All I wanted

      — Я всё же считаю, что он нам не нужен, — прочертил взглядом угол газеты мужчина, а потом откинул её. — Ты только зря потратила время и впустую заморочилась.       Почти неслышные часы мерно отстукивали секунды, оповещая об утекающем времени. С каждой минутой всё дальше. Но людей время интересовало лишь тогда, когда оно играло на смерть и мешало планам.       — Мне было весело, — равнодушно пожала плечом женщина, отпуская с пальца кудрявую прядь. — К тому же, лишним среди остальной массы не будет.       — Морана, с твоими способностями нам один недалёкий человек ничего не будет стоить, — улыбнулся мужчина, опираясь локтями о стол и сцепляя руки в замок.       — Способностью, — исправила она. — Она одна. И ты явно преувеличиваешь её значение, потому что работает способность только лишь на таких людях. Я не моя — давно покинувшая мир — бабушка, имеющая полную силу.       — Преувеличивать дар внушения? — глухой смех рассеялся в тишине. — Избавься от этой скромности. Тем более, что работает он не на страдающих от недостатка ума личностях, а на людях, имеющих несильный магический потенциал. Это разные вещи. И это наше главное преимущество.       — И наш минус, Аласдер, — вздёрнула бровью Морана, потянув уголок губы, и молодые черты лица заострились.       Она опровергала хвальбу мужчины о собственной сущности так, будто речь шла не о ней. Будто не она могла внушить человеку делать то, что захочет, могла внушить помнить и знать, что ей вздумается. Будто способность властвовать над людьми, у которых магия не оставила до скрежета в висках сильного отпечатка, было ниже ожидаемого. Но её это никак не трогало, лишь суровый реализм и знание достоинства своих сил.       — Первоначально важно количество, а проработкой качества занимаемся после пополнения наших рядов, — Корсби растянул губы в улыбке, и возле глаз собрались сухие морщины. — Именно дар и наша стратегия помогли провернуть тот фокус с подставными Пожирателями.       — О да, читать эти вырезки газет, где огромными жирными буквами брошены фразы о поимки всех разыскиваемых Пожирателей и заключении в Азкабан, очень забавно, — усмехнулась, качая головой, Морана, и в её голосе слышалось чистое превосходство, перемешанное с насмешкой и чем-то ещё. Чем-то ярким. — Повелись, как крысы на зерно.       — Они и есть крысы, — фыркнул Аласдер. — Крысы, поверившие, что нас было всего двадцать человек, хотя это лишь одна четвёртой наших людей. Поверившие, что это были мы.       — Они были слишком легко внушаемые, — со скукой выдохнула женщина.       — Все здесь легко внушаемые, кроме меня и приближённого. Но мы отобрали самых-самых.       Проигрышные варианты всегда отсекаются первыми. Как верхушка скалы, не в силах больше держаться, обрушивается вниз, и никто о ней больше не вспоминает. И никто о ней не думает. Все забыли, потому что своё она исполнила. Аксиома этого мира.       — Я думала, после того, как мы отправили эти несчастных двадцать Пожирателей в тот магловский дом, новых сорок человек найдем не так скоро, — размеренно произнесла женщина.       Когда люди мешают планам, что были на пороге своего исполнения, приходиться создавать новые. Приходиться идти в оборот, быть умнее и хитрее. Людей не хватало, убийство руками Сайласа и одно последствие этого события могли спустя время вывести авроров на них. Было рано действовать. Не хватало людей, а набирать их стало рискованно. Ум. Хитрость. Подставные личности, фальшь, вера магической Британии теперь уже в абсолютную победу. Среди радости и затишья быстрый набор недостачи, укрепление своих сил и переход в наступление. После завершение плана. Не аксиома, конечно, но что-то такое же твёрдое.       — Одинокие, не отмеченные сильным отпечатком магии люди находятся быстро, а приводятся в дом ещё легче, — хмыкнул Аладсер. — Конечно, теперь хотелось бы больше пространства, восемьдесят — не пятнадцать, начальную отметку мы давно переросли. Но здание в слишком выгодном положении.       — Да, другой скрытый ото всех дом на отшибе с таким количеством тёмной магии отыскать будет трудно, — выразительно подняла бровь Морана, покачивая ногой. — Спасибо Ксандре за её мёртвого деда, который предоставил нам апартаменты.       Ветер за окном пронёсся диким воем и рама скрипнула.       — Касательно тёмной магии, как обстоят на данный момент дела с артефактами? Создали новые с Льюисом?       — Да, нам удалось сделать ещё один, и как раз его опробовал Льюис, когда недавно проник в Хогвартс и убил девчонку. Снимает защитные, отталкивающие чары с той же абсолютной беспрепятственностью, что и другие три. Уверена, в доме содержится ещё столько магии, что хватит на десятки тёмных артефактов.       — Но это определённо займёт время.       — Безусловно, процесс создания отнимает очень много времени, — взмахнула кистью Морана, и её тёмные глаза блеснули.       — И пусть, зато мы сделали то, чего никто не сумел до нас, — самодовольно произнёс Аладсер, откидываясь на спинку стула. — Только необходимо убрать его в более защищённое место, хотя вряд ли найдутся идиоты, вроде Сайласа, поплатившегося своей жизнью за кражу и использования твоего артефакта в угоду своим целям. Рушащим мои.       Тень от свечи падала на скулы женщины, заостряя их и делая круги под глазами более заметными. Воск размягчился, и очередная обжигающая струя скатилась вниз по свече, расплываясь по канделябру.       — В последний раз, когда я проникала в ту школу грязнокровок, артефакт снял усиленные защитные чары с ворот так же, как снял и в недавнем посещение Льюсиом, когда на ворота уже были наложены слабые чары, что говорит о видимом отсутствии каких-либо препятствий. И как раз в тот же раз моего проникновения я брала с собой второй артефакт, благодаря своему размеру он легко уместился в кармане, так что насчёт его некоторой миниатюрности надо заканчивать беспокоиться.       — Прекратил сразу же, как мальчишке удалось выбраться и прыгнуть.       — А что насчёт второго? — тон её голоса стал чуть выше.       — Я уже спрашивала, но мой вопрос остался без ответа. Когда проникла в Хогвартс и встретилась с Гойлом младшим, стерев воспоминания о наших именах, образах, и, внушив вести себя подозрительно и начать говорить о Пожирателях на людях для реализации подставного обнаружения последователей, он говорил мне о парне с фамилией Малфой. То, что он влез в голову и почти что разоблачил участие Грегори и дальнейшую связь с нами.       — Ты знаешь, кто он, Морана? — безразлично протянул Аласдер.       — Знаю. Ты упомянул о нём ещё в самом начале нашего знакомства, когда говорил о дальнейших планах, — кивнула она. — Мой вопрос в другом. Ты ведь собираешься с ним что-то делать?       Ответом на её вопрос служило молчание. Несколько секунд, но ощущалось, как часы. Или дни. Так же туго. Так же скрыто.       — Да, — продолжила, разрывая паузу, женщина, — он не вынюхал всё до конца, потому что лишь считал энергию, а не влез в сами воспоминания, и сейчас уже бессмысленно переживать, ведь Малфой повёлся на фальшь с находкой и заключение в Азкабан двадцати Пожирателей Смерти. Он нам не угроза. Но неужели факт существовании метки на его предплечье пройдёт для нас бесследно?       И снова одинокий вой ветра за окном. Ещё одна струя горячего мёртвого воска растворилась. Морана продолжала смотреть в глаза Аласдера, наполненные безликой, напряжённой пустошью.       — Аласдер, ты знаешь условия, — она понизила тон и склонилась вперёд. — Я помогаю вам с помощью своего дара, а ты не смеешь что-либо утаивать от меня.       Корсби слабо сжал челюсть, продлевая молчание на секунду. Две. А потом на его лице растянулась улыбка, а в глазах мелькнула чёрная искра.       — Я бы добрался до него ещё летом, не будь Драко Малфой сыном Люциуса. Но это в некотором роде всё усложняет.       — Но ты не оставишь его без внимания, — прищурившись, произнесла Морана. Не с вопросом, как утверждение.       — Метка свидетельствует о его обязанности продолжать дело Лорда, сколько бы он не отсиживался в мерзком Хогвартсе, — улыбка исчезла, уступая кривым губам. — Но это будет позже, пока что придерживаемся нашей стратегии. Несколько грустно, конечно, что сразу завоевать Министерство мы не можем.       — Я уже говорила именно об этой обратной стороне своего дара внушения, его неполноте, — всё с тем же равнодушием повторила Морана. — На большинстве сотрудников Министерства, с их отпечатком, он не сработает.       — Это лишь половина преграды, Морана. Нас, Пожирателей, много, но не достаточно, чтобы ринуться в главный штаб управления магической части страны. Пока что, — на грубом лице, без единого намёка на щетину, появилась ухмылка. — Но и этот гештальт, я надеюсь, в скором времени будет закрыт.       — В недалёком будущем, Аладсер, — тоже ухмыльнулась Морана, переводя взгляд на часы, которые стали тикать громче, и после взмаха палочки звук исчез.

