Тяжëлый груз мой с плеч не сходит.
Вина, обида, злость и месть.
День словно мимо нас проходит,
Нас двое: я и моя тень.
Запутано. Душа как в клетке,
И сердце рвëтся из груди.
Всё жду, пока сирени ветка
Опять начнëт весной цвести.
v.w
***
Хосок сидел на полу рядом с кроватью, на которой лежал Юнги, и продолжал всматриваться в его лицо. Он сидит в такой позе час, возможно, больше, ожидая пробуждения мужчины. Какими только способами его не пытались прогнать из комнаты, чтобы он поел или поспал, никому не удалось этого сделать. Когда зашёл Джин, юноша не обернулся, он вообще мало на что реагировал сейчас. — Хосок, я принëс тебе поесть. Ты не завтракал. — Джин недолго постоял с подносом в руках, затем поставил его на стол возле окна. — Я не хочу, — тихо произнëс юноша. — Тебе нужны силы. — Когда он проснëтся? Что с ним случилось? Почему вы меня обманываете? — Мы не обманываем, Сок-и, — произнёс Джин, присаживаясь рядом с ним на пол. — Мы хотим уберечь тебя. — От чего? — спросил парень, повернув к нему голову. — От того, во что мы все оказались впутаны. — Хëн? — Да, малыш? — Джин улыбнулся, потрепав юношу по макушке. — Я уже не ребëнок. Я не умëн как люди моего возраста, я боюсь громких звуков и боли, уколов, мне всё ещё нравится играть с плюшевыми игрушками, но это не значит, что я ребёнок. — А я и не заметил, как ты вырос, — произнëс мужчина, печально вздохнув. — Не забудь покушать, хорошо? Мужчина прижался губами к его виску и вышел из комнаты. Хосок провёл его взглядом и снова посмотрел на Юнги. Цвет его лица и губ пугал, казалось, стоит приоткрыть его глаза, и ты не увидишь там радужки. Хосок погладил кончиком указательного пальца венку на тыльной стороне его ладони, чувствуя, насколько холодная его кожа. Юноша положил локти на кровать и опустил на них голову. Хосок смотрел на Юнги, и чем дольше он смотрел, тем тяжелее было поднимать веки.***
Свет бил по глазам, но он не мог нахмуриться или открыть глаза, ресницы были словно свинцовыми и лишь мелко дрожали. Он не мог пошевелить пальцем или приоткрыть губы, чтобы что-то сказать, казалось, его тело вовсе ему не принадлежало, потому что ни одна его часть не слушала мозг. Это пугало его. Спустя несколько минут Юнги не с первой попытки смог поднять веки. Его глаза были открыты пару недолгих секунд, за которые он понял, что находится в светлой комнате. Боковым зрением он заметил фигуру рядом, но не успел разглядеть. Юнги заставил себя открыть глаза снова, метнув взгляд в сторону, где, положив щеку на свою руку, сидя спал Хосок. Мужчина вновь утратил связь с реальностью, а юноша, проснувшийся вскоре, так и не узнал, что за это время Юнги приходил в себя. Хосок просидел ещё около часа, затем встал, разминая затëкшие ноги, и подошёл к письменному столу у окна, сделав глоток сока, но так и не прикоснувшись к еде. Он вернулся обратно, только на этот раз сел на кровать рядом с Юнги. Юноша аккуратно уложил одну его руку между своих ладоней, согревая кисть. — Ты похож на Снежную королеву, — произнëс Хосок, глядя на него. — Такой же красивый белый и холодный как она. Но тебе нужно немного согреться, хорошо? Парень поднял его руку, раскрыв свои ладони и подышав на неë. Хосок часто прислушивался к его дыханию, потому что страх того, что он больше не откроет глаза был слишком велик и контролю не поддавался. Так много хотелось сказать, ещё больше хотелось услышать, любопытство желало быть удовлетворëнным, а вопросы решëнными. Хосок всматривается в его спокойное лицо, к которому наклоняется, продолжая его разглядывать и отыскивать признаки сознания. Юнги так красив, даже с синяками под глазами и почти белыми губами он прекрасен. Юноша поправляет прядь его светлых волос, касаясь фарфоровой кожи щеки. Он опускает взгляд на губы, по мере приближения к ним прикрывая свои глаза. Хосок осторожно