ID работы: 10096144

Rain of your pain

Слэш
NC-17
В процессе
231
автор
SaTaninsky соавтор
ShunZenn бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Миди, написана 71 страница, 10 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
231 Нравится 103 Отзывы 46 В сборник Скачать

Глава 3

Настройки текста
Примечания:
      Каждый рассвет был по-своему прекрасен. Инкрэ знал и видел их почти каждое утро, и это не было исключением. Молочной дымкой небо всё светлело, даже тучи ушли подальше, решив в этот день дать людям насладиться немного теплом. Хоть каким-то. Уже во всю приходила осень, шёл сбор пшеницы с полей и сбор урожая, который в этот раз порадовал многих. И это не было удивительно. Лето было достаточно тёплым и благоприятным.       Неудобное положение для сна сказывалось на его состоянии, он с трудом разминал затекшую шею, глянув в сторону окна. Совсем скоро прозвучит первый крик петуха, давая понять, что утро уже наступило, пора бы людям проснуться и приступить к своим делам. Но сегодняшние дела художника отличались от привычных. Он с трудом поднялся, подходя к «кровати», и оглядел спящего, приложив руку ко лбу. Жара, на удивление, не было. Инкрэ посчитал это хорошим знаком и, медленно убрав ткань одеяла, осмотрел раны.       Их вид все еще пугал художника, вызывал приступ гнева на Этерну, ведь она совсем помешалась на своей охоте. Неужели каждый путник, находящийся в лесу ночью — убийца для неё? Сама же не лучше. Но успокаивало отсутствие заражения.       Альбинос устало вздохнул, провёл кончиком пальцев совсем рядом с раной и прислушался к ощущениям. Его гость всё ещё жив, и это радовало. Но надолго ли? Нужно звать Доминика. Желательно побыстрее, кто ведь знает, сколько вообще осталось времени у бедного путника?       Он подправил свою одежду, взял плащ, накинув его на себя, и глянул в небольшое старое зеркало, что было грязным, помутневшим… Но хоть так юноша мог увидеть свой внешний вид. Зачем? Он не знал. Всё равно из-за солнца ему приходилось прятаться под тканью. Опять же, почему? Он альбинос и его кожа уж слишком подвергается солнечным лучам, оставляя ожоги. Он должен был быть мертв ещё с рождения по приданиям церкви, но ему сохранили жизнь… Хотел бы Инкрэ знать причины, но увы.       Помещение городской лекарни встретило альбиноса своей мрачностью, ведь некоторые свечи уже не горели. То ли потухли от ветра, то ли их кто-то задул, дабы уменьшить давление на зрение после долгого ночного дежурства. Художник повёл носом, ощущая запах лекарств, и… неприятную примесь гниения. Неужели тут есть больные чумой? Или кто-то умер, и тело принесли на вскрытие? Ответ, пожалуй, дать может только главный врач больницы — Доминик.       Инкрэ снял с себя капюшон своей накидки и прошёл вглубь здания, осматриваясь. Мрачно и неприятно. В коридоре шкафы с книгами, склянки с какими-то лекарствами или жидкостями непонятного происхождения. Не любил художник такие места, да и не по карману посещать доктора ему, хоть с работниками он и был знаком лично. Это сейчас играло ему на руку.       За одной из дверей слышался уже знакомый голос, юноша вздохнул и постучал. Медлить некогда. Если он замешкается, то потеряет ценные минуты жизни раненного. Уж его смерть художник простить себе не сможет.       За дверью послышались шаги, и голос пригласил войти в помещение пришедшего, что тот и сделал.        — Доброе утро, Инкрэ, не ожидал увидеть тебя на пороге моего кабинета. Что привело тебя? — с улыбкой произнес доктор, заметив знакомое лицо. Сам лекарь был улыбчивым мужчиной, чье лицо ещё не очень тронула старость. Блондинистые волосы собраны в хвост, чтобы не мешали во время работы, а тело скрывал крытый плащ с ремнём на талии, на груди висел знак медицины — змея, обвивающая кубок.        — Bonjour Dominic. Je suis venu ici avec une demande importante , — проговорил художник, заметно потоптавшись на месте. Доминик, конечно, плохо понимал французcкий, но по мимике и словам стало понятно — дело было очень важным.        — Я слушаю тебя, друг мой. Что такого случилось, что ты пришёл в больницу? Заболел?        — Нет. Я в порядке, — наконец заговорил на понятном для лекаря языке художник, тихо прочистил горло и задумался. Подбирать слова было трудно, учитывая скудный словарный запас румынских слов. — Я ночью в лесу нашёл раненый человек. Ему нужен помощь.        — Раненый человек? У него были укусы на шее?       Инкрэ отрицательно покачал головой. И он туда же? Совсем церковь с ума сходит… даже врачи теперь придерживаются теории о вампирах. Бред пьяного разума.        — Есть только рана от острый предмет.        — Хм. Хорошо, сейчас соберу походную аптечку и осмотрю твоего раненного человека.       Доминик поднялся и пошел к своей сумке, кидая в неё нужные колбы, которые могли бы помочь. Странная история, конечно, Доминик чувствовал недосказанность в словах француза, но упрекать его в этом не мог. Нужно удостовериться.       Да, блондин знал, что художник беден, он сообщит об оплате потом. Его долг лекаря не оставлять людей умирать. Хоть с этим и не были согласны церковь и власть, Доминик не мог никого оставить без соответствующего лечения. Если, конечно, случай не слишком сложный, когда уже будет легче дать человеку умереть, чем его спасать. Такая уж политика лекаря. Даже если и его верность церкви и богу поставят под сомнение, он докажет свою веру. Но сейчас важно другое…       Сумка была собрана и накинута на плечо, на лицо надета маска в виде птичьей головы, а сверху — шляпа. Зачем? Ну кто знает, какая дрянь находится в обрезках? Ему стоит хранить своё здоровье.        — Веди, Инкрэ.

***

      В Обрезках жизнь текла своим чередом. Мужчины собирали урожай пшеницы, запрягая повозки будущим хлебом, женщины стирали простыни и одежду, иногда общаясь между собой, пока дети беспечно прыгали по лужам грязи, наслаждаясь беззаботной жизнью. Инкрэ шёл впереди лекаря, тёмной тенью обходя грязные лужи. Он подошёл к старому ветхому дому, открывая дверь и пропуская Доминика вперёд.        — Так вот как выглядит дом художника? — осматриваясь, проговорил мужчина, даже улыбнувшись, но из-за маски не было видно этого. Да и юноша решил промолчать. Сейчас не время говорить о творчестве и о его картинах. Тут умирает человек.       Что ж, Доминик увидел, что на диалог Инкрэ не идёт, наконец подошел к постели, убирая покрывало и осматривая раненного. Это лицо ему было хорошо знакомо. Очень хорошо.        — Граф Фаллаций?! Инкрэ, как так вышло?! — не сдержал удивления Доминик, придвинул старый табурет к постели и снял маску, откладывая в сторону. Он стал осматривать раны. И если два ранения не представляли особой опасности, и их можно было обработать и замотать, то вот рана на груди напрягала больше всего. По поведению кожи и крови, сразу же шёл вывод о яде. Он видел такие случаи у людей, и те долго не жили, умирая почти что сразу. Они ощущали агонию, что истощала их, но граф жив. На шее нет следов укусов. Но сейчас интересовали ответы, на вопросы которых мог ответить только Инкрэ.        — Я не знаю! Я был ночь в лесу. Искать ягоды, — Инкрэ немного растерялся от крика, неужели Доминик думает, что это он ранил графа. Которого, кстати говоря, впервые в жизни видел. — Потом идти глубже. Я слышать… крик… Найти раненый и принести сюда.        — Хорошо, можно сказать, я тебя понял, но всё равно мне кажется, что ты не всё рассказал… Ты ведь знаешь, кто его ранил? Что ты сделал, когда принес его?       Художник задумался. Он подозревал… нет, точно знал, что это была Этерна, но поверит ли ему Доминик? Он никто, у него нет какой-либо репутации, если он скажет правду — его обвинят в клевете на лучшего рыцаря. Увы… Инкрэ отрицательно покачал головой на первый вопрос. Подошёл к лекарю и указал на ведро с водой и полотенцем, что хранило на себе следы крови.        — Я промыл раны. Утром, как проснуться, сделать то же самое.        — Хм… хорошо. Даже это неплохое решение. Ты убрал часть яда из раны, но оно всё ещё в крови. Я попробую спасти, но не гарантирую… На все Воля Божья.        — На всё Воля Божья… — повторил Инкрэ и отошёл, чтобы не мешать. Теперь судьба лежит на руках Доминика и Господа.

