Было душно от жгучего света, А взгляды его — как лучи. Я только вздрогнула: этот Может меня приручить. Наклонился — он что-то скажет… От лица отхлынула кровь. Пусть камнем надгробным ляжет На жизни моей любовь.
А. Ахматова
Тогда как раз у студентов начались зимние каникулы, в честь чего Ян закатил у себя шикарную, просто разгромную вечеринку. Увеличению масштаба мероприятия, казалось, благоволило все вокруг, начиная от календаря — 25 января, святой день всех студентов, выпал на пятницу — и заканчивая тем, что Анатолий Васильевич, занимавший негласный пост «надзирателя в цирке», вызывая полицию и разгоняя вконец разгулявшуюся молодежь, уехал на охоту. Поэтому Ян, ставя на кухонную тумбу очередной ящик пива, не мог перестать злорадствовать: «Мы тут Содом и Гоммору возродим, и на этот раз Бог нам не помешает». Под «Богом» он, конечно, подразумевал дедка с пятого этажа. И действительно, без него никто из соседей не спешил пресекать оккупацию студентами общественного пространства: они даже после окончания всего действа не выходили из квартир еще день, опасаясь впустить к себе остатки «чумы». Однако хозяину шабаша и без нравоучений и угроз соседей хватало проблем — он несколько переоценил как вместительность своей двушки, так и сознательность гостей-студентов в количестве потребляемого алкоголя. Ян даже надраться нормально не успел, вынужденный тратить уйму времени, которую планировал провести в пьяном угаре, на усмирение собственных знакомых: разрешал зарождающиеся конфликты, разнимал мелкие потасовки, следил, чтоб никто под шумок не курил и тем более не толкал наркоту, выводил на воздух тех, кто явно перебрал или начинал чувствовать недостаток кислорода, останавливал увлекшиеся процессом пары молодых людей, готовых приступить к делу здесь и сейчас. В последнем случае неизвестно, что было хуже: отодрать от стенки пожирающую друг друга парочку, в которой девица готова была быть отодранной прямо у стены, бросив ей в след трусы, или выгонять таких товарищей из собственной комнаты, являвшейся сокровенным местом, храмом, если можно так сказать. Вроде каждый знал, что дверь, ведущую в спальню хозяина, открывать запрещено, так нет — экстремалов было, как выражался взбешенный Ян, вынужденный, будто Цербер, стоять у двери в свою неприкосновенную обитель, «жопой жуй». Это был даже не вопрос принципа — банальной гигиены: ему не хотелось на следующее утро проснуться в чей-то конче, а постельного белья на этих озабоченных не напасешься. Так что всех пойманных за руку (в прямом смысле слова, и благо не за что-то другое) Ян отправлял вниз, откуда люди вызывали такси и отправлялись со своими потребностями восвояси. Через два часа такой нервотрепки, как только Ян осознал, что не выпил ни грамма, как нельзя кстати к нему «на огонек» заглянул Марк. Последний сперва остолбенел, увидев, какой пиздец творится в квартире друга, затем офигел еще больше, когда заметил, что Ян в одиночку пытается справиться с ним — Алисы, на удивление, не было — совсем же в ступор парень впал, поняв, что Ян трезв как стеклышко, отчего зол как собака: сосед набросился на Марка, вцепившись в него, как в спасательный круг, потому что, видимо, действительно, начал захлебываться в этом шторме потных тел, липнущих друг к другу, раскатов музыки, бьющих по ушам, и алкоголя, льющегося как из фонтана. Первое, что он прокричал другу в ухо, явно не слыша себя: «Я бы все отдал за то, чтобы Анатоль Василич вызвал мусоров и разогнал их всех к херам!» Поржали. Потом единогласно было принято решение забить на все и нормально расслабиться — не ради этого ли все и затевалось? Парни устроились на кухне на подоконнике: сидели, дымили в форточку, разговаривали ни о чем, — постепенно тревога оставляла Яна, уступая место легкой неге, растекающейся по конечностям. Так что оба были уже поддатыми, когда на вечеринку, все распаляющуюся и распаляющуюся, пожаловала самая ожидаемая гостья, да, как выяснилось, не одна — с подругой. Глаза обеих моментально расширились при виде того неконтролируемого балагана, что творился в квартире — Ян-то уже смирился с этим — однако Алиса непроизвольно мотнула головой и выставила руку, преграждая спутнице ход в зал, где находился эпицентр тусовки: гремела музыка и бесились люди. Она что-то сказала девушке на ухо, видимо, веля оставаться на месте, после чего полезла в задний карман джинсов, чтобы выудить телефон. Однако Ян и без вызовов на сотовый понял, что ищут его душу, так что, оставив бутылку, опустошенную на три четверти, спрыгнул с подоконника и направился к подруге. Добрался до нее