«Иллюзии, сны, миражи — всего лишь синонимы лжи. Лишь тот, в ком струна правды дрожит по-настоящему жив. Нет света в потёмках души, и ни шагу ни вглубь и ни вширь. Без паденья на дно не совершит тот, кто против истины погрешил» — Орфей & Эвридика, «Иллюзии, сны, миражи»
По прошествии стольких лет Зонтик с трудом мог сказать, когда судьба свела его с Деусом Эксгардом; что в будущем стал известен всем как Хранитель Карточного Мира. Однако, он на всю оставшуюся жизнь запомнил тот день, когда Деус оставил его и ушёл из Зонтопии. Двадцать шестого ноября, сто сорок третьего года от начала создания всеобщего летоисчисления. Это был переломный момент истории, изменивший не только предначертанное Зонтику лично, но и всей их реальности заодно.***
Деус уходил, не предупредив его, уже не в первый раз, но в то утро Зонтик едва уговорил себя не переживать понапрасну. У королевского двора вечно роилась какая-то невероятная тьма тех, кто у кого на Зонтика были свои виды и Деус, стиснув зубы от злости, не оставлял попыток выбить из них хоть какие-то крохи информации. Всякий раз он относительно быстро возвращался ни с чем. Заказчика исполнители не выдавали. В этот же раз прошло полдня, день, два… а от Деуса всё не было никаких вестей. И Зонтик мог бы, конечно, предположить, что тот всё ещё был занят делами, вмешательства в которые Зонтику он бы не простил («Слишком опасно, Зонтик, слишком! Я разберусь сам»); но всё же, какие бы это ни были дела — они тревожно затянулись. Поэтому Зонтик и начал вопреки возможному протесту со стороны Деуса искать его, правда, поиски эти толком ничего не дали. Ни в замке, ни на призамковой территории, ни в «среднем городе» ни даже в трущобах Деуса не оказалось. Единственные, кто смог пролить свет на его исчезновение, были стражники на главных воротах, но и они затруднялись сказать что-то конкретное. Солдаты видели имперца, вышедшего за внешние стены, но вот момент, когда он возвратился обратно, они так и не застали. Деус ушёл из Зонтопии, но куда и зачем — это оставалось загадкой. Зонтик сходил с ума от переживаний. Раз за разом пытался анализировать произошедшее и раз за разом так ни к чему и не приходил. Он и не знал, на что первым делом думать. Может исчезновение Деуса вовсе и не было связано с его работой? Может, ему просто наскучило в Зонтопии? Может, Зонтика он разлюбил и сбежал от него подальше, пока тот этого не заметил? Или же некая угроза вынудила его уйти? Может, Деус знал чего-то, чего не знал сам Зонтик? Участившиеся визиты его соотечественников в Зонтопию поколебали его уверенность в том, что тут можно было и дальше оставаться? Или же… Зонтик попытался аккуратно расспросить об этом первосвященника. Задал ему пару вопросов: не слышал ли тот о каких-нибудь волнениях в обществе? Или о тех, кто особенно активно проявлял себя в последнее время в политике? И под конец о главном: не знал ли Алебард о том, куда делся Деус? Но на весь этот бессвязный поток сознания Алебард лишь отрицательно покачал головой. Он явно был удивлён тому, что Деус исчез, но сожалений по этому поводу точно не испытывал. «Скатертью дорожка. Наверняка он сбежал, бросив все свои обязанности по какой-нибудь надуманной причине. Но это ничего, я найду вам охрану получше. Из числа преданных своему делу зонтийцев, которые точно не опустятся до того, чтобы пропасть невесть куда, оставив своего хозяина в опасности. Только подождите немного, я лично проведу отбор» Раз уж сам «серый кардинал Зонтопии» не был в курсе происходящего, значит, дело и правда приняло скверный оборот. Зонтик вымученно улыбнулся, на душе у него скреблись кошки. Разговоры о «долге» и об «обязательствах» которыми он, помимо всего прочего, был связан с Деусом, интересовали его сейчас меньше всего. Ах, если бы только Алебард знал, что происходило между создателем синей страны и его телохранителем всё это время. В таком случае он точно бы не позволил себе так откровенно радоваться у Зонтика на глазах.***
Примерно в то же время как Деус покинул Зонтопию, в ней в кои-то веки начали происходить перемены. Назрел производственный скачок, а за ним и новая веха культурно — исторического развития. Увеличилось количество мануфактур, появились первые крупные заводы. В связи с чем приходилось обновлять уйму всего. Законы, указы, инструменты государственного регулирования рынка и прочее, прочее, прочее… На Зонтика навалилось невероятное количество работы. У него уже не получалось отсидеться в углу, как он делал это прежде. И отчего-то именно в этот самый момент Алебард посчитал, что ему пора «выйти из тени» и начать править своей страной лично. «Вы долго и терпеливо ждали этого дня, Ваше Величество. Подготовка окончена. Можете больше не опасаться их, люди вас примут» После нескольких недель бессонных ночей, увенчавшихся в итоге этой самой «радостной новостью» Зонтик едва смог шокировано кивнуть в ответ и добраться до своей комнаты. Он толком не помнил, о чём он тогда думал, ноги слабо его держали и Зонтик, закрыв дверь и сделав пару шагов в сторону, рухнул на старое кресло, согнав с него облако пыли. Взгляд его непроизвольно опустился к лазурной нити, что горела во тьме сквозь рукав сутаны. От неё коже передавалась слабая пульсация, будто бы от тиканья механических часов. Зонтик тихо вздохнул и потёр запястье. С недавних пор этот незамысловатый жест начал его успокаивать. Он знал благодаря их магической связи, что Деус был жив, здоров и что с ним всё в порядке. Одно только это не давало ему впасть в откровенную истерику. Однако, наличие нити меж тем, не давало никаких ответов. В гудящей голове Зонтика роились мысли одна другой страшнее. Ему однозначно не нравилось то, что сейчас происходило с его жизнью. По сравнению со ста сорока годами относительного затишья, правя очередные документы, в тысячный раз выслушивая от первосвященника и министров их предложения, Зонтик каждый божий день думал не о том, как же он рад за Зонтопию, а о том, как же его от всего этого уже тошнит. Прежде он никогда бы и не подумал, что со своим спокойным темпераментом может так откровенно на что-то злиться. Зонтик разрывался между велением долга и зовом сердца, между желанием всё бросить и отправиться на поиски Деуса и рациональной мыслью о том, что у него есть определённые «обязанности». В итоге же он стал ненавидеть саму идею о том, что ему рано или поздно придётся править страной открыто. И если уж говорить начистоту: а был ли вообще смысл в его «восхождении на престол»? Больно ли он был нужен своим подданным?Больно ли он был нужен Алебарду или министрам, которые и так прекрасно справлялись со своей работой? Ответ был сух и жесток в своей простоте: нет, на самом деле никому из них вмешательство в их личные жизни, в судьбу их страны было уже ни к чему. Со своими проблемами зонтийцы могли справиться и сами. Без него. Вот так буквально за два дня до коронации Зонтик и понял — не только он не нужен Зонтопии, но и ему самому она больше не нужна. И пусть в ней впервые за долгие годы и наступила пора процветания; и пусть Алебард говорил, что когда его создатель станет монархом официально — всё станет ещё лучше, сам Зонтик больше не хотел для себя такой «хорошей жизни». Понять в каком же болоте он всё это время гнил, Зонтику помогло появление Деуса — человека совершенно иной культуры и взглядов. Тот своим присутствием здорово разбавлял застойную атмосферу дворца. После его исчезновения разница между «до» и «после» стала ясна как день. И даже если Деус разлюбил его и всё-таки бросил, оставаться в Зонтопии, опостылевшей ему до смерти, Зонтик всё равно не хотел. Но даже так, решение броситься на поиски для Зонтика означало пойти наперекор самой своей природе. Всему тому, что из себя представляли трефы как масть, а именно — логике. Ведь если бы он покинул страну дождей, какова была вероятность того, что они с Деусом встретились бы вновь? Карточный Мир хоть и был небольшим по меркам мира реального, но и его размеров достаточно для того, чтобы разделить их обоих в подобных поисках навсегда. Однако в этой выходящей из ряда вон ситуации Зонтику было абсолютно наплевать и на логику, и вообще на всё светлое и разумное. Единственное чего он хотел — ещё раз увидеть любимого человека. И неважно как долго ему пришлось бы его искать.***
Зонтик был из числа тех, у кого никогда не получалось сориентироваться вовремя из-за своей чрезмерной осторожности. Из-за которой потом, по прошествии времени он начинал страдать, потому что смалодушничал или принял не то решение, которое ему теперь казалось верным. Но, это не была сугубо его личная проблема. Почти всё человечество умнело «задним числом», а Зонтик, как ни крути, был далёк от аспектов божественного. Вот и в этой ситуации, когда Деус исчез, он винил во всём, конечно же, себя, а не обстоятельства (которые как мы знаем) сыграли в этом главенствующую роль. Корни подобного самообвинения крылись в том, что в их отношениях всё изначально было не так уж гладко. Зонтик в отличие от Деуса практически никогда не говорил ему о том, как сильно ценит и любит его. Не говорил, хотя и ждал подобного человека всю свою жизнь. В своё время Зонтика никто не научил тому, что нужно открыто проявлять свои позитивные эмоции, а самостоятельно он так и не смог освоить эту нехитрую науку. Всё из хорошего у него выходило только как-то случайно. Случайно он мог рассмеяться шутке Деуса, случайно мог улыбнуться, когда тот обнимал его, случайно мог в порыве нежности коснуться его щеки губами. А вот Деус частенько говорил о своих чувствах вслух. Он вообще ни капли не стеснялся — ни Зонтика, ни самого факта их отношений. Он искренне радовался, со стороны это было очень заметно. Но что такого Деус разглядел в трефовом валете особенного? Однажды Зонтик и спросил его об этом напрямую: «Что тебе во мне нравится?» «Всё», — не раздумывая ни секунды ответил Деус, причём с таким серьёзным выражением лица, что не было ни намёка на то, что он пошутил. «Как это всё? Неужели во мне нет ничего, что тебя бы разочаровывало?» — встрепенулся Зонтик. По его мнению, людей сложно было любить целиком, ведь на каждую хорошую черту у них приходилось и по недостатку. «А вот так. Ты же не туша на рынке какая-нибудь, от которой можно ногу или ребро отпилить. С людьми всегда так — они тебе или целиком нравятся, или не нравятся никак», — пожал плечами Деус. Видимо, для него подобная мысль была столь естественной, что он толком и не знал, как объяснить её по-другому. «Ужас у тебя, а не аллегории», — сказал Зонтик смутившись. Деус усмехнулся в ответ, растянув в улыбке бледные губы. «Какие есть. Хотя, на самом деле… насчёт твоего последнего вопроса — есть кое-что, что меня расстраивает. Но это я уже никак увы, не поменяю» «Что?» — Зонтик подался вперёд и во все глаза уставился на него. Сдуру он хотел ещё и ляпнуть: «Что бы это ни было, я исправлюсь!», но вовремя осадил себя и закрыл рот. Куромаку частенько говорил ему: «не смей давать обещаний, которые потом не сможешь выполнить». Но Деусу, кажется, стало неловко оттого, что он вообще дал ход этой теме, поэтому немного помолчав он покачал головой. «Проехали, не хочу ругаться. Да… даже если в этих отношениях люблю только я, не так уж это и важно», — последнюю часть фразы он не произнёс вслух, только лишь о ней подумал, но Зонтик из-за нити всё равно её услышал. Его бросило в жар, а затем — в холод от того, как спокойно Деус размышлял об этом. От того, как смиренно и горько звучали его слова. Зонтик хотел тогда сказать, что всё это неправда, что на самом деле он его любит, хоть и не говорит об этом вслух, но… Но только вот Зонтик был слишком пугливым, слишком боялся выражать свои эмоции, а для признаний подобного рода нужна была недюжинная внутренняя сила. Хоть Деус как-то и сказал, что у Зонтика она есть, но, видимо, её всё же было недостаточно для такого. Как недостаточно было её и для того, чтобы выяснить, что же происходило с Деусом в последние дни перед его исчезновением. Ему было плохо и тяжело, его мучили непонятные Зонтику кошмары, но Зонтик был малодушен практически во всём, что касалось его любовника. Ныне он в этом горько раскаивался. Зонтик быстро отступил, когда на его: «Деус, с тобой точно всё в порядке?» тот ответил утвердительно, хотя и без слов было понятно, что он лжёт. Что-то пожирало Деуса изнутри и изнуряло его, но Зонтик слишком боялся настоять на своём. Боялся задеть его неловким жестом, словом или поступком, хотя в глубине души Деус, наверное, ждал от него действий, ждал хоть чего-нибудь. Ответного отклика, который дал бы ему понять, что Зонтику не всё равно. Но на робость Зонтика, местами перерастающую в откровенную трусость, Деус никогда не срывался. Никогда не ненавидел и не упрекал, как, пожалуй, поступил бы на его месте любой другой человек. Деус мог довольствоваться малым, а ещё — он ценил Зонтика больше, чем, по мнению самого Зонтика, он того заслуживал. Деус смотрел на него глазами полными надежды, ничего не требуя взамен, но с каждым днём что они проводили вместе, в нём словно что-то перегорало всё сильнее и сильнее. Со временем он устанет от меня, — так Зонтик думал. Зонтику было страшно любить людей, потому что общение с ними всегда делало ему больно. А некоторые, кому он пытался предложить свою помощь и дружбу, — Зонтик вспоминал Куромаку, — отталкивали его даже неосознанно. Его пугало до дрожи, что в любых отношениях рано или поздно можно обжечься; потому что привязанности, сопряжённые с радостью, неизменно несли за собой и страдания. За хорошими моментами всегда следовали плохие, а от любви до ненависти в отношенческих координатах был лишь один небольшой шаг. Не понимал Зонтик в сложившейся ситуации только одного — он уже слишком сильно привязался к Деусу, и ему уже было бесполезно бежать от своих чувств. Ведь от них, в отличие от своих подданных, он не мог отгородиться толстыми стенами — любовь не была материальна и проникала сквозь любые возведённые барьеры, даже самые прочные. Привязанность и доверие распустились в душе Зонтика медленно, точно дрожащие в тени других, более ярких чувств цветы, со временем оккупировав почти весь его разум и заглушив глас рассудка. Но до тех самых пор, пока Зонтик не остался один, он даже и не подозревал, насколько тяжело без Деуса ему могло быть в повседневной жизни. Без него стало просто нереально находиться наедине с другими людьми или даже самим собой хотя бы и пару часов. Оказалось, что боязнь общения никуда не делась, просто притупилась из-за того, что со своим стражем Зонтик чувствовал себя в безопасности. С той поры его начало угнетать абсолютно всё. Простой быт в том числе. Взять, к примеру, и сон: Зонтик не мог заранее и подумать, что кровать, на которой прежде спал лишь он один, покажется ему в одночасье слишком большой. Когда они лежали на ней вместе, Деус частенько прижимался к нему, скорее правда, непроизвольно чем специально. Но Зонтик, поначалу не смевший даже и пошевелиться, быстро привык к весу его рук на своей груди и теперь засыпать без них нормально не мог. Абсолютно всё то же самое касалось и уборки, и готовки, и чтения, и прочего, прочего, прочего… даже работы над новыми книгами и особенно правления страной. Всё, что когда-то было для трефового валета важным, теперь потеряло для него всякий смысл, и Зонтик до смерти сожалел, что он так ничего и не сказал Деусу. Что не пересилил себя и не преодолел. Что позволил страхам иррационального захлестнуть его с головой, когда его любовь ещё была рядом с ним. Зонтик сожалел, что, как и в самых худших кошмарах, Деус и правда исчез, оставив его в тени стен, сделавшихся для него в одночасье давящими и чужими.***
От Деуса Зонтику не осталось ничего. Ничего, кроме лазурной нити, изредка поблескивающей на его запястье. Никто не видел её, кроме самых продвинутых магов, и Зонтику подобная интимность временами не давала дышать. Ему было так больно и вместе с тем приятно от осознания того, что это было нечто лишь между ними двумя, скрытое от всего мира. Мера привязанности, которая не исчезла со временем, несмотря на то, как всё обернулось. А вот у Деуса помимо нити было и ещё кое-что, подаренное Зонтиком — зачарованная монета. Один из тех самых старых фальшивых медных зоно́тов, который несколько лет спустя помог Куромаку пройти сквозь Стену. Казалось бы — мелочь, но её Зонтик подарил после первого года, что они провели вместе. «Люди в реальном мире дарят друг другу подарки на годовщины. Эти монеты зачарованы на моей крови и потому в них есть частица моей магии, так что она могла бы быть альтернативой нити на какое-то время, пока мана в ней не пропадёт», — тихо сказал Зонтик, вкладывая в руки Деуса червонец. Тот повертел её в руках. «Вот значит как? В Империи такой традиции нет, так что я ничего не приготовил для тебя, прости. Обязательно найду что-нибудь, как соберусь в город. Но мне вот интересно, как же это так вышло, что в этих монетах заключено волшебство? Если я не ошибаюсь, это…» — Деус потянулся к Зонтику, быстро клюнул его в щеку в знак благодарности и замолк, ожидая объяснений. «Да, ты угадал. Это разновидность магии разума. Но я почти не умею ей пользоваться. Лишь такому простенькому трюку меня научил Пик. Он был необходим, чтобы найти фальшивомонетчиков, а убирать ману из монет после было бы слишком хлопотно. Однако я никогда не буду сознательно использовать магию разума ещё раз, и тебе тоже не советую» «Но почему? Что в этом виде колдовства такого ужасного?» — удивился Деус, заметно напрягшись, но тогда Зонтик не придал его реакции должного внимания. «Если упрощать и выражаться грубо — магия разума «изнашивает» мозг. При длительном её использовании в нём происходят необратимые изменения. Поэтому… я не использую её вовсе. Тот раз был исключением. А монету я отдал тебе потому, что мне хотелось, чтобы у тебя было что-то, что напоминало бы тебе обо мне. Ну… на случай если с нитью что-нибудь случится. В конце концов, ни ты, ни я толком не знаем, как она работает, так что…» — Зонтик замолчал и выразительно посмотрел на Деуса. Тот расплылся в улыбке, тронутый до глубины души. «Ну, тогда я буду её беречь», — сказал он и осторожно обнял трефового валета, тот положил голову к нему на плечо и пробормотал: «Спасибо, Деус. Мне так будет спокойнее» Ни Деус, ни Зонтик не уделили разговору о магии разума особого внимания.***
