С уважением и любовью, Джин Грейнджер».
Этот год будет лучшим, Рональд. Для начала его нужно выдержать. Она справится. Хорошо и спокойно. Сможет исцелиться. Всё как всегда.***
Худощавая фигура, облаченная в черное пальто, сильно выделялась среди затуманенной глуши. Идеально ровная осанка была до предела вышколена постоянными замечаниями, нравоучениями и занятиями, что даже в такую погоду не позволяла себе расслабляться. Капли дождя врезались в лицо, скатываясь вниз по острым скулам. Холодный ветер откидывал платиновые волосы, предоставляя возможность дождю ещё больше охватывать водой участки кожи. Малфой направлялся в Хогсмид, чтобы оттуда трансгрессировать в Малфой Мэнор, потому что в Хогвартсе аппарация была запрещена. Он не заботился о том, что его схватятся на уроках учителя, интересуясь, почему же ученик отсутствует на уроках. Плевать. Забини что-нибудь придумает, Драко не сомневался в этом. Только вот от расспросов самого Блейза ему не избавиться. Это утро было напрочь испорчено этим гребаным письмом, которое, кажется, решило забрать его шанс на спокойную жизнь. Что за нелепую херню он там прочитал? Какая ещё к чёрту свадьба с Грейнджер? Какая вообще к черту свадьба? Что случилось с разумом Нарциссы, что она, мало того, что говорила, так ещё и подписала какой-то идиотский договор с предателями крови, семьёй Грейнджер? Может она была под Империо и эти идиоты заставили её? Нет. Она слишком сильная и властная ведьма, чтобы позволить кому-то подчинить себя. Более того, Малфой вообще не помнил, чтобы мать планировала его свадьбу. Вообще хоть раз говорила о том, что собирается избирать ему невесту в обязательный брак, потому что после того, как Люциуса упекли в Азкабан, эта традиция словно отпала, навсегда изживая себя. К чёрту. Какой смысл забивать себе голову домыслами и размышлениями, если ответы он все равно получит только от Нарциссы? Между прочим, ждать их осталось недолго. Драко дошёл до бара, который находился практически в конце деревни, и зашёл внутрь. Бармен сдержанно кивнул ему, приветствуя. Он поднял рюмку вверх, как бы спрашивая, будет ли он пить. И Малфой сейчас бы не отказался от бутылки огневиски, которая выжгла бы его лёгкие вместе с яростью, что била по рёбрам. Но слизеринец отрицательно покачал головой, на что бармен лишь равнодушно пожал плечами. Потому что если он будет к чёрту пьяный, Нарцисса вряд ли ему скажет что-нибудь кроме гневных ругательств о его безответственности. А он вряд ли разберет что-то из её слов. Не раздеваясь, Малфой прошёл к туалетным комнатам, и, зайдя внутрь, мгновенно трансгрессировал. Через считанные секунды огромный мэнор встретил его своим величием. Всё те же серые каменные стены с огромными удручающими окнами, из которых было видно, что в некоторых комнатах включен свет; те же высокие тёмные башни, спрятавшиеся в тумане и тучах, будто бы не хотели принадлежать этому старинному зданию. Никто не хочет принадлежать этому лживому зданию. Мрачность окутывала это место, ведь другой погоды здесь как-будто и не было. Хотя вообще-то она была. Драко помнил солнечные дни, когда его учили летать на метле. Но почему-то казалось, что тогда солнце посетило Мэнор в первый и последний раз, потому что больше воспоминаний, где бы в небе горел яркий белый шар, у него не наблюдалось. Малфой вошёл внутрь, небрежно стряхивая с волос капли воды. Даже в его жестах читались злость и раздражение. К нему сразу подбежала домовая эльфийка Лив, почувствовав его присутствие. — Добрый день, молодой хозяин! — эльф спешно поклонилась, начиная тараторить. — Но что Вы здесь делаете? Вы весь промокли и у Вас учёба в Хогвартсе, и.. — Лив, я знаю, — пересёк холодный тон быстро слетающие с языка эльфа слова. — Мне нужно было прийти по неотложным делам. Где Нарцисса? Малфою некогда было болтать с домовиком, ему как можно скорее надо было поговорить с матерью. — Миссис Малфой в светлой гостиной, молодой хозяин. Малфой кивнул и, сняв промокшее пальто, которое тут же, как и себя, высушил заклинанием, двинулся к месту назначения. Светлая гостиная была лишь одной из нескольких гостиных, расположенных на разных этажах. Она была меньше, но просторнее остальных, и располагалась на солнечной стороне; обустроена полностью Нарциссой, поэтому в каждой вещице этой гостиной можно было узнать мисисс Малфой и ее лёгкую руку, создающую собственный уют и атмосферу. Теплую и умиротворённую, что так сильно выделялась на фоне большинства комнат Мэнора, тёмных и нагнетающих. По этой же причине Драко никогда не удивлялся, почему именно эта комната была любимой у его матери. Стук каблуков мужских туфель разносился громким эхом по мраморным стенам, из-за чего ещё громче ощущалась гробовая тишина поместья. Раньше Нарцисса постоянно устраивала гостевые приёмы, приглашая к себе друзей семьи, хотя на самом деле зачастую это были партнёры Люциуса, которым требовалось показать — как сам он говорил Драко— всю важность и влиятельность их рода. Но теперь эти роскошные приёмы были забыты, чему было и так понятное всем объяснение. Малфои до сих пор находились под надзором Министерства, ведь то, что их с Нарциссой оправдали не значит, что они не захотят завербовать пару десятков людей в Пожиратели, подчинив тех непростительными заклятиями или тёмными артефактами, и начать восстание и убийства. Малфой ухмыльнулся краешком губ. Насмешливо и зло. Министерство порой сочиняло такие истории и варианты развития событий, что начинаешь задумываться о том, что в прошлом у них была неудачная карьера писателя. Чушь. Идиотизм и больше ничего, — вот чем являются их слова. Может, именно из-за глупости своих историй каждому из них и пришлось оставить карьеру писателя позади. Драко решительно открыл массивную дверь, ступая на светло-коричневый паркет. Даже он был светлым в этой гостиной. Нарцисса сидела в бежевом кресле с аккуратными золотыми ножками возле кофейного столика, читая книгу. Расслаблено. Спокойно. Изящно. У этой женщины каждое действие было воздушным и изящным, словно она тренировала эти навыки не первый год. Даже когда отражала заклинания и выпускала их сама, движение её руки было достаточно резким, чтобы опасаться, и достаточно лёгким, чтобы восхищаться. Звук двери разрушил застоявшуюся здесь тишину и женщина опустила своё увлечение, переведя взгляд на пришедшего. Умиротворение в её глазах мгновенно испарилось, сменяясь непониманием и тревогой. Драко в очередной раз невольно отметил, что теперь Нарцисса стала намного чаще проявлять свои эмоции, нежели при Люциусе. И вообще всё его детство. Словно барьер, вечно сдерживающий её чувства и заставляющий делать всё по шаблону, наконец-то дал трещину, распадаясь с каждым днём все больше. И если раньше, увидев его при тех же обстоятельствах, что и сейчас, непонимание и тревога лишь мимолетно отразились в её зрачках и тут же вытеснились сдержанностью и спокойствием, то сейчас миссис Малфой даже не собиралась скрывать свои эмоции, хмуря брови. Тоже изящно. Это удивляло Драко, привыкшего к тому, что без внутренних рамок Нарциссу он мог видеть лишь в редкие дни в детстве, когда они выбирались куда-то вдвоём, или отца целый день не было дома. Люциус не мог поехать с ними из-за дел и юный Малфой твёрдо убеждал себя, что опечален отсутствием отца и наставника в одном лице, что с матерью ему будет скучно, но.. В каждый такой раз в душе зарождалось что-то тёплое, а на губах в одинокой комнате позволяла себе появиться улыбка, предвкушающая скорый отъезд. Тогда были искренние широкие улыбки, шутки, смех и поцелуи в лоб. Тогда Драко принимал всё, кроме этих самых поцелуев, постоянно корчась и бурча себе под нос что-то вроде: «Мама, прекрати, я уже взрослый». А Нарцисса лишь улыбалась и тихо смеялась, продолжая беспрепятственно оставлять тёплое касание материнских губ. Слабак? Маменькин сынок? Возможно, тогда он себя за свою радостную реакцию именно такими словами и ругал, но сейчас Драко был рад, что отцу не удалось это сделать — выжечь нежную привязанность к матери. Потому что видеть сейчас искренность на её лице было.. свободно. — Драко? Что ты тут делаешь? Разве у тебя не должна сейчас быть учёба в Хогвартсе? — она