Я не жду тебя больше, не плачу. Нету снов, где герой главный — ты. Я не жду и часов зря не трачу, Вспоминая родные черты. А. Б.
Слишком многое может изменить время, одно событие спровоцирует появление других, одна ошибка способна вывести из строя весь механизм, одно слово может уничтожить доверие и от одного выбора будет зависеть судьба человека. Как сделать этот выбор правильным? Существует ли вообще этот правильный выбор? Мягкая кисть аккуратно касается холста, добавляя новый оттенок, рука художника не смеет дрогнуть, хотя так сложно контролировать собственное тело, когда в каких-то паре метров от тебя, положив одну руку на спинку стула, а другую опустив на бедро, сидела постоянная причина его вдохновения. Расстëгнутая рубашка парня, спущенная с одного плеча, притягивает взгляд к открытым ключицам и блестящей в лучах рассвета коже, ткань джинсов обтягивает ноги словно вторая кожа, поэтому взгляд художника скользит по всему телу натурщика, цепляют изящные тонкие пальцы, родинку на кончике носа, которую так любит целовать, шелковистые на вид, как он помнит, и на ощупь волосы. — Чимин, твои ученики платят за твои танцы, а для жизни моих пациентов важна каждая минута. — Что ты хочешь этим сказать, любовь моя? — спросил парень, не отрывая глаз от холста. Тэхëн улыбается на обращение, которое слышит слишком часто, но, похоже, это никогда ему не надоест, и поднимается со стула, медленно направляясь к Чимину. Он останавливается за его спиной, кладëт подбородок на плечо, рассматривая картину. — Никогда не пойму, как ты это делаешь, — негромко произнëс Тэхëн, восхищаясь красотой творения художника. — Такой талантливый, во всëм. — Ты меня вдохновляешь, в этом весь секрет. — Ты всегда прекрасно рисовал. Чимин отложил кисть и палитру, поворачиваясь к любимому лицом, и опустил руки на его талию, прижимая к себе и чувствуя на плечах приятную тяжесть от чужих ладоней. Чимин улыбается почти незаметно, но Тэхëн научился различать, когда его губы напряжены, а когда расслаблены. Он смотрит на него влюблëнными искрящимися чуть прищуренными глазами, бережно сжимая руки на талии Кима. — Ты ведь придëшь завтра на выступление? Можешь подойти к концу, мой танец будет последним. — Нет. — Тэхëн обвил руками шею парня, зарываясь пальцами в чëрные волосы на затылке. — Я приду с самого начала, буду смотреть на неинтересные выступления и ждать твоë. — Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю? — Знаю, и я тебя, Чимин-и. Тэхëн приближается первым, накрывает тëплые пухлые губы своими, чувствуя чужую улыбку. Чимин позволяет ему вести лишь несколько секунд, а затем перехватывает инициативу на себя, целует жадно, но в то же время аккуратно и бережно, словно боясь поранить, посасывает сначала верхнюю, потом нижнюю губу. Ему никогда не надоест целовать его, любоваться им, думать о нëм. — Если мы задержимся хоть на минуту, то я не выпущу тебя ещë как минимум час. — Может быть, я этого и хочу. — О нет, Тэхëн-и хороший мальчик, он не любит опаздывать на работу. — Чимин прижался губами к гладкой щеке и отстранился. — Сегодня вечером мы едем к Джину, ты уже приготовил подарок? — спросил Тэхëн, застëгивая мелкие пуговицы на рубашке. — Да, давно. — Честно говоря, не очень хочу туда ехать, будет так много людей. — Наш Джин теперь звезда, нам стоит привыкнуть к этому. — Мой Чимин-и тоже звезда, — произнëс парень, гордо приподняв подбородок, тут же слыша красивый негромкий смех. — Мне ещë далеко, малыш. — Думаю, ты уже многого достиг. — Тэхëн, справившись с пуговицами, подошëл к Чимин, быстро чмокая его в щëку, а затем остраняясь, чтобы заглянуть в глаза. — Но если бы ты не скрывал имя автора своих картин, о тебе бы гудели повсюду, люди и так судачат, хотят видеть, как выглядит самый талантливый художник в Сеуле. — Я не хочу большой славы, пусть знают меня как танцора. Я раскрою карты перед публикой, но не сейчас. А теперь беги собираться, задержишься хоть на минуту — не пущу на работу вовсе. Тэхëн улыбнулся широко и, как показалось Чимину, так красиво, и поспешил скрыться с глаз парня. Многое изменилось за прошедшие годы, казалось, они промелькнули перед глазами и всë-таки сколько нового принесли. Тэхëн заходит в спальню, хватает с прикроватной тумбочки любимые духи, брызгая дважды на шею, отодвигает полочку и замирает. Взгляд цепляет золотые часы, которые Тэхëн слишком давно не носил, потому что они навевали ненужные и теперь неуместные воспоминания. Он скучал, вспоминал, пытался безуспешно выкинуть его из головы и невольно сравнивал их двоих. Тоска пожирала его изнутри, но уже иная, скорее, не тоска по человеку, а о прошлом, о том, как было хорошо, о том что было упущено и чего не вернуть. Тэхëн уже привык просыпаться в объятиях Чимина. Он всегда вставал раньше него и будил так нежно, осыпая поцелуями недовольное лицо, которое через несколько секунд становилось трогательным, когда Тэхëн пытался с закрытыми глазами найти его губы. Чимин любил так сильно, как, наверное, никто никогда не любил, настолько сильно, что, находясь рядом с ним, Тэхëн не мог думать ни о чëм другом, кроме его любви. И он отвечал ему, не мог не делать этого, хоть про себя и называл себя плохим. Нет, Тэхëн не представлял на месте Чимина Чонгука, но он тосковал по нему, скучал по другому мужчине, по его любви. Всë в прошлом, теперь у него есть Чимин, и Тэхëн уверен, что он его ни на кого и ни на что не променяет. Ким протягивает руку, хватая серебряный браслет, подаренный Чимином, и с хлопком задвигая полку, чтобы не видеть тех злосчастных часов. Тэхëн Чонгука не любит, больше нет, теперь это не нужно. Внушая себе это, Тэхëн выдаëт самообман за факт, а тонкое кольцо обжигает безымянный палец, и он раздражённо сжимает кулак, с силой вдавливая пальцы в ладонь. Он обещал не снимать кольцо, и не смог не выполнить данную собой клятву. Луна тогда светила бледно, освещая своим сиянием их влюблëнные лица. Шанс на счастье был, но Чонгук безжалостно его убил. А Тэхëн своим шансом пользуется ежедневно, купаясь в любви человека, которого знал слишком хорошо, но долгое время делал вид, что не знает о его чувствах.***
