***
В Хогвартсе кончилась магия или какого хера никто не может починить взмахом палочки чёртов кран, вода из-под которого капала. Капала. И капала. Драко сжал простыню и выдохнул, насильно закрывая веки и заставляя себя заснуть. Просто слиться с этой мёртвой тишиной и упасть в пустоту. Подальше от всего этого дерьма, которое клеилось к коже, как мази Помфри. Кушетка скрипнула. Какого дерьма, Малфой? Что изменилось? Пожиратели, дементоры и Смерть — всё это составляло атомы воздуха и раньше, и уже довольно продолжительное время, чтобы стать привычным. Чтобы не думать о том, насколько всё плохо, потому что мерный стакан давно раскололся к чертям. Так что? Сегодня Забини пошутил про то, что Малфою, должно быть это нравится: лежать в палате , хотя блять, царскими палатами больничное крыло этой дряхлой школы не назовёшь, когда вокруг него вьются люди и потакают желаниям. Да, Забини, просто заебись, ага. Особенно, когда все, кто заходят, это Нотт с Паркинсон, Блейз и иногда Макгонагалл. Один раз — Снейп. Спрашивал, выяснял насчёт Пожирателей и его матери, и его точно не волновали слова Помфри о покое. Честно говоря, они не волновали самого Драко. Расспросы Снейпа хоть какое-то развлечение в этих четырёх стенах. Конечно, ведь главное своё развлечение ты проебал. Кровать снова скрипнула, только в этот раз Малфой подумал, что ещё чуть-чуть и он её разъебёт ко всем лешим. Молчи. Он ненавидел просто лежать и ничего не делать. Хуже этого только уроки Истории Магии, где натурально хочется сдохнуть от скуки. Но сейчас бы, после недели пустого растрачивания времени на этих тошнотных белых простынях, он согласился бы и на день возле старика Бинса. Гам. Капля разбилась об пол. Решили напротив него положить ещё одного больного, и на просьбу Драко отселить его от какого-то пуффендуйца, кашлявшего чем-то синим и мерзким, Малфой получил лишь покачивание головой от Помфри. Хотя, какого чёрта, если он здоровый? Ярко. Чертовски ярко в голове возник ответ, что все просто хотят, чтобы он скорее сдох. Ведь Малфой не знал поверили ли профессора, в том числе и старуха Помфри, объяснению Макгонагалл обо всей произошедшей ситуации. Хотя, честно говоря, ему было плевать. Здесь было серо, притом, что стены, бельё, чёртов потолок сгорали от белых оттенков. Будто это неписанный закон: заставлять людей ассоциировать белый с чем-то, пахнущим настойками, самозаполняющимися шприцами и болотными зельями. после которых хотелось выблевать свои лёгкие. Но он бы выблевал, на сам деле. Слишком заебался даже от самого себя, потому что даже на то, чтобы заснуть без ёбаных мыслей не способен. О, отлично, теперь помимо всех окружающих, он прибегнул к ненависти к самому себе. Вау. Просто класс. Кровать снова скрипнула, и Драко поклялся, что после окончания Хогвартса выделит деньги на обучение профессоров обычному Репаро. Ресницы дрожали — с такой силой Малфой сдерживал глаза от того, чтобы снова всю ночь не пялится в одну точку в окне. Одна из звёзд горела слишком ярко, притягивала взгляд, и заставляла вдумываться, блять, заставляла вспоминать. Зажжённые звёзды. Ночь. Ветер. Вот как раз ветер был ещё одной проблемой. Чёрт ломился в окна, выл, кричал, сводя с ума и лишая шанса выпасть из жизни хотя бы часов на пять. В идеале на семь-восемь, но когда Драко в последний раз столько спал? Кровь. Её запах коснулся ноздрей, и Малфой поморщился. Опять этот придурок напротив него не сумел осторожно перевернуться, и сейчас позовёт Помфри, которая прибежит, начнёт менять ему повязку, которая вся просто насквозь, иначе бы Драко не почувствовал кровь. Снова шум. Так что в очередной раз попытки заснуть можно послать нахер. А он правда думал, что заткнуть свою собственную голову получится? Что мысли не будут разъедать, травить изнутри, напоминая одно и то же, одно, сука, и то же. Из-за чего мат был мысленно почти в каждом его предложении, потому что так проще вытравливать из себя агрессию. Проще давить что-то внутри. Словно никому не сдавшиеся буквы, обозначающие что-то плохое, смогут помочь ему. Смогут сбавить градус, скинуть раскалённые камни, прижатые к спине. Молчи-блять-молчи. Но оно всё равно проникало. Это слово, как пытка, уничтожало его самого, хотя Драко продолжал делать вид, что ему плевать. Что его не трогает. Что всё это мимо, всё неважно. Но будь оно так, подбирал бы он абзацы, строил бы свои мысли именно в таком порядке? С рыком Малфой отшвырнул от себя одеяло, схватил палочку и в несколько шагов преодолел расстояние до туалета. Он даже не задумывался, даже не слышал кого-либо и вышедшую из кабинета Помфри, интересовавшуюся, куда он так понёсся с постели ночью и что собирается делать. Разъебать всё к чертям. Представляя, что уничтожает Грейнджер, которая была настолько искусной в мести, что ей даже не пришлось ничего делать, чтобы он лежал ночами и думал о своих же словах. О её словах. О том, что ушло. Вот, что он собирается делать. Вытянутая рука с палочкой и взрыв раковины, которую Драко успел возненавидеть. Лень было произносить Репаро, да он и не хотел, так куда интереснее. Вкуснее. Легче, если по правде. Ему стало легче от звука реального разрушения, треска мрамора, удара осколков об стены. Один из них, кажется, задел его предплечье, но плевать. Малфой просто стоял, наслаждаясь разрухой, шумом, как чёртовой дозой. Блять, походу, он был наркоманом в каком-то извращённом нематериальном понятии. Ему, видимо, всегда нужно было что-то, что разорвёт, что встряхнёт. И если раньше это находилось поблизости в досягаемости постоянно и Малфой не осознавал, то сейчас, когда Помфри вскрикнула и понеслась к нему, Драко понял это. Ему нужно было знать. Ему нужна была она, даже если ею была расшифровка слов и ответ на вопрос. И, похоже, он правда сошёл с ума, потому что вылетел из туалета, немного толкнув Помфри, и пронёсся мимо кашляющего пуффендуйца к дверям лазарета, распахивая их и вдыхая запах, в котором не витали настойки. За неделю он сам им пропитался, кажется. Отбой должен вот-вот быть, так что Драко наделся, что успеет выцепить её. У него был десяток минут, пока Помфри разберётся с учинённым им беспорядком и сообщит Макгонагалл о произошедшем. Тогда его хватятся, найдут и, вероятно, за ручку приведут обратно на койку. Плевать. Плевать, что редкие ученики шарахались от него в стороны, прилипая к стене и провожая Малфоя бешено-осуждающим-испуганно-ненавистным взглядом. Завтра пойдут слухи о том, что он бешеный псих. Бешеный псих-убийца. Отличная легенда, чтобы отбить от себя социум. Кажется, Драко заметил Поттера, а может, это был и не он. Плевать. Пусть тоже потреплется о нём с кем-нибудь вроде Уизли, потому что вряд ли осмелится сделать это при Грейнджер. Чёрт, как раз наоборот. Сейчас, теперь она бы с радостью обсудила бы его съезд с катушек со своими дружками. Насколько заслуженно? Малфой свернул, уже теряя терпение и самообладание в этих гонках по Хогвартсу, как наконец-то вышел, куда хотел. Наткнулся прямо на неё. На свой ответ. Драко схватил девчонку за руку и толкнул за собой в какой-то кабинет, не имея понятия, есть ли там профессор или нет. — Ты что творишь, ублюдок?! — слышалось шипение позади. — Малфой, ты совсем псих? Видимо, удача в этот час на его стороне, потому что было пусто. Она вырвала кисть