Лживые Боги должны умереть

Бежал через поля, разбил колени в кровь Хотел на край Земли, но вдруг заплакал Я снова что-то вспомнил, что-то вспомнил вновь Тот запах или как тот дождь капал Чем дальше, тем сложнее, всё понятно, но Чем дальше, тем всё меньше ответов Бежал через поля, разбил колени в кровь Бежал, чтоб убежать на край света Заберите всё, что у меня есть Только дайте остаться собой Посмотри в мои глаза — ты поймёшь Что я просто хочу домой — Ssshhhiiittt! , «Домой»

      — Ну, чисто технически, нас меньше восьми, так что это будет съезд… — Феликс принялся было загибать пальцы, но Куромаку дотянулся до его ладони и опустил её вниз. Лицо его приобрело крайне скептическое выражение. Удивительно как он и вовсе умудрился сдержаться и не закатить глаза.       — Нецелесообразно менять название тогда, когда к нему все уже привыкли. Феликс пожал плечами, а Куромаку воспользовавшись воцарившимся молчанием продолжил:       — Самая большая проблема заключается в том, что я не понимаю, чего добивается Пиковый Король. Зачем ему соглашаться на сотрудничество с Джокером?       — А, по-моему, это проще простого. Джокер ведь его вырастил. Наоборот, было бы странно, если бы Пик не помог ему, — ответил Феликс, не задумываясь ни секунды. Куромаку, соглашаясь с доводом, по его мнению вполне разумным, кивнул.       — Допустим, ты прав, и эта помощь — дань их общему прошлому. Но он же не самоубийца. Если Джокер хочет избавиться от нас всех, то Пик — одна из его целей. Ещё и Зонтик во всём этом как-то замешан… нет, тут точно есть что-то ещё. Что-то, что я упустил. Вот поэтому нам и нужно собрать всех вместе — посмотрим на произошедшее с разных точек зрения и уже исходя из этого выработаем стратегию, — Куромаку нервно забарабанил по столу пальцами. Ситуация и впрямь выходила не самая радужная и очевидных способов её разрешения он не мог предложить. Данте, до сих пор неподвижно сидевший за столом, внезапно вскинул голову и замер, словно прислушиваясь к чему-то. В глазах его на краткий миг мелькнула тревога, но она быстро сменилась спокойствием. Он опустил взгляд и развернулся ко входной двери.       — Что такое, Данте? — взволнованно спросил Куромаку. Он по горькому опыту знал — как бы странно не вели себя бубновые, конкретно их странностями пренебрегать не стоило. Особенно в такие опасные времена.       — Думаю, запланированные переговоры могут свершиться куда раньше, чем ты того желаешь… — не успел Данте закончить витиевато построенную мысль, как вдруг в коридоре раздался мелодичный голос.       — Фе~ликс! Ты на кухне? Не поверишь, кто мне звонил… — в приоткрывшуюся дверь сначала проскользнула загорелая рука в белоснежной перчатке, а затем и видеофон, который держал в руках Ромео. Выглядел он до жути счастливым, поэтому и растягивал фразы, так, словно пытался пропеть их. Выходило странно, хотя и не без доли забавного.       — Ох, ничего себе у тебя тут компания! — удивился он, наконец оторвавшись от экрана и заметив двух других королей.       — Ага, минут двадцать назад объявились. Из Зонтопии прямым рейсом, — объяснил Феликс, пока Ромео отправися жать венценосным особам руки.       — Данте, какой приятный сюрприз! Что, всё-таки решил явиться на праздник спустя пять лет? Учти, пока ты со мной не выпьешь, я обратно в Сукхавати тебя не пущу! — Ромео ткнул Данте в бок и тот едва заметно улыбнулся ему в ответ.       — То, что хотят устраивать люди, увы, расстраивают обстоятельства, — сказал он, пряча ладони в длинных рукавах белого монашеского облачения.       — А что за обстоятельства? Может быть меня просвятит кто-нибудь тогда? Вы все такие мрачные, аж жуть берет. Умер что ли кто? — предчувствуя очередную интересную историю, до которых он был охоч, поинтересовался Ромео.       — Да не, скорее внепланово воскрес. Красный Джокер, который вроде как пытается нас теперь убить, — интонацией голоса ответившего ему Феликса можно было резать стекло, настолько острой и злой она была. Но Ромео отчего-то рассмеялся, едва на него взглянув.       — Ох, Феликс, дорогой мой, твоё чувство юмора теперь напоминает мне не иронию, а сарказм, может быть даже чересчур циничный. Переобщался ты с Куро, не в обиду ни ему ни тебе, конечно, хах… погоди, ты что серьезно? — Ромео перевёл изумленный взгляд с одного клона на другого и поражался всё больше и больше, видя, что никто из них не будет отрицать ранее сказанных слов, — боже-божечки, это настолько вне пределов моих ожиданий, что мне даже нечего сказать. Может быть поведаете тогда, что же такого мы натворили, чтобы заиметь во враги создателя этого мира? Спрашивал Ромео, явно обращаясь к трефовому королю. Да, хоть Фёдор и создал их самих, создание Карточного Мира было целиком и полностью заслугой Красного Джокера. По крайней мере, так говорил Пик. Куромаку уже хотел начать объяснять всё заново с самого начала, но Данте положил руку ему на плечо и покачал головой.       — Пересказать произошедшее могу и я. Феликсу и Куромаку нужно идти.       — Точно, Куро! — тут же подскочил Феликс и незамедлительно протянул Куромаку свой локоть, — я провожу тебя до твоей комнаты. После всего, что произошло в Зонтопии, тебе нужно хорошенько отдохнуть. Видимо он подумал о том, что Данте пожалел своего товарища по несчастью и отпустил его с миром. А помощь свою Феликс предложил по той простой причине, что без очков, утерянных в Зонтопии, видел Куромаку крайне плохо. Самостоятельно он бы очень долго петлял по одинаково серым дворцовым коридорам. Куромаку со вздохом взял Феликса под руку, но в последний момент вдруг обернулся к Ромео:       — А что у тебя за новость-то была? Ромео с размаху хлопнул себя по лбу и театрально вскинул руку с видеофоном вверх.       — Точно! Вы меня так удивили, что из головы вылетело всё к чёртовой матери. Мышка звонила несколько часов назад, сказала, что скоро будет здесь и что у неё к тебе есть один очень важный разговор. А ну и муженек с ней, куда ж без него. Хах, стережёт свое сокровище, хотя, мог бы к папе и одну отпустить. Чай, в Столице-то не случится с ней ничего. Но не успел Ромео и договорить, как вдруг окна в замке задребезжали и на мгновение на него наплыла огромная тень. Секунду спустя грохот прекратился, сменившись пронзительным механическим свистом во внутреннем дворе здания. Феликс тотчас же бросился к окну, открыл створки настежь и высунулся в него до половины. Голос его звучал удивленно.       — Твоё это «скоро» с таким темпом спешки успело стать «уже»! Новости малость запоздали, Ромео. И как это корыто до сих пор и не развалилось? — искренне поразился Феликс, продолжая таращиться на что-то на площади.       — Ты только при Вару таких слов не говори, мой хороший, а то он тебя со всеми потрохами сожрет, — сердобольно посоветовал Ромео, на что Феликс лишь отмахнулся и фыркнул. Мол, «видал я твоего Вару, ничего страшного и серьезного».       — Значит, это его приближение ты почувствовал, Данте? — Куромаку потеснил Феликса у подоконника и тоже глянул на улицу. Что ни говори, а магов полезно было иметь в приятелях. Пусть даже и таких, что появляются в твоем поле зрения раз в сто лет. «Так вот значит к чему он говорил про то, что мы не успеем ничего пересказать. Нужно идти встречать гостей. Ну что ж, так даже лучше. Не придется уговаривать Вару приехать сюда, да и собрание тогда успеем провести сегодня же», — подумал серый король, щурясь на расплывшуюся за окном махину. Над внутренней площадью замка парил изумрудный дирижабль.

***

Это был корабль Вару, и собственно единственное воздушное судно во всём Карточном Мире. Да, в Курограде уже давно использовались примитивные воздушные шары и метеорологические зонды, но только они и вошли в повседневный обиход. К созданию дирижабля наука серых, однако, имела отношение — всё его устройство перемещал прототип двигателя, созданный на основе расчетов столичных инженеров. Разработка его велась долго, но в Курограде прототип так и не закончили. В перспективе двигатель должен был помогать перемещать по воздуху большие реактивные суда, но опыта в конструировании подобного толка машин пока что было мало. Чертежи и теоретические выкладки были признаны слишком топорными и дорогостоящими в реализации, а потому отправились пылиться в архив, до лучших времен. Оттуда их и выкрал Вару в начале предыдущего полувека. «Если ты не хотел чтобы я пользовался твоими наработками, нужно было прятать их получше!» — логика на этот счет у Вару была железная и спорить с ней не приходилось. Одному богу было ведомо, каким образом и при помощи каких людей, идея получившая клеймо «бесперспективной» у себя на родине, была реализована в Варуленде да и ещё и усовершенствована по ходу. Оболочка дирижабля была намного меньше той, что указывалась в первоначальных чертежах — она достигала размеров, сопоставимых с двумя наземными автобусами и у этого были как плюсы, так и минусы. Плюс, причем существенный заключался в том, что корабль был быстроходным и разгонялся в безветренном пространстве не принадлежащих никому земель буквально за считанные минуты, минус — в том, что в маленькую рубку влезало со скрипом только четверо человек. Так же, получилось решить и проблему, связанную с торможением и посадкой — при помощи одного хитроумного устройства и пары крюков, скидываемых на землю, судно можно было без проблем «парковать» на любой местности, где только было за что зацепиться. Из сложно определяемого однозначно как недостаток или преимущество была вся остальная конструкция дирижабля, которая, ну… она определенно кое-как существовала. Несмотря на то, что чертежи двигателя Вару умудрился с куражом свистнуть прямо из-под носа Куромаку, им же все куроградские технологии в машине и ограничились. А потому, работала вся «внутрянка» судна таким неочевидным образом, что логичному Куромаку, лишь единожды лицезревшему инженерный отсек изнутри, чуть ли не взорвало мозг. У Куромаку было подозрение, что Вару только из-за этого и позвал его поглядеть на корабль в полете — чтобы понаблюдать за его реакцией. По мнению серого короля, такое управление и конструкция были полезны только тем, что кроме Вару (и Хелен, которую он всему научил) никто не мог не то что заставить судно двигаться, но даже и удержать его нормально на месте. В такой какофонии рычагов, кнопок и пультов было намешано столько всего, что и самый большой почитатель абстракционизма застрелился бы от горя. Дирижабль пережил уже не одно падение, и выглядел мягко говоря мало презентабельно, но до сих пор оставался на ходу. А ведь всё это строительство вышло из очередной перепалки Вару с Феликсом, на одном из собраний Восьми. Тогда, когда подошла очередь Вару делиться со всеми, как было устроено его государство, Феликс вдоволь посмеялся над тем, что все жители в Варуленде носят зелёные очки, работающие по тому же принципу, что и в «Волшебнике страны Оз». «Вару, тебе что, десять? Может ты ещё дорожку из желтого кирпича сделаешь, наденешь хрустальные туфельки и шар воздушный построишь?» «А знаешь что, Феликс? Вот и построю», — оскорбился до глубины души пиковый валет и не изменив самому себе, принял самое безумное и невероятное решение лишь бы кому-нибудь назло. Благодаря злопамятности Вару и была создана эта разваливающаяся зеленая машина судного дня.

