Лживые Боги должны умереть

      

«Очень опасно встретить женщину, которая полностью тебя понимает. Это обычно кончается женитьбой» — Оскар Уайльд»

После вспышки гнева на площади Феликс вновь замолчал. Он вёл Куромаку по замку и лишь хмурил брови, когда Вару снова пытался его уязвить. Но то ли подбор шуток был неудачным, то ли сама тема больше не задевала червового валета, но он больше никак не реагировал на его подколы. Ещё с самого своего возвращения Куромаку заметил, что что-то терзает Феликса, однако ему сложно было и предположить, что именно. Феликс вёл себя слишком тихо, даже по меркам последних нескольких лет, и это пугало. Куромаку помнил скольких усилий ему стоило вытянуть его из подобного состояния однажды и честно говоря, возвращаться к исходной точке вновь ему не хотелось. Пару раз он безуспешно пытался завести с Феликсом разговор. Куромаку спрашивал о том, как прошли эти несколько праздничных дней в Объединённом Королевстве, но ему отвечали без энтузиазма и односложно. Может быть, Феликсу не хотелось разговаривать в присутствии Вару, а может быть по каким другим причинам.       — Иди, приведи себя в порядок, Куро. Мы подождем тут, — через силу улыбнувшись сказал Феликс, когда они втроем наконец-то добрались до комнаты серого короля. Куромаку, замедлившись, окинул Феликса обеспокоенным взглядом и на этом выдержка Вару внезапно закончилась. Видимо ему было уже просто невмоготу терпеть повисшую в воздухе напряженную атмосферу, так что он рывком распахнул перед Куромаку дверь и втолкнул его в проход.       — Да никто тут не сожрет твоего драгоценного Феликса, больно надо! — раздраженно выкрикнул Вару и со всей дури пнул дверь снова, отправив её уже в обратном направлении. Так вот Куромаку и оказался в тишине, наедине с самим собой, впервые за последнюю неделю. Он покачал головой, отметив про себя, что уже напрочь успел отвыкнуть от абсолютно невыносимых проявлений характера Вару. Куромаку скинул куртку и покопавшись в комоде нашел новые очки. Вот как знал заранее, что когда-нибудь ему пригодятся запасные. До того времени, как Вару отправится за дамами оставалось ещё около получаса, а до самого собрания примерно, часа полтора в общей сложности. И этого было более чем достаточно чтобы успеть принять душ, перевязать раны и погладить одежду. Решив не терять времени, Куромаку направился к ванной.

***

О преимуществе короткой прически, которую не нужно было укладывать и сушить миллиард лет, Куромаку подумал в тот самый момент, когда, благодаря сэкономленному времени застал обрывок весьма занятного разговора.       — Ты должен рассказать ему, Феликс, — раздался за стеной приглушенный голос Вару. Трефовый король замер, боясь лишний раз вздохнуть, пальцы его остановились в сантиметре от дверной ручки. Вообще-то он никогда не опускался до того, чтобы подслушивать чужие разговоры. Не собирался он делать этого и сейчас, но… Состояние Феликса волновало его не на шутку. Ещё до отъезда в Зонтопию Куромаку отметил, что нужно будет поговорить с ним позже, однако ему всё никак не выпадало удачного шанса. Червовый валет зло процедил сквозь зубы:       — Не до этого сейчас. Но Вару на такую откровенную агрессию, к удивлению Куромаку, не начал злиться в ответ. Даже не съязвил не разу, голос его остался серьезным и твердым.       — А все последние года тебе «до этого» было? А если вы оба сдохнете по ходу дела? Пик — это не крах экономики. Из-за того, что с ним случилось, он теперь и голову оторвать может. Или твою или его. Ты жалеть-то не будешь потом, если не… Раздался звук глухого удара кулака о стену и угрожающе снизившийся тон голоса Феликса.       — Отъебись от меня, Вару. Я не в настроении с тобой говорить. Особенно на такие темы. Правитель Варуленда фыркнул и сделал пару шагов по направлению к окну. Было слышно, как отдаются эхом в коридоре его подкованные металлом каблуки.       — Пф, да и пожалуйста. Так вот, блять, и желай вам, шизам червовым, добра. А потом Хелен меня спрашивает, почему я такой, злой, а вот потому что, — заворчал он. Больше ни один из них не произнес ни слова. Куромаку постоял ещё немного, в полном замешательстве, и так и не сделав никаких конкретных выводов по поводу услышанного, отворил наконец дверь. Пусть он и был по сравнению с Феликсом почти что безэмоциональным, но даже Куромаку ощущал всеобщую нервозность из-за сложившейся ситуации. Тревога медленно, но верно накатывала и на него тоже, а вместе с тем в голову лезли мысли, которые он обычно прятал в своем собственном разуме за семью печатями. Трефовый король вышел в коридор и две пары глаз поднялись к нему, ожидая дальнейших указаний.

***

      — Выглядишь неважно. У тебя всё в порядке, Феликс? — решил напрямую спросить Куромаку, когда Вару выдвинулся за дамами и оставил их с червовым валетом наедине, в зале для совещаний. Феликс отстраненно пожал плечами. Он на автомате раскладывал по столу карты Восьми Королевств, нужные для собрания. И вид имел весьма потерянный.       — Настолько, насколько вообще может быть «в порядке» в подобной ситуации, — отозвался он.       — Ты переживаешь из-за Пика? — решил уточнить Куромаку и Феликс тихо вздохнул.       — Не совсем. То есть из-за него конечно тоже, но… Феликс призадумался и замолчал, кусая губы. Когда он вновь начал говорить, было видно, что он очень осторожно подбирает слова:       — Я всё это время я думал о том, что не должен был отпускать тебя в Зонтопию. С самого начала у меня было нехорошее предчувствие, и оно не подвело. Ты мог там погибнуть, Куро, — конец фразы он почти прошептал, невидящим взглядом упершись в границу на смятом листе, обозначающую Стену Зонтопии. Куромаку осторожно положил свою ладонь поверх ладони Феликса и в тон ему тихо ответил:       — Но в итоге всё обошлось. И потом, посмотри на это с другой стороны — я смог узнать о планах врага, теперь у нас есть время подготовиться. Если бы я не рискнул, то последствия… Феликс вздрогнул и вырвал руку из чужой руки.        — Последствия?! Я чувствую себя эгоистом до мозга костей, когда только думаю об этом, но, Куро… Впервые за весь разговор он посмотрел Куромаку прямо в глаза. И взгляд его горел негодованием.       — Мне было бы глубоко плевать на последствия, если бы тебя не стало. Куромаку сделал шаг назад, сам толком не понимая от чего. Из-за слов Феликса сердце болезненно сжалось, и раскаяние тотчас же заползло в его душу. Хорошо, что он не стал рассказывать о своем путешествии в подробностях, и Феликс не знал, сколь велики были риски на самом деле. Совесть начала терзать Куромаку в самый неподходящий момент, однако, он собрался с духом и твердо ответил:       — Это потому что ты ставишь мою жизнь, как своего друга, выше жизней других людей. Но это неправильно. Мы оба — правители этих земель, те, что создали своих подданных. Мы в ответе за них, понимаешь? У меня не было выбора. Феликс перестал сверлить его своими горящими от возмущения и обиды глазами и отвернулся.       — Я понимаю, правда. Я всё это прекрасно понимаю. И от этого понимания мне становится тошно. Я не хочу выбирать. Не хочу, чтобы пострадали люди, не хочу, чтобы пострадал кто-нибудь из моих близких. А ещё… я боюсь того что нас ждет. Красный Джокер — опасен. И даже наш Создатель не чета ему в магии. В прошлый раз ему достаточно было лишь коснуться моего разума, и как видишь, последствия я разгребаю до сих пор. А ведь тогда у него не было цели убить, но теперь… — голос Феликса надломился, и он крепко зажмурившись замолчал.       — Всё будет хорошо, мы справимся, — Куромаку обнял его и Феликс в ответ обвил руками его плечи, прижался к нему всем своим телом. Для Куромаку это было странно - так много касаться посторонних людей. Но не Феликса. С ним всё это ощущалось правильным. Тем более, Куромаку давно заметил, что не только Феликс находит в таких незамысловатых жестах успокоение, но и он сам. Однако, несмотря на все эти примирительные объятья, было видно, что Феликс ни капли не поверил ему. И у Феликса были для этого все основания — ведь в Фелиции он сам говорил людям те же самые слова. Говорил не единожды «всё будет в порядке, всё будет хорошо», а в итоге, вся их идиллия разрушилась в мгновение ока.       — Но это точно всё из-за чего ты переживаешь, Феликс?       — Нет… есть ещё кое-что, ещё один страх.       — Страх? Феликс кивнул.        — Да. Страх потерять нечто очень важное для меня. Он поднял голову и их взгляды пересеклись. Рыжие глаза были полны грусти, но в то же время и какой-то робкой, неопределенной нежности.       — Когда я лишился всего — статуса, власти, государства — я думал, что после этого больше никогда не вернусь к этому чувству вновь. Но я ошибся. Теперь мне снова есть что терять. Казалось, что пройдет еще секунда и Феликс добавит к своим словам какую-то важную деталь, объяснит подробнее, однако он этого так и не сделал. Червовый валет мягко отстранился от трефового короля и продолжил свою нехитрую работу с бумагами, оставив его в полном замешательстве.        — О чем ты, Феликс? Феликс улыбнулся. Искренне и по-доброму, но в то же время очень тоскливо.       — Ты ведь правда не понимаешь, да, Куро? И все эти года не понимал? Ну и хорошо. Может быть, я объясню тебе, когда всё закончится. При условии, что мы оба выживем, конечно, — невесело усмехнувшись добавил он.

***

В комнату, по прибытии дам во дворец, первой влетела рыжая учёная. В перепачканном реагентами халате, с прозрачными пластиковыми очками, болтающимися на шее она выглядела так, словно её только что оторвали от очередного безумного эксперимента. Но вид она вопреки этому имела весьма и весьма радостный.       — Феееееееликс! — Николь бросилась на шею к нему, стоило ей только переступить порог комнаты. Червовый валет захрипел сквозь смех, задыхаясь и изворачиваясь в её стальных объятиях.       — Ник… Николь… пфхех, ты меня задушишь… — несмотря на то, что Феликс согнулся в три погибели, пока поддерживал девушку, улыбка не сходила с его довольного лица. Николь он был рад видеть, с нею они в конце концов были хорошими друзьями. Куромаку попытался избежать подобной Феликсу тщетной участи, аккуратно отступив в сторону, однако Николь проворно схватила его за рукав пиджака и тоже притянула к себе.       — А ну-ка стоять, мистер! Не сметь уклоняться от моих смертельных обнимашек. Мы с тобой так давно не виделись! Я волновалась, и успела соскучиться, — запричитала она, растрепав ему всю укладку. Феликс, глядя на лохматого, нахохлившегося Куромаку был близок к тому чтобы рассмеяться в голос, но всё же сдержался из солидарности. Его укладка после дружеских приветствий тоже была далека от идеала.       — Мы не виделись всего неделю, Николь, — пытаясь поправить безнадёжно испорченную прическу, проворчал серый король. Хотя искренние слова Николь были ему приятны.       — Семь дней? Ну, так а я, о чем? Целая вечность прошла! Я уже успела столько всего сделать. Закончить расчеты по необходимой мощности для резервного блока к проекту CF-i 2520, прогнала его модельку на паре тестов. А ещё… — Николь прекратив загибать в счёте пальцы бросила взгляд на недоумевающего Феликса, а после - на сосредоточенно слушающего её Куромаку и вдруг замолчала так и не закончив предложение. Решив в итоге смилостивиться над Феликсом, который на дух не переносил всякие заумные “навучные разговоры”, Николь махнула рукой и извлекла из своего халата флешку.       — Ладненько, о работе расскажу потом. Где тут у вас комп? У меня все нужные данные на этой малышке.       — Феликс, будь добр… — повернулся к нему Куромаку и кивнул на стол и Феликс тотчас же подхватил Николь под локоть.       — Ага, погнали, я покажу.       — Остальные должны быть где-то в предбаннике, я одна сюда бегом бежала, — крикнула она, расположившись у системника. Куромаку отправился приветствовать остальных гостей.

