Лживые Боги должны умереть

«— Тысяча пятьсот восемьдесят четвёртый! Эй, ты меня слышишь? Где ты? — Тут. Чего орёшь? — Ой, я тебя не заметил. Просто мне сказали, что ты куда-то исчез, «по делам», но это так странно. Какие у тебя могут быть дела во время конца света? — Я… и правда был занят. Уходил прощаться с ней. Так чего тебе нужно, тысяча пятьсот восемьдесят пятый? — Хотел уточнить кое-что по плану и узнать вот ещё что: ты показывал Феликсу будущее или прошлое? Мне просто вдруг стало интересно — это то, что уже происходило, или то, чего уже никогда не произойдёт? — Да какая разница? Для твоей работы это не столь существенно, лучше бы повторил во сколько тебе нужно появиться перед осталь… твою мать. — Что? Что такое?.. — Кажется, по ту сторону тебя только что услышали. Блять. Ну вот вечно ты со своими дурацкими вопросами не вовремя! Нас здесь быть не должно. — «Здесь» — это где? — Плевать. Не забивай себе голову. Надеюсь, это уже ни на что особо не повлияет. Нехорошо будет, если хоть кто-нибудь узнает наперёд, чем кончится история. Никто не должен понять, кто мы такие. Ладно. Я просто продолжу рассказ на том месте, где мы остановились в прошлый раз. И не дай бог, ты опять меня перебьёшь!»

— «Разговор двух неизвестных (?)» о природе бытия (???)

Где находился Феликс, до того, как всё это началось? До того как замок в Курограде сотрясли первые взрывы, до того, как стены объяло пламя, до того, как взревела сирена? Он был в цветочной галерее, той самой, ключ от которой ему подарил Куромаку. Ввиду последних событий Феликс перестал ухаживать за ней, да и сейчас, у него откровенно говоря, не было времени. Однако, после того, как они с Куромаку разошлись каждый по своим делам, ноги сами принесли его сюда. Это место за прошедшие несколько лет стало для Феликса сакральным. Наедине с растениями он чувствовал себя на удивление спокойно, а за тяжёлым физическим трудом мог сосредоточиться и на более важных вещах. Вот и в этот раз он тоже надеялся на то, что работа в саду поможет ему собраться с мыслями и успокоиться. Переступив порог Феликс направился к самым солнцелюбивым цветам, тем, что стояли на подоконниках. Те горшки, в которых растения слишком сильно скосились к свету, он покрутил, переставив другим боком. После — проверил, была ли в поддонах вода, перенёс парочку зачахших декоративных деревьев поближе к окну. Выгоревшие под солнцем напротив отодвинул подальше. Сухие листья он сгрёб в ладонь и похрустев ими, выкинул в урну. Секатором обрезал отмершие коричневые стебли. Вдох. Выдох. Спокойно, главное не думать о плохом. Ни о странном чувстве дежавю, особенно беспокоящим в последнее время, ни тем более о том, что весь этот «план» изначально свернул не туда, куда должен был, когда они решили разделиться. Феликс переживал за девочек едва ли не больше чем Вару или Ромео. Но несмотря на все свои страхи, можно ведь было попытаться… сосредоточиться и на чём-то относительно положительном, так ведь? Как и сказал Куро — они сделали всё, что могли. Так что сейчас уже незачем было корить себя и накручивать понапрасну. Всё это время, двигаясь и работая по инерции, Феликс был глубоко задумчив. Оттого, когда он краем уха услышал едва различимый шёпот, то сильно дёрнулся в сторону. Скрипящая интонация чужого голоса напомнила ему о чем-то давно забытом. «С созданием государства ты полез туда, куда тебе изначально не следовало. И если ты думаешь, что я буду тебя оправдывать, то ты крупно ошибаешься» Ножницы выпали из его рук, а он сам едва успел отскочить от их острого лезвия в сторону. Феликс поднёс палец ко рту. Порезался. Металлический вкус крови тоже ему о чём-то напомнил, но он всё никак не мог вспомнить, о чём именно.       — Класс. Сейчас самое время задвинуть свои загоны куда подальше и помочь всем остальным, а у меня опять крыша начала ехать. Причём ни с того, ни с сего, — с раздражением поморщился Феликс, пожаловавшись в пустоту. Сегодня ночью ему привычно снились какие-то малосвязанные кошмары, а днём так и вовсе — произошло два приступа, почти подряд. Такое их количество не радовало, от слова «совсем». И пусть второй случился лишь в виде слуховой галлюцинации, но всё-таки. Чем же, интересно, можно было объяснить их возросшую частоту? Феликс интуитивно понимал, что ответ на этот вопрос крутится где-то неподалёку. Что достаточно лишь протянуть руку, чтобы ухватить суть проблемы за куцый вертлявый хвост, но как на зло, на ум ему ничего не шло. Феликс со вздохом спрятал лицо в бледных ладонях, а затем наконец почувствовал. Нечто неуловимое и цепкое, противное и ледяное. Чувство дежавю охватило его ещё сильнее, чем во время галлюцинации пару минут назад. На его спине и висках выступил холодный пот, а вдоль позвоночника прошлась волна боли и Феликс резко выпрямился, точно от удара током. Горло его сдавило и дышать стало совсем уж невыносимо. Он пошатнулся и опёрся ладонями на подоконник. Всё то же самое Феликс ощущал и тогда, шесть лет назад, когда вернулся из Вероны в свою страну и встретился с… «Он здесь», — с ужасом понял Феликс, — «Красный Джокер в замке»

***

Феликс не знал, отчего эта мысль, столь чёткая и явная возникла у него голове и почему он был так уверен в её правдивости, однако одно он понимал точно — всё это было по-настоящему. На сей раз ему точно не казалось, это не был очередной ирреальный бред. Теперь Феликсу стало понятно, почему же его так сильно трясло три предыдущие утра. Наверное, сработало что-то вроде остаточной магии, связывавшей их с Хранителем Карточного Мира. Если тот всё это время двигался в сторону Столицы, то неудивительно, что с каждым его шагом фантомное ощущение опасности становилось всё более и более явным. Чёрт! Ну почему он не додумался до всего этого раньше? На день, нет… хотя бы на полдня! Это выиграло бы им достаточно времени. Однако о том, каким образом Красный Джокер смог так быстро преодолеть расстояние от Зонтопии до Курограда, что обычно занимало семь неполных дней пешим ходом, Феликс даже не задумался. Лишь одно занимало его разум — мысль о том, что Джокер не мог явиться в столичный замок просто так. Ведь, логичнее было бы обманом вывести королей отсюда или выловить их поодиночке в городе. Проще было бы убивать их не так вот, сразу, а одного за другим, воспользовавшись переполохом с войной, если только не…       — Он пришёл за вторым генератором, — пораженно выдохнул Феликс. В первые минуты осознания отвратительной мысли о том, что он всё же в чем-то оказался прав, Феликс инстинктивно зажмурился. Он говорил Куромаку, что они где-то просчитались и вот в чём оказался этот просчёт. Джокер не планировал вести долгую изнурительную войну, о нет. Он решил покончить с ними всеми одним ударом. Армия Пика была всего лишь обманкой, а его дерзкое появление в самом сосредоточении сил врага — козырем, спрятанным в рукаве и вынутым в самый подходящий момент. Феликс внезапно понял и то, что никто кроме него не знает, что враг пробрался в замок и что если Джокер заберёт генератор — то всё точно пропало. Машина, конечно, не могла напрямую вредить людям, но она могла питать волшебников магией, а в том, что Хранитель Карточного Мира использует магию против них, если генератор попадёт в его руки, Феликс ни капли не сомневался. И Куромаку, который просчитывал все вероятные исходы сражения, который почти никогда не ошибался, ошибся. Шанс на это был мизерный, но в то же время — не нулевой. Просто на этот раз статистика сыграла против них. Было бы ложью сказать, что Феликса не охватил животный ужас, но он всё же смог его подавить, хоть и с большим трудом. Феликс схватился за саблю и вытащил её из ножен. Слава богу, с недавних пор он снова начал носить её с собой, ведь паранойя пожирала его и днём, и ночью. Как там говорят? Нож и перцовку всегда нужно брать с собой, несмотря на то, что понадобятся они лишь пару раз в жизни? Да, точно. По мнению Феликса такой подход к самообороне был от начала и до конца оправдан. Тем более, что в прошлый раз, когда они столкнулись с Хранителем Карточного Мира он был безоружен. Сейчас ситуация была иной. И хоть Феликс не был ни солдатом, ни фехтовальщиком, да и магом тоже не был, но всё же с оружием в руках было лучше, чем без него. У Феликса в жизни всё только начало налаживаться, и он не был готов так просто это «всё» потерять. Тем более он не собирался проигрывать какому-то там сумасшедшему шуту. Да, даже если тот и был древним богом, создавшим их мир. Теперь эта реальность принадлежала не ему одному, и он не имел права самолично решать, что с ней будет происходить. Феликс на секунду сжался как пружина, а затем бросился за порог. Он точно не выстоит против магии Красного Джокера в поединке один на один, потому и решил попробовать добраться до лаборатории с генератором раньше него. Сейчас бессмысленно искать других клонов — время истекало, Феликс это чувствовал. А ещё он догадывался, что ни Куро, ни Ромео, ни Вару не имели никакого иммунитета к магии разума. Вопрос оставался открытым лишь в случае Данте, однако тот был сильно болен и не факт, что его силы воли и жизненной энергии хватило бы надолго в прямом противостоянии.

***

Один из тоннелей к подземному комплексу лабораторий скрывался за стальной панелью на мансарде, этажом выше. Феликс бежал к нему так быстро, что едва касался ногами пола. Тень его судорожно скакала меж выбоин в стенах и окон. Сердце в груди билось словно бешеное. Ему тяжело было контролировать сбившееся дыхание. Когда до лестницы Феликсу оставался лишь один поворот коридора, замок внезапно взвыл тысячью разных голосов, а затем — погрузился в алый аварийный свет. Сирена рвала жилы наравне с глухим звуком взрывов, сотрясающих стены где-то в подземелье. Феликс от неожиданности оступился и упал прямиком в одну из раскрытых дверей, ведущей к мансарде и чуть не выпустил из рук оружие. Однако именно это падение его и спасло. Пока он приходил в себя и пытался подняться на ноги, дальше по коридору раздались голоса, едва различимые за шумом вокруг. Они приближались и Феликс замер прислушиваясь.       — Почему ты не предупредил о роботах заранее?! Ты мог нас всех угробить! — в злом низком рыке легко угадывался голос Пика и Феликс ощутимо вздрогнул. Император собственной персоной. Дело только что приняло скверный оборот.       — Ха! Поверь, по тебе, я точно скучать не стану, но… Зонтик, милый, тебя же не задело? Тот последний удар, я не успел его… — Красный Джокер так резко перешёл от едкой насмешки к неподдельному беспокойству и испугу, что Феликса, ставшего невольным свидетелем этого перевоплощения, аж передёрнуло. «С каких это, интересно пор он так хорошо относится к Зонтику, но ненавидит Пика?», — мелькнула в его голове мысль.       — … в порядке, — первая часть фразы Зонтика утонула в нарастающем шуме вокруг и Феликс её не расслышал. И только в тот момент, когда говорившие прошли от него чуть дальше и остановилась на балконе, Феликс понял, что из-за того, что он прислушивался к ним всё это время, он не заметил того, что коридор начали заполнять клубы дыма. Джокер с хлопком распахнул стеклянные двери, ведущие на мансарду и начал свою речь.

***

Феликс в замешательстве слушал Хранителя Карточного Мира и едва мог дышать от страха и запаха гари, вперемешку с копотью подступающего к его укрытию. Дело было дрянь и он не мог определиться, что ему делать в сложившейся ситуации — бежать прочь от вторгнувшейся в замок тройки, или бежать к ним? Всё осложняло и то, что комната, в которой Феликс прятался, была буквально напротив балкона и сделай он хоть шаг в сторону — его тут же заметили бы. Внизу бушевал разрастающийся пожар и если даже Феликс и сумел бы оторваться от Пика или Зонтика, которые были гораздо быстрее него, бросившись по лестнице вниз, то попал бы прямиком «из огня да в полымя». В его случае буквально. А время меж тем стремительно уходило и нужно было что-то решать. Он не мог находиться в этой комнате вечно. Он помнил, что сказала на собрании Клео по поводу магии разума — Джокер мог видеть глазами, тех, кто находился под действием его волшебства, а потому высовываться было очень опасно, но всё-таки… Феликс осторожно выглянул в дверной проём. Его тонкие пальцы, сжавшиеся на рукояти меча, побелели у костяшек. Хранитель Карточного Мира, восьмой и шестой клоны стояли к нему спиной. Зонтик и Пик — одни из самых высоких карт колоды закрывали Джокера, громко что-то вещающего с балкона и размахивающего руками. Мельком Феликс увидел сквозь перила балкона и своих обездвиженных товарищей. Куромаку, Ромео, Данте, Вару. Все и сразу в одном месте, какая же удача для врага. В душе Феликса поднялась волна злости, подстёгиваемая страхом. Что Джокер собирался с ними сделать по итогу своего импровизированного выступления? Феликс тотчас же перевёл на него взгляд, полный ненависти. Генератор, обвязанный верёвкой, висел у Джокера на поясе. Значит, Феликс всё-таки правильно понял причину его внезапного появления здесь, во дворце. В голове Феликса вдруг внезапно созрел план. Дерзкий и абсолютно безрассудный. Если он подберётся чуть ближе и рванет напролом, то сможет сорвать генератор с чужого пояса, он был в этом уверен. Достаточно было лишь коснуться устройства и подумать о телепортации. Тогда его вместе с генератором перенесло бы от Джокера, Пика и Зонтика куда подальше… это бы не только позволило уравнять силы, но и спасло бы Вару, Куромаку, Ромео и Данте. За их жизни, Феликс, пожалуй, беспокоился сейчас больше, чем за свою и это, в том числе убедило его, что нужно действовать так, как он задумал. Но, чёрт, как же рискованно... Самой большой помехой на его пути были Зонтик и Пик. Ах, если бы они стояли хоть немного поодаль! Но Джокер был заразой предусмотрительной и вот неспроста Феликсу казалось, что он поставил их ровно там, где они сейчас и были, закрывать ему спину. Как только Феликс подумал об этом, Джокер вдруг прервал свою речь. Он резко обернулся и сощурившись посмотрел Феликсу прямо в глаза. До невообразимого гадкая ухмылка искривила его лицо.       — …сперва выбросим на сцену всех слушателей. Зонтик, будь добр. Феликс толком и не успел сообразить, что он должен был сделать, как его уже раскрыли. Так позорно и глупо, что он даже и не попытался сбежать. И замешательство, конечно, не сыграло ему на руку. Секунда — и над ним возвышался Зонтик, закованный в серебряные латы. Когда он сделал шаг навстречу, Феликса прошибло от страха. Адреналин вдарил по вискам, заглушая абсолютно все звуки вокруг, сковал его по рукам и ногам. Он замер, неспособный сдвинуться с места ни на миллиметр.

***

Лишь мгновение они сверлили друг друга растерянными, ничего не понимающими взглядами и никто не смел в это мгновение произнести ни слова. Феликс не узнавал Зонтика, и мог сказать, что со стороны Зонтика всё было с точностью да наоборот. У него тоже было удивлённое выражение лица. Лица, уже чужого и непонятного. Зонтик будто бы стал намного крепче и выше с их последней встречи, хотя та и произошла всего пять лет назад. Едва ли он успел вырасти за это время (в его-то годы уже редко кто прибавлял в росте), так что, скорее всего, всё дело было в доспехах, придававших его фигуре объем. Однако, несмотря на кажущуюся внушительность, в ярко-синих глазах Зонтика застыло затравленное и беспомощное выражение. На лице его они и вовсе выглядели будто ненастоящими — не было у живых людей такого остекленевшего взгляда. Феликс заторможено опустил голову и заметил единственную прореху на чужом теле, освобождённую от лат. Это была изуродованная чудовищными шрамами шея. Феликсу было подумалось, что нужно ударить по ней, пока есть возможность, но ладонь, зажимающая шпагу у него так и не смогла подняться и Зонтик сделал к нему последний шаг. Он встретился с Феликсом взглядами и прошептал:       — Прости, Феликс, мне очень жаль. А потом — ударил. Первый раз — под дых, с такой силой, что у Феликса на глазах выступили слезы, а второй — в голову. Прицельно и очень быстро. Феликс подозревал, что с его-то магией Зонтик мог спокойно и убить одним ударом, попади он не в челюсть, а скажем, чуть выше — в висок. Но видимо, Феликс зачем-то понадобился Джокеру живым и с ним не стали расправляться прямо здесь и сейчас. Его, едва не рухнувшего на пол, Зонтик схватил поперек талии и поднял на руки так легко, будто он на самом деле ничего не весил. Но, что удивительно — всё это время Феликс продолжал держать в руках свою тонкую сабельку. От удара он её так и не выронил, а лишь напротив — вцепился в неё ещё сильнее прежнего. А Зонтик, к его удивлению и не спешил её отбирать. Зонтик пронёс Феликса буквально пару метров по коридору и без лишних церемоний бросил на пол, к ногам Хранителя Карточного Мира. Феликс еле слышно вскрикнул от боли. В ответ его, из-под балкона, кажется, испуганно окликнул Куромаку. А Джокер, не взглянув на него и мельком, всё продолжал и продолжал говорить. Феликс его почти не слышал — в ушах у него противно звенело и все звуки вокруг сливались в неразборчивый белый шум. Что-то тёплое вдруг потекло с губ вниз. Когда он, собравшись с силами еле-еле приподнялся на локтях, Джокер уже закончил свою речь и опустился на колени перед ним. Схватил за подбородок, почти как и тогда, шесть лет назад. Отвращение захлестнуло Феликса. Отвращение к себе, за то, что он попался врагу, как последний идиот и к этим мерзким пальцам, что посмели к нему так играючи прикоснуться.       — Бывший правитель Фелиции. Давненько же мы с тобою не виделись. Сколько лет уж минуло с тех пор? Пять, шесть? Ах, без разницы. Как погляжу, ты неплохо тут устроился. Любимчик местного короля, на всём готовом под боком. Правда, думаешь ты ужасно громко в моменты, когда стоит промолчать. Это и выдало тебя с потрохами. Прячься не прячься, маги разума слышат даже сквозь стены. Но я вот что-то никак не пойму… ты что забыл всё, что я тебе тогда показал? В твоём разуме нет ни следа тех самых «воспоминаний о будущем». Занятно, я наблюдаю такое впервые. Это так психика сама себя уберегла, стерев всё подчистую? — Джокер вперился в него немигающим взглядом кошачьих глаз, всё больше и больше растягивая рот в клыкастой улыбке, — ну что ж, тогда прокатишься на этом «аттракционе» ещё раз? Со своим любимым трефовым королём за компанию. Феликс шумно выдохнул и непроизвольно дёрнулся прочь, вновь свалившись на пол. А Джокер расхохотался, с восторгом душевнобольного наблюдая за тем, в каком страхе трясётся сейчас его жертва.       — Нет, нет, нет… только не снова! — воскликнул Феликс, пытаясь отползти от Джокера подальше, но тот лишь продолжал противно смеяться на одной изломанной ноте.       — О, как же великолепна гримаса ужаса на твоём лице! Да, снова! Снова, мой маленький подопытный кролик. Голос Джокера мелькал уже где-то на периферии, как и лазурные нити, цепляющие Феликса по рукам и ногам. Он изо всех сил пытался противостоять чужой магии, но сознание начало ускользать от него. Перед взглядом знакомо замельтешили иные зрительные образы и нынешнего себя Феликс начал забывать, становясь другим собой. Более взрослым, опасным, страшным и болезненным. Тем самым Феликсом, что в его кошмарах носил только белое и чьи глаза горели и во мраке, глядя на весь окружающий мир с такой же ненавистью и злобой, что и у самого Красного Джокера. Тем, чьи воспоминания снились ему каждую ночь, полные крови, смертей и безысходности. Тем, чью жизнь Феликс все эти года тщетно пытался забыть.       — Посмотрим, сойдёшь ли ты с ума на этот раз, когда ты увидишь самую страшную временную линию из всех, — это было последнее из слов Джокера, что услышал Феликс.

К̴̻̏́о̸̡̒̀гд̸̜̊а̸̝͘ о̵̺̑н̸́̌ о̴̹̀ткр̵̑͆ы̷͚̊л̶̟͐ г̶̽л̸͇̦̍̒а̸з̶͓̐а̴̺͐̾ ̴в̷͕̏ͅн̷́ов̴͚̎ь̵̬͍͑, ̷̵͔̿̄̃т̴̌о̷̉ у̷в̴͎̅̽ид̷̺̈̊ѐ̵̮̻л̸ у̷̪̪̚ж̵̾е̵ ̸̏͋с̴о̴̧̳̐͗в̵̲͇͝ер̶̞͂ш̸̟̻́е̶н̵͂͝но̴̼͛̕ д̵̐͊р̴уг̸̉̈о̷̋й̵̤̮̀ ̶̋м̶и̸р̶̌ в̴̒о̷̗͋̏кр̷̓͆у̴̢͛г̷̛̻̯͗.̶̻̋