Джин улыбнулся, сквозь остатки сна чувствуя мягкие губы на своих губах, которые прикасаются едва ощутимо. Прежде чем открыть глаза, мужчина укладывает ладонь на затылок человека перед собой, не давая отстраниться, и ловит чужие губы, углубляя поцелуй, скользя языком внутрь, чтобы столкнуться с его языком и почувствовать, как кожа от этого покрывается мурашками. Джин отстраняется, перемещает руку на щеку мужчины, нежно поглаживая, и открывает глаза, смотря на Намджуна. Он улыбается, и Джин не сдерживает себя от желания аккуратно надавить на ямочку на щеке, заставляя Кима засмеяться и смущëнно опустить голову. — С днëм рождения, принцесса, — шепчет Джун, наклоняясь к его уху и мягко касаясь его губами. — О нет, не напоминай, — капризно произнëс он. — И зачем я тебе такой старый? — Ты старше всего на год, не преувеличивай. — Мне уже тридцать, не думал, что этот день наступит так скоро. — Это всего лишь цифры, Джин-и, — тихо сказал Намджун, взглядом исследуя его лицо. — Ты всë так же прекрасен, нет, даже прекраснее. — Чем когда? — Не знаю когда, просто с каждым днëм ты становишься ещë красивее. — Хочешь сказать, что вчера я был недостаточно красив? — наигранно возмутился мужчина. — Ты не исправим, — усмехнулся Намджун, вновь уделяя внимание его губам, целуя жадно и настойчиво, чувствуя слабое сопротивление, но игнорируя его. Он убирает руки, упирающиеся ему в грудь, и удерживает их над его голосовой. — Намджун-и, кажется, наше утро идëт не в то русло, — сказал Джин, пытаясь отдышаться, когда мужчина начал целовать его шею, хватая одну ногу и закидывая еë на свою талию. — Правда? А ощущение будто я всë делаю правильно. — Вдруг Хосок увидит? — продолжал упираться мужчина, противореча своим же словам и наклоняя голову, давая больший доступ к шее. — Он спит, вчера долго готовил тебе подарок, поэтому, думаю, он будет спать, пока мы его не разбудим, — горячо шептал Намджун, задирая свободную ночную рубашку любимого и пробираясь рукой к судорожно вздымающейся груди. — Тебе нужно на работу, а мне заскочить в цветочный магазин и помочь с организацией вечера, — выдал Джин наиболее веские по его мнению аргументы, на что Намджун недовольно цокнул, с укором глядя на лицо Сокджина. — И в свой день рождения планируешь работать? — Нет, конечно, нет. — Ким улыбнулся тепло, поглаживая кожу чужой щеки с едва ощутимой щетиной. — Просто будет немало людей, хочу, чтобы всë прошло идеально. — Нужно усилить охрану, будет много журналистов. — Ничего не поделать, публика меня любит. — Им нравится твоë тело и твоя внешность, — пробормотал Намджун, практически ложась на Джина, крепко обнимая его. — А вот я люблю тебя по-настоящему. — Хочешь сказать, что тебе не нравится моë тело и внешность? — Не говори глупостей. — Мужчина тяжело вздохнул, напоследок чмокнув чуть надутые губы и слез с парня, принимая сидячее положение. — Вечером ты для всех, но ночью только для меня, понял? — Конечно, любимый, только твой. — Джин улыбнулся, замечая недовольство мужчины, приблизился к чужому лицу, прижимаясь губами к его губам. — Хочу, чтобы все знали, что ты мой. — Счастье любит тишину. Ты усердно следишь за тем, чтобы журналистам было, о чëм посудачить, и делаешь так, чтобы метки на моей шее не пропадали. — Хорошо, что они могут видеть их только на шее. — Мужчина ухмыльнулся и поднялся с кровати, подходя к шкафу и доставая первую попавшуюся футболку. — Я приготовлю нам завтрак, а ты пока разбуди Хосока. — Погоди, — сказал он быстро, когда мужчина уже держался за ручку двери спальни. — Мне показалось, что ты употребил в одном предложении «завтрак» и «я приготовлю». — Да ну тебя, — беззлобно бросил Намджун, закрывая за собой дверь. За последние три года жизнь Джина изменилась кардинально: у него есть любимый человек, мальчишка, которого он считает сыном, тысячи фанатов, которые ждут новых журналов с его фотографиями на обложке. Сейчас он может сказать, что по-настоящему счастлив и у него есть всë, о чëм только можно мечтать, и путь к достижению этих целей кажется теперь таким неважным. Джин поднялся с кровати, поправляя на себе одежду, безжалостно помятую Намджуном, и направился к комнате Хосока. Мужчина не стучал, не привык это делать, потому что знал, что юношу нельзя было застать ни за чем постыдным. Он аккуратно толкнул дверь, чтобы та не скрипнула и не потревожила сон мальчика, Джин был уверен, что он всë ещë спит, потому что других объяснений того, почему он не осыпает его поздравлениями и не кружится вокруг них, пытаясь помочь на кухне, не было. Сокджин не увидел Хосока на кровати и спустя секунду зрительного поиска заметил его лежащим в углу, а вместо подушки у него под головой была любимая игрушка. Медвежонок на кровати бы занимал слишком много пространства, поэтому Хосок нашëл ему место в углу комнаты, прямо напротив окна, где и проводил большую часть времени, занимаясь рисованием или рукоделием. Он смотрел здесь фильмы, и часто рядом с тëплым пледом, лежащим на полу, чтобы не было холодно, можно было найти грязную посуду. Джин, любящий чистоту, всеми силами старался игнорировать это, потому что не хотел давить на него и не хотел читать нравоучения из-за какого-то пустяка. Хосок всë ещë скучал, так сильно и предано. Он до сих пор ждал возвращения своего друга. Джин подошëл к нему, обратив внимание на то, как трогательно плюшевый медведь будто бы обнимал мальчика, недовольно цокнул, смотря на рассыпанный кругом бисер. Он протянул руку, погладив игрушку, за чистотой которой юноша тщательно следил, и улыбнулся по-доброму. Разве можно скучать так: так искренне, не держа обиды? Мужчина проводит ладонью по мягким волосам Хосока, чувствуя, как тепло разливается в груди лишь от одного взгляда на этого солнечного мальчика. Только его годы не в силах изменить, испортить, как-то повлиять негативно, потому что со временем он, кажется, лишь добрее становится. — Хосок-и, просыпайся, — негромко произнëс он. — Я не сплю, — протараторил Хосок, резко встрепенувшись и начиная потирать красные глаза. — Хëн, прости, я хотел встать раньше тебя, но забыл поставить будильник. — Малыш, что с твоими глазами? — спросил Сокджин, внимательно рассматривая парня, который тут же опустил голову. — Ты плакал? Хосок нервно кусает губу и молчит лишь потому, что знает, что соврать не сможет. Как правило, Джин любил эту его особенность, ведь если мальчику удавалось узнать какой-то секрет Намджуна, то после недолгих уговоров Джин тоже был в курсе, это имело и обратный эффект, и случалось так, что Намджун узнавал о том, о чëм ему знать не стоит. — Малыш, ответь мне. — Я не могу это контролировать, иногда мне бывает так грустно. — Почему тебе грустно? — Хëн, я не хочу об этом говорить. — Хорошо, я не буду тебя заставлять. Ну так что? Будешь меня поздравлять? Хосок слишком быстро подорвался с места, ойкнул, наступив на рассыпанный бисер, и подбежал к тумбочке, схватив приготовленный им подарок и протягивая его Джину. Мужчина на красиво обëрнутую красной бумагой небольшую коробочку никакого внимания не обращал, и юноша не сразу понял, чего от него хотят, изумлëнно смотря на разведëнные в сторону руки. — Даже не обнимешь хëна? — С днëм рождения, хëн! — весело воскликнул парень, падая в любезно предложенные ему объятия. — Желаю, чтобы все твои желания исполнились, только я не знаю, о чëм ты мечтаешь. — У меня уже всë есть, я ни о чëм не мечтаю, — сказал Джин, отстраняясь, чтобы заглянуть в глаза юноши. — Как же ты без мечты? Нельзя жить без неë. — Тогда я буду жить твоей мечтой, хорошо? Буду ждать, когда она исполнится. — А откуда ты знаешь, о чëм я мечтаю? — Я уверен, что это не что-то плохое, почему бы и мне не помечтать об этом? — Ты замечательный, хëн. — Знаю, малыш, — Джин прикрыл глаза и кивнул, а затем забрал подарок юноши, развязывая аккуратный бантик и открывая коробочку. Он улыбнулся шире, доставая браслет из крупных белых бусин, с синими камушками между ними. — Он такой красивый, малыш, спасибо огромное. — Я копил, хотел купить хороший подарок, но Намджун сказал, что тебе будет приятнее, если я сделаю его сам. — Намджун прав, Хосок-и, так намного лучше. — Джин надел на запястье браслет, рассматривая его со всех сторон. — Очень красиво, никогда с ним не расстанусь. А теперь давай проверим, опасно ли на кухне. — А что на кухне? — Намджун, поэтому нам лучше поторопиться. — Хосок нахмурился, не понимая шутки, но всë-таки последовал за Джином. Старший ушëл, а Хосок, прежде чем закрыть за собой дверь, обернулся на пороге, смотря на мягкую игрушку в углу комнаты. — Я скоро вернусь, Юнги.***