В ту ночь, когда Зонтик принял окончательное решение оставить синюю страну, перед уходом он долго смотрел на книжные шкафы, занимавшие бо́льшую часть его комнаты. Рукописи ютились на полках, наваливаясь друг на друга и сверху, и снизу и по бокам. Они служили молчаливым мерилом бессонным часам, проведённым Зонтиком за его работой. Раньше, глядя на них, он гордился собой. Гордился тем, что объективно делал что-то полезное для общества, однако сейчас Зонтик уже не был так в этой «объективности» уверен. Он не талант и не мастер. Его никто ничему не учил. Знания Зонтика о литературе базировались на памяти его создателя о школьной программе до девятого класса и том количестве книг, вне списка заданных на лето, что он успел самостоятельно прочесть в перерывах между учёбой. Катастрофически малого количества для того, чтобы писать что-то самому. Он вздохнул, почувствовав, как к горлу подкатывает ком и закрыл взятую наугад рукопись. Лицо его приобрело отрешённое выражение. Ну и зачем он вообще полез в литературу, для чего? По сравнению с по-настоящему талантливыми он — просто бездарность, серая настолько, что ни слога, ни виду его нельзя было отличить от тысяч таких же книг. Его невыразительные поделки с лёгкостью потерялись бы среди работ самоучек и графоманов в реальном мире. Сейчас его читали только потому, что толком и некого больше было читать. На этот счёт Зонтик не обманывался ни секунды. Пока он втискивал в плотно набитый рюкзак вещи, то думал и о том, что всё это глупое баловство оборвётся как нельзя кстати. Никому не нужны были его книги, без них никому не станет хуже. Его работу за него прекрасно выполнят и другие и вообще, давным-давно уже надо было при помощи генератора создать человека с врождённым талантом к писательству. Пускай тот бы радовал народ, разбавляя пыльные талмуды святых писаний светской литературой. Пускай кто-то другой теперь этим занимается, не Зонтик. Для всех выплеснутых в книги откровений, он слишком откровенно заебался. Пальцы Зонтика в последний раз прошлись по корешкам всех его творений и он, накинув на голову глубокий капюшон, прикрыл за собой дверь, даже не потрудившись, как и раньше запереть её на ключ. Его Зонтик оставил лежать на столешнице рядом с запиской. В ней испорченным от столетнего переписывания черновиков почерком было написано лишь пару сухих строк: «Я не Бог, Алебард, и не хочу им быть. Ты же заботился о зонтийском народе всю свою жизнь, и я вижу, как тебе нравится править. Я уступаю трон тебе, теперь он по праву твой. Генератор найдёшь в хранилище, сам знаешь где. Этой стране и тебе он пригодится больше чем мне. Я ухожу искать его, а как найду — поселюсь вдали от любого общества. Я не хочу больше иметь с людьми из Зонтопии ничего общего, а потому прошу — не надо меня искать и пытаться вернуть. Хотя, если… случится что-то действительно серьёзное — дай знать. Только в таком случае я…» Тушь, растёкшаяся по бумаге из опрокинутой в спешке чернильницы вымочила краешек листа, скрыв последние несколько фраз, и не было понятно, что хотел добавить в конце своего письма создатель страны дождей. Но пожалуй… больше это было и неважно.***
Поиски Зонтика были бесплодны. Деус Эксгард, выйдя за границу Зонтопии, будто бы растворился в воздухе, ведь человека с его внешностью (довольно примечательной из-за необычного цвета глаз и волос, надо отметить) больше никто и никогда не видел. Зонтик потратил немало времени, расспрашивая о нём всех встреченных на своём пути людей, но всё это оказалось без толку. Тот период жизни запомнился ему нескончаемым блужданием от одних холодных таверн с замшелыми сырыми матрацами и блохами в половиках, больно кусающихся по ночам, до других. Нищета, мрак и существование впроголодь — едва ли такого он искренне желал, но, вспоминая сытую жизнь в золотой клетке дворца, Зонтик думал о том, что по сравнению с этим его путешествие не было таким уж плохим. Он всегда умел обходиться малым, и его не сильно заботило то, что он питался через раз или бывало, спал на улице. Главное — у него была цель, а ещё, теперь Зонтик был свободен. Ведь он смог вырваться из цепей сковывающих его обязательств. Больше ему не нужно служить людям, которым не было до него совершенно никакого дела. Это делало его тяжёлую жизнь капельку счастливее. Из-за одежды, что носил трефовый валет, его частенько принимали за священника и иногда, развлечения ради, он и правда читал проповеди, когда его об этом просили. За это ему, рассказывающему совсем не о тех сухих истинах, о которых вещали со своих кафедр занудные и высокопарные зонтийские святые отцы, бывало, подкидывали монету или две. Люди любили его слушать потому, что Зонтик говорил не о синем божестве, а о милосердии и понимании, о прощении и братстве. Он говорил о том, что все рождены равными и о том, что все в этом мире имеют право быть счастливыми. Слушая его бедняки украдкой плакали; бабки, ни разу не бывавшие в храмах непроизвольно крестились; а непоседливые дети замирали, заворожённые его глубоким пронзительным голосом. Человеку в истрёпанной одежде, с возбуждённо горящими синими глазами, простой люд внимал больше, чем чистеньким и богатеньким священникам, которых спонсировала официальная зонтийская церковь. Но невзирая на неудачи Зонтик не терял надежды. Покуда нить оставалась на его запястье — он шёл вперёд. Пока Деус был жив, Зонтик точно знал, что рано или поздно он его обязательно найдёт и расспросит обо всём. Что однажды он попросит у Деуса прощения. Но что было бы дальше, после их встречи, Зонтик пока не знал. Сошлись бы они вновь или расстались бы, но теперь уже навсегда? Зонтик не загадывал наперёд. Пусть будет то, что будет.***
Спустя некоторое время, прибыв в очередное селение близ Вероны, Зонтик понял, что его разыскивают. Его преследовали стражи Алебарда, который, видимо, не внял просьбе своего создателя, а потому с тех самых пор ему пришлось продолжать путь скрытно и осторожно. Однако, быть скрытным до конца не вышло; Зонтик не мог не признать, что он уже давно зашёл в своих поисках в тупик, и оттого он решил обратиться за помощью к Куромаку. Эта мысль посетила его примерно через год после того, как Куроград неофициально объединился с Вероной и Фелицией. И хоть Зонтик и знал из-за слухов в народе о том, что случилось с этими двумя странами, его самого произошедшее обошло стороной. Единственное, что он пару раз разговаривал с Николь о магии по видеофону, который забрал с собой, в дорогу. Так они и познакомились. Помогать же Феликсу или Ромео, Зонтику, когда о них вскрылась вся правда, было откровенно некогда. Он отчаянно пытался найти хоть какие-нибудь зацепки, хоть какие-нибудь следы Деуса Эксгарда в большом мире. Да и потом, зная Куро, Зонтик мог сказать наверняка: изъяви он желание помочь, тот всё равно прогнал бы его со словами: «не мешайся, у меня всё под контролем». Да и собственно, что как простой человек, а не правитель он мог предложить? В Курограде о его ситуации с побегом из Зонтопии знать не знали, иначе бы Куромаку уже давным-давно вместо Николь обрывал ему телефон, настоятельно советуя заканчивать «маяться дурью» и «возвратиться на положенное ему место». Видимо, первосвященник скрыл от других клонов сам факт пропажи своего создателя и продолжил править от его имени, хотя он, судя по всему, и знал, что Зонтик связывался время от времени с собратьями и мог опровергнуть всё это в два счёта. Да только вот разубеждать других королей и валетов Зонтику было нерезонно. В итоге, в очередной раз переговорив с Николь насчёт её исследований и услышав от неё о намечающемся торжестве в честь образования альянса из стран, Зонтик решил отправиться в Столицу серых и уже там просить у своего короля помощи.***
Общение Зонтика и Куромаку из-за недавних событий с Вероной и Фелицией почти сошло на нет. Трефовый король не был в курсе ни о его проблемах с Пиком, ни уж тем более о его личной жизни, частью которой успел стать Деус. Говоря о нём — когда об остальных клонах зашла речь, он как-то высказался на эту тему: «Видно, твоим родственникам так же плевать на тебя, как и моим на меня, да?» — тогда Деус тускло улыбался ему и Зонтик не понимал отчего. Но он предполагал, что в нём Деус увидел родственную душу, попавшую в схожие обстоятельства. Хотя сам Зонтик и не считал, что его отношения с другими клонами так же плохи, как и у Деуса с его отцом и матерью. «Ты преувеличиваешь, Деус. Они нормально ко мне относятся» Тогда Деус сощурил лазурные глаза и посмотрел на Зонтика ещё пристальнее, чем прежде. «Ну, в том что ты в это веришь, я не сомневаюсь. Но почему тогда никто из них не знает о том, что тебя не единожды пытались убить? Почему никто из них ни разу не приехал к тебе за прошедшие года? Я ведь живу тут уже довольно долго и так и не видел их ни разу живьём. Только в твоих воспоминаниях. Поправь меня, но, кажется, кроме Императора, никому и не было до тебя дела. Да и ему собственно ты нужен был хер пойми для чего» «Ну когда ты говоришь это таким обречённым тоном, то всё кажется на десять оттенков чернее. Но это не так, ты не…» «С какой стати?» — из воспоминаний Зонтика выдернул голос одного из солдат, стоящих у парадного входа в замок. Ему Зонтик минуту назад сказал, что ему срочно нужно увидеться с Куромаку. «Что?» — в удивлении распахнув глаза переспросил Зонтик. Раньше его без проблем пускали к его королю — достаточно было только вежливо попросить. Однако теперь дело приняло иной оборот. «Чё непонятного? Он спрашивает: с какой это вдруг стати мы должны пускать к Его Величеству всякую челядь?» — опередил курай его коллега-фелицианец, скучающе катающий во рту травинку. Второй стражник вздохнул. «Простите его за грубость, товарищ. Но он прав. Правила есть правила, тем более сегодня. Пройти внутрь могут только те, у кого есть пригласительные, а у вас…» — он окинул Зонтика оценивающим взглядом и от того не укрылось, как несмотря на вежливый тон, скривилось на секунду лицо солдата. «Нет, у меня его нет», — выдохнул с нарастающей тревогой Зонтик. Он ведь предупреждал Николь, что придёт? Если нужны были какие-то документы, почему она не сказала об этом заранее? Забыла или попросту не захотела говорить?.. «Ну тогда ничем не могу помочь. Если дело срочное, то на аудиенцию к одному из заместителей товарища Куромаку вы можете записаться, следуя форме 2-Б-10, она есть в приёмной. Взять её можно её в любой из будних дней с девяти утра до пяти вечера, нужно будет ещё принести паспорт одного из восьми государств, и свидетельство о…» Монотонный поток слов, льющийся изо рта солдата, сносил сознание Зонтика всё дальше. Фокус его внимания сместился и судорожно попытался придумать хоть сколько-нибудь вразумительный предлог для того, чтобы обойти всю эту чёртову бюрократию. Курай из прошлых поколений хоть и не знали, кто он такой, но относились ко всему проще. С ними можно было договориться, а тут… какая же непробиваемая была упрямость. «Пропустите его, он со мной», — раздался позади Зонтика тихий строгий голос. Вся троица разом обернулась и встретилась взглядами с Куроном, облачённым в парадное одеяние. «Здравия желаем, товарищ советник! Но устав…» «Тут особый случай. Этот человек — старый друг товарища Куромаку, а потому товарищ Куромаку сильно расстроится, если не увидит его сегодня. И ещё — впредь не перечьте ему и пропускайте по первому же требованию. Ослушаетесь — и мигом подвергнетесь дисциплинарному взысканию. Всё ясно?» — вскинув голову Курон посмотрел на ошарашенных солдат и когда те убрали от двери оружие, открыл её. «Идёмте, я вас провожу», — обратился он к Зонтику. Когда Курон и его странный спутник скрылись в замке, фелицианец разразился праведным гневом: «Пфе, так это что, министр какой из Зонтопии что ли? Мог бы и сразу представиться, а не скромность из себя корчить!» «Хоть я и не согласен с твоими методами донесения информации людям, но не могу не отметить твою правоту в этом вопросе. Как ни посмотри — в нём не было ничего примечательного, зонтиец как зонтиец. А мы ведь мысли читать не умеем, верно?» — ответил ему коллега. «И не говори. У правителей — свои причуды, а нам, простым смертным за них расплачиваться потом», — с чувством сплюнул на землю фелицианец.***
«Прошу прощения за этот небольшой инцидент. Они тут новенькие вот и не знают, как вы выглядите. Но такого больше не повторится, даю слово», — сказал Зонтику Курон, как только они очутились внутри здания. Зонтик промолчал. Что-то подсказывало ему, что не только солдаты на воротах, но и весь нынешний персонал куроградского замка едва ли знал его в лицо, но своё мнение, как и неприятный осадок, он оставил при себе. У подданных серого короля сегодня был праздник и ему не хотелось портить им настроение. «Ничего, это не страшно. Но может быть мне нужен какой-нибудь пропуск? Чтобы у людей больше не возникало вопросов. Не могу же я весь день тебя или Куро от дел отвлекать, чтобы вы провожали меня по замку. Кстати, насчёт Куромаку — мне нужно срочно с ним встретиться. Это можно как-нибудь устроить?» — спросил Зонтик, следуя за Куроном вдаль по коридору. «Боюсь, не прямо сейчас. Товарищ Куромаку сильно занят, однако я попытаюсь выкроить в его расписании полчаса или час. В конце концов, вы едва ли пришли бы к нему с какой-нибудь ерундой. Да и… вы долго с ним не виделись чего уж там. А пока, я могу предложить вам отдохнуть на банкете. Там можно и поесть, и выпить», — Курон обернулся на Зонтика, который довольно сильно исхудал за последние года и в его взгляде промелькнуло нечто вроде… тревоги? Сострадания? Зонтик точно не разглядел, однако он уловил то, почему помощник Куромаку вообще решился предложить ему всё вышеперечисленное. «Спасибо. Хоть я и не люблю толпы, но… не откажусь, пожалуй», — поразмыслив ответил он. Зонтик ничего не терял в этой ситуации, да и потом — ждать в одиночестве, в одной из гостевых комнат ему было бы слишком тревожно. Накрутил бы ещё себя бог знает до чего. «Вот и славно! Тогда переоденьтесь и можем отправляться. Я конечно, как и мой начальник, не разделяем предубеждений насчёт внешнего вида, однако… боюсь, дорожная одежда мало подходит для официального мероприятия. Вы же знаете этих напыщенных веронских и фелицианских дворян — будут потом за спиной у правителя всякие гадости говорить», — Курон привёл Зонтика к старой гостевой комнате, где всё ещё висели кое-какие из его костюмов, оставшиеся в столичном замке с давних визитов сюда. «И правда. Я пойду, переоденусь. Проводишь меня, когда я буду готов? Сам заблужусь скорее всего», — спросил Курона Зонтик. Тот утвердительно кивнул. Но перед тем как Зонтик закрыл дверь, Курон добавил вот ещё что: «Вы… в вас будто что-то изменилось. Хотя и не пойму толком, что», — голос его звучал задумчиво и вместе с тем несколько удивлённо. Хоть он и не мог чётко сформулировать свою мысль, но ему показалось, что трефовый валет, один из восьми великих правителей, которого он знал всю свою недолгую по сравнению с клонами жизнь, стал выглядеть старше. Но не внешнее, а скорее внутренне. Было видно, что происшествие у замка не расстроило его, скорее привело в замешательство, что уже само по себе было очень необычно. Ведь раньше Его Величество принимал все слова окружающих его людей слишком близко к сердцу. «Изменилось? Пожалуй, это всё из-за него… но, не бери в голову» И в этот самый момент случилось самое странное, что вообще мог лицезреть Курон за всю свою жизнь. Перед тем как скрыться из виду, Его Величество Зонтик посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся.***
Рассказать более чем о десяти последних годах моей жизни, предположительно затронув в первый раз и тему ориентации, а в самом конце — попросить найти Деуса, с которым я, как бы «сюрприз!» — кучу лет встречаюсь, знакомься, блин, Куро, всё никак не находилось времени тебе его представить… ох это просто задачка с пометкой «для профильного класса, сдающего предмет углублённо», а не для такого дикого социофоба, как я, — лихорадочно думал про себя Зонтик вдоль и поперёк исходив периметр стола с закусками в углу тронного зала. Он или остолбенеет от шока, или будет меня упрекать за то, что я «думаю не о своей стране, а о какой-то «отношенческой херне». Точно скажет: «Зонтик я в тебе так разочарован. Ты что, червовый, чтобы лезть во всю эту дребедень?» Эх, как представлю его недовольный тон, аж мурашки по коже, — Зонтик всё пытался придумать начало диалога, с которого он поведал бы обо всех своих злоключениях, но на ум ему ничего не шло. «Ты так скоро дыру в полу проделаешь, если будешь с такой злостью туда-сюда ходить», — внезапно кто-то крепко обнял Зонтика со спины. Тот застыл, вытянувшись по стойке смирно и только секунду спустя до него дошло, что из всех восьми клонов лишь один мог вести себя с ним так легко и непринуждённо. Неуверенная улыбка тронула губы Зонтика. Кого-кого, а вот его на празднике он точно не ожидал увидеть. «Феликс, может быть отпустишь меня, и поздороваемся по-нормальному, лицом к лицу?» — тихо попросил он, легонько похлопав по ладоням червового валета. Те мигом исчезли. Тут же перед взором Зонтика предстал Феликс собственной персоной. «Привет, давненько не виделись», — сказал он. Как и сам Зонтик выглядел Феликс не ахти, но только по несколько иным причинам. Его глаза краснели от недосыпа, а рот кривился так, словно Феликс хотел зевнуть, но изо всех сил себя сдерживал. А ещё он всякий раз вздрагивал, как только со стороны находящихся в помещении чиновников раздавался очередной взрыв хохота. У Зонтика при виде Феликса сердце кровью обливалось. Вид его напомнил ему о Деусе. «Феликс, у тебя всё хорошо?» — тихонечко спросил Зонтик и Феликс встрепенулся так, будто Зонтик только что вывел его из какого-то глубокого транса. «А? Д…да! Конечно, лучше не бывает!» — Феликс мигом состроил типичную «у меня всё в порядке» мину, но Зонтик ею не обманулся. Он ведь несколько лет кряду провёл с Деусом — у того на лице вообще почти всегда была улыбка от уха до уха, но в большинстве случаев она была совершенно нерадостной. Вот и фальшь Феликса стала очевидна Зонтику как день. «Ну, в любом случае! Обо мне беседовать скучно. Как дела у «Зонтийского Божества»? Куро ворчит из-за того, что ты сюда не приезжаешь, вроде бы и беспокоится за тебя даже. Чёрт его в общем разберёт, прямо он об этом не говорил ни разу. Я просто всё думал, чего же ты так долго не показывался. Неужто девушку себе завёл? Наша сугубо мужская компания тебе наскучила?» — сменил тему червовый валет, прежде чем валет иной масти успел у него ещё хоть что-нибудь спросить. Очевидно, что о своём состоянии он говорить не хотел. «Ммм… не совсем. Просто проблем навалилось много, только и всего. В стране дела в гору пошли», — пространно отозвался Зонтик. Говорить о цели своего визита сюда с Феликсом ему было немного неловко — с ним они никогда не были особо близки. Хотя отношения у них и не сказать, что были плохими, нейтрально-положительными скорее. «Понятно», — односложно отозвался Феликс и повернул голову к танцующим парам в центре зала. Следя за ними, он слегка покачивался в такт музыке, так, будто и сам был не прочь потанцевать. Но, Зонтик вдруг заметил, что тот наблюдает за кем-то конкретным в толпе. Зонтик проследил за его взглядом и весь его настрой на непринуждённую беседу мгновенно улетучился. Феликс смотрел на Куромаку, стоящего у трона, в окружении куроградских чиновников. И хоть червовый и трефовый валеты и отдалились друг от друга, Зонтик с уверенностью мог сказать: он всё ещё помнил этот самый взгляд Феликса. Когда-то он так же смотрел в реальном мире на Данте. Как на икону смотрит страждущий. Конечно, Зонтик не хотел делать поспешных выводов, однако, немного пораскинув мозгами, он пришёл к тому, что в ситуации Феликса, лишившегося своего государства было естественно зацепиться за того человека, что проявил к нему хоть каплю внимания. А Куромаку ведь только и делал в последнее время, что носился с червовыми. На мгновение в сердце Зонтика забралось какое-то непонятное противное чувство: не то зависть, не то сожаление. Но он его быстро подавил. Зонтик ведь не маленький ребёнок, которому требовалось постоянное внимание и не Феликс, за которым нужно было следить из-за его болезни, но… почему у него на душе всё равно стало так погано? Почему Куро хорошо относился к кому угодно кроме него? Зонтик ведь всегда пытался помогать своему королю, так чем же именно он заслужил подобную холодность? «Эм… слушай, Феликс, мне немного неловко тебе о таком говорить, но… раз уж вы теперь с Куро заодно и он управляет Фелицией, хотя я и уверен, что ты сам прекрасно это понимаешь, но, ты бы… смотрел критически на те вещи, что он будет тебе предлагать для её улучшения, ладно? Если он вообще соберётся советоваться с тобой. Иногда… его с идеей построить в этом мире утопическое будущее заносит похлеще, чем вас с Ромео. Не воспринимай абсолютно всё его идеи как должное, хорошо?» — Зонтик посмотрел на Феликса очень и очень серьёзно. Тот удивлённо вскинул брови. У него никак не получалось взять в толк, что же ему пытаются ему донести. «Ладно. А к чему ты…» «Да так, ни к чему. Просто на всякий случай» «Извините, что прерываю ваш разговор, но товарищ Куромаку скоро уйдёт отсюда и тогда, вы сможете поговорить с ним глазу на глаз, в кабинете», — Курон возник перед обоими клонами внезапно, разбив воцарившуюся между ними неловкую паузу. Зонтик кивнул ему, а Феликс сказал: «Ладно не буду отвлекать от дел. Рад был тебя повидать, Зонтик, удачи» Зонтик не удержавшись тяжело вздохнул. «Спасибо. И тебе тоже, Феликс»***