***

Когда Куромаку с Феликсом, что вел его под руку, добрались на плац, у дирижабля уже столпилось приличное количество народу. Несмотря на валящий хлопьями снег, на улицу сбежался почти весь замок. Среди зевак можно было разглядеть и серые кружевные платья горничных, и строгую форму офисных работников, и мундиры стражи, оттеснившей людей от воздушного судна. Неудивительно, что прибытие правителей Варуленда вызвало такой ажиотаж — многие из присутствующих ни разу в жизни не видели летающих устройств, для них стать свидетелями появления подобного было редкой удачей. Ну и развлечением конечно же, куда ж без этого. Толпа гудела, но даже с этим шумом можно было расслышать, как на повышенных тонах спорили два человека. В одном из них Куромаку безошибочно угадал Вару — у него был крайне специфический голос, который достаточно было услышать один раз чтобы запомнить на всю оставшуюся жизнь. Второй же, скорее всего, был кем-то из управляющего аппарата замка, но в этом Куромаку не был до конца уверен. Солдаты, окружившие корабль, еле заметно улыбались, те кто стоял от спорящих подальше — и вовсе откровенно посмеивались.       — Ты гля, мелкий такой, а желчи на десятерых хватает, — бросил один курай другому, ткнув его локтем.       — И на кого ставить будем?       — Ну зеленый пока лидирует, но командир упрямый. Занятно что выйдет.       — Жаль обламывать народу веселье, — тихо сказал Феликс, сжимая ладонь Куромаку. Они пробирались через толпу со всей доступной им скоростью. Заинтересованные перепалкой, люди поначалу не обращали на двух венценосных особ никакого внимания и только у самого края сборища начали оборачиваться и расступаться, в почтении склонив головы.       — Я повторю ещё раз, ваше величество, в пределах замка запрещено парковать нерегламентированный транспорт, потому я прошу…       — «Нерегламентированный транспорт», ишь ты! У меня дела государственной важности. Посмотрю я на вас потом, когда ваша обожаемая Столица будет гореть алым пламенем… — с губ Вару, когда он говорил, разве что яд не стекал — таким вот ехидно-злым был его голос. Однако, он резко осекся, стоило Куромаку сделать шаг вперед.       — Ну наконец-то, блять, и года не прошло! Скажи уже своим мелким гремлинам съебать от моего корабля, да побыстрее, — Вару, комично низкий для старшей карты колоды, крайне неодобрительно хмурил брови на начальника стражи, повернувшись вполоборота к двум другим явившимся клонам. Феликса, в суматохе толпы он не заметил.       — Товарищ Куромаку, мы говорили его величеству, что у дворца не место… — начал стражник, но Вару вновь его перебил, переходя на откровенный крик.       — Да мне похер, ПО-ХЕР! Всё равно это просто тупая формальность и мне всё разрешат, так чё тратить время? Думаешь, ты такой умный, стойкий оловянный солдатик? Да я твоего деда раза в три старше и полномочий у меня больше, чем у вас всех вместе взятых. Будут тут такие как ты учить меня жизни ещё! — наверняка Вару был не так уж и зол, однако, он театральничал на потеху толпе. Ведь для сдержанных подданных серого короля любое откровенное проявление агрессии было интереснейшим из шоу, вот Вару и играл с удовольствием на публику. Куромаку сочувствующе посмотрел на начальника охраны, застывшего в недоумении и покачал головой.       — Оставьте его. Пусть делает, что хочет, — он махнул рукой остальным стражам, показывая, что с этой проблемой разберется сам.       — Расходитесь, тут не на что больше смотреть! — во всю мощь казенных легких прикрикнул на толпу капитан и та постепенно начала редеть. Слуги и солдаты разошлись по своим рабочим местам. Их начальник, коротко отдав честь, также поспешил ретироваться от склочного правителя Варуленда куда подальше. По доброй воле, а не по долгу службы, дел с ним никто иметь не хотел.       — «Гремлинам», серьезно, Вару? — выгнул бровь дугой Куромаку, глядя на то, как довольный пиковый валет направился к одному из крюков судна. Тот был наспех закреплен у медной статуи, стоящей на площади.       — Ну, я виноват что ли, что вы все в моих очках отдаёте зеленым? — беспечно бросил в ответ Вару, видимо совсем не уловив сути претензии. Или только сделав вид, что он её не уловил. Куромаку пропустил последнюю реплику мимо ушей. Морально подготовившись к тому типу диалога что мог быть только с Вару, а именно — выводящему из себя и скачущему с мысли на мысль, он спросил прямо в лоб:       — Может быть ты расскажешь, зачем Хелен звонила Ромео и том, почему вы здесь?       — А что, я не могу наведаться в Столицу яйцеголовых уже безо всяких поводов? Меня тут так не рады видеть? Ладно, это был риторический вопрос, можешь не отвечать, — усмехнулся Вару и попал не в бровь, а в глаз. Вару вообще мало кто из восьмерки нормально выносил, разве что Ромео и то, скорее, из-за их теперешнего вынужденного родства. Да и потом, Куромаку формально до сих пор не простил ему всю эту ситуацию с воровством чертежей, так что да, Вару тут были мягко говоря не рады.       — Хотя плевать я хотел, рад ты или нет. Тебе придется смириться с тем, что я пару дней потусуюсь здесь. Хелен с синевлаской нашли даму, последнюю оставшуюся. А без меня, любезно всю их компанию подкинувшего, они топали бы до Столицы до второго пришествия.       — Пиковую? Как… где вы её отыскали? Мы даже не уверены были, существует ли она, — абсолютно искренне поразился Куромаку. Даже недовольство невежливым тоном Вару мигом от этой ошеломительной новости вылетело у него из головы.       — О, поверь мне, существует. Эта сучка даже слишком живая для той дыры откуда она вылезла, — довольный произведенным эффектом ответил Вару, затягивая узел на веревке. Это был мягко говоря сомнительный способ удержать корабль на месте, но и его конструкция была далека от классических дирижаблей. Его вроде бы не должно было сносить при умеренном ветре, но ключевое слово было «вроде бы».       — Часа через полтора её, Хелен и эту рыжую химичку надо будет забрать из вашего института… как её там зовут? — Вару зажмурился и начал щелкать пальцами, пытаясь припомнить.       — Николь, — подсказал Куромаку.       — Да, точно! Мисс цветные тапки, — воскликнул Вару. У него очень избирательно работала память на детали внешности людей. А ещё, зная некоторых подруг Хелен несколько лет к ряду, он категорически отказывался запоминать их имена.       — Будут тесты там всякие проводить, чтобы убедиться наверняка, что эта девка обладает именно его магией. Хотя, как по мне, всё это пустая трата времени. У неё есть тот самый ключ, а еще, эти чёртовы алые глаза. Когда она глядит прямо, эдак их тараща, жуть аж просто берет. Один в один как у него, — Вару здорово передернуло от этого сравнения. Что-что, а в детстве Пиковый Король пугал его временами до ужаса, хоть он никогда и не признавал этого открыто.       — Значит Пик решил передать часть своих сил какой-то девушке, но зачем? — задумчиво пробормотал Феликс, впервые подавший голос за все это время. Бóльшую часть разговора он стоял молча, погруженный глубоко в свои собственные мысли. Не успел Куромаку ответить, как Вару, возившийся с оснасткой корабля, вскинулся, точно гончая почуявшая легкую добычу. Развернулся к ним, несмотря на свой недавний приступ раздражения, он уже с улыбкой до ушей.       — Ба, кого я слышу! Это ж мой любимый человек минимум с тремя подтвержденными психиатром диагнозами. Дай угадаю, из дурки под опеку Куромаку выпустили?       — И тебе доброй ночи, Вару. Где ж мы были бы все без тебя, — мрачное выражение лица Феликса было полно стоицизма. Но им невозможно было обмануть кого-то вроде пикового валета. Тот разулыбался ещё пуще прежнего.       — Где? Хм, дай-ка подумать… в полной заднице, вот где. Я ведь не шутил, когда говорил, что это дело государственной важности. Пиковая дама принесла из Империи такие новости, что вас просто порвет нахер. О, кстати говоря, про желтые дома, я б с удовольствием звонил тебе туда и слал открытки, если бы ты не расхерачил свой телефон в первый же день как начались проблемы. Знаешь, как ты был записан у меня там? «Ноулайфер вторую сотню лет сохнущий по Данте», еле в экран влезало, но определенно передавало всю суть. На последних словах Вару по́ла золотого плаща, которую Феликс всё это время держал, с опасным хрустом натянулась в его руках. К черту, видит Бог, не он это начал! Феликс сорвался в сторону Вару, но в самый последний момент его схватил Куромаку и поднял над землей. Феликс задергал ногами в воздухе, пытаясь вывернуться, но тщетно. Держать его Куромаку было тяжело, но не в первый же раз, в самом деле.       — Уймись, Феликс, оно того не стоит, — с трудом выговорил Куромаку.       — Стоит, если я хорошенько дам ему по лицу несколько раз! — брыкаясь точно конь с удавкой на шее прохрипел Феликс. Вару же, глядя на всю эту сцену, сполз по мраморному пьедесталу вниз и громко расхохотался. Он искренне наслаждался этим маленьким шоу.       — Ох, никогда не надоедает бесить наивных идиотов, классика, — продолжая ухмыляться, Вару вытер выступившие от смеха слезы, приподняв очки. Закончив с креплением корабля, он решил, что все его дела на улице окончены и направился ко входу в замок. Вару знал столичный дворец как все свои пять пальцев — не зря же он сам организовал в нем кражу несколько десятилетий назад, поэтому и не посчитал нужным спрашивать дорогу.       — Ну почему он вечно ведет себя как последняя мразота? — прошипел Феликс, раздраженно поправляя камзол и замявшуюся белую рубашку, когда его вернули обратно на землю. Кажется, тот факт, что Куромаку в своем присутствии нет даст ему выкинуть ничего предосудительного по отношению к пиковому валету, немного остудил его пыл. Хотя и выглядел он всё ещё жутко недовольным.       — Потому, что он тролль. А ты всякий раз при встрече великодушно его кормишь, — тихо ответил Куромаку.       — Эй, хорош миловаться и пошевеливайтесь! — отвлек их от разговора недовольный выкрик Вару. Феликс тихо забормотал что-то под нос, видимо жалуясь самому себе на то, что терпеть его придется ещё какое-то время. Затем он спешно протянул Куромаку руку, и они отправились следом за правителем зеленой страны. Видеть собравшихся в одном месте спокойного при любых обстоятельствах Данте, иронизирующего над ситуацией Ромео, Вару и Феликса, что как и всегда находили повод для ругани или драки, всё это пробуждало ностальгию. Куромаку бросил мимолетный взгляд на Вару, опять начавшего поддразнивать угрюмого Феликса, вцепившегося в его предплечье что было сил. Да, это определенно навевало воспоминания о былых деньках, о прошлом и о реальном мире. Серому королю казалось, что всё это было будто бы вчера, но одновременно с тем, тысячу лет назад. То, как они появились, то, как помогали Создателю, как были изгнаны за то, что посмели возжелать жизнь им не принадлежащую… Да, если прикрыть глаза и дать волю воображению, можно было на краткий миг представить что они наконец вернулись домой.

