Как велит простая учтивость, Подошел ко мне, улыбнулся, Полуласково, полулениво Поцелуем руки коснулся — И загадочных, древних ликов На меня поглядели очи…
А. Ахматова
Вместе девушки ушли не далеко: две из них отделились на зебре, там, помахав оставшимся ручками, они перешли на другую сторону улицы — Ян их сам пропустил, они ему даже кивнули в знак благодарности; еще с одной Дина простилась у автопавильона, оставив дожидаться автобуса. Но вот девочки — такие девочки: у них как будто не бывает просто « — Пока. — Пока» — они расстаются целую вечность: вроде читаешь по губам заветное «До завтра», а эта фраза точно обнуляет их разговор, и они начинают заново. Дина с последней из компании проговорила минут двадцать, прежде чем наконец уйти. Ян, вынужденный вновь припарковаться у бордюра чуть впереди, все это время зло наблюдал за подружками в боковое зеркало заднего вида, кляня бесконечную полосу неудач, и искренне возликовал, когда девушка наконец-таки пошла в одиночку дальше. Она двинулась в сторону его машины, параллельно доставая телефон и наушники. Ян в очередной раз покрыл этот день, да и всю неделю в целом толстым слоем мата, поняв, что не успеет даже выйти из машины и позвать ее, не то, что подъехать. Он, конечно, ей посигналил, когда она проходила мимо, однако за шумом в ушах она едва ли услышала звук клаксона, а если и услышала, то приняла на чужой счет или намеренно проигнорировала, восприняв как «комплимент» от какого-то недоумка. Поэтому изначальный план поговорить в машине или, если ей будет некомфортно, в каком-нибудь кафе потерпел сокрушительное фиаско, вынудив парня начать импровизировать. Сперва он подумал о том, чтобы ехать за ней и на каком-нибудь переходе пригородить ей путь, показаться, выйдя из машины, пригласить сесть к нему, а дальше следовать первоначальному сценарию. Однако этот вариант был довольно опасным во всех смыслах слова: Ян должен был соблюдать тонкую грань, между привлечь внимание своим появлением и напугать девушку, также нужно было позаботиться о том, чтобы их разборки не коснулись окружающих, а то внезапно появится он перед Диной, а откачивать потом будут какую-нибудь бабулю, что отнюдь не добавит плюсиков в его и в без того ушедшую в минус карму. В то же время со стороны такие действия будут выглядеть как нападение, преследование и все в том же роде, что заинтересует закон не меньше, чем тот факт, что принудил он сесть в машину свою несовершеннолетнюю любовницу. Таким образом, этот план привлекал внимание к Яну, выводил на его курс следствие, позволяя привлечь по одной из статей 18 главы УК РФ о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности, там уж что ему предъявят, а потом ходи-доказывай, что ты не насильник, ее возраст не знал, да и вообще это скорее она тебя использовала, чем ты ее. Поэтому Ян решил просто ехать дальше за ней, надеясь не упустить. Благо в этом районе ориентировался он хорошо, во многом благодаря тому, что недалеко отсюда жила Алиса, и они и в детстве, и в подростковом возрасте часто шатались по этой местности, напичканной всякими «активностями»: от привычных детских площадок до торговых центров, также недалеко располагался спортивный центр с прилегающим к нему парком. Так что видя, куда сворачивает Дина, Ян мог однозначно сказать, куда она выйдет, — он даже начал предполагать, где она живет. И его прогнозы подтвердились, когда автомобиль заскользил по Большой Очаковской: Ян только удивился, что ее дом находился так далеко от школы — полчаса уже чесала. Однако только Ян расслабился, подумав, что держит ситуацию под контролем, девушка, перейдя 1-й Очаковский переулок и пройдя еще метров двадцать, свернула на узкую асфальтированную дорожку, ведшую во двор многоэтажной