и, скорее всего, только что достала палочку и направила на него, потому что Драко почувствовал вибрации магии. Малфой развернулся и уставился в горящие прищуренные светло-карие глаза, готовые его сжечь. — Уизли, опусти палочку, она тебе не понадобится, — холодно произнёс Драко, опираясь бедром о парту. — Может, вовсе отдать её тебе? — хмыкнула Джинни, выпрямляя руку и сжимая палочку ещё сильнее. — Ведь то, что ты, по всей видимости, сбежал из лазарета и затащил меня сюда против воли совсем не подозрительно. — Если бы я хотел причинить тебе вред, ты бы лежала без сознания ещё минуту назад, — сложил руки на груди Драко. Он знал, что у Уизлетты именно такая реакция и будет, так что просто наделся, что не потеряет за выяснением отношения слишком много времени. — Я не боюсь таких как ты, Малфой, я просто даю тебе знать, что стоит сделать тебе неправильный выдох, и моя палочка не скупится на магию, — проскандировала Джинни, отбрасывая прядь волос, откидываясь на парту так же, как он. И опуская палочку. — Так что тебе нужно? — Я хочу знать, где была Грейнджер в тот день, когда пришла ко мне в лазарет ночью, — Драко не сомневался, что после того, как Грейнджер рассказала Поттеру и Уизелу о нём, то перестала скрывать, куда ходит и зачем. Прямо и без увиливаний. Он просто хотел поскорее во всём разобраться, потому что Драко был уверен, что упустил что-то важное в общей картине. Что-то, что должен был понять сразу, но проморгал и оттого ударил сильнее. — С чего ты взял, что я тебе что-то скажу? — спустя секунду удивления прыснула Джинни. — Потому что ты её подруга, а значит связующее звено, которое должно помогать заблудившимся, — протянул Малфой, делая вид, что говорил о чём-то полупустом. Совсем не о том, что ему нужна помощь этой девицы. — Вот именно, что я подруга Гермионы, а не твоя, так что иди к кому-то вроде Забини и проси его помочь выяснить что-либо, — Джинни оттолкнулась от парты и развернулась. Малфой сжал зубы и прикрыл глаза, в мыслях проклиная эту девку. Но это нужно было ему, а не ей, так что пусть потом его сгрызёт собственная гордость, но он получит то, что хотел. — Я прошу именно тебя о помощи, Уизли. И будь добра, пойди мне навстречу. Пожалуйста, — добавил Драко, чувствуя себя чертовски уязвлённым. А он ощущал это так редко, что ненавидел вдвойне. Гриффиндорка остановилась, вздыхая и разворачиваясь. — Ладно, — прищурилась она, оценивая. — Ты вряд ли этого заслуживаешь, но ладно. Я скажу. Скажу, что Гермиона вместе с Гарри и Роном была на похоронах своей двоюродной бабушки, которую любила как родную, а тебя не было рядом тогда, когда ты был ей нужен. Ведь пришла после она именно к тебе. Малфой приоткрыл рот, смотря на Уизли и осознавая, что его первым желанием было сказать, что это бред. Что она просто хочет, чтобы он чувствовал себя виноватым. когда он и так. Но блять. Но. Блять. Блять-блять-блять. Что у тебя за похоронный прикид сегодня? Умерла двоюродная бабушка. Нечем привлечь внимание? Любила, как родную. Ты мёртв для меня так же, на самом деле. Так что похоронный прикид в самый раз. Ты был ей нужен. Ему вдруг стало мерзко. Мерзко от своей кожи, от своей одежды, от своего рта. Твою мать, Малфой знал, что он урод. И она это знала. Но это не давало ему право.. Не так. С ней это не давало ему право так поступать. Так говорить. После всего, что она для него сделала. После того, что она — Грейнджер. Что она — ёбаное дыхание. Лёгкое, после поломки которого Драко еле дышал, а при каждом вздохе слышал хруст. И сейчас он сделал бы то, о чём Гермиона его просила. С радостью. Направил бы палочку на висок, потому что ощущение дерьма в своём рту возбуждало рвотные рецепторы, раззадоривая желудок. Язык, нёба, зубы — всё в нём. Он весь в грязи, с ног до головы. Вот, блять, кто был по-настоящему грязным, и никогда — она. Ведь снежинки так кстати ложились на её кудри, проливая свет. Свет на свет. — Что, нечего сказать? — зло хмыкнула Джинни. После чего посмотрела на потолок и покачала головой. — Тогда, видимо, то, что ты сказал или сделал по-настоящему паршиво. Иначе она бы не стала бы укутываться в три слоя шубы. — О чём ты? — нахмурился Малфой, когда слова Уизли дошли до него. После того, как вышел из транса собственного уничтожения. И как не позволил себе сорваться с места, толкнуть Уизли и отыскать Грейнджер. Джинни посмотрела на него, и серьёзность, колючая, острая, непоколебимая серьёзность осталась в карих глазах, вынуждая злость по отношению к нему исчезнуть. И сменится чем-то, сделанном из стали и выдержанном в огне и виски. Чем-то, что насквозь и с первого взмаха ресниц. — Я не знаю, что ты сделал не так или что не так сказал, но из-за тебя от неё несёт холодом за три коридора Хогвартса. Я знаю, тебе привычно быть безэмоциональной глыбой в отношении почти всех, но она никогда не была такой. Это не её, — Джинни сглотнула, словно глотку царапнула кость. Приподняла голову и вновь сверкнула глазами: — Ты её такой сделал, так что теперь возьми и исправь всё, иначе клянусь, что приду в одну из ночей в лазарет и собственными руками прикончу тебя. Потому что как бы она не пыталась делать вид, что всё так же, как раньше, что она такая же, я вижу, что что-то в ту ночь, когда после похорон своей двоюродной бабки она пришла к тебе, всё изменилось, — Уизли сделала шаг вперёд. — Почини сломанное, Малфой, потому что я никогда не бросаюсь угрозами попусту. Малфой чувствовал, как растворялся. Как потихоньку защитная спесь рушилась, оголяя всё скрытое, затолканное в самую даль, в самый тёмный угол, чтобы не мешало. Чтобы не париться, не беспокоиться, даже не допускать мысли. Чтобы быть уверенным в своих словах и поступках, чтобы знать, что так правильно. Блять, он ненавидел эту грёбаную правильность. — Я не хотел ломать её в ту ночь, — ровно произнес Драко. Даже если внутри трещало, для всех по окнам впустую ломился смерч. — О, почему-то я уверена, что это правда, — фыркнула девушка. Её рыжие пряди были темнее в полутьме. Казались более обжигающими, как и слова, которыми она стреляла за Гермиону. — Что ты просто как всегда защищал себя, как всегда сменил фразу «Гермиона, да» на «Гермиона, пошла ты к чёрту, потому что я Малфой и боюсь чувствовать, поэтому страдать будешь ты, а не я», — Драко сжал челюсти, пока Уизли перекривляла его и, кажется, сотню подобных книг. Весь этот яд, такой однотипный, что случился парадокс, и каждая страница несла в себе свой уникальный химический элемент. Которым потом читатель будет отравлен. — Мне хватило совсем немного информации, чтобы разобраться, что к чему, поэтому лучшее и единственное, что ты можешь сейчас сделать — это исправить, пока не поздно, — Уизли в последний раз посмотрела ему в глаза, чтобы выдохнуть и произнести: — Просто сделай то, что не делал никогда: перестань бояться признаться себе и скажи ей чёртову правду. Она сложила руки и развернулась, касаясь ручки двери. — Уизли, — ручка замерла в полуопущенном положении. Малфой приподнял подбородок: — Спасибо. — Если бы у меня был выбор, я бы стёрла ей о тебе память с уверенностью, что она станет счастливее без тебя, — истина в последний инстанции, чёрт возьми. — Но у меня такого выбора нет, поэтому я просто делаю то, что хотя бы вернёт мне прежнюю подругу. Так что это не ради