***

      Гермиона села, касаясь босыми ступнями холодного пола. До мурашек холодного. Она перевела взгляд в окно, где солнце только начинало выплывать из-за горизонта. Зимой тьма брала поводья в свои ледяные руки, прогоняя свет. Но чёрных, вытянутых, жутких существ всё равно было видно. Одного из них. Он был так далеко от неё, но словно заметил на себе взгляд и посмотрел на Гермиону, упиваясь дрожью её глаз. Дрожью пустоты и безысходности. Продолжая эту схватку взглядов, и Грейнджер была уверена, если бы не расстояние и твёрдые стены башни, созданное тьмой существо высосало из неё бы всё живое. Всё дышащее. Всё, что ещё осталось.       Чернь в чернь. Так далеко, что даже не страшно. Но ведь это априори невозможно, они просто не могут смотреть друг на друга. Потому что чёрный капюшон напрочь прячет всё, скрытое под ним.       Дементоры.       Гермиона терпеть не могла этих существ, поэтому мысль, что больше никогда в жизни ей не подвернётся случай столкнуться с ними, была особо ценной. На запах отдавала уверенностью и неопровержимостью. Только сейчас она смотрит на тёмное, гнилое, парящее в воздухе нечто, и ощущает озноб в ногах. Потому что не наложила на себя согревающие чары. А зачем? Это не избавит от того, другого холода. Которого никакими чарами не вытравить, потому что он пустой.       Грейнджер встала, отворачиваясь от светлеющего неба, на фоне которого дементор становился ещё отчётливее, и всунула ступни в бежевые тапки. Кровь тут же стала ощущаться ярче, разбегаясь в тепле с привычной быстротой. Гермиона специально дождалась, пока комнату покинут Лаванда с Джинни, чтобы побыть лишнее время наедине с собой и оставить напряжение в стороне.       Одевшись, девушка взяла со стола письмо, задерживая на нём взгляд, но тут же сжала и вышла из комнаты.       Она свернула в коридор, в котором редко встречались ученики. Коридор. Ученики. Хогвартс. Гермиона всё ещё была здесь. Все были всё ещё здесь, а не дома. Кроме тех людей, которых, не предоставив детям выбора, увезли родители. Хотя девушка предполагала, что тот день станет последним её пребывания в школе. Последним днём пребывания каждого.       Неделя. Семь дней. Снова воскресенье. Лишь первая неделя декабря, но всё перевернулось будто с ног на голову, потому что было другим. Другое утро, другой день, другой вечер и совсем не такая ночь. И гораздо больше удушающих слёз, напрасно сдерживаемых. Гермиона отчётливо помнила каждое слово, произнесённое профессором Макгонагалл. Она созвала всех учеников спустя несколько часов после того, как директор с Гермионой и Джинни обнаружили Парвати. Мёртвой. Точнее, убитой. На момент сбора в Большом зале была уже почти что ночь, и волновало это всех, кроме Грейнджер и её троих друзей. Плевать, сколько времени, им просто нужно было знать. Почему.       Почему это случилось. Как это возможно. Хотя, на самом деле, они все знали ответ. В глубине души, где-то в самом тёмном углу, у каждого из них четверых был ответ, который никто не хотел озвучивать, ведь иначе это означало бы крах. Им требовалось подтверждение. Им требовалось время, просто чтобы суметь высидеть на факультетской скамье без слёз и паники. И у Гермионы получилось только потому, что перед сбором она заперлась в ванной и, притянув колени, плакала. Останавливаясь лишь для того, чтобы пустить воздух в лёгкие. Для новой порции истерики.       Они не были подругами с Парвати, но, чёрт, какую роль здесь сыграла бы дружба? Она знала эту девочку с одиннадцати лет, росла и жила все эти годы вместе с ней. В одной комнате. В одной школе. Воевала на одной стороне. Чёрт. И она видела, как это девочка тоже сломалась. Сначала морально. Но в тот день, в то ужасное воскресенье, физически. Раз и навсегда. Парвати уже никогда не пустит воздух в свои лёгкие, никогда не попытается выкарабкаться из поганого состояния ещё раз. Не будет зависать на одной странице глупого журнала на пятнадцать минут, просто потому что была далеко за его пределами. Потому что Парвати убита.       И Гермиона думала, после второй смерти Хогвартс закроют. Возможно, на очень долгое время. Потому что все недавнее оказалось ложью, спланированной подставой. И шла в Большой зал мысленно прощаясь с этим местом, глуша все чувства внутри, от которых остались жалкие остатки, потому что истерика выжала из неё все силы. Но Минерва посчитала иначе. Оказалось, все эти часы она отсутствовала в школе, беседуя с министром Магии и советом Визенгамота. Правительство думало так же, как Гермиона, твёрдо желая закрыть школу. Как шестьдесят лет назад. Но Минерва просила не делать этого, настаивая, что по отдельности ученикам грозит ещё большая опасность, чем здесь, в Хогвартсе. Хотя новое убийство на начальной территории школы пошатнуло абсолютную уверенность Макгонагалл в безоговорочной безопасности, потому что в тот раз никто не был готов. А в этот должны, но снова нет. Защита усилена, а потом ослаблена, после поимки Пожирателей. Фальшивой, конечно же.       И пускай в словах директора была логика, Гермиона не знала, на чьей стороне. Было бы правильнее закрыть школу? Мерлин, плевать. Просто плевать, тогда, с глухой пустотой внутри, она лишь слегка удивилась, ведомая решением Минервы. Хотя обычно Гермиона всегда высказывалась, всегда составляла своё мнение и боролась за него, если требовалось. Та, прежняя Гермиона. Давняя. Сейчас всё было по-другому. Опять. Какого-то чёрта.       И спустя столько часов было принято окончательное решение: в школу, помимо усовершенствованной установленной совместно аврорами и Макгонагалл секретной защиты, превосходящей по уровню защиту шестого курса, будут направлены дементоры, которые будут охранять её окрестности. Те самые, которые неоднократно переходили на сторону Волдеморта. Забавно, правда? И вот они здесь. Парят возле Хогвартса. Не пропускают убийц, которые больше даже не пытались проникнуть сюда. За всю неделю они лишь напали на один лечебный центр в городе. Успешно. Годрик.       И было официально признано, что это Пожиратели Смерти. Настоящие, а не те, которые оказались спланированной фальшивкой. После того, как Макгонагалл объявила о Парвати, о школе, о дементоре, только тогда она сказала про Пожирателей. Только тогда озвучила это. И только тогда Гермиона всё же осмелилась перевести взгляд на дальний стол, натыкаясь на серый лёд, который также смотрел на неё. Также не выражал ничего. Совсем. И это ничего словно провело между ними незримую нить, которая, как Гермионе показалось, оказалась способной провести её мысль Малфою. Передать её.       Мы облажались, Драко. Снова.       Грейнджер сжала письмо, зажмуривая глаза и прогоняя воду, почему-то снова застелившую всё впереди. Почему-то. Прошла только неделя.       Это был ответ на письмо родителей. Они спрашивали, не хочет ли Гермиона вернуться домой, рассказывали о своём ужасе из-за произошедшего. А ещё писали насчёт убийства и того, кто это сделал. И спросили, не причастен ли к этому Драко Малфой. И Гермиону это.. разозлило. Её это до ужаса разозлило, и вовсе не потому, что родители указывали ей на брак с человеком, в котором теперь начали сомневаться. Или это лишь ничего не значащее зерно сомнения. Неважно. Не поэтому, а потому что какого чёрта? Её уже натурально выводило из себя, что даже собственные родители приравнивали метку Драко, как сигнал пометить красным крестом. Да, она помнила, что придерживалась такого же мнения сама, но, чёрт, это было так давно. Начало года. Сейчас всё изменилось. И после того, как официально стало признано, что убийство было произведено кем-то извне, такие вопросы задавались. Слабые подозрения не рассеивались. Раздражало.       И также Гермиона понимала, что это был шанс. Что-то вроде возможности. Сказать, что она тоже его опасается, тем самым безоговорочно побудив родителей расторгнуть помолвку. Навсегда оставить это позади, разделаться с этой проблемой. До сих пор проблемой. Снова выбор. И снова Гермиона сделала правильный, который кто-то другой назвал бы совершенно противоположным. Но так было делать просто нельзя. Как бы она могла существовать дальше, зная, что поступила так грязно? Так низко? Что оболгала Малфоя, когда видела те разбитые чувства в его глазах? Когда видела, что он чуть не вырезал себе ту самую метку? Когда в момент второго убийства была рядом с ним. Вместе с ним. Была в нём, а он в ней. И просто так взять, переступить через это в угоду собственным целям.. Нет. Просто нет. Это было бы мерзко.       Поэтому плевать было на эту возможность, ведь вины Малфоя в смерти Парвати нет. Когда произошло убийство когтевранца, родители тоже писали письмо со схожим контекстом, но никаких предположений по поводу Драко не делали. Почему сейчас? Возможно, их смутило предшествующее этому затишье? Может быть.       В другой раз. Гермиона будет разбираться и пользоваться шансами когда-нибудь потом, когда эта проблема снова обретёт важность, потому что после того, как тебе представилось увидеть однокурсницу мёртвой.. Какая-то вынужденная женитьба была жалкой. Жалкой вошью, на которую всем плевать, когда ты валяешься полумёртвый в конвульсиях в больничной палате. Плевать.       Возможно, воспользуется ей тогда, когда важности не будет, но будет чистая возможность. Чистая, потому что делать что-то отвратительное, что-то, вроде слов, противоположных её защиты в сторону Драко в ответном письме родителям, она не собиралась. Чувствовала к этому отвращение. Она готова подставить себя, но не кого-то другого. Опорочить себя, чтобы добиться нужного, но не оклеветать невиновных.       И нет, Гермиона никуда не уедет. На самом деле, если задуматься, основательных причин оставаться не было. Просто сразу после того, как Грейнджер прочитала вопрос родителей об отъезде домой, в голове возник ответ «нет». Не предоставляя возможности какому-то другому варианту, словно она была обязана. Хотя это было не так. Это было что-то вроде того чувства, когда мама говорила ей делать, что угодно, когда злилась на дочь, но Гермиона знала, что на самом деле делать всё, что угодно, нельзя. А если и можно, она не станет. Просто потому что. И сейчас это ощущалось точно так же. Просто потому что она останется. И Гермиона сомневалась, что причина в привязанности в Хогвартсу. Причин не было.       Грейнджер зашла в совятню, призвав к себе сову и погладив её оперенье, а потом протянула письмо, которое та тут же забрала. Гермиона хотела бы так же. Взять и выпорхнуть, не заботясь ни о чём. Но.. Просто потому что.       Падма рассказала, что в тот день в Хогсмиде они вместе с её однокурсницами-когтевранками и Парвати сидели в Трёх Мётлах, но потом Парвати сообщила о своём желании вернуться в Хогвартс, а девочки хотели ещё посидеть, так что попрощались и пустили её одну. И Гермиона не хотела вспоминать, с каким лицом говорила об этой Падма. Сколько вины было в её глазах. Потому что как раз по дороге в Хогвартс её сестру убили. И потому что Грейнджер вспоминала отвратительную вырезку статьи Пророка, написанной Скиттер, о том, что Падма через два дня после смерти Парвати, через день, как вернулась домой, совершила самоубийство. Перерезала вены. Твою мать. И Гермиона догадывалась, как прознала об этом Рита Скиттер, ведь все смерти магов Великобритании фиксировались больницей Святого Мунго, а писательница, видимо, в связи с недавними событиями дежурила этот самый незаархивированный список. Омерзительно. Скиттер давно нужно было вышвырнуть с редакции Пророка, она не имела права обезображивать трагедию семьи Патил.       Новость о самоубийстве Падмы расползлась шёпотом по всей Школе на несколько дней, и Гермиона иногда всё ещё слышит слова сочувствия в разговорах учеников. Перерезать вены. Также говорили, что это магловский способ. Даже здесь впихнули свою чёртову гнилую чистоту крови. И Грейнджер, конечно, не знала, почему Падма лишила себя жизни именно так, но у неё были предположения. Из-за вины люди сходят с ума. Из-за вины люди теряют рассудок и хотят уничтожить себя. Самым больным и ужасным способом.