панельки. Парень сразу же бросился искать глазами место, где можно было бы оставить машину, чтобы успеть перехватить жертву, пока она не зашла в дом. Впереди — голая проезжая часть, даже нормально не развернешься, чтобы встать за углом, хотя на это, честно говоря, времени уже не было, потому что Дина уверенно поднималась по небольшой лесенке к подъездной двери, на ходу доставая связку ключей. Совершенно случайно Ян заметил, что при въезде во двор, чуть поодаль от калитки, не было ни шлагбаума, ни будки охранника, так что, мысленно, но крепко помолившись, он проехал до поворота. В один момент парню показалось, что его машина, пересекшая полностью черту периметра, непременно должна была взорваться. Однако свершилось чудо, и впервые за этот день что-то прошло без проблем — Ян мало того, что без вопросов въехал на территорию дома, так там еще и свободно было, так что парень занял ближайшее место, в момент поставил на ручник, одновременно большим пальцем надавив на клавишу, высвобождающую ремень безопасности. Но только он собрался покинуть автомобиль, взявшись за ручку, как понял, посмотрев в боковое окно, что подход к двери подъезда пуст, а последняя плотно заперта. Блеск: весь экстрим — в никуда. Первой мыслью, пришедшей Яну в голову, после осознания того, что Дина ускользнула от него в последний, во всех смыслах, момент: и когда он мог с ней поговорить, и когда она была практически у него в руках, — было провозглашение того, что этот четверг просто не создан для их встречи, а уже второй, что он снова облажался. Это были не доводы — чистые факты, признавать которые было горько и обидно, так, что с досады Ян с силой шибанул рукой о руль, откликнувшийся коротким, но громким звуком клаксона — будто кто-то матернулся, и это зацензурили. Парень все же вышел на улицу — хотелось просто вздохнуть полной грудью. Он и закурить был не прочь, но ему тут же непременно прилетело бы от кого-нибудь, внезапно материализовавшегося в воздухе, что тут не курят, да и вообще, кто он такой. Но сейчас было уже все равно — бойся/не бойся, а Дина «в домике», в прямом смысле, так что даже если кто и докопается с вопросами, можно будет просто сесть и уехать, ведь едва ли она вот так внезапно сейчас выйдет, чтобы, скажем, выкинуть мусор. Ждать ее Ян, как у школы, точно не собирался. А все этот Марк — «поговори-поговори с ней». По мнению друга, беседа с этой девицей была необходима парню, чтобы восстановить хотя бы нормальный сон, а то он так десять лет от каждой смс-ки подпрыгивать будет. Нужно было объясниться с Диной, высказаться относительно своего подвешенного состояния, опасений оказаться под следствием и прочего, что так рывком, «без вазелина» ворвалось в его жизнь. Другу легко было рассуждать — не он после классного секса обнаружил себя увязшим по локоть в крови, не он столкнулся со взором испуганных девичьих глаз, заставившим почувствовать себя насильником, да и вообще поставить под сомнение все, что случилось в комнате. На полном серьезе: Ян, когда слез с девицы — он до сих пор помнил, в какой гробовой тишине это происходило — подумал о том, что, возможно, он что-то не так истолковал в поведении девушки: что ему пригрезилось то «да», которое Дина, бывшая тогда еще одетой — разве что с несколькими расстегнутыми пуговицами рубашки, — простонала в воздух, когда Ян, задавший решающий вопрос в ключицу, прикусил ту и двинулся вниз. Может она не услышала или не так поняла вопрос, а потом не смогла остановить его? Иначе, почему она не сказала, что девственница, почему не призвала быть осторожнее, чтобы он, войдя в первый раз, с ходу не начал в ней двигаться? Изнасилование — это ведь проникновение без согласия, пусть и молчаливого. Тот же факт, что она была