***
Гермиона стояла ближе к коридору, из-за количества учеников не имея возможности подойти к дверям Большого Зала. Хотя, возможно, это и к лучшему. Отсрочка. Хотя она хотела. — Скажу ещё раз, ты выглядишь просто роскошно, — кажется, раз третий повторял Дилан, оглядывая Гермиону и улыбаясь. — Нет слов. — Но ты их всё равно находишь, — усмехнулась Гермиона, но, поймав взгляд позади Колмана стоящей Джинни и её вздёрнутые брови, осеклась и улыбнулась: — За что я тебе благодарна, конечно. Мне очень приятно, Дилан, спасибо. Колман мягко улыбнулась, и Грейнджер мысленно выдохнула. Не хотелось беспочвенно грубить кому-то из-за собственной нервозности. Откуда-то взявшейся, ведь объективно причин быть не должно. Объективно. Будто она всё ещё следовала за этим словом. — Даже не знаю, может, Макгонагалл потеряла ключи? — выдохнул Рон, пробирающийся к ним через толпу, в которую был послан за сведениями. За ним семенила понурая Лаванда, натягивающая улыбку. И прожигающая Гермиону ненавистным взглядом, которым наградила сразу же ещё в башне Гриффиндора, как Гарри и Рон высказали свои восхищения о внешнем виде Грейнджер. — Думаю, Большой Зал защищён чем-то покрепче одной жестянки, — хмыкнула Гермиона. — Чёрт его знает, — пожал плечами Уизли. — Наверное, профессора специально задерживают открытие, чтобы как бы.. Ну, впечатлить нас всех разом, — предположил Гарри, и Гермиона была с ним полностью согласна. Потому что вариант с нарушением Минервой пунктуации был отвергнут сразу же. — Тогда их стратегия работает, потому что с каждой минутой люди возбуждаются всё больше, — осмотрел толпу Дилан, поправляя пиджак. Они стояли в большинстве среди гриффиндорцев, но всё же Гермиона натыкалась взглядом на знакомые лица с Когтверана и Пуффендуя. И все они были такие разные. Их глаза, вернее. Чьи-то горели от предвкушения, что позволит забыться и отключиться, а чьи-то сыпались стеклом. И вторых было гораздо больше, несмотря на то, что многие поддержали эту идеи ещё давно. Но ситуация изменилась, и очень сильно. Её взгляд наткнулся на пару в самой дали, которая прижималась друг к другу под омелой, но лица девушки не было видно, так что Гермиона понятия не имела, кто это. И это правда здорово, что Гермиона тоже может ощущать эти волнение и желание, переживания. Может искрить, а не сыпать исключительно пустым стеклом. Потому что лица многих вонзали нож в скулы, сбрасывая улыбку. Пусто-пусто-пусто. Но не сегодня. Не с ним. Не с этим предвкушением в груди. Правда было ценно. — Ну неужели, — прервав разговор Гарри и Дилана, повысила голос Джинни. Она прошлась ладонью по юбке своего винного платья, на комплименты которому при первом виде Поттер открывал и закрывал рот, чем вызвал смех Уизлетты. — Я уже думала, мы тут состаримся. Двери начали медленно открываться, чем вызвали гул толпы учеников. И колотящееся сердце в груди Гермионы. Спокойнее. Пары начали проходить в зал, постепенно сокращая очередь. Грейнджер держала лицо, но взгляд всё равно метался где-то впереди. С человека на человека. — Волнуешься? — повернулся к ней рядом идущей Колман. Чертовски. — Нет, — улыбнулась ему Грейнджер. — Просто при нынешних обстоятельствах всё это немного.. Странно. Она не врала. Несмотря на огонь внутри, бал был всё ещё лицемерием. Но за жизнь внутри Гермиона готова была ему простить это. — Да, у меня тоже есть такое чувство, — они подходили всё ближе. — Но, знаешь, зато теперь можно на вечер притвориться, будто вокруг ничего не происходит. — Ты прав, — кивнула Грейнджер. Они с Диланом переступили порог Большого Зала, и Гермиона не сдержала вздох восхищения. Если бы Зал в какой-либо вселенной был абстракцией, то совершенно точно состоял из голубых и серебряных цветов, с вкраплениями зеленого и брызгов золотого. Снег ниспадал с потолка, соответствующего погоде, а свечи вокруг были красиво обёрнуты праздничными льдинками; ель была столь же красива, как и всегда. Профессора внесли к украшениям старост свою лепту, сделав Большой Зал ещё роскошней и прекрасней. Ещё более атмосферным. И несмотря ни на что вся эта холодность зимы была такой тёплой, будто Гермиона вернулась в далёкое детство. Будто не было всей этой тьмы здесь семь месяцев назад. Будто мёртвые тела не лежали друг на друге, и всё хорошо. Правда хорошо. Детство, имбирные пряники и Хогвартская ёлка. Красиво и тепло. Кто-то уже рассаживался за расставленные по бокам зала столики, что избегали центр зала, который являлся импровизированным танцполом. Всё почти в точности как тогда, четыре года назад. В тот раз Гермиона шла рядом с Виктором и ждала взгляд Рона. Как всё чертовски изменилось. Сейчас ей было интересно, как Малфой отреагирует, когда увидит её в его.. Ну, примерно вот так. Малфою даже говорить ничего не нужно было. Повторять. Делать десятки комплиментов. Всё было понятно по одному лишь взгляду, которым он её наградил. Долгим. Внимательным. Одобрительным и.. восхищённым. Малфой наклонил голову, ухмыляясь, и Гермиона ощутила, как крошатся рёбра. Это точно не было нормально, но плевать. Ему нравилось. А ей нравится.. Грейнджер увидела, как колючки вмиг завладели серым переплетениями его радужки, а скулы заострились. Видела это даже с этого расстояния, хотя они были далеко друг от друга. Очень. Слишком. Но почему его настроение так переменилось, если.. Гермиона ощутила тепло слева, на своей талии. И тупо повернув голову, увидела улыбающегося кому-то Колмана. Который обнимал её за талию. Грейнджер снова посмотрела на Малфоя, от резкости поворота головы мотнув выпущенной кудряшкой перед глазами, зачем-то слабо приоткрыв рот. Но что она хотела сказать? Ведь это идеальный момент. Тот самый, который она, к своему стыду, представляла. Гермиона, Дилан и злой взгляд Малфоя, направленный на руку парня. И Грейнджер не должна была пытаться оправдаться в своей голове и как-то показывать это Драко. Но у них всё всегда было не так. Гермиона уже собиралась поднять руку и разжать пальцы Колмана, сжимающее её талию, но тут же одёрнула себя. Смотря на то, как Пэнси подходит к Драко и обвивает его руку, прижимаясь. А он подаётся ей навстречу. Она смерила слизеринку взглядом, которым, наверное, только что прожигал Дилана Малфой. Конечно. Он ведь её. И поэтому Гермиона не Малфоя. Никогда не принадлежит и не будет принадлежать ему. Грейнджер, чувствуя что-то жгучее внутри, отвернулась к Колману и прижалась ближе к нему, натягивая улыбку, когда тот посмотрел на неё. Не думая о том, как на неё сейчас смотрел Малфой. И без этого чувствовала его взгляд спиной, та самая энергия. Которой она совершенно точно не позволит достать её сегодня.***