***

      Гермиона ковыряла вилкой еду, снова отказывая самой себе протолкнуть кусок в горло. За эту неделю она много раз ела без аппетита. Ну, в те немногочисленные разы, когда вообще принимала пищу. Так сильно влияло.       — Как спала сегодня? — повернула к ней голову Джинни.       — Сегодня спала. Просто спала.       — Хотя бы, — слабо кивнула девушка. — Я тоже спала.       — Ты кричала во сне три раза, — опровергла Гермиона. — И после каждого просыпалась.       Рядом сидящий Гарри, услышав эту фразу, ближе прижался к Уизли и сжал её ладонь. Джинни кинула острый — недостаточно, слишком вымученно — взгляд на Гермиону, и краешком губ улыбнулась Гарри. Чтобы подбодрить. Будто чёртова группа поддержки, хотя каждому сидящему в этом зале требовалась своя заслуженная порция поддержки и спокойствия. Но ведь они были парой, для них отдавать части себя, пускай и были разломаны на самом деле, было нормально. Было правильно. И будь пара у Гермионы, она бы сделала то же самое. Если бы.       Она сдержала себя от поворота головы.       — Всё остальное время спала, — самой себе кивнула Уизли. Зачем-то.       Ведь Гермионе, просыпающейся каждый раз, как просыпалась Джин, всё было ясно.       — Я буду в библиотеке, хорошо? — отложив столовый прибор, поднялась Грейнджер, и, увидев смиренные и до боли понятные кивки друзей, взяла сумку и развернулась.       Гермиона приходила сюда не в первый раз за неделю. И не во второй. Ей нужно было занять чем-то мозг, мысли, загнать непрошенное в угол. И поиск ответов обычно помогал, создавая иллюзию всем-это-надо-Гермиона. Всё-как-раньше-Гермиона. На пару часов. Необходимо.       Гермиона перелистнула очередную страницу, не отыскав ничего дельного. Вопрос, как Гойл сумел снять сильные защитные чары кареты Азкабана перед тем как сброситься всё ещё побуждал разбираться. Искать. Читать. Вопрос, как Пожирателям Смерти дважды удалось пробраться на территорию Хогвартса сквозь ворота с наложенными заклятиями курсировал по извилинам. Помогал сбегать от всего в библиотеку. Убивал. Потому что этого не должно было произойти. Это..       Чары и античары. Разоблачение.       Она насильно вдавливала собственные глаза в буквы, не собираясь в который раз тонуть в той яме. Той самой, что в один момент стала бездонной. Думать. Искать. Разоблачать. Думай, Гермиона.       По счёту шла вторая книга. По времени неизвестно, Гермиона никогда не считала.       Способов наложения защитных чар существует огромное количество. Как вам известно, самые распространённые из них это..       Вдох. Следующая страница.       Защита создаётся для обеспечения безопасности магов, их имущества и чего-либо необходимого. Ко многим проклятиям (не ко всем! читайте пункт 11.2 книги «Тысяча Проклятий. Ручная краткосрочная помощь») существуют формулы и антипроклятия, способные исправить ситуацию. Так что же насчёт защитных чар? Чары могут быть крепко связаны с проклятиями, это могут быть ловушки, к которым контрзаклятий не существует. Как распознать, если вам насолил недоброжелатель, смешав концепцию проклятий с..       Выдох. Снова не то.       Использование посторонних предметов при наложении защиты..       Нет.       Ваш дом небезопасен? Сто и один способ изменить этот минус..       Дальше.       Присмотритесь..       Один.       Попробуйте..       Два.       Не оступитесь..       Шесть.       Это может быть полезно..       Восемь.       Защитные чары непредсказуемы и сложны..       Годрик-девять.       Взмахните палочкой и..       Гермиона рывком отбросила учебник, вскакивая со стула и не получая ни капли удовлетворения от грохота фолианта. Легче не стало. Грейнджер подошла к книжной полке, сжимая её край пальцами и прислоняясь лбом. Чувствуя запах книг. Плюя на шум, который учинила, и на то, что её с большой вероятностью могла слышать мадам Пинс. Абсолютно безразлично.       Плохо. Дело, ей, каждому вокруг. Было плохо. Каждый раз её поход в библиотеку был бесполезен, сколько бы часов она тут не просидела. Ни контрзаклятий, лишь умышленное разрушение купола чар, но вибрацию и шум такой магии стало бы слышно и, как минимум, заметно, поэтому было просто невозможно. Вариант отпадал, ведь профессора, да и сами ученики, точно бы заметили. Как Гойлу это удалось? Когда успели помочь? Как Пожиратели смогли перехитрить их? Как она всё ещё может делать вид, что упорно верит в результативность походов в библиотеку, если была в курсе, что книги с настолько тёмной магией вряд ли хранятся даже в Запретной секции? А Пожиратели совершенно точно использовали именно её. Иначе бы Гермиона давно нашла ответ.       Ей хотелось у кого-нибудь спросить. Узнать, какие у кого-то другого мысли на этот счёт. Но у Гарри, Рона и Джинни были либо такие же мысли, как у неё, либо не было предположений вообще. Тоже, как и у неё в чёрном затхлом тупике. Да и по правде говоря, задать вопрос Гермионе хотелось не им. Услышать хотелось не их. Неделя это так много.       Их работа была сдана на отлично. Высший бал, Гермиона была не удивлена, и в тот момент она совершенно не переживала, какую в итоге отметку поставит им с Малофем Макгонагалл. Теперь вообще не имело никакой важности, на какую цифру был оценён их многострадальный макет, из-за которого произошло так много и так мало. Одновременно. И они снова тогда сидели вместе, практика, но ничего. Абсолютно. Драко вроде бы кинул какую-то фразу в её адрес, но Грейнджер даже приблизительно не помнила её содержание. Её эмоциональную окраску. Вообще. Хотя обычно запоминала, с какой интонацией и каким выражением лица Драко говорил. Но в тот день она чувствовала себя овощем, насколько бы избито это сравнение не было. Безэмоциональным, выпотрошенным и изрезанным в клочья. Поэтому даже не стала отвечать Малфою.       Жалела ли она, что не вслушалась? Может быть. Да, наверное. Может быть, сделай она это, сейчас её чуточку растормошило, и жизнь стала течь в венах быстрее. Как это было в начале года. Тогда появилась зацепка, цель. Но сейчас это было куда большим, чем просто интересом и неосознанным способом вернуться к жизни. На какие-то мгновения она действительно вернулась. Сейчас Малфой был смыслом. Определённым, в котором она призналась. Но яркая искра в венах снова потухла, еле перебираясь по крови. Буквально подыхая.       Гермиона крепче вцепилась в полку, дерево которой неприятно врезалось в ладонь. Саднило. Болело. Всё внутри. Грейнджер зажмурилась, запрещая непрошенной воде выходить наружу, но жжение не отступало. Это её вина. Её ошибка, в том числе. Потому что Гермиона обещала доверять своей интуиции, обещала прислушиваться к себе и сообщать друзьям по необходимости. И сейчас, когда все чувства стали в один момент обострены, сваливаясь на неё одним долгим откатом, а после иссушены, оставляя после себя только опустошение, Гермиона отчётлива помнила ту самую мысль. Ту самую, когда Макгонагалл созывала старост после поимки Пожирателей Смерти. И в ней прослеживалось то сомнение, то недоверие и чувства незавершённости. Обманутости. Будто что-то не так. Но Грейнджер откинула её в самый дальний угол сознания, отмахнулась, как от назойливой мухи. Почему? Потому что всё было хорошо. Относительно хорошо. И она просто не хотела предполагать, что это хрупкое, недавно появившееся «хорошо»‎ может быть ложью, которой и оказалось в итоге. Может быть обманом, иллюзией, очередной манипуляцией. Всем тем, чем являлось на самом деле.       Ей следовало слушать себя. Следовало проверить всё ещё раз. Следовало заставить мозг размышлять над этой проклятой мыслью, сказать о ней друзьям, Макгонагалл, чтобы все были начеку. Чтобы защита не была снята, ученикам не разрешалось ходить по одиночке. Чтобы этого всего не произошло. Просто не было. Но она облажалась. Она вместе с Драко, который повёлся на явную провокацию Гойла, впихнутой в его мозг. Непонятно кем, когда и зачем, но это точно было так. Но вина Малфоя гораздо, гораздо меньше по сравнению с её. Можно сказать, по сути её и не было, ведь Гермиона, будь на его месте, поступила бы точно так же. Сделала бы всё возможное, пускай несвойственное поведение Драко, одобренное ею же, сыграло против него. В этот раз. Больше он никогда себя так не поведёт, недоверие слишком велико. Так что смерть Парвати лежит и на ней, потому что, чёрт подери, должна была сдержать обещание. В который раз подводила саму себя. В который раз подводила других.       Слабачка.       Тихий всхлип сорвался с покусанных губ. Как Пожирателям это удалось? В который раз вопрос атаковал её мозг, не собираясь оставлять ни на секунду. Они удачно провели всю Магическую Британию, заставив быть уверенными в собственной кончине. В собственном проигрыше. Конце. И Гермиона пришла к выводу, что сделано это было для того, чтобы заставить забыть о себе и пополнить ряды, недостающие количеством Пожирателей. Она их ненавидела. Самой лютой ненавистью. Потому что продолжалось-продолжалось-продолжалось. И конец на самом деле никогда не наступал, и теперь Грейнджер очень сомневалась, наступит ли вообще.       Обман удался. Они все, вся их светлая сторона — глупцы. Нельзя верить в лёгкую победу. Простой победы не бывает. И сейчас, называя их фальшивую удачную поимку Пожирателей лёгкой, Гермиона просто закрывает глаза на все те страдания, испытываемые людьми с мая. Просто чтобы ещё дальше протолкнуть нож в сердце. Чтоб до последнего вздоха.       Защита была слабой. Защита была сильной. И снова слабой. Но Пожирателям удавалось проникнуть во все разы. Как. Это не должно было бать так просто, но реальность доказывала обратное. Перерытые книги ни черта, ни черта не помогали, всё это напрасно, потому что ответа не было. Собственный мозг подкидывал десятки идей, но все они опровергались фактами магии Хогвартса, которые противоречили возникающим предположениям. С вопросом прыжка Гойла всё абсолютно то же самое.       Напрасно.       Поиски напрасны.       Старания напрасны.       Слёзы напрасны.       Она сама напрасна.       Горячая слеза, не сумев удержаться, медленно скатилась вниз, обжигая щёку. Ещё одно обещание, раскрывающееся в словах «не плакать»‎, было нарушено. Грейнджер впустила в лёгкие кислород и медленно выдохнула. В ладонь до красноты впивалось дерево.       Она устала. Словно те самые дементоры, парящие возле Хогвартса, высосали из неё всё живое. Всё, что было возможно. Но будь оно так, Гермионе не пришлось бы ощущать эту боль, причины которой не ограничивались числом один. А вот клокочущая пустота отлично подходила под описание последствий столкновения с дементорами, так что..       Послышались две пары шагов, приближающихся к ней. Гермиона резко отпрянула от стеллажа, быстро утирая слезу и на интуитивном уровне понимая, что приближаются её друзья. Оттого начиная устранять последствия своих эмоций ещё быстрее и лихорадочней.       — Гермиона, — спокойный голос Гарри, в котором на последних буквах проскочило беспокойство.       Всё в порядке. Всё хорошо. Всё, как всегда. И ведь Гарри всё должен понимать. Что всё на самом деле не так. И Рон. И Джинни.       И ведь на самом деле понимают.       Грейнджер поднялась с пола, держа в руках книгу, и неспешно положила её на стол.       — Как поиски? — неуверенно протянул Рон, кажется, заранее зная ответ на свой вопрос.       — Не очень, — глуша мертвенный стук сердца, произнесла Гермиона. — Но есть пара зацепок, исследую их в следующий раз.       Она всегда так говорила.       Гарри долго смотрел на её лицо, и Гермиона поздно поняла, что оно, скорее всего, покраснело от слёз.       — Я опять засиделась, да? — отвернулась девушка, начиная убирать вещи с парты в сумку. — Не следила за временем.       Грейнджер почувствовала, как руку, обхватывающую ручку школьной сумки, сжала тёплая ладонь. Подняв голову, она встретилась с проницательным взглядом Гарри. Зелёным взглядом. С разбитыми вкраплениями.       Она перевела взгляд за друга, сталкиваясь с голубыми глазами Рона. Он однозначно слабо кивнул головой, и Гермиона неосознанно приподняла уголки губ. Вымученно. Ну и пусть.       Понимали.