несовершеннолетней, окончательно сломал уверенность парня в той ночи — он решил, что девочка, а она ведь действительно была еще ребенком — и умение шикарно целоваться не делало ее полностью дееспособной — решила поиграть во взрослые игры: закадрила парня, соблазнила его, думая, что имеющегося опыта хватит, чтобы пройти это испытание «по максимум», но переоценила себя, ошиблась, испугалась в последний момент, а остановить партнера не смогла — черт ее знает, из страха, стыда или еще чего, может, подумала, что «ну, как-то не по-людски это». Они все это обсуждали с Марком, который выслушивал, вникал, советовал. И Ян головой понимал, что друг прав, настаивая на его встрече с девушкой, но нутро парня всячески противилось этому, боясь, что Дина подтвердит опасения. Просто в российском законодательстве нет понятия «изнасилование по неосторожности», поэтому Яна не могло не тревожить то, что девушка кому-нибудь расскажет, как «развлеклась» пятничным вечером. Неведение убивало. Ян плохо спал, плохо ел, плохо реагировал на все, кроме этой темы. Тут-то он вскакивал, как ошпаренный. В среду (вчера), например, когда он представлял собой сплошной оголенный провод длиной метр-восемьдесят-четыре, со своих занятий вернулась Алиса и прям из прихожей бросила: — Виделась сегодня с твоей ненаглядной, — а когда Ян, поседевший за секунду, не ответил, сочла нужным уточнить, — Дину, — она тогда вошла в гостиную, где он лежал на диване, делая вид, что заинтересован книгой — на деле же он остановился на словах «…он лег на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов» минут пятнадцать назад. — Ты заболел что ли? — Не скрывая иронии при виде крайне редкой картины «Ян читает», поинтересовалась она, беря из его рук сборник рассказов Бунина, которые парень взял из ее сумки. Друг поднял на нее глаза, не веря собственным ушам. Алиса любовно гладила страницу, на которой завис друг, легонько сжимала корешок и улыбалась, весело и довольно — она не знала. — Пошла ты, — усмехнулся Ян, шутя показав ей средний палец, и выхватил книгу, наплевав, что та принадлежит ей. — Чего это ты такая счастливая? — Прямо спросил он, прижимая закрытую книгу к груди и поворачиваясь на бок. — Да, — просто отмахнулась подруга, — ученики радуют… — объяснила она, скидывая с плеча сумку, — Они же мне сегодня работы по Бирсу сдавали — очень прилично вышло, — делилась она, раскладывая какие-то бумажки на креслах, временно служивших ей рабочим местом. — Особенно у Дины, — Ян в последний момент прикусил язык, удержав вопрос о том, что же девушка такого у себя понаписала, предоставив возможность Алисе самой обо всем рассказать. — Мне вообще кажется, что ей та вечеринка даже на пользу пошла: будто старую шкурку сбросила, посвежела, у нее даже взгляд изменился…- уже тише проговорила она, вспомнив, как эта тема задела друга в выходные. — Ты не поймешь, — закатила она глаза, увидев выражение лица парня: его нахмуренные брови, сжатые губы. — У нее даже стиль будто преобразился, а может просто тема захватила. Но написала она так, что интересно было читать, так раскованно, живо, влюблено, если ты понимаешь, что я имею в виду, — но Ян сидел все с той же физиономией, слушая эти дифирамбы: не потому, что не понимал, о чем ему пела подруга, а потому, что как раз наоборот, до него наконец дошло то, что так яростно пытался донести до него все это время Марк. Ему нужно было срочно поговорить с Диной. Притом обязательно вживую. И черта с два он сейчас отступится от этой цели. Ян вернулся в салон, но лишь на секунду, чтобы взять из бардачка те самые «Темные аллеи», которые везде таскал с собой, открывая, когда ненужные мысли начинали терроризировать мозг. Иван Алексеевич с его стилем повествования действовал на Яна