***

Но что в понимании Куромаку было домом? Было ли это место, где собирались близкие, или же это были сами люди, что создавали вокруг ощущение родных стен, куда бы не пошли? Если вдруг, вы решились бы задать этот вопрос Куромаку в начале его жизненного пути, он, не раздумывая ни секунды ответил бы: дом — это место. И вряд ли тогда остальная семерка клонов была тогда иного мнения. В этом ответе не было ничего странного — хоть они и были семьей, однако сам этот факт не обязывал их любить друг друга. Все они были слишком разными, и оттого порой говорили на совершенно разных языках. Долго старшие карточные масти не могли прийти к общему мнению даже по мелочам, что уж говорить о чем-то по-настоящему серьезном? Тогда возникал другой вопрос — изменил ли Куромаку свое мнение сейчас? Безусловно. За эти года сгладились самые острые углы, успели позабыться обиды. С кем-то он сблизился в силу обстоятельств, от кого-то напротив, отдалился, а в ком-то смог разглядеть то, чего прежде никогда не замечал. Путь, который прошел Куромаку, равно как и все правители Карточного Мира от обычного ребенка, подражавшего во всем Создателю, до независимой личности со своими индивидуальными взглядами на жизнь был поистине удивителен. Ведь все дети рано или поздно взрослеют, пришлось и ему. История его началась с места, которое Куромаку, как и другие клоны не желал считать своим домом, однако сбежать из которого так и не смог. До того, как Создатель назвал её «Карточной», эта реальность носила другое имя. Она звалась Сердцем Мира.

***

Всё началось двадцать восьмого августа две тысячи двенадцатого года. В начале этого ничем не примечательного дня, в абсолютной пустоте возник человек. Ну как, не совсем в пустоте, и не совсем в абсолютной, конечно. «Пустота», — это в целом понятие весьма условное», — поправил бы он вас, если бы не был в полном замешательстве и прострации. Но в этом краю, чем бы он не являлся, на первый взгляд и впрямь не было ничего. Везде, куда не падал взор, клубилась лишь беспросветная тьма, а тишина возводилась в абсолют. Не было видно не зги — и даже своих рук, поднесенных вплотную к лицу появившийся не смог разглядеть. Однако, он чувствовал на себе строгую одежду, несколько стесняющую движения: рубашку, штаны и пиджак. Дополнял комплект галстук. Затянутый на совесть, он немного душил, и человек потянулся чтобы ослабить узел. Неспособность видеть то ли из-за личных особенностей, то ли из-за отсутствия света угнетала. «А ведь по статистике, человек получает до семидесяти процентов информации об окружающем мире только при помощи зрения!» — подумал он, с ужасом представив тот вариант развития событий в котором ему пришлось бы скитаться во тьме до конца своих дней. Откуда в его голове взялась столь точная информация, парень (а это был молодой человек едва ли старше шестнадцати лет) затруднялся ответить. С его воспоминаниями явно произошло нечто странное, но несмотря на это он знал наверняка, что эта конкретная, всплывшая на поверхность деталь была вполне достоверна. Однако, назревал один очень важный вопрос: если это была амнезия, сколь многое он успел позабыть? Мог ли вспомнить, кто он такой? Память услужливо подсказала — Фёдор Нечитайло. Молодой человек раздраженно покачал головой. Нет, это не то. Это не его имя и фамилия. В этом, так же, как и в дурацком факте о зрении он был уверен на все сто процентов. Молодой человек удрученно прижал ко лбу холодную ладонь и зажмурился. В подобном состоянии, когда все мысли спутывались в один невыразимый мерзкий ком, и не за одну толком не удавалось уцепиться, не было ничего хорошего. В довесок к неприятным думам, на голову давила и окружающая обстановка, от которой хотелось сбежать куда угодно, где была бы хоть капля света. И раз выяснение правды о том, кто он такой откладывалось, что ему было делать теперь? Молодой человек пошаркал ногой по полу, пытаясь понять с чем именно в плане окружающего мира столкнулся. Ботинок упирался в рельефные, обточенные временем камни. Судя по всему, он стоял посреди какой-то старой дороги, широкой полосой уходящей вдаль. «Ну, других вариантов у меня всё равно нет», — подумал он и отправился по мостовой.

***

Усталость пришла к нему относительно быстро. Хотя, в месте подобном этому сложно было сказать, сколько конкретно времени прошло — час или день, месяц или год. Вокруг не было никаких ориентиров, а внутренние часы с самого начала бесились и сходили с ума. Было такое ощущение, словно здесь мгновения текли намного быстрее по сравнению… а собственно по сравнению с чем? Идущий вновь нахмурился, задумавшись об этом. И вот опять, стоило только приблизиться к разгадке, как мысль, точно прыткий угорь выскользнула из его рук. Все эти субъективные переживания начинали нервировать. Ненадежные эмоции прагматично хотелось заменить хоть чем-то близким к истине и логике. Однако небольшие проблески всё же были, причем во вполне буквальном смысле. Чем дальше шел молодой человек, тем чётче он видел размытую границу, маячившую впереди. Она была подобна одинокому лазурному мазку кисти по горизонту, лишь на полтона светлее окружающего пространства, но это было уже хоть что-то. Даже такая маловариативная переменчивость вселяла надежду. Несмотря на усталость, путник упорно продолжал свой путь. Благо теперь у него была хоть какая-то осязаемая цель.

***

На первые постройки он наткнулся тогда, когда уже совсем выбился из сил. Рванные края разрушенных домов сходились от каменистого нагорья к дороге. Отдаленно их расположение и архитектура напоминали римские развалы, давно покинутые цивилизацией. Древность будто бы зависла в самом воздухе, хотя здесь не было ни единого дуновения ветерка. Таинственное зарево, к которому путник шел, скрывалось за массивной каменной грядой, больше походящей на гору. Мертвый полис находился в низине, поэтому света в него попадало немного, но этого было достаточно для того, чтобы разглядеть контуры стен и дверных проемов. Молодой человек сошел с тракта в поисках подходящего места для отдыха. Он надеялся, что в случае чего сможет найти дорогу назад. Пепел вперемешку с комьями черной высохшей грязи, устилал землю и крошился под ногами. Проводить аналогию с перемолотыми в порошок костями, потемневшими от старости, не хотелось, но она отчего-то возникла сама, заставив поморщиться. Не успел он сделать и пары шагов по направлению к одному из зданий, как вдруг неожиданно услышал голос. Тихий надсадный плач, раздался в паре метров, за поворотом. Там, где высилась одна из уносящихся в темень витых мраморных колон. И путник едва разобрал бы его, если бы продолжил двигаться вдоль тракта. На самом деле, это могло быть что угодно — начиная от слуховой галлюцинации, заканчивая хорошо подстроенной ловушкой. Однако, любопытство всё же пересилило осторожность, и путник тихонько продвинувшись вперед, выглянул из-за своего укрытия. Впереди, под сенью колоны виднелось размытое бледно-голубое пятно, резко контрастирующее со всем окружением. Это был парень, худой и высокий. Светлая одежда на нем, что-то вроде камзола и брюк позволяла примерно прикинуть его местоположение, как и горькие стенания, с этого расстояния слышимые чуть громче. Бирюзовые волосы до плеч закрывали лицо, склоненное к коленям. Путник сделал ещё один шаг навстречу, но тут, под его ногами раздался громкий хруст. Видимо, чем дальше располагалась от дороги почва, тем сильнее она была иссушена. Парень в белом тотчас же вскинул голову. С секунду они смотрели друг на друга, не решаясь ничего предпринять, как вдруг, он с испуганным вскриком вскочил на ноги. «Мне… мне нечего тебе дать, уходи! Я даже не помню, как тут оказался, боже… я не хочу умирать», — голос его на удивление мелодичный, дрожал от ужаса, покуда его обладатель трясся как лист на ветру. Казалось, ещё немного — и он опять расплачется навзрыд. «Не хочешь умирать? Но я и не собирался… вредить тебе», — в замешательстве ответил ему путник. В то же время, он мысленно поразился тому, сколь спокойно и даже скучающе звучал. Вот бывает же так, кому-то везет с тембром голоса, а кому-то достаётся интонация советского библиотекаря, возмущающегося тем, что дети нынче бестолковые пошли и не приходят за книгами. Но в некотором роде, тон реплики даже сыграл путнику на руку — благодаря ему он заметно успокоил своего собеседника. «Эм…да? Фух, это хорошо. Но мало ли… в мире столько криминала, постоянно что-нибудь плохое происходит, я не мог быть уверен что… прости», — начал оправдываться он, но быстро замолк, под напором то ли проснувшейся совести, то ли стеснения. «Прощаю. Вообще, ты — единственный человек, которого я встретил здесь, спустя… не знаю сколько точно прошло времени. Могу я узнать, как тебя зовут?» — стараясь говорить ласково, как с испуганным ребенком (хотя судя по всему разница в возрасте у них была относительно небольшая) спросил путник. «Своего имени я тоже не помню. Очнулся здесь, в этом мертвом городе уже без воспоминаний. Без ничего. Думал, что умру от страха, тут так темно и жутко…», — бирюзовая челка вновь упала на глаза парня, тот вздрогнул и зябко поежился обхватив себя за плечи. «Темно? Нет, это ещё не темнота. Если идти в противоположную сторону, вдали от начала дороги вообще ничего не видно. Хотя, если спросишь моего мнения — то и тут не то чтобы было лучше», — поделился внезапным откровением идущий. Ему не говорившему вслух даже с самим собой было приятно поделиться мыслями хоть с кем-нибудь. Пусть даже и такими странными. И да, несмотря на то, что здесь было светлее, очертания своего собеседника он едва мог разглядеть. В его глазах дальше расстояния вытянутой руки всё размывалось и плыло. «Ох…не… лучше? А я достаточно хорошо тебя вижу, м… погоди-ка, у меня есть одна идея…», — парень в светлой одежде подошел вплотную к нему и абсолютно бесцеремонно залез в его внутренний карман пиджака, пока он неподвижно наблюдал за чужими действиями, не смея даже шелохнуться. «А, вот, как и думал, держи, надень их», — сказал парень протягивая ему очки. Путник не без удивления принял их из рук незнакомца, последовав его совету. Как только очки оказались на его переносице, размытость ушла, хотя и не полностью из-за плохого освещения. «Как ты догадался? Хожу в нем уже черт знает сколько, а мне даже в голову не пришло проверить. Спасибо», — он с удивлением осмотрел и остальные карманы, все, что были на его одежде, но больше никаких полезных вещей в них не обнаружилось. Парень с бирюзовыми волосами рассмеялся, теперь его искреннюю хоть и скромную улыбку было видно довольно чётко. «Кажется, у меня из родственников кто-то носил очки в пиджаке. Сложно сказать кто именно, но хе-хе, знаешь люди с плохим зрением часто забывают их у себя то на голове, то в карманах, а потом ищут по всему дому», — взгляд его синих глаз посветлел. Теперь их обладатель совершенно не боялся того, кого он сам недавно принял за грабителя или убийцу. «Кстати говоря, хоть имени у меня и нет, но я помню свой «номер», ам… ну и твой отчего-то тоже. Уж не знаю, что это, но наверное когда-то мы были знакомы?» — внезапно добавил он после небольшой паузы, вновь здорово смутившись. Видимо, идея о том, что порядочному человеку зачем-то нужен номер, и ему самому показалась какой-то несуразной. Путник, впрочем, разделял его скептицизм. Не уголовники же они какие-нибудь на каторге, в самом деле. «Не могу ничего сказать на этот счёт. А что за номера?» «Мой номер — шесть. А твой… второй» «Ну раз так, то за неимением других альтернатив, мы можем обращаться к друг-другу по ним. Если ты, конечно, решишь составить мне компанию», — путник устроился на одной из плоских мраморных плит, явно намереваясь дать отдых уставшим ногам. «Ох, а ты… идешь к огню за горой, наверное? Я тоже думал пойти, но… каждый раз сам себя останавливал. Это так страшно! Что если тут всё действует по принципу инсектицидной лампы? Двигаешься спокойно себе к свету, двигаешься, а потом БАМ! И взрываешься как несчастное насекомое», — парень задрожал, в красках представляя всё то, что сам себе только что навоображал. «Да, я иду как раз туда, но пресвятой Евклид, откуда у тебя столько всего кошмарного в голове?» — приподнял брови путник, со всем доступным скептицизмом разглядывая поверх очков нового знакомого. «Не знаю. Эти мысли донимают меня с того самого момента, что я очнулся здесь и остановить их никак не выходит. Они будто бы сами в голову лезут, хотя я и стараюсь ни о чём таком не думать, честно! И ладно… я тогда пойду с тобой на гору. Мне конечно жутковато думать о том, что за ней ждет, но оставаться здесь в одиночестве ещё хуже», — парень спешно убрал бирюзовые пряди за уши и прислонился спиной к зданию, рядом с путником. Они обменялись короткими взглядами. «Хорошо, как скажешь. Вместе шансов выжить в этом странном месте у нас в любом случае больше. Дай мне немного отдохнуть, а после — вернёмся обратно к тракту»