***

      Пустота гостиной Слизерина о многом говорила. Много давала понять. Много говорила. Словно в такие отсутствующие моменты у стен подземелий появлялось сознание, и оно пыталось транслировать свои мысли в атмосфере. Пустой.       — Они реально считают, что у нас остался стимул учиться? — скривился Теодор.       — Нет, они просто достаточно слабые, чтобы продолжать верить в благоприятный исход, а не принять факт нахождения в дерьме, — качнул головой Драко.       Это было просто смешно. Учиться, сидеть за партами и изматывать кисть руки строчением букв на никому не нужном пергаменте, когда буквально неделю назад убили ученицу. Чертовски смешно. Чертовски стрёмно, потому что от этого лицемерия тошнило. Потому что навеивало воспоминания прошлого года, когда ситуация обстояла примерна так же, только в разы хуже. Тогда пытать учеников в наказание было нормой, а принуждать детей использовать Круцио на таких же детях в порядке вещей. Обычным делом. Сейчас не так, но концепция примерно та же. Происходит пиздец, но мы продолжим жить как обычно. Как раньше.       — Думаю, профессора всё понимают и принимают, просто хотят заставить нас продолжать жить, несмотря на обстоятельства, или что-то в этом смазливом духе, — свёл брови к переносице Блейз, задерживая взгляд на бледной свече.       — Идиоты, — скривился Малфой. — Звучит, как пункт дешёвой книги про мотивацию.       — Ага, как они догадались, что после убийства девушки в стенах школы и отсутствия какого-либо отображения этого происшествия в жизни Хогвартса, я воспряну духом и стану отличником, — фыркнул Нотт, сжимая кулаки. Его особенно злила вся эта ситуация с обучением.       Драко был зол. Зол на тех, кто его провёл. На Пожирателей, сумевших провернуть этот трюк с поимкой. На Гойла, который оказался на столько тряпичной марионеткой в их руках, что швы ткани разошлись и его бесполезность стала катализатором произошедшего. Стало двигателем. Зол на то, что всё это дерьмо продолжается, словно мыльная опера, не имеющая конца. Логичного и необходимого. Тянется, тянется и тянется, высасывая силы из людей и используя, как топливо. Зол на себя, что позволил Пожирателям обвести вокруг пальца. Обмануть. Допустил их насмешки и сальные ухмылки на его ошибку, потому что Малфой должен был проигнорировать то странное поведение Гойла, а не бросаться сообщать о своих подозрениях, как это было свойственно гриффиндорцам. Гриффиндорцам, а не ему.       Новый, или уже очередной, импульс злости прошёлся по телу, задевая нервные окончания. Драко был зол на неё за это. Потому что именно возникшей образ Грейнджер побудил его подойти к ней и сказать о подозрительном поведении Грегори. Наперекор внутреннему монологу Драко о том, что он не хочет и не собирается это делать, потому что ему плевать. Всё равно сделал. И снова ошибся. Из-за неё.       Чёртова Грейнджер.       — Почему ты не уехал, раз тебя это до сих пор действительно заботит? Нет смысла тратить энергию на это недовольство, потому что ничего не изменится, — посмотрел на Теодора Драко.       — В ближайшее время точно, — согласился Забини.       Малфой ощущал себя не так. Не так, как ему бы хотелось. Злость, разочарование не могли перекрыть то пустое ощущение внутри. Та девочка, которую убили, на неё саму ему было плевать. Но на факт её убийства в стенах Хогвартса, когда она просто возвращалась из чёртовой деревни в школу, нещадно бил по щиколоткам, насильно заставляя чувствовать. Опасение, прыжок вниз, откат, пустоту и что-то скребущее. Заставлял смотреть на метку, с недавнего времени на которую ему стало плевать. Вернее, на внимание к которой ему стало плевать. Змея вдруг снова начала заявлять о себе в голове, шептать и привлекать внимание Малфоя, вынуждала думать и свыкаться с мыслью, что убивать продолжают такие же люди, как и он. Ту гриффиндорку убили те же помеченные чёрным черепом со змеёй люди, это их связывало. И не только это. Преследуемая цель, заложенная с детства. Всё это смешивалось в бокале на тонкой ножке, шипя и выпуская густой дым. Он ведь такой же. Значит, все те возобновившееся с новой силой косые взгляды оправданы. Значит, для Нарциссы могли представлять опасность не только каким-то непонятным образом проникающее на охраняемые защитной магией территории Пожиратели, а и он тоже. Если провести нить холодной, сухой логики.       Блять, Драко, нет. Снова это дерьмо в голове. Снова оно проникает в голову, затем в глотку и заседает между рёбер, тыкая лёгкие иголкой. С гадкой улыбкой, медленно вонзая иголку, заставляя ощущать дикие спазмы, а сразу после того, как Малфой включался и осознавал, прятало сталь. Замолкало. Затихало. Но стоило ему отвлечься, и всё по новой. По однотипному кругу. И отчаянные повторения, что стремления и желания убивать он не имел, что его оправдали, что представлять опасность для собственной матери — бред, были способны утихомирить мысль лишь на какое-то время. Слишком незначительное, чтобы назвать попытки удачными.       — А смысл? — развёл руки Тео. — Куда мне ехать и зачем? К деду, чтобы просто так сидеть в особняке? Никакую деятельность я в такой напряжённой обстановке начать не смогу, и максимум, отчего будет толк — акции отца, которые у меня на руках. Половина людей, с кем работал отец, сейчас просто не будет доверять мне.       — А другой вариант? — после десятисекундного молчания, холодно спросил Драко. С опаской. С осторожностью.       И поэтому Малфой ненавидел чувствовать это внутри себя. Эту пустоту и что-то скребущее. И поэтому пытался заглушить все мысли и опасения о последствиях их ошибки и открытой деятельности Пожирателей чем угодно. И Малфой почти не удивился, только снова разозлился, что первым, пришедшим на ум способом подавить и отвлечься, переключиться и утонуть оказалась Грейнджер. Уже не удивительно, но всё ещё странно. Всё ещё раздражало. Всё ещё заставляло ненавидеть. Но не они ли оба прыгнули в эту бездну, когда трахались на чёртовой парте, пока какую-то гриффиндорку убивали?       Ему было это нужно. Просто, блядь, необходимо. Увидеть её реакцию, заметить сжатые губы, нахмуренные брови или резкие движения пальцев. Что-нибудь, чтобы произошёл щелчок, и те оглушающие чувства задохнулись. Никаких пустот и чего-то скребущего. Только ощущения её эмоций и анализ. Только наблюдения и цель. Только стычки и словесные соревнования, только злость, ненависть, ярость и секс. Да, Салазар, секс, потому что он бы повторил. Потому что он бы слетел с катушек в очередной раз, дорога была открыта неделю назад. Он мог делать всё, что хотел. Было нужно. Необходимо. Но Грейнджер словно издевалась над ним. Словно придумала новую игру, главное правило которой — равнодушие.       Но ведь такой вид игры принадлежал ему.       Но ведь никакую игру Грейнджер не вела.       Она просто молчала, смотря куда-то в одну точку и игнорируя его провокацию. Игнорируя его кинутую острую фразу, будто ничего не произошло и не происходило. Будто не она сорвала пуговицу с его рубашки. Будто не она выбрала его, а не своих плебеев. Ебучая Грейнджер.       Два дня назад, за завтраком, Уизли что-то сказал ей и улыбнулся. Тряхнул своей вшивой рыжей головой, заставив Грейнджер натянуть улыбку и потрепать его рукой по волосам. Но что было бы, если бы нищеброд узнал, что этой рукой она водила по ключицам и животу Драко? Уизел бы сдох от приступа. И Малфой бы посмотрел на это.       А на практике, на той самой, где оценивался их чёртов макет страны, её лицо не выражало ничего. Ничего. Ни взгляд, ни движения рук, ни дыхание. Просто абсолютная пустота. Грейнджер не реагировала. И блядь. Ему захотелось спросить. Захотелось узнать, почему. Узнать, что Грейнджер чувствует. Это тошнотворное «как». Как она. Но это ведь было нездорово. Это ему несвойственно. Это не входило в перечень дозволенного дороги, на которую он ступил. Это было чем-то гораздо более пугающим и настораживающим, чем желать, ждать её реакции и представлять без мерзкой красно-золотой одежды. То всё можно. Уже не страшно, пройдет, кончится рано или поздно. А это — нет. Это, блядь, ненормально.       Это заставило начать вести себя также и просто игнорировать. Просто взять за основу равнодушие. Драко ведь так любит холод и равнодушие. Так любит тишину.       Но не внутри себя.       — Мне это не нужно, — покачал головой Теодор, скривив губы. — Не то чтобы я особо любил маглорождённых, но идти тропой отца, у которой весьма однозначный конец, у меня нет желания. Вся эта активность не для меня, я очень чётко представляю, чем буду заниматься. Не собираюсь тратить время в никуда.       Нотт перевёл взгляд с Малфоя на Забини.       — А вы двое? — кивнул он. — Если Драко ещё пойму, у него ситуация с бизнесом и положением в обществе схожая с моей, то ты, Блейз, для меня загадка, — поиграл интонацией Нотт, но этому жесту не удалось скрыть серьёзность его вопроса.       — Чтобы прикрывать ваши задницы в случае чего, — ухмыльнулся Блейз, но через секунду ухмылка стёрлась с его лица. — Но если серьёзно, то мне тоже незачем уезжать. Мать без меня вполне справляется, ей никогда не требовалось моё внимание, и мне осталось доучиться полгода, чтобы получить документ об окончании Хогвартса и пойти дальше.       — И плевать на ситуацию вокруг? — поднял бровь Нотт.       — И плевать на ситуацию вокруг, — хмыкнул Забини. — Было бы довольно забавно, если бы убийство девушки на меня повлияло в такой мере, что я уехал из школы, когда жил и учился здесь в прошлом году. Вот тогда был настоящий ад. Но я всё ещё дышу и могу пить огневиски, так что отмотаю здесь грёбаные сто восемьдесят дней и смотаюсь.       Драко переглянулся с Забини, вспоминая их недавний разговор, и они говорили об этом. Нотт перевёл взгляд на Малфоя, вздёргивая брови, побуждая к ответу на вопрос.       — Ты сам ответил на свой вопрос на мой счёт, — безразлично пожал плечом Драко.       