***

И впрямь, как и сказала Николь в коридоре оказались все старшие масти колоды, на данный момент дружественные Объединенному королевству, либо ещё не занявшие в грядущем противостоянии конкретную позицию. Два короля, валет и трое дам. Все они разбились на группы и разговаривали друг с другом каждый о чем-то своём. Ближе всего к трефовому королю, у окна, расположились Ромео и высокая девушка в длинном розовом дорожном платье. Её наряд отдаленно напоминал те, что носили в реальном мире в викторианскую эпоху: глухой ворот полностью закрывал тонкую шею, однако короткие рукава заканчивались на плечах. Обычно её редко можно было увидеть без её визитной карточки — тяжелого зонта-трости, но видимо в этот раз она оставила его дома. Ведь в пасмурную погоду, зимой, с такими-то тучами на небе можно было не опасаться того, что сгоришь на Солнце. Серого короля она встретила легкой полуулыбкой. Впрочем, во всём что касалось мимики девушка очень сильно напоминала своего отца.       — Рада видеть вас в добром здравии, господин Куромаку, — она склонила голову перед трефовым королем.       — Здравствуй, Хелен. Как дела дома? Вару тебя не обижает?       — Нет, в Варуленде всё в порядке. У меня тоже, спасибо что спросили, — добрая, милая и скромная девушка. Куромаку искренне не понимал, что вообще она могла найти в таком скопище противоречий и колкостей, как пиковый валет.       — Ах, и позвольте мне представить вам кое-кого… — Хелен кивнула на вторую девушку, стоящую поодаль от них. С ней Куромаку не был знаком. Та следила за их разговором, скрестив руки на груди и подпирая тяжелым военным берцем стену. С Хелен она различалась так же сильно как различаются между собою день и ночь. Незнакомка в отличие от червовой дамы, носящей преимущественно бледные и пастельные тона, была одета во всё чёрное. Черная майка, черные рванные джинсы, с цепями, свисающими по бокам штанин, черные ботинки, черный грубый чокер, вывернувшийся острыми шипами наружу. Даже её волосы, татуировка в виде пиковой масти на щеке и тени на глазах были черными. На контрасте с таким однотонным выбором одежды, смотрелись алые, мерцающие в полумраке глаза. Глаза, так похожие на глаза Пика. Глаза, в которых не было ни капли мягкого.       — Это… — попыталась было Хелен, но девушка грубо её перебила.       — Я Эмма. Эмма Раут. Пиковая дама, — она протянула Куромаку руку и тот обескураженно пожал её. Хватка у Эммы была стальная. А ещё она очень уж явно усмехнулась на то, как взлетели вверх брови трефового короля, стоило ему услышать её фамилию. Но никаких расспросов насчет неё Эмма не дала провести, продолжив свою речь хриплым грудным голосом:       — Значит вы и есть тот самый «серый король», правитель севера? Честно, на контрасте с нашим представляла себе кого-то повнушительнее. Было бы жаль проделать сюда такой путь, если в итоге у вас не хватит сил остановить Императора. Резко оторвавшись от стены, она прошла мимо Куромаку и скрылась в зале совещаний, не вымолвив больше ни слова. Атмосфера вокруг пиковой дамы определенно была не самая светлая.       — Ну вот скажи же, стерва конченная, да? — возник за спиной Куромаку из ниоткуда ехидно скалящийся Вару. Хелен вздохнула, услышав его слова и осуждающе покачала головой.       — Вару, я ведь уже говорила тебе, что очень некрасиво использовать обесцененную лексику, когда говоришь о леди, — кому угодно за такие нравоучения правитель Вару оторвал бы язык, но к Хелен он развернулся, состроив страдающее выражение лица.       — Хелс, милая моя, она пыталась раскроить мне череп своим топором дважды. Как думаешь, после этого у меня осталось желание считать эту психованную сучку «леди»? Хелен молча притянула Вару в свои нежные объятья и неловко улыбаясь, погладила его по вьющимся волосам.       — Это потому что ты мужчина. Ты же сам знаешь, она недолюбливает мужчин. Хотя, поступок Эммы… тоже очень, очень неправильный, — сделав внушительную паузу после её имени, Хелен пристально посмотрела на комнату в которой скрылась Эмма.       — А мне не похуй должно было быть? Я ей лично ничего не сделал, только помогал всё это время! — сдавленно промычал Вару, прижимаясь щекой к пышной груди жены.       — Я и не спорю. Но всё же, считаю, что вам обоим стоило бы перед друг-другом извиниться. Ты ведь тоже наговорил ей много лишнего. Я попробую поговорить с ней перед собранием, — Хелен расправила розовое платье и протянула Вару руку. Со всеми этими милованиями они незнамо когда успели оба едва не опуститься на пол. Наверное, Вару в который раз просто переборщил с театральщиной.       — С вашего разрешения, папа, господин Куромаку, мы с Вару пойдем. Мне не хочется, чтобы они с Эммой так и не разрешили этот конфликт в свете грядущего. В конце концов, возможно им обоим в сложившейся ситуации придется доверить друг-другу свои жизни.       — Конечно. Я тоже считаю, что нужно забыть о разногласиях, хотя бы на какое-то время, — Куромаку кивнул и Хелен с мужем проследовала во внутрь зала совещаний. И что забавно - они до самых дверей так и держали крепко друг друга за руки.       — Я извинюсь перед ней, только если она извинится первой! — раздался за дверью громкий выкрик Вару и затем - недовольный голос Эммы. Ромео, всё это время по большей части лишь наблюдавший за происходящим, перевёл задумчивый взгляд на Куромаку.       — Знаешь, несмотря на то, что я был всеми руками и ногами против того, чтобы у них были хоть какие-нибудь отношения, не могу не отметить, что они идеально подходят друг другу. Они частенько поддерживают друг друга в сложных ситуациях, — это была первая развернутая мысль, которой сегодня поделился Ромео. Он вообще редко, когда был настроен на серьезные философствования или откровения, но нынешний вечер, судя по всему, и впрямь был особенным. Куромаку посмотрел на него в ответ и поправил завалившиеся на бок очки.       — Согласен. И хотя и странно слышать такое от меня, но на самом деле я рад за Вару. Он всегда сильно зависел от чужого внимания, но никого по-настоящему близкого у него не было. Должно быть, до Хелен ему было ужасно одиноко. Вот ещё буквально пару лет назад Куромаку и в страшном сне представить себе не мог, что будет жалеть кого-то вроде пикового валета. Однако эмпатия штука такая, тонкая. Научишься видеть проблемы хороших людей, и по аналогии сразу же становится понятно, что бóльшая часть «злыдней» и «мудаков» — такие же запутавшиеся в себе и страдающие люди, как и все остальные. Только боль свою они выплескивают не на самих себя и не на ситуацию, а на окружающих. Вопрос был только в том, как далеко в своих злодеяниях они заходили и можно ли было их простить? В случае с Вару - он хоть и был противным донельзя, но какую-то нечеловеческую грань невозврата всё равно никогда и не переходил. Поэтому Куромаку и мог ему сочувствовать. На этих словах Ромео пристальным взглядом вперился в лицо собеседника. Его карие глаза сощурились.       — А ты, Куро? Тебе самому-то разве не бывает одиноко?       — Нет, у меня же есть Феликс, — не особо раздумывая над ответом сообщил Куромаку. После этого во взгляде Ромео промелькнуло столь сильное и искреннее удивление, что Куромаку запоздало понял как двусмысленно должно быть прозвучали его слова. Черт возьми, он не должен был так явно проявлять свои эмоции. Куромаку неловко прокашлялся и спешно добавил:       — А, ну и Курон, Клео, Николь, ты… вы у меня все есть, да. Вот что я имел в виду. Больше я не одинок.       — Тоооочно. Ну я рад, коль так, — протянул червовый король, усмехаясь каким-то своим собственным соображениям. Куромаку уже десять раз пожалел о том, что вообще открыл рот и сказал то, что сказал. Всё-таки в уставшем состоянии контролировать себя ему было намного сложнее, и он мог быть откровеннее чем следовало бы. Хотя, для окружающих это ведь не должно было ничего значить, так ведь? Со стороны это выглядело как простая оговорка, с кем их не бывает? Да и если так подумать, то, что первым делом он вспомнил Феликса — для посторонних людей (а не по тем причинам, что по которым он сделал это на самом деле) не должно было быть странным. С Феликсом Куромаку проводил больше всего времени из всех своих знакомых, ведь Феликс жил в его замке. Да и нельзя было забывать о том, что долгое время Куромаку лично контролировал процесс его лечения. А ещё, растеряв всю присущую ему в детстве гиперреактивность, став более спокойным и уравновешенным, без всех этих диких всплесков агрессии, Феликс сделался довольно приятным в общении. Не Куромаку судить, конечно же, но по его скромному мнению, даже и без этой ремарки собеседником Феликс был довольно занятным — иногда они могли говорить о всякой ерунде часами напролет, причем разговоры эти ни одному из них не успели надоесть. Да и вообще, и без всего этого Феликс был довольно милы… Трефовый король тряхнул головой, да так сильно, что кажется, напугал этим Ромео. Он искренне досадовал на свой собственный мозг, который подкидывал ему совершенно не те мысли, что были бы уместны в данной ситуации. Вот именно поэтому он и ненавидел разговоры про отношения — лезло ему в голову всякое непонятное. Короче говоря, Куромаку упорно делал вид, что не замечает елейной улыбки Ромео, у которого разве что на лбу не было написано:«я-де обо всём догадался, не отвертишься потом от расспросов».       — Кстати говоря, пиковая дама довольно долго возмущалась на тему устройства моего бывшего государства, а когда узнала, что мы с Вару, который женат на моей дочери, фактически выросли вместе, то вообще отказалась слушать и меня и его, — перевел тему Ромео, всё продолжая щурить светлые желудёвые глаза.       — Классические вопросы про кровосмешение? Не надоели же они людям за прошедшие сто пятьдесят лет. Вот найдется же обязательно в каждое десятилетие моралист, который полезет выяснять в каких родственных отношениям мы все друг с другом состоим. Только одного понять не могу — что им всем это вообще дает? — пожаловался Куромаку, которого по какой-то причине все эти «исследователи» считали своим моральным долгом расспрашивать до потери пульса.       — Я до сих пор считаю, что нам надо серьезно пересмотреть классификацию и перестать называться клонами, либо же поставить перед этим очень жирную звёздочку, ссылающуюся на слова «условные» или «созданные при помощи магии», — продолжил он кисло поморщившись. И впрямь, это было первое, что трефовый король достоверно смог выяснить об их природе. Из-за того, что все “клоны” были олицетворениями черт характера Федора, а не его физическими копиями непосредственно, то и кровными родственниками вследствие этого не являлись. Именно поэтому старшие карты и выглядели так непохоже друг на друга, а также имели большой разбег в возрасте. Хотя, негласно, между ними самими и в народе бытовало мнение что валет и король одной масти имели отношения близкие к названным братьям или что-то вроде того. Поэтому Куромаку, например, мог назвать Зонтика «братом», равно как и Данте Габриэля. Ромео же и Пик предпочитали избегать и таких условностей.       — Крепись, ты же у нас стереотипично «самый умный», вот и страдаешь за всех разом, — утешил его Ромео, похлопав по широкому плечу. После чего он развернулся к последним оставшимся помимо них в холле людям и повысив голос, крикнул:       — Эй, Данте, пойдем внутрь, отстань ты уже от дамы! У неё был разговор к Куромаку. Правитель Сукхавати, услышав его слова, поклонился невысокой девушке с тяжелыми дредами и оставил её с Куромаку наедине. Ромео также поспешил скрыться в зале и даже дверь тактично за собой прикрыл. Девушка с синими волосами сдержанно улыбнулась, взглянув из-под густой челки на трефового короля и сделала в пару шагов к нему навстречу.       — Добрый вечер, господин Куромаку.       — Здравствуй, Клеопатра. Ты, наверное, устала с работы? — вежливо поинтересовался он, заметив, что трефовая дама так и не успела снять свой длинный медицинский халат.       — Не больше чем вы в Зонтопии. Хоть моя практика и пошла кувырком из-за происходящего, работа обычного врача не может быть важнее судьбы целого мира… с вами я хотела поговорить насчет Феликса, — она произносила слова медленно и тихо, ровным глубоким голосом и голос её успокаивал. Даже Куромаку порой невольно поддавался этому незамысловатому и древнему как мир полугипнотическому приёму.       — Я тебя слушаю.       — Помните про то «слепое пятно» воспоминаний, что образовалось по его возвращению из Вероны в Фелицию? После вашего отъезда Феликс попросил меня помочь ему вспомнить что именно тогда случилось при помощи магии, но…       — Говори.       — Когда люди начинают вспоминать нечто, что их психика тщательно ограждает, у них бывает, появляется ощущение, что они уже ни один и ни два раза проживали события своей нынешней жизни. А также бывает, что вмешательство со стороны может вызвать и приступы с галлюцинациями. У его величества случился один из таких.       — Сильный?       — Не очень. Поэтому он достаточно быстро оправился, однако… выяснить что же именно такого он видел в тот день мы так и не смогли. О том же, что он видел во время галлюцинации на этот раз он мне тоже не рассказал.       — Феликс ведь… говорил тебе про шута? Клеопатра сдержанно кивнула и немного помолчав, спрятала руки в карманах халата.       — Говорил. Я всегда сомневалась в том, что это простое видение, а теперь знаю наверняка — этот маг существует во плоти. Он что-то сделал с воспоминаниями Феликса, но вот сказать, что точно, я не в силах. Видимо воспоминания эти настолько травмирующие что мозг просто заблокировал их и всё. Простите что не смогла ничем помочь, — она опустила голову и отвела взгляд.       — Ты не должна извиняться, Клеопатра. Я уверен, что ты сделала всё, что было в твоих силах, — вздохнул Куромаку. Судя по всему, выходило так, что и у Феликса прошедшая неделя была не слишком-то и весёлой. Но может быть именно поэтому расспросы Куромаку ранее так ни к чему так и не привели? Вполне вероятно, но… было у него ощущение, что ухудшившееся психическое состояние Феликса - это не всё. Что за этим, как за удобной ширмой скрывается что-то ещё. Куромаку кивнул даме на дверь, и они последними зашли в конференц-зал.       — Если Джокер ещё раз хоть вздумает дотронуться до Феликса, клянусь, я сделаю так, что он пожалеет об этом, — эти тихие слова Куромаку, несмотря на стоящий в комнате гомон, Клео всё же успела расслышать.

***

О том, что в их мире помимо королей и валетов существуют ещё и дамы, правителям восьми стало известно относительно недавно. Точнее, относительно недавно их стали называть «дамами». На самом деле с тремя из них, бóльшая часть клонов была знакома ещё до того, как кто-то вообще начал задаваться вопросом, были ли в их реальности и остальные олицетворения пятидесяти четырёх карт или же нет. До появления Николь в Столице никто даже и не пытался связать странную внешность той же Хелен и её магический дар, с занимаемым ею местом в карточной колоде, то же самое касалось и Клеопатры. А всё дело было в том, что бóльшая часть куроградских учёных (единственных в их мире кто проводил хоть какие-то открытые научные изыскания) не слишком-то жаловала магию, как и их король. Поэтому и исследованиями волшебства и его природы в серой стране занялись уже после того, как возникла зонтийская Стена и то больше из необходимости. Одной из немногих учёных Института, что не относилась к волшебству с предубеждением, была Николь. Собственно она же и стала спустя некоторое время ведущим специалистом в её изучении. Один из первых отчетов бубновой дамы на тему исследования магии был следующего содержания: «Допустим, энергию, содержащуюся в генераторах №1-8, позволяющую создавать жизнь, исцелять болезни, наделять живых существ сверхъестественными способностями и т.д., мы назовем первичной магией. Как и всякая энергия, первичная магия (далее по тексту — П.М.) обладает рядом четких характеристик и ограничений, которые невозможно обойти. Во-первых, П.М. может храниться лишь в генераторах, покинув их и вступив в круг преобразований в Карточном Мире магия становится вторичной (далее по тексту — В.М.). Во-вторых — существуют запреты в работе самих генераторов, которые задал Чёрный Джокер (прим. см. ссылку клон №0/Создатель/Фёдор Нечитайло) и которые невозможно нарушить. П.М. не может быть использована с целью навредить живому существу, ни напрямую, ни косвенно. Также достоверно известно (см. приложения «веронский генератор», или «генератор №7»), что энергию генератора невозможно восполнить ни из одного существующего в нашей реальности источника. Другими словами, она конечна. Однако, следуя закону сохранения энергии, первичная магия, как и было сказано ранее, не исчезает насовсем, она перетекает в иные формы, что могут быть доступны для использования простых смертных или же нет. В ходе исследований под заголовком «M.1.2.001», было обнаружено, что так или иначе В.М. содержится в организмах всех живых существ Карточного Мира, как разумных, так и не разумных. Причем, оказалось, что при создании более сложных форм жизни, таких как «карточные люди» (см. «жители Вероны; Фелиции; Империи; Варуленда; Зонтопии; Сукхавати»), магия в каждой отдельной стране распределялась между ними неравномерно (исключением послужили жители Курограда так как трефовый король производил точные расчеты по распределению энергии перед созданием своего народа. Оттого магов в его стране нет). Из-за этого кто-то из первого поколения получил магии с недостатком — такие люди имели срок жизни существенно сниженный по сравнению с людьми с «нормальным значением В.М.» (примечание — «Нормальный уровень В.М. — уровень, позволяющий человеку дожить до семидесяти-шестидесяти пяти лет, без существенных дефектов развития, либо же наличия хронических болезней); а кто-то с переизбытком. Людей с переизбытком В.М. в народе называют «магами» — они способны использовать волшебство по своему усмотрению. Однако в вопросе с В.М. и колдунами встает ряд очень серьезных проблем, мешающих этим людям жить. Самая главная причина того, что люди с переизбытком магии умирают примерно в тот же период жизни что и люди с её недостатком, заключается в следующем: Запас В.М. в организме ограничен, и восстановить её можно только с помощью прямого преобразования П.М. из генератора (что теперь практически невозможно из-за растраты ресурсов П.М.). Однако, тела простых людей не приспособлены хранить в себе большие запасы маны, а потому разрушаются быстрее. То есть, после «нормального уровня В.М.» существует некая «критическая отметка содержания В.М» в промежутке между которыми человек получает преимущества долголетия и отменного здоровья, а после — страдает от разрушающей его плоть силы. Поэтому для магов единственным возможным вариантом остается постепенно тратить свой избыток В.М. небольшими «всплесками», так чтобы он не причинял вреда здоровью. Но, колдуну нужно будет вовремя остановиться, чтобы ненароком не пересечь «нормальную отметку В.М.» в сторону уже её недобора. Доподлинно известно, что существует возможность продолжить использовать магию даже полностью израсходовав запас маны. Однако, это быстро приведет к летальному исходу, потому что «в учет колдовства» будут идти жизненные силы человека…» Далее печатный текст обрывался, и в конце листа убористым почерком, рыжими чернилами была сделана длинная приписка: «Блин, Куромаку, я понимаю, что это всё это охренительно смешно — заставлять меня строчить тонну дурацких отсчетов в качестве наказания. Но я тебе Куполом клянусь, платье моей коллеги загорелось не потому что она назвала Феликса чокнутым (да-да, того самого, что и твой друг на минуточку тоже) и уж точно не потому, что она говорит, что кроксы носят деревенщины, а только потому что она в свои сорок полных лет(!) не в состоянии отличить этанол от этиленгликоля (в чем я ей бесконечно соболезную). К произошедшему я не имею никакого отношения, тем более я сто миллиардов раз говорила ей не лезть за пробирками на мой стол, пусть берет общие. И вообще, ты же прекрасно знаешь, что я терпеть не могу весь этот кошмарный корпоративный язык! Покажи мне, какая сволочь придумала его использовать в официальных документах, и я ударю этого человека по лицу (очень сильно). Наука должна быть интересной и понятной! Я практик, а не теоретик и я буквально умру, если напишу ещё парочку таких документов. Когда я перечитываю их, я сама себя не понимаю из-за этих дурацких публицистических оборотов, а ведь я все эти исследования проводила! В следующий раз, очень убедительно тебя прошу, давай я буду присылать результаты напрямую тебе, а переписывать их на этот бездушный слог будет кто-нибудь другой. Всё это просто невыносимо!» Натурой Николь была незаурядной и творческой, но не менее незаурядными были и цели, которых она желала достичь. Она хотела во что бы то ни было докопаться до правил, по которым работало всё в этом мире. И магия в том числе.