Свет. Она правда была светом. Тем самым, что затмил всех вокруг, стоило ей ступить в Большой Зал. Все вдруг стали смазанными серыми пятнами, не имеющими под собой ничего. Пустые, скучные и непримечательные люди. Но не она. Только не Грейнджер. Кажется, у него даже рябило в глазах, настолько она была гармоничной. Бежевое платье в пол сливалось с карими глазами, которые сейчас впивались в него, подчёркивало талию, которую Драко пару дней назад сжимал, выделяло ключицы. Ничтожно маленькую часть ключиц в этом перевёрнутом треугольнике. С которых она свела засосы. Малфой потушил маленькую вспышку злости, последовавшую за этой мыслью. Почему-то её красота была особенной. Да, чёрт возьми, Грейнджер была красива. Чертовски. Особенно в той шапке, в которой выглядела нелепо, но её нелепость умиляла. Умиляла. Знает ли Грейнджер, что сделала с ним, раз Драко описывает кого-то как милого? Что вообще использует это слово? Но ей так шёл тот вязаный головной убор. Малфой наклонил голову и ухмыльнулся. Грейнджер шла с высоко поднятой головой, как ходила всегда. Затмевая всех мозгами, а сейчас внешним видом. Выигрывала по всем фронтам. Она всё-таки надела его. Будто Драко сомневался, что она сделает это. Но видеть подтверждение своих мыслей было гораздо приятнее, чем просто представлять. Ведь Грейнджер только что почти что публично подтвердила всё то, что происходило между ними. Конец без начала. Загнала их обоих в клетку, заперев на замок и выкинув ключ. А он самостоятельно поджёг. Чтобы сгореть к чертям. Вместе с ней. Ведь она была в подаренном им платье. Не одолженном у какой-то своей подружки, а она точно хотела сделать именно это. Выбрать своих друзей. Но снова выбрала его. Гермиона была в нём. А он в ней. Безумие чистой воды. Грейнджер продолжала всматриваться, и Малфой хотел приватизировать этот взгляд. Только ему. Только для него. Только на него. Драко даже не думал, когда сказал той раздражающей женщине, чтобы запаковывала наряд, стоило Грейнджер выбежать из отдела. Даже не осознал, что сказал. Вырвалось само собой, как подсознательное. Колебаний не было. — Так и знала, что на самом деле вы пара! — пропела продавщица, укладывая платье в чёрную коробку. Чёрный. Это всегда был чёрный. А золотой — что-то от света. Малфой пропустил фразу мимо ушей, распахивая пальто, чтобы достать кошелёк. Быстрее он расплатится, быстрее она заткнётся. — Эти искрящиеся глаза не спутать ни с чем, — качая головой, подмигнула продавщица и подтолкнула ему упаковку. Искрящиеся глаза. Блять, было чувство, словно он попал в какой-то романчик. Хотелось выбраться. И хотелось сказать, чтобы женщина заткнулась со своими чересчур радостным предположениями. Лживыми предположениями. Но язык завернулся немного не туда. Какого-то чёрта. — Мне кажется, вы переходите грань продавец-покупатель, — холодным тоном подчеркнул Драко, чем мгновенно заставил умолкнуть женщину. У него просто не было сил спорить, только и всего. Просто хотелось побыстрее уменьшить коробку, сунуть в карман и уйти. Вот, как сейчас. Только поэтому он смолчал. И ни разу не ошибся. А ещё теперь ему казалось, что та мерзкая продавщица сказала не такую уж и хрень. У Грейнджер правда искрились глаза. На поверхности, где-то перед осколками, которые она успешно прятала ото всех. Почти успешно. Малфой заметил какое-то движение справа от Грейнджер. Почти незаметное, но он заметил. Рука Колмана обвилась вокруг её талии, как мерзкий дряхлый плющ. Пальцы гриффиндорца сжались, из-за чего бежевая ткань сморщилась. Сжались так же, как скулы Малфоя. И кулаки в карманах брюк. Потому что какого хуя Колман трогает её. Это, ебать, моё. Если бы Драко прямо сейчас пил воду, он бы поперхнулся. Его? Моё? Пиздец. Пиздец-пиздец-пиздец. Это всё врождённое собственничество, которым его кормили на завтрак, обед и ужин. Потому что это не так. Грейнджер не его, она лишь.. Лишь его собственный нездоровый интерес и дикая нужда. Дичайшая. Что-то, что горело. Что поджигало. Что тут же вспыхивало. Она его зажигала, она его сжигала. Могла себя позволить, а он потакал, вопреки крикам холодного разума. Но не его в том смысле, в котором он.. Блять. Грейнджер ему никто. Ни-кто. Драко почувствовал касание и периферическим зрением увидел Пэнси, жмущуюся к нему. Вот она — да. Она — можно. Малфой придвинулся навстречу рукам Паркинсон, чтобы привести голову в порядок. Чтобы остыть, хотя внутри всё полыхало. Но не поздно ли делить на можно и нельзя? И ведь даже если Паркинсон то, что можно, она не то, что нужно. Что нужно только что стрельнула глазами и отвернулась к Колману. Прижалась к этому упоротому гриффиндорцу. И Грейнджер поступила правильно. Но Мафой плевать хотел на эту правильность. Потому что Драко тут же захотел оттолкнуть Пэнси. Она вмиг стала ему противна, хотя не сделала ничего плохого. Вообще по сути не сделала ничего. Но он просто. Хотел. Но он воздержался. — Драко, кого ты там высматриваешь? — Никого, — бросил Малфой Пэнси, которая кинула последний взгляд на толпу и развернулась. Вместе с ним под руку. — Пойдём, Блейз занял нам столик. Они обогнули пару столов в абсолютном молчании и подошли к столу, за которым сидели Забини, Гринграсс и Нотт. Пэнси на секунду притормозила, вынудив Малфоя кинуть на слизеринку вопросительный взгляд, но та тут же натянула улыбку и села на стул между ним и Дафной. — Вы неплохо справились с украшением зала, хотя я, конечно, добавила бы сюда больше изумрудного, — посмотрела на подругу с Малфоем Паркинсон, поправляя серебряный браслет на руке. Пэнси была одета в чёрное платье, у которого была оголена левая рука и плечо, и на той же стороне длинный вырез в пол на ноге. Оно было красивым и смотрелось на Паркинсон. Безусловно. Как и она сама смотрелась рядом с Драко, в отличие от всяких идиотских бежевых тонов с вышитым серебряным бисером. Только взгляд Малфоя ни за что не цеплялся, продолжая гулять по рядам. Возможно, в этом и крылась главная причина. Главный ответ на вопрос «почему так». Паркинсон изначально подстраивалась под него, узнавая цвет рождественского костюма. А всяким носителям бежевого было плевать, в чём он пойдет. Эти носители сами шли только за своими желаниями, не смея подстраиваться под кого-либо. — О, да, Малфой справился просто отлично, — усмехнувшись, перевела с Пэнси на Драко взгляд Гринграсс, отбрасывая светлые локоны с плеч, которые касались тёмно-зелёной ткани её платья. — Повесив одну дохлую гирлянду и смывшись. — Не завидуй, что мне хватило наглости плюнуть на всё, а тебе нет, — хмыкнул Малфой. — Просто гордость Слизерина, — протянула Гринграсс, подвинувшись ближе к ухмыляющемуся Блейзу. Малфой глянул на Нотта, который за весь этот день не отпустил ни одной шутки. Ни единой. И улыбка будто отказалась посещать его лицо, закрепляя только равнодушие. Равнодушие, холодность и тучность. — Ты сегодня мрачнее обычного, — обратился к Теодору Драко, который тут же поднял на него глаза. — Что-то случилось? Около двух недель Тео в принципе как-то изменился, стал менее придурком и более серьёзным. Но эти изменения Малфою были понятны — Нотта всё ещё не устраивала