка казалась садистской, — и купила, — Ян выдержал эффектную мхатовскую паузу, — перчатки…замшевые, — он будто сам себе не верил, — в декабре. Это за гранью добра и зла. Только сейчас Марк обратил внимание на то, что ладони девушки были обтянуты тонкой мягкой коричневого оттенка тканью. Элегантно, что умереть, но какова цена? — «Вошла ты, резкая, как «нате!», муча перчатки замш, сказала: «Знаете — я выхожу замуж», — негромко продекларировал Марк, сам не в полной мере осознавая, что говорит — просто смотрел на Алисины пальцы, чуть дрогнувшие при этих словах. Он перевел взор на ее лицо, вытянувшееся в приятном изумлении, на губы, приоткрывшиеся, явно собираясь подхватить строчку стихотворения, однако Джоконде не суждено было быть украденной из-за варварского вторжения Яна. — Ей не грозит. — Ты заходи, — как-то несвоевременно спохватился Марк, поняв, что Алиса до сих пор стоит на пороге, — закрывай дверь, — однако гостья не шевельнулась, будто не зная, куда идти. Она посмотрела на Яна, точно спрашивая о дальнейших действиях. А тот стоял, расплываясь в предвкушающей улыбке, которая совершенно не нравилась хозяину квартиры. — О, друг мой, — сладко пропел он, — я же не просто зашел поныть, — он подул на стеклянное горлышко, растягивая интригу, — и ограбить твой алкогольный запас. Вернемся к началу моей речи — мы ездили в «Икею» — напомнил он, — там Остапа понесло, поэтому он решил, — Ян наслаждался замешательством в глазах соседа, — захламить не только мою, но и твою жилплощадь! — Провозгласил он торжественно, после чего, вернул Марку бутылку и вышел из квартиры. Алиса виновато закусила губу, но улыбаться не перестала — она походила на ребенка, который знал, что совершенная шалость не найдет одобрения родителей, но она удалась, да и предки не будут сильно ругаться. — Та-дам! — Сосед возвратился с двумя картонными коробками, в которых что-то чуть позвякивало и шуршало. — Там еще елка, — заговорчески проговорил он, ставя «сюрприз» на ближайшую тумбу. — Вы нормальные? — Изрек Марк, заглядывая в верхнюю коробку: там были елочные игрушки — разные фигурки из цветного стекла. — Вот туда все вопросы, — Ян резонно указал на Алису, внимательно наблюдавшую за реакцией парня, — я предупреждал, что она маньячка. Когда она заявила, что «Марку тоже нужно что-нибудь купить», — он весьма искусно спародировал подругу, за что получил толчок в плечо, на который отреагировал ехидной усмешкой, — я принял толтовство, так что не противился злу насилием. — Друг, отодвинул Алису, вынудив ту наконец пересечь порог. — Сразу говорю, — раздалось из подъезда, а через секунду там, где стоял парень замаячила здоровая коробка, на которой была нарисована елка, — чека нет…расступись, — пробухтел он, проталкивая «подарок» вглубь прихожей, — так что, если что, отдашь на благотворительность, — заключил он, приставляя короб к стене и кладя на него руку. Марк не понимал шутки, переводя ошалелый взор с Яна на Алису. Первый казался более уставшим, но явно удовлетворенным тем, что во всей этой ситуации нашелся еще более крайний, чем он. Девушка же вся светилась от предвкушения непонятно чего. В какой-то момент — Марк не мог сказать, сколько времени прошло, прежде чем он, отойдя от первого шока, снова посмотрел в коробку: там оказались еще и мишура (много мишуры) с «дождиком» — гостья стянула свои перчатки, не глядя сунула их в карман пальто и одной рукой закрыла входную дверь, отрезая обои парням пути к отступлению. Марк и Ян переглянулись, явно не готовые к такому повороту событий. Ян едва заметно покачал головой, будто веля не делать резких движений, Марк в ответ два раза моргнул. Алиса же, молниеносно скинув обувь и бросив пальто на вторую тумбу, уверенно двинулась в гостиную. Уже оттуда она крикнула: — Поставим елку здесь!***
