***
— Атаки на границе участились. Отправлять туда людей все сложнее. Мы потеряли еще три отряда в стычке с дрюскелями. — Король теряет терпение, — сухо сказал Дарклинг, стуча пальцами по разложенной на столе карте континента, — И я тоже. Анатоль Штерн побледнел. — Хорошо, мой суверенный. Мы удвоим количество разведчиков. Дарклинг кивнул, жестом отпуская шквального. Ещё несколько докладчиков и посланник короля подались вперёд. Каждый считал свое прошение первоочередным. Полковник Первой армии хмурил кустистые брови. Офицер явно был недоволен тем, что ему приходится ждать своей очереди. Александр решил, что позволит ему говорить последним. Шуханский дипломат прочистил горло и сказал: — Королева ждёт вашего ответа по поводу... Неслышно ступая по звериным шкурам, в штаб вошёл Иван. Он встал за спиной Дарклинга и, склонившись к нему, шепнул: — Старкова просит о встрече. Девчонка говорит, это срочно. Дарклинг удивлённо приподнял брови. Что-то странное мелькнуло в его взгляде. — Прошу простить, господа, но совещание придётся перенести. Вы свободны. Он обернулся к сердцебиту: — Пусть заходит. Иван поджал губы и кивнул. Дипломаты и высокопоставленные гриши, недоуменно шушукаясь, направились к выходу. На побуревшем лице офицера отразилась крайняя степень недовольства. Он было раскрыл рот, чтобы выразить своё возмущение, но в зал советов вошла Алина. Казалось, от ее золотых волос на стенах шатра заиграли солнечные блики. Все присутствующие замерли, не в состоянии отвести от девушки глаз. Из широкой груди полковника вырвался восхищенный вздох, и края карты на столе затрепетали. Алина изящно поклонилась, изгибая тонкий стан. Она не поднимала глаз, смотрела прямо на носки своих сапожек. Ее челюсть едва заметно сжалась, будто восторженные взгляды причиняли ей боль. — Хороша как само солнце, — пробормотал посланник короля себе под крючковатый нос. Очень тихо пробормотал, но Александр услышал. Он щелкнул пальцами и все, будто очнувшись, поторопились покинуть зал. Офицер все норовил обернуться через плечо. Этим бедняга вынес себе приговор – всего через несколько дней его карьера стремительно пойдет под откос без всякой видимой причины. Штаб обезлюдел. Алина подняла взор. Сегодня ее глаза казались больше серыми, чем зелёными. Как летняя гроза. Александр встал ей на встречу. Девушка мягко улыбнулась, обогнула стол и села рядом, на место дипломата из Керчии.Теперь он мог слышать аромат васильковой воды от ее волос. Первая встреча за несколько недель. Они не разговаривали с того вечера у озера, виделись только издали. Он только сейчас осознал, что упорно отказывался признавать, что скучал. Теперь, когда они остались вдвоем, девушка держала голову гордо и прямо. В этом наряде она выглядела юной королевой. Его королевой. Александр скользнул взглядом по изгибу ее шеи и заметил блеск серебряной цепочки. Портниха предавала подругу по мелочам и потому он знал: Алина не снимая носит стеклянный кулон, подарок младшего Ланцова. Знал он также, что девушка зачем-то попросила фабрикаторов сделать оправу для медного грошика. Под шелком платья виднелся плоский кружок. Монетка лежала прямо над ее сердцем. Наверняка реверс отпечатывается на тонкой, прозрачной коже. Мысль о гербе Ланцовых на ее груди наполнила Александра яростью. Ему захотелось сорвать чёртову цепочку и швырнуть в жаровню. Увидеть, как лопается в огне граненое стекло, а металл тает и ручейком убегает в угли. — Прости, что приходится отвлекать, — молвила Алина, — Я бы не осмелилась, если бы дело не было действительно важным. *** Я сидела в резном кресле рядом с Дарклигом, возвышаясь над толпой, и смотрела, как Мал, поражённый и растерянный, покидает палаты шатра, сжимая в кулаке приказ с новым назначением. Он пытался обернуться, заглянуть мне в лицо. Я опустила голову, закусив губу. Я бессовестно использовала этого парня. Сыграла на его привязанности - привязанности даже не ко мне — и толкнула на путь опасности и жертв. Мне должно было быть стыдно. Но я не испытывала ничего похожего на стыд. Этим судьбоносным утром открылась неведомая часть моей