***
Наталья приходит почти сразу после ухода Насти к репетитору. Как будто ждала её ухода. Из гостиной я слышу, как она разувается в прихожей, идёт на кухню, моет руки, а затем включает электрочайник. Он шумит несколько минут, нагреваясь до нужной температуры, а затем ещё минуту спустя доносится звонкий стук ложки о стенки фарфоровой чашки при помешивании. Вроде всё как обычно, но в то же время интуиция говорит мне «нет» — не было «Серёж, я дома». После отъезда из родного города, мы как-то незаметно прижились здесь в N-ске, но не стали ближе с женой. Вроде и близкие, но чужие. Со стороны посмотришь — идеальная пара, а в дом войдём, где нет посторонних, и сразу по разным углам разбредаемся. Только и общаемся за завтраком, да за ужином — якобы «интересуемся» друг у друга, как день прошёл, а во взгляде равнодушие, и её, и моё. Спим вместе, потому как спальня одна на двоих, и кровать тоже. Иногда мне кажется, что так живут большинство супружеских пар, а потом присмотришься — нет, почти у каждого в семьях есть чувства — любовь. Ругаются, потом мирятся, но любят друг друга — это сразу видно: по их глазам, по их счастливым улыбкам. По телефонным разговорам, и то видно — щебечут, как пернатые после дождя на солнышке. Даже завидно становится. И порой думается, может и надо было уйти тогда, восемь лет назад, да только и та была бы не жизнь, вдали от любимой дочери. Винил бы себя всю оставшуюся жизнь, что оставил её, хотя, кто знает — дети вырастают и сами себе выстраивают счастье. Но это потом, а пока они растут, им всё видится иначе и воспринимается болезненнее. — Привет! — Я захожу на кухню и внимательно смотрю на жену, что-то в ней действительно изменилось, вот только что, пока не понять. — Привет, — звучит это как-то глухо, и глаз Наташа не поднимает. — Что-то случилось? Жена долго мешает ложкой давно остывший чай и всё никак не решается начать разговор. Пальцы на руке заметно трясутся, и я не выдерживаю, накрываю их своей рукой, заодно останавливая образовавшийся водоворот в чашке. Глаза она всё же поднимает. Я вижу в них плескавшееся раскаяние, и почему-то сразу вспоминаю наш сегодняшний диалог с дочерью. — Нам надо поговорить, — наконец произносит она. — Говори. — Серёж, я подаю на развод. Прости, — и опять прячет взгляд за длинной чёлкой каштановых волос. — Почему именно сейчас? — усмехаюсь я, хотя начинаю догадываться о причинах сразу. — Я правда не хотела, что б было всё так. Правда! Но я встретила человека, которого полюбила и жду от него ребёнка, — и все слова на одной ноте, видимо, чтобы не перепутать их звучание. Вроде и готов к этим словам, и любви давно нет, а злость всё равно откуда-то сразу накатилась, и на неё, и на себя за все эти бессмысленные годы. — Уверена, что от него, а не от меня? Хотя да, с нашим регулярным сексом по праздникам ты можешь забеременеть от кого угодно, но только не от меня. Ты же вся такая правильная, всех осуждаешь, меня этим все годы попрекала, а сама? — Серёж, прости меня. Я правда не хотела. — Чего ты не хотела? Изменять мне? Ложиться с другим в постель? Бросить свою семью? Но ты это между тем сделала и просишь, чтобы я тебя простил? — Но я же тебя тогда простила. — Нет, Наташ. Не простила. Не ври ни мне, ни себе. И ответь мне, почему ты можешь свободно любить, а я нет? — стало обидно и захотелось докопаться до сути. — Но твои отношения с другим мужчиной были неправильными. Ты бы и себя подставил и нас с Настей. Да Настю бы все заклеймили бы тогда в школе, что её отец пидор. — А кто сказал, что я хотел открытой этой любви? Нам с Егором было достаточно того, что мы имеем. Мы не такие идиоты, чтобы жить вместе и выставлять свои чувства напоказ. И потом, я всегда в-первую очередь думал о вас. Может, то, что было между мной и Егором, неправильно, но и ты виновата в том, что меня подтолкнула к измене. Да ты всю жизнь думаешь только о себе. Ни о дочери, ни о семье, а о себе! — Я пыталась, правда пыталась быть хорошей женой, но не смогла. Я тогда просто хотела быть счастливой. Чтобы был муж, дочь, свой дом, как у всех. Чтобы в меня пальцем не тыкали, как на неудачницу. Понимаешь? — Нет, не понимаю. Видимо у каждого из нас разное представление о счастье. Ты хочешь быть счастливой за счёт других и тебе плевать на тех, кто рядом с тобой, счастливы или нет. И сейчас я почему-то должен тебя понять. А ведь я тоже хотел быть счастливым долгих восемь лет назад, и именно ты этому препятствовала. Так о каком понимании ты говоришь? — Ты мог уйти, — шепчет она. — Мог. Но разве ты бы дала мне видеться с Настёной? — Наверно да, — неуверенно произносит Наташа, а я зло усмехаюсь в ответ на её слова. — Не ври ни себе, ни мне. И если уходишь, уходи сейчас, мы сказали уже друг другу достаточно. Апатия разливается по венам, и становится по-настоящему всё равно. Хочется остаться одному, не вспоминать этот разговор, жену и эти долгие восемь