Embrace her cruel light

Река спросила Еву Лучеву: — Хочешь ли ты остаться здесь со своим отцом, который пытался тебя продать, или с принцем, желавшим тебя купить, или со слабаком, не способным пройти ни одно испытание? Или пойдешь со мной и будешь невестой одному лишь берегу? Ева перевела взгляд на принца, на своего отца, прятавшегося за спиной священника, а затем сорвала с лица вуаль, и глаза ее сияли, а щеки горели румянцем. Люди с криками заслоняли глаза, ибо в эту минуту девушка была столь прекрасна, что больно было глядеть. Ева прыгнула с берега в воду, и река подхватила ее. Хрустнуло, рассыпаясь, полено в камине. Девочка замолчала и отвела взгляд от книги. Ее глаза горели звездами, и в их перламутровом блеске читалась мрачное удовлетворение. На губах играла улыбка. — Почему ты выбрала именно эту сказку? — спросил Александр, пораженный недетской, глубокой задумчивостью ее взгляда. Она подняла голову, все также улыбаясь. Рукава платья качнулись крыльями, когда она медленно закрыла сборник и прижала его к груди. В тот момент он впервые заметил в ней опасную, соколиную грацию хищника. — Потому что здесь главная героиня выбрала свой путь. Отвергла предложенные судьбой варианты и осталась свободной, — ответила девочка, — Нужно быть очень храброй, чтобы пойти наперекор миру, в котором мы, женщины, живем. Миру, в котором мы всегда — ценный приз. Миру, в котором очень сложно не стать заложницей своей красоты. Миру, в котором никому нет дела до наших желаний. До нас самих. --- Взрыв… Волна полярного сияния. Мир исчез. Умер в короткой ослепительной вспышке. Костоломное пекло… Или холод. Пылающее сердце и музыка мироздания, которая безжалостно сдирала плоть с костей, чтобы добраться до нутра, до сути, до света внутри. — Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста, помогите! Я металась в клетке боли, одна, совершенно одна. Я горела, каждый оголенный нерв лизало платиновое пламя. Я мечтала умереть, я готова была продать собственную мать, лишь бы жар утих. Лишь бы… вернуться домой. Домой! В сияющем бреду — образ спасительной ночи. Его образ! Я не помнила себя, но помнила его. Он призвал мой свет из пустоты. Он — мой дом. Его нельзя, нельзя звать, иначе случится что-то ужасное. Только что? — Не могу… больше… Пусть он будет рядом, — это были не мои слова. Слова боли и отчаянья. Стоило им упасть с губ, воздух вокруг обернулся черным шелком, восхитительно прохладным. Свет радостно устремился к кому-то бесконечно близкому и бесконечно далекому. Ластился к нему каждым лучиком, успокаиваясь. Невероятное облегчение было таким острым, что сознание не выдержало. Я растаяла во тьме, слилась с нею, и единственная мысль вспыхнула, прежде все исчезло во всепоглощающей эйфории избавления: — Не отпускай меня. --- Сладостная волна облегчения медленно отступала, как море в отлив. Я пыталась удержать ее, остаться в дурманящем тумане подольше, но вдруг… Крики. Я услышала крики. Выстрелы. В нос ударил тошнотворный запах крови и пороха. Я вспомнила себя. Распахнула глаза и не поверила им. Потому что реальность стала кошмаром. Небеса поседели от света звезд. К борту «Волка волн» прижималась громада керчийского фрегата. В потоках звездного дождя мелькали крылатые тени, стремительные, смертоносные. Палуба залита алым. В лужах вина и крови качались лепестки роз. Блестящее крошево хрустальных осколков усыпало доски. Среди разбитых ледяных скульптур и раздавленных фруктов — изуродованные нарядные тела. Среди них бродили сердцебиты и опричники, добивая выживших. Подбородок задрожал. Я прижала ладонь ко рту, пытаясь затолкнуть рыдание внутрь. Замотала головой. «Сон… Сон, дурной сон. Этого не может быть». Кто-то держал меня на руках. Я вскинула голову и встретилась взглядом с кварцевыми глазами. Дарклинг улыбнулся мне. И тут я поняла. Поняла, что натворила. Изогнулась, царапаясь, как дикая кошка. Дарклинг не пытался удержать меня, и я рухнула на палубу, расшибив колени и ладони в кровь. Попыталась найти «Колибри», но летучий кораблик исчез. Значит, часть команды спаслась! Взгляд сфокусировался на растерзанном теле неподалеку. Пышные черные кудри, припорошенные осколками