I can fake a smile I can force a laugh I can dance and play the part If that's what you ask Give you all I am — Human (Christina Perri)*
В центре в благопристойной позе сидел человек в расшитых золотом одеждах. На лице Цзинь Гуанъяо застывшая улыбка, а в темных глазах еле сдерживаемые гнев и досада. Его запястье жгло от пронизывающего холода, а тело и вовсе перестало подчиняться ему. Против своей воли он ответил на первые вопросы, но быстро собравшись, отправил потоки светлой ци к лоскуту ткани, выиграв себе немного времени. Когда он попытался сжечь ленту с помощью своих духовных сил, ничего не вышло. Только сил становилось все меньше. Она поглощала их. Она искусно пользовалась как светлой, так и темной ци, но самое главное — она делала это по своему желанию. У нее была своя воля. Она отравляла его, причиняла боль, словно мстила. Хотя почему «словно»? Тёмная ци, подобно сладкому мучительному яду, проникла и опутала меридианы, пробираясь ближе к ядру, перекрывая духовные каналы. Почти на грани терпимости болела голова — Тьма хозяйничала в его памяти, потому что с каждой пройденной секундой ему становилось все хуже — все больше картин прошлого вставало перед глазами, которые он мечтал раз и навсегда забыть, стереть из своей и чужой памяти. Он будто проживал свою жизнь заново, проходя некоторые моменты по несколько раз, испытывая те же чувства, что и тогда. Он, как бабочка, застрявшая в паутине и отчаянно желающая сбросить с себя липкие путы. Казалось, ещё мгновение, и он не удержит привычную маску, запутавшись в паутине лжи окончательно. Когда же на ленте вспыхнули алым замысловатые знаки, это стало его приговором. Артефакт был полностью активирован, и он более не в силах что-либо сделать.°°°
Участники Совета заняли свои места и с интересом смотрели на чуть бледного, но все такого же доброжелательного Главу Цзинь. — Господа, я все же против. Это вмешательство в частную жизнь, — голос Главы ордена Лань разнёсся по Залу Несравненной Изящности. — Боюсь, Глава Лань, не вам это решать, — чуть нагло ответил Цзян Ваньинь. Он понял, что его смутило. И теперь точно не отступит, пусть хоть весь мир обернется против него. Он отвернулся от Лань Сичэня до того, как тот смог что-либо сказать на данную грубость. — Глава ордена Цзинь, все же Глава Лань в каком-то смысле прав. Так что я поставлю свой вопрос иначе, чтоб это не коснулось ваших, и не совсем, личных тем. Что ж, начнем. Думаю, артефакт окончательно пробудился, — чуть насмешливо протянул Цзян Ваньинь, замечая слегка поджатые пальцы рук и алый отсвет. — Чем вам не угодил Вэй Усянь и его близкое окружение? — Не мне. Так забавно. Он столько лет все скрывал под личиной, и теперь ему становилось смешно от мысли, что все его дела раскроет какая-то ленточка. — Тогда кому? — Цзинь Гуаншаню. Он не мог промолчать. Не мог уклониться от ответа. Не мог как обычно смешать правду и ложь. Не мог солгать. Разве он мог когда-нибудь подумать, что он сам все расскажет? — Вы не лжёте, но что-то скрываете, иначе Сяоляньхуа не цеплялась бы за вас. Впрочем, вы сами это подтвердили не так давно. Прошу вас, Глава Цзинь. Перечислите все прегрешения прошлого главы своего Ордена. Свои тоже не забудьте. Уверен, они связаны. Разве он мог хотя бы предположить такое? — Как вы все знаете, мой отец был жаден до власти. Так что, когда эта самая власть оказалась практически полностью в руках Клана Цишань Вэнь, Ланьлин Цзинь стал его союзником. Правда, когда объединенные силы Четырех Великих Орденов начали брать верх над силами Цишань Вэнь, Гуаншань решил играть на два фронта. Чью сторону он в конце концов выбрал, вы знаете. Он не сдастся, будет играть свою роль до конца. По залу прокатились изумленные вздохи. Нет, они, конечно, догадывались, что Цзинь Гуаншань не так чист, как кажется, но это было слишком. Особенно если учесть, как он разливался соловьём после кампании против Вэней. Да и по большому счету они ожидали услышать о его похождениях, нежели о «предательстве». — Вы также