***
— Доброе утро, Пэнси. Девушка, листающая только что полученный выпуск журнала моды, подняла голову, закидывая ногу на ногу. — Привет, Дафна, — заметив подругу, которая уже выходила из гостиной, Паркинсон улыбнулась. — Встретимся на завтраке, — получив лёгкий кивок Гринграсс, которая явно спешила к Блейзу, она вновь вернула своё внимание журналу. Сегодня в гостиной Слизерина было тихо и кроме неё никого не было, что давало возможность спокойно посидеть и поразглядывать моделей, которые красовались на каждой странице журнала. Признаться, Пэнси сама мечтала пойти работать в магическое модельное агентство, но этой мечте суждено умереть. Как и всему прочему. Потому что родители собираются передать ей кое-какую часть бизнеса сразу после того, как она окончит Хогвартс. У неё будет собственное обязательное дело, которое требовалось не просрать, муж и прочие заботы. Так что.. Модель на колдографии отбросила волосы назад и подмигнула. Сучка. Паркинсон резко перевернула страницу, въедаясь глазами в текст и игнорируя поедающую зависть. Ведь та девушка на колдо уже добилась своего. Добилась того, чего не будет у Пэнси. Зато я выйду за Драко, а ты так и останешься одиноким безликим телом на сухих страницах. — Привет, Пэнс, — Теодор сел на диван напротив неё, держа в руке яблоко. Паркинсон, раздраженная, что её одиночество нарушили, подняла голову и не слишком добро посмотрела на Нотта. — Привет. Чего не спится? — она наигранно улыбнулась, всем своим видом показывая желание вернуть всё как было. Вернуть собственное уединение. Теодор, сразу поняв Пэнси, усмехнулся, отзеркаливая позу однокурсницы. — Не старайся, Паркинсон, я не уйду. Она закатила глаза, вновь утыкаясь в уже тысячу раз пролистываемый ею журнал, только чтобы игнорировать Нотта. Ему станет скучно и он просто уйдет. — А где же твой ненаглядный Драко? Неужели не рядом с тобой? — но, видимо, у Теодора были совершенно другие планы. — Ты прекрасно знаешь, что он не обязан и не будет таскаться за мной, как пастух за овечкой, — совершенно обыденно, не поднимая головы, ответила девушка. И это была чистой воды правда, ведь между ними должна была быть небольшая дистанция и свободное пространство. Но что-то оно возникало слишком часто. Пэнси на секунду замерла от неожиданности собственной мысли, а потом сжала губы и отбросила её к чёрту. Это всё влияние Нотта, которому внезапно пришло в голову прилипнуть к ней, и ничего более. — Если бы он вообще находился с тобой дольше, чем тридцать минут в день, — насмешливый тон Нотта слишком резко сменился на серьёзный, наконец заставив Паркинсон оторваться от тупого рассматривания журнала и поднять голову. Взгляд Теодора стал раздражать её и задуматься над тем, с каких пор он решил, что имеет право совать свой нос в вещи, которые никоем образом его не касаются? Да, Пэнси сама очень часто обсуждала свои же отношения и толпа её никогда не смущала, наоборот, была нужна. Но они слышали и внимали только то, что хотела сама слизеринка. Что ей требовалось от них: восхищение, зависть, чтобы просто знали о том, что Малфой её и у них всё хорошо. А вот такие заявления никогда не слетали с языка Паркинсон. Вообще ни с чьего языка. А Нотт это сказал. И это раздражало, потому что рушилась картинка. Когда вообще Теодор начала интересовать её личная жизнь? — Не лезь не в своё дело, Нотт. Ты ничего не знаешь о наших отношениях с Драко, — едко проговорила Пэнси, сощурившись. Слова Тео были неприятны ей, а потому она не собиралась задумываться над ними. Пэнси знает, что они с Малфоем проводят достаточно времени вместе: говорят на завтраке, обеде и ужине за столом Слизерина, сидят вместе вечером в гостиной, когда устраиваются ночные собрания факультета, ходят вместе на уроки, правда зачастую с ними ещё и Блейз, занимаются сексом. У них всё хорошо, Драко по-прежнему с ней и только с ней. Так что слова Нотта не больше, чем ничего не стоящая ложь, которой он непонятно зачем пытается накормить её. Парень растянул ухмылку на лице. — Ну да, совсем ничего. Всего лишь то живу вместе с вами в одном помещении уже восьмой год и вижу вас каждый день. Паркинсон хотела уже снова съязвить, как из прохода вышел Малфой, тут же привлекший её внимание. — Доброе утро, Драко, — она улыбнулась, осматривая его. Как всегда великолепен. — Доброе, Пэнси, — он кинул на неё взгляд и, не останавливаясь, пошёл к выходу из гостиной. — Слушай, Драко, мы с тобой давно не оставались наедине. Может быть сходим сегодня в Хогсмид вдвоём? — эта идея навязчиво засела в голове Паркинсон и она не хотела упустить возможность реализовать её. Малфой остановился у выхода, оборачиваясь. — Сегодня я занят, мне нужно срочно найти Забини. Так что давай в другой раз, — он приветственно кивнул Нотту, после чего скрылся за задвинутой дверью гостиной. Это тоже было не очень приятно, но Пэнси знала Драко достаточно, чтобы привыкнуть. Он сказал "в другой раз", значит ей всё равно удалось склонить его на согласие и они в ближайшее время посидят в каком-нибудь кафе в той старой деревне. Девушка вернула своему лицу равнодушие и пустую улыбку, вспоминая, что здесь сидит Нотт, который с удовольствием обернёт эту ситуацию в свою сторону. Он ведь не знал, что это вообще-то нормально и они с Драко просто проведут время вместе позднее, чем ей бы хотелось. И в груди ничего не колет. И она не будет думать над словами Теодора. — Я же говорил, — он вздохнул, смотря на Пэнси, которая тянула улыбку. Очень натурально, если не всматриваться. — Может у тебя проблемы со слухом, но он чётко сказал «в другой раз», что является просто переносом моих планов с сегодняшнего дня на другой. Так что уймись, Теодор, — Паркинсон искренне верила в свои слова, с каждой минутой всё больше раздражаясь поведению однокурсника. Тео отвёл взгляд в сторону, сжимая губы и хмуря брови. — Ты только зря тратишь время, Пэнс. На этот раз больше не способная сдержать себя, слизеринка вскочила с дивана, захлопывая издание. — Не знаю, что тобой движет, Нотт, зависть или скрытая ненависть к Драко, но ты не имеешь права осуждать меня и лезть в наши отношения. Так что избавься от этой гриффиндорской привычки совать свой нос в чужие дела, — она бросила журнал на диван, обходя Тео и возвращаясь в свою комнату, оставляя однокурсника одного. Хлопнув дверью, Паркинсон села на кровать, обхватывая голову руками. Это её бесило. Всё это. Но ещё больше настойчивая мысль о том, что слова Нотта могут быть правдивы. Просто вымораживало, потому что нет. Нет, это просто нелепое враньё, просто зависть Теодора, ведь у него нет девушки, а они с Драко встречаются уже довольно продолжительное время. Ведь Малфой её уже который год и это ничто не изменит. Пэнси понимала, что война как-то изменила Драко и создала трещину в их отношениях. Это было видно. Но ведь это всё временно и они преодолеют трудности и, если понадобится, то Пэнси готова приложить больше усилий, чем нужно. И она приложит. Как с тем магловским гуру-журналом про отношения, в которых описывались те самые спасительные свободные. Те самые, которые дали им второе дыхание и второй шанс. И это однозначно стоило того, чтобы Пэнси ещё час ненавидела себя за то, что зашла в магловский магазин и купила эти страницы с неподвижными картинками у чёртового магла. Стоило. Она слишком долго боролась за него и не собирается опускать руки и отдавать Малфоя какой-нибудь другой ведьме, которая ничего не сделала, чтобы быть с ним и заслужить место миссис Малфой. Его холодное и отстранённое отношение к ней сменится на тёплое, ведь время лечит, а значит нужно всего лишь немного подождать, пока это самое время дойдет до очереди Драко и поможет ему.***