хрусталя, синий кафтан. — Зоя! Она дышит, да, еще дышит… Я попыталась подползти к ней, но вдруг увидела рядом другое знакомое лицо. Слезы затмили взор. Анатоль… Его остановившиеся глаза глядели в небо. Через грудь тянулись глубокие следы от когтей. Я оцепенела, глядя в мертвое лицо, на котором навсегда застыла мука агонии. Полувсхлип-полувой вырвался из груди, и я качнулась на слабых руках. Мир закружился. Дарклинг обхватил меня за плечи и поднял на ноги, прижав спиной к себе. Я не могла отвести взгляда от тел, разметанных повсюду. Ледяные губы коснулись моего виска. — Вот что ты наделала, моя царевна, — прошептал Дарклинг ласково. Безжалостно выкрутил мои запястья и свел их за спиной. Перед глазами вспыхнула багровая пелена. Я заколотилась затылком о его грудь, давила каблуками ноги. Моей агрессии и ненависти не было предела. Я пыталась извернуться и укусить его. А потом замерла, опустошенная, беспомощная, и зарыдала. Потому что это я, я виновата во всем. Меня предала собственная сила. Судьба ловко поймала меня в капкан. «Глупая, безответственная гордячка! Заметала свои проблемы под ковер, думала, что справишься со всем сама… До последнего верила в хороший конец. Идиотка! У страшной сказки не может быть счастливого финала». — Лина! Я вскинула голову. Николай стоял в объятьях ничегои, и там, где когти монстра касались его плеч, расцветали пятна крови. — Николай! Дарклинг резко дернул меня назад. — Пошевелишься, и щенок умрет, — тихо сказал он. Я замерла. Горячие капли срывались с подбородка и падали в вырез платья. Дарклинг смахнул несколько слезинок, и я вздрогнула. — Не трогай ее, — прохрипел принц, — Это моя принцесса. Ищи себе другую. Святые, он еще способен шутить! Дарклинг вздернул бровь. — Твоя? А что ты знаешь о ней, корсар? — бесстрастным голосом спросил он. Схватил мое лицо и повернул к Николаю. — Как на самом деле ее зовут? Как она жила до того, как попала во дворец? Я с остервенением замотала головой, но Дарклинг держал крепко. Стальные пальцы сдавили щеки так сильно, что я почувствовала, как они касаются зубов через плоть. — Сколько ей лет? Откуда она пришла? Кто она? Слезы унижения и гнева брызнули из глаз. Золотые. Я источала свет. Предательский свет. Николай ничего не говорил. Я видела, он отчаянно пытался что-нибудь придумать. «Давай, очень умный лис», — взмолилась я. Принц поднял затуманенный болью взгляд. — Я знаю то, что она — моя жена, — проговорил он сквозь зубы. Дарклинг улыбнулся. Устало, едва заметно. Так снисходительно улыбаются взрослые в ответ на детский лепет. — Иван, приспусти ее правый рукав, — приказал он тихо. Я обожгла сердцебита ненавидящим взглядом, когда он приблизился. — Ты поплатишься за все, — выплюнула я, — Вы все поплатитесь. Он ухмыльнулся и дернул ткань. Теперь все могли видеть лиловые синяки.Стыд и гнев заставили мое лицо гореть. Николай побледнел. Кровь гуще закапала на палубу. — Кто же оставил на твоей жене эти отметины? — Дарклинг отпустил мой подбородок, и я уронила голову на грудь, скрываясь за пламенеющими волосами. Небрежно, двумя пальцами он поддел висящий рукав и вернул его на место. — Она моя. Всегда была и всегда будет, — сказал Дарклинг так, будто говорил о игрушке. И брезгливо бросил меня на Ивана. Я забрыкалась яростно, но сердцебит быстро скрутил мои руки за спиной. Вдруг меня разобрал горький, истерический смех. Все пораженно уставились на меня. — Мое, нет, МОЕ, — передразнила я и вновь залилась хохотом. А потом резко оборвала саму себя и топнула ногой. Рванулась вперед, повиснув на вывернутых руках: — Вы стоите и спорите посреди разрухи и крови о том, у кого больше прав на меня! — я сорвалась на крик, — Будто я вещь! Жалкие мальчишки, которые выеживаются друг перед другом. Играете в игры, где размен — чужие жизни. Николай отвел глаза, стиснув челюсть. А Дарклинг шагнул ко мне. Его указательный палец уперся в мой подбородок. Я подняла на него полный ненависти взгляд. — Принесите ошейник, — приказал он и резко убрал руку. Кровь, только что бурлящая огнем, мигом обратилась в лед. — Олень ведь жив! Как?! — воскликнула я. Дарклинг перевел на меня взгляд холодных глаз. — Наши друзья из