—*?*¿*?*—

Лёгкие сдавило спазмом и Феликс, хрипло закашлявшись, свесился вниз головой с кровати. Это продолжалось точно не больше пары минут, но ни вдох, ни выдох он сделать не мог. В уголках его глаз скопились слёзы, а грудь и спина стали отдавать острой болью. Хоть подобные пробуждения уже и вошли у Феликса в привычку, однако сегодня резь между рёбрами была особенно жуткой, почти до тошноты. «Сука», — шипяще выругался он и сплюнул вязкую чёрную слюну куда-то на пол. После, едва разлепив глаза, зло прищурился от недосыпа. Феликсу показалось, будто он слышал не во сне, а наяву голоса и видел нечто очень и очень странное. То ли шута там какого-то незнакомого, то ли Зонтика в доспехах. Бывший правитель Фелиции фыркнул, поражаясь абсурдности истории сотворённой его собственным мозгом. Да уж, вот от чего не ожидал подставы, как говорится… Феликс ведь был ещё молод и при всём его огромном перечне болячек, на проблемы с головой он точно ещё не жаловался. Всё это было так смешно. Ведь любому в их мире известно, что правитель Зонтопии вот уже как второе столетие кормит червей у себя на «родине», а Красный Джокер — единственный, кто мог хоть как-то повлиять на их реальность, пропал без вести. Аккурат с того самого инцидента, что стёр Сукхвати с лица земли. И вообще, последнего безумного клона Фёдора при всём желании тяжело было хоть с кем-нибудь спутать. И хотя внешность у него и была подобна тому образу из сна — такая же яркая и кричащая, но в то же время она совершенно не походила на… А, впрочем, без разницы. Что толку думать о пустом? Если бы у них всё было так же хорошо, как и в том сне, если бы, как и в той Фелиции, не произошла бы катастрофа с Солнцем, если бы они с Куро были бы так же счастливы вместе, то Феликс боролся бы за такую реальность до последней капли крови. За нынешнюю же, где он, кажется, совершал с самого начала лишь одни неправильные выборы ему бороться уже особо не хотелось. Брыкался и шёл против последствий своих же решений Феликс чисто из упрямства, хотя, давно стоило бы признать — всё, что он сейчас делает для страны это что мёртвому припарка. Агонизирующая держава, втянутая в затяжную войну рано или поздно умрёт, так же как и весь Карточный Мир. Стоять останутся только холодные и молчаливые своды Купола, которые с исчезновением жизни вновь постепенно из белого окрасятся в чёрный цвет. Что-то такое, вроде и рассказывал Пик о своём покойном отце и его сгинувшей расе — они довоевались аж до того, что от них в Сердце Мира остался лишь пепел и чёрный прах меж искорёженными развалинами. Теперь Феликс сполна понимал иронию в давних словах Габриэля. «Весь этот мир — кладбище» И правда. Сейчас мраморные колонны в Габроне и обветшавшие здания казались Феликсу выбеленными за давностью лет костьми огромного животного. Такими же станут и их страны когда-нибудь, брошенные гнить в безвременье. Да уж, если бы кто-нибудь послушал его со стороны, то точно сказал, что позитивом тут и не пахнет, но Феликс уже и не помнил, когда он в последний раз мыслил хоть сколько-нибудь позитивно. Обычно Феликсу не снилось ничего хорошего, однако сегодня он умудрился увидеть и своих бывших друзей живыми и здоровыми и даже Куромаку, который вместо того, чтобы отчитывать, успокаивал его, согревая в своих объятьях. С трудом верилось, что у них с трефовым королём вообще могли быть подобные, хорошие отношения. Феликс с трудом поднялся с кровати, по удаче попав ногами сразу же в сапоги. С пряжками, правда так легко не вышло — с ними пришлось повозиться и затянуть их ремни у себя под коленями. Всё это время Феликс хрипел и пытался делать паузы между вдохами и выдохами подлиннее. Однако, выходило это у него из рук вон плохо. «Надо было вчера забрать таблетки, чёрт», — мелькнула у него шальная мысль. Феликс помнил, что в комнате у него их точно уже не осталось. Он с трудом, шатаясь дошёл до окна и распахнул створки настежь. Была поздняя зима и морозный уличный воздух, смешавшийся со смогом ударил ему в нос. Феликс скривился, но продолжил стоять там же где и стоял, тяжело опираясь руками на подоконник. Только спустя пару минут «дышания свежим воздухом» он с горем пополам смог унять кашель. По ту сторону, на улице, прямо напротив комнаты Феликса была трещина. Здоровая такая, отвратительная выбоина, зазубренной линией проходившая вдоль оси верхнего свода Купола. Феликс знал, что если он выйдет на улицу и попробует взглядом охватить всю её кривую параболу, то у него точно закружится голова. Хоть никто в Курограде и не знал наверняка, но вероятнее всего её ломаная «ухмылка» заканчивалась только на другой стороне Карточного Мира. Над нежилыми постройками, где-то на окраинах Империи. За окном слышался не прекращающийся ни днём, ни ночью металлический скрежет и лязг. А лампы прожекторов на строительных лесах, стянутых к чёрному боку Купола работали круглосуточно. Не отключались они даже во время аварий, когда во всём замке вырубалось электричество. На стропилах и лесах, вечно суетясь и перекрикиваясь, сновали туда-сюда рабочие, изо дня в день переделывающие стальные конструкции, удерживающие трещину примерно в одном и том же положении. Скобы и металл не давали ей расходиться в стороны, однако, она всё равно росла угрожающе быстро. Быстрее, чем её успевали заделывать. Вот и сейчас — Феликс стоял и пялился на ту часть чёрного свода, что откололась и упала на землю этой ночью. Кажется, её рабочие пытались поднять и прикрепить обратно. Дело, по его мнению, абсолютно бесполезное. Уходить от окна совершенно не хотелось, однако дела государственной важности не ждали и Феликс, со злостью хлопнув рамой, начал искать разбросанные по апартаментам предметы своего повседневного гардероба. Заснул он вчера как был — в рубашке, галстуке и чёрных брюках. Теперь, когда одежда на нём безбожно измялась, нужно было отыскать новую, чистую и выглаженную. Вся комната от и до была захламлена разномастным мусором. Пакеты, смятые пластиковые бутылки, разбросанные в спешке вещи, составленная горами посуда, книги, завалы которых кое-где доходили и до потолка, какие-то заросшие цветы у неработающей батареи… вакханалия и разгром — двумя простыми словами. Феликс привычно лавировал между всем этим. Было раннее утро, что-то около четырёх или четырёх тридцати и тело Феликса трясло от холода, а кости ломило из-за недосыпа. Его руки не переставая дрожали, когда он, наконец найдя нужную рубашку охрового цвета, пытался совладать с её пуговицами. Наощупь, в темноте, их застёгивать было неудобно, и Феликс с шипением подошёл к трюмо, стоящему в углу комнаты. Вглядевшись в матовую поверхность он, борясь с отвращением, поджал искусанные губы. Из-за того, что отражало зеркало его тотчас же захотелось вдребезги разбить. Вообще, Феликс точно делал так первые пару раз после того, как поселился в замке Куромаку. Однажды даже разодрал себе все руки в кровь, изрезавшись осколками. После того «инцидента» (как это заботливо поименовали во всех ведомственных журналах) слуги перестали приносить к нему в комнату хоть сколько-нибудь травмоопасные вещи, а стеклянное зеркало заменили этим — из какого-то полимера или пластика. Его можно было разве что расцарапать или пожечь, но на такие развлечения у Феликса точно не было ни желания, ни времени. Оно уже почти подошло к лицу, и «эти»… точно стали длиннее, — с брезгливостью отметил про себя он, стягивая медленно шевелящиеся лозы за своей спиной бинтами и морщась от волнами накатывающей боли. В зеркале отражался человек. Тонкий, точнее даже не так — болезненно-тощий. С бледной кожей и выгоревшими на солнце, ломкими волосами. Его жилистое, худощавое тело было почти сплошняком покрыто грязно-зеленого цвета пятнами, напоминающими не то плесень, не то мох. Только лицо и шея у него всё ещё оставались не тронутыми заразой. Но и это судя по всему — ненадолго. Однако и это было ещё не всё из странного. После катастрофы с Солнцем в Фелиции, много лет назад, из спины между лопаток у него теперь росли длинные тонкие стебли. Зелёного цвета, гладкие. Длиной почти во весь человеческий рост, от сантиметра до трёх в диаметре. Бо́льшую часть времени они обвивали тело Феликса под одеждой, но, когда он испытывал любые сильные эмоции, сразу же показывались наружу. Лезли из рукавов рубашки, из-под её низа, приподнимая полы длинного белого пальто и начинали выписывать в воздухе всякие странные кульбиты, переплетаясь и скрипя. Феликс, что удивительно, толком и не мог их контролировать сам. Только временами и то — при очень и очень большом везении. По большей части «лозы» действовали самостоятельно, в отрыве от него, как автономный организм со своими потребностями и инстинктами. Они загораживали Феликса от ударов, передавали ему предметы раньше, чем он успевал о них подумать, могли до боли сдавить кожу на руке если он от недосыпа терял сознание. Забавно «лозы» себя вели, когда Феликс злился. Тогда они приподнимали зелёные острые кончики и начинали ходить из стороны в сторону точно хвосты у разъярённых кошек. Они могли шуршать и издавать какие-то странные скрипящие звуки, когда более грубые и твёрдые сегменты у их основания невольно соприкасались друг с другом. Такое самоуправство Феликса бесило, а потому он, плотно прижимая их к коже забинтовывал каждое утро, так чтобы те даже не смели лишний раз пошевелиться. Тело, для того, чтобы скрыть их, а также зелёные пятна, он бинтовал почти сплошняком, а потом надевал поверх ещё и кучу всякой закрытой одежды. Брюки, сапоги до колена, рубашку, пальто, фуражку, перчатки, очки. Смотреть хотя бы и на миллиметр своей оголённой кожи ему было до тошноты противно. Время уродует людей и творит с ними омерзительные вещи, — со вздохом подумал Феликс, мучая горчичного цвета галстук. Да уж, экзистенциальный кризис в сто девяносто лет. Дожили, называется. По факту его ведь даже человеком сложно было назвать. Он — это помесь клона и растения. Мутант, который должен был умереть ещё много лет назад. Отвратительный, с какой стороны ни посмотри. И стал он таким благодаря сугубо своей собственной глупости. За окном всё так же шумели рабочие, холод заползал в развороченную комнату. Ненависть ко всему живому, притупленная приятным сновидением, медленно, но верно возвращалась в серое тусклое утро.

—*?*¿*?*—

Сборы прошли просто отлично по сравнению с тем, как они проходили обычно. В этот раз Феликс ничего не разбил и не порвал (он частенько так сбрасывал накопившийся стресс) и даже оделся не в пример всем предыдущим дням максимально быстро. И настроение у него было бы вполне себе ничего, если бы не усиливающаяся с каждой минутой резь у его рёбер и меж лопаток. Мерзкая тупая боль пульсацией расходилась вдоль позвоночника, а кожа на спине горела, так, словно была объята пламенем. Феликс едва стискивал зубы в очень злом и жутком оскале. Он прикладывал всю свою силу воли для того, чтобы не сорваться на людей, проходивших мимо него. Хотя, видит Бог, все они Феликса дико бесили. Персонал замка делал при виде него испуганные лица, кланялся и шарахался в стороны. Никто не смел смотреть ему не то что в глаза, но даже на фигуру. Все отводили взгляды, а как только Феликс проходил мимо, невольно ускоряли шаг, чтобы не дай бог их ещё и не окликнули. Потому, что дел с ним иметь не хотели. Никаких. Потому, что прекрасно знали - серого генерала Феликса, соправителя Объединённого государства, бешеную цепную собаку трефового короля лучше не беспокоить не то что по утрам, а вообще в любой час из двадцати четырёх. Себе дороже. Феликс на ту атмосферу ужаса, что витала вокруг него лишь скалился, как дикий зверь. Когда-то его до глубины души оскорбляло такое к себе отношение — как к чудовищу. Как к прокажённому. Однако теперь, по прошествии стольких лет это его даже начало веселить. В каком-то совершенно больном и ненормальном смысле.

«И правильно, пусть они боятся»

Он пробивался сквозь плотный поток слуг и солдат точно атомный ледокол сквозь тонкие льды. Люди расходились в стороны перед ним так же, как и льдины перед огромным величественным кораблём, даром что Феликс выглядел в своём белом пальто, наброшенном на плечи, так же вызывающе, как и какой-нибудь военный крейсер. Он направлялся на совет, какой-то там очередной из тысячи тысяч. Они проходили два раза в неделю и за почти две сотни лет, непрекращающихся конфликтов на линии фронта, Феликс уже не видел смысла запоминать их номера. Буквально за две минуты до начала собрания он свернул в ответвление коридора, заскочив в местную медчасть и громко хлопнув при этом дверью. Обе санитарки, суетившиеся над перевязкой раненого неодобрительно на него поглядели, правая, кажется, даже покачала головой, но Феликсу было плевать на их возмущение. Он двинулся в самый конец помещения, минуя лежащих на кроватях солдат и застыл над девушкой в лабораторном халате. Та, завязав тяжёлые синие дреды в хвост, со строгим и сосредоточенным выражением лица перебирала лекарства. «Клео. Я за таблетками, но на этот раз — дай мне вдвое больше», — в хрипящем голосе Феликса послышались стальные нотки. Он, очевидно, не просил. Приказывал. Клео развернулась к Феликсу, отставив ящик с бутылочками в сторону и посмотрела на него с явным сожалением. Она была одной из тех немногих, кто вообще смел смотреть на него так. «И эта дозировка уже перестала помогать? Плохо. Однако, я не могу увеличить её. Вы же сами прекрасно понимаете, что от такого количества лекарств у вас в итоге не выдержит ни печень, ни поджелудочная» Феликс нахмурился. Свёл брови и стиснул острые зубы. И почти натурально зарычал своим гулким, искажённым заразой голосом. «Не беси меня, Клеопатра. Будешь мне тут диктовать условия, и тебя быстро вышвырнут из замка. Заменят кем-нибудь посговорчивее» «Но это же верная смерть!» Клео сжалась как от удара, но всё ещё пыталась стоять на своём. Какая, однако, принципиальная. На это Феликс лишь лающе рассмеялся. «Да ну? А то я не знаю. Но только вот, мне так и так подыхать, милочка. И паре лет жизни в чёртовой агонии я, пожалуй, предпочту остановку сердца через пару месяцев от всей этой химозы» Не дожидаясь ответа он сгрёб несколько банок лекарства прямо у неё со стола. Что ж — хочет упрямиться, Феликс всё «возьмёт в свои руки». Как образно, так и не образно говоря. Когда он уже почти переступил порог кабинета, Клео бросила ему вдогонку тяжёлым тоном: «Товарищ Куромаку был бы против» Феликс замер у выхода. Его тёмные очки блеснули на свету. Клео, как и многие в замке, слишком хорошо знала, что на серого генерала мог повлиять только серый король. Ну… или как в данном случае — упоминание его имени. Обычно тогда, когда Феликс совсем уж распоясывался достаточно было вспомнить Куромаку, пригрозить его влиянием и он сразу же притухал. С трудом, но брал себя в руки. Однако, Клео не учла кое-что — боли Феликс боялся гораздо больше Куромаку. Потому на сей раз попытка образумить его с треском провалилась. «Да, был бы, если бы ему до меня было б хоть какое-то дело. Но, если он всё-таки через кого-то спросит… ебал я все мысли товарища Куромаку на эту тему — так ему и передай. Кивни, если поняла» Клеопатра поморщилась от столь резкой формулировки, но тем не менее кивнула. Спорить с таким как Феликс было опасно, а она уже и так сегодня переступила все дозволенные простым смертным границы. Феликс тоже кивнул ей в ответ. Затем — шутливо поклонился санитаркам на выходе и гремя таблетками в набитых карманах наконец-таки убрался восвояси. В глубине души ему было стыдно перед медработниками. Особенно перед Клео. Она же была учёной, человеком высокой морали и интеллекта. Даже, небось, докторскую защищала в своё время, не то что он — бездарь и неуч, даже школу не окончивший. Ей было не место на войне, ей было не место рядом с такими как Феликс. Ей бы, как и в его прекрасном сне и правда быть каким-нибудь светилом медицины, а не утешать в этой гнилой яме умирающих и точно уж не его психи выслушивать. В такие моменты Феликс чувствовал себя последней сволочью. Повезло, наверное, что с ним были солидарны жители почти всех восьми королевств.

—*?*¿*?*—

Военные собрания были, (по скромному мнению, Феликса), бесполезной тратой времени, однако он всё равно продолжал на них таскаться раз за разом. Потому что там должен был быть кто-нибудь из представителей власти. А трефовый король, сволочь эдакая, радостно спихнул на него эту обязанность, решив, что ему самому, в отличие от черва будет «эффективнее» не с людьми общаться, а задницу отсиживать в металлическом погребе, наедине со своим хай-тек барахлом. И как же, блять, удобно, что Феликс не имел права ему даже возразить, ведь когда-то давно они заключили чёртов договор. Хотя, справедливости ради — и дышал-то он и жил тоже до сих пор благодаря всё тому же вышеупомянутому договору, однако, это была отдельная тема для отдельного разговора. Пока же Феликс пытался не думать над экзистенциальными вопросами и делать вид, что внимательно слушает докладчика. Благо, что его скучающее выражение лица частично скрывали очки и низко надвинутая на брови фуражка. В комнате стоял непрекращающийся гомон, который куромакины дети додумались назвать «стратегическим дискурсом на тему грядущего наступления на юго-восточной линии фронта». Войска Объединённого Государства впервые за сто лет так близко подобрались к Столице Пиковой Империи и теперь в замке каждый день в воздухе витало нервное возбуждение. Детям казалось, что они вот-вот выиграют эту невероятно долгую войну, однако, Феликс прекрасно знал, наученный горьким жизненным опытом, что Пик не дастся им так просто и что он обязательно что-нибудь ещё да и выкинет. Причём, скорее всего, что-то такое, что сумеет откинуть их к прежним позициям. И будет вновь: «песня наша хороша, начинай сначала» и в миллиардный раз придётся выгрызать у тёмных клочок земли за клочком. Миллиметр за миллиметром. Кровью, потом и зубами. Феликса, толком не спавшего уже с неделю и только намедни вернувшегося из Фелиции, обволакивал пустой информационный шум. Его начало клонить в сон и он, сгорбившись, положил блокнот с ручкой на колени, прислонил кресло, на котором сидел к стене и откинулся на его спинку. Не снимая авиаторы, прикрыл глаза. В голове мелькнула шальная мысль о том, что надо было спуститься в нижний город — к своим подданным, однако Феликс не знал, успеет ли он освободиться до комендантского часа. У него было очень много дел. Хотя, даже тогда, когда дел у Феликса не было вовсе, Куромаку запрещал ему приближаться к фелицианам. Куромаку говорил, что болезнь прогрессирует тогда, когда «её источники» собираются вместе. Он тысячу раз пытался внушить Феликсу то, что люди его уже не жильцы и что ему не стоит тратить на них своё время и здоровье. То, что у самого Феликса — особый случай, что в теории он все ещё может вылечиться. Но Феликс пропускал все его слова мимо ушей и всё равно продолжал бегать в подземелье к тем немногим, кто выжил в ходе инцидента с «Зелёным Солнцем». Ему было абсолютно плевать на себя, только к людям своим и их страданиям он всё ещё не был равнодушен. А страдали они чуточку меньше и улыбались только тогда, когда он был с ними рядом. Да, Феликс был до боли эгоистичен — он это прекрасно знал, но жить по-другому всё равно не мог. Чувство вины пожирало его заживо, напополам с бременем за то, что последнее поколение — дети его детей, умрут у него на руках. Он не мог от них так просто откреститься и не имел на это никакого морального права. Не после того, что натворил. Куромаку, при всей его низкой эмпатии, кажется, знал обо всех этих терзаниях и лишь делал вид, что не замечает его частых исчезновений из дворца. Напоминал он о том, что всё это — глупая затея лишь один раз из десяти и Феликс был ему за это почти благодарен. Почти порывался время от времени сказать ему за это «спасибо», почти был готов ценить такую тактичность, и временами — даже почти испытывал к нему симпатию за подобные проявления заботы. Но вот всё у них с Куромаку, в их дурацких недоотношениях, было вот так. «Почти». Но никак не «точно». Хотя и в этом тоже можно было уследить некую закономерность. Такого как Феликс невозможно было любить, а такой, как Куромаку никогда и не влюбился бы. Они были два сапога пара, одинаковы в своей уродливости, схожи в безобразии. Но если у Феликса вся его гнилая натура прекрасно читалась и на поражённой вирусом коже, и в искривлённом оскале, то вот у Куромаку всё было несколько сложнее. Он, в отличие от Феликса, не гнил заживо снаружи, а скорее покрывался ржавчиной изнутри. Как и его вера и идеалы. Многие на заре создания государств думали, что его принципы несгибаемы, однако как оказалось, личность Куро (если продолжать эту аналогию) была металлом далеко не самым благородным и, как и у всех остальных вполне подвергалась деградации. Лишь бы сформировались нужные для коррозии условия.

—*?*¿*?*—

Вообще, ни для кого не было секретом, что Куромаку был человеком сложным. И в общении, и для понимания. Со всех сторон, с каких не подступиться — везде с ним начинались трудности. Он был очень закрытым и едва ли высказывал и половину того, что думает вслух. Хотя, конечно, до поры-до времени — и до начала конфликта с Империей и до того, как на Куполе появилась трещина, до того, как в Фелиции случилась вся эта история с Солнцем, он, как и все правители был намного светлее. Да, бо́льшую часть времени он молча занимался своими делами в Курограде, мало на кого обращая внимание, но в его присутствии ещё лет сто назад не чувствовалось этой мрачной давящей атмосферы. Напротив — с ним рядом было спокойно, к нему можно было без задней мысли обратиться за советом или помощью и тогда бы он точно искренне согласился помочь, безо всяких подвохов. На съездах он никогда не занимал главенствующей позиции и всегда поддерживал Пика, говоря, что видит в нём все необходимые лидерские качества. У Пикового Короля прекрасно выходило успокаивать клонов и удерживать их внимание, а Куромаку помогал ему во всём, что касалось исследования их Мира. Они хорошо друг друга дополняли. Но как же Куромаку смог победить своё недоверие и перевести отношения с Пиком в разряд дружеских? Всё просто — их в своё время сплотил Данте. И если Ромео всегда держался от королей особняком, то эта троица, кажется, была дружна с самого начала. Чёрт его знает почему, однако эти трое друг друга неплохо уравновешивали. В принципе, все клоны на заре создания государств были дружнее. И даже то, что Феликс остановил Пика от убийства Фёдора, не было воспринято ни самим тёмным королём, ни всеми остальными как личная обида. Поразмыслив и подуспокоившись Пик даже признал, что пытаться таким образом заполучить свободу было дурацкой затеей и что намного более рационально было бы попытаться играть теми картами, что им выдали. Так они и пришли к идее о том, что надо начинать использовать генераторы и создавать в их мире какое-никакое общество и инфраструктуру, раз уж с побегом ничего не вышло. После — уже тогда, когда они возвели каждый свою страну, на их головы внезапно свалился ещё один клон Фёдора, буквально из ниоткуда. По иронии судьбы — Красный Джокер, но не тот, которого знал в своё время Пик. И такой невероятно сильный маг точно вызвал бы своим появлением какую-нибудь катастрофу, если бы в него не вцепился Габриэль. Он неожиданно оказался заинтересован во всём, что касалось магии разума и с подачи Данте, у которого Габриэль и жил, он затащил в Сукхавати и Джокера. Эти двое, к удивлению, прочих, быстро нашли общий язык, правда вот Феликса, ещё до инцидента со страной красных гор, Джокер ужасно напрягал. В отличие от них всех, Джокер не помнил почти ничего ни про реальный мир, ни про Карточный и даже личности собственной не имел до поры до времени. Оттого он был очень странным и потерянным. И при всём при этом, при своей мнимой обаятельности и наивности, он обладал магией, способной уничтожить пол Карточного Мира по щелчку пальцев. Он был нестабилен. А нестабильность никогда ни до чего хорошего не доводила — это Феликс мог с уверенностью сказать и по своему собственному примеру. Никто толком не знал, как же так вышло, что Сукхавати стёрло с лица земли в один прекрасный день, но многие думали, что в этом или косвенно, или прямо был замешан Красный Джокер. За ним, конечно, приглядывал Габриэль, однако, по прошествии некоторого времени, он стал частенько переключать своё внимание на Николь, предоставив Джокера самому себе. Габриэль видимо решил, что тот ничего особо не выкинет, раз уж они с ним стали друзьями, но Феликс всегда считал Джокера ёбанным психопатом. Его ненормальность до поры до времени сдерживало лишь чрезмерное общение с Габриэлем, а когда оно сфокусировалось на другом человеке Джокера перемкнуло. Собственно, от исчезновения страны красных гор и начала раскручиваться нить событий, которые в итоге и привели Карточный Мир к его нынешнему, плачевному упадку.

—*?*¿*?*—

И Пик и Куромаку после смерти Данте очень сильно изменились. По ним обоим это ударило куда сильнее, чем могло бы. И если Пик, переживая утрату, в слепой ярости возвратился к идее о том, что их мир не пригоден для жизни из-за таких вот моментов с магией (от Сукхавати, почти до самого основания гор, осталась лишь одна огромная воронка), то Куромаку напротив — ушёл в глухое отрицание и стал ему во всём противоречить. Сначала они прекратили приходить на собрания вместе, потому, что им стало трудно выносить друг друга, а затем Пик и вовсе заявил, что пусть теперь Куромаку играется в местного царька, раз уж ему так нравится местный мир и он не собирается его покидать. Феликс, как и все остальные клоны, тоже скучал по бубновым. Данте хоть и не был его близким другом, однако он был приятным и добрым человеком, а ещё — на него Феликсу всегда хотелось равняться. Да и Габри с Николь… они точно не заслуживали того, что с ними произошло. В тот час многие из старших карт столкнулись со смертью впервые, причём смертью насильственной и внезапной и на них всех она по-своему произвела неизгладимое впечатление. Добавляло остроты в ситуацию ещё и то, что в относительно молодых странах к тому моменту как раз начались первые проблемы. «Беда не приходит одна», — вот что, наверное, сказал бы Данте, если бы мог. Так с тех пор и повелось — Пик на долгие годы окопался у себя в замке с какими-то полубезумными планами по разрушению Купола, а Куромаку стал проводить собрания вместо него и начал вникать в проблемы других клонов и помогать им по мере своих сил и возможностей. Когда Феликс с Куромаку впервые встретились после траура, взглянув в его серые безжизненные глаза, Феликс с испугом подумал, что это был уже совершенно не тот человек, которого он знал прежде. Да, Куромаку снова был в идеально выглаженной форме, собранный и расчёсанный и говорил по делу, но чувствовалась во всем этом какая-то дикая недомолвка и фальшь. Обманчивый же момент того, как можно чувствовать себя одновременно и невероятно дерьмово и при этом носить чистенький костюмчик, Феликс осознал только спустя годы, когда уже сам начал практиковать подобное. Когда сам, того, не желая, по воле случая связался с Куромаку.

—*?*¿*?*—

К Куромаку у Феликса, честно говоря, всегда были противоречивые чувства. Тот его в какой-то степени даже привлекал, хотя признаться в этом самому себе Феликсу было тяжело, равно как и переварить мысль о том, что его тянуло не к представительницам прекрасного пола, а к таким вот «странным кадрам». Причины были банальны — если почти всех окружающих людей Феликс, с его богатым опытом в общении, легко мог раскусить, то вот трефового короля с наскоку понять было невозможно. Так же, как и всех, кто был «сам себе на уме». Помимо всего прочего — Куромаку был единственным, кто помогал Феликсу в реальном мире. Хоть он и цыкал, и закатывал глаза, и то и дело и отпускал комментарии по поводу умственных способностей червового валета, однако один на один с проблемами он его всё равно не бросал. А Феликс в благодарность разбирался за него со всем, что касалось социальных взаимодействий и гуманитарных предметов. Со временем Феликс привык полагаться на помощь Куромаку, привык к мысли о том, что случись у него чего — и тот будет рядом. Правда, дальше глупой односторонней влюблённости в «крутого умного парня» отношения у них никогда не заходили ни на Земле, ни в Карточном Мире. И не зашли бы, если бы не то, что произошло с Фелицией.

