***
Грейнджер уже отчаялась, лицо её от бега раскраснелось, но отчаяние — не повод сдаваться. Никогда. Она завернула в более узкий, чем остальные, коридор, и замерла, прижавшись к стене и прислушиваясь. Честно? Гермиона не хотела, не собиралась и даже не думала останавливаться. Ей было плевать, что там у него важного или не важного будет происходить, всё это сейчас неважно. Но она остановилась. Почему-то. И вслушалась. — Ты сдурел? — коротко рассмеялась Гринграсс, чей голос Гермиона распознала, стоя за стенкой. — А что тебе не нравится, красотка? — ухмыльнулся Забини, и Гермиона услышала шорох одежды. Обычно так чья-то рука поддевает кофточку и обнимает за талию. — А то, что меня не отпустят с обычным красавчиком куда-либо летом дальше Великобритании, — хмыкнула Дафна, но в этом движении чувствовалась что-то выпирающее. Как заноза из кожи. Незаметно, но обязательно больно. — Мне не послышалось? — возмущённо-шутливо произнёс Забини. И сделал что-то, чего не увидела Гермиона, но из-за чего Гринграсс пискнула и рассмеялась. — Ты назвала меня обычным? — Но красавчиком, — лукаво сказала слизеринка. А затем тон её посерьёзнел: — Ты же знаешь, даже если моя мать согласится отпустить меня с тобой в твою виллу в Венецию на две недели, — а она, вероятно, согласится, — то отец – ни за что. Ведь для него всякий немуж — обычный красавчик. Наступило молчание, и Гермиона порывалась прервать их, но что-то всё ещё останавливало её. Словно она могла испортить что-то очень важное. — Да, твой отец – серьёзная заноза в заднице, — произнёс Забини серьёзно и явно качая головой. Дафна цокнула что-то вроде «Блейз», но он продолжил: — Как и многие чистокровные, традиционная, с пережитками прошлого заноза в заднице. Спасибо, что Элла любит пить вино и играть в покер, а не чистокровно сватать меня. Гринграсс снова невесело хмыкнула. — И я знаю, о чём ты думаешь, — произнесла она, как поняла Гермиона, коснувшись щеки парня. — И я бы согласилась, я бы, оставив записку, сбежала бы на эти две недели с тобой, если бы не знала, что в этом случае отец, зная моё единственное уязвимое место, не отыграется за мою ошибку на Астории. Не запрёт её дома, не лишит всего, не… — Я знаю, Дафна, — твёрдо и также аккуратно прервал тревожную, ставшую уже тараторить девушку, вложив её ладонь в свою. — Я знаю. И поэтому ты не угадала; я думал не об этом. — Да? — сглотнув, чтобы прийти в себя, дала себе отдышку Гринграсс. А через секунду прежним, спокойным голосом спросила: — О чём тогда? Блейз снова помолчал, улыбнулся и поднял руку по талии девушки выше. — Я не стал бы рисковать тобой так, как ты сказала. Поэтому вижу решение проблемы в её корне: настала пора перестать быть «обычным красавчиком». Наступила тишина. Гермиона распахнула глаза, прикрывая рот ладонью и думая о том, что она только что поприсутствовала в чьём-то шаге в новую жизнь. Чёрт. Грейнджер сквозь былую боль дрогнула и мягко улыбнулась. — Блейз… — тихо, неуверенно и неверяще произнесла Гринграсс. — Ты шутишь? — А я что, отрастил волосы и стал похож на шутника Нотта? — хмыкнул Забини. — Нет, подожди.. — покачала светлой головой слизерикна, накрывая лицо ладонями и проводя ими по нему. — Ты сейчас.. — Я сейчас, — перебил её Забини, отнимая руки от лица и делая шаг вперёд. — Но «я сейчас» хотел вовсе не так, не в каком-то холодном старом коридоре чёртовой школы, не в этой идиотской форме Слизерина, но да, я сейчас на полном серьёзе предлагаю тебе преодолеть единственное препятствие, мешающее тебе оказаться со мной запертой на всю жизнь один на один и терпеть в любое время и любой час, Дафна, я предлагаю тебе видеть меня по-идиотски сонным, вопреки одобрению или неодобрению твоего отца, я предлагаю тебе, Дафна Гринграсс, стать моей женой. Грейнджер закусила губу, потому что улыбка росла до ушей. Дафна за стеной продолжала молчать. — И я признаюсь сразу, — продолжил Блейз, — что у меня нет колец и что я решил это окончательно только что, но мысль сформировалась раньше, так что не думай, что это моментное безумное желание. Я действительно серьёзно, Дафна, со всей ответственностью. — Со всей ответственностью? — повторила за ним Гринграсс, словно была под гипнозом. И только спустя секунды Гермиона поняла, что голос её дрожит, а по щекам точно струятся слёзы. — Со всей, — кивнул Забини и притянул девушку к себе, захватывая губы. И когда он отстранился, разнося по Хогвартсу влажный звук, в ожидании ответа Дафны, Гермиона поняла, что вот сейчас пора. Как бы это жестоко ни было, самый главный и тревожный момент, Грейнджер чувствовала, что должна была нарушить и прекратить томить себя невыносимым ожиданием. Гриффиндорка вышла из-за стены, и стоило ей сделать первый шаг, как Блейз, только повернув голову, закатил глаза и сжал губы, метая в неё ледяной, готовый сжечь на месте взгляд. Дафнин же взгляд оставался всё также шокированным, и она словно во сне посмотрела на порушившую момент Гермиону. — Грейнджер, свали отс.. — Малфой в опасности, — с ноги ворвалась Гермиона. Блейз закрыл рот, нахмурившись. — Мне нужна твоя помощь, по пути всё расскажу. — Блять, даже сейчас этому засранцу нужно было влезть в очередное дерьмо и всё мне испортить, — снова закатил глаза Блейз. — Он не виноват, — щёлкнула зубами Гермиона. Но не могла винить Забини сейчас за его вполне логичную злость. — Да-да, у тебя он явно всегда не виноват, — раздражённо отмахнулся от неё Блейз и повернулся к Дафне, тут же меняя тон. — Мне нужно сейчас уйти, но мы вернёмся к этому разговору, хорошо? Гринграсс кивнула. — Что с Драко? — спросила она у Гермионы. — Я расскажу тебе потом, — повернул её лицо к себе Блейз. Гермиона про себя хмыкнула. Он явно не хочет, чтобы она пошла за ним туда, куда сейчас поведёт его Грейнджер. Поступает, как поступила бы Гермиона с Драко, если бы была возможность: оградил. Как поступил недавно сам Малфой. Но Грейнджер перечеркнула сделанное им. — Когда вернусь. — Вернёшься? Но она сказала, — возразила Гринграсс, тратя драгоценное время Гермионы, которое утекало от неё с каждым мигом, воздавая страшными картинками в голове, где основными героями были кровь, смерть и Драко, — что Малфой в опасности… — Ты мне доверяешь? — прервал её Забини, обхватывая ладонями острое лицо. — Да, Блейз, доверяю, — выдохнула Гринграсс и прикрыла глаза, на миг накрывая его ладони своими. Грейнджер ощутила себя жутко лишней. — Так что… Иди. Хорошо, чёрт, иди. Забини поцеловал её в лоб, а затем сильно в губы. — Я люблю тебя, — произнёс он, глядя ей в глаза, и убрал руки, отворачиваясь и обходя Гермиону. Скрываясь за той стеной. И давая Дафне возможность выбрать свой ответ, ответ на его признание сказать не дав. Грейнджер тут же нагнала Блейза, которого точно всё ещё бесило её вмешательство, но уже не так ядрёно. Его мысли всё больше начинали занимать слова Грейнджер про Малфоя и опасность. — Куда мы идём? — В кабинет Макгонагалл, — глянула на него Гермиона, не собираясь сообщать, что слышала всю их с Дафной сцену. В голове кроился план. — Что с Малфоем? — смотря прямо перед собой, холодно, как обычно с ней в подобные редкие моменты говорил, спросил Блейз. Она тоже особым желанием его общества не горела, но вариантов больше не было, и этот — лучший и самый надёжный для Драко. Остальное — плевать. Гермиона быстро пересказала ему то, что уже говорила Макгонагалл. Она не видела лица слизеринца во время своих слов, но что-то ей подсказывало, что по мере повествования её краткого рассказа краски на лице Блейза только больше сгущались. Грейнджер запомнила пароль кабинета директора с недавнего раза и, взбежав по лестнице, толкнула дверь внутрь. — Что у тебя за план? — остановившись в дверях, пока Гермиона быстро подходила к мешочку с летучим порохом, строго, но уже не с былой холодностью спросил Забини. Всё-таки их связывал один и тот же важный им человек. — Мэнор точно томится от количества Пожирателей внутри, мы вдвоём — пока что вдвоём, потому что позже Макгонагалл собирается запросить подкрепление из Министерства и, возможно, будет кто-то из наших профессоров — не сможем сразиться со всеми ними, но сможем лишить их главного и единственного преимущества и условия — Нарциссы, — Гермиона обернулся с бордовым мешочком в руках и внимательно посмотрела на сосредоточенного Блейза. — Перенесёмся через камин в Мэнор — неизвестно, не закрыл ли Люциус доступ к аппарации в Мэноре, да и лучше будет рассредоточиться по зданию из их семейной Библиотеки, там есть камин, — Забини почти незаметно усмехнулся. Но Гермиона не стала думать о том, что про камин он в курсе, наверное, с коляски. — Люциус наверянка продолжил пытать Драко диалогами, я найду и отвлеку их обоих, также, вероятно, к ним присоединятся Аласдер и Конн. Твоя задача будет в этот момент — под Дезюллиминациоными отыскать Нарциссу и, если есть возможность, то аппарировать, если нет, то одолеть её стражу, скорее всего приставленную к ней Морану, и провести также под чарами к камину. За окном проплыл дементор. Гермиона перевела взгляд обратно на прогоняющие все варианты развития событий Забини. — Морана? Та безумная, имеющая дар внушения? — уточнил Блейз, и Гермиона кивнула. — Ты справишься? — Палочкой пользоваться умею, — фыркнул Забини. — Ты не понимаешь, она умеет запудрить мозги, — качнула головой Гермиона. — Если бы ты во мне сомневалась, отыскала бы сейчас, чёрт возьми? — сощурился Блейз, складывая руки на груди. Грейнджер поджала губы, понимая, что нет смысла спорить и что в чём-то он прав. — В любом случае, её присутствие — лишь моё предположение, — заключила девушка. — Но ты должен будешь сделать это так, чтобы отсутствие Нарциссы было замечено как можно позже, чтобы я потянула время до прибытия подмоги, сколько нужно, а затем мы с Драко оставим Пожирателей Аврорам и я уведу его. Последние её слова стоило подметить. Потому что Гермиона, выведя его оттуда, планировала вернуться. Потому что чуяла, что Макгонагалл сообщит обо всём ученикам и Гарри и Рон вызовутся ринуться в бой против Пожирателей. Не за Малфоя, нет. Против Пожирателей Смерти, а их одних в этой бойней она оставить не могла. Ни за что. Так что сначала ей нужно было не допустить смерти Драко, а затем Гарри и Рона. Это будет гадко: пренебречь попыткой Малфоя спасти её, чтобы спасти его и вернуться обратно. Но такова жизнь: мы совершаем по истине глупые вещи ради тех, кто пытается эту нашу глупость спасти и от ошибок оградить. Забини помолчал, Гермиона ждала его слов, пробегаясь в голове по деталям плана. — Мы можем умереть, и ты в особенности, — произнёс Блейз, смотря на Гермиону прямо и равнодушно. Упрямо. Без шанса на отступление. — Я — не Малфой, и останавливать тебя не собираюсь. Гермиона вспыхнула. — Позволь тебе напомнить, что этот план придумала, нашла тебя и предложила я, — Грейнджер сделала шаг вперёд, сжимая кулаки и выглядя так опасно и воинственно, что у любого отсох бы язык, чем слетели бы слова об её страхе перед Смертью. — И чтобы ты был уверен: я тоже выбираю его. Блейз кивнул. — Тогда вперёд. Гермиона, прежде чем высыпать Летучий порох, подбежала к шкафу в кабинете, чем вызвала неодобрительное перешёптывание директоров на портретах, кроме одного — портрета Дамблдора. Сунув в задний карман джинс слезоточивый галлюциногенный магический порошок, заточённый в коробочку, она остановилась и задержала на его портрете. — Вы решительно настроены, мисс Грейнджер, — как всегда спокойно, с каким-то лукавым знанием в глазах произнёс портрет, сверкая серебряной бородой. Грейнджер незаметно оглянулась на Забини. Тот о чём-то напряжённо думал, в его глазах витала отстранённая тень, какое-то сомнение, а на лбу пролегла морщина. Она отвернулась. — Да, профессор, — обратилась к Дамблдору девушка. — Вы считаете, это неправильно? Я что-то упускаю? Портретный Альбус улыбнулся той доброй улыбкой, какой смотрел на всех своих учеников, когда те обращались к нему за помощью или кого нужно было рассудить. У Гермионы защемило в сердце. Вспомнился почему-то третий курс, когда им было по тринадцать, и они только узнали, что это значит — дементоры на страже Школы. Альбус объявил это с серьёзным лицом, поднятыми вверх двумя указательными пальцами. А затем улыбнулся ученикам той же искренней улыбкой. — Что вы, что вы, — сказал он. — В ваших знаниях и умении их правильно применять я никогда не сомневался. Просто порой жизнь преподносит нам такие сюрпризы, где однозначность не идёт в ногу с уверенной решительностью. Гермиона нахмурилась, опуская глаза. А когда подняла их, чтобы попросить Дамблдора объяснить подробнее, тот уже беседовал с какой-то дамой из другого портрета. Напоминая, что он всё-таки ненастоящий. Неживой. И прокалывая сердце сильнее. Грейнджер выдохнула, развернулась и подошла к камину. Кивнула Блейзу, но, кажется, тот этого не заметил, всё также обитая где-то внутри своих размышлений и хмурясь. Она опустила взгляд и высыпала Летучего пороха из мешочка, сжимая тот в руке. Быстрым взмахом палочки убрала осколки и разлитый чай и, позвав Забини уже вслух, отвернулась. Гермиона посмотрела прямо, на чёрный цвет камина. Замерла, представляя перед собой ухмыляющееся лицо Драко. Извинилась заранее перед друзьями и сделала уверенный шаг вперёд, ступая в камин. И ощутила прикосновение к плечу, которое заставило её обернуться.***
