***
— Вы ждали, что она нападет на вас? — Доминик стоял снаружи, ждал графа, и только тот вышел, сразу же плавно подскочил к нему, как будто затеял какую-то шалость. — Конечно же нет. Просто удачное стечение обстоятельств, — Фаллаций хмыкнул, уверенным и элегантным шагом идя по пустому коридору. Все уже давно разошлись. Доминик пошёл с ним наравне. — Зачем вас задержали? — Ты и так все знаешь, побери дьявол твои «длинные» уши, — Граф покосился на собеседника. Доминик одновременно раздражал и интересовал. Вот уж занимательный кадр. — Спрашивали моё мнение о наказании для мисс полицмейстерши. — Её ждет тюрьма? — врач хмыкнул, уже зная ответ на вопрос. — Конечно же нет. Это слишком лёгкое наказание для неё. Не первый раз её садят за всякие глупости, — сейчас лицо Фаллация было как никогда зловеще-довольным. Оставшись наедине со своим «другом», он дал волю эмоциям, и хоть и тихо, но ненадолго рассмеялся. — Сказал им уменьшить ей жалованье, понизить в полномочиях и подставить помощника не из её команды для «обучения». А ещё выплата компенсации за урон высокому лицу и материальный ущерб. — Фаллаций для наглядности поднял перебинтованную руку с порванным рукавом костюма. — Всеобщее унижение куда страшнее тюрьмы. Уверен, слухи уже пошли по всей деревне. Когда она будет выходить на улицу, то столкнётся с очень многими осуждающими взглядами… — Как всегда коварны, мой король, — Доминик слушал всё заворожённо, пускай и не показывал этого на своём лице, лишь легонько улыбаясь и прикрыв глаза. — Не хотелось бы мне оказаться у вас в недругах. — Будешь так же хорошо выполнять свою работу — не окажешься, — как же ему сейчас хотелось вина. — Ваше величество, — Доминик остановился перед Фаллацием, на этот раз заговорив с несвойственной серьёзностью, — будь на вашем месте другой вампир, я бы, наверное, и пальцем не пошевелил в его защиту без вашего приказа, — он довольно хмыкнул, увидев, как нахмурились брови собеседника. — Так что вам очень повезло со мной. Только не играйте с огнём, я не всегда буду рядом, как и ваше везение. — врач подмигнул, в лёгкой улыбке обнажая свои клыки и, помпезно открыв массивную дверь, вышел из коридора, сразу же заворачивая в другой. — Вот ведь змеёныш…***
Снова с закатом собирается толпа перед главной площадью. Люди не могут пропустить публичную казнь, подавай им зрелищ смерти безбожников. Раньше Инкрэ смотрел на них, как на животных, полным отвращения взглядом, но сейчас — уставший, избитый, лишённый еды и воды, у него не было сил осматривать толпу, следуя за своим палачом, медленно поднимая взгляд на тёмное небо, сквозь которое пробивались красные лучи заходящего солнца. В воздухе пахло влагой, кажется, будет дождь… Видимо, он и потушит его кости после сожжения, но больше у юноши не было желания думать об этом. Пытки были тяжёлыми, Инкрэ не знал, осталось ли хоть одно живое место на его теле. А важно ли это? И ведь для чего всё нужно? Чтобы убить вампиров? Но почему же нельзя с ними жить в мире? Тот граф не казался юноше плохим или глупым, он был как человек. Разумный, способный к состраданию… Только почему, чёрт возьми, последователи церкви не могли быть милосердными?! Внутри всё больше накапливалась обида, тяжёлым грузом оседая на слабое, истощённое тело. У него не было сил бороться. Он полностью смирился со своей участью. Не хотел быть мессией и умереть за Францию? Теперь гори за желание удержать язык за зубами и не идти на поводу у церкви. Уставший вздох сорвался с его уст, грубые верёвки стирают в кровь запястья, только сильнее впиваются в хрупкую кожу. Ненавистные взгляды и выкрики уже не ранили его. Инкрэ ещё час назад мог признать себя виновным, раскаяться, открыть правду и получить прощение, мог, ведь церковь до