All I wanted

      Гермиона повернула голову в обе стороны и, удостоверившись, что поблизости никого, проскочила в открытую дверь, тут же подпирая её спиной. Вообще-то использование этого помещения входило в список привилегий старост, и поэтому она ничего не нарушала. Вот только делать это после отбоя не было тем, за что, предъявив значок старосты, погладят по головке.       Но ей хотелось расслабиться, глотнуть свежего воздуха, разбавленного чем-то сладким. Или какой ароматизатор будет в ванной в этот раз?       Грейнджер прошла вперёд и стянула с себя свитер с джинсами. Выходным вечером в гостиной Гриффиндора она не особо заморачивалось об одежде и соответствию дресс-коду.       Гермиона поёжилась, дотронувшись ногой до воды, и оказалась приятно удивлена, когда вода в ванной оказалась тёплой. Девушка взялась за поручни и, спустившись по лестнице, окунулась, позволяя длине волос, кроме корней, намокнуть.       Послышались обычные звуки, и вот помещение наполнилось запахом солёной карамели. В детстве они с мамой даже как-то пытались приготовить такую. Правда, отцу потом пришлось спасать положение, потому что они обе в готовке на том же уровне, что и тролль в танцах... Но получилось всё равно вкусно. На запах, по крайней мере, приблизительно так же.       Капли утопали в воде, создавая мелодию, и как бы Грейнджер не желала убежать от собственных мыслей, Гойл, заточённый в Министерстве на данный момент, тёмным образом возвращался и возвращался в сознание. Гермиона вздохнула, опираясь локтями о бортик ванной и откидывая голову. Нос щекотал приятный запах, и она выдохнула.       Гойла задержали сразу же и доставили в Министерство, в особую камеру, которую создали в тот момент специально для него. Не действуют никакие заклинания, ни артефакты, ни выбросы магии. Вообще табу любой магии, она просто не имеет веса в этой камере. Потому что, несмотря на то, что тот самый загадочный тёмный артефакт Гойла у него изъяли и отдали на изучение нужным людям, никто не знал, нет ли у него ещё пары тройки в кармане, которые Пожиратели нашли способ, как скрыть. И этот то обнаружить оказалось делом непростым. Прошло уже достаточно времени, чтобы расслабиться, но мысли о том, что в любую секунду Гойл — вдруг — и сможет освободиться, сможет снова заявиться сюда и попытаться причинить боль Драко, её близким, ей самой...       Грейнджер вздрогнула, когда пузырь опустился на её ключицу и лопнул. А секунду спустя усмехнулась. Господи, шарахаться мыльных пузырей. Конечная, чёрт возьми.       Но такова её жизнь. Такова жизнь всех, кто прикоснулся к магии. И ничего, справляются. Так что Гермиона снова прикроет глаза и просто откинется обратно, погружаясь в воду ещё больше.       И эту жизнь она всё-таки жила, несмотря на мысли о смерти, которые следовали за видом дементора за окном. Она почему-то всегда думала, что умрёт героически. В какой-нибудь битве, схватке, войне. Эти мысли легко можно объяснить, и дело не в эгоистичном желании выпендриться и сделать всё самое отстойное и безумное, чтобы после смерти все утирали скупую слезу и поднимали бокалы за «Героиню». Просто каждый год учёбы Хогвартса ставил её на шаг ближе к войне, а, следовательно, к потерям. Следовательно, к боли и утрате. Следовательно, к готовности сделать всё, чтобы сохранить жизнь Гарри.       И эта готовность не ограничивается уходом с Поттером. Это значит отдать жизнь, если потребуется. Как за друга. Как за семью. Как за того, кто сможет подарить людям мир и свет. Единственный шанс.       И эти мысли тянулись, преследуя её до сих пор. Всегда на стороже. Но вот её двоюродная бабушка взяла и перечеркнула все эти мысли. Поставила крест своей смертью из-за автокатастрофы. Несмотря на то, что ведьма. Несмотря на то, что в её жилах течёт чистая магия. Она решила в очередной раз побаловать себя и испробовать что-то магловское. Катастрофа. Это чёртова катастрофа.       Так что какова вероятность, что смерть Гермионы не будет такой же? Или не будет какой-нибудь глупой, вроде попадания косточки не в то горло? Или чего-то неожиданного, чего-то отчего жалко терять жизнь. Что не будет стоить утраченных возможных дней. Чёрт, эти мысли...       Она раскрыла рот и тут же сжала губы, не позволяя воде заполонить рот и лёгкие. Давление снизу было слишком сильным, она махала руками, разрезая воду, и пыталась бороться, выталкивая что-то снизу ногами. Или кого-то.       Господи-господи-господи. Стоило ей задуматься о глупой и неожиданной смерти, как Старуха с косой схватила её за волосы и потащила вниз.       Гермиона распахнула глаза, продолжая бороться и пытаясь что-то разглядеть. Но как только повернула голову в сторону, ощутила толчок в спину. Грейнджер почувствовала, что её больше никто не держит, и рванула наверх.       Воздух проник в лёгкие, сердце стучало, как бешеное. Она смотрела прямо перед собой в одну точку, стараясь не дышать, но лёгким нужен бил кислород.       Её вдохи и выдохи были слишком громкими. Но не громче, чем стук сердца. Она не успеет добраться до палочки. Для этого нужно дёрнуться вправо, пронестись через всю воду и увернуться от рук, которые явно схватят её в первую же секунду. За ней стояли. Ей в затылок дышали.       Годрик.       Действуй.       Выдохнув в последний раз, Гермиона резко обернулась и вцепилась в руки того, кто на неё напал, собираясь обезоружить неожиданностью и выкроить себе фору в несколько секунд, пока тот, бултыхаясь на дне, поймёт, что произошло.       Мелькнуло что-то светлое, белое, но Гермионе было плевать. Рывком опустив голову нападающего на дно, она отскочила, захлёбываясь, и снова вынырнула, разворачиваясь и начиная бегство. Бегство на жизнь.       Она закричала, когда её руки прижали к рёбрам и потянули обратно. Гермиона брыкалась, надеясь причинить как можно больший ущерб и обещая себе, что не сдохнет в чёртовой ванной.       — Пусти! Пусти меня!       Грейнджер резко дала головой назад, надеясь выбить схватившему зубы или глаз или хоть что-нибудь. Но схвативший был ловок и быстр, так что она задела лишь край подбородка.       Она прошла войну. Чёртову войну. Я не умру в ванной, я не умру в ванной, не-умру-в-ванной-не-умру-в-ванной.       Смех, раздавшийся позади, вонзил деревянную, заточенную остриём палку ей в спину, прошёлся между рёбер и проткнул лёгкие. Насквозь.       — Так вот, какой у тебя страх, Грейнджер, — продолжал смеяться голос. — Умереть.. Умереть в ванной?       Тело, которое онемело на секунды три, отправило в мозг мысль, что у неё предсмертная галлюцинация. Что ей мерещится его смех, его присутствие. Слова, звуки, руки. Что Гермиона в реале потеряла сознание, и поэтому Гермиона в голове хватается за жизнь всеми силами, объясняя себе, что не умерла, что всё это одна большая и убогая шутка над ней.       Она медленно, с опаской развернулась, готовая к осколкам, которыми посыпятся её созданная в голове реальность. Её объяснения.       Но секунда, две, три — и ничего не происходило. Тело Малфоя, настоящее, живое, не надуманное, продолжало сгибаться от смеха, его взгляд упирался в воду, как и руки — в колени. А она медленно моргала, осознавая, до чего он только что её довел. Что заставил пережить, почувствовать и какой адреналин выбросить.       Она сейчас убьёт.       Она. Сейчас. Его. Убьёт.       Утопит. Прямо в этой чёртовой воде, подслащенной запахом солёной карамели. Кафель пропахнет кровью, его голубой кровью, и Гермиона не насытиться одним осознанием своей ошибки в его глазах. Возьмёт, и…       — Блять, Грейнджер! — вскрикнул от неожиданности Малфой, когда девушка накинулась на него, одной рукой вгоняя ногти ему в плечо, а другой нанося удары, куда может. И куда не может тоже. Повсюду, чтобы ни единого целого местечка.       — Грей.. Грейнджер, успокойся! — он попытался увернуться, но Гермиона вцепилась в его кожу так сильно, что скорее всего, вырвись он, в его ладони остались бы её ошмётки. Шок Драко постепенно начал испаряться, и он стал возвращаться к своему предыдущему состоянию. — Ну же, Гр.. Блять! – зашипел он. Она не видела, куда попала. — Что ты.. Грейнджер, ты же не хочешь подраться со мной?       — Ещё как хочу, если ты не заметил! — выдохнула Гермиона, изворачивая пойманную ладонь и толкая его к центру бассейна. — Нет, Малфой, даже не просто подраться, я хочу вступить с тобой в чёртову дуэль и убить там, чтобы таких убогих, идиотских, хреновых идей-шуток больше никогда не приходило в твою хренову голову.       Малфой вздёрнул бровь и поцокал:       — Грязный язычок, Грейнджер.       Его ухмылка стала запалом, который — она клялась Мораной — подорвёт всё вокруг. Просто вывернет наизнанку, на мелкие кусочки. Как вообще возможно бесить и выводить из себя так сильно? Просто.. Каким образом?       Гермиона кинулась вперёд, отбрасывая куски пены, и толкнула Драко ещё раз, и ещё, и ещё-ещё-ещё, затем подняла ладонь, опустила её, снова подняла и сжала в кулак, не решаясь. Закусила губу, ненавидя его насмехающееся, всё ещё, чёрт побери, насмехающееся лицо.       — Ты такая воинственная, — хмыкнул Драко, выжидая, что она предпримет. — Не хватает меча в руке.       Но он явно не предусматривал её следующий шаг.       — А тебе новой причёски, — поджала губы Гермиона, опасно оскалившись на его нахмурившиеся брови, и плеснула руками целую волну воды Малфою на лицо, из-за чего его идеальная укладка, которую он явно собирался сохранить, слегла, оставаясь мокрыми волосами и прилипшей ко лбу чёлкой.       Но если его застывшее лицо думало, что это всё..       Гермиона в два неосторожных скачка преодолела расстояние между ними и, загребнув побольше пены, опустила её на белоснежные волосы, цепляясь за них пальцами, запутываясь, она ерошила их, пропитывая пеной и делая из них Бог весть что. Так, чтобы в клочья.       Драко оттолкнул её, запыхавшуюся, шумно дышащую и со вздымающейся грудью, абсолютно раскрасневшуюся. Медленно дотронулся до своих волос, и секунда, в которую его губы прошептали «сука», всего секунда – Малфоевский взгляд, Грейнджеровский вскрик, и вот она несётся, так неаккуратно и вовсе неизящно реально убегает от него, отбрасывая воду руками, работая, как вёслами, и не слышит.       Не слышит, как смеётся. Натурально. Искренне. Гермиона смеётся, убегая голая в ванной старост от Драко с пеной вместо волос.       Чёрт, а она вовсе забыла о том, что была абсолютно нагой. И духа стеснения поблизости..       В рот снова затекла вода, и если смотреть сверху, то пену в середине отталкивали пузырьки, тонкой струйкой свидетельствующие о том, что Грейнджер всё ещё от души забавлялась.       Под водой её дёрнули за плечо на себя, и Гермиона против воли открыла рот, замылено видя перед собой прищуренные глаза Малфоя и колыхающиеся в воде платиновые волосы.       Она бы посмотрела на то, как выглядели в воде её волосы. Плавают во все стороны, точно ведьма. А она, к слову, и так.       Гермиона закрыла рот рукой, не позволяя себе выпускать кислород, и протянула руку к волосам Драко. Он плавно, хотя на поверхности это точно было бы резко, схватил её и наклонил голову влево. Окинул девушку внимательным взглядом, и притянул к себе за сжатое запястье. Грейнджер попыталась дёрнуться назад, играясь, но Малфой не позволил, крепче прижимая её к себе.       Гермиона почувствовала неприятное зарождающееся ощущение в лёгких, и убрала руку со рта, касаясь скулы Драко. Он был красив. Так красив. Так ужасно красив, что на суше, что под водой. Что если бы они были русалами? Вот такими – с мягко колышущимися волосами в направлении течения, магическими и немыми. Она бы посмотрела.       Она бы снова полюбила.       Его губы столкнулись с её, и Гермиона снова окружила их пузырьками. Схватилась руками за плечи, ближе, теснее. Влажнее, мокрее, жарче. В их ртах было полно воды, но ей казалось, что она всё равно различает его слюну. Её вкус и тягость, то, как она сплетается с её, как образует одно дело, уничтожая одни бактерии и подселяя свои. Когда-то Гермиону волновали уровень бактерий при поцелуе, лет в двенадцать-тринадцать. Теперь её волнует он. И то, что с рыбьим хвостом или без, всё бы повторилось вновь. Они начали существовать бы вновь, находя друг друга снова и снова.       Грейнджер начала задыхаться, воздуха переставало хватать и тело слабо, крича о том, что пора всплывать. А Драко всё давил и давил её губы, талию, кожу, сплетал языки и вылизывал ранку на губе. И в момент, когда она закашлялась и Малфой толкнул её наверх, Гермиона почему-то подумала: «А если бы клыки? Если бы нас разделяла смерть, кровь и жажда в ней, нас ждал бы всё тот же омут?»       