—*?*¿*?*—

Феликс не был достаточно умён для того, чтобы править целым государством. Нет, ну правда. Да и по-хорошему и помимо «ума» в нем не было ни жёсткой хватки, ни желания вникать во все тонкости процессов в обществе, в которых он должен был разбираться как монарх. Все его представления о правлении и стране сводились к какому-то дикому инфантилизму на тему того, что если люди будут жить по совести и не делать друг другу плохого, то всё у них у всех в итоге будет прекрасно. Хотя… ну чего ещё можно было ожидать от ребёнка, шестнадцати лет от роду, которому в одночасье досталась безграничная сила? Да, он старался вникнуть в высокопарные речи Куромаку, когда тот пытался объяснить ему, что он делает не так. Да, он старался грозно повышать голос на «преступников, пошедших против короны», когда вскрылось, что в стране ведётся подпольная деятельность и воззвать к их совести. Да, он старался заниматься благотворительностью и поддерживать народ. Однако это не отменяло одного-единственного факта: Возможно Феликс и был хорошим человеком, но он никогда не был хорошим правителем. Он был раздражительным подростком. Вспыльчивым и ранимым, с психикой едва ли не хрупче чем у самого Зонтика. Вечно отрицающим свою слабость и переоценивающим свои силы. Феликсу в детстве казалось, что все невзгоды ему по плечу, а море по колено и что он лихо перешагнет его при первой же необходимости. Играючи и даже особо и не запариваясь. Грустный спойлер к самому концу этой дивной истории — не получилось. Нихуя у него не получилось.

—*?*¿*?*—

Феликсу едва исполнилось семнадцать по земным меркам, когда в его стране вспыхнул первый мятеж. Откровенно говоря — Феликс не ожидал подобного поворота событий. Он же вроде внимательно слушал объяснения Куромаку по поводу инфляции, так? Он же сделал всё, от него зависящее, верно? И ввёл ещё больше золота в оборот и купюры крупного номинала, так почему же проблемы сыпались на него одна за другой?.. Поначалу Феликс упорно отрицал проблему. То, что людям стало сложнее работать, сложнее приобретать не то что изыски, но позволять себе элементарные блага, и то, что их недовольство и сомнения в нём, как лидере росли день ото дня. Тогда, запутавшись в хитросплетениях экономики и прочей заумной и занудной чуши, так и не дождавшись ответа по видеофону от пропавшего куда-то Куромаку, Феликс, как маленький ребёнок, которого испугала сложная ситуация, вместо того, чтобы попросить помощи у кого-нибудь другого просто сбежал на целый месяц от своих обязанностей в Верону, пустив дела в стране на самотёк. Возможно он думал о том, что отдых поможет ему набраться сил перед очередным противостоянием «злой бюрократической машине» и поиском виноватых. Тогда он, в силу возраста, ещё не понимал, что виноват во всем происходящем был только он сам. В Вероне ему ожидаемо ничего не помогло. Хотя у Ромео там и было неплохо, правда неплохо. Девушки буквально жили там как в раю. Избавленные от физической работы и всяческих тягот они посвящали всё своё время развлечениям. Наслаждались рубиновыми винами многолетней выдержки, играли и нежились в розовых садах и купальнях, устраивали поэтические и музыкальные вечера, ели самую лучшую в их мире еду, от которой в то же время — не поправлялись ни на грамм. А какие в Вероне бывали тогда оргии и возлияния! Ммм…. мечта любого мужчины. Однако Феликса тамошнее однообразие быстро утомило. Он и сам не понял, как вышло так, что спокойный здоровый сон сменился у него на тягучие кошмары, а тревожность стала настолько серьёзной, что ему ни один кусок больше не лез в горло. Прикосновения девушек не вызывали в нем никакого желания, лишь одно сплошное раздражение. Он не должен был быть здесь, он не… боже, зачем он вообще оставил Фелицию и сбежал? Ради всего святого, почему это показалось ему хорошей идеей? В общей сложности у Ромео Феликс тогда провёл что-то около месяца, может быть — чуть больше. Однако в одну из ночей он внезапно подорвался с кровати и поехал обратно, задолго до рассвета. Плохое предчувствие не оставляло его с той поры ни на миг. И как оказалось — оно было не беспочвенным. В стране, по его возвращении, творилась какая-то немыслимая вакханалия — временное правительство и министры не справлялись с обесцениванием валюты, дело шло к дефолту, а бунтовщики, ушедшие в подполье, могли быть весьма и весьма убедительными в речах о том, что короля-то надо бы свергнуть. У Феликса, до сей поры мало сталкивавшегося с критикой, принятие того, что его кто-то «не любит» проходило очень жёстко. Было у него желание самолично полезть с полицией (которую он посчитал нужным организовать, (для всеобщего блага, конечно же!) туда, где прятались те, кто о нём плохо говорил и выспросить за что они так «царя-батюшку» не уважают, да только претворить этот план в жизнь он не успел. Во всю эту фелицианскую историю внезапно, впрочем, как и всегда, ворвался Вару. Кто наплёл людям в солнечной стране о том, что прекрасной альтернативой нынешнему режиму были бы пиковые — Феликс не знал. Были ли это шпионы, на фиолетовые макушки которых он до поры до времени закрывал глаза (думая, что Пик так лишь потакает своей паранойе)? Или же сами местные, побывавшие в процветающей в те времена Империи, так решили? В любом случае поборники режима умудрились попросить помощи не абы у кого — а у самого главы Варуленда. Тот правил у себя при полной поддержке своего короля, а потому в зелёной стране было не настолько ненормально, как могло быть при его единоличном надзоре. Вообще, забавно, что Вару — едва ли не бóльший клоун, чем их собственный государь показался, тем, кто хотел перемен в Фелиции, хорошей кандидатурой. Во время отсутствия Феликса его даже приглашали во дворец министры, чтобы завоевать хоть немного лояльности у людей оппозиционных взглядов. Правда ничего серьёзного они на той встрече не обсуждали, всё это было лишь для отвода глаз. Но, Вару не был бы самим собой если бы не использовал всю эту ситуацию в своих собственных целях. Конечно он не прислушался к просьбам народа из соседнего государства на полном серьёзе. Править Фелицией ему едва ли хотелось, а вот устроить переполох в стране к возвращению Феликса ему показалось хорошей идеей. Но, то, как повлиял на судьбу солнечной страны пиковый валет — это обстоятельство, хронологически вскрывшееся несколько позже. Тогда — близилось время очередного съезда, и Феликс решил серьёзно поговорить с другими правителями насчёт ситуации в его стране. Попросить их о помощи. Он сумел подавить в себе гордыню и признать, что сам уже не вывозит всё это в одиночку, однако, буквально несколько дней до начала съезда машина, позволяющая менять погоду, послала Солнцу очень странный сигнал, а затем — взорвалась. Всё это произошло ранним утром и то, что было дальше Феликс запомнил лишь урывками. Он помнил то, как проснулся очень поздно в тот день и страдая от неимоверной слабости, вышел на улицу, едва сумев одеться. Он помнил, как ядовито-зелёный туман, вперемешку с моросью, стелился по улицам и то, как резко и странно тогда стали выглядеть все растения в округе. В тот год было невероятно засушливое лето и в Фелиции впервые за долгое время пошёл дождь. Люди, радуясь, выбегали на улицу, не прикрывая ни голов, ни рук. Без дождевиков и зонтов. Кое-кто — не надевая и обуви плескался в стихийно образовавшихся ручьях и лужах. Выставляли и поддоны с вёдрами для сбора дождевой воды, чтобы потом использовать её в хозяйстве, но это стало роковой ошибкой. Влага из-за сбоя Солнца стала ядовита и любой, кто с нею контактировал чересчур много в первые же сутки сгорел потом за ночь в очень страшных муках. Самым ярким воспоминанием, после радости народа, у Феликса стало воспоминание о том, как он впервые поднял голову к небу и увидел Солнце. В его улыбке, из которой выходили формировавшиеся над страной облака, проросли цветы. Оно стало Зелёным. Оставшаяся часть недели обернулась для всей страны адом. Бóльшая часть людей умерла той же ночью. Но, хоть их участь и была незавидна, они хотя бы не мучились так же сильно, как и их соотечественники. А все те, кто выжил начали стремительно меняться. Что бы вы себе представили при словосочетании «гибрид человека и растения»? Нечто не очень приятное, не так ли? А если добавить, что у людей подобное превращение сопровождалось невероятной болью и было раз в десять более мерзким чем самое страшное, что вы себе вообразили? Даже Феликс, почти с ног до головы покрывшийся зелёными пятнами и отрастивший себе лозы всё ещё выглядел относительно нормально по сравнению с тем, что случилось с его подданными. У него хотя бы лицо и руки всё ещё оставались чистыми, а телосложение — человеческим. Феликс мало мог рассказать о первых днях эпидемии, потому что сам плохо их помнил. Единственное, что до сих пор преследовало в кошмарах — так это те бесконечные часы, когда он потерянно блуждал по затихшему опустевшему городу, открывая дверь за дверью. Почти в каждой он видел или мёртвых людей, или умирающих, тянущих к нему свои деформированные конечности с мольбой в глазах. Феликс не в силах был им помочь, а потому, он приполз на собрание, буквально — почти на коленях. Грязный, разбитый изломанный. Как морально, так и физически. Уже тогда Феликс почти потерял свой человеческий облик и должно быть, с корчащимися в агонии за спиной лозами, наполовину покрытый плесенью, со светящимися в темноте глазами и острыми зубами выглядел не то чтобы жутко, а чудовищно и отвратительно. Как какой-нибудь невыразимый хтонический ужас из повестей Лавкрафта, только размером поменьше. Наверное, когда он сбивчиво объяснял ситуацию, то перепугал всех клонов до смерти. Но сложно было не перепугать, когда произошло такое и когда он сам дрожал как осиновый лист от ужаса. Наверное, он долго умолял их помочь, кажется, протянул даже руку к Ромео, но тот лишь с визгом отшатнулся. В то время как прочие брезгливо отступали в стороны, не понимая, что делать, Куро подошёл к нему сам. Куромаку, был на удивление спокоен и невозмутим и Феликс уткнулся ему носом в колени, разрыдавшись. Совершенно неподобающе для правителя целой державы. «Спаси их, спаси, спаси!», — голос Феликса уже тогда ломался из-за преображения, уже тогда звучал гулко и рычаще как у зверя, а не как у обычного человека. А из глаз, склера которых приобрела грязный болотный оттенок, текли не обычные, а чёрные вязкие слезы. Куромаку поднял его на ноги и что удивительно — касаясь заражённой кожи голыми пальцами. Этот осколочный фрагмент воспоминаний врезался в память Феликсу, пожалуй, больше всего из того временного промежутка. Куромаку его не боялся в отличие от остальных. «Хорошо, Феликс. Я тебе помогу. Сделаю для твоих людей лекарство, но мы должны обговорить условия и составить договор. Я должен знать, что получу взамен» «Что угодно», — прошептал Феликс и глаза Куромаку за толстыми стеклами очков блеснули. Каким-то очень и очень нехорошим огоньком. Слова, сказанные Феликсом, стали его второй по величине ошибкой, за всю бестолковую жизнь. Первой было решение взять в руки генератор и создать государство. «Ты… поможешь ему?», — за спиной Куромаку сдавленно пискнул Зонтик. Тот кивнул в ответ. «Да. Помогу» Последнее, что Феликс запомнил перед обмороком — это то, как его, после рукопожатия, ослабевшего, подхватил трефовый король.

—*?*¿*?*—

Когда Феликс более-менее пришёл в себя, Куромаку всё с тем же невыразительным лицом показал ему бумаги, что он подписал. Много всяких бумаг. Суть которых вкратце сводилась к тому, что Фелиция с Куроградом объединялись в одно большое государство, а Феликс отныне и навсегда вынужден был слушаться Куромаку во всём, и ни шагу без его одобрения не сметь делать в сторону. Их союз, по факту, и не был союзом вовсе. Скорее — тотальной зависимостью одной державы от другой. Но поначалу Феликс не нашёл ничего криминального в таком положении дел. В конце концов Куромаку ведь был намного умнее его, так? Он помог ему тогда, когда Феликс уже не был уверен — выживет он или нет. Он помог его людям, действительно сумев изобрести лекарство, сдерживающее заразу. Исцелиться для них полностью оказалось невозможным, однако пожить ещё какое-то время, не испытывая чрезмерных страданий — вполне. Казалось, что Куро — мудрый и справедливый король, и что фелициан он в обиду не даст. Что ему виднее, как разрешить их проблемы. Да, вот именно что казалось. К слову, выживших было не так много, как Феликс смел на то надеяться. Часть из них осталась в Фелиции, потому что покидать страну для них стало опасно (у некоторых людей мутация дошла до такой степени, что жить без света Зелёного Солнца им было невозможно), часть — поселилась в специально оборудованном для них районе Курограда, который назвали «нижним городом». По факту и те, и другие получали лечение, только у каждого оно было уникальным, в зависимости от того, как именно протекала болезнь. Феликс оказался неким промежуточным звеном между двумя этими стадиями. Тело его не изменилось так же сильно, как и у его подданных, оставшихся на своей исторической родине, однако в отличие от тех, кто жил в Столице, ему приходилось время от времени возвращаться в свою страну, чтобы побыть под лучами Солнца. И, как и у людей с «крайней стадией» его организм перестал усваивать пищу растительного происхождения. Всё, что он мог отныне есть — лишь мясо, что обернулось бы для Феликса большой проблемой, если бы не тот момент, что нахождение под лучами Зелёного Солнца было альтернативой питанию. Как наполовину растение, он каким-то чудом мог получать необходимую для поддержания жизни энергию и таким образом. И, как оказалось, болезнь не была заразна. Изменения у обычных людей начинались только в том случае, если они пили или ели на территориях Фелиции или же — если долго находились там без химзащиты. Но даже несмотря на то, что самый пик кризиса в солнечной стране миновал, Феликс не мог примириться с произошедшим. Муки совести терзали его и днём, и ночью, а тревога не покидала с тех самых пор. Феликсу было так стыдно, а ситуация казалась ему столь безвыходной, что порой он думал о том, что он не хочет больше жить. Не в таком теле, не разгребая последствия произошедшего, не сгибаясь под грузом вины за то, что он как король не досмотрел за происходящим в его собственной стране. И чем дальше — тем депрессивнее становились его мысли. Куромаку, навещавший его время от времени как-то странно посматривал на его измождённый вид, но ничего не говорил по этому поводу. Первые два месяца Феликс приходил в себя, восстанавливаясь в больнице, но стоило ему её покинуть, у них с Куромаку случился второй по счёту «серьёзный разговор» на тему произошедшего, который и пролил наконец свет на то, почему Куромаку решил помочь ему.

—*?*¿*?*—

«Ты знаешь, по какой причине машина, контролирующая Солнце вышла из строя?», — с этого вопроса начал их диалог серый король. Феликс покачал головой и тогда Куромаку выложил перед ним на стол ворох всяких бумаг и отчётов. А также — диаграмм и изображений и начал объяснять. «Пока ты на время выбыл из жизни государства, мои люди побывали в помещениях фелецианского замка и провели расследование. Видишь ли, мои машины идеальны и не было ни малейшего шанса, что с той, что была в Фелиции, произойдёт сбой. Значит что-то или кто-то заставил её выйти из строя» Феликс невольно придвинулся ближе и заглянул в глаза Куромаку, пытаясь в полной мере осознать то, что он пытается ему сказать. «Куро, но я не… кому это вообще могло бы быть нужно? На Фелицию всем было плевать» Куромаку ответил ему долгим взглядом. Потом он придвинул к Феликсу пару зернистых фотографий из кипы разложенных на столе и кивнул на них. Феликс присмотрелся. «Вот, взгляни. После того как Сукхавати пал, тёмный король начал проводить исследования на границах» «Это…» «Да. Трещина на Куполе. Вообще, её появление зафиксировано ещё со времён исчезновения страны бубновых, однако, доказанный момент в том, что из-за Императора она растёт день ото дня. Самый большой скачок был зафиксирован в часы, когда в Фелиции произошёл инцидент с Солнцем. Учитывая то, что в деле был замешан Вару, смею предположить, что всё, что случилось с тобой было для отвода глаз, чтобы люди сфокусировались на происходящем в Фелиции, а не Империи в которой проводили очередные испытания. На вопрос же о том, зачем всё это было надо Императору — он мечтает сбежать из этого мира, но для этого сперва нужно разрушить удерживающий нас здесь барьер. Однако, никто не знает, что окажется за ним. На практике — после Фёдора не было в истории человека, сумевшего его покинуть и возвратиться. Но даже в теории… я проводил расчёты и почти с 99% точностью могу сказать, что разбей Император Купол — и наш Мир со всеми его обитателями погибнет» Феликс молчал. На лице у него, болезненно-бледном и хмуром выступили красные пятна. Кровь ударила ему в голову, он слышал её шум в ушах. С трудом Феликс заставил себя выдавить: «Причём тут Вару?» Куромаку удивлённо взглянул на него, а затем его лицо снова стало безэмоциональным, когда он, видимо, логически что-то осмыслил сам для себя. «Ах, да, ты наверное не запомнил, но, на последнем съезде были только Ромео, Зонтик и я. Пиковый валет не соизволил явиться. Полагаю, дело или в муках совести или в холодном расчёте. Сложно сказать наверняка. Однако тем, кто исказил сигнал фелицианской машины был Вару. Твои министры приглашали его во дворец однажды и вот результат. Со всеми материалами расследования, доказывающими его причастность можешь ознакомиться. Смотри, я подожду» Негнущимися пальцами Феликс сгреб протянутые ему подшитые листы и принялся читать их. И чем больше он погружался в написанное, тем сильнее у него сбивалось дыхание. И правда, как и сказал Куро, то что нарыли его подчинённые, нельзя было опровергнуть ни под каким углом. Но не успел Феликс и переварить хотя бы мысль о том, что у страданий его страны был прямой источник, Куромаку поразил его ещё сильнее следующими своими словами: «Подводя итог, всё вышеперечисленное — это веская причина для того, чтобы нарушить мирный договор и развязать войну с Империей. Варуленд — это часть её территорий, а Фелиция — это часть территорий Объединённого Государства. Они первые преступили закон, а поэтому у нас будет право вторгнуться на их территории. Император должен прекратить свои попытки разрушить барьер. Увы, но расшатывание всей хрупкой экосистемы Карточного Мира, прекратится только в случае его безоговорочной и бесповоротной капитуляции. Иными словами — смерти» Феликс, потерявший в одно мгновение дар речи, ошарашенно вылупился на невозмутимого Куромаку и дрожащим голосом переспросил: «Куро, ты… что хочешь воевать с Пиком?» Усталый взгляд серого короля, снявшего очки и сдавившего пальцами виски пару раз, был красноречивее любых слов, но он всё-таки ответил: «Хочу» — это не совсем правильное слово. Этого столкновения не избежать и пусть лучше оно произойдёт на моих условиях, чем спонтанно и неконтролируемо. И неужели ты думал, что я решил помочь тебе бескорыстно? Я уже говорил, что за свою помощь потребую нечто взамен. Так вот — ты будешь моей причиной уничтожить Империю, а ещё — поможешь мне всем, чем только сможешь в этом деле» Феликс тотчас же подскочил на ноги и упёрся ладонями в крышку стола, хлопнув ими по его лакированной поверхности. «Убийство? Но он же твой друг, Куромаку! Неужели ты не можешь с ним просто поговорить? Зачем решать всё так радикально?» «Друг? Нет. Данте был моим другом, а Император перестал им быть тогда, когда решился на всё это безумие. И ты, что, наивно полагаешь, что я не пытался образумить его словами? Откуда, по-твоему, я знаю так много обо всех его испытаниях? Он сам рассказал мне обо всём и как видишь», — в голосе Куромаку на мгновение опустившимся на полтона прорезалось раздражение, — «у нас не вышло прийти к консенсусу» Феликс медленно опустился обратно в кресло. Он понял — трефовый король не шутил ни на миг. Он был чертовски серьёзен. «Ты сказал, что «я буду твоей причиной» а ещё о какой-то помощи. Но какого рода помощи ты от меня ждёшь, Куро?» «Твои люди уникальны из-за своего заболевания, Феликс. Так же, как и ты. Ты сам отправишься на передовую, как и та их часть, что ещё далека от полного превращения, затем…» «Я не буду втягивать в войну фелициан», — перебил его Феликс и Куромаку развёл руками. «Когда ты говорил на съезде, что «согласен на всё», тебя никто за язык не тянул. К тому же, мы с тобой заключили договор, там всё это подробно расписано, просто видимо, ты в него особо не вникал. И хотя, подавшись своей импульсивной натуре ты и можешь пренебречь им, но тогда — помощи от меня больше не жди» «Мои люди погибнут без лекарства», — попробовал воззвать к его совести Феликс, но Куромаку лишь сухо усмехнулся. «Это ты точно подметил. Я бы дал каждому из выживших от полугода до года, если ты откажешься. Однако с терапией у них есть все шансы продлить свой нынешний срок жизни на двадцать-тридцать лет. Это гарантированно. Всё, что свыше — в зависимости от того, какие адаптивные особенности у организма и процент положительного отклика на лечение. Поэтому, от того, что ты громко хлопнешь дверью будет хуже не только тебе самому. Решай, Феликс, хочешь ли ты взвалить себе такой груз на плечи или же нет» Феликс заскрипел острыми зубами. Желваки заиграли на его резко очерченных скулах. И ведь не доебёшься ни к одному слову серого короля, ни к одному его действию и ведь толком и не поспоришь. Феликс проиграл, потому что Куромаку просчитал всё с самого начала и загнал его в западню. Не было никаких иных, альтернативных вариантов, кроме как поступить так, как он того хочет. Воистину, серый кардинал Карточного Мира. То, что Феликс был в невменяемом состоянии, когда все эти соглашения подписывал — мало кого волновало. Минимум двое других правителей видели, как он своими ногами пришёл на собрание и вполне даже связно говорил, несмотря на то что по факту был при смерти. То, что дальше произошло за закрытыми дверями теперь уже никому не докажешь. Хоть Куро плохо понимал сам концепт эмоций и не то чтобы был эмоциональным, но порой он мог умело манипулировать людьми, давить на их больные места. Это в нём прослеживалось ещё до смерти Данте, но после?.. Видимо Данте был эдаким голосом совести что для Пика, что для Куромаку. Однако теперь, когда его не стало, оба тёмных короля вдарились в свои изначальные крайности. Те самые, что они как клоны олицетворяли. Для Куромаку всё происходящее, весь этот разговор с Феликсом, стал не более чем шахматной партией с не особо умным ботом. Только вместо скидываемых с доски фигур оппонента были контраргументы и слова. «У меня… нет выбора», — растерянно произнёс Феликс со слезами на глазах. Плакать в присутствии Куромаку, к которому он когда-то испытывал симпатию и благодарность, а теперь — одну глухую ярость и злость ему не хотелось, однако сдерживать себя было тяжело. Куромаку окинул Феликса оценивающим взглядом и переспросил: «Значит, договор в силе?» Тот едва заметно кивнул, кипя от еле сдерживаемого презрения. «Хорошо. Тогда я начну подготовку, а ты, раз уж решил остаться — вникай в дела Объединённого Государства. Ты должен будешь выполнять много различной работы, если захочешь остаться при дворе, а компетенций… у тебя мягко говоря не хватает. Надеюсь, ты подтянешься до приемлемого уровня в ближайшее время», — сказал Куромаку и махнул рукой на дверь.