Во время разговора, пока Зонтик отчаянно пытался подобрать нужные слова, его король, прикрыв глаза, нервно барабанил пальцами по столешнице. Брови его сошлись над переносицей — это был явный признак того, что Куромаку злился. С самой же первой секунды, как я появился здесь, он хотел, чтобы я ушёл. Вечно он со мной так, — тоскливо подумал Зонтик. Он просто пытался быть вежливым, как и обычно. Но эта самая вежливость и стала в тот день его роковой ошибкой. «Слушай, Куро… у тебя всё в порядке?» — тихо спросил Зонтик, протянув к своему королю ладонь. Куромаку замер на секунду, а потом повысив голос, отчеканил: «Было бы, если бы ты, наконец, сказал, какого чёрта тебе от меня нужно» Зонтик тотчас же отступил, вздрогнув точно от пощёчины. Ну конечно, как он мог забыть о подобном? О характере Куромаку? Ведь не просто так Зонтик, когда в его жизни появился Деус Эксгард, сам перестал первым писать и звонить всем остальным клонам. А всё потому, что никто из них в отличие от Деуса не воспринимал его всерьёз, не ценил его таким какой он есть. Даже Пик и Куро — самые близкие ему клоны всегда смотрели на Зонтика только через призму того, кем он мог бы стать, а не того, кем он был сейчас. Тогда, сгоряча, поддавшись влиянию стресса, что копился в нём всё время его странствия, Зонтик принял крайне опрометчивое решение и отказался от идеи просить у Куромаку помощи. Он осознал, что, если бы он захотел рассказать серому королю о том, почему он бросил свою страну — тот его просто не понял бы. Ведь Куро всегда был далёк от любых проявлений эмоций и «любовь» никогда не была для него весомым аргументом. Более того — скорее всего, Куромаку встал бы на сторону Алебарда и попытался заставить своего Зонтика вернуться обратно в Зонтопию. Да и потом… наверное, было эгоистично нагружать Куромаку ещё больше прежнего? Тот ведь и так работал и за Ромео, и Феликса; ему точно нужен был перерыв, а никак уж не новые свалившиеся на голову непонятные беспокойства. «Слушай, я не то имел в виду…» — начал оправдываться серый король, но второй треф его уже толком не слушал. Зонтик улыбнулся, схоже с тем, как бывало, улыбался ему Деус. Невесело, но, пожалуй, понимающе. Он не держал на Куромаку зла за всё это. С людьми всегда так — они тебе или полностью нравятся, или не нравятся никак, — вспомнилось отчего-то Зонтику. Да уж, частенько же в последнее время он вспоминал Деуса Эксгарда. Пожалуй, где-то в глубине души ему было и больно, и грустно, но… Куро как своего старшего брата — абсолютно неэмпатичного, холодного и безразличного к окружающим Зонтик принимал таким, какой он есть. Он любил его во что бы то ни стало. И как там сам Куромаку сказал ему однажды? «Ты слишком добр к людям, Зонтик, и когда-нибудь это выйдет тебе боком?» Здесь и сейчас это и сработало на все сто процентов. «Ничего. Это ты прости меня, Куро. У меня и впрямь нет ничего срочного, а тебе нужно отдохнуть. Я пойду», — сказал бывший правитель Зонтопии и развернувшись прошествовал к двери. Кажется, после этих самых слов Куромаку здорово озадачил зонтиков невозмутимый вид. Но неужели он ожидал от него слёз? Зонтик перестал плакать по малейшему поводу уже очень и очень давно и если Куромаку до сих пор видел в нём того шестнадцатилетнего ребёнка, которого он когда-то вывел из мрака мёртвого города за руку, то он сильно ошибался. Но даже если Зонтик и был обижен, если и принял решение ничем не делиться, ему всё равно не хотелось, чтобы Куромаку потом корил себя, когда он найдя Деуса и, следуя своему плану, прекратит выходить с ним и остальными клонами на связь. «И.… если, несмотря на твои старания, всё пойдет наперекосяк… если случится что-то действительно плохое, ты главное знай — это не твоя вина, ладно?» — это последнее, что сказал Зонтик Куромаку, прежде чем покинуть его комнату.***
Выбравшись из замка на свежий воздух, Зонтик поёжился от холода и посмотрел на серое небо, чувствуя приближение панической атаки. Он дрожал. Сердце его учащённо билось в груди, но на всё это у него не было времени. Нужно идти вперёд. Нужно разбираться с последствиями и платить цену за своё малодушие. Ах если бы только я был откровенен с Деусом, ничего этого не случилось бы. Господи! Лишь бы у него всё было в порядке, — подумал Зонтик, отвернувшись от высящегося над ним серокаменного дворца. Однако не успел он пройти и десятка шагов, как вдруг его резко схватили за руку и потянули куда-то в сторону. Мгновение спустя Зонтик оказался у низкой технической пристройки и смог, наконец, разглядеть того человека, что его за собою тащил. Это был житель синей страны, едва ли выглядящий лучше, чем сам Зонтик. «Вам что-то от меня…» — немного нервно начал Зонтик, как вдруг его бывший подданный рухнул перед ним на колени и вцепился в полы его чёрного плаща. «Ваше Величество, вы должны вернуться домой!» Горло Зонтика сдавило удушье. Он ощутил себя так, словно кто-то столкнул его, не умеющего плавать в ледяную воду. Тревога захлестнула его, и Зонтик держался на последних крупицах мужества, что в нём остались. «Вы не за того меня…» — он попытался отцепить впившиеся мёртвой хваткой пальцы, но те не поддались. Когда зонтиец вскинул лицо, по его щекам потекли слёзы. «Нет, вы не понимаете! Только вы можете нам помочь! Солдаты Пикового Короля сейчас в Зонтопии» Синие глаза Зонтика распахнулись в немом шоке. Он не мог подобрать ни слова в сложившейся ситуации. Как? Когда? Этого просто не может быть! Пик не стал бы нарушать суверенитет другой страны, да и на границах об этом уже давно бы говорили, — о том, откуда дрожащий у его ног человек мог знать про то, что именно он — правитель Зонтопии, как и о происходящем в стране за много километров от неё, Зонтик не подумал. Он был слишком расстроен разговором со своим королём, а теперь напуган и этой внезапной вестью. В отличие от Деуса и Куромаку он плохо соображал в стрессовых ситуациях. Куромаку, Куромаку… точно! — вдруг осенило его. «Хорошо, я вернусь, только сперва мне нужно рассказать об этом Куромаку, он нам поможе…» «Нет! Нельзя!» — житель Зонтопии проворно схватил Зонтика за руки и заставил посмотреть на себя. «Не только меня, но и остальных Император послал на ваши поиски. Каждому из нас он отдал такое кольцо. Наденьте его, и вас перенесёт в замок — он пожелал, чтобы вы не тратили время на дорогу в нынешней ситуации. И… если об этом узнает хоть кто-то посторонний — он сказал, что люди в нашей стране пострадают. Все мы теперь — его заложники» Зонтик всё ещё не мог поверить в сказанное. Пик? Чтобы Пик, да и сделал такое? Это звучало как какая-то дрянная шутка, но зонтиец выглядел таким перепуганным и отчаявшимся, что Зонтик понял — из-за Пика или без него, в Зонтопии действительно что-то произошло. «Как… предусмотрительно. Что ж, кажется, у меня и правда нет иного выхода, да?» — выдохнул Зонтик и принял из рук своего бывшего подданного украшение. Пусть он и не хотел разбираться со всем этим, но он был обязан. Он пообещал Алебарду, что поможет, если произойдёт «нечто серьёзное», однако кто же мог подумать, что произойдёт оно настолько скоро? Зонтик улыбнулся зонтийцу и надел на указательный палец тускло поблескивающее кольцо. Вокруг него тотчас же вспыхнули рябящие огни, что возникали подле любых пространственных искажений, в частности — рядом с теми, что умел создавать Габриэль. Прошлое, которое трефовый валет твёрдо вознамерился отринуть, всё никак его не отпускало.***
«Почему ты так любишь дождь, Зонтик?» — однажды спрашивает его Деус. «В дождь границы нашего мира стираются. Когда я закрываю глаза и слушаю его шум, дышу запахом мокрой земли, только в такие моменты мне кажется, что я живу полной жизнью», — шепчет в ответ Зонтик. Они оба сидят на подоконнике перед распахнутым настежь окном. Их руки и ноги переплетены, так словно нет ни трефового валета, ни бывшего подданного Пикового Короля, есть только единое целое. И казалось, будто они всегда были им. Ливень оглушал, на улице выл ветер и капли, срываясь с арки над окном, серебряными бусинами оседали на бирюзовых волосах Зонтика и сиреневых волосах Деуса. По спине Зонтика изредка пробегали мурашки, но, когда Деус крепко обнимал его, ему было не холодно. Когда он слышал вблизи его ровное дыхание, ему не было одиноко. «Хоть я и не хочу покидать этот мир, но меня всё равно тяготит то, что у него есть видимые границы. Он подобен для меня этой комнате — маленькой, замкнутой. Моей клетке. В Сердце Мира нас давным-давно запер Создатель, но здесь, из-за своих страхов, я запер себя сам. Однако, в отличие от Пика я вполне нормально могу жить и в подобном месте. Мне лишь нужно чтобы в нём со мной был приятный мне человек» Капли стекали по лицу Зонтика, пока он склонив голову слушал биение чужого сердца. Слёзы или дождь — сложно было разобрать. Пепельные облака, кружась над синей страной, терялись на ограниченном Куполом небе, но только лишь из-за них и, казалось, что Купола и нет вовсе. «А ты как думаешь, Деус?» «Я не знал никакой другой жизни, ведь не видел другого мира, но… я был внизу. Заключён вместе с сотней других людей под землёй и мне есть с чем сравнивать. Наверное… я согласен. Всё не так уж и неплохо, если мы заперты здесь с тобой вдвоём, не так ли?» Зонтик кивнул и прижался к своему стражу ещё сильнее, так словно тот мог укрыть его от всех невзгод и горестей мира лишь своими усеянными шрамами руками.***
Зонтик с трудом пришёл в себя после перемещения. Вокруг было темно, и он толком не мог понять, где находится и почему ничего не видит, пока не нащупал пальцами конец длинной ленты, которой ему закрыли глаза. Её узел, завязанный наспех противно стягивал волосы на затылке, но не это, как и не то, что Зонтик не помнил, как её завязали было самое шокирующее в сложившейся ситуации. Он стоял на коленях, закованный в кандалы. Вес их был рассчитан так, что и пошевелить руками Зонтик мог с большим трудом, даже используя усиляющую магию. Точнее, всей его магии как раз и хватало только на то, чтобы она не давала кандалам буквально пригвоздить его к полу. Зонтику показалось, что все цепи на нём весили много больше и ста килограмм. Однако, стоило признать, это было… умно. Таким образом вывели из строя одновременно и главную его способность, а ещё заставили его непрерывно расходовать ману. К тому же ограничили мобильность. Теперь трефовый валет был абсолютно беззащитен перед любыми обстоятельствами извне. «Итак, вот вы и снова дома, Ваше Величество», — раздался неподалёку вкрадчивый спокойный голос. Бывший правитель Зонтопии повернул к нему голову, однако ожидаемо — чуда не свершилось и повязку с его лица так и не сняли. Но говорившего он узнал бы и из тысячи и с завязанными глазами. «Алебард, что всё это значит?» — Зонтику было сложно оставаться спокойным в подобной ситуации безызвестности, в которой человек надевший на него цепи чётко понимал всё, однако он сам не понимал ничего. Но Зонтик собрал всю свою волю в кулак. Голос его не дрогнул. «Оставьте нас», — обратился к страже первосвященник, отвернув голову, голос его стал тише. Зазвенели в отдалении латы солдат и те покинули помещение. Зонтик поморщился от головной боли, когда последний из них хлопнул железной дверью. «Сыграв на вашей доброте, я вернул вас туда, где вы и обязаны быть. В Зонтопию. Вот что это значит. И за это я, конечно же, прошу прощения, но всё это ради вашего же блага», — сказал Алебард, подходя чуть ближе. Раздался гулкий звук и пол тонко завибрировал, когда он упёрся носком сапога в нечто металлическое. Судя по всему, в прутья камеры, в которой находился Зонтик. «В стране всё хорошо и без меня. Так зачем я нужен в Зонтопии?» — тихо выплюнул Зонтик. Кажется, он начинал понимать — не было никакого Пика. Был лишь план первосвященника, который только что успешно осуществился. А он, как самый распоследний идиот, повёлся на грустную слезливую сказочку. Алебард долго молчал прежде чем ответить. «Если Бог покинет это место, оно перестанет быть святым» И если для постороннего эта фраза и прозвучала бы как какой-то бред фанатика, то Зонтик её понял. Понял, почему его искали всё это время, понял, почему Алебард хотел как можно скорее сделать его правителем, до того как он ушёл из страны. Он всё это время боялся. Хоть фактически Алебард и правил всем своей жёсткой рукой, в глубине души он был неуверенным человеком. Паранойя временами разбивала любого из жителей синей страны, и первый министр не был исключением. Несмотря на то что у самого Зонтика не было никакой власти, он был старше Алебарда и банально имел больше знаний, жизненного опыта и связей. В случае форс-мажора или если необходимо было договориться с другими правителями — с тем же Пиком, например, Алебард всегда обращался к нему за помощью. Ведь к Зонтику клоны, в отличие от него, действительно прислушивались. На крайний случай, если дела в Зонтопии пошли бы совсем плохо, Зонтик не сомневался, Алебард разоденет его так, как, рисуют на иконах люди Зонтийского Бога и покажет толпе. Алебард смог бы убедить народ, что их святой снизошёл до них. Но вот когда Зонтик исчез, у него попросту не осталось никаких запасных вариантов. Власть первосвященника, как и любого религиозного деятеля была хлипка и держалась ровно до того момента, пока люди внимали его проповедям. Но как долго они бы делали это без «доказательств божественных проявлений» с его стороны? Если бы начались проблемы? Империя уже стояла у их порога. Алебард никогда не высказывал свои опасения открыто, ведь это означало признаться в своём страхе. Но теперь все его мотивы стали Зонтику понятны. Он вымученно улыбнулся. «Всё верно, да только об одном ты забыл. Я никогда не был Богом, и никогда им не буду. В глазах людей ты меня им сделал» Зонтик этого не видел, но на немолодое лицо первосвященника нашла тень. Лоб его расчертили глубокие морщины, когда тот гневно стиснул зубы. «Ложь. Вы всегда были им. Я просто назвал вещи своими именами. Кто, как не Бог смог посреди ничего сотворить жизнь? Почву и растения пригодные в пищу? Само Солнце и Луну?» Что-то ярко замерцало во тьме. Так ярко, что даже сквозь плотную ткань повязки Зонтик заметил это насыщенно-голубое сияние. Генератор, — понял он и в руках Алебарда возникло нечто. Нечто массивное и металлическое судя по звонкому лязгу. Как же иронично, что держа машину, благодаря которой Зонтик всё и создал, его бывшее оружие говорило о божественном. Забавно, но, видимо, Алебарда отвращала сама мысль о том, что Зонтик — обычный смертный, ведь это автоматически делало простым смертным и его самого, которого создали не с какой-то там великой целью, а из-за обычных подростковых комплексов. «А этот узник, тринадцатый номер… вы ведь ушли именно из-за него, верно? Я долго думал, что же такое связывает вас с этой тварью. Почему же вы так сильно им дорожите. Может быть потому, что он единственный в отличие от всех нас был к вам добр? Может быть потому, что в отличие от меня — строго, но требовательного он разрешал вам абсолютно всё и ему было плевать, станете ли вы лучше или нет?.. Но всё оказалось куда прозаичнее. Он просто воспользовался вашей доверчивостью и извратил вас. Саму вашу суть он переврал, искусил, как демон. Предложил жизнь без обязательств! И вы ослеплённый этим лживым счастьем последовали за ним!» — тон Алебарда сделался высокомерным и холодным. В нём слышалось одно сплошное обвинение, направленное на его создателя. Зонтик чертыхнулся и открыл от удивления рот, еле выдавив из себя всего пару слов: «Алебард, что ты…» — но первосвященник перебил его. «Я мог бы отдать приказ остановить его. Убить. Скорее всего, он догадался о всех тех «нападениях убийц», которые происходили с вами. Понял, что против системы в одиночку идти бесполезно, и бросил вас. За ними стояла церковь, естественно, с моей подачи. И перед ними не стояло цели убивать вас или его — до поры до времени они просто разыгрывали спектакль. Чтобы вы оба не смели далеко отходить от дворца, чтобы не лезли туда, куда вам лезть не стоило бы. Но я его отпустил. Я наивно посчитал, что даже такая жизнь — чужака и демона достаточно ценна чтобы не отнимать её. Я ошибся. Надо было покончить с Деусом Эксгардом ровно в тот момент, когда он сделал первый же шаг за пределы Зонтопии. Тогда ваша надежда встретить его вновь оборвалась бы, и вы остались бы здесь, как вам и до́лжно» Зонтик в немом шоке опустил голову и крепко зажмурился. Теперь абсолютно всё в истории с покушениями встало на свои места. Дурак. Ей-богу, какой же он всё это время был дурак, раз не замечал этого больного фанатизма и зацикленности на религии со стороны первосвященника. «Как «до́лжно»? А с каких это пор я вообще успел стать тебе или ещё кому-то «должен»?» — растерянно и заторможено спросил Зонтик. Все слова в этой фразе он произносил почти шёпотом и как-то невпопад. «Тогда зачем вы создали это место? Зачем создали меня? Если вы не хотели этого с самого начала?» — несмотря на строгий тон было слышно как сильно Алебард удивлён. Словно все его представления о мире и занимаемом им месте в нём с самого начала разговора разрушились, но Зонтику не было его жаль. Правда была жестока и если первосвященник не хотел её видеть, если он и дальше ради своих ложных ожиданий желал мнить Зонтика «Богом», то сейчас он наконец положит всему этому