Пусть вечерняя звезда Взойдет над тобой. Может быть, при свете дня Ты будешь другой. Но сейчас твой дом далёк, И твой путь так одинок. И опять приходит тьма, Но верь, и ты пройдешь свой путь. И не вечно правит тьма, Надежда вновь жива.
И когда отступит тьма, Солнца луч найдёт тебя. Надежды свет ты несёшь с собой. Надежда вновь жива С тобой.
Мельница.
— Северянам будет удобнее звать тебя Эриком, — сказала его мать, перекрикивая завывания ветра. Тот дул по тропе, напевая свою древнюю песнь и обещая скорую зиму —беспокойный, как мужчина, ворочающийся во сне.
«Им удобнее никак меня не звать», — подумал он.
Ли Бардуго, «Демон в лесу»
Мальчик, которого на этот раз звали Эриком, лежал неподвижно, обняв колени и накрывшись одеялом с головой. Он наблюдал, как колышется оранжевый свет от лампы и старался дышать медленно, как спящий. Его тень мерно поднималась и опускалась на стене, увешанной пятнистыми оленьими шкурами. Вдох. Выдох. Эрик сжал влажные пальцы под щекой и прислушался к тому, как мать ходит туда-сюда по хижине, разбирая их скудный багаж. Она двигалась почти бесшумно, ступала осторожно — значит, верит, что он уснул. Хорошо. Чтобы отвлечься от ожидания, мальчик постарался прикинуть, сколько времени осталось до условленной встречи с Анникой. Вспоминал проведенный вместе день, ощущения от прикосновения ее руки. «Мама сказала, мы останемся здесь до оттепели, на три-четыре месяца. Это девяносто или целых сто двадцать дней. И они все могут быть похожи на сегодняшний». Он очень старался не заерзать при этой мысли — она так окрыляла, что было сложно оставаться неподвижным. Следующие несколько месяцев он может быть Эриком. Может найти свое место в этом лагере гришей, есть горячую еду каждый день и просыпаться в одной постели целых сто двадцать раз. Может обрести дом и, возможно, даже завести друзей. А друзья развлекаются вместе. И нарушают правила. Мальчик улыбнулся в подушку. Время текло удивительно медленно. Наконец, он увидел профиль матери на стене: она потянулась задуть лампу. Огонек фыркнул и погас. Противно запахло тлеющим фитилем и жиром. Эрик подавил желание чихнуть, украдкой потер нос краешком шершавой наволочки. Внезапно ладонь легла ему на лоб — мамино кольцо ужалило холодом. Эрик застыл. «Она знает. Знает и никуда не пустит, ” — подумал он с обреченным отчаяньем. Мама склонилась над ним. Эрик зажмурился так сильно, что ресницы задрожали на щеках. Прикосновение губ к волосам было невесомым и быстрым. Мальчик скорее угадал, чем почувствовал его. Мама едва слышно вздохнула. Поправила одеяло и отошла. Зашуршала одежда, а потом скрипнула соседняя кровать — она легла. Эрик позволил себе вдох. За радостью и облегчением он ощутил укол вины. Мадрая волнуется за него, хочет уберечь. Мир опасен для гришей, особенно для усилителей. Одного прикосновения достаточно, чтобы превратить его из мальчика в добычу. А он подал Аннике руку… Но он так устал быть особенным среди особенных. Устал быть осторожным и одиноким. Мальчик вслушался в тишину, стараясь уловить звук маминого дыхания. Нужно дождаться, когда оно станет ровным и глубоким. Вдох. Выдох. Вдох… Вроде бы спит. Эрик опустил босые ноги на укрытый шкурами пол и поежился — мех был холодным и колючим, как иней. Сердце замерло, а потом зачастило. Мальчик испугался, что оно бьется слишком громко. Сон Черной ведьмы был чутким, настороженным, как у лани. Мама никогда не доверяла миру настолько, чтобы позволить себе крепко спать, всегда была начеку, и не зря. Сотни лет и сотни раз это спасало ее от гибели. Поэтому Эрик досчитал ста двадцати прежде чем сделать первый шаг к выходу. Он не решился обуться — прижав сапоги к