осведомлены, что клан Вэнь практиковал темный путь. После Свержения Солнца орден Цзинь тоже последовал этому пути. Цзинь Гуаншань, когда увидел действие Печати Преисподней в битве в Безночном городе, возжелал заполучить её всей своей черной душой. — Гуанъяо скривился, словно ему было противно уже одно лишь имя своего отца. — Он приказал найти всех темных заклинателей и заставить их создать нечто столь же ужасающее. Но никто не смог так далеко продвинуться по Пути Тьмы, как Старейшина Илина. Они все потерпели поражение. У них даже не получалось сделать хоть что-то отдаленно похожее. У них вообще ничего не получалось. Их всех выгнали, предварительно заткнув рты. — Многие взрослые заклинатели вздрогнули. Они ясно поняли значение этой фразы, в отличие от молодого поколения, что преобладало, ведь даже спустя столько лет война с Вэнями давала о себе знать. — Отец быстро составил новый план и принялся за его исполнение, только вот снова провалился. Господин Вэй ни разу не согласился, даже не проявил какой-либо заинтересованности в том, что ему предлагали, а ему предлагали многое: почет, славу, деньги и прочее. Возможно, он даже в какой-то момент понял, что так было нужно Гуаншаню от него. И тогда, когда прошлый Глава Цзинь объявил о том, что хочет взять на «хранение» Стигийскую Тигриную Печать в целях безопасности, встретил жесткий отказ, — Гуанъяо горько ухмыльнулся и, прикрыв глаза, продолжил: — Я четко помню тот день. Заклинатели слушали, затаив дыхание. Создавалось впечатление, что все это для них несерьёзно, что это лишь какая-то забавная, давно минувшая история. Конечно, ведь Печати больше не существовало, Старейшины Илина, который её создал, — тоже, значит не существовало и угрозы. Гуаншань умер и не самой красивой смертью — об этом до сих пор судачат со смесью смеха и презрения. Так к чему волноваться? Только Саньду Шеншоу и Два Нефрита с каждым словом хмурились все сильнее, а Незнайка до белых костяшек сжимал веер.≈≈≈
Вэй Усянь зашёл в один из многочисленных залов Нечистой Юдоли, как обычно опоздав на совет и явившись на него без меча. Он отдал небрежный поклон собравшимся и подсел к Главе Цзян. — О, молодой господин Вэй, рад вас приветствовать, — чуть мурлыкающий голос прокатился по помещению. — Неужели вы снова без меча? Должен признать, у вас ужасная память. — Главе Цзинь не стоит об этом беспокоиться, — бросил Вэй Усянь, даже не посмотрев в его сторону. Он, очаровательно улыбаясь, с благодарностью принял чарку с вином от миловидной служанки. Её щеки вмиг опалил яркий румянец, а бледность, вызванная страхом осознания кто перед ней, прошла. — Что ж, вы правы. Но кое-что меня все же беспокоит. Стоит решить данную проблему сразу. Как вы на это смотрите? — Что ещё за проблема? — спросил Вэй Усянь, приподняв бровь и опрокидывая в себя цветочное вино. Цзинь Гуаншань объяснил: — Молодой господин Вэй, мы ведь уже касались этого вопроса, и не раз. Вы наверняка помните… Во время Аннигиляции Солнца вы использовали одну очень заманчивую вещицу. Вэй Усянь ответил: — Ох, вот вы о чем. Вы в самом деле упоминали об этом. И что же? Поза тёмного заклинателя была расслабленной, словно они беседовали о погоде, а не об ужасном артефакте, способном поднять армию мертвых. В глазах других заклинателей плескался не столько страх, сколько зависть и алчность. Они все до единого представляли эту разрушающую силу в своих руках и то, что могли они сделать с помощью неё. — Вы использовали её на поле битвы всего единожды, но тогда её сила оказалась такова, что затронула не только вражеские войска… Думаю, в целях безопасности… Вэй Усянь прервал его: — Прошу, переходите к главному. — Это и есть самое главное. Я убежден, что подобный артефакт весьма сложно держать под контролем, и боюсь, что всего один человек не способен… Он не успел довести фразу до конца, когда Вэй Усянь начал смеяться. Насмешливо и чуть язвительно. Отсмеявшись, темный заклинатель произнес: — Глава Ордена Цзинь считает, что раз Ордена Цишань Вэнь не стало, то Орден