«Нет ничего серьёзного в предательстве, В убийстве, в разногласиях, В войне, садизме, ненависти, В неверных записях истории (пусть будут они стёрты), В руках, ломающих ласкающие их же пальцы» «…Ведь жизнь — лишь сон. Сон сна во сне у Бога. И не больше» — «Частоты», Евгениййй Изотов
— А ты, оказывается, сентиментальный, Куро. Никогда бы не подумал, что тебя так заботит наше совместное прошлое, — улыбнулся Феликс, разглядывая мятый лист с кандзи, висящий в углу комнаты в рамке. Куромаку ответил ему долгим взглядом. Вид он имел очень строгий, когда что-то судорожно высчитывал у себя на компьютере, но стоило Феликсу заикнуться о надписи, как он тут же смутился, сбившись с мысли. — Не наговаривай. Просто это, — Куромаку кивнул на каллиграфию, — единственная вещь, сохранившаяся у меня из реального мира. Ты как эту бумажку мне дал, так она в кармане пиджака и находилась. До того, как нас не выслали обратно в Карточный Мир. Феликс глядя на его нахмуренные брови тепло улыбнулся. — Это просто старый листок с иероглифами. Вряд ли он настолько интересный, чтобы кто-то, кроме тебя, поставил его у себя под стеклом в кабинете. Хранить малозначительные вещи и значит — быть сентиментальным, но в сентиментальности нет ничего плохого. Это даже хм… мило? Да, нет, это определённо мило. Феликс отошёл от стены и потеснив Куромаку на диване, прижался к нему боком. «Какой же он тёплый», — со странным запозданием подумал Куромаку, откладывая ноутбук в сторону. Феликс потянулся к нему и поцеловал его в щёку. Затем уместил голову с растрёпанными волосами у него на плече и вздохнул. Несмотря на все эти ужимки, выглядел Феликс нервно. Что-то сильно его беспокоило, и это был неоспоримый факт. История повторялась в точности, как и пару дней назад, когда он переживал за Куромаку и не мог толком объяснить ему, что в него он уже долгое время был влюблён. Привычка скрывать свои тревоги возникла у Феликса относительно недавно, и она сильно осложняла любые разговоры с ним. Порой, подробности приходилось вытягивать из него едва ли не клещами, но Куромаку относился к этому с терпением. — Что такое, Феликс? — осторожно спросил он. Феликс завозился под его боком. Прежде чем ответить, он долго искал некую «точку опоры» в комнате. В итоге он зацепился взглядом за ту самую надпись с именем в рамке. — Мы ведь хорошо подготовились к тому, что должно произойти в Варуленде, да, Куро? — голос его сделался напряжённым и ломким. В нём вновь появились истерические нотки. Крупицами они проскакивали в интонациях между словами. Куромаку приподнял руку и крепко прижал его к себе. — Все эти дни я строил прогнозы. Учёл всё, что нам было известно. Даже самое маловероятное, так что слишком больших потерь мы не должны понести, — голос Куромаку в отличие от голоса Феликса был сух и спокоен. Он верил в силу своего интеллекта, а как следствие, и всех своих расчётов и манипуляций. То, что Куромаку говорил было на 98% правдой. И по его мнению оставшиеся два процента не были столь существенны, чтобы на них зацикливаться. — Это хорошо. Не пойми меня неправильно, я в тебе не сомневаюсь, просто… — Феликс закусил губу и вздохнул ещё громче прежнего, — … просто меня последние несколько дней не оставляет какое-то поганое чувство дежавю. Мы с тобой что-то упустили, Куро. И я клянусь, это далеко не обычная тревожность. Пару лет назад Куромаку не согласился бы с последним утверждением и точно подумал бы о том, что Феликс сам себя накрутил, как это обычно и бывает с людьми, страдающими невротическими расстройствами. Раньше Куромаку был уверен на все сто, что всякого рода «предчувствия» — это крайне ненаучно и никогда на практике не работает. Однако теперь, после всего того, что он успел навидаться за последние дни, включая и магию разума, и волшебные монеты, и воскресших древних богов, Куромаку подошёл опасно близко к тому, чтобы начать верить вообще во что угодно. — Надеюсь, ты ошибаешься, Феликс. В любом случае мы сделали всё, что могли. Уже нет никакого смысла лишний раз переживать, так что будем действовать по обстоятельствам, — на выдохе сказал он. — Я тоже надеюсь, что ошибаюсь, потому что… — Феликс вдруг резко оборвал фразу на полуслове. Тело его мелко задрожало. Когда Куромаку посмотрел в его рыжие глаза, то с ужасом осознал — он сейчас опять видел что-то нереальное. Такое с ним периодически случалось. Чаще, конечно, на приёмах у Клео, ибо магия разума которой та пользовалась нет-нет, да и выкидывала иногда такие «откаты». Но, сеансы с использованием магии, когда Куро Клео и Феликс обговорили эту проблему, решили не прекращать, ибо без них Феликсу становилось ещё хуже. Тем более что со временем этих так называемых «приступов» стало меньше. Правда, другой момент заключался в том, что некоторые из них бывали невероятно реалистичными и из-за этого Феликс мог без должного внимания неосознанно навредить сам себе. — Феликс? — Куромаку, заметно напрягшись, взял его за руки и развернул к себе. Тот никак не отреагировал на прикосновения. Он сидел неподвижно, лицо его застыло в нечитаемой гримасе. И дышал он медленно, едва слышно, за всё это время даже не моргнув ни разу. В этот самый момент Феликс видел совершенно другого Куромаку. Холодное, высокое чудовище из хрома. С пылающими во тьме окулярами вместо глаз, полными злобы и ненависти. Но помимо Куромаку, до крови сжавшего его запястья и кабинет вокруг них был совершенно другой. Тогда , вместо заката занималась багряная заря. Два Солнца висели на небе, а комната была не в пример нынешней полна чёрных траурных оттенков. Пыль вперемешку с едким смогом, от которого саднило горло, витала в воздухе. Сам Феликс не ощущал себя «собой». По крайней мере, не до конца. Он был каким-то другим. Всё его тело ломило, точно при лихорадке, жар подступал ко лбу и щекам, а ещё, нечто странное вилось змеями у его плеч. Он слышал скрежещущие шорохи у отворотов белого пальто, в которое он был одет, но повернуть голову и взглянуть вниз Феликс попросту не мог. Чудовищная машина, напоминающая человека, раззявила рот, полный острых зубов, из неё раздался перебиваемый помехами голос: «Конечно, ты ошибаешься. Такой, как ты ни дня в своей жалкой жизни не оказывался прав. Ни в том, как править своей страной, ни в том, что понадеялся на то, что сможешь сбежать от меня». Феликс почувствовал, как рвут на его ладонях роботические когти нежную кожу и испуганно закричал. Из хватки чудовища вырываться невозможно, как ни дёргайся, как ни старайся. И хотя Феликс и понимал какой-то частью своего разума, что у него в очередной раз произошёл приступ и что всё вокруг — очередная галлюцинация, он не мог избавиться от ощущения, что и боль, его и всё происходящее было реальным. «Ты думаешь, что всё ещё в силах мне сопротивляться, Феликс? Ты никуда от меня не денешься, никогда. Однажды ты клялся мне в верности и теперь — я ни за что тебя не отпущу. Вся эта страна — тонущий корабль и мы уйдём под воду вместе с ним, с тобою вместе. Рука в ненавистной руке». — Феликс! — Куромаку что есть силы встряхнул его, и наваждение наконец-то сошло. Феликс тут же опустил взгляд. Куромаку и впрямь держал его за руки, но обычными, человеческими руками. Никакой стали или когтей на них не было и в помине. С удивлением Феликс провёл пальцами по своим щекам. Из его глаз текли слёзы. — Ты кричал, — тихо произнёс Куромаку. Он был не на шутку встревожен. Как, однако, это сильно контрастировало с тем, что Феликс видел только что. Замерев Куромаку ждал, пока остатки иллюзорного выветрятся, и Феликс посмотрит на него осмысленными глазами. — Мне показалось на секунду, что… впрочем, неважно, — Феликс