успокаивающе, давая понять, что не один он оказался в полном дерьме, — бунинские герои в рассказах тоже не хороводы водили: страдали, как миленькие, зависели от обстоятельств, не знали, что делать… Ян заодно прихватил и пару каких-то бумажек — не имело значения, что на них написано, главное, чтобы выглядели солидно. Присмотревшись, он понял, что это копии каких-то конспектов, которые он делал в прошлом году с записей однокурсников, — сойдет. Уже собираясь снова покинуть салон, он поднял подлокотник, вспомнив, что Алиса оставила там полиэтиленовый пакетик, который ей всучили в аптеке. Бросив в этот самый пакет книгу, Ян, захлопнув и заблокировав ключом двери, зашагал к тому подъезду, в который забежала Алиса. На часах было 15:17. Дверь, к сожалению, не поддалась — требовался магнитный ключ, имевшийся, наверняка, у всех жителей дома, или звонок в квартиру, где тебя ждут. Стоит ли говорить, что Яна не было ни ключа, ни номера квартиры, да даже если бы он и знал цифру — едва ли ему ответили гостеприимством. Можно было, конечно, подождать, когда кто-то выйдет из дома, но это заняло бы неизвестно, сколько времени, да и проблему толком не решило бы — не станет ведь он звонить в каждую квартиру, ища нужную — только весь дом на уши поднимет. Оставался единственный путь: посмотрев на небольшую табличку над дверью, где были указаны номер подъезда и квартиры, которые в нем располагались, Ян набрал рандомную цифру, находящуюся в пределах заданного промежутка, и нажал на кнопку с зеленой трубкой. Никто не отвечал. Три-четыре-пять секунд тишины. Семь-восе… — Да, — послышался в динамике мягкий женский старческий голос. Ян поверил в Бога. — Добрый день, — без промедлений отозвался он. — Доставку ожидаете? На имя «Дина». — Уверенно отчеканил он, будто строил фразу по этой формуле изо дня в день по паре десятков раз. Повисло молчание. Видимо старушка пыталась сообразить, что к чему. — Тебе не сюда, наверное, — не без разочарования в голосе ответила женщина, — Наш подъезд, но квартира другая… — Видимо какая-то ошибка произошла при оформлении заказа, — так врал, что сам себе верил. — А вы не могли бы сказать, где я могу найти заказчицу? — «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». — Да она в 399 живет, это на 15 этаже, — без задней мысли пролепетала бабушка, — что привез-то? — Ян уловил какую-то насмешку в ее голосе, только не понял, относилась ли она к выдуманной ситуации или конкретно к нему, разоблаченному пожилой опытной женщиной. — Книгу, — сдержанно ответил Ян, — извините за беспокойство, — не успел он договорить, как послышался писк и подъездная дверь, за ручку которой парень неосознанно продолжал держаться, поплыла на него. Он готов был расцеловать старушку, находившуюся на другом конце связи, но, к сожалению, отключившуюся раньше, чем он успел сказать ей спасибо. Стоит заметить, что она стала его незримой пособницей в этом, все-таки надо признать, не самом чистом деле. Однако сейчас, входя в хорошо отапливаемый подъезд, зная этаж и квартиру своей «жертвы», Ян как никогда раньше был рад тому, что в Уголовном кодексе Российской Федерации не предусмотрена статья за преследование.***
Только парень нажал кнопку вызова лифта, как створки распахнулись, и из кабинки прямо на него сделала шаг женщина — сапоги, норковая шубка, аккуратно повязанный шарфик. Но взглянув в ее глаза, Ян не смог сдержать придыхания — тот же разрез, тот же цвет, разве что морщинки в уголках, да туши поменьше. Она тоже задержала взор на нем, но отнюдь не потому, что он показался ей на кого-то похожим, — он стоял прямо посреди прохода. Но как только она разомкнула губы, чтобы попросить его дать ей пройти, парень очнулся и, отойдя в сторону, проговорил: «Прошу