прижимается губами к чужим холодным, из-за чего кажется, что он целует статую. Одно едва ли долгое касание, которое даже поцелуем назвать нельзя, но для Хосока это впервые, поэтому момент особенный. Юноша отстраняется от его губ, но по-прежнему нависает над ним, оставаясь близко. Он поднимает веки и замирает, смотря в чëрные зрачки. Хосок бегает взглядом по его лицу, пытаясь понять, это происходит в действительности или ему кажется. — Юнги, — тихо, то ли просто говорит, то ли спрашивает он. — Чертëнок, — произносит он, и Хосок бросается ему на шею. Мужчина чувствует вспышку боли, но молчит, сжимая зубы. Он слаб, но находит в себе силы, чтобы поднять руки и положить их на лопатки вздрагивающего из-за рыданий юноши. Юнги счастлив, потому что жив и обнимает человека, которого должен был увидеть, которому нужно было сказать столько важных слов. — Я так испугался, — говорит Хосок, часто всхлипывая. — Я думал, что ты умрëшь. — Я же обещал, что не брошу тебя больше. Позови кого-нибудь, хорошо? — попросил Юнги, и Хосок отстранился, недоверчиво посматривая на него. — Всё будет хорошо, ты же быстро. Юноша кивнул несколько раз и выбежал из комнаты, чуть зацепившись за дверной проëм, вскоре послышались торопливые шаги на лестнице. Юнги выдохнул, расслабляясь. Тело болело, а это значит, что он самый живой из всех ныне живущих. Эта мысль заставила его улыбнуться, потому что ещё недавно казалось, что наступил его конец, а сейчас ощущение, будто ему всё под силу. — Юнги, слава Богу, ты очнулся, — с порога произнëс Джин, подходя к нему. — Как себя чувствуешь? — Будто по мне проехался поезд, причëм несколько раз, но это пройдëт. Где Чонгук? — Уехал. — Как уехал? А Джун Ëн? — Юнги завозился, пытаясь хотя бы сесть, но лишь распаляя боль во всëм теле и особенно в боку. — Не волнуйся, он с Чимином, Джун его не тронет. — А Юнсон? — Здесь, — послышалось у двери. — Я хотел поговорить с тобой. — Мы вас оставим ненадолго, — произнëс Джин, подходя к столу, чтобы взять поднос с остывшей едой. — Я не хочу уходить, — возразил юноша. — Мы скоро вернëмся и принесëм Юнги поесть, согласен? Хосок взглянул на мужчину на кровати, который ему улыбнулся, и ушёл вслед за Джином. Юнсон зашёл в комнату и сел на стул, который подвинул к кровати. Юнги сжал в кулаках одеяло, пытаясь приподняться, но смог едва ли приподнять корпус. — Помоги сесть, — попросил он, и Юнсон тут же приблизился к нему, помогая ему устроиться полусидя. Мужчина поставил подушку за его спиной вертикально, немного взбив еë, чтобы изголовье не давило на его лопатки, и сел обратно. — Я хотел извиниться, знаю, я вечно могу извиняться, но это уже ничего не изменит. Я виноват. — И Чонгук виноват, и я виноват тоже, возможно, в меньшей степени, так как отговаривал вас всех, но всё же. — Я не убил его, хотя это было так просто. Он начал говорить про моего брата, понимаешь, он знает, кто это. Я не мог думать в тот момент, мозг будто отключился. — Юнсон, всё хорошо, я ведь жив, значит всё обошлось. — Но теперь на нас открыта охота. — Но без боя мы не сдадимся. Меня совсем недавно вытащили с того света, последнее, что волнует меня в данную минуту, так это Джун Ëн. — Значит ты не винишь меня и не ненавидишь? — осторожно поинтересовался Юнсон. — Нет, сейчас мне кажется, что я люблю весь мир, но чем больше вопросов ты задаëшь, тем быстрее появятся исключения. — Я понял, спасибо тебе. — У меня к тебе будет одна просьба. — Какая? — оживился Юнсон. — Я сделаю всё, что угодно. — Добуксируй меня до туалета, пожалуйста. Очень нужно, а я почти не могу двигаться. — Конечно. — Юнсон рассмеялся из-за столь тяжëлой просьбы. Джин и Хосок вернулись минут через двадцать. Сокджин, ещё раз подробно расспросив Юнги о его самочувствии, ушёл, передавая бремя ухаживания за мужчиной Хосоку, который был очень рад этому. Кровать была