вжался в чужую грудь. Его пальцы, вцепившиеся в лацканы пиджака Куромаку вдруг перестали дрожать. Он поднял голову и заглянул в глаза Куромаку. В его взгляде читался едва сдерживаемый страх напополам с отчаянной мольбой. — Куро, можешь… меня поцеловать? — на бледных щеках Феликса виднелись дорожки от катящихся по ним слёз. Они были чуть темнее, чем вся остальная кожа и Куромаку отчётливо различал их со столь близкого расстояния. Он не знал, отчего плакал Феликс. Ему сложно было и предположить. Куромаку был далёк от подобного проявления эмоций и вообще едва ли мог вспомнить хоть один случай, когда он сам сознательно плакал. Те моменты, в которые его глаза слезились по чисто механическим причинам — из-за ветра, или долгой работы за компьютером, не принимались им в расчёт. Скорее всего, правдивым было его давнишнее предположение о том, что из них двоих всю печаль и слёзы при создании себе забрал Зонтик, для него попросту ничего не оставив. Но Феликсу, своему Феликсу он сочувствовал, хоть и не понимал его до конца. А потому его просьбу всё же выполнил. Куромаку склонил голову и невесомо коснулся его губ губами. Притянул Феликса к себе и заключил его в кольцо из своих рук. Однако инициатива быстро перешла от него к Феликсу. Он целовался куда искуснее Куромаку, но что в этом было удивительного? У Куромаку Феликс был первым, с кем он разменивался на такие нежности, он у Феликса — нет. Но Куромаку не был жадным. Он не собирался делить Феликса с призраками прошлого, принимая во внимание то, что за последние года всё его внимание было устремлено лишь к нему одному. Может быть, Куромаку никогда толком и не разбирался в эмоциях, однако фальшь он чувствовал всегда. В ту ночь, когда они решили быть вместе, Феликс не врал о том, что любит его. Однако сейчас на продолжение у них обоих не хватало сил, а потому Феликс отстранился от него спустя какое-то время. Куромаку почти не спал и не ел нормально после съезда восьми. Он готовил людей и технику к грядущему военному конфликту. Феликс же, «был на подхвате», следуя за Куромаку незримой тенью, он помогал ему всем, чем только мог. На исходе третьего дня, полного тревожных ожиданий, они оба были уже на пределе. Как в моральном плане, так и физическом. — Слушай, Куро… ты ведь никогда не сделаешь мне больно? — бессвязно пробормотал Феликс, цепляясь за плечи Куромаку с таким отчаянием, будто тот действительно собирался сделать ему нечто плохое. — Никогда, — тихим эхом отозвался Куромаку. Он прикрыл уставшие глаза и опустил подбородок на светлую макушку. В пылу всего этого странного разговора и взаимных утешений, тогда, когда Куромаку отгонял от Феликса терзающие его кошмары, а тот отгонял от него сомнения и сожаления о содеянном и тайнах, что ему так и не хватило духа рассказать, никто из них не заметил, как вспыхнул на столе Куромаку уведомлением ноутбук. Там было сообщение от Николь. «Проект CF-ink я привела в более-менее рабочий вид перед отъездом. Если будет необходимо — его можно использовать, однако, как по мне, там всё ещё слишком много фатальных недоработок. Прошивка чересчур сырая, да и технических проблем столько, что… ладно. В любом случае, как ты там недавно выразился это: «уже не моё дело». Я помню тот серьёзный и неприятный разговор, что у нас случился на эту тему. Однако я не хотела ругаться с тобой перед отъездом, правда. Так что, хоть и запоздало, но, прости меня за то, что я тогда наговорила, Куро. Надеюсь, у вас с Феликсом, всё будет в порядке, и мы ещё встретимся как в старые добрые после всей этой заварушки. Попьём чай или ещё чего. И… в общем, да. Мне больше нечего добавить. Но, я надеюсь ты знаешь, что делаешь. Береги себя».***
Пока Куромаку разговаривал с Феликсом и заканчивал отдавать последние распоряжения солдатам, Данте, Ромео и Вару собрались на площади, чтобы проводить дам. Те отбывали в Варуленд поздно вечером, вчетвером, в ужасной спешке. Всё оборудование для Николь, необходимое ей по плану едва успели загрузить на борт. С трапа как раз сходили последние работники замка, заносившие вовнутрь закрытые деревянные ящики, оббитые тканью. Все дамы уже были на воздушном судне, и только Хелен всё никак не могла распрощаться со своими близкими. Ромео то порывался её обнимать, то хватал за руки, задерживая очередным вопросом. Хелен улыбалась ему и в тысячный раз обещала, что с ней ничего не случится. Вару, стоящий чуть поодаль вымученно вздыхал, глядя на наручные часы и закатывая глаза. — Вот и надо же ему драму разводить на целый час. Я тоже за неё волнуюсь, но, блять, сколько можно уже? — Вару потащил большой палец в рот и вгрызся в заусенец. По Вару было заметно, что он, как и Ромео на нервах, а долгие проводы лишь подводили его всё ближе и ближе к идее схватить жену поперёк и утащить обратно во дворец, забив хер и на страну, и на всех своих подданных. Данте же, стоящий подле него спокойно, точно статуя, высеченная из гранита, положил на голову Вару свою большую ладонь и потрепал его по волосам. Внимание Вару тут же приключилось с душещипательной сцены на него. — И чё это такое? — Вару пихнул Данте локтем вбок, но тот руки не убрал и произнёс: — Дай Ромео отпустить её. У него своя история с дамой червей — она его дочь. И если ты воспринимаешь её как равную себе, то для него она всегда будет маленьким ребёнком. Ему боязно доверять ей такую опасную роль, и он не меньше твоего хотел бы, чтобы она находилась во время грядущего с вами, а не в зелёной стране. — Ой ну да, ну да. Больно-то ты в чувствах разбираешься. Ты-то тоже дефектный, как и я, — скорчив кислую мину Вару, ударил пару раз указательным пальцем по своим очкам. Те в свете фонарей пускали на белую одежду Данте зелёных солнечных зайчиков. Ответил Данте как-то немного невпопад и даже не в тему сложившейся ситуации, явно задумавшись о чём-то личном: — Любовь страшна уже и потому, что находится за гранью добра и зла. Она выше этих понятий. Для того, кого он любит, человек может сделать всё что угодно — и взойти на самую высокую гору и совершить самый тяжкий грех. Вару ухмыльнулся. С первого взгляда казалось, что Данте вновь захотел отмазаться от него чьей-то дурацкой цитатой. Он всегда так делал, когда ему нечего было сказать или когда он пытался заполнить неловкую паузу в разговоре. Однако одно очень неправильное ощущение не покидало Вару. — Для того, кто априори не способен испытывать никаких эмоций, ты подозрительно много знаешь о любви. А не наплёл ли ты биполярочке про свою «особенность», часом? — ехидно оскалившись из-за внезапной догадки, спросил Вару. Он посмотрел на Данте очень выразительно поверх своих зелёных очков. Данте не ответил ему, лишь изогнул в какой-то странной ухмылке губы. — Но ведь то же самое можно было сказать и о тебе до поры до времени, не так ли, мой друг? На вопрос о том, может ли он всё-таки испытывать эмоции или нет, Данте, ожидаемо не ответил. Однако одно его нежелание говорить и было в некотором роде само по себе ответом. Ромео тем временем продолжал разговаривать с Хелен, не выпуская её из своих крепких объятий: — …и будь поближе к Эмме, она девушка крепкая и, если что сможет, надеюсь, вас всех защитить. — Хорошо. — И не лезь на рожон, ладно? — Не буду, пап. Тем более что я уже взрослая и могу принимать взвешенные решения, — Хелен осторожно погладила его по спине. Ромео ответил ей долгим задумчивым взглядом. Его пальцы непроизвольно сжались на её плечах. — Да… я знаю, мышка. Ты уже взрослая, но оттого мне вдвойне страшно. Ведь иногда от взрослых людей, тем более от правителей, требуется слишком многое. Да уж… не такой судьбы я тебе хотел, точно не