Ланьлин Цзинь вполне заслуженно способен его заменить? Казалось, наступившую тишину можно было резать мечом. Заклинатели сжались, сейчас они желали только одного — сбежать. Они видят, как насмешливый взгляд серых глаз стал стальным, а на дне зрачков начали полыхать алые искры. Вэй Усянь продолжил: — Все на свете артефакты должны принадлежать вам, все должны слушать только вас? Глядя на подобное поведение Ордена Ланьлин Цзинь, я невольно возвращаюсь во времена расцвета Вэньского владычества… Должен признать, это наводит на своеобразные мысли. Лицо Главы Цзинь исказилось от гнева и бешенства всего на миг, но этого хватило, чтоб алый огонек в чужих глазах стал предостережением и угрозой. Подумать только, этот… Мальчишка!.. Разумеется, Цзинь Гуаншань давно в тайне замыслил занять освободившееся место Ордена Цишань Вэнь. Но еще никто не позволял себе обличить его в этом столь неприкрыто, да ещё с явной насмешкой. Да и кто, кроме этого сына слуги, стал бы рубить правду-матку в лицо?! Но гуль бы его подрал! Вэй Усянь прав. Черный металл, который тому подвластен, он мечтал держать в своих руках, как и весь мир заклинателей. Место Цишань Вэнь — лишь ещё один шаг к цели. Надо лишь убедить других, что этого желает совершенно не он…°°°
Остальные тоже вспомнили тот день и содрогнулись. Кажется, только сейчас они начали понимать сложившуюся ситуацию. Несмотря на их громкие слова тогда, да и сейчас, что они готовы вновь столкнуться с этим человеком на поле битвы — это было далеко не так. Слишком сильно они боялись заклинателя в черно-красном ханьфу с черной флейтой за поясом. — Цзинь Гуаншань понял, что господину Вэю все равно, как отреагируют на его слова, что о нем подумают. Для него общественное мнение не имело ценность. Молодой господин Вэй всегда был слишком прямолинеен, горяч и вспыльчив, но с этими качествами наравне стояли благородство, острый ум и проницательность. Все же он заслуженно находился на четвертом месте среди всех заклинателей: владел всеми шестью искусствами и привлекательной внешностью, был настоящим гением что на светлом, что и на темном Пути. — Гуанъяо сделал глоток чая, чтоб хоть немного смочить горло. — Только после тех слов отец принял решение, что нужно разорвать связь между братьями. Надо было сделать так, чтоб на Вэй Усяня ополчился весь мир, его родные, чтоб он возненавидел сам себя. Для этого были придуманы самые разнообразные способы. Сначала он поддерживал страх к темному пути и его последователям, потом заставил презирать сей путь и в конечном итоге стёр все заслуги господина Вэя в период Свержения Солнца. А потом… потом он нацелился на тогда ещё молодого Главу Цзян. Он знал, куда давить. Сейчас на них накатывало осознание: Цзинь Гуаншань хотел править всей Поднебесной, но не вышло из-за Вэй Усяня. Вновь. Он спас их дважды. Только последнее дошло не до многих. Цзян Ваньинь же задержал дыхание. Он не мог даже предположить такого. А сейчас просто не верит. Не верит, что его чувствами могли управлять. Да ещё кто? Цзинь Гуаншань! Нет, он точно не ненавидел брата в то время. Нет, тогда он был просто ослеплён и загружен работой. Он не ненавидел. Не ненавидел… Что же сейчас? Ненавидит и никогда не простит за то, что отказался от него с сестрой ради кучки псов из клана Вэнь. Ненавидит за то, что ради своего верного пса, Призрачного Генерала, вышел из клана, нарушил обещание. Ненавидит тех псов из Цишань Вэнь, которые отобрали у него брата. Разве этот придурок мог пройти мимо сирых и убогих? Никогда. Ненавидит Вэй Усяня за то, что тот разрушил счастье Яньли, убив Цзинь Цзысюаня. Он разрушил ее жизнь, лишив мужа, а ребенка — отца. Ненавидит его за то, что тот явился в Безночный город, устроил бойню и убил сестру! За то, что обрек маленького А-Лина на сиротство. За то, что пошел по Пути Тьмы. Если бы не это, то ничего бы из этого не произошло, если только этот идиот бы снова кинулся спасать тех псов… Как он вообще посмел заступиться за них, когда те сожгли их дом?! Как он посмел оставить