Гермиона ускоренным шагом направлялась к Большому залу, в который раз опаздывая из-за потери времени и задержки в библиотеке. Ужин подходил к концу, но гриффиндорка не теряла надежды успеть и положить в рот хоть что-то, чтобы её желудок не устроил ей террор из-за пропуска сегодняшнего обеда. Она уже была готова завернуть за угол, как резко остановилась, услышав слова из коридора справа. Запретные слова, которые не произносили достаточно давно, чтобы замереть. И если её память не подводила, то голос принадлежал Гойлу. — Я говорю тебе, Крэбб, Пожиратели не спят. У них точно есть мысли и, думаю, даже какой-то план. — С чего ты вдруг взял? Мы ничего о них не знаем, и пусть пока так будет дальше, чего нам ждать. Услышав слова Гойла о Пожирателях, по спине Гермионы невольно пробежал холодок, заставляя сглотнуть. Нет. Только не снова. Ведь всё в порядке, в грёбаном порядке. Всё хо-ро-шо. Да, вот так. И плевать, что ком, сотканный из лицемерной лжи, снова подкатил к горлу. Сегодняшний случай с Джинни наглядно показал, что никто ещё целиком не оправился от последствий прошедшей войны, и если на секунду представить, что суждено перенести ещё одну.. Нет. Жуть, безнадёжность и уныние. Просто нет. Все на век вперёд насытились кровью и приступами страха, так что новую бойню и бессмысленное кровопролитие ни за что нельзя было допустить. Хотя бы потому что её попросту никто не перенесёт. Никто просто не выживет, если прыгнет в эту мясорубку во второй раз. Но зачем паниковать раньше времени? Пора уже взять себя в руки и не включить внутреннего параноика каждые пять минут. Слова Гойла могут не нести и толики правды в себе, так что не стоит слепо поддаваться страху и тревоге, нужно всё прояснить и тогда уже принимать решение. Вообще составлять какое-либо мнение. Думать, мыслить. Трезво и холодно. Она ещё при себе. — Точно нет, но данные имеются. И ты что, действительно веришь, что сбежавшие просто так сидят? — в голосе слизеринца была нескрываемая злоба и укор. — Нет, ну я.. — Тупица. Конечно нет! Грейнджер ощутила, что голос стал громче, а шаги ближе, и в последнюю секунду успела прижаться к стене, скрываясь в тени, откуда её не было видно. Главное сейчас было не спугнуть этих идиотов, которые додумались обсуждать в общественном коридоре дела Пожирателей. Правда, откуда Гойлу это было известно, Гермионе было совершенно непонятно. Возможно, сведения из вырезки Пророка? Слишком уверенно. — А ты-то откуда знаешь? — осторожно, но не менее настырно, интересовался Крэбб. — Мой.. — Гермиона задела стенку, откуда выпал маленький камушек, тем самым заткнув разболтавшегося Грегори. Слизеринец подозрительно огляделся, шагая вглубь коридора. Пара секунд без дыхания показались Гермионе вечностью, хотя рука непроизвольно потянулась к палочке. Не сейчас. Гойл был слишком близко и у него имелись все шансы заметить скрывающуюся во тьме коридора Грейнджер. Но, так и не дойдя до неё, Грегори скривился и вышел из тени, возвращаясь к своему дружку. — Здесь опасно говорить. Пойдём в комнаты, может там расскажу. Гермиона думала, что от подступившей паники и тревоги её сейчас стошнит. Дежавю, которое она только что испытала, заставило накалиться нервы до предела, а все существующие в организме органы сжаться. И не от страха перед Гойлом, на него ей было плевать. Просто только что надежда, которая сквозила в словах «этот год будет спокойным» исчезла, как последний луч солнца скрывается за горами. Заговоры прошлых лет и решения золотой троицы, как не дать этим заговорам сбыться, с невероятной скоростью пролетали в голове Грейнджер. Несмотря на абсолютное нежелание вновь погрязать в проблемах и способах решить их и спастись, Гермиона вспоминала свой факультет и принадлежность к нему, понимая, что не может просто так оставить это. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы ещё незабытая, почти что свежая, кровавая история повторилась. Она ведь была и есть в Ордене. Она ведь должна. Пока Гойл и Крэбб удалялись, Гермиона восстанавливала дыхание, закусывая губу и лихорадочно решая, что ей делать. Если сейчас не последовать за ними, то она лишится возможности узнать что-то стоящее, способное не дать сбыться каким-то планам Пожирателей, если они вообще были. Вот именно, что только если. А если последует, то придётся перегнать их, проникнуть в гостиную Слизерина и в личные комнаты, чтобы подслушать разговор. Это какое-то безумие, она всё ещё не верила, что происходящее реально. Чёрт бы все это побрал. Выбор был очевиден, и глупо было предполагать, что Гермиона решится на что-то другое. Это съедающая гриффиндорская смелость, которая не раз чуть не свела её в могилу, желание всех спасти и сделать всё самой когда-нибудь просто убьют Грейнджер, потешаясь над ней же после смерти. Но выбора и правда не было. Снова. И, окончательно распрощавшись с едой в этот день и проклиная Мерлина за то, что в Хогвартсе запрещена аппарация, Гермиона с невероятной скоростью помчалась к подземельям, в которых располагались комнаты слизеринцев. Она явно сошла с ума. Чтобы обогнать Гойла и Крэбба необходимо было пересечь самые короткие пути, которые являлись далеко не самыми удобными. Грейнджер бежала и с каждым преодоленным метром всё больше боялась не успеть. Скорее-скорее-скорее. Длинная мантия мешала, путаясь в ногах, из-за чего была большая вероятность, что Гермиона запутается и упадёт, порвав одежду. Но плевать. На всё плевать, потому что жизнь в венах кипит и стынет одновременно. Почему? Холодный воздух морозил открытый рот гриффиндорки и сушил горло, заставлял дыхание сбиваться. Бег не был её сильной стороной, несмотря на то, что за весь прошлый год их с Гарри и Роном странствий уровень выносливости в организме значительно улучшился. Понимая, что вынуждена остановиться и перевести дыхание, Гермиона встала посреди затемнённого коридора, опираясь руками на колени и игнорируя тикающие в голове часы. Несколько секунд. Громко дыша, она повернула голову вправо, вперяя взгляд в многовековую стену. Но что-то в ней смутило Грейнджер, заставив выпрямиться и подойти к каменной опоре замка вплотную. Всё ещё помня, что у неё не так уж много времени, девушка присела, ощупывая стену. Не заметив никаких подозрительных искажений, гриффиндорка была уже готова встать и продолжить бег, как вдруг кожа её руки почувствовала какую-то щель. Пододвинувшись поближе, Гермиона стала следовать вдоль этого разлома, который выглядел слишком уж неестественно, чтобы не смутить такую