отложила книгу, поднимаясь с кресла. — Здравствуй, мама. Я прибыл по делам первой важности, — строгий и твёрдый голос. И нет, дело не в равнодушии. Так транслировалась его злость. Нарцисса снова нахмурила брови, до конца не понимая, что послужило настолько важной причиной разговора, что для этого Драко было необходимо покидать школу. Но, если быть честной, у неё были догадки. Вернее, одна, но очень убедительная. — Это касается твоего письма, — одно предложение — и Нарциссе всё стало ясно. Тревога и непонимание исчезли из карих глаз, наполняясь теми самыми спокойствием и сдержанностью. Только в этот раз искренними. — Ты не хотела для начала обсудить это со мной? М? — он засунул руки в карманы и склонил голову в ожидании ответа. — Не возникло ли у тебя мысли, что я не захочу жениться в восемнадцать лет на какой-то маглолюбке? Женщина медленно подошла к нему и положила руку на плечо. Её догадка подтвердилась. Она достаточно знала своего сына, чтобы предположить его дальнейшие действия. — Драко, я прекрасно понимаю, что тебе сейчас, может, и не нравиться эта идея, но в будущем ты поймёшь, что оно было правильным. Верным, — Нарцисса нежно улыбнулась, заглядывая в его холодную серость глаз. И как она не боялась порезаться об айсберги, которые там сейчас образовались? — И для этого вопроса не обязательно было сбегать со школы, можно было просто отправить сову. С каждым сказанным Нарциссой словом, кровь в венах Малфоя закипала всё больше. — Было правильным в тайне подписать договор с Грейнджерами, напрямую касающийся меня? — он зло усмехнулся. Обычно Малфой не проявлял злость в присутствии матери, это чувство зачастую само по себе рассасывалось, стоило ему увидеть её теплый взгляд. Но не сейчас. Сейчас даже её аккуратные касания не повлияют на его чувства, так что Драко не собирается делать вид, что его всё устраивает. Что его устраивает хоть что-то. — Это худшее и нелепейшее решение в твоей жизни, мама, — сказал Драко и увидел острые искорки, промелькнувшие в глазах Нарциссы. Её не устраивала его дозволенность в собственных словах, и поэтому она делала Драко замечания насчёт его выражений. Но сейчас промолчала, — Почему Грейнджер? В мире не осталось нормальных ведьм, все они вымерли? Губы Малфоя сжались в прямую линию, что говорило о гневе, который он до сих пор сдерживал, не собираясь устраивать матери скандал. Её нервы достаточно истощены, чтобы она выслушивала тирады собственного сына. Но, будь на её месте любой другой человек, вряд ли бы осмелился ответить Драко хотя бы одно слово. Идеальная осанка и твёрдый взгляд, смешанный со спокойствием, Нарциссы твердили в свою очередь о том, что женщина нисколько не смущалась раздражения и злости сына. Она ожидала этой реакции, так что подбирать нужные слова не приходилось, женщина в этом не нуждалась: Нарцисса Малфой всегда знала, что сказать. Будь то важный человек из Министерства или родной сын. — Успокойся, Драко. И хотела бы заметить, что я не считаю своё решение плохим или глупым. Пойми, почти все чистокровные слизеринцы, то есть люди твоего окружения, — дети Пожирателей Смерти. Настоящих Пожирателей, целенаправленно верящих в Волдеморта, а не примкнувшим к нему только из-за необходимости, как мы. — Люциус верил в него. И до сих пор верит, — холодно опровергнул слова матери Драко, — И ты не примыкала к Пожирателям: у тебя нет метки, так что даже не думай причислять себя к убийцам. Это был страх Малфоя во время войны. Что Волдеморт перестанет ограничиваться лишь её присутствием на собраниях Пожирателей Смерти, как жены Люциуса, и Нарциссу вынудят принять метку. Чёрную и гнилую. Такой просто запрещено было существовать на теле светлой внутри Нарциссы Малфой, какой её всегда видел Драко. Какой она и была. Перед глазами сразу вставала картина, как эта самая метка убивает его мать. Сжигает изнутри. И поэтому каждый продолжающийся дольше двух секунд взгляд Волдеморта на Нарциссу сопровождался холодом в груди Драко, но равнодушным взглядом для всех. Но каждый такой раз Реддл в итоге переводил взгляд на другого Пожирателя и волна облегчения проносилась по телу Малфоя. Его мать не станет убийцей или человеком, пытающим других людей. Это не её участь. А его и его отца. — Люциуса с нами больше нет, — тёплый голос женщины тут же заледенел. Драко помнил, как страдала Нарцисса, когда Люциуса отправили в Азкабан. Даже несмотря на то, что в полной мере осознавала, что тот наделал. Видимо, говорить о нём ей было всё ещё трудно, пусть жизнь её и стала намного свободнее и легче, — Так что я имею в виду только нас с тобой. И мы оба понимаем, что Волдеморт не является человеком, которого мы бы уважали и которому бы верили и поклонялись. Кроме этого ответа Драко увидел, прочитал в глазах матери ещё один: «У меня нет метки, но я присутствовала на собраниях, обозначающих каждого присутствующего как Пожирателя». Скулы Малфоя стали острее и он тяжело выдохнул. — А семьи других детей, я имею в виду в основном родителей, как раз-таки имеют другие взгляды на этот счёт. Ведь Пожирателем тебя делает не метка, а мысли и действия. Разве ты хотел убивать людей, Драко? — Мы сейчас говорим не об этом, — Драко не хотел говорить о прошлом. Сейчас он пришёл к матери за другим. — Вот именно, что не хотел, — уверенно кивнула Нарцисса. Видела насквозь. — Поэтому и не смог, когда был должен. Так разве тебя можно назвать Пожирателем, жаждущим смерти? — Мама.. — опасно тихо предупредил Нарциссу Драко. Он не собирался устраивать гневных сцен, но если она сейчас не перестанет.. Они уже говорили об этом. Уже всё выяснили. Уже всё поняли друг о друге, всегда понимали. И больше возвращаться к задушевным беседам об этой теме Малфой не собирался. — Но что насчёт других детей? — продолжила Нарцисса, оставляя слова Драко практически без внимания. Практически, потому что всё-таки начала постепенно возвращаться к теме, с которой они начали и с целью которой пришёл в Мэнор слизеринец. — Их родителей? Я не хочу, чтобы всю твою жизнь рядом с тобой была Пожирательница или семья девушки, видящее в тебе того же, кем они и являются: верного последователя Волан-де-Морта. Человека, с обожанием готового на ужасные вещи. Ведь это не так! Жить так — не жить вовсе. — Так чем же будет отличаться жизнь с чёртовой Грейнджер? — чуть повысил голос Драко, — Как раз она и видит во мне Пожирателя, так что ты чудовищно ошиблась. Нарцисса легко улыбнулась, будто понимала то, что не понимал Драко. И Малфой ненавидел такую улыбку. Потому что никто не может знать о нем больше, чем знает он сам. — Ошибаешься ты, милый. Сейчас, в первые месяцы после войны, ей, естественно, будет не так легко, как ты думаешь. И поэтому её отношение к тебе будет зависеть от ран, что ещё не успели затянуться: человек с Меткой в одном с ней кабинете, — Нарцисса хмыкнула. — Но пройдет время, и всё изменится. Ты сам это скоро увидишь: убеждение в том, что ты кровожадный Пожиратель Смерти пройдёт. — С каких пор меня должно заботить её отношение ко мне? — скривился Драко. — И ты не знаешь Грейнджер, чтобы быть уверенной в своих словах. — Я видела её. Слышала её слова и мысли, когда она была у нас в Мэноре в то тёмное время, и когда она этим летом выступала со своими друзьями на благотворительном мероприятии. И мне этого хватило, чтобы убедиться в своём отношении к ней. — Тебе хватило пары встреч, ни в одной из которых вы даже не контактировали, чтобы записать её как лучшую и единственную кандидатку в твои невестки? — Драко не собирался серьёзно относиться к услышанному. Что за бред? Нарцисса улыбнулась краешком губ, смотря на Драко до закатывания глаз проницательным взглядом. Сейчас его раздражало всё. — Я желаю тебе только лучшего, Драко, можешь не сомневаться в этом. А Грейнджеры — чистокровная семья хороших и уважаемых людей. Я лично убедилась в этом при переговорах с ними. К тому же, Гермиона образованная, умная и весьма интересная девушка, что, между прочим, подтверждает её признанный обществом статус умнейшей ведьмы своих лет, — на губах женщины появилась едва заметная усмешка. Добрая и лёгкая. — Салазар, — Драко возвел глаза к потолку. — Избавь меня от слов