***

История Николь, по фамилии Эрендж была с одной стороны прозаична для любого учёного с фаустовской фабулой, а с другой стороны — невероятна до безобразия. Николь была чистокровной ватийкой. Она родилась и выросла в центральном поселении Сукхавати, в котором проживало около двух сотен человек, по тамошним меркам оно считалось оживленным городом. Сукхавати разрасталось со временем, хоть и очень медленными темпами. Правда, сложно было назвать его именно что страной. Почувствовав необходимость в поиске новых способов самосовершенствования ватийцы начали путешествовать по склонам Непроходимых гор и основали несколько изолированных друг от друга деревень, жители которых собирались в центральной общине по праздникам и знаменательным событиям. Существовали, например, ватийцы, жившие в тоннелях, подступающих к выходу из багровых скал. Они единственные торговали с «внешним народом», продавая редкие специи и овощи, выращенные в пещерах. Были и те, кто ушел на самую вышину. Они жили в разреженном воздухе и тяжело адаптировались к атмосфере внизу, но по снежным склонам скакали точно горные козлы. Проворности и скорости им было не занимать. А кое-кто ушел к самой границе Карточного Мира, туда, где нагорье соприкасалось вплотную с Куполом. Они жили вблизи черных сводов, надеясь достичь там просветления и единства с ниббаной. Центральное же последние не имело никакой особенности за исключением того, что Великий Мудрец Познавший Пути, что создал весь красный народ, по легендам до сих пор медитировал в его окрестностях, на самом высоком из пиков священного хребта. Несмотря на то, что вся культура Сукхавати была пропитана древними традициями, Николь священность и философия родных мест мало интересовала. Учение красной страны давало лишь одну, довольно ограниченную по мнению самой Эрендж точку зрения на мир, которая её в корне не устраивала. Философия Путей говорила о спокойствии, но в девушке жила душа истинной учёной, что вечно металась от одних вопросов к другим. Николь не могла быть спокойна по умолчанию. Чего ради в Карточном Мире было создано восемь разных Солнц и Лун? Как они держались в небе? Почему одни люди обладали магией, а другие — нет? Сколько в действительности было правителей? Существовало ли зонтийское божество на самом деле? Что находилось за Куполом? Из чего была создана его граница и можно ли было её разрушить? А если можно, то как? Твердь их мира настолько же «твердая» как и свод? Или она, стены и свод отличались по своей прочности? А происходил ли… Вопросы мучали Николь с самого детства и она, не получая ответов от окружающих, с остервенением великого экспериментатора продолжала искать их самостоятельно. Там, где монашеское учение давало лишь одну линию мышления о том, что мир един и что не стоит фокусироваться на мелочах и жить в гармонии со Вселенной, Николь, засучив рукава, плевала на всё это и думала и обо всех мелочах и не-мелочах сразу. Несложно догадаться, что из-за такого фанатичного подхода к познанию, для размеренного быта в общине её «научные поиски» оборачивались невероятными катастрофами. Настолько опасными и сумасбродными иногда были ее эксперименты, что со временем Настоятелю пришлось выделить Николь дом на отшибе деревни, лишь бы та вновь не захотела испытывать свои «лейденские банки» или «новые клянусь-вам-совершенно безопасные-удобрения» на людях или их собственности. Таким вот образом, клеймо сумасшедшей учёной прикипело к мисс Эрендж ещё на родине. Когда в селении слышался взрыв — все сразу же знали, чьих рук это дело. Но, несмотря на все её выходки, Николь дома не ненавидели. Просто относились к ней как к непутевому проблемному ребенку, который время от времени доставлял всем неприятности. Когда её эксперименты заходили за общепринятую грань терпения, Настоятель тяжело вздыхал и схватив девочку за ухо уводил в храм читать нравоучения. Николь было тесно в маленьком изолированном обществе монахов. Она не могла нормально усидеть на месте во время медитации, не могла приготовить рис вместо того, чтобы не склеить его к чертям, не могла не засыпать на долгих чтениях священных трактатов. Она любила дом, любила своих близких, природу гор, культуру Сукхавати, но она не находила там понимания. Шансом обрести его, для юной тогда ещё Николь стало Состязание.

***

Данте, или «Великий Мудрец Познавший Пути» как со временем стали его звать в Сукхавати, использовал свой генератор чтобы создать ватийцев, а также для того, чтобы преодолеть ограничения своего тела и стать сильнее. Но, малоизвестным для чужестранцев был тот факт, что в генераторе, раскрученном почти до основания, оставались ещё крохи энергии. Решив не использовать её всю, сохранив лишь последнюю каплю, Данте наложил на генератор чары. Суть их была такова: «лишь истинный его наследник, близкий по духу сможет использовать машину по своему усмотрению». Ватийцы годами почитали генератор как «Великий Артефакт» (в любом случае, название если и звучало как-то по-другому всё равно было пафосным до крайности). В центральном поселении каждые десять лет проводили Состязание, наградой в котором была возможность войти в святую залу и дотронуться до устройства. Однако, даже так победитель не получал никаких гарантий. До сих пор устройство отвергало всех, кто пробовал завладеть его силой, отвергало любого, кто был недостоин. И каково же было удивление собравшихся, когда на очередном Состязании Николь не только победила всех, но и смогла заполучить благословение Артефакта. На Состязании разрешалось, цитируя Настоятеля: «использовать плоды труда своего», что практически у каждого участника было либо натренированное тело, либо натренированное тело в купе с небольшими магическим даром. Эрендж же и здесь умудрилась ото всех отличиться, использовав своё самое страшное оружие — острый ум, а также кучу взрывоопасных и странных изобретений, которые смогли обеспечить ей небольшую фору. Не без труда далась ей эта победа, но в чистом безумии взрывов и всполохов девушка доказала всем, что не всегда всё решает грубая сила. Философия Сукхавати помимо тела велела закалять и дух, а её дух оказался сильнее тех, кто участвовал в соревнованиях. После её допустили в священную залу, и стоило только девушке взять генератор в руки, как тотчас же грохот сотряс сами Непроходимые Горы, а через мгновение на пороге скромной монашеской обители стоял сам красный король. Его силуэт искрился магией, такой чистой и яркой что от неё на глаза наворачивались слезы. Тогда Николь впервые увидела его вживую, собственно, как и народ Сукхавати за все последние сто пятьдесят лет. Данте воочию застало лишь первое поколение, но они все давно уже умерли от старости, а потому легенды о Великом Мудреце передавались из уст в уста от посвященного к посвященному. Образ его со временем мистифицировали до невозможности, а на произношение его имени местные наложили запрет. Только Настоятели храмов знали истинное имя Мудреца, и делились им лишь со своими преемниками. В тот день все попадали перед Данте на колени и лишь одна Николь обескураженно продолжила смотреть на человека в белоснежных одеждах. «Ты смогла дотронуться до генератора, дитя?» Он развернулся к главе прихода, в глубоком поклоне склонившемся перед ним. «Настоятель, вы позволите мне обсудить с нею кое-что наедине?» Не только старик, но и все присутствующие опешили от того, что сам их создатель обращался к ним с таким уважением и вежливостью. «К… конечно, Великий! Храм в вашем распоряжении. Пошевеливайтесь, братья! А ты, Николь, следи за своими манерами, я не хочу краснеть из-за твоего сумасбродного поведения», — воскликнул монах, дождавшись, когда все ватийцы выйдут на улицу и захлопнул за собою массивные двери. Когда в помещении остались лишь Данте и Николь, тот молвил: «Я наблюдал за ходом сражения. Твоя изобретательность и тяга к познанию напоминают мне одного человека. Он не создавал своего народа, однако, думаю, если бы он это сделал они были бы похожи на тебя», — Данте помолчал несколько минут, обдумывая то, что он собирался добавить. Эрендж же хотелось задать ему огромное количество вопросов, но так же ей было и немного боязно сбивать его с мысли а потому она терпеливо дождалась следующих слов бубнового короля. «Ответь мне, любишь ли ты свою родину, дитя?» — наконец спросил он, указав широким рукавом халата на небо и горы что виднелись в одном из раскрытых окон здания. Над ответом Николь не задумывалась ни капли: «Люблю. В Сукхавати невероятная природа, а ещё — очень хорошие люди, которые заботятся друг о друге. Но вот меня… тут никто не понимает, поэтому временами мне бывает очень одиноко. У меня постоянно такое ощущение, что я зря тревожу мирных людей, одним своим присутствием», — подобные слова, что все эти года вертелись в её голове, произнесенные вслух, казались Николь куда более жестокими чем могли бы быть. Но они отражали действительность. Данте сочувствующе склонил голову, улыбка его дрогнула. «Грустно это слышать, дитя моё. Но в кое-чём ты права — Сукхавати слишком мал для подобных амбиций, а познание — это часть твоей природы. Ты зачахнешь здесь, поэтому тебе нужно отправиться во внешний мир и искать единомышленников там. Твоя судьба лежит далеко от этого места, и я уверен, она оставит огромный след в истории всех Восьми Королевств. Однако, хочу предупредить — название свое горы получили не просто так, пересечь их будет очень трудно, так что готовься к походу тщательно» Он расправил длинную кашаю и собирался уже было уйти, но девушка остановила его. «Я могу задать вам вопрос, до того как вы вернетесь к медитации?» Бубновый король взглянул на неё через плечо. «Спрашивай» «Знаете, я долго думала над этим и это единственное, чего я не смогла понять за все свои семнадцать лет жизни, как бы много мысленных экспериментов не проводила. Зачем вы создали эту страну? Зачем всесильному Божеству создавать кого-то вроде нас? Чем мы вообще можем быть вам полезны?» «Это не вопрос, а уже целый их ворох, дитя», — в полумраке священного зала, отбрасывающего причудливые тени на его фигуру бубновый король выглядел возвышенно и таинственно и должно быть Николь и впрямь напоминала ему кого-то близкого, раз он так снисходительно улыбался ей. «Но я попытаюсь ответить тебе. Насколько сильным бы не было любое существо в этой Вселенной, самое страшное что его может постичь — одиночество. Тебе ведь знакомо это чувство, верно? Подле тебя сейчас нет тебе подобных, то же самое было и со мной когда-то. Да, мы с вами находимся на разных уровнях, однако, я рад даже просто наблюдать ваше существование. Сама мысль о том, что вокруг существует жизнь, греет мою душу. Ну, а насчет полезности…» — Данте сделал небольшую паузу и посмотрел на туманное небо, явно припоминая нечто, о чем Николь не имела ни малейшего понятия. Лицо его на мгновение нахмурившееся, разгладилось вновь, - «жизнь и её ценность не измеряются полезностью. Я ничего не хочу от вас. У меня нет каких-то особенных ожиданий. Мне не нужны ни лавры вашего создателя, ни почести с молитвами. Этим грешит другой народ, хотя и против воли их творца» «А ещё…» — начала Эрендж, но осеклась под взглядом бубнового короля. В глазах того явно читалось: «ещё один вопрос?», однако он не торопил её и не попрекал, просто терпеливо ждал, пока любознательность учёной сойдет на нет. «Я бы… если это конечно не богохульство, но… как вас зовут?» «Данте, дитя. Меня зовут Данте», — с лёгким замешательством ответил он Николь. Было видно, что бубновый король удивился тому, что она спросила не о какой-то тайне мироздания, на которую он мог пролить свет, а всего-навсего о его имени. «Раз вопросов больше нет, позволь сказать тебе нечто важное напоследок — если ты когда-нибудь встретишь эльфа, с черными глазами, по имени Габриэль, обязательно выслушай то, что он тебе поведает и сделай всё то, о чем попросит. Хотя его слова зачастую и не внушают доверия, однако, за все сто пятьдесят лет жизни здесь он ни разу не ошибся в своих предсказаниях» «Хорошо, я обязательно так и поступлю!» — с жаром заверила его Николь, и сразу же после того как Мудрец вернулся на гору, начала готовиться к походу. «Великому Артефакту» же Николь загадала единственное желание, которое могла загадать такая как она. Она пожелала знать всё на свете. Однако, машина, израсходовавшая бóльшую часть энергии то ли не могла выполнить такой сложный запрос, то ли изначально в этом и был весь цимес, однако, желание Николь исполнилось не так, как она себе представляла. Генератор изменил её тело, и дал возможность жить долго. Николь смогла делать невероятно сложные расчеты в уме, но на этом всё. Такой вот своеобразный пинок из разряда — получай долгую жизнь, ответы на все найдешь сама. Но на самом деле, она была даже рада, что всё обернулось именно так. Позже Николь поняла, что быстро заскучала бы, если бы узнала всё-привсё. Пытливому уму нужны были вызовы и загадки, над которыми можно было биться и Николь, собрав все свои пожитки отправилась путешествовать по миру, чтобы узнать, как тот устроен.

***

В пограничном поселении Николь в общих чертах рассказали про Империю и Варуленд, а потому, она старалась держаться от них подальше. Ведь насколько любопытной девушка бы не была, лезть в тёмную страну, где уже который год гремела гражданская война, или в зеленую, где к чужакам относились как к демонам, было не очень-то и благоразумно, мягко говоря. Потому Эрендж пересекла лес Создателей в центре и вышла к южной границе Зонтопии. Синяя страна была первой, где она задержалась больше чем на год после отбытия из своей родной деревни. К странной «алхимичке и травнице», как называл её трефовый народ, в Зонтопии поначалу относились сравнительно нормально. Но когда рассказы о её творческих изысканиях дошли до священника отделения связи, управляющего тем районом, где она жила, он лично пришел к Николь. И был очень строг и суров. «Мы не жалуем здесь ведьм, мисс Николь, и если вы дальше будете забивать моей пастве голову всякой дрянью вроде… как вы там сказали, «науки?», ничем хорошим для вас это не кончится» «Я всё поняла. Ну тогда я покину страну так скоро, как смогу. А если бы ваши прелестные стражи помогли мне, я бы управилась с упаковкой вещей ещё быстрее», — улыбнулась Николь, внутренне дрожа от гнева и бессилия. Так вот её и выгнали из Зонтопии. Хотя, Николь искренне считала, что прожить там три года с мировоззрением подобному её — это был ещё рекорд. Она мимоходом посетила и Верону, однако, страна роз не слишком-то привлекла Эрендж в качестве постоянного места жительства. Наверное, местные девушки не относились бы к ней странно из-за её работы, однако, сама страна управлялась как-то непонятно, и непонятность эта Николь не нравилась. Зато вот Фелиция из всех стран, где она побывала, ей приглянулась больше всего. Жители солнечной страны были людьми добрыми и радушными, хотя и все немного с приветом. То, что у каждого фелицианца было две части личности — одна радостная, которую они показывали окружающим, а вторая — жуткая и пугающая, Николь поняла достаточно быстро. Да, возможно это было с их стороны несколько двулично, (бубновая дама была мастером в плохих каламбурах), но с другой стороны, саму Николь в любом месте где она побывала тоже считали той ещё ненормальной. Среди этих странных людей с их странными и взрывными натурами, чудящими направо и налево, Николь чувствовала себя на своем месте. Она помогала чинить им куроградские машины и налаживать сельхозтехнику, в обмен на это, жители солнечной страны помогли ей обустроиться в пустующем доме на окраине одной из деревень, расположенной за городскими стенами. Многие из местных и её саму принимали за местную, только несколько более чуднýю чем они сами из-за ватийского акцента. «Что же ты, девочка, в Сукхавати живут люди с красными волосами и смуглой кожей, а ты посмотри на себя — рыжая и с веснушками, ну ты же наша, фелицианская», — говорили они ей и Николь не спешила их разубеждать. Место где она жила находилось вблизи подземных горячих источников, с которыми девушка была знакома ещё по своей родной стране. И как-то раз в порыве вдохновения, дав всему своему научному безумию волю она за ночь спроектировала машину, позволяющую вырабатывать электрическую энергию из термальных вод. Но идея эта (несмотря на то, что «благословение» генератора позволяло Николь делать невероятно точные расчеты) была всего лишь идеей, и осталась бы ею навсегда, если бы в Фелиции не произошла катастрофа.