затянувшемуся пустому превозношению конец. «Я думаю, ты и сам прекрасно понимаешь это, Алебард. Я уже не раз говорил тебе — я не Бог. Что же до твоих вопросов — Зонтопия с самого начала была моей самой большой и страшной ошибкой. И сейчас лишний раз я в этом убедился», — горько произнёс Зонтик. Алебард в ужасе отпрянул от него. «Нет… не верю. Вы бы ни за что этого не сказали. Вы всегда были добры… ко мне, к людям в своей стране… всё это какой-то заговор! Чёрная магия! Я… никогда не приму от вас такого ответа, не тогда, когда тот человек жив. Наверняка он что-то сделал с вами и только после его смерти это проклятие…» Зонтик зарычал и ударился о прутья клетки, закричал на отпрянувшего Алебарда. «Да нет никакого проклятия, Алебард! Очнись уже наконец. Я просто жалкий социофоб, что боится разговаривать с людьми. Который жалеет, что вообще их создал, потому что мне не нравится то, какими они стали. Который создал тебя, только потому, что потакал своим собственным слабостям и страхам! Я заебался уже быть для всех удобным и хорошим. Я не хочу править этим местом, и не хочу видеть ни тебя, ни кого-либо ещё, я просто хочу быть счастлив, подальше от вас всех…» Хоть Зонтик и дошёл уже до крайней степени отчаяния, он всё никак не оставлял попыток донести до своего создания правду. Но тот был глух к его словам. «Вы… как сильно же помутился ваш рассудок. Это в который раз убедило меня в верности принятых мною решений. Вы не в состоянии самостоятельно позаботиться о самом себе, о вашей безопасности, о безопасности страны. Вас, доверчивого и хорошего легко ввести в заблуждение и предать, а на страну легко напасть. Да, я поступил верно, возведя вокруг неё барьер» «Ты… что ты сделал?» — вздрогнул Зонтик и натянул цепи на руках, дёрнувшись в сторону Алебарда. В камере снова загрохотало. «Я возвёл барьер, использовав божественную силу этой машины. Стену, которая никого не впускает и не выпускает отсюда. Ту, что выше самих облаков, ту, что защитит Зонтопию от внешнего мира и всех её врагов, ту, что спасёт народ этой страны от любых встреченных ею угроз. Вот что я сделал», — голос первого министра после его слов о невменяемости Зонтика снова стал спокоен и заносчив. Недолго же ему пришлось примиряться с этой мыслью. Зонтик начал судорожно думать о том, как же ему выпутаться из всей этой ситуации. Очевидно, что переубедить Алебарда он не мог — тот уже давно жил в каком-то своём выдуманном манямирке и под старость едва ли поменял бы кардинально свои взгляды на жизнь. В глубине души-то он, наверное, и сам всё прекрасно понимал, но яростно отрицал истину. Так, его его психика защищала сама себя. Но какие другие варианты ещё у Зонтика остались? Его голову вдруг посетила одна отчаянная идея. «Никто не может выйти, но также никто не может и войти, верно…? А как же зонтийцы, которые остались за пределами страны? Разве тебе не жаль их, Алебард? Ты разлучил их со своими семьями и, если они захотят вернуться… дай мне генератор. Должно быть, после такого затратного запроса в нём толком не осталось магии. Я… никуда не сбегу от тебя, только лишь исправлю этот момент вот и всё» Алебард тяжело вздохнул, тронутый таким проявлением сострадания. Видимо, этот поступок вполне вписывался в то, как он представлял себе своего создателя, и без лишних колебаний он протянул сквозь прутья решётки генератор, втиснув его прямо в негнущиеся от холода пальцы Зонтика. «Только без глупостей, Ваше Величество. Стена прежде всего существует и для того, чтобы запереть вас здесь, так что вы в любом случае, даже выбравшись из камеры, ничего для себя не измените. Вся страна — в моих руках, так что бесполезно и пытаться. Мои люди всё равно вас схватят рано или поздно» Зонтик судорожно кивнул и наклонившись к генератору, сохранившему ещё в себе тепло магии, тихо прошептал: «Пусть люди с кровью Зонтийского Бога… смогут вернуться домой» «Кровь Зонтийского Бога» — расхожий эвфемизм. Так говорили обо всех жителях Зонтопии, истинно верующих в своего Бога, но такой подбор слов отнюдь не был случайностью. Зонтик не верил в сверхъестественное, но в этот самый момент он молился о том, чтобы этот маленький трюк в итоге сработал. Только так он мог открыть дорогу в Зонтопию Деусу, единственному кому вообще было до него хоть какое-то дело, если бы тот захотел вернуться, если бы захотел его спасти. На самом деле… это был единственный шанс Зонтика на спасение. Остатки магии устройства генераторного типа номер шесть, её последние крохи выветрились. Свет в окошке машины моргнул и погас навечно, но Зонтик не увидел этого. С глухим стуком устройство выпало из его рук. Когда-то оно несло в себе огромную силу, а теперь в нём не осталось ничего, лишь голая оболочка. Такая же выгоревшая и пустая, как и само «Зонтийское Божество». Зонтик стоял перед Алебардом на коленях смирно, слёзы текли по его бледным щекам, сквозняк цеплялся за плечи, но он не сожалел ни о чём. Голос первосвященника, сухой и протяжный, заполнил комнату: «Вы поступили правильно, Ваше Величество. Будьте уверены, что со Стеной Зонтопия переживёт любую атаку. Страна продолжит жить и спустя десять и спустя сотню лет» Раздался лязг металла по каменному полу темницы, будто первосвященник волок за собой нечто массивное и Зонтику оставалось только гадать, что именно, однако ему, как ни странно, было уже всё равно. В данной ситуации он сделал всё что мог. Он закрыл ноющие под повязкой глаза. Небольшие мимические морщинки на его лице разгладились и внешне Зонтик стал похож на изваяние — такое же бледное и нетипично спокойное для себя самого. «Я всегда оберегал Зонтопию от невзгод, как ваше верное оружие. Вы сами создали меня таким, сами желали того, чтобы я защищал её. Даже… если мне придётся защищать её от вашего собственного безумия» На мгновение звон вдруг стал оглушительным, но после всё прекратилось. Гробовая тишина опустилась на комнату. Зонтик ощутил холодное прикосновение стали на своей шее, но умолять Алебарда одуматься было уже поздно. «Мне жаль, мой Бог, и мой Создатель, но пришла пора прощаться»***
«Эх, мне так не хватало колорита этой страны… а если я в ближайшие пару часов ещё и доберусь до местной выпечки, то точно стану самым счастливым человеком на всём белом свете!» — Джокер взбирался по косогору, отделяющему южную границу Зонтопии от Империи, разговаривая вслух со своей мароттой. Ну… то есть ему было приятнее думать о том, что он разговаривает с ней, потому что признать то, что он уже битый час болтает сам с собой, было малость ненормально. Однако, откровенно говоря, после частичной потери памяти и того, что он пережил за пределами синей страны, Джокер стал несколько… иным. Чудным каким-то что ли? За ним начали появляться нетипичные для него привычки, начало меняться его поведение. Если раньше Джокер предпочитал вести себя с окружающими пассивно — агрессивно и лишь изредка открыто язвил в ответ, маскируя своё недовольство иронией, то сейчас он едва ли себя сдерживал. За то время, что он провёл вне вотчины Зонтийского Божества, «Хранитель Карточного Мира» привык разыгрывать перед людьми театр одного актёра, привык притворяться, чтобы получить свою выгоду, чтобы заставить их сделать то, что посчитал нужным. А ещё Джокер (теперь он мысленно называл себя только так) никогда не общался с людьми столь много, как сейчас. Но из-за того, что это «общение» было вынужденным и не приносило ему никакого удовольствия, он чувствовал себя до одури одиноко. Оттого он и заполнял окружающую его тишину хоть чем-нибудь. Пусть даже и разговорами с неодушевлёнными предметами. «Нет, ты не пойми неправильно, выпечка — это, конечно хорошо, но на самом деле… это такая ерунда по сравнению с тем, что я, наконец, увижу Зонтика», — Джокер сам не зная для чего пнул пару подвернувшихся ему под ноги камней. Те с глухим грохотом скатились обратно в речку, и Джокер, всплеснув руками, возобновил прерванную мысль: «…мой настоящий дом теперь рядом с ним, в Зонтопии. Зонтик сам когда-то сказал мне так, ха-ха… да… мне было так одиноко без него всё это время, ты бы знала… Но сейчас-то всё в порядке! Видения недавно прекратились, вот я и подумал, что могу, наконец, вернуться. Как ни крути — а поводов для грусти у меня нет. Могу по праву собой гордиться. Я спас этот мир, а ещё — одолел самого Императора. Ха! Вот кто бы мог подумать, да? Поглядел бы я на лицо отца ну, не в плане «поглядел бы вообще», а именно что в тот самый момент, как Пиковый Король встал передо мной на колени. Меня ведь растили как его слугу, а тут он сам взял и… аааааа, не запаривайся, я в курсе, что ты уже слышала всю эту историю. Короче, смысл в том, что я рад, наконец, возвратиться домой, после всех этих «геройств». Я чувствую себя на удивление измотанным и с каждым днем, хоть мне и не хочется этого признавать, но… мне становится только хуже и хуже. Но, думаю Зонтик что-нибудь придумает, верно? Или может быть, если я возьму перерыв и просто отдохну… мне же тогда станет легче? Без понятия. В любом случае мне, наверное, следует рассказать ему обо всё…» — Джокер оборвал слово на середине и застыл как вкопанный, широко распахнув лазурные глаза. Увиденное настолько потрясло его, что все мысли тотчас же вылетели из его головы. Странно конечно, что он не увидел её раньше — эту огромную Стену, заслонившую собой всю территорию Зонтопии, настолько высокую, что как бы Джокер ни старался он не мог разглядеть то место, где она заканчивалась. Или зрение начало сильно подводить его, или, может быть, проблема была в том, что внимание Джокера стало много более рассеянным после того, как он истратил бо́льшую часть своей маны. Джокер не знал. В любом случае оба варианта представлялись ему неутешительными. Джокер отмер ровно в тот момент, когда заметил, что вдоль бока Стены поползло нечёткое размытое пятно. Хоть она и была монолитной и со стороны на её поверхности не было видно ни одного кирпича или выступа (какие и бывали на нормальных стенах), цвет её и текстура непрерывно преображались. Переливались гладкие бока, меняясь от глубокого синего цвета до прозрачного-голубого. Поистине впечатляющее зрелище, если бы Джокеру вообще было до такой красоты хоть какое-то дело. Спотыкаясь, он бросился со склона, мелкие камешки, крутясь, вылетали из-под его разноцветных сапог. Бежать с его-то больной ногой Джокеру было тяжело, но он двигался так быстро, как только мог. Дыхание спёрло, а синева монолита расплывалась всё сильнее и сильнее из-за застилающего глаза пота. Колосья ржи трепетали вокруг Джокера, когда он спустился к полю, преодолевая последние метры на пути к своей цели. Он врезался в Стену с глухим стуком, сумка с провизией и мароттой слетела с его плеча. Он всё ещё не верил, что существование подобного сооружения в принципе возможно. Но когда руки Джокера коснулись холодной поверхности, он взвыл точно раненное животное. Столько отчаяния и злости было в этом крике. «Какого чёрта?! Этого не было в видениях! А раз этого не было, то и не должно было произойти! Я… не понимаю…как, почему?! Я же всё делал правильно! Всё!» — хрипел он, сдирая кожу на костяшках в кровь. Но Стена, ясное дело, не поддавалась его ударам. Крик его довольно быстро перерос в откровенную истерику и Джокер, скорчившись перед холодным камнем, упёрся в него лбом. Джокер попытался помимо ударов повлиять на него и магией, и Стена, кажется, даже поддалась ему на секунду, однако лишь на секунду. С раздражением он потянулся было к маротте, чтобы добавить к своей мане волшебство восьмого генератора, но в последний момент он вспомнил, что магии в нём больше не осталось. Джокер коротко вскрикнул ещё раз и с яростью пнул сумку в сторону. Из неё выпали вещи, в том числе и зачарованный зоно́т. Прокатившись пару метров тот ударился о Стену и отскочил от неё. Тогда-то и случилось нечто уму непостижимое. В недвижимом монолите открылся проход. Джокер мигом подобрался, и наклонившись к земле, схватил монету перепачканными в крови пальцами. Выставив её перед собой, он качнулся из стороны в сторону. По Стене следом за ним прошла рябь. «Да какого же чёрта здесь творится?» — с недоумением спросил Джокер и поднялся на ноги. Вещи он запихал дрожащими руками обратно внутрь сумки и сделал пару шагов вперёд. К удивлению Джокера — пока он держал перед собой монету, ничто не препятствовало его пути домой. Вдруг лазурная нить на его запястье моргнула и на секунду потухла. Как лампочка при скачке напряжения. Затем она появилась вновь, но стала значительно тусклее чем прежде. И лишь одна мысль возникла в голове Джокера. «Зонтик в беде…» — он тут же сорвался с места и бросился в тёмные недра прохода со всех ног.***
За Стеной, в самой Зонтопии туманная ночь проглатывала дома. И в двух шагах сзади и спереди уже ни зги не было видно, но Джокер продолжал нестись так, словно за ним гнались волки. Длинный нормальный шаг он чередовал с коротким который делал искалеченной ногой и то и дело из-за этой бешеной спешки спотыкался. Пару раз он даже упал прямиком в слипшуюся меж канав грязь, образовавшуюся из-за того, что над синей страной уже вторую неделю шли дожди, но темпа он своего не замедлил. Тревога охватила его разум. Нить на запястье моргала, но меж тем ни одно видение не посетило Хранителя Карточного Мира. И из-за этого у него было невероятно дурное предчувствие. Путь к замку по опустошённым улицам в тумане сделался для Джокера длиною в вечность. Закоулки и подворотни путали и из-за плохой видимости и оттого, что он уже начал медленно, но верно забывать их, проведя столько времени за пределами синей страны. На очередном повороте Джокер вдруг столкнулся с кем-то сам того не ожидая. Сумка вновь вылетела из его рук, зоно́т укатился куда-то в сторону, как и меч. Джокер по привычке схватил вещь, бывшую когда-то самой ценной из всех вышеназванных — маротту и воззрился на человека перед собой. На него потирая ушибленный бок ошарашенно смотрел старик. Он разглядывал кричащий внешний вид Джокера, его яркие зелёные волосы и мерцающие во тьме глаза. «Вы… же не местный, так как же вы попали сюда?..» — спросил зонтиец, но Джокер, судорожно шаря по земле руками, старался найти червонец. До чужих вопросов ему сейчас не было ровным счётом никакого дела. «Монета! Это всё благодаря ей, но если я её потеряю… чёрт! Да где же она?!» — едва не кричал он. «Монета?» — переспросил старик и опустил взгляд куда-то в сторону. По-видимому, он видел, куда та укатилась, но Джокеру помогать не спешил. Тот же внезапно вздрогнув уставился на своё запястье, оставив попытки найти зоно́т, подорвался на ноги. Его глаза сделались на миг ещё более безумными. «Нить! Твою мать, гаснет! В этом тумане ни черта не видно, и я буду ходить в нём вечно. Скажи мне, где замок!» — Джокер схватил зонтийца за плечо и пару раз встряхнул. Тот против своей воли ответил: «Два поворота налево и прямо до самого конца улицы. Но туда только недавно возвращалась служба с первосвященником во главе. Он убьёт любого чужака кто осмелится подойти ко дворцу» Джокер подскочил на ровном месте. «Алебард! Точно, он должен знать, что случилось с Зонтиком» Странный взбудораженный человек исчез из поля зрения солдата в отставке, растворившись во мгле так же внезапно, как и появился.***
Первого министра и стражу, сопровождавшую его Джокер настиг у главной площади, расположенной у входа во дворец. Той самой, на которой находилась огромная статуя Зонтийского Божества. С минуту Джокер молча пялился на первосвященника, прежде чем тот произнёс: «И хватило же у тебя наглости вернуться обратно» Несмотря на изменившуюся внешность Алебард так же, как и генерал Эксгард узнал Джокера по отпечатку магии, что нёс его разум. Или, может быть, магия тут была и вовсе ни причём и первосвященнику просто слишком хорошо запомнился его откровенный враждебный взгляд? Его ведь и в самом деле сложно было перепутать с чьим-то другим. Зонтийские солдаты выстроились подле Джокера полукругом и выставили на изготовку мечи. «Что с Зонтиком? Я знаю, что ты что-то с ним сделал. Отвечай, старик! Я не буду спрашивать дважды!» — Джокер занял оборонительную позицию, однако в его гневном голосе под конец промелькнул и страх. Ведь только в это самое мгновение он понял, что в спешке потерял катану — своё единственное оружие. Алебард взглянул на другого мага сквозь полуопущенные веки. С таким презрением, будто он смотрел на самое отвратительное существо во всём Карточном Мире. «Я сделал только то, что до́лжно» На этой фразе нить на запястье Джокера с сухим треском лопнула и исчезла. Он уставился на свою руку. Его рот открывался и закрывался в немом крике, но впервые за всю свою жизнь не мог ничего из себя выдавить. «Ты… ты убил его…» — пустые, страшные глаза Джокера вперились в Алебарда. Но тот не повёл и бровью. И не стал ничего отрицать. Хранитель Карточного Мира, до сих пор стоявший с низко опущенной головой, резко выпрямился. По телу его прошла судорога. Ещё секунда — и Джокер рассмеялся, срывая себе горло. После этого он больше не слышал ничего — шум крови в ушах затмил для него все звуки вокруг. «Ты убил его!»