All I wanted

      Шум голосов и перешёптываний сливался в одну тревожную песню вместе с дождём и громом, раскатывающимся над одиноким домом. Здесь почти всегда была такая погода. Давящая и тёмная.       Точно специально подобранная под людей, которые здесь обитали.       Сквозняк проникал в эту комнату через тонкую щель в окне, из-за чего отклеивающаяся часть тёмно-серых обоев в углу комнаты слабо колыхалась в сторону.       Как только в гостиную, спустившись по лестнице, вошёл высокий мужчина, чьи русые волосы в тусклом свете казались сожжёнными, все голоса и перешёптывания стихли. Комната погрузилась в абсолютную тишину. Практически: завывающий ветер никогда не боялся людей. Сколько бы чужой крови они не пролили.       — Где он? — громкий голос, кажущийся равнодушным, заставил подобраться рядом идущего человека.       — В подземелье, Аласдер.       — Спасибо, Конн, — кивнул мужчина. — Льюис, будь добр, приведи Сайласа сюда.       Нескладный человек, названный Льюисом, тут же кивнул, выходя из тёмной комнаты, и через три минуты уже вернулся обратно. Только теперь он шёл, прицелившись палочкой на опустившего голову крупного мужчину.       Льюис вёл Пожирателя Смерти.       Хотя не совсем так. Все, кто сейчас стояли и смотрели на пришедшего из подземелий, были Пожирателями. Кровавыми, мстительными и чересчур увлёкшимися.       А он был провинившимся последователем Тёмного лорда. Но вина его не в смене стороны и принципов, — о, это было не про этих людей. Ни про одного из тех, чья метка на предплечье наслаждалась тлеющей атмосферой вокруг.       Сайлас оступился, нарушив приказ. Действовав самостоятельно и не подчинившись. Он посмел ослушаться..       — Аласдер, — голос звучал хрипло. Будто его не удосужили даже стаканом воды за последние часы. — Аласдер, прошу..       — Дамы и господа! — развел руки Аласдер, улыбнувшись. И это была не та улыбка, которая заражает людей радостью. Не та улыбка, когда хотелось поднять уголки губ. От неё веяло опасностью и фальшью. Будто что-то жуткое непременно должно произойти. — Уважаемые мною и всеми нами, последователи Тёмного лорда. Мы собрались с вами по весьма интересному поводу.       Кто-то закашлял, но тут же закрыл рот рукой. Видимо, не хотел сбивать созданную вокруг устрашающую обстановку. Или боялся сам?       — Зейн, скажи, чем ты занимался всё это время? — заинтересованно и добродушно спросил Аласдер, развернувшись назад, к мужчине в конце толпы.       — Оттачивал тёмные заклинания, — уверенно проговорил Зейн.       — Увлекательно, — растянулся в улыбке Пожиратель. — А ты, Уильям?       — Тоже оттачивал тёмные заклинания, — он метнул быстрый взгляд на рядом стоящую женщину.       — Молодец, Уилл. Фауст?       — Тренировал Круцио и Империо, и ждал дальнейших указаний.       — И ждал дальнейших указаний.. — медленно, растягивая слова, словно пробуя на вкус их звучание, повторил Аласдер. — Дословно то, что я сказал и всем остальным. Всем. Без исключений.       Он плавно развернулся к центру, где на приведенного из подземелий всё ещё была направлена палочка Льюиса, и на его будто сожжённых волосах от света перекатились огоньки. Жуткие. Яркие. Тусклые.       — Но, видимо, у бедного Сайласа провалы в памяти, иначе как объяснить его неосведомлённость? — в притворном переживании и тревожности свёл брови к переносице Аласдер.       — Быть может, он выскажет иное мнение на этот счёт? — приподнял бровь рядом стоящий Пожиратель. Конн.       Он был приближённым к Аласдеру, поэтому имел определённые привилегии и даже власть. Тоже над определённой группой людей.       — Возможно.       Аласдер кивнул Льюису, и тот ткнул палочкой в спину Сайласа, тем самым вынуждая сделать шаг вперёд. Выводя в центр комнаты, на обозрение всем. Виновные принимают последствия в самой постыдной форме, разве не так?       — Мы тебя слушаем, Сайлас. Пару минут, — ухмыльнулся Корсби.       Пожиратель сглотнул и поднял затравленный взгляд на впереди стоящего мужчину. Как зверь в клетке. Вот только у него не было животного огня свободы и опасности в глазах. Был лишь страх и надежда искупить вину. Но разве люди, вроде него, имеют право на надежду?       Ведь Надежда слышит только тех, кто этого заслуживает. В чём Сайлас в скором времени сам убедится.       — Аласдер.. Мистер Корсби, — исправился Пожиратель, будто то имело значение. — Я не предавал вас. Я лишь хотел отомстить за Лорда, за нас всех, за чистую кровь..       — Ты ослушался прямого приказа, — в глазах Аласдера вспыхнул огонь. Недобрый, жуткий, опасный. Словно мёртвые души, восставшие из-под земли на запах живой плоти.       — И я прошу за это прощения! Я был неправ! Мне жаль, мистер Корсби, такого больше не повторится, поверьте, прошу! Дайте шанс исправить ошибку, этого больше не случится.. — тараторил Пожиратель, в пучине своего страха напрочь позабыв о всякой речи, которую готовил в подземельях, в надежде, что она даст ему шанс на искупление.       Просто мямленье, жалкие мольбы и взгляд, полный ужаса. И на то была своя причина.       Толпа вновь стала шептаться, и огни в канделябрах заиграли тенями, точно предвкушая кровь, которая должна затопить всё вокруг. Или же страшась этого самого зрелища. Но им не сбежать от неминуемого, воск навечно прикован к серебру, в котором был скован.       Как и навсегда руки людей, стоящих на тёмно-сером паркете, скованные жаждой крови и мести. Поэтому не было вариантов, что чувствовали они: убийцы всегда хотят зрелища. И когда дело касается не тебя лично, страх ощущается где-то на дне. Где-то глубоко. Не выходит на поверхность, пока реальная угроза не посмотрит тебе в глаза.       — Конечно такого больше повторится, — почти ласково улыбнулся Кросби. Почти. — Ведь я обещал тебе в случае неповиновения первому испытать мой собственно разработанный способ расправы над предателями?       Пожиратели раскрыли рты, то ли в предвкушении, то ли в удивлении, а глаза Сайласа словно исчезли. Вместо них теперь была чёрная, пустая пелена ужаса. Осознания. И страха.       Надежда не держит таких людей.       — Но это лишь ошибка, не предательство..       — Ошибка, сорвавшая весь наш план затишья, — скривился Конн. Ни капли жалости и сострадания в глазах приближённого не было.       — Но вы только что дали мне слово.. — ужас Сайласа вынуждал его захлёбываться собственной слюной.       — Странно, что ты подумал, что оно на что-то повлияет, — медленно произнёс Аласдер, рассматривая манжет своего рукава.       Очередное проникновение сквозняка ударило белой створкой окна по стеклу. Единственное белое, что было в этой комнате.       — Сектумсемпра, — ледяной голос, который секунду назад был спокойным и нарочито ласковым, ударил не хуже молнии над домом.       Ударил по Сайласу.       Пожиратель упал на спину, корчась от боли, а через одежду стали проступать красные пятна. С каждой секундой они заполняли всё больше участков ткани, создавая на подрагивающем теле Сайласа абстрактную картину. Кровавую картину.       — Он.. Он был грязнокровкой.. Отпрыск заслуживал сме.. — в перерывах между судорожными больными вздохами пытался оправдаться Пожиратель. Наивный всё ещё надеялся, что у него есть шанс выжить, стоит ему открыть рот. Но это лишь усугубит его мучения.       — Мне наплевать, кого ты убил, и что за мальчишка теперь лишь хладный никчёмный труп, — зло выплюнул Аласдер. — Ты не послушал меня, когда я дважды предупреждал тебя не сметь выходить за пределы этого дома и местности вокруг! Ты ослушался указа, разрушил весь наш план, всю стратегию, теперь чёртовы газеты трубят об убийстве в стенах этой поганой школы! Всё полетело к чертям из-за тебя, теперь нас ищут в разы упорнее и тщательнее!       — Но.. поместье.. — кровь всё лилась и лилась, а заклятье начинало подступать к кожным покровам. Разрывать их, но Сайлас всё еще пытался.       Безнадёжно пытался выкроить прощение. Идиот, и только.       — Ненаносимо, но лишь до той поры, пока они не прибудут сюда и снимут чёртову защиту! И если им удастся вычислить и проследить за кем-то из наших людей.. — Корсби понизил тон, сверкая глазами. — Впрочем, продолжим наш комплекс: Круцио!       Больше Сайлас молчать не мог. Крик Пожирателя слился с воем ветра, и свечи в канделябрах задрожали. Торжествуя? Или в мольбе прекратить рёв?       Пожиратели стали переглядываться между собой, и вот теперь в глазах некоторых было опасение: только что им был поставлен ультиматум. Любое действие, противоположное прямому приказу, и тебя ожидает только одно — смерть.       Никакого прощения.       И неужели им было трудно догадаться об этом раньше? Хотя, это не имело никакого значения. Ни один из этих людей даже не задумался об отступлении: разум слишком давно и прочно погряз в желании и цели убивать и мстить. Поэтому смерть была лишь стимулом не оступаться, а не звоночком о целой трагедии. Только не для этих людей.       — Ничтожный глупец, — скривился Кросби.       Спустя минуту оглушительный крик, заставляющий тени дрожать в чёрной золе, умолк. Комнату наполняли лишь огромные отчаянные вздохи Сайласа, едва уловимый шёпот некоторых Пожирателей, кто был особо уверенным в себе, чтобы не беспокоиться о возможности нарваться на гнев Аласдера. И презрительный, словно тот смотрел на дерьмо, взгляд Корсби, направленный на свернувшегося на полу человека.       — Ты жалок. И для жалкого смерть в муках, — сощурился Аласдер.       Сайлас посмотрел на него, впуская в грудь очередной ком кислорода, и из его рта к полу протянулась слюна, перемешанная с кровью. Он думал, у него ещё есть время. Есть секунды, чтобы передохнуть.       Но гниль Надежде без нужды.       — Авада Кедавра — равнодушно, точно буднично произнес Корсби, склоняя палочку. И голова Сайласа со стуком опрокинулась назад, образуя под собой мерзкое растекающееся пятно крови. — Хотя, возможно, глупцы посчитают это благородным.       Теперь вокруг стояла тишина. Даже окно перестало биться. Все с придыханием смотрели на мёртвое тело, еле сдерживая удовлетворённые ухмылки на лице. Хотели ещё.       Аласдер убрал палочку в карман брюк, отворачиваясь от убого трупа к Пожирателям.       — Надеюсь, этот случай послужил всем вам уроком на будущее, — и снова лестная улыбка. — Но вы все умнее этого оборванца, поэтому я уверен, что таких случаев больше не повторится.       Сзади стоящий мужчина протянул ему чёрную мантию.       — Благодарю, Конн, — он отряхнул ткань. Неизвестно от чего.       Аласдер сделал два шага вперёд, после чего остановился, опуская глаза вниз, и холодно произнёс:       — Лекси, сожги тело.       Темноволосая женщина стояла позади него, в конце толпы, но через секунды уже вышла вперёд.       — Будет исполнено, — она кивнула.       Аласдер поднял голову, не удосуживая сзади стоящую Пожирательницу взглядом, и равнодушно перешагнул через труп и лужу крови, смешавшуюся с потом и грязью.

***

      Гермиона вышла из аудитории, в которой только что было собрание старост.       — Я отдам тебе сегодня вечером половину графиков занятий и дополнительных факультативов Гриффиндора, хорошо? — вслед за ней вышел Дилан.       — Конечно, — улыбнулась краешком губ Гермиона. — До встречи.       Девушка развернулась и быстро свернула за угол, желая остаться одной.       Одной-одной-одной.. Раньше это желание казалось ей грустным и жалостливым, а сейчас самым приятным и нужным. Никого не видеть, ни с кем не говорить, ни перед кем не натягивать улыбки, делая вид, что всё в порядке.       Надоело.       На собрании было.. странно. Вроде бы все обсуждали обыденные, каждодневные дела, и Гермиона должна была чувствовать себя в своей тарелке. Графики. Расписания. Правила. Но ей было странно. И неуместно. Потому что казалось, что все вокруг понимают, что сидеть сейчас здесь и обсуждать какие-то факультативы по рунам, когда два дня назад убили их однокурсника, было по меньшей мере абсурдно.       Грейнджер сглотнула, спускаясь по лестнице.       Может, поэтому он и не пришёл?       Наверное, Малфою было изначально ясно, что сидеть на этом собрании — до ужаса некомфортно. И не нужно. Возможно, ей тоже следовало не идти?       Только так это не работает. Она —Гермиона Грейнджер, а Гермиона Грейнджер всегда ходит на все собрания, уроки и факультативы. Всегда. Поэтому её желания, а точнее жалкие совестные мысли «может быть, следовало не идти», делали её слабой. И выставляли в свете, будто она сломалась.       Но ведь она не сломалась. У неё все хорошо. Хо-ро-шо.       Грейнджер вздохнула. Это слово даже в мыслях звучало лживо и лицемерно. Но она упорно продолжит вбивать его себе в голову, вколачивать в извилины.       Возможно, тогда Вселенная услышит её, и всё действительно станет хорошо.       Девушка завернула за угол, и остановилась, так и не дойдя пару шагов до кабинета.       Впереди неё стоял Рон, видимо, ожидая Гарри, потому что друга по близости не было.       А они ведь после так и не поговорили. Вчера вечером, точнее, почти ночью, Гермиона влетела в гостиную, краем глаза замечая, что на в ней никого нет, и сразу же поднялась к себе в комнату. Рухнула на кровать и в истерике уснула. Поэтому понятия не имела, что произошло с друзьями после её ухода.       Возможно, сейчас лучший момент, чтобы это выяснить?       Гермиона сделала один робкий шаг вперёд, потом второй, более уверенный, и дальше уже без оглядки спешно приближалась к Уизли.       Рональд услышал шаги, направленные в его сторону, и обернулся. И стоило ему только завидеть очертания Гермионы, как парень тут же отвернулся и пошёл куда-то в противоположную сторону.       Грейнджер остановилась, сводя брови к переносице. Что он делает? Им же не по пять лет, в конце концов.       Она ускорила шаг.       — И куда ты собрался бежать, Рональд? — чуть громче, чтобы он услышал, спросила Гермиона. Риторически.       Уизли остановился, и она видела, как его плечи были напряжены. Будто он вкладывал все силы, чтобы действительно прямо сейчас не ринуться от неё вперёд по коридорам.       Гриффиндорка догнала его и встала напротив, заглядывая в лицо, пытаясь увидеть его глаза и понять, что же у него на уме. Что он чувствует.       И.. Чёрт. Лучше бы она этого не делала. Тогда бы рана в сердце не стала кровоточить сильнее, чем было секунду назад.       Гермиона ожидала, что Рон что-то скажет, но он молчал, смотря куда-то вниз, и его скулы были напряжены. Он точно хотел что-то ей сказать, но сдерживал себя.       Ладно, раз уж так..       — Рон, слушай, я хотела с тобой поговорить, — начала девушка, ощущая такое чувство неловкости и.. боли.       Ей было больно. Так больно, что с родным человеком она говорит, как с чужим. С лучшим другом, который был ей почти что братом. Больно-больно-больно..       — Насчёт того, что я сказала вчера, и что произошло после..       — Ты так отчаянно защищала Малфоя, потому что между вами что-то было, и теперь ты даже не против согласиться со своими родителями и выйти за него? — ядовито выплеснул Рон то, что, судя по всему, до этого сдерживал.       Вот только напрасно. Когда держишь в себе — в итоге срываешься вдове сильнее, причиняя человеку в несколько раз больше боли.       Как сейчас Гермионе.       — Рон, как ты.. — она почувствовала как участились дыхание, словно ей стало не хватать кислорода.       Грейнджер считала, что ей до этого было больно? Что ж, тогда сейчас её, по собственным меркам, должно разорвать в клочья.       — Как ты можешь так думать? — выдохнула Гермиона. — И даже нисколько обо мне, — хотя это ощущалось также, когда связки рвались от Круциатуса, — сколько о том, что ставишь проблему моего замужества наравне с проблемой убийства?       — А что мне ещё думать? — сощурился Рон, взмахивая рукой.       Что угодно, только не это.       Ей плевать, что между ней и Малфоем действительно что-то было. Потому что это «что-то» было только физически, эмоционально же всё осталось, как прежде. По крайней мере, с его стороны точно. Та же ненависть, то же презрение, те же яд и боль. Ничего не поменялось.       Гермионе было противно, что Рональд всерьёз предположил, что она защищала слизеринца только потому, что у них что-то могло быть. Как же он не поймёт, что она это делала только лишь потому, что Малфой действительно не виноват? Почему в его мыслях ей обязательно нужно было как-то связать себя со слизеринцем, чтобы это стало причиной её защиты?       Режет-режет-режет.. Швы расходятся, и раны практически ничто больше не сдерживает.       Ты даже не против согласиться со своими родителями и выйти за него.       Как? Рональд, как? Как он мог такое подумать? Сказать, что тот кошмар, в который её насильно ввязывают, Гермионе по нраву? Мерлин, почему так больно?       — Знаешь, — она сделала шаг назад, смотря куда-то вниз, куда-то сквозь, — думай, что хочешь. И сравнивай, что тебе угодно.       Уизли поднял глаза, смотря в лицо Гермионы, и что-то в нём дрогнуло.       — Слушай, Гермиона, извини.. Я.. Я просто ляпнул, не подумав, и..       Гермиона покачала головой, делая шаг назад. Второй. Третий. Четвёртый. И вот она уже быстрым шагом уходит из коридора, впиваясь ногтями в ладони, а позади неё стоит Рон. Сделавший два шага вперёд, но так и не решившийся побежать следом за подругой.       Не хватило всего одного шага. Всего капли решимости. И между людьми окрепла стена из ссоры и разногласий. Родными друг другу людьми. Каждый в чём-то виноват, вот только теперь они не знали, кто первый сделает шаг навстречу. Одна уже попыталась.       Гермиона несется по коридору, смотря в пол, и стараясь думать обо всём, кроме друзей. О школе, о заданиях, о Рунах, на которые сейчас бежит, о..       