Закат его вечности

Как ни странно, но узнавшие о бедственном положении девочки-полукровки эльфы проявили похвальную инициативу и забрали ее к себе. Дальнейшие тринадцать с лишним лет жизни Нилы оказались покрыты мраком, но Танарэс отчего-то был уверен: ничего хорошего в них не было. Не смеялись бы тогда мальчишки-сородичи — у эльфов вообще крепки семейные и родовые связи. Не оставили бы без поддержки в попытках «вербовки». Да что там — не было бы никакой учёбы, а только тихая, спокойная жизнь в ожидании замужества. Однако вот поди ж ты — отправили в Академию. И это могло говорить только о двух вещах — либо дар Нилы проявился рано и был столь силён и необычен, что эльфы пошли вопреки своим многовековым традициям, либо настолько не желали видеть дочь чужака-человека, что просто сплавили «с глаз долой, из леса вон!» Получай образование, а дальше живи, где хочешь. А ведь с учётом эльфийского долголетия родни у нее должно быть немало... и для эльфов, как и для драконов, семейные связи значат очень многое. Вот вампиры — одиночки, обычно сильные привязанности возникают у них лишь к собственной паре или детям, если удаётся провести их через вампиризацию... Пара. У Танарэса никогда ее не было. Была сестра, понимавшая, чувствовавшая его, как никто. Были многочисленные короткие связи... давно. И ни одной из тех женщин, чьи имена, тела и лица давно стерлись из памяти, он не пожелал предложить разделить с ним вечность. Он так и не завел детей — и никогда о том не жалел. ...что происходит с ним теперь? Старость? Сентиментальность? Может, в этой девочке он видит лишь отражение себя? Ему было немногим больше, когда его обратили. И если бы не Нильсэм... вряд ли он дожил бы даже до десятой части нынешних лет. Танарэс встряхнулся. Он привык не спешить — куда ему было спешить, если сестру все равно не вернуть? Из многолетнего долгого забытья его сначала вывел случайно встреченный Халэнн, оказавшийся Риэль — слишком неравнодушный, слишком пылающий тем огнём жизни, страдания и мести, что в нем самом давно уже превратился в тлеющие угли... а вот теперь юная девочка с такими же серебряными волосами. У нее не было вечности впереди. Может быть, не было даже пары дней, если слишком заинтересованные и все еще остававшиеся неизвестными фигуры продолжат свою «охоту». Танарэс отправил еще пару информационных вопросов и задумался. С эльфами следовало поговорить, но его положение и вампирский статус не предполагали возможности быстрого проникновения на эльфийские территории. Пошли он сейчас запрос наместникам... с большой долей вероятности его попросту отклонят, а если нет... бюрократические проволочки касательно официального визита архивампира займут не одну неделю. Нужно было найти нейтрального посредника. ...и желательно обойтись без Санаду. Его подколы и возможные шутки отчего-то снова стали его нервировать. Кажется, последний раз это происходило лет семьдесят назад. Или раньше? Вааразарис был неболтлив — ценное качество для собеседника. Пожалуй, единственный, кто избегал междоусобиц и прочих личностных и политических дрязг. Один из сильнейших и старейших, он умудрился не обременить себя какими-либо обязательствами. Может быть, это и позволило ему идти сквозь столетия так, как другие идут сквозь месяцы и годы..? По крайней мере, с ним можно было посоветоваться. Не с Келтаром или Алиастисом — их клокотавшая внутри, спрятанная глубоко на дне нутра агрессивность всегда ему претила. И не с Изрель — их отношения были безукоризненно вежливы, она была умна и могла быть полезной, но один довольно давний и слишком личный эпизод навсегда лишил его возможности обращаться к ней с просьбами. Поэтому Танарэс отправился на встречу именно с Вааразарисом — к счастью, и это было еще одним несомненным его достоинством — у него было много свободного времени и почти всегда — согласие потратить маленький лоскут вечности на общение с Танарэсом. Насколько знал сам Танарэс, список подобных личностей был до крайности ограничен. Древнейший из вампиров принял его радушно, но сдержанно, и его красивое