раньше, нежели та разблокировала мобильный, неуклюже чмокнул в щеку, приобнял за плечи, поворачивая в сторону Марка. Последний тут же приветливо отсалютовал ей сигаретой, на что девушку невольно отозвалась легкой улыбкой, однако, моментально придя в себя, напустила на себя серьезный вид, вновь обернувшись к Яну. Сбросив с себя его руки, она кивнула ему в сторону порога, который буквально только что переступила, веля выйти за пределы квартиры и выслушать все, что она думает о его организаторских способностях. Девица же, вокруг которой происходил этот небольшой спектакль, проводив любопытным взглядом спину Яна, двигавшегося под воздействием алкоголя с какой-то обольстительной грацией, можно сказать, хищным лисьим изяществом, обернулась к Марку, не сдвинувшемуся за все это время ни на сантиметр и даже не подумавшему идти следом за друзьями: просто он прекрасно знал, что Ян вернется в любом случае — у него пиво недопитым осталось. Незнакомка с полминуты разглядывала парня, будто прикидывая, сгодится ли он для какой-то работки, ей задуманной, но, судя по тому, что она отвернулась — Марк не удовлетворял ее требованиям. Еще некоторое время она оставалась на месте, как и велела подруга, однако, кажется, запарившись в пуховике, сняла его, бросив на одну из тумб, заваленных верхней одеждой гостей, а после, видимо, решив совершить легкий променад по территории веселья, двинулась в соседнюю комнату, откуда доносилась мелодия смутно знакомой песни. В гостиной было ужасно душно; находившиеся там люди, привыкшие к этому затхлому воздуху, уже не столько танцевали, сколько толкались и брыкались в такт композиции, некоторые же и вовсе просто дергались, будто находясь уже не здесь, а слушая музыку в своей голове. Но, в принципе, в царившей атмосфере была своя эстетика, непривычная и диковатая, но красота: взмокшие тела, трущиеся друг о друга, размазанная поцелуями помада, пьяные от избытка эмоций глаза, спутанные волосы. Все это вводило девушку в какой-то транс — ей казалось, будто она смотрит в калейдоскоп, только не яркий и веселый, как в детстве, а какой-то мутный и бесстыдный. Наблюдать за этим было по-своему волнительно: везде разгоряченные тела, некоторые из которых уже сцепились, ласкаясь друг к другу, трогая, поглаживая, сжимая. Один парень и вовсе, пользуясь длиной платья своей партнерши, позволявшей войти в нее, не снимая, вовсю орудовал пальцами у нее между ног. Девушка же, двигая бедрами навстречу, неосознанно вторя ритму музыки, висела на нем, жадно вцепившись в плечи, и стонала ему в губы. Подобная картина завораживала и возбуждала одновременно, заставляя лицо новоприбывшей гостьи, позабывшей на время о первостепенной цели своего визита, залиться девственным румянцем. Однако только она попыталась представить, какого это, быть на месте ласкаемой девушки, как ее саму утянули в толпу незнакомые сильные руки. Она даже не успела разглядеть нахала, как он, крутанув ее на сто восемьдесят градусов, прижал ее спину к своей груди: бедра в бедра, руки на талии постепенно начали подниматься вдоль тела, так что девушка едва успела перехватить их под грудью, разведя в стороны. Горячее тело сзади, двигавшееся в танце, пугало резкими непредсказуемыми движениями: вот его руки свели ее над головой, вот он подул куда-то в шею, отчего по той заструился ледяной пот… Девушке действительно стало страшно от такого напора, такого неприкрытого внимания, такого интереса к ее телу — вроде и не криминального, ведь этот парень не лез, куда не следовало, и откровенно не домогался ее, однако грозящего вот-вот преступить тонкую черту своими провоцирующими махинациями. Когда же его ладони опустились на ее бедра, начав неторопливое движение вверх, когда его пальцы коснулись края юбки, а нос уперся ей в затылок, обдав волосы жарким дыханием, девушка отскочила от него, как ошпаренная, врезавшись в человека напротив, но не придав этому никакого значения. Она обернулась, одновременно проверяя одежду, и столкнулась взглядом с парнем, продолжавшим как ни в чем не бывало двигаться на месте, тряся лохматой головой. В бок тут же прилетел чей-то локоть, так что девушке пришлось углубиться в толпу. Еще пара-тройка тумаков ее вынесла на противоположный край комнаты, к закрытой двери, на поверхность которой скотчем был приклеен потрепанный листочек бумаги с обведенными несколько раз огромными буквами, складывающимися в надпись: «НЕ ВХОДИТЬ. ОПАСНАЯ ЗОНА. ТРАХАЙТЕСЬ В ДРУГОМ МЕСТЕ, МУДИЛЫ». Первые два предложения девушка будто не заметила, заострив внимание на последнем, и, решив, что комната ей необходима отнюдь