Грейнджер ощутила чьё-то тело и сжатую в своей руке чужую мантию человека, на которого налетела.       — Гермиона!       Взволнованный голос Гарри и его руки, сжимающие её локти. Поддерживал баланс, чтобы не упасть.       Думать обо всём, кроме друзей. Какой смысл пытаться, если они сами встречаются на пути?       — Гарри! — воскликнула девушка, дернувшаяся вперёд, чтобы обхватить плечи друга и сжать. Крепко-крепко. Ей так нужны были объятия..       Но она тут же замерла, оставляя на лице застывшие эмоции тоски, надежды и досады. Откуда ей знать, что сейчас о ней думает Гарри? Как к ней относится и не обижен или рассержен за вчерашнее? Всё-таки она не знает, о чём они говорили с Роном и Джинни после, и говорили ли вообще.       Джинни.       — Ты в порядке? — свёл брови к переносице Поттер, разжимая руки, и Гермиона сделала шаг назад.       По его встревоженному выражению лица было видно, что друг не держал на неё никакой злобы или обиды. В глазах читались лишь вопросы, на которые она обязательно ответит. Только позже.       — Да, всё отлично, — кивнула Гермиона, но улыбку выдавливать не стала. — Как Джинни?       Вчерашний нервный срыв девушки всё ещё стоял перед глазами Гермионы. Бедная, бедная Джин..       — Она в лазарете, — нахмурился Гарри, опустив взгляд. — Вчера отвёл её туда, ну после того, как ты ушла.       Гермиона ещё раз зачем-то кивнула, нервно заправляя прядь волос за ухо.       — Джинни противилась, но её состояние не позволило продолжаться отрицаниям долго. Помфри дала ей пару зелий, и сказала, что Джин пробудет там пару дней. Для восстановления.       — Хорошо, это правильно, Гарри. Ей необходима помощь. Я зайду к ней сегодня.       Помфри обязательно поможет младшей Уизли. Ей должно стать легче, потому что то, что было вчера..       Помимо зелий для нервной системы Джин нужен психолог. Гермиона обязательно обсудит это с самой Уизли. Когда та выйдет из лазарета. Сейчас не время заводить такие разговоры.       — Мы с Роном уже там были, вроде, ей уже лучше, — Гарри теребил край рукава мантии. Переживал.       Гермиона снова кивнула.       — Схожу и смогу убедиться в этом лично. Ладно, Гарри, мне нужно идти на Руны, — гриффиндорка сделала ещё один шаг назад, собираясь обойти друга и двинуться дальше к кабинету.       — Я хотел спросить, когда мы сможем..       — Пока что не лучшее время для разговоров, — Гермионе даже не нужно было дослушивать, чтобы понять, о чём хочет спросить Гарри. — Иди, тебя ждёт Рон на Прорицания.       Она подняла глаза, смотря прямо в зелёный омут, и увидела прояснившееся понимание в глазах Гарри. Он вздохнул, наверное, собираясь что-то спросить или сказать по этому поводу, но Грейнджер быстро сжала его ладонь и обошла, зажмурившись.       И стараясь не оставлять красные полумесяцы на ладонях. Пока что ей это удалось, вовремя разжав пальцы. Но «пока что» — слишком шаткая и хрупкая вещь, чтобы полагаться на неё.       Обед Гермиона решила пропустить. Есть не хотелось, а ещё больше желание отбивало неловкое сидение с Роном и Гарри. Потому с одним у них конфликт, а со вторым.. Тогда Гарри нужно будет метаться из стороны в сторону, стараясь принять сторону и одного и второго, что тоже очень неловко и неприятно. Поэтому она просто подождёт звонка на урок в коридоре, сидя на подоконнике и читая книгу. Всё равно никого нет.       На уроках Гермиона сидела либо с Невиллом, либо одна. И ей было даже комфортно: и Долгопупс, и одиночество хорошо разряжают обстановку. Вот только она всё равно замечала, когда гриффиндорец думал, что Грейнджер не видит, как глубоко в себя уходит Невилл, а на его лбу между бровями появляется хмурая грустная складка. В те моменты, когда он не натягивал улыбку, пытаясь подбодрить её, хотя и совершенно не знал, что произошло между ней и Гарри с Роном.       Тот мальчик, когтевранец, оказывается, был приятелем Невилла. Это Гермиона услышала из его разговора с шестикурсником Гриффиндора. Они вместе обсуждали Травологию, растения и профессии, связанные с этими направлением и сферой. А теперь обсуждать стало не с кем. Ведь мальчик из Когтеврана был убит. Мёртв. Его больше нет.       Гермиона ощутила, как дыхание снова участилось. Чёрт. Это не скоро пройдет. Если её тревожной и острой реакции на.. это событие вообще когда-нибудь придёт конец. Наверное, смерть одного из учеников Хогвартса через время станет трагичным воспоминанием, о котором будут лишь иногда говорить и сочувственно опускать взгляд. Но времени ещё предстоит пройти этот путь, который до сих пор был ещё даже не начат.       Девушка ощутила, как край юбки натянулся, и, нахмурившись, повернула голову в сторону. За острый камень зацепилась нитка одежды, и Гермиона движением руки оборвала её, отмечая про себя потом обработать конец изделия.       Сейчас Грейнджер очень явно ощутила, как давно последний раз ссорилась с.. Хотелось сказать мальчиками, но нет, только Роном. Почти год назад. Тогда, когда Уизли оставил их с Гарри в лесу, это была их последняя ссора. Потому что потом были боль, слёзы, Надежда, срывы и безмолвная поддержка. Для конфликтов ни времени, ни ресурсов не было. Больше не было. А сейчас..       Она прикрыла книгу, откидывая голову назад и чувствуя прохладу стекла. Свежо. Тихо. Одиноко.       Тревожно. И больно. Когда эта тупая боль пройдёт? Она будто преследует её, и за последнее время произошло столько плохих событий, что девушка уже запуталась, в чём крылась причина этого приставучего и тяжёлого чувства. В меланхолии прошлого, убийстве, произошедшем с друзьями; или это из-за.. Это неважно. Неважно, чем или кем был последний вариант. Вообще ни один вариант не имел значения, потому что всё это ринулось вниз с ледяной горки на бешеной скорости и в итоге образовало один большой ком. Безмерный и холодный. Который только и делал, что давил и давил, вставлял иглы под кожу и выдёргивал швы, сдирая защитную корку, заставляя раны открываться и кровоточить.       Мерлин, когда это кончится? Когда Гермиона перестанет видеть в коридорах Хогвартса воспоминания войны, а по ночам иногда кошмары, вместо обычных спокойных снов? Когда Пожиратели исчезнут и прекратят убивать и избивать? Им это удавалось делать как морально, так и физически, даже на расстоянии. Чёртовы ублюдки.       Когда Рон перестанет на неё злиться, а Гарри следовать в большинстве своём за ним? Кто будет также ходить с ней? И когда Малфой перестанет вести себя, как последняя сволочь, которая..       Гриффиндорка резко распахнула глаза, подтягиваясь руками ближе к окну. Что-то её мысли забрели в совершенно не то русло. Сейчас не время об этом думать, есть проблемы куда важнее. Вообще каждая проблема важнее него. Но разве этим мыслям вообще было выделено время?       Нет. Потому что их не должно существовать. Всё, о чем она могла думать, и это было бы связано со слизеринцем, — это её будущее насильственное замужество с ним. Но Гермиона предпочитала вообще не думать об этом, молча ожидая зимних каникул, когда эта чертовщина наконец-то разрешится.       Оставалось всего лишь ждать. И не думать, не думать, не думать.       И на ужин ей всё-таки нужно будет пойти. Потому что голодать в планы Гермионы не входило, так что ей и Рональду..       Грейнджер услышала торопливые шаги недалеко от себя, и тут же спрыгнула с подоконника, инстинктивно отряхивая юбку. Такая походка была только у одного человека, так что девушка хотела выглядеть прилично.       Честно, за столько лет Гермиона выучила столько отличительных качеств шагов профессоров, что ей следовало вручить значок. Какой-нибудь. За самое нелепое достижение.       Из-за угла вынырнула директор.       — Мисс Грейнджер, — завидев Гермиону, женщина ускорила шаг.       — Добрый день, — ровным тоном поприветствовала профессора Гермиона.       Никаких признаков недавней слабости.       — А вы что же не на обеде? — нахмурилась Минерва.       Гриффиндока тут же улыбнулась, скрещивая руки за спиной.       — Я уже поела, спасибо, — ложь во благо, чтобы директор не волновалась лишний раз за неё. Это ни к чему. — Мне показалось, вы меня зачем-то искали.       Гермиона надеялась, что Минерва не заметила её отсутствия и не обналичит маленькую ложь, ведь не смотрит же она за каждым учеником, который входит в Большой зал, в конце концов?       Боже, Гермиона, что с тобой происходит? Когда ты научилась так бесстыдно лгать в лицо директора, прикрываясь благом?        — Да, мисс Грейнджер, у меня к вам просьба, — кивнула Макгонагалл. — Сегодня было собрание старост, и я забыла передать списки учащихся, которые подали заявки на второе полугодие на факультативы по различным предметам, главным старостам школы. А они, соответственно, не раздали списки старостам факультетов. И раз уж я вас встретила, хотела попросить раздать старостам эти самые списки. Была бы очень благодарна, на этот день мне ещё предстоит составить отчёты и кое-какие документы Школы.       Гермиона тут же кивнула, ни на секунду не задумываясь об отказе. Помочь профессору Макгонагалл и занять себя полезным делом — то, что сейчас было необходимо.       — Конечно, давайте необходимые бумаги.       Минерва протянула ей исписанные пергаменты.       — Спасибо, мисс Грейнджер, — улыбнулась директор, нисколько не сомневавшаяся в своей лучшей ученице. — Хорошего вам дня.       — И вам.       Профессор Макгонагалл ушла такой же торопливой походкой, а Гермиона убрала в сумку бумаги. Скоро должен был начаться урок, так что она пойдёт искать старост и раздавать списки со следующей перемены.

***

      — Хорошо, спасибо, — кивнул когтевранец, после чего неторопливо развернулся и затерялся в толпе остальных учеников.       Это был последний староста из факультетов, кому Гермиона должна была отнести список заявок учеников на факультативы. Уроки только что кончились, и Гермиона действительно подустала, бродя по всей школе и выискивая старост.       Поэтому совсем скоро она сможет навестить Джинни в лазарете. Именно скоро, потому что Кариэль из Когтеврана был последним старостой из факультетов до Слизерина.       Девушка вздохнула, бросая взгляд на выведенную ровным почерком надпись "Факультет Слизерин", после чего убрала пергамент в сумку. Ничего трудного — всего лишь найти Малфоя, отдать ему список и суметь сделать это без всяких перепалок. Обычно их встречи заканчивались именно так.       Что полностью подтверждала и вчерашняя их встреча. Злость, яд и боль — всё, что получила в итоге Гермиона после разговора со слизеринцем.       Грейнджер кто-то задел плечом, и она решила не стоять столбом посреди коридора и спуститься на второй этаж. Вроде бы у Малфоя там по расписанию закончился последний урок, так что он может быть там.       Хотя, всё-таки вчера было кое-что ещё.       Когда Малфой догнал её, направив два заклинания, одно из которых было противозачаточное, а смысл второго он ей не сказал, Гермиона не ощутила никаких изменений. Просто сжала кулаки и пошла в гостиную, желая оказаться в кровати как можно быстрее. Но через шесть минут — да, она считала — гриффиндорка почувствовала тепло внизу, и её это не на шутку перепугало. Опасные и подозрительные мысли лезли в голову, заставляя сердце тревожно биться чаще, но.. Через тридцать секунд ей стало стыдно за них. Потому всё, что произошло — некомфортная боль внизу живота отступила. Исчезла. Будто её и не было.       Сначала Гермиона ничего не поняла, подходя к гостиной и подбирая варианты того, что могло послужить причиной отступления неприятных ощущений. И ни одной вразумительной. Кроме единственной: это действительно произошло благодаря Малфою.       Мысль была странной, неубедительной, но всё равно правдивой. Сложно было смириться с фактом, что Малфой сделал что-то не для себя. Без выгоды, без требований благодарности.       Он просто избавил её от боли, которая должна была заботить Малфоя в последнюю очередь.       Ведь не могло же быть выгоды от этого, правда?        Гермиона подумала над этим минуту и поняла, что абсолютно никаких вариантов в голову не приходит. Поэтому сразу же отругала себя за недостойные мысли, ведь людям нужно давать шанс без подозрений делать что-то бескорыстное. Даже в случае, если этот человек Драко Малфой.       Да, Грейнджер до сих пор не понимала причин его поступка, но.. Это не умаляло того факта, что вчера она позволила себе слабую улыбку. Маленькую, скрытную, незаметную. Будто это было преступлением и кто-то мог уличить её в нём.       А было ли? Или правильнее спросить: разве не было?       В любом случае, Гермиона наказала себе не уделять этому столько внимания. Всего лишь первый на её памяти бескорыстный, не требующий ничего взамен поступок Малфоя. Для неё.       И всё.       Гермиона спустилась с последней ступеньки, пытаясь заглушить внутри пугающее её тепло, распространяющееся при мысли об этом чёртовом поступке Мафлоя. Возможно, его выгода была в том, чтобы заставить её думать об этом?       Грейнджер мотнула головой, сбрасывая странные мысли. Что за несусветные глупости?       Гриффиндорка завернула за угол и её взгляд тут же наткнулся на ученика в мантии Слизерина.       Забини.       И Гермионе очень надоело бегать по всему Хогвартсу и искать кого-то, поэтому она, утверждая самой себе, что у неё есть оправдание и доказательство вопросу в виде списка, быстрым и уверенным шагом направилась к слизеринцу. Ей совершенно не хотелось этого диалога, но перспектива была лучше, чем потратить полдня в бегах по школе.       Забини, услышав шаги в свою сторону, перевёл глаза на Гермиону. Его бровь подозрительно поднялась вверх, и он бросил быстрый взгляд на остальную часть коридора, чтобы убедиться в том, что гриффиндорка шла именно к нему.       Подходя, в голове Гермионы успела проскочить мысль, что Забини кого-то ждёт, иначе зачем ему стоять тут одному? И лучше бы они успели закончить диалог до того, как этот кто-то подойдет. Хотя, какая разница?       — Привет, — дружелюбно начала девушка.       — Чего тебе, Грейнджер?       Что ж, раз прикинуться, что они хотя бы мало-мальски уважают друг друга не получится, то и она отбросит всё лишнее.       Хотя с Забини она никогда не общалась, поэтому сказать, что она чувствовала по отношению к нему какую-то ненависть или сильную неприязнь, нельзя. Он не Малфой и не Паркинсон, с которыми у неё вместе с мальчиками были взаимоненавистные отношения. Но Блейз был другом Малфоя, поэтому, во-первых, автоматически попадал под категорию «неприязненное отношение», а во-вторых потому, что часто поддерживал Малфоя и проскальзывали от него нелестные выражения.       — Где Малфой?       Забини сощурился, кривя губами. Наверное, это был достаточно неожиданный вопрос.       Плевать.       — Зачем тебе?       — Соскучилась, — цокнула Гермиона, не удержавшись от того, чтобы съязвить.       Блейз только ещё больше сощурился, явно не довольный тем, что она не дала вразумительный ответ на его вопрос. Но через секунду выражение его лица изменилось, и он усмехнулся, смотря на неё так, будто имеет какие-то преимущество.       Ну, если эти преимущество связано с Малфоем, то да. Они у него действительно были в сравнении с Гермионой.       — Слушай, Грейнджер, твоё общество одно из последних, с кем Малфой хотел бы провести время, — создавалось ощущение, что Забини говорит это не только Гермионе. — Поэтому, пока не дашь мне чёткого ответа нахрена он тебе нужен, можешь спрашивать хоть Филча, потому что от меня секретных данных не услышишь.       Это очаровательно.       Очаровательно, очаровательно, очаровательно..       Гермиона до этого не вспоминала об этих словах, запрещала себе вспоминать, что бы не дай Мерлин раны не закровоточили ещё сильнее. Хотя, куда уж больнее? Но сейчас..       Твоё общество одно из последних.       Не смей.       С кем Малфой хотел бы провести время.       Это очаровательно.       К чёрту. К чёрту. К чёрту. Просто забудь, Гермиона. Выкинь из головы.       — Мерлин, да мне нужно передать ему, как старосте, список учащихся, записавшихся на факультативы во втором полугодии, — покачав головой, посмотрела девушка на слизеринца.       Забини какое-то время молчал, точно анализируя её, после чего скрестил руки на груди и откинулся спиной к стене.       — Сейчас должен быть в библиотеке, — было ясно, что он говорил это против своего желания. И почему так сложно сразу, без всяких вопросов, сказать, где находиться человек?       Слизеринцы. И всё-то у них по-другому.       Гермиона хотела поблагодарить его и уйти, как за окном прогремел гром и сверкнула молния. Слова замерли на выдохе.       Ночь, защитный купол, и сотни зелёных линий, ударяющих по нему. Появляются трещины, он раскалывается, и через минуты Пожиратели уже вбегают на территорию Школы. Проклятия. Заклинания. Боль, и застывшие эмоции в стеклянных глазах. Они с Роном бегут искать Гарри, и..       Гермиона выдохнула, делая шаг назад.       Это забавно — вот так стоять и спорить. Ёрничать. Выслушивать. В какой-то миг это кажется важным, ты придаешь этому значение, а потом.. Потом в сознании всплывает мёртвое тело, крики людей, и бездушные глаза, в которых секунду назад плескалось море Надежды.       И всё. Миг прошёл. Ударил ботинком в лицо, наотмашь, и двинулся дальше, к другим наивным глупцам.       Чёрт, это больно. А Гермионе так надоела боль. Та, что была внутри неё; с которой приходилось жить. Которую она подавляла, или пыталась наклеить пластырь в виде смеха друзей.       Но что делать сейчас? Чем заштопать дыры?       Отдать чёртов список.       