такой… — Всё будет в порядке, пап, вот увидишь. Мы остановим армию — вы Красного Джокера и всё снова станет хорошо. У Ромео, как и у Феликса, было невероятно дурное предчувствие на этот счёт, но в отличие от Феликса он не стал говорить об этом вслух. Ради Хелен, ради своей маленькой девочки он улыбнулся, так же ярко, как и всегда и обняв её напоследок, сказал: — Конечно, всё будет хорошо, мышка. А как же иначе? По-другому и быть не может. Ну всё, милая, тебе пора бежать, а не то я передумаю и никуда тебя не отпущу, — он поцеловал её в макушку и махнул рукой. — Береги себя, папа. И пригляди за Вару, пожалуйста, — отозвалась она. — Это кто ещё там за кем приглядывать будет, — недовольно проворчал подошедший к ним Вару. Ромео криво усмехнулся и поспешил отступить к Данте. Детям нужно было побыть наедине, и он не хотел мешать им прощаться. — Страшно отпускать дам туда одних. Противостоять целой армии — ноша не для женских плеч, — голос Ромео, когда он заговорил с Данте, заметно помрачнел. Ему едва удавалось держать себя в руках, когда дело касалось его близких. Он нервно одёрнул замявшуюся куртку и уставился на махину летающего судна, нависшего над ними. Голос Данте, напротив, был спокоен: — Прото пообещал мне, что конкретно их история закончится без излишней трагедии и страданий. Он дал клятву, а его словам я склонен верить. Ибо если не ему, то кому вообще в этом мире? Ромео с удивлением обернулся к Данте. Тот выглядел так, словно сейчас, был где-то очень и очень далеко своим разумом. Не так, когда он медитировал в пещерах Непроходимых гор, однако его отстранённость всё равно пугала. — Кто такой Прото? — спросил Ромео, осторожно касаясь рукава чужой рясы. Данте вдруг посмотрел на Ромео страшными ничего не выражающими глазами, и на его лице появилось нечто… будто рябь от волн пробежалась по глади спокойного озера. Но момент слабости быстро с ним прошёл, он снова взял себя в руки. — Габриэль, Ромео. Я говорю о Габриэле. Они постояли ещё немного, до того самого момента пока дирижабль, пронзительно засвистев не оторвался от земли и не взмыл в небо. Только тогда, когда корабль стал едва различимой зелёной точкой на горизонте, правители Карточного Мира вернулись в замок.***
— Ах, прекрасная погодка, не находите? В самый раз для того, чтобы перевернуть с ног на голову всё мировое устройство! — воскликнул, улыбаясь всеми своими острыми зубами Джокер, едва не подпрыгнув на месте от радости. Он вёл себя крайне возбуждённо, с того самого момента как Зонтик, Пик и вся их небольшая армия покинули пределы синей страны. То и дело срывался с места и убегал вперед, «посмотреть, как там обстановка», возвращался, тараторил невпопад и дёргано размахивал руками. Зонтик и Пик следовали за ним в полном молчании. Бурные восторги Джокера их обоих крайне настораживали. И если Пика они напрягали потому, что и в мрачном настроении он Джокера едва переваривал, то Зонтик впервые видел его настолько взвинченным. Джокер никогда не проявлял свои эмоции столь явно. Его уделом была скорее пассивная агрессия и вечное хождение вокруг да около, если он был счастлив. Деус редко что-то говорил напрямую, но в виде Джокера он, кажется, дал всему, что в нём долго копилось волю. — Ты так и не сказал нам, что мы собираемся делать. Все они, — Пик кивнул на солдат, первые шеренги которых в отдалении плелись за ними, — уже начинают задавать ненужные вопросы. Джокер обернулся и, взглянув через плечо туда, куда указывал Пик, наигранно рассмеялся. — Я уже транслировал им через тебя эту мысль: план у нас всех есть, просто знают о его отдельных частях настолько случайные люди, что он никому и не кажется планом. Лишь я знаю его целиком. Но ни им, ни даже вам с Зонтиком он и не нужен. Сам поймёшь, почему. Хотя, может, и не успеешь. Скоро начнётся такое веселье, что и думать некогда будет. А вообще война… всё это чушь полная! Главное — успешно создать её видимость, вызвать у зрителей эмоции, но не получить негативных последствий. Так, чтобы никто из тех, кто будет смотреть со стороны не догадался, что у нас в цирке мёртвый клоун и пьяные медведи. В тот самый момент, когда Пик открыл рот, собираясь возразить, Джокер снова сорвался с места и забежал на небольшой пригорок, с которого открывался вид на лес Восьми, в сторону коего они всё это время и держали путь. — И о-хо-хо, вы только поглядите! Нет, я, конечно, уже видел это благодаря своей силе во снах, но вживую — совершенно другое дело! — Джокер приподнялся на носках, приложив руку ко лбу. Вид у него был просто до неприличия довольный. Когда Зонтик и Пик поднялись наверх, они оба лишись дара речи. И если Зонтик испуганно отступил назад, то Пиковый Король, напротив, подошёл к самому краю обрыва, явно не веря своим глазам. Внизу, стелясь низко как туман, всю громаду леса, доходящую до горизонта, перекрывали разноцветные облака Сердца Мира. Они клубились между ветвями и вздымались до самых небес и лишь первые деревья было едва видно между их переливающимися полупрозрачных форм. За шокированным Пиком Джокер наблюдал с поистине садистским наслаждением. — Видали? Сердце Мира, ключ к моей победе. Не думал, что вообще когда-нибудь увижу это место наяву. Ах, как же долго я ждал этого момента! Оно, наконец, переместилось. Впервые за все прошедшие сто пятьдесят лет. Догадываетесь теперь, как мы всё и наша маленькая армия попадём к вашим обожаемым родственникам? Прямым рейсом да из телепорта! Покуда Пик и Зонтик по-прежнему молчали, Джокер, глядя на их вытянувшиеся от страха и осознания лица задорно рассмеялся. Совершенно по неуместному живо и весело в сложившейся ситуации. — Ха-хаххахах, как весело смотреть на вашу реакцию! Однозначно это стоило того, чтобы не спойлерить этот сюжетный поворот заранее. Пик тут же вскинулся и зарычал: — Да быть того не может. Габриэль даже никого из нас никогда не пускал в свои владения, а такому, как ты он не станет помогать и подавно! Джокер хитро сощурился. — Да? Ну вот это мы как раз и проверим.***
Сердце Мира называлось так, а не иначе потому, что из него можно было попасть в любую точку карточной реальности, чем периодически и пользовался нынешний хозяин этого места — Габриэль. Вообще, то, что через Габрон можно телепортироваться, узнали совершенно случайно, тогда, когда карточные люди, забредавшие в него ещё на заре создания государств (а значит, и до прихода туда Габриэля) могли, пройдя через него очутиться в совершенно незнакомом для них месте. Причём решившись спустя какое-то время пройти тем же самым путём во второй раз, путник попадал не туда, куда и в прошлый. В будущем Сердце Мира, скорее всего, стало бы важнейшим транспортным узлом карточной реальности, если бы короли успели разгадать алгоритм его работы, однако их опередил Габриэль и как справедливо заметил Пик, с тех пор никому туда не было хода. Ну то есть в той области их мира, над которым висело разноцветное облако возможно было ходить, однако идущий всё это время пробирался сквозь его клубы точно через огромную голограмму. Вблизи оно становилось прозрачным и рябило как обычный туман, не показывая ни города, ни кладбища, которые были в нём скрыты, ни орхестры с лазурным огнём. Физически попасть туда было невозможно. Да и, судя по всему, в Габроне не было жителей как таковых. Единственное подобие «живого», что могло появиться в его окрестностях — это искажения Габриэля, такие же бесплотные, как и его страна, но и их посторонние, не посвящённые в тайну этого места, видели крайне и крайне редко. Не оказалось их на месте и тогда, когда шут, Император и Зонтийский Бог спустились в долину и приблизились к облаку. И если