ситуация вокруг, и смерть учеников тоже накладывает определённый отпечаток. Поэтому Драко не задавал вопросов, тем более Теодор продолжал шутить и смеяться, улыбаться и подкалывать однокурсников. Пускай и реже, но он делал это. Но сегодняшний день словно стал апогеем. — Я обычно не мрачный, — фыркнул Нотт, игнорируя вопрос Малфоя. — Ну, если оценивать тебя по количеству шуток, то да, — покивал Блейз. — Не просто мрачный, а полностью чёрный, потому что я стал закатывать глаза в десяток раз меньше. — Значит, я могу тебя поздравить: ты наконец-то приобрёл что-то вроде мозга, и смеяться мне больше не над чем, — беззлобно ухмыльнулся Теодор, отшучиваясь. Но не отвечая на вопрос. Пэнси потянулась к бокалу и выпила из него. Со стуком поставив его на стол, она сморщилась. — Это что? Сливочное пиво? — А ты хотела, чтобы профессора огневиски ученикам разливали? — хмыкнул Драко. — Вообще-то мы уже совершеннолетние! — возразила Паркинсон. — И всё ещё ученики, — произнесла Дафна с разочарованием в голосе. — Не переживай, Пэнси, особо умные снабдили нас выпивкой, так что скоро всё будет, — улыбнулся Забини, кидая на Драко однозначный взгляд. Однозначно порицающий, но смирившийся. Когда Малфой вернулся и предоставил Забини с Ноттом выпивку, те минуту просто молчали, смотря на него таким взглядом, словно он зарубил безобидную старушку. Но потом Драко выслушал тонну недоумений и оскорблений в свой адрес, из которых «безмозглый кретин» было самым безобидным. Ну, как выслушал: закурил и молчал, игнорируя агрессию. Плевать. Плевать на это, особенно, если это стоило того. А впускать в лёгкие мягкий кофейный табак определённо стоило того, ещё и когда табак смешивался с корицей и гвоздикой, всё ещё ощущавшимися на губах. Определённо. В конце концов, выпивку он покупал в большинстве как раз для них, а не для себя. Ему нужна была привычка гораздо опаснее и хуже. Как он сказал Грейнджер — избавиться от вакуума. Но помимо смерти, витающий в молекулах Хогвартса, его вакуумом была та мысль. Те слова, соскочившие с его языка, словно зубрёжка. Вот только загвоздка в том, что он никогда о них не размышлял. Всегда причина была в другом, но стоило Грейнджер начать докапываться, всё тряпьё слетело, оголив истину. Чёртову истину, которая выжигала позорное клеймо на губах. Никогда. Не думал об этом ни-ко-гда. И ведь это не может быть возможным, иначе как собственничество совмещается с чувством «не стою»? Его мозг разрывало. Сучка потрудилась на ура. После этой сцены Драко начал как раз-таки думать об этом. Все последующие два дня. Целиком. И самокопание пожирало, именно самокопание, потому что пытаться перевернуть всё и найти другую причину, как-то оправдаться не было смысла. Всё уже сказано. Только думать. И после сигареты, которую он скурил в Хогсмиде рядом с Грейнджер, и смирения стало легче. Что да. Это правда, но ему было плевать. Пока она делает шаг к нему, пока она спорит с ним, Малфой готов закрыть на это глаза. Вынырнуть из ямы, принять, сделать глоток воздуха, и грохнуться обратно. Всё равно скоро всё достигнет конечной точки. — О, Макгонагаглл со своей охренеть важной речью, — прыснул Нотт. Минерва вышла в центр зала и, наложив на себя Сонорус, стала лебезить о Рождестве, о том, какие все молодцы, что собрались здесь и прочую чепуху. Что-то о том, что ситуация сложная, но этот вечер их по праву, поэтому все страхи, переживания и мысли можно выбросить из головы. Если бы всё было так легко. Драко переглянулся с Забини. Если бы. Если бы было так, Малфой выбросил из своей головы вообще всё. Но оно не работало. Никогда. Директор произнесла последние слова, в которых говорилось о том, что, пускай они празднуют Рождество на четыре дня раньше, отметить и словесно поздравить друзей стоит в Хогвартсе именно сегодня. Именно сейчас. Макгонагалл подняла бокал, улыбаясь, и вслед за ней поднял весь Большой Зал, который даже не потребовалось расширять. С первого по третий курс было не так уж и много детей — в начале года родители не многих детей отпустили своих чад в школу. И сделали всё чертовски правильно. Их слизеринский столик поднял бокалы, чокаясь и что-то говоря, но Малфой бросил только короткое: — Поздравляю. Плевать, окружающее лицемерие не может заставить вывернуться на изнанку и сделать вид, будто этот праздник — настоящий. Будто этот день стоит внимания. Тем более, с Забини они ещё увидятся в самом канун Рождества, так что сейчас вдвойне было похуй. Драко потянул бокал к губам, останавливаясь на секунду, потому что взгляд наткнулся на её улыбку, которая выглядела не слишком натурально. Он наткнулся на неё случайно, даже не прилагая усилий. Грейнджер улыбалась кому-то из своих друзей, сидящих напротив. Но секунда — и её взгляд уже направлен на него. Грейнджер сидела на противоположном конце зала, но всё равно почувствовала его взгляд. Забавная. Улыбка медленно сходила с её губ, обретая натуральность, а взгляд становился выразительнее. Драко немного приподнял бокал, продолжая смотреть на неё, а потом осушил его. Чёртово сливочное пиво. Его недостаточно. Малфой наткнулся на взгляд Забини, который смотрел на него слишком подозрительно. Наверное, он видел этот слабый жест Драко. Иди к чёрту, Забини. Сегодня ведь почти что Рождество, можно всё, не так-ли? — С наступающим Рождеством, Драко, — обратилась к нему Пэнси. Паркинсон потянулась к нему, не оставляя шансов на ответ, и Малфой молча подался вперёд, ощущая пресный вкус губ Паркинсон. Зная, что карие блюдца в этот момент всё равно не смотрели на него, так что ладно. Драко услышал тихий выдох где-то рядом. Наверное, Нотт с Забини переглядываются между собой. Зазвучала музыка, и пары стали стекаться в центр зала. Блейз с Дафной тут же встали и присоединились к остальным. И почему-то с их уходом атмосфера за их столом изменилась, будто кто-то оголил провода. Или у Малфоя просто уже едет крыша. — Потанцуем? — улыбнулась Паркинсон, смотря подчёркнуто на Драко. — Ага, — лениво кивнул Малфой, поднимаясь из-за стола. — А ты не собираешься никого подцепить? — поднял бровь Малфой, смотря на сидящего Нотта. — Чуть позже — обязательно, — улыбнулся Нотт, поднимая на него голову и качая головой. — Ладно, — хмыкнул Малфой и отошёл от их стола, теряясь с Паркинсон в толпе. Он притянул Паркинсон к себе, держа за талию, пока та оставляла опечатки на плечах его пиджака. Композиция была медленная, поэтому они размеренно покачивались, постепенно поворачиваясь вокруг оси. Он посмотрел на Пэнси, которая не сводила с него взгляд, и раздражение прокатилось по венам. Она что, собирается одним тупым взглядом пролезть к нему в голову и перекрутить шестерёнки? Тогда у неё не получится. Всё сделали уже за неё, а Паркинсон гораздо слабее той, что сумела провернуть это. Паркинсон кинула взгляд куда-то за его спину, и на секунду её брови опустились, и она сглотнула. Слизеринка