натуры. Безжалостная, эгоистичная, расчетливая. Я почувствовала на себе взгляд Дарклинга. Он внимательно изучал меня несколько минут, а потом встал и протянул руку. Я вложила свои пальцы в его ладонь, не поднимая взора. Не хотела, чтобы он увидел в моих глазах бурю, что бушевала на сердце. Гриши, все до единого, поклонились в нашу сторону, пока мы спускались со ступеней помоста. Я кожей чувствовала их жадное любопытство. Гордо вскинула голову вопреки смущению и смутному чувству стыда. Дарклинг искоса взглянул на меня, и одобрительная улыбка коснулась его губ. В ясных серых глазах читалось восхищение. Почти восторг. Он уверенно повел меня к черному павильону, к своим покоям. Все присутствующие в зале затаили дыхание. Я буквально могла слышать их мысли в звенящей тишине. Те, кто делал ставки на Ланцовых, сегодня потеряют свои деньги. Стража отвела антрацитовый полог. Волны темного бархата беззвучно сомкнулись за нами. Только что я, не колеблясь, запустила цепь событий, ведущих к будущей катастрофе. Легкость, с которой я это сделала, пугала меня. Я пугала себя. Мои похолодевшие руки принялись скручивать края пояса. Дарклинг подвел меня к длинному столу для совещаний и усадил в одно из кресел. - Ты глядишь расстроенной, — в его удивительно мягком голосе слышалась искренняя тревога. — Все в порядке, правда, — привычная ложь, которую я умела произносить убедительно. Долгие годы тренировок. — Ты так легко выдаешь свое волнение, — он аккуратно взял меня за запястье, развернул руку ладонью вверх. Ток пробежал по телу, и я невольно сделала глубокий вдох, чувствуя прилив силы. Там, где его пальцы осторожно касались моих, кожу покалывало сотней золотых иголочек. — Когда ты нервничаешь, то начинаешь что-нибудь крутить или теребить одежду, — он пробежал кончиками пальцев по линиям сосудов, что проступали на моей ладони. Я вздрогнула, и он отпустил меня, — Так что я всегда знаю, когда ты врешь. Я спрятала руки за спину и скорчила гримасу: — Честное слово, понятия не имею, кто испачкал шоколадом четыре твоих книги. Все что могу сказать — это не я. Честно-честно, — я вытянула руки вперёд и демонстративно покрутила ими, — Видишь? Я умею врать. Дарклинг нахмурился. Если бы не легкая улыбка на изящно очерченных губах, я бы даже поверила, что он правда рассердился. Я невинно захлопала ресницами, и он улыбнулся шире. Его взгляд упал на мою шею и выражение прекрасного лица резко стало серьезным. Он отодвинул своё кресло, по-кошачьи мягко ступая, приблизился к моему стулу и встал позади. Отвёл мои волосы с плеча за спину. Ладонью скользнул под них. Склонившись к уху, прошептал: — Откуда ты знаешь этого следопыта, Алина? — его пальцы все глубже зарывались в волосы, — И почему ты так уверена, что он найдёт оленя? Игнорировать острое, почти болезненное наслаждение от его прикосновений было непросто, но я нашла в себе силы слегка отстраниться. — Мы дружили до того, как я попала в Малый дворец, — эта ложь удивительно легко упала с моих губ, — Мал способен найти кролика в каменной пустыне. Он очень талантлив. — Правда? - промурлыкал Дарклинг. О, этот голос. Мне стало тяжело дышать. Он заметил это и ухмыльнулся. Деликатные пальцы скользнули по моей шее и коснулись замка цепочки Николая, — Как и твой принц-отказник? Я невольно схватилась за кулон. Дарклинг глухо рассмеялся и слегка потянул меня за волосы. —Ты ведь не хотела усилитель, — его дыхание коснулось макушки, — Что же изменилось? Я запрокинула голову. Мы встретились взглядами. —Ты умеешь быть очень убедительным, — прошептала я. На его совершенном лице отразилось ликование. Дарклинг медленно склонился ко мне. Мы соприкоснулись носами. Мои губы приоткрылись сами собой в ожидании поцелуя. От двери в глубине зала (единственной на весь шатёр двери, во всех остальных комнатах были бархатные перегородки) раздался стук. Этот звук разрушил какие-то неведомые чары. Что-то было… неправильно. Я резко встала. Заторопилась к выходу и чуть не столкнулась с Иваном. Он блеснул на меня ревнивыми глазами. Коротко поклонившись, сказал: - Мы готовы выдвигаться к Каньону, мой суверенный. Дарклинг кивнул и небрежным жестом отпустил сердцебита. Я сделала шаг вслед за ним, но Дарклинг поймал меня за локоть и прижал спиной к себе. — Только не думай, что на этом я закончил с тобой, - выдохнул он мне в шею, а потом сам подтолкнул к двери.***
