Embrace her cruel light

Метель была жуткой. Она слепляла ресницы, била по щекам. Ехать верхом скоро стало невозможно, и мы брели из последних сил. Снег доставал до бёдер, иногда до самых подмышек. Один плюс — в груди было так холодно, что уже не болело. Из последних сил я цеплялась за поводья, таща Воронка за собой. Бедный мой конёк едва переставлял ноги, увязая в снегу, и мне было жаль его до слез. Нужно было оставить его там, где о нем могли позаботиться. Сколько мы уже в пути? Час, два, три? Невозможно определить время. Мы старались держать курс на запад, к Крибирску, но даже обостренное чувство направления Мала не могло сказать, правильно ли мы движемся или нет. Я была зла на себя. Не нужно было тянуть, не нужно было надеяться. Ведь уже в ту ночь после бала было ясно, что… Внезапно мне захотелось спать. Очень сильно. Я повисла на поводьях и Воронок остановился. — Алина! Не смей закрывать глаза! Я старалась разлепить ресницы, но веки были такими тяжёлыми… Мне вдруг стало так уютно. Я выскользнула из рук Мала и свернулась комочком на мягком, как перина, снегу. — Мне больше не холодно, — пробормотала я, — Пожалуйста, дай поспать… Мал схватил меня за плечи и затряс что есть силы. Мои зубы стукнулись друг о друга с громким костяным звуком. — Призови свет! Ты замерзаешь… Я едва его слышала. Темнота под веками была такой манящей. Мне хотелось нырнуть в неё и забыться. Мал ударил меня по щеке. Второй раз. Третий. Я раскрыла глаза с судорожным вздохом. Сознание неохотно, но вернулось. — Призови свет, — настойчиво повторял Мал, растирая мои плечи, — Иначе нам не пережить эту метель. Он прав. Ветер с каждой минутой становился все злей, не видно ни зги. Нет никакой надежды на то, что вскоре метель утихнет. Будь что будет. Если Дарклинг нас найдёт, пусть. Мягкое солнечное тепло озарило нас. Лошади почуяли его и подошли ближе. Мы все сгрудились прямо на снегу, закрывая друг друга от ветра. — Нужно найти укрытие, — холод выходил из меня, и зубы стучали, — Хоть что-нибудь. Мал всмотрелся вдаль. Не знаю, каким чудом его зоркие глаза разглядели что-то в снежной круговерти, но парень встал и потянул меня за собой. — Там что-то чернеет. Скорее всего, роща. Укроемся за деревьями. Я смутно удивилась. По дороге к Черности я не замечала ни рощ, ни лесов. Наверное, мы сильно отклонились от намеченного курса. Опираясь на лошадей, мы побрели вперёд, молясь, чтобы роща не оказалась обманом зрения. Снежная пелена становилась все плотнее с каждым шагом. Я увидела рощу только когда врезалась лбом в дерево — оно абсолютно неожиданно вынырнуло из темноты прямо передо мной. — Ауч, — я потёрла шишку заледеневшей варежкой, — Может быть, после удара мозг наконец-то станет на место, и я перестану быть такой тупой. Мал расхохотался, а потом ободряюще дёрнул меня за рукав. — Ты не тупая. Просто очень наивная. — Это должно меня утешить? — пробормотала я. Среди деревьев ветер действительно приутих. Можно было говорить, а не орать во все горло. Мы собрали немного хвороста. — Он скорее всего даже не загорится, — пробурчал Мал, доставая огниво. Я хмыкнула. Вытянула руки над сложенным костром. Представила крупинки льда в чешуйках коры и осторожно вытянула их из древесины. — Вау, — Мал пораженно захлопал глазами. — Это ещё не все, — подмигнула я, — Смотри. Огонь был стихией инфернов, но мне удобнее было призывать пламя через фабрикаторство. Нужно только представить, как молекулы дерева трутся друг о друга. Я закрыла глаза и сосредоточилась. Костёр медленно вспыхнул. Я устало опустила руки. То, что не было связано напрямую со светом, давалось тяжело, а я и так была на пределе. Лошади легли рядом. Облокотившись на Воронка, я устроилась рядом с Малом, чтобы не замерзнуть снова. Костёр был слишком маленьким, чтобы как следует нас согреть. Парень положил подбородок на мою макушку. Тихо рассмеялся. — Помнишь, как мы лежали также однажды, когда ты пришла ко мне ночью, потому что увидела кошмар? Я помнила… Не знаю как, но помнила. — Ана Куя тогда выпорола обоих утром, после того как застала нас спящих. Нам было шесть. Язык ворочался во рту едва-едва. Мышцы ныли, волны судорог пробегали по натруженным икрам. Меня трясло от гула, он ползал под кожей роем жужжащих жучков. Это было почти невыносимо. Прислонившись к Малу, я усилием воли затолкала себя в сон, чтобы не чувствовать себя такой слабой, уставшей и несчастной. Неполноценной. Мал покрепче прижал к себе девушку. Она дышала мелко и часто, как рыбка, и была бледна до синевы. — Не смей умирать, — прошептал следопыт, — Даже не думай. Мы выберемся. Метель порывом ветра заставила стучать оледеневшие ветки над их головами. Природа смеялась, торжествующе и злобно. — Ты нужен мне, — пробормотала Дана, — Нужен… Где ты?