восхищений о персоне маглолюбки. — Драко! — строго произнесла Нарцисса. — А что мне мешает констатировать факты? — невинно приподнял бровь Малфой. — Или ты забыла о том, что их семья — предатели крови? Разве ты не знаешь, что твоя обожаемая Грейнджер в открытую общается с маглами и поддерживает их, чуть ли не крича на каждом углу о том, что простецы такие же смышлёные, как и маги? — Драко немного утрировал, но суть всё равно оставалась неизменной. — А мне обожательница маглов не нужна, кем бы там признана она не была, — пренебрежительно скривил губы Малфой. Умнейшая ведьма своих лет. И что дальше? Как это нелепое прозвище должно повлиять на его отношение к ней? Драко было абсолютно плевать на то, кто она; ненависть, которой сопровождалось её присутствие недалеко от него, как жила в нем, так и продолжает бегать по венам. Эта скучная, занудная и высокомерная маглолюбка никогда не станет Малфой. Даже близко с ним стоять не будет. Никогда. Он обещает это всем: себе, Нарциссе, Мерлину. Потому что это именно то обещание, которое не имеет другого развития событий. — Это неважно, дорогой, пора бы тебе уже это понять, — покачала головой Нарцисса. — Мисс Грейнджер наиболее подходит тебе, чем другие девушки, и.. — Может, ты выслушаешь моё мнение насчёт того, кто мне подходит, а кто нет? — раздражённо перебил её Драко. — Боюсь, ты ещё не готов увидеть, что замечательная мисс Паркинсон не твой человек, — медленно произнесла Нарцисса. — Что еще значит «мисс Паркинсон не мой человек»?! — скривился Малфой. Ему надоела эта напускная таинственность и загадочность. Он уже достаточное количество времени был с Пэнси, чтобы понять, что в их отношениях его практически всё устраивало. Ну, если только не учитывать, что их отношения не назовешь теми отношениями, что были идеальны для людей, которые.. Влюблены? Симпатичны друг другу. Так что в его адекватную голову не приходили размышления о том, его ли она человек. Кто об этом вообще думает? Миссис Малфой чуть помолчала, не отвечая на его вопрос, а потом продолжила: — Я не говорю тебе идти под венец прямо сейчас, ваш союз состоится после окончания Хогвартса. Так что у вас ещё целый учебный год, чтобы узнать друг друга. А расторгать договор, который мы так долго пытались подписать, я не собираюсь. Малфой захотел ответить матери, но она не дала ему этой возможности, сразу добавляя: — И, Драко, вернись, пожалуйста, в Школу. Нам сейчас побеги ни к чему, — Нарцисса положила вторую руку ему на плечо и погладила, слегка сжимая. Она улыбалась так, будто не говорит сыну о том, что он вынужден жениться на той, кого терпеть не может, а будто у Драко День Рождения, и она решила выехать куда-то из Великобритании. Как в детстве. Только вот теперь Драко действительно не ребёнок. — Никакой свадьбы не будет, мама. И про Грейнджер я слышать не собираюсь, — прошипел Малфой. С ледяным взглядом, каким очень редко смотрел на мать, он развернулся и, не проронив ни слова, вышел из гостиной, оставляя Нарциссу одну в этой чёртовой светлой гостиной. В ушах звенело, и всё, что Малфой видел — это стенка, в которую он вписался кулаком, чей характерный звук эхом прокатился по темному коридору. Ему нужно было как-то выплеснуть бурю эмоций, которую он до этого сдерживал. Господи, что за чёрт опять происходит? За что его так ненавидит Мерлин, что прописал ему союз с Грейнджер? Где он так сильно облажался, провинился в прошлой жизни? Или всё-таки в этой? Капли крови стекали по костяшкам слизеринца, но его это мало заботило. Интересно, что бы сделал Люциус? Он бы точно ни за что не одобрил идею Нарциссы, согласившись с Драко, что с маглолюбами Малфои связываться никогда не будут. При всей ненависти Драко к Люциусу, а была она достаточно сильной, чтобы Малфой презирал собственного отца, сейчас он даже жалел, что того здесь нет. Возможно, будь он здесь, Малфою не пришлось бы участвовать во всем этом цирке, где он чувствал себя каким-то одураченным шутом. Да, Люциус всё равно тоже бы заключил с какой-нибудь чистокровной семьёй договор о его свадьбе. Чёртовы неизменные традиции чистокровных. Но это была бы как минимум не предательница крови Грейнджер, что уже делало ситуацию куда лучше. Возможно, это была бы Пэнси. Или Астория. Не то чтобы Малфой особо хотел связывать с кем-то из них свою будущую жизнь кольцом и одной фамилией, но к Пэнси он уже привык, и поэтому примерно представлял, как бы выглядела их будущая жизнь. Но Грейнджер.. Ни за что. Не с этой идиоткой. Драко бросил ещё один ненавистный взгляд на комнату, минуту ранее из которой вышел, и направился к выходу из Малфой-Мэнора, ощущая, как кровь медленно течёт вниз пальцев, но совершенно не предавая этому значения. В памяти вдруг всплыл день суда его семьи. В этот день он потратил все свои силы, защищая собственный разум от чужих проникновений. Естественно, этими «чужими» были сотрудники министерства. Они пытались проверить каждый ответ, каждое слово Драко. Даже на собраниях Пожирателей такое количество усилий к защите сознания он прилагал реже. Тогда Малфой уже не верил в то, что в следующий раз у него получится, что он сможет сознательно противостоять Министерству, но каждый последующий раз ему всё равно удавалось. Удавалось заблокировать одновременные проникновения нескольких специально призванных на суд легилементов министерства. Оттолкнуть и держать лицо, потому что расслабляться было просто запрещено. Иначе он провалится, не выдержит, не прорвется. И каждый последующий раз удачи возобновлял мизерный шанс того, что он справится со всеми попытками. Увеличивал этот шанс. И как бы тяжело не было, сколько бы усилий он не прилагал, внешне он выглядел так, будто ничего не происходит. Настолько холодно и равнодушно, будто ни к нему сейчас пытаются залезть в разум сразу несколько человек, с целью переворошить события и подстроить их под себя. Та малфоевская черта, которой он был рад. Никогда не показывать людям свою усталость и слабость, в любой ситуации внешне оставаться незатронутым и холодным. Он прекрасно понимал, что Министерство не захочет оставлять Нарциссу и его на свободе, но у суда не было достаточно показаний, чтобы опровергнуть все доказательства Нарциссы и её сына. Чтобы опровергнуть проверенный всеми факт, что Нарцисса помогла Поттеру, поэтому тот смог пройти дальше. Смог прийти к победе. Поэтому они собирались прибегнуть к обману, изменив воспоминания Драко и выставив их за истину. Лицемерные лжецы. Но даже их мерзость не сравнится с гнилью Люциуса. Люциус Малфой, плюя на свою семью, считая их предателями святого, тогда даже не пытался оправдать себя. Успел лишь перед отправкой на суд куда-то отлучиться. Страх за будущее и решение Министерства усугубили его положение и ужасно повлияли, по всей видимости, немного повредив рассудок. Тогда Малфой-старший лишь яростно кричал о том, что все, кто не поддерживает Лорда Волдеморта, будут гореть в аду. Он вцепился руками в клетку, переводя свой до невозможности холодный и презрительный взгляд с одного человека на другого. Когда он остановился на Драко, Люциус мерзко усмехнулся. — Предатель семьи. Отца. Ты сгниешь, как и я, в Азкабане. И даже тогда ничего не будешь стоить в моих глазах, мальчик. Малфой-младший лишь скривил губы в отвращении. И этот жалкий человек — его отец? Когда-то, когда у Малфоя была одна мечта, оправдать надежды отца, он бы возненавидел себя из-за таких слов от Люциуса, посчитав себя ничтожеством. Согласился с отцом и сделал бы всё, только бы изменить его мнение. Но сейчас Драко было абсолютно плевать на то, какие слова вылетают из червивого рта Люциуса. Этот человек, как и многие из их родословной, прогнил в душе, запачкав гобелен Малфоев, который в противовес их крови чистотой не блистал. Вскоре, когда суд вынес решение о том, что Люциус Малфой приговаривается к пожизненному заточению в Азкабане, его отца увели. Это был последний раз, когда Драко видел его, и потому можно было бы назвать этот день лучшим, если бы он не лишился такого количества нервов и сил. Ему было просто всё равно на отца и его судьбу, поэтому он не очень долго думал об этом, больше беспокоясь за продолжение суда. В отличие