Его выражение лица было спокойным, в то время как внутри по пустым дорогам его души гонимые сильным ветром перед грозой бежали перекати-поле. Казалось, он слышал надрывные завывания этого ветра. Чонгук разрывался между желанием гнать машину быстрее и вывернуть руль, вернуться обратно. Благо, сейчас водительское сидение занимает не он, и эти мысли так и остаются в голове, не превращаясь в действия. Чонгука здесь не ждут, не хотят видеть, и он пытается убедить себя в том, что в этот город он возвращается за тем, чтобы решить незаконченное дело с бизнесом — так говорил ему мозг, а сердце также стремилось сюда для дела, которому он не позволил начаться, сломал историю, что могла быть такой красивой. Рассвет сегодня был почти таким же прекрасным, как и в тот день, когда Чонгук уезжал из Сеула, оставляя здесь часть себя. Его он не забудет, наверное, уже никогда, в особенности то мгновение, когда он пересëк границу города, и это означало, что дороги назад нет. Пульс давно уже превышает норму, и он сдерживает дрожь в теле, спровоцированную волнением. Чонгук смотрит в окно, уделяя внимание шоссе, мелькающему впереди белыми полосами, казалось, занимается всем, только бы не думать о нëм. Его образ в голове такой чëткий, а время так и не смогло притупить чувства любви и тоски по тому, кого нельзя прижать к своей груди из-за расстояния и прочих преград, собственноручно построенных Чонгуком. Они не поддерживали связь всë это время: Чонгук ему писал, вот только Тэхëн ни разу не подошëл к телефону, не ответил ни на одно сообщение. Чонгук сдался спустя полгода, с тех пор звонков и сообщений Тэхëн больше не получал. Чон переводит взгляд на Юнги, который сосредоточенно смотрит вперёд, наверняка тоже погружëнный в свои мысли. Юнги устал, хоть внешне это почти не заметно, Чонгук видит отчëтливо. Он устал от долгой дороги, от вечного детального планирования своих действий. Чонгук ни разу за последние годы не слышал от него упрëков в свой адрес или в сторону Юнсона, хотя они заслуживали того. Из них троих, используя все усилия, работал только Юнги, Чонгук же, подолгу пребывая в нетрезвом или депрессивном состоянии, делал намного меньше друга, Юнсон большую часть времени занимался поисками человека, в существование которого всем, кроме него, верилось с трудом. — Как ты, Юнги? — спросил Чон, нарушив около часа царившую в машине тишину. — Прекрасно, — быстро ответил мужчина. — А если честно? — Всë хорошо, Чонгук, — сказал он, тут же переводя тему на более уместную, по его мнению. — Ты звонил Юнсону? — Да, он приедет в Сеул через пару дней. Он идиот, со своими поисками несуществующего брата совсем с ума сошëл, на слово поверил нашему врагу, а теперь голову ломает. — Юнсона всегда волновала семья, которой было на него плевать. Не будем о нëм сейчас. Как ты себя чувствуешь? Не волнуешься? — С чего бы мне волноваться? — Ты увидишь его, возможно, не сегодня и не завтра, но ты встретишься с ним взглядом, и все чувства к нему, которые ты прятал и старательно подавлял, вновь обретут силу. Я ведь прав? Ты не остыл к нему. — Не неси чушь, Юнги, — отрезал Чонгук, желая закончить этот разговор как можно быстрее. — Прошло три года. О каких чувствах может идти речь? — То есть ты стабильно хотя бы раз в неделю напиваешься до бессознательного состояния просто так? Я видел с тобой много парней, тех, что на одну, максимум, две ночи, они всегда чем-то похожи на него. По-твоему, это тоже случайно? — Замолчи, я не хочу говорить об этом, по крайней мере, не сейчас. Лучше расскажи о нашем плане действий. — Неужели тебя наконец-то это заинтересовало? — хмыкнул мужчина, отчего-то сразу пожалев об этих словах. — Прости, — негромко произнëс Чонгук, отвернувшись. — Знаю, что тебе тяжело работать фактически в одиночку, Юнсон занят своим делом, а я… «А я не могу прогнать из головы Тэхёна,» — так и не было произнесено вслух, но слишком громко прозвучало в его мыслях. Ненормально это — жить воспоминаниями и практически погибшей надеждой на возможность увидеть его снова. — А ты страдаешь, я понял. Всë хорошо, Чонгук, я справлюсь. — Юнги впервые за весь разговор повернул голову к нему и улыбнулся совсем невесело, почти болезненно. Больше никто из них не заговорил, каждый был занят своими мыслями, от которых следовало бы сбежать, спрятаться, но попытки побега не были предприняты. Чонгук задержал дыхание, слушая биение собственного отчаянно кричащего сердца. Сеул. Теперь пути назад нет, как и не было его тогда, когда он уезжал отсюда.***
Юнги медленно толкнул дверь знакомого магазина, слыша, как над ней чистым звоном заиграл колокольчик. Он был здесь давно, но, кажется, за время его отсутствия ничего не изменилось: стеллажи стояли на тех же местах, рабочий стол был усыпан вялыми лепестками роз, листьями и стебельками. Всë здесь было таким, каким он запомнил, лишь одно изменилось: за рабочим столом стоял не улыбчивый красивый парень с фиолетовыми волосами, а молодая девушка. — Здравствуйте, вам чем-то помочь? — спросила девушка, вежливо улыбаясь и откладывая ножницы, которыми обрезала стебельки. — Да, я ищу Ким Сокджина. Он работает здесь, видимо, работал. — Он хозяин этого магазина. Если вы хотите его увидеть, то можете… Девушка не успела договорить, потому что, закрыв за собой дверь, в помещение вошëл мужчина, впуская прохладный воздух. Юнги повернулся, обращая на него внимание, узнавая его сразу, даже лица не увидев. — Какой кошмар. Пару часов назад солнце светило, а сейчас всë затянуло тучами, — возмущался вошедший, оборачиваясь и смотря на присутствующих. Его взгляд лишь на секунду мазнул по девушке и остановился на Юнги, и то удивление, которое отразилось на его лице, навряд ли можно было передать словами. — Юнги. Глазам своим не верю. — Рад тебя видеть, Сокджин. Магазин остался прежним, а вот его хозяин изменился почти до неузнаваемости. И дело было совсем не в другом цвете волос, правильно подобранном едва заметном макияже и стильной дорогой одежде. Был другим его взгляд, движения, Юнги уверен, что и мысли в его голове теперь тоже другие. — Ты словно мираж, — произнëс Ким, приподнимая уголки губ и подходя к мужчине. — Кажется, что вот-вот исчезнешь. Лиëн, оставь нас, пожалуйста, ненадолго, — попросил он и, дождавшись, пока девушка уйдëт, продолжил. — Почему ты вернулся? — У меня здесь дела. — А, — Джин понимающе кивнул. — Джун Ëн, верно? — Хотел бы я забыть это имя и не вспоминать. — Поверь мне, я тоже. Если ты тут, значит Чонгук тоже. — Да. — Я рад тебя видеть, Юнги, — сказал