внимательную девушку, как она. Чтобы интуиция не застучала кулаками по черепной коробке. Ещё одно въедливое качество. Контур трещины в стене напомнил ей силуэт перевёрнутого прямоугольника или.. Её глаза распахнулись из-за только что вломившегося в голову осознания. И как она сразу не поняла, что это не просто трещина, а скрытая дверь тайного прохода в школе? О них не раз говорили Фред с Джорджем, и, кроме их разговоров, об этом писалось в Истории Хогвартса. Полная решимости и подгоняемая истечением времени, Грейнджер толкнула плечом дверь, в попытке открыть. Старая дверь поддалась не сразу, что навело Гермиону на мысль, что вход защищен чарами и необходимо применение Алохоморы, но эта догадка испарилась, как только на четвёртый рывок дверь всё-таки поддалась. Приоткрыв её и проверив, что никого из учеников и учителей поблизости нет, Гермиона осмотрела проход. Ничего кроме начала коридора не было видно, всё скрывалось во тьме, но что-то ей подсказывало, что проход явно никем не вычищался. Никогда. Высота была где-то около трёх дюймов ниже Грейнджер, что заставило бы её немного согнуться, чтобы пройти туда. Но нуждалась ли она в его использовании? Только сейчас она вдруг вспомнила, что проход тайный, а потому карты к нему не имелось. И это создавало конкретные проблемы, ведь запутавшись в нём, выйти будет крайне проблематично. И кроме этого, вероятность того, что Гермиона придет именно к подземельям была не то что мала, просто чертовски мизерной, ведь чтобы дойти до нужного места необходимо знать путь, а у Грейнджер таких знаний не было. Взглянув на одиночный коридор, наподобие которого ей предстояло пробежать ещё не один, Гермиона поняла, что не сможет сделать этого, потому что зелья сил и энергии у неё поблизости не было. А плохой сон не перебивает даже адреналин, кипящий в крови. Вернув своё внимание неизведанному проходу, который существовал в замке с целью сократить путь, девушка шагнула внутрь, моментально включая палочку для освещения. Как и предполагалось, проход не был вычищен, а в углах мельтешились какие-то насекомые, что заставило гриффиндорку скривиться. Но отступать не было смысла, а потому собрав всю волю в кулак, Гермиона быстрым шагом направилась прямо, почти полностью восстановив дыхание. Стараясь не озираться по сторонам и лишний раз не отвлекаться, чтобы не сбиться с попытки запомнить путь и понять примерное местонахождение, Грейнджер почти беспроблемно продвигалась вперёд, прислушиваясь к звукам и ощущениям. Почувствовав на своей руке прилипшую паутину, Гермиона брезгливо смахнула её, желая уже поскорее выйти отсюда. Клаустрофобией она не страдала, но находиться в одиночестве в тёмном замкнутом помещении не очень комфортно. Мысль, что отсюда нет выхода и это давняя ловушка, созданная веками назад предыдущими учащимися, каплей паники наседала на Грейнджер, но та сразу приказывала себе отбросить все сомнения, вспоминая Историю Хогвартса, в которой рассказывалось о таких проходах, в один их которых она сейчас угодила. Это означало, что такие проходы были созданы целенаправленно, а значит имели логичный конец. Замеченная развилка пути выдернула Гермиону из размышлений, заставив напрячься и задуматься. Задержав дыхание и прислушавшись к звукам, Грейнджер с правой стороны услышала слова проходящих мимо учеников, которые принадлежали факультету Слизерин. Улыбнувшись мысли, что через ничтожных пару секунд она уже выйдет отсюда в свет, Грейнджер быстрым шагом направилась в проход, что вёл прямо, а не в правую сторону. Убедившись, что поблизости никто не проходит, Гермиона толкнула дверь, которая поддалась значительно быстрее, чем прошлая. Ступив на каменный пол, Гермиона выпрямилась, тут же захлопывая дверь и озираясь по сторонам. Как и предполагалось, рядом никого не было, а потому девушка наложила на себя Дезиллюминационные чары, скрывающие её. Примерно прикинув затраченное ею время, гриффиндорка удовлетворённо хмыкнула, понимая, что по проходу она добралась до гостиной Слизерина минут за семь, когда бежать было минимум пятнадцать, и то, если не считать её передышки. Повернув за угол, Гермиона увидела стену, которую раньше считала тупиком, но по всей видимости именно этого и добивались слизеринцы. Подойдя ближе, Грейнджер стала перебирать в голове все возможные пароли, которые только могли бы быть у змеиного факультета. Но вариантов было слишком много, и каждый из них не являлся стопроцентной гарантией правильного ответа. Точную вероятность рассчитывать было некогда. — Зелёная маска? — тихо и не очень уверенно попыталась Гермиона, но стена осталась стоять на прежнем месте. — Чёрт, — прошипела Гермиона, становясь в безвыходную ситуацию. Перебирать пароли можно было вечно, а такого огромного размаха во времени у неё совершенно не имелось. Девушка услышала позади себя голоса и резко развернулась, осматривая приближающихся. На секунду она испугалась быть замеченной, что повело бы за собой крах её плана, но слизеринцы смотрели сквозь неё, и это заставило Грейнджер вспомнить, что та под чарами невидимости. — Неподдельная хитрость, — между диалогом произнёс пароль ученик, и на стене появилась дверь, к которой двинулись ученики. У Гермионы не было времени разбирать значение пароля Слизерина и что оно под собой скрывало, хотя и так можно было прочувствовать надменность и чувство превосходства над другими составляющими факультетов, поэтому она воспользовалась подвернувшейся удачей, проскользнув вслед за тараторящими слизеринцами. Раннее Грейнджер не доводилось побывать в гостиной Слизерина, представляя их жилище только по рассказам Гарри и Рона, поэтому она позволила себе потратить пару секунд на рассматривания места. Холодные, мрачные, в основном тёмно-зелёные тона, древние гобелены и старинная мебель из тёмного дерева. Всё это было полной противоположностью её родной башни Гриффиндора, которая была настолько уютной и тёплой, что имела право называться вторым домом Гермионы. Это заставило почувствовать себя неуютно, обхватив предплечье руками. Но, вероятно, дело было не только в неуютной обстановке, но и в температуре воздуха, которая была здесь явно ниже нормы. Но использовать согревающие чары Грейнджер всё же не стала, подумав, что это может ослабить уже применяемые дезиллюминационные. Как бы ни было, нельзя отрицать, что у слизеринцев явно имелся вкус, раз их гостиная была, пусть и строго, но атмосферно обставлена. Кинув взгляд на сидящих возле камина, который нисколько не согревал, учеников, Гермиона не обнаружила ни Крэбба, ни Гойла. Признаться, отсутствие Малфоя, которое она отметила на краю сознания, порадовало её не меньше. Надеясь, что в комнате тоже никого из них не будет, и Грейнджер успеет спрятаться до прихода Крэбба и Гойла, девушка прошла к комнатам мальчиков. Пускай на ней и были Дезюллминационные чары, лишняя страховка в виде скрывающего её объекта, на чью бы роль отлично бы подошёл шкаф, нисколько не помешает. Пройдя вдоль всех комнат с первого по шестой номер, Гермиона остановилась на номере семь, что обозначал принадлежность к курсу. Комнат