лет одиночества. Наталья поднимается из-за стола, подходит к двери. — Хорошо, только вещи на первое время соберу. Антон меня ждёт внизу, он переживает за меня и за ребёнка. — Значит Антон. Тот Антон, на которого ты вечно жаловалась, что он запарывает твои проекты, — опять распыляюсь я. — Оказывается, мы так часто о нём разговаривали, а я даже и не представлял, что моя жена тем временем с ним спит. — Прости, так получилось. — Прощу, обязательно прощу, но только со временем. Сейчас не могу. Мне надо всё переосмыслить. — Спасибо, Серёж. — Ты потому Настёну сегодня к репетитору отправила? — Да. Не хотела, чтобы она присутствовала при этом разговоре. Не знаю, как ей всё объяснить, надеюсь, она меня поймёт. — Наша расплакалась и зашмыгала носом, а я автоматически достал из ящика салфетки и протянул ей. — Спасибо. — Я сам поговорю с нашей дочерью. Обещаю не настраивать её против тебя. Она взрослая девочка, должна всё понять. — Я бы хотела, чтобы Настя переехала к нам с Антоном. — А вот я этого не хочу совершенно. — Но ей будет лучше со мной. — С чего ты решила, что лучше? У тебя будет новая семья и новый ребёнок. Ты им будешь уделять больше времени, чем Насте. Думаю, будет лучше, если она останется жить со мной. К тому же, тут её комната, друзья, школа, всё то, к чему она привыкла. Да и дочь уже в том возрасте, когда дети сами делают свой выбор, и вряд ли мы сможем повлиять на него, как бы нам этого не хотелось. Настя умная девочка — она всё правильно решит. — Она всегда любила больше тебя, — в её словах сквозит обида, но мне становится от них теплее. — Наташ, не торгуйся, мы не на базаре. И обиды твои не уместны. Мы вместе её воспитывали, и ей видней, кого любить больше, кого меньше. — Она просто всего не знает о тебе. — Зачем ты так? Если уходишь — уходи. Не будь, в конце концов, сукой. Хочешь быть счастливой — будь, но и мою жизнь и Настину не изгаживай. — Прости, я правда не хотела всего этого говорить. Правда. Я сейчас соберу вещи и уйду, но Настя всё равно часть моей семьи, и надеюсь, она меня поймёт и простит. — Настя выросла девочкой доброй, так что не переживай.***
— Я её никогда не прощу, — рыдает Настёна, уткнувшись в подушку и свернувшись калачиком на своей кровати. — Дочь, никогда не говори никогда. Мама тебя любит, и то, что она полюбила другого, в этом никто не виноват. — Я глажу её по шелковистым волосам, пытаясь успокоить, а она всё продолжает рыдать. — Она виновата. Видеть её не хочу. Она бросила меня и тебя. Как она могла, пап?! — заглядывает Настя своими васильковыми глазами в глубь моих глаз словно в душу, и у меня сжимается сердце от того, как больно моему ребёнку. — Настюш, мама тебя не бросала. Просто теперь она будет жить в другом доме. Но вы всегда сможете видеться и общаться. — Не хочу видеть её, она предательница. — Кто-то сегодня поддерживал Кэти из сериала, не ты ли? — Пап, это всего лишь кино, а это жизнь. — Но и истории в фильмах берутся из жизни. Не обвиняй маму, она слабая женщина, которая хотела большой любви. — Но ведь у неё был ты. — Наша любовь давно прошла, так получилось. И то, что мама встретила ещё одну любовь — это же счастье. У неё родится ребёнок от любимого человека, и ты сможешь с ним нянчиться, как ты и хотела. — Но я хотела, чтобы это был ваш ребёнок. — Это будет её ребёнок и твой единоутробный брат или сестра. Ты обязательно полюбишь этого ребёнка. Маленьких детей невозможно не любить. Я вот когда тебя впервые увидел, ты была такой морщинистой, опухшей и крикливой. — Не правда, — возмущается Настёна и уже не плачет, — я родилась сразу красивой. — Конечно красивой, для нас с мамой самой красивой и самой желанной. Я, как только увидел тебя, сразу и полюбил. Дети — это ангелы, посланные нам с небес, только потом вырастают и забывают своё предназначение. — Значит, я ангел? — Определённо ангел. Поэтому ты вытрешь слёзки и сопельки. Постараешься маму понять и поддержишь её, когда родится ребёнок. — Пап, а ты её простил? — Дочь, мы обязаны прощать тех, кого любим или когда-то любили. По другому и быть не может. — Но я всё равно буду жить здесь. И этого Антона я видеть не хочу. Ненавижу его, мама из-за него от нас ушла. — Настя обнимает своего любимого зайца, обиженно пряча лицо в мягком тельце игрушки, всё равно как маленький ребёнок, хотя уже исполнилось четырнадцать лет. — Нельзя заочно ненавидеть того, кого не знаешь. Может, он хороший человек, поэтому мама и полюбила его. А ещё она с ним счастлива, и это главное. Ты, когда вырастешь, обязательно встретишь человека, которого полюбишь всем сердцем, и поймёшь, как это прекрасно — быть рядом с любимым. Разделять с ним дни и ночи, воспитывать детей, радоваться каждому дню. — Пап, раз мама встретила, я хочу, чтобы и ты встретил, пусть будет по-честному. Только вот не прям сейчас, а немножко потом. Хорошо? — Хорошо, а теперь спи. И пусть тебе приснятся хорошие сны.