Джин, похлопав его по плечу, и отошëл, снимая чëрное пальто и укладывая его на стул напротив двери. — Так, ты больше не работаешь тут? — Верно, сейчас я просто управляю. Понимаешь ли, у меня сейчас много других дел, ни на что нет времени, работа, дом, но мне всë нравится. Однако магазин я не закрою, это то, с чего я начинал, мне слишком дорого это место. — Я слышал, ты теперь успешная модель, даже видел, камера любит тебя. Как так получилось, что ты начал этим заниматься? — Как-то спонтанно, — Джин пожал плечами. — Мне, честно говоря, самому не верится, что я занимаюсь этим. — Как Намджун? — Намджун? — Мужчина взял в руки розу, поднося цветок к носу, вдыхая его аромат и улыбаясь мечтательно, прокручивая в голове имя любимого. — У Намджуна всë хорошо: его страховая компания довольно успешна. — Он добился того, чего хотел. — Ты о работе? — Нет, я о тебе. — Да, добился, — тихо произнëс Джин, смущëнно улыбнувшись. — Не думал, что смогу полюбить кого-то так сильно. — А как Хосок? — Почему-то мне кажется, что ты пришëл сюда по большей части за этим вопросом. — Неправда, — сказал Юнги, но уверенно это прозвучало только в его голове. — Так, как он? — Хочешь увидеть его? — Что? Я? Не знаю даже, — затараторил он, отчего-то начиная волноваться. — Думаю… Возможно, я действительно… Да, я бы хотел его увидеть. — Словно школьник, — усмехнулся Джин, взглянув на Мина снисходительно. — У меня сегодня день рождения. — Ух ты, правда? Поздравляю. — Я сказал это не для того, чтобы напроситься на поздравления, Юнги. Ты можешь прийти, возможно, мне ещë прилетит за это приглашение, но чувствую, что поступаю правильно. Приходи с Чонгуком. Я скину образец приглашения и адрес, если ты не сменил телефон. — Не сменил. — Хорошо, только не опаздывай: ворота закроются после восьми. — Спасибо, Джин. Я, наверное, пойду, тогда увидимся вечером. — Юнги улыбнулся, кивнул Киму и направился к двери. — Юнги? — Да? — Ты же знаешь о Тэхëне и Чимине? — Что с ними? — Они вместе почти три года, думаю, Чонгук должен знать об этом, прежде чем захочет прийти, они там будут. — Я догадывался о них двоих. Тэхëн правда его любит? — Они счастливы, и я бы не хотел, чтобы Чонгук рушил это. — Думаю, не от нас что-то зависит. До вечера, Джин. Юнги закрыл за собой дверь, чувствуя, как на лицо падают первые дождевые капли. Он приподнимает голову, опускает веки, вдыхает полной грудью воздух, приятно пахнущий дождëм, и улыбается. Он чувствует, что там, где должен быть, знает, что сегодня поступит так, как должен, не струсит снова, как несколько лет назад, не останется стоять в тени дерева, он подойдëт и позволит себя увидеть.***
Юнги подошёл неслышно, остановился на пороге, облокотившись плечом о дверной косяк и смотря на Чонгука. Пока Мин был в цветочном магазине, о чём парень, разумеется, не знал, он решил занять себя разбором сумок с вещами. Чонгук долго протестовал, когда Юнги говорил ему, что по приезду в Сеул они снимут частный дом, и парень, яро желавший жить в своём доме, оставленном тут три года назад, всё ещё был недоволен. Никто не должен был знать, где они находятся, и, хоть Юнги и понимал, что узнает ли Джун Ён об их местоположении, было всего лишь вопросом времени, других идей у него не было. Мужчина наблюдал за движениями Чонгука, в которых отчётливо видел резкость, пытаясь понять, что он чувствовал сейчас. Он не хотел возвращаться сюда, Юнги уверен в этом. Может быть, какая-то часть Чонгука действительно рвалась в Сеул, но в это же время другая — боялась здесь оказаться. — Я говорил с Джином, помнишь его? — в тишине комнаты голос мужчины показался громким, но Чонгук не вздрогнул от неожиданности. — Где ты мог с ним пересечься? — В цветочном магазине, он не закрыл его. — Что ты делал там? — спросил Чонгук, повернувшись и прищурившись, смотря на друга. Он сидел на кровати, среди пачек с документами, выбирая те, которые нужно положить в тумбочку рядом. — Я не знаю, — ответил он, выдохнув шумно и опустив голову, понимая, что разумного объяснения он всё равно не придумает. — Я не могу сказать, что хотел увидеть его, просто я чувствовал, что должен туда поехать. — Ты надеялся увидеть там не Джина, я прав? Неужели ты не выбросил из головы этого мальчишку? — Я не понимаю, о ком ты говоришь. — Правда? Почему тогда в глаза мне не смотришь? — Чонгук усмехнулся, а неуверенный взгляд, который Юнги поднял на него, только ещё больше убедил Чонгука в своей правоте. — Ты что-то чувствуешь к нему? — Что ты имеешь в виду? Ты же не думаешь… Погоди, ты действительно думаешь, что я… — Нет? Почему тогда заикаешься? — Я был его другом, и он верил мне, а я уехал, ничего не сказав, бросил его. Я хочу знать, как он, вот и всё, хочу поговорить с ним. — И прекратить вашу странную дружбу? — Да с чего она странная? — возмутился Юнги, чувствуя, как начинает выходить из себя, слушая глупые вопросы. — Со стороны всë кажется по-другому. Не наткнись на Намджуна, пока будешь искать встречи со своим просто другом. — Да что с тобой, чëрт возьми? Откуда эта злость сейчас? — А ты будто не знаешь? — Чонгук улыбнулся горько, поднялся с кровати и подошëл к Юнги, скрестив руки на груди. — Ничего не хочешь мне сказать? Может, что-то о Чимине и Тэхëне? — Я собирался сказать тебе, сам недавно узнал. Откуда ты знаешь? — Птичка нашептала, что они купили дом в центре Сеула. — Что за птичка? Ты следил за ним? — Нет, я просто хотел узнать, как он, заплатил человеку и вот, что он выяснил, глубоко не копал, узнал только про дом. Ты слышал что-то про «Картинную галерею неизвестного художника»? — С каких пор тебя интересует искусство? И раз он неизвестен, то неудивительно, что я его не знаю. — Никто не знает его имени, поэтому галерея так называется, как выглядит художник тоже никто не знает. Почему-то мне кажется, что стоит сходить туда, — сказал задумчиво Чонгук, но, наткнувшись на всё ещë ничего непонимающий взгляд Юнги, отвернулся. — Неважно, забудь. Если это всë, о чëм ты хотел мне сказать, то можешь идти, я продолжу разбирать вещи. — У Джина сегодня день рождения, он пригласил нас, но я не думаю, что мы… — Пойдëм, — твëрдо произнëс Чонгук, перебив его. — Мы пойдëм. Тэхëн будет там? — Да, конечно, и не один. — Отлично, хочу посмотреть в его глаза, когда он будет стоять рядом с ним, хочу увидеть, что он чувствует на самом деле. — Остыл, да? — сказал Юнги, не скрывая улыбки. — Замолчи и иди разбирать вещи внизу, — пробормотал он недовольно. Юнги на это лишь усмехнулся и ушëл, не желая начинать спор. Чонгук опустился на кровать, упираясь локтями в колени и закрывая лицо ладонями. Ему надоели эти чувства, которые, он уверен, больше не нужны. Неужели Тэхëн его больше не любит? Неужели вся любовь, что раньше принадлежала ему, теперь отдана другому до капли? В попытке возненавидеть Тэхëна, он всë больше рождал ненависть к себе. Чонгук не верит, что сегодня увидит его, словит взгляд шоколадных, а в лучах рассвета или заката карамельных глаз. Он мечтал об этом слишком долго, но сейчас от мысли о том, что встреча скоро состоится, в груди разрастался страх. Что он увидит в его глазах? Малую часть прошлой любви или осуждение?***