Было тихо. Так привычно тихо в его родном доме, где громкие звуки терпели разве что во время приёмов. Но в остальное время — так же тихо, как и пусто. Всегда почему-то пусто. Как и Драко сейчас от воспоминания её взгляда, которым она смотрела на него. Её поплывших коньячных глаз. Малфой поджал губы и выбросил дурь из головы. Нарцисса — вот единственное, что сейчас его волновало. Найти и забрать. Найти в этом особняке, пропахшем смертью, отобрать из ублюдских рук и спрятать не так глупо, как он сделал это в прошлый раз. Драко внимательно осмотрелся, прислушиваясь к шорохам, но пока что никого не было слышно или видно. Притаились сволочи. Ведь в том, что они здесь, сомнений не было. Но у Малфоя не было чуйки-карты, которая показала бы ему, куда идти, в груди или в мозгу, так что он просто шёл прямо, заглядывая в каждую гостиную и комнату, каждый коридор, изнывая от презрения к себе. Ведь это надо быть таким конченным идиотом — отвезти мать в место, о котором знал один из главных Пожирателей. Один из главных врагов. И плевать, что на тот момент Люциус в соображениях Драко угрозы не представлял, он мог лучше, мог умнее, хитрее, он, чёрт подери, мог придумать что-нибудь другое. Но он снова облажался. Малфой снова допустил ошибку, так что это правда то, в чём отец был прав: ошибка на ошибке. Сзади что-то скрипнуло, и Драко резко обернулся, не глядя бросая обезоруживающее. Но никого не было, одна лишь ненавистная, мерзкая, склизкая, заползающая в уши пустота. Ничего. И что-то он сомневался, что ему померещилось. Опустив палочку, но не выпуская её из руки, он развернулся и пошёл дальше. Возможно, есть то, в чём отец прав ещё? Помимо ошибок. В том, что он стал слабым. И что именно эта слабость, имеющая очень даже овеществлённую и бесячую форму, привела его к тому, что он упал лицом в грязь снова? Что уничтожил шанс на сохранность жизни своей матери. Спокойной жизни, жизни без всего этого грязного дерьма. Не слушай его. Это не так, ты же знаешь. — Замолчи, — прошипел голосу в голове Драко. Её. Голосу. — Мучают голоса в голове? — послышалось слева. Малфой остановился и усмехнулся. Ну конечно. Библиотека. Там Люциус будет чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы нести херню и пытаться задавить Драко. Так что не он тут слабак. Потому что по крайней мере не выбирает удобных мест. Развернувшись, он вошёл в библиотеку и сейчас же готов был убить отца за то, что тот сидел на красно-золотом кресле рядом с камином. Очерняя все воспоминания об этой библиотеке с матерью, с их Рождеством, с её чтением. Очерняя воспоминания с ней. — Это ничего, — продолжил отец, когда Малфой, расслабленно держа прохладное древко в ладони, встал напротив него. — Меня вот тоже, знаешь, стали порой посещать после пребывания в Азкабане, — а затем ухмыльнулся и сказал то, что в его надеждах обязано было вывести Драко: — Возможно, это у нас семейное? А, сынок? И Драко это разозлило. С определённых пор он ненавидел упоминания о себе и о Люциусе, как о чём-то кровном и близком. Но всё это раздражение было внутри, внешних же проявлений не было никаких. Малфой лишь лениво прислонился плечом к косяку, беря всё от своей стальной выдержки, и получая уже сам мрачное удовольствие от искры в глазах и злого подёргивания губы Люциуса. Он бесился, что у него не получилось вывести Драко. Не так просто, папаша. Драко в мыслях усмехнулся с этого прозвища. Когда-то давно он бы убил бы себя за проявление такого неуважения к своему авторитету. Былому. — К слову о твоём лучшем из домов, — рассматривая отца, начал Драко. Разбирая варианты, где этот человек мог упрятать мать. Но он ведь явно работал не один, так что этих вариантов, как коридоров в Хогвартсе. — Почему ты не сбежал оттуда раньше, если мог? Малфой слышал хруст воздуха. Слышал звон разбивающегося хрусталя. Он бился так же, как этот воздух: разыгрывая сцену, когда все знали, что скрывается за кулисами. И знали, что как только занавес будет вздёрнут, полетят зубы, волосы и ногти. Но пока хождение хищников с прищуром и шипением по кругу продолжалось. Не то чтобы его это реально интересовало. Но ему нужно было понять, как думает его отец, цепочку хода размышлений и извлекаемых путей. Чтобы добраться до Нарциссы быстрее с меньшими увечьями, иначе можно и не добраться вовсе. Всё-таки Драко работал один. Люциус ухмыльнулся, собирая морщины возле глаз. Положил ладонь на трость и закинул ногу на ногу. Малфой сохранял холодное равнодушие на своём лице. — Потому что они сделают то, что я скажу, чего у тебя никогда не будет, — он так забавлялся своей властью, что Драко был уверен, что рано или поздно он не удержит игрушку в руках и та разобьётся на мелкие кусочки. — Я приказал освободить меня лишь тогда, когда людей будет достаточно, о них будут знать люди, и силы Пожирателей будут бояться. Когда останется один ход — угадай, какой? — Нет желания играть с тобой в угадай-ку, знаешь ли, — бросил Драко, наблюдая как только в большем удовольствии скалится Люциус. Мерзость. Мужчина хмыкнул. — Конечно, потому что знаешь, что проиграешь. Остаётся последний шаг — ворваться в Министерство Магии и подчинить его. А в остальных случаях, знаешь ли, моё освобождение мне ничего бы не дало. Наверное, в этот момент особенно Драко осознавал, что его отец больной. По-настоящему больной, на голову, старый безумец, похоронивший свой рассудок где-то в складках мантии Тёмного Лорда. Потому что какой бы человек не хотел бы сбежать из адского Азкабана куда угодно и при каких угодно обстоятельствах, условиях жизни? И это не было страшно. Это не было даже жутко. Жалко. Просто жалко. И не от значения, что ему жаль отца. Тут ухмыльнулся Драко. — Что ж ты не говоришь, что также, если бы у Аласдера ничего бы не вышло, Пожиратели провалились бы и их казнили бы тут же, а ты всего лишь то остался бы в Азкабане, сохранив свою жалкую жизнь? Люциус хмыкнул, приподнимая подбородок и прокручивая трость в ладони. — Зачем тогда ты меня спрашиваешь, о причинах, которые тебе известны? — протянул он. Явно растягивая для чего-то время. — Но твои догадки о моих мыслях лишь доказывают такое постыдные для нас обоих родство друг с другом. Малфой смотрел в глаза отца, и огонь рядом с тем горел в разы сильнее. Только если одно было видно: жаркую ненависть. — Провалился Волдеморт, провалишься и ты, — произнёс Драко уверенно. До этого момента понятия не имея, что внутри скрыта такая уверенность в проигрыше отца. Не в победе стороны Малфоя. Потому что у него не было стороны, он всё ещё не причислял себя ни к одной из них. Хотя она отнесла бы к стороне, где краски были посветлее, чем круги под глазами Люциуса. Мистер Малфой коротко рассмеялся, словно в ответ на какую-то несмешную светскую шутку, какими кишил их мир. Их светский грязный чистокровный мир. — Ты ни в чём не смыслишь, мальчик, — скрипел голос отца. — Мы с моими верными товарищами имеем ту же цель, — вытравить грязнокровок, предателей крови и создать идеальное общество, в котором и тебе уже не место — но другие средства. Тёмного Лорда привело к краху то, что он действовал во главе в одиночку. Но мы с Аласдером и Мораной, с важным человеком в лице Конна изменим порядки в магической Великобритании. Что тебе не знать о государственных переворотах? Драко чуть крепче сжал палочку между пальцев. Эта идея была как безумна, так и тривиальна. Он не собирался рассуживать её, не его задача. Но одно он знал точно: всё-таки эта идея была реальна, и реальна настолько, что Малфой пальцами ощущал её порог. — Где остальные? — холодно спросил Драко, которому надоела очередная речь, тратившая его время. Поэтому он просто обрубил канат моста, по которому со спину к нему тихо подбирались, позволяя врагам сесть на шею. Это всё равно рано или поздно произошло бы. — О, ты заскучал? — в притворном удивлении вскинул брови Люциус. Поднялся, отряхивая костюм. — Что ж, тогда принимай гостей, Драко. Не успел отец закончить фразу, как Малфой ринулся за стеллаж книг, и в то место, где он до этого стоял, прилетел красный луч. Красный. Но не зелёный. Драко выступил и кинул заклинание, но делал это наугад, потому что рассматривать противников было некогда. Он перебежал на другую сторону стеллажа и увидел мелькнувшие в дверях выхода из библиотеки платиновые волосы Люциуса. — Выходи! — крикнул чей-то незнакомый голос. Книжки позади Драко разлетелись, и Малфой снова вспомнил, что отец безумен. Раньше он даже Лорду посопротивлялся, пуская итог всё равно был бы один, но он повозражал какое-то время против того, чтобы устраивать в библиотеке Малфой Мэнора какое-либо сражение. — Выходи, тебе сказали! — крикнул ещё один голос, и одно из любимых изданий Малфоя — он видел искоса — разошлось по корешку из-за просвистевшего над головой заклинания. И это вывело его. И из себя, и из временного укрытия. Жёлтые и красные лучи почти одновременно вылетели из его палочки, и одно из них задело мужчину лет тридцати, если судить по его серой неопрятной щетине, в плечо. Тот подался назад и завалился на стеллаж, и Малфой воспользовался этой секундой отвлечения второго Пожирателя, припечатывая того к стене. Спину свело, Драко упал на одно колено, ощущая, как горит поясница. К нему со спины подошёл парень, гораздо моложе тех двух, и схватил за волосы, рывком поднимая голову Малфоя наверх. — Смотрите-ка, сам Малфой-младший стоит передо мною на.. Несвоевременное самодовольство — слабость. И Драко этой слабостью воспользовался, обхватывая ноги противника. Тот с грохотом свалился и его затылок характерно отскочил от пола, окрашиваясь тёмным грязным кровавым пятном. Действие насланного им заклинание сходило, и Малфой быстро поднялся, поднял ногу и надавил на грудь этого слабака. — Мечтай дальше, сосунок, — тот выхаркнул сгусток крови, и Драко, ещё раз надавив, отошёл от него, бросая связывающее заклинание. К этому времени те двое очухались, и первый неопрятный мужик с яростью бросил в Драко синий луч, Малфой тут же отразил его, посылая ответный, но кто знал, что этот на внешний вид упырь хорош в дуэле? Он отражал все лучи Драко, и это начало раздражать и злить Малфоя, мысль о матери вилась в голове, как ядовитый плющ, удушая всякие эмоции. Оставляя лишь холод. Второй Пожиратель попытался выбить у Малфоя палочку, но Драко увернулся и наслал на того проклятие, благодаря которому в библиотеке теперь стоял мужской вой, прерываемый постыдным стискиванием зубов. — Думаешь, — шипел всё ещё бьющийся с ним мужчина, которого Драко задеть не успел, но зато тот окровил его предплечье, — что ты лучше нас? Ещё одно заклинание просвистело мимо, и Драко выкрикнул, направляя луч на стеллаж над Пожирателем : — Бомбарда! Не успел противник отскочить, как десятки книг и щепки стеллажа повалили его наземь, придавливая конечности. Малфой тут же обезоружил его и сунул чужую палочку в карман брюк. На всякий случай. — Нет, — ответил ему Драко, холодная ярость против жгучей ярости которого победила в этой схватке. Глаза Пожирателя пылали болью и ненавистью. — Я думаю, что я сильнее. И он вышел из библиотеки, ни о чём не жалея, но думая о том, что первозданный вид культурного наследия Малфоев утрачен. Ну и хер с ним. Люциус знал, что Драко отыграется. Как знали и его товарищи, в этом слизеринец, идя по второму этажу и прислушиваясь к звукам, был уверен. Скорее всего, их задача сейчас была просто истощить физически, но не убить. Он нужен был им живой. Пока что. Но для чего? Малфой даже не удивился, когда перед ним возник Аласдер, улыбаясь то самой своей приклеенной к лицу фальшивой улыбкой. Драко усмехнулся, обхватывая палочку поудобнее. — Да у нас сегодня день встреч. — Да, Драко, ты удивительно живуч, а об этом твоём качестве Люциус мне не говорил, — вздохнул Аласдер, и плечи его колыхнулись. Золотые волосы, отливающие желтизной, сливались с бордовым костюмом, которому не хватало чёртовой розы в верхнем кармане, чтобы он сошёл за романтика под пятьдесят, флиртующего на курортах. — Жаль, ведь тогда, может, я приложил бы чуть больше усилий, чтобы не допустить твоего нахождения на свободе. И вообще в этом мире. — Какого чёрта вы хотите? — сощурился Драко. Их игра «подойди к Малфою на разговор по очереди» уже начинала бесить его, а не только вынуждала смеяться над ними. — Вы уже сводили со мной счета, или как там вы это называете, так что в этот раз? Или у вас это типа по очереди, как на карусели: свёл счета Корсби, следующим вытаскивает жребий Малфой? Аласдер улыбнулся, делая пару шагов вперёд и в сторону. Словно вёл забавную беседу о промахах игроков в Квиддич. — Ну, у нас это чуточку серьёзнее, — смотрел он на Драко, но будто бы куда-то за его спину. Малфой не стал оборачиваться, сжимая зубы. — Ты упустил свой последний, великодушно предоставленный тебе шанс вступить на правильную сторону, вернуться на своё место, но ты отказался. И мы вместе с Люциусом устроили тебе маленькую отработку. Да-да, — быстро произнёс Корсби, будто Малфой что-то у него спрашивал, — он был в курсе. А теперь ты отбываешь наказание по личному счёту Люциуса. Драко усмехнулся, постукивая указательным пальцем по палочке. Аласдер облокотился локтём о высокую тумбу с тёмными цветами на неё. Кстати, это были розы. Пусть сорвёт и вставит в свой идиотский костюм. — И что же это за личный счёт, который встал ребром между вами и вашим последним шагом, как там, — Малфой пощёлкал пальцами, — ах да, подчинение Министерства? Ведь перед вами не оставалось преград, но вы всё равно согласились исполнить прихоть Люциуса, из-за которой это всё может рухнуть. — Ты слишком много на себя берёшь, юный Малфой, — сменил тон на ледяной, убирая всю игру Пожиратель. — И забываешь, что если весь наш путь ради духовной цели, цели чистоты сие мира, в частности страны, то мы готовы очистить и другую сферу, не менее важную, — он сделал паузу. — Сферу очернения имени рода и семьи. — Ну или вы просто на самом деле его подстилки, и не стали перечить, — легко пожал плечом Драко, спуская в унитаз слова обоих Пожирателей про их «группу лиц» и «совместную работу». — Ты спутался с, как выяснилось теперь, грязнокровкой, — лишь сверкнув глазами, продолжил Аласдер, — и эту новость Люциус не простит тебе, тем более, что по велению матери намерен с ней обручиться.. Не намерен. Он произнёс у себя это в голове так быстро, что потом это покажется Малфою странным. Словно он был обязан это произнести, отмести любые другие возможные варианты, словно оправдывался за что-то перед кем-то. Как убеждение себя. Но правда в том, что ему не нужно было себя убеждать в нежелании и отсутствие других вариантов, кроме как уезд, потому что это было его сутью, эти мысли были его истиной, и он не переставал в неё верить. — Вы копались в её голове? — радужка Малфоя потемнела. — Нарцисса Малфой — превосходный окклюмент, но есть такой мрак, который ослабит даже самые крепкие умы и головы, — довольно