Равнодушие. Холод. Хорошо. Чёрт с ней. Малфой решил переключиться на кого-то более подходящего, отвлечься с помощью Паркинсон. Больше уделять той внимания, общаться, заниматься сексом. Они как раз неделю назад разрешили конфликт, и Пэнси снова с ним говорила, снова делилась представлениями об их паре на балу, который теперь Драко почти что презирал, потому что празднование было реально глупым и бессмысленным. Как там сказала старуха? Что-то о непозволении Пожирателям разрушить их единство и дух Рождества? Эти слова нужно было выгравировать на слитке, с подписью «самое бредовое и глупое, что вы когда-либо слышали».       Казалось бы, идеальные условия, всё должно было идти как по маслу. И Малфой действительно пытался. Через силу слушал и отвечал, душил желание уйти, намеренно оставался и сжимал талию Пэнси на уроках, сидя за одной партой со слизеринкой на некоторых уроках. Вдалбливал в голову её присутствие и факт, что его всё устраивает. Что это на самом деле то, что нужно. Неделю. Целых семь дней. Прожитых впустую, потому что ни черта не вышло.       Отвлечься не удалось. Переключиться тоже. Только притворство, фальшь, и силки ещё больше обхватили предплечья, втаптывая его в землю. Пэнси не была тем, что сейчас нужно. Ничего не получалось. И он ни разу не переспал с ней за эту неделю, отказав Пэнси два раза. Два. Ёбаных. Раза. Отказав. Она хотела больше, но пыталась лишь два, потому что воспоминания об их размолвке на какое-то время были ещё достаточно свежи, чтобы сдерживать себя. У Драко такого никогда не было.       Что Грейнджер с ним сделала?       И тогда проскочила мысль уехать. Оставить всё и вернуться в мэнор, наконец-то разобраться без оглядки на время с проблемой его женитьбы с той же Грейнджер. Перевернуть высохшую, грязную страницу его жизни. Возможно, для того, чтобы не заляпать новую. И это было бы очень легко сделать, Нарцисса бы точно не была против. Она писала ему, спрашивала. И Драко был в шаге оттого, чтобы вырвать иссохшую, потому что причин не сделать этого не было. Просто не было. Бы. Если бы среди этой грязи не проблёскивало одно-единственное светлое пятно. Одно-единственное, что цепляло. Одно-единственное, что заставило остаться, потому что плавать в этом дерьме было бессмысленно.       Ненавидел. Всё рушила. Всё переворачивала.       Помогали только сигареты. На тридцать секунд, а потом всё по новой. Набатом в голове.       — А связь с твоим черепом? — такое чувство, что у них было правило, которого Теодор неуклонно придерживался: говорить метафорами, избегать прямых слов. Хотя обычно они всегда говорили только прямо.       — Мой вкус изменился. Мёртвое меня не привлекает, — приподнял подбородок Драко, и столкнулся с промелькнувшим пониманием в глазах Нотта. И одобрением.       Блейзу не требовались ответы, он и так всё знал.       Ещё на этой неделе Забини спросил у него про женитьбу с Грейнджер. Впервые за столь долгое время, словно эта тема давно пришла к логичной точке и закончилась. Потому что даже после холодного недовольства и пары сухих шуток об их сексе Блейз ни разу не упомянул Грейнджер в разговорах, никогда не заводил тему об этом. Будто не было сомнений по поводу конца. Зря, Забини. Зря, потому что никакого конца нет.       И это сейчас даже не о том, что проблема с женитьбой пока ещё не разрешена. Пока ещё. Но непременно разрешится, осталось около трёх недель. Драко было даже немного жаль Блейза, хотя друга всё это вообще не касалось, который верил в слова «на один раз». Малфой и сам бы хотел верить. Если бы реальность не противоречила.       Но Малфой видел тень сомнения, промелькнувшую в глазах друга. Когда Блейз, в тот день падения Малфоя на тренировке, шёл в лазарет и наткнулся на Драко, идущего как раз со стороны больничного крыла. И та тень, когда Малфой сказал Забини, что уговорил Помфри просто дать ему зелья, вылечить кости и раны и отпустить, была настолько бледной и быстрой, что её легко можно было не заметить. Легко пропустить. Возможно, ему действительно показалось. Ведь Блейз в итоге, спустя минуту молчания, кивнул, и они вернулись в подземелья.       И после ответа Драко по поводу женитьбы, что одноразовый секс с Грейнджер не заставит его окольцевать себя, удовлетворил Блейза. Малфой был очень убедителен. Одноразовый.       До сжатых кулаков злит и выводит из себя мысль о женитьбе, но не секс с Грейнджер. Не порция её эмоций и реакций. Колких перепалок. Слов. Взгляда. Но Драко не парился по этому поводу, ведь это никак не связано. Помешательство продолжается до тех пор, пока все нити не прекращают быть связанными друг с другом. А их главная нить будет жестоко изорвана и выброшена чертовски скоро. Он избавится от неё. Больше их ничего не связывало. Маленький красные ошмётки, которыми даже нитями не назовешь, настолько ничтожны, не идут в счёт. Всё это неважно. Всё, что заставляло ощущать что-то кроме холода и равнодушия, неважно. Просто не имеет значения. Разорвёт.       — Тогда хочу вас поздравить: мы в этой заднице все вместе и ещё надолго, — хмыкнул Теодор, опуская глаза в пол и не стягивая с лица надломанную ухмылку.

***

      Гермиона в очередной раз вздохнула, спускаясь глазами вниз по строчкам. Словно те с каждой буквой становились хуже и хуже. Наверное, так оно и было.       Хотя, она знала, что так и будет. С самого начала, что её заверения про невиновность Драко лишь укрепят намерение родителей сохранить подписанный с Нарциссой договор о её женитьбе. Знала, шла на это, но читать строчки об этом всё равно было.. жгуче. Жгла злость. Жгла боль. Жгла обида. Годрик, люди умирают, какая к чертям женитьба? Кому есть дело до сплетения двух родов, хотя род Грейнджер не был выразительным и знатным? Какая вообще разница?       Но именно этим руководствовались её родители. Сейчас всё нестабильно, хуже с каждым днём, и договор обеспечит ей начальный фундамент и возможности, если всё станет слишком плохо. Ведь тогда она будет в защищённом месте, тогда будут средства, чтобы уехать отсюда. Скрыться. Мерлин.       Гермиона прислонилась головой к холодному окну, прогоняя неприятную мысль, что за этим самым окном, где-то вдалеке, царапает воздух когтями дементор. Чёрный и ледяной. Бездушный. Мама написала, что на отца начинают давить в Министерстве. Требуют то, что не входит в его обязанности в настолько короткие сроки, что он просто не спит которые сутки подряд. Что выглядит, почти что мертвец. Пытается что-то сделать, хотя Джин говорит ему прекратить изматывать себя, ведь его откровенно давят. Пытаются убрать, только непонятно, почему. Что служит причиной. И Гермионе было чертовски больно за отца, из-за переживаний о нём губа была искусана до крови. Наверное, поэтому конкретно сейчас Гермиона не может злиться на решение своих родителей в полной мере. Потому что им тоже было плохо.       И она догадывалась, почему отца пытаются убрать. Ведь его взяли в отдел Магического правопорядка потому что дочь — героиня войны. Боже, так глупо, потому что её отец действительно был умным, образованным и квалифицированным работником, но ценились другие люди. Несмотря на смену министра, большинство людей остались прежними, и сколько бы они не кричали про толерантность, их предвзятость очень хорошо было видно, если присмотреться. Если замечать детали. Наблюдать изнутри.       И поскольку Пожиратели снова начали нападать, все сочли это за продолжение. За отсутствие конца. А значит смысл придерживаться столь сильного уважения и держать отца отпадал. Чёрт, Ленард достоин этого места и гораздо большего, но то, как он уничтожает себя этой работой однозначно не стоит того. Гермиона надеялась, что руководитель отдела одумается, и отца оставят на рабочем месте. Надеялась. Но как давно её покинула удача?       Грейнджер посмотрела на письмо, на то самое слово, которое злило. Раздражало. Не заставляло жалеть, но принимать последствия с полной ответственностью.       — Инсендио, — тихо сказала Гермиона, взмахивая палочкой.       Вот так просто. Одно сочетание букв — и слова нет. Ничего нет. Почему в жизни всё не так? Почему пергаменту так везёт, а у людей нет возможности избавиться от всего одним взмахом палочки?       Грейнджер почувствовала лёгкий озноб и спрыгнула с подоконника, проходя мимо парт. В Хогвартсе было холодно, особенно на цокольном этаже. Девушка повернула ручку, толкая дверь и выходя из кабинета.       Её взгляд наткнулся на мимо проходящего человека, который тут же остановился и повернул голову в её сторону. Серые глаза. Острые черты лица. И как всегда от взгляда хотелось укрыться.       Неделя это так много. Интересно, он заметил время?       — Ты в пальто? — нахмурилась Гермиона, не собираясь думать о том, что её слова звучали неуместно и глупо. Но её правда удивил тот факт, что Малфой ходил по школе в верхней одежде.       — Нет, в купальном костюме, — фыркнул Драко, разворачиваясь к ней. Хотя он совершенно точно шёл мимо.       — О, как остроумно! — прищурилась Гермиона, всё ещё чувствуя циркулирующую в крови злость, к которой должна была быть готова. Но читать письмо оказалось труднее.       Она втянула в себя воздух через нос, и до рецепторов донёсся запах кофе. Табачного кофе, или, может, правильно наоборот. Неважно.       — Дай догадаюсь, ходил курить на мороз? — Гермиона сложила руки на груди, не ощущая никакой тяжести. Должна ли? Они оба прыгнули в безумие.       — Не твоё дело, — она слышала отчётливое ничего. Отсутствие эмоций. Снова.       — А я уже привыкла, что каким-то образом оказываюсь ввязана в дела, которые должны были обойти меня любыми дорогами, — проговорила Грейнджер, качая головой и делая шаг назад. Она хотела избавиться от злости, которая секунды назад плескалась в ней, но её не стало. Куда-то исчезла. Возможно, послужила топливом для боли или пустоты, смотря, какое чувство сегодня одержало победу. Было интересно наблюдать за схватками внутри себя и не влиять на них.       Грейнджер переступила порог кабинета и потянула дверь на себя, не желая делить с Малфоем один коридор, в котором им предстояло бы идти. Сейчас это сделать было бы тяжело. Глухо. Иногда хочешь, но не можешь.       