Rain of your pain

      Сколько времени прошло? Инкрэ не помнил, но знал одно: этот потолок и яркая хрустальная люстра со свечами мелькали ему ещё в периоды редких пробуждений в бреду. Когда агония вырывала из спокойного сна обжигающей болью. Юноша всё ещё чувствовал себя в огне. Боль… Ах боль, именно с ней приходит ощущение, что он ещё жив… А почему?       Инкрэ с трудом приоткрыл глаза, вновь устремив взгляд на потолок. В незнакомой комнате приятный полумрак, лёгкие закатные лучи попадали сквозь незакрытые шторы, как и желанная прохлада.       Что, чёрт возьми, произошло?.. Внимание юноши привлёк скрип массивной двери и зашедший… дворецкий? Инкрэ с трудом сглотнул, подавляя страх, который и не хотел его отпускать. Вампир? Или таки человек?        — Où je suis?       — Dans la chambre, Monsieur, — спокойно вышел на середину комнаты молодой мужчина и, придерживаясь аристократичных манер, чуть поклонился с металлическим подносом в руках. Аккуратно зализанные коричневые волосы, собранные в небольшой низкий хвостик, квадратные тонкие очки, элегантные рубашка и жилетка с чёрной бабочкой, и совсем не подходящий к образу двухцветный берет с козырьком на бок. — А быть точнее — в замке господина Фаллация, — губы мужчины растянулись в тонкую улыбку.       Взгляд юноши спешно прошёлся по гостю, коим оказался… человек? Пожалуй, так было лучше. Становилось спокойней от этой мысли. Хотя в голове Инкрэ до сих пор не укладывалось существование вампиров и что… ради одного из них он был готов сгореть на костре, лишь бы не сдаваться церкви. Ещё больше удивило знание мужчиной французского языка. Это облегчало задачу.       По полу раздалась мягкая поступь шагов. Незнакомец обогнул кровать и поставил поднос с бинтами, небольшим тазиком и другими медицинскими принадлежностями на прикроватную тумбу. Обернувшись к гостю, он смотрел мягко и будто совсем не был удивлён тем, что теперь в этом замке на одного жильца больше. И что для этого жильца тоже нужно будет исполнять свои обязанности. Тишину комнаты вновь прервал его голос:       — Простите мне моё невежество, — рука в белой перчатке была приложена к левой части груди, и слуга вновь поклонился. — Моё имя — Суав, я дворецкий этого замка, а также, по совместительству, на данный момент являюсь вашей сиделкой, — дворецкий разогнулся. — Puis-je m'asseoir, Monsieur?       На вопрос о том, чтобы присесть на постель рядом, альбинос лишь медленно кивнул и глянул на содержимое подноса.       Получив разрешение, мужчина аккуратно сел вполоборота на край кровати, держа спину ровно, не отводя взгляда от гостя. Он принялся снимать перчатки, откладывая те на край тумбы.       — Comment vous sentez-vous, Monsieur Encre?       — J'ai l'impression d'être encore en feu, — ответил на вопрос дворецкого Инкрэ. И ведь он всё ещё чувствовал жар, который не отпускал. Хотелось прохлады и холодной воды, что остудит его. — J'ai vraiment envie de prendre une gorgée d'eau.       На просьбу гостя Суав лишь кивнул и подтянул с подноса небольшой железный кувшин, протягивая тот прямо в руки Инкрэ. Приняв из рук дворецкого кувшин с водой, юноша сделал пару больших, жадных глотка, желая смочить рот и горло, которое слегка першило от дыма. Дворецкий спокойно подмечал усталый вид того, дрожащие руки, плечи и губы, бегающий взгляд, спутанные сероватые из-за грязи волосы и запомнил для себя, что, как только новому жильцу станет лучше, необходимо будет подготовить тому ванну. Сейчас же придётся довольствоваться лишь обтираниями.       — Позвольте, — дворецкий невозмутимо убрал тяжёлое одеяло с ног гостя и, поправив очки, принялся за осмотр.       Инкрэ опустил руки с кувшином и позволил скинуть с себя одеяло, глянув на осторожно перебинтованные льняными полосками ноги. Даже не хотелось смотреть на то, что с ними произошло, но фантазия подкидывала самые худшие расклады. Он видел, что бывало с теми, кого сожгли заживо, и ему просто повезло избежать полной участи.       