***

В тот день, когда Солнце потухло и огромная тень нашла на город, Николь высунулась в окно. «Что же там случилось?» — спросила она вслух, искренне не понимая, как громадина питаемая вторым «Великим Артефактом» могла зависнуть на небе. Если бы энергия генератора кончилась, оно должно было по идее упасть на город и разрушить его до основания, но этого не произошло. «Четвёртый генератор исчез и Солнце теперь навсегда останется над городом», — раздался позади неё высокий голос. Девушка, обернулась, едва не вскрикнув от неожиданности. На кухонной плите, меж колб и кастрюль, болтая ногами, сидел эльф. Причём с таким невозмутимым лицом, словно это было самое обычное место, на котором ему частенько доводилось сидеть. Он смотрел на девушку своими огромными черными глазами. Когда Николь отошла от шока, ей вспомнились слова короля Сукхавати. Если ты когда-нибудь встретишь эльфа… «Вы… не Габриэль случаем? И что вы делаете на моей кухне? Вы что залезли в дом, пока меня не было?» — переборов испуг решила спросить она. Парнишка задумался, так, точно и сам забыл уже как его звали и соскочил с насиженного места. Посуда на столе и конфорках задребезжала, но осталась на своих местах. «Да, Габриэль — это я. Данте про меня уже рассказал? И нет, я не залезал, просто маленько не подрасчитал координаты для прыжка. Знаешь, как сложно перемещаться в пространстве, Николь? Вычтешь одну лишнюю цифру из формулы, нечетко представишь цель, и всё, плохи твои дела. Окажешься на дне озера или посреди кирпичной стены. Так что то, что я не умер, а всего лишь попал в дом, а не на его порог — уже большое достижение» «Вы что… говорите о телепортации? Но она же… И откуда вы знаете моё имя?!» — искренне удивилась Николь. Габриэль в ответ лишь покачал головой. «Извини, я понимаю, что тебе очень интересно, но на объяснения сейчас нет времени. Тебе срочно нужно к Феликсу!» «Феликсу? Местному королю? Но с чего бы мне…» «Ты должна показать ему свою энергетическую машину, её нужно построить. С её помощью ты спасешь множество человеческих жизней. Ведь тут скоро наступит вечная зима» То, о чём говорил Габриэль и впрямь звучало невероятно. Вечная зима? Погибнут люди? Да, если бы Данте-сама не предупредил Николь о том, как странно звучат речи Габриэля, она ни в жизни бы к ним не прислушалась. «А ну и если Феликс будет упрямиться, скажи, что тебя послал Данте или что-то в этом духе. Так он тебя точно не станет игнорировать», — добавил, осматриваясь по сторонам, Габриэль. Николь тотчас же метнулась к столу и достала все необходимые бумаги. Выкладки по теории, расчеты, чертежи, — всё что могло ей пригодиться, однако, после минутного порыва она замерла и с запоздалым осознанием произнесла: «Даже если всё так, как вы говорите… я всё равно не смогу увидеться с его величеством. Территорию дворца же охраняют, туда так просто не попасть» Габриэль внимательно её выслушав, резко поднял голову вверх, словно прислушиваясь к чему-то. Рядом с ним раздался еле слышный шум помех, хотя никаких радиоприборов в доме Николь отродясь не водилось. «А… правда? Она не сможет попасть туда сама? Ну что поделаешь, придется помочь», — он сделал пару шагов к учёной и замер у её плеча. «С кем вы говорили?» «Неважно. Просто считай, что я странный, или сумасшедший, так проще. Если буду объяснять, всё равно ты мне не поверишь. И потом, так все люди делают», — от Николь не укрылось то, с какой грустью Габриэль говорил это. Николь стало жаль его, и поэтому она решила его подбодрить. «Но вы не кажетесь мне сумасшедшим. Скорее… чудным что ли? Но это же неплохо! Я ведь тоже странная, разве нет?» Глаза Габриэля расширились, а острые уши взметнулись вверх из-за её слов. Он покраснел, а Николь подумала про себя, что его смущение — это самое милое, что она видела за всю свою жизнь. «Ох, спасибо… ты никогда не говорила мне таких приятных слов. Но к хорошему так быстро привыкаешь! Надеюсь, что в следующий раз я абсолютно точно сам напрошусь на этот комплимент», — произнес он, радостно улыбаясь. От его грусти не осталось и следа. «А можно вопрос?» — девушка совершенно запуталась в последних словах эльфа. «Никогда не говорила»? Но они ведь и не встречались раньше, уж такого эксцентричного собеседника она бы точно запомнила. «Задав вопрос про вопрос ты его уже задала. Но я отвечу, так уж и быть. Но только на один — времени осталось уже совсем мало» «Зачем вы помогаете Фелиции?» Габриэль подпер подбородок ладонью и издал многозначительное «хмммм…». Кажется, он и впрямь призадумался. «Зачем? Хороший вопрос. И правда, зачем?» — будто бы опять обращаясь к кому-то постороннему спросил он. Но на этот раз звука помех не возникло, и он недовольно махнул рукой куда-то в угол комнаты. «Ну… вообще-то у меня нет выбора. Не помогу сейчас — всё пойдет наперекосяк намного раньше, чем мы планировали. А это будет немного… да нет, на самом деле много проблематично. Правда вот, основную работу всё равно сделал не я. Солнце не упало до сих пор только благодаря магии одного человека. Хотя… с ней он явно переусердствовал, и оно больше не опустится никогда. Ну, в ближайшие пару веков точно. Вот что бывает, когда волшебством пользуются люди приобретшие его лишь недавно», — вздохнул Габриэль и пристально посмотрел тёмными глазами на Николь. На секунду ей показалось что те полыхнули лазурью. «Он»? «Мы»? «Пойдет наперекосяк»? О чем вы… о!» Прерывая поток вопросов, Габриэль без малейших усилий подхватил девушку на руки, со всеми её чертежами. Вокруг них затанцевали разноцветные облачка, и запестрили всеми возможными оттенками рябящие знаки вопроса. «Я обещал ответить лишь на один вопрос, Николь. Нужно поторопиться, если хочешь успеть к Феликсу», — он крепко прижал девушку к груди, и выкрикнул перед тем, как прыгнуть в никуда: «Чуть не забыл, закрой глаза, если не хочешь ослепнуть!»

***

Чувства, нахлынувшие на Николь после телепортации, были странными. Не то чтобы они были неприятными, просто Николь поняла, что её разум не успел нормально осознать сам факт перемещения и это доставляло некоторый дискомфорт. Вот была она только что в своей полуразвалившееся гостиной, а теперь раз — и стоит у огромных позолоченных дверей, а Габриэль даже и не… «И всё-таки я хотела…» — Николь огляделась по сторонам и внезапно осознала, что в холле была она одна. Габриэль исчез из её жизни так же внезапно, как и появился. Она крепче сжала чертежи и нахмурилась. Судя по всему, в комнате напротив и находился его величество Феликс, король этой страны. «Ну, или сейчас или никогда!» — не оставив себе ни секунды на сомнения, Николь с усилием толкнула двери и вошла в зал. В нём, во главе длинного стола стоял блондин. Относительно невысокий, если сравнивать с Габриэлем или Данте, но он определенно был выше всех, кого знала Николь. По его короне и одежде несложно было догадаться, что это именно тот, кто и нужен был Николь. Он улыбался, разговаривая со вторым мужчиной, находящимся в комнате, но улыбка его выглядела как-то неестественно. Нервно. А взгляд, несмотря на добродушное выражение лица, пристально впился в Николь, стоило ей переступить порог. «В…ваше величество! Извините, что вламываюсь в дворец вот так вот без приглашения, однако, я, кажется знаю, как решить вашу проблему», — выпалила она, чувствуя, как уверенность медленно, но верно покидает её. «Кто вы вообще такая, мисс?» — обратился к ней мужчина в охровом сюртуке и бабочке. Его немолодое лицо выражало искреннее недоумение самому факту её присутствия здесь. Судя по всему, он был или секретарем Феликса, или кем-то из госслужащих замка. «Я… меня зовут Николь Эрендж, я живу в Фелиции уже шесть лет и помогаю людям чинить технику серой страны» «Та самая учёная с окраины? С чего вдруг вы решили, что можете быть нам полезны в сложившейся ситуации?» - продолжил допытываться секретарь. Девушка вздрогнула от резких слов мужчины и украдкой посмотрела на его величество. Со стороны казалось что разговор мало его интересовал. И если не принимать в расчет его натянутую улыбку, Феликс выглядел подавленно, так будто он лишь недавно очнулся от кошмарного сна и до сих пор не мог прийти в себя. В этот момент Эрендж поняла, что так дело дальше не пойдет и решила прибегнуть к хитрости, что подсказал ей Габриэль: «Потому что меня попросил об этом Данте-сама» В мутных глазах Феликса мелькнула искра, будто в них наспех чиркнули спичкой. Он вскинул голову и впервые за весь разговор посмотрел на Николь чётко и осмысленно. «Месье Феликс, она может с легкостью лгать вам прямо сейчас. Да и потом, так ли важно мнение правителя Сукхавати?» — спросил у него секретарь, взволнованно следя за мимикой начальника через поблескивающее пенсне. «Важно. И вряд ли мисс Эрендж лжет об этом. Имя Данте для ватийцев стало священным. Из непосвященных в Настоятели, его знают лишь те, кто лично виделся с ним. А Настоятель никогда бы не покинул красных гор», — отозвался наконец хриплым голосом сам Феликс. Несмотря на то, что червовый валет не спешил объяснять почему же так ценил мнение бубнового короля, нахмурив брови он кивнул девушке, позволяя говорить дальше. «Д…да, так вот. Видите ли, ваше Солнце зависло в небе из-за того, что кое-кто… использовал на нём свою магию. Хорошо одно только то, что оно не рухнет в ближайшее время на город, но оно же создает и огромную тень, поэтому…» — Николь развернула один из чертежей на столе и начала указывать на различные детали и узлы придуманной ею машины. «Я предлагаю людям укрыться под землей, в каверне генератора. Там тепло и безопасно, никто не замерзнет в первое время. А в будущем можно построить машину, которая будет вырабатывать энергию из геотермальных вод. С ней проблем с тем, чтобы выращивать еду внизу не должно возникнуть» Правитель страны по прежнему молчал, а секретарь, сперва отнесшийся к учёной скептически, внимательно изучал разложенные по столу записи. «Что-нибудь еще он тебе говорил?» — спросил Феликс, наклонившись к Николь так, чтобы его помощник их не услышал. Видимо подразумевал червовый валет вновь красного короля. «Нет, больше ничего», — Николь было стыдно, что она без зазрений совести обманула правителя Фелиции. Но ведь ей так сказал сделать Габриэль, просьбы которого в свою очередь настоятельно рекомендовал исполнять сам Данте-сама. Так что, наверное, это была ложь лишь отчасти? Или учитывая сложившуюся ситуацию — ложь во благо? На лицо Феликса нашла тень. В его бледно-рыжих глазах, холодно блестевших в темноте комнаты, отразилось разочарование. Он отступил от девушки, вновь потеряв к ней всякий интерес. Губы его скривились, когда он тихо бормотал про себя: «Данте мог бы быть и поконкретнее… черт, увижу его, точно дам по шее несколько раз хорошенько» Затем, повысив голос он обратился уже к самой Николь: «Ладно, мы поступим так: мисс Эрендж расскажет о своей идее совету, и тогда мы все вместе решим, возможно ли то, о чем она говорит или нет» Опустилась неловкая пауза, прерываемая только шуршанием бумаг у стола и Николь, не находя себе места в такой гнетущей атмосфере ляпнула первое, что пришло ей в голову: «А… Данте-сама, он ваш брат?» Феликс вздрогнул. Его острые плечи изломано сгорбились. «Он мой… впрочем это уже неважно. Всё это было слишком давно. Уверен, он даже не вспомнил бы меня, если бы не вся эта ситуация», — Феликс так и не закончил фразу, а Николь и не стала допытываться. Судя по всему, обоих правителей Карточного Мира связывала какая-то давняя история. Когда Феликс вновь заговорил его голос звучал на тревожно высокой ноте: «Лишь бы твоя идея сработала»

***

После настала череда довольно сложных, но по-своему интересных лет в жизни ватийской учёной. При помощи людей из Фелиции она смогла организовать невероятный план по перемещению целой страны под землю. Это ли была не фантастика? В последствии Николь смогла и подружиться с Феликсом (что казался ей поначалу пугающим и отстраненным), и узнать кучу невероятно занятных вещей. Например, о том, что их мир изначально выглядел совершенно по-другому и более того, что существует другой, так называемый «реальный» мир. Она также частично получила ответы на не дававшие ей спокойно спать по ночам вопросы, но вместе с ними возникла и куча других. Раз все восемь правителей были королями и валетами, то где находились остальные пятьдесят четыре карты? Существовали ли в их мире тузы и десятки? Обладали ли они какой-нибудь особой магией и как выглядели? А кем тогда в сложившейся иерархии были обычные карточные люди? Клонами клонов? Или они все были чем-то вроде бесконечных двоек и троек, не особо отличавшихся никакими силами? Загадка на загадке и загадкой погоняет. Преследуя цель опустить фелицианское Солнце, Николь стала плотнее изучать магию, но продвигалась она в этом медленно. Более-менее нащупать нить, связывающую всё воедино, ей удалось только перебравшись в Столицу. Там, в Институте, под протекцией серого короля, получив кабинет и нормальное оборудование девушка с её талантом развернулась на полную. Говоря о сером короле: Куромаку, в отличие от Данте, Габриэля, Феликса и даже Ромео, не произвел на Николь какого-то особенного впечатления. Да, он выглядел талантливым организатором и управляющим, но от него не веяло какой-то сверхъестественной таинственностью, как от бубновых, и у него не было простого шарма червовых. Наверное, именно поэтому Николь не особо-то и боялась общаться с ним и в более неформальной среде, в отличие от других правителей Восьми. Но, всё же, надо было отдать Куромаку должное — такой фанатичный трудоголизм, с которым он подходил к своей работе не мог не восхищать. Николь долго не могла понять причину, по которой Куромаку вечно морщился на её восторженные разглагольствования о волшебстве (хоть доклады всё равно читал все до единого), да, и не смогла бы, если бы ей не подсказал однажды Зонтик: «Куро не ученый, оттого его и задевает существование волшебства» «Не ученый? А кто же он тогда?» — искренне удивилась Эрендж, во все глаза уставившись на правителя синей страны. «Ну… по складу ума он скорее инженер. У него определенно есть талант к изобретению чего-либо механического, но он слишком консервативен в том, что касается мироустройства. Думаю, сама мысль о том, что есть что-то вне его понимания, Куро неприятна. А как работает магия, он не понимает», — тихо ответил Зонтик. Спустя некоторое время после прибытия в Куроград, Николь смогла изобрести машину, позволяющую считывать «сигнатуру магии», и результаты исследований повергли её в самый настоящий шок. Машина почти не видела разницы между ней и Данте. Более того, выходило так, что и у самой Эрендж всё это время в организме содержалось огромное количество магии. Она проверила и перепроверила это сотни раз, пересобрала устройство заново, но факт оставался фактом. Учёная исследовала кучу добровольцев и выяснила то, что в без исключении всех живых существах Карточного Мира содержался какой-то определённый запас маны. Причем зависимость между долголетием, сверхъестественными способностями и наличием волшебства в организме была более чем прозаична. Мало маны — болеешь и умираешь рано, средне маны — ты ничем не примечательный человек, средне, но ещё чуть-чуть сверху — ты среднестатистический маг, а если чересчур много — ты маг, но медленно умирающий в агонии из-за её переизбытка. Именно тогда, до Николь внезапно дошло — мана в её организме все это время уходила на то, чтобы «разогнать» мозг, чтобы дать ей возможность придумывать сложнейшие схемы и оперировать труднейшими понятиями. Хоть она и не колдовала в привычном смысле этого слова, но всё равно использовала магию всё это время. А её тело генератор изменил потому, что старое не выдержало бы такого огромного запаса волшебной энергии. Вот почему её сигнатура была один в один как у Данте — он ведь тоже все свои силы почерпнул из Великого Артефакта. После этого шокирующего открытия, учёная упорядочила всю информацию и подвела итоги. По которым выходило что она всё это время была бубновой дамой, одной из четырех самых сильных магов колоды, не считая королей и их валетов. Уже на данном этапе можно было вывести некие закономерности, говорящие о том, каким образом можно было найти оставшихся дам. При условии, что те вообще существовали, конечно. Во-первых — дамы имели сигнатуру один в один повторяющую магию их короля — ведь все они в свое время смогли прикоснуться к соответствующим генераторам. Во-вторых — они имели одну внешность при рождении и получили другую после использования генератора. Ту, что была схожа с внешностью старших карточных мастей. То есть это и рост, и наличие пяти пальцев на руках и ногах. А также долголетие, из-за которого достигая возраста в двадцать-двадцать пять лет они начинали стареть так же, как люди в реальном мире, то есть в девятнадцать раз медленнее, чем обычные карточные жители. И по этим критериям несложно было найти двух оставшихся дам, тем более, что червовая оказалась воспитанницей Ромео, а трефовую Куромаку знал с самого её детства.