— слёзы катились по лицу Джокера, а он всё продолжал хохотать точно умалишённый, выгибая до хруста тонкие пальцы в атласных синих перчатках. Солдаты испуганно переглядывались между собой. В Зонтопии — в относительно мирной после пришествия первосвященника стране, они ни разу не видели чего-то подобного. Душевнобольных людей здесь не было никогда и оттого безумный смех мага поверг их в самый настоящий ужас. Джокер меж тем продолжил говорить: «Вам… вам всем никогда и не нужен был Зонтик! Вам не нужен был ваш Бог. Вы никогда не хотели становиться лучше. Вам только нужно было оправдать свои грехи, спрятаться за метафорой, понадеяться на молитвы… Так будьте же прокляты, вы все! Никогда ни один из вас больше не произнесёт его имя, вы этого недостойны! Вы — те, кто дал ему умереть», — крик Джокера, полный гнева, отчаяния, бессилия распорол небеса, само пространство вокруг синей страны, разорвал его на куски и соединил вновь. В ту ночь хлынул дождь, раздался грохот, сверкнули в вышине молнии неестественного лазурного цвета. Так, на на Зонтопию и пало проклятье. Хотя, конечно, едва ли Хранитель Карточного Мира проклял жителей синей страны сознательно. Всё это произошло из-за неудачной череды обстоятельств — того, что за Стеной в Зонтопии, отрезанной от внешнего мира, накопилось невероятное количество маны, которая была подобна газу в замкнутом помещении. Ему нужна была лишь искра, чтобы взорваться и злость Джокера, который, обладал силой древнего Бога, стала этой самой искрой. Солдаты вокруг Джокера попадали на землю сметённые волной магии. Некоторые из них, те что были послабее — мгновенно погибли. Волшебство контроля разума выжгло их сознания дотла, другие же, те, кто сумел подняться на ноги сбежали, спасая свои жизни. Напротив Джокера остался стоять лишь Алебард. Ему, так как он тоже был магом, хватило сил пережить произошедшее. Он проводил оставивших его зонтийцев долгим взглядом, но ему сложно было винить их. Они, жившие в мирное время, впервые столкнулись с чем-то поистине опасным и пугающим и у них не хватило силы духа противостоять этому. Джокер крепко зажмурил глаза, из которых вперемешку со слезами скатилась и пара капелек крови, а когда он открыл их вновь — зрачок в них сузился до толщины иголки. Его зубы стали острыми, точно у зверя. Ещё никогда Хранитель Карточного Мира не был так далёк от того, чтобы называться человеком. «Вот ты и показал своё истинное лицо, демон. За то, что ты извратил моего Бога и за смерть этих людей ты расплатишься своей жизнью», — не в силах произнести имя своего создателя Алебард сделал шаг вперёд и меч, что он снял со своего пояса, просвистел в опасной близости от головы Джокера. Тот в последний момент успел уклониться. Под аккомпанемент грома, оглушительного рёва дождя и вспышек молний начался их смертельный танец. В нём у первосвященника было явное преимущество — в отличие от Джокера он не был истощён от потери такого огромного количества магии, да и к тому же у него в руках было нормальное оружие. У Джокера же — только маротта. Джокер лавировал в пространстве и уворачивался так долго, как мог, но чем дольше длилась эта странная погоня по дворцовой площади, тем больше он осознавал, что долго не протянет. Ему нужен был план. И споткнувшись у очередной из луж и увидев в ней на секунду отражение статуи Зонтийского Бога, Джокер этот план придумал. Он нарочно подставился под меч первосвященника, чтобы тот задел его плечо лишь по касательной, а затем, перебежал под сень статуи, так чтобы та нависала над преследующим его врагом. Алебард, видимо, поверив в то, что финал близок, сделал шаг навстречу, чтобы добить противника. Лицо его озарила жестокая улыбка. «Что, больше не будешь язвить, шут? Жалкая же у тебя будет смерть — в грязи и безверии», — он занёс меч над вновь упавшим Джокером, ожидая от него ответа. Тот рассмеялся Алебарду прямо в лицо. «Не такая жалкая, как у фанатиков, верящих в фальшивых Богов!» Джокер вложил последние силы в этот бросок. Он наполнил маротту своей магией, сделав её тяжелее, и кинул в сторону первосвященника. Тот торжествующе улыбнулся, уклонившись от неё. Замахнулся мечом, но в самый последний момент статуя с грохотом обрушилась вниз, погребая его под своими обломками. Джокер прекрасно знал по себе — когда маг акцентировал своё внимание на чём-то одном, он игнорировал всё остальное. Алебард сконцентрировал всю свою силу в руках, чтобы наносить сокрушительные удары, и именно поэтому его спина была ничем не защищена. Это его и сгубило. Джокер отпрянул от разрушенного монумента, не осознавая толком ещё глубину своего везения. Он уставился на откатившуюся в сторону голову статуи. Третий глаз Зонтийского Божества пристально пялился на него, перепачканный чужой кровью. Джокер хорошо знал, что дополнительную пару рук обелиску добавили только после того, как высекли основное изваяние. Они были плохо прилажены к статуе и не первый уже раз от неё отваливались. Вспомнив это в нужный момент он и смог спастись. И… забавно, что даже в таком виде Зонтик ему помог. Глаза же Алебарда, верхняя часть тела которого еле виднелась из-под завала, широко открытые были устремлены к небу. «Только тебе я служил, Боже…» — он закашлялся и умолк. Сомнений не оставалось — первосвященник был мёртв. Джокер сделал пару шагов в сторону и упал на брусчатку у ступеней замка. Сил вновь подняться на ноги у него уже не хватило. То, что Алебард умер от «руки» Бога, которого сам же и создал — было смешно до одури, да только у Джокера больше не было никакого желания смеяться. «Что я сделал не так? Какое моё решение уничтожило то прекрасное будущее? Хотя… какой это теперь вообще имеет смысл? Всё кончено», — прошептал он сорванным голосом, закрывая ноющие от боли и слёз глаза. Джокер не видел себя со стороны и не мог знать того, что они теперь навсегда останутся такими — болезненная лазурь, ещё более яркая, чем была раньше и вертикальный «кошачий» зрачок. Тогда, после сражения с первосвященником в нём проснулась такая сильная апатия, что ему стало наплевать на всё, даже на сам мир вокруг. Так что уж говорить и о каких-то мелких изменениях в его внешности? Усталость вгрызлась в его израненное тело, но невзирая на то, насколько сильно он промок и замёрз под дождём, Джокер даже не попытался сдвинуться с места. Он отдал всё, теперь уже точно всё до самого последнего. Зонтик был мёртв. И умер наверняка в одиночестве, ведь Джокера с ним рядом не было, а других друзей Зонтик едва ли успел себе завести. Джокера терзала совесть. Вместо того чтобы защищать единственного, кого он поклялся защищать, вместо того, чтобы быть с ним рядом он умчался невесть куда, оставив его позади. И эту свою роковую ошибку он уже никак не мог исправить. Где он умудрился пропустить тот самый поворот, после которого всё пошло наперекосяк? Это произошло потому, что он был недостаточно силён или внимателен, чтобы углядеть какую-то важную деталь в очередном видении; или же Пик был с самого начала прав и ему не суждено было достичь той «хорошей концовки»? Их миру не хватало сил дотянуть до неё? Горло саднило от подступающих к нему рыданий, но ни плача, ни крика у Джокера толком не выходило. Только какие-то странные конвульсии сотрясали тело. Всё — добегался, допрыгался стойкий оловянный солдатик. К чему вообще были все эти его старания? «Плевать. Теперь мне точно на всё наплевать. Пускай всё закончится здесь — я даже и пальцем не пошевелю для того, чтобы спасать этот мир вновь. Пусть Император убьёт хоть всех карточных людей одного за другим. Мне-то уже какая разница?» — Джокер задержал дыхание на секунду и принял для себя решение — он останется тут. Рано или поздно солдаты, которые сбежали, вернутся и приведут подмогу, а он позволит им себя добить. Ему больше не хотелось продолжать этот фарс. И пускай Вселенная с её дрянной судьбой справляется без него. Надоело. Пусть все эти мучения, наконец, прекратятся. Но шли секунды, минуты, часы. Джокер всё продолжал лежать на земле. Никто к нему так и не пришёл. За то время, что он провёл без движения, успела улечься и укрыть город влажным липким туманом буря, слизывая следы чудовищного побоища. Рассвело. Не произошло вообще ничего — не убила Джокера ни случайная молния, ни любое другое нелепое стечение обстоятельств, какие бывало происходили с ним в провальных временных линиях и ему всё же пришлось с трудом, но подобраться и разогнуть одеревеневшее тело. Безумие обглодало все его кости к этому самому моменту, а мысли — одна другой жутче спутались и перемешались с друг-другом в его голове. Хранитель Карточного Мира выпал за все координаты морального. Потерялся в определениях «хорошего» и «плохого» и додумался аж до того, что для него всё это теперь было едино. Он уже толком не понимал, что происходило вокруг. Остались не мысли, лишь гольные ощущения. На холодном камне сидеть было неприятно, и Джокер медленно встал. Он хотел лишь одного — чтобы белый шум, заполнивший его сознание, прекратился раз и навсегда. Но сперва, прежде чем он решился бы на что-то непоправимое, ему хотелось напоследок зайти в их с Зонтиком комнату, ту в которой они проводили вместе бо́льшую часть времени. Воспоминания облегчили бы его боль хоть и на долю мгновения. Наверное.***
Не считая толстого слоя пыли, покрывшего все поверхности вокруг, дома всё было по-прежнему. Джокер, застывший у порога, сделал пару шагов вперёд и осел на кровать. От его резких движений серые частицы сорвались с покрывала и подушки и тут же взвились в воздух, ловя боками первые лучи Солнца. Джокер примкнул к простыням, зарылся в грубую ткань пальцами и зажмурил глаза. На них всё ещё оставался едва уловимый запах полыни и каких-то полевых трав. Зонтик всегда мыл волосы странными отварами. Две небольших стопки книг ютились на столе. В кружке-непроливайке на самом углу высохли чернила, перо затерялось где-то у подоконника за ненадобностью. В целом всё выглядело так, будто Зонтик вышел из комнаты на пару минут, а затем — ему уже не дали вернуться обратно. Джокер потянулся к письму Зонтика аккуратно сложенному на подоконнике и пробежался по нему взглядом пару раз. Выходит, Зонтик даже хотел отправиться на его поиски? Только вот дал ли Алебард ему уйти из страны? Этот вопрос теперь, судя по всему, навеки останется для Джокера загадкой. Он решил поискать и ещё какие-нибудь другие письма — мало ли, может быть, Зонтик оставил что-то лично для него, но среди страниц первой же книги, что Джокер поднял со стола, блеснуло нечто и тут же упало на пол. Между пожелтевших страниц тома «физики Карточного Мира» лежал канцелярский нож. У Зонтика была такая вот странная привычка — прятать острые предметы в каких-нибудь пылесборниках от греха подальше, а потом забывать о них и искать по всему дому тогда, когда нужно было подрезать черновик или аккуратно разделить склеившиеся иллюстрации рукописи. Джокером вдруг овладел внезапный порыв. Он поднял нож и осмотрел его со всех сторон. Лезвие хоть и было неидеально заточено, но и этого было вполне достаточно. Сталь красиво сверкнула, когда он стиснул её в своих пальцах и занёс над своей шеей. Это решение проблемы возникло совершенно спонтанно и Джокер, всю свою жизнь не приемлющий подобного, до самого конца боровшийся с предначертанным ему судьбой, сам поразился тому, сколь легко оно ему далось. Промашки ему были ни к чему, так что… Вдруг в отражении лезвия на долю секунды мелькнуло нечто странное и Джокер против воли напряг взгляд. Он отвёл руки в сторону и уставился на одно из своих запястий. На том еле заметно поблёскивала в темноте комнаты лазурная нить. Джокер в панике отбросил лезвие, будто оно его обожгло. Теперь всякие дурные мысли о том, чтобы наложить на себя руки больше не лезли к нему в голову. О, если бы не мрак окружения он бы так и не увидел эту тонкую, едва заметную струну и совершил бы задуманное! Она мерцала столь болезненно и слабо будто в любую секунду могла оборваться и всё-таки… она была. «Но я же видел как она исчезла… и Алебард сказал, что… где? Где он?!» — Джокер и думать забыл о том, зачем пришёл сюда. Он из последних сил вложил в нить частицу своей маны, и та вспорхнула вверх, отображая призрачный путь куда-то в глубины замка. Глаза его неверяще расширились, и Джокер тотчас же подскочил на ноги, упрямо игнорируя своё израненное ноющее тело. Поняв, откуда шёл импульс знакомой ему магии, он бросился к ней навстречу. Джокер не хотел обнадёживать себя раньше времени, но в нём всё переворачивалось от радости абсолютно нездоровой и ненормальной. Единственная мысль тогда билась у него в голове: Жив, жив, жив! Он больше не чувствовал ни опустошения, ни усталости, ноги сами несли его, а ещё он думал о том, что возможно не всё ещё было потеряно. Возможно, он всё ещё мог побороться с судьбой за то, чего изначально так сильно желал.***
В темнице, куда привела его магия, было сыро, грязно и воняло разлагающейся мертвечиной. Джокер на дух не переносивший этот знакомый проклятый запах с трудом сдерживал рвотный рефлекс. Смрад ел глаза, и он поднёс к лицу локоть, пытаясь хоть как-нибудь от него отгородиться. Винтовая лестница, старая и полуразрушенная, лишённая всякого освещения, выглядела словно дорога в преисподнюю, однако Джокер упорно продолжал по ней спускаться. Но едва ли он смог сохранить спокойствие когда, наконец, увидел то, что его сюда привело. В одной из камер, в абсолютной темноте, на стылом каменном полу, склонив голову, сидел Зонтик. Сутана, раньше бывшая ему точно впору болталась на его исхудавших плечах. Бирюзовые волосы спутались, стали тусклыми и безжизненными, а на его глазах была плотная чёрная повязка, закрывающая почти всё его лицо. Но даже не это было самое омерзительное. Джокер обомлел, заметив толстую цепь, змеящуюся от плеч Зонтика до крепления на одной из стен. Ошейник, на вид тяжелее нескольких десятков килограмм плотно облегал его шею. Под ним Джокер, не понаслышке знакомый с постоянным ношением кандалов, разглядел огромные незаживающие раны и истёртую в мясо кожу. «З… Зонтик…», — прошептал он. Дыхание Джокера перехватило, слова давались ему с большим трудом. Да уж, не так он представлял себе их воссоединение. Зонтик не поднял головы, но его истресканные губы сложились в искреннюю улыбку. «Деус. Ты всё-таки вернулся. Я… ждал этого дня так долго», — он подался вперёд, на голос Джокера. Цепь за его спиной натянулась и кровь потекла за отворот чёрного балахона. Зонтик, закусив губу, остановился. Теперь к нему бросился уже сам Джокер. Слова, что сказал Зонтик, были невероятно похожи на те, что он говорил Джокеру в том самом видении светлого будущего, за которым он всё это время гнался. Только перефразированные и исковерканные. «Не… не двигайся! Я освобожу тебя. Сейчас», — со всей доступной ему злостью Джокер рванул ржавую дверь клетки, и та со скрипом поддалась. Действительно, в чём смысл её запирать, если узник и так прикован? «Ключ от ошейника… в последний раз я видел его на подоконнике у окна. Стражники то ли случайно его там оставили, то ли специально. Ха-ха… я смотрел на то, что могло даровать мне свободу последние пару недель к ряду, пока мне снова не завязали глаза», — захрипел Зонтик указав рукой куда-то позади Джокера и тот мгновенно сорвался с места. Вернувшись в камеру, он загремел замком с другой стороны ошейника. «Он очень тяжёлый, помоги мне наклонить голову, самостоятельно ты его не поднимешь», — вновь заговорил Зонтик и Джокер сделал всё так, как тот просил, пытаясь касаться израненной кожи так осторожно, как только мог. Когда ржавая железяка рухнула на пол с оглушительным грохотом, Зонтик покачнулся и упал прямо в руки Джокера. «Извини, я, кажется, не смогу выйти отсюда сам…» Джокер молча закинул ладони Зонтика себе на плечи и поднял его, пропустив руки под его коленями. Так вот они и начали путь на поверхность — оба полуживые и уставшие до смерти. «Нить пропала на какое-то время, и я подумал… что тебя не стало. А ещё этот трупный запах…» — выдавил Джокер, перешагивая последние ступени лестницы. До этих самых пор он нёс Зонтика молча, не проронив ни слова. Он не знал, как подступиться, с чего начать их разговор. Джокер чувствовал невероятное облегчение оттого, что Зонтик был жив, однако, чувство опустошённости из-за всего произошедшего всё равно травило ему душу. А ещё Джокеру было страшно думать о том, что случилось бы с Зонтиком, если он решил бы пойти в своей недавней задумке до конца. Если он убил бы себя прямо в их комнате. Ведь Алебард, который знал об узнике в темнице теперь был мёртв, а если бы погиб и Джокер, то кто бы тогда вывел Зонтика наружу? Нет, больше никогда я не посмею и думать об этом. Теперь за своё я буду сражаться до последней капли крови, — мелькнуло в голове у Джокера. «Запах? Я его уже не чувствую, к нему привыкаешь со временем. Это кто-то из заключённых в дальних камерах умер, не дождавшись казни… наверное. Вниз солдаты давно не спускались, но я, в отличие от обычных людей, могу дольше прожить и без еды, и без воды. Моя магия меня поддерживает. Хотя, скорее всего, именно из-за этого и исчезла нить — бо́льшая часть моей маны ушла на то, чтобы не дать мне умереть», — безо всякой интонации поделился Зонтик, сложив голову на плечо Джокера. «Казни? Какого хрена тут вообще происходило во время моего отсутствия? И почему никто в этом чёртовом замке не заступился за тебя?!» — с нарастающей злостью процедил Джокер. Зонтик дёрнулся так, словно он попытался пожать плечами. «Показательно убили парочку шпионов из других королевств, из-за этого народ теперь боится покидать страну. Хотя они могут. Зонтийцы думают, что безбожники за Стеной и правда настроены против них, а что касается меня… для них всех я — обычный секретарь, обвинённый в сговоре с предателями. Правдивость моих обвинений мало кого интересовала. Ведь по сути их иконой был не я, а Алебард. Ему одному они внимали. Деус… как ты прошёл мимо него?» — Джокер непроизвольно вздрогнул, когда вник в суть вопроса. В памяти у него тут же всплыла тёмная кровь, текущая по брусчатке меж обвалившихся камней монумента. «Потом. Я расскажу тебе потом. Сейчас главное — сделать отсюда ноги» «Хорошо», — покорно согласился с ним Зонтик и упёршись носом в шею Джокеру то ли заснул от истощения, то ли потерял сознание.***