Фьерды, заслышав о вашей идее захватить власть в Равке, послали флот на Костяную тропу. Воздух внезапно загустел. Словно вместо него я вдыхала снег. — Они нашли русалье, — прошептала я. — Фьерданцы пошли на сделку с тобой? — презрительно выплюнул Николай. — Они, конечно же, надеялись на то, что смогут убрать меня после того, как сделка совершится, — ухмыльнулся Дарклинг, — Фьерда никогда не славилась великими мыслителями. Он слегка тронул носком сапога тело Ярла Брума — то, что от него осталось. Голова мертвеца со стуком упала набок, и пронзительные голубые глаза взглянули прямо на меня. К Дарклингу подошел опричник. В его руках был раскрытый черный футляр. На темном бархате лежало тонкое ожерелье. Серебристо-зеленая чешуя заискрилась в моем свете так ярко, что пришлось отвести глаза. Медленно, очень медленно Дарклинг приблизился ко мне. Ошейник сверкал в его руках. Мои губы задрожали. — Прошу… Не разрушай меня. Не отнимай то, что еще осталось, — взмолилась я. Александр едва заметно вздрогнул, и на миг в его глазах отразилась неземная боль. Но лишь на миг. Он склонился ко мне: — Ты предала меня. Предатели не заслуживают милосердия. Дарклинг схватил меня за волосы и рывком откинул голову назад. -Это ты предал меня! Ты! В ночь бала, в Черности, в Цибее, вчера, когда я пришла к тебе — ты предавал меня раз за разом! — мой голос звенел, как натянутая тетива, — Ты не заслуживаешь ничего из того, что я мечтала тебе дать. Знай — я презираю тебя и твою проклятую жадность. Не смотря на скрученные за спиной руки и запрокинутую голову, я выпрямилась и посмотрела ему Александру прямо в лицо. Его серые глаза потемнели и блеснули сталью: -Пришло время узнать, какова цена твоей гордости, — сказал он так, чтобы слышала только я. Я процедила сквозь зубы: — И это говоришь мне ты. В его равнодушном взгляде мелькнула зияющая, бездонная пустота. На секунду холодная ладонь коснулась щеки. — Свою цену я уже заплатил, — проговорил Дарклинг едва слышно. Он щелкнул пальцами, и пламя теней вспыхнуло между ними. Чернильные кляксы упали на палубу, извиваясь, ринулись к принцу, оплели его ноги, руки, лицо. Николай закричал. Мое сердце сжалось в комок, и я забилась в руках Ивана. — Николай! Нет, нет, НЕТ! Он посмотрел на меня с ужасом. Склеры умных карих глаз почернели, тьма густой вязью побежала по щекам. Николай зарычал. В уголках посеревших губ показались клыки. Его красивое, изящное лицо стремительно менялось, превращалось в нечто жуткое. Принц упал на колени, и за его спиной распахнулись перепончатые крылья. Он вскинул голову и оглушительно взревел, разевая пасть, полную острых зубов. Нитки черной слюны облепили мою щеку. — Проголодался? — спросил Дарклинг, — Может, ты не прочь перекусить своей принцессой? Когтистая лапа молнией выстрелила в мою сторону. Блестящие когти-кинжалы вспороли подол подвенечного платья. Дарклинг отдернул меня в последний момент, когти прошли в миллиметре от колен. Николай отпрянул и утробно заворчал, готовясь напасть снова. В нем не осталось ничего человеческого, ничего, ничего… Я отвела глаза, сотрясаясь от рыданий. — Взгляни же на своего мужа, княгиня Ланцова, принцесса Равки, — прошептал Дарклинг. Его хватка в моих волосах стала еще крепче. Одновременно с этим ледяной ошейник оплел горло. Я зажмурилась в ужасе. Солнце внутри меня сжалось, скомкалось, подавленное страхом, и свет… погас. Пение неземной силы резко замолкло и осталась только я, смертная, слабая. В груди разверзлась черная дыра, глубине которой не было предела. Там, где раньше был свет, теперь — лишь пустота. Ничто. Раздался громкий звон. Ледяной обруч исчез. — Что? Я распахнула глаза. Ошейник, разбитый на части, лежал на палубе, — обломки стремительно тускнели. Я подняла пораженный взгляд на Дарклинга. Он держал мои волосы обеими руками, как моток пряжи. Свет убегал с них золотыми и серебряными струйками, оставляя после себя… черные, как смоль, локоны. Глаза Дарклинга распахнулись так сильно, что ресницы вонзились в брови. Его руки дрогнули, и волосы упали на мои плечи. Он схватил меня за лицо. Впервые его прикосновение не отдалось внутри золотым эхом. — Ты обычная… Человек! Он