***

      Звон в ушах не прекращался, казалось, что земля уходит из-под ног, а всё тело погружается в пучину мрака и пустоты. Падение казалось бесконечным, сравнить можно с вечным тиканьем стрелок часов, остановка которых значила только то, что механизм прекратил свою работу, следовательно, время больше не идёт. Если времени в этом пространстве нет, но Фаллаций всё ещё летит в пучину чёрного «ничего», то где же он? Неужели умер? Это был самый верный вариант, ведь он никак не мог объяснить то, что происходит вокруг.       Всё в очередной раз давало понять, насколько сильно ошибается церковь, со своими пресловутыми словечками о загробном мире, девяти кругах ада и попаданию к священному Отцу-Боженьке, если за всю жизнь ты будешь каяться в грехах и слушать библию, а также приносить дань своим королям. «Люди так глупы», — так всегда думал о ненавистной расе король вампиров. Для него они были идиотами, которые идут на поводу у сильнейших, хотя в чём-то схожесть с людьми у них есть. Однако вампиры не идут на поводу у других, они восхваляют и ценят себя слишком сильно, но следуют своим инстинктам и чаще всего не могут с ними справиться. Жажда крови губит его народ вот уже несколько веков, особенно молодых и неопытных. Именно поэтому все вампирята обучаются у взрослых и до самого совершеннолетия не выходят на охоту одни, а после нападают на людей в стаях. Фаллаций — самый сильный вампир, именно поэтому он и стал королём. Но даже его лимит жажды составлял до четырёх дней, а после им овладевало безрассудство, помешательство на желанном напитке. Он был слишком неосторожен и глуп, выйдя на охоту именно в это время, когда отряд Этерны бдит больше всего.       Так страшно и одновременно безразлично осознавать это. В голове столько вопросов, и никто не может дать на них ответ, ведь мужчина совершенно один в этом бесконечном пространстве. Иногда в сознании пролетали различные картинки из жизни, мимолетные видения, воспоминания. Порой он задумывался о том, зачем же он связал свою жизнь с престолом? Мог жить обычной жизнью как потомок великой династии, ни в чём себе не отказывать, целыми днями спать и есть сладкое, иногда смакуя всё кровью очередных людишек. Фаллаций, хоть и был лицом народа, но жутко не любил рутинную работу. Только вот долг и наследство с этим были не согласны, отчего король был вечно уставшим. Может, оно и к лучшему, что он умер?       Вампир мог бы вечно просматривать свою жизнь, словно на пленке, пока в голову не ударила мучительная боль. Поразив тело и мысли, перехватив дыхание, она начала проносить его от одних событий к другим, что произошли совсем недавно. Грудную клетку ломило, он каждой мышцей ощущал, как нечто едкое и токсичное, будто яд, текло по его венам, въедалось в сухожилия и разъедало, растекаясь дальше и дальше. Дышать было сложно, а когда король пытался вдохнуть, то не мог сдержать громкого и сильного кашля, что сопровождался захлебыванием собственной крови, сочившейся через нос. Некогда ледяная кожа горела адским пламенем, будто солнечные лучи попадали на неё, а вся боль, что сочилась ото всюду, была как настоящая. Фаллаций как будто бы снова очутился в том вечернем кошмаре, а боль нарастала, замедлялась и ускорялась, давала отдышку, а затем снова передразнивала вампира.       — «Эта боль так ужасна!.. Если моё тело покоится, то откуда же взялся этот мучительный ад?!», — думал мужчина, «хватаясь» за грудную клетку руками, будто это могло спасти его от страданий. Кровь текла из трёх открытых ранений, оставляя лужи под своим хозяином. Вскоре вампир мог только лежать, свернувшись калачиком в этом парящем пространстве, в ледяной пустоте, с трудом дыша, ощущая теплую и влажную кровь под собой.       Он не умер и всё ещё чувствует боль, которая медленно его убивала. Сражение за жизнь с неминуемой смертью истощало сильнее всего, Фаллаций был бы готов умереть, но пытки не давали сделать этого, вынуждая вновь и вновь содрогаться в конвульсиях и терпеть. Лишь чьё-то мягкое тепло на задворках тающего сознания слегка успокаивало так сильно бьющееся сердце.