Осенний ветер приятно охладил пылающие щеки, когда Иван вывел меня из шатра. Снаружи уже выстроилась целая процессия. Фыркали лошади, кричали конюхи. Я заметила в середине колонны министерскую карету, украшенную королевским гербом. Мне стало страшно. Когда мы окажемся на скифе, жизнь всех этих людей будет зависеть от меня. Во главе колонны, под стягом с символом Дарклинга, перебирали ногами две лошади: вороной конь и удивительной красоты кобыла. Ее бархатистая шерсть была кремово-золотистой, светлая грива спускалась почти до земли. Я вспомнила, что эту редкую масть называют изабелловой. Кобыла покосилась на меня злобным круглым глазом, когда Иван подвел меня ближе. Я нахмурилась. - А где мой Воронок? Иван пожал плечами. - Эта кобыла – подарок короля. Я подошла к лошади. Закусила губу. - Черт! Ну офигеть. Дамское седло. Я без понятия даже, как в него забраться. Это же развлечение для дворянок! Никто не обучает гришей забавам знати. Будет очень здорово, если заклинательница Солнца грохнется с собственной лошади на глазах у всех. Передо мной возник Дарклинг. - В чем дело? Я беспомощно махнула рукой на седло. Он склонил голову набок. Бросил взгляд на королевскую карету. - Поедешь со мной. Не успела я возразить, как он поднял меня за талию и боком усадил на своего коня. Мозг лихорадочно заработал, пока он отдавал последние распоряжения. Мы едем не в экипаже, - король и Дарклинг хотят, чтобы люди вдоволь поглазели на «спасительницу Равки». Но я разряжена, как принцесса, в неудобные для верховой езды одежды и выгляжу скорее как украшение, а как не героиня. Дарклинг сделал все, чтобы меня воспринимали беспомощным дополнением к нему. Он отвергнул королевский подарок, открыто заявил права на меня. Не думаю, что королю это понравится. Простой народ же увидит нас вместе и сделает свои выводы. «Подстилка». Я бездумно сжала в кулаке солнце на поясе. Острые лучи так сильно врезались в ладонь, что выступила кровь. Не так я представляла шествие к Каньону. Я была уверена, что главная роль в сегодняшнем спектакле отведена мне. Но я правда всего лишь зверушка. Дарклинг скользнул позади меня и вытянул руки, чтобы взять поводья. Мне нестерпимо сильно хотелось врезать ему локтем прямо в солнечное сплетение. Я подняла взгляд вперед. Крибирск обрывался перед стеной черноты в нескольких километрах от нас, как локация в видеоигре. Улицы кипели толпой. Я услышала доносящийся от нее далекий гул, похожий на шум моря. - Санкта! Санкта! Да здравствует Санкта Алина! Я обернулась к Дарклингу. Он улыбнулся, но его глаза остались холодными. Сколько в нас двоих осталось от тех, кем мы были в действительности? Кто мы? Дарклинг и заклинательница Солнца или все же Александр и Дана? Я поймала себя на том, что с трудом вспомнила собственное имя. Дарклинг поднял руку, одновременно пустив коня шагом. Процессия двинулась вперед. Толпа взревела. Внутри меня что-то горько заплакало. Я ослепла и оглохла. Тряпичной куклой качалась в седле и смотрела, как колено Дарклинга соприкасается с моим. Даже сквозь пелену оцепенения до меня долетали крики обезумевшей толпы. Тысячи голосов повторяли имя, которое казалось чужим как никогда. Все это ошибка. Я не любила Дарклинга, который выставил меня напоказ, как трофей. Я любила Александра. Робкого мальчика, которой стеснялся завести первым разговор, хотя отчаянно хотел найти друзей. Того, кто защитил от хулиганов двух едва знакомых девочек, хотя это грозило большими неприятностями. Чуткого, смелого… доброго. Невероятно несчастного. Александра, который не отходил всю ночь от постели ребенка, потому что знал, каково ему — мне — будет проснуться одному в темноте. Я ненавидела монстра, в которого он так отчаянно пытается себя превратить, чтобы исполнить свою многовековую мечту, и всем сердцем хотела спасти ту часть его