***
На втором этаже в актовом зале собралось уже много людей в основном, конечно, учителя и те классы, которые привели сюда сегодня. Под высокими потолками раздавалось характерное эхо от тихой музыки и гула множество голосов, которые услышал Арсений Попов, когда зашел внутрь. Он тут же поискал глазами Антона: парень ушел раньше, чтобы подготовиться к выступлению и показать директору, что он вполне готов к роли ведущего. Шастун нашелся быстро, он тихо переговаривался с парнем, отвечающим за музыкальное сопровождение, из одиннадцатого класса. Кажется, они были хорошо знакомы, потому что Антон что-то увлеченно рассказывал, вызывая улыбку у собеседника. Неприятное чувство кольнуло у Попова где-то в груди, но он быстро убедил себя, что нисколько не ревнует, а просто волнуется за самочувствие парня. Арсений постарался отвлечься и прежде чем пройти от дверей внутрь оглядел обстановку: довольно большая сцена была уже украшена склеенными первоклассниками кривоватыми цветами, еще прикололи несколько воздушных шариков на открытые бордовые кулисы, которые выглядели весьма потрепанными из-за неугомонных репетирующих детей. В целом прослеживался минимализм, либо лень, и что-то подсказывало Арсению, что именно второе. Но практическое отсутствие украшений полностью компенсировали волнующиеся дети, которым предстояло сегодня выступать. Для них выделили целый ряд из четырех, и сейчас там было полное сосредоточение: одни повторяли стихи, другие песни, а кто-то танцы — типичная картина для праздников в школах. Учитель негромко выдохнул и прошел к первым рядам, где как раз выделили места для учителей. Он старался не сильно пялиться на Антона, но его глаза сами собой каждый раз находили парня, поэтому Арсений постарался сесть не слишком близко к парочке болтающих школьников, но так чтобы держать его в боковом поле зрения. Антон практически с первых секунд появления Попова в дверях почувствовал прожигающий взгляд на себе, но не подал вида, продолжая рассказывать Артему какую-то ерунду с зимних каникул. То время Шастун вспоминал с грустью как последние беззаботные недели, однако более свежих веселых историй у него не было, поэтому он продолжал рассказывать все подряд. Сидеть было не так трудно, и Антон без особых усилий улыбался и поддерживал разговор, только обреченно представляя, что всего через несколько минут ему придется встать, вдумайтесь, на ноги. Таблетки помогали не чувствовать тошноту, притупить боль, но справиться с головокружением ничему из целой горы препаратов не удалось, про слабость в длинном списке лекарств Павел Павлович вообще благополучно забыл. По крайней мере Антон надеялся, что врач просто забыл, и такие лекарства существуют. — Тох, тебе пора за кулисы, директор рукой махнул, — Шастун начал вставать, но, Артем придержал его за запястье, заставляя удивленного Антон посмотреть на него. — Ты ужасно выглядишь, у тебя все нормально? Даже вечно тактичный Артем, не лезущий в чужое дело, обратил внимание на его внешний вид, поэтому приходилось признавать, что сегодняшнее выступление было провальной идей. Своевременно осознание этого сил не придавало. — Отравился вчера, но сегодня уже лучше, — Антон бросил это между делом, освобождая свою руку из крепкой хватки. Его старый, но не очень близкий друг выглядел обеспокоенно, когда провожал взглядом Шастуна за кулисы. Конечно, Арсений заметил, как собственнически парень из одиннадцатого класса держит Антона за руку или как внимательно заглядывает тому глаза, и теперь Попов готов был признать, что ревнует, хотя права на это по большому счету не имеет: кто он Антону? Фоновая музыка стихла и в зале быстро наступила относительная тишина, хотя заткнуть больше сотни детей было невозможно, но Антону это удалось одним своим появлением. Арсений не заметил ничего страшного в лице парня, кроме, разумеется, привычной бледности, но сидевшая рядом Марина Федоровна спустя пару минут речи Антона об истории праздника отвлекла Попова: — Он сильно похудел, у него поэтому руки дрожат? — учительница биологии повернулась к Арсению и теперь смотрела в упор. Попов поднял бровь в недоумении, но, не желая показаться грубым, также глядя в глаза ответил: — У вас слишком хорошее зрение — вы видите то, чего нет, — Марина Федоровна прыснула от смеха, принимая его язвительный ответ за шутку, и