В замке им обоим оставаться было опасно, поэтому Джокер с Зонтиком на руках, укутав его в свой плащ, двинулся куда глаза глядят. На полузаброшенную постройку на окраинах бедняцкого квартала он набрёл чисто случайно, едва не поскользнувшись прямо у её порога и не расшибив себе об обломившуюся балку лоб. Дом хоть и пустовал явно не один месяц, видно было, что в нём не так давно кто-то жил. Может быть его хозяин так же как и, Джокер не успел вернуться в Зонтопию до того, как тут появилась Стена? Джокеру было плевать. Главное, что внутри оказалась какая-никакая утварь и кровать, на которую он уложил Зонтика. Мертвенная тишина давила на уши, и Джокер решил занять себя хотя бы чем-нибудь. Излазив второй этаж вдоль и поперёк; перевернув вверх дном все имевшиеся в доме ящики и шкафы, он всё же смог найти перекись и моток старых отсыревших бинтов. Раны Зонтика он обрабатывал дрожащими руками, щурясь от злости. Сама ситуация, в которой Зонтику кто-то посмел навредить, и о которой Джокер не узнал благодаря своей магии, потрясла его до глубины души. Но в то же время — логика «видения будущего» не нарушалась. Ведь Джокер видел только те временные линии, в которых кто-то умирал, но не те, в которых он или Зонтик продолжали влачить подобное существование — в боли, пытках или кандалах. Прокол ясновидения Джокер обнаружил слишком поздно, оно уже успело невероятно сильно его подвести. Запоздало Джокеру стало страшно от самого осознания случившегося, и его пальцы ощутимо дрогнули, когда он бинтовал шею Зонтика. Джокер слишком сильно надавил на край раны и Зонтик, тихо вскрикнув, схватил его за руку. «Больно!» Опомнившись, Джокер осторожно провёл по волосам очнувшегося возлюбленного и прижал его к себе. «Прости, прости, прости… я не специально», — на выдохе шептал он, целуя ладони Зонтика до тех пор, пока тот не успокоился. «Мы же сейчас далеко от замка? Ты можешь убрать её? Меня плохо слушаются руки», — тихо попросил Зонтик, указывая на узел на затылке. Джокер потянулся к повязке и медленно снял её. За время, проведённое внизу, Зонтик стал хуже видеть, и ему потребовалось время для того, чтобы рассмотреть своего спасителя. Зонтик в недоумении провёл пальцами по его скуле, задумчиво вглядываясь в черты лица Джокера, а тот устало прикрыл глаза, ластясь к простой, но такой необходимой ему сейчас нежности. Он чувствовал себя разбитым и сломанным, но ничуть не лучше было и трефовому валету. «Ты совершенно никак не изменился. Выглядишь так же, как и года назад, когда ушёл. Деус… почему ты меня тогда оставил?» — спросил Зонтик, устало прижавшись к груди Джокера, и тот почувствовал, как бьются в унисон сердца — Зонтика и его собственное. «Это больше неважно. Сейчас главное то, что мы снова вместе» — Джокер осторожно обнял Зонтика, хрупкого и исхудавшего. Глаза на его старом, не принадлежавшем ему больше лице моргнули острыми зрачками на секунду и вновь стали нормальными. Зонтик никогда не увидит его новой внешности, никогда не узнает о том, что он пережил, о том, что делал всё это время. Джокер подавит в нём желание спрашивать при помощи магии, чтобы тот не волновался попусту. Ведь едва ли Зонтик улыбался бы ему в том прекрасном видении будущего так же ярко, если бы узнал о том, на что он только что решился для того, чтобы раз и навсегда изменить мироздание. «И я больше никогда, слышишь меня? Никогда тебя не оставлю» Джокер всерьёз вознамерился выполнить это своё обещание, а потому он и впрямь больше не собирался покидать Зонтика. Он больше не хотел бежать сломя голову решать за правителей этой реальности все их проблемы, да и вообще… а может быть изначально проблема была не в мире, а в них самих? Если бы тот же червовый валет не позволил людям истратить энергию четвёртого генератора, никакой катастрофы в солнечной стране и не пришлось бы предотвращать. Равно как и во всех других случаях. Джокер задумался. И впрямь, во всех временных линиях все беды случались только по вине семерых клонов. Даже в тех, где мир разрушался благодаря простым людям, катализатором всегда выступали никто иные как короли и валеты. Когда-то давно в разговоре Джокера и Зонтика уже заходила речь о допустимости человеческих жертв. А гуманно ли будет убить одного человека, зная, что из-за него погибнут двое других? — вот что тогда у Зонтика спросил Джокер. Руки в перчатках, в которые впиталась чужая кровь, непроизвольно сжались на плечах вновь уснувшего Зонтика. Джокер всегда был трусом, он боялся ранить людей, боялся убивать, но сегодня, он лишил жизни первосвященника, а ещё — некоторых из его стражи и не испытывал по этому поводу абсолютно никаких угрызений совести. Его внутренний моральный компас не крутился в бешенстве и не исходил лязгом. Всё было в порядке. Ни одно видение будущего не посетило Джокера в тот самый миг, когда он избавил его от Алебарда или зонтийских солдат — ведь они не играли для лучшего будущего никакой существенной роли. Миру эти отбросы не были нужны. Улыбка ломанная и болезненная выползла на лицо Джокера, и он наконец понял — вот оно! Ему не нужно устранять всё, что происходило в их мире. Нужно было устранить лишь первопричины происходящего. Нужно было убрать лишнюю ломающую их реальность деталь. Правителей. И тогда всё снова станет нормальным. С этим допущением ему не придётся больше так рисковать своей жизнью или жизнью Зонтика. Его, из-за того, что он уже не справлялся, Джокер и так едва не потерял сегодня. «Не понимаю как я и сразу не догадался… да, точно. Надо было с этого начинать, ещё с самой Фелиции. Все эти так называемые «старшие масти» не имеют права жить. Не после того, что натворили или ещё натворят. Да, натворят в будущем, но какая разница? Что будущее, что прошлое — всё едино», — замурлыкал, растянув губы в жутком оскале Джокер, перебирая бирюзовые волосы крепко спящего Зонтика. Острые клыки блеснули в темноте, когда до него, наконец, снизошло это вымученное годами боли и страданий откровение: «Да… чтобы этот мир жил, все эти Лживые Боги должны умереть»***
Из тяжёлого беспокойного сна Зонтика выдернул кошмар. После него Зонтик подскочил на кровати прямо посреди ночи, в ужасе схватившись за спутавшиеся бирюзовые волосы. Паническая атака накрыла его своей давящей волной, но на этот раз у него не было сил противостоять ей. Не было рядом и Пика или Куромаку, которые могли бы как в детстве ему помочь. Зонтику не хватало раскалившегося душного воздуха, он чувствовал, что задыхается. Помимо всего прочего, его испугало ещё и то, что он находился в незнакомом ему месте. Что это было за помещение? Очередная тюремная камера, в которой его вновь заперли? Или то, что Зонтик вчера видел Деуса, вытащившего его наружу, не было горячечным бредом? Неужели они и вправду встретились вновь? Зонтик завертел головой по сторонам. Он хотел было позвать на помощь, но охрипший голос его не слушался. Деус! — мысленно воскликнул Зонтик и дверь в комнату тотчас распахнулась. В проёме показался взъерошенный имперец. Он влетел на порог так быстро, что запнулся об сгорбившийся волной старый ковёр и выматерившись упал на кровать прямо в объятия Зонтика. «Ты звал?» — спросил Деус неловко улыбаясь. Зонтик задрожал, не веря тому, что видит. Он судорожно всхлипнул, и из глаз его брызнули слёзы. Деус тут же бросился его утешать. В порыве эмоций Зонтик и не обратил внимания на то, какой странный вопрос ему задали. Ведь он ни слова не произнёс вслух. «Что ты, Зонтик? Что-то болит? Тебе плохо?» — Деус был растерян. Он шептал какие-то нелепые успокаивающие слова, поглаживая Зонтика по спине. Тот же так сильно вцепился ему в плечи, что, казалось — ещё чуть-чуть и он сломает ему позвоночник. «Нет, нет… всё в порядке. Это от радости. Просто я подумал, что наша встреча — это очередной мираж. Злая шутка моего разума. Но теперь я понимаю, что всё это происходит наяву. Я чувствую тепло твоего тела, слышу твой голос… в темнице мне иногда мерещилось, что ты рядом со мной, но эти моменты были такими краткими… я думал, что сойду с ума или умру раньше, чем увижу тебя вновь» «Не переживай, я больше тебя не оставлю», — пообещал ему Деус. Некоторое время спустя, когда Зонтик клон более-менее пришёл в себя, он всё же решил рассказать кое-что. Кое-что тревожившее его ещё со времён заключения. Зонтик считал, что у него от Деуса не должно быть никаких тайн, а поэтому он взял его за руку и медленно, сбиваясь с мысли, начал говорить: «Знаешь… я не уверен, что со мной всё в порядке в ментальном плане. Я провёл внизу огромное количество времени абсолютно один. Тишина давила на уши, и я даже не знаю — месяцы прошли или годы. Ведь я живу дольше обычных людей. Всё это было сущей пыткой. Сперва я пытался считать минуты, воспроизводить по памяти книги или поэмы, но это быстро перестало помогать. Из-за постоянной боли и одиночества я стал спать намного дольше. Думаю, моя магия оградила меня таким образом, попыталась спасти разрушающееся тело. И если поначалу в этих снах не было ничего особенного, то потом то, что я начал видеть, стало слишком пугающим и осознанным для обычных сновидений» Пальцы Деуса дрогнули и сжали пальцы Зонтика. Улыбка на его лице по ходу рассказа становилась всё более и более нервной. «И что же ты видел?» — спросил он. Зонтик прикрыл глаза и нахмурился. «Я видел… тьму и свет. Разрушенные изваяния правителей восьми и нашу старую резиденцию. Лазурный огонь, вздымающийся до небес и эльфа в золотых серьгах сжигающего свою карту в нём. Я видел других королей и валетов. Видел Куромаку в крови, который обнимал меня. Видел улыбающегося Данте, что жал Пику золотую руку. Видел Купол в трещинах, который рушился за моей спиной. Но даже не это было самое жуткое… мне кажется, я видел его. Красного Джокера», — голос Зонтика становился всё тише и тише, однако он не размыкал глаз. Если бы он сейчас взглянул на лицо Деуса, то увидел бы насколько оно стало бледным. «Почему ты решил, что это был именно он?» «Так его звали другие. А ещё он выглядел ровно так, как и мог бы выглядеть Джокер нашей колоды. Пёстрый наряд, яркие зелёные волосы и эти… нечеловечески страшные глаза. Такие сны снились мне постоянно в последнее время, но сегодняшний… он был особенно странным и пугающим. В нём Джокер впервые говорил не с Габриэлем и не с кем-нибудь другим, а лично со мной. Почему-то он просил простить его. Повторял раз за разом: «я не хотел этого всего, не хотел»… это существо пугает меня, однако… он выглядел таким печальным, и мне стало его жаль. Столько боли было в его безумных глазах, но… как думаешь, Деус, я схожу с ума? Или это действительно нечто бо́льшее чем простой сон? Почему я вообще вижу всё это?» Когда Зонтик уставился на Деуса, ожидая от него ответа, тот едва ли смог натянуто усмехнуться. «Сомневаюсь, что у тебя есть дар к ясновидению, Зонтик. Но ты не сумасшедший. Сумасшедшие точно не задумываются о том, больны ли они или нет. Они просто едут крышей уверенные в том, что с ними всё в полном порядке. В любом случае, что бы ты ни видел — не беспокойся, ладно? У меня всё под контролем и никакие злые шуты тебе уж точно не навредят. Да и потом… ты такой милый, что ни один уважающий себя шут тебя и пальцем бы не тронул», — он схватил Зонтика за щеку и легонько потрепал, тот обиженно и вместе с тем возмущённо пискнул. «Деус!» Деус рассмеялся, однако в его голосе всё же промелькнула на мгновение какая-то непонятная Зонтику горечь. «Нет, правда. Не переживай ни о чём. Я тебя люблю и потому больше никому не дам в обиду. Ты ведь веришь мне, Зонтик?» — Деус вновь притянул Зонтика к себе и невесомо поцеловал в лоб. «Конечно верю» «Это хорошо. Я… если хочешь, я мог бы избавить тебя от этих снов. Магией», — Деус коснулся ладонью скулы Зонтика и тот заметил лазурные искорки, затанцевавшие меж его пальцев. «Магии? Но откуда она у тебя взялась? Ты ведь никогда не умел…» — Зонтика после этого странного открытия вдруг снова начало клонить в сон, он не мог ничего с собой поделать. Но неужели так сильно его вымотал этот недолгий разговор? Руки Деуса, что обнял его, были такими тёплыми что от них не хотелось отодвигаться, не хотелось думать ни о каких сложных и противоречивых вещах. Ни о разрушенном Куполе, ни о шутах. Зонтику было уютно, и кроме этого уюта его усталая душа не хотела больше ничего. «Я уже говорил тебе, Зонтик. Всё это неважно. Отдыхай. А я… больше ничему не позволю тебя ранить, даже твоему собственному разуму» Сознание Зонтика окутала лазурь. Утешающая и всеобъемлющая, но она не давила, а призывала забыть всё плохое и грустное. Всё, что когда-либо причиняло боль и Зонтик, олицетворяющий это чувство, и впрямь забыл. Хотя бы и на день, но забыл кто он вообще такой и почему он так много тревожился всё это время. Забыл и о странном видении и о том, что глаза Деуса горели в ночи так же, как и глаза Красного Джокера из его сна.***
«Ты, случайно, не знаешь, что было вчера ночью?» — наутро смущённо спросил Зонтик. Он вроде бы и рассказывал Деусу о чём-то важном, а вроде бы и нет. Когда он пытался напрячь память, детали произошедшего всякий раз ускользали от него. В голове всё по-странному плыло. «Вчера? А… ты про тот самый разговор. Он, вообще-то, был примерно с неделю назад», — пожал плечами Деус, не отрываясь от своего занятия. Он сидел на стуле у кровати и методично вычёркивал в блокноте чьи-то имена. Но те были Зонтику не знакомы. «Как… неделя?» — поразился Зонтик. Ему казалось, что он ещё молод и точно не страдает деменцией, но отчего же тогда Деус говорил что… «Ну время с теми, кого любишь, летит быстро, не так ли? Не беспокойся, всё равно мы не говорили ни о чём серьёзном. Это, наверное, всё… от нервов, да? После того, что ты пережил, люди обычно приходят в себя очень и очень долго», — отозвался Деус, и хлопнув записной книжкой, приблизился к Зонтику. Тот послушно опустил голову, когда Деус проверял, не нужно ли было сменить бинты и ощупывал все его раны. «Выглядит однозначно лучше. Как там в реальном мире говорят? «До свадьбы заживёт». Если ты не планируешь играть её прямо завтра, конечно же», — вынес свой вердикт он, на что Зонтик еле заметно улыбнулся. Экзистенциальные вопросы мигом отступали на второй план, когда он смотрел на то, как Деус шутит. Ему не хватало этого дурацкого, но ставшего родным чувства юмора. «Ну, я в любом случае не стал бы назначать её без твоего ведома, так что да, она точно будет не завтра. А… чей это дом? Боже, мы с тобой будто поменялись местами. Ведь когда-то давно именно ты задавал мне подобные вопросы лёжа в моей постели», — покачал головой Зонтик, когда «его жених» залез к нему под одеяло и обвил его плечи руками. «Дом? Ну он был заброшен, и я привёл его в порядок… более или менее» «Он не выглядит таким уж и заброшенным. Думаешь, его хозяева не будут против?» Глаза Деуса жутко моргнули, точно картинка на старом телевизоре. В них, к своему удивлению, Зонтик увидел на мгновение нечто тёмное и мрачное. «Едва ли они вернутся в ближайшее время, со Стеной-то. Но если и вернутся, я с ними точно разберусь, не переживай. Сейчас твоя главная задача — лишний раз не тревожиться и выздоравливать. А я позабочусь обо всём остальном»***
Хоть у Зонтика и не было повода сомневаться в словах Деуса, но он прекрасно понимал, что тот чего-то не договаривает. С каких это пор он так хорошо обращался с магией? И куда так часто пропадал по ночам? Сам Деус, должно быть, думал, что Зонтик крепко спал во время его исчезновений, однако сон у него сделался невероятно чутким и без вмешательства магии, в старом доме, в котором всё вечно скрипело и ходило ходуном Зонтик то и дело просыпался по малейшему поводу. Потому ему и не составило труда заметить, что Деус после каждого захода Солнца куда-то уходил. И сколько Зонтик об этом не пробовал спрашивать, ему отвечали лишь одно и то же: «Это неважно, Зонтик» «͇Э̱т̘о н̦е͖в̤ажн̞о, ̳ З͜о͜н̙тͅи̫к»̞ «͜Это͞ н̾еͅва͢ж͞но, Ӟͅо̍нтиќ»͞ Зонтик и сам не понимал, почему он вообще раз за разом продолжал принимать подобные белыми нитками шитые отговорки и оправдания. От них несло могильным холодом и какими-то жуткими тайнами и Зонтику было не по себе, когда он задумывался об этом больше положенного. В голове возникал противный белый шум, когда он пытался размышлять об этом больше минуты, а всякий раз, когда он хотел отправиться вслед за Эксгардом, его тут же клонило в сон. Д͜е͜усͅ спа̲с теб͓я. Он͎ л͜ю̗б͈и͢т т͢ебя̳. О̩н͢ не стал бы тебе в͢ра͙ть͉.͚ Ему̳ э͈т̜о п͇рос͢т͜о̞ н͚ез͍а͢че͢м — нашёптывал Зонтику внутренний голос и он разрывался между ощущением неправильности всего происходящего и желанием верить своей единственной любви несмотря ни на что. Происходящее с каждым днём становились всё страннее и страннее и память Зонтика начала комкаться как размякший от воды лист. Если на нём и было что-то прежде написано, то Зонтик едва ли мог вспомнить, что именно. А у Деуса с недавних пор на все серьёзные вопросы были лишь такие ответы: «Деус что я делал утром?» «Разве это важно?» «А что тогда важно?» «То, что мы вместе Зонтик. Только это, и больше ничего» Но Зонтик, невзирая на то, что Деус вечно увиливал от подобных разговоров не всё равно пытался докопаться до истины. Происходящее его настораживало, если не сказать, что пугало. Хотя он переживал не столько за себя, сколько за самого Эксгарда. С каждым днём тот становился всё более дёрганным и нервным, и Зонтик с тревогой думал о том, что точно то же самое было и до того момента, как тот покинул Зонтопию в первый раз. Однажды из-за своего страха Зонтик уже позволил ему уйти, не сказав ни слова, и потому он поклялся себе, что теперь не даст своему малодушию разрушить их отношения окончательно. Это настойчивое стремление дало свои плоды. Хотя ответ на все свои вопросы Зонтик получил не благодаря ему, а чисто случайно, наткнувшись как-то раз на Деуса поздно ночью, возящегося на кухне. Тот тихо бормотал себе под нос: «Как он вообще смог увидеть будущее? Это из-за того, что между нами тогда ещё существовала нить? Ему передалась часть моих воспоминаний? Где я опять не доглядел? И как это скажется на временной линии?..» Зонтик сделал пару осторожных шагов по направлению к Деусу, стоящему к нему спиной, чтобы получше расслышать его бессвязную речь. «Чёрт бы побрал Красного Джокера с его ебучими силами, чёрт бы побрал Императора с его чёртовыми проблемами… ничего этот идиот не может сделать как надо. Неужели так сложно разобраться, как Стена работает? Его армия должна быть тут не позднее, чем к четвергу, иначе ничего не получится!» Плечи Деуса сгорбились, когда он упёрся руками в плиту и Зонтику показалось, что его внешний вид зарябил, будто перед ним был и не Деус вовсе, а какая-то искусно сделанная голограмма. «Ну ничего, если всё пойдёт по плану скоро они все просто сдох…» Вдруг тихий шёпот резко оборвался, и Деус вздрогнув удивлённо обернулся к Зонтику, наконец заметив его, замершего в дверном проёме. «Деус? О чём ты только что…» — только тогда, когда Зонтик положил руку ему на плечо, тот вскинулся и задел рукой кастрюлю, стоящую на плите. Половник, который лежал на её краю, утонул в багровых недрах кипящего борща. Деус запричитал и полез пальцами в суп. «Ох, эм. ты это мне, Зонтик?» — спросил он, поглядев на нарушителя спокойствия, в растерянности сверлящего его внимательным взглядом. Руку Деус в ходе всех своих махинаций всё-таки умудрился обжечь. «Конечно тебе, а кому же ещё? Во всём Карточном Мире я не знал бы ни одного человека, которого звали бы точно так же и…» — Зонтик хотел расспросить его о тех странных вещах, о которых он только что говорил, но Деус словно прочёл это в его мыслях и намеренно быстро перевёл тему. «Как? Повтори, как ты его произнёс», — взгляд Деуса из рассеянного стал сосредоточенным, точно он прямо сейчас пытался на слух запомнить какую-то серьёзную химическую формулу или труднопроизносимое название. «Я… просто позвал тебя по имени. Деус. Вот, слышишь?» — послушно повторил Зонтик в недоумении склонив голову, на что Деус тяжело вздохнул. «Нет, не могу запомнить. Даже когда его говорит кто-то другой. Видимо, магия мне не даёт, или же что-то другое?..» — вновь отстранённо забормотал он. Зонтик тем временем подошёл к нему ещё ближе и собравшись с силами, всё-таки озвучил тревожащие его мысли: «Хоть мне и кажется, что мы об этом уже говорили, но… я хотел бы узнать у тебя: где ты был всё это время? До того, как пришёл обратно в Зонтопию» Деус встрепенулся вырванный из своих размышлений и скривился в очередной неловкой улыбке. Которых за сегодняшний вечер и так уже стало слишком много. «Это неважно, Зонтик. Где я был, там меня уже нет. Главное — что я сейчас снова рядом с тобой» «Это не ответ» «Я знаю. Тем не менее… это правда не имеет никакого значения. Кстати говоря, а с каких это пор ты начал снова носить шарф?» Зонтик бросил на себя тоскливый взгляд в разбитое зеркало, висящее прямо напротив плиты. Деус обернулся за ним следом. Опять никаких прямых ответов. Лишь бесконечные отговорки и перевод стрелок от одного к другому. Но Зонтик решил подыграть. «С тех пор как мне стало тяжело смотреть на себя без него» После этих слов Деус схватил его за руку и горячо произнёс: «Твоя шея выглядит нормально, тебе не нужно…» Зонтик посмотрел в его лазурные глаза через самый большой затянутый сеткой трещин осколок. «Дело не в том, нормально или ненормально, просто… я не привык себя таким видеть. И, откровенно говоря… эти шрамы меня пугают. Они — это доказательство моей слабости, и я просто… не могу. Прости, Деус если я задеваю тебя такими размышлениями, но ведь тебя я узнал уже таким, — Зонтик указал на его руки, — «а вот себя помню ещё без них» Деус тяжело вздохнул. «Жаль, что ни в одном из наших генераторов больше не осталось энергии. Не факт, конечно, что это помогло бы, однако попытаться стоило, раз уж тебя это так сильно беспокоит» Зонтик вздрогнул и конец шарфа, что он решил поправить, выскользнул из его рук. «Но Деус, откуда ты знаешь про…» В тот миг лицо Деуса перекосило от ужаса, и его пальцы тут же вцепились в плечо Зонтика. Разряды маленьких лазурных молний вспыхнули между ними. «Забудь. Вс̍ё т͠о, чт͡о̐ с͡е̇г͝одн͠я пр̕о͡ӥсх̕о̕ди̚л͑о͝ –́ з͠а̄б͡ўдь. Я уже и так сказал лишнего. Останься дома, а я… перед осуществлением основного плана мне нужно разобраться с последней из оставшихся проблем» Зонтик почувствовал, как силы против воли покидают его.***