его совсем одного?! И… Что же он на самом деле испытывает? Он ненавидит и тоскует. У него больше нет тех, на кого он бы мог положиться. Нет родителей, которые могли дать совет. Нет сестры, которая дарила такое нужное тепло. Нет брата, который помогал сбросить напряжение в их перепалках и драках. Нет тех, кто всегда поддерживал его. Нет тех, кто бы не дрожал от страха при звуке его имени. Нет тех, с кем бы он мог посмеяться и стать самим собой. Никто больше не скажет ласковое «А-Чэн» и не крикнет озорное «Цзян Чэн!» Тем временем Гуанъяо продолжил: — Гуаншань знал, что слабым местом Главы Цзян являлась его семья. Эти слова, как нож по незащищённому сердцу Главы Цзян. Не может быть, что… — Скоро быстро потекли новые слухи: якобы Первый ученик Ордена Юньмэн Цзян натравил беду на свой Орден, из-за него сожгли Пристань Лотоса, из-за него погибли ее хозяева и адепты. Если верить тем сведениям, которые были получены, Вэй Усянь действительно верил в это, искренне считал, что эта вина полностью лежит на нем. Цзян Ваньинь хотел вскочить со своего место и крикнуть: «Ложь!» Хотел сказать, что Вэй Усянь не мог так думать. Только не этот болван. Но оборвал себя, потому что… Цзинь Гуанъяо прав?≈≈≈
— Если ты вернёшься, то тебя будет ждать лишь смерть! — голос шисюна звенит в ушах. — Плевать! Если ты испугался, так пойди прочь! На губах пепел и кровь. Удушливый запах смерти окружает их, проникает в самое нутро. Лёгкие горят то ли от дыма и гари, то ли из-за долгой задержки дыхания под водой. — Я никуда не уйду! Я пообещал Мадам Юй и дяде Цзяну! Мы отомстим этим проклятым шавкам из клана Вэнь, но не сейчас. Сейчас мы ничего не можем! Ты слышишь меня, Цзян Чэн?! Его кулак летит в сторону шисюна. Он валит его навзничь, хватает за ворот и трясёт. — Что значит не «сейчас»?! Тогда когда?! Перед глазами до сих пор картинка с мертвыми телами в фиолетовых одеяниях. В центре побоища ещё едва теплые — от огня? — тела родителей. Стойкий металлический привкус на губах. Противный смех в ушах. Жажда мести внутри горит вместе с Золотым ядром. Он бьёт его в грудь, в живот, по лицу, совсем не щадит. С разбитой губы Вэй Усяня течет кровь, он криво ухмыляется не то от боли, не то от отчаяния. Но не сопротивляется, принимает как должное. А Ваньинь все продолжал выкрикивать гневные слова: — Почему?! Почему?! Просто почему?! Ты счастлив?! Доволен?! Глаза его налились кровью, а руки сомкнулись на шее Вэй Усяня. От горя и ярости рассудок Цзян Чэна помутился. Он не контролировал свою силу. Вэй Ин все также не сопротивлялся, лишь его лицо исказилось мукой и побагровело от нехватки воздуха. Все так же прижимая Вэй Усяня к земле, Цзян Чэн взревел: — Почему ты спас Лань Ванцзи?! Почему тебе приспичило заговорить?! Матушка сто раз была права, когда говорила, что ты навлечешь на орден беду! Тебе правда так сильно хочется поиграть в героя?! А ты хоть видел, что происходит, когда ты корчишь из себя спасителя? А?! Счастлив теперь?! Наш орден в огне! И все из-за тебя! Лань Ванцзи, Цзинь Цзысюань и все те люди — пусть просто сдохнут! Пусть умрут! Что за дело нам до их смерти? А нашему Ордену что за дело?! Почему это произошло?! Почему?! Умри, умри, умри! Умри, Вэй Усянь! Цзян Чэн гневно смотрел на Вэй Усяня. Слезы струились по его щекам, а из горла вырвался надрывный крик, перешедший в болезненное рыдание. Взгляд же его шисюна нельзя было назвать живым.°°°
Сейчас он понимал, что Цишань Вэнь напал бы в любой другой удобный для них момент. Придумал бы неведомую причину для этого. Но мысль, что это могло произойти позже, что они могли к этому подготовиться, если бы того случая в пещере Черепахи-Губительницы не было, отравляла разум, съедала его изнутри. Теперь он прокручивал этот момент вновь и вновь. Зная Вэй Ина, тот действительно мог считать себя виноватым. Не то, что «мог», а действительно считал. И он, Цзян Ваньинь, сам поспособствовал этому. Ведь сколько он раз говорил после кампании против Вэней, что тот виноват? Не сосчитать. Сколько раз он