последнего благосклонна к тем, кто отказался от греха ради Бога… Но не захотел. Он устал. Просто устал жить. На его семнадцать лет жизни слишком много всего свалилось: его родные умерли от чумы, он потерял статус в обществе, стал мессией для обезумевшего после эпидемии народа и должен был уже тогда потерять свою жизнь! А ведь всё случилось из-за его внешности. Невинный, непорочный, белый, словно ангел. А теперь… а что теперь?! Хотелось вслух закричать, начать плакать, но вместо этого пленник лишь сжимает зубы, поднимая взгляд на своего палача, что без единой эмоции подводит его к подготовленному колу, под которым уже находилось сухое сено. В отличие от других еретиков, что всегда кричали, рыдали, просили помилования на веселье публики, француз и не думал даже слова выдавать в свою защиту, не вырывался, когда его руки грубо привязали к колу верёвкой и молча опустил взгляд на свои босые ноги. У него забрали всё. Начиная от его привычной одежды, заканчивая дорогой обувью и ценной семейной реликвией — кинжалом, отлитым из серебра. А теперь забирают жизнь из-за гордости. — Ничего не хочешь сказать напоследок, упырь? — хмыкнул мужчина в маске, лишь сильнее связывая сзади к колу руки француза. — Je ne suis pas une mauvaise personne, mais comme le disent les cieux, je serai brûlé pour la gloire du Créateur. — произнес Инкрэ, прикрывая глаза. — Ничего не понял, ну и всё равно. — палач отошёл от связанного и глянул на главного Епископа, ожидая команды начать казнь. — Во имя Господа, сегодня мы собрались здесь, чтобы очистить душу запутавшегося в себя юноши, — произнёс священник, подходя к палачу. — О святой отец и сын божий, взгляните вы на потерявшего свет юношу Инкрэ Дэ Роули. Он свернул с благословенной дорожки, поддавшись уговорам дьявола и предал вас. Инкрэ, покайся в грехах перед Богом, и божественный суд будет более снисходителен к тебе. Но Инкрэ лишь отвернулся, зажмурив глаза. Нет сил смотреть ни на пропитанного ложью мужчину в священной рясе, ни на публику, затаившую дыхание в ожидании раскаяния. Зачем это, если приговор уже был объявлен? Он не сказал, кем был тот мужчина в лесу, и не собирался работать на благо церкви. Этих алчных, лживых, наглых и крайне неприятных священников он на дух не переносил после Франции. — Он принял молчание! — произнес Епископ, кивая палачу и зажигая факел в его руках своим. — Такова воля божья, мы ничем не можем помочь. Дьявол слишком крепко засел в его сердце! Пути назад больше не было. Факел был брошен в сухое сено, и пламя быстро распространялось по подготовленному месту. Инкрэ лишь крепче прижался к колу и сжал зубы, наконец со слезами глянув на толпу. Его губы дрожали. А огонь всё быстрее и быстрее подходил к его ногам, уже опаляя своим жаром. От дыма сильнее слезились глаза. Он сжал тонкие губы, отворачивая взгляд и пытаясь хоть как-то спасти своё тело от жара, но бесполезно. Он не мог двигаться. — Sauve-moi, s'il te plaît. — безмолвно произнес он, когда первые языки пламени коснулись ступней, а с уст сорвался крик. Как гром среди ясного неба промелькнула чёрная тень, с разбегу прыгнув с черепичных крыш и воспарив над распалённой шоу публикой. В воздухе раскрылись широкие мышиные крылья и, сделав лишь пару взмахов, силуэт в черном плаще, скрывающий истинное лицо, элегантно приземлился на верхушку инквизиционного столба. Народ в шоке заохал, в секундном оцепенении смотря на самого дьявола во плоти, а после закричал громким, словно сорвавшимся с цепи хором. Королю вампиров больно было не до наблюдателей. Мгновения он сверлил пламенем янтарных глаз извивающуюся фигурку художника, к ногам которого уже вот-вот подбирался огонь, готовый сожрать в одну секунду, опаляя белоснежные стопы. В воздухе уже пахло