***

При близком рассмотрении гора, за которой скрывался таинственный источник света оказалась одним большим кладбищем. Могильные кресты и плиты высились над растрескавшейся почвой и каменными грядами то тут, то там. Надписи, выгравированные на них, светились во мраке сами по себе, но язык эпитафий не был знаком ни одному из путников. Вдали от дороги помимо простых надгробий встречались и обелиски, изображающие разных людей или целые события. У подножья одного из таких, Шестой разглядел алебарду и щит, выкованные из светлого, почти белого металла. «Они не заржавели от времени, ну надо же», — поразился он, пристально разглядывая находку. «Ты на них так смотришь, будто хочешь забрать с собой», — поправив очки удивленно отметил Второй. За то недолгое время, что они успели пообщаться, он понял, что этот парень, несмотря на излишнюю пугливость не был глупым. Однако что-то непрактичное всё же проскальзывало в его поведении время от времени, как и сейчас. «Почему нет? Жаль оставлять такое красивое оружие валяться под открытым небом», — закинув за спину длинные волосы сказал он и без видимых усилий поднял щит и алебарду. «А как тогда, позволь спросить, ты собрался тащить всё это наверх? Чтобы ты знал двухсторонние алебарды весят до семи килограмм, а щиты подобного вида до восьми. Нетренированному человеку очень сложно…», — Второй замолчал, когда парень в белой одежде протянул древко алебарды ему. «Да ну, они же легкие! Вот, попробуй взять сам», — оружие перешло из рук в руки. Но вопреки словам Шестого, алебарда оказалась намного тяжелее семи килограмм, да двадцати тоже. Второй едва смог удержать её, так что поспешил отдать обратно. «Ничего подобного, это у тебя силища какая-то нечеловеческая» Шестой беспечно пожал плечами и закрепил за спиной щит на кожаном длинном ремешке. Оружие он взял в левую руку и закинул на плечо на манер того как носили топоры дровосеки. Путники продолжили свой путь наверх. Странно, но растянувшийся вдоль скал некрополь не пробуждал ни в ком из них страха. Заброшенный и пустынный, он выглядел скорее тоскливо и печально, как дань прошлым, давно канувшим в небытие временам. Второй обернулся на город. Тот с нынешней точки обзора и вовсе казался крошечным. «С высоты напоминает Помпеи», — поделился он. «Что такое Помпеи?» — тут же заинтересованно откликнулся Шестой, замерший подле него. «Один из древнеримских городов, что находится в тридцати минутах езды от Неаполя. Он был погребен под слоем пепла и магмы сотни лет назад, из-за извержения вулкана. В наше время там остались только песок и истлевшие развалины» Второй прекрасно помнил историю древнего мира, как и факт того, что она была общедоступной. Поэтому его неприятно удивило то, что его спутник не был с ней знаком. Неужели тот был необразованным? Эта мысль пугала, потому что ко всему прочему Второй так же помнил то, что знания единственные стоили дороже всего на свете. «Ох, какая страшная трагедия… а ты бывал там?» — не заметив замешательства собеседника поинтересовался Шестой. Второй глубоко задумался. В самом деле, а бывал ли? Казалось, что он и вправду однажды видел старые мощенные улицы, Антиквариум, Виллу Мистерий, людей, говорящих на иностранном языке. Но все это было давно, тогда, когда он еще был совершенно другим человеком. Воспоминания перепутывались и связывались в какой-то неразрешимый гордиев узел. А по этим урывкам дать однозначный ответ было просто нереально. «Может быть и бывал, не помню», — лицо Второго посмурнело и он повернулся обратно к вершине нагорья. Вдруг Шестой дрожащей рукой схватил его за рукав пиджака. «Чего ты?..» «Там что-то было! Сначала тень мелькнула, а теперь за одной из плит спряталась», — напряженно вглядываясь в пространство на добрую сотню ступеней ниже прошептал тот. «Заметил? За нами уже какое-то время идет человек. Не хотел тебя пугать, вот и не говорил» Несмотря на то, что в руках Шестой держал оружие, лицо его побелело и он сдавленно пискнул: «Пугать не хотел? А сейчас ты что делаешь?» — немного помолчав и облизнув пересохшие губы он спешно добавил, — «а этот человек… он на нас не нападёт?» «Нет. Судя по всему, это просто ребенок. Так что ничего он не сделает, потому что боится больше тебя самого. Да и потом, по идее, это мы тут страшные взрослые с щитом и алебардой», — попытался приободрить его Второй. После этих слов, тот вроде бы действительно немного успокоился. «Обычный ребенок? Это место становится всё страннее с каждой секундой. Откуда он тут взялся? А… ну и нам наверное стоит идти помедленнее?» «Чего это ты вдруг?» «Ну если мы не сбавим темп, он за нами не поспеет», — прошептал Шестой, украдкой поглядывая на то место, где спрятался их таинственный преследователь. «Быстро же ты от страха перешел к состраданию. Ну да без разницы. Лично я всё равно никуда не тороплюсь» И они пошли помедленнее. Не стал говорить Второй только об одном — о том, что, по его мнению, ребенок был не такой уж и обычный. Ведь где еще встретишь в нынешние времена детей с зелёным цветом волос? Хотя, глядя на его спутника, Второй всерьез задался вопросом, а не был ли он сам обладателем какой-нибудь диковинной внешности? Но проверить это предположение он смог не раньше первого своего визита в реальный мир.