***

Второй дамой колоды после Николь официально стала Хелен. Но, на её счет мало у кого изначально возникли сомнения. С самого своего детства та была обладательницей редкой внешности, которую получила таким же образом, что и Эрендж. А именно — она загадала веронскому генератору желание. Однако, в отличие от бубновой дамы, встретившейся с Данте из-за того, что она выиграла Состязание, со своим королем Хелен столкнулась по чистой случайности. Случилось это чуть больше двадцати лет назад, тогда, когда Ромео ещё не успел израсходовать энергию генератора и жил в своё собственное удовольствие. Он писал стихи, пил самые дорогие вина, решал все проблемы, касающиеся бытовухи простым щелчком пальца, используя магию, а также скитался от одного пышного приема к другому. Однако, быстрая смена женщин, выпивка и искусство относительно быстро ему наскучили. Хоть он и продолжал проводить роскошные балы во дворце, на них он больше не чувствовал себя как на празднике жизни. Тогда, ему медленно, но верно подкатывало к ста тридцати годам (по карточным меркам), и как шутил сам Ромео, у него начался «кризис среднего возраста». Он бывало, часто ходил по городу без компании своих подданных, думая о том, чего он в жизни этой добился и к чему пришел. Червовый король чувствовал какую-то неопределенную нарастающую тревогу и тоску, сам толком не понимая отчего. В одну из таких вечерних прогулок, размышляя о не слишком приятном, Ромео и встретил Хелен. В Вероне, как известно не было детей. Первые три поколения жительниц страны роз Ромео создал при помощи генератора, с разбегом в тридцать лет. Все они появись на свет уже будучи взрослыми, хотя женщины постарше брали опеку над более молодыми девушками. Так и образовывались в их стране «семьи». У самого же червового короля, несмотря на огромное количество любовниц, никогда не было детей. Да и откровенно говоря, не собирался он о них думать и в ближайшие пару сотен лет так это точно. Поэтому увидеть посреди страны взрослых растерянного ребенка было для него тем ещё удивлением. Девочка с длинными золотыми волосами сидела у куста шиповника в парке и тихо плакала, обнимая колени крошечными ладошками. На вид ей было не больше трех лет. «Какая хорошенькая белая мышка. Скажи мне, милая, ты потерялась?» — обратился к ней Ромео, стараясь не пугать бедняжку больше прежнего. Судя по внешнему виду, она скорее всего была фелицианкой, однако, что в Вероне мог делать ребенок из Фелиции червовый король затруднялся сказать. Девочка подняла на него свои карие глаза и кивнула. «Я Хелен. Хелен Виолин, ваше высо…» — она покраснела, и уткнулась взглядом в свои розовые туфельки. Наверное, ей сложно давалось последнее слово, и она смутилась так его и не договорив. «Виолин? Знакомая фамилия, твою маму случайно не Аннет зовут?» Девочка опять кивнула. «Ну, тогда может быть я отведу тебя к ней, что скажешь?» — он поднял Хелен на руки и укрыв своим плащом понес её к дому. Как оказалось, впоследствии, её мать, Аннет Виолин, была одной из тех немногих веронок, что большую часть времени прожили в другой стране, а точнее, в соседствующей с Вероной Фелицией. Отцом Хелен соответственно был фелицианец, однако, для него Аннет была лишь диковинной любовницей, жениться на ней ни до появления девочки, ни после он не собирался. Жилось в солнечной стране и матери и дочери нелегко и хоть Аннет и не стала вдаваться в подробности, но мельком она обронила, что в материнский дом вернулась, опасаясь за свою жизнь и жизнь дочери. Отношения же червового короля и мисс Виолин случились как-то сами по себе. Сначала Ромео, сочувствующий её тяжелой жизни, заходил чтобы поговорить с ней и помочь по хозяйству, после стал оставаться на ужин, а какое-то время спустя обнаружил, что больше не хочет покидать её уютный маленький дом. С Аннет он сначала подружился, а уже много позже начал звать её на свидания. Такая модель поведения была для Ромео крайне нетипичной, однако и девушку свою он ценил намного больше предыдущих временных увлечений. Когда она спросила принца, почему тот не хочет жить во дворце, Ромео ответил ей предельно честно: «Милая моя, ты бывала в замке хоть раз ночью, когда там никого нет? Тихо и темно. У меня такое ощущение что я сплю на кладбище. А это, поверь моему опыту, не слишком-то и весело» В доме веронки ему было находиться на порядок приятнее чем в роскошных апартаментах дворца (ведь Ромео в этом доме искренне любили и ждали) и со временем, посещать замок червовый король стал только на время работы. В небольшой усадьбе, стены которой были увиты плющом, без короны и плаща, в широкой рубахе и штанах Ромео выглядел как абсолютно обычный мужчина с абсолютно обычными проблемами, который вечно ворчал на то, что огород быстро зарастает без прополки, или на то, что весной мыши залезают в амбар по ночам. Для Хелен именно он стал любимым папой, которого ей все детство так отчаянно не хватало. В девочке Ромео души не чаял и ласково называл ее «мышкой», из-за белых волос и того, что она всё время бегала за ним хвостиком. Червовый король частенько брал её в Фелицию или Куроград, когда бывал там. А с её матерью Ромео спустя какое-то время женился. Не сказать, что у них была пышная свадьба, да по-хорошему её и не было вовсе. Просто в очередной из дней, Ромео вернулся на работу с простеньким серебряным кольцом на безымянном пальце. «Я думал ты закатишь празднество дней на десять. Да и выбрать изо всех лишь одну девушку, необычно для тебя», — удивился узнавший об этой новости Феликс. Ромео пожал плечами. «Да знаешь, перегорел я что-то всеми этими праздниками. Хорошо всё и слава богу. Да и Аннет не была бы рада такому пристальному вниманию. А насчет того, что я прекратил разгульную жизнь… надоело как-то. Все мои предыдущие дамы любили меня, конечно, и все по-своему, но это было как-то поверхностно. Не было в этих отношениях глубоких чувств. А вот Аннет, она другая. Ей нравится не мой статус, не моя внешность, не мой образ принца на белом коне, а сама моя личность. Вот я и проникся в ответ. Она чудесная девушка и я рад что встретил её» Так Ромео обрёл в своей жизни нечто важное, то что было на порядок ценнее всех его предыдущих временных утех. Любовь, которую он так отчаянно жаждал все это время.

***

История с седьмым генератором и Хелен произошла на шестом году её жизни. «Я загадала только одно желание, честно-причестно, только одно!» — рыдала она, прижимая к себе устройство, смотря на родителей теперь уже совершенно другими, серебряного цвета глазами. Хоть Ромео с Аннет и здорово перепугались тогда, когда их дочь внезапно изменилась внешне, однако преображение это никак не повлияло на её здоровье. Даже напротив, Хелен стала намного выносливее и здоровее своих сверстников. «Знаешь, милый, она чем-то стала похожа на тебя», — поделилась спустя пару месяцев с Ромео Аннет. «Лицо и телосложение, да? Я тоже заметил. Интересно, что же она такого могла загадать? Я не должен был так беспечно оставлять генератор дома», — покачав головой отозвался он. Волосы девочки из желтых стали ослепительно белыми, а глаза - бледно серыми. Она приобрела внешность, более походящую на внешность людей из реального мира и таким образом и стала похожа на Ромео. В последствии выяснилось, что желание её было следующим: Хелен пожелала быть такой же, как и ее отец. Наивное детское стремление даровало ей магический дар, а также долгую жизнь. Ромео переживал, что со временем, ноша долголетия может начать тяготить дочь, но пока что, она, самая молодая из «дам» не успела еще пережить своих близких. На данный момент ей было всего двадцать два и пока что жизнь была к ней благосклонна.

***

Хотя с Вару судьба свела её так же случайно, как и с Ромео в своё время, про Варуленд Хелен узнала задолго до того, как встретиться с его правителем лично. О зеленой стране червовой даме рассказали те самые бандиты, что в свое время грабили Верону. Их шайка жила и несла службу на погранзаставе серых, в старой резиденции Восьми, но время от времени они наведывались в город, чтобы пополнить запасы провизии и необходимых в быту вещей. Хелен бандитов не боялась, а потому была одной из тех немногих, кто не видел ничего зазорного в том, чтобы общаться с ними. Её дружелюбие отчасти исходило от того, что она была в отъезде и не застала их бесчинств на улицах родного города, и отчасти от того, что с самого детства Хелен была доброй душой. Порой она сочувствовала даже тем, кому, по общепринятому мнению, сочувствовать совершенно не стоило. Поэтому шайка зеленых не чаяла в веронской принцессе души. Особенно она приглянулась их главарю. Вообще, Хелен в силу своего поистине ангельского терпения нравилась многим варам. Ибо зеленые пиковые женщины обычно били посуду о головы мужей, а не прислушивались к их проблемам со взволнованным выражением лица. Аура умиротворения витала вокруг Хелен везде, куда бы она не пошла. В её присутствии даже Ару — заядлый нигилист и матершинник, орущий под гитару в свободное от работы время всякие анархистские песни, весьма похабного содержания, старался вести себя поскромнее. Когда она спросила у одного из бывших бандитов почему они бежали из Варуленда, тот ей ответил: «Из счастливого дома не уходят, ваше высочество» Хелен вспомнилось, как её биологический отец хватал за волосы маму и делая страшные глаза кричал, что она разрушила его жизнь. А когда он начал поднимать руку и на свою дочь, они с Аннет бежали из Фелиции и больше туда никогда не возвращались. Если бы не Ромео, отнёсшийся к девочке по-доброму, Хелен после такого образа родителя шарахалась бы от мужчин всю оставшуюся жизнь. Да, её собеседник был прав — не бегут из того дома, где живут счастливо. «Госпожа?» — прозвучал осторожный голос вара, заставивший Хелен вздрогнуть. Она прикрыла глаза и хорошенько встряхнула головой, прогоняя непрошенные воспоминания прочь. «Прошу прощения. На чем мы остановились? Да, точно. Так почему конкретно тебе не нравится родина?» «Вам лучше спросить об этом Ару, госпожа. Он последний сбежал из оттуда, да и язык у него подвешен много лучше моего. Его историю вам хотя бы будет интересно слушать» «Мне интересно слушать любые истории, вне зависимости от того, кто их рассказывает, но если тебе тяжело делиться этим… то я и правда попробую спросить у твоего друга», — Хелен кивнула бывшему бандиту и вышла на улицу в поисках его босса.

***

«Почему я ненавижу Варуленд? Потому что это блядюшник поганый, а не страна, вот почему», — резко чеканя каждое слово произнес Ару. Он разговаривал с Хелен на торговой площади и веронки, слышавшие его грубую вульгарную речь то и дело неодобрительно косились в их сторону. Хотя вару, кажется, было глубоко плевать на повышенное к нему внимание со стороны. «То есть ты имеешь в виду…» «Я имею в виду то, что в Варуленде ты нихрена не можешь сделать просто так, даже чихнуть. За всем пристально наблюдают цепные псы короля. И это я не говорю ещё о тотальном промывании мозгов народу, пиздеже на тему внешнего мира, мраке и разрухе и этих идиотских зеленых очках», — вид у Ару был такой злой, что казалось, ещё хоть слово — и он что-нибудь обязательно опрокинет или разобьет для того чтобы отвести душу. Хоть бы даже и стену или рыночный прилавок, у которого он стоял. «Хм, иными словами, вся проблема Варуленда заключается только в его правителе? Как думаешь, там стало бы лучше жить, если бы он изменился в лучшую сторону?» — спросила Хелен, перебирая длинными тонкими пальцами косу. У неё не так давно созрел один план, в случае удачного выполнения которого Верона, смогла бы получить себе ещё одного союзника. «Да откуда я знаю?» — раздраженно отозвался Ару. Но секунду спустя в его глазах мелькнуло понимание, заскрипели в голове шестерёнки и он шокировано уставился на принцессу. «Я… походу допер, к чему вы всё это спрашивали, но блять, это наихуёвейшая идея из всех, что могли прийти вам в голову! Хотите услышать моё мнение? Забудьте об этом нахер. Думаете, я перегибал палку, когда моя банда грабила Верону? Так вот, я — ещё ангел по сравнению с нашим правителем. Это мудак такого конченного порядка, что его уже совсем никак не исправишь. Даже вашей магии это будет не под силу», — воскликнул он, фамильярно хватая девушку за руки. В глазах вара плескался неподдельный испуг и тревога. Хелен улыбнулась и мягко сказала ему: «Да, ты прав. Зеленый король никогда не заботился толком о своем народе, и общепризнанно, он считается плохим человеком. Но, возможно, в свое время, кто-то считал таким же и тебя, не разбираясь в мотивах твоих поступков. А ты ведь захотел измениться, не так ли?» Ару чертыхнулся и отвел взгляд от её спокойных серых глаз. Слова Хелен были правдивы, но Ару так сильно ненавидел короля Варуленда, что даже с правдой не желал соглашаться. Хелен мягко дотронулась до его напряженного плеча и провела по нему пару раз. «Господин Куромаку, когда я спросила, почему он решил помочь вам, вместо того, чтобы судить по всей строгости, сказал мне: «каждый имеет право на второй шанс». Так что я хочу попробовать взглянуть на происходящее в Варуленде своими собственными глазами и попытаться… дать второй шанс его народу и правителю, если они того заслуживают. И пожалуйста, Ару, не говори об этом отцу. Он меня вряд ли туда отпустит», — улыбнулась веронская принцесса. Этот разговор случился за два дня того, как Хелен написала родителям записку с просьбой не беспокоиться о ней, и, собрав все необходимые вещи, отправилась навстречу своей судьбе.

***

Причина, по которой Хелен решила отправиться в Варуленд, была проста. Государство её отца потеряло свою независимость именно из-за того, что было беззащитно перед любыми угрозами извне. И если нечто (по словам Ромео), скрытое за стальными стенами Курограда, смогло дать им всем надежду на лучшее будущее, то удалось ли обойтись малыми потерями, если бы Империя решила развязать с севером войну, сказать точно не мог никто. Верона была первым государством из конгломерата на пути темных в Столицу (уже тогда Зонтопия была закрыта ото всех непробиваемой Стеной), а потому и подвержена была наивысшим рискам. Но вот если бы у страны роз был бы заключен договор с Варулендом, это в корне меняло бы всё дело. У пикового валета ещё со стародавних времен были не ахти какие, но всё же партнерские отношения с его королем. И в случае чего Пик прислушался бы к его мнению. Таким вот нехитрым образом Хелен и дошла до мысли о том, что ей непременно нужно склонить Вару на свою сторону. И без разницы какими уловками ей пришлось бы для этого воспользоваться. Самую главную ставку Виолин делала конечно же на свою магию, которая позволяла ей волшебным образом влюблять в себя людей, которым она была симпатична внешне. А мужчин, не купившихся бы на её красоту она не встречала ещё ни разу. Короче говоря, план был прост и гениален — прийти, завоевать доверие пикового валета и заставить его заключить с Вероной договор. А если это возможно — попутно помочь и людям, живущим в зеленой стране. Звучало вроде легко, однако абсолютно всё в этом деле пошло наперекосяк с того самого момента, стоило Хелен, переступить границу Вероны. В тот день её практически сразу же похитили имперцы.

***

Историю о том, как тролль «украл украденное» знали без исключения во всех Восьми Королевствах. Возможно из-за того, что эпатажные выходки пикового валета гремели на весь Карточный Мир уже не первый десяток лет (чего стоила только та, когда Вару достроив дирижабль первым делом полетел в Фелицию, скидывать на замок Феликса мешки с зеленой краской), а может быть из-за того, что один зонтийский бард потом сложил из этого балладу. Поди разбери этот простой, любящий романсы народ. По той песне даже как-то ставили пьесу и название она носила «Тролль под мостом». А то, что театр потом горел три дня и три ночи изумрудным пламенем, Вару объяснял не иначе как как божьим провидением. И всячески отрицал свою к тому причастность. Да и вообще, он на самом деле не собирался тогда спасать ничью жизнь, так вышло случайно, а люди всё романтизировали и додумали за него. Как обычно. Вару и знать не знал, что именно похитили имперцы-отступники, но, по их словам, за находящееся в автозаке веронский принц щедро бы заплатил. А Вару, в одиночестве болтавшийся тогда неподалеку от Резиденции Восьми, по делам личного характера (читай: следил за своими бывшими подданными), воспользовался ситуацией и всё. Ночью в лесу он вышел на огонь и подслушал разговор похитителей. Так, так, так… интересно, что же такого ценного они умудрились стащить у Ромео? — размышлял Вару по ходу дела осознавая, что хочет переукрасть эту вещь, чтобы оценить, и в случае чего, попросить за неё в десять раз больше, чем того изначально хотели бандиты. Ведь он-то Ромео знал лично и с точностью мог сказать, сколько с него можно будет истребовать денег. Да, как вы могли понять - великим моралистом Вару никогда не был. Вару всю свою жизнь жил, не оглядываясь на нравственность и законы. Так, как ему было удобно и так, чтобы получать уйму веселья в процессе. Если жизнь не доставляла ему острых ощущений, то для него она становилась скучной. Куромаку как-то раз сказал ему с заумным видом, что Вару адреналиновый наркоман, потому и бросается во всякие авантюры и нарочно злит людей, ведь только таким образом он и получает дофамин с серотонином. Но разве пиковому валету не было похер на чей-то пресный пиздеж? Пусть Куромаку ебёт своим червовым дружкам мозг насчёт их бед с башкой; настоящему троллю не нужны все эти тупые объяснения и оправдания! Вару делал только то, что хотел делать, а поэтому жил лучше большинства с их унылыми серыми буднями. Недолго думая, он просто залез в окно машины и выдрав клок проводов, провозился с ним в темноте ровно пять минут. Когда автомобиль завёлся, придурки-похитители, считающие что отсутствие ключа в приборной панели спасает от угона, уже глотали пыль. «Выкусите, неудачники!» — крикнул им на прощание через окно Вару и показав средний палец, дико рассмеявшись дал по газам. Так он не веселился за все свои сто пятьдесят лет в Карточном Мире. Вару чувствовал себя одновременно и остроумным ворюгой, как Люпен Третий из одноимённого аниме, и в то же время, гангстером, наводящим страх на округу. Вару быстро домчался до своей вотчины, и даже не взглянув на добычу, что сумел умыкнуть, передал ключи своим телохранителям, распорядившись принести через пару часов в его комнату то, что было в автомобиле. Но какого было удивление пятого, когда сокровище, переукраденное честным путем пришло к нему само.