тут же прижалась к груди Малфоя, продолжая мерно покачиваться. — У нас же всё хорошо? — вдруг спросила она, и этот вопрос прозвучал как-то слишком тихо. Слишком тихо. Она точно надеялась услышать однозначный ответ. И боялась услышать другой. В толпе вдруг что-то блеснуло, а затем показался низкий кудрявый пучок. Грейнджер танцевала с Колманом, улыбаясь ему и кружась быстрее, чем того требовал ритм музыки. Девчонка всегда всё делала не так, как надо. Видимо, Колман сказал что-то дохуя смешное, потому что Грейнджер рассмеялась. Искренне. — Всё хорошее давно закончилось, Пэнс, — сказал Драко, отвернувшись. Снег падал с потолка, и Малфою он напоминал о матери. Та на Рождество всегда делала что-то похожее в библиотеке Мэнора. Только в ней, потому что Люциус был категорически против устраивать подобный балаган в главном зале, где они принимали гостей. Но Нарцисса нашла способ, как выкрутиться и всё равно сделать задуманное. И каждое Рождество перед тем, как отправить Драко спать, они с Нарциссой в тайне от Люциуса, которому говорили, что идут убирать слишком большие подарки по шкафам, чтобы те не занимали лишнее место, шли в библиотеку и мама читала ему сказки под импровизированным снегом. А когда Малфой вырос, они стали читать друг другу по очереди и уже более содержательные книги. И Драко подозревал, что отец обо всём прознал ещё на второй год. Просто молча смирился с желанием жены, не препятствуя и делая вид, что ни о чём не в курсе. Потому что вероятность, что личный эльф Люциуса не сообщил о созданном Нарциссой снеге в его излюбленной библиотеке, была чертовски мала. — А конкретно у нас? Тонкий голосок выдернул Малфоя из тёплых воспоминаний, окуная в холодную реальность. Где единственное, что имело хоть какой-то градус.. — Ну что, пойдём? — подоспел к ним Блейз, освобождая Драко от ответа. И Пэнси правда повезло, что она его не услышала. Малфой высвободился из хватки Пэнс, которая держала ладони только лишь на его плечах, и отошёл на шаг назад. Слизеринка метнула в сторону Забини злобный, недовольный взгляд. — Прости, Пэнс, но ты сама хотела выпить что-то покрепче сливочного пива, — поднял руки вверх, в безоружном жесте, Блейз. Но не успела Паркинсон что-то ответить, как к ней подошёл какой-то парень и пролепетал предложения о танце. — Драко.. — начала Пэнси, вздёрнув брови, пока парнишка так и стоял с протянутой рукой. — Мне всё равно, развлекайся, — оборвал её Драко, разворачиваясь и протискиваясь сквозь толпу с Блейзом. — А Дафну ты с кем оставил? — спросил Малфой, когда они уже вернулись к своему столу. Который, к слову, был пуст. Значит Тео всё же кого-то завербовал. — Ни за что, — резко ответил Блейз, доставая из кармана уменьшенные заклинанием бутылки огневиски. — Ей просто нужно было отойти. Оглянувшись, чтобы проверить занятость чем-то другим учителей и убедившись в ней, Блейз передал одну из двух бутылок Драко, и они заклинанием увеличили их до изначального размера. — И время без своей драгоценной ты решил провести за заменой дерьма на алкоголь? — разливая по пустым стаканам и бокалам огневиски, ухмыльнулся Драко. — Не делай вид, будто тебя это расстраивает, — цокнул Забини. Оставив несколько лишних наполненных стаканов, они сели на стулья и подняли бокалы. Молча чокнулись, без слов понимая, что имели в виду за отсутствием тоста. Тосты. Это всегда должны быть помпезные слова и натянутые, вежливые улыбки. Всегда, куда Драко тащили родители, но где присутствовать особого желания он не имел. Слишком скучно. Слишком лживо. Пить с Блейзом всегда было веселее, искреннее и живее. По-настоящему. И там не было места для тошнотворного шампанского, которым пичкали всех и каждого на светских мероприятиях. И оттуда словно выкачивали весь градус. Они разговаривали, постепенно опустошая стаканы. Перенаправляя эффект, содержащийся в жидкости, в мозг. Расслабляя его. То самое чувство свободы, только сейчас оно ощущалось гораздо меньше и доходило медленнее, потому что один стакан — ничто. Пока один. Какая-то неизвестная Малфою пара отошла и он моментально возненавидел их за это. Потому что он не собирался смотреть на то, как Колман тянет лыбу и крутит под рукой посмеивающуюся Грейнджер. И отчего она смеялась? От упоротости своего партнёра? Драко почувствовал, как пальцы впиваются в стакан. Музыканты стали играть что-то куда более активно, чем предыдущие похоронные песни, поэтому и ученики начали вести себя раскованней. Шумнее. Веселее. Вряд ли они одни с Забини притащили огневиски, у кого-то совершенно точно тоже имелись запасы. Иначе не могло так много людей дрыгаться, типо танцуя, искренне смеяться и забавляться. Жаться друг к другу. Мерзость. Он сделал глоток куда больший, чем требовалось, односложно отвечая на шутку Забини о Макгонагалл, танцующей со Снейпом. Который вообще сидел за профессорским столом с самого начала и, кажется, даже не вставал. Малфой, видимо, полюбив отдельный вид мазохизма, снова посмотрел туда. Пучок Грейнджер открывал вид на её шею, которая руководила головой и приводила её совершенно не туда, куда надо. Безбашенная, храбрая гриффиндорка. Выглядело сексуально, но ему больше нравились её распущенные волосы. Драко отвёл взгляд, но тут же почувствовал. как посмотрела она. Чувствовал, как Грейнджер смотрела и когда они шли в Хогсмид. Любопытная гриффиндорка. Он всегда знал, когда она прожигает его карими блюдцами. Малфой резко посмотрел на неё и ухмыльнулся. Смотри на меня, Грейнджер. Гермиона тут же выпрямила спину ещё больше и отбросила прядь волос назад, выдерживая его взгляд, продолжая двигаться в такт музыке. Драко наклонил голову, представляя, что Колмана не существует. Что Грейнджер просто танцует, одна. И танцует для него. Двигает бёдрами вправо, поднимает руку и проводит ей по шее, опускает вниз, улыбается и смеётся. Смеётся с ним. С ним, а не с чёртовым Колманом, который только что перехватил её взгляд. Уёбок. Малфой ощутил огромное желание свернуть ублюдку шею. И самому себе заодно. — Драко! — донёсся до него повышенный голос Блейза. — Что? — раздражение отчётливо слышалось, но стоило ему наткнуться на взгляд Забини и.. Оно ни черта не уменьшилось. Потому что так не работает. — Кого ты там чёрт знает сколько времени высматриваешь? — сдвинул брови к переносице Блейз, который, видимо, что-то впустую до этого рассказывал ему. — Не переживай, Пэнси не уведут. Она просто не позволит отобрать себя у тебя, — Забини хмыкнул. — Мне похуй на Паркинсон, — ляпнул Драко прежде, чем успел подумать. Осознать, что он несёт. Точнее, при ком он это несёт. Он перевёл взгляд на Забини, который, кажется, возненавидел Малфоя за только что произнесённые слова, и вовсе не из-за сочувствия к Пэнси, и сделал очередной глоток. Чтобы окончательно поехать крышей, потому что ему всё стало ясно. Всё читалось, даже напрягаться было не нужно. — Тогда кто? — глухо спросил Блейз. Драко встал, отставляя от себя очередной пустой стакан. — Хочу веселиться, а с тобой тухло. Он сделал шаг в сторону, но ощутил хватку на запястье. — Малфой, остановись, — Блейз смотрел ему в глаза, качая головой. Заебало. — К тебе идёт Дафна, — вырвался Драко, замечая приближающиеся светлые волосы. Он отошёл от них и нашёл Пэнси, тут же отпихивая всё ещё липнувшего к ней парня.***