Марк давно отвык от такого рода мероприятий. Он перестал участвовать в подготовке квартиры к Новому году еще тогда, когда жил с родителями. Естественно, у себя он даже маленькую елку с приклеенными к веткам шариками не ставил. А смысл, если он проводил празднество с родными — семейный ведь праздник — а затем, еще пару часов потусив в отчем доме, оставлял родителей, отправивших детей на боковую, наедине. Ехал в клуб к приятелям по группе, зависал там с ними до рассвета, а учитывая то, что зимой светает поздно, возвращался парень в свои «хоромы» к полудню. Оставшееся время он спал, как и следующие дни, изредка выбираясь на улицу. Питался в основном тем, что запасал заранее, точнее говоря, тем, что оставляла в его холодильнике мать, когда числа 30 наносила ему визит в компании остальных детей и, пока те «проводили время» со старшим сыном, она стругала салатики, заполняя ими всю посуду, которую находила на кухне. Таким образом, необходимости в создании «новогодней атмосферы» у Марка совершенно не было, даже наоборот, она была бы излишней, потому что младшие братья и с недавних пор сестра наверняка заострили бы излишнее внимание на красивых элементах декора. На елку бы не полезли, конечно — они ведь не коты — но обмотаться мишурой или продегустировать «дождик» вполне могли бы — отвернись только. Поэтому появление соседей с их «самаритянскими» намерениями Марк поначалу совершенно не оценил. Однако сейчас смирно стоял и разматывал гирлянду, которой Алиса намеревалась опоясать елку. Ян контролировал процесс, следя за тем, чтобы провода не переплетались и все огоньки остались целыми. Не так чтобы это было необходимо — гирлянда была совершенно новой — просто сосед, умаявшись за прошедшее время, нашел себе наименее энергозатратное занятие. Его можно было понять: сначала они на пару с Марком доставали здоровенную искусственную ель из коробки и распечатывали ее, пока Алиса собирала для «дерева» подставку, потом дружно водружали это «изваяние» на его «пьедестал», Алиса в это время занималась украшениями, раскладывая их на диване, одновременно планируя, куда что повесит. Гостья, конечно, отрывалась, как могла, пользуясь бесхребетностью хозяина квартиры, позволявшего ей сегодня абсолютно все. Марк почему-то решил, что противиться возбужденной идеей девушке себе дороже, поэтому беспрекословно выполнял все ее прихоти. Так, он произвел небольшие изменения в интерьере комнаты: отодвинул столик к дивану, раздвинул кресла так, чтобы между ними поместилась елка, а шкаф с нотами пришлось задвинуть в самый угол, так что теперь добраться до него можно было исключительно мысленно. Ян, и без того измученный за день, уже на том моменте попытался откосить от участия в дальнейшем развитии событий, однако Алиса, будто не услышав его слов о том, что «его полномочия на этом все, окончены», велела расправлять «ветви дерева». Сама девица скакала, как молодая козочка, со стула на пол, развешивая объемные серебряные шары на люстре в гостиной и расклеивая блестящие полоски «дождика» в дверных проемах, будто это шторы. Когда елка была приведена в вид, напоминающий природный, Марк даже подумал, что она не так дурна, как показалась изначально, что подкрепил довольный возглас девушки, бросившей тут же копаться в мишуре. Она указала парням на ряды занимательных фигурок: тут были и банальные снежинки, посыпанные «золотой» крошкой, и какие-то сюжетные мотивы, например, тыква из оранжевого стекла и «хрустальная» туфелька или свеча с красным пламенем и белый «агнец». Пока парень разглядывал игрушки, прикидывая, как повесить их так, чтобы малолетние гости имели возможность и рассмотреть эту милоту, и в то же время не дотянулись бы до нее, Ян ставил музыку, чтобы, видно, хоть как-то взбодриться. Откровенно говоря, это действительно способствовало улучшению общей атмосферы: парни немного отвлеклись от мыслей о суициде, Ян даже немного повеселел, начав отвешивать свои коронно тупые шутки. Он нашел среди покупок елочную игрушку, создатели которой, вероятно, подразумевали баклажан, но в силу того, что детали были довольно условно прорисованы — да и какие детали могут быть у баклажана — эта «прелесть» напоминала скорее фиолетовый фаллос, да, небольшой, но довольно толстый. Сосед признался, что купил эту игрушку специально для Марка, и что тот может использовать ее не по прямому назначению, если захочет, на что невербально был послан прямо на этот «баклажан». Алиса, внимание которой привлекла эта шуточная перепалка, увидев игрушку в руках друга, тут же поспешила повесить ее на другую сторону ели. Заодно песню погромче сделала. К слову о песнях. Когда Ян только «заводил шарманку» те были то, что называется «доступными широкой публике»: попса голимая, но хотя бы на иностранном языке. Плюс к этому иногда она перемежалась чем-то типа Rammstein’а или каких-нибудь Three Days Grace и иже с ними. Но чем дальше, тем в большие дебри уходила фоновая музыка. Правда, никого это не смущало, потому что и сами друзья с течением времени расслаблялись все