***

      Веки по ощущениям были тяжелее стали, и открыть их было сложнее, чем встать с кровати рано утром. В ушах продолжал стоять жуткий звон, тело казалось ватным и таким же неподъёмным, гудело и болело, а по всему нему расходились потоки жара, что душили и не давали вздохнуть. Кажется, он только что пережил наихудший кошмар, после наказаний своего отца, который только мог себе представить: «Борьба за собственную жизнь». Он жив, и это удивительно.       Ещё никогда ему не было так страшно, хоть сейчас всё прошедшее и казалось лишь секундным воспоминанием, а вампир ничего не помнил. В его остатках памяти мелькали непонятные образы, боль, что была ни с чем не сравнима, ведь она полна агоний и муки. Было оно или нет? Может, это вновь очередной сон, в котором он один одинёшенек, а вокруг совсем никого? Несмотря на то, что его всегда окружали люди, остаться одному было наихудшим для короля. Он часто оставался один, когда был совсем юн, и теперь для него это наихудшая боль из всех возможных. Именно поэтому он всегда окружал себя теми, кому доверяет, хоть и держался поодаль.       Но такими мыслями ничего не решишь, открыть глаза всё-таки пришлось, хоть и с большим трудом. В лицо сразу же ударил свет, после той тьмы он жёг сетчатку, и хотелось снова погрузиться во мрак, однако, проморгавшись, Фаллаций решил немного оглядеться. Он был не в лесу, спал под ужасно неудобным одеялом и на чём-то жёстком, а в воздухе несло едким запахом красок, которые будто въелись в общую атмосферу этого захолустья. Стены были обшарпаны, выглядели бедно, даже мебели не было как таковой, только старенькая тумбочка из серого дерева да закоптившаяся печь. Куда он вообще попал и каким образом? Это место могло бы сгодиться только как кладовка, да и те выглядят получше.       Также Фаллаций понял, что раны не кровоточат, да и серебро более не отравляет его тело, это тоже не осталось без внимания. Выходит, кто-то его нашёл в лесу, ночью, в самой глуши, когда безумцы-охотники бродят там и готовы убить любого проходившего. Какой глупец только мог притащить к себе незнакомца в дом, если это место можно таковым назвать, да ещё и деревенщина? В принципе бы никто не стал вносить графа к себе в дом, ни бедные, ни богатые. Для других графов выгодна смерть Фаллация, он владелец больших земель, богат и очень статен в кругах высших лиц, всегда имел авторитет на собраниях; а для бедных нет смысла, ведь слишком дорога для них была медицина, совсем не по карману, а из того, что вампир ощущал — его раны были перебинтованы, а от груди доносился запах мази, — над ним поработал врач. Тот, кто ему помог, был обычным смертным, король чувствовал это по запаху, это же его и смущало, ведь обычных людей он до жути терпеть не мог, хотя, кажись, иногда могли быть и исключения, но это не отменяло того, что сейчас он находится в одном помещении с тем, кого король вампиров ненавидел и одновременно был благодарен за спасение.       