выдернул меня из рук Ивана. Зря. Моя рука нырнула в скрытый карман, выхватила револьвер. Указательный палец лег на спуск. Дуло смотрело прямо в лицо Дарклинга, бледное, искаженное яростью. — Я успею выстрелить, даже если ты остановишь мое сердце, — бросила я за спину, обращаясь к Ивану. Сердебит вскинул руку вопреки моим словам. Вдруг что-то черное мелькнуло между нами. Иван заверещал. — Николай! Монстр схватил сердцебита когтями за лицо и взмыл вверх, с хлопком развернув могучие крылья. Одним движением метнул свою окровавленную ношу в море. Лицо Дарклинга изуродовал гнев. Он взмахнул черным рукавом. — Взять его! Стая ничегой снялась с мачт и устремилась за моим принцем. Он издал клекот, напоминающий смех, и ринулся им навстречу. Монстры облепили его облаком. Не отводя револьвера, я попятилась к борту. Стукнулась спиной о парапет. — Это бесполезно, — вымолвил Дарклинг, — Даже если ты выстрелишь, пуля меня не убьет. В вышине неба нечеловеческим голосом закричал Николай. Он все еще сражался, но ничегой было слишком много. Я оглядела палубу, алую от пролитой крови. Окровавленные тела, разметанные повсюду. Все эти люди погибли по моей вине. «Я не боюсь умереть. Я боюсь с этим жить». — Знаю, — прошептала я. И обратила дуло на себя. Лицо Александра стало еще белее. Он стремительно бросился вперед. Я нажала на курок. Глухой выстрел разворотил грудь. Я почувствовала, как пуля дробит кости, вгрызается в мышцы. Странно, но боли не было. Ничего не было. Только облегчение. Кровь хлынула ртом. Не отрывая взгляда от Дарклинга, я начала падать. Вниз. В море. К свободе. Это должно было случится еще в Цибее. Прости меня, бабья. И все… Я должна была сделать это раньше. — ДАНА! Дарклинг успел схватить край подола, но тонкая парча с треском порвалась. Мир качнулся. Я окунулась взглядом в звездный водоворот. «Как… красиво». Удар и громкий всплеск. Зеленая вода сомкнулась надо мной, закрывая небеса. Неземной холод и морская соль обожгли рану. Невыносимая боль! Я закричала и распахнула глаза. Крик вырвался изо рта роем пузырьков. Светлячки звезд стремительно удалялись — тяжелые украшения тащили вниз, тело камнем шло на глубину. В пронизанной лунным светом воде я видела ленты крови. Они струились из груди и рвались вверх, к поверхности. «Прощай, о дивный новый мир. Прости, что не смогла изменить тебя к лучшему». --- Александр видел, как глянцево-алая кровь, яркая, словно лак, хлынула по ее подбородку, закапала на густые волны черных волос. Облегчение пронеслось по ее прекрасному лицу. Она качнулась, раскинув руки-крылья. И скользнула за борт. — ДАНА! Он схватил ее за платье. На миг ему показалось, что он успел, успел удержать… Но в руках остался лишь клочок белой ткани. Сердце замерло в груди, когда он, вцепившись в парапет, склонился вниз. Несколько бесконечных секунд девушка качалась на поверхности черного моря, будто цветок, сорванный течением. Роскошное платье колыхалось в пенных волнах, а потом… Потом тяжелые браслеты стремительно утянули ее под чернильную воду. — Нет! — взревел Александр. И нырнул следом. «Только бы там не было течения. Только бы ее не снесло дальше. Только бы я смог ее найти». Он разбил холодную воду. И сквозь соленую муть и взвесь пузырьков увидел ее глаза. Незнакомые серые глаза, в которых не осталось неземного света. «Я свободна, — говорил ее взгляд, — Свободна от тебя. И себя». Она улыбалась. А он стремился к ней сквозь толщу воды. Дана, Дана, Дана, — кровь билась в висках. Он вспомнил, как впервые поцеловал ее, стоя в вихре солнечного ветра. Вкус ее губ, прохладных, как роса. С тех пор ему не хотелось никого целовать — только ее. А сейчас она уходит от него, исчезает, и только он виноват в этом. Он сожалел! Сожалел, что когда-то не отворил дверь в ее комнату. Не выслушал, когда она хотела ему довериться. Не послушал, когда она молила. Он хотел отомстить. За все те ночи, когда не мог уснуть из-за ревности и холодной ярости. За ее упрямство. За ее гордость. За то, что она дорожила кем-то, кроме него. А в итоге проиграл. Проиграл больше, чем ставил. Александр плакал, впервые за шесть сотен лет. От ярости, от гнева, от страха, и его слезы