Несмотря на то, что прошли всего лишь сутки с момента наложения бинтов, те уже стоило снять и натереть новый компресс из мази. Как Суав понял, жжение от ожогов начало накатывать с новой силой. Он осторожно, практически невесомо, приподнял ногу чуть выше лодыжки, чтобы развязать узел и начать медленно освобождать ту от ткани. Шаг за шагом удалось добраться до кожи и даже получилось безболезненно снять бинт. Держал осторожно, беря чуть выше основного очага поражения, и осматривал припухшую, покрасневшую ногу с пока что не зажившими ранами после волдырей. Всё же работа Цици была превосходна, её никто не мог превзойти.       Пальцы не сильно сжали в руках кувшин, когда каждый моток ткани был снят, и с ужасом Инкрэ глянул на покрасневшие израненные ноги. К счастью, по реакции дворецкого всё было не так плохо? Он надеялся на это.       — Что-нибудь ещё чувствуете? — свободной рукой с тумбы был взят тазик и бутыль с раствором ромашки и подорожника, что были поставлены на простынь. Приняв кувшин с водой обратно, Суав влил в него воды и раствор, следом опуская оголённую ногу. Ту же последовательность действий он провёл и со второй ногой. — Будет щипать, так что потерпите.       Не мешая человеку делать то, что он должен, юноша наблюдал за тем, как из рук взяли кувшин, как подготовили небольшую ванночку для ног из воды и незнакомых юноше трав. Даже слов не было, чтобы что-то сказать, кроме как стиснуть зубы в тихом шипении, когда горячие ступни опустили в холодную воду, которая… принесла облегчение!       — Suave? Ai-je bien retenu votre nom? — осторожно начал художник, вздыхая и переводя взгляд на мужчину. — Comment se fait-il que je me sois retrouvé ici? Je ne me souviens absolument de rien, à part ma peine de mort. Si je ressens de la douleur, alors je suis toujours en vie, mais pourquoi?       Дворецкий тихо хихикнул на вопросы гостя. Видимо, тот из-за шока совсем ничего не помнил. Что ж, несколько дней провести в сырой темнице без воды и еды, испытать такую боль и унижение, а после ещё и пролежать день в коме — не удивительно, что память подводила. Благо Суав был всегда готов всё объяснить.        — Вы не умерли, — кивнул мужчина, — и даже не в чистилище, — его голос звучал чарующе спокойно, немного мурлыкающе. Губы были сомкнуты в тонкую улыбку, а глаза опущены на тазик. Ухудшений в ранах не было, так что он пододвинул к себе полотенце, а также бутылёк спирта и вату. — Vous avez été sauvé, Monsieur Encre.       Осторожно подняв одну за другой белоснежные ноги из воды и опустив те на полотенце, следом обтерев их, Суав обмочил вату в спирте. В медицине нельзя было оставить какой-то этап без внимания. Всегда лучше перестраховаться, даже если лечение шло в положительном темпе. Следующие 3-4 дня повязки не будут меняться, так что в очередной раз обеззаразить всё было просто необходимо. По крайней мере, так ему сказала Цици, а её слова — закон при лечении больных для всех, даже если самому королю лично придётся это делать.       — Граф Фаллаций, помните такого? — дворецкий приложил вату к одной из ранок. — Вы спасли его однажды в лесу. Merci beaucoup pour cela, — могло показаться, что его голос заполняет не только комнату, но и голову. — А затем опять… когда не сдали его главе охраны, — и снова, и снова Суав почти невесомо проводил по ранам на всей стопе. — Он спас вас от казни, а затем вы согласились пойти с ним и так оказались здесь.       Мужчина закончил с обработкой одной ноги и поднял взгляд на нового гостя. Его улыбка и хитрый прищур словно говорили за самого Суава: «Было не так больно, правда ведь?»       Инкрэ не перебивал и лишь кивал на небольшие вопросы, наблюдая за тем, как аккуратно обтирают полотенцем обожжённые ступни. Кожа была очень красной, прохлада воды быстро ушла, оставляя после себя только неприятный жар, а спирт лишь вызывал шипение. Но эта боль не сравнится с тем, как болезненно кусали нежные стопы языки пламени во время инквизиции.       — Il a pris un gros risque en apparaissant lors de l'exécution… — протянул юноша, убирая влажные посеревшие локоны от лица, и отвел взгляд в сторону. В голову вновь закрались размышления. Зачем его спасли? Истерзанные ранее губы собственными зубами были снова прикусаны в попытке взять себя под контроль, не поддаться страху. Всего недавно он узнал, что легенды о вампирах совершенно не являлись легендами, а теперь он находится в особняке графа, его лечат… Но зачем, если можно было бы сразу убить?       — Pourquoi suis-je ici? — он глянул на улыбающегося дворецкого.       — Явно не для того, чтобы вас убили, — Суав хмыкнул и принялся за вторую ногу. — Que vous a dit Monsieur Fallacy dans cette forêt? Rappelez-vous, Monsieur Encre.       Дворецкий надеялся, что гость сам всё вспомнит и пытался задавать наводящие вопросы. Вывали он всю информацию и это станет огромным потрясением для того. Не хватало, чтобы юноша пролежал ещё пару деньков в коме.       Инкрэ же задумался. Старался вспомнить события того вечера, но как назло в голове оставался лишь туман. Глубокий, непроходимый. Он действительно не помнил, что было тогда. Как в бреду. Потерял важную часть воспоминаний, снова его память подводила. И юноша лишь отрицательно покачал головой.       — Je ne me souviens pas du tout des événements de cette soirée, monsieur Suave, — наконец нарушил затянувшуюся тишину художник и сжал пальцами покрывало, повалившись обратно на пуховые подушки.       Больше не было сил держать своё тело в сидячем положении. У него и ранее были провалы в памяти, но настолько сильными они никогда не были. Он мог неожиданно забыть, где находится. Мог что-то потерять по своей забывчивости, мог. Но чтобы потерять целый фрагмент воспоминаний? Такое было впервые. Связано ли это с тем, что пришлось пережить? Наверное, да.       — Значит, со временем вспомните, — Суав тихо вздохнул, поправив свои очки. Увы, но с такой проблемой лучше не торопиться.       Вот и вторая нога была обеззаражена. Оставалось только использовать мазь и перебинтовать раненые ноги, оставив те отдыхать. Этим Суав и занялся, зачерпывая пахнущую травами прохладную субстанцию на пальцы, в несколько слоёв нанося ту на раны. Так в тишине прошло несколько минут, пока он не закончил с перевязкой.       — Ça y est. Vous avez juste besoin de vous reposer, monsieur Encre, — Суав встал с кровати, чтобы аккуратно сложить использованные приборы обратно на поднос. — Уверен, вы голодны. Фиби уже заканчивает с приготовлением ужина, я принесу его через 15 минут, — мужчина взял всё и направился к двери из спальни.       Когда с перевязкой было закончено, Инкрэ глянул на перебинтованные ноги и слегка провёл по ним пальцами, стараясь не сильно давить на льняную ткань. Кожа всё ещё болела, но не настолько, как в момент получения ожогов. Перед глазами вновь пронеслись события площади, как его вели к будущему костру, связали и приготовили к смертной казни. Юноша уже не слушал дворецкого, лишь накрыв рукой свои глаза и устало выдохнул.       — Oh, autre chose. Король Фаллаций сейчас очень занят и в ближайшее время в замке его не будет. Так что думаю, у вас будет достаточно времени вспомнить обо всём? Но… — в глазах дворецкого будто промелькнули фиолетовые искры. — Даже если не вспомните, то поговорите уже с господином напрямую. Je reviens bientôt.       И дворецкий покинул помещение.       Инкрэ уловил одну очень важную деталь. Граф Фаллаций совсем не граф, а король?!       Он резко сел, смотря в спину дворецкого, который скрылся за дверью и сжал сухие губы. Как это понимать?! Т-то есть он дважды спас короля вампиров от смерти?! Но задать этот вопрос уже было некому. Его оставили одного с мыслями об этом всём.       