улыбнулся Аласдер, тремя пальцами по очереди стуча один раз по поверхности тумбы. — Так, заметка на будущее. Люциус и Аласдер были похожи. Но их основная разница в эмоциях: если первый, как холоден бы не был, в ответственный момент в его глазах, движениях можно было счесть всё и выявить язву, чтобы ударить по ней, то второй мог обмазывать себя льдом до онемения и держаться так сколько ему угодно времени. И поэтому он с лёгкостью и поразительной быстротой реакции отбил Круцио Малфоя, брошенное в него за мать. — Имей честь дослушать, что тебе говорят, — надменно произнёс Аласдер, словно ничего только что не произошло. — Мне плевать. Ещё одно заклинание. И тот снова отбил, сделав вид, что осмотрел ногтевую пластину. — Род Малфоев — чистейший, благородный и богатейших из всех, но именно ты, малолетний выродок, очернил его, опорочил своим ничтожным влечением к грязнокровке, — губы Корсби скривились на этом слове, словно даже произнося его он пачкал губы, — твоя связь с ней падает грязной кляксой на заслуги твоих предков, и поэтому, — снова пауза, и Драко отчётливо понял, что все эти слова — слова его отца, — поэтому ты будешь наказан, мальчик. — Я вот что понять не могу, — привалившись к стене в показной расслабленности, наклонил голову Малфой, ожидая нападения. — У вас что, фетиш на пафосные разговоры? Корсби прокрутил розу в вазе, отодвинулся от неё и сделал два шага вперёд. — Пафосом философию считают лишь ублюдки и слабаки, — с блеском в глазах произнёс Аласдер и бросил взгляд за спину Драко ещё раз. Улыбка окрасило его грубое лицо, синяки на котором были гораздо меньше, нежели у его помощника. — Ты подходишь под оба сорта. Корсби скрылся в другом коридоре, замигали вспышки заклинаний, и четыре человека обступили Малфоя, как волки, увидевшие лань. Точнее, обступили бы, если б Малфой не считал эти два взгляда Аласдера и не наложил в миг, когда тот завернул за стену с портретом графини Эльборы Малфой, Дезюллиминиционные чары, скрывшие его от врагов. Твоя слабость в деталях и нетерпении, Аласдер. Четыре Пожирателя, глупо озираясь по сторонам, стали палить заклинаниями во все стороны. Драко прижался к стене, понимая, что стоит ему выстрелить магией, как его обнаружат. Он вздохнул, ногтями проходясь по коже ладони. Пропустив жёлтую и следующую за ней синюю вспышку, Малфой проскочил и встал за спину одного из Пожирателей, более тучного и громоздкого, чем другие. И используя его тело перед собой, повалил белым лучом рядом стоящего Пожирателя, затем второго. И когда успел ухмыльнуться и поднять древко, чтобы обезоружить третьего и со спины чертвёртого, его ухмылку стёр ударом в нос обернувшийся Пожиратель. Драко отшатнулся, прикладывая руку к носу, из которого теперь шла кровь. Видимо, этот громила оказался не таким тупым, как рассчитывал Малфой, и просёк его идею, решив бить наугад. И, чёрт возьми, попал. — Ты никуда не денешься, засранец, — усмехнулся, довольный своим успехом, и сделал шаг вперёд, нащупывая тело Драко и отбрасывая того в стену. Малфой закашлялся, из рта выходила пыль и грязный воздух. С мутным сознанием он потянулся к палочке и прорычал, не обнаружив её рядом с собой. Двое стоявших на ногах Пожирателей встали над ним и шарили глазами по пространству, выискивая наиболее точное место, где Малфой мог бы оказаться. Но удар об стену сузил их диапазон, и они оба стали просто палить прямо перед собой. Драко уклонился от нескольких лучей, один из них задел его плечо, и когда, придя относительно в себя после сотрясения, он попытался встать на ноги, увернуться от световых вспышек, найти палочку и уйти в проход, сжал зубы, чтобы не вскрикнуть. Горячая жидкость текла по плечу, и Малфой свалился обратно. Он глянул на него, и проматерился, потому что плечо было рассечено. — Сними свои жалкие чары, иначе мы не сдержим приказ и выпустим из палочки что-то, что не даст тебе шанса очухаться, — кривя ртом, произнёс косой на один глаз Пожиратель, предельно ясно имея в виду Аваду. Малфой ухмыльнулся сквозь спазмы в руке. Если был приказ не убивать его, что он уже понял раньше, значит все слова этого Пожирателя — блеф, и послушаться он не успеет. Что-то твёрдое упёрлось в спину, и Драко вспомнил о палочке, которую отобрал у того Пожирателя в библиотеке. Быстро опершись на локоть, Малфой, сцепив зубы, направил палочку на одного из противников, тучного: — Коньюктивитус! Палочка была выиграна в честном бою, потому послушалась, пускай и не так, как его родная. Мужчина схватился за свои глаза, привалился к стене и стал вжимать пальцы в глазницы, надеясь этим глупым действием вернуть себе зрение. Второй что-то прошипел, бросил несколько заклинаний, отскочивших от стен и из которых только одно процарапало Малфою ногу. Драко подтянул ноги и Остолбенеем остановил безостановочную пальбу магией по нему. Быстро поднимаясь и забивая на болевые ощущение в руке и голове, которые притуплялись адреналином и казались обычным жужжанием на фоне, Драко свернул в тот коридор, в котором скрылся Аласдер, на секунды останавливаясь около косяка и ожидая, когда уйдёт помутнение в виде темноты из глаз. Тряхнул головой, обернулся, пока первые двое приходили в себя и поднимались на ноги. Пинком отодвинул ноги одного из Пожирателей и, нагнувшись, подхватил свою палочку, тут же сваливая отсюда. Кто-то бы сказал «нечестно». Трое, затем четверо на одного. Но Малфой, входя в восточную часть замка, фыркнул и сказал бы: «А кто-то играл на войне в честность?». Даже не замечая липкое ощущение на плече, Драко прошёл тёмную резную дверь с серебряной ручкой в виде льва, открывающего пасть. Остановился, сделал медленные два шага назад. Это был кабинет Люциуса. И Малфой сжал кулак, думая о том, что здесь. Наверняка в этом с детства ненавистном Драко месте отец держал Нарциссу, создавая в этом некую иронию. Гори она в аду, эта чёртова ирония. Когда-то маленький Малфой робел и тревожился, боялся, а за свой страх злился и ненавидел себя и дверь этого кабинета. Там всегда шло всё грубо и жестоко. А сейчас Драко, проворачивая кисть руки, с убийственным холодом и размеренностью зажимает между пальцев древко и велением магии открывает это старьё, воспылая к отцу ещё большей ненавистью за воспоминания о детстве. Шагнув на молочный ковёр, Драко беглым взглядом прошерстил весь кабинет, оба высоких тёмных шкафа, такого же оттенка стол, на котором идеальными стопками лежали бумаги и папки, хвойного цвета диван и стул и зацепился даже за картину старой Британии, где, как считал Люциус, было гораздо чище, но.. Ничего. Блять, её нигде нет, вокруг было.. — Пусто, — затёк в ухо горький, маскирующийся под сладость женский шёпот, и Драко резко развернулся, впиваясь в горло шепчущей и припечатывая её головой к стене. — Где она? — Кто — она? — немного выпятила нижнюю губу Морана, придуриваясь. — Хватит играть со мной в игры и болтать по одному, — ещё раз стукнул её затылком об стену Малфой. Морана зашипела. — Где Нарцисса? Женщина, пренебрегая боль, улыбнулась и закусила губу. — А где мамочка? Ты хорошо искал? Или выбрал самые неочевидные варианты, отбрасывая единственное верное за недостатком вариантов? — её кудри скрывали её острые скулы. — Говори прямо, — наклонившись ближе, сжал горло Мораны Драко сильнее. — Напряги мозги, — прохрипела женщина, а затем рассмеялась. — Хотя можешь не пытаться, ты в любом случае проиграешь. Малфой шумно выдохнул. Он готов был придушить эту девку, которая продолжала вести игру. Слизеринец на минуту задался вопросом, почему Морана всё ещё не применила к нему внушению, но тут же ухмыльнулся, вспомнив, что его магический отпечаток будет побольше, чем у Гойла или кого-нибудь подобного. — Я сказал.. — О, — перебила его Морана, на секунду затихая и прислушиваясь, а затем снова перевела взгляд на Драко, опасно улыбаясь, словно поймала мышку. Будучи кошкой. — А вот и наши гости. Малфой нахмурился, собираясь вытрясти из неё, о чём она говорит, но Морана обхватила его кисть, сжимающую её горло, и, использовав невербальную магию, обожгла мужскую кожу. Драко по инерции отдёрнул руку, но тут же собрался снова вернуть женщину в подавляемое положение. Он шагнул вперёд, но Пожирательница ловко достала палочку и отбросила его от себя. — Пойду развлекать прибывших, — озорно пропела она, подмигивая и быстрее, чем Малфой бросился за ней, скрываясь в темноте правого коридора. — Каких гостей?... — вслух произнёс Драко, пока бежал по следу Мораны и отметал варианты мест в Мэноре, где могла бы быть Нарцисса. Он бы давно спросил эльфов, если бы Люциус не позаботился бы об их исчезновении. Белая гостиная. Чёрт, как он сразу не понял? Это любимое место Нарциссы. Место, выкованное её изящными руками. И разрушить его пленением хозяйки было бы идеальной местью Люциуса. По пути он вступил в короткую дуэль с ещё тремя Пожирателями. И чем дальше он шёл, тем большее их количество выходило из теней, в которых начальство приказало им скрываться. До определённого момента. Что-то изменилось. Это всё те непонятные гости? Но сейчас ему было мало дела до них. Вытерев ладонь от крови о рукав, Драко прошёл вперёд и остановился возле высоких дверей, в тонком красивом узоре которых уже читалась лёгкая манера Нарциссы. Коснувшись ручки, он замер. Дело до них вдруг появилось. — Блять, нет, — Малфой закрыл глаза, сжимая ручку до красных костяшек. Сердце раскрыло клапан и сжало до ореховой косточки. — Нет, только не эти чёртовы гости. Не они..***
Она сразилась уже с третьим, когда в голову пришла мысль о, возможно, большем количестве Пожирателей, чем она думала раньше. Проходя по пустому коридору и слыша шаги Пожирателей, Гермиона оборачивалась каждый пятый счёт. Ей нужно было знать, что Драко всё ещё жив. И если первым его найдёт Забини, то вряд ли Грейнджер сможет как-либо узнать об этом от него, поэтому необходимо было найти Малфоя самой. Девушка прижалась к стене, сдерживая дыхание. Мимо прошли ещё трое мужчин, и Гермиона стала замечать, что они редко ходили по одиночке. Слабаки. Она впустила в лёгкие кислород и взглядом наткнулась на портрет одного из предков Малфоев, мужчина с поседевшими светлыми волосами, острым подбородком и морщиной между бровей, с аккуратной, идеальной по тем временам небольшой бородой. Чувство недавнего, но такого далёкого прошлого поглотило её, и Гермиона вспомнила своё присутствие здесь. Диалог с миссис Малфой.. Оттолкнувшись и крепче сжав палочку в руке, Гермиона двинулась дальше. Всё будет хорошо. И Драко, и Нарцисса будут живы. Всё будет.. — Неплохо, — протянул голос, который сначала показался Гермионе незнакомым, но ниточка памяти противоречила этому. Грейнджер тут же обернулась и, вскинув руку с древком, выпустила обезоруживающее. Но молодая женщина, стоящая перед ней с обольстительной, лукавой улыбкой тут же отразила заклинание, словно знала, что Гермиона именно так и поступит. — Ты не так плоха, как должна быть, — продолжила Пожирательница вслед своему первому утверждению, склоняя голову. Кудри женщины скрывали скулы, но оголяли шею и ключицы, озорные глаза, отливающие красным рубином, считывали Гермиону. Прищурившись, Грейнджер выпрямила спину и теперь уверенно произнесла, в прошлом слушая голос этой Пожирательницы в воспоминаниях Драко: — Морана. Та вернула голову в прямое положение, хмыкнув, будто считала, что Гермиона должна была понять это раньше. — Но всё равно не так хороша для гостей, которых следует принимать ласково, — в её тоне проскочила угроза, острые ноготки блеснули в тени коридора. Морана ухмыльнулась: — Надеюсь, ты любишь пожёстче, иначе… Но прежде, чем Пожирательница сделала выпад вперёд с древком в ладони, Гермиона пустила в неё режущее заклинание, собираясь физически ослабить противника. И только благодаря этой самой секунде неожиданности ей удалось задеть рёбра Мораны. Вдали слышались всё более частые и большие в количестве шаги Пожирателей. Что-то происходило. — Маленькая грязнокровая дрянь, — прошипела женщина, сбросив весёлую браваду. — Ступефай! — Протего! Остолбеней! — сразу же отразив, выкрикнула Гермиона. Морана отскочила и, спустя несколько подобных стачек, ухмыльнулась и, обманув Грейнджер, что хочет кинуть одно из военных заклинаний, выбросила десятки зелёных лучей, которые отвлекли Гермионы и скрыли от её глаз Пожирательницу. Та воспользовалась этим и, подскочив к гриффиндорке, ударила ту головой об стену, но не так, чтобы расшибить, а чтобы ввести в туман и не позволить быстро соображать. Грейнджер простонала, закусывая губу, чтобы не вскрикнуть, и, не позволяя себе схватиться за голову от болевых ноющих ощущений, с силой оттолкнула от себя Морану, которая вцепилась ей в тыльную сторону ладони, оставляя там кровавые следы, и выкрикнула: — Экспеллиармус! Она не видела, куда именно бьёт заклинание, тёмная поволока затянула глаза, но по грохоту тела Гермиона поняла, что если не обезоружила, то всё равно попала в яблочко, отбросив тело Пожирательницы. Через две секунды темнота прошла, и Гермиона бросила два заклинания подряд, но от обоих Морана, уже сидевшая, а не лежавшая на холодном полу Малфой Мэнора, отбилась. Грейнджер отразила её проклятье, и, поджав губы, сменила тактику, подрывая пол и не позволяя Моране подняться. Та прошипела, потому что несколько тяжёлых камней упали на руку, но ожесточённо отбросила их и вскочила на ноги, одновременно с этим пытаясь сбить Гермиону с ног. Грейнджер устояла, бросая связывающее проклятье и преуспевая в этом, но Морана, направив свою магию на эти верёвки, практически сразу же выпуталась, и с двумя струйками крови на рёбрах и предплечье, оставленными своей соперницей, отскочив со своего прежнего места произнесла: — Петрификус Тоталус! Грейнджер ринулась в сторону, но луч был в сотни раз быстрее неё, и Гермиона застыла. Ужас в её глазах явно был заметен, и Морана, довольная собой, ухмыльнувшись, отряхнула свою одежду от пыли и, снова расслабленно-лукаво склонив голову, подошла к Грейнджер. — Маленькая пташка, которая залетела в клетку белобрысым наглым попугаем, — пропела Морана, растягивая слова. Она подошла к Гермионе вплотную, её