Уже отпуская ручку, Гермиона почувствовала, как дверь тянется обратно, и по инерции выпустила её из ладони, оборачиваясь. Драко приоткрыл дверь и сделал шаг вперёд, смотря на неё всё таким же взглядом. Непроницаемым. Нечитаемым. А хотелось прочитать, несмотря на отсутствие сил.       — Зачем ты идешь сюда? — спросила Гермиона, поднимая голову и смотря ему в глаза, которые были очень близко.       — Заканчивай свою викторину, мне нужен свободный кабинет, — скривил губы Драко и обошёл её.       — Зачем? — выдохнула Гермиона, замечая в своём тоне нотки раздражения. Привыкла, что Малфой редко даёт ответы на вопросы, но привыкнуть не означает смириться.       — Потому что я так сказал, — не задумываясь ответил он, подходя к парте в центре кабинета.       — Это ещё ни о чём не говорит.       — Это говорит буквально обо всём, Грейнджер, — на его лице растянулась ухмылка.       Гермиона смерила его острым взглядом, но едва ли это когда-то действовало. А она правда хотела, чтобы подействовало? Потому что прерогатива одиночества прельщала, но делить одиночество с кем-то было приятнее. С кем-то, кто был им.       — Я никуда не уйду, — отрезала Грейнджер, приподнимая подбородок и приближаясь в одной из крайних парт.       Но Драко ведь и не говорил ей проваливать. Или в его словах был намёк, который она упустила? Малфой, сохраняя молчание, облокотился о парту и посмотрел на неё. Глубоко. Внимательно. Всматриваясь в каждую деталь, и всё это стало ещё более неправильно. Ещё более запутано, потому что взгляд леденил и обжигал, потому что хотелось укрыться и сгореть в нём от обморожения.       Потому что она предательница крови. Маглолюбка. Так ведь он её называл? Только с куда большей злобой и ненавистью, чем это слово прозвучало в её голове. Но Гермиона задавалась вопросом, ещё с первого курса, почему настолько повышенное и ужасное отношение именно к ней? Да, Малфой ненавидел Гарри, но почему он и другие дети среди всех чистокровных, кто не разделял их идеологию, так въелись именно в неё? Столько острых, колючих слов и унижений именно в её сторону, когда Рону прилетало гораздо меньше, если анализировать проблему касательно конкретно этого момента?       Ей хотелось знать. Всегда. Гермиона научилась с этим жить, ещё давно, но всё ещё доставало. Всё ещё злило и давило на расковыренные ногтями раны.       Драко продолжал неотрывно смотреть на неё, и Грейнджер выдохнула.       — Почему я? — слова прозвучали так быстро, что трудно было их разобрать.       Но Драко всегда разбирал.       — Что? — нахмурил брови Малфой, но в остальном остался таким же холодным.       В кабинете было темно, вечерело слишком быстро. Хотя, уже было действительно поздно.       — Почему так терроризировали именно меня, хотя я не единственная, кого заклеймили предателем крови? — качала головой Гермиона, уловив отчётливый звук щелчка в голове. Её не остановить. Жуткие картинки поплыли перед глазами, врезаясь в память. Но она никогда не забывала. — Почему «‎маглолюбка» привязалось ко мне, а Белатриса Лестрейндж вырезала это, — Гермиона задрала рукав свитера, оголяя шрам, составляющую надпись, и через секунду отпустила мягкую ткань обратно, — именно мне?       Слёз не было, были только вопросы и воспоминания. Было только всё то, что не давало покоя долгие годы. Что мучило в кошмарах.       Её дыхание было шумным. Драко молча, не проявляя никакой заинтересованности, потянулся в заднему карману брюк и достал сигарету из портсигара. Молчал, и любой бы подумал, что не ответит. Но Гермиона не была любой. Если бы не пробрало, Малфой не стал бы курить. Не поджёг бы сейчас сигарету, — теперь уже палочкой, куда подевалась зажигалка? — делая это с такой изысканностью, словно был на приёме королевы. Хотя ему явно не требовалось присутствие высокопоставленных лиц, чтобы ощущать себя в полном превосходстве.       Малфой выдохнул дым, продолжая всё также смотреть на неё. В глаза.       — Потому что ты не такая, как остальные, — произнёс Драко, и тут же скривился. — И нет, не в том блядском ванильном смысле. Твоя семья отличается от других предателей крови. Те чистокровные, взять в пример хотя бы Уизли, лишь выражали своё положительное отношение к маглам и пользовались их вещами.       Гермиона кинула выразительный взгляд на сигарету, зажатую между его длинных пальцев, но Малфой никак на это не отреагировал. Конечно, двойные стандарты. Несомненно.       — Но ты и твои родители.. Отец работал среди маглов, уподобляясь глупым простецам, — Гермиона собралась спросить, откуда ему известно о бывшем месте работы её отца, но прикусила язык, вспомнив, что сама постоянно говорила об этом на первом курсе; тогда, не думая ни о чём плохом, с абсолютным достоинством, — а ты ходила на какие-то всратые, убогие экскурсии, исследуя и общаясь с маглами, а потом пропагандировала дружбу с ними в Хогвартсе.       И говорила не только об отце.       — Ты всерьёз называешь общение с такими же умственно развитыми людьми, как мы, пропагандой? — повысила тон Гермиона. — Это же просто смешно!       Драко снова затянулся, и сигарета с каждыми десятью секундами уменьшалась.       — Я лишь отвечаю на твои вопросы, Грейнджер, — равнодушно склонил голову Драко. Хотя бы отвечает. — Но да, знаешь, это пропаганда.       Гермиона набрала в грудь кислород и дёрнула рукой, в попытке возразить, но Малфой не дал возможности сделать это.       — А что касательно моей тётки..       Она помнила, что Беллатриса его тетя, и надеялась, что не причинила ему боль, когда заговорила о ней, вернее, о шраме, оставленном ей. И хотя вопрос, могла ли Гермиона причинить Драко боль, не предоставлял ей однозначного ответа, склоняя к равнодушному из двух, Грейнджер отчётливо помнила взгляд Драко. Тогда, в заброшенном туалете, когда она показала ему вырезанную на руке надпись. И его глаза претили, противоречили словам о безэмоциональности и леднике, в котором он жил и которым был обёрнут. В котором утоп с ног до головы, скрывая платиновые волосы.       — Её выбор пал на тебя, как на предположительный мозг вашей троицы. Как на ту, что выдаст все ответы под уроном физической силы, оголит секреты, — Драко последний раз выдохнул дым и уничтожил сигарету взмахом палочки. Он пожал плечами. — Тебе просто не повезло, Грейнджер.       — Не повезло, — хмыкнула Гермиона, качая головой и пытаясь пропихнуть в горле рыбную кость, которая на самом деле была лишь выдуманным комом.       В этом была логика. В его ответе крылась правда, но она была так нелогична и глупа для мира, в котором жила Гермиона. Для её мировоззрения. Но разве это что-то меняло? Стоило догадаться самой.       — А тебе повезло? — самостоятельно топя себя в сером омуте, произнесла Грейнджер.       — Научишься договаривать предложения до конца? — сощурился Малфой.       — Тебе повезло оказаться на той стороне? — резкость голоса не отменяло того факта, что оба знали ответ на этот вопрос.       Возможно, ей следовало научиться затыкаться. Возможно, стоило раз за разом не переходить ту грань, которая сохраняла шаткий, желчный нейтралитет между ними. Что-то вроде. Возможно. Может, следовало и стоило.       Но тогда бы этого всего между ними просто не было бы. Ей хотелось верить. Ведь без ошибок, сопутствующих характеру, не бывает последствий. Последствий, создающих истории.       Она была или не было?       — Лучше закрывать рот вовремя, — его голос звучал так, будто он пытался сказать это отстранённо. Не получилось.       — Лучше придерживаться тенденции отвечать на вопросы.       Шаг за шагом. В холод.       — Грейнджер.. — тон, сотканный из ледяного опасения и угрозы.       — Но ведь тебе же хочется об этом поговорить! — воскликнула Гермиона, делая два шага вперёд. — Должно, Малфой, потому что это оставляет следы, а следы всегда хочется стереть, но как ты это сделаешь, если твой рот под замком?       — Когда до твоей глупой башки дойдет, что не всем нужно помогать, не все такие, как ты и твои грёбаные друзья-ангелочки, для которых слова — способ освободиться? — Драко резко оттолкнулся от парты, выставляя указательный палец вперёд. — Когда ты, Грейнджер, раскроешь глаза и увидишь, что не всем нужна?       Градус за градусом.       — Нет! Знаешь, нет! — ещё больше повысила голос Гермиона, качая головой. — Я никогда не утверждала, что нужна тебе, потому что только идиот поверит в это! — возможно, это было лишним, возможно, это отодвигало занавес, но ей было плевать. — Но слова необходимы всем, просто потому что это единственный, слышишь, единственный способ начать отпускать!       В глазах Драко что-то промелькнула, после чего он выпрямил плечи и опустил руку. Слабо прищурился, спрашивая уже тихо, с хрипотцой:       — А ты отпустила?       Гермиона выпустила воздух их лёгких, дожидаясь, когда её мозг воспримет резкую смену температуры их разговора.       — Причём тут я? — нахмурилась Грейнджер.       — Потому что прежде, чем кого-то учить, необходимо вынести своё дерьмо, — скривил губы Драко. — Потому что ты не имеешь права лечить меня, пока сама скрываешься в одном большом коконе из истерик и лжи самой себе.       Он отвернулся, отходя от неё и приближаясь к окну, опираясь ладонями о подоконник. Тот самый, на котором она сидела.       Гермиона не знала, почему начала это. Не знала, как к этому вообще пришло, потому что эти слова не должны были слететь с её языка. Её мысли. Никогда, наверное. Но с ним всё всегда происходило, как во тьме. Ты уверен в одном, но видишь совершенно другое. Произошло так, как произошло. И главное, что ей совсем не хотелось забирать свои слова обратно и заканчивать. Грейнджер правда желала помочь, хотя бы немного.       И даже если Малфой прав, это не станет помехой. Если? Как человек, проходящий через ту же кривую тропу, она могла понять. Как человек, который вырыл себе глубокую яму. Который чувствовал. Просто как человек.       — Я хотя бы пытаюсь, — тихо, уверенно произнесла Гермиона. — Да, Малфой, я действительно пытаюсь, говорю и проговариваю, хочу и стараюсь отпустить. И я верю, у меня получится, просто для этого нужно время.       — Тебе просто хочется в это верить.       — Может, и так, но параллельно с желанием идет стремление, идёт действие. И я действую. Хотя бы что-то делаю, — выдохнула девушка, прогоняя всё лишнее из головы. Остужая.       — Не смей осуждать меня, ясно? — резко развернулся Малфой, и острота его взгляда отпечаталась на карих радужках. — Не смей ставить себя выше меня, только потому что нашла силы начать.       — Я и не думала, — покачала головой Гермиона.       Возможно, она выразилась некорректно, поддаваясь эмоциям, но ни за что не хотела осудить. Кто она такая, чтобы это делать? За собственной спиной ещё столько скелетов. Которые теряли свой вес, когда он был рядом. Становились легче. Не исчезали, конечно, но позволяли вздохнуть. Почему-то.       Почему-то? Можно не прикидываться. Гермиона знала ответ.       Драко снова закурил, опираясь одним локтем о подоконник и откидываясь назад. Во второй раз при ней, чёрт знает какой до неё. Нервировало. Но Малфой выглядел так органично под холодным светом луны в этой темноте кабинета. Разрушительно. До боли.       — Ты когда-нибудь слышала крики людей? — нарочито небрежно бросил он. — Людей, которые кричат из-за твоей палочки, из-за твоих слов, из-за твоих действий?       Гермиона молчала, потому что слов не было. Должна была только слушать, лишние звуки были ни к чему. Пока что.       Он говорил.       — А вот я слышал, — качнул головой, делая слишком глубокую затяжку. Слишком. — И ты удивишься, но крики птиц по утрам слушать как-то приятнее.       Гермиона сглотнула, осознавая, что он ей рассказывал. И чего это Драко стоило.       — Драко, ты делал это по приказам, — покачала головой девушка, делая осторожные шаги вперёд. Гермиона не могла утверждать, но его слова опровергали слухи о том, что Малфой пытал людей до красного месива с улыбкой на лице. Мерлин, какой ублюдок вообще мог такое выдумать?       — И? Это что-то меняет? — прыснул Драко, дёргая рукой, в которой горел маленький огонь, отдающий дымом. Единственный путеводитель. — Может, спасает жизни тех людей, которые после моих пыток отправлялись к Беллатрисе или нему самому и лишались жизней, будучи уже и так в шаге оттого, чтобы сдохнуть?       — Нет, — твёрдо произнесла Грейнджер. — Но было бы гораздо чернее, если бы ты делал это с желанием.       — Чернее.. — повторил Драко, растягивая буквы, и усмехнулся. — Делишь всё на чёрное и белое, Грейнджер?       — Уже нет. Больше нет, Драко.       Молилась, что бы он услышал её. Не просто послушал односложные ответы, а выкроил куда больше.       — Правильно, потому что не думай, что я что-то бы поменял, — небрежность в голосе таяла с каждым словом. — От моих действий, качества выполнения приказа, зависели жизни родителей. И вернись я обратно, абсолютно каждую пытку провёл точно так же.       Малфой смотрел Гермионе в глаза, словно испытывал. Гадал.       — Но ведь это обстоятельства, — возразила девушка, оказываясь в метре от него. Каким-то образом. — Это выбор, которого не было, потому что кто бы из нас бросился со стороны, меняя честь на жизнь семьи?       — У меня нет чести, — выпалил Драко. Быстро, метко. Но не достаточно, чтобы проколоть её грудь насквозь. — И я никогда не думал о переходе на вашу сторону, понятно?       — Почему ты пытаешься мне что-то доказать? Разве я в чём-то тебя обвинила? — подняла брови Гермиона, окольными путями добираясь до его сознания.       Уверена, что ухватилась и открыла дверь, принуждая вслушаться. Принять просто хотя бы понять то, что она пытается сделать.       — Прекрати копаться в моей голове, на сегодня сеанс окончен, — отрезал Драко, потушив сигарету.       — Ладно, — кивнула Грейнджер. — Но просто почувствуй, как клубок в твоей груди пустил одну нитку наружу, позволяя дёрнуть за неё.       — Заканчивай, Грейнджер, — покачал головой Драко.       — И теперь у тебя есть выбор: сделать это или нет.       Гермиона развернулась раньше, чем он успел что либо ответить, собираясь уйти. Сделала десяток шагов вперёд, оставляя Малфоя наедине со своими мыслями и совсем не беспокоясь о том, что он не пытается её остановить. Это не какая-то мелодрама, это куда большее, чтобы переживать о банальщине.       Грейнджер резко остановилась в дверях, так и не дотянувшись до ручки. Драко ведь сказал. Драко ведь сделал то, что она так много раз представляла, но слабо верила, что воображаемому суждено произойти. Она тоже откроется ему. Она тоже хочет это сделать. Совсем немного, наверное, но да.       — Мне пусто, — не поворачиваясь, произнесла Гермиона.       — Тебе пусто? — скептически повторил Драко, но ей показалась, что она услышала это. Уловила понимание.       — Мне пусто, Малфой, — развернулась Грейнджер, плевав на сомнения. — Всё это, — она взмахнула рукой, обводя взглядом кабинет, будто говорила о нём, хотя имела в иду куда большие масштабы, — вытравливает из меня жизнь. Давит, давит, и давит, и да, ты прав, старое никуда не делось. И теперь, когда появилось новое, когда убили девушку, с которой я жила с одиннадцати лет, когда первое, что я вижу после пробуждения — это чёртовы гнилые дементоры..       Гермиона остановилась, так и не выпустив собравшийся в груди воздух. Способность дышать словно отпала.       Нет.       Драко смотрел на неё, ожидая продолжения, но язык тоже словно омертвел. Стук сердца перекрывал все прочие звуки, путая, сбивая мысли с толку.       Она ведь клялась. Она ведь обещала самой себе, что не станет. Никогда.       Горячая жидкость обжигала собственные ладони, кажется, выжигая кожу. Нет.       Нет-нет-нет-нет. Пожалуйста. Гермиона. Ты же клялась. Ты же сильная.       Слабачка.       Дышать стало тяжело, влага жгла глаза, и размытый взгляд опустился вниз. На крепко сжатые кулаки. А под ними красное уродство.       — Грейнджер?       Всхлип сорвался с губ, и Грейнджер сделал шаг назад. Второй. Третий. И вот она уже хлопает дверью кабинета, задыхаясь и отстукивая маленькими каблуками по коридору, совершенно игнорируя крики позади себя.

***

      — Грейнджер?       Драко нахмурился, догадываясь, что делать драматичную паузу не входило в планы Гермионы. Глаза Грейнджер за одну секунду перестали выражать всякую уверенность, заменяясь на что-то обрывочное. Пустое. Мокрое.       Он никогда не видел её слёзы. Грейнджер никогда не позволяла себе это в его присутствие, хотя поводов было предостаточно. Тогда какая должна быть причина, чтобы это случилось? Чтобы её выдержка потерпела крах?       Она молчала, кажется, совсем не слыша его. Ни что вокруг себя. Её взгляд опустился куда-то вниз, после чего Грейнджер всхлипнула.       Твою мать. Что происходит? Малфой ненавидел ситуации, в которых оказывался и о которых ни черта не знал. Абсолютно бесконтрольные.       — Грейнджер! — повысил голос он, делая шаг вперёд, но Гермиона тут же вылетела из кабинета.       И хлопок двери не поставил Драко на распутье. Никаких путей вообще не было. Словно разум окончательно отказался от своей работы, отнимая всякий выбор, который мог бы быть. В какой-нибудь другой вселенной.       Драко пересёк периметр кабинета в считанные секунды, оставляя его позади себя и несясь вперёд за мельтешащей впереди кудрявой копной.       — Грейнджер, стой! — крикнул Драко, но это ожидаемо не сработало. Она бежала дальше.       В чём дело? В его словах, ответах, в том, о чём она начала говорить, или что? Что, блядь, случилось? Ненавидел.       Это был цокольный этаж, ведущий во внутренний двор, и Гермиона свернула именно туда, скрываясь за колонной. Какого чёрта? Там ведь дикий мороз, а из них двоих верхняя одежда была только у него.       — Грейнджер, что происходит? — совершенно не ощущая перемены температур, в который раз повторил Драко, надеясь выведать хоть что-то, хотя давно пора был понять, что сейчас это бессмысленно.       Он был в шаге от неё, когда ноги Гермионы подкосились, и она рухнула на снег. Чуть не рухнула. Девушка что-то шептала или мямлила, горько и безостановочно всхлипывая, когда Малфой одной рукой обхватил её за талию, а второй за плечо.       — Давай, поднимайся, — сказал он, не отдавая себе отчёта в мягкости тона.       Но ноги Грейнджер словно онемели, потому что стоило ему ослабить хватку, и её тело снова подалось вниз.       — Я клялась, я обещала.. Я.. Я должна была, — сбивая дыхание в конец продолжала она, всё так же смотря вниз.       Драко крепче охватил её талию, прижимая к себе, чтобы она не грохнулась к чертям. Малфой проследил за её взглядом, чтобы разобраться в причине, и наткнулся на дрожащие руки, в центре ладоней которых были красные полумесяцы. Багряно-красные. Блядь. Блядь, Грейнджер.       Малфой нагнулся и просунул руку под колени девушки, поднимая и кидая взгляд на её лицо. Щёки были в мокрых дорожках, но даже так её лицо оставалось таким же светлым. Таким же правильным и притягательным. Драко оглянулся, выдыхая и мысленно благодаря придурка, решившего поставить здесь скамейку.       Он дошёл до неё и сел, опуская Гермиону, которая по-прежнему пялилась на собственные ладони отсутствующим взглядом, на свои колени. Она начала дрожать всем телом, — холод не щадил даже разбитых — и Драко отвёл руку от её талии, снимая с себя чёрное пальто и накидывая его на плечи девушки.       Видимо, только после того, как озноб начал отпускать, в сознание Грейнджер проникло что-то помимо осколков собственной психики и самообладания. Девушка дёрнула головой, медленно поворачиваясь к нему и только сейчас осознавая, где находится и с кем. Это было видно в карих радужках, которые всё ещё застилали слёзы, делая их более глубокими и зеркальными. Драко видел в её глазах себя. Но видимое, промелькнувшее удивление Грейнджер было задушено пустотой, выбивающей всё. Сметающей с пути.       