двуспальной, и юноша забрался на свободную половину со стороны окна. Поднос он оставил на столе, взяв в руки миску с рисом и чашку поменьше с овощами и мясом Хосок подсел поближе, зачерпнув палочками немного риса и приблизив его к губам Юнги, который не отрывал взгляда от него. — Тебе нужно открыть рот, — произнëс терпеливо юноша, что Юнги тут же исполнил. Дождавшись, пока Юнги начал жевать, парень тоже отправил себе в рот немного риса. Мужчина посмотрел на его губы, которые коснулись всё тех же палочек, осторожно забирая с них еду. Это ведь называют непрямым поцелуем. Хосок кормил его, зачëрпывая еду из разных мисок, и ел сам, иногда вставая за тëплым чаем, чтобы Юнги сделал пару глотков. Мужчину переполняет странное чувство, похожее на восхищение от знакомства с новой стороной юноши. Тот уже не кажется ребëнком, а барьеры и отговорки, которые Юнги трепетно хранил в своей голове, рушатся и исчезают. Закончив с едой, Хосок ушёл в ванную, вернувшись с небольшой железной чашкой и маленьким полотенцем. Намочив его, юноша принялся аккуратно вытирать лицо Юнги, игнорируя его взгляд, из-за которого было неловко. В нëм не было чего-то не обычного, но Юнги никогда не смотрел на него так долго. — Пока только так, — произнëс парень, спускаясь на шею. — Тебе не желательно принимать душ пару дней, — говорил он, но так и не получал ответа. — Почему ты так смотришь? Если тебе что-то нужно, скажи мне, не стесняйся. — Я не замечал, как ты красив, — сказал Юнги, не осекаясь, впервые не боясь подобных слов и мыслей, если они касаются Хосока. — И красный цвет волос тебе очень подходит. — Спасибо. Юноша смущëнно улыбнулся и потянул края одеяла, убирая его с тела мужчины до уровня бинтов, вытирая его руки от предплечья до кистей. — Ты поцеловал меня, — произнëс Юнги, когда Хосок перешёл на грудь, и тот замер на мгновение. — Я просто подумал о принцессе. Она засыпает, потом приходит принц, целует еë, и она просыпаются. Я не смог отогнать эту идею. — Ты правильно поступил, я думаю, именно твой поцелуй разбудил меня, — слукавил Юнги, утаивая, что ненадолго просыпался несколько раз до этого. Юноша заканчивает его обтирать, ставит чашку на пол и садится обратно. Юнги поднимает руку, которая кажется такой тяжёлой, и касается ею щеки Хосока, поглаживая нежную кожу. Тот смотрит на него неотрывно и как-то преданно. — Я чуть не умер, и я так боялся умереть. — Страх смерти — это правильно, в ней нет ничего хорошего. — Я боялся из-за тебя. — Из-за меня? — повторил юноша, касаясь его руки на своей щеке. — Боялся, что больше никогда тебя не увижу и не скажу, что люблю тебя. — Любишь как человека, которого хочется поцеловать? — Ты так отличаешь дружбу от любви? — Юнги негромко рассмеялся. — Любви, — тихо сказал он. Что это он чувствует? Волнение и трепет? Точно, их, словно перед каким-то важным событием, но сейчас же ничего не происходит. Счастье, страх и нетерпение смешиваются в нëм, и пытаясь вспомнить подобную ситуацию, Хосок не находит в памяти обстоятельств, которые выводили его на эти чувства. — Ты меня любишь, — повторяет юноша, приближаясь к нему. — Как человека, которого хочется поцеловать, — заканчивает Юнги за него с улыбкой на лице. И стоили эти слова такого долгого ожидания, если произносить их было столь же легко, как рассказывать о погоде? Стоили, потому что сейчас Юнги в них уверен, и становится так плевать на идиота, которым он был раньше, который этого всего боялся. — Я тоже хочу тебя поцеловать, — говорит Хосок, а Юнги слышит: «Я тоже люблю тебя». Юноша обнимает его за шею, а мужчина давит на его затылок, приближая к себе. Наконец, он касается его губ, сминая их своими. Ресницы Хосока чуть трепещут, что заставляет улыбнуться. Поцелуй почти целомудренный, не содержащий и намëка на низменные желания человека. Губы Хосока оказались мягкими, а сам юноша отзывчивым, и, пытаясь повторять за ним, он, скорее, больше мешал, но это не вызывало в Юнги осуждения, лишь желание улыбнуться. Джин увидел их, когда пришёл, чтобы забрать посуду, к счастью они его не заметили, и он успел спрятаться за дверью. Мешать им и прерывать их совершенно не хотелось. Джин улыбнулся. Неужели красивая история, которую он увидел в них три года назад, наконец, получила свою развязку?***