Гермиона сглотнула, смотря на серое небо, напоминающее цветом старую тёмную дверь в магловской школе, в которую она ходила на экскурсию. Она опустила глаза, и наткнулась на внимательный и подозрительный взгляд Забини, который всё это время смотрел на неё.       — Хорошо, спасибо, — быстро проговорила Гермиона, отворачиваясь, и торопливым шагом пошла прямо по коридору, к библиотеке.       Наверное, хорошо, что её в таком состоянии увидел Забини, а не Малфой, который мог появиться в коридоре. Тогда бы она не отделалась обычным молчаливым взглядом, ей пришлось бы выслушать какие-нибудь язвительные комментарии или насмешку. Хотя, лучше бы её никто не видел минуту назад.       Гермиона свернула за угол, обходя группу учеников Пуффендуя.       Да, так определённо лучше. Останавливать мысли, притуплять боль, специально делать важным то, что уже таким не кажется. Отдать список? Ещё секунду назад, стоя там, в коридоре, она бы сделала это с равнодушным выражением лица. А сейчас Гермиона оставила боль в прошлом. Вот так просто — сложила в коробку и оставила за дверью с надписью «прошлое».       И теперь отдать листовку человеку, с которым последний ваш диалог был очень напряжённым, казалось неловким.       И это чувство успокаивает. Оно делает живой. Помогает продолжить верить, что настанет день, и Гермиона сможет прожить его без хотя бы малейшего упрекания себя в переживаниях ни о чём.       Ведь то, что на войне ничто, — сейчас её жизнь. Чувства, эмоции, переживания. Всё это — она. Живая. Настоящая. Дышащая.       Она.       Грейнджер толкнула дверь библиотеки, думая о том, что сейчас всё должно пройти тихо и спокойно. Это же библиотека; это — не место переругиваниям.       Она прошла несколько стеллажей и столов, за которыми сидели ученики, и остановилась возле третьего. Там, за отдельным столом, сидели Малфой с Паркинсон.       Малфой что-то читал, а Пэнси нависла над пергаментом, что-то быстро строча пером. По их положению нетрудно было увидеть, что рука Малфоя лежала на бедре Паркинсон.       Его рука скользит по бедру Гермионы вверх, задевая пальцами живот, и останавливается на..       Девушка сглотнула. Странно, но прямо сейчас она не ощущала присутствие рук совести, кричащих о том, что Малфой — парень Паркинсон. Да, её поступок далёк от хорошего, но.. Совершенно плевать. Всё, что она сейчас ощутила — очередное подтверждение того, что Гермиона знала, на что шла.       Знала, что это лишь успокоение и ничего больше. На самом деле, это вообще ничего не значило. И думать об этом даже не больно. Ни капли.       — Грейнджер, ты там долго стоять будешь? — холодный насмешливый голос послужил ей чем-то вроде пощёчины, заставляя двинуться вперёд, а не стоять столбом.       Она смотрела ему в глаза, игнорируя злой и раздраженный взгляд слизеринки, сидящий рядом.       — Ну как же я могу помешать этой идиллии, — огрызнулась Гермиона, старательно заставляя себя не бросить взгляд на его руку. Которая лежала на бедре Пэнси.       Девушка тут же полезла в сумку, чтобы достать надоедливый список и избавиться от него. Она открыла рот, чтобы объяснить причину своего присутствия Малфою, но её перебила Паркинсон:       — Ты уже помешала, маглолюбка, — скривила губы Пэнси, откидываясь на плечо Малфоя. Делая это так, будто он принадлежит ей. Но ведь Малфой действительно её, потому что он с ней.       И слава Мерлину.       — Так что верни всё, как было. А были мы тут без тебя.       Рука Гермиона замерла, остановившись на полпути из сумки с зажатым пергаментом. И спустя секунду девушка положила обратно список, убирая сумку за плечо.       — Знаешь, а ты права, — улыбнулась Гермиона. Будто мстительно, но на деле.. На деле это именно так и было. — Куда целесообразнее будет поговорить с Гринграсс, чем с ним.       Гриффиндорка метнула быстрый взгляд на Малфоя, который прищурился на её слова, после чего развернулась и стремительно вышла из-за их стеллажа. Точнее, он был не их, просто..       Плевать.       И почему она раньше не догадалась сразу пойти к Гринграсс? Странно, но из головы Гермионы просто вылетел тот факт, что помимо старосты в лице Малфоя существует и вторая — Дафна. Почему?       К слову, теперь это уже неважно. Теперь это вопрос, на который Грейнджер не знает ответа. Или просто не хочет отвечать?       Не-ва-жно. По слогам. Чтобы накрепко вбить себе в голову.       Пусть они вдвоём захлебнутся своим ядом, а Гермиона просто найдёт Дафну.       Девушка поднялась на пятый этаж и поняла, что долго искать Гринграсс не придётся.

***

      Гермиона зашла в лазарет, приветствуя мадам Помфри, и прошла к кушетке Джинни. Её нетрудно было найти — в лазарете было всего три человека.       Гриффиндорка отодвинула ширму и заглянула.       — Привет, — тихо, чтобы не тревожить остальных.       — Гермиона, привет, — улыбнулась Джинни. — Садись.       Уизли рукой указала на кровать, и Гермиона кивнула, опускаясь на белое одеяло.       Белое одеяло, белая подушка, белый потолок. Этот цвет должен был успокаивать, но он лишь наводил тоску. Как содрать все краски с картины и сказать: "Наслаждайтесь спектром переданных эмоций". Даже больничная рубашка Джинни была белой, отчего огненные волосы девушки становились чем-то вроде глотка свежего воздуха. Надеждой, спасением и узкой, но твёрдой дорожкой вперёд. Куда точно не ясно, но однозначно вперёд.       — Как ты? — спросила Гермиона.       Уизли подобралась, натянула улыбка ещё шире и на руках подтянулась вверх, таким образом принимая сидячее положение.       — Хорошо. Знаешь, я даже думаю попросить меня отпустить сегодня вечером, край — завтра. Зачем мне..       — Джин, — остановила её Грейнджер, мягко касаясь ладони. — Перестань, тебе не перед кем храбриться.       Она предполагала, что как-то так и будет вести себя младшая Уизли. Всегда сильная, всегда в норме.       Но ведь это не так. И зачем же притворяться?       Да, Гермиона, задай себе тот же вопрос. Зачем? Зачем ты это делаешь?       — С чего ты взяла, что я делаю это для кого-то? — улыбка дрогнула и вместо неё появилась печаль. — Возможно, я просто хочу доказать самой себе, что не слабачка. Что всё в порядке.       — Джинни, — охнула Гермиона, пересаживаясь ближе и обхватывая обе ладони Уизли. И сжимая крепко-крепко. — Откуда такие глупости в твоей голове? Ты — самая сильная девушка из всех, кого я знаю. Пример, которому подражают и на который ровняются. Вспомни, как в самые тяжёлые времена ты всё равно находила в себе силы улыбаться и поддерживать других. Даже когда не было причин для улыбки, ты всё равно её находила, словно у тебя был запас на особые случаи.       — Я знаю, Гермиона, — слабо улыбнулась Уизли. — Знаю, кто я, вернее, кем я была. Сильная, оптимистичная и задорная девушка, всегда готовая выслушать кого-то. Но что сейчас? Как эта девушка дошла до того, что валяется в больничной койке из-за чёртового нервного срыва?       Вот он — перелом. Вот оно — разочарование. Эти качества сейчас затапливали светло-карие глаза, чуть ли не выплёскиваясь из-за краёв. Когда эмоции уже на пределе, и хочется просто закричать, только бы сбросить их. Только бы больше не ощущать их тяжёлое присутствие.       Но Грейнджер не даст этому произойти. Не позволит улыбке огненной девушки навсегда померкнуть, утонув в разочаровании и слепых надеждах. Раньше — лишь прошлое, которое всегда будет стараться зацепиться за человека своими старыми мягкими лапами. Чтобы привлечь, укутать, заманить и не выпустить. Помешать жить дальше. Нужно лишь научиться обрубать кисти, которыми Прошлое пытается тебя схватить, и без оглядки идти вперёд.       И пускай у Гермионы не всегда получалось это делать, в большинстве случаев ей удалось пробегать вперёд несколько миль. До следующего подхода. Но вместе с приходящим опытом удавалось всё легче и быстрее, так что и у Джинни всё обязательно получится. Она сильная. Ей всегда всё удавалось.       — Милая Джин, оглянись вокруг: ты видела хотя бы одного человека, на которого не повлиял прошлый год? — девушка немного наклонила голову. — Нет. Потому что это тронула каждого, оставило отпечаток на всех. И дело не в тебе; не ты изменилась, а тебя изменили. И то, что ты наконец-то дала волю оставшимся ранам открыться, выпуская из себя боль, не делает тебя хуже; наоборот, ты становишься сильнее. Хотя, ты и так супер-женщина, — Гермиона улыбнулась. Детской, искренней улыбкой. — И неужели супер-женщины могут быть ещё сильнее, когда уже перешагнули все возможные пороги?       — Супер-женщина, — по-доброму усмехнулась Уизли. — Да, супер-женщина.. Спасибо, Гермиона. Мне нужно было это услышать, — она потянула подругу на себя и заключила в объятия.       Тёплые, крепкие. Такие, какие нужны были обеим.       — Я люблю тебя, — прикрыв глаза и запутавшись в волосах Гермионы, прошептала Джинни.       — И я тебя, — выдохнула Грейнджер. — Просто помни, что всё было не зря. Совсем не зря. А в порядке ты будешь точно не сейчас, а позже.       Нужно лишь дождаться зимы, милая Джин. И тебе, и мне станет легче.       — Что ты имеешь в виду? — отстранившись, заглянула ей в глаза Уизли.       — Ничего плохого, — краешком губ улыбнулась Гермиона. — Я сегодня виделась с Роном.       — И как он?       — Ты же тоже его видела.       — Да, они с Гарри заходили ко мне, но я имею в виду другое, — свела брови к переносице Джинни.       Грейнджер опустила глаза, задумчиво глядя на свои пальцы. Это обсуждать не хотелось, но с другой стороны гриффиндорка была не против выговориться. Так что..       — Мы сейчас в чём-то, напоминающем ссору. Я провинилась, он ошибся, сказав не то, что нужно. Поэтому мы сейчас не разговариваем, и..       — Что Рон тебе наплёл? — сощурилась Уизли.       И эта девушка пять минут назад говорила о том, что слабая? Что той, прежней Джинни больше нет? Тогда вот прямое, обратное этому доказательство: в глазах Джин появились недобрые искры, которые всегда плясали в глазах девушки, если речь шла об импульсивных словах Рональда.       — Ничего такого, за что следовало бы его сейчас отчитывать, — уклонилась Гермиона от прямого ответа.       И плевать, что после его слов швы разорвались. Это неважно.       — Но..       — Джин, это не главное. Пройдёт немного времени и мы будем готовы выслушать друг друга. Все вместе. Нужно лишь подождать, когда тебя выпишут.       — Надеюсь, это произойдёт очень скоро, — отряхнула одеяло Джинни.       — Но ты ведь на меня не сердишься? — Грейнджер произнесла это так неожиданно и быстро, что даже забыла дать наставления Уизли о необходимости соблюдать постельный режим в лазарете столько дней, сколько скажет целительница.       Хотя, вообще-то, Гермиона понимала её. Стоило Грейнджер попасть в лазарет и дня не проходило, как она просила выпустить её и отправить на уроки. Правда, у них с Джинни сейчас были немного разные цели.       Глаза младшей Уизли удивлённо расширились.       — За что? За то, что ты только вчера призналась в том, что Малфой благодаря тебе знал обо всём происходящем и в чём-то помогал?       Гермиона тупо кивнула, не желая это как-то комментировать.       — Ну, вчера я была не в том состоянии, чтобы как-то определённо на это реагировать, — слабо усмехнулась Джинни. — Но сейчас я удивлена. Даже, наверное, поражена и будто не до конца верю в это, а ещё у меня появились вопросы. Но мне не за что на тебя сердиться, ты не сделала ни мне, ни кому-то ещё ничего плохого.       — А тот слух о нём, который..       — Давай обсудим всё тогда, когда я выйду, — посмотрела на неё Уизли.       Грейнджер облегчённо выдохнула, согласно кивая и чувствуя себя виноватой.       — Да, конечно, прости. Тебе нехорошо, а я тут со своими вопросами пристаю.       — Всё в порядке, — улыбнулась Уизли.       Гермиона ещё посидела какое-то время у Джинни, разговаривая ни о чём. Чтобы обе как-то сбросили с себя тяжесть последних дней и событий, забываясь в обычных разговорах. Хотя бы ненадолго. Но потом к ним подошла мадам Помфри и настоятельно попросила Гермиону оставить мисс Уизли в покое, из-за отсутствия которого девушка тут сейчас и лежит.       Так что сейчас Грейнджер шла по коридору, собираясь прийти в гостиную, сделать себе горячий шоколад и начать делать домашнюю работу. А потом читать. В общем, планы у неё были спокойные и обыденные, а потому хотелось приступить к их выполнению ещё сильнее.       Гермионе в последнее время очень не хватало чего-то спокойного и проверенного.       Девушка вышла к хогвартским лестницам, собираясь переправиться по ним к себе в гостиную, как услышала оклик.       — Грейнджер.       Холодный и требовательный. Не требовалось играть в угадай-ку, чтобы понять, кто это.       — Что тебе надо, Малфой? — повернувшись, сложила руки на груди гриффиндорка.       — Зачем ты искала меня сегодня утром? — он сунул руки в карманы, склоняя голову в сторону.       Гермиону не удивил этот вопрос. На самом деле именно такую реакцию она и собиралась вызвать сегодня утром, в отместку Паркинсон. А только Паркинсон ли?       Неважно. Пусть оба понимают, что нужно слушать, когда говорят. Хотя, Гермиона глубоко сомневалась, что Малфой не понял её мелочного замысла. У него слишком сильно развиты хитрость и подозрительность, чтобы Малфой сумел не проанализировать её действия с удивительной проницательностью. Впрочем, и она сама далеко не наивна: Грейнджер понимала, что он ни за что не пойдёт за ней перед Паркинсон, только чтобы утолить свой интерес и успокоить эго. А потому оставил её поступок без комментариев. Видимо, до этого момента.       — Это тебя уже не касается, — равнодушно ответила Грейнджер.       Точнее, стараясь говорить так, чтобы её слова звучали как можно более равнодушно. Потому что у неё, к сожалению, не была удивительной способности Малфоя скрывать все свои эмоции за хладнокровием. И вряд ли она когда-либо научится это делать так искусно, потому что чувства и эмоции — огромная часть её жизни.       — Что-то не припомню, чтобы маглолюбки решали, что касается адекватных чистокровных, а что нет, — сталь в его глазах вгоняла иглу под кожу. Такую же стальную.       Железный ком встал посреди горла, но Гермиона проглотила его, чтобы ответить. Только ради этого ей пришлось прочувствовать, как железо сдирает глотку в кровь.       — И когда ты снова начал оскорблять подобным образом? — в голосе звучал вызов.       Слава Мерлину. Потому что она действительно отвыкла от этого слова. Он специально позволил ей отвыкнуть, чтобы одним предложением подвести к гильотине.       — А когда ты вбила себе в голову, что я должен был перестать это делать? — Малфой сделал два шага вперёд. — Когда напрыгнула на меня в шкафу или когда я трахнул тебя?       Листовой металл со свистом опустился, разрезая её на части. Кровь-боль-кровь.       — Нет, это переходит уже все границы, — покачала головой Гермиона и резко развернулась, делая быстрый шаг вперёд, чтобы уйти.       Чтобы перестать чувствовать, как что-то внутри бьет по рёбрам, раздрабливая их в щепки.       — О каких границах речь, Грейнджер? — насмешливый голос, злой взгляд и наклон головы. — Не наблюдал, чтобы они у тебя были.       — Представь себе, они у меня есть! — не выдержав, развернулась на четвёртой ступени Гермиона и повысила тон. Слишком громко.       Слишком тихо. Хотелось кричать. Так, чтобы связки разорвались.       — И ты остаёшься за их началом, поэтому не имеешь права заявляться ко мне и что-то требовать, а потом оскорблять! Ни малейшего права, уясни наконец!       Она шумно дышала, пытаясь унять дрожь в пальцах. Достало.       Малфой молча склонил голову, тупо смотря ей в глаза несколько секунд. После чего на его лице медленно растянулась ухмылка, и он сделал шаг вперёд.       — Я знаю, — легко сказал Малфой, и Грейнджер опешила. Что? — И поэтому забавно наблюдать, как ты сама позволяешь мне переступать эти границы. Позволяешь ломать тебя.       Треск, хруст и звон в ушах — всё, что слышала и ощущала Гермиона. И грохочущее сердце. Почему так больно? Почему так пусто?       — Чертовски увлекательно, — слизеринец чуть качнулся вперёд, а потом развернулся и ушёл. Просто ушёл.       Снова разбивая её душу на тысячу маленьких осколков. Грейнджер даже не думала отвечать. Она просто хотела выстоять на двух ногах, а не прислониться к стене и просто съехать вниз, сжавшись в комочек. Маленький, незаметный.       Пожалуйста. Она просто хочет исчезнуть.       — За что ты меня так ненавидишь.. — прошептала Гермиона в пустоту, в абсолютное никуда. Потому что её слов никто не слышал. Её отчаяние пожирало её одну.       Гриффиндорка прикрыла глаза, чувствуя, как на коже на внутренней стороне ладоней снова появляются следы. Красные и больные.       Из-за него. Ты же обещала себе, что не причинишь себе боль из-за этого ублюдка.       Слабачка.       Грейнджер развернулась, взбегая вверх по лестнице. Она знала, что так будет. Должна была быть готовой к тому, что взамен на позволение приблизиться к нему, перешагнуть порог клетки его души и войти в неё, она получит резкий толчок в грудь и вылетит из неё, ощущая, как горит тело. Кожа. Каждая клеточка.       Должна была быть готовой к тому, что каждая их последующая встреча будет её наказанием. Её личным адом. За то, что помогла, за то, что сотворила непозволительное.       Забавно, правда? Спасён был он, а страдала она. Ведь всё должно было быть наоборот.       Но это был Малфой, и ничего забавного в этом не было. Лишь раздающая пощёчины правда, и осознание, что задача «должна была быть готова» с треском провалилась.       Потому что Гермиона не готова слышать и ощущать это. Эту боль и кое-что ещё, что топтало её сердце параллельно с ней.