***

На странную компанию путники наткнулись почти у самой вершины горы. Там из-за особенно крутого подъема, на рубеже хребта кончалось кладбище, а мощеная дорога становилась узкой, едва распознаваемой тропкой. У последних обелисков расположились четверо незнакомцев. Это были молодые люди, примерно одного с Шестым и Вторым возраста, внешне ни капли друг на друга не похожие. Собрались они судя по всему так же стихийно, ведь со стороны они не выглядели как давние знакомые или друзья. «О, новенькие!», — подскочил на ноги один из них; невысокий парень, разодетый как какой-нибудь мушкетер (и Шестой, и Второй оба негласно решили, что тот напоминал скорее ролевика, чем реального мушкетера). На его голове сидела шляпа с пером, а на поясе — тонкая сабелька. «Добрый... день. Тоже держите путь в ту сторону?» — вежливо и вместе с тем сдержанно поприветствовал их Второй. Встретив ещё больше людей, он внезапно понял, что не так уж и любит их большие скопления. «Ну, кто как. Они все на гору шли, а я тут с самого начала проснулся. А когда их встретил, то уговорил подождать ещё немного, потому что из города наверняка бы ещё кто-нибудь пришёл», — ответил довольный собой «мушкетер». «Он — это Четвертый номер», — шепнул на ухо Второму Шестой, с интересом посматривая на остальных, не вступающих в диалог молодых людей. «Так… из города ты ждал кого-то конкретного?» «Неа. Я тут никого не знаю, а, то, что кто-то придет — это была просто интуиция. Да и в любом случае чем больше народу, тем веселее. Если хочешь, Гэндальф Серый, я могу тебя со всеми познакомить», — добродушно предложил Четвёртый. «Гэндальф?» Шестой вновь зашептал, склонившись ко Второму: «У тебя каре серого цвета, наверное поэтому он тебя так и назвал» «Верно, странный парень с голубыми волосами! Именно поэтому. Ну так что, вы идете?» — нетерпеливо спросил Четвертый. Не дожидаясь ответа он подскочил на месте и зашагал к парню в вычурном викторианском наряде. Путникам не осталось ничего, кроме как пойти за ним следом. Они остановились не у самого нового знакомого, тихо произносившего что-то вслух, а чуть подальше. Четвертый начал рассказывать: «Это Ромео. Хотя… на самом деле я без понятия, как его по-настоящему зовут. Просто он, кажется, иностранец, потому что шпарит только не по-нашему. Скорее всего это итальянский, но я всё равно ни черта не понимаю» «Седьмой номер, счастливый», — протянул Шестой, сощурившись на яркую одежду разных оттенков фуксии. «О каких-таких номерах ты говоришь?» — спросил Четвертый и Шестой принялся ему объяснять. «Пока вы заняты, я пойду поговорю с ним, может быть смогу что-нибудь выяснить», — принял для себя самого внезапное решение Второй. Ему почему-то казалось, что он знает итальянский, хотя он и не был до конца в этом уверен. «Sudditi ribellanti, nemici della pace, profanatori delle vostre spade con sangue cittadino!.. Non m’ascoltano!.. Oh, dico a voi, non uomini, ma bestie, che spegnete la perniciosa rabbia che v’infiamma nelle vermiglie polle sgorganti dalle vostre vene!», — с выражением читал вслух Седьмой. Прикрыв глаза, он опирался спиной на чей-то памятник и не заметил подошедшего к нему Второго. «Che roba è, Shakespeare? Tu ami la poesia?», — спросил Второй склонив голову набок. Парень напротив вдруг широко распахнул глаза и улыбнулся. «Wow, quindi ha… mi capisci? All'improvviso. Molto intrigante. Chi sei, viaggiatore?» — восторг Седьмого был бурным. Видимо он долго мучился от того, что не мог завести ни с кем нормального диалога. «Non so come mi chiamo, mi dispiace. E tu?» Седьмой вдруг звонко рассмеялся и сощурившись хлопнул в ладоши. «Allora immagino che siamo in una posizione simile. Perché non ne ho idea chi sono» Второй обернулся на пристально следящих за ним знакомых и указав на Четвертого рукой спросил: «Voi due vi conoscete?» «Non, ci siamo appena conosciuti. Ma ha l'aria, un po' matto. Parla sempre di ciò che сoncentrarti sulle cose positive della tua vita, è, е tutto il resto…», — пожал плечами его собеседник, явно иронизируя над последней частью того, что сам же и произнес. «Aspetta un attimo…hai capito cosa sta dicendo?» — удивился Второй. «Se intendi un lingua russa, sì, lo so. Ma poi… in qualche modo confuso. Ho cercato di dirlo qualcosa, ma ahimè», — Седьмой развел руками. Выглядел он при этом немного подавленно. Но следующий вопрос заставил его искренне улыбнуться. «È per questo a leggere poesie?» «Sì, ero annoiato. Poesie classica mi diverte. Ecco, a proposito… dove va?» «Lungo la strada. Il strada porterà da qualche parte» «Sì, ma la domanda è: dove esattamente?» Они оба посмотрели на тропу, уходящую ввысь, и каждый из них представил за ней что-то свое. «Va bene, le persone ti stanno aspettando. È stato bello parlare con», — произнес Седьмой и откинувшись на свое импровизированное сиденье вновь закрыл глаза. «Ну, что он сказал?» — схватил Второго за руки Четвертый, стоило тому только чуть отойти в сторону от собеседника. «Сказал, что понимает русский язык, и то, что так же как и мы не помнит своего имени. А у тебя с памятью как? Тоже не знаешь, кто ты такой?» «Так точно капитан!» — отсалютовал скорчивши серьезную мину Четвертый, в нетерпении пританцовывая на месте. Видимо его очень впечатлила сцена разговора на иностранном языке и теперь ему не терпелось поглядеть на то, как будут взаимодействовать между собой оставшиеся ребята. Видя, что Второй ничего больше не собирается рассказывать, он бесцеремонно сцапал его за рукав и потащил к двум другим парням, в тишине сидящим друг напротив друга. Шестой тенью двинулся за ними. «А это у нас маленький эльф и философ. Один постоянно задает вопросы, а второй постоянно глубокомысленно молчит» «Первый и Третий номера», — опять вклинился Шестой. Видимо эта трижды клятая нумерация всё никак не давала ему покоя. «А ты точно уверен что я эльф?» — отозвался мальчик с каштановыми волосами в коричневом костюме. На вид ему было не больше двенадцати лет. Он пристально смотрел на Четвертого ожидая ответа. «Точно», — авторитетно заявил тот. «У вас обоих тоже проблемы с памятью? Может быть, вы помните что-нибудь важное? Почему оказались здесь, как вас зовут, что это вообще за место?» — спрашивал Второй, без особой надежды узнать что-нибудь полезное, однако, всё же решивший попытать удачу. Третий — красноволосый парень в длинной белоснежной кашае, перевязанной широким поясом, промолчал, как и предсказывал Четвертый и лишь отрицательно покачал головой. Тогда снова заговорил Первый. «Ну а я точно знаю, что у меня есть имя. Но видимо ещё не время вспоминать его, вот я его и забыл. А ещё я помню то, что этот мир — ненастоящий» «Ненастоящий?» — одновременно воскликнули Четвертый и Второй. Кажется, их обоих эта мысль здорово поразила. «А разве он похож на реальный? Оглянитесь вокруг — тут нет ни Солнца, ни ветра, ни Луны, ни звезд, ни животных, ни растений. Только разрушенные дома и дорога. На самом деле», — Первый понизил голос до шёпота, будто открывая страшную тайну и все присутствующие невольно наклонились к нему ближе, чтобы её услышать, — «кладбище здесь не только на горе. Весь этот мир — одна большая могила хотя я и не помню, чья именно. Только мертвый здесь не лежит спокойно, а все еще дышит в такт этой реальности» Глаза Первого, когда он вёл свой рассказ были темными. Настолько темными, что радужка в них почти сливалась со зрачком. «Жуть какая, ты… ведь просто испугать нас решил, да?» — Шестой отступил назад и крупно задрожал. Но не ему одному от этих слов стало не по себе. «Нет. Зачем мне вас пугать? Ты же вот помнишь номера, хотя и не знаешь откуда. А я помню то, о чем говорю. И ещё кое-что — отсюда нет выхода. Мы с братцем-монахом встретились у самой границы темноты, и сначала шли в сторону, обратную свету. Если долго идти во тьму, то наткнёшься на магическую границу, которая не дает уйти», — немного помолчав добавил Первый. «Если это действительно так, то значит, у нас всех остаётся только одно направление», — оглядев притихших молодых людей вынес свой вердикт Второй и поднял голову к вершине горы. Да, оставалось лишь оно одно, и такая маловариативность ему едва ли нравилась.