Вдохнув побольше воздуха и глазами рыская по воде в поисках Драко, хотя ей точно не о чем было волноваться, Грейнджер забыла про этот вопрос, оставив его где-то далеко во своём сознании. Но что помешало бы её ответу измениться?       Малфой вынырнул секундой позже, отбрасывая рывком голову волосы назад и шумно дыша. Гермиона приоткрыла рот, наблюдая за ним. Чёрт, если бы он был русалом, ему бы даже петь песни не пришлось. Один взгляд — и ты уже потоплен.       — Ты чокнутый, — сбито сказала Грейнджер, развернувшись и двигаясь к бортику. Но если честно, то она уже не злилась. Просто стоило напомнить ему ради приличия.       — А ты забавная, когда бегаешь в пене голая.       Вряд ли Малфой сказал это, чтобы смутить её. Вероятнее, ему просто правда было забавно с этой картины. Поэтому Гермиона дотронулась до своей щеки, сглотнула, и развернулась, опираясь спиной о бортик и в недовольстве складывая руки на груди.       — Интересно, из-за кого?       Драко ухмыльнулся и подошёл к ней. Встал напротив, дотронулся до её кистей и развёл их в стороны.       — Мне больше нравится так.       А вот теперь её щёки сто процентов горели. Особенно под этой его ухмылкой. Чёрт бы побрал, хотя ей давно пора была перестать смущаться. И она бы не стала, не сделай Малфой на этот раз это специально и показушно, чтобы напомнить ей, что его стесняться запрещено.       И этому правилу, пускай через усилия, Гермиона хотела подчиняться. Поэтому вскинула подбородок и наклонила голову так же, как он, демонстрируя готовность и заинтересованность.       Малфой хмыкнул и чуть дёрнул её правую руку, которую, как и левую, всё ещё держал, вперёд, чтобы проникнуть на место Гермионы и притянуть её к себе спиной, опуская ладони.       — Моя девочка, — прошептал Драко, касаясь её талии.       Гермиона улыбнулась и закусила губу. Прикрыла глаза, чувствуя его тело вокруг себя, его грудь за своей спиной, и повернула голову, всматриваясь в голубые глаза. Малфой знал, что она смотрит. Был с закрытыми глазами, но знал. И его это абсолютно точно устраивало.       — Я вспоминаю прошлое, — вдруг произнёс он.       — Какое? — спросила Гермиона, устраиваясь поудобнее и позволяя влажным волосам раскинуться на груди Малфоя.       — Когда я был тут с Пэнси.       — О, — раскрыла глаза Грейнджер, немного растерявшись, а затем хмыкнула. — Тогда вряд ли я захочу это услышать.       Грейнджер сглотнула, уверенная в своих словах. Ей хотелось думать, что она первая, с кем он тут. За кем проникнул в ванную, увидев, что она сюда идёт. Так себе Гермиона объяснила его появление тут. Первая, кого обнимал.       Но правда в том, что нет. Не про объятия точно. И это оголяло что-то внутри, подначивало, тыкало палкой, будто медведя. Выкручивало шестерёнки и заставляло представлять. Она не хотела, но..       — Тише, — почему-то сказал Драко, прислонившись губами в её виску. Будто слышал хаотичность и панику её мыслей. — Как хочешь, но я был уверен, это тебе будет интересно.       Гермиона поджала губы и снова искоса посмотрела на Малфоя. Он был так расслаблен, словно эта солёная карамель была с чем-то запрещённым, с чем-то, что путало мысли. Или их могло путать что-то ещё?       Внутренняя борьба была серьёзной. И Грейнджер не удивилась, когда в итоге любопытная-всезнайка-Гермиона-Грейнджер всё-таки в ней победила.       — Тогда говори.       Драко ухмыльнулся, будто знал, что так и будет. Будто она клюнула на его самую простую удочку.       Да Гермиона пошла бы за ним, если бы вместо удочки была первая попавшаяся палка, а вместо червяка для рыбы — фантик.       — Ты уже отказалась, — повёл плечом он, издеваясь. Точно издеваясь.       — Нет уж, договаривай! — поставила руки в бока Гермиона, прищурившись.       Драко хрипло рассмеялся, смотря на её позу. Грейнджер она нисколько не смущала.       — Раз так просишь, — наклонил голову он и снова подвинул её ближе к себе, опуская своими руками её. Драко коснулся губами её плеча, но только коснулся, чтобы затем выпрямиться и начать говорить: — Этой осенью я сидел здесь с Пэнси.       — Осенью? — уточнила Гермиона.       — Да. Мы тогда ненавидели друг друга без всяких дополнений, — Грейнджер хмыкнула. Ей понравилось, что он не исключает, что они ненавидят друг друга и сейчас. По-своему. Кто-то по-своему любит, а они по-своему ненавидят.       — Каких, к примеру? — улыбнулась краешком губы Гермиона.       Драко коснулся её подбородка, но не жестоко, не грубо. Он завладел её губами, и Грейнджер выдохнула, обхватывая его шею. Рвано выдохнула, заторможенно открыв глаза, когда ощутила его пальцы в себе. Малфой сделал пару правильных движений, обвёл круг по клитору, и Гермиона сглотнула от пустоты в себе.       — Таких, — сказал Драко, и Гермиона кивнула. Только кивнула. Потому что знала, что под дополнениями вроде «таких» кроются не только касания и секс, кроется то, что ему позволено касаться её, что он может это делать, что он хочет это делать.       И что хочет и может это она.       — Я сидел с ней здесь, моя рука была на её бедре, — Гермиона отвернулась, смотря в одну точку, пока Драко накручивал влажные кудри себе на палец. Он остановился, повернул её лицо обратно, всматриваясь в глаза, и продолжил накручивать тёмную прядь волос. — Я трогал её, я ощущал её, я был в ней.       Зачем он всё это говорит ей? Просто зачем, для чего? Чтобы в очередной раз причинить боль, чтобы ранить? Потому что у Драко получалось. Потому что в груди скребло, а в горле першило. Она уже жалела, что вообще заикнулась о том, чтобы Малфой продолжил. Ну сколько можно мучить её? Зачем подпускать её к себе, обнимать, — хотя его объятия были больше похоже на собственнические зажимы — целовать, брать и присваивать, чтобы потом толкать так небрежно, словно она — ничто? Словно они — ничто?       Но Грейнджер не отворачивалась. Хотя, сделай она это, Драко, как и в прошлый раз, просто вернул бы её глаза на место. Не противилась, стойко сжимала кулаки под водой и слушала-слушала-убивала-себя.       — Понимаешь, рядом со мной в этот момент была другая девушка, которая привлекает взгляды многих, — Малфой посмотрел куда-то наверх. Гермиона закусила губу, мысленно ударяя своё глупое сердце и не позволяя влаге в глазах даже образоваться. Твёрдая, как сталь, сильная, как солнце. — Но думал я о тебе.       Драко резко перевёл взгляд снова на неё, и Гермиона опешила, приоткрыв рот.       Мысли собрались в одну кучку, прижались к друг другу и лопнули. Просто… Раз. И всё. Пусто. И стыдно. За то, что Гермиона думала, цель Малфой – сделать ей больно. Но его целью было открыться. Открыться, Гермиона, показать мысли, сказать то, о чём вряд ли бы сказала она.       Чёрт, она такая глупая. Такая глупая дура.       — Обо мне? — сухими губами переспросила Гермиона и облизнулась.       Малфой моргнул и усмехнулся.       — Не в том приторном единорожьем ключе. Я думал о том, как ненавижу тебя, о том, как сильно ты не подходишь, как сильно не нравишься мне, что..       — Как сильно не нравлюсь тебе? — хмыкнула Гермиона. Это звучало странно, ведь про ненависть он уже сказал.       — Да, ты была абсолютно не в моём вкусе, — склонил он голову и ухмыльнулся, проведя рукой по её спине. — Хотя одна мыслишка на этот счёт даже тогда всё-таки проскочила.       И прежде, чем она успела спросить, какая именно, Малфой продолжил говорить.       — Я подумал о том, — Драко нагло ухмыльнулся, в пух и прах разбивая даже намёк на своё смущение или стыд, — кто в здравом уме станет с тобой обжиматься.       Рот Гермиона снова приоткрылся в возмущении.       — Что прости? — как-то нервно усмехнулась она. То время, тот Драко и его такие мысли были несопоставимы, невозможны. И Грейнджер вовсе не одобряла подобное, но он ведь думал о ней. Думал с ненавистью и пренебрежением, а теперь смеялся над этим и прижимал к себе.       Господи, как иногда бесповоротно меняется жизнь людей.       — А что, в общем-то весьма логичные мысли, — хмыкнул Малфой, и Гермиона кинула на него один из своих поучительных взглядов. — И, видимо, спустя какое-то время меня всё-таки ёбнуло снитчем на Квиддиче, и я лишился здравого рассудка. Потому что стал тем самым больным идиотом.       Драко развернул Гермиону спиной и вжал в своё тело, сжимая грудь ладонями и вдыхая запах её волос. Грейнджер откинула голову на его плечо, сцепляя руки в замок за шеей Драко.       Что ж, тогда она тоже больная идиотка. Потому что сидела на уроке Защиты от Тёмных Искусств и кривилась от отвращения, потому что Пэнси было не противно, что Малфой трогает её, сжимает её бедро. А теперь теряет голову от его рук, длинных пальцев, цепляется ногтями, как за дозу.       Они оба два больных идиота.       — Почему ты запомнил свои мысли в тот момент? — шёпотом спросила Гермиона, слегка выгибаясь навстречу его касаниям. — Прошло же столько времени.       Малфой оттянул её соски, и прокружил возле ореола. Одной ладонью коснулся шеи, очертил родинки, дотронулся до плеча. Он словно исследовал её, изучал, хотя, кажется, и так знал наизусть. Откуда же Гермионе было знать, что её тело для него — целое космическое полотно, одни звёзды на котором гаснут и остаются осмотренными пятнами, а другие, новые, манят и удивляют, заставляют грезить о них, желать смотреть, дышать ими, касаться, присваивать?       И даже погаснувшие становятся такими родными, что возвращаться к ним из раза в раз, как вернуться домой. Где ждут и принимают, где тепло и хорошо.       — Не знаю, — ответил он так, будто не был занят её исследованием. — Я просто посмотрел на тебя и в голове появилась картинка из недалёкого прошлого. А вслед за ней и диалог, мысли.       — И это вовсе не странно? — улыбнулась Грейнджер.       Ей было мало его. Малфой купался в ней, пока она стояла на берегу его моря и смотрела, позволяла, но не окуналась с головой до беспамятства.       — Странно, что я нахожусь в той же самой ванной Старост, в той же самой воде, но не с тем человеком, с кем был тогда. И даже не с тем человеком, кем был тогда, — Драко придвинулся ещё ближе и хрипло зашептал: — Что ты сотворила со мной, Грейнджер, м? — его пальцы с груди медленно переместились на рёбра, пересчитав их количества, продолжили неспешно, томя кожу и клетки, спускаться ниже, очерчивая тонкую талию. — Какое проклятье наслала?       — Сделала так, чтобы понравиться тебе, — прикрыв глаза от наслаждения, выдохнула Гермиона. Было так легко. Так хорошо. Так тихо и спокойно. — Для этого мне понадобилось лишь быть собой и дать тебе отпор.       Потому что неудобных людей замечают сразу. Метят красным крестом, чтобы спустя время в мечтах вместо него нацепить чёрную ленту по диагонали. И твоя задача – не сдаться. Пронести себя через все трудности, через все подобные кресты и задушить метивших этой же чёрной лентой, которая позже окрасится в красный. Кроваво-красный, и этот оттенок будет не твой.       В её случае случилось несколько иначе – замахнувшись чёрной лентой, Гермиона повязала их обоих, связала, да так крепко, что кровь обоих запачкала растущие возле розы. Отличий почти не было, но теперь они оба были в опасной зоне, и не по одиночке, а оба стали неудобными. Уже для других.       Но с их безумным и грязным дуэтом не справился бы никто.       — О, ты всё ещё не в моём вкусе, — его ухмылка растворилась где-то между любимой и нелюбимой Гермиониной кудряшкой.       — Да? — вздёрнула брови она, улыбаясь шире, забавнее. Глаза были всё также закрыты.       — Да. Ты всё ещё мне ужасно не нравишься, Грейнджер, — и похоже, он говорил правду, потому что его хватка на ягодицах стала жёстче. Но. Но его пальцы левой руки, мягко и осторожно, чтобы не причинить боль, выпутывающиеся из её копны подтверждали ещё одну правду: — Но, чёрт, именно эти не нравящиеся в тебе качества сводят меня с ума.       Гермиона не выдержала, развернулась и притянула Драко к себе, сплетая их языки, руками бродя по телу и теперь изучая его. Трогая. Нажимая. Её-её-её. Всё её. И плевать, даже если он сам так не считает.       — Почему ты говоришь мне это? — в губы горячим быстрым шёпотом выдохнула Гермиона.       Драко облизнул верхний ряд её зубов и задавил язык, лавируя между грубостью и нежностью. Между прелюдиями и обычной забавой, игрой. И это было идеально. Идеальный контраст.       — Потому что хочу, чтобы у тебя было, что потом вспомнить и с чем сравнить, — так же опалив её рот, прошептал Малфой.       И не дал ощутить это укол где-то между лёгкими. Не дал вздрогнуть, не дал подумать, не дал прочувствовать это обречённой «потом», целуя, кусая, слизывая и дотрагиваясь. Впитывая в себя, растворяя в себе, сталкивая клетки кожи.       И она зажмурилась, соглашаясь. Соглашаясь, что сейчас слишком хорошо, чтобы страдать.