груди и затаив дыхание, босиком выскользнул на улицу. После глухой темноты хижины мир снаружи показался чересчур светлым для ночи. Искристые звезды спорили яркостью с полной луной. Небо было невероятно красивым и…странным? Словно там, наверху, что-то случилось или вот-вот должно было случиться. А лагерь уснул. Не горело ни одного огонька, и покрытые торфом хибары слились с тенями, превратились в часть пейзажа, будто этого места и не существовало вовсе. Только редкие струйки дыма от очагов намекали на то, что поселение гришей не исчезло и с рассветом вновь оживет. Эрик тряхнул головой, отбрасывая волосы со лба. Оглянулся на хижину и поспешил прочь от спящего лагеря. Прозрачный дым от труб потянулся за мальчиком, будто пытаясь удержать, а потом, разочарованно качнувшись, вновь робко потянулся к звездам. *** Эрик обулся только у самого леса, когда деревья спрятали его от луны и звезд. Глубоко вдохнул сладкий воздух, пропитанный смолой, и попытался вспомнить дорогу к ручью. Прошел с полмили, волнуясь и надеясь, что свернул в правильную сторону. Лес был темно-синим — свет не проникал через плотную вязь ветвей. Ухали совы. Эрику пришлось напомнить себе, что он слишком взрослый, чтобы бояться темноты. Он постарался сосредоточиться на том, как покров из бурых иголок хрустит под его подошвами. «Надеюсь, я не опаздываю не слишком сильно. Вдруг Анника решит, что я не приду?» Мальчик осторожно взглянул вверх, чтобы определить время. Лоскуты тревожного неба блестели в просветах между ветвей. Эрику показалось, что звезды расцвели еще ярче, но не успел вновь подумать о том, что это странно — впереди показался низкий холм. Стоило подняться, и сосновые лапы распахнулись, открыв вид на большой пруд… или даже озеро. Эрик замер на макушке холма, приоткрыв рот. Звезды пульсировали над водой, как одно большое сердце. Мальчику почудилось, что они готовы осыпаться прямо на него, словно переспелые яблоки. Он поспешил опустить взгляд. Зачарованно проследил за рябью лунной дорожки и наткнулся на темный силуэт. Анника лежала спиной на воде, качаясь на волнах лунного света. Она глядела в небо задумчивыми глазами. Почувствовав, что на на нее смотрят, девочка вздрогнула и быстро перевернулась на живот. Помахала Эрику. Мальчик торопливо спустился к берегу. Анника подняла волну навстречу, и вода лизнула его сапоги. Девочка засмеялась, а Эрик улыбнулся. Все равно носки промокли уже давно. — Привет, — прошептал он, присаживаясь на корточки. Он не знал, почему шепчет. Может быть, потому что это все похоже на сон, а ему совсем не хотелось просыпаться. — Думала, что ты уже не придешь, — Анника подплыла ближе и остановилась у самого камыша. Ее белые волосы под лунной вуалью казались голубыми, а лицо — изменчивым, как рябь воды вокруг. — Пришлось дожидаться, пока мама уснет, — объяснил Эрик, с трудом стягивая мокрый сапог. Голенище забавно хлюпнуло, и мальчик почувствовал, что от смущения его щеки потеплели. Он отвернулся от смеющихся глаз Анники и начал раздеваться. Снимая кафтан, вновь невольно замер, случайно взглянув наверх. Девочка тоже подняла лицо. — Наверное, будет звездопад, — сказала она упавшим голосом. — Это же здорово. Анника покачала головой. — Северяне верят, что падающая звезда — дурной знак. Небо будто услышало и наклонилось ближе к маленькой шквальной. Тысячи сияющих глаз пристально вгляделись в ее лицо. Белесые ресницы Анники задрожали. Она резко отвернулась и тихо поплыла к середине пруда. — А в Равке наоборот. Это к удаче, — возразил Эрик ей в спину, раздеваясь до нижнего белья. Он не знал, как объяснит матери мокрую сорочку, но слишком стеснялся снимать все. — Возможно, — пробормотала