отвернулась к сцене. — Зато у вас близорукость, раз не замечаете очевидного. Во время их обмена колкостями Антон успел представить танцевальный номер восьмого класса и скрылся за кулисами. За час у Шастуна появился небольшой ритуал: он уходил за кулисы, садился на стул, вычеркивал сказанные реплики карандашом, чтобы не запутаться, потому что читал он особо не вдумываясь, затем делал глоток воды из-за постоянной сухости во рту, а в конце ритуала просто закрывал глаза, мечтая об отдыхе. Это действительно помогало. Антон настраивался на последний монолог и следил за завершающей песней, которая уже подходила к концу. Казалось, что в этот раз выйти будет сложнее всего. Шастун уже пообещал себе, что после этого дня устроит себе большой отдых из чистого лежания в кровати, и только благодаря этой мысли встал со стула. Антон вытер пот с виска и подошел к стойке микрофона. Слова полились сами собой, даже выражение в голосе присутствовало, как будто он действительно заинтересован в первом мая. Шастун уже поблагодарил учителей и всех присутствующих и сообщил, что все могут организованно расходиться. Антон ушел за кулисы и уже оттуда начал спускаться по ступенькам в зал, когда почувствовал, что от накатившего облегчения мир поплыл перед глазами. Чувство ориентации тут же покинуло парня, и он наступил мимо ступеньки, второй ногой цепляясь за провод. И если до этого перед глазами просто плыло, то потом уже летело с бешеной скоростью. Шастун понимал, что из-за головокружения просто неаккуратно спустился всего с четырех ступенек, больно приложившись коленом об одну из них — ничего страшного. После речи Антона Арсений не спешил уходить из зала, наблюдая за выходом со сцены. Конечно, звук падения привлек всех, кто смог его услышать, но только Попов понял, что произошло, поэтому довольно быстро пошел в сторону ступеней. — Все в порядке, я просто споткнулся, — еще до того, как к нему кто-то подошел, Антон включил микрофон, оставшийся в руке, и постарался всех успокоить, но не спешил подниматься на ноги, картинно отряхивая черные джинсы пыльные из-за не самой чистой лестницы. Дыхание сбилось окончательно, а что еще хуже — появился жар, похожий на простудное поднятие температуры от которого слезились глаза. — Ты можешь встать? — знакомый голос. Антон открыл глаза и увидел, что мужчина стоит рядом, но не делает никаких попыток дотронуться до него, сидящего на ступеньках, хотя на них уже никто не обращал внимание. — Пять минут, — почему-то казалось, что ноги его предали, но Шастун знал ведь, что дело не в ногах. — Давай хотя бы пересядем на сиденья? Сказано — сделано. В зале они провели еще минут десять, пока Антон внутренне убеждал себя, что пора вставать. Но от одной мысли, что ему придется еще куда-то идти, становилось плохо, потому что слабость добила его окончательно, от нее начало даже в прямом смысле тошнить. — У меня такое чувство, будто я здесь сейчас и кони двину, — Шастун распластался по всему сиденью, не обращая внимания на его жесткость, но даже такая поза не помогала расслабиться. Арсений внутренне напрягся, он ожидал хотя бы увидеть усмешку на этих словах, но Антон словно верил в это. — Что ты чувствуешь? — вокруг еще возились люди, убирая оборудование или снимая бумажные цветы, поэтому говорить приходилось тихо. Арсений уже готов был звонить Ляйсан или в скорую, наблюдая за движениями закрытых глаз Антона. — Что умираю, — по его представлению приближение неотвратимого было именно таким. Они сидели уже довольно давно, и ему казалось, что он даже успел задремать, поэтому сейчас чувствовал себя лучше, а Арсений словно почувствовал это: — Пойдем, я помогу, — Антон открыл глаза и сел ровнее. Он постарался как можно спокойнее встать и неторопливым шагом спустился до первого этажа, где клятвенно пообещал дождаться учителя, сидя внизу на лавочке, пока тот заберет свои вещи из кабинета.***