Гермиона остановилась, чувствуя сухость в горле. Беспрерывные танцы давали о себе знать. — Я отойду на секунду, ладно? — немного повышая голос, чтобы Дилан услышал, кивнула в сторону их стола Гермиона. — Конечно, — тут же отозвался Колман, улыбаясь и заговаривая с каким-то его другом. Грейнджер прошла к столику и, выдыхая, опёрлась рукой о стол, поднимая бокал и тут же заливая жидкость себе в горло. И моментально обжигаясь. Гермиона метнула удивлённо-возмущённый взгляд в толпу, моментально находя Джинни, которая, словно почувствовав напор Гермионы, повернулась к ней и подмигнула. Грейнджер покачала головой, но Уизли лишь рассмеялась, хотя отсюда Грейнджер не слышала этого. Чёртова Джинни. Она же ей ясно сказала, что одного выпитого бокала будет достаточно. Сполна. Вокруг трубила музыка, и Гермиона позволила себе отдохнуть от движа пару минут. Ей было хорошо. Правда хорошо; Гермиона позволила себе выдохнуть и просто веселиться, обещая со всеми пробелами разобраться потом. Со всеми невзгодами, возмущениями и обидами тоже, забываясь в танце и смехе. Колман отлично шутил. Или же ей заходила любая его попытка пошутить потому, что внутри Грейнджер, которая не пьёт и не пила, плескался целый бокал крепкого алкоголя. Может, поэтому и отключаться получалось. Она не знала точно, но это было и неважно. Просто хорошо. Просто весело. Просто легко. Сколько уже прошло времени Грейнджер не знала, но по внутренним ощущениям достаточно. Достаточно, чтобы устать. Достаточно, чтобы разрешить себе найти его взглядом и рассмотреть. Гермиона сделала ещё один глоток, маленький. Ничего страшного от одного не случиться. Потому что до этого она смотрела на него только мимолётом, как бы между прочим и пару раз. Скользящим взглядом, как на обычного человека в толпе, только этот выделился светлыми волосами. Очень светлыми. И ведь после того одного бокала, предоставленного Джинни сразу после речи Макгонагалл, — на вопрос, откуда алкоголь, Уизли отмахивалась — она действительно смогла запихнуть мысли о Малфое в одну коробку и спрятать её в дальний угол. Не думать вообще ни о чём. Конкретно до этого момента. Гермиона буквально чувствовала, что этой самой коробке требовалась передышка. Нужно проветриться. Он положил руки на бёдра Пэнси и двигался с ней в такт музыке с закрытыми глазами. Кажется, он тоже не думал ни о чём. И Гермиона даже смогла подавить эту злую вспышку внутри себя, делая ещё один глоток. Всего лишь второй. Она же тоже танцевала с Колманом, и танцует до сих пор. Это норма. Видимо, недавно к ним подошли Забини с Дафной, потому что пару минут назад, когда Драко случайно попался ей на глаза, их возле него не было. Малфой запрокинул голову назад, но слизеринку ближе не придвинул. И Гермиона окончательно отпустила свои мысли. Он двигался так красиво, так маняще и завлекающе, что хотелось стоять так и смотреть на него весь вечер. На то, как его губы приоткрывались в слабой полуулыбке, чёлка из-за быстрых движений металась по лицу, и как он покачивал головой. Просто стоять и смотреть, стирая тот факт, что в меньше чем в метре от него стояла Паркинсон. Представить, что её нет, и Малфой один. Костюм, что был на Драко, был самым обычным. Чёрный, с белой рубашкой, у который были не застёгнуты две верхние пуговицы. Небрежность, которая создавала его идеальность. Или так казалось только ей, но что-то подсказывало, что нет. Обычный, но только не на Малфое. Кажется, замотайся он в чёрную мантию, среди сотни одинаковых волшебников всё равно выделялся. И вовсе не из-за волос. Дьявольски привлекателен. Паркинсон протянула руку и коснулась ноготком его скулы, проводя по ней и улыбаясь. Кажется, в её организме тоже был градус, и Гермиона не знала, как это определила, просто.. Её глаза были немного затуманены. Или это потому, что она стояла рядом с Малфоем и касалось его? Неужели Грейнджер выглядит так же, когда они остаются наедине? Приступ отвращения накатит на Гермиону. Нет. Они абсолютно разные, и тяга к одному и тому же человеку ни капельки не делает их похожими. Драко открыл глаза и посмотрел на Пэнси, и знать, что будет дальше, Гермиона не желала. Грейнджер одним глотком — всего лишь третьим — осушила бокал и со стуком поставила его обратно. Злым стуком. Она подошла к Дилану, тут же улыбаясь своему спутнику и кидая быстрый взгляд на запретную территорию. Ладони Паркинсон были на его плечах, а лицо не выражало такой восторг. Гермиона закусила губу и слишком активно закивала Колману на его желание пройти ближе к центру. Они обошли несколько пар и остановились, сразу же начиная раскачиваться. Дилан прокрутил её вокруг себя, и Грейнджер ощутила себя воздушной. Свободной. Неземной. Хорошо. Флитвик объявил выход на сцену знаменитой группы магических музыкантов, и толпа учеников зашлась улюлюканием и громкими аплодисментами. — Слушаешь их? — наклонился к ней Дилан. — Нет, — ответила Гермиона, видя в толпе рыжую макушку Рона, который стоял рядом с Лавандой, которая смеялась. Ого. — Но читала. — Здорово, — кивнул Колман. — А я их обожаю. Гермиона посмотрела на него и улыбнулась. Определённо круто услышать своих любимых исполнителей вживую. Сменилось пару треков, и всё это время Гермиона ощущала, как пары позади неё сменяют друг друга, кто-то уходит, и на их место встают те, кто был дальше. Дилан положил её руку себе на плечо, а вторую обхватил ладонью, когда песня закончилась и один из музыкантов объявил: — А специально для следующего трека мы использовали костюмы, которые в полной темноте загораются и транслируют прошлогоднее Рождество по всех странах поочерёдно, — через отдышку говорил мужчина, сжимая в руке микрофон. — И поэтому мы бы хотели попросить.. Это как прострелить безобидное животное насквозь. Мгновенная смерть, безболезненная, но не менее шокирующая. Безвыходная. Потому что Гермиона не могла сейчас куда-либо уйти, вокруг неё толпа, а в открытую сбегать не в её стиле. Она не смеет показать ему свои опасения, свой страх. Своё волнение. Потому что Малфой смотрел на неё. Потому что Малфой стоял сзади. Потому что Малфой касался её спины своей, её локтя — своим. Он был здесь. Рядом. Буквально в сантиметрах. Гермиона сглотнула, ощущая, как время останавливается. Слишком близко. Она была слишком не готова. И табун мурашек с жжением в местах, где он её касался, не позволяли предположить, что сзади кто-то другой. Только Драко. Такое происходит только с ним. — ..