дыхание душило, а острые ногти накрутили на палец прядь Грейнджер. Чёрт, ей нужно было выбраться. Спокойно, Гермиона, спокойно, дыши. Сейчас она, если не убьёт тебя, то кто-нибудь из Хогвартских, которые уже должны были прибыть, освободит тебя. А она не убьёт. О да, Гермиона знала, что Морана просто забавляется, что убивать Грейнджер сейчас не станет. Ещё рано. Это ведь даже хорошо. Так даже нужнее, потому что задача Гермионы в эти часы — растянуть время, как жвачку. До нужного момента. Таков уговор. А ещё ей нужно найти Драко. — И если ты думаешь, что тебе удастся выпустить вас обоих, то ты безнадёжно, безнадёжно глупа, — кровавые глаза блеснули, снова сбрасывая половину весёлой бравады. — Но именно на меня тебе не хватит сил твоего дара внушения, — сквозь зубы за невозможностью двигаться, глумливо произнесла Гермиона, зная о силе своей магии. Если б могла, то ухмыльнулась. И искренне. Морана, выдохнув, резко выпустила Грейнджеровский кудрявый завиток и вцепилась обеими руками в предплечья Гермионы. Дёрнула на себя, из-за чего тело девушки опасно покачнулось, и, оставляя красные глубокие следы от ногтей на коже, произнесла, опасно улыбаясь: — Один твой старый друг хотел поболтать с тобой. И она грубо толкнула Гермиону назад. Зрачки Грейнджер сузились от осознания, что она сейчас со всей дури рухнет на пол, но потом сузились ещё больше, когда этого не случилось. Она стукнулась об чью-то грудь, точно мужскую, и чужие руки обхватили её. Гермиона опустила взгляд, но потемневшие, неаккуратные пальцы ладоней с короткими ногтями, кое-где всё равно из-под которых виднелась грязь, ничего не сказали ей. — Развлекайся, — сказала Морана, глядя выше головы Гермионы. — А я пойду к остальным, недавно прибывшим гостям. Только последний штришок.. Фините Инкантатем! Круцио! Последний мыслью перед криком была, что остальные гости — профессора, друзья и товарищи из Хогвартса. Вот почему сдвигались к центру Пожиратели. А потом те же ощущения, которые уже душили её и наяву, и в кошмаре. Вены лопались, кровь, кажется, заливала глаза, и мышцы рвались с таким треском, что Гермиона путала его со своим криком. Агония захлёстывала, сводила с ума, и всё это тянулось долгие-долгие-долгие минуты, которые переходили в часы. Или это было уже второе Круцио? Тот мужчина бросил второе или двадцатое, сколько, сколько уже костей переломалось? Когда она стала откашливаться после исчезновения ада в теле, то, смутно осознавая, что вокруг неё, услышала хрипловатый голос: — Привет, солнышко. И она бы подумала, что это Драко. Поверила бы, что несмотря на то, что он никогда не называл её так и никогда подобной телячьей нежностью не назвал, поверила. Потому что была готова, потому что хотела, и это было бы безопасно. А осознавать, что она лежит, безоружная, с тлеющей в теле болью и мутным зрением, перед Пожирателем Смерти, было совсем не безопасно. И этот голос Грейнджер признала спустя секунд пять. Когда он сказал уже половину своего предложения, смысл которого не сразу дошёл до неё: — Помнится, когда мы встречались в прошлый раз, ты ещё считалась чистокровной, — голос Струпьяра становился всё ближе и ближе. Гермиона, нахмурившись, медленно повернула голову. Он, такой же, как год назад, только с ухмылкой ещё шире, сидел по правую руку от неё, не сводя глаз с лица. Грейнджер поморщилась, ощутив холодное прикосновение к своему левому предплечью. К шраму. Сглотнув, Гермиона попыталась сбросить его руку, но Струпьяр лишь рассмеялся её гонору и, за горло приложив голову к полу, продолжил. Ей было омерзительно чувствовать его пальцы, руки, взгляд, дыхание. Она словно пачкалась. — Но теперь ты переписалась в грязнокровки. Её не удивлял тот факт, что Пожиратели в курсе. Гойл бы не упустил возможности выслужиться побольше, узнав это из Хогвартса, когда был в нём, встречая Гермиону на своём пути, сообщая информацию своим главным. Но что это меняло? Ведь этим ублюдкам что чистокровные предатели крови, что обычные маглорождённые — всё в топку и с мясом. — Убери свои мерзкие.. — слабо, за что возненавидела себя, из-за пережитых Круцио, начала Гермиона, но Пожиратель перебил её. — Побереги силы, солнышко, ведь кое-какую возникшую с этим событием ошибочку, — Струпьяр надавил на её шрам, где было вырезано «предательница крови», — надо исправить. Страх. Блеснул ножик. Ужас. Эти два чувства, в мгновение осознания, пронзили Гермиону. И ей некогда было стыдиться за них, некогда было ненавидеть себя за ощущение страха перед гнилью, но она была человеком. А быть человеком — значит бояться, значит чувствовать. Вот и она почувствовала. Раздирающую кожу в кровь боль, которая саднила горло её криком, как тогда, год назад, будучи зажатой телом Беллатрисы, что рвала её кожные покровы. Что уничтожала предплечье, что клеймила, завёртывая воспоминания о войне, о всех пережитых ужасах и боли в один вечный шрам на руке, чтоб не дать избавиться от этого, чтобы не забыть и вспоминать каждый. Чёртов. Раз. При взгляде на свою руку. Гадко и больно, ужасно больно, она не хотела этой боли. Грейнджер брыкалась, стараясь скинуть перегнутое через себя тело, но хорошо получалось лишь кричать и плакать, ощущать горячие слёзы вперемешку с горячим потом, каплями обступивший её лоб. Это горячка? Или боль такая безумная, что организм пытается всячески ослабить её? — «Грязнокровая предательница крови» будет звучать гораздо правдивее, — ухмыляясь от удовольствия, приносимое её страданиями, выводил «грязнокровая» Струпьяр. Его волосы падали ему на пожелтевшее от времени лицо, глаза были ещё чернее, чем обычно от грязи, которую он совершал. Кричать уже было нечем, но глотка всё равно продолжала рваться. Сухость резала её по частям, по крупицам, и рука немела лишь от хватки Пожирателя, но не от боли и не в том места, где надо, как назло, чёрт возьми. Гермиона захлёбывалась своими вздохами. В глазах темнело. Потом опять светлело, звон собственного крика стал внешним шумом. А потом опять темнело. Она была на грани. Время перестало быть. — Вот теперь всё так, как надо, — скалился Струпьяр, размазывая кровь по всему предплечью Гермионы. Она даже не поняла, что пытка кончилась. Но Пожиратель не слез с неё, а лишь повёл пальцем от руки Гермионы в ключицам, шее и лицу. — Теперь ты полностью подходишь для следующего шага, солнышко.. Страх визжал где-то там. Где-то вдалеке. Грейнджер тихо дышала, почему-то всё ещё не теряя сознание, и ощущала себя тряпичной куклой, с которой делали всё, что хотели. Которую трогали, которую касались, и которую, по всей видимости, хотели сейчас растоптать окончательно, пачкая всю изнутри. Но было так слабо, что она лишь что-то промямлила, пытаясь оттолкнуть Струпьяра. Но вышло лишь колыхание пальцев, в то время как Пожиратель тянул её кожу зубами, собираясь рвать кофту. Наверное, он меня изнасилует и убьёт. И я не успею увидеть Драко, Гарри, Рона и Джинни. От этих мыслей воняло отчаянием, и собственное бессилие было Грейнджер противно. Она снова попыталась встать, будя свою голову и своё сознание, тормоша его. Потому что Грейнджер не могла позволить себе отдать себе без боя, нет, не могла. Гермиона зубами вцепилась в его ладонь, которая сжимала щёку, и стала двигать коленями. Она не сдастся. Не сдастся, не сдастся, не сдастся. Ведь Забини ещё должен.. Гермиона вскрикнула от боли в затылке, с которой Струпьяр снова приложил её к ледяному полу. Она ненавидела Малфой Мэнор. — Лучше лежи тихо и не брыкайся, солнышко, — его губы чуть-чуть касались её, дыхание Пожирателя ложилось на кожу комьями, и Гермиону затошнило, — иначе.. — Иначе ты ответишь за то, что позволил себе докоснуться и причинить боль моей будущей жене. Грейнджер улыбнулась своей этой мысли, мечте, голосу в голове. Вместе с тем вдруг лёгкости, которая посетила её тело, словно Струпьяра на ней больше не было. Глаза её были закрыты, а в голове стояла смутная картинка Драко с палочкой, так она хотела бы увидеть его сейчас, услышать. Эти слова, мутно прозвеневшие в её голове, не все были расслышаны Грейнджер. Девушка запомнила только от «иначе» до «боль», а остальное стёрлось, потонуло в поломанном рассудке. Она ничего не слышала. Закрыв глаза, Гермиона раскрыла лишь в первый раз, когда будто бы издалека доносилось жуткое и рабское «нет-нет, не нужно, не надо», какое-то мельтешение, а затем холодная одинокая зелёная вспышка. Второй раз открыла, когда ощутила чьи-то руки под собой. И увидела поджатые губы Драко, а картинка сзади менялась, портреты становились другими. Он её куда-то нёс. Но это был он. Правда он. — Я всё-таки увидела тебя, — произнесла Гермиона, позволяя себе слабую улыбку. Значит, всё, что она слышала до, не было её мыслями. Но половину сказанного и прочие детали всё равно не помнила. Малфой ничего не сказал, посылая на неё сначала тревожный взгляд, а потом поднимая голову и закрываясь от неё равнодушием. Он зол, что я здесь. И почему-то эта мысль придала сил, исцеляя её. Каким образом неясно, но сознание полностью вернулось к Грейнджер, горело, как солнце, а окровавленное предплечье будто бы замёрзло, так теперь ощущалась эта боль. Гермиона оглянулась за спину Драко, и сначала нахмурилась, а затем глаза её распахнулись. Но вид, так удививший и даже напугавший её, исчез за дверью, которую закрыл Малфой, унося Гермиону в одну из гостевых комнат. — Ты убил его? — быстро произнесла свою мысль Гермиона, когда Драко положил её на кровать. И припомнила блеск зелёной вспышки. — Он не безвинный ребёнок или моя мать, — просто ответил Малфой. Холодно ответил Малфой. И о сожалении в сделанном не могло идти и речи. — Да, но.. Драко вспыхнул от её попытки противоречить, быстро подошёл и обхватил изрезанную руку, переворачивая её к лицу Гермионы. — Ты будешь защищать его тогда, когда он изуродовал тебя и собирался изнасиловать? — его тон был такой грубый и холодный, что Грейнджер удивлялась, как его не трясёт от собственной злости. И после произнесённого им её саму начало трясти. И дело не в руке. Кровь слишком часто сопровождала её будни в последнее время. Её могли изнасиловать. Её могли грязно использовать, прямо там, на отвратительном полу блядского Мэнора, испачкать в унижении и свиноте. Холодок ужаса прошёл по спине. — Нет, если тебя это не тяготит, — объяснила свою попытку возразить Гермиона. Потому что Драко всё-таки убил человека, никогда ранее не отнимая жизни, и был сейчас абсолютно спокоен, как мог при сложившихся обстоятельствах. А затем вспыхнула сама из-за того, что Малфой подумал, будто она собиралась выгородить преступника. — И я не собиралась его защищать, на сам факт его смерти мне плевать, он меня даже радует! И последнее не казалось ей лишним, но всё равно почему-то смутило. Будто бы Гермиона Грейнджер не может радоваться чужой смерти. Вообще-то, раньше не могла. Грейнджер посмотрела ему в глаза. Её всё ещё немного трясло, и Драко заметил это. — Меня не тяготит кровь на моих руках, если она оправданная, — произнёс Малфой также сухо, но уже спокойнее. — Ты зол.. — Да, я зол, Грейнджер! Тебя не должно быть здесь. Драко убрал следы крови с её руки, но шрам продолжал кровоточить. Малфой, нисколько не меняя своего равнодушного выражения лица, наложил затягивающее заклинание, и кожа медленно стала срастаться, оставляя лишь сухой шрам. — Я не блистаю знаниями в колдомедицине, это больше по части Блейза, — произнёс Драко, заметив, что шрам сросся несколько кривовато. — Кстати, в какой он части Мэнора? — язвительно прищурился Малфой. — Ведь ты и его додумалась притащить. Гермиона молчала. Ему не нужно было знать всего. — Пойдём, тебе нужно уходить отсюда, — объяснив её молчание по-своему, отрезал Драко, хватая Грейнджер за ладонь и, подняв с кровати, комнату которой Гермиона толком и не рассмотрела, потащил к выходу. Гермиона поджала губы и вырвала ладонь. Шрам неприятно пощипало от этого резкого действия, но она скрыла это. — Нет, я должна остаться и помочь всем, — отчеканила девушка, не позволяя своему страху за себя, который преследовал её после Струпьяра, повелевать ею. — Нет, Грейнджер, ты сейчас же свалишь отсюда в безопасное место, — снова схватил её запястье Драко, чем вызвал неприятный вздох, и развернулся. — Я пришла сюда не отсиживаться, Драко, а помочь тебе, чёрт возьми, — потянув руку назад, развернула Малфоя Гермиона. Она смотрела в его упёртые глаза. — И я никуда не уйду. Сначала — она ясно видела это — он собирался снова тащить её, и если придётся, то под действием Петрификуса. Но потом что-то, какая-то черта, какая-то эмоция в глазах Гермионы будто заставила его услышать, понять, а если не понять, то смириться. Смириться с тем, что даже если ему удастся вывести её, то она вернётся снова. — Если ты умрёшь, — Драко притянул её к себе ближе за схваченное запястье, — то я собственноручно убью Поттера и Уизли за то, что они не уследили за тобой и допустили твоё присутствие здесь. А ещё я убью себя. Но этой его мысли Гермиона не слышала и не могла слышать. И твёрдость и непоколебимость его взгляда говорили, что он не шутит и не преувеличивает своей угрозы. — Выходи через пять минут, — сказал он последнее и, убрав ладонь, вышел из комнаты, не оглядываясь. Гермиона, так и не собравшись, чтобы рассматривать эту чёртову бордовую комнату, простояла, глядя в одну точку, ровно триста секунд, и затем дёрнула на себя дверь. Когда она проходила мимо того самого места, трупа Струпьяра уже не было.***