тебя или моей веры в вас. Я верю только в то, что пока что каким-то образом именно ты делаешь её счастливее, а значит я сделаю это ради выбора Гермионы. — Ты ведь не надеешься, что она сделает правильный выбор? Джинни повернула голову и с надломом хмыкнула: — Именно поэтому моя палочка всегда будет напротив твоего лица. Дверь хлопнула, но Малфой почти не услышал. Он просто был уверен, что знал, что должен делать. Как и знал, что в коридоре его поджидают Макгонагалл со Снейпом. Он простонал, понимая, что идею придётся отложить на несколько часов. Надеялся, что часов, а не дней. Он ведь достаточно большой мальчик, чтобы за ним не стоял ежеминутный надзор? — Ваши поступки говорят как раз об обратном, мистер Малфой, — ответила на его неподобающее заявление Минерва, поджав губы. Малфой вздохнул и скинул обувь, закидывая ноги на кушетку. Ненавистного белого цвета. Почти такого же, как сжатые в недовольстве губы Снейпа. Забавно. Что, интересно, подумал про него Северус? Проникнулся слухом, что Драко — псих? — Ответьте мне на вопрос, мистер Малфой, — начал зельевар, и Малфой перевёл на него ленивый взгляд. Ленивый заебавшийся взгляд. — С какой целью вы вломились в уборную лазарета и подорвали раковину? О, это было комично. Слышать о своём поступке, который в момент времени казался логичным, со стороны. Тупизм. — Никто не догадался применить Репаро к капающему крану, я нашёл решение получше, — пожал плечом он. — Вы хотите сказать, что таким образом решили проблему, не оставив от предмета ничего целого? — монотонно опасно понизил тон Снейп. Но на Драко это перестало работать слишком давно. — Зато теперь Репаро будет применено в лучшем его виде, — улыбнулся Малфой, доводя Северуса до кипения. Коснёшься — и умрёшь от холода. — Так, довольно этой показухи, — встряла директор, разбавляя накалённый градус обстановки. — Мистер Малфой, ваши действия я могу списать на последствия после пережитого, и только поэтому учинённое сойдет вам с рук в первый и последний раз. В том числе и побег, — её глаза нашли его зрачки и впились, будто она искала скрытые мотивы. Забавно. — Не знаю, что вами двигало, но что бы это ни было, посещение вас в лазарете открыто любому желающему, так что в следующий раз просто передайте через мистера Забини приглашение, в присутствии кого нуждаетесь. — Всенепременно, — медленно кивнул Драко. Именно так он и поступит. Передаст записочку через Забини, ага. — Думаю, мы с вами друг друга поняли, — произнесла в заключении Макгонагалл. Северус лишь молча стоял, прожигая Малфоя взглядом. И Драко даже ощутил больничное крыло чем-то вроде домика из детской магической игры: успей запрыгнуть на площадь, на которую наложены Дезюллиминационные чары, и ты в безопасности. — Доброй ночи. — Доброй ночи, — повторил Драко, и профессор, обменявшись взглядами, удалились. О, ночь обещает быть по-настоящему доброй.***
Гермиона вздохнула, покачивая ногой и бросая взгляд на часы каждые три секунды. И где её носит? Джинни обещала в течение тридцати секунд заговорить Гарри зубы и улизнуть без погони, а в итоге прошло уже минут семь. Гермиона, пожалуйста, мне очень нужно обсудить с тобой кое-что. Это касается моих отношений с Гарри, нужен взгляд со стороны. — Видимо, не так уж и нужно, — пробурчала Грейнджер. Она не хотела идти ни в какой кабинет на четвёртом этаже, не хотела ни с кем говорить или что-либо обсуждать. Желательно в это время проверять, всё ли готово к празднованию или заниматься монотонной работой старосты Гриффиндора, готовиться к экзаменам или просто пялиться в окно на чёрных пустых дементоров, которые стали уже ближе, чем друзья. Хватило недели. Но звоночек в сердце задребезжал, когда она взглянула в глаза Уизли. Та всегда её выслушивала, когда требовалось. Даже если повод был недостойный. Гермиона хрустнула средним пальцем и поджала губы, сбивая свои мысли с этой линии. С дороги, ведущей в самое сердце парящих тёмных одежд за окном. И дружеский долг заставил её кивнуть Джинни и выйти в недалеко за полночь в коридор, пробираясь к указанному кабинету. Грейнджер снова нервно глянула на часы, собираясь через десять секунд лезть с парты и вернуться в гостиную, но тут дверь скрипнула. Она недовольно вздохнула и, сложив руки на груди, произнесла: — Джинни, ты отдаёшь себе отчёт в том, что... Ни рыжих волос, ни карих глаз, ни извиняющейся улыбки. Только что-то светлое и колючее. И явно не Джинни. — Грейнджер. Гермиона спрыгнула с парты, не собираясь даже позволить себе сделать вдох. Чтобы яд не проникнул мозг и не заставил его атрофироваться. Чтобы не блевать осколками после. Она быстрым шагом обошла парты и Малфоя, который следил за каждым её движением, за неподвижной грудной клеткой, кажется. Которую не так давно поломал, кстати. Гермиона не собиралась останавливаться возле него, делая шаг назад и проходя правым плечом вперёд. — Сбегаешь? Коснулась ручки, потянув на себя. Такой холодной дверной ручки. Не слышать, не видеть. — Грейнджер, стой, — судя по голосу, он развернулся, но кого это волновало? Грейнджер опустила ручку и если бы. Если бы не секундное удивление от двух его слов, то ощущала бы уже обжигающий щёки прохладный воздух коридора школы. — Мне жаль. Гермиона сжала ручку, ощущая, как микрочастицы древесины впились в ладонь. — Мне жаль за те слова. Грейнджер резко обернулась, усмехаясь: — Что изменит твоя жалость? — Не жалость, а сожаление, — качнул он головой, и Гермиона не позволила себе подумать о том, что последний раз видела его глаза сто шестьдесят восемь часов назад. — О, конечно, теперь это полностью меняет суть, — снова усмехнулась Гермиона, но так, как усмехался он: с чем-то жгущим слизистую. — Можешь не устраивать здесь цирк, мне плевать. Развернулась, снова хватаясь за ручку, и снова потянула её на себя. В коридоре было темно. Отрезвляя разум, она выстраивала логическую цепочку, каким образом вместо Джинни здесь оказался Малфой. И что-то ей подсказывало, что верен самый безумный вариант: эти двое были на одной стороне, но с разными целями. Подробности она сейчас же, как только вернётся в гостиную, вытрясет из Джинни и заставит её больше никогда не.. — И ты просто уйдёшь после всего? — протянул Драко. Будто бы ей нельзя. Будто бы это не было единственно правильным решением. — Мне стоило сделать это ещё в тот вечер, когда я могла, — покачала головой Гермиона, сохраняя холод в голосе. Покрытый инеем. Кто знал, что выбор в тот момент значил настолько много? Ещё больше, чем она думала. — Вот именно, Грейнджер, — Малфой сделал шаг вперёд, и Гермиона ощутила тепло или вибрации его тела позади. Что-то ощутила. Что-то. — Но ты не ушла. И теперь не можешь. — Да? — прыснула девушка, смотря в просвет коридора перед собой. Как черта из ада. — И что меня остановит? Хотелось выйти и съесть Адамово яблоко, а не переваривать мясо чертей. — Тот факт, что даже после всего дерьма, что я сделал, тебя всё ещё тянет ко мне, — Драко наклонился к её уху. — Ты всё ещё хочешь меня, Грейнджер. Только в последнем всегда были специи, усиливающие вкус и не позволяющие отступить. Гермиона захлопнула дверь и поджала губы, сверкнув глазами. — Хватит. Хватит, Малфой, я устала от этих игр, — Грейнджер понизила тон. — Я устала от тебя. Драко отклонился назад как от пощёчины, выбившей весь