Он чувствовал, как болели ноги от вечной беготни от одного гостя к другому. Журналисты по просьбе именинника ушли спустя полчаса после начала мероприятия, задав Джину сотни вопросов и столько же гостям. Ким облокотился спиной о белую колонны, остановив проходящего мимо официанта и забрав у него бокал с шампанским. Джин уже подумал о том, что смог выхватить минуту покоя, пока его не подозвала мама. Женщина улыбнулась, обняла мужчину, когда он подошëл, тоже самое сделал и отец. За последние пару лет отношения между Сокджином и его родителями стали показушно идеальными, и он всеми силами пытался заставить себя думать о том, что его нынешнее положение в обществе с этим никак не связано. Родители были теперь более снисходительны, не зная их, Джин бы даже сказал, что они гордятся им, но он слишком умëн, чтобы путать гордость со стремлением быть в центре внимания, в окружении зависти. Одно в них не поменялось: они всë также любили лезть в его жизнь, в личную жизнь. — Такой взрослый, налюбоваться не могу, — говорила восхищëнно мама, удерживая мужчину за руки повыше локтей. — Ещë раз с днëм рождения, сын, ты устроил прекрасный праздник. — Спасибо, папа. — Джин-и время идëт, — начала говорить женщина, пытаясь сделать тон голоса слишком ласковым. — Мне кажется, тебе пора найти себе девушку. — Ты опять, мы уже говорили об этом. — Тебе уже тридцать, Джин, это баловство нужно прекращать, — строго произнëс отец, посмотрев Джину за спину, где за длинным столом сидел Намджун. Он посмотрел туда же, чувствуя, как от взгляда на то, как Ким заботливо накладывает Хосоку какой-то салат, а затем смотрит на него с едва заметной улыбкой, тут же пряча еë за бокалом вина, что-то тëплое разливается внутри, согревая тело. — Он не баловство, — сказал Джин уверенно, поворачивая голову и глядя в глаза отцу. — Если мой выбор вас не устраивает, то хорошо, мне придётся с этим смириться. — Это неправильно, мерзко, — выплюнул отец зло, но не громко, чтобы не привлекать чужое внимание. — Дорогой, — почти неслышно произнесла женщина, сжимая рукой ладонь мужа, желая остановить его, чтобы он не наговорил лишнего. — И с тем, что я неправильный и мерзкий, мне придëтся смириться тоже. Знаешь, что действительно неправильно отец? Неправильно — игнорировать своего ребëнка и давать ему минимум тепла и заботы, на которые способен человек. Мне нужно к гостям, был рад побеседовать с вами.***
— Прекрати искать в себе недостатки, ты выглядишь идеально, — сказал Чимин, подойдя к Тэхëну, который стоял напротив большого зеркала, придирчиво осматривая свой внешний вид. Он подошëл сзади, и Ким заворожëнно смотрел на отражение, в котором сильные руки любимого, кое-где украшенные чëрной вязью татуировок, обвили его талию. — Я так волнуюсь, — сказал Тэхëн, опустив глаза. — Почему, любовь моя? — тихо произнëс Пак, целуя в шею. — Не знаю, предчувствие какое-то нехорошее, может, не пойдëм? — Так нельзя, малыш, мы можем обидеть Джина. Я буду рядом, всë будет хорошо, вот увидишь. — Я люблю тебя, — прошептал Тэхëн и улыбнулся, смотря в его глаза сквозь отражение в зеркале. — Я тебя тоже, малыш. — А насколько сильно? — Больше, чем художник может любить свою музу, сильнее, чем писатель любит своего злодея, дольше, чем музыка играет в голове лишëнного возможности ходить танцора, — говорил он, обжигая дыханием кожу и делая короткие паузы, чтобы поцеловать за ухом или у изгиба плеча. — Разве возможно так любить? — Поверь мне, я могу. Нам пора, я заведу машину, — сказал Чимин и торопливо отстранился, направляясь к выходу из комнаты. — Машину? А как же мотоцикл? — Думаю, я переживу день без него. Ты же не любишь на нëм ездить. — Но ты любишь. — Да, особенно с тобой, ты так прижимаешься сзади из-за страха скорости, что хочется припарковаться в каком-то закоулке. — Пак Чимин, ты извращенец, — наигранно удивлëнно ахнул Тэхëн. — С тобой нельзя по-другому. Жду в машине, не забудь взять подарок. Тэхëн посмотрел ему вслед, а затем вновь перевëл взгляд на отражение. В груди разрасталась тревога, и какое-то шестое чувство советовало ему сегодня отменить все свои планы и остаться дома, вот только Чимин был прав, они не могут не пойти из-за подобной причины.***
Джин почти позволил крику сорваться с губ, когда на его талию опустилась чья-то рука, властно прижимая к телу сзади, и ему не понадобилось много времени, чтобы понять, кто решил поиграть с ним. — Не здесь, — шепнул Джин, практически чувствуя, как от чужого тела исходил жар сквозь слои одежды. — Я тебя понял. — Намджун ухмыльнулся и отстранился, схватил мужчину за руку и повëл за собой. — Ты сказал, что сейчас я для гостей, а твой ночью, — пробормотал Джин, когда они поднялись на второй этаж. — Уже ночь, а я не знаю, сколько ещë нам придëтся развлекать твоих гостей. — Ким прижал его к стене в коридоре, не желая занимать какую-то комнату, мысль о том, что их может кто-то увидеть, слишком сильно возбуждала его. — Ты выглядишь так соблазнительно в этой блузке, — шептал он, целуя не скрытые тканью ключицы. — А губы. — Намджун оторвался от манящей кожи, смотря на пухлые покрытые блеском и светлой помадой губы. — Вот и как мне сдержаться. — Не сдерживайся. — Джин улыбнулся, принимая правила игры и обвивая руками чужую шею. — Надеюсь, ты захватил с собой помаду, — быстро сказал Намджун и впился в чуть приоткрытые губы, прижимая любимого к своему телу так тесно, словно желая втереть его в себя, стать с ним единым целым. — Если услышишь шаги, остановись, ладно? — задыхаюсь, произнëс Джин, откидывая голову и упираясь затылком в стену. — Если я услышу шаги, — мужчина прикусывает мочку уха, чувствуя как тело в его руках начинает дрожать, — я буду двигаться быстрее, входить глубже, — он обводит языком острые косточки ключиц, а затем снова поднимается к красивому лицу, смотря на прикрытые веками глаза, затуманенные желанием, — чтобы ты стонал громче и все слышали, чей ты, чтобы даже думать о тебе не смели. — Чëрт возьми, может уже начнëшь превращать свои слова в действия? — Моя нетерпеливая принцесса. — Намджун развернул Джина, прижимая его животом к стене и потираясь бëдрами о ягодицы. — Тебе совсем меня не жаль, да? — капризно простонал мужчина, толкаясь назад, навстречу чужим движениям. — Попроси меня. — Рука Намджуна погладила его живот, спускаясь ниже и расстëгивая молнию на слишком узких джинсах. — Такой ребёнок. — Влюблëнный ребëнок, так, ты скажешь мне, что хочешь, чтобы я сделал? — Трахни меня или мне самому себя трахать? — раздражëнно произнëс Джин, дëрнувшись в попытке выбраться из крепких объятий. — Я бы с удовольствием на это посмотрел. — Мечтай, и не трать время на растяжку. — Кто-то трогал себя утром, да? — Джин фыркнул на эти слова, зная, что Намджун сейчас ехидно улыбается. — А кого представлял? — Своего любовника, кого же ещë? — пролепетал Джин едва слышно, когда между ягодиц проскользнул указательный палец и ойкнул, покорно принимая шлепок за свои слова. — Ты задаëшь слишком глупые вопросы, я люблю только