Зонтику и Пику и казалось до последнего, что с затеей Джокера ничего не выйдет, то он отобрал у них последнюю надежду, засунув на пару минут руку в туманную завесу и высунув обратно. На его перчатке красовались разводы переливающихся перламутром неестественно ярких капель. По «ту сторону» видимо, шёл дождь. Джокер самодовольно улыбнулся и обернулся к Пиковому Королю. — Вот видишь! Я же говорил тебе, что этот мир хочет вашей смерти, и я оказался прав! Но, лицо Императора осталось нечитаемым, точно, как и мгновение назад. Очевидно, что он до последнего надеялся на то, что пространство парадоксов не пустит этого сумасшедшего, как не пускало и каждого из восьмёрки кроме Габриэля, но вопреки всему, оно пустило. Шальная и страшная мысль пронеслась в его голове. Может быть, они и впрямь не нужны были больше этому миру? Пока Пик стоял как вкопанный, пытаясь переварить увиденное, Джокер махнул рукой, собрав идущие к нему нити, и приказал: — Давай, вали к своим солдатикам, успокой их и скажи, что они пойдут за нами вовнутрь. Им нечего бояться, все они выйдут там, где нам надо. И пускай подготовят оружие. Внезапность в нападении — наш главный козырь. Когда Джокер и Зонтик остались наедине, Джокер тут же прижался к нему и крепко обнял. — Прости, что втянул тебя во всё это. Но так было надо. Смешно, но тебе, кажется, будет безопаснее со мной, чем за Стеной в Зонтопии. Я толком не понял, что должно с ней произойти, однако нам надо было срочно уйти оттуда. А насчёт Сердца Мира… в том месте каждый из нас будет видеть что-то своё и хоть я и могу иногда смотреть через твои глаза в видениях, однако, не в этот раз. Я не знаю, что тебя там ожидает. Будь осторожен. Ну, наверное, пора. Я пойду вовнутрь первым, потом зайдёт армия, после неё - Император, а ты — самым последним, — Джокер потянул Зонтика за руку и коснулся губами его лба. Зонтик тяжело вздохнул и кивнул, но, правда, как-то больше по инерции.***
Когда Джокер оказался по ту сторону завесы из облаков, на секунду он непроизвольно зажмурил глаза. Вокруг бушевала буря. Сверкали молнии, мимо проносились разноцветные облака и камни, поднимаемые в воздух мощными порывами ветра, однако всё это происходило в абсолютном безветрии и мертвенной тишине. Буря была иллюзорной. Как огромная голограмма, запечатлевшая размах бедствия былых лет, она стирала в пыль здания вокруг, однако Джокер отчётливо слышал звук своих шагов, эхом разносящийся по округе. Плотные слои завихрений и обвалившихся кровель проносились сквозь него, будто это не они были нематериальны, а он сам. Из того, что было реально, накрапывал лишь мелкий дождь. Пространства были весьма условны в Габроне, а оттого и ощущение времени в нём стиралось. Джокер не знал, сколь долго он блуждал по мёртвому городу до того, как перед ним не мелькнула пара едва заметных силуэтов. Выйдя на тропу прямо перед ним, они перегородили Джокеру путь, а когда он выбросил вперёд руку и коснулся одного из детей с острыми ушами, его пальцы прошли сквозь ребёнка точно через мираж, заискрившийся волнами разноцветных помех. Мальчик не то возмущённо, не то испуганно вскрикнул и прижался к своей абсолютной копии, схватив того за руки. Разница между детьми была только лишь в том, что один из них был одет в красную рубашку, а другой — в зелёную. Вся остальная одежда на них, как и внешность, была идентична. Джокер, глядя на сердито нахохлившихся эльфов, торжествующе улыбнулся. Всё было в точности, как и в его сне. — Искажения хозяина Сердца Мира. Какая приятная, хоть и предсказуемая встреча. Ну что, не будем тянуть и перейдём сразу к делу? — Джокер ощерился на детей своими острыми зубами, но они ни капли не испугались его улыбки, даже напротив. Оба маленьких эльфа, переплетя пальцы друг с другом, ответили ему такими же жуткими выражениями лиц. — Конечно, — сказал один. — … наш дорогой Хранитель Карточного Мира, — подхватил другой. — … перейдём к делу. К чему размениваться на формальности? Ведь и ты, и мы прекрасно знаем… — …что должно будет случиться дальше. Идём с нами, мы выведем тебя и всю твою маленькую армию туда… — …куда вам нужно. Когда дети говорили, заканчивая друг за друга предложения, будто читая мысли друг друга Джокеру становилось не по себе. Голоса их рябили, перебиваемые шумом и треском помех, подобно двум разным частотам радио, настроенным на разные станции телевещания. В голосе одного преобладали свистящие нотки, а в голосе другого — хрип и шипение. Глядя на них, Джокер прекрасно понимал, что место вроде Сердца Мира было особенным. И да, хотя всё то, что он сейчас и видел и было с бо́льшей долей вероятности иллюзией, найти путь наружу он всё равно не смог бы без помощи этой парочки. А потому, когда они повели его вглубь облака, где было темнее всего, он молча и без вопросов последовал за ними. Отчего искажения помогали ему, оставалось для Джокера огромной загадкой, и потому он не преминул спросить их об этом: — Я ведь не пощажу настоящего первого клона. Он — такой же фальшивый Бог, как и все остальные. Его уделом может быть только смерть, — Джокер внезапно остановился, и его лицо приобрело тяжёлое серьёзное выражение, — так зачем вам тогда выводить меня наружу? «Близнецы», (так их мысленно про себя прозвал шут), рассмеялись, впервые одновременно. Их тонкие юношеские голоса эхом завибрировали в пространстве, а когда они оба заговорили, возник какой-то странный диссонанс, давящий на уши. — Ф̸а̷л̵ь̴ш̶и̶в̷ы̷м̷, ̵ ̴н̸а̴ш̷ ̴д̴о̶р̶о̴г̵о̷й̷ ̷п̸о̷с̶л̴е̸д̷н̸и̴й̸ Д̴ж̶о̸ке̶р̶, ̷ ̵с̵т̶а̶н̵ов̷и̶т̴с̴я т̵о̴л̶ь̴ко̷ ̵т̸о̸, ̴ ̴ч̵е̵му̴ ̴д̵о̸з̴в̵ол̷яю̵т̴ ̶ст̵ат̷ь̶ ф̷а̵л̶ьш̸и̵в̷ы̷м, ты ещё поймёшь это как никто другой, когда встретишься с нашим оригиналом вновь, — произнесли они, хитро щурясь на Джокера и не сводя с него немигающих взглядов. Когда жуткое сияние помех в их глазах померкло и они разъединили руки, дети вновь начали говорить по отдельности. — Вообще, «помощь»… не совсем корректный термин. У нас есть свой интерес, однозначно не зависящий ни от остальной семёрки, ни от тебя самого. Только и всего, — сказал тот, что был в красной рубашке. Мысль за ним продолжил тот, что был в зелёной: — Ты бы не пришёл сюда, если бы не был так уверен в силах, которыми тебя наделил восьмой генератор. Способность видеть будущее… тяжкая ноша для смертного, не так ли? Ты видишь одновременно и свет, и тьму. Мрак, в который погрузится мир, если ты не спасёшь его и свет, к которому он обратится, стань он таким же, как и реальный. Тьмы в твоих виденьях так много, что это почти свело тебя с ума. Но, ты оцениваешь всё будущее лишь с точки зрения полярных координат. Ведь то, что мнится белым, порой оказывается чёрным в предрассветный час. Оба ребёнка кивнули на разошедшееся впереди око бури и светлую прореху в тёмных облаках, явно имея в виду, что Джокеру нужно войти туда. Перед тем как он сделал последний шаг в неизвестность, Джокер услышал прощальные слова искажений: — Он ещё поблагодарит тебя за это, однако мы хотим поблагодарить тебя прямо сейчас, ведь мы больше никогда с тобою не увидимся. Спасибо за то, что был главным актёром этого спектакля всё это время, хотя сцена и была явно паршивая.***