от Нарциссы, в глазах которой любой другой человек прочитал бы полную отстраненность и равнодушие, но только не Драко. Он же увидел боль и отчаяние. Скорбь и понимание того, что теперь их семье будет легче. И осознание, что от этого понимания боли не становится меньше. Малфой предпочитал не думать об отношениях Нарциссы и Люциуса и о реакции его матери. Всё-таки они были мужем и женой, и в былые времена Нарцисса очень уважала и любила его отца, так что не стоило ожидать от неё такого же равнодушия, каким он отозвался на решение суда об Азкабане Люциуса. Он и не ждал. Поэтому просто выбросил эти мысли из головы, но про себя все равно откладывая сказать матери о том, что это к лучшему. Хотя, чёрт подери, она и сама это понимает. Так что это вряд ли поможет. Дальше время дошло до окончательного решения их с Нарциссой судеб, вот тогда Драко действительно ощутил страх. Тревожность. Неопределённость. Не за себя, за мать. Чёрт, да у неё даже метки не было, что уж говорить о том, что она никогда не поддерживала Волдеморта по собственному желанию? Драко выстроил ещё несколько стен вокруг своего сознания, отдавая на концентрацию все свои силы. Которые были и которые остались. Он слышал, что судья зачитывала их дело, а Нарцисса отвечала, но понимал слова обеих сторон смутно. Сейчас он не должен облажаться. Он обязан вытащить их. Ведь если он сейчас допустит хоть одну погрешность, то в гибели матери будет виноват он. И только он. Потому что Драко не сомневался, что Нарцисса не продержится в Азкабане и пары лет. Поэтому он не имеет права на ошибку. Он защитит её также, как до это его защищала Нарцисса. Своя же судьба сейчас не являлось приоритетом. Малфой чувствовал, как его нервы натянулись в тонкую струну, которая вот-вот должна была лопнуть, отдаваясь невыносимой болью по всему телу. Министерские суки. Они ломились так, будто он не восемнадцатилетний маг, а сам Волан-де-Морт. Драко увидел, как судья выжидающе посмотрела на одного из легилемнтов, на что тот безнадёжно отрицательно покачал головой, кидая злой взгляд на Малфоя. Драко ухмыльнулся. Идите на хер, твари. Судья раздраженно вздохнула и быстро написала что-то в одной из бумаг, после чего призвала к молчанию для вынесения решения. —Нарцисса Малфой и Драко Люциус Малфой снимаются с обвинений. Право на свободу сохраняется, но до тридцать первого декабря тысяча девятьсот девяносто восьмого года Малфой-Мэнор будет под контролем министерства. После этой даты контроль с Малфой-Мэнора будет снят. Помимо этого условия, за вами и вашими действиями, если возникнет необходимость, будут наблюдать сотрудники Министерства, — строгий голос судьи, точно спасение, прогремел на весь зал, подтвердив свои слова ударом молотка по древесине. Это то, что он не чувствовал давно. Облегчение. С его плеч наконец-то свалился придавливающий к земле груз. Груз, который он выдержал. Стойко. Непоколебимо. Холодно. Как и полагается. Справедливость. Даже какую-то радость. Но он мало что помнил, ведь из-за нехватки сил все было как в тумане. Придя в свою защищенную комнату и тяжело рухнув на кровать, Драко истерично рассмеялся, осознавая, что это наконец-то закончилось. Их оправдали. Это конец. Они свободны. Кто-то мог подумать, что Драко - сумасшедший, но ему было бы абсолютно наплевать. Пусть думают, что угодно, почему его это должно трогать? Он ещё какое-то время просто лежал, то смеясь, то в напряженном молчании громко дыша. Когда же нервный поток прошёл, Малфой отключился, выпадая из реальности. Оставляя эту гнилую реальность одну. Где-то далеко от себя. Драко передернул плечами, стряхивая с себя эти воспоминания. К чёрту. Он схватил пальто и аппарировал, оставляя позади себя тяжёлые разговоры, дни, и грустную эльфийку, переживающую за его состояние.***
Камин тихо потрескивал, разливая тепло по всей комнате. Гермиона сидела в гостиной Гриффиндора с пером в руке, намереваясь написать родителям ответ. Вернее, её необсуждаемый и точный отказ от этого «решения». Ей было интересно, а на что вообще надеялись её родители? На её восторженные крики и моментальное согласие без всяких раздумий? Или они следовали логике, что если она узнает об этом в Хогвартсе, а не дома, то пожмет плечами и пойдёт дальше учиться? Мерлин, какие глупости. Наивные бессмыслицы. Хотя, кому какая разница, что они предполагали, ведь факт того, что Гермиону никто ни о чем не спросил, все равно остаётся неизменным. И ужасным. Перо чуть не треснуло от силы, с которой Гермиона сжимала бедный предмет письменности. Она выдохнула, пытаясь успокоиться, чтобы более или менее адекватно написать письмо, которое будет состоять из конструктивных предложений, а не из её слишком эмоциональных, негативных восклицаний. По крайней мере, она очень на это надеялась. Ведь кто воспримет всерьёз перечень эмоций? Грейнджер обмакнула остриё пера в чернильнице. «Дорогие родители! У меня всё хорошо, учеба даётся легко, не терзайте себя волнениями. Но мне совершенно не понравилось ваше известие о моём будущем замужестве». Гермиона окинула пергамент оценивающим взглядом. Что ж, начало положено. Не самое верное и тактичное, но сейчас такт и любезность — последнее, о чем она будет переживать. Тем более, это её родители, а не профессора Школы. Признаться, при любом упоминание решения её родителей, буря негодования накрывала Гермиону, резкими ударами чуть ли не сбивая с ног, овладевала разумом и мыслями. Сковывала в цепи, оставляя наедине со злостью, раздражением и болью. Хотя, наверное, её реакция ещё адекватная. Кто знает, что сотворил Малфой после того, как покинул Большой зал? В голову Гермионы приходило достаточно вариантов, и все они были ужасными в своём воплощении. И от этого она ещё больше злилась. Почему он? Вопрос о том, почему Гермиона вообще больше не имеет права сама определять свою жизнь, все ещё оставался первостепенным и открытым, но были и другие. Этот, например. Почему из всех людей в Хогвартсе, чистокровных и не чистокровных, именно он — тот, при встрече кого её передергивало от высокомерия и заносчивости; тот, после кого появлялось желание отмыться от яда, которым этот человек словесно обливал; тот, кто ненавидит её, и кого терпеть не может она. Тот, кто носил метку на руке и делил людей по крови на грязных и чистых. Почему. Он. Конечно, её родители не знали о его издевках и насмешках над Гермионой, да и в принципе над всей их компанией, потому что она ещё в детстве решила не говорить им об этом, чтобы лишний раз не расстраивать. И к тому же они с Гарри и Роном вполне справлялись с Малфоем втроем, так что она не видела смысла привлекать в их со слизеринцем взаимно-ненавистные отношения родителей. Гермиона покачала головой. Ох уж это благородное детское: «Мне не нужна помощь старших, справлюсь сама». Ей захотелось рассмеяться. Справилась сама? Да. Улучшило ли это жизнь и ситуацию? Только усугубило. Потому что сейчас Гермиона жалеет о том, что умолчала об этом. Ведь если бы сказала, то сейчас, скорее всего, она бы не писала это чёртово письмо, пытаясь переубедить собственных родителей расторгнуть этот — будь он, Мерлин, проклят — договор на ее жизнь. Да, именно так она его называла. И плевать, что её жизнь как факт существования не подвергается угрозе. Но этот договор делает другое, куда более ужасное: ставит ей рамки и условия, которые она не сможет изменить. Не сможет, если сейчас же не воспротивиться. И именно этим Гермиона и продолжит заниматься. «Я хотела узнать, почему вы вдруг начали одобрять древнюю традицию насильственной выдачи девушек замуж за выбранного родителями кандидата? Она уже давно изжила себя. Что вас связало с Нарциссой Малфой? Потому что, помнится мне, вы не имели с ней ничего общего». Как бы Гермиона не хотела обсудить всё лично, чтобы точно донести до них, что она против, что этого события не состоится, сейчас, к её досаде и сожалению, это сделать невозможно. Выезжать из Хогвартса в период обучения запрещено, а встретиться в Хогсмиде можно будет только через несколько недель. И то, вариант с деревней маловероятен, потому что родители не поедут сюда из-за графика работы: в выходные дни они работали, а их личные выходные