прощения». Элегантная, красивая по-взрослому женщина прошла мимо, оставив за собой шлейф дорогого сладкого запаха… который Ян узнал. И тут же вернувшись на землю, вошел в лифт, который уже начал было закрываться. Стараясь не думать о том, что только что смотрел в глаза матери Дины, парень тыкнул кнопку «15» и, облокотившись на перила у задней стены и прислонившись затылком к зеркальной поверхности, поехал вверх. Это время он использовал, чтобы перевести дух. Сегодняшний день был похож на какую-то компьютерную игру, в которой целью являлся разговор с Диной. Естественно, в ней имелись составляющие для достижения поставленной задачи, своего рода миссии. Первый этап — дождаться героиню, второй — сориентироваться, когда изначальный план окажется несостоятельным, третий — проследовать за девушкой, не потеряв ее из виду, четвертый — попасть в дом. И каждый уровень был сложнее предыдущего, то есть если для прохождения первого требовалось только терпение, во втором добавлялось хладнокровие, в третьем необходимо было применить еще и находчивость, в четвертом же пришлось прибегнуть к обману и маскировке. Парень усмехнулся — да он просто агент отряда «Миссия невыполнима», разве что латексной маски не хватает, чтоб он стянул ее с лица в самый «неожиданный» момент. Сейчас же предстояло пройти финальный этап — разговор с девушкой. Уровень босс. И игра будет окончена. Лифт остановился, и створки разъехались, пропуская Яна на лестничную клетку, чистую, будто без признаков жизни. Невольно парень сравнил ее с площадкой на своем этаже, но почему-то ничуть не разочаровался: как ему казалось, дома-хрущевки имели какой-то свой необъяснимый шарм — они будто рассказывали свою историю, историю людей, которые в ней жили. А что могли рассказать эти беленые, не познавшие не одного плевка стены? Парень огляделся в поисках нужной квартиры — поворот на девяносто градусов вправо, прямо — железная дверь с цифрой «399» над глазком. Отчего-то по спине пробежал холодок — Ян крепче сжал пакет и листки в руках. Если откроет не Дина, он скажет, что выполняет заказ, и попросит позвать ее, чтобы поставить подпись (и неважно, что у него даже нет ручки). Если откроет не она, то кто? Не мать — он лицом к лицу встретился с ней внизу, значит отец? А если старший брат? Да, по сути, один хрен: «Добрый день, доставка. Будьте добры Дину — ей книга. А еще я ее трахал» — у него ведь на лбу было все написано, да и курьер из него какой-то неубедительный. К тому же, девушка могла неправильно себя повести: разнервничаться, не дай Бог, начать вопить. И поедет парень отсюда не домой со спокойной душой, а в отделение МВД — тут недалеко, к слову, довольно удобно — с парой фингалов. Первый шаг в сторону заветной цели был самым сложным — слишком много мыслей, попыток предугадать развитие событий, придумать план отступления. Серьезно, если придется бежать, то лифт он вызвать, однозначно, не успеет, так что на всякий случай парень обернулся, оглядываясь в поисках двери, ведущей на лестницу. Эвакуационный знак располагался практически рядом со створками кабины, так что парень решил, что даже если его переклинит при побеге, и он рванется к лифту, то сможет быстро юркнуть на лестницу. Такая своего рода страховка немного ободрила Яна, и он сделал следующий шаг. Однако, когда его нога твердо встала на пол, жужжащий в голове рой переживаний как по щелчку испарился, а на его место явилась тишина, позволившая сосредоточиться на дыхании, сбитом и рваном. Еще пара шагов тоже была сделана без потрясений — моральных или физических. Когда Ян заносил руку над звонком, он слышал, как внутри груди гулко билось сердце, но ровно, как у охотника перед спуском крючка. Нажатие на клавишу, трель внутри квартиры — парень внимательно