обожжённой плотью, а на глазах юноши собирались слёзы боли и отчаяния. Он знал, что его ждёт такая судьба, знал. Но всё равно чувство несправедливости медленно разъедало изнутри. Он был готов умереть, но не таким же способом, на потеху толпе, на потеху заходящему солнцу, чьи красноватые лучи всё сильнее пропадали в тёмных облаках, медленно скрывающих лик светила. Отчаяние, боль, злость. Им некуда выйти, кроме как в болезненный плач. Грудную клетку щекотал дым, вызывая приступ кашля. Лишь всеобщее оханье на миг заставило Инкрэ поднять взгляд вверх, на темную фигуру, промелькнувшую над ним, чтобы следом закрыть глаза. Сил больше нет, дым отравлял сознание и медленно тело обмякло в верёвках, сдаваясь огню. Это его конец. Ощущая, как едкий дым подбирается к чувствительному носу, Фаллаций словно бы вышел из секундного оцепенения, резко зашипел пронзительным ультразвуком, от чего державшие вилы людишки зажали уши, отступая назад. Они ничего ему не сделают, пламя оставило его и Инкрэ один на один с самими собой. Он перевернулся вверх тормашками, ощущая жар адского пламени около своего лица. Нужно торопиться, время идёт на секунды. Достав серебряный кинжал из ножен с гравировкой Дэ Роули на рукоятке и инкрустированными гербами, про себя ухмыльнувшись очередной встрече с орудием, под разительный гром перерезал верёвки сначала на ногах, а после, одной рукой обхватив бедного юношу за талию, сделал то же самое и на руках, что далось ему с бóльшим трудом. Эти отродья явно постарались сделать всё, лишь бы у жертвы не получилось вырваться из лап пламени. Художник упал ему в руки, явно в шоке, то ли от боли, то ли от происходящего. Но он не вырывался, и за это Фаллаций был ему благодарен. Раздалась очередная вспышка грома, вампир подскочил обратно на столб, присаживаясь на корты и после надменно вставая над шокированными жителями, возвышаясь, держа свою «жертву» под живот. Он было открыл рот, чтобы сказать что-то, но будто сама природа была на его стороне. Ещё одно завывание грома. Вампир посмотрел в небо, на его лоб упала капля воды. Усмехнулся. Сама природа не хотела, чтобы сегодня свершился «Божий» суд. Поделом этим глупым людишкам. Они не достойны услышать его голос. Уже опомнилась охрана, доставая мушкеты, ружья и арбалеты. Так что раскрыв мощные крылья, Фаллаций резко взмыл в небо, взяв художника под руки, уворачиваясь от летящих пуль и стрел. Толпа кричала, визжала наперекор громким выстрелам. Одна из стрел чуть ли не задела крыло, благо вампир не растерялся и продолжил набирать высоту. Только он удалился на достаточное расстояние, как пошёл дождь… — Б-Божья кара?! — недоуменно моргали люди, в шоке открывая рты, вопя и крича. — «Простое стечение обстоятельств», — говорил сам себе король вампиров, теснее подтягивая человеческую тушку. — «Лёгкий, как пушинка…» Он всё дальше и дальше отдалялся от деревни, не оборачиваясь и не сбавляя темпа. Лететь дальше, дальше от этого проклятого и брошенного самим Богом места. Лететь прямиком от заходящего солнца, к уже поднявшейся луне, навстречу дому. Наверху было куда ветренее, от чего и становилось ясно, откуда пришло столько туч. Там в суде и охране явно сидят одни глупцы, раз даже не додумались перенести казнь на более солнечный денёк. Холодный ветер обдувал недавно согретое лицо, находившееся в сантиметрах от огня, капли дождя всё же иногда попадали на него, несмотря на плотно накинутый капюшон. Дождь усиливался. Фаллаций любил его, но только находясь в своём замке, сидя у камина с бокалом вина. Как минимум, в такую погоду очень тяжело лететь и было бы неплохо переждать тот. Летние дожди проходят довольно быстро, но пока ещё он мог держаться, крылья были не настолько тяжёлыми. В таком положении будто