были один-два раза в будние дни. Джин — в больнице Святого Мунго, а Ленард с недавнего времени работал в Министерстве; до этого же зарабатывал адвокатом в магловском мире, пытаясь пробиться в это самое Министерство магии, но получилось только пару месяцев назад. И причина его утверждения на место работы была только в том, что дочь Ленарда — Героиня войны. И Гермиону это всегда возмущало, потому что её отец был трудоголиком, ответственным и умным человеком, знающим своё дело. С его способностями его обязаны были взять и без «привилегий», что даёт титул дочери. Поленья снова громко треснули, напоминая о текущем времени. Поэтому Гермионе оставалось только написать письмо. И она была уверена, что достаточно знает своих родителей, чтобы не иметь сомнений по поводу их ответа. Поэтому Гриффиндорка, поджав губы, продолжила выводить аккуратные буквы на пергаменте. «Надеюсь, вы мне ответите на эти вопросы. А теперь я бы тоже хотела вам сообщить новость, что я абсолютно против вашего решения. Не хотели ли вы ввести меня в курс дела, которое касается моей жизни; спросить, согласна ли я? Нет. Я не согласна. Драко Малфой совершенно точно не тот человек, с которым я бы когда-либо связала свою жизнь. А потому, этой свадьбы не состоится. Прошу принять во внимание моё решение.С уважением, Гермиона Грейнджер.
Грейнджер ещё раз перечитала письмо, убедившись, что всё написала так, как хотела. Точнее, как надо было, ведь хотела она совершенно по-другому, несмотря на то, что сквозь строчки всё равно с лёгкостью можно было прочитать её эмоции и чувства. Может быть, это повлияет даже положительно, и они примут её настроение во внимание? Гермиона отдала письмо сове, протягивая птице монеты. Когда окно захлопнулось, она тяжело выдохнула и поднялась в общую комнату, желая поскорее лечь в кровать, чтобы проснуться завтра и понять, что всё, что сегодня произошло — кошмар, не более. Но всё же, как отреагировал на это известие Малфой? Разнес всю их змеиную гостиную, послал тысячу кричалок своей матери или уже проклял Грейнджер? Ведь самому Драко Малфою, как когда-то присваивали ему эту степень важности в школе, в невестки досталась «предательница крови» Гермиона Грейнджер. Смешно. Абсурдно. Нелепо. Гермиона понимала, что её усталый мозг уже начинает от нехватки отдыха думать о всяких глупостях, но её позабавила мысль о том, какой гнев Малфой сейчас ощущал. Пусть. Пусть чувствует десятикратный гнев, это будет его личной кармой за все года насмешек и унижений, за то, что имея Чёрную метку на руке, его отношение к другим не меняется. Он это заслужил. Ведь на самом деле Гермиона даже посмеялась бы над этой ситуацией и его положением в ней. Если только забыть, что к этой «ситуации» причастна и она. А забыть об этом можно было только с помощью Обливиэйта, а к его применению Грейнджер не собиралась прибегать. Гриффиндорка прошла к кровати и тихо отодвинула шторы, забираясь под тёплое одеяло и желая забыть про все на свете. И если подводить итог, то вывод был один: плевать на Малфоя, ведь не заслужила этого именно она.***
— Ну что, ты написала своим родителям? С самого утра, как только Гермиона вошла в общую гостиную, мальчики завалили её расспросами. Она пообещала всё им рассказать, но только когда они выйдут из гостиной, потому что здесь было слишком много лишних ушей. А Гермиона не собиралась больше никого посвящать в её личную жизнь. —Да, Рон, написала. Постаралась это сделать как можно сдержаннее. Было трудновато, — она слабо усмехнулась, — Но, в любом случае, письмо уже отправлено, — Грейнджер откинула прядь волос. Вчера, перед тем как Гарри и Рон пошли спать, они, вопреки желанию Гермионы, втроём обсуждали эту ситуацию. Она ничего не хотела обсуждать, потому что не видела смысла в разговорах о том, что никогда не реализуется. И не стала бы им потакать, если бы не одно «но»: ей самой было необходимо поделиться с кем-то своими злостью и негодованием. В хорошем смысле: чтобы эти чувства не выжгли её изнутри. И поделиться эти Гермиона могла только со своими близкими друзьями. А мальчики, в свою очередь, горели огромным желанием высказать своё мнение на этот счёт. И их эмоции мало чем отличались от её. Но ближе к ночи она погнала их спать, потому что хотела написать письмо. Гарри с Роном какое-то время препирались, не желая оставлять её одну и собираясь помочь с написанием ответа. Но потом Гермиона сказала им ещё одну, куда более весомую причину, - она хотела побыть одна. И, как только эти слова были произнесены, мальчики переглянулись, кивнули ей и поднялись наверх, напоследок приободрительно улыбнувшись. Но разве можно исправить эту ситуацию одной лишь улыбкой? Грейнджер пересказала им содержимое письма, пока троица направлялась на Трансфигурацию. — Твои родители умные люди, Гермиона. Думаю, они поймут, что совершили ошибку, — уверенно говорил Гарри. Интересно, он пытался убедить в этом её или себя? Гермиона посмотрела на Гарри и кивнула ему. Их обоих; он убеждал их обоих. И всё же, слова друга обнадежили Гермиону, ведь в удачный исход очень хотелось верить. Она была согласна с Гарри, её родители далеко не глупы, они всегда принимали во внимание ситуацию и обстановку вокруг, каждый раз обдумывали своё решение несколько раз, прежде чем принять его. Но что их заставило принять именно такое решение, которое казалось Гермионе совершенно необдуманным и даже глупым? Думать об этом не хотелось. Слишком тяжело, слишком больно, слишком раздражающее. Просто слишком. —Я не спорю, что родители Гермионы не глупые и образованные люди, но стали бы умные люди выдавать дочь замуж не по её желанию за Пожиратели Смерти? — Рональд! — строго осадила его Грейнджер. — Прости, конечно, Гермиона, но то, что они сделали.. — Уизли набрал в грудь воздух и чуть покачал головой, ища подходящее выражение, чтобы высказаться, но, так и не найдя нужного, протараторил, — слишком ужасно, чтобы ты их сейчас защищала! Тем более, ничего такого я не сказал. — Они все равно мои родители, — воспротивилась Гермиона,— И это просто недоразумение, простая ошибка. Всем людям свойственно оступаться. Так что не говори больше ничего подобного о них! Гермиона действительно так считала. Как бы её родители не ошибались, всё равно они — ее семья. Тем более, это недоразумение, которое они хотят сотворить, поправимо. Всё всегда поправимо. — Ладно, извини, — нахмурившись, опустил голову Рон. — Просто.. Это произошло так внезапно и странно, что я до сих пор не могу поверить, что ты и Малфой.. Должны потом.. — Нет!— слишком резко оборвала его Гермиона. Она не хотела это услышать. Будто бы когда мысли станут материальны, ничего нельзя будет изменить. Будто придётся принять это всерьез, как что-то возможное, — Нет, Рон, — чуть улыбнулась, произнося слова уже спокойно, — Всё нормально, не стоит так переживать, ведь ничего ещё не произошло. Да и не произойдёт. Это всего лишь письмо. — Письмо, в котором тебе диктуют правила твоей же жизни, — тихо сказал Гарри. — Вот именно! — наконец-то найдя поддержку, опять начал Рон. — И читать такое и понимать, что обрекают на жизнь с ублюдком твою лучшую подругу.. — он промолчал и покачал головой. Гермиона остановилась и взяла мальчиков за кисти, немного поворачивая их лицом к себе. Нужно было это прекратить. Потому что самой Гермионе сдерживать желание в очередной раз разразиться гневом было тяжелее, чем им. — Мальчики, я всё понимаю, правда, — она поочередно заглянула в глаза Гарри и Рона, — Но поймите, каково сейчас мне. И если вы хотите меня поддержать, то лучшим решением будет вообще не говорить об этом. Так вы делаете только хуже. — Но, Гермиона.. — попытался Гарри. — Хорошо, — удивил смирением и понимаем Рон, — Мы тебя поняли. Будем стараться говорить сегодня только о, конечно же, о-очень важных уроках и заданиях. Что такое это вынужденное замужество вообще? — он вздохнул и посмотрел на Гарри. Гермиона улыбнулась, слушая этот сарказм. Но она готова выслушать что угодно в паре с понимаем и согласием, которым располагал Уизли. Гарри вынужденно кивнул другу. — Спасибо, — сжала их руки гриффиндорка, после чего отпустила и они пошли дальше по коридору. Оставшиеся минуты