Выключить свет, — кивнул музыкант кому-то из профессоров, Гермиона не различила из-за колотящегося сердца. — Полностью. Полностью. Темнота. Годрик. Чего ты так волнуешься, Гермиона? Тьма никогда не была тем, что позволяло вам напрочь забывать про совесть, беря во внимание бесстыдство. Так что хватит. — Интересное представление, правда? — взглянул на сцену Колман, когда свечи потухли и засветились костюмы артистов с колдовидео Рождества. Плевать, Гермиона. Пле-вать. Хорошо. — Да, очень, — покивала Гермиона, говоря совершенно искренне. — Очень оригинально. Бодрая рождественская мелодия с сильным инструменталом и вокалом полилась по залу, вынуждая пары прижиматься друг к другу и выплясывать что-то очень активное и резковатое. Гермиона смотрела подчёркнуто внимательно в глаза Колмана, — и их было чертовски трудно рассмотреть из-за кромешной темноты, поэтому Гермиона надеялась, что смотрела куда надо — который вёл их вперёд-назад, вправо-влево, не забывая отталкивать Гермиону за одну руку и тут же мягко тянуть обратно. Сосредоточение. На конкретном. Два бокала. — Гермиона, я хотел тебе сказать, что очень рад, что ты пошла на бал со мной, — вдруг произнёс Колман, и в его голосе появилась решительность. Грейнджер промолчала, толком не понимая, к чему он ведёт. — Именно со мной, — правильно трактовав её молчание, как непонимание, уточнил Колман. Он.. Чёрт. Дилан отпустил одну руку Гермионы, придерживая за другую и раскручивая её в сторону. И явно ожидая ответа. Мерлин, как не вовремя. — Дилан, я.. Её ответ утонул в выдохе, который издала Гермиона, почувствовав крепкую хватку на свободной ладони с другой стороны и то, что ускользает из рук Колмана. В другие. Более властные. Более крепкие. Гораздо более желанные. Грейнджер по инерции упёрлась ладонью в его плечо, пока левая рука была сжата тёплыми пальцами. Тёплые. Они были тёплые, а не холодные. Ладони Малфоя. Захват Малфоя. Тело Малфоя. Мерлин. Какого. Чёрта. Он. творит. Гермиона подняла голову, собираясь столкнуться с серыми глазами и удостовериться, что это — не сон. Или не кошмар. Но в кромешной тьме не была видно его лица, только ощущение.. Яркая вспышка костюмов со сцены на секунду позволила увидеть. Увидеть его глаза и безумный адреналин, смешанный с желанием, который въелся в сетчатку Драко. И передался ей воздушно-капельным. Малфой сделал шаг влево, ведя её за собой и сжимая второй рукой талию, и Гермиона горела. Горела от происходящего, горела от момента, от его ухмылки, которая совершенно точно сейчас плясала адским пламенем на обычно холодном лице. — Что ты.. — Ты же стёрла следы с ключиц только из-за выемки этого платья? — оборвал её Драко, делая ещё один резкий шаг вперёд и крепче сжимая талию. Вопрос совсем не звучал, как вопрос. На них смотрят. И плевать. Запах зимней хвои смешался с кофе и огневиски. Он такой же, как она. Только поэтому. — Я отдам тебе его сразу после бала, — заявила Гермиона, но твёрдость её голоса не вязалась с тем, как крепко она вжалась в ладонь и плечо Драко. Это она сейчас его касалась. Это он её сейчас вел в танце, пускай тот и длился всего лишь несколько секунд. Они. Вдвоём. — Тогда ты будешь самой настоящей дурой, Грейнджер, — усмехнулся Малфой. И не успела Гермиона возмутиться, как Драко прокрутил её вокруг себя правой рукой и прижал к себе поясницей. — Оно только твоё, — прошептал он, склоняясь к уху и посылая сотни мурашек по телу. Малфой раскрутил её и подтолкнул обратно, из-за чего Гермиона налетела на Колмана, впиваясь пальцами в ворот пиджака. Не в того, в который хотелось. Безумие. Сумасшествие. Гермиона не слышала ничего, кроме шума собственной крови. — Гермиона, что это было? — тараторил сбитый с толку на пятнадцать секунд Дилан. Пятнадцать. Ощущалось как целая жизнь. — Куда ты пропала? — Неважно, — выдохнула Грейнджер, не разбирая, что говорит ей Колман. К чёрту Колмана. Малфой сводил её с ума, и адреналин бушевал в венах, вынуждая забивать на всё вокруг. На всех. Кроме него одного. Она сама резким движением, механически и совершенно не осознавая, развернула их с Диланом, чтобы иметь возможность смотреть на Малфоя. Потому что она была уверена, он тоже изменил позицию. Яркая вспышка на секунду снова осветила зал, и.. Да. Она угадала. Малфой стоял в паре с Пэнси, но смотрел Гермионе в глаза, ухмыляясь, и эта ухмылка ощущалась как свобода. Как безбашенность. Один вечер. Грейнджер было плевать, видел ли Колман Драко. Вряд ли, иначе бы не задавал тупых вопросов. Плевать, видела ли Паркинсон, Джинни или кто-либо ещё. Абсолютно всё равно. И это точно не было нормально. Ничего, что касалось Драко, не было нормальным. И ей это нравилось. Песня закончилась, и свет включили. Толпа начала громко аплодировать и кричать, и Гермиона начала хлопать в ладони чисто на автомате. Голова была забита другим. Она повернулась туда, где секунду назад стоял Малфой с Паркинсон, и заметила только лишь его отсутствие. Там озиралась только брошенная Паркинсон. Куда он делся? Потому что ей казалось, что.. — Гермиона.. — Послушай, Дилан, мне очень приятно твоё внимание, правда. Но я не могу поделиться с тобой тем же, — заглянув в глаза парня, быстро проговорила всё ещё возбуждённая адреналином Гермиона. — Понимаешь? Это не ты, Колман. — Кажется, да, — ответил на тон тише гриффиндорец, но Гермиона продолжала гулять взглядом по толпе. Чтобы найти его.***
Малфой расталкивал людей, нервно сглатывая. Блять. Блять, что он делает. Что он сделал. Так было нельзя. Определенно запрещено, потому что опасно. Потому что всё зашло слишком далеко, раз он рискует собственной шкурой ради каких-то ёбаных секунд с ней. Раз рискует Нарциссой, потому что он всё ещё находится под подозрением окружающих и пристальным присмотром, и обвини его кто-нибудь в совращении Золотой девочки и подружки всеобщего Героя, никто даже не станет разбираться. Обвини его в связях с ней. Заколдовал, использовал тёмную магию, да что угодно. Но его упекут в Азкабан, а Нарцисса сойдёт с ума. Без него. Салазар. Какого чёрта. Так быть не должно. Скоро всему этому придёт конец. Точки были расставлен. Точки должны быть расставлены в ближайшее время. Малфой не должен был обращать на неё внимание. Чёртова Грейнджер, он ненавидел её. Драко добрался до их стола, подхватывая стакан и протягивая его ко рту, но не успела обжигающая жидкость проникнуть в глотку, как послышался звонкий треск. Стакан вылетел из его рук и разбился. И это сделал не он. Забини. — Малфой, ты сдурел?! — подошёл к нему вплотную Блейз, и выражение лица его можно было назвать воплощением гнева. — Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Чем ты рискуешь, идиот? Он всё видел. И Драко надеялся, что только он. — Я знаю, Забини! — повысил голос Малфой, и кто-то обернулся. Похер. — Знаю, знаю, чёрт возьми! Юлить не было смысла. — Тогда какого хрена делаешь? Или продолжаешь делать? — сощурившись, давил Блейз. Драко молчал, громко дыша. Он не знал. — Я говорил тебе не пить эту дрянь здесь, слишком много свидетелей твоих оплошностей! — ткнул в него пальцем разгорячённый Блейз. И где шлялась его девка, способная утихомирить Забини? — Ты думаешь, это делает со мной алкоголь? Только алкоголь? — скривился Драко, делая шаг вперёд. — Ты думаешь, я настолько ёбнутый, что меня несёт от двух стаканов? — выдержал паузу Малфой, окончательно снимая тормоза и вываливая то, о чём должен молчать. — Тогда пошёл ты нахер, Забини, потому что нет. Блейз пару секунд молчал, а потом заговорил, но уже на тон тише: — Это твой аргумент? — покачал головой Блейз. — Этим ты типо гордишься или что, как я должен реагировать? — всплеснул руками Забини. — Это моя яма, Блейз, — сглотнув, выдал Малфой. — Но сейчас я из неё вылезу. Он знал, что делать. Он спасётся. — Куда ты теперь, придурок? — крикнул ему вслед раздражённый, балансирующий на грани Забини. — Драко! Спасётся.***