Шёл второй час битвы, и Малфой, бегая по Малфой Мэнору, как хренов пёс, увидел около половины профессоров и около тридцати учеников со старших факультетов, которые раньше участвовали в Битве за Хогвартс. Вероятно, Макгонагалл объявила всей Школе о происходящем в его доме, о том, что там уже находятся некоторые их ученики и до прибытия авроров нужна помощь в пресечении преступных действий Пожирателей Смерти. Были остатки былого Ордена Феникса. Драко был уверен, что авроры появятся, но появятся позже. Потому что для полного захвата Пожирателей нужен был план и удобный момент. И это точно было не сейчас. Выбежав из одного коридора, Драко вышел в зал и устремился к лестнице на следующий этаж, и в этот момент грохот взрыва оглушил его. Он закрыл уши и отлетел в сторону, переворачиваясь на полу. Свитер прорвался, и в рёбра воткнулась какая-то острая деревяшка. Малфой вытер глаза от пыли и осмотрелся. Рядом с ним пуффендуец и гриффиндорец, второй точно был Финниган, бились с тремя Пожирателями, мантии которых также были прорваны. Дальше была девчонка Уизли, уложившая уже двоих, и чуть дальше неё Снейп, с присущим ему холодом и ожесточённым равнодушием на лице, отбивал заклинания двоих Пожирателей одновременно. Наверное, сзади него и даже в этих завалинах, бывших раньше его домом, тоже были хогвартские. И если абстрагироваться от всего этого дерьма, от того, что он битый час не мог отыскать свою мать, всё больше накручивая на себя, что видел лишь однажды голову Забини, и тот тут же скрылся в толпе, что также только один раз после их разъединения он видел Грейнджер рядом с Уизли и Поттером, втроём сражающимися с семерыми Пожирателями, что все они были в его доме. Хвалёный Малфой Мэнор, дом чистоты и золота. Блять, он с момента, как увидел Грейнджер, лежащую под тем ублюдком, перестал ощущать эту дерьмовую версию ада своим домом. Что-то странное, мерзкое, чужое и точно не его. Точно не здесь он играл с Гермионой на пианино. Точно не здесь читал с матерью в библиотеке. Точно не здесь гонял на метле с Забини, когда отца не было дома, и расшиб колено. Точно не здесь разворачивал подарки нескольких эльфов, которые особенно любили малыша Малфоя. Нет, где-то в другом доме, он просто не стал туда ехать, решил зачем-то прийти в этот чужой и кем-то брошенный особняк. Драко посмотрел вниз, где его прорванный чёрный свитер был бордовым от крови. Неаккуратный, отломанный кусок дерева недалеко вошёл в его тело, только концом, поэтому вынув его Малфой лишь лишит себя этой тупой ноющей боли, а не раздует катастрофу до реки льющийся красной жидкости. Драко обхватил деревяшку и, зажмурив глаза от боли, потянул её вверх. Зубы тёрлись друг о друга, грозя стереться в пыль, и Малфой с гортанным вздохом отбросил от себя этот мешающий кусок, давая себе три секунды на передышку. Затем прикрыл кровоточащий бок и кровавой рукой нащупал палочку, чтобы остановить кровотечение. Его руки уже были к крови. Когда он прежде, чем убить, превратил в нечто непонятное рожу Струпьяра. Помимо крови пальцы были вымазаны в какой-то светлой жидкости или слизи. Он всё это стёр заклинанием, чтобы не пачкать Грейнджер. Так что сейчас это лишь обыденная картина его положения. И даже сейчас воспоминание об убийстве никак не отозвалось внутри, кроме удовлетворённого чувства отмщения. Ему было срать на то, что он отнял жизнь этого подонка, он того заслужил. Опять же, Пожиратель Смерти — не ребёнок и не мать, так что произнести два слова зелёного света было слишком легко. Вокруг него проносились чьи-то ноги, шум взрывов, криков заклинаний и света лучей выставленных палочек смешивался в один общий шум, путающий мысли. Но Драко нужно было абстрагироваться, чтобы встать и бежать дальше, продолжать поддаваться правилам игры Аласдера, Люциуса и Мораны, выискивая Нарциссу по всему особняку. И хотя все варианты были перебраны, он не сдавался, на каждом шагу находя новую комнату, куда, по соображением со стороны мышления Люциуса, отец мог её упрятать. Встать и не думать о том, что Грейнджер снова может остаться наедине с кем-то из этих выблядков. О том, что Забини шляется где-то здесь. И сколько однокурсников было здесь в целом? Малфой сел и почувствовал на себе взгляд. Он резко поднял голову и, прищурившись, через пять мельтешащих голов, заслоняющих Уизли в противоположном конце зала, всё-таки поймал её взгляд. У неё было несколько секунд после одоления противника и соображения другого, что она свободная добыча. И девчонка смотрела на него, слегка прищурившись, но без злобы. Со смирившимся холодком, словно сводя свои доводы к одному. Драко не совсем понимал, что именно она собирается в нём высмотреть, но кажется, ей удалось сделать это. Потому что, поджав губы, прежде чем полностью сосредоточить своё внимание на скалящемся Пожирателе, ему показалось, что Уизли слабо кивнула. Ему или себе он не понял, но это вряд ли то, что стало бы занимать его дольше десяти секунд, поэтому он поднялся и, наложив на свой кровоточащий бок заклинание, остановившее кровь, бросился сквозь людей дальше. Он отбился от нескольких Пожирателей, оставив их другим ученикам, и миновал старинную вазу с цветочным узором, которую когда-то Люциус подарил Нарциссе, когда Драко было лет одиннадцать. Скривившись, он оттолкнул какую-то очередную мантию и увидел вбежавшего в зал Забини. Малфой замер и развернулся, собираясь нагнать его, чтобы быстро переговорить, но Блейз даже не взглянул его. Он нёсся вперёд, будто куда-то спешил, не замечая никого рядом с собою, и друга в том числе. Драко нахмурился, не понимая, куда тот так торопится. Может, где-то здесь была Гринграсс? — Протего! — отразил Малфой удар выскочившего Пожирателя. — Инкарцеро! Драко обернулся и снова нашёл голову друга. В этот момент один из Пожирателей попытался сбить его с ног, и когда не удалось, толкнул в сторону, в руки второго Пожирателя. Тут скрутил Блейза, позволяя первому занести вверх палочку и начать выговаривать Аваду Кедавру, и Малфой бросился вперёд, не глядя, Хогвартские или Пожиратели, заклинанием расчищая себе дорогу. Он был слишком далеко, чтобы успеть, но он, блять, успеет. В этот момент звонкий девичий голос выкрикнул «Экспеллиармус», и заносившего палочку Пожирателя отбросило к стене, лишая того сознания, а Блейз наклонился вперёд и головой пробил нос скрутившего его мужчину, и, развернувшись, обезоружил и наслал проклятье слепоты и немоты. — Спасибо, — прохладно произнёс Блейз, и Малфой проследил за его взглядом, уклоняясь от луча одного из Пожирателей. — Обойдусь без твоих благодарностей, — фыркнула Уизли, с расцарапанной щекой и запачкавшимися руками вступая в дуэль с худым Пожирателем с сухим лицом и, видимо, ранее горевшей бородой. Малфой собирался догнать Забини, но того уже не было видно. — Блядство, — прошипел Драко, выбираясь из зала и направляясь туда же, куда шёл до встречи с другом. Десять комнат. Двенадцать стачек с Пожирателями и полчаса времени, но её нигде не было. С каждой минутой это становилось всё невыносимее, и Малфой решил сменить курс и найти кого-нибудь из проклятой троицы, в которой был его отец, и если надо, под угрозой Авады вытрясти из них, где Нарцисса. Потому что он не представлял, просто ли она сидит одна в запертой помещении или страдает от пыток. Не знал, чиста ли её кожа или она вся в крови. Не знал, изрезаны ли её руки. Блять, он ни черта не знал. Злость, ярость вынуждала быть менее разборчивым и ударять заклинаниями всех, кто попадался под руку. На кой чёрт ему вообще разбираться, кто есть кто, когда единственное сейчас важное — его мать не была ни одним из этих людей? Драко решил добраться до библиотеки, и если там не будет кого-то из троих, то до кабинета Люциуса, и быстрее сделать это будет через тот зал, в котором он уже был полчаса назад. Малфой отбросил к стене Пожирателя, на три минуты сковавшего его руки, и, не оглядываясь, вбежал в двери зала. Он заебался бегать. Он заебался дышать этим кровавым запахом Смерти и вонью грязи, крови и рвоты, заебался видеть сальные лица в пускай и не признаваемым сознанием, но всё ещё своём доме. Который он потом, наверное, сожжёт дотла. Взгляд Драко зацепился за русые волосы. Те самые. Он на мгновение позволил себе удивиться, потому что не думал, что кто-нибудь из так называемой верхушки Пожирателей будет сражаться лично, когда есть сотня других жизней, которые могут отдать себе в битву. Но Корсби с презрительно искривлёнными губами, но холодными, полными какой-то даже ленивости глазами, словно просто занимал себя в свободное время, сражался в поединке с профессором Спраут, которая пускай и не было слишком поворотлива, боевым искусством владела сполна. Малфой сжал палочку и рывком устремился вперёд. В этот момент профессору Спраут, которая была задета помутняющим рассудок проклятьем Аласдера, пришёл на помощь когтевранец, стоявшей перед Драко, и отбросил женщину в сторону, много дальше от Корсби, не позволяя тому убить профессора. Аласдер оскалился, затем также презрительно, оглядев юношу, ухмыльнулся и, не раздумывая, кинул Аваду Кедавру, но уже в этого когтевранца. Парень отскочил в сторону, освобождая зелёному лучу путь. Он нёсся прямо на Драко, который стоял в точности за когтевранцем, и Малфой быстро поднял взгляд, понимая, что осталось меньше секунды до смерти, о которой он подумал, как о чем-то будничном, и увидел промелькнувший ужас и испуг в глазах Аласдера, убеждаясь в том, что он нужен был им живым. И этих двух эмоций на лице Корсби было достаточно, чтобы умереть спокойно. Бы. Потому что тут же в голове — кажется, что повествование идёт долго, но точно так же всё замедлилось в глазах Драко, хотя не проходило и секунды во время всех этих событий — возникли расплывчатые образы матери и Грейнджер. Бы. Потому что перед Малфоем возникло размазанное, как он увидел и запомнил, чёрное пятно, свалившее его на ноги. А затем упавшее на пол и само. Драко шумно дышал, и дыхание — всё, что какие-то мгновения он мог слышать, видеть и чувствовать. Он слова коснулся протянутой руки Старухи с косой. Он почти упал в её объятия. И в глотке было сухо, а в голове звенело, и всё вокруг, весь шум, все сражения словно были миром, в котором он остался случайно, в котором остался, потому что кто-то… Сквозь дико стучащее сердце и прошедший волной озноб, Малфой нахмурился. Кто-то. Да, было пятно. Тёмное пятно, видимо, специально оттолкнувшее его и подставившее под луч себя. Кто-то спас его. Кто-то только что умер за него, мать вашу. Драко повернул голову и сначала не понял, почему крёстный лежит на полу, ведь в любую секунду его могут убить Пожиратели, он не может, не может позволить себе столько времени на то, чтобы очнуться. А затем увидел его всегда черную одежду и тёмную мантию. По всей видимости, ставшую тем самым размазанным пятном. — Нет, — выдохнул Малфой, и подполз к Снейпу. Бездыханному Снейпу. С другой стороны на колени сел когтевранец, зачем-то щупая пульс Северуса. Будто бы, блять, Авада не лишала жизни мгновенно. — Отцепись от него, — глухо сказал Драко, его зрачки метались из стороны в сторону, к горлу поднимался ком. Он смотрел на одежды Снейпа, но не его лицо, потому что.. Потому что, блять, это было невозможно. Когтевранец опустил руку, касаясь теперь запястья бывшего зельевара, и Малфой схватил его за грудки, шипя, но почти выкрикивая: — Я сказал убирайся! Он отшвырнул парня, и тот, упав на локти, тут же поднялся, ошеломлённым взглядом смотря на Драко, а затем, последний раз глянув на Снейпа и сочувственно сведя брови, скрылся. Малфой секунду не знал, что делать. Вокруг шло сражение, в любую секунду его могли убить, но он не мог. Не мог оставить тело Северуса здесь. Тело Северуса. Теперь это звучало так. Теперь крёстный имел лишь долбанный статус тела, мешка с мясом и костями. Больше это был не живой, настоящий человек. И Малфой увидел, что после этих у него потрясывались пальцы. Как жалко. Но Снейп умер. Он, блять, умер. Умер, Малфой, ты понимаешь, что такое умер? Нет, он не понимал. Оказавшись на пороге Смерти, жизнь отняв и жизнь подарив, Драко не понимал, что Северус не просто лежит в отключке, что эти вечно надменные и холодные глаза он больше никогда не откроет. А что такое «никогда»? Это «всегда», только наоборот. Только ещё хуже. Потому что во «всегда» есть жизнь, а в «никогда» её попросту нет, одна лишь сухая и мёрзлая тьма. Драко прикрыл глаза, прислушиваясь к стуку своего сердца, и, так же не смотря на лицо Снейпа, наложил на них Дезюллиминационные чары и поднял его, закидывая неживую руку того себе на плечо. Он не оставит здесь его те.. Малфой сжал зубы. Он просто не оставит здесь. Осторожно, неспеша, чтобы не привлечь внимания к своему передвижению, пускай и невидимому, Драко продвигался сквозь людей. Он все свои мысли, все свои силы и внимание отдал тому, чтобы пройти через смертоносные лучи и остаться нетронутым. И сделал это для того, чтобы не думать о том, зачем вообще это делает, кого и почему протаскивает. Ему просто нужно было держаться. Ему просто нельзя было позволять пальцам трястись, глазам бегать, а губам дрожать. Нужно быть Малфоем, умея не быть им в самом противном смысле. Один луч всё-таки попал в них, и Драко не посмел развернуться и подставить тело Снейпа, которому уже плевать на все проклятия. Он сцепил зубы, ощущая, как рвётся кожа на ноге и как начинает струиться кровь. Но плевать. Плевать, потому что заживёт, потому что он выживет, ведь крёстный променял свою жизнь на его. Заключил сделку со Смертью, с Дьяволом. И пока ему были отданы непрожитые года Северуса, Малфой поклялся просуществовать со всем вкусом жизни. Чтобы потом встретится со Смертью и сказать ей, что обмен состоялся не зря, что она проиграла, а они оба остались при своём. Драко, не сбавляя темпа, несмотря на острые ощущения в ране в ноге, вышел из зала, и дошёл до двери комнаты, которая была темнее остальных. Судьба или случайность, но была темнее. Оглянувшись и убедившись, что никто не видит, так как каждый воюющий был занят противником в этом широком коридоре, Малфой открыл дверь и, закрыв её с другой стороны заклинанием, опустил Снейпа на кровать с чёрными простынями и покрывалами. Наверное, остановись Северус когда-нибудь в этой комнате, он пришлась бы ему по душе. Драко поправил положение рук и ног умершего, и опустился рядом. Сжав кулаки, поднял взгляд и всмотрелся в лицо зельевара. Те же острые скулы, тёмные круги под глазами, бледная, пожелтевшая кожа и морщина между бровей. Но она не делала его лицо привычно злым. Наоборот, оно было расслабленно и умиротворённо, словно последняя эмоция, которую испытал покойный — спокойствие. Облегчение. И ещё уверенность. — Твою мать, — не сдержался Драко, и, сжав край мантии Снейпа, позволил себе