Сначала подобное ощущение избавления было приятным. Зонтику было намного проще жить, когда Деус касался его головы и все его сомнения и страхи уносились прочь. Таяли, как пепельная дымка тумана перед восходом Солнца. Какое-то время он проводил в этом сладостном забытьи, толком не обращая на реальность никакого внимания. Не бодрствуя, но и не спя, находясь где-то ровно посередине. Лишь одна мысль в такие времена крутилась у него в голове: Т͉ыͅ в̳о͜сс͜ое̝ди̱ни͜л̲ся со͖ сͅв͜о͉им л͢юбимым̮ че͜лове͢ком. ͎ Т̫еп͜е̤р̰ь͢ у вас всё б̮удет х̪о̗ро̲ш̠о. ̩ Точк͢а. ̯ Но порой Зонтик думал какой-то периферийной частью своего сознания о том, что эта мысль была не его собственная. И в ту самую ночь он, наконец, понял, сколь верна была эта его догадка.***
Казалось — всё самое плохое в жизни должно было непременно происходить в дождь или вьюгу, на крайний случай — в ветреную или промозглую погоду, но как на зло, на улице было тихо и тепло. После того как Зонтик заснул, Джокер выскользнул из дома и пошёл, петляя переулками в сторону замка. Луну, висящую под верхним сводом Купола, было прекрасно видно. Плывущие вдаль рваные облака толком не закрывали её. В серебряном потустороннем свете всё в округе казалось каким-то странным и пугающим. В его лучах окружение было видно почти что так же чётко, как и днём. Идиоты, которые шли за Джокером следом, думали, что знают Зонтопию лучше него, ведь в их глазах он был пришлым, они же — жили тут с самого рождения. Но им было невдомёк, что в своём разуме он путешествовал тайными тропами меж обветшавших лачуг старого города сотни и тысячи раз. Что он в малейших подробностях видел все углы и подвалы в которых его могли бы убить. Их высокомерие сыграло с ними злую шутку. Отойдя на приличное расстояние от дома, где он теперь жил, Джокер скинул со спины плащ. Внешность его пошла волнами и рассыпавшись лопнула со свистом точно воздушный шар. Теперь он выглядел не как Деус Эксгард, а как Хранитель Карточного Мира. Иллюзия больше не скрывала его истинного вида и он, размяв шею и обнажив висящий на поясе клинок, крикнул: «Выходите хоть все разом, коль не боитесь» Фигуры в тёмно-синем высыпали изо всех углов и щелей. Их было много, но Джокер не боялся — он видел сегодняшнюю ночь в стольких вариациях, что ни один из них не мог навредить ему. «Ты убил первосвященника, чужак?» — спросил кто-то из собравшихся и Джокер злорадно рассмеялся. «Как собаку», — оскалился он и клинки зонтийцев, под аккомпанемент безумного смеха, полетели в его сторону.***
Отчего-то магия не сработала в тот день как надо. Она дала трещину, и Зонтик смог подняться. В его голове всё прояснилось. Смазанная обстановка дома обрела чёткость и растеряла свои тёплые краски. Комната, в которой он находился, была старой и заброшенной. Покосившийся потолок, паутина в углах, изодранное тяжёлое покрывало совершенно не согревающее продрогшее тело. И как он только раньше всего этого не замечал? Почему? «Деус… неужели это всё — его рук дело? Он что, использовал магию разума на мне всё это время? Не знаю, для чего он это делал, но я должен выяснить», — с нарастающей тревогой прошептал Зонтик. Он огляделся по сторонам в поисках подсказки, куда же мог отправиться Деус и его взгляд непроизвольно упал на выцветший календарь на полу, в котором было зачёркнуто несколько цифр подряд. Глаза Зонтика округлились, когда он понял, что с момента его освобождения из подземной тюрьмы минуло почти полгода. По его ощущениям — прошла всего пара недель. Но полгода?.. Уму непостижимо. Происходящее напоминало какой-то сюрреалистичный кошмарный сон и отчасти Зонтику захотелось малодушно поддаться магии контроля разума вновь и вернутся к тому самому фальшивому миру спокойствия и безвременья, который для него сотворили. Но желание это он, пересилив себя, отверг. Нет. Он и так на слишком многое в своей жизни закрывал глаза, слишком часто предавался эскапизму. Наступила пора перестать скатываться в него и признать реальность, какой бы страшной та ни была. Зонтик поднялся и вышел на улицу. На календаре рядом с последней зачёркнутой датой стояла кривая подпись о месте. Где оно находилось, Зонтик знал.***
Двор-колодец, ютящийся меж тесных синих домов, бездыханные тела и ослепительный лунный свет, заливающий всё вокруг — вот что обнаружил там Зонтик. Кровь и мертвецы напугали его, напугали почти что до смерти, но он продолжил идти вперёд. Зонтик боялся, что среди своих бывших подданных увидит и переломанное тело Деуса. Боялся, что опоздал, осознав серьёзность проблемы, в которую ввязался Деус слишком поздно. Сперва Зонтик услышал полувздох. Болезненный и тихий, точно человек, испустивший его, был на последнем издыхании. Затем — треск и грохот и высокий голос полный презрения и гнева. Голос был Зонтику незнаком. «Говори где остальные! Мне не составит труда найти твоих чёртовых дочь и жену, и поверь — ты, смотря на то, как они страдают, будешь умолять убить тебя первым» Зонтик натянул на голову чёрный капюшон и выглянул из-за арки, открывающий вид на двух людей в самом дальнем углу двора. Зонтиец лежал на земле, а на нём в зелёно-синем комбинезоне верхом сидел шут, занеся над его горлом нож. Брызги тёмной крови блестели в лунном свете на его синих перчатках и растрёпанных ярко-зелёных волосах. Зонтика парализовало от страха, но в то же время он не был в силах оторвать взгляда от образа, который видел по сей день во снах. С жутким оскалом, горящими в темноте глазами Красный Джокер выглядел как злой языческий бог, представший перед смертными на страшном суде. Зонтиец, истекающий кровью захрипел ещё сильнее и плюнул ему прямо в лицо. «Я не предам своей веры, демон! И умру за неё», — вскрикнул он. «Что ж, это несложно устроить», — зарычал Джокер. Он с силой опустил обе руки, и клинок вонзился в плоть раненого, вновь и вновь, раз за разом. Двор утонул в истошном вопле. Зонтик в ужасе отступил к стене, внутренне молясь, чтобы пришёл хоть кто-нибудь и остановил всё это, прекрасно меж тем зная, что никто точно не придёт. «Как. Же. Вы. Мне. Сука. Надоели!» — Джокер вопил, чередуя удары со словами. С его лица при этом не сходила страшная кривая улыбка. Когда зонтиец на земле перестал шевелиться, Джокер поднялся, небрежно отбросил оружие в сторону и пригладил окровавленными руками вьющиеся зелёные волосы. «Подумать только, первосвященник уже так давно сдох, а вы всё следуете его воле… чёртовы религиозные фанатики», — он обошёл мертвеца по кругу и пнул его руку пару раз, видимо, убеждаясь в том, что он точно уже не воскреснет. Мёртв? Алебард мёртв? Но Деус ведь сказал мне что… — Зонтик, крупно вздрогнув, сделал шаг назад. И вдруг позади него раздался грохот. Он наткнулся на нечто металлическое, и оно упало прямиком на землю. Пугающие лазурные глаза тотчас же уставились на него. Джокер вывернул до хруста собственное запястье, так, словно он не чувствовал от этого никакой боли и бросился к Зонтику. Единственное, что было написано на его обезображенном зверином оскалом лице — это жажда убивать. «Видимо, я упустил ещё одну крысу, да? Ну же, не стесняйся — выходи и присоединись к своим дружкам!» — Джокер расхохотался. Безумие вкупе с неистовой злобой пропитывало каждое его слово. Зонтик отступил от арки и бросился бежать, не разбирая дороги. Этот шут, это существо из его кошмаров вселяло в него суеверный ужас, но почему на мгновение Зонтику оно показалось знакомым? Однако, ему не дали и секунды на раздумья — лазурные нити со свистом вонзились в его плоть, сковали по рукам и ногам, и он упал на землю, разодрав ладони до крови. Длинные бирюзовые волосы разметались по его лицу и вместе с тёмным капюшоном, упавшим на глаза, закрыли ему весь обзор. Однако Зонтик всё равно не посмел бы взглянуть на Джокера, идущего к нему через улицу. «Мне прямо-таки даже интересно кто у нас тут? Очередной ассасин, или же просто бывший сторонник первосвященника, никак с убийствами не связанный? Вас мразей так много развелось в моё отсутствие, что и не отличишь. Без разницы. Всё равно рано или поздно вы всё попередо́хните. Что с моей помощью, что без», — интонация Джокера из весёлой вмиг стала давящей. Он протянул пальцы к капюшону Зонтика и резким движением сорвал его. Однако в тот самый момент как их взгляды пересеклись, Джокер отшатнулся от него точно от прокажённого. Его руки задрожали, а хищный оскал сменился испугом. «Зонтик? Что ты здесь делаешь?» — вскрикнул он неестественно высоким голосом и одёрнул рукава комбинезона, прикрывая ими свои запястья. На которых, конечно же, оказались белые глубокие шрамы. Зонтик удивлённо выдохнул, когда смог разглядеть и их, и маротту сине-зелёных цветов, висящую на поясе шута. Бледное, перекошенное от страха лицо со смутно знакомыми чертами. Зонтик не хотел верить тому, что видел, но лишь один раз пристально взглянув в лазурные глаза того, кого он всё это время так сильно боялся, он наконец-то всё понял. «Это был ты, Деус. С самого начала. Боже мой, что же ты натворил?..» — прошептал одними губами Зонтик, опустив голову. Силуэт Джокера вспыхнул и пошёл рябью. Мелькнула на секунду его старая «имперская» внешность, но она так и не заменила новую. Видимо, он был слишком шокирован тем, как резко вскрылась правда и не мог совладать с эмоциями, а как следствие — и использовать иллюзию. «Прости, меня, Зонтик…прости… я не хотел делать тебе больно. Позволь, я всё тебе объясню. Поверь, это не то, о чём ты думаешь…» — голос Джокера задрожал. Он опустился перед Зонтиком на колени, и, оторвав от одного из своих рукавов кусок ткани, принялся бинтовать его разбитые в кровь ладони. «Не то, о чём я думаю? Ты только что убил человека… или… всех этих людей, не так ли? А ещё… лгал мне всё это время… как вообще можно понять подобное «не так»?» — Зонтик хотел было по привычке обнять Деуса, ища таким образом утешения в стрессовой ситуации, но он вовремя остановил этот чисто машинальный порыв. Джокер, заметив его метания, побледнел ещё сильнее. «Не говори так! Я не лгал тебе, просто… столько всего произошло, а ты до сих пор так и не оправился после того, что сделал Алебард, и я решил повременить, но… раз всё так сложилось, я расскажу тебе прямо сейчас. На самом деле всё это время я мог видеть будущее и научился этому я задолго до того, как мы с тобой встретились. Так я смог сбежать от Императора, так я смог спасти тебя бессчётное количество раз. От людей, что пытались тебя убить по указке первосвященника, от Пика, от самой судьбы. Те, кто умер сегодня, убили бы нас с тобой и всё то, что я с ними сделал, я сделал не из пустой прихоти. Или они нас, или я их, Зонтик. А из Зонтопии я ушёл потому, что стал видеть гораздо больше наших с тобою судеб. Теперь я вижу судьбу целого мира и судьба эта — пасть от рук семерых правителей. Любого из них за исключением тебя. Все эти года я мешал им, не применяя силу, но во всех временных линиях они пытаются гнуть своё до самого последнего. Их уже не исправить, а потому как и сегодняшних фанатиков ни к чему оставлять в живых», — Джокер улыбался глядя на Зонтика искренне и тепло, но впервые за все те года, что они знали друг друга улыбка эта не подбодрила его, а напугала. Как вообще человек только что лишивший кого-то жизни мог так спокойно улыбаться? «Будущее? Но это невозможно для простого смертного. Погоди… поэтому ты выглядишь так? Поэтому ты спрашивал меня о ясновидении? Ты знал про Красного Джокера… с самого начала знал. Как ты вообще заполучил его магию? И из-за неё ты теперь… хочешь убить мою семью?» — Зонтик тихо всхлипнул, глотая слёзы, и опустил голову ещё ниже, а вот Джокер, напротив, — вскинулся и зарычал, стоило ему только услышать последние слова. Растерянность мгновенно сменилась в нём гневом, и он схватил Зонтика за руки. «Семью? Семью?! Я — твоя семья! Было ли трефовому королю хоть какое-то дело, когда ты пришёл просить его о помощи? Было ли дело червовым? Было ли дело Императору, когда он тебя использовал? А бубновым?! Нет… им. Всем. Было. На. Тебя. Наплевать! А вот я всегда буду на твоей стороне. Не на стороне твоей страны и твоего народа, а лично на твоей! Так почему ты жалеешь их, а не меня? Я так мучился всё это время, потерял почти всё, что у меня было. Я забыл своё имя; своё прошлое. Теперь я почти не различаю его и будущее, всё смешалось… и я уже даже толком не помню ничего из того, что происходило до нашей встречи, а всё ради того, чтобы мы смогли с тобой жить ничего не опасаясь! В мире, в котором не будет больше никаких королей, в мире, который будет существовать без их гнёта счастливо. Таким… я стал ради этого будущего и… ради тебя», — голос Джокера дрогнул и надломился, он сжал чужие ладони так крепко, что ему самому стало больно. В груди у него из-за всех этих признаний что-то надорвалось, но как бы сильно он ни пытался оправдаться, Зонтик не ответил ему ничего. Джокер поднял глаза и его сердце сковал лёд — лицо Зонтика застыло в гримасе ужаса, когда тот смотрел на него. «Почему ты молчишь? Стольких моих стараний… всей моей боли тебе недостаточно? Неужели я недостоин и капли твоей любви?! Я ведь… теперь тоже Бог. Такой же сильный, как и ты, нет, даже сильнее! Теперь я смогу сдержать своё обещание, смогу остаться с тобой в этом мире до самого конца. Разве ты этому не рад? Ответь мне хоть что-нибудь, Зонтик!» — голос Джокера надломился. Он закричал, оскалив острые зубы. «Но я ведь никогда не хотел этого. Никогда о подобном не просил — ни о том, чтобы ты менялся, ни о том, чтобы страдал, ни о том, чтобы вредил другим людям. Ещё в самом начале, как мы встретились, ты ведь не был таким, Деус. Ты дорожил чужими жизнями. Помогал им. Неужели это всё… из-за этой магии, да? Наверняка это она тебя так сильно изменила. Тебе нужно отказаться от неё и от идеи с убийством моих братьев и тогда всё снова станет как прежде» Зонтик его не слушал. Зонтик в него не верил. Зонтик не понимал, что было бы с их миром, избавься Джокер от своей силы, ведь Зонтик не видел того же что видел он. В это мгновение Джокер почувствовал, что между ним и Зонтиком, наконец, разверзлась та самая пропасть, что ширилась с того момента как он вернулся в Зонтопию. За то время, что они находились порознь, они стали такими разными, что не могли больше прийти к одному и тому же мнению. Один понял, что никогда бы не смог простить другому, если бы тот и дальше жертвовал людьми, а другой — то что он не может поступить иначе, что хочет пойти за своим идеальным видением будущего до самого конца. «Отказаться? Нет, уже слишком поздно. Если я не буду напрямую влиять на временную линию, мир будет уничтожен», — произнёс Джокер, чувствуя, как горечь подступает к его горлу. В конце концов, всё должно было закончиться совсем не так. Зонтик не должен был обо всём этом узнать. Зонтик взволнованно взглянул на него в ответ. И Джокеру даже не нужно было использовать свою магию, чтобы понять, что его голову сейчас точно черви изъедают мысли панического или околопанического характера. Зонтик молчал, а потому Джокер продолжил: «Он… настоящий Красный Джокер уже давно мёртв, это мне рассказал генератор. Мёртвым место в минувшем — так ведь? К чему им их магия, их имена? Его место в колоде пустовало. Его именем уже десятки лет никто не пользовался, и я забрал и то и другое. Я выполнял его работу так много лет, я спасал этот чёртов мир сотни, нет, тысячи раз, всё это время. Я заслужил и то и другое!» У Зонтика на этих словах возникло очень жуткое и неправильное ощущение — словно он открыл книгу на самых последних страницах. Там, где уже произошли и кульминация, и личностный рост героя, а он всё это пропустил. Ни внешне, ни в эмоциональном плане — этот человек почти ничем не напоминал самого себя прошлого и Зонтика это пугало. Перед ним давно уже был не тот Деус Эксгард, которого он знал. Но когда тот успел стать таким? Или всё это время, как он вернулся в Зонтопию, его глаза были такими же безумными? «Но Деус… генераторы никогда не разговаривали», — еле выдавил из себя Зонтик, поднявшись на ноги и непроизвольно сделав шаг назад. За ним на ноги подскочил и Джокер. И что-то странное случилось в тот самый момент — пространство вокруг них обоих зарябило, небо затянули помехи, зазвучал белый шум. Но покуда как Джокер в панике вертел головой по сторонам, не понимая, что происходит, Зонтик, кажется, ничего этого не заметил. «О чём ты, Зонтик? Как бы я тогда узнал о том, что ты — трефовый валет? Как бы я узнал о твоём Создателе? О Красном Джокере в конце-то концов?!» — повысил голос Джокер, стараясь заглушить нарастающий на фоне звук. «Раз ты — маг разума, то ты мог увидеть это в моих воспоминаниях» «Это было ещё до того, как мы встретились!» С каждой новой репликой Зонтика окружение всё больше начинало глючить, а Джокер — злиться. Он не хотел слышать от тех слов, что Зонтик хотел произнести. Будто наперёд зная, что тот скажет, хотя и не помня ни одного видения напрямую связанного с этим. «Но ты ведь не знаешь этого наверняка не так ли? Ты ведь только что сам сказал, что из-за магии всё в твоей памяти смешалось прошлое и будущее. Генераторы не говорят. Ни у одного из нас они не вели себя подобным образом, даже у Пика, который владел восьмым. Он не…» «Не̒ смей гов͡о͞ри̓т̀ь м͠н͝е к͡ак э̿то было͝, ͑ я͆ пр͝е͝к̿р̾а͠с̕н͠ӧ͠ по͞мню в̕сё͝ и с́ӓ͞м! ͝ Неч̑е̒го͡ д͝ела̕ть и͝з ме͝н̿я͝ к̾а̕ког̉о-͞то псѝх̕а! Я не̚ сума͗сш͡е͞дши̕й, ͂ я͝с̕но т̚е͝б͝е͌! ͝ Я не…» — закричал Джокер, стиснув виски ладонями. Вместе с ним завыло и всё пространство вокруг, но вдруг стоило ему зажмуриться, раздался резкий щелчок и всё умолкло. Будто кто-то выдернул из розетки вышедший из строя телевизор. «Зонтик?» — прошептал Джокер, вновь открыв глаза. Теперь он находился в совершенно другом месте, и, кажется, даже в совершенно другом вре͞менй. Джокер стоял в тёмном коридоре, освещённом редкими всполохами разноцветных молний. «Я сделал всё, как ты и просил. Последние приготовления окончены», — чуть поодаль, осунувшийся и смертельно уставший, у окна неподвижно замер Зонтик. Пустыми глазами он следил за скатывающимся по стеклу каплями — за ним была гроза. «Подожди, я не понимаю о чём ты… мы же только что были на улице, говорили о генераторе и о том, что я должен сделать чтобы…» — попытался вникнуть в происходящее Джокер. Зонтик же в ответ бросил на него полный тоски и смирения взгляд. «Видимо, у тебя случился приступ. Опять. Нет, мы всё это время говорили о той войне, что вы с Пиком затеяли, а то что ты сейчас вспомнил, произошло четыре года назад» Какое-то время Зонтик и Джокер смотрели друг на друга, не проронив ни слова. Зонтик не выдержал