Анника, не оглядываясь. Мальчик пожал плечами и прыгнул вслед за ней в звездную воду. Всплеск. Шепот пузырьков защекотал уши, сменился тишиной. Эрик распахнул глаза, увидел луну сквозь дрожь воды. Кончиками пальцев оттолкнулся от илистого дна и взлетел навстречу свету. Волны расступились, и небо встретило его хороводом огней. Мальчик окунулся в бесконечный простор его красоты, ощущая ночную прохладу на своей влажной коже. Головокружительный восторг звенел в нем. Анника неожиданно вынырнула рядом и выдула фонтанчик изо рта прямо ему в лицо. Эрик возмущенно фыркнул, а потом, не удержавшись, рассмеялся и плеснул на нее в ответ. Они зависли в невесомости воды так близко, что Эрик чувствовал, что волосы девочки касаются его плеч и шеи. Анника улыбалась, и он улыбался тоже. В этот миг он был бесконечно счастлив. «У нее на щеках веснушки. Те, что появляются летом, чтобы зимой напоминать о солнце, а весной исчезнуть». Улыбка Анники медленно угасала. Взгляд стал внимательным. Сочувствующим даже. Почему?.. Она тряхнула челкой, отводя глаза. Подол ее сорочки задел колени Эрика под водой. Мальчик часто заморгал и тоже отвернулся. Смущенно. Анника поплыла к берегу. — Я собираюсь прыгнуть с разбега! — Уверена, что тут достаточно глубоко? Шквальная закатила глаза, выжимая воду из своей косы. — Я постоянно это делаю. — Осторожно! — крикнул Эрик, сам не зная зачем. Может, чрезмерная забота его матери заразна или передалась ему по наследству. Девочка ловко забралась на большой валун, оставляя на сером камне темные подтеки. Подняла руки, готовясь нырнуть, но вдруг замерла. Над ее головой одна из самых крупных звезд вдруг замерцала взволнованно, словно живая. — Гляди! — воскликнул Эрик. Анника дернулась, но не опустила рук. Холодок пробежал по спине и ногам. Кожа вздыбилась мурашками. Эрик вздрогнул; похоже, вода была не такой уж теплой. Или?.. «Это игра. Шутка. Да?» Холод стремительно густел вокруг него. С ужасом Эрик осознал, что едва может пошевелить руками. — Что ты делаешь?! — Ничего, — ответила девочка, по-прежнему держа руки вытянутыми. Ее рот вдруг дрогнул и скривился. Она плакала, — Прости. Мне нужен усилитель. Я должна позаботиться о сестре. Отец не может нас защитить. Поверхность озера начала затягиваться серой катарактой, затвердевая. Исчезли отражения звезд — вместо них появились кристаллики льда. Они невероятно быстро смерзались, протягивая друг другу игольчатые лапки-лучики. Лед сдавил грудь, температура тела упала. Мальчик понял, что обездвижен. — Я могу! Мы же друзья, — отчаянно выдохнул он, зная, что эти слова его не спасут. Анника не слушала. Не переставая плакать, она подобрала камень, взвесила его в руке и ступила на хрупкий лед. Слезы дрожали на ее подбородке. Девочку трясло, но в глазах была решимость. —Что ты делаешь, Анника? — с мольбой повторил Эрик, хотя и так все понимал. — Да, что ты делаешь, Анника? Эрик с трудом повернул голову настолько, насколько позволил ледяной ошейник, сдавивший шею. На дальнем берегу стоял Лев, сын вождя-улле, от которого этим утром Эрик защитил Аннику и ее маленькую сестру. На поясе парня поблескивали ножны. Он нехорошо ухмылялся. Щека шквальной дернулась. Не поворачивая головы и не замедляя шага, она рыкнула: —Уйди прочь! — У нас с этим мелким незаконченное дело. Как и у нас с тобой, раз уж на то пошло. — Возвращайся в лагерь, Лев. — Ты мне приказываешь? — Давай же, Анника, — как мог громко сказал Эрик. — Если я умру, то не хочу, чтобы Льву достались мои силы. — О чем ты говоришь? — спросил парень, осторожно пробуя носком сапога ледяную поверхность. — Тихо! — яростно прошептала Анника. — Я усилитель. И когда Анника