***

      — Гарри, но не тут же! — Гермиона шлёпнула друга по руке, и тот возмущённо шикнул.       — И чем же тебе не угодило это место? — возмутился Поттер, пока Рон тяжело вздохнул и даже не стал ничего говорить, молча поднимая корзинку и со смирение в глазах стал ждать, пока Гермиона закончит свои разъяснения и скажет, куда дурацкую корзинку ставить.       — Оно же прямо под солнцем, а сегодня невыносимая жара, никто не застрахован от солнечного удара, — подняла голову вверх Гермиона, поставив ладонь ко лбу козырьком.       – Нам нужно сесть там, где есть тень, а она всегда обитает у..       — Дерева, да, мы поняли, Гермиона, — перебил её Рон, поставив лёгкую на самом деле корзинку на траву так, будто нёс там все книги из Хогвартской библиотеки, не меньше. — Давайте уже скорее идите сюда, я ужасно проголодался.       Поттер согласно кивнул и нагнал друга, помогая ему расстилать плед и выкладывать еду. Гермиона усмехнулась и покачала головой. Мальчишки.       Это дерево было совсем близко к школе, впритык ко двору. Но этого максимум, где они могли расположиться, следуя указу Макгонагалл о количестве метров и точных параметрах, за которые ученики не могут выходить. Дальше нельзя. Всё было рассчитано на то, чтобы любой профессор, заметивший из окна кабинета что-то неладное, успел выбежать и помочь. Теоретическая безопасность.       — И всё-таки мне кажется, что это бессмысленно, — вздохнула Грейнджер, беря в руки шоколадный круассан. — Если Пожиратели проникнут сюда и захотят убить в ту же секунду, как встретят ученика, никакой профессор ничего не успеет сделать, будь он хоть в главных дверях Хогвартса.       — А что им ещё остаётся делать? — пожал плечами Гарри, качая головой. Он взял яблоко и откусил его. — Просто собрать всех и сказать: «Что бы мы не делали, вас всё равно могут убить, поэтому делать ничего мы, собственно, не будем»?       Рон рассмеялся, пережёвывая бутерброд с беконом.       — Да уж, — не очень внятно сказал Уизли, — с такими откровениями здесь осталось бы человек двадцать. Если бы Хогвартс вообще остался бы открыт.       — Вот именно, — кивнул Гарри. — Так что вариант с поиском различных усилений защиты – единственный верный.       — Наверное, ты прав, — нахмурилась Гермиона, откусывая круассан.       Рон резко пихнул её в плечо, и Грейнджер распахнула глаза, подавившись и кашляя.       — Да расслабься хоть на минуточку, Гермиона! – беззлобно, но с напором сказал Рональд. Но увидев, что подруга из-за него теперь выбивает из лёгких еду, поспешил на помощь хлопками по спине и бормотанием извинений.       — Спасибо, Рональд.. — всё ещё кашляя, отстранилась от его хлопков Гермиона. – Спасибо, я справлюсь.. Сама.       — Прости ещё раз, — виновато почесал он затылок, но Гермиона махнула рукой, и снова откусила круассан. – Просто мы выбрались на пикник, чтобы отдохнуть и выдохнуть, а не судить решения Макгонагалл.       — Я не сужу, я…       Два укоризненных взгляда мы-же-говорили застали её врасплох, и Гермиона возмущенно выдохнула, отпивая чай и покачивая головой.       — Обезоружили, — дал пять Рону Гарри.       — И ничего подобного! — вскинула указательный палец Грейнджер. — Я просто решила не спорить с незнайками!       Рон поперхнулся, посмеиваясь.       — Как-как?       — Ты сказала «с незнайками»? – снова переглянулся с Уизли Поттер. – Ну тогда мы можем быть горды, потому что нашу компанию можно смело переименовывать в «два незнайки и угнетённая ими всезнайка».       Гермиона, не сдержавшись и окончательно сломав свой образ, рассмеялась, прикрывая жующий рот ладонью. Чёрт, и как она могла сказануть подобный бред?       — Это ещё кто кого угнетает, — поцокал Рон и потянулся за последним шоколадным круассаном.       Он возмущённо ахнул, когда Гермиона прямо перед его носом схватила и откусила этот самый круассан.       — Я его даже не попробовал! – вскинул Уизли ладонь.       — Угнетённым слова и еды не давали, — облизываясь, цокнула Грейнджер.       Гарри с прищуром посмотрел на подругу, грея на лице полуулыбку.       — И где ты понабралась подобных шуточек? – всё ещё возмущённый, хотя еды у них помимо круассанов было ещё полно, прищурился Рон. Затем он весь подобрался, в его взгляде взыграло напряжение, несмотря на то, что он показательно их закатил: — Хотя, кажется, я знаю, откуда.       Гермиона нахмурилась в непонимании, но лишь на секунду. Пока не услышала последние два шага и в нос не ударил запах кофейного табака, сандала и морозного леса. Что-то такое ассоциативное, что сердце сделало привычный кульбит. Но не страха. Не опаски. Не напряжения.       Кульбит радости. Что он здесь. Он рядом.       И он подошёл к ней при её друзьях. Зная, что они знают. И хотя у кого-то другого, более нормального и правильного, такое дело было бы обычным, но для Гермионы – нет. Для неё это как закричать во всю глотку: «Я слижу этот шоколад из круассана с её губ позже».       — Малфой.       — Поттер, — в ответ произнёс Драко. Это же считалось приветствием, да? В их глазах же не плясали клочья неприязни.       — Малфой…       Но слизеринец прервал Рона, хмыкнув:       — Уизли, — и затем – Гермиона уверена – склонил голову. — Увлекательнейшая беседа.       — Я хотел спросить, зачем ты здесь? – сжал кулаки Уизли. Гермиона выдохнула, и он будто опомнился, разжимая ладони и, на секунду прикрыв глаза, кивнул ей. И явно пожалел о своём вопросе, потому что и так всё ясно, но ведь Драко не упустит шанс поглумиться над тупостью этого самого вопроса.       — Да вот проходил мимо и решил забежать на ваш милый праздник, знаешь, мы же с тобой такие близкие друзья, Уизел, — и несмотря на то, что губы его изогнулись в оскале-улыбке, голос Малфоя был холодным.       Таким, каким он раньше постоянно говорил с Гермионой. Она даже успела отвыкнуть.       Рон переглянулся с Гарри, промолчав ради Гермионы, но взглядом высказывая другу всё, что хотел.       — Грейнджер.       Она сидела спиной, поэтому не видела ни того, как Драко подошёл, ни того, с каким лицом сейчас говорил. Но даже сквозь маску услышала, что его тон по отношению к ней изменился.       Гермиона обернулась, делая вид, что её не напрягают впивающиеся в развернувшуюся картину взгляды Гарри и Рона.       — Да?       Обычно, непредвзято. Они ещё никогда не общались при ком-то, не скрывая своей связи. И это было странно сейчас. По-новому, как-то будто неправильно, а с другой стороны – очень даже да.       Драко смотрел на неё, а затем кивнул головой на поднятую вверх руку Гермионы, в которой лежала украденная из-под носа Рона еда, и сказал:       — Я хочу круассан.       Гермиона вздёрнула брови в удивлении, и Гарри буквально озвучил её мысли:       — Ты пришёл сюда ради круассана?       Грейнджер выждала паузу, надеясь, что Малфой объяснится. Но он сделал то, что делал часто: не сделал этого. Молча продолжил смотреть на Гермиону, оставляя слова Поттера висеть в воздухе.       — Попроси у эльфов, они вряд ли откажут, — мягко усмехнулась Грейнджер, находя эту ситуацию весьма забавной.       И играя с ним на людях. И вот это уже пускало адреналин в её кровь. Драко прищурился, и она увидела эту секундную ухмылку на его губах. Затем сделал шаг вперёд и произнёс:       — Нет, Грейнджер, я хочу твой круассан.       Гермиона, представляя, с каким лицом мальчики слушают это, покачала головой и, закусывая губу, вытянула руку, в которой подтаивал шоколад в круассане. Она всё ещё ни черта не понимала, зачем Малфой выкручивает это всё сейчас, но хотела узнать. Понять. Разгадать. Спросить. И она обязательно сделает это после того, как шоу при эмоциональной публике закончится.       Хотя, может, в этом и была его цель? Продемонстрировать Гарри и Рону их. Дать понять, что он срать хотел на их мнение и будет продолжать делать то, что захочет, будет забирать от них Гермиону и даже не пытаться считаться с их временем? Что она принадлежит не только им?       В его понимании – что принадлежит не им.       Гермиона не знала, и думать так было весьма эгоцентрично, но она признается, что ей хотелось бы так думать.       Драко чуть наклонился и откусил круассан, держа руки в карманах. После характерного хруста парочка маленьких слоёв теста опали на землю, и Гермиона опустила руку, наблюдая, с каким довольным лицом Малфой жуёт эту сладость. Но заметно довольным только для неё.       — Меня сейчас стошнит, — не выдержал Рон, и выражение его лица было таким, как на втором курсе, когда он съел гору слизняков.       — Так почисти зубы, Уизли, — равнодушно произнёс Драко.       — Только после того, как ты..       — Рон, — остановила его Гермиона, просящим взглядом смотря на друга.       И, кажется, это подействовало. Складка между бровей меньше не стала, но язык он прикусил.       — Правильно, слушайся мамочку, — ухмыльнулся Малфой, и Гермиона бросила на него взгляд заткнись-иначе-сам-будешь-исправлять-ситуацию, но вряд ли он повлиял на Драко в той степени, в которой должен. – Грейнджер, отойдём на минуту.       Гермиона посмотрела на мальчишек, задерживая взгляд на каждом поочерёдно. Зная, что не успеет она сделать и шагу, как они всё равно начнут всё это обсуждать.       — Хорошо.       Она отряхнула руки и поднялась, Малфой уже сделал несколько шагов в противоположном от их пледа направлении.       Вдруг Гарри схватил её за запястье и притянул к себе.       — У вас всегда так? – спросил он, косясь на удаляющуюся спину Малфоя.       — Как? – облизнула губы Гермиона.       — Ну… — Поттер замялся, подбирая слово. – Странно.       Гермиона хмыкнула и тоже глянула на Драко. Накрыла ладонь Гарри своей и произнесла:       — Мне кажется, «у нас», подразумевая меня и Малфоя, как дуэт, достаточно странно, чтобы ничему не удивляться.       Гарри кивнул и со вздохом отпустил её руку, поглядывая на Рона.       Гермионе очень бы хотелось перевернуть его взгляд на них. Показать, как всё выглядит изнутри, когда она с ним. И нет, это не та удивительная цветочная история «он со всеми плохой, а со мной хороший». Потому что с ней он нехороший, с ней Малфой тот, кто он есть – обычный человек, у которого есть свои привычки, свои осечки и мысли, которые скрыты от других.       