больше и больше, так что Марк и сам не заметил, как в голос провозгласил: «К черту любовь! Все понимаю, но я опять влюбляюсь в тебя!» И ладно он — Алиса, украшавшая в этот момент окно, вешая на него гирлянду-сетку, танцевала прямо на подоконнике, во всю вертя головой и бедрами. Должно быть, случайный прохожий, мельком глянув в окно Марка, запечатлел бы весьма будоражащую картину: девичья фигура, облаченная в облегающую водолазку и узкие джинсы, раскрепощенно двигалась на небольшом участке, будто танцовщица в стрип-клубе, игривые огоньки гирлянды скользили по светлым локонам, трепыхавшимся из стороны в сторону. Алиса смеялась, улыбаясь всему творившемуся в квартире: тому, как Ян отплясывал под «Белую стрекозу любви», пародируя танец из клипа, как Марк размахивал хвостиком мишуры над головой, как футбольный фанат шарфом команды, и голосил во всю глотку. Парень не был пьян — два глотка пива давно выветрились — он просто поддался этой волне бесовщины, привнесенной его соседями в его вечер, и хотел заставлять гостью смеяться, пускай и таким клоунским способом. Самым ответственным моментом стало водружение «звезды». Выполнение этой миссии Алиса торжественно предоставила хозяину квартиры, который под улюлюканье и импровизированные овации одел на зеленую верхушку дерева пятиконечную игрушку. В самом конце вместе друзья набросали на елку мишуры — Алиса настаивала, что это снег. Ян на это ответил, что золотую в таком случае положит вниз, потому что так реалистичнее. Девушка на это закатила глаза и потребовала, чтоб парень помог ей спуститься с подоконника. К тому моменту почему-то из динамика играли один за одним какие-то медляки, вынуждая и слушателей утихомириться. — Теперь твоя раковина хотя бы симпатичная, — внезапно сказала Алиса, опуская ноги на пол. Ее щеки все еще горели, а в голосе звенели нотки веселья. Марк не понял ее, что, видно, отразилось на его лице. — Устричная раковина, из которой ты не вылезаешь, — пояснила она, глядя парню прямо в глаза, — я… — она помедлила, — мы…потихонечку достаем тебя, — она была довольна как слон. Но Марка почему-то эта фраза задела. Он на секунду перестал улыбаться, подумав, что все это действо было организовано для воплощения глупого проекта по внесению изменений в его жизненный уклад, что это был не дружеский порыв, а тщательно спланированная акция, что Алиса вовсе не та девочка из Страны чудес, выплясывающая на подоконнике, безумно хохоча, а та еще лиса, талантливейше сыгравшая роль первой. Видимо, решив, что приобрела над ним какую-то невозможную власть, раз он ей и слова поперек не вставил, девица немножко заигралась. Да, Марк подпустил ее куда ближе, чем собирался, ему даже нравились эти отношения, но это не значило, что у нее теперь «карт-бланш на свинство». «Не доросла еще, маленькая больно, — подумал парень, скользя взглядом по расслабленным чертам лица девушки, — людьми манипулировать». — «Дурак, я там живу!» — усмехнулся Марк, с вызовом смотря на Алису. Вышло как-то злее, чем он рассчитывал, да и по в миг напрягшемуся телу девушки стало понятно, что не такой реакции она ожидала. С секунду они играли в гляделки: Алиса выискивала причину его недовольства, Марк всячески сопротивлялся ее женской уловке — игре в невинность. Ситуацию, предсказываемо, спас Ян, утянувший подругу в танец. Звучал «Город, которого нет». Загадка, как эта композиция даже теоретически могла оказаться в телефоне Яна, но то, как он вел, иногда кружа партнершу на особенно пронзительных моментах, как тихонько подпевал, говорило, что он не случайно добавил эту песню в плейлист. Когда начался второй куплет, парень стал как-то сдержаннее, наверное, поняв, что девушка не разделяет его ироничного настроя. Он что-то прошептал ей на ухо, она ответила так же неразборчиво, но по взгляду, мельком брошенному на Марка, неотрывно наблюдавшего за парой, последний понял, что речь шла о нем. Однако на что бы Алиса не пожаловалась другу, тот лишь, чуть оторвавшись от нее, снисходительно посмотрел на нее, после чего обнял крепче и поцеловал в висок. Марк понял, что ему тоже следовало бы быть столь же снисходительным к детским выходкам Алисы, тем более что она и не сделала ничего криминального, просто сказала, что-то не подумав, как делала часто. Это не она «маленькая еще» — точнее, действительно маленькая, но не в этом контексте — это Марку нужно быть взрослее и не цепляться к словам. А пока