наденет мои кости, ты больше не сможешь издеваться над ней или ее сестрой. — Заткнись! — закричала девочка и схватила Эрика за волосы так сильно, что его брови потянулись к вискам. Секунда потребовалась сыну улле, чтобы осознать сказанное. Забыв про осторожность, парень бросился вперед. Лед многообещающе затрещал под его тяжестью. «Давай же, » — взмолился Эрик, но было поздно. Анника замахнулась. —Прости, — прорыдала она, задыхаясь, — Мне очень жаль. Эрик вдруг увидел, как сияющая точка стремительно скользнула по синеве, как слеза по щеке. Свет, острый, как сталь клинка, расколол витраж неба надвое. Падала звезда. «Пожалуйста, помоги мне, » — успел подумать мальчик за миг до того, как боль вскрикнула красным всполохом в его правом виске. Жар хлынул вниз по лицу, в ушах тонко, гадко зазвенело. Анника вновь подняла щербатый камень, блестящий от крови, но вдруг остановилась. Над головой девочки полыхнуло белым, сноп ее светлых волос вспыхнул жуткой сединой. — Что происходит? — пробормотала она, отшатываясь. Алые капли срывались с ее рук, падали вниз маковыми лепестками, расползались по льду лишем. Девочка поскользнулась на багряных звездах и едва не упала, но, кажется, даже не заметила этого. Лев в десятке шагов от нее замер тоже, задрав голову. Ночь наверху побелела, вылиняла. Мир стал чистым серебром, все цвета исчезли. Эрик с трудом раскрыл глаза. И тут же зажмурил их вновь, потому что повсюду был слепящий, невыносимый свет. Едва он начал меркнуть, деревья закачались, как травинки, сбрасывая птиц со своих ветвей. Вороны волнами поднимались в небо, испуганно вереща. Воздух заполнило биение крыльев и шум листвы, похожий на шторм. Эрик ощутил кончиками пальцев ног, как дно пруда завибрировало. Лед захрустел, ломаясь. Цепочка трещин расползлась по поверхности озера. Анника, не удержавшись на ногах, рухнула на колени, все еще болезненно щурясь. «Это шанс!» Мальчик изо всех сил ударил по надломленному льду. Анника разлепила ресницы и увидела, что ее жертва почти освободилась. Жуткий оскал изуродовал ее лицо. — Нет! — взвизгнула девочка и дернулась вперед. Ее пальцы вновь сомкнулись в волосах Эрика. Она подняла камень. Мальчик зажмурился в ужасе. Этот удар раскроит ему череп. Вот так. Его растащат на кости. Все, что останется матери — лоскуты плоти на берегу. А потом взрослые гриши сделают с ней то же самое. Слеза скатилась по его щеке, мешаясь с кровью. — Отойди от него! Отойди или пожалеешь, что родилась на свет! — раздался дрожащий от гнева голос, и ночной воздух завибрировал от силы, заключенной в нем. Смаргивая липкую влагу, льющуюся со лба ручьем, Эрик с трудом повернул голову. Боль колотилась в его висках, кричала вспышками, и он едва мог видеть. У дальнего берега стояла невысокая фигура. Вся она, от макушки до пят, горела яростным светом. Невероятно длинные волосы цвета старого золота клубились вокруг строгого лица, и в глубине это облака пылали зелеными звездами глаза. — Отойди! — повторила незнакомка, делая шаг вперед. Из сна — в реальность. Золотые локоны хищно потянулись к Аннике. Та всхлипнула от ужаса и выронила камень. Булыжник ядром пробил розовый лед, с громким всплеском ушел под воду. — Хитка, — прошептала девочка побелевшими губами. «Нет, — с замиранием сердца подумал Эрик, — Она…» — Воплощение звезды, — выдохнул с жадностью Лев, резво поднимаясь на ноги. Кинжал блеснул в его руке. — Можешь забрать себе этого чудика, Анника. Сердце звезды куда лучше его костей. И он бросился к берегу, обезумевший от алчности, свирепый, как вепрь. Зеленоокая девочка-звезда бесстрашно встала на тонкий лед. Выбросила ладонь ему навстречу. Сияющий серп выбил клинок