воздух из лёгких. Крылья его носа стали шире, когда он словно насильно впихивал в себя кислород, заставляя организм функционировать. Но это не её вина. Довольно. Довольно с неё страданий, её кровеносная система достаточно отравлена, чтобы она вернула ему должок. Он уйдёт? Или снова оскорбит её? Как на этот раз он защитит себя, стену из какого яда и на сколько острой ограды возведёт? Чем попытается сжечь её заживо? Давай, Малфой, не скупись. Я жду от тебя всего и сразу, чтобы больше даже не думать. — Я не должен был называть тебя грязнокровкой, — сказал он. Лишь сказал. — И не должен был высмеивать твою одежду. Гермиона нахмурилась, не понимая, откуда... Чёрт. — Джинни, — усмехнулась девушка и прикрыла глаза. — Всё ясно. — Мои.. — Нет, — холодно оборвала его Гермиона. — Никаких клишированных фраз. Не от тебя. — Ладно, — кивнул Драко. — Да, ты не должен был, Малфой, но что это меняет? Сделанного не изменишь, — Гермиона сглотнула, чиркая спичкой. — Я не собираюсь тебя прощать, я не собираюсь возвращать всё обратно, ты как был мёртв для меня, так и остался. Даже после того, как осознал свою ошибку. Малфой прищурился и сделал шаг вперёд. Нет. Нет, отступи, дай мне уйти. Но он всегда всё делал иначе. — А разве мёртвые могут делать так? — до хрипотцы тихо произнёс Драко, наклоняя голову и касаясь губами её шеи, делая кожу влажной, опечатанной. Заклеймённой. — Малфой, — повысила голос Гермиона, руками упираясь в его грудь. — Малфой? — переспросил он, вздёргивая брови и толкая их тела назад, к стене, глубже всасывая нежную кожу. — Мне казалось, ты предпочитаешь называть меня «Драко». — Это в прошлом, — поджала губы Грейнджер, уворачиваясь от его губ и толкая сильнее, расширяя своё личное пространство. Личное. Пшик — вот чем оно было в эту секунду, потому что Малфой в считанные секунды вернулся обратно, захлопнул дверь, которую Гермиона успела открыть даже сделать шаг в коридор, шаг отсюда, шаг из ада. Схватил её запястья, сцепляя их за спиной Гермионы и дёргая девушку на себя. — Тогда почему ты так отчаянно пытаешься сбежать? — злой шёпот, но злость была надуманной, приправленной жаждой откровения. Нет. — Неужели неясно, что я хочу избавиться от твоего общества, избавиться от тебя?! — запрокидывая голову назад и мотая ей из стороны в сторону, чтобы не позволить его губам впиться в неё, сопротивлялась Гермиона. — Врёшь. — Мне противны твои касания, — на выдохе начала Гермиона, не позволяя себе растворяться в нём даже на секунду, не позволяя терять контроль, — противны твои губы, твоё дыхание, Малфой.. — Врёшь, иначе бы не боялась остаться в этой комнате хотя бы на минуту дольше, — Драко сильнее сжал кисти её рук, впиваясь губами в плечо или ключицу, она не осознавала, запрещала себе это делать. Только не туман. — Омерзительно твоё присутствие, твоя кожа, твои.. Гермиона вскрикнула, когда Малфой резко развернул её, наверняка оставляя на запястьях покраснения. Он обхватил пальцами её подбородок и приблизился к лицу. — А теперь посмотри мне в глаза и скажи то, как я тебе противен, — холодный шёпот в губы. — Скажи, что это тебе не нравится. И тогда я уйду и оставлю тебя в покое. — Я тебя ненавижу, — выдохнула Гермиона. Со всем огнём, простреливая навзничь. — Я нужен тебе, — громче. Уверенно. Без колебаний. — Ты меня слышишь? — сощурилась Гермиона, пытаясь вырваться, но безрезультатно. Она остановилась, шумно дыша и смотря в серые глаза напротив, в которых был заточен весь её.. — Я тебя ненавижу. — Да, но при это я всё равно тебе нужен. Ты сама мне это сказала. А теперь скажи то, о чём соврала минуту назад, — снова потребовал Драко. Пусть требует что-то со своих друзей, с неё, чёрт побери, хватит. — Давай, Грейнджер. Тебе противно это? — он коснулся кожи под её грудью, медленно проводя пальцами вниз, до низа живота. — И это? — Драко наклонил голову, растягивая ноты, погружая её в свой голос. — И даже это? — Малфой подался вперёд и смял девичьи губы, сплетая языки, путаясь в слюне, и так же резко отодвинулся обратно, снова смотря на свою чёртову печать. — Даже не вздумай молчать. Она почти дрожала. Вот, что он с ней делал. Вот, до какой грани доводил, а какие к чертям стирал. Прикосновение, безумие и ложка дёгтя, обёрнутая фольгой, в которой на самом деле скрывалась сумасводящая текила. Нужно лишь не побояться попробовать обманку. Но ей было нельзя. Пора ступить в финал, задвинуть занавес и выключить свет. Гермиона клялась не делать этого с ним, но обстоятельства изменились. Самое время для очередных смятых подушек и крови на ладонях. — Да, — произнесла Гермиона, не моргая отдавая свои слова холодным глазам. Наблюдая, как коченеют айсберги, как всё вокруг покрывается льдом. — Мне всё это противно, Малфой. Секунду он просто смотрел на неё с прищуром, а затем сделал то, что автоматически снимало цепи. Обошёл Грейнджер, которая готова была свалиться на колени от напряжения, открыл дверь, и хлопок прошёлся хлёсткими ударами плети по всему её телу. Малфой ушёл. Гермиона выдохнула, смаргивая слёзы, и опёрлась ладонью о парту. Держаться. Держаться на ногах, как бы невозможно это ни было. Она осознавала, что только что сделала, и цепи ведь только что оказались сняты. Серые, такие кофейные, морозные. Упали на пол, освобождая и пуская в свободное плавание. Она была свободна. Но тогда почему стало ещё паршивее, а рёбра раскрошились, прахом оседая где-то в желудке? Почему стало больнее? Почему так плохо, если жизнь без него — это всё, о чём она просила последние... Бёдра ударились о парту, вскрик растворился в губах, которые сминали её рот и талию, ломая кости, выбивая дыхание. Она не понимала, что происходит, до мозга доходило всё будто через болезнь, наложенный жгут и настойку Помфри для сна. Но одно Гермиона почувствовала точно: её губы отвечали, а руки сжимали рубашку. Он не ушёл. Малфой здесь или у неё уже галлюцинации? Или психика не выдержала? Грейнджер оттолкнулась, как умирающая вбирая воздух ртом и даже не собираясь убирать слюну, протянувшуюся между ними. — Но я.. — Когда ты врёшь, у тебя дрожат ресницы, а ладонь сжимается в кулак, — хрипло произнёс Малфой, и Гермиона опустила взгляд. А затем разжала кулак и уставилась на небольшой след от ногтей. Чёрт. — Я не позволю тебе лишиться меня, Грейнджер, сколько бы ты не врала. — Почему? — сглотнула она. — Зачем тебе это? — Потому что иначе тебе будет херово и ты станешь такой же, как я, — наклонил Малфой голову, касаясь её волос. — Я этого не допущу. Мир не выдержит двух Малфоев. Мир не выдержит потерю тебя, Грейнджер. Гермиона молча смотрела на его лицо, анализируя каждое слово и не зная, что сказать. Что на это по всем правилам должна ответить. Может?... — Ты переоцениваешь... — попыталась изменить его слова Грейнджер. — Замолчи, — заткнул её Драко, накрывая губы своими. Гермиона позволила себе две секунды контроля, и сразу после поняла, что слишком слаба, чтобы не сойти с ума. Зарылась пальцами в светлые волосы, притягивая его ближе к себе и пробуя Малфоевкие губы на вкус словно в первый раз. Драко коснулся пальцем её ноги и медленно повёл вверх, ко внутренней части бедра, вызывая мурашки на её коже. Его пальцы по-хозяйски немного стянули колготки вниз, проникнули под юбку и отодвинули бельё. Гермиона судорожно выдохнула, теряясь