терялось само время. Они точно летели достаточно, чтобы, возможно, прошёл час, раз солнце уже успело окончательно зайти, и небо начал озарять уже лунный свет, пробиваясь через прорези в тучах. Разношёрстный лес сменился чисто хвойным. Вокруг не было ни души, и кроме шума дождя было слышно лишь порхание крыльев, тяжёлые вздохи и, кажется даже, сердцебиение Инкрэ. Или же это было его само? По правде говоря, Фаллаций не хотел думать об этом. В его голове была зияющая пустота. Он даже не смотрел на бедолагу, не желая видеть сейчас лицо того. Что тот подумает о нём? Увидит ли вампир в его глазах страх и отвращение? А может и то и другое. Но больше всего он не хотел увидеть гримасу боли и ужаса от всего пережитого. На красивом лице не должно быть таких эмоций. Искусство не должно плакать. Фаллаций уже столько раз благодарил Инкрэ за все его добрые поступки и вот снова… Снова он отдает ему свою услугу. На этот раз она последняя. Хотя кого он обманывает. Никакая это не услуга. Ему просто стыдно. Ему — королю вампиров. Если бы Инкрэ сдал его, то это повлекло бы море проблем. Раскрытие, лишение статуса графа, возможно засада, убийство, а уж страшнее — казнь, такая же, в огне инквизиции… Кто знает, чем всё могло обернуться. Фаллаций сильно рисковал, когда шёл на тот суд, хоть и предупредил Суава обо всём. И всё же художник не предал его. Его. А ведь они знакомы были от силы пары минут, король даже имя художника узнал лишь на суде. Всё дело было в доброте Инкрэ? Скорее всего… Это так напоминало ему об одном человеке. Эти глаза. Фаллаций просто не мог оставить бедного юношу умирать в тех трущобах. Это было бы низко с его стороны. Это его вина. Оторвавшись от своих мыслей, король заметил, как медленно начал снижаться. Крылья стали слишком тяжёлыми, дождь усилился, а руки устали нести человека. Ещё и в такой глупой позе, словно он какой-то коршун, а в его лапах — добыча. Да и было бы неплохо узнать о состоянии Инкрэ. Так что, заприметив ровную полянку, Фаллаций слетел вниз, сначала отпуская художника на мокрую траву, а после и сам встал около корней сосны, отряхивая крылья и опуская те. Казалось, что тишина была давящей, даже дождь будто бы отошёл на второй план. В горле стоял ком. — Было очень глупо, — не выдать меня Этерне, — зазвучал жёсткий баритон, будто это не Фаллаций около часа назад спас художника. Он взглянул в уставшее лицо того, скрестив руки на грудной клетке. Ему нельзя сейчас показывать слабость. Он должен расставить все точки над и. — J'ai dû te sauver. Прохладная влажная трава от дождя холодила обожжённые стопы, когда Инкрэ был опущен на землю. Весь полёт он не проронил ни звука, ни всхлипа, ничего. Думал, что ему это всё мерещится, что это лишь желания умирающего сознания, ведь тело было в агонии. Боль… Нет, он жив, иначе бы не чувствовал этого. Но сил встать не было. Да и не хотелось, лучше уж остаться так, в прохладе на земле под дождём, который приносил только облегчение, ощущение холода и щекотку от травинок, которые двигал лёгкий ветер. Он повернул голову в сторону спасшего его мужчины, на размытый, но знакомый силуэт, и сипло произнес: — Votre vie est plus importante que la mienne. En vain tu m'as sauvé, car maintenant je n'ai nulle part où retourner. Déjà toutes les villes savent que je couvre un vampire. Mieux vaut mourir que vivre en tant que fugitif à nouveau. — Уж если вам так хочется умереть, то не смею быть против, но… — Фаллаций стоял, скрестив руки на грудной клетке, хмурясь, пиля оппонента ярко горящими янтарными глазами. Он не был доволен такому самоубийственному настрою художника. В итоге молчания вздохнул, отставив одну руку в сторону. Его речь смягчилась, несмотря на жёсткий тембр, хоть и осталась такой же чёткой и