Герои

      Тенко злится. Тенко сидит посреди своей комнаты на голом незастелённом матрасе в четыре часа утра и злится. Просто так, необоснованно, без какой-либо причины — злость, ненависть, раздражение и беспокойное нервное возбуждение просто пришли и объявили войну здоровому крепкому сну, мягкому одеялу и прохладной подушке. Сейчас всё это добро валяется на заднем дворе дома, выпачканное в грязи и поливаемое холодным дождём. Тенко злится и бросает вещи. Иногда эти вещи это не только будильник, ручка, тетрадь, телефон или книга — иногда злость приобретает новые масштабы.       Через два часа, Нана будет орать как сумасшедшая, увидев то, во что превратились вещи и аккуратный дворик. «Оу да, Нана будет орать», — с торжеством и мрачным удовлетворением думает Томура. Пусть орёт! Пусть орёт, матерится и хуесосит её на все лады — она этого заслужила, но молчать тоже не будет. Будет орать в ответ, швырять диванные подушки и бить кулаками стену, раздерёт себе всю шею в клочья, не поест и придёт не выспавшаяся, злая и заёбаная, как тысяча чертей…       Ну и пусть. Она это заслужила.       Но вместо того чтобы отпиздить её ссаными тапками, Нана смотрит добрыми-добрыми глазами, вздыхает, но ласково улыбается. Обнимает.       И Тенко прорывает.        Она рыдает, вцепившись в чужие, но такие родные плечи и ревёт, как маленькая сопливая девчонка, которой не купили ту красивую, долгожданную и заочно любимую, куклу в розовом платье с оборками и рюшами, малиновым ртом и золотистыми кудряшками. Шигараки плачет, пачкая слезами чужую кофту, оставляя отвратительные влажные следы.       Ей не нравится, она хочет прекратить, поднять рычаг, который сдерживал всё это дерьмо… Но сил нет.       Не осталось сил.       Столько нового, столько странного, столько людей, прикосновений, чувств, эмоций… Слишком много, отключите эмоции! Для неё это слишком…

***

      Тенко нестабильна — Нана знает это лучше всех. Иногда она молчит и просто смотрит, иногда кричит и бросается на стены, иногда режет себя, иногда безостановочно ест, а после — часами стоит над унитазом, иногда тихо плачет, но чаще всего просто царапает свою шею, лицо, руки, спину, ноги, голову.        Нана уже успела изучить привычки внучки и прекрасно знает, что Тенко всеми этими дикими повадками, отчаянными полуосознанными действиями даёт выход стрессу.       Если Тенко царапается — уровень мал, на это даже можно не обращать внимание, но только до тех пор, пока она не переходит на бедра, голову и лицо. Спина, плечи, руки — всё это ерунда, терпеть можно, но как только царапины появляются на лице — это всё, тревожный звоночек, который своим появлением говорит «обрати внимание!».        Тихое молчание и тупой взгляд в пространство— второй уровень. Тревожно, но и его можно пропустить. Когда Тенко находится в этом состоянии, она хотя бы не вредит себе и окружающим — это уже хорошо.       Потом будет плакать. Тихо-тихо, словно писк полумёртвого котёнка, у которого уже не осталось надежды. Главное не пропустить этот момент: растворить таблетку успокоительного, капнуть пару капель специального лекарства, провести пару лишних часов вместе, отвлечь — что угодно, но не оставлять одну, не давать ей поверить в то, что она одинока, нелюбима и безразлична этому миру.       Если пропустить тихий плач, то Тенко начнёт резать себя. Царапина за царапиной… Намного глубже, чем от ногтей, ближе к сердцу, чаще всего на груди, но так, чтобы никто не заметил. За свою жизнь девушка научилась притворяться, когда ей это нужно, и скрывать повреждения умеет мастерски.       Потом обжорство и часы у унитаза под шум воды, чтобы никто не заметил. Еда не для того чтобы получить удовольствие от вкуса, насладиться насыщением, а как наказание для самого себя. А затем боль, привкус рвоты и желчи на языке…        Последнее — крики и агрессия. Когда-то тише, когда-то громче, когда-то слабее, когда-то сильнее, когда-то отчаяннее, а когда-то злее, иногда — обреченные.        Нана изучила свою внучку вдоль и поперёк, ей знакомо всё, или почти всё, но слёзы… Слёзы открытые, пропитанные болью и непониманием, отчаянием и злостью, ненавистью и любовью в их жизни редки настолько же, насколько редки смех и счастье, плещущееся у самых глаз.        Ей больно. Её душа болит за Тенко и плачет за неё же. Они плачут вместе. В унисон.