—

Я проснулась оттого, что гул, терзавший меня, исчез. Попыталась встать, но поняла, что не могу. Потому что ноги и руки плотно связаны. — Проснулась, — прошептала Светлана, склоняясь надо мной. Под ее глазами залегли сизые тени, будто она много и долго плакала. Я безумно заозиралась по сторонам. Знакомые бархатные стены. Я в гришийском шатре. Крик ужаса сам собой вырвался из груди, и я заметалась в слепой панике, ерзая, как червяк. — Тише, глупая, — зашипела Светлана, зажав мне рот, — Иначе отключу. Поняла? Я кивнула и замерла. Слёзы заструились из глаз. Светлана откинулась на стуле, напряжённо вслушиваясь в тишину. — Бабья, — зашептала я, — Что произошло? Сердцебитка обхватила себя бледными руками. Никогда не видела ее такой истощенной. — Неделю назад Дарклинг поднял нас всех прямо среди ночи. Сказал, ты сбежала. — Неделю назад! Светлана смерила меня строгим взглядом. — Закричишь еще раз, усыплю, — предупредила она. Я снова кивнула, — Мы нашли тебя и следопыта утром следующего дня. Ты была бела, как смерть, сердце едва билось. Мальчишка пытался тебя согреть, но сам был еле жив. — Что с ним? —страх за Мала прожег меня насквозь, — Что Дарклинг с ним сделал? — Следопыт жив. И ведёт нас к оленю. Я испытала невероятное облегчение и леденящий ужас одновременно и бессильно откинулась на подушки. — Почему ты сбежала? — спросила Светлана требовательно, — Что заставило тебя это сделать? — Дарклинг хочет взять меня в рабство и с моей помощью уничтожить целый город. Он хочет править. Не только Равкой, миром, — я не смотрела на Светлану. Слёзы отчаяния бежали по щекам, ползли за уши, впитываясь в подушку. Все кончено. Я не изменила ровным счетом ничего. Нет смысла бороться дальше. Перед мысленным взором возникли счастливые лица детей из Новокрибирска. — Бабья, — я нашла руку Светланы, — Прошу, останови мое сердце. Она долго смотрела на меня, а потом отвернулась и встала, чтобы уйти. Моя любимая названная бабушка. Та, что лечила мои ссадины, укутывала в мороз, ругалась за небрежность в учебе. Та, что оберегала меня в походах и заставляла носить колючие носки. Единственный человек, на милость которого я могла рассчитывать, покидал меня. — Я провела несколько часов, пялясь в потолок пустым взглядом. Мне вдруг стало все равно, что будет дальше. Я просто ждала. Полог шатра качнулся, впуская высокую фигуру в черном. Я сжалась в комок и попыталась отползти в угол. — Алина, — голос знакомый, но он точно принадлежал не Дарклингу, — Не бойся. Это я. Темная фигура шагнула к свету. — Доминик! Парень опустился на колени рядом с моей постелью. В его руке блеснул кинжал, рассекая верёвки. — Спасибо. Спасибо тебе, — губы едва слушались. Доминик помог мне встать. Я еле держалась на ногах. Затёкшие конечности не желали подчиняться. Я закачалась, и парень подхватил меня на руки. Я вздрогнула, коснувшись его чёрного пальто, — формы опричника. — Кровопускательница рассказала мне все, — сказал Доминик, — Мы выведем тебя и следопыта отсюда. Но нужно торопиться. Мои глаза расширились от ужаса. — Нет! Он не пощадит вас, — я забарахталась в его руках, — Отпусти. Отдай кинжал и оставь меня. Парень посмотрел на меня спокойно и уверенно. — Ты спасла мою семью от голода, а меня — от службы в армии. Мой лучший друг любит тебя. Я не позволю тебе всадить нож себе в грудь. — Дурак! — я забилась ещё сильнее, — Пусти! Не обращая внимание на сопротивление, Доминик вынес меня наружу. Луна висела высоко, огромная, как широко раскрытый глаз. Лагерь был разбит посреди леса, и я кожей ощутила поток древней силы, исходящий от