Соляной столб

Жить на вершине голой, Писать простые сонеты… И брать от людей из дола Хлеб, вино и котлеты. Сжечь корабли и впереди, и сзади, Лечь на кровать, не глядя ни на что, Уснуть без снов и, любопытства ради, Проснуться лет чрез сто. Саша Черный

      Почему-то пару недель назад вся эта затея воспринималась как нечто совершенно легкое и позитивное, не таящее таких подводных камней и не требующая затраты такого количества нервов.       Когда Ян поздравлял друга с окончанием бакалавриата и предложил отметить это «как-то по-особенному, сгоняв куда-нибудь дружной компанией», Марк прямо загорелся, тут же предложив место, где проводил лето, будучи ребенком. В этом виделся какой-то символизм, типа вернуться туда, откуда все началось, снова бухнувшись с разбегу со скалы, головой вперед. Плюс — природа, дикая степь, море — гуляй не хочу!       Марк, вдохновившись, даже съездил к родителям посмотреть старые альбомы, где хранились его детские фотки из Крыма. Кончилось тем, что парень забрал себе парочку, сам не зная, что будет с ними делать, — просто хотелось иметь поблизости эти воспоминания о времени, когда главной проблемой был запрет мамы долго купаться, потому что «уже губы синие». По этим снимкам Марк будто возвращался на пятнадцать-двадцать лет назад, в возраст двух-шести лет, когда родители были совсем молодыми — как он сейчас, по сути — когда можно было виснуть на отцовской руке и теребить подол маминого сарафана, когда панама отца была велика и падала на нос, когда мать называла «котеночком» и ты не «нумамкал», когда ты собирал ракушки и камешки с дырочками (они приносили счастье), чтобы подарить девочке из дома напротив как знак своей любви.       И глядя на эти снимки, у которых в углу стояла автоматическая отметка даты, Марк отчего-то не верил, что этот худощавый шкет с выгоревшими волосами, стоящий по колено в воде и смывающий с себя песок, потому что только что вылез из ямы, в которую его закопали его «друзья по побережью» — он сам. Он не мог представить себя этим загорелым мальчонкой, лыбящимся во весь свой рот с половиной выпавших молочных зубов, удовлетворяя просьбе матери с фотоаппаратом посмотреть на нее. Но именно то неописуемое чувство, которое рождалось при взгляде на эти кадры, толкало парня вернуться туда, чтобы вновь окунуться в эту атмосферу, чтобы снова пройтись по берегу, бросить в воду камень, выплыть из бухты, чтобы увидеть маяк, стоявший на скале подальше, чтобы наконец сигануть со скалы, не спрашивая разрешения взрослых, чтобы снова вдохнуть этот родной воздух. Вот, что Марк хорошо помнил — воздух, а точнее говоря, небывалое ощущение невесомости, которое появлялось, когда он заполнял легкие; ты моментально внутренне успокаивался, забывая о всем насущном, и казалось, будто есть лишь вечная гармония — природы с человеком, человека с самим собой — и бесконечное время, которое можно провести, глядя на линию горизонта. Неописуемое чувство. Лишь от воспоминания о нем кожа покрывалась мурашками. А за возможность вновь ощутить его Марк готов был отдать практически все на свете. Особенно в тот момент, когда начало казаться, что его жизнь будто замерла на месте, и, не смотря на все, вроде как значимые события, ничего не происходит, поэтому хотелось банальных перемен: в местонахождении, в окружении, в эмоциях…       Но вот, как выяснилось, с желаниями следовало быть осторожнее.       Местонахождение.       Как и хотел, геолокацию Марк изменил, уехав из Москвы, однако обустройство на новом, пусть и временном месте прошло несколько тяжелее, нежели ребята планировали. Нет, квартира, которую ребята сняли «на сутки» (на деле — на ночь) в Ростове-на-Дону, была отделана блестяще: со всеми удобствами, вплоть до полотенца для вытирания посуды. Проблема состояла в более чем странном, кажущемся абсурдным — в количестве спальных мест: их должно было быть шесть, по месту на человека, что логично. Однако, как выяснилось на месте, один из диванов не раскладывался. Естественно, встал вопрос, как тогда располагаться? Понятное дело, что кровать, стоявшая в спальне, отходила Денису с Аленой, которые загрызли бы всех остальных, если бы их «рассадили» по разным комнатам: короче — кролики. Таким образом, оставался еще один диван, с которым все было нормально, — его по-джентельменски было решено отдать девчонкам, которые приедут к ночи, а Марку и Яну было суждено потесниться на угловом диване, раз ни один из них не хотел провести ночь на полу в спальном мешке. Марк собирался было предложить спать по очереди, мол, сперва Ян, который просто валился с ног после двенадцатичасового ведения автомобиля, а потом он, выспавшийся за время поездки, но все же нуждающийся во сне в горизонтальном положении перед следующим днем, но одного взгляда на друга хватило, чтобы оставить идею невысказанной: бледный, дерганый, раздражительный — одним словом — вусмерть уставший организм Яна требовал полноценного здорового сна, пусть и практически в обнимку с Марком — как будто не проходили.       Но каким бы легким и по-своему изящным не казался выход из затруднительной ситуации, он ставил четверых ребят, которые, получается, вынуждены были спать в одной комнате, в еще более неудобное положение. Тут стоит обратиться ко второму пункту желаемых Марком перемен.       Окружение.       