слабость. Позорную, постыдную, но ему было плевать. Так же, как на всё мёртвому. Малфой прислонился лбом к рёбрам Снейпа, сжимая его мантию и прощаясь. Зачем, крутилось у него в голове, но на самом деле он всё понимал. Ясно, как озеро в Хогвартсе в июне. — Спасибо, — тихо и на удивление твёрдо произнёс Драко, поднимаясь и выпуская мантию из ладоней. Теперь та была смята. И он благодарил не за смерть. Нет, за такое благодарят лишь великодушные идиоты, а он великодушным, а тем более идиотом никогда не был. Малфой благодарил за те разговоры, за беседы, которые у них были, в которых Снейп посвящал Драко в тонкости каких-либо тайных дел и в которых помогал. В которых считался с Драко, как со взрослым, равном ему. За то, что научил большей выдержке. Что всегда был на его стороне, с самого детства. Что был, несмотря на всю показную холодность их отношений, ближе, чем Люциус. Чем родной отец. Малфой вышел из комнаты, наложив на неё сильнейшие три запирающих заклинания, собираясь вернуться после и похоронить Северуса. После того, как найдёт мать и убьёт Аласдера. Но ему нужен был Забини. Как никогда, ему нужен тот, кто, во-первых, разделит с ним задачу Драко, кому можно доверить поиски Нарциссы, ведь так они ускорятся вдвое; во-вторых, кто сможет разделить с ним ужас смерти Снейпа. Он не собирался говорить с ним сейчас об этом, потому что некогда, но объявить, а после по взгляду, всего по одному взгляду увидеть, что тот понимает и разделяет его эмоции. Потому что мало для кого в этом мире Снейп имел достаточное значение. Блейз. Блейз, Блейз, чёртов Блейз, который всегда был рядом, и именно тогда, когда был нужен, отсутствовал. Какого хера? — Какого хера? — вслух повторял Драко, всё также после смерти Снейпа бегая зрачками по помещениям, в которых оказывался, и людям, которые попадались на пути. Пройдёт со временем. Ещё двадцать семь прожитых зря минут, потому что ни Забини, ни матери Малфой не обнаружил. Его дыхание окончательно успокоилось, но что-то в нём остановилось так резко и внезапно, усохло так незаметно и моментально, что он охладел к окружающей его обстановке. Отдельные личности были узнаваемы и некоторые, парочка, особенно важны, но ни одно из этих важных лиц он не мог найти. Остальные лишь тела. Лишь одна сторона и вторая. И больше не было среди воюющих Аласдера. Драко вошёл в средний зал на четвёртом этаже, и ему показалось, что среди двенадцати пар сражающихся он увидел тёмный затылок. Оттолкнув красный галстук, Малфой подошёл к парню и дёрнул его на себя, но это оказался пуффендуец, сбросивший его руку с плеча и повернувшийся обратно к противнику. Малфой сцепил зубы, выругался и хотел бы продолжить пробираться дальше, но инстинктивно поднял палочку и отразил луч, летящий в него. Пожиратель оттолкнул какую-то растрёпанную девушку и направился на Драко. Слизеринец закатил глаза, понимая, что снова впустую будет тратить время, но затем взбодрился, осознавая, что эта дуэль — повод выплеснуть эмоции, освободить хотя бы немного вены, в которых текло ощущение смерти крёстного. — Баубиллиус! — Протего! Остолбеней! — Протего! Инкарцеро! Пожиратель уклонился, ухмыльнулся и продолжил: — Петрификус Тоталус! — Коньюктивитус! — Протего! Это продолжалось какое-то время, и они сдвигались ближе к центру. И Малфой продолжал выводить себя физически, освобождая голову, позволяя себе затянуть эту дуэль, хотя мог закончить её раньше, если б приложил чуть больше усилий. И нет, он не играл жизнью, которую отдал ему Северус. Потому что чтобы жить дальше, ему нужно было дать себе небольшую отдышку в виде боя. Жестоко, но было бы смешно, если бы могло по-другому. Отразив очередное заклинание, Драко повернул голову вовремя, чтобы увидеть её. Грейнджер, поджимая губы, с яростью в глазах билась сначала с одним Пожирателем, а затем одолев его, бросила обезоруживающее в другого, но тот с лёгкостью отразил заклинание, бросая ей вызов. Малфой отвернулся и бросил проклятье в уже надоедающего Пожирателя с уродливым лицом. И выдохнул, что она всё ещё жива. — Авифорс! — крикнул Драко, и его противник разлетелся стаей летучих мышей. Он выдохнул. Чтобы снова перестать дышать. Малфой обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть Пожирателя, который стоял за спиной Грейнджер. Который кивнул её противнику, давая тому команду схватить Гермиону за руку и развернуть, и, быстро подняв палочку, открыл рот для заклинания. Всё вокруг снова слилось во внешний шум и единственный звук — его голос, кричащий «Грейнджер». И она обернулась. Но было уже поздно. Ослепляющий луч заклятия с силой ворвался в грудь девушки, отчего палочка в ее руке отлетела в сторону. Бледное худое тело с грохотом упало на мраморный пол, который был заляпан кровавыми разводами. Тогда это происходит? Тогда момент, которого ты так боялся, врезается в твоё сознание и дыхание замедляется? И с каждым выдохом, с каждым грёбаном выдохом ты выпускаешь весь запас кислорода. Драко чувствовал, что все его органы: сердце, лёгкие, мозг — словно по щелчку пальцев, всё замерло. Просто отключились. Всё электричество, которое текло в его венах, просто прекратило свою работу, гордо задрав нос и оставив его одного на растерзание. Малфой видел, как её всегда живые и кудрявые волосы впитывают кровь, уничтожая их прежний вид. Окончательно разрушая этот чёртов всегда такой правильный и слаженный образ, который обычно всегда раздражал, но сейчас заставлял чувствовать больное отчаяние от его потери. Розовые губы, которые становились одной тонкой линией, когда она злилась, стали нисколько неотличимыми от бесцветного тела. Почему мир устроен так? Какой творец решил поглумиться над брошенными и одинокими людьми, создав нерушимый закон, из-за которого ты можешь осознать, как дорог тебе человек, только когда он оказывается на пороге смерти? Какого чёрта ты можешь услышать себя только тогда, когда видишь блеклые стеклянные глаза, в которых раньше сверкал этот дурацкий шоколад? И после этого всё, что ты чувствуешь, о чём грезишь и позволяешь себе желать, что так сильно хочешь забыть, вырезать из своей памяти, словно раковую опухоль, — меркнет. Всё это становится так чертовски неважно, что хочется выть от собственной ничтожности. Потому что твоё тело не чувствует воздух. Оно не чувствует жизни. Драко не слышал криков вокруг из-за бешеного стука сердца, громкой пульсацией отдающего в ушных перепонках. Раз-раз-раз.. Удар за ударом, и он не хотел считать дальше, остановившись на этом убийственном «раз». Потому что продолжить — значит взглянуть в глаза ускользающему времени, что было безжалостным абсолютно ко всем. Драко чувствовал, что это сердце вот-вот разорвётся. И лучшего бы разорвалось, только бы это был сон. Очередной кошмар, насланный проклятьем. Только бы ему все это привиделось. Только бы он сошел с ума. Малфой хотел истошно кричать, разрывая глотку, видя, как она задыхается от кашля, давясь собственной кровью. Нет. Ты просто не имеешь право оставить меня. Драко подорвался, движением палочки откидывая каждого ублюдка, кто пытался наброситься на него и помешать. Помешать прийти к ней. Дотронуться до неё. Спасти. В голове чётко билась лишь одна мысль, направляющая его, не дающая свернуть с пути: я не дам ей умереть. Не дам. Не дам. Не дам. Потому что он верил в это. Чёрт возьми верил, что она просто не может умереть. Что в запасе всегда есть время: час, минута, десять секунд. И дырявые руки смерти не способны пройти сквозь эту вечную пелену времени, они просто не смогут схватить её и кинуть в сырую землю под деревянной крышкой. Никто не имеет право отобрать то, что стало таким дорогим. Возможно, именно поэтому она сейчас и задыхается собственной кровью. Потому что стала дорога ему. Оставался всего десяток шагов, и Малфой смог бы аппарировать вместе с ней в безопасное место, туда, где ей помогут. Где то самое время даст им второй шанс, защищая собой от набегов смерти. Драко уже протянул руку, в желании докоснуться до её, очень тяжело, но ещё дышащего тела. Ещё чуть-чуть. Но.. Всегда есть это отвратительное «но», в пепел стирающее все надежды. Надежда вообще была самым худшим чувством в мире, Драко понял это ещё давно, но так и не смог отказать этой самой надежде в использовании её услуг. Они всегда казались такими чертовски светлыми и чистыми, что невозможно было отдёрнуть руку и уйти, забыв про существование этого чувства. Резкая боль в груди заставила его с протяжным криком упасть на холодный кафель. Драко чувствовал, как связки рвутся изнутри, а сосуды не прекращают лопаться, доставляя нестерпимую боль. Сука. Малфой закрыл рот рукой, выкашливая сгустки крови. Так же, как это было и с ней. Смотри и наслаждайся своей гребаной чистотой, Малфой. Что же ты корчишься? Очередной тромб бордовой крови вырвался из глотки Драко, очерняя его руки. Этой гнилью я должен был гордиться всю жизнь? Из-за этого дерьма она страдает? Это было не круцио, а что-то тяжелее и темнее, намного темнее. И именно неизвестная составляющая этого проклятья не могла дать никаких прогнозов об их жизнях, которые были подвешены на волосок. Превозмогая ломающую изнутри боль, Малфой поднял голову, встречаясь со взглядом карих радужек, которые совсем ничего не выражали. Почти ничего. Если бы не критичность его состояния и ситуации, он бы усмехнулся, потому что опять надежда забиралась к нему в голову. Но в её глазах действительно было ещё что-то, что отделяло живых от мёртвых. Проводило грань. Ты должна была убить меня в себе, и тогда бы этого не произошло. Тогда бы ты прожила долгую и счастливую жизнь, которую заслужила. Драко начал подниматься, посылая на хер эту боль. Какая к чёрту разница, если то, что стало заставлять чувствовать его себя живым, умирает? Какое ему дело до собственных чувств? Но крошечную надежду на спасение снова растоптала поднятая над её обессиленным телом рука с зажатой палочкой и слова заклинания, второго выстрела которого никто не переживёт. Драко подполз вперёд быстрее, чем мог, и коснулся её руки, её холодных пальцев. Он одновременно с ней приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но что, они оба не знали. Пальцев было достаточно, наверное. Возможно. Они бы ответили на этот вопрос, если бы кто-то из них или оба сгинули среди десятка людей. Но Малфой услышал голос, бесивший его на протяжении всех восьми лет, и, чёрт возьми, обрадовался. Блять, он обрадовался этому вечно спасавших всех парню, которому не сиделось на жопе равно. И слава Салазару, что не сиделось. Поттер отбросил заикнувшегося Пожирателя, обезоружил второго и бросился к Гермионе, обхватывая ладонями её лицо и поворачивая к себе. Их пальцы расцепились. — Гермиона! Гермиона, ты слышишь меня? — громко говорил Гарри, будто она глухая, но ничто сейчас не способно было разозлить Малфоя. Или, блять, могло. Потому что Грейнджер чуть не умерла, потому что ей не сиделось на месте, потому что этот самый Поттер, этот Уизли и он сам недосмотрели. Но на себя он злился всегда и всё это время за всё, причастное к Грейнджер, так что выплеснуть свою ненависть на Поттера было бы кстати, учитывая, как тот бережно держал лицо Гермионы, которого вообще здесь быть не должно, чёрт возьми. Грейнджер слабо кивнула и попыталась повернуть голову в сторону Драко. Поттер заметил это, хмуря брови, посмотрел на Малфоя. — Она плоха, — вынес вердикт Гарри, будто Драко до этой секунды не понял этого. — Ты встать сможешь? — обратился он к Малфою, делая удар на «ты». Драко кивнул, хотя не знал на самом деле, сможет ли в физических реалиях, но после данного слова был обязан. И смог. Поттер поднял Гермиону, закидывая её руку к себе на плечо, и Малфой, ощущая бьющие ключом спазмы по всему телу и стараясь их игнорировать, подошёл к нему. — Я пронесу её, а ты отражай заклинания. — С чего вдруг я должен дать тебе Гермиону? — прищурился Поттер. И то раздражение вдвойне окатило волной Драко. — Оставь этот детский сад, Поттер, и дай мне Грейнджер, иначе то неудавшееся заклинание будет применено к тебе, — несколько не своим голосом от боли в связках произнёс Малфой, но с нужным льдом и резкостью. Чтобы стало предельно ясно, что он ни черта не шутит. Гарри открыл рот, чтобы послать Драко, но взглянул на слабый, умоляющий взгляд Гермионы и, тихо выругавшись, перекинул руку подруги через свою шею обратно. Малфой тут же подхватил её под коленями и взял на руки. — Я пойду вперёд. Гарри кивнул, и они двинулись к выходу. Проклятье оставляло Драко, и он был уверен, что Грейнджер так слаба только из-за того, что физически вымотана больше, чем он, из-за количества сражений. Он не опускал головы, несмотря на присутствие Поттера прислушиваясь и вглядываясь в каждого Пожирателя. Но Грейнджер вдруг закашлялась, и Малфой, нахмурившись, увидел, что она выкашляла кровь себе на кофту, напрасно пытаясь прикрыть рот дрожащей рукой. — Что это? — паутина тревоги заматывала его грудную клетку. — Чёрт, — сказал Гарри, оглянувшийся на вопрос Драко. — Похоже, осколок невыпущенного проклятья всё-таки попал в неё. — Твою мать, — выругался Малфой, прижимая девушку к себе ближе и крепче и сознавая, что двойной удар этого заклинания было не выдержать. Но в Грейнджер попала полтора, полтора она выдержит, она ведь сильная. Да-да, она выдержит. Драко краем глаза увидел несущуюся вспышку. — Твою мать, Поттер, следи за чёртовыми Пожирателями! Но прежде, чем он договорил это, Гарри моментально отвернулся и отразил заклинание, как раз вовремя, чтобы оно не попало в Гермиону. Поттер вступил в дуэль с озлобившимся на свою неудачу Пожирателем, и Малфой вылетел из зала. С этой стороны коридор был совсем узкий и тёмный, и только вдалеке кто-то сражался. Рядом стояли два кресла, и Драко опустил на одно Гермиону. Она привалила голову к стене. — Драко, я.. — хрипло начала она. — Замолчи, — оборвал её Малфой, осматривая синяки и зная, что она собирается сказать. — Нет… — ей было тяжело говорить, сознание в который раз ускальзывало от Гермионы, но не покидало. Как закат: сколько бы ты не бежал, он всегда будет далеко. — Нет, ты должен знать… — Я люблю тебя, Грейнджер, — обхватив