***

«Будешь много плакать — умрешь от обезвоживания», — радостно сообщил ребенок в зеленых очках пугающемуся любых шорохов Шестому. Тот в очередной раз вздрогнул, и шокировано уставился на Второго, ища опровержения чужим словам. «Не приставай к людям, нельзя умереть таким глупым образом», — нахмурился Второй, строго посмотрев на мальчика. Тот в ответ из чистой вредности показал ему язык. Перестать скрываться ребенок с зелеными волосами, тот самый что шёл за Вторым и Шестым от города, решил относительно недавно. И то, только потому, что местá за которыми можно было спрятаться на их пути закончились. Шестой незамедлительно сообщил, что номер их нового попутчика — Пять, на что тот передразнив его сказал, что нумерация дурацкая и в корне неверная. Ну, это если пересказывать их диалог культурным языком. На деле же, речь мальчишки процентов на шестьдесят состояла из ругательств. Они втроем шли впереди — Второй, Шестой и Пятый. Последний время от времени донимал их обоих, однако больше ему понравилось цепляться к наиболее пугливому из своих попутчиков. За ними следовали Седьмой и Четвертый. Четвертый, узнав, что Седьмой понимает русскую речь, и сверх того, что когда-то он мог свободно на ней разговаривать, пытался заставить его припомнить некоторые фразы. На это «Ромео» забавно морщился, но произносил их достаточно чисто. Первый и Третий же держались особняком, замыкая процессию. И если Третий внимательно следил за тем, чтобы из развалин позади ничего не выскочило, то Первый оторвано витал в облаках, засматриваясь на то, как причудливо пляшут на земле отбрасываемые камнями тени. «Чувствую себя Моисеем, сорок лет проскитавшимся по пустыне», — заворчал Второй, делая последний шаг в восхождении на хребет холма. «Что? Кто такой Моисей?» — вдруг отозвался за спиной у него Первый, навострив острые эльфийские уши. «Без разницы, мы пришли!» — воскликнул Четвертый и бросился бежать. От радости он то и дело подскакивал на рытвинах и ухабах. «Стой! Это может быть…» — крикнул Второй, глядя на то, как тот перепрыгивая пласты горной породы летит вниз со склона. Спустившись Четвертый, ослепительно улыбнулся и помахал ему рукой. «…опасно», — закончил фразу он и вздохнув, потянулся вслед за ним. Гора, высокая со стороны города, с этого края оканчивалась небольшим спуском, за которым тянулось вдаль каменистое черное плато. Посреди него на пьедестале из мраморных лестниц возвышалась орхестра, со всех сторон окруженная полуразрушенными колоннами. В ней, не питаясь ни от угля, ни от дров, горело яркое лазурное пламя. Именно оно, простирая свои длинные языки в небо и давало ту малую толику света, что озаряла полис под склоном. «Похоже… на газ», — медленно выговорил Седьмой, начавший видимо, вспоминать русскую речь. Будто завороженный он не мог оторвать глаз от диковинного пламени и не он один. «Нет, это не газ. Ни у одного из природных газов нет такого оттенка», — несколько раздраженно ответил Второй. Его, в отличие от остальных это неестественное зрелище скорее отталкивало, но вопреки своей интуиции он всё равно продолжал идти следом за большинством. Ступени, ведущие к постаменту оказались громадными, а огонь так высоко простирался над ними, что пришлось задрать голову, чтобы разглядеть его во тьме мира, не имеющего ни одного естественного светила. «Долго же вы добирались. Хотя, по сравнению с тем, сколько я прождал этого дня, это было лишь мгновением», — раздался точно гром среди ясного неба низкий хриплый голос и компания путников, все как один, обернулась на того, кто произнес эти слова. Силуэт скрывался в тенях, отбрасываемых орхестрой, но стоило ему закончить свою речь, как тотчас же во тьме вспыхнули алые с желтым глаза. Нечеловеческие. Шестой испуганно заскулил и схватился за руку Второго с такой силой, будто бы пытался её сломать. Остальные же, за исключением Третьего непроизвольно отступили на шаг назад. «Ч… чудовище! Ты что, тот самый мертвяк из рассказа Первого? Сожрать нас хочешь?!» — выкрикнул дрожащим голоском Пятый в обвинительном жесте указывая пальцем на прячущееся в темноте существо. То в ответ неодобрительно и глухо зарычало. «Чудовище? Так ты обращаешься к своему королю? Тебе бы не помешало научиться хорошим манерам, валет», — к удивлению, выступив на свет, «монстр» оказался таким же обычным подростком как и все они. Правда, с несколькими необычными отличительными чертами. Его обескровленное угловатое лицо резко очерчивали топорщащиеся во все стороны локоны спутавшихся фиолетовых волос, два вихра которых напоминали приподнятые волчьи уши. А когда молодой человек открывал рот, то было видно, что у него острые клыки. И глаза с вертикальным зрачком, мерцающие во тьме. В целом, в его речи, внешности и даже мимике сквозило что-то неуловимо диковатое и хищное. Но одежда на нем напротив была незамысловатой: плащ, драные джинсы, свитер с глубоким воротником, да перчатки на худых руках. «Что, вы так и будете пялиться на меня, не сказав ни слова? Ладно…» — он понизил голос и неразборчиво заворчал, зажмурившись, а когда вновь открыл глаза, те стали обычного серого цвета. «Довольны? Теперь я тоже ни черта не вижу, так же как и вы» Первый отмер раньше всех остальных: «Вау, что это было? Ты умеешь менять цвет глаз? А ты кто такой? А почему назвал Пятого «валетом»? А почему…» Взгляд, которым его одарил незнакомец был ни много ни мало — просто убийственным и под ним Первый сразу же замолк. «Ответ на первый вопрос — да, я так могу. Это моя магическая особенность. На третий — назвал так, потому что он — пиковый валет. На второй — я Пиковый Король, можно сказать, правитель этих земель», — последние слова он произнес гордо, мрачным низким голосом, так, точно на его голове были не взлохмаченные волосы, а царственный венец. Будто бы он и вправду был хозяином этих земель. «Погоди… карты? Правитель? Магия… О чем ты вообще…», — растерялся Второй, медленно отходивший от шока. Как этот парень только что взял и поменял цвет своих глаз? Это же было просто невозможно! Конечно, Первый болтал всё это время что-то о волшебстве, но он был ребенком. Сложно было воспринимать его слова всерьез. Но видеть подобное наяву, воочию… совсем другое дело. «Значит, вы не в курсе?» — вопросом на вопрос ответил Пиковый Король. Когда собравшиеся покачали головами, он надменно хмыкнул. «Оно и не удивительно. Вы и появились-то тут недавно, вам и знать неоткуда» Он прокашлялся и начал свой рассказ. «Перво-наперво, вы вот что должны уяснить — мы не люди. Понятно? Мы — карточные клоны. Клоны — потому что каждый из нас создан из черты характера конкретного человека. Карты — потому что ход в реальный мир нам откроют именно они. По карте на каждого из восьмерки» «А ты откуда сам всё это знаешь?» — усомнился в его словах Второй. Он не мог сказать, чем именно, но чем-то этот дикарь ему не нравился. «Об этом мне рассказал создатель этого мира. И в его словах я не советую сомневаться» «И где же он, этот твой «создатель»?» — продолжал допытываться Второй. В существование загадочного информатора он верил не больше того, что они все — клоны. Глаза Пикового Короля недобро сощурились и на секунду вновь полыхнули алым. Судя по всему, эта тема была для него не слишком-то и приятна. «Мёртв», — зло выплюнул он. Воцарилось гнетущее молчание и первым прервать его решился, как ни странно Шестой: «Эм, извини, но, ты сказал, что мы все — карты? А ещё, что олицетворяем черты характера… а какие именно?» Пиковый Король едва слышно вздохнул. Так, словно он ожидал этого вопроса заранее. Злость из его взгляда потихоньку исчезла и на Шестого он посмотрел уже с почти спокойным выражением лица. «Ты — трефовый валет и олицетворяешь печаль и боль», — сказал он и перевел взгляд на стоящего рядом с Шестым Второго. «А он — твой король. Трефовый. Олицетворяет сосредоточенность и уверенность. Хмпф, взятые с пустого места», — последние слова Пиковый Король поморщившись процедил сквозь свои острые зубы на полтона ниже. «Дальше у нас идет бубновый король — умиротворение и спокойствие», — серые глаза остановились на Третьем. «Его валет — тяга к знаниям», — Пиковый Король указал на Первого, внимательно его слушающего. «Червовый король — желание любить и быть любимым», — обратился он к Седьмому. «Червовый валет — радость и счастье», — эти масть и титул достались улыбающемуся Четвертому. «Ну и пиковый, мой валет. Или раздражение, или вредность, или и то и другое сразу», — подвел итог Пиковый Король, устало взглянув на Пятого в лаймовых очках. «А ты сам?» — спросил Шестой. Кажется, теперь, когда тот разговорился он не слишком-то и боялся нового знакомого. В отличие от всех остальных. «Страх и животный ужас, вот что олицетворяю я» «Поэтому ты выглядишь как?..» — не договорил Четвертый и показал ладонями ушки над головой. Ему явно было смешно от того, что такой страшный на первый взгляд человек сам олицетворял страх. По его мнению, вечно дерганный Шестой больше подходил на эту роль. Несмотря на не столь явный подтекст, Пиковый Король прекрасно понял насмешку, направленную в его адрес. Он оскалился острыми зубами и произнес: «Думаешь, тебе выпало качество получше? Или вам всем? Не заблуждайтесь. У каждой эмоции есть обратная сторона и чем чаще её испытывал оригинал, тем сильнее она будет давить на вас. У меня-то хоть было время научиться себя контролировать, как-никак я тут уже девятнадцать лет торчу, а у вот у вас его уже не будет» «В каком смысле не будет?» — Четвертый вмиг перестал улыбаться. «В прямом. Клоны — не люди и существуют они не просто так. Мы нужны для того, чтобы выполнять желания того, кто нас создал» «Но… какого рода желания?» — поддержал своего валета Седьмой. Они растерянно переглянулись. «А мне откуда знать? Я ж не ваш хозяин. Сами у него спросите, как он появится. Судя по тому, что мне рассказывали, ждать осталось уже недолго», — проигнорировав чужое замешательство ответил Пиковый Король. «Ждать чего?» — в очередной раз задал вопрос Первый. «Не «чего», а «кого». Черного Джокера, он скоро должен в первый раз использовать колоду, а после…» Глаза Пикового Короля, вновь вспыхнувшие во тьме, обратились к холодному огню, хороводом гуляющему меж колон орхестры. «Откроется портал в реальный мир»

***

Всё случилось в точности так, как и сказал Пиковый Король. Открылся портал и все клоны по очереди, на определённое время, начали покидать их родной мир, встретились со своим создателем. А когда он озвучил цель, ради которой они должны были ему помогать, бо́льшую часть из них это вполне устроило. Но не Пикового Короля. «То есть, я правильно расслышал? Он создал живых существ, со своими характерами, волей и стремлениями только для того, чтобы мы ходили за него… в школу?» — уточнил он у Второго, когда тот вернулся обратно в Сердце Мира, после первого своего визита на Землю. «Да. В конце года должны быть экзамены, с которыми мы и должны помочь Создателю» Тогда Второй считал учебу очень важной и вытекающий из неё ГИА, казался для него целью стоящей его создания. Отчасти Второму ещё и немного льстило то, что у них, клонов сам оригинал попросил помощи. Хотя, к кому еще за ней можно было обратиться, как не к самому себе, в несколько видоизмененных вариациях? Пиковый же Король придерживался диаметрально противоположного мнения. Выражение лица его в том разговоре было таким, будто его представление об оригинале, как об авторитете, скончалось в страшных муках. Хотя, справедливости ради — и до этого он относился к Создателю с большой прохладцей, бог знает почему. Это была одна из загадок его прошлого, разгадать которую никому так и не удалось. Вообще, о его жизни, о том, какой она была до встречи с другими клонами, было известно мало. В особенности потому, что Пиковый Король не был большим любителем болтать и делиться подробностями. Всякий раз, когда Второй пытался разузнать что-нибудь, он то и дело натыкался на непреодолимую упрямость, а также скрытность, присущие всем тёмным мастям колоды. «Если наши тела всегда были идентичны человеческим, а ты жил в Карточном Мире девятнадцать лет, то каким образом…» «Магия», — Восьмой на любые вопросы отвечал с абсолютно невозмутимым видом, и пойди пойми, был ли это сарказм, или самая что ни на есть настоящая правда. Больше ничего по поводу пребывания в Сердце Мира, Второму он не сообщил. Однако с парочкой других клонов Пиковый Король иногда делился своего рода «откровениями», если это вообще можно было так назвать. Этими исключениями, со слов которых и получилось восстановить какую-никакую картину событий до появления остальной семерки, были Первый и как ни странно — Шестой. Бубновому валету Восьмой, видимо не боялся рассказывать о своем прошлом потому что память у того была совсем никудышная — бóльшая часть информации в его голове не задерживалась вообще. А Шестой… ну он просто был хорошим слушателем. Оказалось, что тем, кто рассказал Пику о реальном мире был второй Джокер колоды, который умер при весьма загадочных обстоятельствах незадолго до открытия портала. Так же опытным путем было установлено, что темный король не имел почти никаких воспоминаний и умений Фёдора, и всему тому что знал, научился у вышеупомянутого Красного Джокера. Отчасти это объясняло то, почему повадки у Пикового Короля были абсолютно дикие — ведь он не «помнил» ни социализации, ни общения с людьми, ни норм морали, ни того как нужно вести себя в обществе, ничего. Всю свою жизнь он общался лишь с одним-единственным существом, а когда и то исчезло, Пик остался один в холоде и мраке Сердца Мира. И сколь мало он взял от Создателя, столь же сильно личность оригинала повлияла на остальных клонов. Поначалу во многом они походили на него, точнее, на отдельные его черты характера, те самые что символизировали. У каждого из них были его воспоминания, сформировавшие в них базовые черты личностей, и у каждого — свои конкретные. Второй помнил все моменты сосредоточенности и уверенности Создателя. Помнил, как тот выкладывал в сеть свои первые работы, как впервые говорил в другой стране с иностранцами, как впервые решался на что-то важное. Он сам и был олицетворением непоколебимости, не зря же в стрессовых моментах обращались за советом именно к нему. Но заносчивость, присущая всем умным людям совершенно не красила его в то время. Четвертый помнил хорошее, но он же помнил и то нервное перенапряжение, накрывающее с головой, когда человек переживает потрясения. Испытывать продолжительное время любые невероятно сильные эмоции, пусть даже и положительные — это пытка для любого нормального человека. Не зря же говорят: «счастье любит тишину». Именно из-за этих воспоминаний он и был таким нестабильным. Четвертый хотел, чтобы в жизни и его, и окружающих его людей, происходило только хорошее, но при этом прекрасно понимал в глубине в души — это невозможно. Понимал и боялся того, что за белой полосой неизбежно последует чёрная. Агрессия — это реакция на потаенные страхи, а Четвертый состоял из них более чем полностью. Возможно, как бы парадоксально это не звучало, но он боялся жизненных ударов даже больше Шестого. Из-за любой мелочи он легко мог перейти от спокойного состояния к враждебному, и эта гиперчувствительность здорово мешала ему жить. Говоря о Шестом — тот собрал в своей голове самые печальные и тоскливые моменты, которые когда-либо видел и переживал Черный Джокер. И все это отложило на нем отпечаток. Шестого мало когда можно было застать радостным или хотя бы спокойным. По детству он с трудом справлялся с параноидальными мыслями и дергался по любому поводу, да и без них тоже. Он часто зацикливался на своих проблемах и сбегал от окружающих в свой собственный внутренний мир, не находя ни в ком отклика. Проблема одиночества всегда стояла для него остро, что в ранние годы, что спустя сто пятьдесят лет. Седьмой, единственный из них всех знал итальянский. И если Второй ещё мог понимать некоторые его фразочки, то остальные вечно недоумевали о том, что тот говорил. Помимо этого, «Ромео» был влюбчивым до крайности и бегал за каждой юбкой, попавшей в его поле зрения. Проблема у них с Шестым была схожая — он тоже страдал от нехватки внимания со стороны, но только не дружеского или семейного, а конкретно женского. Часто он попадал из-за этого в невероятно идиотские истории из-за чего мучился потом долгое время и убивался. Сам — от обычного стыда, все остальные — от «испанского». Хотя все-таки что-то положительное в его безграничной зацикленности на отношениях было — вел себя Седьмой как истинный джентльмен, галантный и вежливый, ибо, по его мнению, дамы на меньшее бы не клюнули. Умение красиво рисовать досталось как ни странно пиковому валету. Видимо, раздражение и недовольство своими работами часто настигали Создателя в начале его творческой карьеры, вот Пятый и получил это конкретное умение. Вторым клоном с художественным талантом в их компании был Седьмой, но он редко творил что-нибудь, предпочитая живописи поэзию и общение с девушками. Отметая рисование, именно по Пятому и Первому можно было сказать отчего те были детьми. Ведь они оба олицетворяли присущие по большей части детям качества — неуёмное желание всем пакостить, выросшее из романтизации легионов интернетных анонимусов, воздающим всем не нравящимся им по заслугам, и любознательность. Прозвище «Философ» прочно привязалось к Третьему — будучи хладнокровным и несколько ленивым тот обожал вместо того чтобы разговаривать нормальными словами, как и все обычные люди, ударяться в глубокомысленный пафос цитат и крылатых выражений. Жизнь его отравляло то, что во всём происходящем он был лишь сторонним наблюдателем, никогда ни во что не вмешивающимся. И где одни сказали бы — вот оно, истинное просветление и отрешенность от мирского, сам же Третий глубоко в своем сердце ощущал сосущую пустоту. Однажды, о том, что он неспособен испытать к окружающим хоть каких-нибудь сильных эмоций, Третий крупно пожалел, но ситуации это не исправило. Бубновому валету же вкупе с патологической забывчивостью достались и воспоминания, которые можно было отнести к разряду «детских» и более примитивных. Но так, наверное, и случается, когда олицетворяешь любознательность? Естественным путем сохранить такую черту можно было лишь, будучи крайне увлеченной чем-то натурой; ребенком или человеком у которого были проблемы с памятью. Магия, как стало потом известно, никогда не шла по пути усложнения при создании чего-либо и Первый не стал исключением. Ему выпали два последних варианта — он был и одним из самых младших клонов и едва мог вспомнить своё имя время от времени. О какой малой толике «помнил» Пиковый Король — не знал никто, но подозревали, что ни о чем хорошем, раз он вечно ходил такой угрюмый.