тебя и думаю лишь о тебе. — И дразнишь только меня, — проворчал мужчина, добавляя второй палец, про себя подмечая, что Джин действительно неплохо растянут. — Прости, не могу без этого. — Сокджин завëл руки за спину, расстëгивая молнию и пуговицу на чужих брюках и забираясь рукой в нижнее бельë. Он несколько раз проводит по возбуждëнному члену, слушая тяжëлые судорожные вздохи, и освобождает орган. Намджун чуть ли урчит довольно от осознания того, что человек перед ним целиком и полностью в его власти, что он не оттолкнëт, что позволит сделать с ним всë, что угодно. Когда-то он не мог мечтать даже о лишнем объятии, а сейчас получает то, о чëм и думать не смел, настолько нереальным когда-то ему казалось происходящее сейчас. Джин волшебный, им насладиться невозможно, а с каждый прожитым вместе днëм хочется только больше — больше нежных поцелуев и крепких объятий, больше прикосновений и слов любви. Джин его любит, Джин только его видит, лица остальных размыты будто. Намджун знает об этом, он уверен, но подавлять свою ревность порой устаëт так сильно, что контролировать еë оказывается не в силах. Он нередко выступает инициатором их громких скандалов, во время которых дорогой сердцам обоих мальчик лежит в своей комнате и жмурится, зажимая уши руками. Намджун знает об этом, и засчитывает это в качестве ещë одной причины ненавидеть себя поздно ночью, когда ложиться спать и голову переполняет рой беспорядочных мыслей или рано утром, когда любимый в его объятиях ещë спит. После ссор некоторое время они живут спокойно, так как в такие моменты выпускают весь накопившийся пар. Они разные, сами понимают, что их характеры слишком сильно не сочетаются, но жить друг без друга кажется чем-то невозможным, мучительным. Намджун тянется рукой к чужому лицу, поглаживая мягкие губы, а затем проскальзывая между ними, надавливая на мягкий язычок. Он прижимается сзади, упираясь возбуждëнным членом в ягодицы мужчины, сам не двигается, чувствуя, как Джин подаëтся назад, потираясь о возбуждëнную плоть. Сокджин умело облизывает пальцы, обильно смачивая их слюной, которая скатывается с уголка губ, при этом постанывая нетерпеливо. — Достаточно, малыш, ты умничка, — шепчет Ким, прижимаясь губами к щеке Джина, вытаскивает мокрые пальцы, смазывая ими член и приставляет головку ко входу. — Я сейчас буду… Чëрт, — Намджун не смог договорить, сорвавшись на низкий стон, когда Джин подался назад, пропуская его внутрь на несколько сантиметров. — Всë самому приходится делать. — Так узко и горячо. — Всегда так говоришь, — Джин улыбнулся, прикрывая глаза, и вскрикнул, сжавшись, когда Намджун сделал резкий толчок, входя полностью. — Ах, да, так хорошо. Мм, двигайся, трахни меня. Джин благодарил всех богов за то, что сейчас внизу играет музыка, которая в силах заглушить звуки, ведь он не хочет контролировать своë удовольствие. Джин любит громко, тесно прижимаясь к чужому жаркому телу, разделяя дыхание с человеком, который делает им обоим приятно. Движения Намджуна медленные, но резкие, из-за чего толчки особенно глубокие. У Джина ноги дрожат, и он рад, что сейчас его держат сильные руки, не позволяя упасть, не давая отстраниться, насаживая на себя. — Тебе хорошо со мной? Только со мной, — тихо говорит мужчина, поворачивая голову Сокджина, чтобы дотянуться до его губ, поза для поцелуя неудобная, но от этого лишь сильнее хочется получить желаемое. — Только с тобой хорошо. Меня больше никто и не трахал. — Хочешь сказать, что тебе просто не с кем сравнивать? — Мне не нужно сравнивать, чтобы понять, что ты лучший. — Умница, мне так нравится слушать тебя, твои стоны и грязные словечки сводят меня с ума, — шептал он горячо, целуя шею и лениво двигаясь внутри. — Мои слова? Я могу говорить. — Говори. — Намджун запустил руку в приспущенное нижнее бельë Джина, поглаживая член. — Мне нравится, как ты ревнуешь. — Что? — Намджун остановился на пару секунд, смотря на него немного удивлëнно. — Мы ссоримся, а потом ты так звереешь, так трахаешь, желая доказать, что я только твой, мне это нравится. — Чей ты, Джин? — Твой, я твой. — Громче, — приказал он, неожиданно толкнувшись и ударившись бëдрами о чужие ягодицы, выбивая звонкий полустон-полукрик. — Твой, только твой. — Хорошая принцесса, не сдерживай себя, мне плевать, если кто-то услышит, будь то журналист или твой отец. — Намджун обвëл языком ушную раковину, увеличия темп и начиная вбиваться в податливое тело. — Ах, чëрт возьми, отец, знал бы ты, как мне сейчас хорошо, — задыхаясь стонами, произнëс он, чувствуя, как Намджун касается простаты почти при каждом толчке. — Чтобы он подумал, увидев, как ты скачешь на моëм члене или берëшь его в рот? — Что его сын — позор семьи, он всегда так думал, а так бы убедился. Ах, глубже, — выдохнул Джин, сжимая руки в кулаки. Он откидывает голову на плечо мужчины и закатывает глаза, выпуская продолжительный стон, когда Намджун исполняет его просьбу. Ким двигается быстро, входит глубоко, подводя их обоих к финалу, чувствует собственную дрожь, слыша, как с чужих губ то высоким стоном, то едва различимым шëпотом скрывается его имя. Намджун увеличивает темп, чувствуя, как внизу всë напрягается, а Джин скулит, судорожно дыша, резко замирает и замолкает, когда его накрывает оргазм, за которым следует череда стонов. Он продолжает двигаться, не сбавляя скорости, продлевая чужой оргазм и приближая свой. Когда Намджун кончает, он вжимается бëдрами в Джина, мелко толкаясь в него и шумно дыша на ухо. Они недолго стоят, не меняя положения, а затем Намджун отпускает его, поправляя свои брюки и натягивая обратно джинсы Джина. Старший разворачивается, приближается к его лицу, целуя губы, посасывая поочерëдно каждую и скользя по ним языком. — Как думаешь, нас многие услышали? — Думаю, немногие, — послышался голос совсем близко. Оба метнули взгляд в сторону источника звука, коим оказался мужчина, стоящий возле лестницы и облокачивающийся на стену напротив. — Давно ты тут стоишь? — обеспокоенно поинтересовался Джин. — Что ты здесь здесь делаешь? — громом прозвучал недовольный голос Намджуна, заставив старшего вздрогнуть и отстраниться. — Столько вопросов, вижу, соскучились. — Джун Ëн улыбнулся и медленно подошëл к застывшим словно статуи мужчинам. — Я только отдам подарок и уйду. — Ему ничего от тебя не надо, — с вызовом сказал Намджун, испепеляя его взглядом. — Да, теперь понимаю, почему меня всë-таки не пригласили, не хотел злить своего бычка, верно? — Намджун, принеси мне сменную одежду, она в машине, — попросил он негромко, но мужчина не сдвинулся с места. — Намджун, пожалуйста. Он простоял ещë около минуты, но, решив не перечить, ушëл, оставляя двоих мужчин стоять посреди коридора. Щëки Джина покрылись румянцем, и он закусывал губу размышляя над тем, что видел Джун Ëн. — Как много ты слышал? — Достаточно. — Извращенец. — Джин улыбнулся, смущëнно опустив голову. — Не волнуйся, я ничего не видел, только слышал. — Ты мог привлечь к себе внимание как-то, чтобы мы прекратили. — И чтобы твой ненаглядный возненавидел меня ещë больше за прерванный