Инкрэ пытался раз за разом вернуться к событиям того вечера, но у него не особо это получалось. Он вновь лёг и повернул голову в сторону окна. Оставалось просто ждать ужина, который, кстати говоря, вскоре был принесён, но юноша даже не имел желания, чтобы притронуться к еде, как бы аппетитно не пах бульон.       Но что ещё оставалось делать? Всё же сев на кровати и свесив ноги для удобства, Инкрэ аккуратно взял дрожащими руками поднос, перенося его на свои колени, и окунул ложку в еду. Лёгкий бульон и хлеб? Кажется, лекари однажды говорили его родителям, что это поможет поставить на ноги больного. Ещё и травяной чай. Юноша взял чашку и поднёс к носу, вдыхая запах, но распознать смесь трав он не мог по незнанию. Была ли мысль у Инкрэ, что еда или чай могли быть отравленными? Нет, его уже этот странный дворецкий убедил в том, что он здесь не как еда, и почему-то этому мужчине хотелось верить.       Поднос с пустой посудой и чаем вернулся на тумбу, а сам юноша лёг на кровать и вновь прикрыл глаза рукой, стараясь вздохнуть спокойней и наконец проанализировать ситуацию.       Как так случилось, что он жив? События того вечера, когда Инкрэ дэ Роули должен был умереть, оставались в тумане его памяти, словно дым всё никак не уходил из головы. Он помнил лишь тень, а следом как упал в чьи-то сильные руки и всё поплыло. Даже ранее столь ненавистное одиночество было просто глотком свежего воздуха.       Сгореть на костре инквизиции… а ведь раньше у него было всё. Счастливая семья, не такая, как многие представляют. Благодаря таланту его родители выбрались в высший свет. Он уже не помнит их лица, но помнит тёплые моменты. Помнит, как бегал за старшей сестрой по заднему двору под нежный смех матери, отдыхающей в объятиях супруга под тенью огромной ивы, помнил, как отец впервые дал ему кисть в руки и усадил у мольберта, рассказывая про натюрморт и цветы, которые стояли впереди. Ах, каким же было счастьем его родителей, когда Инкрэ нарисовал свою первую картину маслом, подражая отцу. И ведь тогда весь Париж гудел, называя этот момент появлением нового творца, что своей кистью чувствует этот мир. И ведь ему было всего пять.       От этих мыслей на лице приподнялись уголки губ в улыбке, и юноша с трудом повернулся на бок, убирая руку от глаз и глянув на противоположную от окна стену, где стоял большой книжный шкаф, наполненный разными книгами…       И вновь воспоминания… Когда он лежал перед камином на материнских коленях, и она, поглаживая белые волосы мальчишки, читала вслух какой-то роман. Он никогда не слушал, о чём была книга, но всегда с удовольствием слушал именно мамин голос. Особенно под треск огня. Это всегда успокаивало и усыпляло. Но всегда ли было так? Нет, в один момент что-то начало меняться. У отца появились какие-то партнёры по работе, всё чаще он отсутствовал в семейном доме, всё чаще родители не разговаривали друг с другом, ругались… Связано ли это было с падением столь любимой ивы? Вроде по преданиям ива являлась символом семейного очага, защищая дом и семью. Или это было связано с тем, что о таланте детей дэ Роули узнали другие люди? Но семейная идиллия была разрушена. И, если Инкрэ хотел порадовать отца своими наработками и картинами, тот уже и не обращал внимание на сына, чем только огорчал мальчишку. И самым неприятным событием стало известие, что его сестрёнке придётся покинуть отчий дом, так как был найден жених из другой страны. Инкрэ даже помнил, как тот пришел в их дом знакомиться с невестой и… юноша просто сбежал от столь пристального взгляда незнакомца. Даже не вышел на ужин, отчего получил по рукам лозой в наказание. Это было впервые, когда отец поднял на него руку.       Сжав ладонью запястье правой руки, мальчишка стиснул зубы, будто снова ощутил это фантомное чувство боли и обиды, которое, к сожалению, никуда не делось даже спустя годы. Но даже это не сравнится с той болью, что он терпел сейчас. Лекарства явно ослабли и боль возвращалась жаром.       