—*?*¿*?*—

С той поры многое в жизни Феликса начало меняться. Куромаку не дал ему совершенно никакого времени на осмысление всего произошедшего, ни недели, ни даже пары дней. Его, он, как и обещал, начал загружать разного рода работой, а ещё — стал объяснять ему многие вещи, связанные с управлением страной. Уроки серого короля были тяжёлыми и он никогда не делал поблажек, но в то же время он всегда говорил только по делу. Ситуация была крайне неоднозначная. Феликс был благодарен Куро за то, что он смог помочь ему, однако в то же время он его и ненавидел за то, что тот собирался ввязать Фелицию в войну и погрузить весь Карточный Мир в хаос. Поначалу Феликс пытался изменить мнение Куромаку относительно происходящего в Империи, однако тот быстро указал ему на то, где его место. Феликс хоть и противился всей душой, всё равно был не в том положении чтобы хоть как-то ему перечить. Это раздражало Феликса ещё больше. Куромаку был упрямым как осёл, даром что не буриданов. Ведь он-то из двух зол, конечно же выбрал «меньшее» по его мнению. В то же время из-за чрезмерной нагрузки, злости на Куромаку, злости на Вару, на своё больное тело, на людей, которые шептались у него за спиной, на саму свою судьбу Феликс начал сильно меняться. Ему стало сложно сдерживать свои агрессивные черты характера, которые лишь усугублялись с каждым днём под гнётом обстоятельств. Он почти всё время был в плохом расположении духа, однако в этом непрекращающемся порочном круге ненависти был один весомый плюс — о самоубийстве Феликс и думать забыл. Феликс понял для себя, что только он сможет отстоять права своих подданных перед серым королём и что он не позволит дать их в обиду. Ведь если его не станет — неизвестно, как Куромаку решит воспользоваться таким «уникальным человеческим ресурсом» во благо уже своего собственного народа. Ещё один неожиданный поворот во всей этой истории становления Феликса, как соправителя Объединённого Государства, произошёл пару месяцев спустя после его выписки из больницы. Тогда, когда он в очередной раз отправился в Фелицию, чтобы побывать под лучами Зелёного Солнца. После того как Феликс навестил фелициан, живущих на окраинах страны, он отправился в самый эпицентр заражения, к королевскому дворцу. От него из-за пожара, случившегося после взрыва погодной машины, почти ничего не осталось, но Феликса всё ещё влекло туда по каким-то абсолютно нерациональным причинам. Наверное, сказывалась сила привычки и ноги сами приводили Феликса каждый раз к его бывшему дому. Ну и ещё — и у него откровенно говоря не было времени «набирать энергию» в менее инфицированных районах, с «питанием» своим он предпочитал расправляться как можно скорее. Развалины замка располагались в самом центре страны, на ощутимом возвышении, и чтобы на него забраться приходилось попотеть. Однако вид оттуда открывался просто невероятный. Всю Фелицию оттуда было видно, как на ладони. Правда сейчас — не солнечную, как обычно, а укрытую шлейфом тянущегося вдоль домов зелёного тумана. Хоть от падения вотчины Феликса не прошло и полугода, государство уже выглядело так, словно было заброшено долгие и долгие годы. Наверное, впечатление такое создавалось из-за того, что почти все улицы и здания увили растения. Под Зелёным Солнцем, не контролируемые людьми, они начали расти бешеными темпами. Но не успел Феликс бросить и пары тоскливых взглядов на то, что осталось от замка и нормально размотать бинты, чтобы его лозы вытянулись к свету, как тут откуда-то сбоку раздался голос, который он ожидал услышать меньше всего на свете. «Хах, всё так как он и сказал. «Ты встретишь червового валета в его стране». Ну здравствуй, Феликс, погляжу ты теперь — даже больший овощ, чем был до этого?» — Вару рассмеялся было своей собственной шутке, но внезапно захрипел и сжал ладонью рот. Глухой кашель сотрясал его тело и Вару всё никак не мог унять его. Феликс же в каком-то странном ступоре рассматривал его осунувшееся тело. «Ты… тоже болен?», — эти слова сами вылетели из его уст, даже раньше того, как Феликс успел осмыслить их. Вару в ответ рассмеялся ещё сильнее, лающе-хрипящим голосом. «Бинго, цветочек! Да. Судьба в моём случае оказалась сукой сугубо ироничной» «Зачем ты здесь?», — в голове у Феликса вертелись тучи совершенно других вопросов, начиная с того, зачем вообще Вару сделал то, что сделал и как вообще у него после всего произошедшего хватило совести смотреть ему прямо сейчас в глаза. Но прежде всего он начал с простого, хотя в нём уже и медленно закипала ярость. «Зачем? Я пришёл объяснить тебе всё. Хотя, он и предупредил меня заранее о том, что это бесполезно. Но что бы он там не говорил, я не хочу тянуть за собой этот груз, в посмертие. Хоть я и перенастроил машину, в произошедшем нет моей вины. А Пик вообще в этом никак не замешан. Он даже не был в курсе, что я ездил сюда. Хочешь верь, хочешь нет — я не хотел такого исхода. Это просто должен был быть розыгрыш! Все вы после смерти бубновых были такими… потерянными, мне просто хотелось, чтобы всё снова стало как прежде. Эта сраная штука не должна была делать то, что она сделала. Она была должна просто отключиться на какое-то время, не более. Я… много думал над тем, как же так вышло, а потом вспомнил — через обшивку генератора проросли цветы. Какой-то придурок поставил их у пульта управления. Видимо они смешались с механизмом и получилось хах, то, что получилось. Это не моя вина, я это понял, когда встретил его и когда он мне всё объяснил. Не я, так ты тронул бы генератор, не ты, так кто-нибудь другой. У Фелиции в любом мире участь — пасть одной из первых. А судьбу как оказалось, хехехех, не переиграешь нихуя. Всё она навёрстывает в том или ином виде. Наша реальность держалась до поры до времени, она даже была самой счастливой из всех до того, как не рухнуло Сукхавати. Но именно после него всё сорвалось в пизду. Помяни моё слово, Феликс — вы все ещё выжрете такой ушат дерьма, прежде чем сдохнете!» Речь Вару была быстрой и сбивчивой, он говорил громко и возбужденно. И выглядел как душевнобольной, доказывающий что-то человеку далёкому от извративших его разум фантазий. Лицо Феликса побледнело, когда Вару упомянул растения у генератора. Это были его цветы. Он поставил их у машины, перед отпуском в Вероне потому, что знал, что их никто не будет двигать к свету и поливать. А у генератора им было тепло, вот видно они и потянулись к нему. Кто бы знал, что катастрофа, уничтожившая целую страну произошла благодаря двум глупым случайностям. И… если Вару не лгал — всё это было целиком и полностью его виной, Феликса. Но что-то перемкнуло у него в голове в тот самый момент, он ударился в крайнюю степень отрицания. Непроизвольно оскалил острые зубы. Наверняка Вару врал ему, врал для того, чтобы добиться каких-то своих целей, для того, чтобы спихнуть вину с себя на кого-то другого. «То есть ты сейчас только что открыто признал, что трогал установку?» Феликс сделал к Вару шаг и расправившиеся за его спиной лозы угрожающе заскрипели в такт его словам. «Но я не…», — открыл рот Вару, но в тот же момент одна из лоз дёрнулась вперёд и обвила его шею. Он сдавленно захрипел. Чёрная слюна потекла по его подбородку. «О неееет, ты виновен, Вару. По всем ебучим пунктам виновен от начала и до конца», — тёмные очки Феликса слетели в траву, когда он тряхнул головой и зарычал. Его нечеловеческие глаза не моргая безотрывно смотрели за трепыхающимся, зажатым в стальных тисках противником. Это должен был быть просто розыгрыш — эхом в сознании Феликса прокатился отчаянный вскрик Вару и внезапно Феликс зажмурился что есть силы и рванул на себя руками зелёный стебель. Вару мешком рухнул на землю и начал рвано ловить ртом воздух. Этот порыв был чисто сиюминутным и интуитивным, но убивать его Феликсу не было совершенно никакого смысла. То, что Вару натворил — уже никак нельзя было исправить. Феликс повернулся к другому клону спиной, не в силах смотреть на него, корчащегося от боли на земле. «Ещё в реальном мире всё хотел тебе сказать: твои шутки никогда не были смешными, Вару» Вару засипел и судя по всему с трудом-таки поднялся на ноги. «Это уже без разницы, Феликс. Главное я рассказал тебе что хотел. И… ха-ха-ха пожелаю заодно удачи, ведь тебе в этом аду придётся вариться на порядок больше моего!» Шёл прочь от замка Феликс под аккомпанемент его безумного лающего смеха. Но на Вару он больше так ни разу и не обернулся.

—*?*¿*?*—

Возвратился в Куроград Феликс в крайне скверном расположении духа. Его одолевали смешанные эмоции. С одной стороны — он не имел права так срываться, но с другой… Феликс почувствовал такое удовольствие в тот момент, когда Вару закричал от страха, когда у него получилось сбросить всю копившуюся злобу и стресс, перевести стрелки на кого-нибудь другого. До сей поры Феликс и не задумывался даже о том, что так делать можно специально. Все его срывы случались стихийно и всякий раз после них он чуть ли не плакал от досады за то, как плохо он поступил, но сейчас он понимал, что… ему отчасти даже понравилось. Ненависть ко всему живому, не дававшая ему нормально дышать, не отпускавшая его прежде ни на секунду отступила на тот краткий миг и Феликса это здорово напугало. Да что с ним вообще творилось в последнее время? Он же был нормальным человеком, а не маньяком каким-нибудь, он не должен был находить в подобном облегчение. С такими мыслями Феликс плёлся ко дворцу, но странное дело — люди на улицах расступались перед ним и долго смотрели ему вслед. Он успел привыкнуть ко взглядам, полным отвращения за то время, что провёл в Столице, однако, это было нечто иное. Нечто совершенно новое. Какая-то нервозная обстановка читалась в толпе, и Феликс невольно ускорил шаг. Что произошло нечто скверное Феликс понял в тот самый момент, когда во дворе замка все присутствующие замерли на миг и замолчали, уставившись на него. У парадных дверей его дожидался Куромаку, сложивший руки крест-накрест. «Что происхо…», — хотел спросить его Феликс, но Куромаку прервал его жестом и окинул взглядом слуг и солдат, пожирающих их обоих глазами. «Поговорим у меня в кабинете», — он кивнул Феликсу, приказывая следовать за ним, а затем развернулся и бросил через плечо, — «нечего стоять столбом, работайте!» Только после его слов за спиной обоих правителей люди отмерли и возобновили движение. Однако до самого момента как Куромаку и Феликс не скрылись с горизонта они говорили сугубо шёпотом.

—*?*¿*?*—

«Пиковый валет мёртв, Феликс. И как видишь, народ приписывает его убийство тебе», — сказал едва закрыв за собой дверь кабинета Куромаку. «Но я… я не… да, я попытался ему навредить, но остановился и потом — он не выглядел так, словно…» Теперь сам Феликс превратился в Вару, жалко что-то блеющего о том, что он тут не причём, что он не виноват. Новость о случившемся обрушилась на него подобно удару камня по голове. Он искал слова оправдания и всё никак их не находил. Вару погиб? Но как же так? Феликс ведь точно помнил, что успел разжать лозу вовремя и отпустить его, да и к тому же Вару даже что-то умудрился и прокричать ему вслед. И в связи со всем этим… что Куромаку сделает теперь с ним и его людьми, если ему не поверит? Разорвёт ли он все их нынешние договорённости? Куромаку тяжело вздохнул. «Расскажи мне всё по порядку, Феликс. Только чётко и ничего не утаивая. Подробности нужны мне для работы, а насчёт лжи — я хоть и не слишком хорошо разбираюсь в человеческих эмоциях, но её мне никогда не составляло труда отличить от истины» И Феликс рассказал, действительно не соврав ни в едином моменте. Тогда Куромаку, внимательно его выслушавший, сказал следующее: «Ты говоришь, он внешне не отличался от обычных людей? На коже не было никаких видимых очагов поражений, как и деформации самого тела? Смею предположить, что у Вару болезнь протекала как у 4% инфицированных — сугубо внутри организма. Этот случай — единственный на данный момент летальный потому, что все внутренние органы покрываются спорами, а после — превращаются в какое-то дикое месиво всего за пару дней. Если брать во внимание то, что он несколько раз упоминал свою смерть, скорее всего он прекрасно понимал, что уже нежилец. Однако кто выступил его информатором, которого он упоминал? Едва ли это был сам Пик, он не отпустил бы его никуда в таком состоянии… впрочем, этого мы уже никогда не узнаем. Этот секрет Вару унёс с собою в могилу. А по поводу того, что всё произошедшее в Фелиции — случайность, лично я не могу быть в этом так уверен. Да и в любом случае Императора всё равно нужно остановить, так что все наши планы остаются в силе. И, честно говоря… смерть Вару нам даже на руку. Он был фигурой слишком противоречивой и явно помог бы Пику, а не нам. Ну что ж. Годом раньше он выбыл из игры, годом позже — всё едино. Но, Феликс — формально ты теперь агрессор и убийца в глазах людей. Не забывай об этом. И ещё… ты бы что ли какую-нибудь верхнюю одежду носить начал, желательно на пару размеров больше, чтобы твои растительные части не было видно. При дворе люди откровенно боятся любых проявлений болезни» Так Феликс и стал надевать своё ныне знаменитое белое пальто, увешанное кучей бесполезных орденов и регалий, нужных только для того, чтобы показать его высокий относительно простых смертных статус. Куромаку дал ему звание генерала и когда наконец разразилась война Феликс был одним из первых, кто бросился с разбегу в самые её жернова, прямо на передовую. Всю свою ярость и ненависть к сложившейся ситуации он мог излить только там, сражаясь, под градом стрел и слыша лязг мечей. Без Варуленда Империя ослабла, но не настолько, чтобы уступить без боя. Пик всегда был достаточно упрямым и в то же время хитрым, так что его так просто победить не удалось. Удивительно, что и серый король, и Император, начавшие битву, не отступили от прошлых договорённостей — в их мире существовал пакт «холодного оружия», который запрещал производство любого огнестрела и переоборудовать заводы под его отливку никто не стал. Поэтому в сражениях использовали преимущественно средневековое вооружение, а также — магию. Но война, которая должна была пройти без сучка без задоринки, максимально быстро с капитуляцией тёмной армии, затянулась. Сначала на год, потом на два, а после — на целые десятилетия. Успела за это время пасть Зонтопия, до самого последнего придерживавшаяся нейтралитета, успела на сторону Объединённого Государства переметнуться Верона, стал всё плотнее зависеть от Империи осиротевший Варуленд. А насчёт Вару — о да, Феликс не забывал. Он помнил об этом каждую секунду, каждый божий день. Мнение у людей насчёт смерти Вару разделилось — одни считали Феликса тираном, самолично скатившим свою страну в хаос и убившим единственного человека, что пытался в ней всё исправить, другие — считали «святым» не Вару, а Феликса, а его «самосуд» — актом высшей справедливости. Истина, как водится, была где-то посередине, но, Феликс и правда не мог отмыться от мысли, что он стал убийцей. Он не мог быть уверен на все сто процентов — умер ли Вару по его вине, или же всё это было лишь большим совпадением. Он ведь отпустил его, так? Он не задушил Вару до смерти. Но… может быть, всё это спровоцировало болезнь развиваться ещё быстрее? Может быть Вару и правда было не так уж и много надо? Может быть оправдания пикового валета не были надуманными, и он действительно действовал из лучших побуждений, которых Феликс просто в полной мере не осознал? Ну, как и сказал Куромаку — свои тайны Вару унёс в могилу и едва ли теперь можно было его об этом спросить. Феликсу наравне с ужасами, которые он видел в Фелиции в первые дни эпидемии и на фронте, снились кошмары и о том, как безумно хохочет ему прямо в лицо Вару и как его слабеющие руки продолжают царапать сжавшие его горло стебли. Иногда Феликсу казалось, что пиковый валет сам хотел, чтобы его убили. Понял ведь, что долго не протянет, а так — решил выцепить своему драгоценному братику клеймо мстителя и героя. А Феликс с удовольствием и повёлся на эту дешёвую провокацию. Говоря о провокациях: как оказалось, когда тебя боятся окружающие люди, а в особенности — твои подчинённые, выстраивать с ними отношения выходит на порядок проще. Да, половина из них нервно дрожала, глядя на кровавый подбой его пальто, когда Феликс возвращался из битв, а вторая — желала ему смерти. Но даже так, все они беспрекословно его слушались. Раньше, будучи правителем одной лишь Фелиции, Феликс старался разговаривать с людьми по-человечески, быть с ними вежливым и терпеливым, хотя это очевидно и шло во вред ему самому. Прежде всего его вспыльчивой натуре. После собраний он долго потом не мог успокоиться, потому что приходилось силой проглатывать свою злость. Ведь он же «хороший парень», а хорошие парни не срываются на своих друзей. Но Зелёное Солнце, смерть Вару, война — изменили абсолютно всё. Требовать и приказывать было гораздо менее энергозатратно, нежели чем искать компромиссы. Проснулась со временем в Феликсе и какая-то больная комедийная жилка. Он частенько любил зубоскалить в ответ если кто-то пытался к нему прицепиться. Возможно так сработала защитная реакция организма на все те ужасы, на которые он успел насмотреться. Сказалось ещё и отчасти то, что по прошествии нескольких лет он стал действительно достойной заменой Куромаку и едва ли ему уступал в плане разрешения всяческих государственных проблем. А умные люди, как известно, бывают теми ещё высокомерными сволочами. С вышеупомянутым Куромаку у них, правда, в какой-то момент всё стало очень сложно. Как-то раз не найдя аргументов в споре Феликс умудрился сам того не зная, как, заткнуть его поцелуем. Но Куромаку не ударил его по итогу и даже не посмотрел этим своим страшным взглядом. Просто выдал устало, поправив съехавшие очки: «Ты — идиот, Феликс» И Феликсу после своего странного порыва даже не захотелось с этим спорить. В голове у него все смешалось. Он искренне любил Куромаку и столь же искренне и истово его ненавидел. Феликс не знал, куда девать все эти противоречивые чувства, какой дать им выход. Но, судя по всему противоречия раздирали только его одного. Куромаку до одури неправильно относился ко всему, что только не вздумалось бы творить Феликсу — и к слишком откровенным прикосновениям, и даже поцелуям и объятиям он не проявлял никакого отвращения. Но в то же время сложно было сказать, что ему это явно нравится или не нравится. Он точно не терпел и не заставлял себя, но… а было ли что-то помимо этого? Ситуация с повисшим в воздухе между ними напряжением разрешилась одним вечером, когда Феликс вернулся с очередного сражения во дворец. Он пах металлом, землёй и кровью и свалился прямиком Куромаку в руки. Тот довёл его до своей комнаты и освободив от уличной одежды начал обрабатывать его раны. Такое частенько случалось, когда медблок был переполнен, а Феликсу было совестно туда идти и отвлекать медсестёр и врачей от действительно нуждающихся в лечении пациентов. Однако, когда серый король уже собирался уходить, Феликс схватил его за руку. «Помоги мне забыть, прошу. Хотя бы на одну ночь обо всём этом…», — голос Феликса, дрожащий от нервов вперемешку с возбуждением вдруг резко отдал хрипотцой и он ткнулся носом в плечо Куромаку, обнажив свои острые зубы. Его животный рык вибрацией отдался Куромаку в шею отчего тот вздрогнул, а затем крепко прижал Феликса к себе руками. «Я всегда делал всё ради благополучия своей страны и ты в её системе», — Куромаку осторожно коснулся волос Феликса, — «слишком важен, чтобы игнорировать твои просьбы. Я не против, если тебе после этого станет легче» Ту ночь Феликс запомнил только урывками. После слов Куро он дёрнул его к себе за галстук и поцеловал. С такой злостью, будто хотел сожрать. Искусал ему все губы в кровь. Клыки у Феликса после заражения сделались острыми, как и все остальные зубы, но и это Куро, кажется совершенно не отталкивало. После Феликс потянул его за собой и прижал к кровати. Куромаку ему не сопротивлялся и вообще никак не выказывал своего недовольства, лишь потянулся к его груди и помог стащить Феликсу рубашку. Феликс и не помнил, в какой момент ладони Куромаку, которые всю жизнь ему казались ледяными, стали вдруг такими горячими. Он бился и рычал в них как зверь, изливая из себя всю боль и ярость в ту ночь. Руки Куромаку, успокаивающе гладящие и его нетипично осторожные прикосновения — это единственное, что он помнил. И в этих воспоминаниях он сгорал заживо.

—*?*¿*?*—

Наивно было полагать, что в их отношениях кардинально что-то поменяется после этого. Да, теперь они спали время от времени и что с того? Куромаку несмотря на его аккуратность во всём, что касалось секса, никогда не оставался с Феликсом в постели больше положенного. Они как-то, помнится, даже затронули эту тему однажды: «Ты думал это что-то изменит, Феликс?», — одеваясь спросил серый король. «Ничего я не думал», — хмуро отозвался Феликс. Правитель Курограда не удержался от какой-то тоскливой усмешки. «Оно и видно» Феликсу нельзя было привязываться к Куромаку, ни в коем случае. Тот ведь его совершенно точно использовал для достижения своих целей. От Феликса ему нужно было только содействие. Но сам Феликс был не нужен. Однако, то же самое можно было сказать и про Феликса. Ему, с его эмоциональностью, на фронте было тяжело. Его агрессии нужен был выплеск и Куромаку почти беспрекословно давал ему возможность от неё избавиться. Он не задавал лишних вопросов ни тогда, когда крепкие руки обхватывали его со спины, ни тогда, когда растрескавшиеся губы впивались в его губы. В общем — да, они оба друг друга стоили. И длилось бы всё это бог знает ещё сколько, если бы однажды Куромаку не спустился в тайные лаборатории под замком и не засел там на долгие-долгие годы. Там, в бункере, он переоборудовал роботов, которые раньше служили жителям Столицы в бытовых целях в машины для убийства и отправил их на передовую, а затем — сказал, что ему нужно закончить одно чрезвычайно важное дело. Конструкцию машины, от расчёта которой будет зависеть дальнейшая судьба их реальности. Это было необходимо, ведь затянувшаяся война завела не только Объединённое Королевство, но и Империю в тупик. Чтобы поддерживать связь со своими слугами и подданными, чуть позже серый король создал робота-аватара, через которого он и продолжил раздавать им приказы. А за главного во дворце он оставил Феликса. С той поры успело пройти уже много лет, но он так и не вернулся на поверхность.