краткой. — Écoutez-moi, Incre. Тогда в лесу я спас вас. Mais je ne pensais vraiment pas que ça irait comme ça. — Король вампиров отрицательно покачал головой и медленными шагами начал огибать художника по кругу, выходя из тени. — Vous avez été piégé par moi, même si je ne voulais pas l'admettre. Et je ne pouvais pas vous laisser brûler dans un coucher de soleil sanglant sur le rire de la foule. Hélas, vous êtes maintenant vraiment un renégat, un traître. Cependant, pour être honnête… Фаллаций остановился напротив Инкрэ, возвышаясь, встал на расстоянии одного небольшого шага и заговорчески, с загадочной ухмылкой, прошептал, чуть слышно сквозь тихий шум дождя: — Вы теперь также в огромном долгу у меня. От приближающихся шагов хотелось отползти назад, не смотреть в эти сияющие во мраке янтарные глаза, но не мог. Не мог толком пошевелиться, ведь в теле нет сил, не мог отвести взгляд, ведь чужие глаза заставляли смотреть на эту величественную фигуру, полную тайн и навязанных чужими предрассудков. Вроде от контакта с вампиром должен был появиться страх, но… Его не было. Инкрэ чувствовал себя сейчас в безопасности и слушал, чуть сжимая травинки рукой. — Vous ne comprenez pas ce que signifie tout perdre! — невольно вырвалось с уст художника, прежде чем он смог понять это. Промелькнувшая в чужих глазах тень скорби заставила его закусить губу, прежде чем закончить. Юноша внимательно слушал вампира. Он в долгу? Если так смотреть… Да, у него не было выбора, кроме как согласиться с этим утверждением. — Je m'excuse pour ce que j'ai dit plus tôt. Si je suis votre débiteur, alors que voulez-vous? Mon sang? Это ему-то не понять, что значит потерять всё? Ох глупый человек, только и делает, что несёт всякий бред, не зная ничего. Может он и не потерял всё в том ключе, в котором говорил Инкрэ, но за 800 лет… Фаллаций смотрел на художника очень внимательно, стараясь считать эмоции того и не показывать нахлынувших воспоминаний. Кровь? Какая маленькая цена. Вампира тянуло к этому человеку. Будто сама судьба так или иначе сводила его линии жизни с Инкрэ. И хоть в судьбу король не верил, но юношей проникся ещё с первых мгновений. Он искал соратника, друга, да даже простого слугу, но никак не живой труп, полный крови. Хотя кровь и звучит, как десерт, как приз за весь труд. Каждый раз смотря на белоснежную шею Инкрэ, то и дело проглядываемую из-за ворота рубахи, у вампира вот-вот готовы были потечь слюнки от такого вида. Отводя наваждение, Фаллаций медленно, словно открывая завесу тайны, снял с себя капюшон плаща, подставляя рубленные, но аккуратные черты лица с синим рисунком, отсылающим к принадлежности королевской крови, рассеянному лунному свету и холодным каплям дождя. Мужчина присел на одно колено, чтобы быть наравне с художником. — Ваше тело, ваша жизнь, ваша душа. Всё ваше естество, — ответил Фаллаций спокойно, приложив свою руку в перчатке на грудь Инкрэ, сразу же чувствуя то, как сильно бьётся его сердце. Вампир смотрел серьёзно, говоря свои условия договора и даже несмотря на это, он не мог скрыть приподнятых уголков губ, так сильно ему нравилось горячее биение человеческого сердца. — Вы будете полностью принадлежать мне, а взамен получите свободу. У вас будет всё и вам не придётся ни в чём нуждаться. От вас мне необходимы лишь преданность и верность. — вампир как можно нежнее приложил свою руку к гладкой щеке Инкрэ, очерчивая большим пальцем родимое пятно, похожее на кляксу чернил. Какой же всё-таки красивый. Он не сдержал лёгкого смешка. — Eh bien, votre sang bien sûr. Инкрэ вздрогнул от прикосновения к груди, ощущая, как его сердце лишь быстрее забилось в страхе, но он всё никак не двигался, смотря на Фаллация. Его речи были так сладки, притягивали