секс? — поинтересовался Джун Ëн, и на этот аргумент Джин не смог ничего ответить. — Я здесь ненадолго, просто хотел отдать тебе подарок. — Мужчина протянул ему плоскую бархатную красную коробочку. — Если это опять какое-то украшение, я не смогу его принять. Намджун остро реагирует на каждый твой подарок, тем более, на что-то красивое, дорогое и блестящее. — Я знаю, открой. Джин принял подарок, развязывая аккуратный бантик, который, распустившись в ленту, упал на пол. В коробке лежал белый светло-розовый конверт с бордовой печатью, рисунок на которой он не смог разобрать. — Что это? — Билет на мастер-класс с известным корейским поваром. Я слышал, что ты любишь готовить. Ты сможешь поучаствовать в кулинарном шоу, лично пообщаться с ним, таких билетов всего пять. Твой последний. — Сколько же тебе пришлось сделать, чтобы его достать? — Я почти не напрягался. Что ж, это всë, что я хотел. — Джун Ëн взял его руку, приближая к своему лицу, и, чуть наклонившись, поцеловал тыльную сторону ладони. — С днëм рождения, Сокджин. Мужчина улыбнулся и отошëл на два шага, взглянув в его глаза напоследок, затем развернулся и начал уходить. Он остановил возле лестницы, положив руку на перила, и начал говорить, обращаясь к Джину, но не смотря на него. — Вы так часто ссоритесь, со стороны видно, что ваши отношения держатся на честном слове. В любом случае, ты знаешь, к кому можно прийти, если холод, исходящий от твоего парня, станет невыносимым. Я всегда приму. — Ты знаешь, что я не приду, зачем тогда предлагаешь? Я люблю Намджуна, а он меня, и мы доверяем друг другу. — Доверяете? — Он усмехнулся и повернул голову, посмотрев так, словно знал обо всë на свете, будто мысли умел читать. — И никаких секретов? Будет ли он всë так же доверять тебе, если узнает наш секрет? — Ты не посмеешь. — Кто знает, я на всë способен. До встречи, Сокджин. Через секунду Джун Ëн скрылся из виду, Джин уверен, из дома он тоже ушëл. Мужчина всегда так делал: появлялся неожиданно, наводил тревогу и исчезал. Вид Джина был потерянным, и когда Намджун вернулся, первое, что он спросил, так это, всë ли хорошо, затем последовал вопрос, о чëм они говорили. К счастью, в этот раз старшему не пришлось ничего выдумывать, и он просто указал на конверт в своих руках.***
Юнги волновался, сердце в груди часто билось, предчувствуя важную встречу. Его чувства были видны невооружённым глазом, поэтому Чонгук ухмылялся, периодически поглядывая на друга. Скрывать свои чувства Чонгуку успешно удавалось. Они вышли из машины, оглядывая двухэтажный украшенный гирляндами дом, и если не знать, какой праздник сегодня, можно было подумать, что внутри помещения отмечают Новый год. Пропустили их без проблем, даже сброшенные Сокджином фото приглашения не пригодились, человек на входе только посмотрел в бумажку после того, как спросил их имена, и отошëл в сторону. Зайдя в дом, они не совсем понимали, что следует делать и куда идти. К счастью, среди толпы гостей первым их заметил Сокджин, подошëл к ним быстро и улыбнулся. Чонгук замер, рассматривая его: мужчина перед ними был действительно красив, конечно, он помнил, что Джин отличался миловидной и запоминающейся внешностью, но сейчас он выглядел как-то по-другому: более изящно, утончённо, он словно научился пользоваться своей красотой и правильно преподносить еë. Чонгук очнулся, когда Юнги толкнул его в бок и протянул Джину пышный букет и подарочный пакет. — Рад вас видеть, — с улыбкой произнëс он, принимая цветы. — Ты очень красивый, — выпалил Чонгук, неловко улыбнувшись. — Настолько, что ты дар речи потерял? Я часто слышу об этом, но спасибо. Задавай свой вопрос, Чонгук, я же вижу, что ты хочешь. — Тэхëн уже здесь? — Да, и, отвечая на твой следующий вопрос, скажу, что он не один. Мне устроить вам встречу? — Нет, не нужно, лучше покажи, где стоит выпивка, желательно, крепкая. — Конечно. — Джин повернулся, собираясь вести Чонгука к нужным столикам, заставленным бокалами. — Кстати, Хосок тоже здесь. — Джин, я… Юнги замолчал, не решаясь озвучить неожиданно пришедшую в его голову мысль. Появиться в жизни мальчишки снова было эгоистично, ведь он может вновь исчезнуть. Что если Хосок не захочет его видеть? Будет злиться на то, что он ушëл, не попрощавшись, и вместо тëплых объятий он получит тот самый холодный и осуждающий взгляд, который и заслуживает? Юнги не готов к этому. — В чëм дело? — Джин подошëл к нему и взглянул в его лицо в ожидании ответа. — Мне стоит уйти, ты не сможешь меня переубедить, не старайся. — Я думал, ты хотел его увидеть. — Так и есть, но нужно ли это ему, имею ли я право появиться после такого длительного отсутствия? — Он скучает, Юнги, каждый день о тебе вспоминает. — Но почему? Мы ведь друзьями были всего ничего. — Ты не переставал быть его другом даже после того, как уехал, не сказав ни слова. Твой выбор, как поступить сейчас. Джин ушëл, уводя за собой Чонгука, и вскоре они потерялись среди людей, а Юнги не знал, что делать. Выбирать нужно было быстрее, потому что в любую минуту его могли увидеть, и тогда выбор был бы сделан за него. Юнги вышел на улицу, набирая полную грудь влажного воздуха с ароматом дождя и шумно выдыхая. С тем мальчиком всë будет хорошо, он забудет его, никогда больше не увидит и просто сотрëт из своей памяти его образ, найдëт нового друга. Юнги спустился с лестницы, медленным и нерешительным шагом направляясь к воротам. — Юнги, — прозвучало громко за его спиной, заставив мужчину замереть и прикрыть глаза, то ли радуюсь, то ли печалясь из-за того, что убежать ему всë-таки не удалось. Юнги повернулся, заметив юношу на лестнице и Намджуна у двери. Взгляд Кима не предвещал ничего хорошего, казалось, он вот-вот был готов сорваться с места и наброситься на Юнги разъярëнным быком. Он мазнул взглядом по Джину за его спиной, который держал его за локоть: он удерживал его, скорее, морально, чем физически. — Не мешай им, Намджун, — шепнул Сокджин ему на ухо, обняв со спины и уткнувшись щекой в плечо. — Пошли в дом. — Я никуда не уйду. Что он здесь, чëрт возьми, делает? — прорычал мужчина, вздëрнув плечами, стараясь таким образом отогнать Джина, но тот лишь крепче прижался к нему. — Давай ты убьëшь его потом, дай им минутку. Намджун, прошу, идëм, всë ведь хорошо, мы недалеко. — Я вернусь ровно через пять минут, Мин Юнги, до этого времени лучше тебе снова исчезнуть. — Привет, чертëнок, — с улыбкой произнëс мужчина, когда они остались одни, смотря на Хосока. Юноша резко сорвался с места и со счастливым и громким «Юнги» нырнул в любезно предложенные ему объятия. Хосок цеплялся за шею, прижимался близко, боясь ослабить хватку и вновь лишиться его. — Я думал, что больше никогда не увижу тебя, — говорил он, всхлипывая, и Юнги зажмурился, сжимая руки на его талии, начиная ненавидеть себя за то, что стал причиной слëз мальчика. — Почему ты ушëл? Почему бросил меня? — Малыш, тише, не плачь, у меня не было выбора, я должен был уехать, — негромко говорил Юнги, немного наклоняясь и зарываясь носом в волосы юноши, которые были не рыжими, как он запомнил, а тëмными, каштановыми. — Почему