Подготовка к выставке заняла около двух часов, так как бóльшая часть уже была готова. Чонгук впервые увидел мастерскую, в которой работал Чимин, та поразила его своими размерами и количеством картин. На выставке людей было много, уходили одни и тут же приходили новые. Картины висели на белых стенах, в некоторых местах стояли небольшие столики с маленькими порциями продуктов, скорее, для дегустации. Люди обсуждали искусство, даже не зная, что тот, кто его сотворил, сейчас в зале. Чонгук восхищался красотой и реалистичность этих картин, больше похожих на фотографии. Он остановился возле одной конкретной, с первых же секунд узнавая того, кто на ней изображëн, хоть тот и сидел спиной к зрителю. Парень на картине стоял у окна, которое обводило его фигуру лучами закатного солнца. Он был нарисован по пояс в белой рубашке, спущенной с одного плеча, дающей возможность полюбоваться медовой кожей. Художник, любящий детали, изобразил даже светлые едва заметные волоски на плече, каждую родинку, расположение которых знал наизусть и он сам, и Чонгук. Парень на картине прислоняет ладонь к оконному стеклу, и Чон видит тонкое кольцо на безымянном пальце, художник мог опустить эту деталь, ему бы следовало, но он не поступил так. — Понравилось? — произнëс Чимин, подходя к нему. — Это прекрасно, сколько она стоит? — Она бесценна, я не продал ни одной картины, где нарисован он. Уж прости, но для тебя исключения тоже не сделаю. — Почему ты хранишь это в секрете? — спросил Чонгук подходя к столу с напитками, чтобы взять два бокала с шампанским. Он протягивает один Чимину, но тот отказывается, не раздумывая. — Ты бы мог стать самым известным художником, твоё имя было бы у всех на губах, ты бы вошёл в историю. — Мой талант и так войдёт в историю. Люди любят меня за то, что я делаю, совсем не зная меня. Возможно, когда-то я покажу им свои карты, но не сейчас. — Ты загадка, Пак Чимин, сколько не пытался, я никогда не мог тебя понять. — Творческие люди очень странные. — Да, я вижу. Как думаешь, мы могли бы подружиться когда-то? — Да, если бы нам нечего было делить, но увы в этой вселенной мы — соперники. — Ты — достойный соперник, — признался Чонгук. — Правда? Я так не думаю. — Правда. — Он улыбнулся, а Чимин похлопал его по плечу, уводя к другим картинам.***
Клубная музыка безжалостно била по барабанным перепонкам. Юнсон пробирался через танцующих людей, пытаясь найти в толпе конкретного человека. Уход Рюджин он заметил сразу и чувствовал, что должен найти еë и поговорить с ней. К счастью, она сообщила Джину, куда собирается. Обходя веселящихся мужчин и женщин, он не мог найти ту, за которой пришёл сюда. Мужчина поправляет козырëк кепки, понимая, что если кто-то его узнает, то ни к чему хорошему это не приведëт. Он извиняется, когда задевает кого-то, но людей настолько много, что едва ли возможно выбраться из толпы. — Что ты здесь делаешь? — спросил знакомый голос сзади, и он развернулся, глядя на девушку, которая одета неприлично откровенно: чëрный укороченный топ с открытыми плечами и джинсовая юбка, обтягивающая бëдра. Она смотрит на него недовольно, скрестив руки на груди, и дожидается объяснений. — Я переживал. — Переживаешь за чужого человека? — усмехнулась она. — Не за чужого. Может, я являюсь для тебя таковым, но ты для меня — нет. — Убери «может», тогда предложение обретëт смысл, — произнесла Рюджин, обходя его. — Постой, — попросил