Просто с ней он отщёлкивает маску, эту самую коробку под замком и позволяет заглянуть в неё, прочесть мысли и рассуждения, узнать волнения. Побыть с ним настоящим. Но не хорошим.       Малфой подошёл к колонне и опёрся на неё, откидывая чёлку назад и, склонив голову, наблюдая за Гермионой.       Что она там только что сказала? Обычный человек? Он обычный? Ну и бред. Грейнджер бы отрезала себе язык, если бы ляпнула такое ещё раз. Потому что для неё он никогда не будет обычным: ни эта ухмылка, ни мягкие белые волосы, ни цепкий взгляд, который обещает укусить её, только если она захочет. Ни длинные пальцы, ни маленький шрам под грудью, ни его имя, которое она иногда выискивает на чёрном полотне небосвода. Никогда. Он – никогда, он – не тот, кто будет обычным, даже если вокруг него будут лишь звёзды и семь чудес света. Может, для кого-то всё же и да.       Но не для неё.       — Тебе мало? – спросил, ухмыляясь, Драко, заметив её пристальный взгляд.       — Мне тебя всегда мало, — легко произнесла Гермиона свои мысли.       Они зашли за колонну, укрываясь в тени от любопытных глаз. Хотя, чёрт, любой, кто вышел бы сейчас из школы во двор застал их. Ну и плевать.       — Станет больше, если ты перестанешь так часто таскаться с этими первокурсниками, — прищурился Малфой, привлекая её к себе.       — Прекрати шутить о них, и тогда, может, всё изменится, — сжала в слабый кулачок белую рубашку Драко Гермиона.       — А ты подружишься с Забини? – хмыкнул Малфой, наклоняя голову.       Гермиона промолчала, поджав губы. Нет уж, такой дружбы ей не надо.       Драко кратко рассмеялся.       — Ну вот тебе и ответ.       — Я же не прошу тебя водить с ними дружбу, просто прекрати пытаться унизить моих друзей. – выставила указательный палец Гермиона. – Я же не шучу про За.. Ай!       Малфой схватил её выставленный палец и загнул его, вынуждая Гермиона прошипеть. Сейчас Гарри с Роном услышат её вскрик и невесть что подумают…       — Не тычь в меня пальцем, Грейнджер, — прошептал ей на ухо Малфой, от души забавляясь её попыткам вырваться. – А то ты знаешь, куда я его…       — Вердимиллиус!       Драко замер, моргая и следя за зелёными искрами, а затем прищурился и, схватив насмехающуюся Гермиону, резко повернул её и прижал к колонне.       — С такой проворностью тебе на Слизерин, детка, — хмыкнул Драко ей в ухо, и Грейнджер попыталась отодвинуться от щекотных ощущений.       — Ты просто недооцениваешь Гриффиндор, — усмехнулась она ему в губы.       Малфой фыркнул и прикоснулся к нижней губе Гермионы, немного оттягивая её, не целуя, дразня. Прекратил, придвинувшись ближе и шумно вдохнув воздух:       — Ты вкусно пахнешь, — с закрытыми глазами выдохнул он. — Знаешь об этом?       Гермиона знала лишь то, как чертовски маняще пах он. Как тянул её, как привязывал и сковывал её им, как заставлял терять голову и потом ругать себя.       У Драко было так же с ней?       — Ты позвал меня, чтобы обсудить это? – пересчитывая пуговицы на белой одежде Драко, откинула голову на колонну Гермиона.       — Если бы я обсуждал с тобой подобное, то предпочёл бы поговорить о столе Макгонагалл, — расплылся Малфой в хищной улыбке. – И то, что он весьма…       Гермиона схватила его за воротник рубашки и резковато притянула к себе. Слизеринец дёрнул бровью и довольно, выжидающе склонил голову.       — Мы уже говорили с тобой об этом, — сощурилась Гермиона, слизывая со своих губ его дыхание. – Даже не думай, это профессорский стол, и я скорее провалюсь сквозь землю, чем..       — Стол в заброшенном кабинете тоже когда-то был профессорским, и тебя всё устраивало, — ухмыльнулся Драко, касаясь её подбородка.       Щёки Гермионы вспыхнули румянцем, и она немного оттолкнула Малфоя.       — Ну всё, Гарри с Роном меня заждались.       Только она попыталась обойти его, как Драко перехватил запястье Гермиона и вернул её в обратное положение.       — Снова убегаешь? – всё также в образе прищурился он.       — Либо говори по существу, зачем я тебе сейчас, либо я возвращаюсь к друзьям, — строго сложила руки на груди Грейнджер. Бесспорно, ей очень нравилось дурачиться и играться с Малфоем, но вообще-то она задолжала Гарри и Рону, полгода отдавая предпочтение во времени Драко.       Драко закатил глаза, и Гермиона даже прочла его мысли по этому движению: «Чёртова Макгонагаггал номер два».       Скулы Малфоя заострились, а из глаз исчез игривый огонёк.       — Я говорил со Снейпом.       Гермиона сглотнула, ощутив слабое тревожное трепыхание в желудке. Какая-то не сдохшая бабочка.       Как грохнуться с рая на землю, где твои житейские проблемы никуда не делись во время отсутствия. Ты умрёшь, отдохнёшь, переродишься и вернёшься их исправлять.       — Так, — подтолкнула его она.       Драко подхватил её кудряшку и накрутил локон на палец.       — Но я расскажу тебе потом, — голубо-серые айсберги снова сверкнули.       Гермиона нахмурилась, меняя положение ног, из-за чего кудряшка соскочила с пальца Малфоя.       — Почему? Когда?       — Потому что сейчас твои… — Гермиона поджала губы, и Драко драматично выдохнул, закатив глаза. — Твои друзья тебя отвлекают, Грейнджер. И вообще-то я тоже хочу с тобой поесть.       Гриффиндорка вздёрнула брови, крепче сложив руки на груди, и с интересом уставилась на Драко. Он приподнял бровь, не читая её взгляда.       — Это что, — сделала паузу Гермиона и закусила губу, собираясь произнести следующее забавное слово, — свидание?       Забавное, потому что свидание? Между ними двумя? Свидание, когда она потеряла девственность с ним в заброшенном туалете, когда он прижимал её к стене на патрулировании, когда она вздёргивала подбородок и гордо обходила его, оставляя одного с только что произнесёнными ей словами-бомбами-замедленного-действия? Свидание Грейнджер и Малфоя, которая оставляла пятерню на его щеке и клялась уничтожить? С ним, который сначала стрелял навзничь словами, а потом этим же языком зализывал нанесённые раны?       Абсурд. Другая реальность. Ведь у них всегда всё никак у людей.       Но всё-таки. Всё-таки после случая в лазарете между ними что-то изменилось. Они словно негласно принесли друг другу какое-то общее принятие, осознание, и это повлияло на их взаимоотношения — что-то более осознанное, личное, честное. Что-то куда более тёплое, чем раньше. Нет, они не встречались. Ни за что, никак, ведь это не имело смысла, ведь она навсегда потеряет его после конца учебного года. Таков их уговор.       И поэтому всё это приобретало ещё большую странность и бессмыслицу. Они не принадлежали друг другу так, как должны. Недоотношения. Так их окрестила Гермиона. Что-то не до конца понятное, осмысленное, но такое детальное и другое, что рвалось сердце. От таких вот ещё не подохших бабочек в животе.       И волков в голове.       Гермиона когда-то давно встретила одну девушку. Они пересеклись в книжном магазине, и Грейнджер даже не запомнила её имени, только образ: прямые тёмные волосы, ореховые глаза и шрам на груди. И улыбка. Мягкая, нежная, добрая. Гермиона тогда погрязла в мыслях о войне, о потерях и крови, туманно перебирая корешки книг в поисках непонятно чего. И когда поняла, что зря тратит время, что сейчас ни одна книга не спасёт её, наткнулась на одну глупую, инфантильную книжонку, которую раньше никогда бы не купила. Потому что невкусно, глупо и по-дурацки, такое читают подростки. Что-то приторное, что-то о сладкой влюблённости, жваче в волосах и хорошем конце.       И оглядываясь на свои шрамы, она покачала головой. Смотрела на эту книгу, обнимала себя за плечи и отказывалась от этой книги. Ведь как можно читать что-то хорошее и выдумано счастливое, когда в реальности так не бывает? Зачем питаться ложными надеждами о хорошести и счастье, когда так больно здесь и сейчас?       Тогда к ней и подошла та девушка. Гермиона даже не сразу её заметила, взгляд был сосредоточен на корешке книги и собственной тьме.       — Лови момент, — вдруг сказала та девушка с ореховыми глазами и шрамом на груди. Грейнджер заметила его случайно, когда осматривала незнакомку. Она сделала шаг вперёд, ловко взяла книгу, на которую смотрела Грейнджер, и без сомнений протянула ей: — Бери и читай.       Гермиона на каком-то автомате приняла эту книгу, даже не спросив себя, правильно ли поступает. И ещё не осознав всё до конца, повернулась, чтобы поблагодарить девушку. Но произнесла «спасибо» в скрывающуюся за дверью выхода книжного её спину.       И потом эта книга, глупая и инфантильная, но прочитанная со всем вниманием, помогла ей немного очухаться. Помогла ей начать ругать себя, что видит во всём лишь тьму, когда в щёлках столько света, к которому можно тянуться. В конце книги главные герои уехали с кольцами на остров. А она уехала в новую реальность, где теперь стала тянуть себя и своих близких наверх, а не припечатывать ко дну.       Так и сейчас. Гермиона сказала себе тогда, держа коробку с печеньем в руках: «Лови момент». Что бы ни было, хватай и беги, никому не отдавай. Этот момент – твой. Эта жизнь – твоя. И даже если конец книги известен, от её кульминации можно взять всё.       Поэтому она стояла сейчас здесь, возле вздёрнувшего брови Драко, который прижимал её своим телом и крутил волосы. Минутой ранее, перед тем, как фыркнуть.       — Пф, я такой хернёй не маюсь, Грейнджер, — ответил он ей тогда.       — Ну, тогда сходи по-дружески с Забини или Ноттом, уверена, они не откажут, — пожала плечами Гермиона, выныривая из-под его руки, и развернулась, делая два шага от него.       Малфой рыкнул позади неё, опять схватил за запястье и подтянул к себе. И что у него за дурацкая привычка хватать её?       — Я уже говорил, что ты сука? — со змеином прищуром в глазах и лёгким раздражением произнёс Малфой. Гермиона в притворном непонимании вздёрнула брови. — Да, Грейнджер. Я хочу тебя на чёртово свидание, хотя..       — Тсс, — приложила палец к его губам Гермиона, выдерживая лёгкую довольную улыбку. — Больше ничего не говори, а то всё испортишь. Посмотрим, если у меня будет окно в расписании, я приду.       И выскочила, не позволяя ему снова дать высказать, какой стервозной она может быть. Поджигала дерево, зная, что ей всё равно ничего не будет.       Раз за разом.