прислушался, чтоб уловить, какой походкой будет обладать человек, направившийся к двери. Кажется, он бежал, но легко, будто на носочках. Видно не рассчитав тормозной путь, он, проскользив пару метров, по инерции врезался в поверхность двери с той стороны. Ян различил даже его шипение и явственно представил, как он потирал ушибленное место. Внутри задышали — сбивчиво, но предпринимая попытки восстановить спокойствие. Наконец послышалось мельтешение рук, пытавшихся разобраться с замком. Щелчок. Дверь неторопливо начала приближаться к парню, но он не спешил дергать ручку на себя, все еще вслушиваясь в то, что делалось внутри. А в квартире снова прошел забег, только в обратную сторону. Дверь уже открылась достаточно широко, чтобы Ян мог видеть внутреннее убранство узкого коридора и прихожей: одна картина с каким-то пейзажем, фото в рамке, цветочный горшок возле комода с небольшой вазочкой для ключей, пара тумб, на одной из которых лежала ложка для обуви. Миленько, даже очень. Ян беспрепятственно переступил порог и, взявшись за ручку уже с внутренней стороны, потянул на себя, отрезая зачем-то себе же путь к отступлению. Отчего-то он чувствовал, что пространство этой квартиры должно быть замкнуто, чтобы не выпустить из него ничего ценного. В прихожей было пусто, словно хозяина не заботило, кто к нему пожаловал. А парень не спешил разоблачать собственную личность, молча топчась на коврике и наблюдая за мельканием одинокой тени на кухонной половой плитке. — Ты что-то забыла? — Вопросительный возглас, немного взволнованный и нервный, будто нежданный гость — да и гость ли, вероятнее, не вовремя вернувшаяся мать — оторвал девушку от чего-то секретного. Ян не отозвался, но не потому, что вопрос адресовался не ему, а потому, что узнал тот самый голос: который он слышал в сумраке комнаты, который сам назвал ему имя своей обладательницы, который призывал его «забрать ее честь», который срывался, переходя во всхлип. Динин голос. И это было неправильно, неосторожно и рискованно, но Ян, отправив книгу и макулатуру на одно из креслиц, скинув куртку и бросив зимние кроссовки, пошел туда, откуда донесся звук. Он замер в арочном проеме, наблюдая за девушкой, стоявшей лицом к окну. В январе темнеть начинало рано, так что, несмотря на то, что была лишь половина четвертого, на улице постепенно начинали сгущаться сумерки. Ян видел очертания ее лица в оконном стекле и испытывал в их отношении настолько противоречивые чувства, что не мог понять, как такое теоретически возможно: когда одновременно хочется и жестко схватить за подбородок, чтобы она посмотрела в его глаза, увидела его уставшее лицо, результат своей дурости, и ласково провести пальцами по щеке, потому что впервые за пять дней Ян позволил себе признать, что ему с ней, в ней тогда было хорошо. Дина все еще не до конца переоделась со школы, оставаясь в коротких желтых носках, черных брюках-трубочках и мятой свободной домашней футболке. Волосы — распустила, так что рыжие волны (после косы) беспорядочно лежали на ее плечах и струились по спине. Ян вспомнил и их: рыжие, длинные, они в ту ночь поначалу дико мешали ему, топорщась, щекотя, парень, когда укладывал девицу на лопатки и нависал сверху, случайно придавил их, однако как было приятно потом зарываться в них носом, вдыхая свежий аромат осеннего парка, сжимать их в кулаке, будто только опавшие листья. Непроизвольно он провел безымянным пальцем по основанию ладони, повторяя путь последнего локона, скользнувшего по внутренней стороне его запястья, когда акт был завершен и Дина, стыдливо сдвинув ноги, повернулась на бок, предоставляя взору хрупкую спину, изгиб талии, зад, бедра. Однако тогда, когда их разделяло красное озерцо, это не возбуждало, наоборот, Ян