он, схватив еë за руку. — Не трогай меня. Девушка освободила руку, резко дëрнув, и скрылась в толпе. Пару минут Юнсон стоял на месте, затем направился в сторону туалетов, где нашёл запасной выход из здания. Она сидела на железной ступеньке внизу, обнимая себя за плечи, а рядом стояла квадратная бутылка с прозрачной жидкостью, предположительно, мартини. Мужчина спустился к ней, взял бутылку и сел рядом, сделав глоток обжигающей горло жидкости. — Тебе нельзя здесь быть, ваше передвижение ограничено. — Если бы ты не уехала, я бы тоже остался. — Я уже взрослая девочка, к тому же на меня не ведëт охоту чувак, который толкает всем наркоту. — Точно. — Он улыбнулся, передавая ей бутылку. — Рюджин, мне жаль. — Ты это каждому сегодня сказал? — Почти, перед многими облажался. — И за что извиняешься? За то, что появился в моей жизни или за то, что появился в ней снова? — За всё. Вечер был тёплым, а ночь звёздной, самое время было для романтики, признаний и долгих объятий, но ничего этого не могло быть между чужими людьми, кем они сейчас были друг другу. Между ними висит тишина, когда, казалось, так много тем для разговоров. — Знаешь, я в первый раз влюбилась в старшей школе, встречалась с этим человеком два года, и сейчас раз в несколько месяцев мы можем написать друг другу, чтобы поздравить с днём рождения или с Новым годом. Потом я встретила парня на третьем курсе университета, на четвёртом он мне изменил, но сейчас я не держу на него зла, мне всё равно. И знаешь, почему мне обидно? Я встречалась с людьми годами, но не смогла забыть недельную интрижку и отпустить человека, который сказал, что всё, что было между нами, — ошибка. Ему было нечего сказать, он не знал, как её утешить и загладить свою вину, потому что в теории это было невозможно. Нельзя просто исчезнуть из жизни человека, поставив крест на всём, что между ними было, а потом просто появиться спустя несколько лет в надежде что-то исправить. Так поступили Юнсон и Чонгук. Навряд ли возможно вернуть всё назад, им бы хотя бы заслужить прощение. — Я врал тебе тогда. — Я знаю, но что это изменит сейчас? Я ненавижу тебя, Ким Юнсон, — произнесла она, повернув к нему голову. Они сидели близко, почти касаясь друг друга плечами, и пропасть между ними, построенная их сознанием, сокращала свои размеры. — Ненавижу и боюсь, что ты, сволочь, в любую минуту можешь попасть в очередную опасность, а мне думать, жив ты или нет. Юнсон видел слезу, которая покатилась по её щеке и позволил себе наглость поднять руку и стереть мокрую дорожку, чтобы холод не обжигал её кожу. Он смотрел с нежностью, касался осторожно словно хрусталя и вопреки всем словам девушки, глядя в её глаза, он не видел в них и капли ненависти. А может, он не научился читать по глазам? А возможно, глаза врать не умеют?***
Тэхён выходит из больницы, проверив время и наличие уведомлений на телефоне. Как назло такси ему поймать не удалось, и он надеялся найти нужный автобус. Шагая по почти безлюдной улице, Тэхён не сразу замечает, что за ним следует машина, старается игнорировать это и оправдывается паранойей. Он ускоряет шаг, а машина равняется с ним, еë окно опускается и к пассажирскому сидению с водительского наклоняется человек. — Подвезти? — Тэхён прикрывает глаза, узнавая голос, но не желая видеть его обладателя. Не зная, как себя вести, он ускоряет шаг. — Я с тобой разговариваю, принцесса. — Я не хочу проблем, — ответил он, бросив быстрый взгляд на Джун Ëна. — А мне кажется, ты хочешь. Не волнуйся, я всего лишь подвезу тебя домой. — Спасибо, не нужно, я хочу прогуляться, — произнëс Тэхён и вскрикнул, остановившись, когда Джун Ëн вывернул руль, по диагонали преграждая ему дорогу. Ким осмотрелся, убеждаясь в том, что никому до происходящего нет дела и стоит просто смириться. — Садись в машину, не заставляй меня применять