слышал грязные сплетни, направленные на шисюна, в своем ордене? Он хоть кого-нибудь одернул? Нет, ни одного. И почему он считал, что больно было ему одному? Если вспомнить, то, когда Усянь улыбался, эта улыбка почти никогда не затрагивала его серебристых глаз. В них даже невозможно было увидеть когда-то игравшие там смешинки и искорки озорства. Он в шутку или в порыве злости всегда сравнивал шисюна с мертвецом, и его глаза действительно были мертвыми. Почему? Почему он этого не заметил? Но дальше — хуже. — Потом в ход пошла манипуляция. Все знают, что Вэй Усянь никогда не проявлял почтительности, особенно к правилам. Отец решил сыграть и на этом. При каждом удобном случае он невзначай говорил, намекал и уверял, что молодой господин Вэй ни во что не ставит своего шиди, своего Главу, не говоря уже об остальных. Каждый раз он давил на вас, а вы срывались на своем шисюне. Но знаете, Глава Цзян, если бы вы показали, что ваша связь слишком крепка, чтоб её разрушить, то дальнейшие события никогда бы не произошли. Ведь все до дрожи боялись Старейшину Илина, который всегда стоял за вами, зловещей тенью опускаясь на других. Согласитесь, ведь только из-за господина Вэя вы смогли удержать пост главы не клана, а Великого Ордена. Внутри было пусто. Не было ни ненависти, ни злости, ничего. Лишь один вопрос волновал его: все это было специально? Все было подстроено? Но это не так! Вэй Усянь сам пожелал уйти, сам отказался от него и клана, ушел с широкого пути на кривую дорожку Тьмы! Если бы тот соизволил взять Суйбянь в руки, то ничего бы не произошло! И ненависть вновь затопила сердце. — И как завязка всей этой истории — тропа Цюнци. Молодой господин Вэй и тут оказался прав. Условия пленных были нечеловеческими. Вы не поверили, но он сказал правду. Надсмотрщики издевались над остатками некогда великого ордена. Они не скупились на жестокость, избиения и насилие… Особенно в сторону женщин. Что касается событий. Кроме как убить тех, кто лишил их жизни, Вэй Усянь приказов не отдавал. Цзинь Гуаншань исковеркал эту информацию. Он также пустил слух о том, что Старейшина Илина — да, именно отец придумал тот титул, а вовсе не Вэй Усянь — надумал создать свою армию и поквитаться со светлыми кланами, что тот не оправился после Свержения Солнца и продолжает жаждать крови. Знаете, я думал, что в это никто не поверит. И вновь ошибся. Как вы могли подумать, что можно создать какую-то там армию из стариков, женщин и детей? Хотя должен признать, что и эту информацию отец скрыл. А вы, Глава Цзян, как могли поверить в то, что ваш шисюн настолько кровожаден? И насколько мне известно, то вы знали, что никакой армии там и близко нет. Так почему никому не сказали, не объявили другим? Да, сейчас он, Цзинь Гуанъяо, давит на них, но это единственный способ выжить. Они хотят правды? Пожалуйста! Захлебнитесь в ней, утоните, возненавидьте себя, вините друг друга. Он не позволит своему долголетнему труду так легко рухнуть. Да, он обо всем в то время догадывался, но все подробности узнал уже после смерти Гуаншаня. И когда он скажет, что на тот момент это были всего лишь догадки, они не смогут его обвинить. Ведь можно прикрыться неуверенностью, защитой клана, так много вариантов, и он использует любой, чтоб выбраться из этой истории сухим.°°°
Было очень шумно. Заклинатели переговаривались со своих мест, все громче перекрикивая друг друга. Несмотря на всплывшую информацию, ненависть к Старейшине Илина меньше не стала, а кривотолки о том, что Вэй Усянь спас псов Вэнь из-за молодой целительницы Вэнь Цин, не прекращались и только усиливались. Некоторые девицы даже «решились» поделиться «страшной тайной» — они были в покоях Вэй Усяня, и на самом деле тот ужасно жесток в постели. Глумливый смех затопил помещение. Лань Ванцзи ненавидел их за это. Пусть в его Ордене были правила «нельзя испытывать ненависть и злобу» и «стоит проявить милосердие по отношению к менее осведомлённому», легче не становилось. Он хотел закрыть рты всем, кто сквернословит о