из руки сына улле. Парень взвыл, хватаясь за предплечье. На рукаве его куртки тут же выступила кровь. «Разрез! Это был разрез!» — изумленно подумал Эрик. Пораженный, мальчик забыл, что холодная вода вот-вот остановит ему сердце. Что смерть вкрадчиво крадется по его венам. — Ссссука, — прошипел Лев. Его веснушчатое лицо окривело от боли и злости. Сын улле вскинул руку. Ветер со свистом сорвался с его пальцев. Порыв был настолько мощным, что поднял в воздух брызги и мокрый песок. На этот раз Эрик не успел увидеть разрез. Лев просто качнулся назад, и на его правой руке вспыхнула еще одна красная полоса. — Попытаешься навредить еще раз, отрублю тебе кисти, — молвила звезда, обращаясь ко Льву, но не глядя на него, — И тогда ты не сможешь заклинать. На собственной шкуре узнаешь, каково быть беспомощным и беззащитным. Эрик не заметил, как зеленоокая оказалась ближе, хотя не отрывал от нее глаз. Она просто внезапно возникла рядом с Анникой. Очень близко. На расстоянии ладони. В ее глазах не было ни склер, ни радужки — только гнев. Такой холодный, такой беспощадный...Он был страшнее света, жег больнее огня. Сияющие локоны вкрадчиво, но туго оплели запястья Анники, лишая ее возможности заклинать. Шквальная затряслась, но не сдвинулась с места. Затравленный взгляд метался от скорчившегося на льду Льва до прекрасной, как гибель, златовласой девочки. Было видно, Анника хочет убежать, но не может, не смеет. Только ладони ее сжимались и разжимались судорожно, пачкая кровью мокрый подол. Желтая жидкость потекла по ее икрам, щиколоткам, скопилась в исходящую паром лужицу у босых ног. Анника обмочилась от страха. — Помоги мне, — просипела она вдруг тихо и жалобно. — Пожалуйста, Эрик. И тут мальчик очнулся. Непослушные губы сами собой сложились в беззвучное: — Нет. И он ударил сомкнутыми коленями по льду, еще раз, и еще, не обращая внимания на прилив агонии от каждого движения. Мальчик почти потерял сознание, когда лед со звоном разбился, освобождая его. Эрик подтянулся, силясь выбраться, но ноги вдруг налились свинцом и резко потянули тело вниз. Мальчик вскрикнул, попытался поймать острые края проруби, но они ускользнули из-под онемевших пальцев. Он беспомощно раскрыл рот и ушел в обжигающий холод с головой. Вода, густая, как смола, тут же заполнила нос и легкие. Тьма сомкнулась вокруг Эрика. Ощущение пространства стерлось. В жуткой, давящей подводной тишине он вдруг услышал свое настоящее имя. И поверил в то, что действительно вот-вот умрет. Чьи-то руки вцепились в его рукава, потянули, но соскользнули. — Александр! Хватайся за меня! Ну же, — просил, почти умолял незнакомый голос. Он настойчиво пробивался сквозь воду и тишину, через черное дыхание смерти. Страшное оцепенение спало. Вслепую мальчик схватился за невидимые плечи и устремился вверх в надежде глотнуть хоть немного воздуха. Девочка со звездными глазами отчаянно тянула его, скользя коленями по льду, с каждым вздохом сама оказываясь ближе к воде. Дрожь напряжения прошла по ее телу. На закушенных губах выступила рубиновая кровь, и девочка резким, почти невозможным рывком выволокла Александра на лед. Они упали вместе, тяжело дыша и продолжая цепляться друг за друга. Мальчик надрывно закашлялся. Его легкие горели, изо рта и носа брызнула вода. Взволнованное лицо склонилось над ним, и мальчик почувствовал теплое дыхание на своей озябшей щеке, услышал терпкий аромат хвои. — Только не закрывай глаза. Смотри на меня. Холодная ладонь осторожно коснулась его лба, стирая кровь, и боль будто бы утихла, стянула щупальца. Борясь со слабостью, мальчик поднял взор. Под веками у него плясали и извивались черно-красные пятна. Мучительно