***

      Малфой сидел в гостиной, листая Пророк за прошлую неделю. Та же чушь, тот же бред, и ни капли интересного. Или хотя бы чего-то существенного.       Слизеринец отбросил бесполезную писанину, презрительно осматривая страницы. Интересно, в журналах такая же херня? Тогда как Пэнси их читает?       Драко достал портсигар и вытащил оттуда сигарету, поджигая её палочкой. Запах нежного кофе моментально распространился вокруг него, и Малфой сделал затяжку.       Вчера, когда он вернулся к лестнице возле Астрономической башни, его там уже ждала Паркинсон. Так вышло, что он задержался, но его это не волновало.       Слизеринка присела на ступеньку, взглядом приглашая его сесть рядом.       Честно, у Малфоя не была абсолютно никакого желания снова садиться на этот чёртов камень и вести душевные беседы. Одна такая только что прошла, и кончилась совершенно не дружескими пожатиями и лепестками роз.       Нахер.       Драко сел возле Пэнси, замечая, что девушка выжидающе смотрит на него. И чего она ждет?       — Начнёшь? — подтолкнула Паркинсон.       — А есть для чего и о чём? — хмыкнул Драко.       Да, он сам сказал ей прийти сюда, чтобы объяснить своё отсутствие и послушать, что там хотела сказать ему Пэнси в Большом Зале, но.. Они никогда не вели открытых бесед. Таких, как, видимо, собирались сейчас.       И Драко не особо хотелось делать этот раз первым.       — Ты не возвращался в подземелья, — прервала молчание Пэнси. — Я спрашивала у Блейза.       — Да, я свалил из Зала в башню и остался там. Сидеть в том дерьме уже сил не было, — холодно усмехнулся Драко.       Промежуточный момент, когда он пошёл в заброшенный туалет, чтобы раскромсать свою руку, а потом вместо этого трахнулся с Грейнджер, Малфой опустил. Такие мелочи абсолютно неважны.       И к тому же всего лишь из-за этой мелочи Пэнси, скорее всего, сошла бы с ума. Или убила бы кого-нибудь. Кого-нибудь очень определённого. В свете недавних событий это было бы очень забавно.       А ещё забавно, что Драко не слышал даже шёпота голоса, который обычно называют голосом совести. До черта пафосное название, но какой бы идиот его не придумал, Малфоя это ощущение благородно проигнорировало. Хотя любой другой бы тонул в океане самоуничтожения и терзания по причине измены.       Но ведь Драко никому не изменял.       Паркинсон мило представила их отношения, как свободные, так что он мог делать всё, что хотел и с кем хотел. Как-будто раньше, при негласном статусе серьёзных отношений, его что-то останавливало.       — Ты спал прямо в чёртовой Астрономической башне? — брови Паркинсон взлетели вверх, и девушка глухо усмехнулась.       — Да, это всё-таки не двуспальная кровать в Мэноре, но не так уж плохо.       Ирония в голосе слизеринца понизила уровень переживания Пэнси и она снова усмехнулась.       — Ты прав, всяко лучше, чем среди этих поганых шёпотов, — она повернулась к нему. — Удивительно, правда? Законные змеи здесь мы, но нас в отвратительности умудряются превосходить какие-то недостойные уродцы, — Пэнси прищурилась.       — Поэтому они не выдержат и зароются в землю, а мы сбросим шкуру и поползём дальше, — откинулся назад Малфой, упираясь локтями в ступеньку выше.       Как пятнадцать минут назад.       — Вижу, чувствуешь ты себя превосходно, — улыбнулась краешком губ Паркинсон.       Лучше некуда, Пэнс.       — А если серьёзно, — слизеринка тоже опёрлась локтями о ступеньки, оказываясь наравне с Драко. — То как ты?       Бровь Малфоя взлетела вверх, говоря за него о том, что её вопрос не имеет под собой обоснованного фундамента. Совершенно никакого.       — Скажешь, что не понял, о чём я? — всё также приподнимая краешек губ, саркастично спросила Пэнси.       — Нет, — покачал головой Драко и Паркинсон удовлетворительно улыбнулась. Зря. — Ты только что сказала это за меня.       Всякая улыбка слетела с лица слизеринки, будто ей сказали, что прямо сейчас Пэнси предстоит самой убрать свою комнату в Мэноре и при этом не использовать магию. Ведь за неё всегда драили полы эльфы. Тоже без магии, потому что считали ручной труд куда более тщательным и серьёзным.       — Милый, я понимаю, мы раньше не говорили о таких темах, но сейчас.. Сейчас, думаю, я смогу тебя понять.       Драко покачал головой, смотря Паркинсон в глаза.       — Пэнс, тебе не нужно ничего понимать. У меня всё в порядке, я не чёртов Поттер, которому требуются ежеминутные вопросы о самочувствии, так что и комплекс жертвы у меня отсутствует.       И кто ещё в ближайшие дни захочет его понять? Кто следующий в очереди «заглянем в душу Драко Малфоя?».       Никто. Потому что он сам прогнал всех, кто мог сделать шаг вперёд и сломать железные прутья.       Пэнси несколько секунд молчала, смотря в серый омут глаз, а после опустила глаза и задумчиво проговорила:       — Мы с Тео говорили об этом. Обо всём произошедшем, вчера вечером, пока тебя не было. И он рассказал мне, что задержался на выходе из Большого Зала и подслушал, что говорят другие, — девушка метнула быстрый взгляд на Драко, который в это время со всей серьёзностью смотрел на неё. Ни тени усмешки. — Сказал, что лучше бы этого не делал, потому что тот бред, который они несли..       — Что он услышал? — перебил её Драко, и Паркинсон замолчала, посмотрев на него с жалостью.       Этой ёбаной жалостью, которую хотелось стереть в порошок и выкинуть на могилу его тётки. Зачем добавлять эмоции и чувства? Почему просто сухо не сказать то, о чём просят, воспринимая всё происходящее фактами?       — Они обсуждали, как именно ты убил того парня, — ответила Пэнс и тут же перебил саму же себя, спохватившись: — Точнее, ты, конечно, его не убивал, но они ведь считают иначе. И всей компанией, во всех подробностях каждого варианта, чуть ли не перебивая друг друга.       Малфой хмыкнул, отбрасывая голову назад, смотря в серый потолок.       Это было забавно. Драко не нужно было имён, факультета или цвет волос этих людей, чтобы он смог идентифицировать их. Какая разница, если об этом говорил каждый второй? Это просто забавно. У него вообще всё было забавным в последнее время.       — Люди кровожадны, правда? — протянул Малфой.       — Просто они безмозглые уёбки, — фыркнула слизеринка, опасно поглядывая на Драко. Она ожидала более вспыльчивой и эмоциональной реакции, а он просто усмехнулся и поиронизировал над этим. — Они не стоят твоего внимания.       Малфой ухмыльнулся, ощущая, как лёд внутри него горит. Сжигает всё к чертям.       Он затрагивает всё, кроме одного — внешней оболочки. Она всегда остаётся нетронутой. Это правило, чёртово кредо, которое въелось в клетки кожи.       — Они его и не получат. Это всё, что слышал Нотт?       — Да, потом он просто свернул и не стал слушать, какое дерьмо они придумывали дальше.       Тем лучше. Или хуже? Он бы позабавил себя вариантами собственного убийства, которое в реале даже его палочки не коснулось. Но всё-таки горящий лёд уже выжег лёгкие, а жить пока хотелось.       — Тогда ты иди в подземелья, мне ещё нужно встретиться здесь с Забини.       Пэнс послушно встала, ответив что-то вроде «хорошо, любимый» и, поцеловав его, скрылась в коридоре, в котором он уже был какое-то время назад. Он не считал.       Третья встреча на грёбаной лестнице Астрономической башни за этот вечер. Драко пора всерьёз задуматься о переезде из подземелий.       Тогда они всё обсудили с Забини. Без приукрас, без увиливаний; чтобы разум оставался холодным и мог мыслить здраво.       Драко выпустил дым изо рта, сжимая сигарету в руке. Вчера он от двоих людей услышал, что Министерство не считает его виновным в этом чёртовом убийстве несовершеннолетнего.       Что ж, значит, какие-то огрызки совести и мозгов у них есть. Но он всё равно не собирается обманываться на их счёт. Не в этой жизни. Ведь сегодня-завтра, и вся их праведность может обрушиться битым стеклом, мёртвой трухой к его ногам, за шею нагибая к земле и крича во всё горло: « Убийца!»       Но он уже начинает привыкать к этому прозвищу, читая эти выжженные красные буквы в глазах других учеников, когда те смотрели на него. Это почти не трогало.       Почти. Ему почти было похуй. Осталось только ещё немного попрактиковаться.       В случае с Министерством была бы одна заминка, один маленький недочёт: считай они его убийцей, дорога в Азкабан загорелось бы для Малфоя белой подсветкой. Направляя, зазывая. И сводя с ума. Поэтому ему, должно быть, повезло, что взрослые мальчики и девочки на важных постах в состоянии соответствовать своему возрасту настолько, чтобы не сваливать свою безответственность в виде человеческой жертвы на восемнадцатилетнего волшебника.       Ему повезло.       Драко усмехнулся, осознавая, какой абсурд затаился в собственных мыслях. Да чёртово везение настолько велико, что ему пора начинать делать ставки на вампиров. А те не терпели подобного отношения.       Малфой сделал ещё одну затяжку, и в гостиную спустилась Гринграсс.       — Привет, видел Пэнси?— спросила Дафна, не найдя слизеринку взглядом поблизости.       — Когда это Забини успел сменить имя и пол? — нахмурился Малфой, транслируя полную серьёзность. Насмешливую и фальшивую серьёзность.       Брови Гринграсс опустились и она скривила губы в фальшиво-притороной улыбочке.       — Пока ты всю ночь по Хогвартсу бегал, тогда и сменил.       Видимо, Паркинсон успела поделиться недавними событиями со своей подружкой. Кто бы сомневался?       — Да уж, совсем заглох без меня, — качнул головой Драко, ощущая, как кофейный табак смертоносно вползает в лёгкие.       Дафна, видимо, поняв, что Малфой понятия не имеет, где Пэнси, развернулась к выходу, чтобы найти ту самостоятельно.       — М, кстати, — заставил её закатить глаза и остановиться Драко. — Что от тебя хотела Грейнджер?       — Гермиона Грейнджер? — Гринграсс развернулась, хмуря брови.       — А ты знаешь ещё людей с такой же фамилией? — приподнял бровь Малфой, и в его голосе проскочило раздражение. Но оно вряд ли относилось к Дафне.       Слизеринка хмыкнула, но на вопрос всё-таки ответила.       — Макгонагалл сказала ей отдать старостам каждого факультета список людей, подавших заявки на факультативы во втором полугодии. И список Слизерина отдала мне, как старосте. Но раз она решила, что главная староста я, при чём тут ты?       Малфой чуть сжал в руках сигару, отчего дым от неё пошёл резче и гуще.       — Отдать какой-то сраный список тебе ещё не означает, что ты главная староста. У нас их вообще нет, если ты была не в курсе, — какие к чёрту главные и второстепенные? Они что, чёрт подери, на пятом курсе? — А так, маглолюбка утром подошла ко мне, но я её послал, поэтому выслушивать поучительную чушь в купе с бесполезным пергаментом пришлось тебе.       Дафна сложила руки на груди и ухмыльнулась, кажется, забыв, что ещё минуту назад хотела убраться отсюда на поиски Паркинсон.       — Раз послал, то какое тебе дело до того, что она хотела?       — Мне плевать, — тут же пожал плечами Драко, туша сигарету в пепельнице. — Спросил, чтобы задержать тебя и тем самым позлить.       Малфой встал, собираясь подняться к себе в комнату, когда Гринграсс покачала головой и хмыкнула, будучи давно привыкшей к поведению однокурсника, и собираясь уже точно уйти из гостиной.       Но, как показывает практика, точно — не обязательно вплоть до мелочей.       Дафна, приоткрыв дверь, обернулась, точно что-то вспомнив:       — Между прочим, я забыла сообщить тебе одну приятную новость, — в её голосе сквозил сарказм, и чувствовалось, что раздражение слизеринки направлено на кого-то другого.       Драко остановился, повернув голову к Гринграсс и всем своим видом выражая полное безразличие.       — С этой недели мы начинаем дежурить вечером вместе со старостами других факультетов. Завтра ты с Грейнджер, — тут слизеринка поджала губы и продолжила, — а мне через месяц придётся таскаться по замку с каким-то пуффендуйцем. Так они ещё и расписание составили чёрт знает как, никакого чёткого плана распределения по дням нет, такое чувство, будто они не глядя тыкнули в дни календаря и обвели их красным кружочком, вешая на нас свои обязанности!       Дафна, что-то ещё пробурчав себе под нос и, кажется, совсем упустив из виду то, что изначально говорила эту тираду не себе, а Драко, вышла из гостиной Слизерина, прихлопнув дверью.       Хотя лучше бы хлопнула ей так, чтобы стена обрушилась. Потому что Малфою хотелось сделать что-то именно такое: громкое и разрушительное.       Вчера он не пошёл на собрание старост. Жалкое, никчёмное и ненужное собрание, которое с его сном и рядом не стояло. И не капли не жалел, тем более, что Дафна вопросов вместе с предъявами не задавала. На кой чёрт ему там появляться?       Хотя, возможно, сегодня ему стоило прийти. Тогда бы он надавил на главных старост-идиотов и вообще бы освободился от дежурства. Пожалуй, это была самая бессмысленная задача в Хогвартсе: ученики шастают по коридорам замка, отлавливая гуляющих учеников. Точнее, трахающихся по углам, просто профессора гуманно пытались выставить всё в более мягком свете. Или они ожидали, что ученики будут бороться с тёмными силами, которые в случае чего могут проникнуть в замок?       Бред. Бесполезная трата времени.       Особенно, если учитывать, что в настоящее время вряд ли хотя бы один ученик высунется ночью из свой норы, называемой гостиной. Ведь усиленная защита Хогвартса и территории вокруг сомнительным образом не позволят проникнуть убийце во второй раз.       И чёрт с этим, если бы ему нужно было дежурить одному. Тогда бы ему даже понравилось, потому тишина, холод и собственные мысли — то, чего в Хогвартсе обычно не хватало. Но что он получил вместо этого?       Патрулирование с Грейнджер. Заебись. Какой безмозглый распределял состав в пары?       Таскаться по коридорам вместе с её вздёрнутым подбородком, высокомерными замечаниями, которыми она пыталась достать его, и этим ёбаным взглядом, который так и кричит о том, что..       Драко зашёл в свою комнату.       Плевать. Ему просто плевать, он даже не заметит, как пройдёт время их обхода замка. Потому что не было причин, чтобы заметить.       Следующим утром Малфой стоял напротив кабинета Истории магии, переговариваясь с Блейзом.       — Скоро день рождения Майлза, — повернулся к нему Забини.       — И? Ты всерьёз считаешь, что сейчас кому-то до дней рождений?       — Плевать, в какое время, но выпить всегда можно, — ухмыльнулся Блейз. — Особенно, если есть повод.       Драко открыл рот, чтобы ответить ему насчёт повода и его тотальной ненадобности, как в поле зрения попала тёмная кудрявая шевелюра, носом уткнувшаяся в книгу.       Сколько она их вообще уже прочитала?       Грейнджер проходила мимо них, всё также не поднимая головы.       — Грейнджер, сегодня на шестом этаже у выручай-комнаты в десять вечера, — холодно известил Малфой, и гриффиндорка тут же остановилась, поднимая глаза от книги.       Девушка нахмурилась, сначала не поняв, о чём говорит слизеринец, но потом в её глазах промелькнуло осознание, и бровь Гермионы чуть дёрнулась.       — Ладно, — обронила Грейнджер, возвращая своё внимание книге и скрываясь в толпе людей.       Когда-нибудь из-за своего пристрастия читать везде и всегда, люди просто снесут и затопчут её, Малфой не сомневался в этом.       И если маглолюбку погубят собственные книги, то это будет чертовски забавное зрелище.       — Солнце ударило в голову, и ты устраиваешь тайные любовные встречи с Грейнджер? — приподнял бровь Забини.       — Завались, Блейз, — скривился Драко. — У нас с маглолюбкой совместное патрулирование.       — Тоже как вариант, — усмехнулся тот, и Драко перевёл на него взгляд, пронизанный холодом и раздражением.       — Ещё слово и меня стошнит.       Должно было ещё тогда, в туалете, но там его пошатанное состояние решило сохраниться хоть как-то, поэтому пресекло возможность блевать. Тогда его состоянию было всё равно, с кем и где. А сейчас всё по-другому. Сейчас ему действительно противно думать об этом.       — Расслабься, — протянул Забини, захватывая сумку. — У тебя же нет причин переживать из-за банальной шутки.       Блейз бросил на него последний взгляд и зашёл в кабинет, а Малфой ещё секунду с подозрением смотрел ему вслед.       Чушь.       Драко тряхнул головой, взял сумку и зашёл в аудиторию.