в одновременных касаниях его губ и пальцев. Длинные пальцы кружили по клитору, ускоряя темп, и Грейнджер приподнялась на носочки и опустилась, потому что ей было недостаточно. Жажда, жажда затапливала разум, и она требовала ощутить наполненность. Малфой ухмыльнулся ей в губы и мягко ввёл два пальца, проталкивая их настолько, чтобы Гермиона в первый раз заскулила от нехватки насыщения и неудовлетворённости, но закусила губу и оторвалась от рта Драко во второй, издавая такие звуки, каких потом точно будет стыдиться. Ей казалось, что она отдавала ему сейчас недостаточно, что действовал только один Малфой, пока Грейнджер получала удовольствие. Но когда Гермиона попыталась прильнуть к нему и оставить засос, расстёгивая рубашку, Драко не позволил сделать этого, резко убирая пальцы. — Нет, — проскулила Гермиона, сжимая ноги, но Малфой подхватил гриффиндорку за ягодицы, сажая на парту, и раздвинул сжатые ноги, собираясь сделать всё без её вмешательства. — Тогда забудь обо всём, Грейнджер, — опалил дыханием её ухо, и если честно, Гермиона была способна только на то, чтобы кивнуть и откинуть голову назад. Нарастающий темп внутри неё заставил перестать хотеть делать вообще что-либо кроме того, чтобы приоткрывать рот и выдыхать. Спустя непонятное ей количество времени Гермиона закусила губу, чувствуя всё быстрее разрастающийся шар жара внутри, и затуманенным сознанием сказала себе о том, что всё ещё не разгадала затею Драко. — Сама себе помощник? — хмыкнул Малфой, и Грейнджер открыла глаза, не понимая, о чём он. Его взгляд был направлен на её грудь, и Гермиона посмотрела туда же, потому что... Брови взлетели наверх одновременно с очередным стоном, вырвавшимся из поджатых губ, когда она увидела свою руку, сжимающую собственную грудь. Когда? Она даже не осознала момента, когда сделала это. Щёки покраснели ещё больше, и Грейнджер захотела что-то сказать, чтобы оправдаться или... Просто сказать, но ощущения внизу снова путали мысли. — Так ты делаешь это, когда меня нет рядом? — произнёс Драко, и почему-то Гермиона была уверена, что сгорела. От стыда и возбуждения одновременно. Но, видимо, его целью не было пристыдить её. Малфой отнял руку от талии Грейнджер и сжал её вторую грудь, срывая с губ девушки глубокий звук. Наверное, это выглядело странно. Но, честно говоря, ей было чертовски плевать на это. У Драко получалось отнимать у неё чувство стыда также быстро и легко, как и вынуждать ощущать. Её колготки и бельё оказались на полу, и когда Гермиона снова жалобно посмотрела на Малфоя из-за пустоты внутри, он приподнял её тело и подвинул дальше, к середине парты. — Согни ноги и поставь их на парту, — кивнул Драко, и Грейнджер подчинилась, прикусывая губу и наблюдая за ним. И не думая почти ни о чём, кроме удаляющейся разрядки. Но чутьё подсказывало ей, что всё ещё впереди. Малфой шагнул назад и опустился на колени. — Что ты хочешь... — нахмурилась Гермиона, сглатывая и начиная догадываться. Звоночек тревоги уколол грудную клетку, и она начала нервничать. — Догоняю норму твоей физической активности, — хмыкнул Драко и обхватил бедро ладонью. Грейнджер распахнула глаза, представляя, с какого ракурса Малфой сейчас смотрит и что видит. Щёки разгорелись, и она поспешила сомкнуть колени и опустить ноги. — Нет-нет, мне кажется, я не.. — Не что? — Малфой остановил её паникующие движения и развёл ноги обратно, сжимая бедро сильнее и целуя его внутреннюю сторону. Гермиона выдохнула от ощущения его губ в этом месте и подумала, что если так приятно тут, то как будет там? — Не хочешь? Твоё тело так не думает, Грейнджер. Он перевёл взгляд прямо в неё. — Ты чертовски влажная, — Гермиона чуть не задохнулась от сопоставления его слов и картинки в голове, но не то чтобы выражение лица Драко оправдывало её смущение, — и этого показателя мне хватит, чтобы продолжить. Давай, Грейнджер, отпусти контроль. Ты охуеешь, насколько это может быть приятно. И прежде, чем она хоть как-то отреагировала, кивнула, пискнула или просто вдохнула кислорода, Драко вобрал воздух, губами касаясь её клитора, и Гермиона откинула голову назад, сжимая край парты. — Отпустить контроль, да, — пролепетала она, соскребая верхний слой древесины. Ему параметры были неважны, значит, ей тоже. Малфой скользнул языком внутрь, и Гермиона дёрнулась, резко вскидывая ладонь и прижимая ладонь ко рту. Чтобы не кричать так сильно, потому что.. Потому что. Чертовски. Сильно. Драко кружит по ней, помогая себе пальцами, и Грейнджер не выдерживает напряжения в локте, кожа почти, кажется, стёрлась — так сильно упиралась в парту. Поэтому она подалась бёдрами ему навстречу, легла на парту и запустила ладонь в светлые пряди, чувствуя малейшие движения его головы и пропадая-пропадая-пропадая. Малфой вобрал в себя клитор, надавил большим пальцем на одну из точек, и Гермиона выгнула поясницу, хватаясь рукой за край парты за головой и больше не сдерживая себя в звуках, которые кричала. Или пищала, или молила, или шептала, она не слышала ничего, кроме шума в ушах. Казалось, кровь сейчас взорвёт вены ко всем чертям. — Мерлин, — вздохнула Грейнджер, выгибаясь ещё больше. Это было похоже на писк. — Прошу.. Я.. Да, господибоже, да, так, ещё чуть-чуть.. Сердце грохотало, грудная клетка вздымалась так сильно, словно тикали часики бомбы. Тик-так, тик-так. И Гермиона чувствовала это. Этот нарастающий гам, приближающийся цунами, готовый снести всё вокруг, и ей казалось, что она сейчас взорвётся, разнесёт себя по частям, она просто... Один и ногтей надломился, когда Грейнджер до треска сжала этот несчастный край парты. Пальцы на ногах сжались, но она снова не осознавала, что делало её тело, только здесь и сейчас, здесь и сейчас. В глазах потемнело. в них плясали звёзды, а ещё лицо Малфоя, и Гермиона думала, что сейчас вырубится. Или отключится. Или это одно и то же? Она никогда такого не ощущала. Чёрт, со всем её словарным запасом Гермиона понятия не имела, с чем это можно было сравнить. Но Драко оказался прав: она охуела, насколько это может быть приятно. — ..сибо, что вытащила меня из Азкабана, прости за грязнокровку и с праздником, Грейнджер, — смутные слова дошли до сознания откуда-то издалека. Она ещё не до конца пришла в сознание, поэтому ей понадобилось время, чтобы действительно услышать. — С каким праздником, Малфой? — хрипло спросила Гермиона, опуская колени и юбку и приподнимаясь на локтях. Драко стоял возле двери, касаясь ручки и смотря на Грейнджер. Странным, долгим и глубоким взглядом. — Если это что-то изменило, приходи ко мне завтра днём, Грейнджер, — он опустил ручку. — Вернее, уже сегодня. Не успела Гермиона открыть рот, как Драко вышел, оставляя её со своими ощущениями и чувствами один на один. Она ведь толком ему ничего после этого и не сказала, не считая вопроса. Так было лучше? Восстанавливая дыхание, Грейнджер так и не поняла, о каком празднике шла речь. Может, это была метафора к... Взгляд наткнулся на красное сердечко, парящее над цветами. Гермиона распахнула глаза. Вернее, уже сегодня. Четырнадцатое февраля. Оно наступило семь минут назад, секундная стрелка неслась со скоростью снитча вперёд. Как так можно? Неделю управлять подготовкой к этому дню, зарываться с головой в делах, и всё равно забыть про него, не суметь понять, о каком