—*?*¿*?*—

На собрании Феликс опять умудрился разозлить всех присутствующих, хотя он не особо понимал, чем именно. Может быть фактом самого своего существования, а может тем, что он был не их драгоценных серым королём (Куромаку сам, блять, свалил в туман, чего вот опять всех собак на него спустили?). А может своей излишне скептичной мордой, с которой он выслушивал все предложения молодняка, что, по их мнению, «точно должны были перевернуть всю ситуацию на войне». Один из докладчиков, паренёк в военной серой форме, весь такой из себя такой правильный с ручками по швам, вообще дрожал от негодования, глядя на него. Так по-детски наивно и обиженно, что Феликсу и правда на мгновение показалось, что тот расплачется из-за критики, брошенной в его адрес. Имени его, как ни старался Феликс вспомнить, так и не смог. Что-то вроде Курокайхо? А, нет, это была девчонка-секретарша с нижнего этажа. Шапка-ушанка вроде как намекала на то, что пацан готовился стать пилотом, однако воздухоплавание умерло в зачатке в их мире ещё очень и очень давно, тогда, когда прототипы самолётов разобрали на металл и переплавили в сабли. После собрания Феликс скакал по делам как сайгак весь день. Он общался с людьми и выяснял чего и кому не хватало. При дворе наступили времена жёсткого дефицита и Феликсу приходилось крутиться, чтобы всех загодя успокоить и предотвратить нарастающую панику. На самом деле, успокаивать людей было очень просто, если заранее знать, чего они от тебя хотят. Одному — пообещаешь мягко, другому — пригрозишь и зло рявкнешь. Третьему можно было кинуть подачку, четвёртому… Забавно что из них двоих грязными секретами умело орудовал именно Феликс. Их союз с Куромаку был как матрёшка внутри другой матрёшки. Каждый считал, что в их паре Феликс — лишь тупая вспыльчивая марионетка, которую дёргает за ниточки серый кардинал, однако, на поверку выходило так, что они всегда работали в тандеме. О чертах характера и связях людей Феликсу рассказывал Куромаку, а уже сам Феликс ими умело манипулировал. Но вот, выдалась у Феликса свободная минутка и он решил заскочить обратно к себе, хотя бы немного перевести дух, как тут… «Феликс!», — окликнул его взволнованный голос, стоило ему только завернуть за угол. Феликс закатил глаза и тихо прошипел сквозь зубы: «Вот у кого свободного времени точно дохера, раз он может так долго караулить людей в коридорах» Говорил он очень тихо, так что окликнувший его едва ли это услышал. Тот подошёл к Феликсу и схватил его за руку своей горячей дрожащей рукой. В ответ Феликс сощурился и ударил по чужой раскрытой ладони. Не так сильно, как бы на самом деле мог, но его собеседник всё равно удивлённо ойкнул и схватился за запястье. «Слушай, тебе ведь должны были сказать, что я тебя весь день жду, так?» Феликс отпихнул мужчину от двери и начал возиться с замком. После чего вошёл в свою комнату, привычно распинывая валяющийся на полу мусор. Его обстановка кабинета, кажется, ни капли не смущала. Чего нельзя было сказать о… «Мы не в Канзасе, Ромео. А я тебе не грёбаная Элли, которая может постучать каблучками и вернуться из Фелиции в Столицу за две секунды», — заворчал Феликс, добравшись до захламлённого стола. Из-за боли между лопатками, недосыпа и напряжённой обстановки на фронте Феликс чувствовал себя вымотанным и разбитым. Куда более вымотанным и разбитым чем обычно. Он вообще-то планировал отдохнуть после собрания и точно упал бы в кровать лицом (и так бы и пролежал до самого вечера) если бы не Ромео. Из-за его мельтешения за спиной Феликс ощущал лишь нарастающее раздражение, но точно уж никак не желание вести с ним светские беседы. На его недовольную тираду Ромео лишь неловко закусил губу и Феликс с удивлением осознал, что тот попросту не понял отсылки. К книге. Это было так странно. Из них двоих обычно Ромео сыпал напыщенными метафорами из литературы, не он. Но за эти года и правда многое изменилось. Феликс переобщался с Куромаку и кажется, умудрился помимо всех его прочих вредных привычек подцепить ещё и высокомерие, идущее в комплекте с излишней начитанностью. Он до сих пор помнил взгляд серого короля, когда тот объяснял ему, что внешний вид Варуленда — это отсылка и на «Изумрудный город», и на «Алису в зазеркалье». Тогда Куромаку смотрел на Феликса как на конченого необразованного придурка. Примерно так же как и сейчас Феликс глядел на Ромео. «Так чего тебе там было нужно?», — Феликс попытался заставить свой голос звучать хоть чуточку бодрее, убрать из него излишне враждебные интонации, однако вышло у него это откровенно паршиво. «Это дело деликатного характера, мой дорогой…» «И поэтому ты решил обратиться ко мне? Максимум лично моей «деликатности» — не добивать раненных и не позволять солдатам стрелять им в спины», — усмехнулся Феликс, раскидав по углам стола бумаги и решив залезть на него. Он понял, что это будет небыстрый разговор и не собирался стоять на ногах всё это время. Червовый король, когда его валет упомянул своё участие в войне, кисло поморщился. Не настолько, чтобы тот подумал о том, что Ромео его презирает, но достаточно, чтобы он понял, что Ромео, как хрупкой и ранимой натуре не приятны такие шутки. «Да… в общем я по поводу распределения продуктов в этом месяце» Феликс театрально выгнул светлую бровь дугой и Ромео замявшись на секунду продолжил: «Я хотел бы попросить тебя о небольшом одолжении — ты можешь повысить моим девочкам норму? Это ведь в твоей власти, как генерала?» Феликс сардонически усмехнулся, уперев обе ноги в ботфортах в край стола и согнув их в коленях. Затем он повернул голову наискось и хитро сощурившись посмотрел на Ромео. Нет, ну не страшный диктатор, а чисто репродукция картины Васнецова с Аленушкой у пруда, ей-богу. «То есть… я всё правильно понял? Ты пришёл просить меня совершить какие-то тайные коррупционные махинации, потому что думаешь, что из трёх народов — твоим всех нужнее?» «Нет, ну, когда ты так всё выставляешь… и это не коррупция, а просто… ну скажем небольшая дружеская помощь. Мы ведь с тобой всё ещё друзья, правда Феликс?», — Ромео заметно напрягся всей своей душой чувствуя в сложившейся ситуации какой-то подвох. Они не общались много лет, и он едва ли застал преображение своего валета из милого мальчика в то, что перед ним сидело сейчас. Ромео пытался неосознанно манипулировать Феликсом, давить на его синдром спасателя и взывать к его жалости, однако на Феликса такое, к несчастью для Ромео, уже не действовало. «Не коррупция?» Вообще-то я далеко не хозяин положения в этом замке, Ромео. Я не так уж и любим в народе, если ты не заметил. Меня давно бы вздёрнули на плахе, если бы не покровительство Куромаку, однако… станет ли тот за меня заступаться, узнай он, что я ворую у него за спиной? Впрочем, ты звучал так убедительно, хорошо я согласен помочь тебе…» Стоило только ему произнести эти слова, как тут же Ромео сорвался с места и крепко его обнял. Отстранился он, сияя довольным лицом так же быстро, как и приблизился, однако ладони своего валета он из своих, так и не выпустил. «О, я знал, что ты проявишь благоразумие! Я знал, несмотря на прошедшие годы, что ты, Феликс как был, так и остался — великой души человек…», — Ромео продолжал подобострастно распинаться и лить всю эту очевидную лесть ему в уши, всё крепче сжимая пальцы Феликса, но тот вдруг резко мотнул головой и продолжил: «Я согласен помочь тебе», — он произнёс это обманчиво спокойно, — «но, тогда выбери сам, у кого я должен отобрать еду, чтобы отдать её твоим девушкам» «Что…?», — заискивающая улыбка тут же сошла с губ Ромео, он весь как-то мигом сжался и поблек. Смысл сказанного дошёл до него не сразу, но когда он увидел жестокую улыбку блуждающую на губах Феликса, то тут же понял всё. «Ну ты же не думал, всерьёз, что провизия берётся из воздуха? Теперь, когда все генераторы израсходованы, всё что у нас есть — еда, выращенная людьми. А в Карточном Мире, как ты сам прекрасно знаешь, без помощи генератора толком ничего не растёт. Тут нет ни нужного слоя почвы, богатой минералами, ни достаточного количества пресных вод, ни бактерий, ни простейших. Нихера здесь нет, простыми словами. Флора тут поломанная, как и вся эта реальность. И да, возвращаясь к твоей… «деликатной просьбе» — если увеличить норму веронкам, то кому-то её придётся урезать» «Но они же девушки, Феликс, прояви хоть немного милосердия!» В отчаянно пытавшемся воззвать к его состраданию Ромео, Феликс увидел прошлого себя. Такого же оторванного от бренной жизни, недалёкого дурака. Нелогичного. Который был «за всё хорошее, против всего плохого». Который даже не задумывался о том, откуда простые люди берут деньги или еду. У него-то во дворце всё возникало по щелчку пальцев. И вот теперь, он будто спорил сам с собой из прошлого, и начинал серьёзно из-за этого закипать. «Да, девушки. И именно поэтому бóльшая часть из них освобождена от тяжёлых работ в цехах и на фронте. Будь я не… как ты там выразился? «Милосердным»? Они бы таскали такие же тяжёлые мешки, что и мужики и сидели по колено в грязи в окопах. На войне любые люди голодают, так что скажи им, чтобы терпели наравне со всеми. О, погоди, я понял. Ты не думал об этом, не так ли? Тогда зачем ты пришёл сюда, а? Просто так отнять моё время? Ты же не думал, что я помогу просто тебе по «старому знакомству?», — зелёно-рыжие монструозные глаза Феликса сверкнули на мгновение, появившись из-за тёмных очков. Ромео попятился. «Я… не…» Нет, по глазам бывшего правителя Вероны было ясно как день — как раз таки в таком ключе он и думал. Наобещал, небось, своим прекрасным-распрекрасным дамам, что дело уже заранее улажено. Наплёл им с три короба, что серый генерал — его закадычный друг и вообще, что развести его, сердобольного и пекущегося о счастье других, будет как раз плюнуть и пошёл, выбравшись из очередной постели, пахнущей дешёвым парфюмом прямо сюда, выпятив грудь колесом. Без единой мысли о том, что стоит подготовиться, без плана. Как же он, сука самонадеянная, Феликса бесил. Феликс, едва сдерживаясь от излишних комментариев по поводу этой ситуации, хмыкнул: «Если ты носишь на плечах свою голову только для красоты и у тебя действительно нет никаких аргументов, то уходи. Дверь-то уж, надеюсь, сам найти будешь в состоянии» Феликс отвернулся от своего короля и соскочив со стола подошёл к окну, показывая, что разговор окончен. Однако, Ромео не спешил уходить. «Но Феликс, это же просто хрупкие слабые девушки, и они… чёрт. Многие из них начали серьёзно болеть от голода. Это уже не шутки!», — на последних словах он даже посмел повысить голос и вот тогда-то Феликса, до поры до времени терпевшего весь этот балаган окончательно и сорвало. «Не шутки?..» Не шутки?! Ты что, мать твою, оглох?! Или просто разучился слушать? Ну тогда читай по губам: Верона. Не. Моя. Забота» «Но ты ведь один из двух правителей Объединённой страны, они теперь тоже твои подданные…» «Не пытайся мне навязать вину за них! Мои подданные и моя обязанность — только фелициане! И в отличие от твоих они помогают и не ноют, хотя все они — заражённые и у них есть повод для этого. Ты сам создал этих женщин такими слабыми и бесполезными, сам захотел себе свой личный холеный рай. Ты во всем виноват; никто не заставлял тебя расходовать энергию так бездарно; никто не заставлял не думать своей башкой хотя бы чертовых две минуты перед этим. Ты сам несёшь за них ответственность, и ты по всем фронтам облажался! До сих пор у тебя отлично получалось закрывать глаза на всё то, что тебя не устраивало, так что притворись, что девушки у тебя не от голода худые, а что так модно», — Феликс оправил обеими руками галстук на шее, — «посмотри на свою жизнь через очередные розовые очки» Он ждал от Ромео протеста, крика, слёз, чего угодно, но не того, что тот произнёс: «Это потому, что я тогда отвернулся от тебя? Ты… ненавидишь меня за, то что я не оставил тебе выбора? За то, что тебе пришлось просить помощи у серого короля?» Феликс оторопело посмотрел на Ромео, от неожиданности аж раскрыв рот. «Что…» «Я очень виноват перед тобою, Феликс. За то малодушие, что тогда проявил. Если бы я только… если бы я только забрал тебя к себе тогда, после съезда, ничего из этого бы не произошло. Но я был напуган тем, что с тобой случилось. Мы все были, но теперь я правда тебя не боюсь. Мне не мерзко, прости, что тогда не принял твою руку. Чтобы ты знал… мне до сих пор невероятно стыдно за тот свой миг слабости. Что из-за меня… скажи мне, Феликс, он плохо обращался с тобой? Он делал тебе больно, да? Поэтому ты стал таким? Во дворце я слышал… всякое о вас с Куромаку… скажи, он ведь заставил тебя?..» «Заставил» что?», — переспросил Феликс. Ромео мялся, кусая губы. «Ну, договаривай» — Феликс говорил обманчиво вкрадчиво, чуть ли не шептал, но внутренне его трясло от злости. Ясное дело, он всё прекрасно понимал. «Во дворце говорят, что вы спите вместе», — Ромео сказал это, будто самую оскорбительную тайну, самый развязный и страшный слух, пущенный злыми языками в кулуарах замка. И на этом самом моменте Феликс не выдержав расхохотался. Едко и очень злорадно. На уголках его глаз выступили слезы и он, приподняв очки размазал их по щекам. «Боже, в каком же ты информационном вакууме жил всё это время? Да ни для кого это не было секретом и нет, меня уж точно никто не заставлял, скорее наоборот» Ромео осоловело захлопал глазами. Как оленёнок, впервые узнавший, что человек, вырастивший его — не его биологическая мама. Выглядел он по крайней мере таким же потерянным. «Но вы же оба… мужчины» «Открытие века, Ромео: геи существуют в природе, вау» «Нет, не верю. Но не твоим словам, а… он мог убедить тебя в этом, Феликс. Ты же был тогда ещё совсем молоденьким, ветер в голове, всё такое, ты мог поверить в его манипуляции, в то, что это любовь… Но… я-то тебя знаю, ты ведь не он, ты нормальный! Тебе ведь наверняка девушки нравятся, так?», — спросил Ромео, осторожно касаясь пальцами запястья Феликса. Феликс оторвался от подоконника в тот же миг, игнорируя и боль, и усталость. Когда Ромео говорил о Куромаку в таком ключе, выставляя его агрессором, насильником, злом во плоти у него просто не находилось слов, чтобы выразить всю свою ярость в ответ. Куромаку, конечно, был тем ещё мудаком но, он не!.. Сонность с него как рукой сняло, и Феликс ударил кулаком по столу. «Пошёл прочь», — зашипел он. Глаза его стали метать молнии, а плечи задрожали. «Но Феликс, я правда волнуюсь за…» «Я сказал, пошёл вон!», — Феликс упёрся коленом в стол и перевернул его. Бумаги разлетелись по всей комнате. Но и тогда Ромео не ушёл. Он посмотрел на Феликса грустно и устало, а затем сказал: «Я сбегал от всего подряд в этой жизни. От ответственности, от бремени правления, но я … Феликс, я твой король в конце концов. Я старше тебя и хоть у меня и не осталось заряда генератора или прежней власти, но я сделаю всё, что в моих силах, если я хоть ещё чем-нибудь могу помочь тебе, честное слово! И я не уйду пока ты не расскажешь мне что…» Феликс запрокинул голову и горько улыбнулся. Этот упрямый и закостенелый в своей идеалистичности болван его почти пронял своими словами. Его речь была такой проникновенной и трогательной, что Феликсу и впрямь захотелось поверить в эту очередную сказку про хороший мир и друзей, но он силой заставил себя вернуться с небес на землю. Ромео был ему бесполезен. Всё что он умел — только ублажать себя и витиевато строить предложения. Речь его была сладка, словно вино. Однако ни один цветок не выживет, питаясь вином вместо воды каждый день. Ромео был оторванным от жизни романтиком, Куромаку — приземлённым нигилистом. Очевидно, в чью сторону было нужно играть, чтобы выторговать своим людям и себе хотя бы ещё немного времени и свободы. «О, да, сделай вид, что тебе не насрать, как обычно! Ну что же ты за упрямый ублюдок такой? Я ведь просил тебя уйти по-хорошему целых два раза! А знаешь, что? Ладно. Я расскажу тебе. Что он со мной сделал? Он раскрыл мне глаза. На то, какой бестолочью я сам был, на то, как вы все вели себя как конченые идиоты все эти года, а время, отведённое этому миру меж тем истекало… И называть наши отношения «любовью»? О нееееет, это только в твоём розовом слащавом мирке существует слово «любовь». Я же — просто его собственность, как и Верона и Фелиция и без его разрешения ни пикнуть, ни шага в сторону сделать не могу, а мои люди меж тем умирают! Я вижу всё это на передовой, но не ты и уж точно не он. Но Куромаку в отличие от тебя, я хотя бы не презираю, потому что он единственный не похерил всё так откровенно, как и мы с тобой однажды», — рык исторгся из глотки Феликса и Ромео непроизвольно сделал шаг назад. Отчётливо чувствовалась накалившаяся между ними атмосфера. Вопреки заверениям Ромео, Феликса он всё-таки боялся. Его король, некогда единственный друг, теперь его боялся. Так же, как и все остальные люди, которые не знали его ни дня и которые судили сугубо по внешности. Феликсу стало дико больно от осознания этого простого факта, однако с недавних пор боль его только раззадоривала. Он специально обнажил острые зубы, так, чтобы Ромео хорошо их видел. Лозы за его спиной жутко заскрипели, разворачиваясь за плащом в свой полный размер, переплетаясь и шевеля листьями. Только Куро не считал его монстром. Но Феликс полагал, что это потому, что тот и сам был намного хуже него. Хоть трефовый король иногда и вдарялся в двойные стандарты, однако самого себя он всегда оценивал предельно честно. Да и кто вообще из восьмёрки сволочью не был? Даже мирный с виду Зонтик не походил на роль нормального правителя, ведь он создал людей и бросил их на произвол судьбы. А Данте — милейший души человек до последнего не вмешивался в то кровавое месиво, что в его стране устроил Красный Джокер. Сукхавати пало благодаря его непоколебимой вере в фатализм. Не имело значения, какими людьми были правители, их личная драма вообще мало кого волновала. Вес имели только итоги их решений. И по факту ни Зонтик, ни Данте, ни Ромео для тех, за кого они были в ответе, не сделали ничего хорошего. То же самое можно было сказать и о Феликсе, но он все ещё пытался исправить то, что однажды натворил. Феликс пошёл на сделку с совестью, начав поддерживать Куромаку во всем, став его тенью и надёжной опорой, но так было надо. Его людям нужно было лечение, нужен был тот самый пресловутый второй шанс, о котором когда-то давно сказал Фёдор. Мысли о Создателе приходили будто из другой вселенной. Событиям реального мира больше не было тут места. Они были слишком светлыми и непорочными для того, что творилось в их нынешней реальности. В глазах Феликса уже не отражалось никакого понимания. Света в них больше не было. «Если ты и правда был моим другом, то должен был спасти меня намного раньше. Сейчас уже поздно что-либо менять. Этот корабль тонет и мне лишь остаётся тонуть вместе с ним. Но этими словами ты только совесть свою успокоить пытаешься. Что с девками своими, что со мной. Я тебе ни провизии, ни спасительной индульгенции не дам. Так что не стой столбом, уёбывай. Устраняйся, как ты всегда это и делал. Сочувствие оставь кому-нибудь другому, мне оно уже ничем не поможет. И так хуёво, а с твоей кислой рожи и вовсе блевать тянет» Феликс надел очки и развернулся обратно к окну. Металлические заклёпки зазвенели на его плаще. Под конец его небольшой речи голос Феликса почти выровнялся. «Теперь я понимаю о чем говорили люди в замке… ты стал так похож на него», — тихо и печально сказал Ромео. Голос его звучал отстранённо, будто он не Феликсу это говорил и даже не самому себе. Но кому тогда? «Конечно. Ведь ты мне никогда примером и не был» Ромео не хлопнул дверью, когда уходил. Феликс понял, что в комнате остался лишь он один только по едва уловимому движению воздуха в комнате. Червовый король исчез тихо, словно призрак. Феликс уставился в исцарапанное зеркало слева от себя. Моргнул пару раз и фосфорическое мерцание в его глазах чуть притупилось, превращая его из демона в смертельно бледного и уставшего человека. «Мразь. Ну какая же ты конченая мразь», — обратился он к своему собственному мутному отражению, пытаясь подавить подступивший к горлу всхлип. Конечно, он знал, что пытаться решить проблему с веронками — заведомо гиблая затея, но как он дошёл до такого, что даже не стал и пытаться? В глубине души ему ведь искренне было жаль их. Осунувшихся, отощавших. А ещё он знал, что Ромео прав — Феликс в самом деле ненавидел его с того самого дня как он брезгливо поморщившись шарахнулся от него на собрании много лет назад. Когда слезы потекли по его лицу, чёрные и вязкие, Феликс не почувствовал никакого облегчения, напротив. Феликсу казалось, что сейчас вместе с этими слезами он выплакал последние остатки своей человечности.