он такой же «дурак», про которого говорил Горчаков в «Ностальгии». — Все, бобик наконец-таки сдох? — спросил Ян у Алисы, повисшей на нем и отказывавшейся отлипать даже после окончания песни. — Идем домой? — Я прямо здесь сейчас упаду, — пробурчала девушка, зевая в плечо друга. — Падай, — внезапно для самого себя выпалил Марк, — ляжешь у меня, а я тут на диване устроюсь, буду любоваться елкой. Это было неловко. Максимально. Даже Ян не сразу нашелся с комментарием, а, когда отвис, посмотрел на Алису, устремившую взгляд, выражавший абсолютное непонимание, на Марка. Естественно, а что ей думать? — то дерзит, то приглашает переночевать. Хотя так-то херня-вопрос: им с Яном пройти пять метров до 35 и разойтись по койкам, но девушка медлила, будто анализировала ситуацию. Она ведь стремилась достать соседа «из раковины», а тут такая возможность — он сам позволяет ей остаться в его жилище. По-своему он брал ее на понт, хотя и сам не осознавал этого. Откровенно говоря, парень не понимал, зачем высказал это предложение, уже позднее оправдал это намерением сгладить «заострившийся по его вине угол». — Только если у тебя мягкий матрас, — отозвалась Алиса, переводя странный, говорящий что-то только им двоим взгляд на Яна, и аккуратно высвобождаясь из его рук.***
Марк чувствовал себя кромешным идиотом. Добровольно улегшись на диване, он не мог устроиться на нем уже час, неустанно ворочаясь, ища удобную для сна позу. Еще эта гребанная елка: пока она светилась, парень не мог расслабиться из-за разноцветных огоньков, рябивших даже в закрытых глазах, когда же он ее отключил — его начал напрягать черный силуэт, надвигавшийся на него со стороны окна. Жуть. Самое ужасное, что он действительно хотел спать — пару раз даже проваливался в дрему. Однако его так же резко выдергивали оттуда всякие неурядицы типа затекшей руки, которую он подкладывал под подушку. Эта поза была у Марка универсальной для засыпания со времен детского сада, когда на тихом часе его, бесившегося на пару с другим пацаном, спавшем на соседней кровати, воспитательница заставила улечься лицом к двери, чтоб она видела, что у него закрыты глаза. Он тогда, естественно, послушался, потому что его угрожали отправить в ясли, если он не успокоится. Так и повелось: левый бок, одна рука под голову под подушку, вторая вдоль тела, ноги вместе или верхняя под углом в 117 градусов. После, конечно, менялась обстановка — двери, определившей сторону, на которой лежало тело, давно не было — но это не изменило укоренившейся привычки. Сейчас же не спасала ни поза, ни думы о баранах, ничего — наоборот, мысли так и терроризировали мозг парня: о сегодняшнем вечере, об изменениях в его окружении, о том, как оно поменяло его самого. Марк думал о том, как было бы хорошо вернуть все на круги своя: замкнутый круг из учебы, работы, встреч со знакомыми, визитов членов семьи… Вот они удивятся, когда увидят елку и все это убранство…ссаная елка, нахрена она такая здоровая, нельзя было поменьше выбрать, Алиса, блин… Алиса… Нет. «Устричная раковина, — причитал про себя парень, — ты посмотри на нее. Как говорится, «это мое болото!» Марк принял сидячее положение и потер переносицу. Откинул одеяло, которое достал из закромов шкафа — родное осталось на кровати — спустил ноги, поднялся. Хотел сделать шаг вперед, но напоролся на столик, который собственными руками передвинул несколько часов назад, однако и «авария» не привела парня в чувство. Находясь все в том же осознанном сне, он побрел на кухню, где все еще витал аромат подгоревшей курицы — блюдо-то они уплели с Яном, пока прощались. Ну как прощались, болтали ни о чем полчаса, стоя перед плитой и поедая птицу и овощи прямо из сковородки. Та, к слову, стояла в мойке — ее Марк оставил на утро. Парень на автомате налил себе стакан воды, осушил его и, вернув на прежнее место, пошел обратно на боковую. Мысли путались, он думал о том, что смог бы нормально уснуть лишь в своей постели: со в меру мягким матрасом, удобной подушкой — холодненькой — со второй половиной, на которую он всегда клал руку, так что она НЕ ЗАТЕКАЛА. Марк лег — стало легче: поверхность не казалась такой жесткой, — подбил подушку: ощущалась как «своя», — закинув ноги, накрылся одеялом: не такое уж оно и плохое, или это он уже привык, — принял привычную позу и сам не заметил, как провалился в сон. А все потому, что рука больше не беспокоила. А еще рядом было тепло.