празднике говорил Драко. Драко. Чёрт. Она снова назвала его по имени. Чёрт-чёрт-чёрт, всю неделю даже мысленно Грейнджер произносила только его фамилию, чтобы отучить себя, чтобы забыть. Но после... после такого тяжело называть человека по фамилии. Но что дало его извинение? Что на этот раз?. Грейнджер подвинулась к краю парты, накрывая лицо руками и выдыхая. Бельё валялось где-то внизу. Она знала, что должна была отпустить его. Знала, что так будет правильней, что так должно быть. Потому что иметь его рядом неправильно. Скажите ей осенней кто-нибудь о том, что через несколько месяцев она вместе с Малфоем будет, к примеру, идти по зимнему Хогсмиду, выкравшись из Хогвартса, Гермиона бы рассмеялась и покрутила у виска. Ведь это же бред. Бред для осенней Гермионы. Оно тянуло. Протягивало леску, которая резала кожу, вплеталась в куски кожи и присваивала себе. Всё это была приятно, ложилось морфием на язык: ты чувствовал, как кайф тебя затягивает, как тебе до безумия хорошо. Но эффект всегда проходит. Должен, чёрт, проходить, но только в её случае эмоции и ощущения никуда не уходят: Грейнджер трезвеет и понимает, что боль тянет на дно, что прошлое должно оставаться в прошлом. Что нужно научиться отпускать. Но как сделать это, когда знаешь, что после леска лишь натянется сильнее, лопнет, и тебе придётся трясущимися руками затягивать узлы в мольбе не разрушиться? Потому что привязанность слишком сильная. Потому что связь перешла все грани. Потому что чувствуешь. И в такие моменты правильность кажется абсурдом. Как может быть правильным то, что причинит боль? Что вырвет частичку цельного организма, одного целого, уничтожит кварц в часах? Ведь без него не будет работы. Всё вокруг замрёт. Кто вообще сказал, что отпускать людей против своей воли правильно? Что ставить в приоритет, судить по негативным моментам лучше, чем в решениях опираться на что-то более светлое, чистое, тонкое? Хрупкое. Какой псевдомудрец? Идиот. И поэтому она бы не смогла отпустить, даже если бы захотела. Даже если бы попробовала. Всё равно в одну из дождливых ночей ноги завели бы не на ту дорогу, и они вернулись к отправной точке. Непройденный кармический урок? Возможно. Одна и та же ошибка? Может, оно. Это значит, они никогда не освободятся друг от друга? Если так, то Гермиона снова ошибётся. Грейнджер спрыгнула с парты, надела бельё, колготки, поправила юбку и затянула галстук. Если это что-то значило, приходи ко мне завтра днём. И Гермиона знала, какое решение примет.***
Она не пришла. Малфой не хотел себе признаваться, что прождал её весь день. Не хотел соглашаться, что надеялся, что она придёт. Нет, даже не так. Что был уверен, что Грейнджер придёт. Она ведь так часто выбирала неправильно. И Драко видел её вчера, помнил её взгляд, который был весьма однозначным. И не мог. Не мог, блять, поверить, что ошибся. Что понял её не так, что решил, что их пропитанная ядом связь не позволит одному из концов отвалиться, оставить в покое другой и перестать тянуть. И какого-то чёрта от этого было ещё паршивее. От осознания, что, видимо, он думал больше, чем оно было на самом деле. Но она ведь сказала. И слова Грейнджер никогда не расходились с делом. Так что повлияло? Девчонка Уизли изменила своё мнение и подначила подругу прислушаться? Нет, это маловероятно. Её рыжий братец и Поттер? А вот это возможно. И если кто-нибудь из них посмел остановить Грейнджер от самой себя, то Малфой... Драко рассмеялся, сжимая переносицу и проводя ладонью по лицу. — Что смешного? — глянул на него пуффендуец, который час от часу бурчал о том, что всех пустили на праздник влюблённых, а их нет. Пока Малфой не рявкнул на него. После этого всё время было невозможно тихо. Хотя, если признаться самому себе, то Драко тоже хотел бы попасть на это выплясывание розовых людей. Но не ради блевотно-красной мишуры и сладостей. Нет, чтобы найти Грейнджер и привести в лазарет самому, потому что её всё не было и не было. — Это просто сюр, — покачал головой Малфой. — Просто пиздец. Он поднялся с постели и босой прошёл до туалета, вставая напротив зеркала и опаляя лицо водой. Блять, какой он жалкий. Это просто смешно. Ты просто жалкое посмешище, Малфой. Перебирает все возможные варианты, кроме главного и очевидного: Гермиона сама, без чьего-либо влияния выбрала себя. Выбрала спокойную жизнь. Сделала правильный выбор. Чёрт возьми, это было правильно. И Малфой хотел порвать на части эту правильность. Он рывком закрыл херов кран и опёрся руками о край ванны, смотря в собственные глаза. В собственные. Пустые. Серые. Глаза. Сколько раз его руки опускались? И сколько раз их поднимала Грейнджер. Сколько раз он думал, что жизнь настолько дерьмовая, что идея снестись с Астрономической башни была упущенным решением? И сколько раз Грейнджер становилась той случайностью, которая выводила из равновесия и вынуждала ставить цели, которые выдёргивали со дна и отворачивали от ветра на той самой башне. Сколько раз он верил, что его одиночество и холод — его лучшая жизнь? И сколько же раз Грейнджер рушила все стереотипы своим чёртовым теплом, улыбкой чужим людям и вовсе не холодными руками. Он считал, что нужно брать. Она сумела показать, пускай и против его воли, как отдавать. Нет, он ни черта не стал лучше. И нет, он не стал судить о людях иначе. Но он стал чувствовать. Он стал ощущать, он, чёрт возьми, стал жить. Потому что Грейнджер помогла. Потому что Грейнджер услышала. Услышала то, что не слышал никто, увидела скрытое и выдернула это на поверхность с такой силой, что Малфой все ещё откашливал кровью. Заставила чувствовать его эту нужду. Эту убийственную, тягучую, медовую, коричную, гвоздичную нужду, без которой всё теряло значение и становилось блеклым. Она ему нужна. Она, блять, была всем, что ему нужно. Грейнджер была всем, что он хотел. И всем, что он потерял. — И никто кроме тебя одного в этом не виноват, — хмыкнул Драко, продолжая смотреть на себя. Хотелось отвернуться. — Поздравляю с проигрышем, Малфой. Игра была окончена. Драко вытер лицо и вернулся обратно, вскидывая одеяло и выдыхая. Потолок казался уже не таким белым, кстати. Да и в целом обстановка была не настолько херовой. Обычный белый, обычный серый. Всё вокруг было обычным. — Эм.. У тебя всё окей? — робко спросил пуффендуец, имя которого Драко так и не потрудился выяснить. Хотя Помфри пару раз даже произносила его при нём. — А ты у нас что, вроде местного мудреца? — скривил губы Малфой. — Нет, но.. — парень натянул одеяло повыше, чувствуя себя неуверенно и уязвлённо. Тут он подобрался и посмотрел немного смелее: — Я вообще-то с тобой тут в одном пространстве сплю, и хочу быть уверен, что ты снова что-нибудь не.. — Бред, Броди или как там тебя, — приподнялся на локтях Малфой, и парень умолк, следя за ним. Драко выдержал паузу, а затем сощурился и ледяным тоном произнёс: — Отъебись от меня, или следующим, что я разнесу к чертям, будет твоя башка пока ты спишь. Малфой откинулся обратно, выдыхая. Его бесил этот парень. Бесила кровать. Бесила эта сука, которая сначала пообещала, которая кинулась вместе с ним в омут с головой, а затем сумела выкрутиться и вынырнуть обратно, оставляя его одного. Лгунья. Чёртова лгунья и дрянь. Он её ненавидел. — Пошла ты нахер, — вслух произнёс Драко, переворачиваясь