It's strange

Ἀφροδίτη Ἀναδυομένη*

— Ты сожалеешь об этом? — Нет. И никогда не сожалел. — Но так и не смирился? Джон замер. Он  вспомнил, как долгое время, пытаясь хоть как-то обмануть своё стыдливое подсознание, позволял себе слабость заниматься любовью только с Мелиной, виновато прося убирать густо растущие волосы на груди и животе, натягивая на Фредди женские тряпки. Словно оправдываясь перед самим собой, словно он желал вовсе не Фредди, а эту вульгарную женщину, позволяющую ему забыться. Но когда он оказывался один, то не мог примириться с собой и жадно искал девушку, способную заставить его разрубить этот узел, оборвать эту связь, лишь для того, чтобы в своих глазах выглядеть правильным, и после очередной ночи с Мелиной, не поглядывать с опаской на небо с немым вопросом: «А что бы сказал отец?» Поэтому, когда одна из его подружек забеременела, он решил: «Это знак!» И женился на ней. Он огладил узкие бедра, смакуя каждое своё тягучее движение. — Смирился. Только было уже слишком поздно… — Так, дорогуши, пора заканчивать… Завтра концерт, а я ещё не потрахался, — Фредди, вглядываясь в маленькое круглое зеркальце, сладко слюнявил кончик пальца и проводил им по смоляным бровям. — Между прочем, не только ты, Фредди, — тряхнул свежеподстриженными волосами Роджер и потянулся. Брайан фыркнул и покачал головой. — Милый, всё что тебе нужно сделать, так это заказать Бейлиз в номер, а мне… — …побывать в сортирах всех баров города… — Джон не смог сдержать вырвавшийся ядовитый шепот. — … а мне чуть больше, — не оборачиваясь, продолжил свою фразу Фредди, нетерпеливо вертясь перед зеркалом, из черного стеклянного флакончика нещадно распыляя на себя мускусный аромат греха. Джон задыхался этим запахом. Он был голоден, вот уже три года как. А Фредди, Фредди исходил соком, словно созревшее ароматное яблоко. И всё, чем Джон пытался заткнуть свою опустевшую душу, таяло, как снег, которого коснулись тёплые лучи весеннего солнца. — Фредди, — в горле у Джона это имя заскрипело, будто его связки давно отвыкли от сочетания этих звуков. Фредди, насвистывая незатейливый мотив, продолжал пристально осматривать себя, взбивая руками непослушные волосы. — Фредди! — настойчиво повторил Джон, упрямо глядя перед собой. — Ну что? — он зачерпнул из маленькой баночки вязкий гель, подушечкой пальца мягко распределяя его по губам. Джон поднялся, оказавшись напротив. — Хочу, — мятный запах нежных блестящих губ Фредди перебил его дыхание, — Хочу поговорить с тобой… Фредди всплеснул руками и, быстро направляясь к выходу, замахал ими. — Нет, нет, нет, мой ангел, завтра, все разговоры завтра! Джон попытался преградить ему путь. — Прошу тебя… Фредди прищурил глаза, и вынув сигарету, зажал её зубами. Наклонив голову, он выразительно посмотрел на растерянного Джона, который беспокойно оглаживал ладонями карманы своей куртки. Наконец, он нашёл помятый коробок. Крохотный огонёк вспыхнул в подрагивающих руках. Фредди прикурил. Зажав подушечками пальцев продолжавшую гореть спичку: — Не сегодня! — он выдохнул и выскользнул за дверь. Теплый белёсый дым, повиснув в воздухе, защипал глаза Джона.  И Джон сорвался. Кажется, он выпил уже на площадке, потом в машине, в гостинице, на какой-то дискотеке, на двух последующих… Кажется он хотел забыться. Забыть Фредди. Но он почему-то забыл всё остальное, кроме него. Кажется, небо уже готовилось взорваться ясным утром, когда, не помня даже себя, Джон вернулся в гостиницу, одержимый лишь одним желанием. Он без стука влетел в чужой номер. Фредди не было в гостиной, но из ванной комнаты раздавался шум льющейся воды. Винные пары раскачивали мозг, Джон без раздумий распахнул дверь. Фредди стоял в душевой кабине, его смуглое тело оплетали блестящие струи. Пальцы Джона дрогнули, словно воспоминания о теплом бархате когда-то заласканной им кожи, острыми иглами пронзили его изнутри. Он словно не удивился внезапному вторжению Джона, без стеснения развернулся к нему лицом и, нетерпеливо произнёс: — Джон, я же сказал! Все разговоры завтра! Фредди взял кусок мыла, сперва недоверчиво понюхал его, а потом стал энергично намыливать грудь, растирая пену вдоль всего тела. — Фредди… — Джона качнуло. — Я устал! Джон прижался ладонями к стеклу душевой. — Фредди, мне надо… — Проспаться! — оборвал его Фредди. Он отвернулся, нарочито внимательно изучая содержимое баночек на полке. — Послушай меня… Фредди не оборачиваясь, резко махнул рукой, пренебрежительным жестом указывая Джону на выход. — Выслушай меня, мать твою! Глухой удар и пронзительный звон разбитого стекла. Фредди, как ошпаренный развернулся и в ужасе прижался к стене. Прохладный воздух мурашками прошелся по его разгоряченной коже. Перед босыми ногами лежала горка крупных осколков, смешанных с пеной и кровью. Джон покрасневшими глазами ошалело смотрел, как его рука расплывается алыми пятнами, которые всё быстрее и быстрее срываются вниз, разбиваясь о белый кафель. — Дики! Фредди, вынырнув из оцепенения, подхватил оседающего на пол Джона. — Что ты наделал? Зачем? — шептал Фредди, заматывая окровавленную руку полотенцем. Джон, затуманенным, почти невидящим взглядом искал склонённое над ним лицо Фредди и цепляя здоровой рукой его мокрые волосы, с трудом разлепляя сухие губы, пьяно бормотал: — Я хотел попросить прощения… я не смог… совсем никак… — Господи, вот дурачок! — Фредди завязал полотенце, — Подожди, я сейчас всё сделаю, всё сделаю! — крикнул он уже из комнаты. В больницу их увозили вместе. Странным комком из тел, не желающих разделяться.