с таким номером было две и Грейнджер нахмурилась, соображая, в какой из комнат жил бы Гойл. Но никаких зацепок или подсказок, за что можно было бы ухватиться для размышления, не было, поэтому Гермионе пришлось прибегнуть к варианту «наугад». Самая её нелюбимая вещь — неизвестность. Почти самая. Отворив дверь, которая предательски скрипнула, Гермиона вошла и оглядела комнату. С облегчением выдохнув, что та оказалась пустой, девушка принялась искать предметы, которые по её памяти принадлежали Гойлу. В самой комнате стояли три тёмные кровати, которые нужно было незаметно обойти и проверить на содержание знакомых вещей. Спальное место посередине привлекло её внимание, заставив подойти. Золотые часы, что лежали на тумбочке из уже увиденного тёмного дерева, имели герб семьи Гойла, в чём Грейнджер была уверена, потому что видела его раньше. Обрадовавшись, что не придётся лазить из комнаты в комнату, Гермиона огляделась, думая, что лучше подойдёт для укрытия. У слизеринцев было два черных шкафа, которые, Грейнджер надеялась, не были забиты вещами, чтобы она смогла уместиться в одном из них. Открыв деревянную дверцу того, который стоял ближе к выходу, чтоб в случае критической ситуации быстрее уйти, девушка залезла внутрь, закрывая за собой дверцы. Благо вещей было и правда не слишком много, даже как-то мало, благодаря чему она не оказалась вынуждена быть зажатой и обездвиженной. По её расчёту, через пару минут должны были прийти Крэбб и Гойл, к чему Грейнджер была полностью готова. Она справится с этой лёгкой задачей — просто постоять и подслушать, а потом уйти. Мелочь, Гермиона боролась с ситуациями в разы опаснее, подвешивающие её жизнь на волосок. И побеждала. Просидев в замкнутом помещении минуты две, она переступила с ноги на ногу, стараясь издавать как можно меньше шума, хотя знала, что в комнате находится одна. В тот же момент её одиночество было нарушено и дверь в комнату снова протяжно скрипнула, пропуская пришедшего. Грейнджер тут же напряглась, стараясь дышать как можно тише, пускай, возможно, это были уже крайние меры. Безопасность. Но шаги издавал только один человек, и это заставило её насторожиться, потому что вслед за Гойлом обязан был зайти Крэбб. Гермиона тихо подвинулась поближе к дверцам шкафа и прищурилась, заглядывая в маленькую щёлку, в попытке разглядеть пришедшего. Но отверстие было слишком маленьким, поэтому распознать личность или хотя бы какие-то приметы, которые определяли бы ученика, не получилось. Всё, что Грейнджер смогла понять, так это то, что пришедший скинул мантию со свитером и расстегнул верхние пуговицы рубашки, направляясь к шкафу. Как ошпаренная Гермиона отскочила вдаль мебели, желая скрыться за вещами и унять слишком частое биение сердца, которое могло её выдать, если бы пришедший в комнату ученик прислушался. Годрик, Гермиона, он же не вампир, прекрати нести чушь. Но вещей оказалось мало — что теперь нисколько не радовало — для того, чтобы скрыть её, несмотря на то, что её уже скрывали дезиллюминационные чары. В порядке. Как только дверь шкафа открылась, Гермиона подняла глаза с пола на ученика, и её сердце забилось в два раза чаще, а ладони моментально вспотели. Серые глаза Малфоя, казалось, смотрели прямо на неё, заставляя сильно пожалеть о принятом решении последовать за Гойлом и Крэббом, но Гермиона приказала себе не паниковать и не шевелится, иначе всё точно скатится в задницу. Мерлин, да уже скатилось. Малфой был последним учеником, который должен был появиться, а стоило перестраховаться и поставить его на первое место, придумав запасной план, который сейчас спас бы её. Хотя, возможно, ей стоит перестать накручивать на себя, существовала вполне большая вероятность, что Драко вообще её не увидит. Гермиона молча наблюдала за его действиями, ощущая себя бездушной каменной статуей. Они казались такими обыденными и домашними, что почему-то удивляло Грейнджер, заставляя неотрывно следить. Она мысленно фыркнула такой глупой мысли в её голове. Будто Малфой особенный и ему не положено делать что-то совершенно обычное и с безмятежным выражением лица, а не надменностью и ненавистью, которые постоянно плясали в его радужках. И всё-таки странное ощущение не вырезать, потому что Гермиона видела Драко спокойным и несосредоточенным, пожалуй, впервые. Малфой, держа свитер, резко потянулся за вешалкой, протягиваю руку в миллиметрах от лица Гермионы, что рефлекторно заставило её дернуться в право. Ошибка. Глупая, глупейшая ошибка. На кой чёрт природа вообще создала рефлексы? Проклиная себя, Гермиона чувствовала, как вещи позади неё раскачиваются из стороны в сторону, привлекая внимание парня. Он нахмурил брови и подозрительно сощурился, будто высматривал что-то. Сердце Гермионы готово было выскочить из груди от страха быть пойманной, ведь Малфой бы ни за что в жизни не оставил это просто так, но его медлительность дала надежду, что Драко просто не обратит на это внимания и забудет, возвращаясь к делам. Малфой сделал шаг назад и подошёл к столу, отчего Грейнджер облегчённо выдохнула. Но стоило ей поверить в свою надежду, как она тут же разбилась, заставляя её органы в очередной раз сжаться, а пальцы похолодеть. Гермиона начинала ненавидеть и надежду тоже. Глупое ощущение, хотя её свет помогал ей справляться с болью. Малфой взял палочку, что лежала на столе, и стремительно подошёл обратно к шкафу, вставая напротив, во всё также расстегнутой вверху белой рубашке и брюках. Бежать было некуда и Гермионе оставалось лишь надееться на то, что Малфой просто-напросто не сможет снять чары. Какая глупость. Слизеринец был недурным волшебником и уж точно знал заклинание обнаружения. Но в настолько критической ситуации каждый мог поверить во что угодно, только бы оттянуть ужас. Только бы продлить время. Как Гермиона тянула время тогда, в Мэноре, ощущая дыхание Беллатрисы на своей коже. И, словно прочитав мысли гриффиндорки, Малфой поднял палочку. — Гоменум ревелио! — произнёс Драко, и прозрачный купол, скрывающий девушку, начал спадать. С ужасом Гермиона наблюдала, как её конечности постепенно становится видно, а спустя каких-то жалких пару секунд всё её тело мог не заметить только слепой. Малфой устремил на неё непонимающий взгляд, с ног до головы осматривая, чтобы убедиться, что ему не мерещится. Эмоция шока на его лице тоже была новой для неё. И интересной. — Грейнджер? Какого чёрта?! — он сделал шаг вперёд, резко распахивая дверцы шкафа, которые до этого момента кое-как, но всё же, скрывали Гермиону. — Малфой, я.. — она попыталась придумать действительно разумное оправдание, которое исключало правду, но ничего дельного на ум не приходило, а все остальные варианты казались нелепыми. Возможность рассказать ему про Пожирателей была исключена, потому что Гермиона не знала, как он отнесётся к новости о возможном сговоре приспешников Волдеморта. Пускай Визенгамот оправдал его; это ещё не значит, что у него не было мысли вновь присоединиться к убийцам. Малфой выжидающе смотрел на неё, ожидая конструктивных объяснений. Но, увидев, что Грейнджер молча