И это исключение сидело недалеко от него, за мольбертом, чуть поодаль от места, на котором лежал пострадавший. Человек с длинными волосами, на вид юная девушка, что увлеченно водила кистью по холсту. Она была очень маленькой и худой, больше напоминала расу вампиров по своим внешним признакам, но Фаллаций точно знал, что она — обычный человек. Бледная кожа, почти болезненно серая, светлые волосы, старая одежда и уставший вид. Неудивительно, почему она так выглядит, ведь обитает в таком месте. Если бы Граф жил в таком месте, то давно бы зачах. Даже при бедности можно хорошо поживать, но этакие «хоромы» даже ему были противны. И что только делает король со своими поданными, взимая такую дань с них?       Ещё одна мерзость, которую испытывал Фаллаций в людях — огромная жадность к деньгам. Среди вампиров были и такие, по-своему скупые люди, но даже они имели хоть какую-то жалость. Раньше вампиры были вровень с пороками людей, им внушали, что они твари и ещё хуже человека, но с приходом династии семьи Афтер всё изменилось, и кровопийцы научились защищать свою честь, отстаивать мнение. Многие жестоки, имеют классы иерархии, но все они по личности равны. Хоть в чём-то его правление было успешным.       Девушка заинтересовала вампира. Неужели ОНА спасла его? Он никак не мог поверить в это, ведь та была меньше его раза в два, да и выглядела очень слабой, а что уж говорить о том, что эта леди делала в такой поздний час в темнейшем во всей Трансильвании лесу? Кажется, она была слишком увлечена изображением чего-то на мольберте, что даже не заметила пробуждения своего «гостя». Это было ему на руку. «Лучше поскорее убраться от сюда», — подумал вампир, очень тихо присаживаясь на кровать, но пожалел об этом в первые же секунды. Грудную клетку словно вновь пронзил тот самый серебряный кинжал, и Фаллаций чуть ли не зашипел от неприятных чувств, потому приложил к ней свою руку.       «Судя по всему, уйти мне не удастся, что значит, я наедине с этой миловидной девушкой, — мужчина осторожно и тихо поднялся с кровати, будто вспорхнул, воспарил, невесомо вставая на деревянный паркет, — такой же старый и дряхлый, как и весь этот дом, благо не скрипит».       Хоть всё тело пронзали неприятная слабость и гудение, это никак не мешало королю вампиров стоять на ногах. Его род отличался не только статностью, но и слабой восприимчивостью к боли, так что это были мелочи для него, по сравнению с тем, что он пережил в том сражении в лесу. Однако он бы не стоял сейчас на ногах, если бы не выпил кровь того мужчины и ему не помогла девушка, что сейчас сидела к нему спиной. Он бы просто умер, так и не вынув из своей груди тот злосчастный кинжал или же отошёл в мир иной, прислонившись к холодной земле.       Сейчас его тело требовало крови очередной жертвы, раны ныли и нуждались в регенерации, но из чувства долга Фаллаций терпел. Не в его компетенции было убивать того, кто так благородно поступил. Не настолько он черств, как многие думают, хотя сейчас бы преспокойно выпил кровь этой леди и улетел в свой замок.       — Мисс, вы прекрасно рисуете, — и это было правдой. Фаллаций пару секунд, после того, как незаметно подкрался сзади, стоял и наблюдал за аккуратными движениями руки спасительницы. Пейзаж художницы выглядел практически завершенным и уже имел своё превосходство. Как аристократ, он любил искусство, имел свои вкусы, хоть и часто показывал отвращение к нему с личной точки зрения. Для него оно было пустой тратой времени.       Погрузившись с головой в своё любимое хобби, художник, казалось бы, не замечал ничего вокруг, выводя по памяти белые облака над лесом, водил медленно кистью, наблюдая за тем, как преобразовывалась его работа. Еще одно творение было почти завершено, чему не мог не обрадоваться художник. Может, хоть на эту картину найдется покупатель? Было бы очень кстати сейчас получить немного монет, ведь, пожалуй, нужно было хоть чем-то питаться, а ещё и долг… Он убрал прядь волос с лица, размазывая немного краску по своей коже, хотел было продолжить совершенствовать, но мужской глубокий голос поменял все планы. От этого за секунду по коже пробежали мурашки, Инкрэ с криком обернулся и, не усидев нормально на старом табурете, упал на пол. Сразу же отполз к углу и зашипел от боли в ушибленном месте, наконец взглянув на нарушителя своего покоя.       