медленно они расступались перед чем-то белым. Девочка наклонилась ниже. Золотые волосы упали на щеки Александра, окрашиваясь багряным. Секунда времени стала перевернутым миром в капельке, что упала с её ресниц-полумесяцев. — Ты спасла меня, — прошелестел Александр удивленно и сипло, с трудом поднимая слова из саднящего горла. Девочка вдруг всхлипнула и порывисто обняла его. — Да. Я друг. Оставайся со мной, хорошо? — попросила она. Исчез, растаял жестокий свет в изумрудных глазах. Они стали человеческими, полными сострадания и горькой нежности. Александр кивнул, не понимая даже, о чем именно она его просит. Ему было все равно. Он был готов пообещать ей что угодно. Девочка-звезда поднялась на колени и обернулась. Ее взгляд вновь запел ужасом вечности. — Убирайтесь отсюда, вы оба, — бросила она Аннике и Льву. Александр нутром ощутил вспышку смертоносной силы, — Но знайте, если кто-то из вас скажет хоть слово о том, что видел… Я приду за вами. Дважды просить не пришлось. Анника кинулась к берегу, зажимая между ног подол сорочки, как побитая собака — хвост. В широко распахнутых глазах не было ничего, кроме слепого, звериного страха. Зашумели, ломаясь, кусты — сын улле на неверных ногах побрел вслед за Анникой, прочь через лес. Злые ели грозно гудели над ними, прогоняя. Укрытый шатром мягких волос, по которым пробегали искорки света, Александр слушал, как стихают шаги Анники и Льва. «Они почти убили меня, » — отупело подумал мальчик. Эта мысль заледенила внутренности быстрее, чем заклинание Анники. — Спасибо, — прохрипел он, проглатывая мерзкую кровь, — Спасибо. Его спасительница неожиданно шмыгнула носом и разом обмякла. Рука, все еще лежавшая на его щеке, соскользнула. — Эй! — воскликнул Александр и с трудом поднялся с ее колен. Каждое движение отдавалось вспышкой боли, с рассеченной брови вновь потекло что-то теплое и липкое, — Ты чего? Девочка была бледна, как мел, но все же улыбалась. — Ты такой… маленький, — выдохнула она странно. Слезы поползли по ее красивому лицу, — Л-лед… сейчас растает. Нужно идти… Она попыталась встать, но запуталась в складках своего легкого сарафана, будто сшитого из утреннего тумана. Под ее коленями расцвела паутина трещин. Горячие ключи на дне пруда начали подмывать созданную Анникой корку льда. Девочка права, еще чуть-чуть и они упадут в воду. Зажимая рукавом рану на лбу, Александр встал и попытался помочь ей подняться. Но слабая рука выскользнула из его пальцев. Девочка-звезда свернулась комочком. Волосы цвета медовой зари растеклись по голубому льду. Мальчик беспомощно склонился над ней, боясь закапать своей кровью. Девочка вновь улыбнулась ему. Она была такая красивая, будто сказочная золотая рыбка, нечаянно выброшенная на берег. Она не была предназначена для этого мира, он делал ее больно. Перламутровый свет, исходящий от ее лица, начал медленно тускнеть. — Ты — павшая звезда, да? Девочка кивнула и стиснула его руку. Александр ощутил нечто странное. Будто тьма внутри него стала сильнее от этого прикосновения. — Я сейчас все забуду. Совсем все, потому что иначе нельзя. Меня зовут Дана. Скажи мне, когда я не смогу вспомнить. Пожалуйста. Обещай. — Обещаю. А теперь идем. Дана несмело обвила его плечи рукой, и Александр невольно скорчился от боли, когда она облокотилась на него. Девочка заметила его гримасу и с трудом выровнялась, чтобы не наваливаться всем весом. Поддерживая друг друга, дети побрели к берегу. Лед под их ногами стонал и трескался, молнии разломов разбивали серебристое полотно на материки. Черная вода следовала за ними по пятам, затапливая следы. Дана сильно хромала, и Александр тянул ее за талию, прижимая к