души, к которой тянулась моя. Я обернулась к нему, чувствуя, как что-то мокрое сползает по щеке. Толпа ревела и скандировала ее имя. Люди отталкивали друг друга, наваливались на кордон из королевских солдат. Молодые и старые, красивые и уродливые. Такие разные. Такие одинаковые в своем фанатичном восторге. Алина сжалась в кольце его рук. Прелестное расстроенное лицо дрожит отражением в неспокойной воде; уже кривится. Вот-вот польются слезы. Внезапно она обернулась к нему. Громадные глаза смотрели так… Будто отчаянно пытались найти лучик света в темноте. Он понял, что она видит его. По-настоящему видит. И он увидел ее тоже. Нежную, сильную. Такую же израненную, как и он сам. Он почувствовал, что у нее тоже есть своя печальная история, скрытая ото всех боль. Ему захотелось оправдаться. Попросить прощения одновременно за все, что он сделал и не сделал в своей слишком долгой жизни. Лишь бы она не смотрела так, не заставляла его чувствовать себя уязвимым. Почему, когда дело касается ее, он вспоминает, что у него все еще есть сердце? Александр переложил поводья в одну руку. Нашел ее ледяные пальцы. — Пожалуйста, не плачь, — попросил он почти жалобно. И плевать, что сейчас на них смотрели сотни людей. Алина так широко распахнула глаза, что ресницы вонзились в брови. И улыбнулась… будто все же нашла, что искала. — А кто плачет? Пылинка в глаз попала. Девушка отвернулась. Ее плечи распрямились, словно с них упало какое-то неведомое бремя.***
Я стояла на носу сухопутного корабля, всматриваясь в море теней. Создавалось впечатление, что мир за его границей просто не существует. Я осознала… что-то во мне жаждет оказаться в этой пустоте. Подарить ей рассвет. Под громогласную команду громадный скиф плавно скользнул на бесцветный песок, похожий на сигаретный пепел. Шквальные воздели руки. Паруса с королевским гербом наполнились ветром и корабль устремился вперед, в темноту. Она вихрилась, беспросветно черная, кромешная, манящая. Смутно знакомая. Все затаили дыхание. В громкой тишине я слышала скрип снастей, шорох песка под санями скифа. Трепет парусов стал почти оглушительным. Темнота обняла, окутала меня. Мне показалось, что я вернулась домой. Это мгновение было только моим. Я раскинула руки. Нетерпеливый свет вырвался из груди с резким толчком. Тело — лишь чехол, футляр. Оно раскрылось, как цветок, выпуская на свободу белоснежный свет, безжалостно яркий, ослепительный. Что-то гудело в костях… Песня. Песня хрусталя и стали, созидания и разрушения. Жизни и смерти. Я слышала ее в ночь звездопада. Часть меня, древняя, вечная, захлебнулась в экстазе, сияя все ярче с каждым ударом сердца. Но тело взвыло. Песня звучала громче и громче, причиняя боль. Она усиливалась, нарастала, как лавина. — Маленькая звездочка, — позвал неведомый голос из темноты. Он походил на рычание дракона, - Укажи нам путь. Освободи нас. Я заозиралась по сторонам. Свет еще сильнее хлынул из меня. Беспощадный. Жестокий. Неземной. Он с невероятной скоростью простирался все дальше, уничтожая клубы тьмы. Где-то закричали волькры. Я — свет. Я — жизнь. Я — смерть. Я — вечность. — Алина, прекрати! — Дарклинг возник за моей спиной. — Не слушай, — возразил бесплотный голос. Я поняла, что кроме меня его никто не слышит, — Еще. Свети еще. — Алина! — Дарклинг дернул меня за руку. В его глазах был ужас. Как же странно видеть, что он потерял свое железное самообладание! Боль усиливалась. Я поняла, что если не возьму контроль над светом, то исчезну. Растворюсь. Усилием воли я сузила его поток. Оставила ровно столько, сколько хватало на скиф. Вспомнила, как отгородилась от хрустальной песни той ночью в лодке, и сосредоточилась на земных вещах. Скольжение шелка по коже. Жемчужно-серые глаза Александра. Смолистый запах дерева. Песнь в моих костях постепенно утихла. Дыхание стало ровным. Ни боли, ни странных голосов. Реальность вновь обрела четкость. Я увидела гришей, солдат, посланцев короля. На их лицах — восторг и надежда. Зоя улыбалась мне от мачт. Никто, кроме Дарклинга, не заметил ничего странного. Он глядел на меня так, словно впервые