первым и отвёл в сторону взгляд. «Мне нужно отдохнуть. Если честно, у меня нет сил продолжать этот бессмысленный разговор. В который раз. Ты всё равно его забудешь. Так что… могу я уже идти?» Зонтик выглядел так подавленно и разбито, что у Джокера защемило сердце. Он протянул руку, чтобы обнять его, но Зонтик её оттолкнул. Взгляд его, ожидающий ответа, был холодным до ужаса. Если бы Джокер не разрешил ему, он так и не сдвинулся бы с места — его тело давно не могло двигаться само по себе без указания того, кто им управлял. «Да… иди», — обескуражено протянул Джокер, дёрнув зажатую меж большим и указательным пальцами лазурную нить. Зонтик прошёл мимо него, и Джокер вздохнул сжав так и не коснувшуюся чужого плеча ладонь. «То есть я сейчас нахожусь в очередном видении? Или это уже произошло? Я… ничего уже не понимаю. Без разницы. Всё наладится, когда я исправлю этот мир. А если мир исправится, то и моя память тоже придёт в порядок… я надеюсь» Фон͜ в̥округ вдруг о͜пя͓т͜ь̩ з̬а͜ря̫бил и̰ с̜ме͢н̮ил͢ся на д͇ру̬г̤о͖йͅ. Протянутая к Джокеру золотая рука схватила воздух в миллиметре от его лица. Опасно клацнули острые когти. Кажется, Джокер припоминал этот момент в отличие от прошлого — это был тот самый день, в который Пик узнал, что он хочет убить его и других правителей. «Для этого ты и завладел моим телом? Что ты уже успел с моей помощью сделать?! Отвечай!» Император, полностью увитый лазурными нитями, стоял перед ним на коленях. Да, кажется, тогда он почти смог вырваться из-под контроля Джокера, но ненадолго. «Ничего я ещё не делал! Или всё-таки… я не помню», — решимость Джокера быстро сменилась растерянностью, и он отпрянул от дёрнувшегося в его сторону Пика, успев натянуть нити в руках так, что тот запутался в них не в силах пошевелиться. «Думаешь, что убив королей, ты спасёшь этот мир?! Да он всё равно рано или поздно развалится к чёртовой матери! Если ты хочешь спасти хоть кого-нибудь — осуществи мой изначальный план», — захрипел Император, всё ещё продолжая сопротивляться чужой магии. «Думаешь, что тебе лучше знать? Ты ошибаешься. Та идеальная реальность, что я видел, как-то же избежала печальной участи быть уничтоженной, значит, и этот мир сможет. Я ещё ни разу не отклонялся от следования той самой временной линии, так что…» Очередная вспышка ослепила Джокера так и не дав ему договорить. Теперь он вновь оказался в ко̭нц̲е в͜ремен͜, напротив того странного эльфа, которого видел во сне после остановки фелицианского Солнца пару лет назад. «Ну как, уже нашёл ответ на мой вопрос?» — поинтересовался он, пристально вглядываясь в лицо Джокера своими огромными тёмными глазами. «На какой вопрос?» «Вопрос о том, кто ты такой» «Я…» — Джокер крепко зажмурился, попытавшись вспомнить своё имя, но ожидаемо, чуда не произошло. По-хорошему его он лишился уже много лет назад — ещё тогда, когда его сослали на каторгу, и в глубине души он давно знал, что к своему имени он больше никогда не сможет вернуться. Поэтому ему и нужно было выбрать себе новое. То, что в отличие от старого отражало бы всю его суть. «Я — новый Красный Джокер, Хранитель Карточного Мира», — твёрдо ответил Джокер. «Хм, какая интересная интерпретация этого титула. Из всех тебе подобных ты первый, кто назвал так себя сам. Хоть названьице и броское, но и не поспоришь с тем, что оно тебе идеально подходит. Хорошо, с этим мы покончили. Тогда знай, Хранитель Карточного Мира, если захочешь пойти со своей задумкой до конца, я буду ждать тебя. Здесь» Эльф сощурился и сделал странный пас рукой, после которого Джокера вновь выкинуло в то вре̴м҈я в҉ к̸от̶о҉р̴о̴м̸ он̸ раз̴г̸ов̸а̵рив̶ал̷ с҉ З̴он҉ти҉ком с̴ с̸а̴м̵ог̷о̴ н̷ач̷а̸ла. «…конечно же ты не сумасшедший, я так и не считаю. Нам обоим нужно просто успокоиться… а потом, мы подумаем над тем, что делать. Если ты откажешься от использования магии, от своего плана, всё снова станет нормальным, всё снова станет хорошо. Мы сможем быть вместе, как и раньше, правда ведь?» — Зонтик обнимал Джокера, его руки дрожали. Видимо, для него прошлое/будущее в котором только что побывал Джокер, было сокрыто. Он не видел ни одного из этих двух времён. И в этот самый момент Джокер вдруг понял чётко как никогда: всё, что его окружало — лишь воспоминание. Фантомный призрак прошлого, явившийся в тот момент, когда в настоящем, в котором готова была разразиться война между Севером и Югом, у него после собрания имперских генералов случился очередной приступ. И этот приступ, судя по всему, был одним из самых тяжёлых, что Джокеру доводилось переживать. Так много минувшего всплыло на поверхность, но… необходимо дотерпеть, необходимо выхватить те крупицы будущего, что ещё покажет ему его дар. Те самые, что принесут ему победу и приблизят его к заветной цели. А пока — Джокер позволит этому последнему воспоминанию завершиться. В конце концов, оно давно прошло и этот Зонтик был иллюзорным. Джокера в «его настоящем» ждал совершенно другой трефовый валет. Он обнял Зонтика в ответ так крепко, как только мог и тихо сказал ему: «Нет… никогда между нами ничего больше не станет как прежде. Не вернётся на круги своя. Такова цена, которую я заплатил. Но, Зонтик, я хочу, чтобы ты знал…» — Джокер сжал его плечи, впился в них ногтями. Глаза его в темноте ночи сверкали лазурью так же ярко, как и нить, которую он в мгновение ока затянул вокруг шеи любимого. «Я всё делаю правильно» Зонтик схватился за горло, в попытках ослабить чужой контроль, в попытках избавиться от магии разума, подавляющей его волю, но тщетно. Постепенно его конвульсии становились всё более вялыми, а после — он замер, недвижимый в руках Джокера. Джокер прижал обмякшего Зонтика к себе, баюкая, словно ребёнка. Слёзы текли по его лицу. Несмотря на то что он должен был так поступить, от осознания того, что он только что сделал, ему было невероятно больно. Он предал доверие самого близкого для него человека, хоть это и было для того, чтобы его спасти. «Может быть я никогда и не нравился тебе, так же сильно как и ты мне, но, пожалуйста, знай, я делаю это ради тебя. Ради нас. Ты — единственное что у меня есть, единственное что осталось. Я люблю тебя так сильно, что другим чувствам… ненависти, горечи, разочарованию уже просто не осталось места. Ты стал моим Солнцем, и я ослеп, глядя на тебя, но я не жалею… и никогда не жалел. Я люблю тебя так сильно, что сошёл с ума ради этой любви. И никогда я не изменю своего к тебе отношения, слышишь Зонтик? Никогда. Я спасу тебя. Ты будешь жить, как и весь этот мир, я выгрызу наше счастливое будущее у мироздания и неважно как сильно мне придётся запачкать свои руки, как сильно придётся ранить себя самого. Но это всё… так затянулось. В этот раз мне пришлось ждать так долго, чтобы увидеть нашу надежду на то самое будущее. Это потому что я и впрямь схожу с ума? Кто знает…» — глаза Джокера замерцали а улица вокруг него и даже тело Зонтика в его руках стало размытым. Пространство замельтешило серо-белыми точками помех и всё, что он прежде видел, исчезло без следа. В самой кульминации, тогда, когда Джокер, наконец, осознал, что всё это — всего лишь сон, то увидел то, чего так сильно желал. То самое будущее, что дарует возможность привести мир к его лучшему исходу.***
В настоящем, ближе к утру, первым из них двоих проснулся Зонтик. Он открыл глаза в тот самый момент, когда в продуваемой комнате стало так промозгло, что изо рта в помещении начал вырываться маленькими клубами пар. Невидящим взглядом Зонтик сверлил потолок добрых двадцать минут прежде, чем смог более-менее прийти в себя. Лучше ему ожидаемо не стало — слишком сильно его тревожило то, что должно было произойти сегодня, и он так и не смог нормально отдохнуть. Хотя, если честно, Зонтик и не помнил, чтобы с того момента, как Джокер переместил лазурную нить с его руки на шею и затянул её точно поводок, он вообще хоть сколько-нибудь высыпался. Всё-таки факту того, что твоя жизнь, бывшая до сих пор относительно счастливой, стремительно летит в тартарары особо не нарадуешься. Зонтик скосил глаза вбок и посмотрел на Джокера, закутанного в одеяло точно в кокон. Инстинктивно тот всё равно тянул во сне к нему свои руки и жался поближе. Лицо Деуса, всё ещё лицезревшего видения разгладилось. А по сравнению со вчерашним он так и вовсе выглядел почти что умиротворённо. Но Зонтика не покидала страшная мысль о том, что так должно быть и выглядели все умирающие, что сумели перебороть горячку и мнимо шли на поправку, а после — сгорали за считаные дни в страшных муках и агонии. Такой участи Зонтик даже врагу бы не пожелал, не то что тому человеку, которого он… За дверью раздались тихие шаги. Кто-то приблизился к комнате, и Зонтик, бросив последний взгляд на ровно вздымающуюся грудь Джокера, поднялся и подошёл к порогу. За приоткрытой дверью стоял Пиковый Король. Такой же «никакой» как и Зонтик, в плане наличия как и физических сил, так и душевных. Теням под его глазами позавидовала бы любая девица, практикующая макияж в стиле смоки айс, но об этом Зонтик тактично умолчал. Ситуация вообще была для шуток не располагающая. На Пика он уставился немигающим взглядом мутно-синих глаз, ожидая, пока тот сам объяснит зачем пришёл. Он не заставил себя долго ждать. — Есть разговор, — коротко сказал Пик, и бросив быстрый взгляд через плечо Зонтика на Джокера, двинулся дальше по коридору. Помрачневший Зонтик последовал за ним.***
— Разговор о чём? — Зонтик встал в шаге от порога очередной из комнат и скрестил руки. На его лбу между нахмуренными бровями залегли глубокие морщины. Подобным серьёзным выражением лица он здорово напомнил Пику Куромаку. — Я хотел попросить тебя о помощи, Зонтик. Мана этого человека, — Пик кивнул на начало коридора, — рано или поздно закончится, и тогда его контроль ослабнет. Судя по его вчерашнему состоянию он уже близок к полному истощению, как бы ни пытался храбриться. И если выбирать у кого приспустить «поводок», из нас двоих он, ясное дело, выберет тебя. В этот самый момент ты и сможешь нанести удар и покончить со всем этим раз и навсегда. Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что мы с ним не сможем жить в мире. Либо он убьёт нас и всех остальных, либо мы — его. Спокойный голос Пика был глух, а глаза мерцали багрянцем в предрассветной темноте. Зонтик отвёл от них взгляд и нахмурился ещё сильнее. — Ты прекрасно знаешь мой тебе ответ — я никогда не подниму на него руку. Пика подобные слова, равно как и отказ ни капли не удивили, ведь спор этот происходил у них отнюдь не в первый раз. — Ты должен помочь своей семье, Зонтик. Ты ведь знаешь, что… — начал Пик, но Зонтик сжав кулаки и стиснув зубы его перебил: — Семье? Да раскрой ты уже наконец глаза, Пик! Мы никогда не были семьёй. Как бы я ни хотел этого, как бы ты ни хотел. Клонам никогда не достичь взаимопонимания, мы все слишком разные для этого… чего далеко ходить? Ты ведь сам хотел начать войну с Куромаку. А что, если бы он погиб? Что, если бы погибли Ромео и Феликс, которых он точно во всё это бы втянул?.. Прежде… я и правда считал нас родственниками, но… нет. Никогда мы ими не были и никогда ими нам уже не стать. На последних словах голос Зонтика надломился, и пара слезинок прочертила дорожки на его бледных щеках. Схватившись за пряди длинных бирюзовых волос, он тихо зашептал: — А теперь ты просишь меня убить единственного человека, которому было на меня не плевать, и ради чего? Когда ты освободишься от его контроля, ты ведь всё равно рано или поздно сделаешь всё, как и хотел. Доведёшь этот абсурдный план до конца. Ты ведь не оступишься — и ты, и я прекрасно это знаем. Я был благодаря его магии в твоей голове, так же, как и ты в моей. На самом деле… ты никогда не заботился ни о нас, ни о своих подданных. Лишь шёл на поводу у своего страха остаться здесь, оправдывал его этой «заботой». Оправдывал жертвы тем, что спасаешь «семью». Когда-то давным-давно… я и правда считал нас родственниками, я восхищался тобой, как старшим братом. Я думал о том, что средства до известного предела и правда могут оправдывать цели и закрыл глаза даже на то, что ты хотел навредить Создателю девять лет назад, чтобы мы в итоге остались в реальном мире. Тогда я верил, что тебе плевать на него, но не на нас. Но после того, что ты сделал с собственным народом, после того, что хотел сделать с любым другим в Карточном Мире, после любого из вариантов обречённого будущего, случившегося по твоей вине… как у тебя вообще хватает наглости просить меня о помощи? Ты её не заслуживаешь, ты мне просто омерзителен, — Зонтик пытался говорить жёстко, однако Пик на это лишь неопределённо фыркнул. Да уж, актёр из Зонтика был куда как хуже, чем из его любовника. И смех и грех. — Не пытайся казаться циником, Зонтик. Тебе не идёт. Я ведь тоже когда-то видел твои мысли и знаю, что ты слишком добрый, для того чтобы кого-нибудь по-настоящему ненавидеть. Даже его. Даже меня, — Пик подошёл к Зонтику вплотную и аккуратно его обнял. Как и когда-то давно, в детстве. Почувствовав, что его крепко держат, бывший правитель Зонтопии обмяк в чужих руках и уткнувшись Пику в плечо горько разрыдался. — П… прости меня, Пик, прости, я просто уже не могу. Я наговорил ерунды. Конечно же, я тебя не ненавижу. — Знаю, — тихо ответил тёмный король, гладя его по голове. — Я не хочу, чтобы Деус навредил кому-нибудь из вас, но и ему самому я тоже не хочу делать больно. — Знаю, — повторил тёмный король. — Я… я так запутался. Я словно застрял меж двух огней и сгораю заживо… — Я всё это знаю, Зонтик. Тем не менее, — когда Зонтик отстранился от него, Пиковый Король коснулся его лица ладонями, так, чтобы он посмотрел прямо ему в глаза, не отводя взгляда, — ты должен сделать этот выбор во что бы то ни стало. — Почему, Пик? Почему мы все просто не можем быть счастливы? Зачем кто-то должен страдать ради благополучия других? — обречённо спросил его Зонтик. Голос же Пика, когда он ответил был на удивление твёрд: — Иначе никак. В этой ситуации невозможно найти третьего решения, при котором никто не пострадает. Этот фальшивый Джокер уже натворил слишком много, и он точно не собирается останавливаться. Ты это прекрасно знаешь. Гордиев узел невозможно распутать — только разрубить. — Но как же будущее, которое он видит? Ты ведь тоже видел его, так? Деус ведь показывал его отрывки тебе. В том будущем этот мир раз за разом страдает из-за нас, его правителей. Так может быть… мы больше и не нужны ему вовсе? — Да, я видел всё это. Но, как и ты, я видел лишь то, что было в голове этого фальшивого Джокера. Ни больше ни меньше. И достоверность всех этих «видений» под большим вопросом. Все маги разума рано или поздно сходят с ума — такова суровая реальность. А это деление Богов на «Лживых» и «Настоящих»? Это же просто сверхценные идеи психопата. Я его настроений не разделяю. Потому прошу тебя в последний раз: не пытайся спасти того, кого уже не спасти. Пожалуйста, Зонтик, помоги другим клонам остановить его до того, как он навредит хоть кому-нибудь из них. Да, придётся убить его, но это будет ме́ньшая жертва. Одна жизнь против восьми — неравнозначный обмен. Подумай об этом и прими правильное решение. Тёмный король ощутимо сжал его плечо, передавая свою последнюю просьбу не словом, но жестом и не сказав больше ничего ушёл. Зонтик еле слышно прошептал ему вслед: — Нет никаких «ме́ньших» жертв, Пик. Есть просто жертвы, и выборы, за которые нам потом до самого гроба придётся расплачиваться крепостью своего сна, совестью, и кровью на наших руках.***
И Пик, и Зонтик прекрасно знали, что на самом деле у них нет и шанса против магии Джокера. Что все эти: «контроль со временем ослабнет», были лишь удобным миражом, который мог произойти, а мог и не произойти. И в этой ситуации — малодушие ли трефового валета, желание ли протестовать пикового короля — всё это было едино. Едино бесполезно. — Доброе утро, Зонтик, — улыбнулся ему Джокер, когда тот спустя некоторое время вернулся в их комнату. Ноги Зонтика против его воли сделали пару шагов к кровати, где его, всё ещё отходящего от неприятного разговора обвили тёплые руки. В его голове сперва раздался тихий свист, потом — звон и Зонтик поморщился. — Ох, опять Император приходил со своим «прекрасным предложением»? Он уже в откровенном отчаянье, ха-хах, как и планировалось, — Джокер тихо рассмеялся, читая его мысли и показывая Зонтику острые зубы. Из-за того, что Зонтик не дал однозначного ответа Пику, Джокер выглядел довольным, но самому же Зонтику было от этого лишь тошно. В этой ситуации, заведомо проигрышной, хоть он и не стал на сторону Пика, но и Джокеру помогать тоже не горел желанием. — Джокер… — так обращаться к Деусу Зонтику было всё ещё тяжело, и он поморщился, но всё же пересилил себя. — Да? — мигом отозвался тот. — Пик, он… — Хочешь согласиться с тем, что он тебе предлагает? Если хочешь последовать за ним, тебе не кажется, что странно говорить об этом обо всём со мной? Ты будто у меня разрешения предать меня же самого спрашиваешь, — глаза Джокера улыбались и вместе с тем глядели на Зонтика с интересом. Кажется, он вообще не воспринимал его метания всерьёз и Зонтик задавался вопросом — а не оттого ли, что он, видя будущее уже знал, к чему они в итоге приведут? — Нет, я не спрашиваю. Просто… я хотел сказать, что он прав… моментами. Джокер хитро сощурился и ещё шире улыбнулся. — Но только моментами, не так ли? А знаешь почему? Он исключает из уравнения, где на чашах стоят только жизни вас восьмерых и меня, весь остальной мир. Всех тех людей, что погибли и ещё погибнут из-за него. В такой логике уже не кажется, что я — агрессор и монстр, да? — он приблизился к Зонтику и положил его ладони себе на плечи, залез к нему на колени и прижался к его груди, крепко сцепив руки за его спиной. — И всё-таки… — Ну хорошо, давай подумаем, что было бы, если бы ты согласился встать на его сторону. Вот умираю я. Что дальше? А дальше — Император, освободившись от моего контроля, продолжает историю с разрушением барьера и войной и всё в один прекрасный день наворачивается. Кон-еееец истории. Он не остановится со своим планом, и ты это понимаешь. Ты же сам ему так и сказал. Серебряные браслеты Джокера тонко звякнули в тот момент, когда он сместил ладони на талию Зонтика. Голос его стал неадекватно радостным. А когда из глаз Зонтика вновь скатилась пара слезинок, он коснулся его щёк губами, поцелуями сметая их. — Тебе плохо из-за всего этого, Зонтик? Потерпи ещё немного, прошу тебя. Потерпи… скоро и Император, и все остальные правители — всё это больше станет не важно. Скоро они, наконец, умрут, а мы с тобой заживём спокойно. Да… только ты и я, в идеальном мире, до скончания времён. И если бы Джокер сейчас, в радости сумасшедшего, не предавался бы собственным фантазиям, то почувствовал бы, что Зонтику было не просто «плохо», о нет. Он был в ужасе. Но, Джокер, несмотря на всё то невероятное количество магических нитей сковывающих их, как ни странно, давно уже разучился слышать его истинное настроение. Всё, что он видел в глазах Зонтика, было отражением лишь его собственного, больного разума.