***

      Гермиона стояла возле выручай-комнаты, переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на наручные часы, которые сегодня днём специально надела, чтобы не опоздать. Чтобы избавить себя от возможности выслушать едкие замечания в адрес неё и её безответственности. Эти маленькие красные часики родители ей подарили на Рождество в детстве, называя их расцветку цветом Санты Клауса, и Гермионе они настолько понравились, что девушка до сих пор иногда их надевает.       Хотя упрёк её безответственности был бы лучшим и самым лёгким вариантом.       Без пяти десять. Она пришла заранее. Честно, Гермиона всегда отличалась особой пунктуальностью, так что прийти в назначенное время было для неё делом, не требующим особых усилий.       Не думать, не думать, не думать.       Она твердила себе это весь прошлый день. И как оказалось, мысль и правда имеет способность материализоваться. Потому что сегодня Гермиона даже не вспомнила об их с Малфоем вечернем совместном обходе Школы, пока он не напомнил.       Ну, как напомнил: ультиматумом назначил их время и место встречи. Но как бы Грейнджер не любила брать контроль в свои руки, в душе она была согласна с его — предложением? — назначением.       Вот только желания от этого понимания не прибавлялось. Его уровень как был на нуле, так и оставался, намертво цепляясь за землю железными крюками.       Девять пятьдесят восемь.       С Роном они так и продолжают тактично, если их разлад вообще можно так назвать, обходить друг друга стороной. Молча. Джинни в лазарете, и Гермиона решила дать подруге отдохнуть и зайти завтра, а Гарри.. Гарри снова мечется.       То с ней, то с Роном. То в Большом зале её вытаскивает на разговор, то смеётся с Ронольдом. На занятиях садится в большинстве с ним, оборачиваясь и переговариваясь с Гермионой, но иногда кивает Уизли и сбрасывает сумку возле неё.       Грейндер было жаль его. Не так, как себя, Рона или Джинни. Или ещё кого-то, кто, может, жалости и не заслуживал. Гарри не должен был делить себя, одного и целого, на них с Роном. Не должен разрываться и пытаться исправить ситуацию, переживая за них обоих. За всех. Он, как никто другой, заслуживал спокойно прожить этот год, наслаждаясь последними месяцами Хогвартса, забавными разговоров и смехом.       Но вместо этого получил смерть, кровь, срыв любимой девушки и разлад друзей. Нет, конечно, Гермиона ни в коем случае не обвиняла Джинни в том, что та нарушает душевный покой Гарри. Тот был давно разрушен. Просто.. этот факт тоже влиял на него. Тоже давил и заставлял выдавливать улыбку, забывая про свойство искренней. Потому что её теперь просто не было.       Часы показали десять ноль одну, и Гермиона уже подумала обойти школу в одиночку, но Малфой имел удивительное свойство рушить её планы.       Он вывернул из-за угла, подходя к ней с засунутыми в карманы штанов руками. Так, будто делал ей одолжение, находясь здесь.       Хотя вообще-то это его обязанность, о чём Гермиона решила ему с удовольствием напомнить.       — Ты опоздал, — развернулась к нему Грейнджер.       Малфой поднял руку, равнодушно смотря на свои часы. Которые были в несколько раз богаче и статуснее, чем её. Пошёл к чёрту.       — Как мило, что ты считала минуты до нашей встречи, — усмехнулся Драко, выпрямляя рукав чёрного свитера, тем самым закрывая обзор на часы, на которые посмотрел только для того, чтобы съязвить.       — Делать мне больше нечего, — фыркнула девушка, но Малфой проигнорировал её, обходя со стороны и начиная двигаться прямо по коридору.       Совместно решить, с какого коридора они начнут и в каком направлении будут патрулировать? Согласовать план действий и правил?       Гермиона закрыла глаза и выдохнула, разворачиваясь и нагоняя слизеринца.       Нет, это не про Малфоя. Можно было даже не надеется на взаимоуважение и участливость. Вообще ни на что не надеется.       — Каким образом будем обходить этажи? — Гермиона не хотела грызться с ним, потому что все ресурсы были просто-напросто растрачены за эти пару дней, поэтому в её голосе не было даже вызова.       — Молча, — бросил Малфой, и Грейнджер приложила огромные усилия, чтобы не закатить глаза, бросить всё к чертям и просто уйти в башню Гриффиндора.       — Я имела в виду план обследования коридоров Школы, — поджав губы, скосила на него глаза Гермиона.       Слизеринец был одет в тёмный свитер и такого же оттенка брюки, выдерживая идеальную осанку и смотря строго вперёд. На его профиль из окон падал лунный свет, и выглядело это.. Красиво. Да, это было красиво. Он был красив. И что с того, что она решила в очередной раз сделать это заключение, которые было известно всем, в отличие от неё, давным-давно?       — Грейнджер, перестань пялиться, меня это раздражает, — не поворачивая головы, пристыдил её Малфой.       Пристыдил? Глупость. Она ничего постыдного не делала, поэтому и смущаться ей не из-за чего.       — Не прельщай себя мыслью, что я на тебя смотрела, — гриффиндорка вздёрнула подбородок, ощущая, как щёки все равно предательски стали горячее.       Они свернули за угол, и Малфой тихо хмыкнул.       — Да, ведь ты не просто смотрела, ты ещё и получала от этого нескрываемое удовольствие, — Драко ухмыльнулся, и Гермиона задохнулась в своём негодовании. Но шанса ответить он ей не предоставил: — Наверное, тебе было очень трудно догадаться, что мы пойдем с восьмого этажа по порядку вниз?       Гермиона ничего не ответила. Просто пересилила свою гордость и промолчала, понимая, что любой её ответ будет соткан точно не из дружелюбия и терпимости, а значит они снова устроят непонятно что.       Непонятно что.       Будто кроме одного единственного варианта, подразумевающего под собой склоку и пререкания, могло быть что-то ещё. Не могло. И не будет.       Конечно же на пути им не встречался и не встретится ни один ученик, Гермиона это прекрасно понимала, поэтому они с Малфоем всё это время будут одни. Вдвоём. В этой давящей и напряжённой тишине, сопровождаемой лишь глухим стуком их шагов, и груз которой ощущала Гермиона.       Насчёт того, доставляет ли тишина дискомфорт Малфою, она понятия не имела. Он шёл все также ровно и расслабленно, но плечи его были напряжены. Чёртов диссонанс. Чёртов Малфой. Всё здесь, каждый угол и человек были очернены чертом.       И Гермиона не хотела быть следующей; не желала провоцировать чёрта метить её, сжирая душу.       Грейнджер остановилась, поправляя юбку и расправляя её складки. Так будет легче.       Как девушка и ожидала, Малфой не остановился, тем самым создавая между ними расстояние. Идеал манер и галантности. Но сейчас это замечание не имело под собой веса, потому что Гермиона хотела отстать. Хотела, чтобы между ними было расстояние, потому что так напряжение немного отпускало верёвку вокруг её шеи, позволяя вдохнуть кислород в лёгкие. Иначе она задыхается.       Гриффиндорка двинулась дальше, отмахиваясь от мыслей, что её поступок глупый и детский. Какая разница, если ей так лучше?       Гермиона шла за ним, смотря слизеринцу в спину. В этом свитере его плечи казались шире, чем они есть на самом деле, но это нисколько его не портило. Кажется, Малфоя вообще ничего не способно испортить. Разве что, кроме него самого. Потому что внутри всё горело во мраке, едкости и вседозволенности. А ещё грубости и холоде.       Да, холод был настолько силён, что почти ощущаем. Почти материален.       Их шаги звучали не в унисон. Сначала он, потом она. Сначала глухой стук подошвы, потом более звонкий и чёткий удар небольших каблучков туфель. Даже их обувь такая разная, что..       Гермиона мотнула головой, легонько ударяя себе по руке. Что за глупости лезут в голову? Почему сейчас, когда вокруг неё витает запах смерти, крови, слёз и ссор, она думает о каком-то дурацком стуке обуви? Да ещё и сравнивает их?       Это несерьёзно. Это глупо. Это стыдно.       Грейнджер посмотрела в окно, вздыхая. На чёрном небе светила луна. Била по глазам своим ярким белым светом, просачивалась под веки и оставляла там отпечаток. Точно была жестокой собственницей, присваивая себе каждого, кто на неё посмотрит. Очаровывала и зачаровывала так, что через боль, через слёзы ты всё равно продолжаешь смотреть на неё. И тянуться-тянуться-тянуться. А на твоё притяжение луна лишь сожжёт тебя в ледяном холоде, из которого были сотканы её серебряные переплетения. И ты упадёшь обратно, на твёрдую колкую землю, развеявшись прахом.       — Что, уже ночь? — Рон тупо смотрит то на небо, то на своё недоделанное домашнее задание по Трансфигурации. — И когда она успела? Я же только недавно сел за домашку.       Гарри тяжело вздохнул, делая Прорицания, а Гермиона усмехнулась, отнимая своё внимание от книги.       — Рон, ты сел за уроки четыре часа назад.       — Сколько?! — Уизли повернулся так резко, что чёлка ударила его по глазам. — Нет, ну они совсем спятили с таким объёмом! Нам итак к С.О.В нужно всё время готовиться, так профессора ещё и кучу домашки вешают!       — Эх, если бы ты ещё готовился, то я бы тебе посочувствовала, — усмехнулась Гермиона, пропуская мимо рассерженный на её слова взгляд Уизли.       — Я не ты, Гермиона, чтобы утопать во всяких заданиях и подготовках, — пробурчал Рон, пока Гарри продолжил от балды расставлять звёзды не космическом полотне своей тетради. — Всё, доделаю завтра, тем более, что луна через окно раздражает глаза.       — Не любишь луну? — поинтересовалась девушка, кидая взгляд в непроглядное небо.       — Нет, — буркнул Уизли, уже потирающий глаза от усталости и всё ещё рассерженный на отведённую пятикурсникам нагрузку.       — А я считаю, что она очень..       На колени гриффиндорки запрыгнул Живоглот, помешав закончить предложение и отняв всё её внимание.       — Красивая, — наконец, спустя три года, закончила Гермиона, не отнимая взгляда от большого белого шара в небе.       — Что ты там мямлишь? — холодный голос заставил Гермиону чуть вздрогнуть и посмотреть вперёд.       Она думала, что он обернулся и спросил, но нет. Малфой всё также шёл впереди, со всё также сунутыми в карманы руками. Он говорил с ней, не поворачивая головы.       Слишком много о себе возомнил.       Хотя, к чему её раздражение? Малфой вёл себя так всегда. И в этот раз, ставший очередным, сумел снова испортить момент. Он проходил специальное обучение или это у него в крови?       — Какая тебе разница? — прищурилась Гермиона, ощущая себя идиоткой, потому что говорит не с человеком, а с бездушной спиной, спрятанной в чёрной ткани.       По крайней мере, так это выглядело в её сознании, выросшем в установках этики и вежливости с уважением. Только вот на каждой встрече со слизеринцем все эти установки, вплетённые в клетки мозга, куда-то исчезали.       — Беспокоюсь за свою жизнь, — голос был серьёзен, но Гермиона всё равно слышала убогое насмехательство над ней. — Идти с сумасшедшими, которые шепчутся сами с собой, не внушает доверия.       — А мне вот страшно идти с.. — Малфой резко остановился, чуть поворачивая голову влево, назад к ней, и Гермиона задержала дыхание, впиваясь ногтями в ладони. Что она собиралась сказать? Мерлин. Какая низость. Напряжение вдруг стало ощущаться в сто крат тяжелее, пробираясь под ногти и оседая в печени, и Гермиона сглотнула, пытаясь выровнять свой голос. — С человеком, который считает беседу с самим собой признаком сумасшествия и психическим отклонением.       Драко молча отвернул голову, продолжая идти вперёд, и гриффиндорка ощутила пульсацию в коленях, когда сделала шаг вслед за ним.       Наверное, ей стоит начать думать, прежде чем говорить. Ведь то, что могло секунды назад вырваться из её рта, было бы сказано не искренне, не по-настоящему, а лишь в желании уколоть в отместку, съязвить и вызвать эмоции.       Хорошо, что мозг Гермионы достаточно быстрый и развитый, чтобы ударить разрядом по голове и выкрикнуть: «Заткнись, дура!».       Грейнджер поправила высокий белый воротничок, когда они спустились на этаж ниже. Бросив взгляд на номера кабинетов, брови Гермионы чуть взлетели вверх. Как они так быстро успели пройти четыре этажа? Или просто время решило крутить стрелки в два раза быстрее, поразмыслив, что течёт слишком медленно. Но теперь, ошибившись, стало бежать слишком быстро.       Отличная новость в её ситуации, не так ли?       Расстояние между ними чуть сократилось из-за недавней остановки Малфоя, а ещё больше замедлять шаг Гермиона не собиралась. С неё уступок достаточно, если ещё учитывать, что слизеринец не сделал ничего для их отдаления друг от друга и комфорта.       Возможно, потому что он знал, что первая отступит Гермиона, а значит он может даже не напрягаться? Ну конечно.       Раздражение достигло кончиков пальцев, и Грейнджер выдохнула, выпрямляя спину. Главное — собранность и хладнокровие. Ведь по такому же правилу жил Малфой?       Идти с ним было странно. Создавалось чувство чего-то неправильного и неподходящего. Будто они.. Смешно. Ведь они не гуляют, а выполняют обязанность старост, а значит их совместные шаги в одном направлении не должны вообще как-либо ощущаться. И что ещё более смешно и глупо, а с другой стороны точно и аргументированно — когда люди гуляют, они не ходят друг от друга за тысячу миль. Как они сейчас с Малфоем.       Уймись-уймись-уймись. Гермиону уже конкретно бесило, что в голову этим вечером лезут всякие несвойственные ей глупости. Может, кто-то, пока она спала, пробрался в её черепную коробку и поменял несколько извилин?       Слизеринец свернул из тёмного в более освещённый коридор, откуда свет падал прямиком на его волосы и спину. Подчёркивая, выражая. Потому что теперь ей стало куда чётче видны мышцы спины, проступающее сквозь лёгкую ткань свитера. Грейнджер старательно отводила глаза, смотря куда угодно, только не вперёд, но теперь там было будто мёдом намазано, и..       В голове играли воспоминания, как она проводила руками по этой самой спине, скрытой под чёрным непримечательным свитером, потому что Малфою не нужно надевать что-то особенное, чтобы показать достоинства своей внешней оболочки. Всё и так было видно. И тогда его кожа поверх этих проступающих мышц была холодная, как и всегда, но всё равно чертовски обжигала. Будто..       Интересно, он чувствует мой взгляд?       Грейнджер сглотнула, отводя глаза чуть в сторону. Наверное, да, потому что..       Её внимание привлекло движение слизеринца. До этого его руки были строго спрятаны в карманах, а теперь согнуты в локтях, и он наклонил голову, что-то поднося к губам.       Гермиона нахмурилась, не давая жару шанса захватить её разум, и сделала несколько шагов в сторону и вперёд, чтобы увидеть, что делает Малфой.       Остановившись, она выдохнула и поджала губы, качая головой. И кто бы сомневался?       Драко зажёг сигарету и выпустил дым, убирая палочку в карман брюк. Он сделал шаг вперёд, собираясь идти дальше, но Гермиона тут же ускорила шаг и подошла к нему, вставая рядом.       — В школе нельзя курить, Малфой — прищурилась Грейнджер, с презрением глядя на сигарету.       Вокруг них тут же распространился запах, который становился прямой ассоциацией Гермионы с Малфоем. Нежное кофе с табаком обволакивало, ударяло и тут же гладило, подчиняя себе.       — Да что ты? — беспечно отозвался Малфой, выпуская серый дым сигареты, от которого гриффиндорка отмахнулась, а потом сложила руки на груди. — Это мне говорит человек, который глотал дым этой самой сигареты, как кислород?       Гермиона почувствовала, как внутри неё сильный удар пропустило сердце, но внешне осталась невозмутимой.       Значительный успех.       — Тогда я лишь рефлекторно поглотила дым, а не впускала и выпускала из себя табак, отравляющий всё вокруг, — Грейнджер прищурилась.       Если Малфой и удивился, то виду определено не подал. Хотя, чему ему удивляться? Гермиона всегда имела острый язык и уместные словечки.       — Занимательно, — он наклонил голову вправо. — Тогда, может, повторим и посмотрим, как ты рефлекторно проглотила дым?       Малфой сделал затяжку, подступая к Гермионе на шаг. В его глазах плясали черти, она видела это. И мурашки приказали ей сделать шаг назад.       — Только попробуй, — угроза в её голосе была серьёзной. Грейнджер была готова прямо сейчас достать палочку и сделать, что потребуется.       Только вот его, наверное, её реакция забавляла. Для Малфоя всё всегда было игрой.       Сначала Гермионе показалось, что слизеринец приблизится ещё на шаг, об этом кричала ухмылка на лице, но.. В его глазах что-то проскочило, и черти в глазах погасли, отрубив друг другу головы. Серые радужки теперь заполоняли привычные холод и безразличие.       