силу. Тэхён делает глубокий вздох и слушается, забираясь на пассажирское сидение и захлопывая за собой дверцу. Некоторое время они едут молча, и Тэхён немного успокаивается, начиная узнавать дорогу до дома. — Как поживают твои любовники? Не бросаются друг в друга тарелками? — А тебе ли не известней? — усмехнулся Тэхён, повернув к нему голову. — Чимин вчера не рассказал? — Откуда ты знаешь? — От него за километр несло сигаретами, точнее сигарами, которыми всегда пахло от тебя. — Ого, столько лет прошло, а ты не забыл. — Свой личный ад я не забуду. — Мне казалось, тебе это нравилось. — Издеваешься? Ты вертел мной, как хотел. Ты манипулировал, используя мои чувства против меня, а я был готов на всё ради тебя. — Кто виноват в том, что ты родился безвольной куклой. Грамм героина, глоток водки, щепотка любви, и всё, ты не человек, а просто существо. Странно, что кто-то полюбил тебя, даже двое, тебе очень повезло. Только вот незадача — выбор придëтся сделать. — Выбор? — повторил Тэхён, пустым взглядом глядя на дорогу впереди, чувствуя, как чужие слова приносят ему боль. — А ты думаешь, что всегда сможешь крутить с обоими? — Я не кручу… — Да-да, поэтому твой парень пытается сбежать от тебя, разговоров с тобой, может, он боится того, что ты вынесешь свой вердикт, причëм не в его пользу. Но не переживай, я могу помочь тебе. — Как? — Я выберу за тебя. Одного твоего любовника скоро не станет, я по-одному избавлюсь от них. — Нет, — прошептал он. — Можете прятать их, но вы не сможете делать это вечно. Никто не сможет меня остановить, признаюсь, среди вас есть мои маленькие слабости, они могут задержать меня, но это временно. — Джун Ëн остановил машину в пятидесяти метрах от дома Тэхёна, решив, что их встречу лучше оставить в секрете. — Если вы с Чонгуком окажетесь в одном месте только вдвоëм, я переступлю через тебя тоже, и мне будет плевать на то, что меня возненавидит Чимин. — Ты монстр, — тихо произнëс Тэхён. — Как и те, кого ты пригрел. — Я ненавижу тебя. — Было бы странно, если бы ты любил меня после всего, что я сделал, так что не страшно, ненавидь. Передавай всем большой привет от меня, скажи, что я очень скучаю и с нетерпением жду нашей встречи. Тэхён ничего не ответил, выходя из машины. Сил едва ли хватало на то, чтобы закрыть дверцу и направиться к дому. Джун Ëн уехал, но облегчения это не принесло, казалось, с каждой секундой Тэхёну становилось только хуже.***
— Завтра я сниму бинты, — сказал Тэхён, меняя повязку. — Они не обязательны, но учитывая, какой ты подвижный и как любишь слушать врачей, лишними не будут. — Я готов исполнять все указания профессионала, — произнёс Юнги, улыбнувшись. Цвет его лица уже был чуть больше приближен к коже нормального живого человека, голос был бодрым, потому что, как сказал Юнги, он выспался на год вперёд. — Как можно меньше напрягайся. Если тебе что-нибудь нужно, попроси кого-то из нас, не вставай сам. Хосок поспит ещё пару часов и снова придёт возле тебя дежурить, так что не волнуйся. — Чувствую себя на курорте. — Пусть это так и будет. Так, что у вас с Хосоком? — как бы между делом спросил он, стараясь казаться максимально не заинтересованным. — Откуда ты знаешь? — Обычно единственные причины, по которым он ходит таким счастливым, — это ты и сладости. Последние все на месте в шкафу и в холодильнике, значит дело в тебе, — произнёс он, а Юнги рассмеялся. — Ещё ты кое-что сказал вчера, когда истекал кровью, и ты тоже выглядишь немного счастливым. Так что у меня сложился пазл. — Ты прав во всём. Я так себя давно не чувствовал, возможно, никогда. Я жив, и мне кажется, что мне море по колено. — Это отлично, может, теперь заживёшь по-настоящему. Ну, после того, как всё придёт в норму. — Заживу, и Чонгук, и Юнсон тоже. А тебе есть что рассказать? — Мне? — удивился Тэхён. Он поменял повязку где-то