и снова утыкаясь в ненавистную звезду. Забини подкинул ему изъятую Макгонагалл пачку сигарет, — и на вопрос Драко, каким образом, Блейз лишь пошутил об итальянских умелых ручках — и поэтому уже через секунду зажёгся второй, куда более близкий, чем на этом сраном небе огонёк, от которого пустился дым. Она бы сейчас сказала, что в лазарете курить строго-настрого... Нет. Нет. Пошла. На хер. Теперь ему плевать, что бы она сказала. Не то чтобы ему и раньше было важно, просто... Просто это чувствовалось иначе. Было иначе. А теперь всё по-другому. Как там Грейнджер ему вчера ответила? Всё в прошлом. Да, в прошлом, минуты назад которое всё ещё было настоящим, поэтому ощущалось как только что допитая бутылка вина: её уже нет, но на языке всё ещё горчит. Он скурил штук пять, прежде чем сдержал себя от того, чтобы смять и выбросить все оставшиеся сигареты к чертям. Потому что они казались не тем. Всё было не тем. И прежде, чем никотин взял своё, вырубая его сознание. С так и оставшимися на кровати скуренными бочками сигарет и открытым портсигаром. Ему правда плевать, даже если бы на утро у него случилось отравление. Даже если бы он сдох. Потому что смысла в другом больше нет. Ведь его привлекало и тянуло странное, а жизнь вдруг стала до чёртиков однообразной.***
— Нет, сколько не назначай время приёма лекарств, всё равно пока самостоятельно всё не проконтролируешь, толку никакого не будет! Чей-то голос всё больше вырывал Драко из сна в реальность. Он приоткрыл глаза и увидел перед собой нахмуренное и раздражённое лицо целительницы, которая смотрела на него с прищуром. Наверняка до этой её реплики следовали ругательства о валяющихся на кушетке сигаретах и оставленном на тумбе портсигаре, который Малфой не потрудился убрать. Драко опустил ладонь на предполагаемое место окурков и провёл по нему рукой. И нахмурился, когда ничего не нащупал. Он приподнялся на локтях, щурясь от идиотского солнечного луча, режущего глаза, и посмотрел на свою тумбу. На которой не было портсигара. — Вы их уже убрали, да? — печально-раздражённо спросил Малфой, но не с такой долей досады, какую испытывал бы, не предусматривая подобный исход ночью. — Две, три... — отмеряла капли мадам Помфри, прищуривая глаза. — Что убрали? Малфой нахмурился ещё больше, вот теперь правда раздражаясь. Он ненавидел не понимать. Драко провёл ладонью по лицу, уничтожая остатки дрёмы, и проанализировал ответ целительницы. — То есть вы ничего не находили на кровати этим утром? — с расстановкой уточнил слизеринец. Помфри размешала содержимое стакана ложечкой и всунула Драко в ладонь. — Выпейте до дна, без остатка, — она отряхнула ладони и стала собирать различные колбочки. — И нет, кроме вас, мистер Малфой, проспавшего назначенное время приёма настойки, я никого и ничего в этой постели утром я не находила. Думаю, вам следует больше отдыхать и не бегать по коридорам, чтобы не казалось всякое. Помфри не стала дожидаться новых вопросов пациента и убежала к себе в кабинет, видимо, уже выдав всё необходимое тому пуффендуйцу. Драко перевёл взгляд на его кушетку и довольно хмыкнул. Она была пустой. И либо он испугался его угрозы и свалил куда-нибудь в свою барсучью нору, либо его выписали. Одним придурком меньше. Смешанная целительницей жидкость опалила горло, падая в желудок, и Малфой сморщился, пару раз откашливаясь. Невозможная блевотная гадость, к которой даже не применили заклинание нейтрализации вкуса, как всегда для него делали эльфы и колдомедики в Малфой Мэноре. Ещё он любил, когда к этому заклинанию примешивали что-то сладкое вроде черешни. Да, было бы славно, если бы для него так сделали и здесь. Драко со стуком поставил стакан на тумбу. Вопросов меньше не стало. Где оставленные им окурки сигарет и портсигар? Если для этого потрудился сам Салазар, то он.. Брови взлетели вверх, когда Малфой наклонился вперёд, чтобы пройти в ванну, и наткнулся взглядом на собственный портсигар, лежащий в самой глубине открытой полки в тумбе. Так, чтобы никто посторонний не нашёл. Чтобы какая-нибудь мадам Помфри не нашла. Драко достал его и хмыкнул, подбросив в руке. Забини. Наверняка это он после завтрака зашёл к нему и применил все свои лучшие качества, прибрав дерьмо за другом. Правда, странно, что он не хлопнул у Малфоя над ухом, чтобы разбудить самым забавным, как бы он сказал, образом, но ладно. Может, у него за эти восемь день проснулось сострадание. Драко убрал к себе в карман и встал, поправляя чёлку и разминая шею. Чёрт, ему снилась она. Какие-то слова, прикосновения, ошмётки воспоминаний о вжатом в стену теле. Малфой не помнил, так всегда происходило с его снами, если он ложился спать накуренным. И если честно, то он был даже рад. Так было гораздо проще не думать и не вспоминать. Он снял часы и положил их на тумбу, разворачиваясь и, сунув руки в карманы, пошёл к уборной. И тут же замер. Разве на тумбе у него раньше стояла эта коробка? Не разворачиваясь, Малфой сделал несколько шагов назад и только потом обернулся, прокручивая обстановку его кушетки. И нет. Даже когда он, обкуренный, лёг в кровать, чёрная покоцанная чем-то древесина была пуста. Драко обернулся и наклонил голову, рассматривая предмет. Белая ничем не примечательная картонная коробка, вокруг которой была обмотана тонкая еле заметная розовая лента. Было ясно, что она была там изначально, и никто специально её не наматывал. Слишком идеально подходила по параметрам. Малфой сел на кровать и взял коробку в руки с такой подозрительностью, словно из неё в любой момент мог выскочить боггарт и нарваться на него. Но Драко не доверял ничему, что появлялось из неоткуда. И никому тоже. Хотя с последними бывали исключения, которые лучше бы были сожжены в камине, как остатки чего-то целого. Никакой поясняющей записки сверху не было. Может просто выбросить? Нахера ему какая-то коробка с неизвестным содержимым? Да, это было бы логичнее всего. Малфой пересёк лазарет и потянулся за палочкой, чтобы заклинанием приоткрыть мусорку, и локтем задел крышку коробки. Она съехала, и под ней показался белый оборванный клочок бумаги, явно оторванный от какой-то уже ставшей ненужной тетрадки и всунутый без претензии на какой-то более презентабельный вид. Драко убрал палочку и сделал пару шагов назад, вытаскивая записку. Он выпустил воздух из груди, ощутив, как идиотский, правда тупой орган сделал пару ударов, выходящих из общего ритма биение. Ну что за дурацкое клише? Почему нельзя без подобной херни? Но он просто держал лицо, держал маску, потому что на самом деле полностью утопал в выведенных завитушках на бумажке. Я не буду тебе ничего дарить. Ты всё равно не заслужил, даже не смотря на твоё циничное благодарность-извинение-поздравление. Это остатки сладостей со столов после праздника, который шёл весь день. — И которым ты весь день руководила, — хмыкнул Драко, качая головой. — Всё ясно. Ясно, что он идиот. Ясно, что его вчерашнее поведение и мысли ночью можно было смотреть как комедию с покорном и закинутыми на стол ногами, зная, что в реальности всё было по-другому, нежели он надумал. Что Грейнджер не выбирала не приходить. Она просто не смогла. Драко подошёл к окну и сел на подоконник, ещё раз пробегаясь глазами по строчкам, читая и думая, какая же она всё-таки сука. Написать так, чтобы