увидел. Брови сведены, кулаки сжаты. Я тряхнула головой. Подумаю об этом позже. Сейчас важно одно — доставить всех в порт Новокрибирска и желательно не по кусочкам. Я опять вскинула руки, поддерживая защитный купол, за которым уже виднелось мельтешение кожистых крыльев. Почувствовала себя олененком Рудольфом в упряжке Санты и хихикнула про себя. Это нервное. Остаток пути прошел без приключений. Я светилась и старалась ни о чем не думать. Когда впереди показались синие крыши Новокрибирска, едва не взвизгнула от облегчения. Дарклинг подошел ко мне. Переплел наши руки и вскинул их в победном жесте. Все, от матросов до министров, разразились аплодисментами. Многие плакали. Дарклинг наклонился ко мне и шепнул: — Я знал, что ты мой ответ. Мне не хватило сил на улыбку. Скиф с мягким толчком пристал к докам. Толпа на пристани разразилась ликующим криком. На встречу кораблю полетели ленты и лепестки цветов. Я пробежалась взглядом по торжествующим лицам. Эти люди поколениями жили страхом перед губительной тьмой. Заклинательница Солнца подарила им надежду на то, что скоро все станет лучше. Сердце сжалось. «Я не позволю вам погибнуть», — поклялась я самой себе, глядя на радостных детей, которые размахивали флажками с солнечным символом и повторяли имя Алины. Дарклинг повел меня к сходням. Я сделала первый шаг с палубы. — Наивная звездочка, — насмешливо выдохнул невидимый дракон мне в спину, - Девочка из чужеземья.Мы еще встретимся. Я обернулась так резко, что в глазах потемнело. Но в угольной черноте Каньона никого не было. Мир закружился. Ослабевшие ноги отказались меня держать, и я потеряла сознание. *** - Что значит, не могут разбудить ее? Портниха закусила губу. Она крепко держала Алину за исхудавшую руку. - Она каким-то образом сама замедляет свое сердцебиение. Не хочет просыпаться и сопротивляется целителям. Дарклинг свел брови. - Можешь идти. Лицо Жени сморщилось от беспокойства, но она аккуратно положила руку подруги на одеяло, на прощание ласково провела кончиками пальцев по ее предплечью. Бело-золотой тенью скользнула за портьеры. Александр сел рядом. - Что же ты творишь? С кем борешься? - прошептал он. *** Его разбудил толчок в грудь. Пожалуйста, помоги мне. На краткий миг он вновь стал ребёнком с тысячей имён, и нужное никак не хотело вспоминаться. Смятение, хорошо знакомое с детства, но давно забытое: он не понимал, кто он и где находится. Приступ паники сдавил горло. Помоги мне. Александр! Мучительный страх разжал когти. Дарклинг резко сел на постели. Он сразу понял: что-то не так. Тишина была плотной, как вата. Воздух отяжелел и застыл, давил на уши, забивался в рот. Вдыхать его получалось с трудом. Прошу, помоги мне! Ее имя вспомнилось быстрее чем собственное. Натягивая одежду находу, он поспешил к выходу. Опричники у входа в его покои спали тяжёлым сном, таким же неестественным, как и густая тишина, царившая в шатре. Дарклинг, не мешкая, вышел в общий зал. Обморочный сон свалил всех: слуг, гришей, королевских послов. Охрана уснула стоя, опираясь на ружья. Плохо. Очень плохо. Нет нужды заглядывать в закуток Алины, для того чтобы понять - ее кровать пуста. И тому виной кое-кто поопаснее щенка-принца. Снаружи застыла безлунная осенняя ночь. Облака в небе висели неподвижно. Не дул ветер, пламя в факелах замерло. Дарклинг остановился. По зачарованному воздуху плыла песня, столь прекрасная, что слёзы сами навернулись на глаза. Голос, исполнявший ее, не был мужским или женским. Он одновременно звал за собой и приказывал бежать прочь, созидал и разрушал. Потустороннее совершенство нот ранило слух. Оно не было предназначено для смертного мира. Белая фигурка целеустремленно двигалась к границе Каньона. Распущенные волосы тянулись за девушкой по схваченной изморозью грязи. Они светились золотом. Алина воздела руки к Каньону. С каждым шагом свет от кожи и волос становился ярче, а потусторонняя песнь - громче. Александр обернулся тенью и молниеносно догнал девушку. Увидев его перед собой, она остановилась. Алый рот казался кровавой раной на бледном лице. Губы плотно сомкнуты, но песня