застыла, то открывая, то закрывая рот, как рыба, в попытке что-то произнести, Драко изменил позу, облокачиваясь на косяк шкафа и ухмыляясь. — Знаешь, на самом деле я даже не удивлён. Эта фраза заставила Гермиону оборвать все свои мысли и попытки что-то придумать, вводя в ступор. Какой идиот поверит в то, что человек не удивится, увидев у себя в шкафу врага? — Да что ты! — вспылила Гермиона, хотя понимала, что сейчас у неё абсолютно невыгодное положение для возражений и предъяв. — Да, Грейнджер. Знаешь, обычно такие, как ты, имеют секреты. Тёмные секреты. И этот — твой, — ухмылка на лице Малфоя стала ещё шире, но в глазах всё ещё трещал холод. — Ты используешь принадлежность к своему факультету во благо собственным грязным прихотям, прикрываясь смелостью и рискованностью. А на самом деле проникаешь в запрещенные твоей заднице места, отчего адреналин переполняет тебя, хорошенько подпитывая, а потом подглядываешь за такими, как я. Ведь тебе прежде не доводилось и никогда не доведется узреть такое искусное тело. — Что за бред ты несешь?! — возмущённо прошипела Гермиона. — И очень смешно наблюдать, как даже в ситуациях, никаким образом не касающихся тебя, ты пытаешься самоутвердиться за счёт других. — Чтобы самоутверждаться за чей-либо счёт нужно иметь низкую самооценку, чем я никогда не страдал. Чего не скажешь о тебе, — он наигранно выдохнул, обводя её печальным взглядом. Фальшиво печальным. Как же её вымораживала черта Малфоя переворачивать ситуацию с ног на голову, ставя Гермиону в ещё более нелепое положение, чем она была до этого. Хотелось просто поскорее убраться из места, насквозь пропитанного им и такими же змеями. Свалить, скрыться, раствориться и вдохнуть чистый воздух. Не отравляющий лёгкие. Но Грейнджер была связана по рукам и ногам ответственностью, которую сама же и взвалила на себя. Отступать было поздно. Бросать начатое было просто нельзя. Поэтому ей требовалось найти другой выход, чтобы избавиться от Малфоя, беспощадно рушившего её план. Часы в голове тикали. Гойл явно скоро придёт в комнату. — Слушай, Малфой, у меня сейчас нет времени препираться с тобой, так что.. — Так я рано обнаружил тебя, верно? Успел снять только мантию и свитер. Какая досада, Грейнджер, — снова перебил Гермиону Малфой, отчего та была готова взвыть, потому что остатки её плана неумолимо рушились. Уже только жалкие остатки. И, из-за нервного напряжения и плана в голове, Гермиона даже не ощутила в полной мере раздражение, которое должно было утопить её в море ложных и омерзительных обвинениях Малфоя. Хотя вопрос, как Драко мог говорить такие отвратительные вещи с настолько невозмутимым лицом, что, казалось, для него это было абсолютно нормой, при том факте, что его аристократическое воспитание должно было пресечь и запретить произносить это вслух, затрагивал мозг. Но Гермиона взяла на вооружение, что Малфою оказалось свойственно ломать предубеждения о себе, выставляя мысли Гермионы насмешкой. Вероятно, в этом была вся его суть: заставлять верить в одно, но под маской слепых убеждений скрывается совершенно иное, нежели было представлено. И этот человек, полный собственных законов и противоречий, выводил из себя убеждённую в своей праведности Гермиону. Что ж, она надеялась, в будущем её осведомлённость о непредсказуемости Малфоя поможет держать ситуацию в своих руках крепче. В будущем? Забавная мысль, но Грейнджер сейчас было не до неё. Нужно было заткнуть Малфоя. — Хватит нести этот похабный бред, иначе мне придётся лишить тебя возможности говорить, — прищурилась Грейнджер. — Я здесь не для твоих шуток или издёвок, ясно? Надменное и нахальное выражение лица слизеринца тут же сменилось обратно на непроницаемую каменную стену, вместо бетона которой были злость и обжигающий холод. — Может ты ещё не поняла, но мне плевать на твои оправдания или истинные цели. Сейчас же выметайся отсюда. — Я никуда не уйду, Малфой. Тик-так. — Грейнджер, у тебя приобретённый комплекс глухоты и отсутствия мозгов? — в голосе прорезалась сталь. — Ты не собираешься сваливать из моей комнаты и моего шкафа? Это не просьба, это приказ, и если не исчезнешь из моей комнаты через секунду, то я вышвырну тебя сам. — Боже, уймись, Малфой, — закатила глаза Гермиона. Ситуация со стороны явно выглядела до ужаса нелепой, но это ни капли не волновало. Пока что. — И комплекс Бога тоже уйми, привилегий и приказов у тебя нет. К тому же, замечу, что я оказалась здесь вовсе не из личных целей, а чтобы, возможно, попытаться спасти Хогвартс или Магическую Бри.. — Мне плевать, — грубо оборвал её Драко. — Убирайся. Гермиона, всё больше теряющая над собой контроль, смотрела в его пустые глаза и не понимала, как человек может быть таким равнодушным. Неужели его и правда нисколько не взволновали её слова о том, что магической составляющей страны может угрожать опасность? Тогда что вообще способно заставить его чувствовать? По окончании Хогвартса обручиться с Драко Малфоем. Мы не сказали, потому что знаем твой сложный характер. Ты бы не поняла, как не понимаешь и сейчас. Мы просто решили разрушить тебе жизнь. Ярость поднималась из глубин, утаскивая Гермиону в пучину тьмы. Вязкой, тягучей. И исходящие от Малфоя разряды ненависти только усугубляли положение, крепче вцепляясь чёрными ладонями в кисти девушки. Ужас и злость, вот что она чувствовала, потому что как с этим человеком можно не то что создать семью, а просто существовать в чёртовой комнате? Только душевно больной согласиться быть рядом с этим человеком. Человеком, от которого даже приблизительно не знаешь, чего ожидать. И её родители посчитали её сумасшедшей. Пусть всё катится к чёрту. Она будет бороться до конца, но не даст этому насильственному браку реализоваться. Не позволит уничтожить себя. Особенно собственным родителям. И чувствовать подступающую боль от их предательства было некогда. Некогда. — Мерлин, Малфой, какой же ты ублюдок! Внимание Грейнджер — от испепеляющего серого взгляда на себя — переняли резво приближающиеся шаги. — Они идут, — вслух для себя повторила Гермиона, бегая по комнате взглядом в поисках нужного решения. — Что ты несёшь? — Драко одновременно выбешивали и слова, что слетали с её развязанного языка, и молчание, которое выливалось в полное отстранение его от ситуации. Время на исходе. И рефлексы сработали сами собой. Необдуманно. Быстро. Мозг не успел проанализировать. Больше не думая ни секунды, Гермиона схватила Малфоя за руки и потянула на себя, заталкивая в шкаф. Благодаря эффекту внезапности ей удалось сдвинуть его с места и затащить, захлопывая изнутри чёрные двери шкафа. — Грейнджер, какого хрена?! — казалось, что Малфой готов был взорвать эту чёртову мебель. И лучше бы правда взорвал. — Тише! — шикнула Гермиона, опасаясь, что их услышат. Ровно в этот же момент дверь в комнату открылась и, наконец, порог переступили Грегори и Винсент. — Ты слышал это? Будто какой-то хлопок? — Гойл прищурился и внимательно осмотрел помещение, в желании убедиться, что здесь они находятся одни. — Нет, я ничего не слышал. У тебя просто паранойя, как и