***

«Я сказал вам принести то, что было в машине, а это что такое?» «Леди, сэр», — не потратив ни секунды на раздумья, выпалил его телохранитель, по-дурацки улыбаясь. «Леди?! Я… ух…» — пиковый валет зажмурился и мысленно досчитал до десяти, крепко сжимая переносицу. «Вдох, выдох, Вару. Спокойно, главное не забывай дышать», — шёпотом посоветовал он самому себе. Вару скептически взглянул на одного из своих подчиненных, однако, ясное дело, тот этого не понял из-за зеленых очков, скрывающих добрую половину эмоций на лице его хозяина. Эта девка, пришедшая с охрандосами (кем бы она там не была), по совершенно странным причинам не виделась им как демон, вылезший из преисподней. Хотя все они до сих пор находились в зелёных очках. Вообще, все, кто её видел, относились к ней на удивление дружелюбно, будто прямо сейчас они были в чёртовой Фелиции, полной лучей добра и позитива, или типа того. Вару не разбирался в этой соплежуйской хиппарской червовой хрени. Его вдруг аж передернуло от этого сравнения. Вару даже думать о солнечной стране было противно, настолько он не любил тамошний колорит и идеи её правителя. Происходящее было странным и настораживало, однако сейчас его волновало не это, а кое-что другое. «Ты хоть знаешь, умник, как леди выглядят? Это вот, по-твоему, что, похоже на леди?» — Вару с явным раздражением махнул рукой в сторону девушки, мило щебечущей за столом с остальными двумя охранниками. Комичности ситуации придавало сразу две вещи — то, что телохранители правителя Варуленда были бугаями раза в два выше его самого, и то что «леди», которую они притащили, была одета так, будто только что плясала в клубе на потеху публике. Мда, ситуация выходила неприятная, мягко говоря. Вару-то думал, что в машине будет какой-нибудь компромат или на самый крайний случай — алкоголь, который Ромео трепетно хранил где-нибудь у себя в подвале все сто с гаком лет и захотел бы вернуть обратно. Правитель зеленой страны растерянно посмотрел на девушку. Но это… Нет, ну серьезно, кто вообще так одевается в повседневной жизни? Вару, конечно довольно понимающий (он в огромное количество ММО с бронелифчиками переиграл в своё время), но границы даже его понимания заканчивались там, где начиналась комбинация из обтягивающего бандо и мини-юбки. И всё это в латексном черном варианте. Какая-то вычурная вариация БДСМ-госпожи без хлыста, не иначе. Хотя, если зайти с другой стороны, чего уж греха таить, девушка была красива. Нет, наверное, даже не так, она была прекрасна. У неё было недурно сложенное лицо, очерченное тяжелыми белоснежными локонами, подвыбившимися из длинной косы. Его ладный образ дополняли и тонкие алые губы и бледные серебристые глаза. И что-то неуловимо знакомое было в её мимике и манере говорить, но как пиковый валет не старался, он не мог вспомнить, что именно. Вару прекратил рассматривать свою пленницу и встретившись взглядом с одним из охранников за столом, показал тому на дверь. Выглядели телохранители, выходившие из комнаты, почти так же, как и сторожевые собаки, которых погладила добрая незнакомка, а теперь выгнал на мороз злой хозяин. Но Вару было откровенно плевать на их душевные муки. Будут они ещё ему этот цирк с расшаркиваниями и поклонами разводить! Девушка тем временем сама подошла к правителю зеленой страны. У них с ним была довольно большая разница в росте, что Вару для себя автоматом отметил как раздражающую деталь. «Добрый вечер, ваше величество. Приятно с вами наконец-то познакомиться. Моё имя Хелен, от всего сердца благодарю вас за мое спасение», — она натурально сделала реверанс, в своей оскорбительно короткой юбке. Причем, несмотря на неудобство одежды, довольно элегантный и грациозный. Навыкам и выдержке Хелен оставалось только позавидовать. «Спасение? Может эти идиоты тебе не сказали, но ты тут как бы заложник» Вару удивил сам себя — откуда взялось это «как бы»? «Да, я знаю», — улыбнулась Хелен, не видя судя по всему в факте своего «заложничества» никакой особой проблемы. Сбитый с толку её словами, не зная, как разбавить паузу, Вару обратился к единственно верному для себя варианту, а именно — колкости. «Дылдам, как ты, — преступление носить такие короткие юбки. Ты что, не в курсе что так на таком морозе можно почки застудить? Ну или нарваться не на похитителей, а на человека, который потом распродаст тебя на органы? В том заведении, где ты работаешь, у баб инстинкт самосохранения как данность отсутствует, что ли?» — любой счел бы его глумящийся тон оскорбительным, но “заложница” Вару лишь продолжала улыбаться. «Спасибо, ваше величество» «За что?» — поперхнулся пиковый валет, ошалело взглянув на неё. Она что, настолько испугалась тех имперских головорезов, что тронулась умом? Вару же только что пытался унизить её, разве нет? Любая другая девушка расплакалась бы, или хотя бы расстроилась, если бы её завуалированно назвали представительницей самой древней профессии. «Ну, на самом деле я не работаю нигде пока что. Просто путешествую по миру. Верона, моя родина успела мне наскучить, как-то так я и оказалась у тех милых джентльменов в машине. А насчет моей благодарности — папа говорит, что высокие девушки самые красивые, было приятно что вы сделали комплимент моей внешности. А ещё вы переживаете о том, чтобы на черном рынке не обогатились за счет моего тела. Так мило с вашей стороны» Если бы Вару был чуть более эмоциональным, то его челюсть точно упала бы на пол. Происходящее было просто удивительным, блять. Похоже он нашел человека, слышавшего только то, что он хотел слышать. Так его слова, на всем его веку, не перевирали ещё ни разу. Или она что, не глупая дурочка, а может быть специально? — мелькнула страшная мысль в голове пикового валета, но он отмёл её за нереалистичностью. Ну да, конечно, «не глупая» не попалась бы тем бандюгам. «Считай как хочешь, без разницы. Мне тут передали, что ты как-то связана с Ромео, да?» Веронка кивнула. «А, должно быть, ты его пассия. Ну и что в тебе такого особенного, что сам розоволосый придурок на тебя клюнул? Картины рисуешь, стихи пишешь? Хотя нет, понял, хорошенько управляешься с плетью, да? Очень подходит под твой образ. Но я думал он больше по милфам, а не лолям. Сколько тебе вообще?» «Восемнадцать, но вы ошиблись ваше величество» «Хм, ладно, несмотря на свою мордашку, в категорию лолей ты уже не попадаешь. И в чем же я ошибся?» «Мне крайне жаль за это недопонимание с его величеством, но если вам нужна его спутница жизни - это моя мама. Я - дочь веронского принца, а не его жена» «Какого хера… с каких это пор у него есть дочь?!» — Вару чуть ли не подскочил на месте от неожиданности. Так вот кого ему всё время напоминала эта деваха — ну точно, выражения лица она идеально копировала папашины. «А… с тех, как они с мамой живут вместе. То есть, лет пятнадцать, наверное?» — задумавшись Хелен забавно наморщила нос, будто пытаясь припомнить точную дату. «Пиздец. Каким же старым я себя сейчас почувствовал. Хотя, не удивительно, что он таки не смог удержать в штанах свой…» «Ваше величество, вам не стоит говорить таких пошлых вещей в присутствии леди!» — вдруг перебила его Хелен, состроив строгую мину и осуждающе посмотрев Вару прямо в глаза. «К тому же, мы с папой — не кровные родственники», - добавила она несколько успокоившись. Вару послушно замолчал, не горя желанием язвить в ответ. Несмотря на сложившуюся ситуацию, он вдруг понял, что Хелен, была в общем-то первым человеком, с кем он разговаривал так долго и кого не довел ещё до белого каления, слез или истерики. При всём при этом, она не проявляла никаких явных признаков пренебрежения, которое Вару часто видел в глазах остальных семи клонов. Во взглядах своих подданных же, он как правило видел страх, ну или на крайний случай, заискивающее тупое выражение, что тоже со временем стало его утомлять. А она… была интересным экземпляром, вот о чём он подумал. «Ну и херли мне с тобой теперь делать?» — спросил Вару вслух больше у самого себя, но видимо, Хелен восприняла это как вопрос адресованный ей. «Думаю, папа рано или поздно придет за мной, если узнает что я нахожусь в плену. Так что ваш план с выкупом не меняется. А пока, если вы не возражаете, мы можем выпить чаю, я как раз купила перед отъездом там один хороший…» «Почему ты меня не боишься?» — резко перебил её щебет Вару, пристально смотря девушке в глаза. Та ответила долгим обескураженным взглядом. Будто бы и правда не понимала сути заданного ей вопроса. «А вы хотите, чтобы я вас боялась? Извините, но я вряд ли смогу правдоподобно изобразить испуг, даже если нужно. Я не настолько хороша в актерской игре как и папа. Да и на самом деле, видно же, что вы не такой уж и плохой человек, просто нервный, как и мой дядюшка. У него тоже бывают порой проблемы с самоконтролем. Мне… в любом случае проще понимать эмоциональных людей, чем кого-то вроде господина Куромаку», — она вздрогнула при упоминании трефового короля. Брови Вару поползли вверх. Так значит, о ней знали и все остальные? И этот вечно занудный треф, и судя по всему, психопат червовый? Знали и ничего ему не сказали. Хотя, с их-то уровнем доверия оно было и не удивительно, но… Что-то болезненное все равно укололо пикового валета в грудь. Всё-таки, про женитьбу Ромео уж они могли ему сообщить? Вару ведь не сделал бы ни его жене, ни дочери ничего плохого, так ведь? «Тц, тащи сюда свой чай. И на «вы» будешь обращаться к старикам вроде Пика, если с ним познакомишься. Ко мне обращайся по имени, или на «ты», поняла?» — не желая вязнуть в неприятных думах, резко выпалил Вару, вздернув подбородок. Но прежде чем Хелен поспешила отойти за своей миниатюрной сумочкой, Вару без лишних церемоний схватил её за запястье. «И господи-боже, прикройся уже. Просто невозможно на это смотреть!» — он всунул ей в руки свой плащ, в который девушка поспешила закутаться. «Ну, если его величество не устраивает одежда, которая сейчас на мне, он может дать мне что-нибудь поинтереснее» — улыбнулась Хелен, игриво вздернув брови и заставив Вару в который раз за день зависнуть на ровном месте. Нет, он забирает свои слова обратно — эта девушка далеко не так глупа, как ему показалось с самого начала, и несмотря на невинную мордашку она точно была дочерью Ромео. Официально, в истории всех Восьми Королевств, это был первый день, когда кто-то затроллил Вару в ответ.

***

Хоть Хелен и вправду не боялась Вару, симпатизировать поначалу она ему тоже не спешила. На первый взгляд он казался ей эгоистом до мозга костей, который давно забил на то, чтобы нормально управлять своей страной, и жил, откровенно наплевав на все свои обязанности. Это не могло не возмущать веронскую принцессу. Хоть она и не могла назвать своего отца идеальным правителем, но тот хотя бы пытался разрешать проблемы, возникающие в Вероне, и, несмотря на потерю своего титула, заключив договор с трефовым королем, смог уберечь её от угрозы извне. Однако откровенной ложью было бы сказать, что Вару совершенно никак не заинтересовал червовую даму. Напротив, несмотря на его скверный характер, он был для неё таким же «интересным экземпляром», как и она для него. А всё потому, что он был первым на её памяти мужчиной, у кого не возникло к ней плотского желания. Иначе её магия сработала бы, и она давно уже попивала свой любимый чай дома, наслаждаясь лаврами той, кто выбил у зеленого короля подпись на мирном договоре. Да… её миссия из-за этого затянулась на неопределенное время, но в этом были и плюсы — теперь у Хелен была возможность присмотреться что к самому пятому клону, что к его стране повнимательнее. Варуленд оказался совершенно не таким, как Хелен его себе поначалу представляла. Когда ей рассказывали о стране диктатора, говорящего своим подданным о том, что за стенами его владений лежат лишь поселения демонов и долины, пышущие серой, Хелен думала о том, что свою собственную землю Вару сделал «землей обетованной». Аналогом Рая, в котором было бы так хорошо, что его и не захотелось бы никому покидать, тем более для того, чтобы попасть в «опасный» внешний мир. Поэтому для Хелен было невероятным удивлением узнать, что в зеленой стране почти всё находилось в упадке. Развалившиеся полудостроенные дома, из которых торчала несвязанная арматура, разломы пересохших колодцев и трещины на кирпичной дороге шириною с кулак. Истинное лицо Варуленда, близкое больше не к светло-травяному, а грязно-серому, смотрело на девушку из дворцовых окон - и лицо это было уродливо. Она начала задаваться вопросами, почему пиковый валет не сделал свою страну изначально пригодной для жизни? Для чего создал такой легко ломаемый костыль в виде зеленых очков? Ведь любому жителю было достаточно снять их, так же, как свое время это сделал Ару, и тогда правда вскрылась бы в мгновение ока. Однако, об истинных мотивах Вару, стоящих за всем этим, Хелен стало известно далеко не так скоро, как ей того хотелось бы.

***

Ровно две недели спустя того, как Хелен появилась во дворце, Вару с выражением лица великомученика отдал ей объемную коробку. В ней оказалось длинное розовое платье. «Это…» Вару протяжно вздохнул. «Просила одежду получше? Это она и есть. Перестанешь хоть светить всем чем только можно и чем нельзя. Из-за тебя люди уже сверхурочные на службу брать хотят. Так им красота твоя неземная спать по ночам не дает. Бесите меня все» Когда Хелен надела платье и поблагодарила Вару за подарок, тот, придирчиво осмотрев её со всех сторон, выдал: «Чё ты «спасибкаешь»? Розовый — самый уродский цвет на свете» «Хотя… на тебе вроде нормально смотрится», — уже уходя пробормотал он. Вообще, в последнее время правитель зеленой страны стал частенько появляться в поле зрения Хелен и проводить с ней своё свободное время. На вопрос девушки о том, послал ли Вару к её отцу гонца, чтобы сообщить о том, что она находится здесь, пиковый валет лишь отмахнулся и отложил разговор о выкупе на неопределённый срок. Насчет того, что она уже давным-давно нашла в тронном зале видеофон и отправила Ромео сообщение о том, что с ней всё хорошо и не стоит пока за ней приходить, Хелен ему конечно же не сказала. Но Вару и не нужно было об этом знать. Пока Хелен заняла выжидательную позицию и внимательно следила за всем, что происходило вокруг. Хоть магия Хелен по-прежнему и не действовала на Вару, было слишком очевидно, что он тянется к ней и отчасти даже симпатизирует. Хотя и показывал он это максимально странным образом, как на примере с тем же платьем — вроде и сделал приятное, но не съязвить при этом не мог. Хелен вроде смутно припоминала, что такой типаж людей её отец, ухмыляясь до ушей, называл непонятным словом «цундере». Объяснить подобный повышенный интерес со стороны Вару можно было и тем, что он, как оказалось, был очень голодным до чужого внимания человеком, которого почти что никто не хотел воспринимать вне его броского образа. Оттого, по мнению Хелен, он и совершал все свои странные выходки, потому что пытался хоть как-то обратить на себя взгляды окружающих его людей. Но, к удивлению, несмотря на скверный характер, из-за которого вся речь Вару состояла из сарказма и заковыристых ругательств, человеком он был отнюдь неглупым. Ведь разве мог глупый человек знать почти что все разделы химии наизусть? Мог ли глупый столько-то лет, несмотря на очевиднейший просчет с очками, ловко манипулировать толпой, чтобы те не подняли его на вилы? Мог ли глупый закончить строительство единственного летающего в их мире корабля тогда, когда этого не сумел даже господин Куромаку? Найдя в Хелен благодарного слушателя, Вару рассказывал ей о своих приключениях, в подробностях описывая то, как он смог изобрести несмываемую зеленую краску или воздушные шарики, которые могли оторвать от земли взрослого человека. Да уж воистину, он тратил свой изобретательный ум не на то, на что следовало бы. Со временем Хелен поняла — каким бы странным и абсурдным не казалось со стороны поведение Вару, во всех его поступках прослеживалась логика. Причем оказалось, что даже «запустив» свою страну, Вару заботился о её жителях. Той самой до одури странной и своеобразной заботой, какую мог проявлять только такой как он. Это было похоже на ситуацию с платьем, экстраполированную на всё его отношение к варам. Когда Вару видел, что его подданные ругались, он мог вылететь к ним и так над теми поиздеваться, что они и думать забывали о том, что ссорились между собой, начиная злиться уже на самого Вару. Тогда он с довольным лицом и чувством выполненного долга отставал от них и убирался восвояси. Эта агрессивная забота постепенно стала распространяться и на Хелен. Вару помимо платья и впихнул ей в руки ещё и зонтик, а потом и перчатки и кучу всего того, что не было по-хорошему ей так уж и необходимо. А ещё Вару смотрел волком на каждого мужчину, что пытался к ней подойти. Стоило кому-нибудь только протянуть к Хелен руку, как он тут же начинал рычать, словно дворовая собака: «Не сметь лапать мою пленницу! Грабли убрал живо!» И честно говоря? За эмоциональным пиковым валетом наблюдать спокойной до мозга костей Хелен было откровенно интересно. Она довольно быстро упустила тот момент, что изначально что-то хотела от него. Слушая его злющие шутки, слыша то, как он смеется или забавно ругается, Хелен чувствовала себя на своем месте. В Вероне ей никогда не хватало живости и авантюр, в которые точно в омут бросался очертя голову Вару, утягивавший во все свои приключения и её. Встретив Вару, она наконец-то поняла Ромео, который однажды сказал её матери: «Здесь, с тобой мне хорошо, а в любом другом месте, где тебя нет — плохо. Я не хочу уходить» Со временем Хелен забыла, что изначально её планом было влюбить в себя Вару, а не влюбиться в него самой.