абсолютно точно исходила от девушки, расходилась волнами от ее тела, будто оно было инструментом, исполнявшим музыку мироздания. Красные губы скривились в усмешке, а потом разомкнулись. Девушка заговорила чужим голосом, сильным и резким, как взмах клинка: — А, все же примчался забрать свою игрушку. Она так отчаянно звала тебя, мальчишка. Юрис. — Она могла бы вывести нас из твоего треклятого каньона, как путеводная звезда. Как жаль, что ты чутко спишь, — промурлыкала Елизавета. Александр буквально видел, как ее рука перебирает голосовые связки Алины, как струны арфы. — Хватит, — он свёл ладони, сгущая тени Каньона. Магия пленённых святых заглохла в вязкой тьме. — Это ещё не конец, — прорычал Юрис. Из горла Алины вырвался смех Санкты-Елизаветы. — Ты даже не представляешь, кем владеешь. — Я представляю достаточно. Прочь! Он щелкнул пальцами. Незримое присутствие святых развеялось и мир вернулся к жизни. Облака вновь побежали по небу, звуки наполнили ночь. Алина покачнулась. Свет резко погас. Александр взял ее за плечи, с тревогой всмотрелся в белое лицо. Ресницы дрогнули и она раскрыла непонимающее глаза. На долю секунды в их глубине отразились звёзды, которых не было в небе. — Мои кости пели, — прошептала она хрипло. Вместе с шепотом изо рта полилась кровь и хлынула на подбородок. Девушка согнулась пополам, а потом рухнула на четвереньки. Ее тошнило. На грязь упала шипастая роза — прощальный подарок Елизаветы. — Дерьмо. Самое настоящее дерьмо, — просипела Алина и отключилась. — Полностью согласен, — пробормотал Александр, подхватывая девушку на руки. Он коснулся пальцем ее лба, и клочок тьмы вуалью лег на лицо, скрывая ненужные воспоминания. *** Мне снились кошмары. Мне шесть. Когда бабушка не видит, мои двоюродные братья дерутся, а потом по очереди тормошат меня, как куклу. — Скажи, что ты выйдешь замуж за меня! — Нет, за меня! Я плакала, а они щипали меня, чтобы я перестала. Называли ревой и обещали никогда больше не разговаривать со мной, если я кому-нибудь пожалуюсь. Я помню, как услышала странный минеральный запах от мужчины, что якобы случайно прижался ко мне в метро. Я тогда не поняла, что это. Мне было четырнадцать. По-настоящему четырнадцать. — Дима обещал выебать тебя, — кричали мне вслед мальчишки-ровесники в школьном коридоре. Я тогда съеживалась от стыда и ужаса, сутулилась, пытаясь скрыть слишком заметную грудь. На следующий день моей маме позвонила завуч. Она жаловалась, что я отвлекаю одноклассников от учебы. Выпускной. Пьяный парень, самый красивый в классе, зовёт меня танцевать. Я отказываю. Подруга, влюблённая в него, со злостью оттолкнула меня, когда я побежала за ней в туалет, чтобы успокоить. С той ночи мы больше никогда не разговаривали. Я плакала по ней одинокими вечерами, сжимаясь комочком на узкой койке в общежитии, абсолютно одна в чужом городе. Передо мной замелькали десятки подобных воспоминаний. Нет! Это прошлое. Страшное прошлое, которого не существует. Я больше не бессильная одинокая малышка, которая боится оттолкнуть обидчика или обратиться за помощью, потому что уверена, что ее как всегда сочтут виноватой. Я - гриша. Я - ослепительный свет. И я больше никогда. Никому. Не позволю. Утро принесло неожиданную ясность. Я проснулась легко, радуясь блеску нового дня. Отчаяние, которое я испытывала во сне, растаяло. Я сладко потянулась и вылетела из пухового кокона одеял, как птичка из гнезда. Нежный свет утреннего солнца лежал на полу золотым прямоугольником. Я вошла в него, словно в теплую воду, распуская косы. За окном было безукоризненно голубое небо, прозрачное и высокое. Я встала на носочки и потянулась еще раз, чувствуя себя антенной, вибрирующей от прилива энергии. В спальню зашла горничная со стопкой белья. Увидев меня, она вскрикнула, зажав рот рукой. Белье с тихим хлопком упало на пол. Я бросилась поднимать его. - Что с тобой, Иванка? - изумленно спросила я, - Что-то случилось? Девушка плакала и улыбалась сквозь слезы. - Вы проснулись, наконец-то проснулись... Мы уже думали... Я вскинула бровь. Она замялась. - Вы были без сознания четыре дня.