—*?*¿*?*—

Счастливые люди не ностальгируют. Счастливые люди не вспоминают о безвременно почившем прошлом и точно уж не желают удавиться в мыслях о том, что им хотелось бы повернуть время вспять, — так думал Феликс, спускаясь из своего захламлённого кабинета вниз, на свежий воздух. После произошедшего ему не помешало бы проветриться. По мнению червового валета, ностальгия была ядом, который не привносил в будние дни никакого позитива, только лишний раз тыкал лицом в контраст. В то, как плохо всё было сейчас по сравнению с ушедшим. Феликс не хотел скатываться в эту яму полную сожалений, а потому с остервенением гнал от себя любые мысли о прошлом. Те, кто счастлив — живут настоящим, потому что им есть чем насладиться и в нём. Вот была простая житейская истина, к которой Феликсу хотелось стремиться. Он не желал вспоминать о былом — ни о плохом, ни о хорошем. Что было, то прошло. Однако сколь сильно ему не хотелось, столь же сильно ему напоминали об этом окружающие. Вару вот, Ромео. Если бы червовый король не завёл шарманку об их дружбе, не поднял бы тему вины перед ним, Феликс может быть и усомнился бы в своей рациональности, может и подумал бы о том, что нужно и правда ужать кого-нибудь другого, чтобы дать женщинам Ромео хоть на месяц или два вздохнуть свободно. Но нет. Феликса у него пронять не получилось. Ромео сам того не желая задел чужую болевую точку и от того весь его план (осознанный ли, или спонтанный) развалился. В столь поздний час в коридорах было мало народу — бо́льшая часть людей сейчас разбрелась по своим закуткам. Кто-то вернулся в госпиталь, кто-то — досиживать ночную смену на дежурстве, а кто-то забылся беспокойным сном на посту. Феликс знал здесь каждый кирпич в стене, каждую трещинку и выбоину — так долго он тут жил. Однако, стоило ему лишь немного отвлечься и погрузиться в свои мрачные мысли, как ноги сами принесли его в старую, неиспользуемую часть замка. Феликс остановился спустя какое-то время блуждания по запыленным коврам, напротив большой стеклянной двери. Это был сад. Тот самый, который он видел сегодня в своём сне. «И вот надо же было прийти именно сюда. Какая омерзительная ирония», — хрипло проворчал Феликс, вытягивая перебинтованные пальцы к замочной скважине. Он дернул потускневшую от времени ручку пару раз, но дверь оказалась заперта. Тогда Феликс, поддавшись внезапному порыву, чуть ослабил бинты на шее и на одном из предплечий. Лозы, тут же вылезшие из-под одежды услужливо выдрали за него замок с корнем. И лишь переступив порог Феликс запоздало подумал о том, что, наверное, ему не стоило ломать закрытые двери, однако, следующей его мыслью стало то, что это небольшое самоуправство ему спустят с рук. Ведь в конце концов — прежде спускали и более крупные. В помещении было холодно и неуютно и, пожалуй, оно мало чем напоминало образ из его утренних грёз. Сетчатый каркас тянулся вдоль купола, поддерживая всю его шаткую стеклянную конструкцию. Казалось — вот дунет на улице ветер посильнее, и она точно развалится, как ненадёжный карточный домик. Когда Феликс случайно задел одну из балок плечом — та жалобно заскрипела, а сверху на него тут же посыпались расслоившиеся хлопья ржавчины. Он, зажмурившись, замахал перед собой руками. По углам помещения были разбросаны затянутые слоем пыли пластиковые горшки. Останки же керамических устилали мраморный пол, покрытый грязевыми разводами. Какие-то обломанные ящики валялись прямо в центре залы, как и сгнившая, невесть откуда взявшаяся бумага. Через стеклянный свод круглый глаз луны отрешённо глядел на Феликса, медленно рассматривающего окружение. Изо всех непроклеенных и необработанных утеплителем щелей адски дуло. В углу на подоконнике стояла банка с кучей ссохшихся воедино окурков. Судя по всему, сюда давно не ступала нога человека. И конечно же никаких цветов здесь не было и в помине. Феликс опрокинул подвернувшийся под руку ящик и уселся прямо на него, решив задержаться в разорённой оранжерее. Он прикрыл глаза и чуть приспустил пальто с плеч. Редкие лунные лучи касались его щёк и оголённых ладоней, с которых он стянул перчатки. В Курограде луна так же, как и в реальном мире была холодна и не давала ни капли тепла. Феликс мысленно попытался вернуться к тому образу, в котором он впервые увидел это место совершенно другим. Красивым и цветущим. Во сне, в хорошо протопленном помещении, было не́сколько душно, а влага, которую специально поддерживали для прихотливых растений в избытке, приятно оседала на коже. Вся теплица была уставлена цветами и деревьями. Кроны их частично перекрывали потолок, вытянувшись к свету. Листья, раскинувшиеся зелёными перьями по земле и воздушные корни, увивали не только места у своих горшков, но и дорожки между ними и оттого, приходилось тщательно следить за тем, куда наступаешь, чтобы ненароком их не потревожить. В оранжерее стоял запах свежести и сырой земли, а ещё — неуловимо ощущался медовый аромат спелых ягод. То, каким это место могло бы стать, если бы сам Феликс следил за ним, если бы Объединённое государство не пришло бы к упадку — это был ещё один камень в огород ненависти к прошлому. Всё в нём с самого начала слишком быстро пошло под откос. Сердце Феликса защемило, и он наконец дал волю эмоциям. Плакать его не тянуло, но его тянуло выть, рвать жилы и рычать. По-животному, не по-человечьи. Школа, Реальный Мир, генераторы, Фёдор… всё это будто бы было в иной жизни и будто бы и не с ним вовсе. Феликс задрал голову к небесному светилу, скрывшемуся в облаках смога и крепко зажмурил опухшие глаза. В груди у него клокотало нечто жуткое и пугающее, то, что всё пыталось через его едкие ухмылки и оскалы вырваться наружу и разорвать всё вокруг. Феликс не давал хода этому «нечто» и оно сидело на самой глубине, подавленное, злое и угнетённое. Но сколько оно там так ещё послушно просидит? Год, месяц, неделю? Или вовсе — хватит и пары дней подобных этому, и он наконец сорвётся? Злость непонятно на кого или что, за свою жизнь и судьбу медленно, но верно точила Феликса изнутри как самая страшная отрава. Ему ведь утром сегодня снился сон? А что если вся его жизнь была лишь чьим-то видением? Больным, ужасным и гнилым. Кошмаром, который кому-то решили показать в назидание. Мол: «не делайте детишки всё так, как глупый и бестолковый Феликс и будет у вас тогда всё в порядке». О, как бы это было бы чу́дно — в один прекрасный миг открыть глаза и не увидеть больше стен постылого гибнущего замка! Бесконечный простор мира реального ли, или же первоначальная чистота Карточного — что угодно было лучше нынешнего «сегодня». Нечёткая тень скользнула по земле за спиной Феликса. И если бы он был обычным человеком, то вряд ли бы её заметил — так невесомо ступал по мраморному раскрошившемуся полу неожиданный визитёр. На самом деле, едва заметные колебания уловил даже не сам Феликс, а его лозы, мирно расстелившиеся вокруг него по земле. Однако, на удивление, они оставались спокойны и не пытались атаковать. А так они себя вели в присутствии лишь одного человека во всём Карточном Мире. «Ты ещё тише ходи и в следующий раз я ими тебе точно голову оторву. Невзначай. Сам же прекрасно знаешь, что я ненавижу, когда ко мне кто-нибудь подкрадывается со спины», — заворчал Феликс, нехотя открывая глаза. Хрупкая иллюзия воспоминания треснула, возвращая червового валета обратно с небес на грешную землю. Перед его взглядом вместо благоухающей оранжереи вновь предстала старая разрушенная зала. «При всём моём уважении к твоим дополнительным конечностям, Феликс, они не настолько мощные, чтобы повредить сталь. Тем более закалённую», — ответил ему низкий гудящий голос. Тон его то и дело потрескивал, будто напряжение, эхом гуляющее в сети. Да и в целом, слышалось в нём нечто странное и нечеловеческое. Феликс напялил авиаторы обратно на лицо и обернулся. Подле него стоял робот, собранный из красивого переливающегося на свету металла. Всех андроидов в Курограде звали «Сфинксами», оттого, что их техническое название «СF-ink» было созвучно этому слову. Однако, тот Сфинкс, что стоял перед Феликсом был не вполне обычным. Черты его лица и телосложение были целиком и полностью скопированы с его создателя — трефового короля. И в отличие от стандартных обезличенных моделей СF-ink на нем был и костюм поверх хромированного тела, и даже очки. Робот был так искусно сделан, что его и впрямь можно было принять за обычного человека с парой допущений: если не учитывать цвет его обшивки и места стыковки заклёпок на запястьях и лице. Ну а ещё — медленно качающийся из стороны в сторону хвост с острым наконечником и рыжие, горящие в полутьме глаза. «Не настолько?» Не припомню, чтобы ты когда-нибудь проверял. И говори уже, для чего припёрся, не молчи. Эта твоя металлическая херня очень крипово подвисает, когда ты ей не управляешь напрямую. Вряд ли ты тут затем, чтобы на красоту мою неземную смотреть» «Интересно. А что если за этим?», — Сфинкс качнув бритвенно острым кончиком хвоста сделал пару шагов вперёд и сел рядом с Феликсом, потеснив его на ящике. Феликс заворчал, но пододвинулся. «Ха-ха, в кои-то веки, в тебе проснулся комедиант. Но если без шуток — моё тело настолько отвратительное, что им может любоваться разве что какой-нибудь не слишком здоровый натуралист, да и то исключительно в заспиртованной банке», — кисло поморщился Феликс. Он едва отвлёкся от одного неприятного разговора и не горел желанием начинать новый. «Не припомню, чтобы меня когда-нибудь останавливали твои особенности. Что век назад, что сейчас», — Сфинкс упёр локти в колени и опустил голову на ладони. В глазах его отразилась луна, висящая на небе. «Ой, да хорош заливать, Куромаку. Мы с тобой не виделись вживую уже много лет. Ромео меня тут сегодня упрекнул за то, что я — твоя подстилка, но по итогу ты ведь мною и не пользуешься. Это даже… как-то обидно. Хоть было бы за что меня людям стыдить. А так — ни секса, ни привилегий. Только куча работы, свалившаяся на мою голову и всеобщее осуждение. Хотя… если отбросить твои стандарты, которые ты почему-то не хочешь признавать, если так подумать, у меня вообще-то есть и свои собственные. Если ты там в своём бункере стал за эти пару лет хуже, чем я внешне, такому тебе я точно постель греть не соглашусь» «Твоё тело поглощает тепло из-за особенностей метаболизма, так что ты бы её скорее охлаждал, а не грел», — задумчиво отозвался Сфинкс голосом Куромаку. Феликс на секунду закатил глаза, и почти беззлобно улыбнулся. Куромаку до сих пор не отличал сарказм от обычных утверждений. Любому дураку было бы ясно, что Феликс шутил, но Куромаку этим самым «любым дураком» как раз и не был. Сфинкс же сделал большую паузу между словами и когда Феликс хотел уже было вставить ещё одну остро́ту, вдруг спросил: «К тебе… приходил Ромео?» «Да, приходил», — процедил Феликс ядовито. «Ты в…» «Если сейчас надумаешь спросить «в порядке ли я», то я тебя точно ударю. Очевидно же, что нет», — Феликс очень выразительно посмотрел на Сфинкса, перед тем, как продолжить — «и да, если тебе так интересно: ко мне он лез с тем же вопросом, что и к тебе. Да только вот у меня в отличие от тебя нет кучи удобных секретарей, которые сказали бы, что я занят. Настолько, что не смогу с ним встретиться ни через день, ни через год, словом, ни-ко-гда. А ещё — он предлагал мне свалить от твоего всевидящего ока в Верону и жить там себе спокойно безо всяких политических дрязг и страданий», — после небольшой паузы добавил он. Сфинкс повел рукой так, словно Куро, сидящий по ту сторону, в бункере, попытался заправить выбившуюся прядь своего каре за ухо. Робот повторял в точности все его движения, и хоть обычно Куромаку и не позволял себе никаких человеческих проявлений в присутствии других людей, перед Феликсом он мог иногда невольно расслабиться. Что им друг от друга было прятать-то после стольких лет совместной жизни? «И что ты ему ответил?» «Куро, вот ты мне скажи, я что, по-твоему, похож на идиота?» Стоило Сфинксу едва открыть рот, как Феликс его тут же раздражённо перебил: «Это был риторический вопрос. Конечно я ему отказал» Черты лица Сфинкса разгладились. Вот кто бы мог заранее подумать, что подобная машина могла так детально и чутко передавать чужие эмоции? «Твой поступок был логичен и Ромео сам должен был понимать, что…» «Это ты меня так успокоить пытаешься что ли?», — внезапно сообразил Феликс и ему вдруг стало так смешно, что серый король — самый безэмоциональный человек во всем Объединённом Королевстве пытается сейчас подобрать для него слова утешения. Вот только второго сеанса выворачивания души наизнанку ему за день не хватало. Сфинкс фыркнул. «У тебя есть склонность накручивать себя и делать из любой мелочи трагедию, так что да, пытаюсь. Считай это жестом доброй воли в нашем сотрудничестве. Меня самого подобное бы не утешило, но по статистике, бо́льшей части людей слова поддержки помогают почувствовать себя лучше» Феликс скосил глаза на Сфинкса и сощурился. Вообще-то из них двоих не у него одного таился этот грешок за плечами. «Эта, как ты говоришь… «склонность накручиваться» передаётся половым путём» Пусть Феликс и не был прям настолько же умным, как и Куромаку, но он был словоохотливым и мог сориентироваться почти в любой ситуации. Он быстро распалялся и злость помогала подбирать ему нужные выражения, поэтому вступать в словесные пикировки с ним было изначально плохой затеей. «Ты просто невыносим, ты знаешь?», — Куромаку спрашивал это с такой интонацией, будто хотел убедиться в том, известно ли черву о его ужасном злодеянии, а не утверждал. «Знаю», — подтвердил Феликс, не раздумывая ни мгновения. Однако, в его голосе промелькнуло какое-то почти нежное сожаление. Давно они так обо всякой ерунде не болтали. Но он быстро взял себя в руки: «Я спрошу ещё раз — зачем ты пришёл сюда?» Сфинкс поправил очки. Он сделал это скорее машинально, чем специально, потому что где-то вглуби подземного бункера этот жест произвёл и сам Куромаку. В этом чувствовалась какая-то неуловимая нервозность, обычно ему не присущая. «Машина закончила расчёт», — сказал он. «Прекрасно. Очень рад и за тебя, и за неё. Знать бы только ещё на кой хер она вообще что-то считала всё это время», — обнажил острые зубы Феликс, на что его собеседник поморщился. «Не ёрничай, Феликс, дело серьёзное», — Сфинкс немного помолчал, — «ты знаешь, что такое демон Лапласа?» «А должен был? И ты, что, мне на полном серьёзе решил сейчас лекцию прочесть?» Проигнорировал его подкол, Куромаку начал свой рассказ: «Как ты знаешь, в этом мире, до нас, жил Красный Джокер. Существо вне человеческого понимания, что могло видеть все три времени одновременно. Прошлое. Настоящее. И наконец — будущее. Существо, которое пожертвовало собою по какой-то необъяснимой нам причине, решив, что эта реальность должна продолжать жить без него. Его тело расщепило на молекулы, атомы и примитивные частицы, а также — остаточную энергию. Всё вышеперечисленное до сих пор витает в Карточном Мире, в виде так называемой «магии». На деле же — просто непознанных материи и энергии иного порядка. Каждая такая частица не даёт нашей реальности развалиться на ходу и поддерживает её «стабильность». А также — не даёт никому покинуть это место, равно как и проникнуть сюда из внешнего мира. Но и это ещё не всё. Частично эта материя содержит «память» Красного Джокера. Память о прошлом и будущем, в том числе» «Фу, блин, это ж была шутка — про лекцию. Ближе к делу давай», — Феликс закатил глаза, на что Сфинкс, отражая выражение лица Куромаку лишь немного дёрнул уголком губ. Он попытался сдержать улыбку — понял Феликс. И от этого понимания у него невероятно защемило сердце. Он всего пару раз слышал, как Куромаку смеётся. Некрасиво и скупо, точно жадный человек, не желающий делить с другими и каплю своей радости. Хотя почему «как»? Так в общем-то и было. Куромаку был зажатым до ужаса, причём он сам загнал себя во все эти рамки. Потому что считал, что перед подчинёнными вести себя отличным от нынешнего образом — не солидно. А друзей у него кроме Данте и Пика никогда и не было. Некому ему сейчас было показывать свои хорошие стороны — так он говорил. Иногда Феликс думал о том, что будь он сам хотя бы в половину прежним, то точно смог бы расшевелить серого короля и заставить его смеяться искренне, ну или хотя бы улыбаться время от времени. Но увы и ах — Феликс и сам был сломан и его некому было чинить. Они с Куро лишь доламывали друг друга, обоюдно, от случая к случаю. То Феликс — его, то наоборот. С тоской Феликс подумал о том, что он точно бы придушил Куромаку, услышь он сейчас его смех, но в то же время он подумал и о том, что в глубине души он хотел бы его сейчас услышать. Серый король меж тем, затронув свою любимую стезю — науку, продолжил объяснять: «Возникает закономерный вопрос: реально ли восстановить картину будущего, которую видел однажды Красный Джокер? С тех самых пор, как нам достались генераторы, я провёл множество различных исследований и… да, в итоге это оказалось возможно. Я построил приёмник, способный считывать его память. Это и есть та машина, о которой я говорил ранее. Однако, Джокер «помнил» невероятное количество возможных вариантов будущего. Какой из них произошёл бы с наиболее высокой вероятностью? Я бился над этим дольше всего, да и ресурсы расчёт затрачивал просто невероятные. В теории, не существуй этих «частиц бога», обрабатывающих информацию самих в себе, представь, какой объем данных пришлось бы анализировать ещё одной теоретической машине, которая заменила бы их! Ведь для того, чтобы понять судьбу хотя бы одного человека, нужно знать начальные координаты всех частиц в его теле и спрогнозировать все возможные варианты их передвижения в мире, с учётом кучи погрешностей, а ещё вплести в это дело квантовую запутанность, в которой понятия координат у частиц нет и вовсе! Парадокс на парадоксе, а главное — вторая машина должна была бы иметь невероятную мощность. Которую нéгде получить в нашей реальности. Прими во внимание ещё и то, что на вычет всех вероятностей движения одной лишь частицы она тратила бы в миллиард больше времени, чем заняло бы само передвижение частицы в пространстве и в итоге машина стала бы бесполезна. Вторая, теоретическая машина, рассчитывающая траектории будущего, и была бы «демоном Лапласа», но так как «демон» уже существовал когда-то здесь во плоти, то мне лишь осталось вытянуть из его памяти самые вероятные линии времени. Когда я сделал массу уточнений, в итоге, осталась одна. Та, по которой мы и идём сейчас. Нас ожидает один-единственный финал и мне удалось его узнать» Феликс встрепенулся. Его вдруг неожиданно посетило какое-то странное чувство дежавю. Казалось, что где-то он уже слышал о подобном, но в этом «где-то» будущее могла видеть не машина, а человек. Что-то такое вроде бы было в его сегодняшнем сне. Ему вспомнился тот самый безумный шут. Но всё это было как-то… неправильно что ли? Даже Бог их реальности в итоге решил умереть, не сумев вынести бремени тяжких знаний, что уж говорить о простом смертном? «Так вот значит чем ты занимался все эти годы. Решил проверить, выиграем мы или проиграем? Так и какой же результат? Чего там твоя машина насчитала?» Сфинкс поднялся на ноги, ничего не ответив. Феликс буквально слышал, как шумел внутри робота кулер, как скрипел, считывая поступающие в его металлическую черепную коробку данные, винчестер. Пауза затянулась сначала на минуту, потом на три, а затем — ещё на несколько мгновений. Несмотря на то, что рядом с Куромаку Феликсу обычно было комфортно молчать, в данный момент молчание стало давящим и напряжённым. «Как ты думаешь, Феликс, если преступник забудет все злодеяния, что он совершил, у него будет шанс вновь стать хорошим человеком?», — голос доносящийся из динамиков Сфинкса неожиданно опустился до шёпота и Феликс едва его расслышал из-за шипения помех. «О чём ты сейчас, чёрт подери?», — Феликс взволнованно подскочил с места вслед за роботом. Куромаку проигнорировал его вопрос, касающийся машины, которая фактически могла видеть будущее. Почему? Там было что-то, что нельзя было знать конкретно Феликсу? Но тогда зачем Куромаку вообще рассказал про неё? И к чему был этот странный вопрос про память? Феликсу казалось, что он упускает нечто очень значимое для всей этой истории, прямо сейчас, но что?.. «Неважно. Это уже неважно. Вообще-то… я пришёл предупредить тебя: в ближайшее время будь готов ко всему. И…», — Сфинкс повернул голову и очки на его носу блеснули в свете луны, — «не снимай того, что носишь под плащом, даже на ночь» Феликс, растерянный донельзя смазанной концовкой разговора, хотел потребовать объяснений, однако, Сфинкс на него уже не смотрел. Взгляд робота расфокусировался и потух и он поплёлся прочь, медленно переставляя свои металлические ноги. Видимо, трефовый король оставил эфир и ушёл от пульта управления, предоставив робота самому себе. Феликс зло фыркнул и от досады пнул ящик, на котором они оба сидели пару мгновений назад. Иногда он думал о том, что Куромаку давно уже мёртв. Что через робота с ним общается или искусно сделанный И.И., имитирующий его стиль общения, или какой-нибудь специально обученный человек. Но всё это было не более чем глупыми теориями и не только потому, что стиль общения серого короля был настолько странным, что Феликс узнал его бы из миллиарда. Нет, у него было одно более весомое доказательство. Феликс со вздохом перевёл взгляд на одну из своих рук, обмотанную бинтами. Там, извиваясь словно змея, путаясь между пальцами и перекидываясь через запястье, лежала полупрозрачная нить золотого цвета. Феликс не помнил даже, как давно она появилась и откровенно не понимал, отчего она вообще возникла. Данте как-то рассказывал ему о таких проявлениях магии, говорил, что такие нити — мера высшей привязанности между людьми. Проявление их любви и доверия друг к другу. Так почему для Феликса она напротив, выглядела как цепь, что приковала его к человеку, которого он как минимум презирал, и максимум… «Я тебя ненавижу», — прошептал Феликс нити, зажмурившись, — «ненавижу…» — сорванным голосом повторил он. Но сколько бы он это не повторял, никакого отклика со стороны Куромаку так и не возникло. Сколько бы Феликс не пытался отрицать очевидное, появившись однажды нить так больше и не исчезла. Именно поэтому он знал наверняка, что с Куромаку всё было в порядке. Если бы тот погиб — магия давно развеялась бы. На самом деле, в глубине души, Феликс прекрасно понимал, что бросая такие слова на ветер он лжёт. Прежде всего самому себе.

—*?*¿*?*—

Абстрактное куромакино «будь готов» наступило ночью того же дня. Из-за мыслей о нетипичном поведении серого короля(тот никогда не говорил пространно, напротив — составлял для любых ситуаций подробнейшие планы на триста пунктов и делал ему потом ими всеми мозг) Феликс никак не мог уснуть и беспокойно вертелся из стороны в сторону. Голова у него раскалывалась просто адски, а потому осторожные шаги человека, вошедшего в его комнату показались Феликсу невероятно громкими. Он задержал дыхание на мгновение, ожидая, что же предпримет нежданный визитёр. Тот размышлял не особо долго. Одна из лоз выбила нож из его крепко сжатой ладони тогда, когда до шеи Феликса оставались считанные секунды. Выстрелила вверх она с такой силой, что человек в тёмной броне взвыл от боли. Скорее всего ему переломало руку. Убийца не думал, что ему помешают и эти мгновения заминки дали Феликсу возможность собраться с силами, извернуться и пихнуть его в живот каблуками. Благо, в кровать Феликс упал спать прямо в одежде, даже не сняв с себя ботфорты. Поднявшись, голову неудачливому ассасину он свернул почти мгновенно. Опасно было щадить того, кто только пытался тебя прирезать. В темноте было непонятно, чью форму носил этот человек. Казалось даже, что это было нечто среднее между обмундированием имперцев и курай. И Феликс собирался перевернуть тело, чтобы разглядеть нашивки на его груди, как тут — в комнату ворвалось подкрепление. «Сдавайтесь, замок оккупирован!», — рявкнул один из нападавших и Феликс замер прислушиваясь. И правда — из коридора послышались чьи-то несвязные вопли и последовавшие за ними глухие звуки ударов. Где-то на улице полыхнуло пламя и закричали ещё громче и тотчас же во внутреннем дворе замка врубили прожектора. Не дожидаясь, пока его схватят, Феликс со всех ног рванул к окну. Врезавшись в него пробил стекло и вывалился наружу. В полете он крутанулся пару раз и упал на крышу технического здания, из которого рабочие, заделывавшие трещину на Куполе, обычно таскали стройматериалы. Не будь его — Феликс точно разбился бы в лепёшку, ведь с его этажа лететь до земли было очень долго. Воздух из его лёгких вышибло почти мгновенно при приземлении, и он захрипел, пытаясь подняться и шаря по шиферу изодранными в кровь ладонями. Всё тело Феликса кричало от боли. Одну из своих лоз он умудрился сломать, а несколько — сильно повредить. В плечо ему впились осколки стекла. Его шатало. «Вот он, на крыше!», — закричали сверху и ему пришлось собраться с силами и бежать. Передвигаться в таком состоянии быстро у него едва ли выходило, но Феликс всё ещё слышал громыхание подбитых металлом сапог за своей спиной, так что выбирать не приходилось. Животный страх заставлял его бороться за свою жизнь. Каким-то чудом Феликс всё же смог спуститься на землю по строительным лесам. Погоня меж тем продолжалась. Шум вокруг нарастал — кричали сражающиеся люди перед замком, кричали его преследователи и он, пытаясь сориентироваться, свернул в один из проулков, замаячивший между зданиями. По наитию, Феликс побежал прочь от дворца, и его длинную тень, скачущую по взрытой дороге, стали подсвечивать всполохи пожирающего город пламени. Кто захватил Столицу — чужаки ли, или же свои, которых допёк режим, сложно было сказать. Феликс уж точно не хотел останавливаться, чтобы перетереть с ними за нынешнюю политическую обстановку и узнать, что же их так сильно не устроило. Силы его меж тем кончались, выветривался адреналин. Перед внезапно вынырнувшими из-за угла неопознанными солдатами Феликс упал лицом в грязь, когда несколько арбалетных болтов впились в его спину. Однако, приблизиться к себе солдатам Феликс всё равно не дал, вовремя подскочив на ноги и дрожащими руками расстегнув изрешеченную форму. Под ней, поверх охровой рубашки, оказался бронежилет, благодаря которому бывший правитель Фелиции и выжил. Арбалеты были оружием мощным, но не настолько, чтобы пробить его насквозь. Ну что ж, как оказалось — даже пространные предупреждения от Куромаку были на удивление дельными. Феликс взглянул на вытянувшиеся лица солдат с перекошенной улыбкой, а его раскатистый глухой смех был поистине пугающим. «А вы, что, думали, я пальто на пять размеров больше для красоты ношу?» Стебли за его спиной зашипели точно змеи, стоило им рвануться в атаку.

—*?*¿*?*—

Одолеть тех, кто гнался за ним оказалось сложнее, чем Феликс на то рассчитывал. Его здорово потрепали, однако в подобной ситуации едва ли приходилось выбирать. Столица дрожала в мареве, охваченная пожаром. Стихийно, то в одних местах, то в других местные сражались с наступающими, но было очевидно, что первых теснят и они уступают в битве. Феликс подумал, что ему стоило бы добраться до какого-нибудь из штабов, чтобы узнать обстановку, чтобы помочь им хоть чем-нибудь, но все его планы спутал Сфинкс, преградивший ему дорогу на площадь. Рыжие глаза машины горели во тьме двумя огромными фонарями. Они вперились в скособоченную от ран фигуру Феликса, и робот заговорил, открыв свой зубастый рот: «Тебе нечего там делать. Будешь только мешаться» Не в силах сдержать эмоции, Феликс закричал ему в ответ: «Какого хрена происходит, Куромаку?!» Сфинкс цыкнул и голос серого короля отдался невероятным раздражением. «Осада, Феликс. Но я запрещаю тебе вмешиваться. Всё идет так, как и должно идти» «Люди гибнут, Куромаку! Я могу им…» «Со своими людьми и их проблемами я разберусь сам. А ты, если уж так сильно хочешь — разберись со своими. Ну, чего ты застыл? Иди!» Робот посмотрел на него так выразительно и проникновенно, с такой болью и одновременно мольбой, что червовый валет непроизвольно сделал пару шагов назад. «Куро, а…» — он не смог произнести то самое, вымученное: «а ты?», но оно читалось между строк и Феликс прекрасно видел, что его поняли. Подумать только, он столько лет не обращался к трефовому королю так, ласково сокращая его имя, а тут отчего-то оно вырвалось само. Сфинкс отмахнулся: «Я не могу покинуть Столицу. Рано. Машина ещё должна стереть…» Что и кто должен он не договорил. Здание, у которого они стояли, взорвалось и осыпалось вниз, разделив их по разные стороны узкой улицы. И только после этого Феликс сорвался с места и побежал прочь. Малодушно он подумал о том, что может быть и хорошо, что всё так вышло в итоге. Если бы не фактор случайности, вмешавшийся в их перепалку, Феликс бы ни на шаг не отступил от серого короля и точно бы провел с ним свои последние мгновения. Фокус беспокойства червового валета переключился с Куромаку на фелициан. Они жили в «нижнем городе» — сети подземных строений, соединённых цепочкой переходов, из которых было лишь два хода наружу — из пристройки у замка и из тоннеля на городской окраине. Феликс решил направиться туда. Он выведет своих людей из этого полыхающего ада и переправит в безопасное место. Куромаку же сказал, что позаботится обо всём остальном, не было ни единого повода ему не доверять, он же… Феликсу не хотелось этого признавать, однако, ему было страшно за Куромаку. Но, с другой стороны, он ведь сам приказал ему уйти, верно? На стороне серого короля была вся военная мощь Курограда, солдаты, роботы… Куромаку — сильный, он сможет сам о себе позаботиться. Феликс бежал по улице так быстро, что едва разбирал дорогу. Городское окружение в рыжих отблесках и клубах дыма казалось ему во тьме ночи чужим и незнакомым. Феликс остервенело гнал от себя мысль, что Куромаку спас его, как и тогда, много лет назад, а он только что малодушно бросил его, стоило только возникнуть малейшей возможности. Как трус. Я ненавижу его, ненавижу, ненавижу, ненавижу! Он заслужил, он заварил всю эту кашу, я вообще никогда не хотел войны, он — не моя забота, он не…, — слезы катились по лицу Феликса, а лозы извивались позади, точно бешеные, когда он мысленно повторял эти слова раз за разом. К выходу из «нижнего города», огромной двери с гермозатворами, Феликс добрался едва не потеряв сознание от боли. Дышал он через раз и с большим трудом, но ему некогда было себя жалеть. Он кинулся к замкáм. По ту сторону, когда он впечатлялся в дверь, раздались испуганные восклики. «Кто там? Откройте её! С той стороны идут тёмные, они залезли в лабораторию со стороны дворца» «Спасите, умоляю!» Пара воззвавших к Феликсу голосов сначала пополнилась ещё тройкой, а затем — слилась в нестройный хор, и он крикнул, изо всех прижимаясь к металлу: «Это я! Ждите, сейчас проверну замок, его заклинило» В перепуганных воплях послышались и нотки облегчения. Зарыдали истерично женщины и дети. «Это король! Король пришёл нас спасти!» Феликс налёг на одну из массивных ручек двери, поворачивая её против часовой стрелки. Шла она с большим трудом, но ему помогали впившееся в неё лозы, заляпывающие железо чёрным соком, текущим из своих повреждённых частей. В тот самый момент, когда первый из затворов под весом Феликса наконец поддался и он переключился на второй, земля под его ногами внезапно загудела, а затем — взгорбилась и резко просела на пару метров. Металлическую дверь утянуло вниз и Феликса вместе с ней — он едва удержался в вертикальном положении, оттого что повис на её выступах. Люди в тоннеле закричали. Дрожа, Феликс задрал голову вверх. Его глаза расширились от страха. Дворец, находящийся от него на приличном расстоянии, пожирал огромный столб света, а землю сотрясали глухие толчки. Взрывная волна, идущая от замка, была такой силы, что стёрла половину зданий близ него в порошок, а в сторону Феликса понесло уже их обломки и поднятую в воздух землю. И вход в бункер, и Феликса накрыло с головой. Кажется, в этот самый момент и его голос, и голос фелициан слился в одну нестройную симфонию ужаса. Теряя сознание, Феликс уже мало что соображал. Единственное, что он помнил точно — это то, как он схватился за второй затвор, не в силах его раскрыть. И то, как его пальцы, вцепившиеся в замок мёртвой хваткой, кто-то разжимал силой, едва не переломав половину из них. После этого — его крепкими руками вырвали из-под земли и потащили от тоннеля прочь.