не для «траха», а, наоборот, для уединения, — дернула ручку, скользнув в тишину. Однако не успела она отступить от двери и на два шага, как та снова распахнулась, и в нее врезалось постороннее тело: — Вы стебетесь, блять, что ли, — захлопнув дверь, затараторил влетевший, мельком глянув на девушку, но, не заостряя на ней внимания, начал искать что-то за ее спиной, — русским по белому написано «НЕ ВХОДИТЬ», так нет… — он наконец понял, что девица в комнате одна, поэтому закончил спокойнее, — проходной двор, — он замолчал, глядя в упор на нее. А она стояла, не дыша, — еще не оправившееся после первого потрясения сознание, потратившее весь адреналин на бегство с «танцпола», не готово было к новому удару. Девушка, до этого пребывавшая в постоянном гаме, внезапно обнаружила, что находится в относительной тишине — из-за двери доносились звуки продолжающейся вечеринки, однако у нее создавалось впечатление, будто ее погрузили под воду. — Ты что здесь делаешь? — Наконец вымолвил парень, в котором она узнала друга Алисы, который подскочил к ней, как только они зашли в квартиру. Ян, кажется, так его звали, судя по всему, тоже узнал ее лицо, поэтому так быстро сменил гнев на своего рода милость, хоть и не избавил голос от подозрительной интонации. — Мне нужно было немного побыть в тишине, — непроизвольно девушка сложила руки на груди, этим жестом отгораживаясь от человека перед ней. Она еще чувствовала прикосновения того парня, тепло его рук, склизкий подтекст его манипуляций. Девушку передернуло, при том так, что ее голова мотнулась в сторону. — Все нормально? — Тут же спросил Ян, осматривая затравленную фигурку девицы. — Да. Нет. Она чувствовала себя грязной, липкой, покрытой остывшим потом. Но зачем-то соврала, замолчав наличие проблемы: то ли из страха, что парень не воспримет ее всерьез, приняв за разнеженную барышню, или вообще не увидит проблемы, мол, домогался и домогался, «че бубнить-то»? Но Ян видел этот опущенный стыдливый взгляд, пальцы, сжимающие до побелевших костяшек кожу другой руки. — Давай так, — произнес он, проанализировав положение вещей. — Как тебя зовут? — Говорил, как с ребенком, хотя теоретически девушка им и являлась. — Дина, — отозвалась она как-то отстраненно — ей было некомфортно в обществе Яна. — Сделаем так, Дина, — он будто смеялся, произнося ее имя, что не больно, но укололо девушку, — сейчас мы выйдем, — на него тут же вскинулась пара темных глаз, — ты мне покажешь пальцем на этого обмудка, а уж я ему доходчиво объясню, куда руки можно тянуть, а куда нельзя, — и, не дожидаясь ответа, он снова коснулся ручки и потянул на себя, пропуская новую знакомую вперед. Девушка остановилась ровно на том месте, где оказалась после недолгой миграции по залу. Ян встал рядом, неслышно закрыв за собой дверь. Того парня Дина увидела сразу — то ли какое-то внутреннее чутье сработало, то ли тот действительно скакал так, будто выпил бочку энергетика, — но руки точно приколотили друг к другу, поэтому оторвать хоть один палец и указать на обидчика девушка не могла. Благо Ян, внимательно за ней наблюдавший, безошибочно уловил момент, когда ее губы дернулись, а взгляд пригвоздился к одной точке. Отследив ту, парень почему-то неприятно удивился, узнав в виновнике младшего брата одного из своих однокурсников: и как тот только додумался привести его сюда, ему вообще восемнадцать есть? Есть или нет, по сути, не важно: чем раньше он усвоит неписанную истину «трогай только то, что позволено», тем лучше. Двигаясь через толпу в направлении мальчика, Ян внезапно подумал о том, что, пожалуй, многие представители мужского пола не увидели бы в действиях этого парня ничего предосудительного, а может даже одобрили бы его поведение. Вроде XXI век на дворе, а к женщинам до сих пор иногда относятся, как к объекту, просто делая с ней то, что захочется, не то что не получая согласия, но даже не считая нужным его спросить. Сам Ян следовал, как он считал, верной идее, что «да» значит «да», услышав которое он давал себе «зеленый свет», а «нет» значит «нет», что означало «отвод войск». Кто-то говорил, мол, женщина иногда и сама не знает, чего она хочет, или «иногда «нет» значит «да-да-да!», однако на такие заявления парень отвечал, что сходится с девушками, которые имеют представление о своих желаниях (он плохо собирал кубик Рубика, да и в шахматы был не спец, зато легко раскладывал пасьянс) и знают лексическое значение слов. Да, иногда ему случалось вступать в контакт с дамами, которые всем своим видом кричали «да», подразумевая готовность повторить то же под ним в горизонтальном