бесить через буквы. Но сука, которая его. Потому что всё, что у Драко Малфоя не отбирали и что от него не уходило, автоматически становилось его, пока он сам не захочет от полученного избавиться. Чёрт, и если бы это печенье было не от её рук, он бы не стал его есть. Чёрт знает, откуда оно на самом деле, но почерк и характер был Грейнджеровский, так что она не лгала. И Драко просто закинет в рот выпечку и подавит в себе тупое и жалкое желание улыбнуться. Заткнись и жуй, Малфой. Просто жуй. Он взглянул на стену возле подоконник. Салазар, какой всё-таки белый раздражающий. И какой серый скучный. За окном не было снега. Он сошёл, пока Малфой валялся в этой издохшейся кровати. Драко хотел бы, чтобы Грейнджер дождалась его пробуждения и отдала недоподарок лично, чтобы он убедился, что это она. Что она пришла. Что она снова приняла неправильное для всех и себя, но правильное для них решение. Что это всё реально. Но он понимал, что так лучше. Потому что увидеть её и вспомнить все свои мысли сегодня ночью... Блять, херов стыд, хотя Драко ни разу не ощущал это чувство после того, как закончил четвёртый курс. Никогда. Так что это можно было назвать жалким поведением, а не стыдом. Да, она. Жалость мыслей. А ещё теперь он жалел, что не помнил свой сон. Что в нём сказала Грейнджер, когда он прижал её к стене? Как запрокинула голову, как звучал стон, который он бы выбил из неё резкой сменой нежности на грубость? И да, он всё ещё её ненавидел. Вот что не изменилось с ночи. Потому что Малфой даже думал, что она провернула всё это специально и наврала про то, что была занята праздником весь день под носом профессоров, чтобы он испытал всё то, что рвало грудную клетку и голову ночью. Чтобы он признался, что нужна. Что чтобы он ни говорил, всё равно чертовски, до нервного срыва нужна. И сделала так по-сучьи, что это версия очень даже клеилась. Потому что это облегчение, которое он прочувствовал сейчас. Эта доза, эти спокойствие и успокоение говорили о том, что он в заднице. Ведь если ночью можно было больше не сдерживать свои мысли и просто думать обо всём и как угодно, потому что сдерживаться больше было не от чего, то сейчас всё вернулось к тому, как было до. Когда Малфой обязан сдерживаться, должен не позволять себе думать. А больше играть в это не получится, потому что он уже сделал то, о чём сказала девчонка Уизли. Он уже признался себе. Возможно, не до конца, возможно, не так, как полагалось в сказках с принцами и принцессами, но по-своему честно. И эта честность ощущалась хрустом имбирного печенья во рту, которое закинул сейчас в рот Драко. На нём сверху было вылито заварным кремом розовое сердце, а центр выкрашен белым. Малфой не любил это праздник из-за вот так вот слюней, но ему было вкусно. Ведь это положила Грейнджер. И он не знал, откуда ему взять силы, чтобы уйти потом. Чтобы сохранить их не изуродованными обязательствами колец. Понятия не имел и представлять это теперь, когда осталось не так уж и много времени до конца, оказалось намного сложнее. Но блять. Он подумает об этом потом, когда завтра уже не будет. А пока он просто усмехнётся, как забавно неровно выводит Грейнджер букву «y» при всех её стараниях в каллиграфии. И представит, как даст ей личные уроки, где научит её идеальному сочетанию размера и наклона букв. Драко ухмыльнулся. О да, он будет отличным учителем. Двери лазарета открылись, и Малфой перевёл взгляд на Забини, который прервал своим появлением его разыгравшиеся фантазии. Вот кретин. Блейз подошёл к нему и сложил руки на груди. — Если ты простудишь свою задницу, никто не станет её лечить, — хмыкнул Блейз. — И я бы посмеялся над тобой вместе с Ноттом, так что не слезай, не слезай, я захвачу попкорн. — Ну ты же идёшь на колдомедика, так что я заплачу бабки, и ты по-дружески вылечишь меня, — ухмыльнулся Драко, и Блейз подставил два пальца ко рту, имитируя рвоту. Малфой рассмеялся и закинул в рот ещё одно печенье. Забини облокотился о стену и посмотрел на него. — Неужто ли Нотт с Паркинсон успели сюда раньше меня и дали тебе отравленные печенья? — вздёрнул бровь он. — Нет, их отравило твоё убогое чувство юмора. Блейз присвистнул, меняя положение рук. — Тогда подарочек от какой-нибудь фанатки? О, смотри, и любовная записочка имеется, — потянулся Забини к бумажке, ровно лежащей на подоконник, и Малфой мысленно обматерил себя, что не убрал её раньше. — Не трожь, — отрезал он и сунул записку в карман, надеясь, что та помялась не особенно сильно. Ему она ещё пригодится. — А чего это? — удивился Блейз, не успев прочитать написанное. — Раньше ты никогда не ленился поглумиться над девчачьими посланиями фанаток, в которых сердечек было больше, чем на прошлых подарках от Паркинсон. Драко закинул очередное печенье в рот, убеждая себя, что что, что он скажет дальше, не изменит обстановку. Не сделает её напряжённее. — Это не от них, — смотря куда-то между деревьев за окном, твёрдо произнёс Драко. А затем резко перевёл взгляд на Забини, потому что тот молчал дольше, чем предполагалось. И о выражении его лица можно было сказать многое, на самом деле. — С каких пор она дарит тебе подарочки на такие праздники? — её фамилия не прозвучала, но это уже было и необязательно. — Это не подарок, Забини, — прищурился Драко. — Да? — хмыкнул Блейз. — А с каких пор ты оправдываешься? Малфой поджал губы, смотря на друга, который, кажется, процентов на девяносто состоял из пренебрежения. — Грейнджер тебя губит, Драко, — прямо заявил Блейз. — Смотри в оба, и я бы посоветовал тебе завязывать со всем этим и неподарками в том числе, пока она тебя окончательно не погубила. Малфой захлопнул коробку, откинул её в угол подоконника и спрыгнул с подоконника, в один шаг оказываясь напротив Блейза. — Связь с Грейнджер не погубила, а спасла, Забини, — почти не размыкая губ, произнёс Драко так, чтобы каждое слово заточенной стрелой долетело до Блейза. — Нарциссу. Меня. Мне кажется, ты должен быть ей благодарен, если ближайшие лет семьдесят, или сколько ты там планируешь прожить, ты хотел прожить, имея возможность в любой момент выпить с другом, а не выбивать пропуск на посещение его в Азкабане. А ты продолжаешь нести херню, которая меня уже бесит и ставит под сомнение, так ли ты хотел моего освобождения. — Не пори дури, Малфой, ты прекрасно знаешь, что я пытался выяснить и понять, как сделать всё, чтобы вытащить твою задницу, — процедил Забини. — Так если это так, то Грейнджер поняла и сделала раньше тебя, оказав тебе, как моему лучшему другу, услугу, — Драко наклонил голову, засовывая руки в карманы, и, сощурившись, наклонился ещё немного ближе к лицу друга. — Поэтому только посмей хотя бы ещё раз открыть пасть в её сторону. Блейз усмехнулся, качая головой, и Малфой сделал шаг назад, сцепив зубы. — Ты меня понял? Я ведь серьёзно, Забини. Ни слова. Слизеринец поднял обе руки вверх, как бы показывая смирение, и опустил голову, вздыхая. — Отлично, — обратно сел Драко и достал очередное печенье. Он знал, что этот короткий диалог никак не повлияет на их дружбу, у них бывали когда-то стычки и посерьёзней. Но это нужно было сделать, чтобы прочертить границу раз и навсегда. Чтобы в очередной раз доказать себе, что он в чертовски глубокой заднице. Но раз так, то Малфой подстроит обстоятельства под себя.