It's strange

Когда запыхавшаяся и растрёпанная Мелина влетела на съемочную площадку, лампы гасли одна за другой, а персонал медленно расходился. Только на диване, вооружившись огрызком карандаша и уткнувшись в уже явно свежую газету сидела аккуратная гладкая леди, одетая с иголочки, причесанная волосок к волоску, сидела даже не поднимая головы, кривя капризные алые губы. — А где все? — Мелина откинула прядь смоляных волос. — Роджер сказал, что у него начались месячные, и что ему с мамочкой Мегги нужно срочно уйти домой, чтобы эмм… вставить тампон, — усмехнулся тихий голос Джона, — А Дэв психанул и отпустил всех до завтра, а я… — потемневшие глаза оторвались от газеты и полоснули жадным огнём хрупкие бедра Мелины, — сказал, что нам нужно порепетировать наше с тобой… кхм… взаимодействие, и вот, — на кончике указательного пальца звякнула связка ключей. — Я вернусь через пять минут, дорогуша! Горящие глаза вновь опустились на убористые печатные строки. Все звуки затихли, площадка почти погрузилась в сумрак, работала лишь настольная лампа внутри павильона, разбрасывая тёплый рассеяный свет, образуя длинные глубокие тени. Джон услышал мерные шаркающие шаги и, когда они затихли рядом с ним, поднял голову. Фредди, широко расставив ноги в старых тёмно-изумрудных тренировочных штанах с лампасами, нарочито почесав свою выставленную вперёд волосатую грудь и быстрым вороватым движением острого языка облизав губы, грубо нарушил тишину, вырывая газету из рук Джона и отбрасывая её в сторону: — Итак, миссис Дик, — он подошёл вплотную к дивану и сжал между ног острые колени Джона, спрятанные под длинной шерстяной юбкой, — давайте начнём репетировать наше взаимодействие. Тонкие нервные пальцы в изящных черных перчатках снизу вверх заскользили по бедрам Фредди, пока взгляд Джона не остановился на том месте, где просторные штаны Фредди с каждой секундой натягивались всё сильнее. Джон накрыл ладонью твёрдую горячую выпуклость. — Всё таки возбуждаешься на старушек? — язвительно приподняв бровь, спросил Джон. — Возбуждаюсь на тебя. Джон выдохнул короткий стон и, ловко подцепив кончиками пальцев резинку от трико, опустил их ровно настолько, насколько было нужно, чтобы освободить налитую упругую плоть Фредди, который тут же резко вытолкнул вперёд бёдра, на что Джон синхронно подался к нему. Мягкие красные приоткрытые губы привычным неторопливым движением легко коснулись гладкой аккуратной головки. От этой осторожной ласки у Фредди свело ноги и задрожали колени. И тут же кольцо алых губ сомкнулось вокруг, резко впуская его во влажные глубины искусного рта. Джон то резко вбирал его в себя, почти до боли сжимая, почти касаясь кончиком носа густых завитков паха Фредди, втягивая плотный запах его вспотевшей кожи, то ослабляя хватку лишь щекотал кончиком языка вздувшиеся венки. Фредди со стоном чувствовал, как пальцы Джона сжимают его ягодицы, наблюдал, как изящные нежные губы скользят по смуглой коже, как становятся грешными и распухшими от усилий и смазанной помады, как Джон забывается в его запахе, его вкусе, в его близости. Бедра Фредди задрожали, он закрыл глаза и откинул голову назад. — Да! — вырвалось из его пересохшего горла. Да, Джон умел, наверно, как никто другой. Он сам его учил. Воспоминание вспыхнуло в памяти Фредди, воспоминание о том, как он обманывал юного взъерошенного Дикки, находя миллионы поводов заставить его прикоснуться к себе, а потом во время какой-то вечеринки, зажав пьяного басиста в углу туалета, узнал, что мальчик и сам постоянно обманывал его, находя предлоги для того, чтобы он — Фредди дотрагивался до него. Тогда Джон был так неопытен, так зажат… А теперь он владел ситуацией, владел им. Фредди хотел сыграть уличного дерзкого парня, но мерзкая «старушонка» превращала его кости в желе. И всё, что он хотел, всё, что он мог сейчас — это с упоением толкаться в её дерзкий язвительный рот. Но у неё были другие планы.