положении, однако именно это «подразумевание» портило всю малину, потому что пусть язык тела произносил две буквы, язык во рту мямлил что-то типа «ну, нет» — заигрывание, кто бы спорил, но Ян разворачивался и уходил, ведь принцип есть принцип, а им «неповадно будет». Хозяин вечеринки вцепился в плечи парнишки, бесцеремонно обращая его к себе лицом. Тот даже и рта не успел раскрыть, а Ян уже понял, в чем главная причина его состояния. — Да ты ж под кайфом, — зрачки у него были в полглаза. — Где твой брат? — Он явно туго соображал, так что Ян принялся самостоятельно выискивать в зале сородича этого обдолбыша. Благо народ разнес весточку быстро, и меньше, чем через минуту, рядом с «парой» стоял однокурсник Яна. Дина смотрела на все происходящее, как через специальное стекло в комнатах допроса в зарубежных детективных сериалах: она наблюдала за всем со стороны, являясь невидимой для окружающих. Действительно, даже когда «следователь» (Ян) мотнул головой в ее сторону, кажется, предоставляя «адвокату» (брату) «обвиняемого» (того парня) «жертву» (ее саму) и раскрывая «состав преступления», небольшое количество лиц, включившихся в обсуждение, отвлекшись от танцев, и не взглянуло в ее сторону, увлеченные процессом. Когда же следователь сказал, что преступник находится в состоянии алкогольного и наркотического опьянения, адвокат так глянул на своего клиента, что тот весь сжался, видимо вспомнив о статье об «отягчающих обстоятельствах». Естественно, поднялся вопрос о «дилере», и какого же было удивление Дины, когда выяснилось, что дурь тому парню дал молодой человек, которого она видела, ублажающим свою девушку пальцами. Сейчас же рука, которая всего несколько минут назад находилась в трусах его подружки, стоящей, ничего не понимая, за его плечом, была поднята вверх, как и другая, в примирительном жесте. Следует ли говорить, что Ян, превратившись в «судью», был непреклонен и велел всем причастным к делу, а именно: «барыге», его непутевому покупателю и брату последнего, — покинуть вечеринку. Естественно, за ними потянулись некоторые из их компаний, типа девушки этой не случившейся реинкарнации Пабло Эскобара и дружков «стороны защиты», но почему-то с их уходом стало только легче дышать, тем более что Ян как гостеприимный радушный хозяин вновь умело завел людей, предложив им еще выпить и включить что-нибудь помощнее, чем ремикс допотопной песни. Ян, все еще находившийся внутри снова начинавшей подниматься волны народа, посмотрел на Дину, стоявшую — в сравнении с ним — вдали от обезумевшей толпы, ожидая реакции девушки. Легче ли ей стало? Она и сама не знала — очиститься ведь от прикосновений нельзя, хоть кожу сдирай, однако тот факт, что кто-то вступился за нее, не потому, что она его просила, а он хотел впечатлить ее рыцарским поступком — потому, что он сам понимал, что произошедшее неправильно — она видела это в его взгляде, в его жестах, когда он объяснялся с ее обидчиком и избавлял ее от его общества, — налагало на эти ожоги успокаивающие, пропитанные заживляющим раствором бинты. Она благодарно улыбнулась, разглядывая лицо своего «отмстителя» в свете импровизированных софитов и подумала: «Этот». Ян глядел на нее, прислонившуюся к двери его комнаты, и думал, что, конечно, не оправдывает, но вполне понимает того пацана, потому что сам был бы не прочь, даже не будучи под наркотой, проследить линии изгибов ее тела — уж больно хороша была. Вокруг него начинали подпрыгивать люди, крича слова знакомой песни. Включили, что называется, «классику» — немного неуместную в январскую ночь, но действительно греющую душу — «Безумие» ЛСП. И Ян, осознавая весь иронический символизм сложившегося положения, готов был заржать в голос, когда на финальных строках второго куплета: «Я смотрю на тебя, ты глядишь на меня — Искра, буря, безумие» — Дина, все так же не прерывая их зрительного контакта, от которого у парня уже пульсировало в голове, положила ладонь на ручку и приоткрыла дверь — то ли спрашивая разрешения войти, то ли веля следовать за собой — в любом случае, Ян двинулся к ней, не замечая тел, буквально наскакивающих на него. Дина скрылась в пространстве комнаты, и парень уже хотел было последовать за ней, как, почувствовав между лопаток чей-то пристальный взгляд, обернулся и увидел на противоположной стороне комнаты Марка, пьяного и счастливого, но смотрящего на друга, настороженно сузив глаза. Ян ему лишь подмигнул, блокируя нарождающиеся в голове мысли о причине этого взгляда, и вошел в комнату, молясь, чтобы Дина на вопрос: «Уверена?» — ответила без тени сомнений: «Да».