Оговорив место отдыха, парни, естественно, начали обсуждать, кого прихватить с собой. Вообще, Марк был бы не прочь поехать только с Яном: вроде друзьями стали не так давно, но сцепились крепко, как говорится, «за уши не оттащишь». Ян, пожалуй, для парня стал своего рода константой, точкой опоры, в которой он был уверен, иногда казалось, больше, чем в себе, к которой мог всегда обратиться с любой просьбой, потому что знал, что он сам для друга не меньше.       Они как-то резко сблизились.       Вроде еще в октябре позапрошлого года были лишь соседями, максимум здоровавшимися на лестничной клетке, стрелявшими изредка сигареты и помогавшими по мелочи: например, Ян помогал Марку поднять фортепиано в его квартиру, последний же как-то предоставил соседу пачку презервативов, когда у того «уже горело», и в аптеку он сгонять не успевал. Довольно выгодное соседство двух студентов, — не более. Справедливости ради, следует заметить, что Марк, въехавший в дом на улице Колесовой раньше Яна, смотрел на парня несколько свысока, имея какое-то предубеждение на его счет. Просто глядя на этого, как он считал, «мальчика» (хотя тот был лишь на год его младше), его образ: машинку, подаренную папенькой, участие в попойках, после которых, возвращаясь под утро, он не мог ввести код подъезда, непонимание разницы между понятиями свободного общения и панибратства, связи с девицами не самого тяжелого поведения, — Марк пусть и нехотя, но узнавал в некоторых аспектах такого поведения себя в конце первого и начале второго курсов универа: та же оторванность от реальности под воздействием алкоголя, отсутствие границ в беседах с окружением, грязный, не всегда «порядочный» секс. Отчего-то парень позволял себе считать собственную персону, сумевшую свернуть с этой скользкой дорожки, вернувшись к «нормальной жизни» — может быть не такой шумной и полной сюрпризов, — более зрелой и сознательной: Марк не осуждал и не лез с моралями, как то делало старшее поколение, просто безучастно наблюдал за соседским парнем со снисходительной усмешкой.       Но потом случилась Алиса.       К слову, «продукт выхода» именно такой вакханальной вечеринки. Внедрение девушки в жизнь Марка прошло как-то неощутимо — он просто в какой-то момент осознал, что сидит на кухне в квартире Яна, который подливает ему кипяток в чашку, бурча под нос что-то из разряда: «Как ты это можешь пить, ни цвета, ни вкуса уже не осталось», — а Марк шутливо пожимает плечами, переводя взор на Алису, склонившуюся над писаниной своих «учеников», водя карандашом вдоль строчек, периодически что-то подчеркивая и выписывая на поля комментарии. Всему, что происходило за полгода их общения, был присущ некоторый сумбур, потому что ни один из них не мог определить, к какому типу отношений можно отнести то, что происходит между ними, нужно ли им это; и прочая чушь, в которой, как в болоте, потонула их…симпатия друг к другу. Вспоминая о девушке, Марк каждый раз видел будто набор каких-то кадров: ее пальцы с вечным, будто ногтевая пластина не отрастала, черным маникюром, тлеющая сигарета: ей нравилось поджигать табак, легко затягиваться, а дальше просто продолжать то, что делала — хоть ту же проверку работ, хоть печатание на компьютере или чтение книги. В такие моменты она выглядела, как Коко Шанель XXI века: священные непринужденность, сдержанность и «изысканная простота» в контексте современной обстановки. Элегантно? Безусловно. Однако такая грань ее натуры обнажалась лишь во время работы — остальное же время она была просто Алисой — Марк называл ее только так, не понимая дарованных ей другом уменьшительно-ласкательных имен типа «Лиса» и «Лиська» — с незаменимыми атрибутами ее личности: свитером какого-то яркого цвета — особенно ей шел оранжевый, — зауженными джинсами, классическим английским пальто в мелкую клетку. Особенно Марку нравилось, когда подо все это девушка распускала волосы — недлинные, чуть ниже плеч, светлые, легкие и рассыпающиеся, без труда расчесываемые пальцами (парень помнил это особенно хорошо) — но, в принципе, ей шли и косички, которые Ян в шутку называл «драконьими», и хвост…       Ян привел Алису в жизнь Марка. Она же, в ответ, познакомила его с Диной.       Справедливо можно утверждать, что появление последней окончательно определило участь парней стать друзьями. Именно с января 2019 они стали гораздо больше общаться на темы, не связанные прямым образом с Алисой. Ян почему-то выбрал именно соседа в качестве советчика в разгребании того дерьма, в которое он сам себя затащил, пусть и неосознанно. Отношения парней стали более доверительными, независимыми от третьих лиц, служивших ранее «проводниками», ближе: со своей манерой общения, приколами и подтруниваниями, темами «для двоих», обсуждение которых при «посторонних» табуировалось. Именно тогда образ соседа в голове Марка изменился ключевым образом, и он понял, что их объединяет нечто большее, нежели эпизод биографии, в котором они представали скорее свиньями, нежели молодыми людьми: оба парня буквально вырвали свою свободу, имели представление о том, что такое реальный труд, поэтому имели одинаковые взгляды на многие вещи, они и чувствовали одинаково, благодаря чему понимали друг друга практически с полуслова, особенно в тех ситуациях, когда описать то, что скрывалось внутри, было невозможно. Ну, и что буквально приковало друзей друг к другу — период, когда они поддерживали друг друга, выбираясь из какого-то тотального депрессника, после того как оба одновременно проебали «то самое».       И если с Марком все понятно — Алиса, то в отношении Яна стоит внести некоторую ясность.