Гермиона отступила на шаг, ещё раз оглядывая весь зал. Чёрт, его нигде не было. А если.. Сердце пропустила удар, разогнавший кровь, и Грейнджер увидела, как Драко выходил из Большого зала. Он оглянулся, мазнув глазами мимо неё, и она поняла, что Малфой имел в виду. Ей показалось, что кто-то мельтешил за ним, но вокруг было столько людей, куда-то идущих, что Грейнджер мотнула головой и сбросила эту картину. Он хотел, чтобы она пошла за ним. Совершенно точно. Кто-то крикнул «С наступающим Рождеством», но предвкушение, затопившее её с ног до головы, не позволило крикнуть радостное в ответ. — Дилан, мне надо отлучиться, ладно? Передашь Джинни или Гарри с Роном, кого первого встретишь, что я нехорошо себя чувствую? — переминаясь с ноги на ногу, что было особо удобно на каблуках, заглянула Гермиона в глаза Колмана. — Да, конечно. Ты.. — Дилан прочистил горло, и это тянуло время. Наверное, ему было не очень удобно и приятно говорить после её отказа, но что Грейнджер могла поделать? Заставить себя чувствовать невозможно. — Ты заболела, тебе нездоровится? — Да, горло першит и чувствую жар. Лучше мне уйти, так что.. Спасибо за танцы и хороший вечер, и с наступающим! — поздравление она уже пролепетала на развороте, уносясь в толпу. Уносясь за ним. Выбегая из зала ей казалось, будто кто-то провожает её взглядом, но времени оглядываться и разбираться в этом не было. Совсем, так что неважно. Гермиона подняла полы платья и на секунду остановилась, думая, в какой коридор Драко свернул. В прошлый раз они встречались в кабинете, а он находился с с левой стороны. Прямо и налево. Наверное, он уже ждал её там. Грейнджер закусила губу, сдерживая улыбку, и вновь ускорила шаг, вероятно, растрёпывая весь свой пучок, так усердно заплетающийся Джинни. Гермиона добежала до конца коридора и свернула в сторону, тормозя, чтобы найти нужный кабинет. Она подняла голову, улавливая движение теней возле окна. Вдох — выдох. И почва под ногами разрушилась. И кости разом сломались. Малфой стоял возле подоконника, лицом к ней, сжимая талию Пэнси, которая просунула руки ему под рубашку и целовала шею. — Хорошо, — выдохнул Малфой, крепче сжимая ягодицы Гермионы. — Так же, как и с Паркинсон? — тихо произнесла Грейнджер, постанывая и не отдавая себе отчёта в том, что говорит. Но чётко слыша обиду в голосе. — Я больше не сплю с Паркинсон, — отрезал Малфой, на мгновение останавливаясь и заставляя посмотреть ему в глаза. Заставляя поверить. Это он сказал в их прошлый, недавний раз. В это заставил без сомнений верить. А сейчас вжимался пальцами в талию Пэнси. Жжёт. Ей жгло. Её сжигало. Малфой замер, и сразу же замерла и Паркинсон, выпрямляясь и смотря ему в лицо. Гермиона не дышала, словно парализовало. Словно было невозможно. Он знал, что она здесь. Он знал, что она стоит перед ним. Он знал, что она всё видит. И у него ещё был шанс всё изменить, пока дыра в груди Грейнджер не испепелила сердце и лёгкие. Пока ещё было, за что хвататься, чтобы не умереть. Был шанс. Он мог исправиться, одуматься. Мог оттолкнуть Паркинсон. Но он этого не сделал. Потянулся к губам Пэнси и сжал её подбородок. И Гермиона билась в агонии, и теперь уже окончательно и бесповоротно. Первая слеза обожгла щёку, и Гермиона развернулась, зажимая рот рукой и жмурясь. Пытаясь сдержать громкий всхлип, пока бежала. И у неё ничего не получилось. Он разбил колотящееся. Разбил её. Малфой уничтожал всё вокруг себя, и ей следовало услышать это раньше. Услышать, а не просто выслушать. Ей нужно было спасаться прежде, чем спазмы начали скручивать желудок и сгибать её к полу. Гермиона бежала вперёд, чтобы сползти по стене в наступившей истерике и разрыдаться. Чтобы сдохнуть в истерике. Точка. Он поставил точку сегодня, проткнув её сердце теми самыми запятыми, обратившимися в стекло. И сделал это так, как подобает Драко Малфою: кроваво, жестоко и больно. Пусто. Чертовски больно. Чертовски пусто. Она чертовски ненавидела его.***
Пэнси выпрямилась, заглядывая Малфою в глаза. Он смотрел сквозь её тело, словно прислушивался. Словно на секунду задумался. И Паркинсон знала, почему. Она слышала, что кто-то стоял сзади них. Кто-то, с кем он отлучился на несколько секунд на танец, бросив её. Кто-то, из-за кого Пэнси стала не нужна. Кто-то, кто заставил его остановиться. И Паркинсон не хотела знать, кто она. Это слишком. Малфой очнулся и резко притянул её к себе, впиваясь в губы и схватывая подбородок. И сзади послышались быстро удаляющиеся шаги. Она ушла. Но не из его головы. И пазл вдруг сложился. У него действительно есть другая, только что сбежавшая. И вдруг всё, что говорил Тео, взыграло в голове. И та мысль, преследовавшая её уже давно, а в последние недели просто кричащая во всё горло, вдруг оказалась правдой. Вдруг принялась Пэнси просто как факт. Факт, разрубивший сердце, но это было так. Малфой не был её. Ни тогда, ни сейчас. И тех чувств, которые она испытывала, больше нет. Его руки, которые касались её сейчас, были не желанны. Она просто не хотела этого. Поэтому резко убрала их и отшатнулась. Бабочки сдохли. — В чём дело? — резко спросил Малфой, и его голос сочился раздражением и злостью. У них ничего не хорошо. Вот вся правда. Лучшая из худших. — Ты остановился, — сказала Паркинсон, будто это что-то должно было обозначить ему. Оно ведь действительно должно. — Ты никогда не останавливался, тебе всегда было на всех плевать. Уверенный шаг назад. Разрезающий напополам. — Прекрати нести чепуху, Пэнси, — скривился Драко, протягивая руки. — Нет! — крикнула слизеринка, избежав касание. Желанного, но нежеланного одновременно. Господи. — Я.. Я так больше не могу. Меня это достало. Хватит, просто.. Хватит. Она отвернулась и понеслась в сторону по коридору, собираясь найти место, где не будет слышна эта грёбаная музыка, стучащая по перепонкам. И стараясь не думать о растерянном лице Драко. Потому что была уверена, она даже не сделала ему больно. Не