Прийти в понедельник в школу после первомайских праздников не было ошибкой. Так себя успокаивал Антон, пока шел на первый урок, которым стояла математика. Шастун последние дни пытался готовиться к экзаменам по русскому и обществознанию, но тяги к этим предметам у него не было, а знания основывались в основном на логике, отсутствующей в этих предметах напрочь. До самих экзаменов оставалось совсем немного времени, и Антон начинал малодушно думать, что не успеет подготовиться, а значит и не стоит начинать, но после таких мыслей всегда брал себя в руки, отказываясь ставить крест на своем будущем. Зайдя в класс, Шастун, как всегда, бросил в пустоту приветствие, не желая здороваться с каждым, хотя отдельные личности все равно стремились подойти, что-то спросить или просто перекинуться парой фраз, но это уже были мелочи, учитывая его некогда многочисленные приятельские отношения. Учителя еще не было, и Антон подсел к друзьям, которые готовы были сожрать его взглядами. — Прежде, чем вы выскажете свои претензии, хочу заметить, что отвечал на все ваши сообщения, — настороженно произнес Шастун, поворачиваясь к Димке и Сереге. — Претензии? С чего ты взял? — Позов нахмурился что-то обдумывая. — Лучше скажи, ты готов к контрольной по русскому? — Черт! — Антон разочарованно уронил голову на руки. Конечно, он не готов, странный вопрос. Голоса одноклассников на соседнем ряду стали еще громче, и их уже невозможно было игнорировать: — Если бы Белла действительно любила, то не заставила бы пройти его через такое! — кажется, это Егор отстаивал свою позицию, до звонка еще было время, а значит, он мог говорить как угодно громко. — И что, она, по-твоему, должна была совершить суицид? — Оксана была не согласна. — Белла и так долго молчала, чтобы Джек не переживал! — Она и так умрет, значит незачем делать жизнь других людей еще сложней! — за этим спором теперь наблюдал весь класс, но Егор не обращал на это внимание. — О чем это вы? — Арсений Сергеевич еще издалека услышал шум из своего класса, а когда зашел, то увидел двух своих учеников, вскочивших со своих мест и жарко обсуждающих каких-то Беллу и Джека. — Это из сериала, — начала объяснять Оксана. — У Беллы рак легких в последней стадии, и вот Егор считает, что раз у нее мало шансов, то лучше ей самой убить себя поскорее. — Нет, я лишь считаю, что она утягивает Джека с собой! Арсений готов был поклясться, что поймал этот быстрый оценивающий взгляд от Антона. — Не думаю, что вам стоит спорить из-за фильма, — учитель взглянул на часы, убеждаясь, что скоро звонок. — В конце концов, Джек сам может решить, хочет ли он остаться рядом с этой девушкой, а она не должна принимать решения в угоду другим. Егор открыл рот, чтобы возразить, но спасительный звонок не позволил ему продолжить бессмысленный спор. Арсений Сергеевич все сорок минут пытался невзначай посматривать на Антона, но тот выглядел всего лишь немного задумчивым. Наверно, одноклассники по незнанию пробудили давно озвученные мысли парня, заставляя того вновь обдумывать свою позицию. Попов надеялся, что за учебный день Антон сумеет забыть или хотя бы прийти к своим умозаключениям, чтобы потом не спрашивать ерунду у самого Арсения. Единственным, что действительно тревожило Попова, стали слова Оксаны о суициде, но Шастун ведь много раз говорил Арсению, что пока у него благоприятные прогнозы, да и вообще лечиться парень собирался столько, сколько понадобится. Следующая мысль как некстати подсказала, что следующее вливание химии у Антона уже на этой неделе и время то ли летело к этому дню, то ли ползло как черепаха, каждый раз вызывая почти панические страхи. Шастун только начал выглядеть как обычный человек и вот уже снова должен был добровольно зайти в это болото. Кажется, подобная перспектива не пугала самого Антона, потому что весь урок он умудрялся болтать через ряд и хихикать с Оксаной. — У тебя все на лице написано, хватит думать так громко, — Арсений не заметил, как Антон остался после урока и остановился возле учительского стола, когда все остальные ушли. Улыбка парня каждый раз напоминала Попову, что он и вполовину не готов быть таким жизнерадостным. — Сегодня только понедельник, думай о пятнице в пятницу. — Минутка философии? — силы на ответную улыбку Арсений нашел где-то на дне своего морального запаса, оставленного на черный день. — Надеюсь, ты не принял на свой счет разговор одноклассников? — Я уже прошел этап поиска смысла жизни, — задумчивый взгляд Антона теперь не фокусировался на лице учителя, проходя сквозь него. — И в чем же он? Шастун накрыл и аккуратно сжал ладонь Арсения, лежащую мирно на столе. Теплая и чуть шершавая, она словно могла передать через себя часть сил Антону, но определенно точно передавала поддержку и любовь. — В жизни, конечно.