Сгоревший дом в момент вспышки чумы Инкрэ ещё не скоро забудет. Дом, в котором умерли его родители и сестра, дом, который должен был стать его наследием, дом, подаривший столько воспоминаний, — счастливых и не очень, — был уничтожен в угоду власти в борьбе со страшным недугом. Он в один момент лишился всего и всех, кого любил. Любящая мать, вредная, но столь любимая сестра, хороший отец… Их просто не стало — чёртов огонь поглотил их тела. Лишь один серебряный клинок остался ему воспоминанием о семье. И где искать ему приюта? Только в доме Божьем, в который любила ходить его мать и молиться за отца, за счастье детей. А ведь ему недавно исполнилось всего 12 и теперь он сирота. Церковь…. Какое же гнилое слово, такое же, как и место. Но тогда он этого ещё не знал. Слепая вера в Бога — к Чёрту её. Его превозносили, сделали ангелом. Изначально Инкрэ нравилось это внимание, он был агнецом. И лишь один подслушанный разговор разрушил всю идиллию, заставил его в ночь схватить коня и пару сохранившихся вещей и рвануть прочь из Божьего дома. Прочь к неизвестности, свободе… И в конечном итоге это привело ко всему этому.       А к чему, собственно? Инкрэ вновь открыл глаза и с трудом сел, позволяя спутанным, мокрым от жара волосам упасть на плечи. Ему больше нет места среди людей. Что теперь делать? Он даже не знает, где находится и ничего не помнит. Рука невольно прошлась по шее, ощущая уже покрытые коркой четыре раны и сразу же по телу прошлась дрожь. Что?.. Но откуда?       Вновь вспомнилась мимолетная фраза, говорящая о статусе графа среди своих сородичей… Король, значит? Инк сжал руки в районе сердца, слыша собственный испуганный стук. Вновь закрался страх, что всю его кровь выпьют. Укус на шее только был подтверждением, что его «попробовали», а значит время мучительной смерти от кровавого пира короля было всё ближе с каждым днём. Страх и неопределённость стали частью этого вечера, особенно когда пальцы вновь и вновь проходились по следу на шее. Что же ждёт его?..

***

      Все моменты пробуждения в ближайшие дни были словно одинаковые. Он просыпался, дворецкий приходил, спрашивал о самочувствии, приносил еду и уходил, раз за разом оставляя Инкрэ в одиночестве наедине со своими мыслями. И всё же на второй день «заключения» юноша смог попросить подать хотя бы одну книгу из книжного шкафа, чтобы как-то разбавить эту тишину вокруг себя. Просить материалы для рисования Инкрэ не рисковал, а чтение смогло хоть немного скрасить скуку в столь тёмной комнате, куда иногда попадали лучи заходящего солнца. Но больше всего удивило то, что книга, которую ему принёс Суав, была написана на французском языке! Это уже радовало юношу, лишённого возможности даже встать с кровати. Но куда подевался вампир, принёсший его в этот замок? Ожидание только сильнее подталкивало страх.       И, возможно, можно было вздохнуть спокойней, если бы одним вечером, проснувшись, Инкрэ не увидел перед собой уже знакомое ранее лицо с синим рисунком вокруг глаз… и висящее вверх ногами? Юноша резко дёрнулся и постарался отползти хотя бы к изголовью кровати, с пробуждения даже не было сил закричать.       Что, Господи помилуй, происходит здесь?!       За спиной мужчины, словно потягиваясь, медленно распахнулись огромные чёрные крылья, меж перепонками которых просвечивал вечерний свет заходящего солнца. Расставив руки в сторону, как бы в пригласительном жесте, Фаллаций оскалился в улыбке, показывая длинные клыки. Глаза сверкнули янтарём на тёмном лице, и вампир сделал шаг вперёд. Глухой звук отдался по потолку. Видя страх на лице своего гостя, улыбка стала ещё шире и безумнее. Шаг, ещё и ещё, параллельно с шуршанием простыней всё ближе и ближе вампир подходил к маленькому художнику, пока не поравнялся своим взглядом с гетерохромными глазами. Обхватил когтистой рукой нежный подбородок и заглянул прямо в них, опаляя лицо горячим дыханием.       — Разве так встречают своего спасителя?