Снег опускался на её щёки, растворяясь в мокрых дорожках, но точно делая влагу холоднее.       Драко не знал, какого чёрта пошёл за ней. Какого чёрта не оставил, какого чёрта поднял и посадил на колени, чтобы привести её в чувство. Понятия не имел. И на самом деле узнать это сейчас не являлось его желанием. Просто так будто было нужно.       Какой бред.       Спустя время, когда всхлипы стали прорываться гораздо реже, а слёзы подсыхать, сиплый голос разрушил тишину.       — Я клялась себе, что больше так не сделаю. Что больше не причиню себе боль.       Он слушал, отгоняя вопрос «‎почему, почему до сих пор» и желание стереть эти самые дорожки слез.       — Я просто слабачка, — её голос сорвался, и предложение стало одним надрывом. Гермиона закрыла глаза, мотая головой, и из-под ресниц потекли новые слёзы. — Я ненавижу себя..       Ненавижу себя. Сильная и стойкая Грейнджер сейчас сидела перед ним, произнося эти слова. Натурально убивая себя. Впитывая холод и глотая собственную истерику.       Но это было не так.       — Не смей говорить это, Грейнджер, — качнул головой Драко, снова встречаясь с карим взглядом. Сотканном из глубин моря боли. Она не права. — Ты просто не имеешь права ненавидеть себя, потому что это — твой способ справиться с дерьмом. Это последствия этого же дерьма, за которое несёшь ответственность уж точно не ты.       — Но я..       — И ты не слабая, ясно? — холодно оборвал её Драко, крепче сжимая талию сквозь два слоя одежды. — Ты всё ещё дышишь, значит продолжаешь существовать, несмотря на окружающий пиздец, а значит слабость обошла тебя стороной.       Гермиона закрыла рот, продолжая сжимать потрясывающиеся ладони и смотреть в его глаза. Долго. Внимательно. Отстранённо. Малфой делал то же самое, не желая слышать что-то кроме своих утверждений. Только не от неё.       Грейнджер опустила глаза вниз и осторожно раскрыла ладони, словно показывала ему. Давала доступ. Разрешала разделить это вместе с ней. Не осознавая, что он делил её боль до необходимого согласия.       — Я не хочу это видеть, — прошептала Гермиона, сглатывая.       Драко молча достал из кармана палочку, наводя древко на раскрытые ладони Грейнджер и невербально накладывая заклинание исцеления, и через секунды следы затянулись, не оставляя после себя ничего. Только ровную и гладкую поверхность кожи.       Гермиона выдохнула, будто только что избавила себя от самой главной проблемы, наверняка осознавая, что внешнее проявления ничего не изменило. Корень проблемы был внутри. Всегда. Грейнджер повернула голову в его сторону, размышляя о чём-то, а потом подалась в сторону и опустила голову на его плечо. Она сомневалась?       Правильно.       Зря.       Её опущенные руки отпускала дрожь, лишь слабые подрагивания. Драко втянул в себя такой знакомый запах, и стоило корице с гвоздикой проникнуть в его лёгкие, мысль, что он готов повторить Грейнджер те слова столько раз, сколько потребуется, чтобы они отпечатались на обратной стороне её век, заколотилась в сознании, заставляя его сжать зубы. Захотелось, чтобы она повторила. Хватит. Это уже переходит все границы.       — Тебе не холодно? — спросила Гермиона, немного приподнимая голову. Видимо, она только сейчас осознала, что пальто, в котором сидит не её.       Мороз облизывал лицо Драко, пробираясь языком дальше, под белую рубашку, заставляя пресс твердеть и покрываться мурашками. Зима в этом году было поистине безжалостной.       — Я люблю холод, — покачал головой Малфой, и Гермиона снова облокотилась головой о его плечо.       Сколько они так сидели? Пять минут? Десять, пятнадцать? А может три часа? Драко не знал. И не хотел. Плевать на время, плевать на всё. Корица с гвоздикой продолжали разъедать рёбра. Корица с гвоздикой больше не проливали больных слёз.       Он смотрел на неё сбоку, анализируя. Всматриваясь. Как кудри цепляли снег и присваивали себе. Как дыхание Гермионы приходило в норму, а глаза были почти что прикрыты. Она почти закрыла их полностью, совершенно не заботясь об окружающей обстановке и о том, с кем в ней находится. Кто видит её боль и тяжесть. Неужели она действительно доверяла ему?       И Грейнджер было хреново. И мысль, что не ему одному, грела. Но рядом сидела, обрастающая грязным шёпотом и совсем отличная по характеру от предыдущей, другая — что хреново было..       — Драко?       — М? — выдернул себя из мыслей Малфой.       — Как ты с этим справился? — ещё одна снежинка упала на лицо Гермионы, прямо на одну из побледневших веснушек. Высасывая из той остаток жизни.       Справился. Так, будто это было в прошедшем времени. Будто было позади.       Если бы.       Но он понял, о чём она. Конечно понял. Она раньше никогда не задавала ему этот вопрос, а зная, как Грейнджер любит их, глупо было предполагать, что не спросит. Но он мог бы не отвечать, на самом деле.       — Я сбежал из дома в Хогвартс, — произнёс Драко, и собственный холод голоса удивил его. Был равносилен холоду тела. — Так что я не справлялся.       — Почему?       Карие глаза смотрели на него снизу вверх, он чувствовал это, но встречаться с ними не собирался.       — Не у одну тебя мучают последствия, — хмыкнул Драко.       Окончательно сдаваться, растаптывая собственную гордость, рассказывая обо всём и всех мучающих кровавых кошмарах, Драко не станет. Хватит того, что он уже успел наговорить под её ненавистным влиянием. Чушь. Ведь она абсолютно точно на него не влияла, просто потому что для влияния нужна власть, а Грейнджер её не имела. Никто не имел над Драко власть. Никто. Больше никто не посмеет. Ведь так?       — И это слабость, Грейнджер, — вырвалось у него. — А ты — нет.       Гермиона выпрямилась, отнимая голову с его плеча и касаясь скул ладонями. Холод к холоду. Но она всё равно была горячее, живее, светлее.       Ей так шло его пальто.       — Ты не слабый, Драко, — произнесла она, отделяя каждое слово и смотря ему в глаза. — Слышишь?       Забавная.       Он молчал, и Гермиона очень скоро поняла, что ответа не дождётся. Грейнджер отняла руки от его лица, опуская их вниз.       — Мне нужно в гостиную, — она посмотрела куда-то за его спину, будто ожидала увидеть там магический циферблат, который подскажет ей время.       Магия не выручит тебя, Грейнджер. Магия лишь губит. Всех.       — Ты не пойдешь туда в таком виде, — отрезал Драко, смотря на её влажное лицо с красными глазами и до крови обкусанными губами.       — Но там мои друзья, — бросила Гермиона.       Драко был по большему счёту эгоистом. Всегда, если не учитывать мать и Забини. Хотя даже в этих двух исключениях собственное мнение стояло на первом месте. И он не хотел сейчас отдавать Грейнджер. Малфою будет лучше, если она сейчас будет с ним. Так латаются раны и внутри присутствует что-то кроме той пустоты и чего-то скребущего. Так ему лучше.       Поэтому с каких пор Драко должен был отдавать её ещё кому-то? Кому-то помимо себя? Плевать на всяких Поттеров и Уизли, сейчас они не значили ровно ничего. Вообще всегда ничего не значили. Эти идиоты вообще знали, что происходит с Грейнджер? С их драгоценной подружкой, выручающей задницы, девочкой вечного золотого трио?       И Драко не требовалось подтверждение, чтобы быть уверенным в ответе. Злость вспыхнула и начала параллельно со всем остальным грызть рёбра, но эта злость ему нравилась.       Малфой был эгоистом.       — Драко? — она наклонила голову в сторону, на секунду опуская взгляд на его губы, а потом вновь поднимая к серому льду.       Он бесспорно был эгоистом.       — Пошли, — выдохнул Малфой, позволяя ей встать с колен и поднимаясь следом.       Они шли по коридорам школы в абсолютной тишине, прерываемой дыханием и характерным стуком их обуви. Темнота была всюду, но каким-то образом коридоры хорошо просматривались. Точно не магическим.       Да, он эгоист. Как там Грейнджер однажды сказала? Он сохраняет себе удобную личину? Ну, тогда он только что услышал её треск. Ёбаный раскол. Его эгоизм пошатнулся. Стоило ли зарывать себя в яме ещё глубже, проговаривая, с кем рядом?       Они поднялись до её гостиной, останавливаясь возле заворота, ведущего к портрету. Не дай Бог их бы кто-нибудь увидел. Вместе. Но ведь сейчас ночь, и видит их только луна. Такая же хладнокровная, как и всё вокруг.       Гермиона остановилась впереди него, разворачиваясь и стягивая с себя пальто. Она протянула его Драко, и он перекинул теперь уже бесполезную вещь через локоть.       Они стояли точно так же. Молча. В тишине. Грейнджер продолжала смотреть на него, какого-то чёрта всё ещё находясь здесь, а не возле своих придурков.       Драко дёрнул плечом, собираясь развернуться и без слов уйти, но его остановил голос Грейнджер:       — Можно тебя обнять?       Кажется, Малфой реально почувствовал, как омертвело всё внутри. Можно что? Вся влага в глотке исчезла, просто иссушилась.       Потому что нет. Потому что пошла Грейнджер нахер, но никаких объятий он не позволит. Потому что Драко позволял это только одному человеку и очень редко, а маглолюбка не была Нарциссой. Просто нет.       Просто что?       Просто какого чёрта? С каких пор Грейнджер решила, что имеет право? Что он позволит сделать это с собой? Что. Решила. Эта. Сука.       Малфой мотнул головой, плюя на долгое время, которое молчал и наверняка выглядел так, будто ему сообщили о смерти матери.       — Нет, Грейнджер, даже не..       Она стала глухой? Иначе какого чёрта Грейнджер сделала быстрый шаг вперёд, зажмуриваясь, и просунула руки за его спину, сжимая?       Он даже не успел отреагировать. Не успел остановить. Лишь наблюдал, как девчонка будто специально выбивает из него воздух и жмётся к груди.       — Спасибо, — прошептала Гермиона, а потом резко отодвинулась и за секунды скрылась за углом.       Малфой знал, она тогда блефовала, говоря, что он ей снова враг. Знал. Но лучше бы это действительно была правда. Лучше бы она ненавидела его. Так же, как он её.       Потому что, какого чёрта.