***

Во время их пребывания в реальном мире было всего лишь два жёстких правила, нарушать которые было нельзя ни при каких обстоятельствах. Во-первых они не должны были мешать Создателю, чем бы тот не был занят. Во-вторых, им разрешалось находиться дома, но выходить за его пределы, когда там был хоть один «Фёдор» — нет. Ни у кого не должны были возникнуть вопросы по поводу того, почему один и тот же человек находится в двух разных местах одновременно. А то, что в каждом из восьмерки посторонние (несмотря на то, что те имели разительно отличающуюся внешность, манеру поведения и даже возраст) каким-то магическим образом видели лишь их Создателя, было доказано и проверено не раз и не два. Дом его был нейтральной территорией, и со временем Создатель разрешил им появляться там не по очереди, а группами. Ведь, никому не хотелось сидеть в пустом Карточном Мире, пока остальные веселились на воле. Однако, ужиться в замкнутом пространстве квартиры, клонам было тяжело. Они отличались характерами словно небо и земля, и для всей восьмерки большим удивлением было то, что они умудрились пережить тот год и в процессе не поубивать друг друга. Они частенько ругались тогда, и по поводу, и без. Однако, самым страшным камнем преткновения стали имена. Долгое время, избегая этой скользкой темы, клоны обращались друг к другу по масти карты и её номиналу, но это было нудно и долго. Потом перешли на порядок их появления на Земле, тот самый который «помнил» Шестой, но многих он не устраивал, так что из-за вечных криков и ругани его тоже забросили. Из-за этого и из-за того, что однажды Пятый разбил Четвертому в очередном споре нос. В итоге выход нашел вышеупомянутый Четвертый, который заявил, что раз уж у них на всех одно имя в реальном мире, то нужно придумать имена для внутреннего пользования в Карточном. «Проще простого и никто тогда не будет больше ссориться!» Как известно, инициатива напрягает инициатора, а потому и «придумывание» спихнули на Четвертого, но тот оказался и рад. Ему, мало заинтересованному учебой, всё равно нечем было заняться на досуге. Так вот с легкой руки Четвертого они все и получили имена.

***

«Я буду Феликсом», — радостно сказал Четвертый собравшимся в зале собратьям, спустя парочку дней, честно потраченных на раздумья. «А это имя что-то значит?» — спросил Первый. «Феликс — это «счастливый» на латыни. Старое имя, которое родилось из древнеримского прозвища», — объяснил ему Второй, не отрываясь от учебника по теоретической механике. Времени у него с плотным графиком было мало для чтения «внепрограммной литературы», но всю школьную физику он уже изучил, а потому принялся за институтскую. «Лучше бы выбрал то, что переводится как скромны…» — ехидно начал Пятый, но Седьмой с проворностью ковбоя, достающего на дуэли револьвер, закрыл ему рот ладонью. Никому из собравшихся точно не хотелось на протяжении всего вечера вновь слушать их препирательства. «Отличное имя, мой дорогой, просто отличное, тебе идет. Надеюсь и всем остальным ты выберешь такие же, подходящие», — Седьмой одобрительно кивнул своему валету, в то время как Пятый безуспешно слюнявил ему руку в попытках её прокусить. Услышав слова одобрения Феликс просиял. Даже несмотря на то, что они были простой дежурной вежливостью. Конечно, ни для кого из клонов, не воспринимающих его затею всерьез это не было важно, однако, это было важно для него самого.

***

«А тебя оно бесит?» — поинтересовался Пятый, когда Феликс сказал, что ему подошло бы имя «Вару». Феликс молча уставился на Шестого, застывшего за спиной Пятого, ища моральной поддержки. Тот одними губами проговорил: «реверсивная психология, вспомни реверсивную психологию!» «Э… да?» — Феликс знать не знал, ни о каких таких психологиях. Ни о «реверсивных», ни о вполне обычных, так что выдал один из двух возможных вариантов, поставив на него всё. Благо, интуиция не прогадала. «Отлично! Ну тогда, так уж и быть, буду Вару» То, что это слово, переиначенное от английского «war», Феликс ему конечно же не сказал.

***

«Габриэль» «Что?» «Это теперь твое имя» Первый сидел на подоконнике болтая ногами, в такт раздающейся из телевизора музыке. В то же время, он, греясь лучами позднего осеннего солнышка, внимательно слушал Феликса. Однако, по выражению его лица сложно было сказать, устраивает ли его придуманное имя, или нет. «А чё вдруг такое?» — оторвал кудрявую голову от диванной подушки Вару, судя по всему следивший всё это время за чужим разговором. Феликс посмотрел на него растерянно. Он явно не ожидал, что к его выбору у кого-то могут возникнуть вопросы. «Не знаю. Он же эльф, вот и имя эльфское. А еще мне кажется, что оно как-то связано с прошлым Создателя… но я не уверен. Эта часть воспоминаний досталась кому-то другому», — поделился своими незамысловатыми думами Феликс, пожимая плечами. Бóльшую часть имен он подбирал исходя из своих внутренних ассоциаций, потому что так чувствовал, поэтому каких-то сложных аргументов в их защиту и не мог привести. «Ага, тупое», — хохотнул Вару, возвращаясь к своему послеполуденному сну, от которого его отвлекали шумом всякие противные идиоты, решившие разговориться ни с того ни с сего. Первый на реплику Вару сощурил свои большие темные глаза и мирно улыбнулся. «А мне нравится» Довольный Феликс посчитал своим моральным долгом показать Вару язык, даже если тот этого и не увидел.

***

Седьмого этот разговор настиг вечером того же дня, в прихожей. «Ромео? Ну, думаю с твоей подачи оно и так уже успело ко мне прилипнуть, так что я не против. Вполне подходит, такому джентльмену как я», — он комично задвигал бровями на последней части фразы, красуясь пестрой охапкой цветов, что держал в руках. Поправив бабочку, и осмотрев тщательно уложенные лаком волосы, Ромео ослепительно улыбнулся своему валету и скрылся на улице, пока Создатель не заметил, что он опять сбежал на свидание с той самой очередной «единственной и неповторимой». Феликс довольно улыбнулся. Ну что же, хотя бы здесь всё прошло относительно гладко.