её лицо руками, стоя перед ней на коленях, твёрдо произнёс Драко. Он был не готов позволить ей говорить прощальные слова. Грейнджер вздрогнула и посмотрела на него, взгляд её стал немного ярче. — Я всё-таки сказал эти чёртовы слова. И скажу ещё, слышишь? Ты только держись. Она посмотрела на него так открыто, что на него повеяло сквозняком от её души, раскрытой на распашку. — Ты говоришь это.. Потому.. Потому что…? — Нет, — так же уверенно произнёс Драко, покачав головой. Глаза Грейнджер заблестели. — Я говорю это, потому что это правда, Гермиона. Малфой почувствовал резкий толчок вбок, и его ладони соскочили с её лица. Драко потянулся за палочкой, но прежде, чем коснулся её, оставил это. — Свали отсюда, — сказал Блейз и поднял древко, собираясь применить имеющиеся у него знания колдомедицины. — Где ты был? — Я сказал свали! — рявкнул Забини, и говорил таким тоном он только в тех случаях, когда возражать ты не имеешь права и сделать по-другому у тебя не будет возможности. Драко сжал зубы, поднялся и влетел обратно в зал, матеря Блейза, но также ощущая огромную благодарность к нему, потому что знал, что теперь Грейнджер точно выживет. Точно задышит с лёгкостью и отделается, как он, парочкой спазмов по телу и в теле. Но не более. Не кровью изнутри. Малфой увидел, что Поттер борется уже с другим Пожирателем, и вступил в дуэль с крупной женщиной, с бурыми волосами. Гриффиндорец оглянулся, удивлённо-панически поднял брови вверх, но Драко кивнул ему, и этот жест успокоил Поттера. Хотя Малфой знал, что тот, как только добьётся, потребует видеть Грейнджер. Он отражал заклятья Пожирательницы и не знал, почему Забини велел ему оставить его одного с Гермионой. Видимо, та же заморочка, что и у Помфри и остальных колдомедиков: присутствовать при процессе лечения должны только лечащий и больной. Ещё он не чувствовал никаких сомнений по этому поводу. В душе было также просто и легко, будто бы он говорил это каждое утро каждый день. Не было приложено ни единого усилия, какие он прикладывал несколько часов назад, когда прощался двумя словами в Хогвартсе. Всё было так, как должно, и он был уверен в ней и себе. В том, что с какого-то хера страшился этого. Но страх этот был так уродлив и глуп, что пачкал их. Но не теперь. Не после. Не тогда, когда Малфой чувствовал себя свободным, будучи уже навечно привязанным к ней стальными цепями чего-то неосязаемого. Драко выпустил Инкарцеро и, отсчитав минуты в своей голове, которые выделил Блейзу на лечение Грейнджер, сорвался с места и вернулся к тому креслу. Гермиона сидела и вид её был гораздо лучше, чем несколько минут назад. На коже всё ещё виднелись синяки и надрывы, кое-где была размазана кровь, но внутренние повреждения и особенно опасные внешние были устранены. Драко вопросительно посмотрел на Блейза, и тот кивнул. Значит, действительно лучше. Грейнджер встала, пару секунд придерживаясь за стену, но затем тело её окрепло, привыкло, и она двинулась обратно в зал. Малфой нахмурился и обхватил её запястье. — Куда ты? — Обратно, — непонимающе произнесла Грейнджер. Драко невесело хмыкнул. — Нет, ты никуда не пойдёшь. Гермиона открыла рот, зло сведя брови к переносице, а затем вдруг лицо её приняло расслабленное и привычное, знакомое Малфою выражению. — Я должна вернуться, ведь там Гарри. А тут я. Но он, конечно, вслух не посмеет произнести это. Потому что понимает, что и поэтому в том числе она никуда с поле боя не уйдёт. Драко ещё какое-то время сжимал её руку, и она выжидающе смотрела на него, но не вырывалась. — Драко, — твёрдо произнёс Забини. — Пусть идёт. Или у тебя появилось время стоять здесь? Нет, времени не было. Они все это знали, но оставить её одну? Снова? И снова подвергнуть Смерти? Карие глаза цеплялись за его айсберги. Доверие порождает доверие. Доверься, чтобы тебе доверяли. Так она, кажется, сказала однажды? Что ж, Малфой не умел доверять. Но он хотел, чтобы она доверяла ему. Так что он попробует. — Беги к своему Потти, — сквозь зубы прошипел Малфой, отпуская её руку. Грейнджер слабо, благодарно улыбнулась и понеслась через зал. Он видел, с каким недоумением и счастьем одновременно встречает её шрамоголовый и поспешил отвернуться, вспоминая, зачем искал Блейза. — Снейп мёртв, — глядя другу в глаза, с деланным холодом в глазах сообщил Малфой. Забини нахмурился, будто бы ослышался, а затем лицо его вытянулось, глаза померкли, и он сделал шаг назад. Временная дезориентация — Чёрт, — через минуту произнёс Блейз. — Вот херня. — Херня. Они посмотрели друг на друга, и Драко увидел в глазах друга всё то, что надеялся высмотреть. Те же эмоции, тот же ужас, сожаление и скорбь. Как глянуть в зеркало. — Как? — нахмурил брови Блейз. Драко сцепил зубы, а затем резко выдохнул и сказал: — Схватил Аваду Аласдера вместо меня. Глаза Блейза, в которых на секунду мелькнуло удивление, стали ещё мрачнее, и он поджал губы. Положил ладонь на плечо Малфоя и чуть склонил голову: — Тогда ты знаешь, что не имеешь право просирать эту жизнь. — Поверь, я вполне сознаю свою ответственность, — сухо произнёс Драко. И поспешил сменить тему: — Блейз, мне нужна твоя… И Забини словно очнулся. Повёл плечами, сбрасывая с них пепел утраты, и шагнул вперёд, так, чтобы стоять лицом к лицу с Малфоем. — Послушай, — тихо сказал он, поочерёдно заглядывая то в один, то в другой глаз Драко. — Послушай меня внимательно и не перебивай. Когда наступит время выбирать, ты не должен поддаваться своим желаниям, ясно? Ты.. — Что ты несёшь? О чём ты? — сведя брови к переносице, медленно, вкрадчиво произнёс Малфой. — Я же сказал, не перебивай, — сохраняя холодное спокойствие, поджал губы слизеринец. — Ты должен будешь сделать выбор в пользу Нарциссы, потому что… Малфой бегал глазами по лицу друга и ничего, вообще ни черта не понимал, лишь только тревогу, охватывающую его конечности. Его бесило, что Забини, видимо, знает что-то и не говорит, что он несёт херню, которую Драко не понимает, что он стоит в хреновом, Салазар, спокойствии, будто Малфой душевно больной и сейчас взорвётся. И тут Блейз всё-таки был прав. Драко вцепился в предплечье друга и громко тряхнул его: — Да что за чертовщину ты несёшь?! — Заткнись, — прошипел Забини, оборачиваясь и вырывая руку. — У меня нет времени.. — Нет уж у тебя есть время, — хватая его крепче, дёрнул на себя Блейза Драко. Глаза его горели. — Где ты всё время был?! Куда шлялся, что ты несёшь, объясняй, и ты ли это вообще, а, Забини?! Отвечай, или… Забини сцепил зубы и, резко вывернув ладонь, с силой толкнул Драко в грудь к стене, сжимая того за грудки. Малфой рванул было вперёд, но Блейз, кипя нетерпением и злостью, лишь крепче вцепился в него, навалившись всем весом своего тела. — Я сказал выбери Нарциссу, Драко, если она тебе дорога! Это всё, что тебе нужно знать, мне некогда с тобой возиться, не маленький мальчик, разберёшься! И он тут же отпустил его, откидывая немного в сторону, из-за чего Малфой не удержал равновесие и упёрся руками в пол. Он тут же вскочил, собираясь надрать Блейзу зад и вытрясти всё, о чём он понятия не имел, но, обернувшись, Забини не нашёл. — Сука! — он с размаху пнул кресло, на котором недавно сидела Грейнджер, и то отскочило и повалилось на пол. — Блядтсво, блядтсво, блядство! Он обхватил волосы, потянув их, спрятал лицо в ладонях, растягивая кожу, и шумно дышал. Выбрать Нарциссу? Дорога ли мать? То, что сказал ему Забини, было катастрофой. Он ещё не понимал, не видел общую картину, но уже то, что отдельно сказал ему Блейз, было трауром, блять, это было хернёй. Как сказать дочери, сидящей возле только вышедшего из комы отца, что он всё равно не выдержит и скончается через пять минут. И сказать с улыбкой на лице, с грёбаным спокойствием. И вот она сидит без чувств на лице, без крови в венах, и понимает, что у неё в запасе только пять минут. И что ей делать? Принимать, осознавать, кричать, плакать, смеяться от безысходности или нестись прощаться, падая на колени и сотрясаясь? Может, умереть самой? Что делать? Что. Надо . Делать? На весах были поиски Аласдера, Люциуса и Мораны и поиски Блейза. Вправо или влево? Какая стрелка нравится тебе больше и какая кончина предпочтительнее? И Малфой понимал, что для того, чтобы уверенно встретить троицу Пожирателей и знать, что делать, ему нужны данная. Нужна информация. Знать, что делать. А это всё мог дать только Забини, скова пропавший непонятно куда и для чего. А Забини ли это вообще? И что-то внутри сознания уверенно отвечало: да. Ведь только он может так искусно пытаться спасти его задницу, при этом не говоря ни слова. Драко хотел было побежать через зал, но вспомнил, что там Грейнджер, и что сейчас ему нельзя останавливаться и задерживаться, а из-за неё он точно сделал бы это. Поэтому Драко сжал кулаки, проклял в десятый раз Забини и, уверенно касаясь древка, понёсся вперёд, уже зная, что ему придётся добираться до друга медленнее из-за стачек с несколькими встречающимися на пути Пожирателями. И было бы супер, если бы он вообще знал, куда именно ему нужно добираться до Забини. По его соображением Блейз должен был уйти либо прямо по коридору, либо в боковой проход. Но в любом случае два эти пути пересекаются в гостевой кухне, так что они должны будут там встретиться, разнится во времени ухода у них небольшая. Если Забини не сменил курс и вообще движется в противоположном направлении. Малфой отбился от трёх Пожирателей, и всё это время думал только о боевых заклинаниях и времени. Он не хотел, не собирался вдумываться в то, что прокричал ему Блейз. Он ведь прокричал? Или это эта информация звоном разбитого стекла трещала у Драко в голове? Потом. Это потом. Драко решил свернуть и пробежать через небольшой зал, который существовал лишь для декора и курительных трубок, потому что для отдыха гостей слишком мало места. Серая комната, как называл её Малфой. Он распахнул дверь с выбитом стеклом и ему понадобилось три секунды, чтобы разобраться. На столе, на котором стояло штук пять пепельниц, сидела Паркинсон с как-то неестественно выгнутой рукой, а напротив неё, возле зеркала, Нотт держал за воротник кашляющего Пожирателя и раз за разом наносил тому удару в лицо, превращая грубые черты Пожирателя в месиво. Тот что-то простонал, и Теодор наклонился к его уху, прошептал что-то, а затем Экспеллиармусом отбросил в это самое зеркало, и осколки порезали тело Пожирателя. Уже бессознательное тело. — Что у вас творится? — смотря на отряхивающего руки Нотта, произнёс Драко. Хотя, наверное, это был глупый вопрос, учитывая, что они находятся на поле битвы. Но он испытал столько шока от безумных событий за последний два часа, что даже это вызывало у него удивление. — Драко, — широко улыбнулся Тео и быстро подошёл к нему. Сжав плечо и улыбнувшись ещё шире, что навело Малфоя на мысль, что он надеялся увидеть Малфоя всё ещё живым, Нотт кивнул головой назад, где в осколках валялся избитый Пожиратель, и хмыкнул: — Он сломал Пэнси руку. Малфой перевёл взгляд на сидящую на столе девушку, и та помахала ему здоровой рукой. — Привет, Малфой. Приятно видеть тебя живым, — она ухмыльнулась, и Драко хмыкнул, кивая. — Да, — продолжила она объяснения Тео, — он сломал мне руку, когда я надирала ему зад за то, что он кинул Нотта в стену. — Да, и поэтому я напомнил ему, как нужно обращаться с дамой, — лукаво улыбнулся Теодор. Драко вздёрнул брови и усмехнулся, говоря что-то вроде «понятно». Безумная парочка. Нотт похлопал Малфоя по плечу и подошёл к Паркинсон, поднимая палочку. — А вы вообще каким боком тут оказались? — вслед за Тео прошёл Малфой, припоминая из слизеринцев здесь только себя и Забини, если не считать профессоров. Нотт аккуратно коснулся предплечья Пэнси, и та сцепила зубы. — Я заметил, что сначала пропал ты, а затем и Блейз. А сидеть без своей свиты, — он говорил серьёзным тоном, но было ясно, что говоря про «свиту» Нотт забавлялся, — в Большом Зале как-то не в кайф. — Да, а я заметила, что нет его, — с укором посмотрела на Нотта Паркинсон. — И мне тоже было как-то не в кайф, — перекривляла своего парня слизеринка. — Сейчас будет больно, милочка, — сглаживая сам факт боли, ухмыльнулся Нотт, и Пэнси фыркнула, словно боль её не волновало. — Заклинание Луны Лавгуд! Паркинсон шикнула, и тут же осмотрела руку. — Принимай работу, — улыбнулся Нотт, и стали видны его небольшие белые клыки. — Вроде целая, — скептически протянула Пэнси, ворочая конечность. — Пф, «вроде», — фыркнул Нотт, и Паркинсон быстро скрыла выступившую улыбку. — Вы не видели Блейза? — вмешался наконец Малфой. — Ты хочешь сказать, что он сейчас не с тобой и не сторожит вход в эту комнату? — серьёзно нахмурилась Пэнси, видимо, до этого момента именно так и думая, и для пущей уверенности оглянулась на дверь за спину Малфоя. — Нет, он ушёл куда-то, и я надеялся, вы с ним встретились, — сжал переносицу Драко. Чёрт, яснее не становилось. Нотт нахмурился, и на его лице проступила тень беспокойства. — Ты думаешь, с ним что-то могло случиться? — Я думаю, что он кинул меня и страдает хернёй, — сощурился Драко, злясь на Забини. Посмотрел на встревоженное лица Паркинсон и Нотта и сказал: — Но вряд ли он попал бы в такую передрягу, из который не вылез бы живым. Тео ожидал больших объяснений, но поняв, что их не будет за неимением самим Драко информации, кивнул. — Я пойду дальше, — обступил их Малфой, — а вы не переубивайте всех Пожирателей вместо меня, ребята. Пэнси положила ладонь с длинными острыми ногтями на плечо Нотта и пожала плечами, как бы ничего не обещая, и валяющийся в стёклах Пожиратель закряхтел, когда Малфой вышел из серой комнаты. Какой-то Пожиратель набросился на него, поваливая на пол, и Драко рефлекторно вцепился тому в горло. Пережав на секунду артерию, он поднял палочку и отбросил от себя мужика, брезгливо отряхиваясь и кривя губами. Тот весь был в какой-то грязи и крови. Малфой, потратив ещё минут десять, решил уже бросить это дело и всё-таки вернуться к поискам трём главных Пожирателей, когда заметил приоткрытую дверь, ведущую в небольшую гостевую комнату, которая была весьма просторна для идейных