—*?*¿*?*—

По ту сторону забытья Феликс слышал крики фелициан, их предсмертную агонию. Слышал, как они один за другим сделали свой последний вздох, в сдавленной землёй бетонной коробке, и он не в силах был никому из них помочь. «Хватит! Хватит! Я не хочу этого слышать! Я не хочу этого видеть! Прошу, пожалуйста, кто-нибудь! Кто угодно! Лучше я ослепну, лучше оглохну, лучше сойду с ума только лишь бы всё это прекратилось!», — выл сам Феликс, катаясь по земле в приступах боли сквозь страшные рваные кошмары. Но никак не мог проснуться. Когда он и вправду потянулся к своим глазам, с вполне понятными намерениями, руки Феликса жёстко и уверенно перехватили. Однако он толком уже не понимал от боли, кто остановил его и что происходит. Феликс истошно орал, выгибаясь в спине, выворачивая суставы. Его лозы исступлённо бились об тело того, кто пытался привести его в чувство, но всякий раз со звоном отлетали в сторону и делали своему хозяину лишь больнее. Их Феликс сбил почти в мякоть, аж до того, что из них вновь начал течь чёрный липкий сок. Судя по всему, его спаситель был в крепких доспехах или бронежилете, раз уж ему все мощные удары были нипочем. В полубессознательном состоянии Феликс помнил, как его аккуратно кто-то прижимает к себе, проводя ладонями по его перепачканным в грязи и крови волосам, по израненной спине. «Тише, спокойно… всё будет хорошо» — голос звучал где-то на периферии сознания и удалялся всё сильнее и сильнее, но от его шепчущей интонации, от ласковых пальцев, глядящих плечи бывший правитель Фелиции и правда затих. Чужая забота, которой он не ведал столь давно, смогла облегчить его боль. Хотя бы и на тысячную долю её части.

—̙͈̰̬̪̮͔͓͓͢*̧̤̖̩͖̖͈ͅ? ̢̦̫̞͎̯̳̙͔̝*̲͇̤̲͢¿̬̫̮̘̳͉̠̭̟͜*̧͙̣̯̰̠̟̬̙? ̡̳̘̭͙̬̝͇͙͈̳ͅ*̞͉͇̱͢—

Очнулся Феликс тогда, когда едва занималась заря, бог знает сколько времени спустя. Где-то неподалёку противно трещал костёр, и Феликс со стоном перевернулся на другой бок. «Я… всё ещё жив», — тихо прошептал он, наблюдая за пламенем сквозь выцветшие ресницы. Феликс вновь закрыл глаза ладонями и задрожал всем телом, всхлипывая попеременно то от подступающих к горлу рыданий, то от боли. Малейшие движения доставляли его разбитому телу страдания. Осознание произошедшего в Столице сошло на него внезапно, точно лавина и тут же обрушилось всей своей тяжестью, не давая ни минуты блаженного неведения. Феликс взвыл, крепко сжав кулаки. Жутким, потусторонним и абсолютно нечеловеческим голосом. Но и это с ним прошло спустя какое-то время. Как костёр не может гореть вечно без подпитки извне, так же и человек не может вечно плакать. Бывший правитель Фелиции замолк и покачнувшись сел, поджав под себя ноги. Руки он, лишённые перчаток, на которых теперь явно виднелось зелёное плесневелое опушение, не знал куда деть. Потому их он спрятал в рукава накинутого на свои плечи пальто. Там, где Феликс сейчас находился, было очень холодно и оно совершенно его не грело. Чувствовал себя Феликс странно. Голова у него гудела, а всё происходящее ощущалось нереальным, будто бы он находился в странном смазанном кошмарном сне. Феликс огляделся по сторонам. Он был на той самой белой пустоши Карточного Мира, которая появилась здесь ещё до государств, десятки лет назад. С которой всё началось и к которой всё в итоге и пришло. На ровную поверхность нанесло много всякого — и обломков зданий, окруживших импровизированную низину, в которой горел костёр, и даже откуда-то чудом взявшийся песок. Кому он вообще был нужен в этой реальности, да ещё и в таких количествах? Куромаку едва бы стал его создавать, равно как и Пик. Феликс тоже не тратил на подобное заряд генератора, но факт оставался фактом — вокруг, будто на стекле для рисования, стелились редкие барханы. Над горизонтом, низко, следуя друг за другом, тянулись два Солнца. Зелёное Солнце Фелиции, всё ещё излучающее свой ядовитый свет и Солнце Курогада, почти потухшее, но исправно двигающееся по своей траектории. Из-за наложения их путей возникало ощущение, что наступило затмение, однако никакое затмение не длилось бы столь долго. Красно-рыжие полосы от остаточного свечения серого солнца расходились вслед за ядовито-зелеными. Такие контрасты были не свойственны природе реального мира, однако, легко могли порождаться здешним. Но самым жутким на небе было даже не затмение, а трещина, разбившая Купол насквозь ровно посередине. Феликс находился прямо под её разломом и на первый взгляд казалось, что по ту сторону видно чернильную бездну космоса, но это была неправда и Феликс это отчего-то знал. Что-то словно смотрело на него оттуда. Неуловимое и невидимое, но страшное аж до того, что кровь стыла из-за этого в жилах. Барьер был похож на скорлупу яйца, разошедшегося от удачного удара надвое, но, какие-то внутренние силы их реальности, видимо всё ещё держали его нутро вместе. С удивлением Феликс понял, что весь холод шёл именно с другой стороны раскола. Его засасывало внутрь Карточного Мира, точно вакуум в пробоину космического корабля. Феликса едва не вырвало от мысли о том, что «за грань» можно было бы провалиться, если забраться на крышу какого-нибудь здания и подпрыгнуть слишком высоко. Его трясло, когда он глядел на небо, а потому Феликс опустил голову вниз. Мутный человеческий силуэт виднелся в тени, сбоку от одного из особо крупных обломков. Его Феликс заметил не сразу. Рыжие фосфоресцирующие глаза смотрели на него проницательно и неотрывно. «Куромаку?», — тихо позвал его Феликс, но робот покачал головой. «Нет, я — не он» «Что с ним случилось? И со Столицей тоже? И ты сам?..» «СF-ink, модель IR-1584. Трефового короля не стало много дней назад, тогда, когда тёмные стёрли Объединённое Государство с лица земли. Но, сразу же после этого, Купол раскололся, и бóльшая его часть обрушилась на их столицу, так что и Империя была уничтожена. Последние правители Карточного Мира пали в том бою» Феликс едва не открыл рот от удивления, когда Сфинкс произнёс эти слова. Если всё было так, как он и говорил и Куромаку действительно был мёртв, то как тогда сам робот мог осознанно отвечать на какие-то вопросы? Сфинкс всегда был всего лишь пустышкой. В нём не должно было быть никакого наполнения. Он нужен был лишь для того, чтобы транслировать мысли своего создателя, только и всего. Феликс съёжился и побледнел от мысли о том, что Куро не стало. Плечи его вновь задрожали, но вдруг он наткнулся взглядом на своё запястье и пальцы. Золотая нить всё ещё была там, но Феликс не был уверен, что это не очередная игра его разума. Он вообще ни в чем больше не был уверен. Ощущение нереальности происходящего усиливалось. «Это ты меня вытащил из-под завала?» Феликсу показалось, что робот замер на мгновение и вздрогнул от вопроса, как совершенно обычный человек, которого застали бы врасплох. И отвечал он так, словно не был до конца уверен в том, что сам говорит. «Директива предписывает всем моделям CF-ink оказывать помощь гражданам Объединённого Государства» Феликс вперился в него немигающим взглядом, стараясь не пропустить ни одного изменения в позе или мимике. Чрезвычайно богатой для стального тела, надо отметить. «Нет, неверно. Директива предписывает вам спасать только курай и этот фатальный недочёт в вашей ОС Куро исправить так и не смог, как ни старался. Поэтому Сфинксов и считается потенциально опасно использовать в работе с людьми не из Курограда. Я — король Фелиции, так что мне искренне непонятно, зачем ты мне помог» «Не могу сказать ничего иного. Червовый валет должен жить. Это всё, что содержится в моих базах данных на этот счёт», — ответил Сфинкс. Они помолчали. «Что же ты вообще в таком случае помнишь?», — спросил его Феликс. Робот незамедлительно ответил. «Практически ничего. Мои воспоминания — лишь о правителях этого мира и том, что происходило здесь, до того, как случился раскол. Вкратце. Однако, когда серый король ушёл из моей головы, и я впервые осознанно помыслил, то вспомнил о том, что для меня он оставил послание. Правда, мне до сих пор не понятен его смысл. «Погоня за знаниями ведёт лишь к ещё бóльшему числу вопросов, и однажды она заводит в ту область мира, которую простой смертный никогда не должен познать. Единственное спасение этой вселенной — есть белый лист, полностью лишённый всяких грехов за спиной» Феликс сгорбился и наморщил лоб. Он будто пытался решить какую-то сложную задачу прямо сейчас. Детали пазла были прямо у него на руках, но он всё никак не мог сложить их воедино. Сфинкс говорил, что серый король мёртв, но нить на запястье Феликса пылала так же ярко, как и в день, когда она появилась. Робот не должен был иметь личности и нарушать правила, заложенные в его стальную черепную коробку, но он каким-то чудом их нарушал. И ещё этот его странный бессвязный монолог… про «белый лист» никак не давал Феликсу покоя. «Ясно. Ты и сам толком ничего не знаешь. Интересно, для чего Куромаку понадобилось создавать тебе личность? Он никогда ничего не делал просто так. Во всём этом должен быть какой-то… логический смысл…», — Феликс устало вздохнул. Он почувствовал, как его веки снова тяжелеют против его воли, и он прилёг обратно на землю, закутавшись в своё пальто. «Мир разрушен. Мои подданные мертвы. Что же мне теперь делать?..», — прошептал он, чувствуя, что граница его рассудка тонка как никогда в этот самый момент. Это был вопрос сугубо риторический, но на удивление, Сфинкс вдруг ответил и на него: «Вероятно не все. Фелиция не подверглась нападению, следовательно — люди, оставшиеся там всё ещё живы. А Зелёное Солнце по-прежнему функционирует. Полагаю, его заряда будет достаточно для того, чтобы и вы и они прожили остаток своих жизней, не нуждаясь в человеческой пище» В янтарных окулярах машины отразился сноп искр, взвившийся из костра к небесам. Мириады звёзд, сокрытых в холодном железе. Отчего-то глядя в них, Феликс увидел нечто очень ему знакомое, а в этом знакомом — найдя успокоение он задремал. Разговор со Сфинксом наутро показался Феликсу не более чем фантасмагорическим сновидением.

—̶̛̊̇͌͐̐̉̾͗̃*̶̎̓͂̀̍́̌̅̀̓͡?҉̈́̉̇̽̎̒͐̉͐̊̉̒̓́͐̚͡*̸̎́͌͊̿͊̅̊͐̀͡¿̶̂̔̅͌́͒̇͊͝*̷͛̈͂̏̓͒̀̇͝?̵̈̅̊̽͊͒͛̇̆̆̀̚͡*̴̿̃̏͗̏̓͌̈́̾̓͆̉͗̏͂͝—̴̾̉̆́̀̈́͗̔̀͊̄̃͠

Время под Куполом после того, как трещина стала сквозной, исказилось. А потому Феликс не знал точно, сколь долго он блуждал по останкам Карточного Мира, однако, вся его одежда успела износиться, а подошвы сапог — стереться почти до основания. Сфинкса с поры того странного разговора он больше никогда не видел, но благодаря ему у него появилось хоть какое-то подобие цели. Феликс медленно брёл к развалинам своей страны в надежде на то, что хотя бы там он сможет найти своих людей и обрести приют. Весь их мир стал пустошью, а ещё — помимо времени в нём исказилось и само понятие пространства. Бывало порой, что идя в одну сторону можно было прийти в противоположную, а расстояние, что было в старом мире от одного шага к другому иногда приходилось преодолевать десятки лет. Порой Феликсу на пути встречались люди. Голодные и одичавшие, но даже их было невероятно мало. Одну часть выживших выкосило поветрие, сошедшее с лучистых холмов Фелиции (Феликс видел, как далеко от его страны распростёрлись споры и ядовитые растения), другие — умерли из-за серии взрывов, канонада которых слышалась ещё с некоторое время из того места, куда принёс Феликса робот. Иногда люди убивали друг друга за припасы или воду, но бывшего правителя Фелиции они никогда не трогали. С заражённого, «питавшегося» лишь светом Зелёного Солнца нечего было взять. Однажды в своём путешествии червовый валет наткнулся на то, что осталось от здания, в котором раньше проводили съезды. Внутри дом был разграблен до основания. Выжившие вынесли всё, что могло им пригодиться — запасы еды, одежду, утварь мебель. Сталкером Феликс никогда не был; по заброшкам в реальном мире из них всех лазил лишь Габриэль, но сейчас, возвратившись туда, откуда всё начиналось, он почувствовал какую-то странную тоску, которую испытывают только люди с такими странными увлечениями. Горечь по канувшим в лету давним временам. Он бродил от комнаты к комнате будто неупокоенный дух и был готов поклясться, что если он прислушается чуточку сильнее, то точно услышит откуда-нибудь издалека радостные голоса других клонов. Переговаривающихся Данте и Вару. Пика, беззлобно подшучивающего над донельзя серьёзным Куромаку, Зонтика, полушёпотом комментирующего вместе с Габриэлем байки Ромео. Тогда Феликсу больше всего за всю его жизнь захотелось вернуться назад, в прошлое. Туда, где всё было просто и знакомо. Снова побывать в школе старой советской постройки и небольшом дворике с разваленной песочницей у дома. Очутиться в двухкомнатной квартире, где он дёргал Куромаку за рукав пиджака, донимая его просьбами помочь с физикой. Туда, где они могли пить чай на тесной кухоньке Создателя с Зонтиком или Ромео. Туда, где Данте мог нажарить ему на чугунной сковороде самых вкусных в мире драников. В скверы, в которые Пик брал их с Габри и Вару шататься ночью, пока никто из людей их не видит. В то недолгое время, где он хоть сколько-нибудь был счастлив. После нескольких часов (или же дней?) блуждания по опустевшему зданию Феликс наткнулся на дверь в конце одного из коридоров. Она была чёрной от копоти. Её обкусала шрапнель. Видимо кто-то пытался попасть в комнату за ней и попеременно то сжигал что-то перед ней, то бросал в неё гранаты — но всё безуспешно. Феликс провёл пальцами по исцарапанной сенсорной панели в центре, и та на удивление заработала. Появилось тускло подсвечиваемое табло с цифрами. Это был замок с кодом. Феликс набрал первую пришедшую ему на ум дату и дверь, о чудо, поддалась. Феликс еле заметно улыбнулся. Двадцать восьмое августа, две тысячи двенадцатого года — вот какой там был пароль. Дата появления клонов в этом мире и их общий день рождения. В помещении по ту сторону не обнаружилось ничего примечательного — лишь очередной рабочий кабинет Куромаку, где наибольшую ценность составляли находящиеся в нём бумаги «государственной важности». Никакой воды, или припасов, но всё равно червовый валет решил задержаться здесь на мгновение. Комната будто бы застыла во времени, порядка ста лет назад и Феликс легко мог представить себе, что Куромаку или кто-нибудь из его делегатов вот-вот зайдёт в неё и крикнет зычное: «Феликс!». Но никто, конечно же так и не пришёл. Решив получше изучить помещение Феликс открыл один из платяных шкафов, а после - аккуратно вытащил оттуда обнаружившийся там костюм. Всё, что носил серый король было Феликсу великовато, но это было не смертельно. Он надел довоенную одежду Куромаку. Только пиджак не стал трогать, заменив его курткой, в которой Куро частенько отправлялся в горы, к Данте. Белый рваный плащ с медалями и въевшейся в него кровью, фуражка, сапоги и солнечные очки нашли свой последний приют на рабочем столе трефового короля. Снимая их Феликс будто бы снимал с себя целую эпоху, провожая её в небытие, но с другой стороны — больше он не был ничьим королём, чтобы носить подобную одежду. Кажется, он вновь возвращался к истокам. Как и во времена своего появления здесь Феликс снова остался один. Без страны и без подданных, безо всякой ответственности, на пустоши Карточного Мира. Среди крестов и безымянных могил. И вновь, как и тогда он начинал свой путь в никуда.

—̴*̴?҉ *҉¿҈*̴?҈ *̵—̵

Из первой каменной гряды пустыни, точно клык, вспарывающий небо, возносился чёрный шпиль. Это был недостроенный небоскрёб на окраинах Фелиции, Рубикон, чётко очерчивающий границу, после которой начиналась вотчина червового валета. Глаза Феликса предательски защипало, стоило только ему взглянуть на чёрный мрамор, и он скрыл лицо в рукаве. Феликс так долго добирался сюда, сквозь само время и пространство и наконец — очутился здесь. Кажется, прошли целые столетия, но теперь, до Фелиции оставалось рукой подать. Феликс, ещё раз взглянув на высотку отогнал от себя неприятные мысли и наконец вошёл внутрь. В здании он решил немного отдохнуть перед финальным марш-броском. В доме, который был покинут людьми много лет назад, как и полагалось было тихо. Зелёные споры заполонили всё пространство вокруг и когда Феликс делал по полу осторожные шаги, споры вместе с пылью медленно взвивались в воздух. Первые этажи были обнесены под чистую и потому, ведомый каким-то странным наитием, Феликс решил подняться на верхние уровни башни. Может быть там ему удастся найти хоть какую-нибудь запертую комнату и мебель. Лифт в холле, ясное дело не работал, а потому Феликсу пришлось подниматься по пожарной лестнице, стена сбоку которой разрушилась и где были одни сплошные дыры. На этаже под самой крышей гулял ветер и с него, вдалеке было видно цветущие дома Солнечной страны, увитые олеандром и плющом. Феликс засмотрелся на них, думая о чём-то своём, а потому — совершенно пропустил тот момент, когда кто-то резко дёрнул его за плечо со спины. Феликс в то же мгновение отскочил в сторону, едва удержав равновесие, а его лозы метнулись к человеку, застывшему посреди комнаты. Но блеснуло на свету лезвие ножа и их листья вперемешку с зелёными обрубками полетели на пол. Феликс стиснул зубы и тряхнул головой. Это было больно, но не так больно, как в тот день, когда пала Столица. Он атаковал бы снова, пытаясь пробить шубу, в которую был закутан засвеченный Солнцем силуэт, однако тот внезапно поднял руки вверх и замер. «Вот значит как нынче ты встречаешь старых друзей?», — голос говорящего был сух и груб, точно рокот ломаемого прессом камня и оттого Феликс едва узнал его. Губы Феликса задрожали, и он потрясенно выдохнул: «Габриэль?» Самый первый и последний из клонов вышел вперёд, загораживая своей спиной Солнце и его исполосованное страшными глубокими шрамами лицо расплылось в ухмылке. «Здравствуй, Феликс. Давно не виделись»

—̝̝̲͎͚̥̤̦̘̘̰̣̀̒̀̑͌̂̉̃*̯͈̜̮̣̤͙͚̟̝̀͆̅̉͐̋?͇̜̞͇̠̰̌̑̂͂̈́͋͒͗͂́*̙͈̫̞̝̪̞̯̩̍͛̋̉̊́̿͌̈̀̓̆ͅ¿͍͖̲͖͍͙̩͇͔͖͓͔̀͋́̅̋͂̃̐͐̑̐*̰̲̟̟̰͍̳̭̱̖͒͂̿̇̋́͊̚?̞͈͉̩̬̫͒̿̆̂̂̇̅̀̈̅ͅ*̠̤̬̪̪̭͕̋͂̽͂̃͒̄͆͛̽—̮̬̞̞̰̄̉͊̊̑͛̇̽̀