была способна. Могла только та, из-за которой всё стало кристально явным. И ей не хотелось, чтобы Драко за ней шёл. Хотелось увидеть другого, того, что вдалбливал в голову истину. Которую Пэнси успешно пропускала мимо ушей, тем самым разрушая себя ещё больше и стремительней. Но он сейчас, скорее всего, зависает с кем-то другим. Развлекается под музыку и выпивку с девчонкой, хотя Малфой был прав, когда сказал, что Нотт выглядит плохо. И если бы не их ссора, ебучая молчанка, Пэнси бы спросила. Но вместо этого зачем-то потянулась к Драко и поцеловала его. Салазар, она такая идиотка. Ему ведь так больно было видеть это, и она знала. Знала, но всё равно сделала. Просто ничтожество. Паркинсон не заслуживала Теодора. Зато заслуживает всех тех страданий, которые разрывали душу. Она остановилась возле винтовой лестницы, наплевав на то, из насколько ценного материала сделано её платье, — и даже оно было подобрано под чёртового Малфоя — и опустилась на одну из ступенек. Пэнси обхватила руками колени и упёрлась в них подбородком. Слишком сложно. Слишком сложно быть привязанной к одному, но испытывать чувства к другому. Быть влюблённой в другого. Хотелось избавиться от этого. Но не от Тео. Салазар, только она могла угодить в такое дерьмо. Когда дошло слишком поздно и вернуть назад ничего нельзя. Исправить. Хотя бы что-то. Откуда-то сверху послышались шаги, и Пэнси тут же подобралась, утирая мокрые дорожки. Она не позволит кому-то видеть её слабость и использовать это против неё. А своё нахождение здесь она как-то объяснит, главное.. — Расслабься, я не публика, — послышался глухой голос, и шаги быстро преодолели ступени до той, где сидела она. И Пэнси не расслабилась, пока не увидела. что это правда он. Что Тео действительно здесь. Рядом. В очередной раз, когда ей плохо. Но плохо было и ему. Теодор опустился на ту же ступеньку, где она сидела, и в его руках была открытая бутылка огневиски. — Введём новую традицию, — разорвал тишину Нотт, — где я буду спрашивать, что на этот раз? — он выдержал паузу, а потом с большей злостью и вызовом продолжил: — Хотя, знаешь, пожалуй я свалю прежде, чем ты в очередной раз скажешь, что у вас великая любовь и.. — Я ушла от него. Эти три слова, слетевшие с языка, остановили его. Нотт потупил взгляд в стену, а потом прикрыл глаза и выдохнул, садясь обратно. К ней. — Ты был прав, — продолжила Пэнси оголять правду, заботливо укрытую пледом лжи. До этого момента. — Драко — просто остывающая привязанность и привычка. Она говорила об этом спокойно, словно о погоде. Но это лишь пока. Пока опустошение и боль временно приостановили работу органов. — И что это должно изменить? — спросил Нотт, всё также с вызовом. Серым вызовом. Блеклым. — Я хотела получить твой взгляд, — повернулась к нему Пэнси, желая, чтобы он тоже повернулся и посмотрел ей в глаза. И Теодор повернулся, позволяя раствориться в уютной, карий радужке. — Твой, а не Драко. Нотт молча смотрел на неё, и Пэнси видела, как рушится стенка, которую он для неё выстроил. Так сильно. — Мне целовать тебя, когда ты сидишь с разбитым сердцем? — как бы невзначай задал вопрос Тео, чуть-чуть наклоняя голову. Как бы просто так. Не просто. — Похуй, — выдохнула Паркинсон и ощутила вкус бергамота и огневиски, который накрыл её. И это было не так, как с Малфоем. Это было искренней. Это было, чёрт подери, по-настоящему. Пэнси чувствовала отдачу, чувствовала, что Тео не лгал, когда говорил, что она нужна ему. Правда нужна. Нотт тут же проникнул в рот языком и придвинулся ближе, придерживая её шею. Ты мне тоже. — Ты заставляешь его биться, — прошептала Пэнси, когда Тео оторвался от неё, чтобы вдохнуть. — Ладно, это уже существенное изменение, чтобы я остался, — усмехнулся Нотт, большим пальцем стирая со своей нижней губы помаду слизеринки. Паркинсон толкнула его плечом и улыбнулась. Он всегда заставлял её улыбаться. — Прости, — тихо сказала она, утыкая взгляд в пол. За то, что поцеловала Драко назло. Чтобы заметил. Чтобы что-то доказать. Самой себе, что облажалась. И Паркинсон была уверена, что Нотт понял. — Конкретней? — подтолкнул он, но в его голосе не было злобы или холода. Но Слизерин не выведешь из крови. — Прости, что сделала тебе больно. Специально, — повернулась Паркинсон к нему. Извинения всегда давались ей тяжеловато, но она умела просить прощения, когда была виновата. Прилагая усилия, всегда могла. И Теодор, молча кивнувший и улыбнувшийся краешком губ, оценил это. — Что у тебя случилось? — Ни.. — начал Тео, но Паркисон перебила его. — Нотт, мы только что поцеловались, я имею право знать, что ты делаешь на этой чёртовой лестнице, а не в зале с друзьями, — прищурилась Пэнси. — О, да, один поцелуй спустя четыре месяца весомый аргумент чтобы излить душу, — хмыкнул Теодор. Он сделал глоток огневиски, прежде чем выдать: — Двадцать первого декабря моя мать умерла. Сегодня, как ты уже поняла. Оу. Пэнси молчала, ожидая продолжение. Что он скажет ей о своих чувствах по этому поводу, потому что смерть матери — больная тема. Но он молчал. — Мне жаль, — сказал Паркинсон и пожелала уничтожить тех, кто говорил эти слова просто так. Лживо. Потому что они звучали как фальшь, как что-то обязательное, но соль в том, что ей правда было очень жаль Теодора. — Какой она была? — Самой лучшей, — слетело с языка Нотта. — Умерла, когда я был ещё ребёнком, но оставила след. Большой след в моей личности. Думаю, точнее всего будет сказать, что чувство юмора у меня от неё. — О, ну тогда всё понятно, — мягко рассмеялась Паркинсон. Вместе с Теодором. — Это у вас всё-таки семейное. — Да, — улыбнулся Нотт. — И поздравляю: ты первый человек, с кем я смог искренне посмеяться. — Не хочу повторяться, тебе, наверное, говорили это уже сотни раз. Поэтому скажу, что надеюсь, часть твоей матери будет передаваться и дальше, через всё тот же неуместный юмор. Неуместный, но забавный. — Наконец-то ты это признала, — возвёл глаза к потолку Теодор, качая головой, и передал ей бутылку. В знак благодарности. Пэнси сделала большой глоток, слабо зажмурившись, и выдохнула. — И ты же не позволишь Драко испортить тебе праздник? — заинтересованно посмотрел на неё Нотт. — Вообще-то я любила его с четвёртого курса, так что имею право пострадать, — шутить об этом было гораздо легче. Отличная тактика. — Право ты имеешь, согласен, — покивал Нотт, сделав ещё глоток. — Но неужели выберешь сидеть под какой-то грязной лестницей, а не станцевать с кем-то более достойным? Теодор поднялся, отставляя бутылку в сторону, и протянул Пэнси ладонь, ухмыляясь. Она видела, ему было всё ещё больно. Но Нотт готов был переступить через эту боль. Ради неё. — Долго репетировал? — хмыкнула Пэнси, смотря ему в глаза. — Только что придумал, — пожал плечом Теодор. Паркинсон посмотрела на протянутую ладонь и вложила в неё свою. — Ты прав, — Пэнси поднялась. — Пошли. Она тоже готова.