всегда, — Крэбб, у которого и мысли не было, что сомнения друга оправданы, прошёл в дальний край комнаты и сел на кровать. — Заткнись, идиот, — фыркнул Грегори, и всё же убедившись, что никто не появлялся здесь до его прихода, прошёл к своему письменному столу. Гермиона убеждала себя логичной мыслью, что толкнуть Малфоя в своё укрытие было верным решением, иначе бы Гойл и Крэбб заметили её, и никакой полезной информации узнать не удалось. В принципе заметив кого-то постороннего, будь этим человеком даже Драко, Гойл вряд ли начал бы говорить. И всё же мысль, что она будет находиться с Малфоем в замкнутом пространстве неопределённое количество времени ни капли не вселяла надежду, что всё продет удачно. Хотя бы нормально. Мерлин, сегодня лимит замкнутых тёмных мест был ею превышен. Но сейчас проблема нахождения рядом Драко не была главной, так что плевать. Она справится. Как и всегда. Гриффиндорка сосредоточилась и постаралась ещё больше прислушаться к разговорам двух слизеринцев, из-за которых и оказалась в этом дерьме. Сидящий на заправленной постели Винсент наклонился ближе к Гойлу, понизив тон, чтобы говорить не так громко. — Так что ты мне хотел сказать о.. — Не надо имён. Пускай здесь и защищенная территория, лишняя осторожность не помешает, — прервал вопрос друга Гойл, сидящий напротив. Крэбб закатил глаза, вновь проклиная идиотскую паранойю Гойла, которая дышать ему спокойно не давала. Слизеринец не уследил, когда однокурсник успел стать каким-то психом, всех и всё проверяющим. Но что странно, так это то, что таким Гойл становился лишь когда находился вне общества. Как и сейчас, наедине с ним. Малфой, до этого момента вслушивающийся в разговор однокурсников, пытался хоть что-то понять, но ни единая мысль не вязалась с каким-то непонятным сокрытием приятеля, который вёл себя совсем не так, как обычно. И сосредоточиться, когда гнев кипел внутри, было чертовски сложно. Ещё больше бесил настороженный вид Грейнджер, которая продолжала упорно молчать, так и не отпустив его руки с того момента, как вцепилась в него и затащила в это убогое место, за что, если бы не вся эта странная ситуация, Драко прибил её. Давно. — Грейнджер, мать твою, да что происходит?! Её брови тут же нахмурились, а губы стали одной тонкой линией, что выдавало раздражение. Она резко повернулась к нему, смотря, как на невменяемого. Как на кого-то, кто выводил её из себя так же, как она Драко. — Боже, Малфой, ты можешь помолчать! С таким успехом их конспирация долго не продлится, если Малфой и дальше будет пытаться выяснить что-то прямо сейчас. Гермиона уже жалела, что всё-таки приняла это безумное решение скрыться вместе с ним, которое автоматически обязывало её посвятить его во всё. Что он, будь на её месте, конечно же не сделал. Чёртовы рефлексы, заставляющие действовать против воли. — Нет, не могу, когда сошедшая с ума маглолюбка мало того, что проникла в ёбаную гостиную Слизерина, так ещё вломилась в мою комнату и смеет удерживать меня! — Малфой сделал небольшой шаг вперёд, приблизившись к Гермионе и тем самым закрыв от неё двери шкафа, чуть ли не прижав к тёмной стенке. Девушка опустила глаза вниз и, приоткрыв от непонимания рот, увидела свои ладони, которые крепко обхватывали кисти Малфоя. Гермиона была настолько сосредоточена на разговоре Гойла и Крэбба, что совсем не чувствовала, как всё это время сжимала руки Драко. Моментально осознав, что это касание было непозволительно долгим, Гермиона резко опустила руки вниз, отворачиваясь от уничижительного взгляда Малфоя. В принципе, их касание было непозволительным. — Я объясню тебе, что происходит, но не сейчас! Так что будь добр, не издавай ни звука! — тихо прошипел голос Грейнджер, надеясь достучаться до непробиваемого сознания Драко. Тот хотел что-то ответить, что было понятно по его напряжённым скулам, но всё-таки решил промолчать, отступая от раздражённой и одновременно смущенной Грейнджер. Интересно, насколько разрушительной внутренней войны ему это стоило? Но это обнадёжило. Она справится. — Как я уже говорил, у них есть мысли, что делать дальше. Тот, кто считает, что они просто отсиживаются — идиоты, — от слов Гойла будто исходила гордость за действия, о которых он рассказывал. Создавалось ощущение, что он не просто одобряет происходящее, которое упорно двигалось к не самому спокойному будущему, а верит и надеется на это. Крэбб задумчиво почесал голову, осмысливая услышанное. — Но тебе откуда это известно? Гадкая ухмылка Гойла, которая сию же секунду появилась на его лице, заставила ужаснуться и пробежаться табуну холодных мурашек по спине. Она совсем отличалась от надменной, и по сравнению с этой гораздо менее мерзкой и более безобидной ухмылки Малфоя, которая была одним из постоянных сопровождающих его лица. Одна и та же эмоция так сильно может различаться у людей. Грейнджер резко одёрнула себя, понимая, что зачем-то только что сравнила Малфоя с Гойлом, возвышая его ничего не значащее движение губ. Соберись, слабачка. — Узы, — бросил Грегори, доставая бумагу и что-то чиркая пером на ней. — Какие узы? Действительно, какие узы? — Это тебе знать необязательно, — равнодушно ответил слизеринец, убирая пергамент обратно в ящик деревянного стола. Гермиона слегка сжала кулаки, злясь, что осталась без ответа на этот вопрос. Что имел в виду Гойл, говоря об узах, которые имеют причастность к его знаниям о происходящем у Пожирателей? Это могли быть магические узы, которыми мог повелевать любой волшебник, подчиняя ученика. Но тогда бы он вряд ли позволил Грегори упомянуть об этом, да и вообще заикнуться о Пожирателях, которые, если и замышляли что-то, то уж точно не желали освещения их дел и замыслов. Малфой, который тоже пытался расшифровать слова Гойла, да и в принципе весь диалог однокурсников, неосознанно подвинулся вправо, пребывая в своих мыслях, тем самым вплотную приблизившись к Гермионе. Разгадывать истинный скрытый смысл слов стало в разы сложнее, когда Гермиона почувствовала резкое увеличение и так вездесущего запаха морозного леса и кофейного табака. Вещи Малфоя, пахнувшие в точности, как он, окружали её, пытаясь проникнуть внутрь сознания и помешать. Помешать думать, мыслить, сосредотачиваться. И Гермиона стойко боролась с ними, не обращая внимания и усердно вслушиваясь диалог. Но сейчас рядом с ней были не просто вещи с этим манящим запахом, а тот, кто его создал. Гермиона глубоко вдохнула, пропуская в себя и в свой рассудок суть Малфоя. Грейнджер ведомо подняла голову, натыкаясь взглядом на острые скулы и глаза, в которых отражался свет лампы, что падал через щель шкафа. Но этот свет нисколько не смягчал остроту льда во взгляде, наоборот, лишь подчинялся потоку айсбергов и делал радужки голубыми. Серо-голубыми, но почему-то по-прежнему какими-то.. бездушными. Или его глаза тоже имели свойство носить защитные маски? Или это было его настоящее состояние, и масок не существовало вовсе? Драко, заметив на себе взгляд Грейнджер, посмотрел на неё. Словно только очнулась, она проморгалась, закрывая без причины приоткрывшийся рот, и повернулась