они шли в молчании, но перед самим входом в кабинет Гарри решил спросить Уизли про квиддич, чтобы уничтожить осадок до сих пор витающей в воздухе нежелательной темы. — Да, думаю, я буду ходить на тренировки, — отвернувшись от кабинета, чтобы ответить Поттеру, Рон открыл дверь кабинета трансфигурации. И из-за того, что отвернулся, чуть не налетел на выходящего из него человека. — Уизли, ты совсем зрения лишился, пока пытался прочитать пособие для безруких магов? — Малфой скривил губы и, слегка толкнув Рональда, собирался выйти из кабинета. Рон сжал кулаки, уже открыв рот для ответа, как Гермиона опередила его, вступившись за друга. Она представляла, что сейчас ощущает Уизли. Но никто не представлял, какую ненавистную злость чувствует сейчас она. — Следи за своими словами, Малфой. Он не имеет право говорить такое Рональду. Все, что требовалось от Малфоя — молчать и учиться. Но вся проблема в том, что так думала только Гермиона, забывая, что Малфою всегда было плевать на требования и нормы поведения. Он остановился, медленно разворачиваясь, и взгляд серых глаз врезался в карюю радужку. Это был первый раз, когда они увидели друг друга после новости, которую сообщили им родители. И оба, при взгляде друг на друга, готовы были уничтожить всё вокруг. Слишком жгучая ярость, слишком разрушительная ненависть. — Не суй свой нос, Грейнджер, — его лицо, до этого выражая лишь лёгкую раздражительность, стало грубым и жёстким, что точно выражали острые скулы. Ледяные глаза с отвращением и ненавистью смотрели на Гермиону. Ну уж нет, Нарцисса, ни за что в жизни эта сука не будет стоять рядом со мной в чёртовом свадебном платье. — Ты оскорбил моего друга и я не собираюсь молчать, — она смерила его таким же разрушительным взглядом, вздергивая подбородок. — Что, не успели обвенчаться, а уже ссоритесь? Тогда у меня для вас печальные новости: уже пора подыскивать семейного психолога, — Забини оперся на косяк, скрещивая руки на груди и усмехаясь. Разряжая обстановку или в угоду своему юмору? Хотя с чего бы ему волноваться о царящем вокруг напряжении? Гермиона опешила, и вся её злость вытеснилась изумлением. Он знает? И ещё хуже: «Он сказал это вслух?». Грейнджер даже не думала, что Малфой решится это кому-то рассказать. Но он рассказал. Вчера, вернувшись из Мэнора, Драко уже поджидал Блейз, требующий ответы на вопросы. Малфой попросил его отойти вместе с ним в Астрономическую башню, чтобы рассказать без лишних ушей, ведь если это узнает кто-то из остальных, будет слишком много проблем, а ему сейчас это совершенно не нужно. Достаточно уже существующих. Почувствовав прохладу осеннего вечера, Драко рассказал Забини всё, что произошло. Про письмо, его абсурдное содержание и, конечно же, про саму виновницу этого — Нарциссу. Он доверял Блейзу, поэтому ждал его слов на этот счёт. Забини сначала не поверил Драко, обозвав Малфоя придурком и высказав пару ласковых о его тупом юморе. Драко усмехнулся, ведь сначала тоже считал, что всё это — глупый розыгрыш. Идиотская шутка. Но, как там говорят, в каждой шутке есть доля правды? Что ж, в его случае бредовая правда не оставила места для шутки, посчитав её лишней и просто нагло вышвырнув. — Говори что угодно, но я все равно не понимаю, как Нарцисса умудрилась расставить свои приоритеты так, что Грейнджер оказалась достойной. Занудная предательница крови, что за чёрт? — наконец-то поверив в слова Драко, нахмурился Забини, рассуждая обо всём услышанном. — Спроси у неё самой, потому что наши разумы и взгляды, как видишь, несколько отличаются, — едко усмехнулся Драко, отворачиваясь от Блейза. — Теперь, — так тихо, что можно было и не услышать, если бы Забини ещё давно не привил себе привычку прислушиваться к посторонним голосам. — Она твердит, что девушки-слизеринки — дети настоящих свободных Пожирателей. Блейз тихо усмехнулся. — Да, полный бред, — покачал головой Драко, — Говорит, что не хочет мне такой жизни и прочую чушь. Но зато чуть ли не до молитвы уверена, что Грейнджер у нас святая ведьма, наилучший вариант для меня, — Драко сдал поручень. Эта ситуация настолько абсурдна, что даже говорить об этом было стыдно. Было бы стыдно, если бы голову не затмивала злость. — А то, что ты ненавидишь её, а она тебя, Нарциссу не смутило? — приподнял бровь Блейз. — О, по её мнению, всё изменится, — покачал головой Малфой, — Ведь у нас впереди целый год. Парень ещё минуту молчал, после чего его голос разрезал напряженную тишину. — Но ты же всё-таки поговорил с Нарциссой, так? Она всегда к тебе прислушивалась, так что, думаю, и в этот раз согласиться с тобой. Сам знаешь, Грейнджер не та, кто займёт знаменитое место миссис Малфой, — Забини положил руку на плечо друга. Блейз всегда знал, какие слова в какой ситуации лучше сказать, как поддержать, не раз выручая Драко. Дипломат. Это то, что не доставало самому Малфою. И поэтому в том числе Малфой ценил Забини. Блейз был тем единственным человеком, кого он мог назвать другом. Тем, в ком Драко мог не сомневаться. Только поэтому он снисходительно относился ко всем едким саркастичным высказываниям и шуткам однокурсника, почти всегда отвечая точно в таком же тоне, из-за чего у них развивалась шуточная перепалка. Остальные же слизеринцы были просто слизеринцами. Людьми, по соседству с которыми живёт Малфой. За исключением Нотта, пожалуй. Того можно было назвать хорошим приятелем, но на этом его отношения с Драко ограничивались. Поэтому и сейчас наглый и неуместным юмор Забини вступил в свою роль. Драко перевёл на Блейза вопросительно-убийственный взгляд, который был умело проигнорирован. — Драко, ты куда вышел? У нас урок через минуту, — он бросил еле-заметный неодобрительный взгляд на Гермиону и вернулся в кабинет, усмехаясь. Малфой, не обращая ни грамма внимания на испытывающий взгляд гриффиндорки, зашёл в кабинет вслед за Забини. Он чертовски жалел, что не вышел пятью минутами ранее и не смог закурить, как только что собирался. — А этот откуда знает? Неужели Малфой рассказал ему? — Рон посмотрел на Гарри, а потом на Гермиону. — Видимо. Ладно, сейчас и вправду начнётся урок, надо заходить, — Гермиона ещё раз прокрутила в голове факт, который только что узнала. Малфой рассказал Забини, а это значило, что ему, возможно, ничего не стоит болтнуть кому-то ещё. Хотя Грейнджер с трудом верила, что слизеринец будет кричать на весь Хогвартс о том, что будет связан узами брака с, как он выржался, маглолюбкой. Вероятно, Малфой сделал что-то, что насторожило Блейза и навело на расспросы, на которые слизеринец был вынужден дать ответы. Или Малфой сам рассказал Забини, поскольку тот был его другом. Другом. Странное слово, если употреблять его в контексте Малфоя. Как с ним вообще можно дружить и не сойти с ума? Только если быть таким же надменным и до ужаса язвительным. Тем не менее, Грейнджер надеялась, что Малфой будет держать язык за зубами, потому что ей совершенно не хотелось слышать от всех сплетниц мерзкие истории про саму же себя. И видеть жалостливые взгляды других учеников тоже, если они вообще были бы. Гермионе вообще ничего не хотелось: слова Забини, слетевшие так легко с его языка, будто ударили Гермиону под дых. Не слышать, не слышать, не слышать. Вот, как они и сделали с Малфоем. Уничтожающие взгляды, но ни слова о письмах. Будто это была просто ненависть, тянущаяся из глубокого детства. Не более. Гермиона села за парту, настроившись на урок. Выкидывая ненужные мысли из головы. Сегодня она вся была, как на иголках, потому что в ближайшее время ей должно было прийти ответное письмо от родителей. И она, в противоречие уверенности в однозначности их слов, боялась увидеть ответ, который ей совершенно не понравится. — Доброе утро, господа, — Минерва сложила руки в замок, опуская их и осматривая класс. — Сегодня мы закончим начатую тему, а в конце занятия проведем практическую работу. Гермиона улыбнулась, радуясь, что сейчас ее голову займут мысли о предстоящей работе, вытесняя волнующие. А вот Малфою было не до трансфигурации. Он уже несколько минут испепелял взглядом Макгонагалл, ожидая, когда та наконец уже заткнется и начнёт писать что-нибудь на доске, давая возможность