***

Гермиона примяла рубашку на дне сумки посильнее, будто каждый мимо проходящий ученик стремился заглянуть в её сумку. Почему-то психика всегда так работала: ты знаешь, что всем плевать, но всё равно делаешь всё возможное, чтобы защитить себя. Девушка свернула в коридор и ещё раз проштурмовала в голове план. Грейнджер простонала, откидывая голову назад и впиваясь в спину Драко пальцами. И ногтями. Хорошо-хорошо-хорошо. — Чёрт, — выдохнул Малфой ей в губы, оттянул волосы и поцеловал куда-то мимо родинки на шее. Он отошёл и, застегнув молнию на джинсах, поджёг сигарету. Гермиона закусила губу, вспомнив сцену с этими сигаретами на Астрономической башне. Девушка надела светлое бельё, которое было комплектом, и юбку, и когда потянулась за блузкой, Драко остановил её: — Оставь так, — дым застелил его глаза. Гермиона на секунду замерла в замешательстве, а затем мысленно кивнула самой себе и села обратно на парту. — Ладно. Малфой сделал ещё затяжку и прошёл мимо неё, наклонился к разбросанным вещам и поднял… Гриффиндорский галстук? — Ты же не хочешь…? – начала Гермиона, хмуря брови и недоверчиво наклоняя голову. — Именно это и хочу, — хищно ухмыльнулся Драко и кошачьей походкой подошёл к Гермионе. — Эй, нет, — замотала головой Грейнджер, отодвигаясь от конца парты дальше на пару миллиметров, будто это её спасёт, — будет выглядеть очень… — Пошло? – расплылся в довольной улыбке Малфой, останавливаясь напротив неё. — Смешно и по-детски, — сузила глаза Гермиона на его заявление. Драко фыркнул, явно тоже подмечая разность их суждений, и чуть ослабил галстук, подняв его над головой Гермионы. Она уклонилась в первый, второй и даже третий раз, закусывая губу и действительно по-детски мотая головой из стороны в сторону. Малфой цокнул, поймал её подбородок и приблизился к лицу: — Будь послушной девочкой, Грейнджер, — дым опалил её губы. — А иначе что? – закусила губу Гермиона, слизывая запах кофе. — А иначе… — заболтал её Драко, отвлекая приближением своих губ, и пока она отвлечена в одно движение просунул галстук через кудрявую голову девушке на шею. И резко затянул его, выдыхая: — Иначе, Грейнджер, на сладкое останется только патока в Большом зале. — Тоже неплохой вариант, знаешь ли, — пробурчала Гермиона. Драко вздёрнул брови, хлопнул её по ягодице и отошёл на шаг, приваливаясь тазом к парте рядом. — Вот теперь, Грейнджер… — хмыкнул он, но Грейнджер его перебила. — Ещё нет. Она призвала палочкой галстук Малфоя, серебристо-зелёный, и повернулась к слизеринцу. Он приподнял бровь, и Гермиона сощурилась: — Только попробуй не надеть его, и я им же тебя здесь придушу, — на полном серьёзе произнесла Гермиона, сидя вполоборота к Малфою и сжимая вещицу в руках. И, видимо, именно её серьёзность позабавила его. Драко выдохнул дым и коротко рассмеялся, качая головой и поднимая глаза к потолку. — И кто-то после такого считает тебя доброй, Грейнджер? Гермиона, вздёрнув подбородок, молча резковатыми движениями надела на Драко галстук. Хотела затянуть, но он её ожидаемо остановил: — Не затягивай. — Так уж и быть, — пропела Гермиона, закусывая губу и беззастенчиво разглядывая слизеринца. И снова без утайки и стыда озвучила свои мысли: — Но лишь потому, что мне так он на тебе больше нравится. Гермиона уже пожалела, что решила идти этим путём. Пришлось отвлекаться от собственных мыслей и с неискренней улыбкой кивать пятерым поприветствовавшем её ученикам. Хотя, возможно, это и к лучшему. Меньше тревоги в голове. Все слизеринцы были на собрании их факультета. Вчера подобное было у Гриффиндора, завтра и послезавтра – дни Пуффендуя и Когтеварана. Ещё одно нововведение Макгонагалл по усилению контроля порядка и безопасности. И это было идеальный момент, чтобы воспользоваться им. Чтобы швырнуть куда-нибудь эту чёртову рубашку, которая прожигала не только дно её сумки, но ещё и пальцы, и рёбра, и душу, кажется, да всё тело, даже если не касалась. Яд всё равно проникал всюду. — Как ты думаешь, — тихо произнесла Гермиона, облокачиваясь спиной на плечо Малфоя, который закончил курить минут десять назад; они всё также сидели на парте, но теперь плечи Гермионы грела мужская белая рубашка, — всё может измениться в лучшую сторону? Драко молчал какое-то время, как делал весьма часто, чтобы она привыкла. Терпеливо ждала, рассматривая пыльную поцарапанную доску. Только чем? Ведь мел маги не использовали. — Если смотреть в теории, то да, — твёрдо сказал он. Было ясно, о чём речь. Смерть, кровь, и, как по обычаю следовало за этими двумя словами, Пожиратели Смерти. — Если изъятый у Гойла артефакт даст толк при его изучении, Пожиратели останутся без своего единственного преимущества. Значит, они ослабнут, и у Авроров будет достаточно возможностей наконец-то сделать свою работу, а не просиживать задницы. — Надеюсь на это, — Гермиона потёрла своё запястье. — И на то, что скоро Гойла переведут из камеры Министерства в условия пожёстче. Азкабан плачет по нему. Она жестока? Нет, просто справедлива, и не собирается строить из себя Мать Терезу. — Это случится, когда… — Министерство полностью изучит артефакт, поймёт составляющие и будет уверено, что у Гойла сто процентов не может быть другого тёмного артефакта, позволяющему ему сбежать, — закончила за него Грейнджер. — Да, я знаю. Но я просто надеюсь, что это будет скоро. Всё это, — Гермиона обвела рукой кабинет, имея в виду много багряно-кровавых ситуаций. А затем её дёрнуло сказать. Потому что на секунду испугалась, что Драко подумает, что Гермиона имела в виду надежду на быстрый конец них. — Кроме одного. Драко двинулся в сторону, из-за чего Грейнджер пришлось неудобно приподнять голову и подержать её так несколько секунд на весу. Томительных несколько секунд. — Чего? – спросил он, но явно знал. Годрик, да не скажи она этого, всё равно прочёл бы по её голосу, глазам или даже движениям. Грейнджер снова облокотилась на его острое плечо. — Кроме этого, — гриффиндорка чуть повернулась к нему и задумчиво коснулась мужской голой груди, подняла взгляд. Малфой следил за её движениями. – Кроме нас. Драко перехватил её ладонь, подержал навесу, а затем сжал и грубовато отвёл в сторону. — Мы уже говорили об этом, — сухо отрезал Драко. Гермионе вдруг стало холоднее. Гриффиндорка встала напротив невидимой двери, местоположение которой отыскала ещё в начале года. Ей было глубоко плевать на странный взгляд пробегающей мимо первокурсницы-слизеринки, когда Гермиона остановила её и потребовала пароль, как староста. Та сначала запротивилась, напоминая о правилах, но, Господи, будто Грейнджер их не знала. Будто не жила ими. Будто не стремилась нарушить каждый раз, словно внутри неё жила вторая личность, словно был какой-то противоречивый пунктик. И поэтому пароль был в мыслях. Вертелся на языке, пока она шла сюда. Просто зайти и положить. Никого внутри не было. Не задерживаться. Не вспоминать. Уйти незамеченной. Может, оставить записку. Да, это было как-то жалко, стоило сказать о желании ещё раз поговорить лично. Но что-то ей подсказывало, что Малфой даже останавливаться не стал. Так сильно хлопнула тогда дверь. Сейчас, стоя перед дверью, Гермиона поняла, что сморозила чертовщину. Что ей действительно стоило подумать десять раз, продумать мелочи, чтобы… Предлагать? Это ведь было что-то вроде предложения? Быстрого, сбивчивого, но… Гермиона глубоко вздохнула. Ошиблась. Сказала не то. Задела его, чёрт, как бы он пытался показать, что его бесит только её неправота, Грейнджер провела с ним достаточно времени, чтобы научиться кое-как понимать. Чтобы научиться читать правду в движениях. И несмотря на это, готова была продолжить настаивать на своём, что хочет найти лазейку. Кажется, готова. Только вот существовала ли такая лазейка вообще? — Да, но… — Грейнджер сглотнула и зажмурилась, выпаливая следующие слова: — Что, если всё можно изменить? Раз есть шанс на нормальный конец в истории с Пожирателями, почему его не может быть у нас? Вся эта женитьба, мы.. Мы же можем послать её к чёрту, в конце концов. Не уезжать тебе одному, а уехать вместе, и потом… Она не планировала это говорить. Никогда. Потому что слишком, слишком глубоко оголяются её чувства. Да, она призналась в них и себе, и ему, но показать, что ради этого ты готова на побег – совсем другое. Как сильно Малфой растерзал бы её, если бы она сказала, что готова не только на побег? Что готова остаться. А в их случае это ещё сильнее. Ещё глубже. Ещё ответственнее и крепче. Ведь тогда наступило бы её зеркало Еиналеж. Ведь тогда наступило то, чего на самом деле оба боялись. Чего не желал он. В отличие.. И вот это было маленькой обожжённой занозой в одном из клапанов, которую невозможно достать. — Грейнджер, нет, — резко оборвал он её, хватая за подбородок и заставляя посмотреть на себя. Её грудь сильно вздымалась от того чувства, когда говоришь то, что страшит. Драко прищурился. – Ты сама прекрасно знаешь для чего и почему мы решили, что я уеду. — Ты решил, — поджала губы девушка. — Да, я, а тебе даже выбора не оставил, — сильнее надавил он. — Потому что останься я с тобой и не подчинись мы хреновой бумажке, мы станем противны друг другу по условиям опять же этой хреновой бумажки. Мы утонем в отвращении, всё будет заляпано и измазано в грязи. Разве этого ты хочешь? Этого, Грейнджер?! — Я просто хочу свободы! – прикрикнула Гермиона, взмахивая рукой и тем самым убирая пальцы Малфоя со своего подбородка. Она соскочила с парты. — И счастья, Малфой, я хочу счастья, чёрт возьми! Гермиона даже не стала останавливаться и осматривать гостиную Слизерина. Прямиком в его комнату, но вот в ней она не устояла. А как отказаться от какао, когда сушит глотку? Всё было так же. Зелёные одеяла, серебряные балдахины. Мрачно, красиво и холодно. Пафосно даже. Грейнджер отказалась от собственной мысли глянуть вправо на тот-самый-шкаф и прошла к кровати Драко. Достала белую рубашку со дна сумки, разгладила её заклинанием и положила на мягкую тёмную поверхность. — И ты, блять, будешь счастлива, если я уеду! — тоже спрыгнул с парты Драко, повышая тон. — Ты будешь счастлива не жалеть о том, что решила свалить и остаться со мной один на один, решила изляпать всё в дерьме, потому что по херову, Грейнджер, договору такими станут взаимоотношения! Такими, у нас нет другого исхода, если мы не подчинимся договору, который рано или поздно тоже вываляет нас в дерьме! — Драко хмыкнул, зло и некрасиво. — И поэтому свалить одному, оставить тебя, жить по одиночке лучший вариант; да, опять же, по сраному договору мы будем не так уж и счастливы, но, знаешь, я хотя бы не буду желать отмыться от воспоминаний о тебе! Гермиона сжала кулаки, не зная, чего ей хочется больше: взвыть от отчаяния или кричать. Второе, пожалуй. — Да ты даже не пытаешься! – её кудри всколыхнулись. — Даже не стараешься попытаться, рискнуть, предположить, что мы справимся… — Да, потому что я не идиот, который.. — Нет, именно идиот! — шагнула она вперёд и выставила указательный палец. — Идиот, который готов рискнуть в одиночку, но не с кем-то! Ведь ты не боишься уехать один и да, быть может, следуя договору, прожить жизнь в несчастье? Нет, но ты боишься уехать со мной и попытать шанс, попытаться, чёрт возьми, пойти наперекор несчастьям, чтобы.. — Да что ты несёшь, а? — рассмеялся Малфой, прижимая пальцы к виску. — Что. Ты. Несёшь, Грейнджер? Причём тут ёбаный страх, когда я просто не хочу, чтобы из-за условий, сбежав на какой-нибудь конец света, мы стали главным отвращением друг друга?! — Потому что вторичные причины, Малфой, потому что за благородством… — Какое, блять, благородство, я не на сраном Гриффин.. — ..кроется страх-страх-страх, в котором ты не хочешь себе признаваться! — отбросила волосы назад Гермиона, сжимая кулаки сильнее. Скулы Драко — прикоснёшься, порежешь вены. — А я не боюсь, знаешь, не боюсь… — Конечно, ведь грёбаные львы не умеют думать, им бы блеснуть своей… — ..