Треугольник: брак

Пакет с продуктами трещит по швам, но я всё ещё надеюсь, что до дома его донесу. Рваться он начал уже на выходе из супермаркета, но благополучно приземлился в багажник любимого внедорожника. Вот тогда и надо было переложить часть купленных продуктов в другой. Но нет, то ли лень, то ли, полагаясь на авось, делать этого я не стал, о чём сейчас безмерно жалею, проклиная всех и каждого, а больше всего себя. Поднимаясь по лестнице на свой этаж, я слышу, как рвутся его полиэтиленовые ручки, постепенно растягиваясь до точки невозврата. А всего-то оставался один пролёт! Картофель с луком рассыпаются по лестничной площадке, и я начинаю усердно думать, как мне поступить: побежать в дом за новым пакетом и заодно отнести остальные покупки или всё же начать собирать в порванный. — Ой, давайте я вам помогу, — на ступеньку выше стоит смутно-знакомый парень, а потом забирает из моих рук пострадавший пакет, у которого оторванные ручки видели лучшие времена, и начинает быстро собирать рассыпанные по бетонному полу овощи. Я же, вместо того, чтобы начать ему помогать, наблюдаю за парнем, испытывая настоящий визуальный оргазм от вида двух сексуальных ямочек на его пояснице и нетронутых загаром ягодиц, которые становится видно из-за низкой посадки джинс, когда парень присаживается на корточки. — Спасибо. Поможешь донести до квартиры? — спрашиваю я низким хрипом, а в глазах всё ещё рябит эта соблазнительная картинка. — Да, конечно. Парень улыбается, подхватывает пакет с картошкой и луком, словно мешок, и идёт следом за мной. Краем глаза я замечаю, что он почти с меня ростом и очень даже симпатичен. В благодарность за спасение я приглашаю его на чашку чая, и он, как мне кажется, с радостью соглашается. Разувается, ставит кроссовки у стены, чтобы не мешали, и отправляется мыть руки в ванную комнату, где я показываю, каким полотенцем следует вытирать руки. — Вы всех так привечаете? — спрашивает он, зайдя на кухню, где я наспех накрываю стол. — Пакет порвался первый раз, значит, ты первый. Мне кажется, я тебя раньше видел. Ты живёшь здесь? — спрашиваю я, ставя чашку с ароматным чаем перед ним и придвигая вазочку с конфетами к нему поближе. — Нет. — Ждёшь кого-то? — Да, — немного помолчал и добавил: — Вас. Его ответ меня обескураживает. Мне становится непонятно, но в то же время интересно, зачем я ему понадобился. Я заново его рассматриваю, но ничего нового не нахожу. Он всё так же улыбчив, симпатичен, и хорошо одет. — Ты случаем не киллер? — Почему? — Я тебя не знаю, а ты меня ждёшь, — дурачусь я. — А вас должны убить? — И не понять, то ли он подыгрывает, то ли всерьёз перепуган. — Вроде нет. — Тогда я не киллер. Я Кирилл. — Тогда зачем подкарауливаешь меня, Кирилл — некиллер? Он мнётся. На его открытом лице отображается весь его мыслительный процесс, и я опять подмечаю, что парень хорош. Тёмные прямые волосы коротко стрижены, прямой нос, светло-карие глаза и изящные губы с чётким контуром. А ещё у него светлая гладкая кожа, как у девушек, и кадык почти не заметен. Лет так двадцать на вскидку. Строен. — Я вас видел в клубе… На Южной, — мнётся он, опускает глаза, выискивая на дне своей чашки плавающие на дне чаинки, а я начинаю вспоминать, когда был последний раз в клубе, и это выходит почти два месяца назад. — И решил по-сталкерить за мной? Только вот не пойму, чего так долго? — Да не следил я за вами! Просто так получилось, — срывается он, нервничая. — А чего в клубе не подошёл? — Пока я думал, к вам подошёл парень, и вы ушли вместе, — у него обида сквозит в словах, и мне почему-то это нравится. — Откуда адрес узнал? — Друг недалеко живёт. Шёл неделю назад мимо, увидел вас, проследил. — Значит, всё же следил? — Ну да, — улыбается смущённо он, — значит, следил. — И что мне теперь с тобой делать? Кирилл, видимо, к этому вопросу был не готов, поэтому сидит молча. Да и я не был готов к такому повороту тоже, не каждый день, как снег на голову, падают симпатичные