В отличие от Джокера Пик, после того, как объяснил солдатам чего он от них хочет и отправил их внутрь, долго ходил около облака, явно оттягивая время. Он пытался бороться с магией, но в какой-то момент лазурные нити на его шее и ногах дёрнулись и Пику не оставалось ничего, кроме как повиноваться. Под понурый взгляд Зонтика он скрипнул зубами и буквально с разбегу прорвался сквозь густую чёрную завесу. Пик ощутил невероятное чувство дежавю, стоило ему оглядеться по сторонам. Он оказался на полпути от старого мраморного алтаря, того самого, у подножья которого он так часто проводил время со своим покойным отцом. Целых сто пятьдесят лет прошло, и вот, он вновь очутился здесь. В месте, где родился и вырос, там, где, по предсказанию его отца должен был умереть. Однако он почти не узнавал родных мест. Теперь всё казалось Пику меньше и несущественнее, будто это место — не его дом, а нелепо собранная по его воспоминаниям декорация. Раньше, ещё до возведения Империи местные колоны казались ему бесконечными и не упирающимися в небеса, но в сами глубины космоса, а уцелевшие здания — величественными и таинственными. Однако сейчас всё это походило на какую-то дурную шутку. Сознательно кем-то исковерканный сон. Пик чувствовал, будто его лишили чего-то ценного. То Сердце Мира, которое он помнил всю свою сознательную жизнь, свернулось и померкло в его глазах как выцветшая фотография, попавшая в немилосердное пламя. По сравнению с реальным или даже нынешним Карточным Миром это место было по-настоящему жалким. Ноги сами несли его в сторону орхестры, и стоило Пику отвлечься на мгновение, как он тут же взобрался по её ступеням. У мерцающего разноцветного пламени, всё ещё отдающего лазурью, его ждал Габриэль. Он склонил перед гостем голову. — Здравствуй, Пик. Подойди ближе, и я перенесу тебя к твоим, — Габриэль сам сделал шаг навстречу, но Пик с несвойственным ему проворством уклонился от его руки и поглядел на Габриэля тяжёлым взглядом. — Нет, — низко рыкнул он. Габриэль в недоумении склонил голову. — «Нет»? Что значит твоё… — Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь мне, зачем тебе помогать этому фальшивому Джокеру, — Пик скрестил руки на груди. Его серые глаза вспыхнули и стали кроваво-красными. Выглядел он в этот момент очень грозно. Габриэль чертыхнулся и спрятал обе руки в карманы. К Пику он больше не тянулся, но в глазах его застыло какое-то затравленное и тоскливое выражение. — Не надо, не спрашивай, у меня сейчас, Пик. Ты всё равно не добьёшься от меня ответов. Ты поймёшь всё сам, позже, и… хоть грядущее и сокрыто от тебя, ты по-прежнему не в силах изменить его. Тебе уже говорили об этом, однажды, на этом самом месте, много лет назад. Успокойся. Прими свой страх как должное и встреть свою судьбу с достоинством. Конец уже близок, как и развязка всей этой затянувшейся истории. У нас обоих осталось мало времени, так что… тебе пора, — Габриэль щёлкнул пальцами и позади Пика разверзся портал. Лазурные нити вокруг него тут же оживились и потянули его туда. — Зачем ты делаешь всё это? Зачем?! — Пик рванулся из последних сил, нить, тащащая его в портал на секунду, оборвалась, и он кинулся в сторону Габриэля. Тот явно не ожидал такого поворота событий, однако, когда он обернулся к Пику, в его расширившихся от ужаса глазах стояли слёзы. Сейчас он выглядел как маленький, напуганный ребёнок и Пик осёкся, вспомнив, что Габриэлю — младшему из них всех только недавно должно было исполниться восемнадцать. — Потому что я вас всех очень сильно люблю. И хочу…чтобы эта пытка наконец-то закончилась. Габриель сократил между ним и остолбеневшим Пиком расстояние и изо всех сил толкнул его в портал.***
Лишь потеряв что-то, мы начинаем это ценить. Кто сказал эти слова? Зонтик не мог вспомнить, но они вполне справедливо отражали действительность. Он и подумать не мог сколь многое значил для него Деус, покуда тот не исчез и как сильно он, оказывается, переживал за других клонов, пока Джокер не решился их убить. Теперь Зонтик крупно жалел о том, что не успел предотвратить ничего из этого. Когда он понял, что всё покатилось под откос, было уже поздно. Ему оставалось лишь наблюдать со стороны, как ставший ему самым близким человек падает всё глубже и глубже в яму безумия, ту самую, возврата из которой быть не могло. Он винил себя за это, и чувство вины позволило Джокеру управлять им. Нити ластились к Зонтику не так, как к Пику, словно хотели его придушить, а ласково. Как собаки, льнущие к ногам любимого хозяина. А потому в Сердце Мира Зонтик зашёл совершенно не сопротивляясь, стоило нити на его запястье лишь немного натянуться. Наверное, он уже просто смирился с происходящим, хоть до сих пор его и не принял. Попал Зонтик не в ту часть тёмного мира, где бушевала фальшивая буря и не к алтарю, где встретились настоящий Габриэль и Пик, а к тому самому месту, где он изначально материализовался много лет назад. Он огляделся по сторонам. Ну да, так и есть. Полуобвалившееся здание и две колонны. Однако сейчас улицы мёртвого города заливал отдающий странными помехами туман. В прошлом его тут точно не было. Кислотно-глянцевый и вязкий. Он немного отсвечивал в темноте, озаряя местность вокруг. От ссохшейся чёрной земли поднимались влажные испарения. Было душно словно после затяжного дождя. Внезапно откуда-то со стороны прозвучал высокий голос и Зонтик сделал шаг в сторону, чтобы получше разглядеть говорящего. — …пустить этих двух мразей в Сердце Мира? Прямо перед самым завершением цикла?! Ты что совсем из ума выжил на старости лет? Чуть поодаль, в стороне от мраморных стен здания, стояли два Габриэля. Первый, как раз тот, что и говорил, был в меховой шубе, высокий и злой, с рыжей лентой, наискось перекрывающей шрамы на его лице. Он нависал над другим Габриэлем, тем, что выглядел один в один как совершенно обыкновенный Габриэль за исключением того, что на его острых ушах красовались золотые серьги в виде всех карточных мастей, соединённых кольцами и цепочками. Тот, второй кисло поморщился, не раскрывая глаз. — Не кричи, Белл. Я тебя прекрасно слышу. Они только пройдут к порталам и всё, — кажется, он старался успокоить свою копию, однако, эффект его слова произвели прямо противоположный. Тот первый клон, которого назвали «Беллом», пренебрежительно фыркнул и скрестил руки на груди. — Молись, блять, чтобы они сделали только это! Если бы новый Красный Джокер только бы понял, для чего это место вообще существует, это была бы чёртова катастрофа! Все наши старания, всё то, чего нам пришлось лишиться, всё это пошло бы по пиз… — Мы не одни Белл, — прервал его собеседник. На этих словах он махнул ладонью и разноцветный туман вокруг Зонтика развеялся. Оба Габриэля развернулись к нему. Один из них по-прежнему не размыкал глаз, а второй смотрел на Зонтика недоверчиво и враждебно. — Здравствуй, Зонтик. Ты потерялся, не так ли? — обратился к нему Габриэль с золотыми серьгами в ушах. Одному Богу было известно, почему, произнося эти слова, он улыбался.***