И, чёрт, теперь Гермионе казалось, что предыдущая составляющая была.. Что, лучше? Она не знает. Грейнджер в растерянности, стоит и смотрит на перемену в его сознании.       И ей вдруг отчаянно хочется оказаться вдали отсюда, в тёплой кровати под одеялом. Или наоборот, никогда туда не возвращаться?       — Забавно смотреть, как гриффиндорка отступает от своих слов. Как боится, — на губах играла усмешка, но глаза.. Его глаза были заколоты айсбергами. — Но да, читать дешёвые романы, в которых выкурить одну сигарету на двоих — что-то дохера крутое, по твоей части.       — Ну отлично! — всплеснула руками Гермиона, отводя взгляд и раздражённо усмехаясь. — Теперь ты, не зная меня и мои предпочтения, будешь с наивысшей степенью уверенности говорить, что входит в мой список литературы!       Грейнджер ожидала какой-то ответной язвительной реакции, которая обычно следовала, но в ответ была гробовая, неожиданная тишина. Девушка повернула к слизеринцу голову, но тот даже не смотрел на неё. Между пальцами Малфоя была зажата сигарета, а его хмурый взгляд направлен куда-то вниз.       Гермиона проследила за его направлением, опуская голову вниз и натыкаясь на..       Свои ладони. Ладони, на которых блестели тёмно-красные выемки-полумесяцы, оставленные её ногтями. Они ещё не успели затянуться.       Потому что были оставлены из-за него. Позавчера, сегодня, пару минут назад..       Гермиона тут же сжала кулачки, скрывая следы, и подняла на Малфоя панический взгляд. Он не должен об этом знать.       Не должен, не должен, не должен.       Драко склонил голову, и между его бровей образовалось хмурая складка. Он сделал шаг вперёд, всё ещё смотря на её кулаки.       — Не подходи! — её голос был переполнен отчаянием, но сейчас Гермионе было плевать. Пусть слышит всё, что хочет, только уйдёт.       Она так сильно хотела, чтобы он отступил. Чтобы ушёл. Пожалуйста.       Ведь это её тайна. Её ужасная привычка, о которой суждено знать только ей, самой Гермионе, но никак не — врагу? — человеку, который не преминул бы воспользоваться возможностью лишний раз оскорбить её. Даже близкие друзья были не в курсе. Малфою было запрещено видеть это. Видеть её слабость.       Тем более, что эти кровавые полумесяца были оставлены из-за него.       — Грейнджер, — строго, безотказно. Гермиона почувствовала холод, пробирающий до костей, от мысли, что он продолжит наступать и увидит её ладони в мельчайших подробностях. Малфой на секунду замялся, поднимая голову и смотря ей в глаза, после чего вся настороженность и хмурость в его глазах разрушились, и на их место снова пришло излюбленное равнодушие: — Ты можешь наконец-то прекратить своё раздражающее щебетание и снова молча плестись позади меня?       Это был риторический вопрос. Потому что в следующую секунду Малфой сделал затяжку и шаг назад, продолжая идти дальше и выпускать серый проклятый дым изо рта.       Гермиона прикрыла глаза и выдохнула, ощущая невозможное облегчение. Хвала Мерлину.       Будь на его месте мальчики, у неё не было бы шанса увильнуть. Они бы просто не отстали, допытали вопросами до всей правды. А Малфою было всё равно, поэтому Грейнджер повезло; слизеринец не стал напирать на неё просто потому, что ему это было не нужно.       Только и у этой стороны был минус: Гермиона беспокоилась, что Малфой скажет кому-то. Расскажет об увиденном, до конца не зная всей правды и причин, трактует всё по-своему и пустит это по школе. Ведь если об этом прознает хотя бы Паркинсон, скоро на её сжатые ладони будет поглядывать весь Хогвартс.       При мысли о таком развитии событий девушка ощутила неприятный ком, тянущий на себя лёгкие и надламывая их. Поэтому гриффиндорка очень надеялась, что Малфой просто забудет об увиденном.       Или, как минимум, просто никому не скажет. И что-то в его последнем взгляде на неё давало Гермионе честный шанс верить, что он и не рассчитывал никому говорить об этом. Ведь всё-таки ему плевать, а значит и мусолить эту тему с кем-то смысла и удовольствия не имело.       Гермиона накрылась одеялом, чувствуя озноб от холода, охватившего её полчаса назад и не отпускавшего до сих пор. Остальное время патрулирования они прошли молча. Равнодушно. Безмолвно. Грейнджер всё также шла сзади, смотря а, не желая видеть прямое доказательство того, что теперь кто-то кроме неё в курсе её ужасной привычки.       Это как долго что-то прятать на глубине, в потаённых углах своего существа, нисколько не беспокоясь о том, что кто-то найдёт скрытое. Ты живёшь изо дня в день с этой уверенностью, приносящей спокойствие и надёжность. Но вот в один момент, когда ты совершенно не был защищён, тебя хватают за руку и выворачивают душу наизнанку, трясся так, что все тайники выпадают. И твой секрет больше не принадлежит только тебе. Тебя раскрыли, и ничего не утаить, возможности вернуть всё как было просто нет.       И тебе страшно. Совестно. И тревожно.       Гермиона перевернулась на другой бок, зажмуривая глаза. Неважно-неважно-неважно.. Ведь если ему всё равно, и никто больше об этом не прознает, значит оно просто не имело значение. Ведь так?       Главное вести себя так, будто ей в самом деле всё равно. Будто для неё его знание не имеет никакого значения. Ну да, а твой паникующий взгляд, брошенный на Малфоя, ничего ему не сказал.       Но теперь они равны перед друг другом: тайна за тайной. Обе чужие, обе личные, непредназначенные ни для кого, кроме них самих. Но судьба распорядилась так, что теперь они оба могут наставить друг на друга дуло пистолета и ни черта не выстрелить, потому что это не имело смысла.       Или же выстрелить и убить. Уничтожить друг друга, стереть в пыль и осесть на холодную землю. Тогда, может, это имело смысл?

***

      Драко спустился вниз, в гостиную Слизерина, намереваясь пойти к Снейпу и выяснить нужную ему информацию.       Малфой предполагал, что Нарцисса в скором времени соберётся написать ему письмо с вопросами о недавнем убийстве, произошедшем на территории Хогвартса. Честно, Драко не хотел представлять, что чувствовала его мать, прочитав об этом происшествии в Пророке, где каждая строчка была написана таким количеством преувеличенных эмоций, будто Скитер пыталась призвать людей на бунт. Или восстание.       Но ей это нужно в последнюю очередь: прежде всего эту гнусную женщину интересует грязная информация и подробности, которые из неё можно выжать, тем самым сыграв на эмоциях читателей. Или придумать. Зачем особо сильно напрягаться?       Нарцисса, наверное, с ума сходит. Или наоборот, спустя такое количество времени, прожитого в постоянном напряжении и крови, его мать должна была привыкнуть к такому роду известиям. Пьёт кофе, хмурит брови и думает, чего этим убийством хотят добиться Пожиратели.       Он не знал. И не хотел знать. Но с другой стороны, привычка к смертям — остаток прошлого, от которого Нарцисса решила отказаться, оставить позади. Придавить высоким каблуком и отшвырнуть, как использованный платок. Как ничтожество. Поэтому реакция и чувства его матери всплывали в сознании в ещё большем тумане, чем были раньше. Всё затянуто дымкой.       А Снейп должен быть в курсе этой информации, потому что держит контакт как с Макгонагалл, так и с самим Кингсли, министром магической Британии. Хотя первый вариант добычи информации более быстрый, проверенный, и общение с Минервой у Северуса было более тесное, чем с Кингсли.       Малфой толкнул входную дверь, окрашенную в серебряный цвет с рельефными очертаниями змеи, и натолкнулся на входившего Нотта.       — И куда мистер Малфой спешит этим вечером? — не дав ему пройти, приподнял бровь Теодор.       — Подальше от мистера Нотта, — прищурился Драко, убирая руку приятеля с косяка и выходя из гостиной.       — А жаль, а жаль.. — протянул слизеринец и Малфой остановился, слишком хорошо зная этот тон.       Теодор искал Малфоя. Такое было раньше и достаточное количество раз, чтобы Драко научился распознавать по манере речи, что Нотт вместе с ним собирается..       — Значит, этим чудесным огненным двум красавицам суждено быть выпитыми одним мной, — Теодор показушно вздохнул, оглядываясь на свой рюкзак и бросая многозначительный взгляд на Малфоя.       — Мне нужно к Снейпу, Тео, так что в другой раз, — уверенно качнул головой Драко.       Да, жест был выполнен на пять балов по всем правилам уверенности, вот только в голову уже закрадывалась мысль и о посылании всех к чёрту. И бутылке огневиски.       — Кто сказал, что другой раз вообще будет? — удивлённо поднял брови Нотт, после чего шуточное веселье испарилось с его лица, оставляя при себе серьёзность и уверенность в своих действиях: — Да ладно, Драко, уверен, к Снейпу ты ещё попадешь. И тебе не кажется, что вокруг всё стало настолько дерьмово, что даже ты отказываешься от выпивки ради встречи с чёртовым деканом?       Малфой внимательно посмотрел на Теодора, мысленно соглашаясь с его словами, после чего ухмыльнулся.       — Да, мы в дерьме, но не настолько, чтобы я упустил возможность сжечь глотку до основания шанс опустошить со старым добрым Ноттом пару бутылок.       Пусть всё катится к чёрту. Теперь эта мысль материализовалась. Только горка стала сумасшедшей наклонной, спускающийся в сам ад. Слишком давно, чтобы его это волновало.       К Снейпу он зайдёт завтра, всё равно тот никуда не денется из своего проклятого кабинета. Проклятого Хогвартса.       — Про доброго ты загнул, Малфой, — выставил на него указательный палец и покачал головой Тео, проходя рядом с Драко и намеренно задевая того плечом.       Малфой усмехнулся, поворачиваясь вслед за однокурсником.       — Где достал?       — Там же, где обычно. Даже странно, что эльфы спустя несколько лет до сих пор не поняли, что хранить выпивку в шкафчике кухни самое опрометчивое решение, — ухмыльнулся Нотт.       Иногда Тео покупал алкоголь в Хогсмиде, но, видимо, в прошлый поход в деревню удалось купить не так много, раз сейчас ему пришлось лезть на кухню эльфов, чтобы стащить пару бутылок.       Больше они ни о чём не говорили, вплоть до того, когда дошли до кабинета, в котором обычно и устраивали импровизированные выпивки. Заброшенный триста двенадцатый кабинет, который Малфой давно окрестил их с Тео. Наверное, это своего рода сентиментальная хрень, но они с Ноттом столько раз там были за последние несколько лет, что слово «чужой» отдавало лицемерием на кончике языка.       Но в каждый из таких раз они не говорили, пока шли в кабинет. И никого из них это не смущало. Покажите вещь, которая сможет их смутить. Все разговоры начинались там, за триста двенадцатой дверью.       Нотт открыл дверь и прошёл к окну, закидывая на парту сумку и доставая две бутылки, одну из которых протянул Малфою.       Драко кивнул и сел на подоконник, рукой открывая бутылку, пока Теодор расположился рядом, палочкой срывая крышку.       — За что пьёшь? — повернулся к нему Малфой, ощущая холод стекла в руке.       — Мне написал дед, — он покрутил снятую крышку в руке. — Отца снова вызывали на слушание.       — Зачем? — нахмурился Малфой.       Отец Нотта тоже загремел в Азкабан, как и Люциус. Слишком много очевидцев, слишком много доказательств, отрезающих возможность оправдания. В любом случае, билет Нотта-старшего в Азкабан готовился давно, поэтому для того, чтобы выдать его, Министерству понадобилось двадцать минут суда.       Вывели, осмотрели дело, предъявили доказательство причастности к Пожирателям Смерти и совершенным убийства, опровергли аргументы, отдали дементорам.       Сухой процесс, не затрагивающий не единого чувства у людей. У всех, кто не являлся Теодором Ноттом.       Потому что тот любил своего отца: Малфои иногда ездили к Ноттам, и Драко проводил время с Теодором. И чем взрослее они становились, тем больше Нотт говорил о своём отце, которого уважал и слушал, с которым проводил много времени, и всё это время сохранялось в памяти Тео.       У него не было матери, как знал Драко, она умерла ещё когда Нотт был ребёнком. Остались лишь воспоминания. Поэтому всё, что было заперто в маленьком потерянном ребенке, нашло выход в твёрдых чувствах к отцу. Но помимо этого, чем старше они становились, и все вокруг возвращали громкие разговоры о Пожирателях и Волан-де-Морте, от Малфоя не укрывалось, как Теодор поджимал губы и опускал глаза на пару секунд, а потом снова вникал в разговор с улыбкой и смехом.       Фальшивыми и лживыми. Потому что глаза Нотта выражали полное равнодушие к беседе и теме, которую они в тот момент обсуждали. Потом, когда они пили, Теодор рассказал, что не одобряет деятельность своего отца. Но говорить с тем об этом не стал, потому что знал, Нотт-старший отшутится или отмахнётся, не желая посвящать в происходящее сына. Он никогда не принуждал Теодора к получение Метки, позволяя оставаться при своём мнении и желаниях, пока те не было угрозой их жизням.       Тогда, для пятнадцатилетнего Малфоя, который слепо верил в праведность всего, в чём замешан его отец, посмотрел на Нотта, как на психа. Ведь как Тео мог не одобрять что-то, чем занимался его отец, отдающий всё свободное время и внимание своему сыну? Да, тогда он считал именно так.       Но потом всё изменилось. Потом Мафлой вспоминал их диалог и с отвращением и ненавистью одёргивал рукав, под которым скрывалось метка. Полученная из-за ошибки Люциуса.       Но грязные дела Нотта-старшего не изменили их с Тео отношения, поэтому когда мистера Нотта заперли в Азкабане этим летом.. Малфой не знал, что именно было с Тео, который теперь живёт с дедом, переехавшим в поместье Ноттов. Тогда Драко был отрезан от остального мира, ныряя в собственные проблемы. Но от Блейза он узнал, что Теодор на несколько дней куда-то исчез. Просто молчаливо прошёл мимо Маркаса, деда, и аппарировал. А потом так же молча вернулся через несколько дней, на все вопросы отвечая «мне нужно было отлучиться».       Сам Забини узнал это от Маркаса, который в отсутствие внука пытался связаться с его однокурсниками, список которых нашёл в книге библиотеки Ноттов, записывающих всех учащихся с представителями древнего рода.       Но Малфой представлял, что примерно делал Нотт. Алкоголь и опиум сильно помогали отключиться от всего вокруг.       Он делал это редко. В те дни, когда Волдеморт покидал их дом, Драко позволял себе проглотить дрянь, чтобы хотя бы на какое-то время отпустить напряжение, ежедневно живущее в его теле. Уже составляющее его. Но ему нужно было сохранять ясность разума и непробиваемую никем окклюменцию, поэтому количества опиума было мизерным для каких-то последствий. Вероятно, поэтому после окончания войны Малфой ни разу не притронулся к наркотикам, и делать этого больше не собирался.       — Скорее всего, с просьбой выдать тех, кто причастен к убийству того когтевранца. Пиздец, будто со статусом Пожирателя у него как приложение появился третий глаз прорицания, — Нотт фыркнул, делая первый глоток. Большой и резкий.       — И как прошло? — не притронувшись к выпивке, спросил Драко.       Теодор опустил бутылку, поворачиваюсь к Малфою и поднимая брови.       — А ты ещё не видел Пророк?       Драко отрицательно мотнул головой, в руке сжимая горло стеклянной бутылки и немного запрокидывая голову назад, ощущая, как жгучая жидкость разливается по горлу. Но не выжигает его.       — Лучше и не смотреть, — его голос стал на порядок ниже. — Отец изменился за эти три месяца, что провёл в Азкабане. Седина, худоба и взгляд.. — Нотт качнул головой, вливая в себя огневиски. — И это, чёрт возьми, за три месяца из всего пожизненного срока.       — Тяжело? — Малфой смотрел прямо, куда-то в стену, оттенок которой становился темнее с каждой минутой, что тратило солнце на заход.       Драко и без этого понимал, что Тео нелегко. Для него отец был не просто человеком, в котором ты разочаровался спустя года и на которого стал смотреть со злобой и отвращением. Но пусть Нотт признает это вслух. Что ощущать тяжесть где-то внутри, тяжесть, не связанную с материальным миром — нормально.       Возможно, это нужно не только Тео.       — Кому сейчас не тяжело? — пожал плечами Нотт, будто говорил о чём-о будничном. Но ведь смерть, убийства, разочарования, кровь и потеря семьи действительно стала для них чем-то обыденном. — А, убийца несовершеннолетних?       