Феликс не мог поверить своим глазам. Он давно не видел ни единого человека, что уж говорить о других клонах… но Габриэль? «Ты…», — Феликс пытался найти хотя бы пару слов в данной ситуации, но так их и не находил. Габриэль раздражённо закатил свой единственный уцелевший глаз и протянул Феликсу руку, помогая подняться. Ладонь у Габриэля была сухая и крепкая, выветренная пустыней, но одежда, на удивление на нём была всё ещё относительно новая, хотя и выглядела она всё так же, как и десятки лет назад. Бирюзовая рубашка, штаны, высокие сапоги. Только вот огромная шуба, сидящая на его плечах, смотрелась инородно. «Да-да, жив, как видишь. И в относительно неплохом здравии. Однако, я не думал, что мои поиски настолько затянутся. Этот мир уже скоро пойдёт прахом, а я так и не сделал ещё самого важного. Тц. Как придурок гонялся за тобой по всей этой развалине, исказившей все расстояния. Я, сам повелитель пространства, ну не смешно ли, Феликс?» Феликс напрягся из-за того, как быстро и зло Габриэль выплёвывал каждое слово. Всё это было странно. Его Феликс запомнил милым скромным мальчиком, а не тем, что сейчас взбудоражено размахивало перед ним руками. Что-то странное было и в поведении Габриэля и в его внешности, точно морок или марево, но Феликс всё никак не мог сказать, что именно. «Поиски? Но зачем ты искал меня?..» Габриэль нервно сжал пальцами рукав шубы и оскалился. «Разве не понятно? Ты должен мне помочь, Феликс. Всё это должно наконец прекратиться, блять! И нечего на меня так испуганно смотреть! Если бы ты слышал всё то, что и я сейчас, все эти стоны и крики мира, разваливающегося на части, то точно не захотел бы медлить!» Радость Феликса от встречи сменилась сначала недоумением, а после — на него накатил и страх. Впервые в жизни он так явно ощущал волны давящей энергии, исходящей от другого существа и давление это было… нечеловечески сильным и жутким. «Я не понимаю…», — Феликс взглядом отыскал за своей спиной дверь и хотел уже было броситься бежать, как вдруг Габриэль глухо рассмеялся. «Не понимаешь? Ну конечно же ты ничего не понимаешь! Никто из вас никогда меня не понимал. Лишь он один мог разделить со мной это знание, но выбрал скатиться в яму безумия. Чёртов жалкий слабак! Я ведь уже говорил вам о том, что будет и до того, как вы с Пиком и Куромаку начали всю эту заваруху, сотни и тысячи раз. Я по-разному менял интонации — и угрожал, и приводил веские доводы, и рыдал от бессилия, и умолял вас всех одуматься. Повернуть обратно, оставить идею вернуться в реальный мир, но… никто из вас никогда меня не слушал. Мой голос всегда был для вас тих, а вы, каждый из вас считал, что он умнее других. Вы погрязли в своей твердолобости и вот к чему это привело. Купол почти разрушен, реальность почти умерла. Вот ради чего ты по итогу страдал, Феликс. Вот, чего добился своими решениями. Ну и как тебе?», — Габриэль махнул рукой в широком рукаве, указывая на всё вокруг. И на разрушенную пустую комнату, в которой гулял ветер, и на мёртвую пустыню за окном, и на трещины, изъевшие чёрные своды и на Зелёное Солнце низко висящее над горизонтом, скрытое другим небесным светилом. «Но Габриэль, ты никогда ничего не го…» «Молчать! Ты… твоя нынешняя версия меня невероятно вымораживает, чтобы ты знал. Покорный, устраивающий бунт только в своей собственной голове, ведомый», — он облизнул пересохшие губы, — «Знаешь, я ведь сейчас даже не с тобой разговариваю. А с ним, другим Феликсом, который нас с тобою слушает. Вся эта реальность для него — не более чем спектакль. Диафильм, если можно так выразиться. Он-то хотя бы в отличие от тебя понимает, что твой «крестовый поход» бесполезен, потому что смотрит его не в первый раз. Все в Фелиции мертвы, там тебе больше некого искать» «Что?» — попытался вскрикнуть Феликс, но у него вышел только какой-то жалкий всхлип. Горло его внезапно сдавило. На самом деле это было ожидаемо, однако Феликсу хотелось иметь хоть какую-то надежду. Он хотел было потребовать от Габриэля хоть каких-нибудь доказательств, но почему-то вдруг понял: ему не лгали. «Эй, Феликс, слушай, ты же хочешь помочь мне спасти этот мир раз и навсегда?», — рука Габриэля осторожно коснулась его подбородка и развернула его лицо к нему, — «тогда слушай, то, что я тебе скажу. Очень внимательно. Всю эту информацию ты забудешь на долгие-долгие годы, но так будет нужно. Чтобы он не увидел её в твоей памяти, но это потом, в уже в другом времени. Мы заключим с тобой сделку. Для начала тебе нужно будет .̴̱̠͎͔̂̌̌̐͜͝.̴̙̩̮͇̰͊̊̃̌̚͜͠.̶̨͎̭̖̖̝̄̈́̕ǝ̷̟͇̱̩̏̄̕͢d̶̦̗̗͔̾͂̅̓̕͜ǝ̵̧̛͓͔͈͊̆w̴̜̮̮̎̅͢͝ʎ҉̡̥̦͐̿͛̇͗͞…» Сознание Феликса утонуло в нарастающем гуле помех. Его здорово тряхнуло, и Феликс почувствовал, как знания сами по себе возникают в его голове. Почувствовал, будто бы он больше не привязан к этому миру, почувствовал всё окружающее как тонкую бензиновую масляную плёнку на лице гладкого озера, через которое он смотрит. Куда-то в другой мир, другого себя или время. Куда-то, куда обычный смертный смотреть никогда не должен если не хочет сойти с ума. Он смотрел в единственный глаз Габриэля и видел в нём лазурное пламя. Древнее и холодное, вобравшее в себя все первозданные оттенки магии. А когда он вновь пришёл в себя, Феликс не узнал собственный голос: «…неужели вот так всё и будет? Неужели мы существовали всё время, так сильно страдали только ради этого?..» — горло саднило от рыданий, но он не помнил, когда успел заплакать. Габриэль теперь смотрел на него мягче. Теперь в его взгляде явно читалось сострадание. «Прости меня. Сейчас я успокоился и могу поговорить с тобой нормально. Ты ведь хочешь у меня ещё что-то спросить перед самым концом, не так ли?» «Что с твоим лицом? И где ты пропадал всё это время, после того, что случилось в Сукхавати?» «Ты о моих шрамах? Их мне оставил Красный Джокер. Но на его счёт можешь больше не беспокоиться, больше он никому не навредит. Он мёртв, Феликс. Я убил его собственными руками, и он больше не станет частью нашего цикла. Мы оба были по ту сторону, и его тело осталось там. Вся его плоть и кости разложатся. Он больше никогда не вернётся сюда. Правда вот… малую часть своей силы он умудрился где-то спрятать и я уже не успеваю её найти» «Вот значит как… а Вару? Кто рассказал ему обо всём этом заранее? Неужели это был не Джокер, а ты? А… Куромаку? Почему я до сих пор вижу нить, связывающую нас? Он ведь давно погиб» «Насчёт первого — да, угадал. Мы поговорили перед моим отбытием. Насчёт второго - нет, не погиб. В том самом роботе, с которым ты разговаривал, и который тебя спас — содержится его душа. И переместил в Сфинкса он её очень давно, ещё до того, как Столица пала. Как раз в тот самый момент, как он перестал покидать свой бункер. Но как видишь, он решил помимо всего прочего ещё и стереть себе память» «Но зачем..?» «Для того, чтобы впоследствии принять те решения, что он примет. Иначе он не смог бы спасти тебя, или этот мир. Если бы он был «старым собой», то непременно совершил бы те все же самые ошибки, что и привели к печальному исходу этой реальности, но, если отвечать на твой вопрос более глобально… люди много чего делают от любви. Убивают от любви, спасают от любви, страдают от любви и живут тоже ради неё. Ты думал, что твои чувства к серому королю всегда были односторонними, не так ли?» «Да» «Тогда ты ошибаешься. Помнишь то, что было, когда ты только начал поправляться? Лишившись своей страны, ты почти утратил способность любить. Утратил волю к жизни. Одна часть твоих людей предала тебя, другая — пострадала по твоей вине и терпеть это было и вправду невыносимо, не так ли? Через какое-то время ты скорее всего вздёрнулся бы при первой же возможности, если бы не Куромаку. Такому как он не составило бы труда провернуть всю эту историю с войной тайно, не посвящая тебя в свои планы, но он рассказал тебе всё честно. Да и по факту… а на кой черт ты вообще ему был нужен? Ну убил бы ты себя и убил — ему было бы даже проще так управлять Фелицией. Однако, он не бросил тебя на произвол судьбы. Он всколыхнул в тебе ярость, дал тебе надежду, сумев спасти тех немногих, кто выжил в твоей стране. Он дал тебе возможность себя любить и ненавидеть одновременно, чтобы уж наверняка хоть что-нибудь из этого заставляло тебя желать жить. Да, криво и косо, но как умел. Он был страшным человеком, изуродованным в моральном плане, вот и помощь, и любовь у него была такая же — изуродованная. Но, какая уж была. И возвращаясь к твоему самому первому вопросу — да, мы страдали только ради этого бездарного конца. Ради того, чтобы однажды какой-нибудь другой Феликс увидел всё это абстрактное действо, чтобы увидели помимо него и все остальные. Наш мир — в перспективе — это лишь сон сна во сне у Бога и не больше. Это несправедливо, но что поделать. Сия «жёлтая стрела» идёт по кругу в никуда тысячи раз и так до бесконечности. До самой смерти. Обретает же она смысл только тогда, когда решаешь с неё сойти. Однако… в какие игры бы не играли Боги, смертные в них», — Габриэль сощурил глаз и горько усмехнулся, — «всё равно всегда проигрывают. Но, неужели ты хочешь, чтобы всё это было зря? Неужели ты хочешь после всего того, что я тебе рассказал, чтобы твои мучения в этом проклятом мире продолжались?» Феликс покачал головой. Взгляд Габриэля, чёрный и пустой давил и выворачивал ему душу наизнанку, хотя тот больше и не использовал ни единой крупицы магии. Он взял червового валета за руки и медленно подвёл к разверзшейся пасти окна. «Тогда прыгай» И Феликс прыгнул.

—҈͖̖̇̿̔͜͡*̵̢̞̲͉͎̦̘͔̇́̃͠?̷̧̟̱̟̤̱͙̬͈҇̑̒̃͌̅͋͂*̸̢̭͔͋̎̀͗̽͝¿҉̨͚̗̠͕͐̊͂̑̄̆͒͞*̴̢̩̪̦̓̀͌̆͒̈͛͛͝?̶̧̤͖̬̜͉̆́̌̾̄͋͝*̶͇̤͙̞̟͆̀͗͜͠—̴̳̩̯͔͙͓̑͆̕͢

Феликс лежал внизу, у здания, медленно истекая кровью. Чёрная, матовая и совершенно точно нечеловеческая она пачкала песчаник, смешиваясь с густым соком, сочащимся из перебитых у основания лоз. Они беспомощно корчились рядом, сгибаясь и разгибаясь, как заходящиеся в агонии змеи, поразившие себя своим же собственным ядом. В глубине души, с самого своего появления здесь, Феликс будто бы заранее понимал, что этот Карточный Мир ненастоящий. Даже в моменты, когда всё ещё было хорошо, его бывало, настигало это странное чувство дежавю. Их мир уже давно сошёл с намеченной ему оси. Отклонился от канона и слетел с катушек. И так не должно было быть. Феликс подумал о том, что может и хорошо, что он умрёт здесь, на пустоши, под открытым небом. Ведь умирать в братской могиле, в Фелиции, поросшей пылью и плесенью ему едва ли хотелось. Да, пусть он лучше умрёт здесь. Если соединить две точки на временной линии: условное начало «А» и условную кончину «Б» и взглянуть только лишь на них, что в итоге останется? Получится ли понять, кем в итоге человек был? Феликс мог дать себе честный ответ на этот вопрос — он был злым правителем, злым и жестоким, а всё от того что недальновидным и глупым. Он не смог предугадать, чем обернётся для него создание Фелиции и вот результат. Лучше бы он никогда не брал в руки генератор. Вблизи послышались шаги и возня. Кто-то подошёл к Феликсу и осторожно коснулся его плеча тёплыми руками. Металл. Забавно, что Куро уже второй раз приходил к червовому валету в этом облике тогда, когда он был при смерти. «Я искренне удивлён, что из всех, кто был на пустоши, последним выжившим оказался именно ты», — сказал Сфинкс, опускаясь рядом с ним на колени. Феликс неловко улыбнулся ему окровавленными губами в ответ. «Куро… а я боялся, что ты меня не найдёшь. Извини, я тут кхе-хех… не в лучшем состоянии», — рыжие глаза за стёклами линз маячили у него перед замылившимся взглядом. «Я… вижу. Однако я не твой возлюбленный, Феликс. Я не Куромаку», — Сфинкс взглянул на его распоротый бок, на изломанные лозы и всё же решил его поправить. Феликс рассмеялся, правда уже еле слышно. «Правда? Но ты этого наверняка не знаешь, как и я. Ты не видел, как именно он погиб. Да и единственное, чем вы различаетесь — так это тем, что ты из железа, а ещё тем, что у тебя есть хвост. А так — костюм, выражение лица и даже манера говорить у тебя с ним одна и та же» «Сфинксов» много», — попытался оспорить эту абсурдную мысль робот. «Да, но из них всех только в одном тебе есть интеллект. Ты… не такой как они все. Ты же вот помогаешь мне уже не первый раз, хоть и не хотел никогда этого признавать. Куромаку был гениальным изобретателем, опередившим своё время на сотни лет вперёд. Если кто-то и мог догадаться как переместить свою душу в машину — то только он» Сфинкс открыл было металлический рот в попытке возразить и из его динамиков раздалось характерное шипение, которое было слышно перед каждым произнесённым им словом, но вдруг его глаза потухли, а голос оборвался так и зависнув на полуслове. Они оба замолчали. Робот, кажется что-то судорожно осмысливал, а червовый валет — потому, что силы медленно, но верно покидали его. Вообще чудом было то, что он до сих пор мог продолжать говорить, однако, все заражённые были наполовину нелюдями и из-за своей болезни становились на диво живучими. «За что ты вообще любил его, Феликс? Трефовый король был одним из самых презираемых в мире людей, ближе к концу войны. Почти все желали ему смерти», — спросил Сфинкс, когда Феликс со вздохом нажал на его ладонь рукой и жестом попросил разрешения лечь на его колени. «За то, что он хотел сделать этот мир лучше; хоть я этого и не понимал. За то, что даже несмотря на ненависть окружающих и мою он не переставал пытаться», — на ресницах Феликса заблестели слезы, но он уже был не в состоянии смахнуть их. Руки его не шевелились, тело ослабло. «Это всё… такая идеалистическая ерунда. По сравнению с тем, что он-то тебя использовал. Как… на фоне стольких недостатков и грехов вообще можно любить кого-то? Да уж… природа человеческих отношений, сколь бы долго я за ними не наблюдал, всегда для меня была непостижима», — покачал головой робот. «Природа отношений» для тебя была непостижима и тогда, когда ты и сам ещё был человеком. Поэтому ты мне так никогда и не признался в своих чувствах, но мне и этого хватало. Хоть это и было больно, конечно же. Временами я утешал себя тем, что ты в принципе никого не способен любить. Это помогало, хоть и ненадолго» Феликс закашлялся и задрожал, со свистом втягивая воздух в лёгкие. Губы его стремительно бледнели. «Куромаку?» «Да?», — отозвался Сфинкс. Кажется, он больше не собирался спорить с умирающим на тему того, кто он такой. «У меня к тебе есть… одна просьба. Когда меня не станет, можешь придумать, как вернуть этому месту жизнь? Как вернуть их всех — Пика, Данте, Ромео, Габриэля, Зонтика, Вару… всех до единого. И не допустить кровопролития. Пожалуйста, пообещай мне…» Сфинкс вскинул подбородок и на его лице мелькнуло нечто странное… будто бы тень от удивления, но оно быстро прошло. Возможно, подобная просьба показалась ему до одури нелогичной и странной. «Не хочу тебя обнадёживать, Феликс. И давать обещаний, что не в силах буду выполнить» Червовый валет улыбнулся, словно он и не ожидал иного ответа. «Ты жесток и честен со мной до одури Куро. Как и обычно. Мог бы и пожалеть меня и утешить, хотя бы в последний раз», — обиды, страх — перед лицом смерти стёрлось всё, Феликс всё ему простил. Он обратился к Куромаку почти ласково, как когда-то давно, когда ещё любил его. Сфинкс же осторожно положил руку на белые волосы и провёл по ним ладонью. «Отпусти меня Феликс. Я — машина, если ты прикажешь мне умереть, то я умру вместе с тобой», — тихо попросил он. Феликс улыбнулся в его сердце разливалось нечто тёплое. Теперь ему было хорошо. Отпущенный грех лёгок — так говорят. Но Феликс не отпустит грехов своему Куромаку, как бы сильно его не любил. Ведь он натворил слишком многое. «Нет, я не дам тебе свободы. Так что… пожалуйста… спаси этот мир. Ради меня, ради себя, ради всех нас…», — он прижал к своему сердцу металлическую ладонь, — «Джокер другой временной линии ошибся только в одном, Куро. Это никогда не было будущее… это…», — голос его становился всё тише и тише. Руки, сжимавшие металлические пальцы слабели. В последний раз Феликс рвано выдохнул и умолк. Он устремил свой взор сквозь держащего его Куромаку, Купол, трещину, через всю их вселенную. Глаза, залитые кровью и слезами, тяжелели и медленно слипались. Его клонило в сон. Теперь Феликс точно знал, что скоро всё начнётся сначала, но надеялся, что хотя бы в том, другом времени, он сделает всё правильно. Его обветренные губы застыли, а взгляд остекленел. Жизнь червового валета в этой временной линии закончилась и лишь тихо завывающий ветер, гуляющий в пустоши стал для него похоронной элегией.

***

Из забытья Феликса в настоящем выдернул высокий голос Джокера:       — Король солнечной страны! Как я погляжу — ты оклемался быстрее прочих. И как же тебе твой «увлекательный вояж»? Понравилось второй раз наблюдать за тем, как тебя втаптывает в грязь единственный, кого ты любил? А давай я порадую тебя ещё сильнее! Ты знал, что даже в нашей, «хорошей» временной линии, вся техника, которую он отсылал в твою страну была экспериментальной? Знал, что трефовый король испытывал её у тебя? Знал о самом существовании Сфинксов, которые, не моргнув и глазом могли бы свернуть тебе и твоим маленьким миленьким подданным шеи? Ну как? Уже ненавидишь его? Или ты ещё не понял, что вместо того, чтобы позволить людям править самим, когда ты отстранился от власти, он под шумок прибрал к рукам твоё государство? Серый король лишь пользовался тобой всё прошедшие годы! — во время всей этой истерической тирады Джокер обращался к Феликсу ласково, будто к заблудшей душе, до просвещения которой он соизволил снизойти. Феликс поднялся на ноги, сжимая в трясущихся руках саблю и бросил мимолётный взгляд вниз, под балкон. В ответ на него испуганным и в то же время ошарашенным взглядом смотрел Куромаку. Лишь увидев его на долю секунды, Феликс, только что снова проживший невероятно страшную жизнь в видении, тепло улыбнулся. Слова Джокера его совершенно не задели, и он не обозлился на Куромаку, как на то надеялся Хранитель Карточного Мира, напротив. Понял, как же сильно он его на самом деле любит. Когда Феликс вновь обернулся к Джокеру, его глаза были полны светлой грусти.       — Я всё это прекрасно понимал. С самого начала. И может поначалу всё и было так, как ты говоришь. Может быть поначалу Куро и правда пытался мною манипулировать или пользоваться, но это время прошло. Он изменился, как и все мы. И сейчас я с уверенностью могу сказать, что он любит меня искренне и что я люблю его в ответ. Теперь он никогда не сделает мне больно, даже невзначай. Так что нет, не надейся, Джокер, я его никогда не возненавижу, — сказал он, — в прошлый раз эти видения действительно чуть меня не свели с ума, но теперь я готов посмотреть правде в глаза. Во многом мы — действительно херовые правители. У некоторых из нас не хватило эмпатии или опыта, но, знаешь, что? Мы — такие же простые люди, как и ты сам, как и любой из наших подданных. И каждый из нас правда старался сделать как лучше. В меру своих возможностей. Фальшивый Джокер сделал шаг назад и с раздражением оборвал нить, касающуюся шеи Феликса. Только сейчас он заметил в её лазурном окрасе золотые крупицы, играющие в сполохах огня.       — Откуда ты…       — Магия разума — это обоюдоострый меч, Деус Эксгард. И если ты однажды видел моё прошлое, то я и когда-то давно мог видеть часть твоего. Да и потом… настоящему Красному Джокеру для свершения магии разума не нужно было вот так выводить людей на эмоции. Ему не нужны были такие же костыли, как и тебе, как и всем смертным. Феликс развернулся к своим собратьям, не обращая на Джокера никакого внимания.       — Пик, если оставишь эту идею с Куполом, мы ведь сможем жить в мире. Разве этой реальности нужен ещё один апокалипсис, как и тот, что мы сейчас оба видели? Неужели твой отец хотел бы этого? Пиковый Король сощурил свои алые глаза. Слова Феликса задели его намного сильнее, чем он того бы хотел.       — А ты, Зонтик? — Феликс повёл в его сторону рукой, — я прекрасно понимаю каково это — любить того, кто совершил много плохого, но неужели сожаление, которое к тебе рано или поздно придёт и которое будет душить тебя до самой смерти — это то, чего ты на самом деле хочешь? Зонтик отвёл взгляд и непроизвольно наткнулся пальцами на свою шею, обмотанную лазурными нитями. Она сдавливала её словно цепь, не хуже той, на которую его когда-то давно посадил Алебард. Джокер, видя такую его реакцию широко распахнул змеиные глаза и зашипел:       — Нет, не слушай его! Он — лживый бог и всё, что бы он не сказал — лишь будет ему оправданием! Феликс усмехнулся. Устало. Как взрослый усмехается, глядя на потуги ребёнка разозлиться на него и что-то ему втолковать.       — Никакой я не Бог. Я всего лишь жалкий и слабый человек, который очень много раз оступался по жизни. После этих слов, которых он точно никак не мог ожидать, после того, как раскрыли его личность, Джокер впал в какую-то странную истерику. Он резко выхватил из-за пояса свой меч и махнул его остриём в сторону Феликса:       — Подними свою шпагу, солнечный король, сражайся! Я не стану убивать безоружного. Но и в этот раз Феликс лишь покачал головой.       — Всё то что я говорил и Пику, и Зонтику относится и к тебе. Я прекрасно понимаю, что ты стал таким далеко не по своей воле. Кошмары другого времени свели тебя с ума, и однажды я был близок к этой грани. У другого меня… у серого генерала тоже не было выбора. Ему приходилось делать то, что он должен был, как и ты. Однако, помощь твоя извратилась в своём понимании. Ты ведь уже не мир наш спасти пытаешься, а отомстить ему за всё то, что он у тебя отнял. Но и это… я могу понять. В том времени, что ты нам показал, я не мог отпустить ненависть, кипящую внутри меня, годами. Но теперь всё это больше неважно. Я простил Куро… и у тебя тоже есть шанс всё исправить. Нам не обязательно сражаться. У этой истории всё ещё может быть мирный конец. Джокер истерично взвизгнул и качнулся из стороны в сторону, приподнимаясь на острых носках своих разноцветных сапог. А затем — вдруг громко рассмеялся, злым и неприятным смехом.       — Я… я поверить не могу! И что, вот так просто? Обнимемся, побратаемся и по домам разойдёмся? И будем все снова жить «долго и счастливо», пока вы в очередной раз мир рушите? Но даже хер с вами, ты-то что? Можно подумать, ты простишь мне всё, что я натворил. То, что я сотворил лично с тобой и твоим разумом? Я не понимаю, почему… Феликс обернулся к застывшим клонам внизу, затем — снова посмотрел на Джокера и улыбнулся лишь одним краешком губ.       — Потому, что однажды один хороший человек сказал нам: «каждый заслуживает второго шанса», — он раскрыл одну из ладоней и протянул её своему врагу. Тот уставился на неё с немым шоком. И на этот раз — кажется, совершенно неподдельным. Но его ответом был лишь взмах меча, от которого Феликс на удивление ловко ушёл в сторону. Всё-таки память его прежней личности, более взрослой и побывавшей на войне, могла на что-то да и сгодиться, и в этом мире.       — Хорошо, что ты отказался. Значит, совесть не будет меня мучать за то, что я собираюсь сделать, — Феликс поудобнее перехватил шпагу в своей ладони и Джокер непроизвольно переспросил его, сам, кажется, того не ожидая:       — За что?       — За это, — Феликс резко дернулся в сторону, повернув своё оружие к Зонтику. И расчёт его оказался верным — в самый последний момент Джокер встал между ними двумя и оттого бок его задело мечом по касательной. Недолго думая Феликс нанёс ещё один быстрый удар и тогда — второй генератор, отсечённый от пояса Джокера со звоном упал на землю. Пик, к которому покатилось устройство было протянул к нему руку, но тут за его спиной с хлопком возник Габриэль. Ещё до того, как Джокер успел отреагировать и потянуть за лазурные нити, он выбил из рук Императора светящийся генератор и крикнул что есть силы:       — Лови, Феликс! Феликс прыгнул в сторону и действительно, успел схватить генератор до того, как тот коснулся земли. Однако, генератор, пришедший в действие то ли чьим-то неаккуратным касанием, то ли ударом об пол, загудел и тут же — сотворил несколько порталов, в один из которых и вкатился кубарем Феликс. В тот же самый затянуло и Зонтика. Ему Джокер едва успел крикнуть напоследок, сжав истекающий кровью бок:       — Забери генератор! И не дай этому чертовому валету себя убить! Во второй портал — попали уже сам Джокер и Пик, в третий — все клоны, кто был внизу, исключая Куромаку. Тот, прежде чем они все исчезли, успел услышать ещё один хлопок рядом с собой и почувствовать, как пальцы Габриэля впиваются в его воротник. Они были мертвенно холодными, как у покойника. Ещё секунда — и под ними разверзлась бездонная пасть портала, и они с первым клоном бесследно исчезли в ней, под оглушительный аккомпанемент рушащегося замка.