малоподвижное лицо, обрамленное золотистыми волосами, не дрогнуло в какой-либо из сильных эмоции. На столе стояла ваза с цветами — редкими, необычной формы, похожими на растопыренные ладони. Вааразарис всегда питал к цветам слабость. Он не здоровается, просто смотрит на Танарэса, считывая что-то свое — даже не владея ментальным даром, за столько прожитых столетий нельзя было не стать хотя бы просто проницательным. — Странно, — его негромкий хрипловатый голос разрывает тишину. — Что странно? — Странно видеть тебя таким. — Каким? — Живым, — уголки узких губ Вааразариса приподнимаются совсем чуть-чуть. Только те, кто знают его очень и очень давно, могли бы заподозрить улыбку. Тянуть дракона за хвост Танарэс не хочет: время. Что бы там ни бормотал древнейший, сегодня время действительно ощущается иначе. Оно пульсирует, тикает и тянет вперед. Разгоняет вязкую ядовитую трансформированную кровь внутри. — Мне нужно поговорить с эльфами. Задать несколько вопросов и получить на них ответы. Желательно, быстро. — Неприятных для них вопросов? Кто же их знает. Хотя... не смотря ни на что, они гордые. И эта гордость сильно похожа на ущемленную гордыню. Потерявшие свои исконные земли. Так и не вернувшие былую силу. Старающиеся держаться вместе. — Да, — признает Танарэс. — Не самых приятных. Тем более им неприятно будет выслушать их от меня. Мне нужно знать, чем я могу на них надавить. Или что пообещать. Или на кого сослаться. — Сослаться — не знаю, — сразу отвечает Вааразарис. — У меня нет таких знакомых. У меня уже очень много лет нет никаких знакомых. Надавить? Эльфами трудно манипулировать, они предпочитают ускользать от конфликтов. Разве что кто-либо из них даст тебе клятву на крови, но что для этого нужно сделать, страшно даже представить. Пообещать? Им нужны земли, но это не в наших силах. Надеюсь, твои вопросы не столь серьезны... Впрочем... Он смотрит на Танарэса, словно раздумывая, продолжать или нет. — Продолжай, — просит Танарэс. — Им нужна защита. Они слабы, — легкая презрительная гримаса искажает невозмутимость Вааразариса, как упавшая капля нарушает неколебимое спокойствие озерной глади. — Они ненавидят на нас за смерть, которую мы обуздали, за кровь, которая нам сладка, но более всего — завидуют. Нашей силе. Не тому, что смерть бежит от нас, а тому, что она всегда готова прибежать по свистку, словно домашняя голодная псина, и сесть у наших ног... — Что я могу им дать? Вааразарис пожимает плечами. — Яд. Танарэс посылает письмо одному из восьми эльфийских наместников, Тилориону. Его, как наиболее вероятный вариант для подобного предложения, указал тот же Вааразарис, вопреки своим же словам об отсутствии контактов и связей. Встреча была назначена — на нейтральной «драконьей» территории, почему-то почти на границе с Озараном. Странно. Танарэсу всегда казалось, что эти слегка помешанные на всевозможной растительности ушастые создания должны фанатично любить тепло и влагу. Но здесь, в небольшой деревеньке, не имеющей даже отдельного толкового названия, было прохладно и сухо, и несмотря на то, что архивампиру было совершенно наплевать на подобные мелочи, хотелось инстинктивно завернуться в плащ и обхватить руками кружку с чем-нибудь горячим. «Проявление человеческой натуры, друг мой, — сказал бы Санаду. — Мы произошли от людей, и ничто человеческое нам не чуждо». Эту фразу Санаду произносил довольно часто, а один раз признался, что вся полнота ее иронии заключается в том, что ее придумали в одном из немагических, чисто человеческих миров. Миров, где магии нет, и вампирам приходится питаться исключительно кровью. Миров, где и вампиров-то почти нет, но есть множество написанных о них книг. Санаду уверял, что в них очень смешные стереотипы... Внезапно Танарэс подумал, что выбор места встречи мог также быть обусловлен стереотипами о вампирах, их нелюбви к солнечному свету. Как глупо. Наложение крупиц сведений о Неспящих на целую расу. Эльфов, пришедших на встречу, было всего трое. Наверное, по эльфийским меркам это то же самое, что разговор тет-а-тет.