На некоторое время наступило неловкое молчание, но кое-как Зонтик всё же смог перебороть себя и ответить: — Да. Джокер велел мне прийти сюда, как и другим лю… Один из Габриэлей остановил его прерывистую речь, мотнув головой. — Можешь не продолжать. Мы с Беллом и так всё это прекрасно знаем. И про тебя, и про Пика, и про вашу маленькую армию, — они переглянулись на мгновение. — Откуда? — поразился Зонтик. Ему всегда казалось, что «миражи», создаваемые магией бубнового валета, были всего лишь неразумными картинками, но парой минут ранее он наблюдал их беседу и у него не возникло ощущения, что они ненастоящие. — Мало вещей в этом мире может укрыться от нашего взора, Зонтик. Такова особенность нашей магии. — Говоря «нас»… ты имеешь в виду «себя» и «искажения»? Габриэль с золотыми серьгами внезапно улыбнулся. — «Себя?» Ох, прошу прощения. Тебя, видимо, смутил мой внешний вид? Я не твой бубновый валет, как и Белл. Хотя да, из всех, кто тут обитает, внешне с Габриэлем мы похожи больше всего. Меня зовут Прото. Если ты не против, мы проводим тебя к Пику и Джокеру. Плутать здесь можно бесконечно если не знать нужной дороги. — Я … — Зонтик замялся, он хотел уже было предложить кое-что, но его вновь перебили, теперь это уже был Белл. — Хочешь предложить нам, чтобы мы задержали тебя тут с армией заодно и не пустили в Варуленд? Типа как в «бермудском треугольнике»? Прости, Зонт, но не прокатит. Хотя я б с удовольствием так и сделал, но, видать, все уже решили всё за меня, — он закатил единственный глаз, тот что не был скрыт повязкой и цыкнул в сторону Прото. Тот ответил ему сдержанной улыбкой. — Именно. То, что должно произойти, произойдёт вне зависимости от моего или твоего желания. Ты с нами, Белл? — Тц, ещё чего. У меня есть дела, так что играйся в свои игры без меня, старик, — сказал Белл и, вспыхнув сполохами помех, был таков. Прото неловко и несколько виновато улыбнулся. Будто без слов, одним своим выражением лица извиняясь за поведение другого бубнового валета. — Ну что ж… кажется, тебе придётся довольствоваться лишь моей компанией. Идём, найдём твоих друзей, — он плавно повернул ладонь в сторону, указывая дорогу. Когда они тронулись в путь, туман перед ними начал расступаться, словно по волшебству. — Они мне не друзья, — немного помолчав сказал Зонтик. Прото удивился его словам. — Как не друзья? С Пиком вы точно дружили до того, как началась вся эта история с его планом побега из Карточного Мира. А его бывший подданный долгое время был твоим единственным другом, до того как стать любовником. И к ним обоим до сих пор, невзирая на обстоятельства, ты испытываешь всё те же самые чувства. Можешь не оправдываться передо мной, Зонтик. Я — последний, кто будет тебя осуждать за дружбу с ними. — От… откуда ты обо всём об этом… ах, да, точно. Ты ответишь мне путанно, из разряда того, что это «магия» такая, не так ли? — Зонтик вздохнул, — ну, может быть, когда-то так и было, но теперь… всё так запуталось. Я уже и не знаю, кто в этой ситуации прав и на чью сторону я в итоге должен встать. Пика? Куро? Де… Деуса? — Зонтик запнулся, произнося настоящее имя Джокера. С тоской он подумал, что уже успел отвыкнуть от него. Прото вёл его сквозь клубы пара и тумана, не раскрывая глаз. Лицо его было спокойным как у буддийского монаха и Зонтик уже раз десять спросил сам у себя: а как он вообще понимает, куда идти с закрытыми глазами? Но спрашивать он об этом не решался, знал ведь прекрасно, что ему всё равно ничего не объяснят. — Я не могу дать тебе тех решений, что ты ищешь, Зонтик. Как бы я сильно ни был должен тебе в прошлом, и как бы лояльно к тебе не относился. Как бы мне ни хотелось тебе помочь. Однако я скажу вот что: не торопи события. Всему своё время и твоё время делать тот самый выбор, о котором ты говоришь, ещё не настало. — Но оно настанет рано или поздно, да? Хааах… зачем я вообще во всё это влез? Прото оживился, стоило только Зонтику произнести эти слова. Кажется, эта тема его искренне заинтересовала в отличие от предыдущей. — Но до момента, как ты угодил в ловушку первосвященника и до того, как узнал, что случилось с Деусом Эксгардом, кем он в итоге стал, тебе ведь жилось хорошо? Боль — это расплата за твоё счастье. Если ты хоть раз познал радость, то неизменно познаёшь и горе. Всё в этом мире стремится к равновесию. Просто нам всем казалось, что путь тех, кто отринул и любовь и ненависть не подходит для тебя. Вот Габриэль, твой Габриэль, когда-то давно и предложил тебе выбор. Спасти будущего Красного Джокера или нет. Мы оказались неправы в своих суждениях? «Мы?» Габриэль тут со своими искажениями коллективно решение принимал что ли?» — Нет… наверное, правы. Если бы я снова нашёл Деуса у той реки, как и тогда, я не смог бы даже зная, чем всё в итоге обернётся, бросить его умирать. Я всё равно помог бы ему. Скажи мне, Прото, ты говоришь о «пути боли и счастья», на котором люди мечутся от одного до другого, а какой путь выбрал Габриэль? Чем он был занят все эти года, если тут нет ни единого жителя? Если он не создал своей страны внутри всего этого облака? Золотые серьги в ушах Прото дрогнули. Он дёрнулся в сторону. На мгновение маска вежливого безразличия на его лице треснула, но мгновение это было кратко. — Я… думаю это и так понятно, Зонтик. Он «выбрал не выбирать» и навеки застрял в состоянии между и тем и другим. Без друзей, без отношений, без семьи, без подданных, без государства. Один, совершенно один. В отличие от нас, всех его предыдущих воплощений. Но так было надо. Сердце Зонтика упало, когда они подошли к краю затянутой туманом области. Просвет впереди мерцал всё ярче с каждым пройденным шагом и шестой почувствовал, что его время в этом мире, иллюзорном и хрупком, обманчиво красочном подошло к концу. Их путешествие завершилось, искажение почти вывело его наружу. Больше не было пути назад, план Джокера придёт в исполнение, как только он покинет это место. — Надо… для кого? — заторможено спросил Зонтик. Он понял, что с самого начала упустил нечто важное во всём этом разговоре. Когда Прото впервые открыл глаза и посмотрел прямо на него, Зонтик содрогнулся от ужаса. Их выражение было явно не выражением глаз молодого человека. Уставшего и со многим смирившегося взрослого, который был старше его бог знает насколько лет. И на самом деле не факт даже, что вообще… человека. — Для вас всех, Зонтик. Так надо было для вас всех. Лёгкий толчок поколебал его равновесие, и Зонтик оказался по ту сторону Габрона.***
— Зонтик! Тебя так долго не было, я уже начал волноваться, — Джокер налетел на него с объятиями в тот самый миг, когда Зонтик очутился в его поле зрения. Зонтик огляделся по сторонам. Он, Пик и Джокер находились в каком-то странном техническом сооружении. Не то тоннеле, не то длинной проходной комнате. Выглядела она, испещрённая датчиками, моргающими на стенах и проводами футуристично и оттого почему-то пугающе. Зонтик невольно поёжился и вопросительно посмотрел на Джокера не выпускающего его из своей хватки. — Где вся армия, которая шла перед Пиком? — спросил он. — В Варуленде. По плану они должны быть там, а мы — здесь. — «Здесь», это где? — В замке твоего короля, Зонтик. Точнее, в тайной лаборатории под ним, о которой я узнал, благодаря памяти нашего дорогого Императора, — Джокер отвесил шутливый поклон в сторону подпирающего стену Пика, который был мрачнее тучи, — хах, да, если что я и понял за всю свою недолгую жизнь, так это то, что скрытные сволочи вроде них обожают рыть у себя под ногами норы и хранить в них все свои секреты. Джокер отстранился от Зонтика и, махнув рукой, приказал им обоим следовать за собой. Вперёд, невзирая на множество запутанных развилок и дверей, шёл Джокер вполне уверенно. Во дворце трефового короля, здесь под землёй, было очень тихо, однако, по мере их продвижения вглубь механический гул вокруг нарастал, а серые стены сменялись сочленением проводов и металла. — Н… но ты же хочешь убить правителей и исправить линию времени одновременно, так ведь? Как мы всего лишь втроём сможем всего этого добиться? — продолжал допрашивать его Зонтик. Его перетряхивало от волнения и максимум того, что он пока мог — попытаться вникнуть в ситуацию, чтобы потом постараться её как-нибудь изменить. Джокер улыбнулся ему, вполне благосклонно и начал объяснять: — Ну, «исправление линии времени» это не о том, чтобы «делать всё идеально», а о том, что лишь бы «ногу в щель просунуть», понимаешь, о чём я? Если нога оказывается между дверью и косяком, то дверь, приложив усилия, можно открыть. Так же и тут. Мы едва сможем проскочить, выполнив и то и другое условия, но не переживай, Зонтик! Я же вижу будущее, так что в обиду тебя точно не дам. О! И мы пришли, да. Достаньте-ка оба оружие, — Джокер резко замер у одной из ничем не примечательных стальных дверей, чуть не въехав в неё на ходу носом, и помахал из стороны в сторону рукой. Затем он потянулся к портупее на поясе и снял с неё катану. Зонтик и Пик последовали его примеру. — Что за ней? — впервые подал голос Пик. Он смотрел на дверь пристально, не отводя взгляда. Однако непонятно было, о чём он думает из-за непроницаемого выражения, застывшего на его лице. — О, смотри, мозг себе от усердия не вывихни… да, это то, о чём ты подумал, — процедил Джокер, набирая на выехавшей из стены панели очень длинный и сложный код. Когда металлические створки разошлись в стороны, свет резанул Зонтика по глазам, и он непроизвольно дёрнулся, налетев спиной на Пика. Тот молча схватил его за плечи и удержал на месте, не давая больше ступить ни шагу в сторону. Алые глаза Пикового Короля пристально смотрели в помещение, куда-то мимо и Зонтика, и Джокера. Хоть он и задал ранее вопрос, из них троих, кажется, один только Зонтик не был в курсе о том, что это за место. Из-под открывшегося помещения потянуло холодом и мерзким больничным духом.