к щели в дверцах шкафа, который раньше казался большим, но сейчас создавалось ощущение, что свободного пространство не было вообще. Идиотка. Малфой еле слышно фыркнул, переводя своё внимание обратно к диалогу. Стараясь отстраниться и очиститься от дурного наваждения, Гермиона вернула своё внимание Гойлу. — Ладно, как скажешь. Послушай, Грегори, если ты считаешь, что они вернутся, так почему не уходишь? — Потому что, скажем так, не вижу в этом абсолютно никакой надобности. Гриффиндорка нахмурилась, пытаясь составить полную картину, но для этого было слишком той ничтожной информации, которая у неё имелась, было слишком мало. Если то, что она знала, вообще можно назвать информацией, а не жалкими крупицами безмерного пазла. — Представь, они вернутся и исправят упущенное! Пускай у них больше нет такого повелителя, как раньше, но имея дела с нужными людьми точно справятся. Ты помнишь цели, что раньше преследовал повелитель, и они помнят и следуют им. — Ты хочешь сказать, что.. — Что все неугодные волшебники и отбросы-недоволшебники умрут. Эта фраза, прозвучавшая так холодно и чётко, словно ножом воткнулась в уши и заставила все сосуды Гермионы сжаться, делая её конечности невозможно холодными. Умрут. Это слово пугало и приводило в ужас, посылая прямиком в прошлое, где оно звучало каждый день. Умер-умерла-умерли. Храбрость и непоколебимость Грейнджер никогда не оставляли её, вынуждая молча переносить все страхи и волнения. Вынуждая давить панику с тревогой и болью, откладывать на потом. А после срываться. Но сейчас, когда блеклый свет будущего без крови постепенно погасал, угасала и её твердость, давая слабину и возможность по-настоящему прийти в ужас. Драко, пребывая в шоке от сказанного своим однокурсником, с которым он делит чёртову комнату, посмотрел на Гермиону. Чтобы понять, какого хрена сейчас происходит. Что он слышал. Но её лицо выражало полнейший ужас, а дыхание замедлилось, отчего маглолюбке приходилось дышать громче, чтобы воздух поступал в лёгкие. Отсутствующее выражение лица ничего не проясняло. — Грейнджер? — просочившееся волнение в его голосе удивило самого Драко, потому что вопрос должен был прозвучать с большей требовательностью. Но именно это он и чувствовал. Волнение. Только не за маглолюбку, на неё было плевать. Слушая разговор слизеринцев, в особенности слова Гойла, Малфой слишком быстро понял, что имеет в виду однокурсник. Настолько быстро, что проклинал сам себя. Чуткость иногда была так сильно лишней, перетекая в ненависть. Лучше бы он дождался объяснения Грейнджер или вовсе оставил эту ситуацию, ведь каким-то моментом ранее он не имел к ней абсолютно никакого отношения. Ранее. Идиотское слово, которое хотелось выжечь из словаря, потому что оно заставляло жалеть и представлять другие развития события, от которых не сбежишь. Чтобы догадаться, что слова Гойла относятся к Пожирателям Смерти, не нужно было иметь слишком много извилин. Достаточно было сопоставить все имеющиеся зацепки в одну картину и услышать интонацию, с который говорил Грегори. Но возможность, что Пожиратели вернуться не имела преимуществ. Не отзывалась в нём. Вообще никак. Одна только мысль, что ему придётся вновь вернуться к прежнему образу жизни, в которой основополагающими были убийства и пытки людей Круциатосом, приводила в ужас. Ебучий ужас, являющийся ещё одним ненавистным чувством, потому что был хуже страха. Ужас сковывал и не позволял думать, парализовал, а страх всего лишь распространял липкое мерзкое чувство внутри. Чёрт подери, Малфой только отмылся от этого. Только рухнул на постель в нервном срыве, отстояв себя и мать в суде. И плевать, что ненавистное клеймо постоянно напоминало о прошлом. И если всё, что было произнесено Гойлом — правда, то какое значение имеет он во всей этой истории? Чёрная метка на его руке явно не останется без внимания Пожирателей, которые захотят набрать массу людей, что пойдут вместе с ними. Если уже не начали это делать. Вновь погрязать в крови и рисковать жизнью матери Драко не собирался. Но ирония в том, что его никто не спросит. Всем просто плевать на его желания. Жестокость и бескомпромиссность всегда числились в приоритете у Пожирателей Смерти, и если они надумают привести в свои ряда Малфоя, то первое, что они сделают — воспользуются его привязанностью к Нарциссе. Драко ненавидел привязанность. Потому что из-за неё он мог лишиться всего. Но не в этот раз, правда? — Я в порядке, — попыталась твёрдо сказать Гермиона, но голос предательски дрогнул, разрушая стойкий гордый образ. — Я не спрашивал, как ты, — покачал Драко головой, кривясь. — Мне достаточно знать, что ты находишься в сознании, чтобы предоставить мне объяснения. Видимо, Грейнджер настолько ушла в себя, что даже не обратила внимания на его ответ, на который раньше у неё нашлось бы несколько острых словечек. Раньше. Затянувшаяся пауза нисколько не смутила Гойла, который до сих пор улыбался. — Что-то мы засиделись, не находишь? Там, наверное, все наши уже собрались. — Да, пошли к остальным, — пролепетал Винсент, который выглядел задумчивым. Гермиона сжала кулаки, прикрывая на секунду глаза. В порядке. Нормально. Пальцы ослабли и девушка почувствовала разливающееся успокоение. Да, умом Крэбб никогда не блистал, поэтому было ясно, почему Гойл решил снабдить его частью информации. Тот просто не несёт никакой угрозы. Когда слизеринцы уже почти вышли и Гермиона была готова с облегчением выдохнуть, что её не раскрыли, Гойл резко остановился, оборачиваясь по сторонам. — Подожди, я ещё утром не мог найти мантию, а в гостиной холодно, лучше её накинуть. Может я оставил её у Малфоя, когда по пьяни перепутал наши шкафы? Эти слова и шаги Гойла в сторону их с Драко укрытия заставили глаза Гермионы распахнуться, а сердце забиться в бешеном ритме. Мысль, что сейчас весь её план, давший определённые плоды, посыплется крахом, заставила действовать максимально быстро. Отскочив от проёма между дверьми в сторону, Гермиона почувствовала твёрдое тело, к которому она прижималась спиной. Малфой. Слишком поздно до её сознания дошло чудное напоминание, что в шкафу она не одна, а потому скрываться нужно было в другой стороне. Закрыв глаза и ругая себя за собственную бездумную спешность, девушка повторяла в голове, что была вынуждена действовать быстро, чтобы спасти ситуацию. Чтобы выкрутиться. Как всегда это происходило с Гарри и Роном. Но Малфой был не Гарри и не Роном. Соседняя дверь шкафа открылась, и рука Гойла просунулась внутрь, перебирая вешалки с вещами. Малфой, понимая, что мерзкие отпечатки рук Грегори останутся на его одежде, еле сдерживал себя, чтобы не переломать тому руки, но прижавшее его к стене шкафа тело маглолюбки не давало это сделать. Драко отметил, что Грейнджер может потерять над собой контроль, в суматохе делая то, что ни за что в жизни не сделала бы в нормальном состоянии. Адекватном. Сейчас она явно была не в нём. — Нет, здесь мантии нет. Ну и чёрт с ней, помёрзну, пошли, — Гойл захлопнул дверь, удаляясь из комнаты и погасив свет палочкой. Он ушёл, оставив каждого со своими