видел на каждой части тела насильственный след: ему казалось, будто ее выпирающие позвонки должны были начать крошиться, кожа на талии и ягодицах расцвести ожогами, а бедра…итак были заляпаны кровью. Он тогда, лежавший на спине, накрыв простыней причинное место, подогнув под себя ногу и повернув голову в ее сторону, зачем-то задал совершенно бесполезный вопрос: — Первый раз? — даже не вопрос, скорее констатация факта, да и произнесено было жестче, чем планировалось: он будто укорял ее за то, что она не спала ни с кем до него. — Да, — неслышно пролепетала она, принимая сидячее положение и осматривая комнату на предмет своего белья; бедра ее были плотно сжаты. Сейчас девичьи ноги были поставлены на ширину плеч. Взгляд направлен прямо в окно непонятно зачем. Она будто что-то высматривала, но едва ли что-то могло заинтересовать ее настолько, что она не вышла к матери навстречу. Она будто боялась повернуться и быть уличенной в чем-то постыдном. Ян снова оглядел ее с ног до головы, анализируя вид, ища что-то, что могло скомпрометировать ее. В первую очередь парень подумал, что Дина просто лишний раз не хотела попадаться в поле проницательных материнских глаз, однако это было бы странным на пятый день после «перемены». Но потом он заметил стоящую на столе аптечку: в ней было все компактно утрамбовано, кроме одного лекарства, у которого крышка была закручена криво (потому что наспех) — «Троксевазин» — вот что прочитал Ян на упаковке. Это стало последней деталью в пазле, открывающей головоломку: после ухода матери Дина, сменив водолазку на майку, пошла на кухню, чтобы воспользоваться гелем, помогающим быстро избавиться от синяков. Парень готов был поспорить на что угодно — она собиралась намазать засосы, оставленные им в ночь 25 января. А услышав звонок в дверь, подумала, что мама вернулась за забытой вещью, — отсюда нервозность и бег по квартире — девушка испугалась, что мать заметит отметины и начет расспрашивать. Мини-выводы по ситуации: Дина прятала гематомы на шее и груди за водолазками с высоким горлом, пыталась побыстрее свести следы, пользуясь кремом от варикоза, стояла сейчас спиной к прихожей, где, как ей казалось, хозяйничала родительница, чтобы та ничего не увидела. Глобальный вывод: она утаила свой первый опыт от самых близких. Она никому ничего не сказала. Кто знает, почему она сохранила все в секрете, — это не имело сейчас значения. Важно было то чувство успокоения, которое растекалось по клеткам тела парня теплым киселем. Нет, он все еще был зол на нее за утайку возраста и факта отсутствия сексуального опыта, за то, что он пять дней ощущал себя на мушке, но в то же время его сейчас безудержно манило подойти и просто, без какого-либо подтекста обнять ее: не в знак благодарности — он считал, что ему не за что говорить ей «спасибо», потому ее молчание не было благодеянием или спасением — оно было обязанностью, ведь она сама заварила всю кашу, попользовав Яна. Просто хотелось снова прижать ее к себе, чтобы «закольцевать» их отношения, поставить точку, вернувшись туда, откуда начали. Парень подумал, что если объятия свершатся, то это будет выглядеть, как небольшая, но жирная петелька на его жизненном пути: узелок, выходящая из него изогнутая линия, полукруг на повороте обратно, возвращение в исходную точку, продолжение основного маршрута. Но, безусловно, разумнее было просто развернуться и также тихо, как и пришел, ретироваться, захватив с собой свое жалкое прикрытие, исчезнуть, будто Дине почудилось, что кто-то звонил в дверь почти сразу после ухода ее матери, пусть решит, что это чья-то неудачная шутка. Мозг так сильно настаивал на скорейшем уходе Яна, что, кажется, начал оттягивать к выходу его голову. Но сам парень