минуту назад, но никак не мог найти в себе силы, чтобы встать и убрать инструменты. — Ты какой-то рассеянный и расстроенный, — Всё хорошо, пустяки. — Юнги, — выдохнул Чонгук, остановившись в дверном проёме. Мужчина ему улыбнулся, и Чон приблизился к нему, обнимая, а тот прикрыл глаза, в очередной раз игнорируя боль. — Еблан, я думал, ты умрёшь, напугал меня до чёртиков. — И я тебя люблю, Чонгук-и, и рад тебя видеть. — Почему мне никто не позвонил, когда ты очнулся? — возмутился парень, отстранившись. — А где ты был? — поинтересовался Тэхён. — С Чимином на выставке, а потом мы зашли в бар, — произнёс Чонгук и продолжил, прежде чем Ким успел что-то возразить. — Не волнуйся, он не пил, я выпил немного, и мы вернулись. Тэхён, ты волшебник. — Мастер вытаскивать людей с того света, — добавил Юнги. — Не за что, это моя работа. Рана выглядит неплохо, через неделю-две уже будет бегать, — сказал он Чонгуку. — Я оставлю вас. — Спасибо. Хён, тебе что-то нужно? Может, пить хочешь? — Не суетись, всё хорошо, такое чувство, будто у меня несколько нянек. — Всё, не ворчи. Чонгук забрался на свободную половину кровати, ложась на бок и укладывая голову на руку, согнутую в локте. На нём была простая синяя толстовка, скорее всего, принадлежащая Чимину, и синие джинсы, на Юнги чья-то серая футболка. То, с какой лёгкостью они ворвались в чужую спокойную жизнь, поражало, но важно было то, что их приняли. — Рассказывай, — потребовал он, поиграв бровями. — Серьёзно? И ты туда же? — Конечно, он всё время с тобой сидел, я всё хочу знать. — Что ты там нафантазировал уже, извращенец? — Ничего, пока что. Ты же ранен, вот пройдëт неделька, потом буду фантазировать. — Придурок, — усмехнулся мужчина, толкнув его в плечо. — Юнги, я хотел извиниться. Я втянул тебя в это вчера, и ты пострадал больше всех. — Всё хорошо, Чонгук, не думай об этом, я не злюсь. Юнги на него не злится, а Чонгук в этой злости к себе самому тонет, без возможности всплыть на поверхность. То, что произошло, на его совести, и можно обвинять, кого угодно, в том числе Юнсона, но по-настоящему виноватым будет сам Чонгук. — Расскажи, как дела с вашей Санта-Барбарой, вы разобрались? — Наши чувства — наши враги. Не хочу разбираться, Чимин — хороший парень, и я больше не готов идти по головам, чтобы получить желаемое. — А Тэхён чего хочет? — Хотел бы я узнать, что у него в голове. — Как человек, который в порядке, он не выглядит. Думаю, ему сейчас сложнее всего. — Согласен. — Чонгук тяжело вздохнул и поднялся. — Ну ладно, ты отдыхай, а я пойду, навещу тебя утром. — Конечно, спокойной ночи. Чонгук закрыл за собой дверь гостевой комнаты, чувствуя, как с плеч падает один груз. Пусть ему многое ещё предстоит нести на своих плечах, но начало положено, а значит всё потихоньку может наладиться. Ведь единственное, что было важно сейчас, — это жизнь Юнги, она вне опасно, поэтому сегодня можно будет спать спокойно. Чонгук спускается на первый этаж, проходит на кухню, где горит свет, но не слышно разговоров, и замечает Тэхёна. Тот, увидев его, разжимает пальцы, и пластинка с таблетками летит на пол. Чонгук подходит, поднимая еë с пола и протягивая Тэхёну. Он принимает пластинку дрожащими руками и отворачивается. — Тэхён, всё хорошо? — Да, нормально, — быстро говорит он, а голос его дрожит. — Не нормально, повернись. Эй, посмотри на меня. Тэхён поворачивается, глядя на него стеклянными глазами, в которых стоят слëзы. Ким смотрит на него недолго, опираясь о столешницу сзади себя, и приваливается лбом к его плечу, всхлипывая и хватаясь за его руки выше локтей. — Я устал, — говорит он тихо. — И я ужасно боюсь, потому что кошмар не заканчивается, а только становится хуже. Будет ли счастливый конец? Я уже не верю. — Пока Тэхён изливает ему душу, Чонгук поглаживает его по спине, желая успокоить и глядя