молодые парни, да ещё и у меня дома. После Егора не было никого, кто сумел бы заполнить мою пустую нишу собой. Были случайные встречи, как тогда в клубе, где я ушёл в кабинку туалета, чтобы скинуть напряжение, но длительных отношений не было ни с кем. Да и территория эта сейчас была моя, а не нейтральная, поэтому несколько минут я пребывал в задумчивости, пытаясь всё осмыслить. — Кира, ты молодой и симпатичный парень. Думаю, я не тот, кто тебе подходит. Да у нас разница в возрасте лет пятнадцать минимум, чёрт побери. — Ну и что! — Тебе со сверстниками трахаться надо. На хрен я тебе сдался? — Не хочу со сверстниками, к тому же, это вы мне нравитесь, а не они, — с упорством отвечает Кирилл, и мордаха, такая уморительно-детская, что невольно вспоминается дочь. Вот между ними как раз разница не такая существенная, как между нами, и от этого осознания настроение ещё больше падает. — Кира, вот скажи, сколько тебе лет? — Двадцать один. — Мне тридцать семь. И я не хочу страдать, если один сопляк, который что-то возомнил о том, что между нами может что-то получиться, в один момент изменит мне с кем-то другим, кто окажется моложе и симпатичнее. — Но всё не так! И потом, если не попробуешь — не узнаешь, — пытается возразить он. — Кира, я думаю, у нас ничего не получится, и тебе пора домой, — ставлю я точку. Он неохотно поднимается и, чуть ссутулившись, медленной походкой идёт в прихожую. Не спеша обувается, будто ждёт, что я передумаю и остановлю его. Смотрит мне в глаза, не улыбаясь, и решительно говорит: — Я завтра приду. А я думал, точку поставил я! *** Весь следующий день я думаю о Кирилле, о последних его словах, и мне даже становится невмоготу узнать, придёт он или нет. Мальчишка хорош, не глуп, и грех такого упускать, но с другой стороны, нужны ли мне эти обязательства? — Сергей Витальевич, вы не заняты? — в кабинет заглядывает наш генеральный Лукин и отрывает меня от нерабочих дум. — Заходите, Семён Иванович, вы же знаете, для вас я всегда свободен. Шеф садится напротив меня. Задумчиво смотрит, видимо решает с чего начать. Пока он думает, я украдкой разглядываю его, по-прежнему восхищаясь, что в свои шестьдесят лет он выглядит моложаво. И даже очки, которые он носит постоянно, не прибавляют ему года, а придают некий шарм. — К нам на следующей неделе придёт новый сотрудник в юридический отдел, опыта ещё нет, но вроде как горит желанием работать. Если что будет не получаться у него, сильно не ратуй, всё же он молод ещё, неопытен. — Кто он вам? — Сын. Младшенький. Старшие выросли, сами детей имеют. Да ты знаешь, и Елена, и Николай у нас работают. А вот за младшего сердце порой болит. — Плохая компания? — Слава богу нет. Дурость порой в голове у него, вот и болит у нас на пару с Валентиной. Молодёжь стала нынче вседозволенная, насмотрелась на жизнь заграничную, вот и бесится. Но он мальчик неплохой, сам увидишь. Ты, главное, его особо не обижай. Ругать ругай за дело, но не обижай. — Что-то вы загадками говорите, Семён Иванович. — Да нет, какие тут загадки, ты же меня знаешь, — от души смеётся он, — пойду я, а то Говорухин должен зайти. Что-то не ладится у него в коллективе, надо бы разобраться. — Мельникову надо перевести в другой отдел, а лучше уволить. Она всех в отделе подстрекает, что он никудышный руководитель, а сама ему неточные данные подсовывает, вот ему и приходится за ней всё по сто раз перепроверять. — Всё-то ты знаешь, только откуда? — Птичка на хвосте принесла. — Ты эту птичку прикармливай. Такая информация тоже бывает полезной. Замом генерального я стал полгода назад, проработав перед этим начальником отдела продаж два года, увеличив клиентскую базу и тем самым прибыль компании. Не спорю, я был хорош в деле, которое я любил и которое меня кормило, но всё же для меня эта новость стала неожиданной, так как двое детей шефа работали здесь же на руководящих должностях, и было логичнее занять этот пост кому-то из них. Но видимо Семён Иванович видел