потому что готова рискнуть, потому что…       — ..никому не сдавшейся храбростью, но о последствиях вы никогда…       — ..готова, да, да, может, ошибиться и даже всё испортить, но всегда есть возможность найти в себе силы, найти лазейку, изменить неизменяемое и... — ...даже не мыслите, только выпячиваете грудь вперёд и несётесь в чёртову огромную задницу! — Но именно это и помогает жить, именно это и позволяет нам понять, чего мы хотим на самом деле! — её глаза блестели, но не от слёз, а от злости и разгоряченности. — То есть ты уверена, что хочешь именно этого? — прыснул Драко, качая головой и смотря на Гермиону так, будто она самая большая лгунья на свете. — Что хочешь именно меня, Грейнджер, что хочешь… — Да уверена, я!… Малфой рывком приблизился к ней и схватил за плечу, встряхивая. — Нет, ты дослушай! Дослушай, чего ты хочешь и на что готова ради этого пойти. А готова ли? — его руки до синяков сжимали её плечи, ноздри расширялись, глаза брызгались ядом змеи, а на лбу вздымалась еле заметная венка. Гермиона попыталась вырваться, но он только сжал сильнее. — А, Грейнджер, ты готова бросить своих отца, любящую мать? Готова оставить Поттера, Уизли и его сестру, готова навсегда забыть про всех своих друзей, про знакомых и семью, потому что если ты уедешь против правил договора, родители будут тебя искать, чтобы вернуть, они поднимут на уши всех твоих друзей и знакомых, и как только те тебя увидят, то сразу потащат обратно, домой, чтобы вразумить. Чтобы притащить меня и обхватить хренов безымянный палец! — он сощурился, кривя губами так, словно говорил о чём-то столь ему противном, что… Гермиона поняла, что Драко сейчас сжимает не её плечи — он разорвал грудь и вцепился в сердце, ногтями прорезал ткани и сжимает-сжимает-сжимает до иссушения глотки и сухого немого крика. Вот-вот вырвет к чертям, и её труп холодной тушей свалится на пол. — Или ты думала, что вы будете мило собираться на Дни Рождения каждого, если уедешь со мной? Думала, что твои родители махнут на это рукой и будут дарить тебе подарки на Рождество в тёплом кругу семьи? Ты думала, что никто не соберётся вызволять тебя от похитившего и заморочившего голову Пожирателя Смерти Малфоя… — Что ты такое… — Готова, Грейнджер?! — ещё раз встряхнул он её. Гермиона проглотила ком истерики и, кажется, не выступивших от усилий слёз в горле. Потому что нет. Она не думала. Она не успела ни о чём подумать, просто ляпнула, в надежде, что будет как в глупых романах, наверное: Драко затрепещет и поцелует её, они спланируют план и уедут, а все к этому отнесутся с улыбкой и умилением. Но нет. Они не в романе, и Малфой — не добрый и милый паренёк из пригорода. А она не готовая оставить всех и всё в прошлом рыжая весёлая девчонка. — Ты думала об этом, Грейнджер, ты готова?! — она молчала. — Ну, Грейджер, признайся уже! — Я… — сухость в горле драла. Гермиона зачем-то качала головой, будто хотела возразить: «Да, идиот, я готова!». Но слова не шли. Она будто забыла весь алфавит, понимая, как сильно только что осеклась. — Драко, я… Гермиона выдохнула, закрывая глаза и немного опуская голову. Она не могла. Не могла оправдать собственный порыв, не могла доказать собственные слова. Гермиона не готова. Как и не готова увидеть его взгляд, полный уверенности уже в своих словах. И чего-то чёрствого, холодного. Даже больного. Потому что Грейнджер проливает свет, чтобы потом резко захлопнуть дверь и погрузить комнату надежды во мрак. — Хотя бы иногда, — тихо, но так холодно, что у неё сквозь Малфоевскую белую рубашку пробежали мурашки, — иногда, Грейнджер, думай, что ты несёшь. Драко резко отпустил её и, грубо задев плечом, вылетел из комнаты. Он схватил лёгкий чёрный свитер на выходе, который сегодня надел на рубашку, и велением невербальной магии захлопнул дверь. Дверь отскочила. Она не сдержалась. Повернулась, посмотрела, подошла. Шкаф был таким же: большим, тихим, грубым и мрачным. Гермиона протянула ладонь и коснулась ручки пальцами. Наверное, это было так странно — ностальгировать по чему-то неживому и старому, вроде дурацкого шкафа. Но вся её история в целом была странной. Грейнджер сжала ручку и закрыла глаза. Она ощущала себя бабочкой, каким-то не поддававшимся объяснению образом залетевшей между стёкол окна и оставшейся там навсегда. Гермиона билась крыльями до крови в стекло, пыталась выбраться, не теряла надежду, хотя кислорода с каждым биением становилось всё меньше. Тело ломалось, хрустело, она рыдала в поиске выхода, но штука в том, что во все четыре стороны — тупик. Ей не выйти. Ей не спастись. Такая была ситуация, в которой они с Малфоем оказались. Только разница в том, что он видел выход. А она нет. Потому что его выход её не устраивал. — Мучают ошибки прошлого? — раздался голос сзади. И, если честно, в глубине души Гермиона даже не удивилась. Да, сейчас она вздрагивает, разжимает ручку и оборачивается, но на самом деле.. На самом деле они оба знали, что это повторится. Наверное, ей нужно было сказать что-то другое, а не привычное: — Почему ты не на собрании Слизерина? Потому что вздёрнутые брови Малфоя и его невесёлый хмык буквально пригвоздили её к полу. Поймана с поличным, вот только сейчас не так жутко, как когда-то давно. В каком-то убогом шкафу. Но она боялась не Малфоя; страх трепетал перед эмоциями. — Почему я не на собрании? – прищурился он, делая шаг вперёд и расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. — А какого чёрта ты в моей комнате, Грейнджер? — Я принесла тебе рубашку. Идиотка. Дура. Глупая. Какая к чертям рубашка? Почему сейчас, стоя напротив него спустя четыре дня тупого молчания между ними она не может сказать всё то, что хотела? Элементарно поговорить? Почему теряется, почему стоит и смотрит-смотрит-смотрит на него, разглядывает, ведь, кажется, прошла целая вечность с того момента, когда она в последний раз видела его? Видела не в кабинете, не в Большом зале. Видела по-другому, глазами, руками и губами, видела по-настоящему. — Рубашку, — кивнул он. Стал расстёгивать остальные пуговицы другой рубашки. Гермиона сглотнула. — Чёртову рубашку. Гермиона покосилась на кровать, как бы доказывая правоту своих слов, но не это нужно было Драко. Он даже не взглянул в направлении её кивка. Расстегнул последнюю пуговицу и стянул одежду. И Гермиона терялась ещё больше, потому что понятия не имела, что ей теперь делать. Что от неё хотят. Уйти? Начать говорить, подойти и впиться в желанное тело, в тело, которое манило своей бледностью и подтянутостью, изящной и мужественной худощавостью, своим маленьким шрамом, который Грейнджер так любила целовать, трогать? — Малфой… — произнесла Гермиона, тоном высказывая всё, что томилось в груди. И поворачивая голову вопросительно в сторону, и хмурясь, и сглатывая слюну. В пятый раз, вроде. — Что ж, раздевайся, ложись, раз пришла, — Драко швырнул верхнюю одежду на кровать, и она мятой тряпкой упала на идеально разглаженную рубашку, принесённую Гермионой. — Ч-что? — растерялась Грейнджер, хлопая глазами и наблюдая за ним. За тем, что он делал. — Ты же пришла за этим, — Драко как будто случайно задел ладонью свой подсушенный пресс и двинулся на Гермиону. Она сделала шаг назад. — Принесла рубашку, давая понять, что из всего сделанного в тот раз тебя волнует лишь это. — Нет, я не… — сделав ещё один шаг назад и уперевшись в стену, Гермиона поняла, что, оказывается, пятилась всё это время. Просто его вид, его тело, его лицо, губы, голос кружили голову, теряя где-то между небом и землёй. Стало жарко. Стало влажно. — Ты не..? — Драко подошёл в ней вплотную и поставил руку над головой, упираясь ей в стену. Склонил голову, большим пальцем касаясь нижней губы Гермионы. Грейнджер прикрыла глаза, отдаваясь этому прикосновению. Она соскучилась. Чёрт, прошло четыре дня, а она уже чертовски. Сильно. Соскучилась по нему. Безумие. Помешательство. Бред. — Я пришла не за этим, — с закрытыми глазами произнесла она. Верно, Гермиона, не теряй голову, дай отпор, дай понять, что не всё так просто. Драко медленно стал наклоняться и отогнул воротничок её блузки, застёгнутой на последнюю пуговицу, и дотронулся губами, мучая и лаская нежную истосковавшуюся кожу. Тело тоже скучало. — А за чем тогда? — продолжал игру он. Гермиона выдохнула, касаясь затылком стены. — М, Грейнджер? Разве не это тебе от меня нужно? Разве не этого ты хочешь, не только об этом думаешь? Да-да-да-да, чёрт подери, тебя, да, это… — Не так, — Гермиона распахнула глаза и резко оттолкнула его. Грудь часто вздымалась, в глазах плясал огонёк. Малфой на мгновение растерялся, на его губах была не обсохшая слюна, которая помечала её шею и на которую Гермиона обратила внимание. Но тут же перевела взгляд на его глаза: — Я пришла не за этим. Я искала тебя, но не для того, чтобы использовать как тело для моих прихотей, а чтобы поговорить, Драко. Я помню всё, и хочу сказать, что невпопад и с дуру ляпнула про отъезд. Но я готова в другом, я готова… Наступила короткая пауза, Гермиона опустила глаза на его губы, снова в глаза и сжала кулаки. — Ты готова что? — повернул голову Малфой. Его глаза горели интересом, она видела это, за защитной стенкой льда, за его желанием скрыть мысли, она видела, что сделала всё правильно, что сделала то, чего он на самом деле хотел и ждал, что стало решающим поворотом для них. Не в таком крупном и масштабном смысле, конечно, эта ссора не была концом для них, но поведение Гермионы сейчас всё равно решала что-то в его голове. — Готова искать лазейку, — твёрдо произнесла Гермиона и заметила, как его плечи расслабились. — Даже если её на самом деле нет, я до последнего буду верить, что есть. Я не сдамся, Драко. Малфой выдохнул и посмотрел на неё так же прямо: — Тогда если ты считаешь, что то, что я хочу сделать — значит сдаться, Грейнджер, тогда знай, что я сдаюсь за нас обоих. Он сжал скулы и затем, прикрыв на секунду глаза, произнёс: — Для нас обоих. Он замолчал, и они стояли так секунд пять. Разглядывая друг друга, сохраняя немую и глухую, откровенную в их словах тишину. А потом Гермиона проследила за движением его кадыка и щелчок взорвался. Она впилась в его губы, ураганом снося с прежнего места, и Гермиона честно не знала, как Малфой устоял на ногах. Гермиона сжимала его плечи, блуждала руками по телу и снова останавливала их на плечах, иногда забираясь в волосы, терзая губы так же жадно и дико, как и он. Было забавно, наверное, но со стороны они выглядели как разъярённые животные, ненавидящие друг друга и желающие разорвать друг друга на куски так сильно, что это вылилось в каплю крови, стекающую с губы и размазывающуюся по подбородку неосторожными дерзкими, наглыми движениями. — Ты разломаешь... все мои вещи... Грейнджер, — сбивчиво ухмыльнулся между её грудей Драко, вбиваясь в женское тело. Гермиона сжала край тумбочки, перед этим уронив с неё что-то деревянное. После того, как снесла всё одним резким движением руки, позволяя Драко грубо посадить её сюда. — Убери их… В следующий.. — Гермиона простонала, путаясь в его волосах пальцами и стукаясь затылком об стену. — СледующийразМалфой, — одним словом произнесла Грейнджер. Драко хмыкнул чему-то в своих затуманенных мыслях. Чему-то вроде: «Она командует даже в моей комнате, комнате, в которой быть ей запрещено». И когда она шумно дышала ему в шею, выравнивая дыхание после импульса, затронувшего каждую клеточку её тела и вынудившего оставить очередные царапины на теле Драко, даже не заметила, как произнесла вслух: — И почему даже в месте, где есть кровать, мы не можем сделать это на ней? Малфой хрипло рассмеялся, прильнул шатким поцелуем к её губам и, выпрямившись, лукаво произнёс: — У нас есть ещё примерно полчаса. — Отлично, — выдохнула она, ощущая расплывающееся тепло внизу снова. — Отлично, — повторил Малфой, склоняя голову и подхватывая её тело. Кинул его на кровать, навис сверху и ухмыльнулся: — Так что насчёт еды на пледе, Грейнджер?

