До больного любимое

      В бар вошло двое мужчин: один среднего роста, с тёмными глазами и короткими, ухоженными волосами, в очках с круглой оправой, одетый в штатское и заливисто смеющийся; второй немного выше, с ярко-рыжими волосами, с тёплой улыбкой, застывшей на губах, и с накинутым на плечо светлым плащом. Но больше всего брюнета поразил до фейерверков души знакомый голубой цвет глаз. Он крепко зажмурился, а потом осторожно приоткрыл один глаз. Миг – и их нет. Он облегчённо вдохнул и собирался отпить из бокала.       Но тут его лицо сзади накрыли чьи-то родные ладони.       -Угадай, кто? – прошептал мягкий голос.       Невольно дрогнув и положив свои худые, холодные ладони поверх, Дазай проговорил, грустно улыбнувшись:       - И кто же?       Тут же ладони спустились на плечи, и перед ним возник тот знакомый силуэт. Зрачки сузились от страха. Нет, не он. Точно нет. Хотелось исчезнуть, вернуться, да что угодно!       -Здравствуй, Дазай. Этот голос. Сердце колет, словно оно из еловых иголок. Кровь отливает от головы, говоря : «Твой ход. Попробуй продержаться». Плёнка слёз предательски туманила взгляд.       Самообладание улетучилось в одно мгновенье.       -Ода…Саку? – прохрипел севшим голосом Осаму.       Не дождавшись ответа, он буквально влетел в него и крепко-крепко, но так искренне, как маленький ребёнок, сжал в объятьях. Он не верил. Не хотел терять вновь. Тело мелко задрожало, не слушаясь. Дазай заплакал, еле держась на ногах. Он устал. Устал всё держать в себе, устал быть сильным, устал быть таким. Ода же по-отцовски обнял его своими большими тёплыми руками и, уткнувшись носом в мягкую макушку, ласково прошептал в волосы, согревая дыханием:       -Да, Осаму. Это я.       Третий же неслышно подошёл со спины и тоже обнял их, объединив всех, словно окольцевав. Стало так бесконечно тепло… Для идиллии оставалось лишь остановить время и стоять вот так, вплоть до конца света, упиваясь мимолётной и такой большой радостью. Знаменитое Бурайха-трио снова в сборе. Вновь в их месте воцарился покой и берега вновь сошлись. Всё вновь встало на свои места. Наконец.       Они стояли так… Пять минут? Семь? Счастливые часов не наблюдают. Время – лишь условность. В конце концов, когда все успокоились и расселись, Осаму не смог сдержаться и задал вопросы, терзавшие с самого начала, сдерживая слёзы и хрипы и переводя дрожащий взгляд с одного на другого:       - Как же… ты выжил? Почему ты вернулся?       «Рыжее солнце» лишь добродушно улыбнулся и произнёс, глядя в глаза:       -А ты догадайся. Ты ведь любишь загадки?       -Не люблю ворошить прошлое. Тебе ли не знать? – добродушно отмахнулся брюнет и выжидающе-жалостливо взглянул на Сакуноске, умоляя его ответить. Он боялся, что всё это вот-вот исчезнет, словно мираж, не успеешь и глазом моргнуть. Разобьётся на тысячи хрустальных осколков, которые будут причинять боль одним лишь видом. Он не любил боль.       Ода, тихо вздохнув, улыбнулся и на выдохе произнёс:       -А ты поверишь, если я скажу, что знал о плане Мори с самого начала?       Дазай лишь непонимающе наклонил голову на миг, а потом ударил себя по лбу и звонко засмеялся.       -Ну конечно! Твоя способность сработала сильнее обычного, и ты увидел весь замысел во всей красоте его исполнения. Поняв, что будет в конце, ты надел бронежилет!       -Да неужели? – внезапно подал голос Анго, отчего брюнет свалился со стула, крикнув смачное: «Блять!» Стул с грохотом упал на него, больно ударив по макушке деревянной ножкой.       -Не думал, что я такой страшный, - с усмешкой продолжил «очкастый», заправив прядь за ухо. – Мы решили не говорить тебе первое время, чтобы посмотреть, как ты себя поведёшь. Первое время… Это сколько? Два дня, три? Ответом была лишь леденящая вечность. Дазай задумался, сложив руки на лежащий стул и потерянно смотря стеклянным взглядом сквозь Сакагучи. Почему они молчали? Зачем проверять? Ответ пришёл сам собой: чтобы тот перешёл на светлую сторону. Ведь если бы Дазай изначально знал, что Ода жив, то вряд ли бы он покинул друга.       -Кстати, у меня есть ещё хорошая новость, - щёлкнул пальцами Анго, - на днях отдел министерства внутренних дел по делам одарённых развалился.       -Что, прямо как СССР?! – воскликнул Дазай, буквально подскакивая с пола и захватывая за собой потрёпанный им стул. -Прям вот совсем-совсем?       Анго убедительно закивал.       -Наверху творилось что-то нелепое и непонятное, что вредило министерству изнутри. Люди, поняв, что терпеть это нельзя, начали готовить бунт и подговаривать остальных. Узнали про заговор против начальства – зачинщиков быстро разогнали. А поняв, что если про заговор узнает больше людей, начнётся реальный бунт, который навредит всему министерству, потому отдел и закрыли. Скорее всего, насовсем, ведь в отделе было много сильных одарённых, которых хлебом не корми, дай подраться, - он расстроенно поправил очки. – Некоторых перевели в другие отделы, а самых подозрительных просто сократили. Я теперь работаю в отделе систематизации, разбираю бумаги и пишу отчёты.       -Ничего нового, - усмехнулся шатен, опершись руками на спинку стула. – Тебе там нравится? Ты вроде хотел с таким работать ещё со времён, когда был в мафии.       -Мне нравится, - решительно взглянул на него Анго. – Ведь эти бумаги содержат нечто большее, чем просто отчёты и цифры. В них-       -Жизнь людей, да-да, помню. Ты всегда её красочно описывал. Не подумывал стать писателем?       -Я не смогу совмещать подобную работу и увлечение, - разочарованно ответил Сакагучи. – А так я бы очень хотел писать что-то интересное для людей, скрашивать их серую жизнь и…       Но Дазай уже слушал его вполуха, изредка кивая и делая участливый вид. С одной стороны, Анго ведь предатель. Он предал мафию, врал им столько времени! Но с другой, он ведь помог во время конфликта с Шибусавой, и сейчас он поменялся, стал немного лучше… Простить или нет – вот в чём вопрос. Да, держать боль и обиду всё равно что постоянно вскрывать старые раны. А если простишь – начудит ещё чего-нибудь. Люди сложны и непостоянны. Дашь волю – начнут творить такое, от чего волосы дыбом встают. А загонишь в рамки – порой доходит до того, что гибнут. Сложно. Он отвлёкся от мыслей, начав разглядывать Оду. А ведь тот даже не поменялся с момента последней встречи… Те же добродушные взгляд и ухмылка, тот же тёплый свет… Он был солнцем в его тёмной жизни, путеводной звездой, которая так резко объявилась…       -Кстати, - начал шатен, глядя на Сакуноске, - как ты так долго скрывался от мафии? Где ты скрывался всё это время?       Ода выдохнул и, усмехнувшись, начал повествование, иногда оглаживая пальцем краешек бокала:       - Для начала я ушёл с места «смерти», чтобы подумали, что меня уже забрал оттуда ты. Ты, видимо, ответил боссу, что именно так и было, ведь он больше не пытался меня найти. Да я и не особо ему нужен был. Затем я временно съехал в Гонконг - всегда хотел там побывать. Там было много света, которого очень недоставало здесь, ведь мафия работала во тьме, - он улыбнулся. - Именно там я нашёл вдохновение, но начать писать я так и не смог – слишком много мыслей нахлынуло разом, и среди них я потерял основную идею. – короткий вздох. – Ищу до сих пор.       -Как интересно, - по-кошачьи потянулся брюнет, заинтересованно рассматривая огни заведения. Как же часто в его голове проскальзывала такая простая, но такая желанная идея: наконец встретиться здесь, всем вместе, в той самой атмосфере, что и несколько лет назад… Как ностальгично и почти несбыточно, думал он, по-детски наивно и сказочно. Но всё же, порой даже самое немыслимое становится явью. Словно чудесный сон.       -Мы хотели тебе предложить, - потянул его за рукав Анго, - не прогуляешься с нами? Решили вспомнить старое, пройтись по городу, поговорить… Дазай взял его холодные ладони, обвил своими, словно лепестками кувшинки, и , смотря куда-то вдаль, произнёс:       - Я счастлив, будто живу последний день. Не смею отказаться. Спустя пару минут они уже вышли из бара и, положив руки друг другу на плечи, шагали по вечерне-алому городу к местам своих былых воспоминаний.