растворялись в море. Никто не узнает, что в нем стало на десяток соленых капель больше. «Прости меня! Звезда ты, человек — мне все равно. Только останься, останься со мной. Дай шанс все исправить». --- Что-то черное всколыхнуло воду прямо надо мной. Александр… Он рвался вниз, мощными гребками стремился ко мне. Его лицо было полно отчаянной решимости. Взгляд мутился от боли и жгучей соли, но я видела его с нереальной четкостью. Время, смерть перестали существовать. Секунды растянулись в вечность, она стала микрокосмосом, в котором остались только те, кем мы были на самом деле. Не принцесса, не будущая королева, не лже-Заклинательница Солнца с украденным именем. Девочка, которая мечтала быть понятой. Не Дарклинг, Заклинатель теней, генерал Второй армии, самый могущественный гриш в мире. Сейчас, именно сейчас, он был настоящий, словно вода смыла все наносное — жадность и древнюю жестокость, и остался только он. Он. Он… Мальчик, который боится остаться один навсегда. Мальчик, который любит меня. Так сильно, как только способен. Как жаль, что этого слишком мало. Я хотела подарить ему ночи, светлые от звезд. Выманивать у него смех, серебристый и тихий, как звон колокольчиков, обернутых в шелк. Стоять рядом и видеть, как реальность расцветает ярче просто потому, что он держит меня за руку. Вершить великие дела, менять мир к лучшему, быть безгранично свободной вместе с ним. Как ветер. Как небо на грани ясного утра. Он растоптал эти мечты с безупречной жестокостью. Я посмела желать невозможного. Не его вина, что он не смог побороть то, что выращивал в себе веками. Во мне не было прощения, нет. Но было понимание. «Кто смеет судить тебя? Кто-то… но не я. Потому что не смотря ни на что… Я все равно люблю тебя». Быстро, очень быстро расстояние между нами сокращалось. Александр протянул руку, пытаясь ухватить ускользающее платье. И у него получилось. Он привлек меня к себе, рывком потянул наверх, к жизни. К жизни, в которой осталась лишь боль и смерть. Борясь с нереальной слабостью и преодолевая сопротивление воды, я подняла руку и коснулась его щеки. Прильнула ко рту, забирая дыхание. Мерцающие кварцем глаза распахнулись в ужасе. Он пытался отстраниться, спасти нас, но я не позволила. Мертвой хваткой вцепилась ему в волосы и пила, пила, пила… Его глаза остекленели, а потом медленно закатились. Руки, что держали меня, ослабли. Александр потерял сознание. «Прости. Мне очень, очень жаль… Но твоей я не стану. Ты правда не заслужил моей любви». Что есть сил я пихнула его ногами в грудь. Он выплывет, его спасут… Мое место — здесь. «Тебе придется жить с бременем того, что ты потерял все. Мне — нет». Украденный воздух в легких кончался. Давление смяло простреленную грудь. Жизнь покидала искалеченное тело все быстрей и быстрей, но я не сожалела. Темнота затопила взгляд. Теперь нет ни боли, ни отчаянья, только холод и покой. «Так вот она какая — смерть» — успела подумать я прежде, чем все исчезло. --- Тело девушки медленно опускалось в пучину ночного моря, оставляя за собой бурый след, словно комета. Чернильное облако волос качалось над мертвым лицом. Последний лунный луч выхватил стеклянный взгляд серых глаз, прежде чем она исчезла на глубине, которая никогда не знала солнца. Мир застонал. Наверху, за толщей воды, небо воззвало к своей погибшей дочери: «В твоем сердце пылает мой бессмертный дар, — пело оно огнем, — Так сияй же!» Звезды зазвенели хрустальными голосами: «Ты рождена, чтобы освещать тьму, сестра!» «Прими свой вечный свет!» «Смертное тело больше не сковывает твою силу. Ты освободилась, Дана!» Мягкое сияние разрезало синюю тьму. Белый луч вырвался из раны на груди, и черные волосы взметнулись золотым пламенем, неудержимым светом вечности. Небесное пламя вспыхнуло безупречной зеленью в мертвых глазах, вытесняя серебро, и новорожденная звезда сделала свой первый вдох. Сияющие ладони оплели горло, в которое вместо желанного воздуха полилась ледяная вода. В разбеленной тьме мелькнул антрацитовый хвост. Бледные руки обвили Дану. Она забилась, пытаясь вырваться из крепкой хватки, но с каждым рывком слабела все больше. — Ну здравствуй, — хищно улыбнулась Улла.