***

Она думала, что пришла раньше него, потому что издалека не было видно платиновых волос. И эту мысль подтвердило бы его реальное отсутствие в обозначенном месте, если бы не одно «но». Чёрный плед с серебряной окаёмкой был аккуратно расстелен на траве и явно прижат к ней магией, иначе не лежал бы так идеально. Гермиона улыбнулась — Малфой. Прошла дальше, и стало даже немного стыдно за тот пикник с Гарри и Роном: фрукты, круассаны, багет, морепродукты — хотя казалось бы, какие к чёрту морепродукты на пикнике, но ведь это Драко Малфой, так что, наверное, это было в порядке вещей — разные сладости и… Бутылка вина? Из груди вырвался удивлённый смешок. Девушка опустилась на колени и приподняла бутылку, читая вывеску. Она самая. Чёрт, откуда? Она бы ещё поняла, будь это огневиски, сливочное пиво или какой-нибудь коктейль, — хотя с Малфоем вероятнее всего первое — но красное полусладкое? Грейнджер ещё раз хмыкнула и вернула бутылку так, как она лежала — идеально, впрочем. Всё на своём месте. На самом деле она предположила бы, что Малфой предпочитает сухое вино — более терпкое и кисловатое. Но в который раз он её удивляет, утверждая свою предпочтение в сладком. — Ты сладкая, Грейнджер, — выдохнул Малфой, вдыхая её запах, насыщаясь им. Гермиона провела ладонью по его лопаткам и прижала ближе. — Это хорошо, — сглотнула девушка, оставляя багровой дорожкой отпечатки на его шее. — А я люблю сладкое, — хмыкнул Драко и смял её губы, двигаясь глубже. Гермиона закусила губу, вспомнив их недавний диалог. Да, он любит сладкое. Солнце горело жарким мазком пьяного художника, курящего в процессе где-то на улочках Нового Орлеана. Закаты всегда манили Гермиону, и пускай до поворота солнца и момента, когда художник перечеркнёт своё полотно тёмно-синей краской было ещё часа два-полтора, красота уже завораживала и помогала ощутить крылья за спиной, подгоняемые ветром вдохновения. Грейнджер улыбнулась и спустилась к озеру, не беспокоясь, что Драко не увидит её на месте и подумает, что она не пришла. Её будет видно. Гермиона опустилась на траву, которая будто бы специально для её вдохновения не была влажной. Такой прилив мыслей и образов Грейнджер последний раз ощущала лет в пятнадцать, перед шестым курсом. Затем краски над Хогвартсом сгустились, и было уже как-то не до того. А после война не позволила достать перо и блокнот. А теперь внезапно, перебирая волосы Драко и касаясь его обнажённого тела, Гермиона почувствовала такое резкое желание творить, что оно превратилось в потребность. Наверное, было бы романтичнее, если бы её хобби было бы рисование, так бы она смогла навсегда запечатлеть желанные острые черты и платиновые волосы. Но Гермиона сохранит их по-другому. В образе букв, бегущих строчек и запятых. И пускай эта история, для которой Грейнджер прокрутила перо между пальцев, склоняясь над смятым в уголке листка блокнота, не о нём и не о ней, она всё равно будет принадлежать им. Потому что суть и смысл, потому что эмоции пишут её за Гермиону, чувства и мысли, которые так хотелось бы выловить из головы и поселить в раму картины, написать на пластинке, чтобы проигрывать раз за разом. Чтобы проживать заново. Девушка закусила губу, откинула локон кудрявых волосы и принялась бродить пером по пергаменту. И слова лились настолько легко, настолько красиво и быстро складывались в предложения, что Гермиона не понимала, как жила без этого столько времени. Куда девала себя и свою душу, во что вкладывала всё то, что зарождалась в её голове? И там уже умирало. До этого момента. «…И всё же какая это роскошь – в любую минуту иметь возможность обнять дорогого тебе человека». Гермиона чуть сжала перо, поставив точку, и остановилась, устремляя взгляд в лес, струящийся вечерним солнцем за озером. Эта мысль была её ровно настолько же, насколько роса — ушедшего тумана. Её Гермиона не могла отдать во владения истории просто потому, что подумала так сегодня утром, увидев, как Джинни без каких-либо посторонних мыслей улыбается своей шутке и обнимает Гарри, моментом кладя голову на его плечо. И ни для кого это не было нонсенсом, ни для кого это не была предательством или чем-то, на что стоит бросить взгляд. И даже если без социума. Даже если без людей. Чтобы Гермиона обняла такого человека, сначала приходилось колебаться и думать о том, что объятия не для них. Сомневаться, терзаться, уходить и только потом давать себе оплеуху за собственную слабость, делать шаг назад-вперёд и ощущать остроту лопаток под своими ладонями. И даже так — редко. И поэтому да — это роскошь. Роскошь, которая перчила на языке и настолько сильно дёргала за плечо, поворачивала лицом к своему отражению и кричала: «У тебя такого никогда не будет! Хотя бы, что вы просуществуете не дольше, чем истечёт крайняя минута последнего экзамена в Хогвартсе». Не было даже шанса помечтать. Но борьба-борьба-борьба, как истинной гриффиндорки, снова била её по щекам и унижала за то, что хнычет. Гермиона ведь обещала бороться, так что ни к чему дурацкие придирки. Она даже не даст себе возможности вновь уйти в себя и осознание того, что конец книги. Давно. Известен. И его не изменишь. — Скажи мне, почему именно горячий шоколад? Гермиона вздрогнула и, на автомате прикрыв блокнот раньше, чем повернулась, — и чем привлекла к своему занятию его внимание — повернула голову влево, где сидел Драко, положив в свободной позе локти на колени. Она даже не услышала, как он подошёл. Грейнджер метнула взгляд на свой блокнот, чуть крепче сжала его край, и ответила: — Мне нравится шоколад, а в форме напитка он ещё вкуснее, — пожала плечом Гермиона. Малфой фыркнул и отвернул голову. — То есть с таким же успехом я мог никуда не возвращаться, а принести ей плитки нормального и качественного немецкого шоколада, а не какой-то лабуды, которой наворотили эльфы в этом… Драко говорил тихо, размышляя над собственными мыслями и явно не собираясь ими делиться, — что подтверждает её упоминание в третьем лице — но Гермиона нахмурилась, будто это обострит её слух, и всё-таки услышала. Она вздёрнула брови и неуверенно произнесла: — Ты бегал.. Ты ходил обратно в Хогвартс мне за горячим шоколадом? Малфой лениво повернул голову и, будто не расслышав её вопроса, кивнул на сжатый в ладони блокнот. — Что это? В такие моменты глупая надежда вновь и вновь собирала остатки разбитой мечты, создавая фальшивую видимость того, что всё наладится, что всё будет. Но налаживаться было нечему. Гермиона закусила губу и покрутила перо. — Мой блокнот. — А я думал Нотта, только вот отсутствие голой груди подсказывает, что я ошибся, — съязвил Драко, и Грейнджер кинула на него злобный взгляд. — Я спрашиваю, для чего он тебе? Гермиона потеребила кутикулу, терзаясь сомнениями. Только мать с отцом и Гарри с Роном знали об её увлечении. Не имела понятия даже Джинни. И рассказать ему сейчас… Это словно ещё шире распахнуть дверь своего искалеченного сердца, как бы глупо это не звучало, пригласить туда на чай и быть уверенной, что тупой орган не разрушат до конца. Но она никогда не была бы в этом уверена. Более того, Грейнджер знает, что придётся воткнуть ещё один кол в свою грудь. Конец года галопом мчался к ним, пересекал моря и бури, чтобы рассмеяться обсохшим слезам на щеках и развести по разные стороны берегов. По разные части Света. — Грейнджер, — произнёс Драко, и Гермиона заглянула ему в глаза, ожидая услышать что-то глубокое, наверное, что-то, что своей проницательностью открыло бы её. Малфой прищурился и продолжил: — Я видел тебя голой и стонущей, так что этот блокнот — вряд ли то, что должно тебя смущать или сомневаться. Гермиона приоткрыла рот, хмуря брови и явно забавляя этим слизеринца. Да уж, чертовски глубокая речь.       — Нагота тела отличается от наготы сознания, — вздёрнув подбородок, отвернулась в сторону клонящегося солнца Гермиона.       — Но для тебя это всё равно равноценно.       Гермиона опустила взгляд на водную гладь. Дыхание Малфоя касалось её волос, и Грейнджер прикрыла глаза. Его слова, несмотря на её отрицание, всё равно повлияли на суждения. Действительно, если она позволила этому человеку распахнуть дверь своего тела, сильнейшие принципы вместе с тем говорили, что, значит, Гермиона также дала ему ключ от другой двери — той, что имела свою ауру, мысли, поступки, чувства и границы. И в этих границах на самом деле была безгранична.       — У меня было пристрастие к писательству с детства, — произнесла Гермиона, продолжая следить за кругами, медленно режущими голубоватое колышущееся полотно. — Из-за войны я перестала, но сейчас снова вернулась к перу.       — Почему?       Почему? Впору было рассмеяться. Потому что ты вдохнул в меня жизнь.       — Мне стало спокойнее, — посмотрела на Малфоя Гермиона. Его взгляд был сосредоточен на ней, а губы слегка приоткрыты. Так необычайно красив, что эту красоту ей захотелось запечатлеть в ещё сотнях строчек.       Драко снова опустил глаза на бледно-жёлтый блокнот с печатным матовым рисунком милого рыжего кота, лапками обнимающего солнце. И его странный на секунду взгляд каким-то образом сказал ей, что милым этого кота с солнцем он явно не считает. Гермиона выпрямила спину.       — О чём ты сейчас пишешь?       — Да так… — повела плечом Гермиона, заправляя прядь за ухо. Ей казалось, что несмотря на то, что в истории не было ни одного упоминания её или его или вообще человека, её чувства и мысли будут слишком ясны. Ещё яснее, чем признания. — Ни о чём таком, что было бы ин.. Эй!       Гермиона сжала пальцами траву, резко оборачиваясь и пытаясь схватить руку Малфоя за запястье. Малфоя, который вырвал её блокнот и уже был в нескольких шагах от неё. Сердце забилось.       — Отдай сейчас же!       Грейнджер вскочила, закусывая губу и подбегая к Драко, который приподнял её блокнот вверх.       — Хочешь взять? Забери, — ухмыльнулся он. Гермиона сощурилась. — Но сначала…       Вдруг капля ударилась о лапу матового кота, и оба на секунду замолчали, обращая на это внимание.       — Малфой, начался дождь, немедленно верни мне мой блокнот, пока он не промок! — сделала угрожающий шаг вперёд Гермиона.       Драко тоже сделал шаг назад в такт её движению и откинул обложку блокнота. Капли начинали падать всё быстрее, громче отстукивая по воде и их коже.       — Глава первая, — зачитал Малфой. Могло показаться, что сейчас над ней издевается Малфой с третьего или четвёртого курса. Что хочет высмеять её. Но если вникнуть в ситуацию, если увидеть выражение его губ, их другую ухмылку, которая так сильно отличалась от того времени, что становилось ясно — всё это лишь страхи и заблуждения. Им играло любопытство, влечение и интерес.       И поэтому Гермиона не ощущала настоящей тревоги. Лишь что-то притихшее, что щекотало нервы и твердило вернуть украденную вещь.       Передние кудри прилипли к щекам, и Гермиона в два быстрых шага преодолела расстояние и толкнула Драко, пытаясь эксплуатировать эффект неожиданности и забрать чёртов дурацкий блокнот.       — Ого, Грейнджер, какая напористость, — хмыкнул и коротко рассмеялся Малфой, вздёргивая руку с её строчками выше. Гермиона снова попыталась дотянуться и забрать, но Драко лишь перекинул его в другую руку. — Я не собираюсь прыгать, как дура, — прищурилась Гермиона, складывая руки на груди и ощущая, как начинает липнуть к телу одежда. — А по-моему, именно это ты сейчас и делаешь, — наклонил голову Драко, и это движение было виновно в следующем его виде: влажная от дождя чёлка упала на лоб, оставляя там капли, которые, подгоняемые порывом дождя, стекали по его лицу, шее, груди и скрывались под воротником тёмной одежды. Малфой снова стал бегать глазами по пергаменту, который мок и мок от несущейся вниз с неба воды, и Гермиона одёрнула бежевую джинсовую куртку, зацепившуюся за край тёмно-синих джинс. Хорошо. Хорошо, раз так у неё не получается, то пошло оно всё к чёрту! Грейнджер врезалась губами в его рот, сначала ударяясь о зубы, но в следующий момент уже слизывая воду с его нижней губы. Драко поддался почти сразу, скользя рукой по её мокрой одежде и усиливая напор. Гермиона шагнула вперёд, забралась рукой в его влажные, испорченные в укладке волосы, которые приобрели молочный оттенок из-за воды, и быстро подняла руку, выбивая блокнот. Драко усмехнулся, прикусывая губу гриффиндорки. — Ты жульничаешь, Грейнджер, — произнёс Малфой, забираясь теперь уже свободной рукой под её куртку. — А ты проиграл, — улыбнулась сквозь поцелуй Гермиона, и тихо вскрикнула в следующую секунду, когда ощутила под спиной влажную траву. Грейнджер распахнула глаза, думая, что это произошло случайно и собираясь удостовериться в сохранности Драко. Но Малфой довольно улыбался, как хитрый кот, и таким же хитро-кошачьим движением убрал мокрую прядь с её лица. — Я никогда не проигрываю. Гермиона покачала головой и, обхватив влажное лицо руками, притянула к себе, вдыхая такой сумасшедший запах, которому не было названия. Ей так нравилось. Ей так всё это нравилось. — Ты напишешь мне ещё одну, — выдыхая, сказал Драко и припал ртом к её шее. — Тебе? – усмехнулась Гермиона, прикрывая от наслаждения глаза. – С чего ты взял, что она про тебя? — Она и не про меня, — Малфой просунул руку под потемневшую от воды лавандового цвета футболку и коснулся косточки лифа. — Она для меня. Гермиона рассмеялась, прижимая его ближе. — Твоя самовлюблённость переходит все границы. — А твоя жадность и скрытность заставляют как идиотам лежать в грязной траве под дождём. — И вовсе не как… — И бухтеть, как старуха Макгонагалл, — Малфой втянул кожу над её выпирающими ключицами, и Грейнджер вздохнула, касаясь его пальцев. — Ты хочешь меня оскорбить, Малфой, вот только.. — Я хочу тебя заткнуть, Грейнджер. Драко накрыл её губы, выбивая воздух. Гермиона на секунду обманчиво поддалась, ослабляя хватку, а затем с силой подалась вперёд и перевернула их, оказываясь верхом на