всё иначе, решив, что нельзя мешать семью и бизнес в одном котле, чему я был только рад. Неприязни со стороны его родственников я не видел, никто не препятствовал моим нововведениям и приказам. Все были предельно вежливы. Поэтому, если младшенький похож на старших, проблем, думаю, не будет. *** Когда пришёл домой, настигло чувство разочарования — Кира не пришёл. Видимо передумал своё слово держать. — Старый дурак, сам же выгнал его и сам же целый день надеялся, — разозлился сам на себя и хлопнул со всего размаха дверью неповинного холодильника, вымещая на нём злость. Звонок дочери немного отвлёк. Настёна делилась впечатлением от поездки на море, где отдыхала вместе с новой семьёй моей бывшей жены, присматривая заодно за сводным братом. Как всегда, жаловалась на Антона, которого недолюбливала, и восторгалась агушками крохотного Славика, которого не выпускала из своих рук. Обещала прислать кучу фотографий, а напоследок всё же сказала, что сильно скучает по мне, чем согрела мою душу. И уже стало не так одиноко, что я решил приготовить фирменную лазанью по рецепту Натальи. Настёна после ухода Наташи была мною заслана в новую семью бывшей с целью научиться готовить «божественную лазанью», а заодно и быть поближе к матери. Как бы мне ни хотелось, чтобы дочь всецело принадлежала только мне, но здравый смысл подсказывал, что в воспитании должны принимать участие оба родителя, к тому же есть вещи, которыми девочке легче делиться с матерью, а не с отцом. Впрочем, с возрастом ничего не изменилось, и дочь продолжала рассказывать мне всё без утайки, советуясь порой в сложных вопросах касательно друзей и учёбы. Лазанья была почти готова, когда раздался звонок в дверь. — Добрый вечер. Можно зайти? — Улыбающийся Кира протягивает мне пакет из соседней пекарни, в котором может быть всё что угодно, но я точно знаю, чтобы там ни лежало — это очень вкусно. У меня поднимается настроение, и я уже даже не знаю от чего больше: от его прихода или от принесённого лакомства. — Заходи, коль не шутишь, милдобрыйчеловек. Я думал, ты не придёшь, — улыбаюсь в ответ, забирая пакет и открывая пошире дверь, приглашая Кира в дом. — Я ключи дома забыл, поехал назад, а родители уже уехали на дачу, теперь вернутся только завтра. — И где ты собрался ночевать? — знаю, что у меня, но спросить-то для проформы надо. — У вас. Если оставите. — Кира смущается и опускает голову. Но я всё же успеваю разглядеть, как у него пунцовеют щёки и уши, чем приводит меня в восторг. Вот как тут не оставить такое чудо, тем более на ночь? — Мой руки, и проходи на кухню. Есть будем. Я такую лазанью приготовил, пальчики оближешь. Кира расхваливает приготовленный мной ужин и просит ещё добавки, а после ужина я стелю ему постель на диване в гостиной. Вижу, что он расстроен, но вида не показываю. Пусть сам решает, где ему спать. Из душа он приходит всё же ко мне в спальню, проигнорировав предоставленную ему постель. Высокий и стройный. На ум приходит сравнение «как кипарис», но оно вроде как о девушке, а Кира парень. Широкое полотенце обмотано вокруг бёдер, скрывая от меня обнажённое тело. И я сам себя уже не понимаю, зачем хотел отказаться от такого совершенства. Кира ныряет ко мне под одеяло и как скромная девица избавляется от полотенца уже под ним. «Скомняшка», — думаю я, но ему ничего не говорю, чтобы не смущать ещё больше. Я подгребаю его тело к себе, удерживая за аппетитную ягодицу. Накрываю соблазнительные губы своими, ведя в поцелуе. Целую шею, плечи, грудь, изучая его восхитительно манящее тело. Кира выгибается от незатейливой ласки, тихо стонет. Я сажусь между его ног, чтобы подготовить и растянуть. Надеюсь, у такого скромника было мало партнёров, и он будет узок внутри, хотя кто его знает — он же сам пришёл и предложил себя на блюдечке с голубой каёмочкой. Он везде гладко выбрит, мне это нравится. Член небольшой, даже скорее маленький, с розовой кожицей, и такие же маленькие яички. Кира чувствует, что я