Не то марганцовкой, которую использовали при обеззараживании, не то спиртом. Впереди оказалась лаборатория, сверху донизу забитая стендами, на каждом из которых на штифтах удерживался робот в человеческий рост размером. Все они отдалённо напоминали жителей Курограда, с той лишь разницей, что у обычных людей не могло быть таких острых акульих зубов или хромированной кожи с заклёпками по всему телу. Как и пушек, встроенных в руки и глазницы. Пока они пересекали это безмолвное царство, полное металлических остовов и торчащих из коробок конечностей, оплетённых проводами, Зонтик по привычке держался рядом с Джокером. Тот спустя какое-то время даже взял его за руку, когда обернулся и увидел, что он дрожит. Император же молча замыкал процессию. Когда они вышли к небольшому пьедесталу в конце залы, там под стеклянным колпаком, оплетённый кучей проводов, обнаружился второй генератор. Свет в его смотровом окошке всё ещё горел. Видимо, Куромаку остался последним клоном наравне с Вару, из тех, кто не израсходовал энергию своей машины. — Что это за штуки? — спросил Зонтик. — А на что похожи? Эти роботы — орудия войны, так что… к вопросу о том, что «твой король не так безвинен», да. Их создание — его рук дело. И если бы мы попали сюда на два дня позже, как он и планировал, эти крошки встретили бы нас уже во всеоружии, — и вновь Джокер завозился с панелью и кодами, но теперь уже от колпака генератора, — кстати, как только мы разберёмся с ними, нам нужно будет бежать наверх замка, разбираться и со второй нашей проблемой, так что вы бы хоть подготовились, а то с минуты на минуту… Как только Джокер выдернул генератор из его гнезда, глаза роботов синхронно вспыхнули алым, свет в комнате потух, а воздух разорвал вой сигнализации. — … начнётся настоящее веселье! — закончил фразу он, когда машины обнажив свои острые клыки скопом кинулись на них.***
— Это… нет, это просто противоречит всем законам логики, — Куромаку уже двадцатую минуту присматривался к помехам на экране, всё ещё не в силах поверить в происходящее. Он сидел в операторской замка, шокировано пялясь на те мониторы, которые выводили на стену изображение из леса Восьми и на возникшее там Сердце Мира. — Габриэль говорил мне, что он не будет вмешиваться в войну, что он… что я не учёл? Неужели Джокер тоже контролировал его всё это время? Зачем он тогда помогал нам я не… — Куромаку дрожащими пальцами сдавливал виски. За ним замерли солдаты и управляющий аппарат замка. Некоторые из них так же неотрывно сверлили взглядом картинки с камер, некоторые глядели на своего правителя, слабо представляя, что вообще можно сделать в данной ситуации. Таким Куромаку они все видели впервые — потерянным и неспособным придумать выход из сложившейся ситуации. Все они прекрасно понимали, что противопоставить магии перемещения им нечего и что максимум, чем они могли помочь своим войскам в Варуленде, они сделали ещё те самые злополучные двадцать минут назад, когда предупредили оперативный штаб о готовящемся нападении, пока связь с зелёной страной не оборвалась с концами. Армию Императора ждали в Варуленде только через два дня, но она прибыла уже сегодня. Пробиваясь сквозь толпу застывших в ступоре курай, вперёд выбился Курон, он положил руку на плечо своему королю и взяв того за одну из ладоней, помог ему встать из-за стола. — Товарищ Куромаку, нам надо… — Курон не успел договорить, потому, что внезапно заморгав в помещении, потухли лампы. А после комнату залило зловещим красным светом авариек. Все экраны разом пошли помехами. Раздался низкий вой сирены, и гул взрывов эхом прошёлся по зданию. Бам, бам, бух! Замок тряхнуло так сильно, что и Курон и Куромаку едва устояли на ногах, как и другие курай, а с потолка посыпались кирпичи и известь. Со стороны потянуло смогом и гарью. Куромаку перехватил ладонь Курона и закричал, стараясь перебить вой сирены: — Уводи всех отсюда, живо! Эвакуационные пути идут вдоль запасного выхода, бегите туда, сегодня вы единственный персонал, что был в замке. — А как же вы? — Курон трефового короля, показывая жестом людям направление. И толпа курай и их предводитель высыпали в коридор одновременно, однако Куромаку рванул в совершенно противоположную сторону. — Я пойду за Феликсом, он должен быть наверху. Сейчас Куромаку было плевать вообще на всё светлое и рациональное, генератор, замок, план, люди… Феликс, главное — найти Феликса. И потому Куромаку сорвался в сторону лестницы так быстро, как только мог. Он толком не осознавал ещё происходящего, копоть и гарь, вздымающиеся клубы огня, звенящие в проёмах окна… но одно Куромаку понимал чётко — раз армия Пика попала в Варуленд, то, значит, и Красный Джокер пришёл по их души в Куроград. Зачем только Джокеру нужно посылать всю военную мощь Империи в Варуленд, как не для того, чтобы пробить себе путь сюда? Если изначально он мог просто перенестись в замок и тихо и без лишних свидетелей убить Куромаку, как и всех остальных правителей во сне? Куромаку ничего не понимал. Ничего. Логика этого существа пугала его, а всё потому, что она не поддавалась никаким законам и правилам. Чистый хаос, напрочь лишённый тактики, не опирающийся ни на стратегию, ни на чётко выстроенные планы. Куромаку был изначально неправ, в корне неправ во всей этой ситуации — он допустил даже не один, а целых два фатальных просчёта, потому что позволил себе расклеиться, стать добрее, мягкотелее и «поверить людям», как его однажды и попросил об этом Феликс. Первое — он не учёл, что в военных действиях противник может задействовать магию, отличную от магии разума. И второе — он до последнего верил, что Габриэль, как и Данте будет на их стороне. Габриэль пообещал ему не вмешиваться во всё это, однако Габриэль их предал.***