могучих деревьев. — Доминик, ты не понимаешь… — начала я, но осеклась. Он не смотрел на меня, его взгляд, полный ужаса, был устремлен вперед. Я обернулась. — Какая трогательная сцена, — насмешливо произнёс голос, бездушный и холодный, — Несчастная принцесса в руках благородного спасителя. Дарклинг ждал нас, окруженный гришами. Его прекрасное лицо было таким же равнодушным, как и голос. На утоптанном снегу стояли на коленях Светлана и Мал. Иван недобро ухмылялся, возвышаясь над ними. Не отрывая от меня взгляда, сердцебит медленно сжал кулак. Изо рта Светланы хлынула кровь. Я вскрикнула. Дернувшись, выпуталась из рук Доминика. Ярость вернула силы, и я выступила вперед, закрывая парня собой. Дарклинг медленно улыбнулся, и от его улыбки по телу пробежала дрожь. — Очень мило. Принц, следопыт, теперь этот мальчишка, — он жег меня глазами, — Ты со всеми сплеталась в темноте так же, как со мной? — Нет. В отличие от тебя я знаю другие пути к людскому сердцу, — я перевела взгляд на Ивана. Зашипела: — Немедленно отойди. Иначе от тебя не останется даже кучки пепла. — Как страшно, — оскалился сердцебит. Я вскинула руки, приготовившись выжечь самодовольную ухмылку с его наглого лица. Вздох изумления пронесся над толпой гришей. Даже Дарклинг пораженно попятился. Его взгляд был прикован к чему-то позади меня. Что… Я резко оглянулась. Из глубины леса, медленно, величественно, вышел олень Морозова. Дыхание замерло в моей груди. Он был таким же, как в видении. Неестественно высокие рога, посеребренные инеем, упирались в небо, черные глаза, огромные, бархатистые, смотрели прямо на меня. Дарклинг вскинул руку. Лезвие тьмы со звоном пронзило ночной воздух. — Нет! Я выбросила ладонь вперед. Ослепительная дуга света догнала разрез Дарклинга и рассекла теневой клинок пополам. Гром сотряс небеса, и земля под ногами вздрогнула. На лице Дарклинга был написан шок, но у меня не было времени им насладиться. Я побежала навстречу оленю, ударила его кулаками в могучую грудь. — Зачем ты приперлась, тупая ты скотина?! Тебя же убьют, — я навалилась на зверюгу всем телом, пытаясь развернуть, — Уходи! Уходи немедленно! Дарклинг развел руки, готовясь призвать тени. Он сделал ко мне шаг… Я в отчаянье пихнула оленя изо всех сил, но он не двинулся с места. Раздались выстрелы. — Не стрелять! — приказал Дарклинг, но было слишком поздно. Доминик бросился вперед, закрывая меня, и рухнул на колени. Пуля прошла через горло навылет и зарылась в снег у моих ног. Я закричала. Дарклинг сделал еще один шаг. Качаясь, Светлана поднялась и преградила ему дорогу. — За мою девочку, — просипела она, — И за мою страну. Она сжала кулак, и из носа Дарклинга брызнула кровь. Всего лишь один небрежный взмах его руки, и голова Светланы покатилось по снегу. Все замерли. Я сделала судорожный вдох. И вскинула руку. Дарклинг отреагировал мгновенно. Его разрез отразил мой. — Я любила тебя! — взревела я и метнула в него клинок света. Еще один. И еще. Оглушительный гром сотрясал ночь снова и снова. Дарклинг начал отступать. Я видела, что каждый новый разрез дается ему все тяжелее.  — Ты убил ее! Ты отнял себя у меня! Не прощу! Никогда! Гнев, ужас и боль разъедали тело. Смертоносный свет рвался наружу. Он расщеплял, уничтожал то, что по-настоящему было мной. Я — разрушение. Я — отмщение. Я — гибель. Я — песнь миров, и я несу смерть. То, что было вечностью во мне, воспылало огнем. Я больше не была собой. Волна белоснежного света прокатилась по лагерю, разметав шатры и погасив костры. Гриши, опричники, солдаты пали, укрывая глаза руками. Дарклинга отбросило, он рухнул на колени и едва дышал. Серые глаза смотрели на меня с мольбой и ужасом. Он протянул ко мне руку: — Алина! — Это не мое имя, — голос был потусторонним, неземным. И я позволила свету петь им. Люди корчились в агонии. Дарклинг упал лицом в снег. Он умирал, и я умирала тоже, с каждой новой нотой. И поделом. Потому что именно я заварила эту кашу. Вдруг что-то сшибло меня с ног. — Остановись, — Мал прижимал меня к мерзлой земле, — Прошу, остановись. Ты убьешь нас всех! Я словно очнулась. На моей совести уже достаточно смертей. Губительный свет медленно угас. Мал встал и поднял меня на ноги, тяжело дыша. В его глазах был ужас, и я поняла, что следопыт… боится меня. Олень приблизился к нам, беззвучно, как призрак. Я увидела свое отражение в его черных глазах. Зверь медленно опустился на колени и склонил голову с короной рогов. — Он предлагает ехать на нем, — сказала я, все еще чувствуя эхо вечности, звенящее в голосе. Мал вздрогнул. Он тоже это слышал. Я медленно опустилась на спину оленя, обвила руками его шею. Зверь выжидательно посмотрел на Мала. Следопыт обернулся туда, где лежали на снегу бесчувственные гриши. И тела Светланы и Доминика. Возможно, Александра тоже. Я не хотела на них смотреть. Не могла. Мал глубоко вздохнул. — Думаю, у меня нет выбора, — он осторожно сел позади меня. — Держись крепче, — механически предупредила я. Руки Мала обвили мою талию. От меня не укрылось то, что он касается меня с опаской, будто я могла обжечь. Может быть, я действительно могла. Олень легко поднялся на стройные ноги и понес нас на юг, сквозь леса и поля. Я смотрела на снежную пустыню остановившимся взглядом. Все мои чувства оледенели также, как и эта белая земля. - Через несколько часов бешеной скачки мы оказались на границе Вечного мороза. Вдали мерцали огни Черности. Каким-то непостижимым образом мы преодолели недельный путь за одну ночь. Олень остановился и мотнул головой, давая понять, что дальше он нас не повезет. Я спрыгнула наземь. Колени подогнулись, и я повалилась на ледяной снег. Подавленные эмоции запоздало вскипели в груди, разрывая сердце на части. Я закричала, страшно, отчаянно, как смертельно раненый зверь. Душу выворачивало наизнанку и меня буквально тошнило слезами. Никогда прежде я не испытывала такой боли, даже тогда, когда когти тигра вспороли мою спину. Сейчас на снег капало что-то пострашнее крови. - Заклинательница Солнца умерла той ночью под равнодушно-прекрасным небом Цибеи. Ее детские мечты о единении, о всепоглощающей целительной любви разбились на мелкие осколки. С измятой снежной простыни поднялась другая девушка. Цельная, острая, как клинок, безжалостная, как небо над ее головой. Наконец-то взрослая. Мал положил руку на ее плечо. Она мягко отстранилась. Сильные пальцы нырнули за ворот кафтана и раздавили стеклянный кулон словно виноградину. Олень фыркнул и забил копытом. Дана подошла к нему. Прижалась лбом к бархатной морде. Они замерли, а потом олень медленно и величественно кивнул и растаял в лунном свете. Мал поражённо выдохнул. — Ты его отпустила? А как же сила? Дана устало улыбнулась одними уголками губ, стряхивая капли крови с израненных пальцев. Ее глаза горели ровным зелёным огнем, холодным, словно вечность. — Я и есть сила. Мне не нужно больше. Теперь не нужно. Мал долго смотрел на нее, а потом отвернулся. Несколько минут они стояли молча, глядя на огни города впереди. — У тебя есть план? — спросил следопыт. Дана подняла лицо вверх, к звездам. — Есть. Мне нужны ответы. И я знаю, кто может их дать. Но сначала нужно найти Штурмхонда.