Малфой хмыкнул, делая ещё глоток. Слова, произнесённые Теодором, не вызвали ни злости, ни раздражения, ни чего-то ещё. Чего-то, что обычно восставало в груди кольями. Просто забавные слова в сложившейся забавной ситуации. Ведь это было забавно. Особенно, если посмотреть на всё с другой стороны. Не как непосредственный участник происходящего дерьма, а чтец истории или наблюдатель из тени.       — Интересно посмотреть на горящие задницы Министерства, когда они поняли, что твой отец ни черта не знает, — Драко прислонился головой к окну, представляя себе эту картину. — Но почему они вызвали только его? Люциус в системе Пожирателей куда более ценный информатор, чем твой отец.       — Люциус Малфой на последнем слушании вёл себя очень.. фанатично, — неоднозначно взмахнул рукой Нотт, смотря на Малфоя и ожидая его реакцию. Но Драко было плевать, он молча сидел и смотрел на темнеющую стену равнодушным взглядом. — Возможно, поэтому. Думаю, им нужны были сухие сведения и факты без представлений.       — Наверное, — согласился Малфой, прикинув, что этот вариант достаточно правдоподобный.       В стиле Министерства, так что к чему сомнения? Тем более, что этот ход с их стороны был всё-таки разумным.       — К чёрту! — выругался Нотт, закрывая эту тему жадным глотком огневиски.       Какое-то время они сидели, говоря о каких-то не особо значительных темах. Ухмылялись, шутили. Просто чтобы отвлечься от мира, который был за триста двенадцатой дверью; мира, который погряз в чём-то настолько тёмном и грязном, что хотелось помыться каждый раз, когда кислород поступал в лёгкие.       И тварь на предплечье теряла свой значимый вес, на мгновения позволяя забыть и отпустить себя. Словно билет на временную передышку, у которой были настолько радикальные правила и чёткие границы, что ты ценил каждую секунду отведённого времени. Как бомба замедленного действия, потому что когда Мафлой выходил отсюда, на него накатывало вдвойне.       Вернее, когда он выходил из этого кабинета и, проспавшись на следующее утро, весь эффект алкоголя исчезал, оставляя после себя только суровый мир, от которого ты имел счастье сбежать на какие-то часы.       — Говорю тебе, жизнь Дамблдора точно не обошлась без психотропных средств или доброй порции алкоголя с утра пораньше, — стоял на своём Нотт, слыша скептические смешки Малфоя. — Ты вообще слышал, какую странную фигню он иногда выдавал?       — В такие моменты им двигали высокомерие и словарь лексики, а не всякая херота, — ухмыльнувшись, опровергал Драко. — Старик слишком сильно верил в добро, чтобы посягать на что-то настолько злое и вредное.       Оба парня рассмеялись, будучи расслабленными достаточным количеством огневиски, влитому внутрь, чтобы смеяться со всего несущественного и глупого. Правильно, к чёрту.       Мысль о Дабмлдоре не трогала. Прошлое, прошлое, прошлое.. Кому оно нужно? Какой смысл в него оглядываться и проживать всё то, что осталось скрытым в темноте позади тебя?       Дверь внезапно резко открылась, но двое слизеринцев лишь перевели ленивый взгляд на того, кто посмел зайти на их территорию. Будь там какой-нибудь профессор, Тео вбросил какую-нибудь пошлую шутку, а Малфой поддержал, добавляя необдуманную отсебятину. Сейчас было так сильно плевать.       Хотя, наверное, было всегда. Просто именно сейчас нашлось достойное оправдание их поведению.       — Так вот где эти засранцы прохлаждаются, — вздохнул Блейз, возводя глаза к потолку и прицокивая. — А я их ещё и ищу зачем-то.       — Что, Блейзи, сбежал от Дафны? — с расстановкой усмехнулся Тео.       — Сейчас мне хочется сбежать только от тебя, Нотт, — закрыл дверь Забини. — И мне пофиг, что ты бухой, всё равно закрой свой рот насчёт Гринграсс, — он выставил на него указательный палец, приближаясь к однокурсникам, и Нотт показал жестом руки молнию и замочек, который он потом благородно выбросил.       Блейз подошёл к ним и посмотрел на Малфоя, выхватывая у того из руки бутылку.       — А немного ли о себе возомнил? — поднял брови Драко, пока на губах играла лёгкая ухмылка. Он знал, о чём думал Забини. И знал, что тот сделает ровно через минуту.       — Что, вступили в тайное сообщество алкоголиков? — осуждающе приподнял бровь парень, отодвигая бутылку, сжатую в руке, чуть дальше от себя.       — Да, мама Блейзи, нам с Драко надоело жить обычной здоровой жизнью и мы решили наплевать на твой кодекс благочестия, — пожал плечами Нотт, переглядываясь с Драко, который умело подавил смешок.       — Придурки, — покачал головой Блейз, но минута, засечённая Драко в голове, подходила к концу, поэтому он ожидал дальнейших слов Забини: — Но о каком кодексе ты говоришь, милый?       Блейз сжал бутылку и поднёс к губам, вливая в себя жгучую жидкость.       Минута закончилось. И Драко опять был прав: Блейз не преминет возможностью отвязаться от мира также, как и они. Тем более, если они уже отвязались.       Если сгорать в иллюзиях, то вместе.       — Про самый лицемерный, милый, — выделил последнее слово Тео, ухмыляясь.       — Я встретился со Снейпом, и он спрашивал про тебя, — запрыгнув на подоконник, сказал Блейз и передал выпивку Драко, обращаясь именно к нему.       — Что, интересовался, достаточно ли я ем, сплю и меняю подгузники? — прищурился, ухмыляясь, Малфой, совершенно не фильтруя то, что говорил; всё-таки алкоголь лишал этой возможности.       До чёртиков, что там хотел от него Снейп. Создавалось странное и глупое ощущение, что у них с Северусом установился какой-то контакт, и когда зельевар нужен был Малфою, тот сам находил его. Ну или, как в этот раз, пытался.       — Нет, Драко, про подгузники он, к сожалению, пока не в курсе, — съязвил в ответ Блейз. — Хотел узнать, где ты в конкретный момент.       — И поэтому ты побежал его искать?       — Да, Теодор, по первому зову, — улыбнулся Забини специальной приторной улыбочкой. — Я сказал, что не в курсе местонахождения Малфоя, а потом мне самому стало чертовски интересно узнать, где он пропадает, когда отсутствует в гостиной.       Малфой расслышал в голосе Забини какое-то подозрение, которое уже как-то видел в его взгляде, но ничего не сказал, припадая ртом к горлышку.       — Да, Малфой, с кем ты тайно трахаешься? Нам всем нужно знать, — усмехнулся Нотт, нарочно пододвигаясь ближе к Малфою и подставляя ухо.       Идиот.       — О, настало время информативных разговоров, — возвёл глаза к потолку Блейз, забирая из рук Малфоя бутылку и выпивая из неё.       — Детям дверь никто не закрывал, — посмотрел на Забини Тео.       — Тогда мы выходим вместе, Тео, потому что рассказ Малфоя не предназначен для нежных ушей, — тот покачал головой, и Нотт прыснул.       — Умираю со смеху, Блейз, — закатил глаза Драко. — Но раз вы так хотите услышать про мой секс с Паркинсон..       — С Паркинсон? — перебил его Тео, на секунду хмурясь, но потом поспешно добавляя: — Я думал, ты не ограничивался ей.       — С чего вдруг? — приподнял бровь Драко, ударяя по руке Блейза, который вцепился в его бутылку и перетягивал её на себя, и забирая выпивку себе.       Хотя, наверное, это был странный вопрос, учитывая его прошлую.. личную жизнь, если так можно выразиться. Тогда он мог спокойно оставить Пэнси и пойти какой-нибудь другой девушке. Но сейчас этому в его голове препятствовал один факт: собственная защита. Потому что не хотелось загреметь в Азкабан по чьему-нибудь обвинению.       А разве Грейнджер не способна это устроить?       Мысль о маглолюбке появилась так резко и неожиданно, то Малфой крепче сжал горлышко бутылки, глотая огневиски. К чёрту.       Но чёрт не захотел принимать её в свои ласковые объятия, и её образ продолжал всплывать в сознании. Нет, Грейнджер не стала бы так делать. Не стала бы клеветать на него во благо обществу.       Просто потому что чувство стыда не позволило бы ей этого сделать.       И поэтому маглолюбка не в счёт. Просто очередной способ забыться, который не имел никакого отношения к чему-то запоминающемуся.       — Ну, учитывая то, как хреново ты относился к ней в прошлых годах, пренебрегая обществом Паркинсон.. Сам понимаешь, — Тео сделал глоток и прочистил горло, откашлявшись.       — Понимаю, — равнодушно пожал плечами Драко, осознавая, каким в голове Нотта и остальных должны сейчас быть их отношения с Пэнси. В общем-то, не то чтобы они особо ошибались. Наплевать.       — Какие проникновенные беседы, — заметил Забини, смотря туда же, куда и Драко— на стену, которая теперь была полностью тёмной, и только в самом центре проблёскивал коричневый, благодаря свету теперь уже всходящей луны. — Я растроган.       — Тогда за тебя и твою эмпатию, Блейзи, — приподнял бутылку Тео и сделал глоток.       Но Малфою показалось, — хотя сейчас он не то чтобы мог умело подмечать детали — что тот пил не по этому поводу.       — А ты? — спросил Малфой и Нотт вопросительно поднял бровь, не поняв сути вопроса. — С Забини всё ясно, это уже давно пропащая душа, — рядом сидящий Блейз цокнул и закатил глаза — но что насчёт тебя?       Теодор прокрутил на пальцах крышку бутылки, задумчиво опустив взгляд с глаз Драко в пол. Будто он что-то решал для себя, пытаясь сбросить пьянящий эффект огневиски и сказать как можно более ясно. Или наоборот, не желая говорить открыто и фактами.       Малфой даже успел решить, что Тео сейчас как всегда отшутится и съедет с темы, но..       — Есть одна девушка, — наконец сказал он, отнимая взгляд от пола и опираясь головой о стекло окна. Он смотрел куда-то вверх, точно сквозь. — Девушка, которую понимаю я, но которая не понимает меня, — Нотт помолчал, а потом добавил: — Или просто не хочет понимать, отказываясь принимать реальность без приукрас и ложных надежд.       Драко нахмурился, пытаясь перебрать возможных слизеринок, которые подходили бы под скупые критерии Теодора, которые он осветил. Астория? Или это кто-то не из Слизерина?       Честно, он понятия не имел. Всё, что осознал для себя Малфой, так это факт того, что Нотт влюблён не взаимно. Влюблён. Странное слово. Совершенно подозрительное, непонятное и неизведанное. Поэтому Драко не завидовал Тео или Блейзу: ощущать, как тебя связывают цепи какого-то там чувства, железные оковы того, что ты не можешь контролировать..       Малфой еле сдержался, чтобы не поморщиться. И кому это нужно? Чувствовать убогую зависимость, тем более, если она ещё и не взаимна?       — Мы её знаем? — в голосе Блейза была серьёзность.       — Трудно сказать, — всё также глядя вверх, ответил Нотт. — Зависит от ситуации.       — От ситуации? — ни черта не поняв, переспросил Драко.       — Да какая разница, — резко мотнул головой Тео, говоря чуть громче, чем слова должны были звучать. Из-за огневиски, вероятно. — Это всё сейчас неважно. Мы же отдыхаем и веселимся. Да, Блейзи? Весело тебе выдуть у Малфоя четверть бутылки?       Резкая смена темы была достаточно прямым намёком, что больше Тео говорить об этом не будет.       — А не слишком ему много целую бутылку для десяти вечера пятницы? — наигранно возмутился Блейз. — Я и тебе помогу не спиться.       — Пятницы?.. — тихо то ли повторил, то ли уточнил Драко.       Пятница.       Десять вечера.       Салазар, у него сейчас должно быть патрулирование с Грейнджер. Долбаный Салазар.       — Спасибо за переживания и поддержку, но у меня нервы и выдержка покрепче, чем у Малфоя, так что справлюсь со своей порцией в одиночку, — Тео отсалютовал Забини бутылкой, в которой осталась только одна четверть всего содержимого.       Но Малфоя резко перестали забавлять их подколы в адрес друг друга. Ещё два дня назад, в среду, через день после их вторничного патрулирования, Дафна сообщила Малфою, что по расписанию в пятницу дежурят снова они с Грейнджер. Он тогда ещё обосрал главных старост, в чём Гринграсс его поддержала, но сейчас.. Сейчас из головы совершенно вылетело, что наступила пятница.       — Блять, — протянул Малфой, закрывая глаза и откидывая голову к холодному стеклу окна.       — Что случилось? — нахмурился Блейз, мгновенно сообразив, что это не реакция Драко на их с Тео диалог.       — У меня прямо сейчас патрулирование с Грейнджер.       — У-у-у, ну ты попал, — покачал головой Нотт.       — Думаешь, мне есть дело до того, что она скажет насчет «мой полной безответственности как одного из старост Слизерина» ? — прищурился Драко, спрыгивая с подоконника и пародируя её тон. — Да мне плевать.       Ему действительно было абсолютно всё равно, какую речь Грейнджер уже как пять минут готовит. Малфоя волнует совершенно другое.       — Меня волнует только то, что Грейнджер может побежать потом к старухе Макгонагалл и попросить убрать меня с поста старосты Слизерина, потому что «Мистер Малфой относится к своим обязанностям с тотальным пренебрежением», — снова весьма похоже изобразил он тон гриффиндорки, после чего серьёзно посмотрел на друзей. — А мне сейчас такие проёбы, которые будут приданы огласке, не нужны.       И все понимали почему.       Вот только оттого, что он вспомнил какой сегодня день и куда ему нужно идти, алкоголь из его тела не вывелся. Ни градуса.       — То есть ты считаешь, что на твое внушительное опоздание и безответственность она пойдет жаловаться, а на то, что ты бухой — нет?       — Поверь, Блейз, она не догадается. У меня есть удивительная способность держать в рамках своё сознание.       — Не думаю, что Грейнджер настолько слепая и глупая, чтобы не учуять запах огневиски, услышать твой развязный язык и сложить дважды два, — усмехнулся Забини, качая головой.       Малфой поджал губы, смотря на Блейза взглядом, который.. Который что? Он был прав, как минимум не учуять запах алкоголя она не..       Похер. Почему его должно волновать, что маглолюбка что-то учует, если для этого ему нужно было было оказаться в непосредственной близости с ней? Поэтому, насчёт этого можно не волноваться.       — А может, к чёрту? — приподнял бровь Нотт. — С чего ты взял, что гриффиндорская зубрила побежит жаловаться, ей же не двенадцать лет. Вот и забей, пусть сама патрулирует и с тотальной ответственностью выполняет свои обязанности старосты, — усмехнулся Теодор.       — Нет, мне нужно идти. Тем более, что ценности и дотошная правильность Грейнджер вряд ли перетерпели сильные изменения, — Малфой фыркнул, разворачиваясь и не прощаясь собираясь выйти из кабинета.       Настолько правильная, что лишилась девственности в грёбаном туалете.       Но в остальном.. Да, ничего не изменилось.       — Горжусь твоей тотальной ответственностью и желанием походить по коридорам с Грейнджер, Малфой, — крикнул ему вслед Нотт, и Драко закатил глаза.       — Блейз, проследи, чтобы этот придурок не свалился и уснул, пока будете идти в подземелья, — не оборачиваясь ответил слизеринец, выйдя из кабинета, и до него донеслись усмешка Забини и протесты Нотта.       Пока Малфой шёл до восьмого этажа, он злился на всех: на тупоголовых главных старост, на Макгонагалл, на Грейнджер, даже не Гринграсс, которая была лишь гонцом. На всех, кроме самого себя, потому что какого чёрта он должен винить себя? Драко имеет полное право забить на всё и просто отдохнуть, а не ебать себе мозг бесполезными патрулированиями.       Он посмотрел на часы. Семнадцать минут       Было бы отлично, если бы Грейнджер ушла. Посмотрела на время на своих почти что детских красных маленьких часах, которые он раньше никогда на ней не замечал, поджала губы и просто свалила от Выручай-комнаты, самостоятельно патрулируя Школу.       Да, было бы чудно. Но разве Грейнджер хоть раз делала то, что ей говорили, совершенно не интересуясь её мнением?       Она стояла там. Со сложенными на груди руками, поджатыми губами и раздраженным взглядом. Чёртова карикатура. Ещё её нога нетерпеливо стучала носком по полу, будто отсчитывая секунды.       Лучше бы считала метры Хогвартса.       Он сунул руки в карманы и приблизился к ней, ожидая, когда Грейнджер повернётся и он увидит весь забавный спектр её эмоций: злость, раздражение, негодование, осуждение..       Но она не оборачивалась. Вообще, похоже, не слышала его шагов, глубоко задумавшись, потому что её взгляд в пол был какой-то отсутствующий и напряжённый.       — Это теперь что, какое-то наше негласное место встречи? — разрушил тишину Драко, заставив гриффиндорку резко дернуться на звук и повернуться в его сторону. — Довольно стрёмное и жалкое.       Он только сейчас понял, что они не договаривались о месте встрече. Вообще даже словом за эти дни не перебросились, каждый из них сам пришёл сюда.       Просто потому что Драко сказал ей в прошлый раз, где они встретятся, вот Грейнджер и сориентировалась. Как и он.       — Стрёмно, Малфой, — прищурилась Гермиона, и сейчас он увидел тот самый спектр эмоций, который обычно плясал в её глазах, — забывать про свои обязанности старосты и опаздывать на почти что двадцать минут! За это время мы могли бы уже..       — Ну так и пошла бы одна, какого чёрта я тебе нужен? Или ты боишься тупых хогвартских приведений? — оборвал её Малфой, и увидел, как карие глаза затапливаются коньяком.       Крепким и обжигающим.       — Ну, знаешь, — она сделала шаг вперёд, — если ты не научился читать, тем самым упуская пункт школьных правил об обязательном присутствии двух старост на обходе Хогвартса, то я советую тебе немедленно заняться обучением. Или всё, чему ты сумел обучиться, это хамить, язвить и бросаться на людей?       Малфой сделал резкий шаг вперёд, склоняясь над ней. Сука. Но такая забавная. Думает, что сможет докинуть кинжал в его грудь и ранить. Но Драко расслабленной рукой ловил кинжал, удивлялся его заточенности, а потом переламывал надвое.       — Да, Грейнджер, я в превосходстве владею умением находить слабые точки людей и давить на них, — холод в его голосе точно достал клетки кожи Гермионы, но девушка только больше поджала губы, никак на это не реагируя. — Поэтому советую тебе заткнуться, если не хочешь оставить на своих ладонях ещё парочку следов.       Слова вылетели сами собой и были пропитаны такой злостью, что впору было обжечься. Он не фильтровал то, что говорил.       И он не жалел о сказанном, хотя и не был уверен в том, что следы Грейнджер были там из-за него. До той секунды, пока не увидел её взгляд, в котором проскочили тревога, боль, будто он ударил её физически, и разочарование. Всё стало ясно.       И от этого какого-то чёрта он ощутил что-то, схожее с сожалением. Это просто эффект огневиски Малфой, расслабься.       Ему плевать. Плевать.       Какое-то время она не пускала кислород в свои лёгкие, но потом словно одёрнула себя, хмуря брови и качая головой.       И явно удерживая себя оттого, чтобы не впиться ногтями в свои ладони. Блять.       — Ты ужасен, Малфой. И ты.. — она сделала ещё один шаг вперёд, опуская взгляд в пол и вдыхая носом воздух. — Пьян?       Драко ничего не ответил, отступая от неё с безразличным выражением лица и двигаясь прямо по коридору. Этого следовало ожидать, когда он приблизился к ней. Какого-то чёрта.       И ему было похер на её потрясение и осуждение в глазах. Что, маглолюбка, тебя так удивляет, что в Хогвартсе можно достать выпивку? Тогда с днём разлома розовых очков.       — Что, опять будешь тащиться сзади, как запуганная собачонка? — зло усмехнулся Драко, слыша, что Грейнджер только через несколько секунд после него сдвинулась с места.       Его очень позабавило её поведение в прошлый их обход. Она оставила расстояние между ними, будто чего-то опасаясь.       Но опасаться нечего, Грейнджер. Потому что ничего, что витает в твоих фантазиях, не произойдёт.       Но пусть и дальше продолжает чего-то опасаться и идти сзади, потому что он не хотел делить с ней своё пространство.       — Уж лучше так, чем чувствовать перегар алкоголя, — он прямо услышал, как она вздёрнула свой подбородочек. — И как ты вообще умудрился напиться в Школе, имея при себе статус старосты целого факультета? Какой пример ты подаёшь..       — Пример кому? Тебе, Грейнджер? — оборвал её Малфой, сворачивая за угол. — Потому что что-то я не вижу рядом с собой бегающих учеников Слизерина. Хотя и они не то чтобы остановили меня.        Драко услышал, как она свернула вслед за ним, шумно выдыхая. И в этом выдохе столько осуждения, что его можно было ощутить, только дотронувшись до воздуха вокруг неё.       И она правильно делает. Осуждение, разочарование, злость и раздражение — всё это было самым правильным, что Грейнджер должна была ощущать по отношению к нему.       Но никак не понимание, жалость и сострадание. Пусть засунет их себе в задницу.       — И что-то не припомню, чтобы раньше тебя смущал запах моих сигарет, — зачем-то дополнил он, оставляя весьма не двусмысленный намёк. Просто чтобы уколоть, задеть. Это тешит. — Или ты настолько лицемерна, что осуждаешь только алкоголь?        Драко думал, что услышит ответ из-за спины, где шаталась маглолюбка, но бровь чуть дёрнулась вверх, когда острые словечки Грейнджер достигли его слуха слева в полуметре от него.       — Лицемерие — только по твоей части, Малфой. Мне всегда был противен запах сигарет, просто от тебя им не несёт, — она смотрела подчёркнуто прямо.       Это попытка доказать обратное его слов про загнанную псину? Что ж, тогда ей суждено провалиться.       — Вернись на место, — хладнокровно бросил Драко, тоже смотря прямо. Также подчёркнуто, потому что знал, что это её взбесит.       И в следующую секунду, как по щелчку, именно это и произошло: Грейнджер резко повернулась к нему, разрушая весь свой образ равнодушия.       Слишком предсказуемо, Грейнджер.       — Место у твоих друзей-плебеев, а я буду идти там, где захочу, — сверкнула глазами Гермиона.       — Вижу, тебе не терпится услышать пару ласковых о своих больных неуравновешенных друзьях? — метнул в неё до крови колючий взгляд Малфой и встретился с точно таким же. Как две капли, но было в них всё равно что-то, разделяющие на отдельно одно и второе. На коньяк и айсберги. Что-то, связанное с мотивами и целями. — Тем более, — беспечно отвернулся Драко, возвращая на лицо безразличие и отрешённость, — что от меня несёт перегаром алкоголя, по твоим же словам, Грейнджер, поэтому можешь продолжить молча тащиться позади меня так, будто тебя и нет вовсе. Замечательное ощущение.       — А ты не оборзел? — прищурилась Гермиона, взмахивая рукой. — Это просто немыслимо! Я прямо сейчас могу пойти к профессору Макгонагалл и рассказать о том, что ты пьёшь в учебном заведении и не справляешься со своими обязанностями, постоянно опаздывая. Тогда посмотрим, как уверенно ты используешь своё опьянение в виде козыря и аргумента.       И почему-то именно сейчас Малфой ясно понял, что зря вообще волновался по поводу того, что Грейнджер действительно пойдёт к Макгонагалл, в следствие чего у него могут быть проблемы со статусом. Зря отказался от предложения Тео забить хер и остаться сидеть с ними в триста двенадцатом кабинете. Потому что Грейнджер не пошла бы к Макгонагалл.       Её чёртова нравственность была бы сведена с ума двусторонностью ситуации, если смотреть на неё со стороны Грейнджер. Её поступок в туалете и тот, который бы она захотела сделать сейчас, просто не могли существовать одновременно.       В её понимании.       И поэтому..       — И почему ты до сих пор здесь, а не в кабинете старухи? — резко остановился Драко, тем самым вынуждая замереть и её. — Почему ты стояла и ждала меня, когда могла сидеть в директорском кабинете?       Он видел, как медленно сводятся к переносице её брови, а рот чуть приоткрывается. Растерянность. Да, она не была готова к этому вопросу, потому что не подумала о таком простом факте, как последовательность: она сказала, он спросил. Бесстыдно и напрямую.       И Грейнджер явно к такому не привыкла. Что ж, пора начинать.       — Просто.. было уже поздно и я.. — слишком неубедительно и неуверенно пыталась оправдаться девушка.       Точнее, придумать оправдание.       — А прямо сейчас не поздно? — он наклонил голову, ухмыляясь и продолжая валить её. — Ты же сказала, можешь пойти сию же секунду.       Она нервно отбросило прядь волос, бегая взглядом где-то позади него. По какой-нибудь тёмной стене, по полу, только не по его глазам. Думала, что это её убьет?       Верно думала. Потому что Драко уже не остановится. Тормоза сняты и вывернуть со склона на ровную дорогу невозможно.       — И я пойду, — вдруг вскинула голову Гермиона, смотря ему в глаза.       Блеф. Такой неумелый, что становилось смешно. Пытайся лучше, Грейнджер.       — Уверена? — всё также ухмылялся Малфой.       — Да, — сглотнула Гермиона, отбрасывая прядь кудрявых волос.       И это её действие — первый признак лжи. Язык собственного тела выдавал ей с потрохами, не оставляя шанса на достойный.. выигрыш? Нет, она уже проиграла, с самого начала. На достойное поражение.       — Тогда вперёд. Иди, Гермиона, — он не сводил с неё пронзительного взгляда, поэтому трудно было не уловить, как Грейнджер секундно задержала дыхание на звуки своего имени, произнесённые им. Секунды, но говорят так много.       Гермиона. Интересное имя. С помощью него можно обезоружить, вот как сейчас; но оно звучало слишком инородно и неуместно на его языке, чтобы Драко ещё когда-нибудь так назвал маглолюбку. Только если в личных целях.       Грейнджер всё порывалась сделать шаг назад, но ноги точно приросли к этому полу. И она продолжала просто смотреть на него, полностью осознавая своё разгромное поражение. Её коньячные глазки хлопали, будто в системе произошёл какой-то сбой, и способа исправление ошибки не было. Мозг активно пытался принять какое-то решение, выручающие ситуацию, но просто не находил вариантов, напрасно стирая шестерёнки в пыль.       — И чего же ты стоишь? — в голосе проскочила хрипотца.       Грейнджер снова заправила прядь волос за ухо, но это было бесполезно, потому что её волосы никогда не слушались её. Даже когда в том туалете Малфой стягивал их, чтобы открыть доступ к шее, какие-то кудрявые пряди выбивались из его хватки и осторожно касались кожи руки. Будто напоминая, кто хозяйка этих волос и шеи.       Но его это напоминание его не отрезвило. Хотя, чтобы суметь отрезвить, нужно иметь внутри себя хотя бы маленькое желание этого отрезвления. А тогда всё, чего он хотел, это..       — Откуда я знаю, что отвернувшись, чтобы уйти, ты никак не подставишь меня или сделаешь что-то злоумышленное? — гриффинорка сложила руки на груди, всё ещё пытаясь остаться наплаву. Бесполезно, Грейнджер. Но было забавно смотреть, как она пыталась; на пустые попытки смотреть всегда интересно.       — Если бы я хотел это сделать, не стал бы ждать, пока ты отвернёшься, — шире ухмыльнулся Драко, замечая, как её глаза сузились. — А теперь хочешь услышать настоящую причину?       Малфой сделал шаг вперёд, и Гермиона нервно оглядела его сверху вниз и обратно, сглатывая и стараясь выглядеть как можно более непринуждённо, расслаблено и уверенно.       И, признаться, у неё даже почти получалось. Почти.       — У тебя бы просто не хватило сил сделать выбор стороны. Ты бы взорвалась, Грейнджер, но не смогла бы отступить от уже совершённого.       — Неправда, — фыркнула Гермиона, качая головой.       Но когда эта наивная девчонка поймёт, что глаза говорят за неё?       — Неужели? — иронично поднял бровь Драко, делая ещё шаг вперёд.       Голос внутри кричал остановиться, перестать приближаться к ней, но.. Нахер этот голос. Затоптать, заглушить его было легче лёгкого.       — Да. Ты выдумываешь какие-то небылицы, в которые тебе просто хочется верить. Вот только меня в это втягивать не..       Малфой подошёл вплотную и Гермиона так и не договорила предложение, опасливо и напряжённо смотря на слизеринца. Словно подсознательно знала, что может произойти, но всё равно продолжала стоять на месте. Не делала ни шагу назад.       Глупая Грейнджер.       — А теперь посмотри мне в глаза и скажи ещё раз, что это небылицы, — он смотрел на неё сверху вниз и ощущал запах корицы и гвоздики, который за эти дни стал ускользать из памяти и сознания. Но всё возвращается к истокам, верно?       Вот только зачем?       Грейнджер какое-то время молчала, смотря Драко в глаза, но два раза её взгляд всё равно соскочил на его приоткрытые губы. Она молчала, но потом вдруг шоколад в её глазах переменился, растекаясь в крепкий коньяк. Снова.       Малфой чуть прищурился, подозрительно смотря на Грейнджер. Это выглядело так, будто..       — То, что ты сказал, — её голос звучал совсем не так, как секунды назад, — несущественные небылицы, Малфой, и я..       Будто ей что-то помогает отталкиваться и концентрировать своё внимание, обрубая весь рассеянный эффект.       Драко не дал ей договорить, резко дёргая за руку вперёд и заставляя её неожиданно прошипеть из-за его крепкой хватки. Малфой опустил ладонь на кулак девушки, пальцами насильно разжимая его. Ощущая, как Грейнджер противится.       Но с каждой секундой сопротивления всё меньше.       — Я не собираюсь брать за это ответственность на себя, — холодно произнёс Малфой, качая головой.       Взгляд Грейнджер мог сжечь. Любого, кроме Драко, которого он не особо трогал. Больше его затрагивало то, что она только что сделала. Прямо сейчас, стоя в сантиметрах от него.       И виноватым в этом должен был быть он. Но Малфой не собирался с этим соглашаться, потому что он не принуждал Грейнджер причинять себе физическую боль, так что пусть перестанет заниматься чёртовым мазохизмом.       Точнее, перестанет винить в нём его. Ведь что-то другое, помимо этого факта, его не волновало. Ни черта. Слышишь, Салазар? Ни черта.       — Я и не просила, Малфой, — она стала дышать чаще, и в её голосе прорезалась потерянная сталь. — И не думай, что я причиняю себе боль только из-за тебя.       Чего?       Он оглох или Грейнджер это сейчас на полном серьёзе сказала? Её слова действительно были попыткой ущемить его эго и сохранить своё самоуважение?       — И ты думаешь, что здесь есть, чем гордиться? — скривился Малфой.       Гермиона выдохнула, опуская глаза, и, видимо, осознавая, чем именно сейчас попыталась опустить его. Что если до этого она ещё летала, выдерживая нагрузку со сломанным белым крылом, то сейчас хрустнуло второе, и оставаться в воздухе больше просто не было сил. Не было возможности.       — Тебя это вообще не касается, — глухо произнесла Грейнджер, поднимая на него глаза, а потом снова опуская на свой рукав.       Она дёрнула руку, которую всё ещё сжимал Драко, чтобы выкрутиться из его захвата. Но у неё ничего не получилось, потому что Малфой не ослабил хватку.       Гриффиндорка мгновенно посмотрела ему в глаза, сглатывая в очередной раз.       Что, Грейнджер, ком в горле?       Что ж, поздравляю. У меня тоже. Только он сухой и просящий, потому что огневиски всегда обжигал.       Пару секунд они просто смотрели друг на друга, и Грейнджер, кажется, вообще не дышала. Коньяк и айсберг. Шоколад и айсберг. Но потом она приоткрыла рот, облизывая губы, и..       Тормоза сняты, и вывернуть со склона на ровную дорогу невозможно.       Руки Драко обхватили её бедра, когда Грейнджер оказалась с силой прижата спиной к стене. Они шумно дышали и теперь Малфой отчётливо ощущал её запах, который проникал в лёгкие и травил. Иначе, какого чёрта?       Она пахла так же, как тогда, сидя на проклятом подоконнике заброшенного туалета. Думать об этом теперь было легко, потому что замки были сняты ещё несколько дней назад. Ведь все его мысли на этот счёт — сухие факты, на которые ему было абсолютно плевать. Всего лишь один промежуточный раз.       Гриффиндорка положила руки ему на шею, поднимаясь на цыпочки, на что Малфой просто смотрел, шумно дыша и крепче сжимая хрупкую талию. Но в следующую секунду Грейнджер опустилась и переместила ладони на его грудь, упираясь, и зажмурила глаза, будто боялась смотреть на него во время того, что говорила.       Будто знала, что лишит себя того, отчего бы при иных обстоятельствах просто не смогла бы отступить. У неё бы не хватило сил. Но сейчас..       — Ты пьян, — не открывая глаз, тихо произнесла Гермиона.       — Я пьян, — согласно повторил Драко, продолжая смотреть на неё.       Он был пьян. Он был дезориентирован. Он делал то, о чём не думал, даже не анализировал. И..       Блять.       До него только сейчас дошёл смысл его слов. Он пьян. Значит, происходящее не значит ещё больше, чем не значило до этого.       — А ты — нет, Грейнджер, — двинувшись вперёд, хрипло прошептал Малфой ей в ухо, а потом резко убрал руки и сделал большой шаг назад. — Так что подумай, на что подписалась бы в здравом уме, если бы не отчаянная и удачная попытка твоего мозга остановиться.       А потом он так же резко развернулся, заворачивая за угол и собираясь спуститься в подземелья. Похер на то, что они не обошли ещё несколько этажей. Пусть таскается сама.       И думает над произошедшем тоже сама. Она, а не он. Ведь Драко был пьян, а значит не осознавал, что делал. Это были всего-навсего импульсы, поданные из-за количества выпитого алкоголя. Была бы здесь Пэнси, они бы давно уже трахались, так что Малфой не станет принимать это на счёт Грейнджер.       Пусть разбирается в этом сама, ему плевать.       Плевать, ебучий Мерлин.