его разглядываю, и ладошками начинает закрывать от меня своё небольшое богатство. Я склоняюсь над ним, целую в губы, как бы говоря «всё хорошо», и он расслабляется, обнимает меня за шею, трётся об меня своим телом, сам целует. И всё же он оказывается узок, и я всё делаю медленно, боясь его порвать. Сначала долго растягиваю, а затем долго вхожу, чтобы Кира привыкал постепенно и ему было не так больно. Я стараюсь быть нежным и внимательным. Шепчу ему на ухо, какой он красивый и желанный. Кира не сдерживает себя, стонет громко, приоткрыв чувственные губы, обнажая белые зубы с чуть выступающими клыками. Кончить вдвоём не получается — я кончаю первым, и пока Кира доводит себя до оргазма рукой, я ласкаю пальцами его анус. — Маленький, да? — спрашивает Кира, уткнувшись носом мне в подмышку, положив ладонь на грудь, и я понимаю, о чём он. — Нормальный, не переживай. — Он прижимается ко мне ещё плотней, а я поглаживаю его спину, ведя пальцами по длинному позвоночнику. — Тебя кто-то обидел раньше? — Да, — не сразу отвечает он. — Расскажешь? Кира молчит, потом тяжело вздыхает и начинает свой нелёгкий рассказ: — Два года назад у меня были отношения. Мне, во всяком случае, так казалось. Он пользовался мной, когда ему приспичивало, а сам встречался с девушкой. Посмеивался надо мной, что у меня маленький член, и говорил, что я никому такой ущербный буду не нужен. — Под мышкой стало мокро от набежавших слёз мальчика. Кира зашмыгал носом и продолжил: — А потом как-то пришёл к нему, а у него пьяные друзья. Он стал всем говорить, что я всем даю… Я правда этого не хотел, я отбивался, как мог, но их было четверо, а я один. Я потом долго лечился, мало того, что порвали, так ещё и болезнями наградили. Хорошо, что среди них спидозников не оказалось. Когда я вернулся домой весь в побоях и крови, мне пришлось всё рассказать родителям. Мама чуть инфаркт не получила. Знаешь, я очень благодарен им, они не отвернулись от меня и приняли таким, какой я есть, иначе я мог и повесился, во всяком случае, в тот момент я думал именно так. — Кира опять шмыгает носом, а я целую его в макушку, утешая молча, по сути, вчерашнего ребёнка. — И зачем я это всё тебе рассказываю? Что ты теперь обо мне подумаешь? — Всё хорошо, малыш. Теперь всё хорошо. *** Весь следующий день мы дурачимся. Доедаем оставшуюся лазанью, смотрим телевизор, переключая каналы, выискивая понравившиеся фильмы и передачи, и занимаемся нежным сексом, по-другому с Кирой нельзя. Мне хочется, чтобы он знал, что у секса есть и другая сторона — не только грязная, но и восхитительно-прекрасная. — Мне давно не было так хорошо, — целую его в обнажённое плечо. — Жаль только, что всё когда-нибудь хорошее заканчивается. — Я видел женские принадлежности в ванне. Ты поэтому так говоришь? — Кира нервничает, отодвигается от меня и смотрит в упор взглядом обиженного щенка. — Да. Тут всё непросто. — Я, когда нашёл тебя, думал, у нас с тобой будет всё серьёзно, тем более ты сам меня пригласил в дом. — Кира вмиг мрачнеет, поднимается с дивана, а я хватаю его за руку и валю на себя. — Кира, ты чего себе там напридумывал? — смеюсь я. — Дочкины это вещи, с ней и живу. Мальчик расслабляется у меня в руках, и вмиг его лицо светлеет. — Правда? — Правда, — целую его, переворачиваю на живот и ввожу пальцы в расстраханную дырочку, а Кира подмахивает мне, полностью на них насаживаясь. — Я с тобой завожусь, словно пацан в пубертатном возрасте, — стону от нахлынувших эмоций, — и отпускать тебя не хочется, а придётся. — Так не отпускай. — Он поворачивает в мою сторону голову и соблазняюще смотрит на меня, прихватив нижнюю губу своими белыми ровными зубами. — Мальчишка. Несильно хлопаю ладонью по округлой ягодице, оставляя слабый след от пальцев, ставлю его на четвереньки и, опустившись одной ногой на диван, начинаю трахать Кира, отпустив себя. — Се-рё-ё-ё-жа-а-а... — стонет он на одной волне, — ещё, ещё! И как тут можно отказать в просьбе? И я даю ещё, и ещё.