ему спокойно поговорить с Забини. И вот, когда она все же исполнила его желание, он развернулся к другу. — Ты думаешь, что несешь, Блейз? Хочешь, чтобы об этом верещала вся школа? — Успокойся, Малфой, там по близости никого не было, кроме этих троих идиотов. Уж прости, не мог удержаться, тем более, что Грейнджер сто процентов рассказала им: лица Поттера и Уизли и их переглядывания тому подтверждение. Но ты же знаешь, что от меня об этом не узнает ни одна живая душа, — он мельком посмотрел на друга, после чего перевёл взгляд обратно на доску. И он был прав, Малфой знал это. Но это не мешало ему всё равно вылить накопившуюся в груди злость на Блейза. — Знаю. Но это не значит, что я хочу слышать шутки обо мне и маглолюбке, — он фыркнул. — А какая мне разница, что ты там хочешь? — Забини ухмыльнулся, кидая саркастичный взгляд на Драко. Малфой закатил глаза. Забини. Иногда приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы стерпеть его. — Да, только засунь себе эти «шутки» в задницу, потому что этой херни никогда не произойдёт. Блейз лишь усмехнулся, не удосуживая друга взглядом. Прошла половина занятия, когда профессор развернулась к классу и сообщила, что сейчас будет практическая работа. — Но эту работу вы будете выполнять в парах. Я распределю каждого из вас с человеком из другого факультета. Весь класс посмотрел на Минерву, как на больную из Мунго, начиная протестовать. Слизеринцы, как и гриффиндорцы, были категорически против работать друг с другом. — Тишина! Это просто совместная работа. Я не прошу вас жить в одной комнате с этим человеком, — она, больше ничего не желая слышать, начала распределять учеников по парам. Гермионе было всё равно. Всего лишь полчаса посидеть с кем-то из Слизерина, выполнить работу и сдать — ничего такого, что было бы невозможно и требовало огромных усилий. Хотя, конечно, выслушивать язвительные комментарии не было пределом её желаний, выбора всё равно не было. Единственное, что волновало, — чтобы у партнёра были мозги и знания, с которыми они вдвоём выполнят работу на отлично. А так, у неё есть весомая причина, из-за которой стоит злиться и раздражаться. Макгонагалл начала перечислять пары учеников. — Поттер и Блетчли. Уизли и Булстроуд,— Гарри и Рон тяжело вздохнули, понимая, что теперь оставшуюся половину урока вынуждены сидеть со своими змеиными напарниками. — Удачи провести время с золотым мальчиком, — Драко усмехнулся, наблюдая, как Блетчли собирает вещи, чтобы пересесть к Поттеру. Тот, в свою очередь, скорчил Малфою едкую улыбку, садясь к гриффиндорцу. Сам Драко надеялся, что гриффиндорцы закончатся и он останется с Забини. Хоть вымрут, ему плевать. Но вот Блейза распределили к Долгопупсу и Малфой разочарованно вздохнул, ожидая свою очередь, и не забывая сравнять счёт по тупым и неуместным шуткам с Забини. — Эх, зря Гринграсс решила проспать трансфигурацию, — фальшиво грустно свёл брови к переносице Малфой. — Стоило ей оставить драгоценного Блейзи одного, как тот сразу прыгнул в объятья Долгопупса. Блейз стукнул его по плечу, пересаживаясь и бурча что-то схожее с «идиот». — Так, вроде всех распределила. Остались только Малфой и, — Макгонагалл пробежалась глазами по классу, — Грейнджер. Будьте добры, сядьте вместе, мы сейчас уже будем начинать. Улыбка Малфоя моментально исчезла с его лица. Это что, блядь, шутка какая-то? С Грейнджер? Да чёрта с два, никуда он не пойдёт. — Малфой, будьте добры, не заставляйте меня повторять дважды. Пересядьте к мисс Грейнджер. Быстрее, вы задерживаете урок, — она строго посмотрела на него и отвернулась, доставая всё нужное для работы. Драко услышал приглушенный смех и ему даже поворачиваться не нужно было, чтобы понять, что злорадствует Забини. К чёрту его. Малфой рыкнул, проклиная всё и всех, резко хватая свои вещи и направляясь к парте гриффиндорки. Мысль, что его прокляли, всё сильнее закреплялась в сознании. А Гермиона в это время до сих пор не отпустила перо, которое зажала в руке, когда услышала, кого в напарники ей назначила профессор. Распахнутые глаза не сводили взгляда с Минервы, ожидая, что та скажет, что ошиблась при распределении. Но преподавательница продолжала подготавливать вещи для предстоящей работы, как ни в чем не бывало. Ещё минуту назад она думала о том, что ей плевать на то, что работу необходимо будет выполнить с кем-то из слизеринцев. Что ж, время в очередной раз ошибиться в своих словах. Гермиона поджала губы и до треска пера оставались секунды. Они все сговорились, чёрт возьми? Давайте её ещё переселят к нему в комнату, чего мелочиться? Немыслимо. Она чуть вздрогнула, когда из мыслей её вывел шум на соседнем месте. Малфой небрежно кинул вещи на стол, развалившись на стуле. Он тоже был, мягко говоря, не в восторге. Хотя зачем говорить мягко? Это никому не нужно. Малфой готов был метать молнии. Гермиона сдвинулась на вторую половину скамейки их парты, к краю, отодвигаясь от слизеринца. Она хотела как можно больше оградить себя от него. Драко, заметив это, едко усмехнулся. — Можешь вообще под парту сесть, я не против, — он взял перо и покрутил в пальцах. Гермиона, кажется, захлебнулась своим негодованием. Как можно быть таким невыносимым, что вся её выдержка — а она у Гермионы была одним из лучших качеств — летит к чертям? К тому же, это вообще-то её парта и это он к ней пересел, а не наоборот. Так что почему это она она должна сдвигаться, только чтобы не соприкасаться с ним, доставляя себе же дискомфорт, а он вальяжно сидеть, словно это было в порядке вещей? Ещё и делать вид, что Гермиона подстраивается под него, спрашивая разрешение? Тем не менее, со своего конца Грейнджер не сдвинулась. Желание быть от него на расстоянии пока что преобладало над гордостью. — Да лучше уж под парту, чем быть так близко к тебе, — голос её звучал твёрдо, а внутри Гермиона молилась, чтобы Макгонагалл поскорее начала и ей не придётся разговаривать с Малфоем. Это невыносимо. Те раздражение и злость, которые чуть ли не мгновенно зарождались в груди, пугали её; нельзя держать в себе столько негатива. Потому что сейчас в её душе должно быть только равнодушие. Холодное и тягучее. Но новость, свалившаяся на неё вчера, портило список с названием «должно быть». — Даже если ты ляжешь под парту, это будет недопустимо близкое расстояние, так что можешь не задалбывать меня и сразу свалить из Хогвартса, — холодный голос, отчеканивший слова, будто он учил их всю жизнь и вот, наконец, ему представился шанс их сказать. Или он так говорил всегда? Драко повернул голову и увидел, как выражение лица Грейнджер меняется со скоростью света, становится более строгим, сосредоточенным и рассерженным. Бедняжка, никак не может придумать достойный ответ. Голос Минервы оторвал обоих от перепалки, заставив вникнуть в суть задания, а не в то, как бы выдержать этот чертов урок. — Итак. Я соединила вас в пары именно таким образом, потому что вы должны научиться работать друг с другом. Научиться предугадывать действия напарника, находить подход друг к другу и, конечно же, ладить между собой. Как вы уже помните, на шестом курсе мы начали изучать Дезиллюминационное заклинание. Но тогда мы ограничились лишь небольшими животными, а теперь продвинемся дальше, усложняя задачу. Гермиона уже начинала понимать, что Макгонагалл хочет им задать. Дезиллюминационное заклинание — это чары, которые делают объект, в том числе и живой, совершенно неотличимым от окружающей обстановки. Невидимым. Их ещё называют чарами хамелеона. Но понимая, что тогда ей придётся работать с Малфоем напрямую, а не просто иногда меняться определёнными предметами, она очень хотела ошибаться в своих догадках. — Сегодня вы опробуете эти чары на человеке. А именно, как вы могли уже догадаться, на вашем напарнике, — профессор ещё раз показала правильное движение палочкой, ведь если хоть чуточку ошибиться, то это может привести как к плачевным итогам, как и абсолютно ни к чему страшному. Если повезёт, разумеется. Гермиона, мысленно тяжело вздохнув и пожелав себе удачи, развернулась к Малфою, чтобы выполнить задание. Он, даже не шелохнувшись, продолжал неподвижно сидеть, устремив ленивый взгляд на Макгонагалл. Мерлин, как