и отбрасывали все мысли. И, думая о сказанном, Инкрэ не ощущал какого-либо подвоха. Не хотел думать. Иметь всё, что захочешь, не выживать, а жить вновь в роскоши звучало слишком притягательно, чтобы отказываться от этого предложения. Служить ради того, чтобы больше не выживать, иметь кров над головой и пищу, и главное — больше не сталкиваться с людским безумием… Звучит слишком хорошо, чтобы отказываться. Выбора у него всё равно не было. Он скорее всего позже пожалеет об этом, но сейчас… — Я согласен, — произнес с большим акцентом юноша, смотря на вампира, пока его ладонь прикасалась к лицу, оглаживая пятно, что являлось отличительным для рода Дэ Роули. — Alors jurez-moi, Encre, — Фаллаций склонился над ухом юноши, свободной рукой расстёгивая пару верхних пуговиц бежевой рубахи. — поклянись своей верой в богов. Поклянись своей душой. Поклянись тем, что не предашь, — как змей-искуситель он шептал мантру, вдыхая запах гари с шеи своей маленькой жертвы. Обнажились длинные белоснежные клыки в ожидании ответа. — Je jure par ma foi aux dieux, par mon âme, je jure de ne pas trahir… — словно зачарованный шептал Инкрэ, сглатывая ком. Он говорил прежде чем подумал, ощущая этот столь близкий контакт. Его пальцы сжали травинки, вырывая их с земли, а затуманенный взгляд поднялся на небо, где средь тёмных туч прорвался небольшой лик полной луны, словно та принимала клятву в лесу средь деревьев, словно высший свидетель принял её из уст художника. Только последние слова клятвы были произнесены, как вампир провёл шершавым языком по месту между плечом и шеей, оставляя влажный след, чтобы в следующую секунду вонзить острые, как кинжалы клыки. Фаллаций всем телом почувствовал, как содрогнулся и протяжно вскрикнул его художник, а потому как можно скорее обхватил талию того и прижал к своему телу, углубляя укус. Больно, но нужно потерпеть. Ловя ртом льющуюся сладкую, багровую кровь человека, король вампиров повторял в голове заклинание. Инкрэ Дэ Роули, приверженец Бога, человек, поклявшийся ему своей жизнью и душой, теперь до самой смерти будет охраняем аурой вампира Фаллация Афтера шестого, как предшественник Сатаны, как заложник, как простой человек… Да будет луна им свидетелем. Почувствовав, как обмякает дрожащее тело под ним, он вытащил клыки, зализывая всё ещё льющуюся из метки кровь. Такая пульсирующая, полная жизни и энергии, сладкая и манящая, настоящий деликатес. Фаллаций был готов выпить всего художника до дна не оставив ни капли в этом прекрасном теле. Поймав погрузившегося в бессознательность с тихим вздохом юношу, он положил того к себе на колени. Ведя фалангами пальцев по уставшему лицу, очерчивая тонкие губы, острые скулы, гладкие щёки, виски и лоб, вампир до конца уверился в непоколебимой красоте Инкрэ. Несмотря на все пытки, на всю боль, на посеревший цвет кожи из-за сильной усталости, он был точно как ангел. Холодный, недосягаемый, белоснежный, словно чистый снег и самый яркий свет луны. Говоря о луне, та тоже вышла посмотреть на прекрасный уснувший лик. Из-за прикрытых глаз с длинными белыми ресницами могло показаться будто художник умер, и лишь по вздымающейся от биения сердца и тихого дыхания груди можно было понять, что это не так. Бедный Инкрэ Дэ Роули, сколько же ему пришлось натерпеться. Невольно Фаллаций перевёл взгляд на обожжённые ступни, которые спасал от ужасающего жара лишь холодный дождь. Словно отойдя от транса, он накинул капюшон и поднялся с альбиносом на руках, держа очень крепко. Сейчас тот был ещё легче, может даже легче пушинки. Грустно улыбнувшись, Фаллаций раскрыл свои мышиные крылья, отряхнул те от скопившейся влаги и, как ни в чём не бывало, взлетел. Теперь у него было полно сил, а в свой замок он вернётся с добычей.