мыслями и домыслами наедине, но Гермиона всё также неподвижно стояла, прижимаясь спиной к Малфою. Она желала как можно скорее убраться отсюда, но у неё просто не было сил. Не было сил обдумать всё, что она узнала, не было сил повернуться и взглянуть Драко в глаза после того, как всё это время стояла и вжималась в его тело, оправдывая себя неготовностью к тому, что Гойл будет проверять шкаф. Но вот только дело в том, что Гойл ушёл уже минуту назад, а она всё ещё стояла, чувствуя на затылке дыхание слизеринца и его вздымающуюся грудь. Сил реально не было. Вокруг была темнота, но Драко всё равно видел кудри Грейнджер, которые из-за несуществующего расстояния между ними были раскиданы по его груди. Маглолюбка была непозволительно близко. Настолько близко, что он чувствовал её запах, который теперь смешается с запахом на его вещах. Корица и гвоздика. Эти два ингредиента никогда бы не вызвали у Драко ассоциации с Грейнджер, ведь они совершенно ей не подходили. Он раньше не думал, но сейчас её олицетворением смог бы назвать запах пергамента и какого-нибудь скучного пресного печенья, которое обычно остаётся последним на праздничных столах. Но сейчас ему показалось, что запах корицы и гвоздики действительно принадлежит ей. Какого-то чёрта. — Знай меру, Грейнджер. Далёкий голос выдернул Гермиону из мыслей, которые вертелись в её голове, отрезвив. Она резко развернулась, теперь уже стоя лицом к Драко и смотря на него снизу вверх. В комнате было темно, но свет восходящей луны проникал в окно и в небольшую щель шкафа, которая была проводником к ледяным глаза Малфоя, которые теперь почему-то ей казались похожими на океан, лёд которого не выдержал остроты хозяина и растаял. Вернее, треснул. Малфой красив. Это не то открытие, не то признание внутри себя гриффиндорке далось легко. Будто раньше она просто очень сильно противилась принять этот равнодушный факт, и вот сдалась, не выдержав вечного напряжения. Вдруг обрели смысл шептания девушек по поводу внешности Драко, которые Гермиона всё это время не понимала и игнорировала, закатывая глаза. И она поняла, что трезво мыслила лишь пару секунд, иначе что она сейчас делает? Грейнджер приподнялась на носочках, не сводя взгляда с губ Малфоя. Опомнись, Гермиона, это же Малфой. Драко, заметив приближение Гермионы и то, каким взглядом она смотрит на его губы, нахмурился. Что за чёрт? Она же не.. Блядь. Осознание задуманного маглолюбкой ударило, вынуждая его схватить её за плечи, встряхивая. — Не смей, чёртова дура, — наверное, слишком громко пытался вразумить Грейнджер Малфой. Похер. Пусть хоть все подземелья услышат это, но он не позволит. Не смей, не смей, не смей. Слова звучали барабанами в голове, пытаясь остановить это безумие, которое коснулось Гермионы. Которое отравило. Но руки, сжимающие её плечи, лишь ослабили сознание, вынуждая сдаться. Нет, это неправильно. Так нельзя. Это запрещено. Малфой запрещён. Но я хочу. И это убеждение пробралось глубокого под кору мозга, укрепляясь и оставаясь там. Больше не было ничего, кроме губ, которые за пару секунд стали самой желанной вещью. Закрыв глаза, Гермиона уничтожила всё оставшееся между ними расстояние, чувствуя ледяную кожу, которая в противовес всем законам физики обжигала. Был только один страх. Он меня оттолкнёт. Прямо сейчас. И это было бы правильным решением. Прямо сейчас ему стоило оттолкнуть её, обозвать, унизить или пристыдить, чтобы в её безмозглой голове даже мысли вытворить что-то подобное больше не было. Прямо сейчас. Но он этого не сделал. Драко не остановил безумие, не вернул всё на прежние и правильные места. Он позволил ей сделать это. Позволил поцеловать себя, и будь он проклят самим же собой. Гермиона, уже готовая к позору и оскорблениям, которые точно были бы оправданными, не почувствовала толчка и не услышала криков. Он ничего не сделал. И понимание этого дало ей волю прикоснуться к нему, ощущая его дыхание в себе. Внутри, прямо на языке. И, Мерлин, самой крупной ложью было бы сказать, что это не было самым приятным, что она когда либо ощущала. Но он не помог ей, не продолжил поцелуй. Малфой не снял с неё половину обвинений в этом преступлении, отчего ей тут же стало невыносимо больно. Прошу. Пожалуйста. Прошу тебя. Я не хочу сгорать одна. И, похоже, что Драко услышал её мольбы, скользнув языком по губе, чем вызвал её протяжный выдох. Блядь. Это единственное слово, которое крутилось у Малфоя в голове, но он уже сделал это. Совершил необратимое. Поддался волне сумасшествия и это ощущалось так ошибочно, так нездорово, ломано, так.. Правильно. Да, это было правильно. Правильно. И ненормально. Именно поэтому он припечатал её к стене, сжимая запястья рук и обхватывая нижнюю губу, уголки которой были потресканы, что вынудило его языком пройтись по каждой трещинке, в ответ слушая её выдохи, больше походящие на стоны. Предательница крови так забавно стонет. Ей хотелось освободиться и зарыться руками в его платиновые волосы, как это на глазах у всех иногда делала Паркинсон. Слишком хотелось, но она боялась этим отрезвить его и сбить, из-за чего Малфой бы оттолкнул её. Совершенно точно оттолкнул. А это до сих пор было её самым больным страхом, заставляющим держать руки под его хваткой, после которой точно останутся красные следы, как зловещее напоминание об этом сумасшествии. Сумасшествии. Это слово описывало всё происходящее между ними, и слова точнее было подобрать невозможно. Потому что это не может происходить. Просто нет. Гермиона почувствовала, что Драко отстранился. Слишком резко. И это ощутилось, как потеря конечности. Будто что-то, что всегда было её частью, оторвало, оставляя одну большую дыру. Она облизала губы, снова потянувшись к нему, но Малфой не двигался с места, как замерший, смотря на её губы. Нет. Только не сейчас. Гермиона посмотрела в его глаза и увидела в них, что её страх сбылся. И ей вдруг стало больно. Вдруг стало жутко. Что это было? Захотелось побить себя за свою наивную глупость. И хотелось кричать, кричать на Малфоя, что сначала поддался и вместе с ней плескался в волне безумия и этой дотошной неправильности, а потом в один момент оставил её одну. Бросил один на один со своими страхами, опасениями и тараканами, которые управляли ей в самые ненормальные моменты. Которые подчиняли себе. Драко резко опустил её руки вниз, а айсберги в его глазах снова стали больными и режущими, такими неестественно колючими. Он смотрел на неё, как на самую большую ошибку в своей жизни. Это и есть ошибка. И это делало ей больнее, чем слова, которые он собирался сказать. Потому что Гермиона облажалась. — Если ты хотела меня запачкать своим дегенератским маглолюбием, тупица, то у тебя ничего вышло. Одного мерзкого поцелуя не хватит, чтобы заставить меня вступить в твою секту поклонения плебейству. Плевать-плевать-плевать. Не плевать. Не желая больше слышать ядовитых оскорблений и насмешек в свой адрес, Гермиона с силой оттолкнула его, выбегая из этой отравленной — его запахом — комнаты, в последнюю секунду успев наложить на себя скрывающие чары. Это конец, Гермиона.