Грейнджер это раздражало. И как ей с ним работать? Давай, Гермиона, быстрее начнешь, быстрее закончишь. — Профессор Макгонагалл не выполнит за тебя твоё задание, Малфой. Так что, повернись и давай начнём. Он, прикрыв глаза, чтобы успокоить подступающий гнев от её повелительного тона, развернулся. Старуха точно ответит за то, что сунула его в пару с этой мерзкой выскочкой. — Смени свой тон, Грейнджер. И да, так уж и быть, давай начнём, — и снова эта самодовольная ухмылка, которую Гермиона уже как восьмой год терпеть не могла. Хотелось стереть, задавить, убрать. И опять Малфой всё переворачивает так, будто она ждёт его позволения. Просто пережить чёртов урок. Гермиона потянулась к палочке, чтобы использовать магию, но не успела этого сделать, услышав, как из рта Малфоя вылетают слова заклинания. В эту же секунду она почувствовала, будто какая-то невидимая пелена накрывает её, скрывая от других. Но при этом она всё равно видела окружающих, в том числе и Малфоя, который равнодушно смотрел сквозь неё. Его совершенно не заботило, что сначала он должен был предупредить её о том, что использует чары. Кретин. Прошло уже две минуты и Гермиона ждала, пока он снимет наложенное заклинание. Но он, видимо, вообще не собирался снимать чары. Она бы с удовольствием сделала это сама, только вот по заданию профессора Макгонагалл снять их может только тот, кто наложил. Грейнджер уже возненавидела создателя этого заклинания. Почти также, как и его. Но просто сидеть и ждать, пока Малфой соблаговолит её освободить, она уж точно не собиралась. Гриффиндорка пихнула его ногой под партой, напоминая о своем присутствии. — Маглолюбка, у тебя какие-то проблемы или заболевания, что ты не можешь спокойной сидеть? — Сейчас же сними чары, Малфой, — она проигнорировала прозвище-оскорбление, руководствуясь голосом разума. И он твердил, что если Гермиона ответит, вспышкам заклинаний не миновать. Её спокойствие и выдержка были практически до основания уничтожены войной, — Или я позову Макгонагалл. Сам будешь объяснять, почему не в состоянии выполнить простые требования. — Угрозы настоящей гриффиндорки. Мне стало так страшно, что я прямо сейчас накинусь на тебя с мольбой о прощении,— он фыркнул, отворачиваясь от неё. Да что он себе позволяет? Драко было так сильно плевать на этот урок, на Макгонагалл, что обрекла его на эти дохрена увлекательные беседы с Грейнджер, на саму маглолюбку, которая вымораживала его одним своим обществом. Хотелось просто выключить звук вокруг и прочувствовать ледяную тишину. До клеток кожи, через клапаны сердца. — Малфой! Драко, выругнувшись, закатил глаза. Этот урок когда-нибудь кончится, или он в петле матрицы? Малфой взмахнул палочкой, выводя определённую руну, и снял с Гермионы чары. — С какой Мерлиновой стати ты вообще использовал заклинание, не предупредив? Ты видел, что я собиралась наложить чары первая. Салазар, как же она его достала своим нравоучительным тоном. Эта дура забывает, что он не Уизли или Поттер, которых нужно приручать и поучать. Не прошло и получаса, а он уже хочет избавиться от неё. Зачем вообще создали совместные уроки Слизерина и Гриффиндора? Ведь совершенно ясно, что два ненавидящих друг друга факультета не будут желать друг другу доброе утро и хорошего дня. Всё изменится, Драко. Ему хотелось рассмеяться матери в лицо. Хотя, пожалуй, кое-что действительно может измениться: они станут ненавидеть друг друга ещё больше. В обратную же сторону он просто не позволит этому произойти, если опустить факт невозможности этой самой обратной стороны. — Грейнджер, иди к чёрту. Мне совершенно наплевать на то, что ты там собиралась сделать. Твоя лохматая голова не подумала, что в этом вся твоя проблема: ты только собираешься, а я уже сделал? — он говорил с ней, даже не поворачиваясь в сторону Гермионы, демонстрируя своё неуважение и пренебрежительность к ней. — Твоя проблема в том, что ты слишком много думаешь о себе, Малфой, — она схватила палочку, проговаривая заклинание. В эту же секунду Малфой исчез. Хорошо бы навсегда. Избавившись от его выводящего из себя общества, ей стало легче. Урок Трансфигурации перестал быть таким невыносимым и напряжённым, приобретая привычные краски. К чёрту Пожирателей. Она посмотрела на Гарри, который заклинал Блетчли, при этом говоря что-то оскорбительное. Он тоже желал поскорее убраться отсюда. Гермиона обернулась на парту Уизли. А вот Рону повезло больше: несмотря на то, что Булстроуд была слизеринкой, она спокойно и молча работала с Роном, не доставляя никому из них дискомфорта. Но наслаждаться спокойствием ей пришлось не очень долго. Малфой не собирался дарить ей такую возможность, как забыть о своем жалком существовании. Хотя, даже если бы он сейчас был на другом конце Хогвартса, Гермиона всё равно бы ощущала волны презрения, эгоизма и самодовольства, что исходят от него, отравляя всё вокруг. Черни здесь не место. — Грейнджер, ты забыла, как использовать обратные чары? Тогда подойди к своей треклятой деканше и узнай. — Ой, а ты что, до сих пор здесь? — она передразнила его тон. Око за око, как говорится. Гриффиндорка почувствовала крепкую хватку на своём локте. Слизеринец дернул Гермиону, из-за чего её тело подалось вперёд. Она втянула в себя воздух, чувствуя, как ее лёгкие заполняются его змеиным запахом. Что-то похожее на морозный хвойный лес с примесью кофейного табака. — Если решила отомстить мне, то я бы очень не советовал тебе этого делать, маглолюбка,— пускай она и не видела его, но точно знала, что сейчас его глаза, как вулкан: загляни в них — и тебя сожжет лавина ненависти и презрения. — Что, будешь козырять своим положением Пожирателя? — вырвалось у нее. Опять необдуманно, опять неосознанно. Опять, опять, опять.. — Сними чары и повтори это, — место, где его пальцы сжимал кожу, больно горело. — Или сучки вроде тебя слишком лицемерные? — Мне нет нужды доказывать тебе что-либо. Она резко вырвала свой локоть, подаваясь назад. Гермиона больше не собиралась терпеть это, а потому взяла палочку и прошептала обратное заклинание, которое вновь сделало Малфоя видимым. Поймав на себе полный, такой опасной и густой, ненависти, что ей впервые всерьёз захотелось спрятаться, ледяной взгляд серых глаз, Гермиона посмотрела на Макгонагалл, которая смотрела на учеников, проверяя, как они справляются с заданием. Его лёд резал, обжигал ненавистью и Гермиона сжала ладони. Отстань, отстань, отстань. Грейнджер очень надеялась, что профессор заметила, что ставить её и Малфоя в пару — было самой большой ошибкой в жизни, поэтому она сейчас скажет, что больше смешивать факультеты не будет. Но Минерва считала иначе. — Как я вижу, большинство хорошо справилось со своим заданием. Поэтому я решила, что теперь каждую практическую работу вы будете выполнять в парах с тем учеником, с которым я вас распределила. Малфой сжал перо до треска, желая уничтожить Макгонагалл. Это старуха совсем с ума сошла или в чём причина того, что её мозг перестал соображать? Теперь он ненавидел практику на Трансфигурации. Ненавидел саму Трансфигурацию. Этот раз должен был стать последним. Потому что в следующее их совместное задание он просто не сдержится и наложит на Грейнджер Петрификус, и плевать ему хотелось на последствия. Что, будешь козырять своим положением Пожирателя? Хорошо. Да, Грейнджер, раз ты так сильно в это веришь. Но не забывай, что в последствиях будешь виновата только ты. Ещё Малфой понял, что отношения с его матерью падут в пропасть. Потому что он будет препираться с ней хоть целый год, но добьётся того, чтобы Нарцисса расторгла этот хренов договор. Разорвала. Уничтожила. Как спасательный круг, на весь кабинет прозвенел звонок. Малфой собрал все свои учебники и вышел из аудитории, не обращая внимания на насмехающийся взгляд Забини. Он собирался закурить и сходить в душ. А Гермиона продолжила сидеть за партой, собираясь с мыслями. Раньше она не особо была уверена в своих словах, что этот год будет лучшим, а теперь и вовсе всякая надежда пропала. Просто исчезла, стёрлась в порошок. Потому что у этого года была одна цель — довести её до нервного срыва. И что-то ей подсказывало, что ему удастся.