***

Сама Хелен же поначалу Вару не нравилась ни в коем разе. Ну, первые пару дней так точно. Эдакая маленькая «мисс я вся такая добрая, посмотрите на меня», которая невзирая на невинную наружность явно что-то скрывала и была далеко не так проста, как казалось окружающим. И Хелен даже оборачивала его шутки против него самого (да как она вообще посмела?!), разве это не могло не раздражать? По-хорошему, Вару мог бы пойти на поводу своих сиюминутных эмоций и заставить её страдать, однако, перетерпев какое-то время он понял вот что — ему не особо хотелось это делать. Прошла неделя, две, месяц — и к Хелен Вару привык. Пропало желание постоянно пытаться задеть её и он стал потихоньку наслаждаться тем, что в кои-то веки кто-то общается с ним на равных и не падает в обморок от его юмора. Так он стал донимать Хелен своим присутствием сначала через день, а потом и вовсе на правах её «похитителя» нагло вламывался к ней в комнату с раннего утра и сидеть там до самого позднего вечера. Её стало ему не хватать. Хотя, признавать своей зарождающейся привязанности Вару не хотел. Он обманывал себя тем, что общение с Хелен было очередным мимолетным увлечением, которое со временем рано или поздно сойдет на нет. И пусть мирные прогулки по паркам сложно было поставить в один ряд с грабежами и выходящими за все рамки приличия пранками, но какая к черту разница? Настоящему троллю, поедающему миленькую выпечку в виде зверюшек (очень вкусную между прочим!) и запивающему всё это чайком из розовой кружечки, не нужно было ни перед кем оправдываться, оправдания были для закомплексованных чмошников. Если он хотел слушать о том, как в Вероне девушки заплетали друг-другу косы или про то, как ругались из-за одинакового маникюра, он слушал. Он не обязан был никому ничего доказывать, его воля была прочной дамасской сталью и никто, в том числе и Хелен не мог её сломить. Ну, так Вару по крайней мере думал. На самом же деле, каким-то неведомым для себя образом подружившись с ней Вару начал бояться. Бояться, что если она узнает его самую страшную тайну, напрямую связанную с его страной и её жителями, то отвернется от него и не захочет иметь с ним больше никаких дел. Страх этот стал пожирать его и днем, и ночью. А тогда, когда по прошествии полугода пиковый валет понял, что Виолин нравится ему в том самом плане, его тревожность и вовсе взлетела до небес. Однако это не помешало ему в один прекрасный день сказать ей: «Будь моей женщиной, Хелен» Хелен посмеялась над его словами, приняв их за очередной розыгрыш, но потом, поняв, что Вару не шутит, спросила: «Ты что, серьезно, Вару?» «А чем я тебя не устраиваю? Я король целой страны еще и забочусь о тебе вдобавок», — с вызовом ответил пиковый валет, которого внутренне колотило от адреналина. «То есть ты хочешь со мной встречаться?» — уточнила она склонив голову. Хелен с трудом верилось в происходящее. Но в то же время ей тяжело было сдержать улыбку. Теперь, когда её чувства уже не были продиктованы идеей о заключении мира между их странами, она улыбалась Вару вполне искренне. «Да за кого ты меня держишь? Я мужчина с серьезными намерениями. Могу и сразу замуж позвать» «Ну тебя за язык никто не тянул, мой милый. Однако, я должна кое о чем тебе рассказать. Может быть тогда ты откажешься от своих слов. С самого начала я…» «Пришла потому что хотела чтобы я посодействовал Вероне, а еще ты можешь пользоваться магией которая влюбляет в тебя мужиков, да-да я в курсе. Моё предложение остается в силе, хотя ты и сама должна была уже понять — я никого от Пика защитить не смогу, мы с ним находимся на совершенно разных уровнях», — нетерпеливо перебил её Вару, недовольно отмахнувшись от всей этой малозначительной для него информации. «Откуда ты…» «Ну твою мать, Хелен, я ж не идиот. И вообще, если ты думала что говорить с Ромео по видеофону на итальянском — хороший способ шифровки, спешу тебя разочаровать, я его понимаю достаточно чтобы вникнуть в суть разговора» «И как давно ты знал?» «Да практически с самого начала. Но даже не особо удивился. Это у вас, червовых вообще старый как мир прикол — причинять добро и наносить справедливость туда где её не просят. Хотя, мне такая изворотливость даже по нраву, для королевы этих мест самое оно будет. Ну и ты же могла сбежать в любой момент, как поняла, что здесь ловить нечего, но тем не менее осталась, а это что-то да значит» «А магия моя значит на тебя не подействовала потому что ты романтик до мозга костей и до свадьбы представить девушку в своей постели для тебя было бы…» — улыбаясь начала Хелен, но Вару перебил её своим выкриком. «Романтик?! Ха! Романтика запрещена тут на законодательном уровне. И хватит! Когда ты говоришь такие вещи со своей невинной мордахой, у меня начинают возникать сомнения насчёт того, кто испортил твой характер — Ромео или я» Они оба, что червовая дама, что пиковый валет друг друга стоили. И надо ли говорить что она ответила ему «да»?

***

«Убить бы того, кто делал эти идиотские дороги, да боюсь он уже сам давно откинулся от старости», — третий раз споткнувшись на очередной выбоине в мостовой зло процедил Вару. «В своих очках ты их не видишь не так ли?» — Хелен протянула Вару руку в белой атласной перчатке и помогла ему вновь подняться на ноги. «А ты что думаешь, я развлечения ради разбиваю себе колени уже пятый раз за неделю?» Хелен тактично замаскировала смех под кашель, смотря на сердитое выражение лица мужа. «Ну, у тебя весьма специфичное чувство юмора» «Но не настолько же!» Было раннее утро и они гуляли близ окрестностей дворца. Из всей страны тут была наиболее сохранившаяся архитектура, а соответственно меньше ям и трещин, в которые можно было бы ненароком провалиться. Хелен уже давно пыталась завести с мужем разговор на тему того, что с этим нужно что-то делать, но тот стойко избегал расспросов всё это время. Он что-то скрывал. «Значит, поэтому тут никто ничего не ремонтирует? Потому что очки искажают восприятие реальности?» — вновь решила попытать счастья Хелен. Раз она теперь стала ответственна за эти земли, то и жизнь на них ей хотелось бы помочь наладить. Для этого было нужно перво-наперво вникнуть в суть проблемы, а без содействия Вару этого никак бы не получилось сделать. «Да, ты права насчет искажения. Вообще весь Варуленд был построен ещё сто пятьдесят лет назад, наспех. Поэтому он так и выглядит. С тех пор его так никто и не трогал. Я даже больше тебе того скажу, первое поколение его ведь так и не доделало» «Может быть тебе стоит попросить людей снять очки, хотя бы на какое-то время? Так бы они могли начать восстанавливать город. И потом, тебе не кажется, что эта ложь про внешний мир зашла слишком далеко? Нельзя же вечно отвлекать народ тем, что где-то жизнь ещё хуже чем у них, когда тут на самом деле такая разруха» Из-за этого предложения Вару вмиг стал серьезным, растеряв всё своё желание шутить. Он остановился и пристально посмотрел на Хелен. «Исключено. Ни я, ни кто либо еще очки снимать не будет, и это… никак не связано с тем, что я не хочу, чтобы тут было лучше. Я не из тех, знаешь ли, кто сам себе стреляет в ногу. Думаешь мне хочется жить в полуразрушенном замке? Но… как ни крути из этой затеи всё равно ничего путного не выйдет» «Почему?» — Хелен и впрямь не понимала упрямства Вару, не понимала почему тот так упорно не хочет давать людям смотреть на этот мир своими собственными глазами. «Потому если хоть кто-то в долгосрочной перспективе перестанет их носить, это чревато огромным пиздецом. Я говорю тебе серьезно, Хелен. Если когда-нибудь увидишь кого-то из Варуленда без очков — беги от такого человека без оглядки» «Даже если этим человеком буду я», — уже тише добавил он.

***

Загадка зеленой страны и её правителя вскрылась сугубо из-за того, что Хелен его не послушала. Бежать, если я встречу кого-то без очков? С чего вдруг? В Вероне же живет Ару и его люди, но они никогда не носили очки, после того как ушли отсюда, — так думала Хелен, не сумев найти ни одной маломальской зацепки что пролила бы свет на слова Вару. Во время размышлений ноги сами вынесли её к саду, где она заметила пикового валета, спящего на солнышке, в окружении кучи одуванчиков. Вару морщился так, словно видел что-то неприятное и Хелен улыбнулась, представив, что же именно во сне такое могло его так сильно возмутить. Хелен и сама не знала, зачем потянулась к нему и сняла с его лица зеленые очки. Возможно, это был порыв любопытства, а возможно чисто юношеское желание проверить границу дозволенного, хотя её и предупреждали о том, что этого не стоило делать. Несмотря на то, что у них с Вару уже не первый месяц были отношения, он никогда не снимал очки при ней, в каких ситуациях они оба не оказывались бы. На самом деле, червовая дама даже не знала какого цвета у него были глаза. Хелен села рядом с мужем и осторожно погладила его по вьющимся зеленым волосам. Идиллия летнего погожего денька умиротворяла и Хелен позволила себе расслабиться после успешного завершения всех своих утренних дел. Внезапно, Вару открыл глаза и посмотрел на её руку, а затем перевел испуганный взгляд на лицо. Карие, такие же, как и у меня были когда-то, — это всё, о чем успела подумать Хелен за секунду до того, как он повалил её на землю, и сжал горло своими пальцами. Впервые она видела такое его выражение лица — полное отвращения, страха и нескрываемой ненависти. Вару держал её сильно. Так сильно, что ни вдох, ни выдох невозможно было сделать. Слезы покатились из глаз девушки, и она из последних сил прошептала его имя. Только тогда Вару встрепенулся и шарахнувшись от её голоса разжал пальцы. «Хелен?» — он смотрел на неё невидящим взглядом, пока девушка судорожно кашляла, пытаясь восстановить дыхание. Очки Вару кинулся искать сразу же, и когда вновь взглянул на девушку чрез них, та молча терла пальцами шею. Он увидел, как блестели в свете Солнца на её ресницах слезы. Хелен сказала ему что-то. Наверняка что-то успокаивающе, но Вару не услышал того, о чём она говорила. В прострации он отступил назад, в его голове стучала кровь, шум которой заглушал все звуки извне. «Я… я правда не хотел…» Пиковый валет абсолютно малодушно сбежал, так и не объяснив ничего, проклиная себя за всё, что только что успел сделать. Бессилие и злоба разбирали его. Вару злился на ситуацию, на свою собственную трусость, на Хелен, которая ослушалась его, которая посмела смотреть на него своими огромными испуганными глазами, которая посмела его в себя влюбить. Он ведь знал, он прекрасно знал, что рано или поздно всё так и закончится. Никогда еще в своей жизни Вару не хотелось так сильно сорвать со своего лица поганые зеленые очки и разбить их вдребезги как сейчас.

***

«Вару» «Уходи, Хелен» «Вару пожалуйста, поговори со мной» «Уходи. Бери машину, езжай обратно в Верону, я тебя тут больше не держу» «Ну что за ерунда, я твоя жена, Вару, я никуда не поеду» Червовая дама уже битый час стояла под дверями их комнаты и уговаривала пикового валета открыть дверь. После происшествия в саду тот заперся и категорически не хотел показываться снаружи, пока Хелен не согласилась бы вернуться на родину. «Милый, я же знаю, что ты не хотел этого. И я на тебя не злюсь, правда. Но мне страшно. Не от того что ты сделал, а потому что я боюсь потерять тебя. Ты дорог мне, Вару. Правда дорог», — Хелен знала, что несмотря на гробовое молчание по ту сторону Вару внимательно её слушает. «Эй, ну неужели человек, укравший чертежи из самой Столицы серых, человек что сумел обхитрить имперцев, тот самый знаменитый «тролль» боится поговорить с обычной беззащитной девушкой? Я ведь не кусаюсь», — попыталась пошутить она и как ни странно, шутка эта возымела успех. Дверь со скрипом открылась и Хелен, шелестя длинным подолом платья скользнула в тёмное помещение. Вару сидел на их кровати, опустошенный и подавленный, он поднял на жену пристальный взгляд, стоило ей только переступить порог. Тёмно-фиолетовые следы, выглядывающие из-за высокого воротника, четко виднелись не её бледной коже и это лишний раз заставило Вару почувствовать себя последней сволочью. Он стиснул зубы. «Послушай, Вару, не надо себя винить, я сама виновата, я не должна была так опрометчиво поступать, ты же предупреждал меня», — проследив за направлением его взгляда сказала Хелен, садясь на пол напротив него. Она сжала холодную ладонь Вару в своих теплых руках и тот еле ощутимо согнул пальцы в ответ. «Нет, нихера. Нихера ты не виновата, я должен был рассказать тебе с самого начала, еще до того, как мы начали всё это», — пробормотал он, стиснув свободной рукой голову. «Это ведь всё из-за очков, да?» Он покачал головой. «Нет, очки — это следствие проблемы. Не её причина. Послушай меня внимательно, Хелен», — Вару аккуратно отпустил её ладонь и переплел между собой свои пальцы, низко опустил голову. Вьющиеся волосы закрыли его глаза, - «Раз твой отец — Ромео, ты должна знать, кто мы такие. Хоть местные и считают нас Богами, на самом деле никакие мы не Боги. Мы все — персонификация черт характера одного человека, а потому и ведем себя так, как изначально нас «запрограммировала» его память. Хоть остальные и думали до поры до времени, что я олицетворяю «раздражение», но это было бы слишком лайтово. На самом деле, я — это его ненависть» Голос пикового валета звучал монотонно и бесцветно, так, словно он уже перегорел на счет того, о чем говорил, ещё много лет назад. «Из-за что, что я олицетворяю ненависть, я вижу всё искажено. В моих глазах мир всегда горит, а все люди в нем выглядят как демоны. Даже те люди, которых я люблю. Очки же дают мне видеть то, что меня окружает лучше, чем оно есть на самом деле. А все жители этой страны унаследовали мой дефект. И даже не спрашивай, я без понятия почему» Вару сжал руки ещё крепче. Сумеречные тени скрадывали всю его молодость, в них он казался, несмотря на свою залихватскую наружность намного старше своих лет. В сиреневых полутонах он выглядел мрачно и пугающе. «Когда я создал первых жителей Варуленда, поначалу они не носили очки. Всё было нормально. Но нормально только до первой ссоры. Соседи между собой чего не поделили, или жена приревновала мужа, всякое случалось, ничего, казалось бы, необычного. Но в те моменты, когда в них просыпалась ненависть, пусть и сиюминутная, они видели в тех, кого ненавидели чудовищ. И в состоянии аффекта, шока, страха, называй как угодно, могли поднять друг-на друга руку. Ранить или убить», — бледный и злой Вару всё так же продолжал сверлить взглядом пол. На червовую даму ему страшно было поднимать глаза. «Тогда, чтобы они не сделали ничего с собой и окружающими я дал им очки. А после заставил поделиться на два лагеря — тех, кто ненавидел внешний мир, искренне веря пропаганде и тех, кто ненавидел уже меня, когда выяснял что все эти россказни с самого начала были ложью. Ведь если сильно ненавидишь что-то одно — ненависть ко всему остальному угасает. Так люди в этой стране смогли жить нормально, потому что имея один чёткий страх они переставали видеть в своих близких и соотечественниках демонов, даже тогда когда злились на них. Варуленд поэтому первое поколение не достроило — да и как бы они вообще смогли? Они видели его не так, как он выглядел на самом деле» «Погоди Вару, но в Вероне же живут твои бывшие подданные и они не носят очки», — впервые за весь его монолог подала голос Хелен. История, рассказанная Вару настолько её поразила, что она с трудом заставила себя уточнить даже эту деталь. «Да, потому что очки простых жителей, в отличие от моих, работают по-другому. Они концентрируют их негативные эмоции только на определенных людях и даже если они снимут их, видеть «демонов» они продолжат в тех, кого ненавидят. Ваши веронские бандиты ненавидели не вас, а меня, так что думаю, именно меня бы они и видели как чудовище» Вару замолчал, переводя дух и собираясь с мыслями. Он прекрасно понимал, что после этого разговора вновь будет проклинать Создателя, магию, и весь этот чёртов мир, за идиотские правила его работы. Вару прекрасно знал, что даже несмотря на то, что все эти откровения были перед Хелен, той, что он любил, он будет чувствовать себя после этого разговора в который раз разбитым, а ещё злым на всё время и пространство. Хотя, злиться в его случае, это и значило — быть самим собой. «Я ненавижу бóльшую часть того что меня окружает, в этом вся моя природа. Без этого меня бы не существовало. И как бы я ни старался, я не избавлюсь от этого никогда», — сжавшиеся в тонкую нить, губы Вару искривились в болезненной ухмылке, когда он закончил свой рассказ. «Почему ты раньше мне не рассказал?» «Потому что я боялся. Хоть я и говорю вечно что у того же Феликса с головой не всё в порядке, сам-то я что? Ничем не лучше» Хелен поднялась на кровать, обняла мужа и поцеловала. Ей всё ещё было сложно отойти от рассказанного, но она знала самое главное, что должна донести до Вару в этой ситуации: «Мне так жаль, Вару. Но люблю тебя и хочу тебе помочь. И людям в этой стране тоже» «Любишь? Даже если я никогда не смогу посмотреть на тебя без них?» — Вару коснулся зеленых стекол пальцами. «Даже если и так. Мне всё равно», — подтвердила она. «Однако, Вару… ты должен рассказать своему народу правду» «Хуёвая идея» «Но, подумай сам — эта твоя и их особенность почти хроническая болезнь. А со многими хроническими болезнями люди вполне нормально живут до самой смерти. Если ты объяснишь им всем, как это работает, люди перестанут пугаться и совершать опрометчивые поступки. Ты же понимаешь, что рано или поздно кто-то из них всё равно узнает правду, так что лучше смягчить удар сейчас. Рассказать всё самому и начать исправлять ситуацию до того, как она успеет скатиться во что-то наподобие войны в Империи. Тем более так, ты сможешь сделать Варуленд лучше, восстановить его» Правитель зеленой страны долго молчал, обдумывая её слова. Тишина распирала комнату, вытесняла все оправдания, из-за которых Вару все эти года откладывал то, что должен был сделать уже давным-давно. Он хотел найти было причину, из-за которой он смог бы отказать Хелен. Из-за которой смог бы вернуться к привычному уже ему образу жизни — в очередной сбежать из Варуленда на приключения, потому что ему не хотелось решать местные проблемы. А они меж тем вставали с каждым годом все острее и острее. Вару нервно топнул несколько раз ногой и сжал кулаки. Он… не хотел того что было в Империи. В своё время гражданская война ударила по Пику так сильно, что тот слетел с катушек окончательно. Такой судьбе сложно было позавидовать. Украдкой Вару взглянул на участливое лицо напротив. Если бы он до сих пор жил один, то снова малодушно забросил бы эту идею. Однако теперь он был в ответе и за Хелен, он не хотел предавать её доверие, не хотел подвергать её опасности. Она надеялась на него. «Хорошо. Пусть будет по-твоему»