своему боку. Мальчик чувствовал, как она под тонким платьем покрывается гусиной кожей. Мурашки перебегали с ее на его тело. Стоило детям ступить на берег, вода поглотила остатки льда. Девочка и мальчик одновременно обернулись, чтобы увидеть, как полупрозрачные осколки исчезают в темной воде. Улеглись мелкие волны, и на поверхности озера снова отразились верхушки елей и частокол камышей. Будто ничего и не произошло. Только перепуганные птицы все еще кричали над лесом, оплакивая свои разоренные гнезда. Александр украдкой посмотрел на девочку. В ее глазах что-то стремительно таяло, а тонко очерченное лицо становилось все более беззащитным. Теперь было трудно поверить, что это она заставила небо гореть, а землю — стонать. «Воплощение звезды… Как в легендах. Неужели она правда появилась здесь, чтобы…спасти меня?» Невероятно. Чудесно. Страшно. Александр споткнулся взглядом об одежду, разбросанную по траве. Его щеки вспыхнули. — Можешь пока присесть? — пробормотал мальчик. Дана как-то осоловело кивнула и позволила усадить себя на валун. Выглядела она так, будто вот-вот уснет. Зеленые звезды в ее глазах затягивало серым туманом. Дана все больше походила на обычного ребенка. — Потерпи немного. Мы должны дойти до моей мамы, — попросил Александр, подхватывая свою одежду. Стуча зубами, он натянул штаны, а кафтан набросил на Дану. Она с сонным недоумением посмотрела на свои укрытые плечи, потом на него. Медленно подняла руки и сжала ворот, прячась от холода. Уронила голову на грудь, как увядший цветок, и начала заваливаться набок. — Дана! — мальчик с трудом удержал ее. Девочка осела в его руках. Александр легонько встряхнул ее. Не помогло. Александр глубоко вздохнул. А потом уложил руки девочки, безвольно-гибкие, как ветви березы, вокруг своей шеи. Ее голова тяжело упала ему на плечо. Резко выдохнув, мальчик подхватил Дану под колени и взвалил себе на спину. — Мы пойдем к маме. Все будет хорошо, — бормотал он, перехватывая девочку поудобнее, не понимая, кого пытается успокоить — спящую Дану или себя. — Мысли начали ворочаться в голове, когда Александр, шатаясь от усталости, шагнул под сень леса и увидел тропинку, которая привела его к озеру. Тускло блестел под луной ручей. Александр не больше часа назад почти бежал вдоль его берега, полный надежды. «Глупый, беспечный…» Рана на лбу не переставала кровоточить. Кровь приходилось то и дело смаргивать, и мальчик видел плохо. Он боялся оступиться в полутьме и уронить Дану, поэтому аккуратно, как мог, усадил девочку у ствола дуба и сам облокотился рядом. Оторвал рукав мокрой рубахи, обмотал голову и устало прислонился спиной к шершавой коре. Его слегка мутило. Дана не шевелилась. Она так и не очнулась. Несколько раз, взбираясь по холму, Александр замирал, чтобы почувствовать спиной ее дыхание. «А вдруг она умирает?» Он постарался вспомнить старые сказки. Древние ведьмы пожирали сердца звезд, чтобы получить больше силы и продлить жизнь, но это все, что он знал. Какая судьба ждет Дану на земле? Может быть, она вот-вот исчезнет, рассыплется серым прахом? Мальчик осторожно поднес руку к ее губам. Поймал ладонью дыхание и отвел глаза. Он ничем не может помочь. Нужно идти дальше. Тошнота опять качнулась в горле. «Еще немного. Совсем чуть-чуть осталось». Встать оказалось очень сложно. Показалось, что Дана потяжелела раза в два — он едва смог ее поднять. Стиснув зубы, Александр из последних сил побрел дальше, останавливаясь через каждые десять шагов, чтобы перехватить сползающую со спины девочку. Лес начал неохотно редеть, открывая горы и долину между ними. Мальчик остановился у кромки леса, не решаясь выйти из-под защиты елей. Потому