Драко. Проехалась ладонями вдоль его рук, прижала их к траве. На пальцах остались мутноватые разводы. — У тебя бы никогда не вышло сделать это, — самодовольно произнесла она. — Знаю, — хмыкнул Малфой, ухмыляясь движениям. А затем, лукаво ухмыльнувшись, произнёс: — Поэтому просто оставлю тебя мокрую валяться здесь и пойду, как ещё одна разновидность идиотов, есть на траве. И он спихнул её, срывая неожиданное «ой!» с губ. Поднялся и отряхнул одежду, хотя при данном положении это было бессмысленно. Гермиона хотела уже наругаться, как её глаза округлились и она хаотично забегала глазами по деревьям. — Годрик! — вскочила Грейнджер, её глаза выражали лёгкую панику. – Я забыла наложить заклятие.. Вся наша еда, плед, они же.. — Я не Поттер и не Уизли, Грейнджер, — грубо оборвал её Драко. Гермиона встретилась с ним глазами. Его лицо стало суровым и холодным, и не от нетёплой воды дождя. — Со мной тебе пора перестать думать, что необходимо заботиться обо всём и сразу, тащить всё на себе, только потому что они не способны. Если ты в этом ещё не до конца уверена, скажу прямо: я способен делать что-либо и отвечать за свою жизнь без тебя, — он говорил медленно, по слогам, будто открывал её черепушку и по очереди вкладывал туда эти слова, приколачивая их гвоздями. — Просто выдохни уже наконец и позволь дышать другим. Более умным и самостоятельным, чем эти два остолопа и остальная шайка подобных. Малфой молча развернулся и двинулся дальше, пока Гермиона пялилась в его спину, сжимая кулаки. И разжимая их. Сглотнула, качая головой, и нагнала его. — Почему просто было не сказать, что ты наложил заклятие сам? – раздражительно прищурилась Грейнджер, бросая в его сторону допытывающий взгляд. Драко откинул чёлку со лба, что так же было напрасно, потому что ровно через три секунды дождь вернёт её обратно, и не смотря на неё ответил: — Потому что в таком случае до тебя бы не дошло. Гермиона уже хотела начать спорить, но он глянул на неё и приподнял брови, как бы говоря: «Я и сейчас оказался прав, да?». И если бы она начала спор, то согласилась бы с ним. Так что вскинет голову и сделает вид, что не заметила. А про себя подумает, что всё так и есть. Она привыкла брать ответственность за других даже тогда, когда не требуется, забывая, что не всем людям это нужно. Но ему сообщать о своих мыслях не собиралась. Драко, опустившись на плед, высушил себя заклинанием, то же сделала и Гермиона, тут же беря круассан и откусывая его. И запивая горячим шоколадом. Малфой глянул на неё, хмыкнул, налил им по бокалу вина и сказал: — Снейп сказал, это всё может протянуться дольше, чем мы думаем. Гермиона взяла протянутый бокал вина и, быстро поблагодарив, хмыкнула: — А разве мы думаем, что это всё кончится быстро? Драко, ухмыльнувшись, качнул головой. — Так думает большинство. Впрочем. Как и всегда, — Малфой фыркнул. — Стоит Министерству хотя бы чуть-чуть продвинуться вперёд за счёт усилий других людей, как люди слепо верят, что мы на пороге победы, что всё скоро вернётся на круги своя. Он посмотрел в сторону озера. Защитный купол позволял смотреть на всё, точно в иллюминаторе, только совершенно чистом и прозрачном: капли разбивались о незримую поверхность, но не касались их самих. — Но ничего и никогда не возвращается к прежним кругам, — прохладно произнёс Драко, в его голосе читалось нескрываемое презрение к наивности людей. — Ничего не будет как прежде, пора была понять это ещё в начале этого года, когда люди с приходом осени и нового учебного года строили иллюзии по новой жизни. Нет чёртовой новой жизни. Есть просто день и ночь, отделяющие одно от другого. И максимум, что ты можешь сделать, это пообещать себе, что завтрашний день после сегодняшней ночи будет другим, — он снова посмотрел на Гермиону, и её пронзила та эмоция, с которой он смотрел. Что-то новое, другое, до этого момента не вылезающее на поверхность, как водяной из магловских сказок. Думая, что подходящего момента не настанет, но вот он врезается в жизнь ребром и ты начинаешь говорить. — И то зачастую это просто ложь. Драко выпил, ни секунды не медля, и отломил веточку винограда. Грейнджер потупила взгляд, немного поворачивая ножку бокала, и спустя время произнесла: — Не думаю, что людей стоит винить за их слепую и глупую веру, — вдалеке крикнули птицы. Айсберги стали небольно жечь и подтапливать шоколад.— Так им становится легче. Так они видят крючок, за который цепляются и который ведёт их к свету. Всем нужен такой путеводитель, иначе за что держаться? Во что верить? Что должно помочь выплыть, держаться на поверхности, а не бросить всё, бежать из страны или продаться? — Гермиона посмотрела на Драко. Он слушал её. — Людям страшно. Всем страшно. Нам тоже. Тебе помогает знание, что ты понимаешь истину, чувство, что отделяешься от остальной массы и знаешь больше, чем они. Это твой свет. — Не это мой свет, — тут же скривился Малфой. — Хорошо, но это всё равно является, даже косвенно, тем, что тебя держит в той или иной степени, — настояла Гермиона, на мгновение опуская и поднимая взгляд. Собираясь с дальнейшими мыслями, которые собиралась облечь в слова. – Ты движешься дальше, потому что тебя успокаивает мысль, что ты знаешь то, что неподвластно знать другим. Так возникает ощущение какой-никакой безопасности. Я понимаю тебя, — кивнула Гермиона. — У меня та же история, на самом деле. Можно не произносить этого вслух, но таково то, в чём мы живём. Просто у других людей другие крючки, другой свет, вот и всё. Поэтому я не злюсь на них за их наивность. Драко на мгновение прищурился, затем опустил глаза, покачал два раза головой и выпил. Может, делая вид, что стоит на своём. А может, давая понять, что согласен. Потому что они в одной лодке. Гермиона отпила из своего бокала. Как-то раз, очень давно, когда Гермионе было лет десять, её мама на один из бесконечных вопросов дочери сказала: «Нужно иметь что-то общее, чтобы понимать друг друга, и чем-то отличаться, чтобы любить друг друга». Грейнджер тогда нахмурилась, а сейчас подняла взгляд на острые скулы, платиновые волосы и сейчас не видную, но существующую в сокровенные моменты маленькую аккуратную родинку за ухом. Сжала в руках горячий шоколад, отпила и наклонила голову, закусывая губу в попытке спрятать улыбку. Так, просто фраза вспомнилась. Драко рассказал дальнейший диалог со Снейпом, они успели уничтожить половину принесённой им еды и выпить три четверти бутылки вина, а дождь всё не прекращался. Стучал по куполу, раззадоривая горячую кровь. На утверждение Гермионы о том, что она не любит морепродукты, Малфой решил, что её мать-колдомедик просто запрещала дочери сладкое в детстве, и поэтому сейчас Грейнджер отыгрывается, заменяя всю возможную еду чем-то с шоколадом — так он выделил это слово. Гермиона рассмеялась его шутке, искренне находя её весьма забавной. — Про что там всё-таки было? — внезапно прервал её смех Драко. Грейнджер улыбнулась. — В блокноте? Он кивнул. Гермиона подозрительно и в то же время шутя прищурилась: — Ты решил напоить меня, чтобы выведать информацию? — Зачем мне это? — искренне фыркнул слизеринец. И ухмыльнулся, наклоняя голову: — Есть куда более интересные способы. Не сказала бы сейчас, я бы узнал на столе Макгонагалл. — Драко! — воскликнула Грейнджер, позволяя себе смешок, и в шлёпнула его по ладони. Теперь иногда так делала, это уже входило в привычку, и Малфой никак не реагировал. В отличие от былых времён: это просто была красная тряпка для него. — Ты невыносим! — вино подбивало на горячность и пылкость тона, и Гермиона покачала головой. Сколько раз и для чего она ему уже говорила? Видимо, с той целью, чтобы он использовал это и стал издеваться над ней за принципы. — И зачем тебе знать? — Я хочу, — пожал плечами Малфой. — Разве этого недостаточно? Это так удивительно. Для него, выращенного в богатой семье аристократов, этого правда было достаточно, чтобы получить желаемое. Да, для него существовали и другие пути, но и этот, самый лёгкий, быстрый, циничный и самонадеянный он никогда не отметал. Это было его частью — просто хотеть. Просто получать. Всё просто. Может, этим она его и зацепила? Что не было просто, что не давалась просто, что жила другими идеями? И не совершит ли Гермиона ошибку, не изменит ли его взгляд на неё, если утолит интерес, если поддастся его прихоти? Грейнджер правда надеялась, что нет. Что не только её противоречивость его жизни привязала его и подвела к гильотине. Что было крепче и опаснее. — Я только начала, так что там мало существенного, но.. Вообще это был рассказ про море, — Гермиона улыбнулась разлившемуся теплу в груди. — Он был про брата и сестру, но связан также с моими реальными воспоминаниями из детства. Когда мы с родителями отдыхали на море, я всегда собирала с волшебные камушки. Точнее, я их так называла, — Гермиона мягко усмехнулась и посмотрела куда-то за спину Драко, оказываясь долгими годами в прошлом. — Потому что это были просто стёкла, которые обмыла вода и смягчила. Солнце появилось на небосводе её любимыми красками. Это было так же прекрасно, как и грустно, ведь скоро художник всё-таки зачеркнёт закат синей краской. Но до этого момента она затаит дыхание. — Родители всегда говорили: «Не собирай их, они опасны, ты можешь порезаться о них, они могут причинить боль», — неспешно продолжила Грейнджер. Следовало потом очистить пальцы от еле заметных разводов капель. — Но я продолжала их собирать, потому что восхищалась ими, считала особенными, я любила это занятие и меня тянуло к ним, — Гермиона смело подняла взгляд и, кажется, ещё до того, как осознала, что сейчас скажет, пролила коньяк в оттаявшие льдинки айсбергов: — Так и с тобой. Я знаю, что ты можешь причинить боль, но всё равно, — хотела сказать «люблю», но прикусила язык, — не отступаю. Градус это или её тяга к искренности – Гермиона сама не знала. Душа, скрипя позвонками, рвалась навстречу к этому человеку, сидящему напротив неё и сбивающего дыхание одним взглядом. И она ничего — ничегошеньки — не могла с этим поделать. — И ты жалеешь об этом? — серьёзно спросил Малфой. Именно спросил — это было не утверждение. — Жалею ли я? — Грейнджер хмыкнула. — Если бы я перестала их собирать, то утратила бы волшебство жизни, то отказалась бы от чего-то ценного и от самой себя. Гермиона снова, не моргая, посмотрела в его глаза. Подрывая метафору. И Драко мягко обхватил её щёку ладонью и поцеловал, и этот почти девственный поцелуй был так несвойственен ему, что сказал больше, чем сумел бы сам Малфой. — И кто красивее? — оторвавшись, улыбнулся уголком губы он. — Я или эти волшебные камни? — Ты или осколки? — вздёрнув брови, коротко рассмеялась Грейнджер. Отбросила прядь его светлых волос и состроила серьёзный вид: — Дай-ка подумать… Они были обточены, а ты нет, так что… Малфой сжал её запястье, кусая губы и, пока Гермиона смеялась, качнул головой: — Сучка. — Прекрати меня так называть. — Тогда признайся, — закусил губу Малфой, поддевая её подбородок пальцем, — что я же тебе нравлюсь, Грейнджер. — Нравишься? — удивлённо переспросила Гермиона. Пришло время ответной правде. — Нет, Малфой, ты мне ни капельки не нравишься.       И это правда. Он ей не нравился. Такие люди нравятся читателям и смотрителям сериалов, а не реальным людям. Она была привязана к нему, она была влюблена. Вот что с ней происходило. Но он совершенно точно ей не нравился.       — А что тогда? — заглянул он ей, и не в глаза. Куда-то под рёбра.       Гермиона притянула его к себе, обхватывая губы, оттягивая их, смакуя, и проложила темнеющую дорожку до впадинки под шеей. Хотя, и так знал что. Ведь это он ей не сказал, а не она ему. Но Гермиона не ждала, по крайней мере не сейчас. Вообще не ждала, на самом деле, просто для того, чтобы дождаться тех самых слов. Это глупо: ожидание ради ожидания и обязательства, Гермиона подобное не поддерживала. Не верила, что услышит их, поэтому просто чувствовала сама и знала, что чувствует и он. — Это, — выдохнула Грейнджер.       — Это, — повторил Драко.       — Да, — она кивнула и снова поцеловала. Они собрали вещи лишь тогда, когда Гермиона грустно улыбнулась синему мазку наверху. Они ушли достаточно далеко от самой школы, но всё ещё оставались в допустимой зоне, которую установила Макгонагалл. Когда они уже вошли в Хогвартс и свернули в широкий дальний, часто одинокий коридор с колоннами, Драко бросил: — Скажи, Грейнджер, ты ассоциируешь себя с той девицей, Элизабет Беннет? Гермиона замерла, распахнув глаза, из-за чего парящая в воздухе корзинка с едой чуть не влетела ей в голову. Малфой заметил, что она больше не идёт рядом, и обернулся, вопросительно вздёргивая бровь. — Ты всё-таки прочитал? — шокировано усмехнулась Гермиона. Господи, это же было сто лет назад, кажется. В тот день, когда она пришла к нему на поле. У них ещё было парное задание. А затем лечила его в Выручай-комнате, чтобы через полчаса выбрать его холод холоду Хогвартских коридоров. Малфой сунул руки в карманы и покривил губами. — Ну да, и? Грейнджер закусила губу, касаясь корзинки и продолжая шаг. Драко поравнялся с ней. Чёрт, эмоции бились о рёбра как птица в клетке, и Гермиона желала выпороть их плетью, только бы не транслировать в голосе и поведении. Глянула ещё раз искоса на Малфоя и произнесла: — Я понимаю, почему ты так решил. Но в жизни я бы.. — Добрый вечер, господа. Гермиона остановилась, и её заклинание левитации разбилось к чертям. Корзинка рухнула, и стекло бутылки в ней разбилось. И нет, это не было сделано для толики драматизма: просто в этот момент её магия просто помутилась из-за отвлечения и сильнейшей рассредоточенности. От такого больного потока мыслей, вихрем сбивающего с намеченного курса. Она не дыша, но в ту же секунду с дико учащённым пульсом посмотрела на Драко. Он тоже замер, и его взгляд выражал пустоту, прикованную к камню на стене. — Я же не помешал вашей увлекательной беседе?