ты не попрощался? Почему не отвечал на мои сообщения и звонки? Почему? Почему? Почему? — уже кричал Хосок, задыхаясь в истерике. — Тшш, маленький мой, успокойся, всë хорошо, я рядом, видишь, я настоящий, — шептал Юнги, прижимаясь губами к виску юноши и несильно покачивая его в своих объятиях, убаюкивая, словно ребëнка. Хосок им и был: ниже Юнги почти на полголовы, такой беззащитный и наивный, сейчас сжимающийся в плачущий и от этого судорожно подëргивающий плечами комочек. — Прости меня, Хосок-и, ты должен злиться на меня, даже ненавидеть. — Нет! — вскрикнул мальчик, крупно вздрогнув. — Ты хороший, на тебя не нужно злиться. — После всего, что я сделал, я всë ещë хороший? — Юнги немного отстранился, приподнимая чужой подбородок пальцами и заглядывая в заплаканные глаза. — Да, — буркнул он, громко сглотнув. — Ты обещал, что не бросишь меня, ты нарушил наше обещание. — Я не даю клятвы, которые нарушу. Я не обещал не бросать тебя, малыш, потому что я не знаю, что мне нужно будет сделать в следующую минуту. Помнишь, что я тебе пообещал? — Что будешь скучать по мне, где бы ты ни был и сколько бы времени ни прошло. — Я не нарушил. — Пообещай, что больше не уйдëшь, не бросишь, — сказал Хосок дрожащим голосом, вытирая слëзы. — Я не могу гарантировать, что не сделаю этого, понимаешь, я… — Тогда я не отпущу тебя, — уверенно произнëс парень, обхватывая Юнги руками и сцепляя их в замок за его спиной. — Сейчас придёт Намджун, Хосок, отпусти. — Юнги пытался говорить строго, но улыбался, сдерживая смех, глядя на макушку юноши, уткнувшегося в его плечо. — Отпущу, если поклянëшься, мной клянись, моей жизнью. Если нарушишь обещание, то я умру. — Не могу я поклясться подобным, — упрямо повторял Юнги, пытаясь мягко оттолкнуть Хосока, но тот, казалось, обнимал его ещë сильнее. — Пять минут ещë не прошло, — крикнул Мин, смотря на Намджуна, стоящего на лестнице. — Время быстро летит, верно? Отойди от него. — Хосок, — тихо позвал Юнги, начиная чувствовать раздражение от всей ситуации. — Поклянись мне, — повторил юноша, подняв голову, и, чем дольше мужчина смотрел в эти глаза, тем больше понимал, что не сможет отказать ему. — Хорошо, я обещаю, клянусь, что больше не исчезну. Юноша улыбнулся довольно и заставил себя разжать руки и отступить на пару шагов. Через секунду Джин увëл его в дом, решив, что, что бы здесь не происходило, юноше не нужно это видеть. — Что ж, Юнги, полагаю, нам нужно поговорить.***
Тэхëн около минуты стоял возле окна, скрестив руки на груди и смотря на то, как Чимин мило беседовал с какой-то девушкой, точнее, говорила она, а Чимин лишь улыбался вежливо, иногда кивал и вставлял короткие комментарии. Тэхëн недобро щурился, а желание испортить макияж брюнетки росло с каждой секундой. Терпению каждого приходит конец, и когда девушка, игриво смеясь, коснулась плеча Чимина, Тэхëн направился к ним. — О чëм болтаете? — спросил он, стараяясь делать вид, будто не хочет сейчас убить кого-то. — Об искусстве, — ответил Чимин, ухмыльнувшись. Тэхëн часто ревновал, и Паку, признаться честно, нравились подобные реакции. — Вы так знакомо выглядите, будто видела вас где-то. — Распространëнные черты лица, — сказал Тэхëн, выдавив из себя доброжелательную улыбку. — Точно, я вспомнила. Это вы изображены на картинах Неизвестного художника, верно? — Девушка просияла, поворачиваясь к Тэхëну и переключая на него всë своë внимание. — Не на всех картинах, то есть, нет, не я. — Вы знакомы с ним? А, может, это она? Мне так нравятся эти картины, всë бы отдала, чтобы увидеть того, кто их пишет. — Не в этой жизни, девочка, — мило улыбнувшись, произнëс Тэхëн, схватив Чимина за руку и утаскивая его за собой. — Что? — удивилась девушка. — Хорошего вечера, говорю. Тэхëн привëл Чимина к длинному столу с едой, взял крупную ягодку винограда, агрессивно пережëвывая еë и смотря в сторону. Чимин влюблëнно смотрел на него, будучи не в силах прекратить улыбаться. — Сучка, — проворчал Тэхëн, скрестив руки на груди и косясь в сторону упомянутой им девушки. — Видел, как на тебя смотрела? — А потом пришëл ты, и она смотрела на тебя. — А тебе и завидно, да? — Дурачок ты мой. — Чимин сократил расстояние между ними, чмокнул в кончик носа и словил его взгляд, приковывая к себе. — Как ты не поймëшь, мне никто, кроме тебя не интересен: либо ты, либо никто. — Но они вечно на тебя вешаются. — Но мне плевать на них, только ты, Тэхëн. Моë сердце у тебя, верно? — Чимин говорил, стоя так близко, почти касаясь своими губами чужих, согревая их своим дыханием. — И назад я его не приму. — Я не отдам. — Никогда не говори «никогда», не известно, что может произойти завтра. — А ты за меня не решай, просто верь мне, — сказал Тэхëн и быстро чмокнул Чимина в губы, тут же отстраняясь и отступая на шаг, проверяя, не смотрит ли на них кто-то. Его взгляд, скользящий по всему залу, в конце концов остановился на конкретном человеке, и Тэхëн почувствовал, как земля уходит из-под ног. Мужчина пошатнулся, упираясь ладонью в колонну, напротив. Нет, такого не бывает, сегодня могло произойти, что угодно, но человека, которого он видит сейчас здесь, быть не должно. Чонгук стоял возле столиков с напитками, и Тэхëн мог только разглядывать его профиль. Словив его взгляд сейчас, Ким уверен, он умер бы на месте, просто бы не вынес всего этого. Не нужно было приходить сюда, он ведь чувствовал, что что-то должно произойти сегодня, нечто, не входящее в перечень хорошего и обыденного. Ему хотелось оказаться дома, принять душ, чтобы смыть грязь, осевшую на нëм за день и лечь в постель, утопая в тëплых и мягких объятиях. Тэхëн почувствовал, как он задрожал от волнения и тревоги, и рука, несколько секунд назад схватившая тяжëлый стакан с виски, но не доставившая его до губ, стала настолько слабой, что пальцы не удержали стакан, и тот упал на пол, разлетевшись на осколки, примерно на такие же части разбилось и его сердце. — Тэхëн, что такое? — обеспокоенно спросил Чимин, быстро приблизившись к мужчине, придерживая за талию одной рукой. А Ким будто слышать перестал, никак не реагируя, смотря куда-то вперëд. Чимин перевëл взгляд туда же, увидев человека, которого предпочëл бы никогда больше не встречать. Чонгук услышал звон стекла, резко дëрнув голову в сторону источника звука, как сделало ещë несколько гостей, и опустить глаза он больше не смог, даже моргать было сложно. Тэхëн был не в силах произнести ни слова, Чонгук дара речи тоже лишился. Они смотрели друг на друга, не прерывая зрительного контакта и Чон упорно пытался игнорировать Чимина, стоящего рядом с ним, чьи руки смотрелись так неправильно на тонкой талии Тэхëна. Чонгук мысленно одëрнул себя: не ему решать, как будет правильно, возможность и право прикасаться к нему, быть единственным, не долго думая, он отпустил на волю, и та сбежала, не планируя возвращаться. Чонгук чувствует, как на плечи опустился тяжëлый груз, неподъëмным бременем накрыло осознание того, сколько было им упущено, сколько было потеряно., и кажется, на хрупких плечах его ангела он видел такое же бремя, такой же груз.