соображений. Драко остановился, подошёл ближе и прислушался. Этот коридор был практически пуст, и это напрягло Малфоя. Во всём остальном доме слышались крики, заклинания и разрушения. Он услышал холодный, надменный, насмешливый голос своего отца и обхватил древко, которое ни на минуту не выпускал, выше. —…к этому? — А с каких пор вас интересует моё личное отношение к чему-либо? — отвечал голос. Знакомый Драко голос, с этим голосом они и гоняли на мётлах по Малфой Мэнору. — Ну как же, — деланно удивился Люциус, постукивая тростью. — Друзья Драко — мои друзья. Первой мыслью было то, что Забини находится под Империо, и именно поэтому, в минутный момент освобождения, посвящённый во все их дела, прибежал к Драко подсказать, помочь ему. Но после враждебного: — Ну тогда и она станет вашей подругой, — холодно хмыкнул Забини. Малфой ухмыльнулся и понял, что происходило. И кто такая «она». — Безликий, ничтожный… — начал Люциус, сбрасывая под ноги маску любезности. — А ты не меняешься, отец, — открыв дверь, вошёл в зал Драко. Оба человека перевели на него взгляд, и оба они были совершенно разные. — Пытаешься подкупить людей, а неподкупаемых презираешь лишь потому что они не пляшут под твою дудку. Люциус оскалился. — Нет неподкупаемых людей, Драко, и ты глупец, если считаешь иначе. — Да, но почему-то мой друг, — Малфой встал рядом с Блейзом и ухмыльнулся, — всё ещё не лижет тебе зад. Блейз хмыкнул, Люциус поджал губы, но затем, словно вспомнив что-то, выпрямил спину и ухмыльнулся. — Что ж, раз вы так тверды в своих принципах, — сказал он, и в этот момент дверь в зал снова открылась, — то посмотрим, как они выдержат следующие условия. В комнату вошли те, кого Малфой искал, и кого найти не мог: Корсби и Морана. Следом за ними закрыл дверь Конн, в той же чёрной мантии с золотым отливом. При виде Аласдера Драко ощутил, как ненависть зарождается в кончиках пальцев, попадает в кровь, поднимается выше и разливается по всему телу. Он смотрел на мужчину неотрывно, вспоминая промелькнувший в глазах Корсби испуг и ужас, но это уже не облегчало груза Драко. И по взгляду Забини на себя, Малфой понял, что тот догадался, чем Аласдер заслужил столь особенное внимание Драко. — Давно не виделись, — улыбнулась Морана, и её скулы на мгновение выступили из-под волос. — Ну что, нашёл мамочку? Драко молча смотрел на неё, считывая эмоции, и выжидал, когда они наконец начнут делать то, для чего тянули его смерть. Что-то, что читалось в складках их губ. — Хорошо искал? — подхватил Корсби, довольно ухмыляясь. И Малфою стало омерзительно просто находится в одной комнате с этим плешивым отродьем, глаза которого были настолько убоги и пусты, что хотелось выколоть их за ненадобностью. Блейз медленно переводил взгляд с одного на другого. — Ну что же вы, господа, — подключился к ним Люциус, находясь посередине комнаты, между двумя слизеринцами и тремя Пожирателями. Он сделал шаг в сторону Корсби. — Как же он мог найти её, если Нарцисса всё время его беготни была в моём былом доме? Драко нахмурился, не понимая, какой дом отец имеет в виду. Все взгляды были обращены на него в ожидании, когда он догадается, но пока лишь одна мысль била ключом: её здесь не было. Всё это время. Нарциссы здесь не было. А это значило, что он плохо думал. Это значило, что напрасно он пришёл сюда и невольно повёл за собой Грейнджер, Забини, а вслед за ними Нотта с Паркинсон и всех остальных. Это было их решение, не его, да, он никого ни о чём не просил, и всё же, чёрт побери, груз ответственности и обмана ложился именно на его обведённые вокруг пальца плечи. Именно за ним сюда пошли. Именно из-за него умер Снейп. Именно из-за него чуть не было изнасилована, а затем убита Грейнджер. Блять, он презирал и смеялся над комплексом вины Поттера. Но сейчас, ощущая это на своей шее, чувствуя то, что он откровенно не желал и ненавидел чувствовать, Малфою хотелось презирать только самого себя. Он почувствовал взгляд Забини и вдруг резкая мысль вынудила его кулаки сжаться в гневе. В, блять, сущей ярости. — Ты запихнул собственную жену вместо себя в Азкабан, — и это не было вопросом. Драко говорил так тихо, как позволял обжигающий лёд в его голосе. Твою мать. Старик реально рехнулся. И Драко не позволял себе чувствовать страха и ужаса за мать. Не позволял этим эмоциям брать вверх, оставляя только холодный гнев, пускай это и был гнев бессилия и ненависти, ведь Люциус сказал «была». Значит, уже нет. — Я подумал, ей следовало бы отдохнуть, — улыбнулся Люциус, но эта улыбка была такой кривой, словно его рот был разорван и сшит неправильно. — Но теперь, — Малфой-старший повернул голову к двери, которая вновь открылась, — насытившись необходимым морским воздухом, Нарцисса решила осчастливить нас своим присутствием. Решила осчастливить. Драко хотел сжать горло отца за подобную речь. Потому что быть кинутой на день в Азкабан, окружённой тьмой, грязью и Смертью не было решением. Она была бледна. Кожа её будто бы заразилась гнилью Азкабана и потеряла краски, глаза блекли от яркого света, а синяки под глазами сильно выступали вперёд. И тревожный взгляд Нарциссы жаждал только одного: увидеть Драко. И как только она повернула голову, ведомая под руки двумя Пожирателями, спокойный выдох слетел с её губ. Но затем, увидев всех остальных присутствующих, мать снова тревожно вгляделась в сына. Всё нормально, мам, я вытащу тебя отсюда. И ему показалось, что она услышала его мысли. Гневно свела брови, потому что он сказал «тебя», а не «нас», затем позволила себе грустный взгляд, полный материнского сожаления за происходящее, а потом сделала то, что характерно всем Малфоям и Блэкам: расслабила черты лица, защёлкивая маску холодности, гордости и решимости. Зелёное Нарциссы было грязное внизу и с пятнами на рукавах, но в остальном всё было более или менее. Так, как «более или менее» могло быть в данной ситуации. — Что вы от неё хотите? — смотря на отца, холодно спросил Малфой. — От неё? — ответил Корсби, и Драко поднял подбородок. — Нет, Драко, вернее будет спросить, что мы хотим от тебя. — Ведь бросаться в мёртвое пекло в крови безумных грязнокровых гриффиндорцев, — презрительно и с чувством торжества произнёс Люциус, и Малфой понял, что произойдёт, до того, как дверь в хренов раз открылась. Грейнджер держали так же, как до этого Нарциссу. При ней не было палочки, а к былым синякам добавилась длинная царапина на щеке. Он этого хотел. Люциус рассчитывал, что Грейнджер пойдёт за Драко, что своими ногами приведёт себя к месту смерти. К грёбаной червоточине, где всё должно закончиться. И господи, как же сильно Малфой ненавидел сейчас отца, её, себя. Он ненавидел, кажется, всех, просто потому что понимал безвыходность и глупость, сущую тупость и легкомыслие этого положения. Блять, он просто конченный идиот. И все они тут — идиоты, играющие в Смерть и забывающие правила. — Ты думал, — вступила в поддавки Морана, накрутив локон себе на палец и грубо отбросив его, — что твоё наказание — Нарцисса. Но ты ошибся, сладкий, — тут лицо её посерьёзнело и прибавило к её летам года три. — Не Нарцисса, а выбор. Выбор на жизнь. И снова, блять, он. Это было уже даже смешно. Правда, ему хотелось. Но в жизни он лишь презрительно, с ненавистью и отчаянием хмыкнул, на мгновение выпадая из реальности. Веря, что всё это — ад, а он сам давно умер, ещё на битве за Хогвартс. Но вот ворона крикнула за окном, стая ей подобных слетелась и завопила, воск капнул на подставку, а тень дрогнула. Откуда взялся сквозняк? — Вы как-то абсолютно не оригинальны, — ещё раз сухо хмыкнул Драко, сглатывая ком паники и осознания, что из комнаты выйдут не все. Не все живые. — Стабильность — залог успеха, — улыбнулся той самой отвратительно-ласковой улыбкой Аласдер. — Но не будем медлить. Думаю, ты уже обо всём догадался; правила схожие: ты выбираешь, кому жизнь спасти и кого мы беспрепятственно отпустим, посредством кражи чужой жизни своими руками. Драко держал пари, что Аласдер согласился на желание Люциуса замедлить ход действий Пожирателей и наказать сына только под условием, что это будет сделано, следуя его идее. — С чего вы взяли, что я не убью сейчас кого-нибудь из вас? — протянул Малфой. Чтобы знать, как действовать. Он слышал дыхание Забини в этой промежуточной тишине. На Нарциссу и Грейнджер, видимо, наложили Силенцио, чтобы исключить прошлую ошибку. — Потому что, Драко, до момента, пока ты не сделаешь выбор и не убьёшь одну из этих дам, — Аласдер повернулся и, подождав с полминуты, подошёл к Гермионе, — то убив кого-нибудь из нас троих, ты убьёшь грязнокровку. Малфой дёрнулся вперёд, чтобы помешать Корсби наложить связывающее заклинание, которое тот начал делать, насильно раскрыв челюсти и влив Грейнджер в рот заранее подготовленную ампулу с кровью всех четверых. Но Драко тут же отбросило назад чьё-то заклинание, и он разбил локоть, в то время, как Аласдер произнёс последнее слово. Малфой посмотрел на Забини, но тот не чувствовал его взгляда, сосредоточенным, тревожным и холодным взглядом вглядываясь в Грейнджер. Драко поднялся и осмотрел Гермиона, на её губе были следы чужой крови, и она с ненавистью посмотрела на Корсби, отплёвываясь. — Ну что ж, пускай у нас есть посторонние зрители, — посмотрел на Забини Люциус, и Блейз прищурился, в остальном оставаясь неподвижным, — так будет даже лучше. Убить кого-то из дорогих тебе людей при друге, стать убийцей. Малфой посмотрел на отца. Убийца судил будущего убийцу. Поправочка: не будущего, а настоящего. И эта троица должна была это знать, потому что Драко кинул тело Струпьяра на стол любимого кабинета Люциуса, измазав его всего кровью. И он знал, Малфой видел это, только делал вид, что это происходит впервые. Огонёк мести позволил Драко слабо ухмыльнуться. Но тут же потух, когда Драко вгляделся в пустое лицо матери, которая держала из последних сил холодную маску, но стоило Малфою заглянуть ей в глаза, и она теплела, отдавая ему всю свою оставшуюся нежность, тепло и надежду. Надежду, что он выберет свою будущую жизнь, а не прошлую. Что выберет любовь. — Так давай, Драко, — медленными шагами отходя к остальным, вытянул руку в сторону пленённых Люциус. — Делай свой выбор, и принципы тебе подскажут, как будет правильнее. Они светились счастьем. Малфой вглядывался в их лица, и ему начинало тошнить. Они торжествовали, что им удалось победить, что они обвели всех вокруг пальца и продолжают и продолжат убивать невинных. А Драко тлел изнутри. Это не назвать жестоким выбором. Это назвать бесчеловечностью. Потому что он вглядывался в одно любимое лицо, и хотел спасти его. Всматривался в другое, и хотел уберечь. Но он не мог позволить себе убить одно из них. Какой выбор он должен был сделать? Его сердце громыхало. Пот холодной струёй сошёл по спине, а глотка иссохла. Кажется, его зрение мутнело и раздваивало картину, а озноб охватывал кожу, но он не знал, что ему делать. Драко выдохнул. Ну что он должен был сделать? Кого выбрать в этот раз, и какая разница кого, если он в любом случае убьёт самого себя изнутри? Просто развеет собственный пепел ненависти и ужаса, боли и потери, и убьётся. Всё это было бессмысленно. Но что бы выбрал ты? Чью бы жизнь отнял, а чью бы спас, и с чего ты вообще взял, что имеешь права что-то решать? Драко увидел сухие губы матери, которые она сдерживала от дрожи нереальной силы. Удивительная женщина. Не имел. В том-то и дело, что Малфой не имел права. Он заметил россыпь веснушек, скрытых в разводах крови и грязи на лице Грейнджер. Драко был никем, чтобы решать. Сущим ничтожеством. И поэтому он ненавидел выбор. Я сказал выбери Нарциссу, Драко, если она тебе дорога! Малфой нахмурился и посмотрел на Забини, который всё это время глядел на него своим уверенным взглядом. Таким взглядом он обычно просил его «одуматься». Она. Драко нашёл глаза Грейнджер. Малфой ещё больше нахмурился, смотря ей в глаза. Почему-то коньяк переливался в шоколаде не так ярко, как раньше. Так действует осознание смерти? Чувство предательства? Хотя Грейнджер не сочла бы это предательством. Она бы, как всегда, поняла бы его. Вот и сейчас — лишь молча понимает. И Малфой понимал, кто такая она, и что речь не о его матери. И Драко убьёт Забини, если не понятный Малфою его взгляд не позволит Драко после всего этого ещё раз назвать Грейнджер сукой. В лицо. Живой. За то, что пришла. А сейчас он поднимает палочку и убивает её за то, что пришла. Сейчас Малфой слушает друга и выбирает Нарциссу. — Авада Кедавра, — произносит он сухими губами, не видя и не слыша вокруг ничего кроме её глаз, кроме её любимых глаз. И слеза скатывается по щеке, тут же высыхая, как и его сердце. Встало на заморозку. И вряд ли когда-либо оттеплеет. И тело Грейнджер снова с грохотом падает на землю, а глаза меркнут, и в них пляшут эмоции, которые сменились так быстро, что из-за влаги в собственных Малфой не успел их разобрать. За это он уже себя ненавидел. Драко смотрел на её неподвижную грудную клетку, и как в замедленном времени видел, как честно, блять, освобождают шокированную и в конец побледневшую Нарциссу, не снимая с неё Силенцио, и как её забирает Забини. — Отведи её в безопасное место, — сказал другой, не его, Драко, голос. Такой же холодный, глухой и безжизненный, словно всё это происходило в вакууме, а его грудная клетка предала его. Он сам предал себя. Он в любом случае предал бы себя. Блейз тут же вышел из зала с замершей и неподвижной от шока и бесшумно катящихся слёз по лицу Нарциссой, которая, как многие душевнобольные, зачем-то молча оглядывалась на Драко и протягивала руку. Малфой слышал смех четверых Пожирателей и почему-то ему казалось, что волосы бездыханной Грейнджер стали короче. Он стоял так минуту, продолжая слышать этот мерзкий, блядский смех. А затем поднял голову. Затем нашёл взглядом скалящегося Аласдера, который вертел розу между пальцев. Затем сделал шаг вперёд. Затем поднял палочку. И зелёный луч разбился о крупное тело Корсби, повалив того навзничь. Его удивлённые, испуганные глаза, которые остекленели навсегда — вот, что последнее видел Драко. А затем темнота накрыла и его.