***

«…таким вот образом, это всё и работает. Так что я подумал что нам всем стоит прекратить бежать от правды и пинать х…» — Хелен пихнула его в бок и Вару закашлявшись, продолжил свою речь: «Да, короче говоря, будете меньше беситься и распускать свои руки и нормально всё будет. Жить хоть лучше в кои-то веки начнем», — он окинул взглядом всех собравшихся на площади подданных. Новость про зеленые очки и зрение они восприняли неоднозначно, однако, на удивление у бóльшей части варов сложилось впечатление, что их правитель всё это время скрывал от них правду для их же безопасности. Они не стали делать с ним ничего, напротив, смогли наконец начать контактировать со внешним миром и перестроить свой город. «Я горжусь тобой», — улыбнулась ему Виолин и коснулась его ладони своей. Вару улыбнулся ей в ответ. Он знал, что будет трудно. В конце концов в эту западню он очень давно загнал себя сам, но… Вару сжал ладонь жены. Больше он был не один. Удивительно или нет, но в мире нашлась та, что полюбила его, несмотря на все его недостатки. Вару чуть опустил очки и посмотрел на Хелен. С недавних пор он понял, что мир горит чуточку меньше когда он смотрит на её розовое платье. И пусть её саму он никогда не сможет нормально увидеть без них, но теперь всё это было неважно. Ведь несмотря на то, что Вару олицетворял одно из самых страшных человеческих чувств, жену свою он искренне любил. Постепенно его жизнь и жизнь в зеленой стране стала приходить в норму.

***

Говоря об истории последней, трефовой дамы: Клеопатра Эзрак, которую друзья ласково называли Клео, была при смерти тогда, когда с ней впервые встретился Куромаку. Ей было всего тринадцать, и она умирала от того, что её хрупкое тело обычного карточного человека не могло выдержать скопившуюся в нем магию. «Типичнейший случай, как по учебнику», — сказала бы Николь, однако, в то время Эрендж ещё не задумывалась над вопросами волшебства и всего такого. Не говоря уже и о том, чтобы писать по их исследованию книги. Поэтому никто из Столичных врачей не понимал, что происходило с девочкой. Никто не мог понять отчего ей становится хуже с каждым днем, отчего она постоянно слышит вокруг себя «голоса». Сперва подозревали, что это могло бы быть сдвигом в психике, следствием какой-нибудь травмирующей ситуации, однако по словам отца Клео выходило так, что жила их семья самой обычной жизнью и никаких потрясений с ними не случалось. Это же доказывали и слова их соседей и знакомых. Потом, стали грешить на то, что возможно так проявляла себя какая-нибудь патология мозга, но и эта гипотеза в итоге оказалась ложной. Тело пациентки было полностью здорово за исключением того, что жизнь медленно, но верно его покидала. Хотя, одна зацепка у врачей всё же была — мать больной скоропостижно умерла ещё в молодости, страдая от таких же странных симптомов. Клео была ребенком смешанного брака. Ее отец был курай, а мать – из Империи. От неё девочка унаследовала не только смуглый тон кожи, присущий южанам, но, как выяснилось позже, и невероятную магическую силу, отравляющую её тело. Так как случай для медицины серых был беспрецедентным, врачи, не сумев толком добиться никаких улучшений рассказали обо всём своему королю. Тот решил самолично навестить Клеопатру в больнице, чтобы понять, мог ли он чем-нибудь помочь и выяснить с чем именно в данной ситуации они имели дело. Всё-таки хоть клоны и не переносили из реальности болезни сознательно, бóльшая часть их образовалась в этом изолированном измерении сама, с учетом местной специфики построения мира. И Куромаку строго следил за всеми новыми проблемами, возникающими в сфере здравоохранения.

***

Тишину в комнате, оббитой мягкими стенами разбавляло противное пищание кардиостимулятора, которое не вызывало у трефового короля никаких приятных ассоциаций. Куромаку сидел на стуле у кровати больной и думал только о том, что девочка была уже слишком плоха чтобы можно было хоть что-то исправить. Её хрупкое маленькое тельце лежало посреди огромной кушетки, исхудавшее и бледное. Она вся была увешана прозрачными трубками и датчиками, так, словно их количество могло спасти ей жизнь. Но даже Куромаку, далекому от медицины было очевидно, как день, что жить ей осталось недолго. «Вы…вам грустно?» — Куромаку встрепенулся, когда девочка внезапно открыла ореховые глаза с золотистым отблеском, совершенно нетипичным для любого из курай. «Почему ты так думаешь?» — Куромаку был уверен, что его лицо оставалось совершенно нечитаемым всё это время. «Я вижу это в вашей голове. Вы громко думаете», — поделилась с ним девочка, завозившись на хрустящих белых простынях. Когда она приподняла руку, стало видно, как много на тонком запястье было синяков. «Папа с мамой считали что я схожу с ума. Так считают и доктора, но я правда вижу их… эмоции людей» Куромаку кивнул ей, не найдя в себе никаких слов для ответа. Это точно не было похоже ни на одну из болезней, о которой бы он слышал в реальном мире. Это не было похоже психическое расстройство, это было… нечто совершенно иное.

***

Когда серый король в смешанных чувствах покинул палату, в коридоре он к своему удивлению, обнаружил Зонтика. Тот, по своему обыкновению одетый в черное, дремал, прислонившись к стене. И ждал он своего короля судя, по всему, уже довольно долго. «Что ты тут делаешь?» — удивился Куромаку и Зонтик поднял на него свои сапфировые глаза. «Забыл? У нас же сегодня встреча, Куро. Ты опаздывал и я решил встретить тебя здесь», — правитель Зонтопии зевнул и потянулся, разминая затекшую шею. В уголках его глаз со сна появились слёзы. «Извини за это. Ты же знаешь, я обычно никогда не выбиваюсь из графика просто…» — начал оправдываться Куромаку, но почти сразу же Зонтик его прервал. «Всё в порядке, у тебя была уважительная причина. Всё-таки сочувствие — одна из добродетелей, следовать которой — часть человеческой природы. Как ни посмотри, а ты довольно редко показываешь эту свою сторону» «Это не сочувствие. Просто этот случай уникален и я хотел… погоди, откуда ты вообще знаешь зачем я здесь?» Зонтик неожиданно улыбнулся характерной только для него скромной улыбкой. Но в глазах его в то же время на миг промелькнуло нечто хитрое и озорное. «Ну, Пик всегда говорил мне, что я умею слушать и что из меня вышел бы неплохой священник. А в таких местах как больницы люди частенько хотят выговориться. Я разговаривал об этом чуть ранее с парой медсестёр» Куромаку со скептицизмом посмотрел на трефового валета. Священник? Зонтик слишком часто шёл на поводу у своих эмоций и те затмевали голос его рассудка. Разводить всю эту религиозную тему в Карточном Мире… хотя, нет, это его дело. Пусть занимается в своей стране чем пожелает. «Зачем ты отрицаешь свою человечность, Куро? Ты же живой человек. Личность, а не какой-нибудь ЭВМ. А для людей нормально испытывать эмоции» «Как скажешь», — холодно ответил Куромаку, сам не понимая отчего донельзя раздражаясь. Он не любил, когда люди лезли к нему в душу, особенно когда это делал его валет. Зонтик был на диво проницательным и понимал явно больше того, о чем говорил вслух. Это раздражало. «Перед тем как мы перейдем к нашим совместным делам, расскажешь мне о ней поподробнее? Может быть, я смогу тебе чем-нибудь помочь», — предложил Куромаку Зонтик, указав на дверь палаты с номером «11».

***

Выслушав историю Клео, к удивлению серого короля, Зонтик и впрямь смог ему помочь. Он рассказал о магах, периодически появляющихся среди простых людей в Зонтопии, магах, которые испытывали подобные проблемы со здоровьем что и девочка. «И как это лечится?» — спросил внимательно выслушавший рассказ трефового валета Куромаку. «Лечится? Никак. Единственный в теории шанс — создать для неё новое тело. Это уже в любом случае, лечи его, не лечи — не выдержит огромной магической силы и в скором времени разрушится» «Новое тело? Но это же невозможно! Ты же сам прекрасно знаешь про парадокс Тесея. Это будет уже не она, а просто её полностью здоровый клон», — воскликнул Куромаку, всплеснув руками. «Это ты так думаешь, Куро. Я же считаю, что её сознание можно будет перенести не повредив и сохранив его изначальную структуру» «Сказки про наличие «идентичности» и «души» — романтичная чушь и ты прекрасно это знаешь, Зонтик. Не душа делает человека личностью, а его мозг. Убери его и от человека ничего не останется» Трефовый валет всё это время следивший за переменами настроения своего короля сдержанно возразил ему: «Я не согласен с тобой в этом, Куро. Всё-таки ни ты, ни я до конца не понимаем, как именно работают генераторы. Ты пользовался своим основываясь на чистой логике, но я же просто просил всем сердцем. Может быть, если достаточно верить, он выполнит даже такое желание?» «Ты что же, и попробовать поди хочешь, да? Потратишь бесценную энергию, которая пригодилась бы для куда более важных дел на одного-единственного человека?» — строго спросил его Куромаку, сам не понимая отчего он злится. Зонтик спокойно улыбнулся ему и кивнул. «Если ты сам не станешь, то почему бы и нет? Даже если это и «всего лишь один человек», как ты говоришь, её жизнь для меня важна. Как и жизнь любого живущего в этом мире человека» Куромаку стиснул зубы и взглянул на Зонтика исподлобья. Откровенно говоря, он прекрасно понимал, почему у них с его валетом так и не вышло нормальных дружеских отношений. Зонтик был до тошноты правильный. Слишком чувствительный, слишком хороший, слишком идеальный. Он всегда боялся замарать руки для достижения цели, всегда боялся навредить хоть кому-нибудь, хотя очевидно, невозможно было править страной таким образом. Поможешь одним — ущемишь других, мир всегда работал так. Жертв невозможно было избежать, можно было лишь их минимизировать. Хотя, о чем Куромаку думает? Зонтик ведь своей страной никогда и не правил, именно из-за такого малодушия. Зонтик всегда был самым большим в жизни Куромаку недоумением. По-хорошему Зонтик вообще должен был со своим характером принадлежать скорее к червовым — шайке недальновидных идиотов, обеспокоенных личными проблемами людей больше, чем проблемами человечества в целом. Он должен был относиться к понятию почти что ругательному в парадигме ценностей серого короля. К гуманистам. «Хорошо я сделаю всё так, как ты говоришь. Не хватало ещё, чтобы ты делал мне одолжение. Энергию своего генератора оставь себе», — раздраженно бросил ему Куромаку. «Ты слишком добрый, слишком. Нельзя быть таким, Зонтик. Помяни моё слово — рано или поздно тебе это ещё выйдет боком», — добавил после недолгого молчания он. Только года спустя, когда они уже перестали общаться, Куромаку понял отчего его на самом так бесил Зонтик, отчего ему так хотелось так резко и холодно вести себя с ним. Рядом со своим валетом трефовый король всегда чувствовал себя ничтожеством у которого никогда и не было никаких моральных ценностей.

***

Так, несмотря на все неурядицы и споры с Зонтиком, Куромаку дал Клеопатре Эзрак новое тело и шанс жить дальше, а его валет после недолгих раздумий, создал «печать». «Не так уж это было и затратно в плане энергии, не ругай меня Куро», — попросил Зонтик, сжавшись под осуждающим взглядом стальных глаз. Ему всегда было дико неуютно, когда на него так пристально и прямо смотрели. «Печать» работала как волшебный вариант предохранителя и простыми словами мешала тратить за раз слишком много магии. Её девочка спрятала под длинной синей челкой, пообещав «доброму зонтийскому священнику» не перебарщивать с её использованием. Спустя какое-то время, привыкнув к новому облику Клео заново научилась делать всё, а затем — вернулась к своей повседневной жизни, домой, пошла в школу. В силу пережитой в раннем детстве боли девочка была достаточно замкнутой, но благодаря ней же, в Эзрак прочно поселилось желание помогать людям. Несмотря на свою малообщительность, она выросла добрым человеком. «Так же, как и вы когда-то помогли мне, я хочу помочь остальным!» — краснея как маков цвет выпалила однажды она, вновь встретившись с серым королем. Куромаку было жаль огорчать её, и открывать истинные мотивы, по которым он помог ей. Он ведь сделал это только в рамках эксперимента, так? Чтобы посмотреть, что выйдет с человеком, сознание которого перемещают в другое тело. Хотя, чем больше он об этом думал, тем больше переставал понимать сам себя. Иногда ему казалось, что он просто пожалел её. Но он ведь не Зонтик. Не мог же он просто взять и пожалеть кого-то без логичной на то причины, так?.. Клеопатра тем временем росла. Она поступила в столичный Институт, на кафедру психиатрии и клинической психологии. В работе с пациентами её дар — умение слышать чужие эмоции и видеть воспоминания людей здорово помогал, и она смогла добиться не дюжих успехов на поприще врачевания душ. «Спасибо вам, господин Куромаку, спасибо за всё. Только благодаря вам я дожила до этого дня и смогла достичь всего этого», — поблагодарила его однажды Клео. Слёзы в тот день градом катились по её лицу, а серый король совершенно не представляющий, что делают в подобных ситуациях так и не утешил её. Раньше он говорил, что это был только эксперимент. Теперь же, вспоминая всё это, Куромаку было стыдно за самого себя из прошлого. Трефовая дама стала первым человеком, из-за которого его тщательно выстраиваемые годами убеждения дали трещину. После неё он перестал считать окружающих инструментами, необходимыми лишь для достижения его целей. Все они стали для него просто людьми со своими проблемами и стремлениями. В итоге же, именно из-за Зонтика и Клеопатры и того как они повлияли на его жизнь, он так или иначе решил помочь Феликсу.