Куромаку не знал, что помимо Феликса и Красного Джокера с его «отрядом» в замке также находились и оставшиеся старшие карты колоды. Вару, Данте и Ромео были на одной из широких мансард пятого этажа, когда тайные лаборатории замка взорвались и полыхнули пламенем. Вару выронил из рук сигарету, а Ромео напряжённо выхватил скьявону из ножен. — Что чёрт возьми, только что… — начал он, но его остановил тихий шёпот Данте. — И вот этот день настал. Последний час презрения, конец Карточного Мира, — багряные глаза Данте, обращённые к балкону, расположенному над ними на пол-этажа выше были спокойны. Он будто чего-то ждал. — Блять, какого хуя тут происходит? И нехер темнить на этот раз, как и на собрании! Сейчас мы дадим по съёбам, а потом ты подробно нам расскажешь, что обо всём, о чём знаешь! — Вару со всей силы пихнул его в спину, но Данте и не подумал сдвинуться с места. Ромео, которого буквально пробивало на дрожь от нервов, тоже вцепился в его рукав и потянул к выходу, но и это не возымело никакого эффекта. — Ни вы, ни я никуда не пойдём. Нам нужно дождаться его. И Куромаку. Они оба скоро будут здесь, — ответил Данте. Стоило ему только договорить эти слова, как из прохода аварийной лестницы, тотчас же вывалился Куромаку, впустив на террасу клубы пепла и дыма. Он по инерции сделал пару шагов в сторону, и Ромео едва успел ухватить его за плечо. Он рвано закашлялся и точно бы упал, если бы не помощь со стороны. — Что вы все здесь делаете? И Феликс, он… — сбивчивую речь Куромаку прервал хлопок дверей на балконе. Он был такой силы, что стёкла из рамок вылетели и звеня осыпались на пол. Правители Карточного Мира замерли, впервые за долгие года столкнувшись почти полным составом вместе. Сверху вниз на трёх королей и валета смотрели джокер, валет и король.***
— А вот и «главные злодеи истории»! Ну как, эффектное же у нас получилось появление, не так ли? — Красный Джокер вскинул руки к небу и залился истерическим хохотом. За его спиной, будто бы в дешёвом боевике раздался взрыв, словно подыгрывая его словам. Клоны внизу кинулись было к нему, но Джокер тут же щёлкнул пальцами и все они рухнули на колени, опутанные по рукам и ногам лазурными нитями. — Не-не-не-не, так не пойдёт! Я что, вашу мать, зря старался и готовил речь, чтобы вы так быстро откинулись? И уф… боже как же вас, идиотов всех легко контролировать, когда вы все испытываете ко мне лишь одну эмоцию, — Джокер улыбался широко и неестественно, не в пример двум мрачным фигурам, застывшим позади него. Пиковый Король был в полном обмундировании, тёмно-фиолетовые доспехи отражали всполохи медленно лижущего здание пламени. А его золотая искусственная рука сжимала замену тому самому знаменитому ключу, что он отдал Эмме — длинной катане. Зонтик стоял ближе к Джокеру и по другую руку от него. На нём тоже были латы, но в отличие от Пика, бело-серебряных цветов. Они закрывали почти всё его тело сплошняком, только лишь шея и голова оставались открыты. За его спиной, где на ремне была закреплена алебарда, развевался длинный, обгоревший по краям плащ. — Ну господа, с чего бы мне начать? А, знаю! Сперва выбросим на сцену всех слушателей. Зонтик, будь добр, — Джокер кивнул ему и тот скрылся в помещении на пару мгновений. Вышел он обратно на балкон уже с отчаянно сопротивляющимся Феликсом и без лишних церемоний толкнул его на пол. Его ждала та же самая участь, что и всех остальных правителей и он неподвижно застыл, скованный нитями у ног Джокера. — Феликс! — Куромаку попытался подняться, но тщетно. Магия держала его крепко. А Джокер никак не мог перестать истерически смеяться. — Господи-боже, вот он — великий серый король, который никого так и не смог спасти. И который даже и не подумал на то, что его могут кинуть в последний же момент свои же. Хахахах, такой же жалкий, как и всё. Ну, начнём же наше заседание, — глаза Джокера, абсолютно безумные полыхали, полнясь магической энергией. Металлическое нечто с грохотом упало на землю прямо перед Куромаку. Это была оторванная серебряная голова робота с искрящими разрядами проводами. — Может объяснишь всем своим драгоценным «друзьям», что это такое? — улыбнулся Джокер. Куромаку впервые за всю свою жизнь не мог выговорить ни единого слова и отнюдь не потому, что магия мешала ему. Происходящее в это самое мгновение, в эту самую минуту, казалось, ему сном. Дурным и несбыточным. И шум огня и голос Джокера, и его план, который рухнул в самом своём зачатке. Куромаку отчаянно не смел верить в то, что его — самого умного клона только что обставил сущий безумец, да ещё и так играючи просто! Джокер тем временем скривился, глядя на его лицо. Очевидно, что серый король был в шоке и едва ли стал бы сейчас хоть что-то говорить. — Молчишь, да? Все вы молчите, когда дело доходит до ваших тёмных делишек и грехов, ну что же, раз ты не хочешь, тогда расскажу я. Голос Джокера перелился помехами и точно электрической дугой сверкнул между разумами всех собравшихся. Теперь, несмотря на грохот рушащегося замка и треск пламени, пожирающего всё вокруг, его было прекрасно слышно. — Все вы считали его своей основной угрозой, — Джокер махнул рукой на Императора сверлящего его полными ненависти глазами, — однако упускали из виду того, кто был не менее опасен и всё это время находился рядом с вами, — он сделал паузу и обвёл взглядом всех собравшихся. Кажется, Джокер искренне наслаждался шоу. — Серый король Куромаку. Человек, мечтавший объединить все королевства под одним единым знаменем, даже если знамя это будет запятнано чужой кровью. И, видите ли, дорогие обвиняемые — вот какое дело, я могу видеть будущее, и в половине всех возможных временных линий, мир умирал именно из-за него. Из-за вот этих вот машин смерти, которых он создал и разрушений, что они сеяли. Знаете, как они работают? Они распознают «своих» и «чужих», и чужих ясное дело, убивают. А теперь догадайтесь с трёх раз, кто был в списке «своих»? Правильно. Только он и его маленькие поданные. И поверьте, жителей Фелиции и Вероны за «своих подданных» он никогда не считал. Куромаку вздрогнул, когда все присутствующие повернули к нему головы. В глазах каждого из них читался шок и недоверие. И, пожалуй, только Феликс смотрел на него не шокировано, а грустно и… понимающе? Куромаку, почти задыхаясь от нахлынувшего на него липкого ощущения страха, начал оправдываться: — Это было очень давно! Ещё до того, как я не понял, что сотрудничество в нашем мире будет выгоднее, чем силовой метод решения разногласий. Я никогда не использовал своих роботов. Ради Феликса, ради нас всех, я отказался от проекта «Сфинкс», от всех своих планов! Джокер, зашипев, точно демон на одной высокой жуткой ноте, впился в мраморные перила руками и чуть ли не спрыгнул с балкона навстречу серому королю. Свой гнев он едва сдержал в самый последний момент. — «Ради Феликса»? «Ради них всех»?! Да не смеши ты меня! Ни от чего ты не отказывался! Ты не стал использовать своих роботов только потому, что я мешал тебе раз за разом. Потому, что я сделал разработку этой машины судного дня невозможной и заставил тебя опустить руки из-за стольких неудач. И даже так — ты попросил бубновую даму запустить их, недоделанных. Нет, никогда в жизни я не поверю, что такой, как ты, тот, кто в любой из временных линий предавал своих же раз за разом, хладнокровно бросал их на произвол судьбы, изменился ради какой-то там «любви». Что бы ты ни говорил, серый король — из них всех ты первый наравне с Императором, кто заслуживает смерти. Опустилось гробовое молчание, но длилось оно недолго. Когда Джокер вновь заговорил, голос его звучал надрывно и страдающе. — Как же вы меня уже достали. Я просто хочу, чтобы вы все, наконец, сдохли! Однако… я не палач и не убиваю ради развлечения. Всё это — вынужденная мера и вы должны знать, за какие грехи я лишу вас жизни. Я покажу вам, то, самое худшее будущее в которое вы так стремились привести этот мир. Лицо Джокера искривилось от боли, когда он достал второй генератор из-за пазухи и магия искрами затанцевала вокруг него. Его руки засияли, он поднял машину над головой. — Вы, конечно, старались противостоять мне. Даже смогли собраться и преодолеть все свои разногласия, разработать план. Но, честно? — его глаза вспыхнули лазурью, и грусть в них сменилась искрящим безумием, — у вас никогда не было и шанса, ведь всё, что будет сегодня… я уже видел.