что лагерь внизу проснулся. Между хижин парили огни факелов, и это было очень плохо. Мысли, до этого вялые, тягучие и какие-то пустые, мигом обрели ясность. Александр закусил губы. Землетрясение, птицы! Гриши не могли не заметить упавшую звезду и теперь собираются ее искать. Дану нельзя нести туда. Да и ему самому опасно идти. Анника и Лев вернулись из леса в крови. А Лев ранен. Пусть этот трус не расскажет о звезде, но точно сумеет извернуться и выставить виноватым Александра. Старейшины приговорят его с матерью к смерти и отдадут их кости улле или какому-то другому высокопоставленному гришу. А Дана… ей живьем вырвут сердце. Вырвут и сожрут. Александр не заметил, как опустился на влажную землю, прижимая к груди безжизненные, холодные руки девочки-звезды. Злобный голос матери зазвенел в голове: «Глупый, беспечный, бездушный! Если не ценишь свою жизнь, прояви хоть немного заботы о моей!» Он не проявил и обрек всех на смерть. На озере его спасло чудо, но даже чуда — мало. Внизу, среди хижин, разгоралось все больше огней. Александр не мог отвести от них взгляда, хоть все и расплывалось перед глазами от непролитых злых слез. Качнувшись, он ощутил, как о спину ровно и спокойно бьется сердце. Он слегка повернул голову и увидел безмятежный профиль Даны. Ее щека смешно смялась под его плечом. «Она спасла мою жизнь и доверила мне свою». Весь ужас и гнев, что родились сегодня в его собственной груди, вспыхнули и выжгли безысходный страх. Мальчик огляделся по сторонам, ища подсказку. И нашел почти сразу. В шагах двадцати, чуть в стороне от остального леса, стояла огромная царица-ель. Пушистые юбки ветвей надежно скрывали землю, словно шатер. Ветра не было, но дерево, казалось, слегка качнулось, будто давая согласие то, что мальчик собирался сделать. Александр упруго поднялся, уже не чувствуя усталости. Убрал ноги Даны со своей талии, подхватил девочку на руки. Было тяжело, но странное, незнакомое чувство придало ему сил. Он в ответе за нее. Осторожно, пытаясь не смять хвою, Александр нырнул под раскидистые ветви, в темноту. Сверху завозились, за шиворот посыпались иголки — потревоженные белки удирали. Плотное тепло обняло продрогшее тело со всех сторон. Только сейчас мальчик понял, насколько сильно замерз. Александр опустил Дану на горбатую кучу многолетней хвои. Заметил черное пятно у своих ног — кафтан. Мальчик поднял его, встряхнул. — Я вернусь, — прошептал он, накрывая девочку, — Только будь здесь. И скользнул наружу, потянув за собой тени. Черные ленты устремились следом послушно. Александр позволил им обвиться вокруг себя в струящийся кокон тьмы. Теперь сложно было увидеть его издалека. Он проверил, не осталось ли обломанных веток вокруг ели, взбил хвою, чтобы замаскировать места разрывов. Внимательно оглядел округу, врезал в память все приметные детали. Длинный вдох. Длинный выдох. Он найдет маму. Они уйдут. Все вместе. Мальчик сорвал со лба заскорузлую повязку и побежал навстречу кострам и факелам, стараясь двигаться осторожно, но легко, как лесной кот. Он уже мог расслышать, как взволнованно шумит лагерь: звенели мечи, перекрикивались голоса. Гриши собирались на охоту. Александр не оглядывался, но перед глазами его была девочка, бледная, спящая под могучими ветвями одна, в темноте, как мертвая царевна из баллад — под горой. Что будет с ней, если он не вернется? «Я должен быть рядом, когда Дана очнется, чтобы назвать ей ее имя». Оранжевый свет костров коснулся лица. В который раз за эту жуткую и волшебную ночь сердце заколотилось глухо и часто. Александр перешел на крадущийся шаг. Ему никогда еще не было так страшно. И он никогда еще не ощущал себя таким храбрым.