не двигался, отчего-то продолжал не моргая смотреть на девушку, похоронившую воспоминания о нем глубоко внутри, под всем, что составляло ее рутину, завалив их заботами о семье и хозяйстве, друзьях и учебе. Но отчего-то явственный образ любовника умудрялся мощью своего света прорвать это болото запретов думать о нем. Чаще всего он являлся каким-то наваждением, когда Дина готовилась к занятиям в «Истоке»: мысль о прочтенном, приводила ее к преподавателю, а оттуда закономерным образом к ее другу. Девушка надеялась, что парень не рассказал Алисе об их единоразовой связи — не хотелось, чтобы кто-то сторонний знал, тем более, что она и сама никому не раскрыла правды о событиях прошлой пятницы. И вот опять ей мерещился его запах: не резкий, но привлекающий внимание, скорее своей остротой — он впивался в рецепторы, цепляясь за них и оседая в слизистой носа. Ян, однозначно, пользовался каким-то вкусным дезодорантом, потому что пах цитрусовыми. «Надо прекратить о нем думать», — тут же дала себе отрезвляющую установку Дина, обнаруживая, что ее ладонь, лежавшая на подоконнике, перекочевала на левую ключицу и водит пальцами вокруг места, где кожи касались губы парня. Ян подумал, что ему померещился тот досадливый выдох, с которым Дина опустила руку на прежнее место. И пускай рассудок уже приказывал ему развернуться, прихватить вещички и, не обуваясь, выйти из 399-й квартиры, чтобы уже на лестничной площадке, ожидая лифт, сунуть ноги в кроссовки и накинуть куртку, парень оставался недвижимым. Здравый смысл убеждал его убраться отсюда, как можно быстрее, пока удача не изменила ему, и Дина не обернулась или, чего хуже, кто-то из домашних не вернулся. Но он все еще стоял — он никак не мог побороть желание коснуться ее плеча, чтобы, когда она посмотрит на него, увидеть рябеющие пятна на ее коже, являющиеся порождениями его укусов. Но почему-то чем дольше он пытался перебороть эту прихоть его самолюбия, тем больше хотелось ее удовлетворить. А ведь требовалось просто немного отступить назад — это бы послужило катализатором для более масштабных телодвижений. И Ян сделал необходимый сейчас шаг…только в противоположном направлении. И это показалось правильным настолько, что он сделал еще один и еще. Внезапно он оказался чересчур близко к девушке — настолько, что его фигура отобразилась в стекле окна рядом с Дининой. А она заключила, что окончательно сошла с ума, раз начала видеть его рядом в отражении — или это окно ее персональное зеркало Еиналеж, как в Гарри Поттере? Так глупо, но она подняла руку, чтобы коснуться его лица, пусть и стеклянного, — улыбнулась. Ничуть не удивилась, когда вдоль вытянутой руки начала движение чужая ладонь, поднимаясь к ее плечу, а затем, соскользнув с ключицы, откинув волосы, коснулась шеи. Дина закрыла глаза, отказываясь открывать их вновь: чтобы не потерять заветное тепло, источаемое телом сзади, не лишиться этих испытывающих ласк, не сорваться в обыденный мир, где вынуждена делать вид, что все идет по-прежнему. А чужие руки уже легли на талию, обнимая со спины так, как мечталось. Не хотелось ничего больше, кроме как замереть вот в таком положении, но Дина все же обернулась в мужских руках, став лицом к видению. Близко. Она слышала биение его сердца, не совпадающее с перебойным ритмом ее — у него оно будто стремилось вылететь из грудной клетки. Все-таки поднимает веки, думая о том, что, в любом случае, они друг другу больше незнакомцы и должники, нежели любовники. Столкновение взглядов. Она не осознавала. Он глядел хищно, алчно, грешно, очерчивая взором ее губы, час назад цитировавшие строчку из Ахматовой, и думал о том, что жизнь — редкостная извращенка, иронизирующая над ним совершенно нездорово. Подумал. А потом поцеловал.