сочувственно. — Вся жизнь окутана опасностью, я не хочу потерять кого-то. — Тэхён, послушай меня. — Чонгук сжал его плечи, и Ким обратил на него внимание, подняв голову. — Всё будет хорошо, ты никого не потеряешь. — Я и тебя боюсь потерять. — Меня? — Да. У Чимина появилась привычка оказываться в ненужное время в ненужном месте и быть свидетелем чужих разговоров, которые ему бы не следовало слышать. Но он опять стоит у входа, не решаясь войти и прервать. Он услышал то, что питает его тревожность, и ушёл. Слышать продолжение разговора страшно, возможно, видеть их тоже. — Я не хочу, чтобы ты умирал. Не знаю, как буду жить с мыслью, что с тобой что-то случилось. — Не случится, я обещаю, — сказал Чонгук, грустно улыбнувшись. Под фразой «боюсь потерять» он понял совсем иное, не то, что имел в виду Тэхён. — Что за таблетки ты хотел выпить? — Успокоительные, думаю, не усну без них. — Часто ты их пьëшь? — поинтересовался Чонгук, доставая одну таблетку и протягивая еë Тэхёну, затем вручая стакан с водой. — Нет, только вчера, а сегодня я бы не отказался от двойной дозы, — ответил мужчина, запивая таблетку водой. — Иди спать, скоро успокоительное подействует. — Да, я только немного погуляю во дворе, подышу свежим воздухом. — Давай. Пока Тэхён ходил рядом с домом, изучая клумбы, деревья и небо, Чонгук смотрел на него из окна. Мужчина был укутан в тонкий плед, потому что ночью на улице было прохладно. Чонгук любовался тем, кто когда-то был его смыслом, только на тот момент он не понял этого, он смотрел на того, от кого так легко и опрометчиво отказался. К сожалению или к счастью, прошлое не вернуть назад. Тэхёну правда будет лучше не с ним. И пока Чимин и Чонгук решают и думают, с кем ему будет лучше, никто из них так и не догадывается узнать об этом у Тэхёна.***
Когда Тэхён возвращается в дом, все спят, но из одной из комнат доносятся странные звуки, похожие на крики. Он успокаивается, когда понимает, что эти звуки слышатся из домашнего кинотеатра. Тэхён заходит в комнату, которая освещается светом от проектора и изображением на большом экране. Проектор транслирует какой-то фильм ужасов с мерзкими кровавыми сценами. Чимин сидит на диване и не отрывает взгляд от экрана, рядом на столике стоит открытая бутылка с вином. Решив подойди к нему, Тэхён толкает одну пустую бутылку ногой и недовольно цокает. В руках у Чимина бокал, в котором плещется красное вино. Тэхён садится на его колени боком к нему и обнимает за шею, а Чимин обхватывает одной рукой его за талию, несмотря на то, что так и не переводит на него взгляд. Тэхён тянется губами к его бокалу с вином, но Чимин отводит руку в последний момент. — Тебе нельзя, — говорит он, наконец, смотря на него. — Почему? Потому что я зависимый, слабый и безвольный, я слышу это почти каждый день. А не ты ли обещал мне не пить сегодня? — Чимин на это ничего не ответил, опустив глаза. — Мы ведь должны были серьёзно поговорить, ты просто не хочешь этого, да? Поэтому пьëшь. — Прости меня. — Давай пойдëм спать, Чимин-и. — Ты иди, я позже, хочу досмотреть фильм. — Тогда я посижу с тобой, — сказал Тэхён, положив голову ему на плечо. — Хорошо. — Чимин-а? — М? — Мне холодно, — произнëс Тэхён. Чимин пересадил его на диван, а сам встал, подойдя к небольшому шкафчику и достав оттуда клетчатый плед. Он укрыл Тэхёна тканью и сел рядом, обнимая за талию, пока тот жался к его боку, не смотря на экран, потому что не любил фильмы ужасов, боялся их. Было жарко, потому что Чимин не понял, что Тэхён говорил не о том холоде, который сковывает тело, он имел в виду человеческий холод, который полосует душу. Через пару минут Чимин выключил кино, включив мультики, которые любил Тэхён, и обнял его крепко, прижимая к себе. Чимин ненадолго прижался губами к его губам, делясь вкусом вина, и Тэхён почувствовал, что ему становится тепло.