Несложно было догадаться, что стоящий мужчина в бинтах, явно недавно не подававший признаков жизни — больной. Художник мог заметить, что тот выглядел намного лучше, но разве люди после отравления ядом так быстро могут встать и начать двигаться? Хотя, откуда ему знать… Но янтарные глаза этого Графа, что бросились во взгляд художника, не давали отвернуться.       Такой реакции Фаллаций совсем не ожидал, от чего отступился назад, прямиком на больную ногу. Шикнув на свою неосторожность, он опёрся рукой о стену, но после пожалел об этом, в тот же миг начиная стряхивать с ладони штукатурку. Отвратительно.       Поведение художницы для него выглядело забавным, её выражение лица вызвало у вампира смешок, больше похожий на издевку. Однако помогать даме он не собирался, сама справится, раз смогла дотащить его через лес до дома. Он был интеллигентом, но дотрагиваться руками к человеку для него было той ещё мерзостью, уж больно он не выносил прикосновения.       — Merci d'avoir reconnu ma créativité, Monsieur, mais… je ne suis pas du tout une fille. Ne laissez pas mes regards vous tromper. Je suis un homme dans tous les sens du terme , — наконец проговорил художник, поднимаясь с грязного пола с тихим шипением. Но это стало уже даже привычным.       С лица вампира моментально пропала насмешка после тех слов, что сказал художник.        «Как я мог перепутать парня с девушкой?!», — на лице графа было отражено непонимание, шок и неловкость, а из-за издевательства этого паренька Фаллаций был готов сквозь землю провалиться. Но виду старался не подавать, оставляя свои мысли при себе. Девушки в пареньке было больше, чем противоположного пола, однако действительно, если присмотреться, то можно заметить более резкие черты лица, отсутствие форм, что присутствует у женщин, только это не делало его больше юношей. Его спаситель все также выглядел хрупким, а эти гетерохромные глаза, словно у ангела, ещё сильнее усугубляли ситуацию. Может, он просто притворяется, что парень, а на самом деле девушка?       Вторым удивлением вампира был язык, на котором говорил его спаситель. Чистый французский. Выходит, паренек не местный. Понимает ли он румынский язык? Фаллаций сделал вывод, что его собеседник догадался, о чем он сказал, но много ли тот поймёт? В любом случае, как истинный король он знал множество языков и в совершенстве владел французским так же, как и румынским. Именно поэтому ему без труда будет немного поговорить с носителем другого языка.       — Tu ressembles à une fille, mais je pense qu'on te le dit souvent, puisque tu n'as pas l'air si surpris, contrairement à moi.        — Est-ce que tu parles français? Je suis très surpris par ce fait, Monsieur Fallacy… — проговорил юноша, решив пропустить слова о действительно более женской внешности. Да и какой смысл спорить? Это его внешность и проклятие. — Comment vous sentez-vous? Tu te sens mieux?       — Je suis comme un ange déchu, mourant du feu de la nuit. Mais je pense que je vivrai. Pourquoi m'avez-vous sauvé? — Фаллаций действительно чувствовал себя паршиво, голова кружилась, а к телу вновь подбиралась усталость. Из высших принципов он не хотел опираться о мерзкую стену, так что просто стоял, облокотившись на здоровую ногу.        — Le traitement du médecin aide donc, Dieu merci… Pourquoi t'ai-je sauvé? Je ne pouvais pas vous laisser mourir dans la forêt. Même si je ne te connais même pas.       На самом деле, медицина действительно сыграла роль, на вряд ли Фаллаций бы выжил без обработки его ран, пределом могло бы стать полное отравление тела без возможности пошевелиться, заражение органов и мучительная смерть. Его спасли только удачно сложившиеся обстоятельства и выдержка к яду серебра. Сейчас же ему приходилось только терпеть редкие, но резкие порывы боли в груди, продолжая прижимать к той свою руку.       — Oui-oui, Dieu merci. Je vous conseille de ne pas traîner des étrangers dans une maison déjà pauvre. Qui sait qui sera votre invité, le violeur, le tueur, et peut-être même un vampire, qui voudra profiter de vous et votre sang , — Фаллаций не верил в Бога, ещё больше презирал церковь и религию. Бога нет, он лишь вымысел, образ, который придумали себе люди для оправдания грехов своих. Живя в их обществе ему приходилось притворяться, однако он яро не выражал свое поклонение, только изредка поддакивал. Но вот что он любил, так это говорить с надменностью и иронией, пускай иногда и над «байками» про вампиров, которые были совсем не легендами для запугивания детей перед сном, а самой настоящей реальностью.        — Vampires? Est-ce que même le comte croit en ces contes de l'église?  — удивлённо проговорил Инкрэ. Ох, он уже не сдержал своего негодования в сторону церкви. — L'église a inventé des assassins pour justifier les actions des chevaliers qui tuent des innocents. Et est-ce la Volonté de Dieu? Il n'y a rien de pire que les atrocités de l'église. C'est le sang versé dans ces forêts qui repose sur leurs mains. Художник собрал кисти и отвернулся, стараясь не смотреть на гостя, хотя там было на что смотреть… уж голое тело мужчины было красивым и соблазнительным. Он немного прибрал своё рабочее место, наконец переведя мысли в иное русло. Фаллацию было смешно с суждений юноши о том, что вампиров не существует. Он бы мог обидеться на того, ведь сам являлся кровопийцей, только вот так было бы совсем неинтересно играть. Признание значило поражение, а убийство за спасение — падение перед принципами. Так что тот саркастично и с ухмылкой продолжал.       — Soyez prudent avec ces déclarations, artiste. L'église a des oreilles et des yeux de partout, vous ne pouvez pas le goûter s'ils le découvrent. Cependant, vous pouvez être Franc avec moi, car je ne supporte pas les jugements des croyants de l'église , — хохотнул мужчина, так же слегка отворачиваясь от привлекательного художника. Неприлично, когда на твоё тело пялится кто-то, но ему не понять творцов. Сейчас его больше интересовало место, где он находился, так что он подошёл к окну. Окраина города, совсем рядом с лесом. Уже радует, ведь будет легче уйти, не привлекая лишних глаз. — Однако кто знает, вдруг вампиры действительно существуют.        — Oh, je vous demande pardon, comte, je ne suis pas calme quand il s'agit des activités de l'église… Mais à part vous, personne d'autre ne comprend le français , — проговорил творец, убирая прядь волос со своего лица, сильнее размазывая краску. — Je nie l'existence de ce que je n'ai pas vu de mes propres yeux. Je n'ai pas cru aux paroles de l'église et des gens depuis longtemps. «Художник понимает румынский» — понял Фаллаций, когда собеседник без труда ответил на его последние слова.       — Неужто во всей вашей деревушке нет ни одной библиотеки, где можно ознакомиться с французским языком? Это так прискорбно, — он не боялся дерзить и говорить свои мысли в слух, особенно обычному гражданину, пускай он и продолжал использовать аристократичную лексику. — И что вам эдакого сделала мисс Этерна? Она жестокая воительница, я полагаю, лично с ней знаком не так хорошо, кроме той стычки с проверкой на вампиризм. Странная она особа.        — Ce village est la partie pauvre de la ville. Et presque tous ses habitants n'ont pas appris à lire et à écrire. Même en ville, peu de gens comprennent le français. Seulement pour savoir qui s'intéresse à mes peintures , — художник наконец вновь глянул на графа, но после отошел к ведру с водой и промыл руки от краски. С Фаллацием художник был сейчас согласен. Да и он нескоро забудет те солнечные ожоги, что получил по её вине. — Exactement. Ses chèques et ils sont… ennuyeux pour dire le moins. Elle n'est pas timide…       Фаллаций еще как был согласен со своим спасителем. Этерна была раздражительнее банного листа, каждый раз выдававшая очередную глупость. Благо, она не знает, что лишь некоторые из вампиров чувствительны к чесноку и другим раздражителям. Прогресс не стоит на месте, и у кровопийц вырабатывается иммунитет ко всему тому, что придумали себе люди. Единственное, с чем вампиры так и не могут справиться — серебро и шипы цветов. Даже такой величественный вампир, как Фаллаций, не может побороть эти скверные орудия пыток.       — Благо с ней встречаюсь я лишь на советах, на которых и так редко бываю, — кажется, вампир потерял интерес к разговору, отвечал отстраненно и без какого-либо интереса. У него были более важные дела, чем наблюдение за наимилейшей вознёй художника с красками и ведение диалога. Он напрямую взглянул на хозяина дома. — И я благодарен вам за свое спасение, мистер, но ждёт меня мой дом. Как долго я спал? За окном уже полдень.       Художник вздохнул, приведя себя в порядок, снова обернувшись на гостя. Да, времени прошло достаточно… И, черт возьми! До Инкрэ только дошло, что его гость скорее всего голоден. На себя можно было и забить, но… Не гостеприимно оставлять раненого без еды. Над этим нужно позаботиться. А пока убедить Графа лечь в постель и ещё отдохнуть. Дела делами, но перенапрягаться не следует.        — Vous avez dormi de la nuit à midi, mais vous avez besoin de gagner en force. Vous vous tenez à peine debout. Je vais vous préparer de la nourriture, mais dès que vous gagnerez en force, je n'interférerai pas.       Как только речь зашла о состоянии вампира, так сразу вернулись вся усталость и напряжение, а упоминание еды невольно вызвало звуки урчания голодного желудка со стороны графа, отчего тот слегка смутился, опустив брови в итоге став выглядеть менее грозно. Он снова взглянул в окно, как могло показаться — в сторону обыкновенного леса, однако то, куда смотрел король, значило куда больше для него. Отдых действительно не помешал бы. Регенерация прекратила свое действие, раны в любой момент могут открыться, да и не известно, как солнце повлияет на него, вдруг свалится в беспамятство.        — С большим нежеланием я соглашусь с вами, — огорчённо произнёс Фаллаций, присев на жалкое подобие кровати. Его грудную клетку снова пронзила боль от смены позы, и граф только сильнее прижал к себе свою руку, шипя на эту гудящую пытку, продолжая говорить чуть запыхавшимся голосом, — Насчёт еды не стоит, вы и сами выглядите не лучше мертвеца.        — Pas la peine de s'inquiéter, Monsieur, — нервно проговорил художник, осознавая, что гостя просто нечем кормить… Вот же чёрт. Инкрэ конкретно влип… Нужно быстро решить, где добыть хоть что-то съедобное. Художник закусил губу и отвернулся. И как выбраться из этой ситуации?
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.