***

«Хочешь, сыграем в игру?» — Феликс повис на Третьем, ухватившись руками за его плечи. Тот хоть и был едва выше Феликса, но силы у него было не занимать. Он с легкостью мог катать его хоть весь день у себя на спине, пока кому-нибудь из них это не надоест. Но в этот раз Третий не стал идти на поводу у игривого настроения Феликса и мягко отстранился. «Работа — это то, что человек обязан делать, а игра — это то, чего он делать не обязан», — отозвался он, явно имея в виду, то, что сегодня он заменяет в школе Второго, и чтобы не опоздать, выходить ему нужно с минуты на минуту. «Да ладно тебе! Это недолго, зато узнаешь, что за имя я тебе придумал, обещаю, оно тебе понравится. Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!» — затараторил Четвертый ещё крепче цепляясь за чужие руки. Их обладатель кивнул, сдаваясь под чужим напором. «Ура! Ну что, тогда начнем? Я произнесу цитату, а ты угадывай, чья она», — поняв, что Третий никуда от него не денется, Феликс тотчас же отпустил его и рухнул на диван напротив. «Разумно слышит тот, кто примечает», — улыбнулся он и Третий спокойно покачал головой. Такой фразы он еще не слышал, но запомнил, ибо мысль показалась ему достаточно мудрой. «Нет? Ну, может быть, тогда следующая: «Отсюда ясно, что любовь — начало, как всякого похвального плода, так и всего, за что карать пристало», — нараспев произнес Феликс, но и на тут не услышал ответа. «Ох… и вторая? Ну тогда прочту чего попроще. Узнать тебе пора, что при подъёме кажется сначала, всегда крутою всякая гора, но выше мы взбираемся, и мало — помалу путь удобнее идет, и та тропа что силы отнимала, вдруг легкой станет…» «Это Данте Алигьери, из той Комедии что стала после его кончины зваться «Божественной», — сказал Третий, вызвав у Феликса бурный восторг. «Ну вот, угадал же в итоге к чему была отсылка. Я просто заметил, что ты недавно начал читать эту книгу, и что она первая, что тебе так сильно понравилась. Столько в ней закладок! Наверное до остальных отрывков ты ещё не дошел, но согласись, имя её автора тебе очень подходит», — сиял довольный своей наблюдательностью Феликс и Третий тоже ответил ему полуулыбкой. «Спасибо. Я ценю твои старания», — тёплая ладонь легла на пшеничного цвета волосы и ласково растрепала их. «Да не за что. Это ведь так… да и в любом случае, ради тебя я рад стараться», — Феликс вновь улыбнулся, но на этот раз более искренне и скромно. Его щёки подернулись румянцем, — «ты же и сам знаешь, Данте» Данте согласно кивнул. «Знаю»

***

«Вот, держи», — Феликс протянул лист с очень криво написанным на нём кандзи Второму. Тот строго посмотрел из-под блестящих на свете стеклышек-половинок на Феликса, а затем обратно на листок. «И что это такое, позволь спросить?» — к червовым с недавних пор Второй относился с прохладцей, потому что те окончательно забили на учебу и теперь, по его мнению, только путались под ногами со всякими неблаговидными предлогами. «А… ну ты же немного знаешь японский, так? Можешь прочесть?» — Феликсу вдруг стало неловко из-за ледяного тона Второго, что он вообще затеял всё это, но он постарался улыбнуться пошире и отмести эту мысль куда подальше. Несмотря на то, что Второй был довольно вредным и занудным временами, никто не должен был оставаться без имени, так Феликс считал. К тому же в трефовом короле можно было разглядеть и положительные черты временами… если постараться. «Chomeina Kuromaku, что дословно переводится как «серый кардинал», — бесцветным голосом произнес Второй. В его глазах отразился немой вопрос о том, пользовался ли Феликс для перевода фразы ПРОМТОМ или нет. «Верно! Может быть вышло и длинновато, но я не откажусь от того, что имя стоящее», — стараясь не смотреть в глаза Второму наигранно рассмеялся Феликс. На самом деле, он уже раз десять пожалел о том, что просто не выкрикнул новое имя Второго и не убежал искать себе занятие поинтереснее, чем продолжать разговаривать с самым скучным из клонов. «Если ты потратишь ещё больше своего времени на поиск иного варианта, это будет нерационально, так что я возьму его вторую половину», — серые глаза перестали прожигать во лбу Феликса дыру и тот с облегчением выдохнул. Листок же с корявой каллиграфией Куромаку спрятал в один из карманов своего пиджака. «Ну вот, и еще у одного из нас появилось имя. Но, Феликс, почему именно японский, если не секрет?» — искренне удивился Ромео. Не успел Феликс и рта раскрыть, как в разговор тут же встрял Вару. «Потому что он — латентный виабушник, который прется по 2d мальчикам, и вдобавок пидора…» — в лицо ему прицельно прилетела подушка и Вару свалился под стол с табурета. И опять ему не дали договорить на самом интересном месте! «Где ты только таких слов понахватался?» — выражение лица Куромаку было такое, будто тот хотел сказать что-то вроде: «блядство, разврат, наркотики», но сдерживался лишь из своей интеллигентности. «Да, известно где, на имиджбордах. Ещё парочка таких заходов и ты смело можешь проводить исследование на тему того, как форумы формата /b/ развращают детей, делая их троллями», — с видом умудрённого взрослого, отпивая бергамотовый чай, качал головой Ромео. «Тролль? Да это так, троллёнок скорее», — Феликс обнял хмурящегося Вару, который со слезами на глазах потирал ушибленную голову. Хотя, выглядело это скорее не как нежные объятия, а как попытка придушить кого-то не в меру болтливого. Пока Вару с возмущением пытался отлепить от себя чужие руки, Куромаку строго сказал ему: «Вот Восьмого на тебя нет. В его присутствии ты всегда ведешь себя как шёлковый» И в этом Куромаку был прав. Пиковый Король всегда внимательно следил за своим валетом. Если Создатель ругался на Вару, то темный король заслонял его собой и разговаривал с Федором так, будто хотел вцепиться ему в глотку. Точно мама-волчица, оберегающая своё драгоценное дитятко. Хотя, Вару после разбора полетов и мог потом прилететь профилактический подзатыльник (а то и два, если тот опять доставал кого-нибудь), но в целом, было видно, что его Пиковый Король воспринимал как своего мелкого бестолкового брата и заботился о нём по мере сил и возможностей. Вообще, практически ко всем валетам Пиковый Король относился с бо́льшей снисходительностью, нежели чем к их королям. Как бы они все не побаивались его — замкнутого и диковатого, никому из них он никогда не сделал ничего плохого. Напротив, он старался отстаивать интересы клонов, если возникали какие-то спорные ситуации. Семейное, «стайное» самосознание у него всегда было очень сильное.

***

«А ты… Возьмёшь себе имя?» — Феликс с нескрываемым интересом воззрился на Пикового Короля, со скрипом водящего по ножу точильным камнем. Оружие сидело как влитое в бледных, просвечивающих ладонях и в этом сочетании была какая-то особенная, хотя и жуткая красота. «Я — Пиковый Король, это и есть мое имя», — ответил он, аккуратно проверяя пальцем остроту лезвия. Тему он не считал для себя важной, а потому не стал отвлекаться от своего занятия. «Но это же не имя, а карточные титул и масть. Почему ты вообще так цепляешься за них?» — задавать нескромные вопросы было прерогативой Габриэля, но и Феликс порой ударялся в излишнее любопытство. И ему было очень жаль, что от получения имени Пиковый Король отказался! Ведь ради него Феликс даже провел небольшой опрос среди других клонов, чтобы выяснить, какое, по их мнению, имя ему подойдет. Самые дельные, по мнению Феликса, варианты предложили Куромаку с Ромео — «Фобос» и «Деймос», в честь греческих богов страха и ужаса. «Потому что так меня звал отец», — тихо произнес помрачневший Пиковый Король. Очевидно, что говоря «отец» он имел в виду Красного Джокера. Обычно, Восьмой, как и Данте был спокоен бóльшую часть времени и, хотя он и мог прикрикнуть на Вару, или зарычать своим театрально низким голосом, мало что могло по-настоящему задеть его и выбить из колеи. Нарушить его душевное равновесие. Именно поэтому его нынешнее поведение было странным. «И вообще, мы все — карты, а не люди. Этой игрой «в человечность», с именами и прочим, вы меня бесите», — раздраженно добавил он, принимаясь затачивать новый нож. «Ой… Да? Не знал что ты сильно против этой идеи. Нуууууу иии может быть тогда сойдемся на компромиссе? Всё-таки «Пиковый Король» — слишком длинно для произношения, а каждое слово по отдельности звучит не очень красиво», — решил попытать удачу Феликс. Он не хотел так просто сдаваться. «И каковы альтернативы?» «Ха, ну, мне кажется, что «Пик» вполне себе звучит. Как думаешь?» — улыбнулся Феликс, с надеждой посматривая на старшего клона. «Плевать, называй как хочешь. Только на кухне мне не мешайся больше», — хмуро отрезал он, явно показывая что их разговор окончен. Ни явного протеста этой идее, ни одобрения Пиковый Король так и не высказал.

***

К Шестому эта история относилась ровно так же, как и ко всем остальным. Правда, ему «имя» Феликс придумал самому последнему и больше даже случайно. Главную роль в этом деле сыграло одно непогожее утро. «Сегодня будет дождь. Так что ты бы взял бы с собой дождевик или зонтик», — тихо, как и всегда, когда он разговаривал с людьми, сказал Шестой Феликсу, в то время как тот собирался переступить через порог. «Да ну тебя, на улице же Солнышко! И по телеку шторма не передавали, так что тащить с собой кучу всего мне как-то не упало. Сменка, учебники, физ-ра… если и зонт брать, то точно чего-нибудь потеряю. Так что буду надеяться на лучшее», — отозвался Феликс, легкомысленно забив на увещевания Шестого. Однако, после парочки таких раз, попав под ливень, или хуже того — ливень с грозой, Феликс начал прислушиваться к советам другого валета. Но как ни старался он выведать секрет Шестого, (откровенно не веря в то, что погоду можно предсказывать), ничего у него в итоге так и не вышло. «Ты гадаешь? Или пользуешься магией?», — не мог надивиться Феликс, вертясь вокруг Шестого, покуда тот сушил полотенцем свои длинные бирюзовые волосы. Шестой пожал плечами. «Никакой магии. Просто знаю и всё» «Ага, знаешь и сам забыл зонтик», — улыбнулся Феликс. Шестой пожал плечами, ему нечего было на это ответить. Ведь то, что ты чувствуешь погоду ещё не означает того, что ты перестаешь быть рассеянным. «Слуууушай… а это идея. Может, будем звать тебя так?» — вдруг спросил ни с того ни с сего Феликс, сделавший вид, что он задумался. «Как?» «Зонтик!» «Зонтик?», — переспросил Шестой «Ага. Тебе же нравится?» Взгляд Шестого был долгим и озадаченным. Всем придумали имена как имена, а ему одному досталось чёрт-те что, как и всегда. Но Феликс выглядел таким довольным своей находкой, что огорчать его Шестому не хотелось и он смиренно вздохнул. «Ну это лучше чем ничего. Наверное…», — согласился он.

***

Будни летели незаметно. В то время, когда клоны не находились в Карточном Мире, они посещали школу, делали уроки, выбирались в город, иногда ругались друг с другом, а после — мирились. Иными словами, жили как любые дети их возраста. Хобби у них были такие же, совершенно обычные, подростковые. По ним нельзя было сказать, что их владельцы — лишь неполноценные отражения человеческих черт или то, что они были созданы из магии какими-то не такими. Зонтик, например, часами мог пропадать в библиотеке, зачитываясь классической литературой; Феликсу по нраву было уделять время общению; Данте — медитировать в доме или во дворе; Габриэлю — скитаться по городу и его окрестностям в поисках новых мест. Ромео бегал за девушками на свидания; Куромаку — закапывался в туториалы на интернет-форумах по изготовлению всяких технических приблуд. А Пик иногда молча садился рядом с Вару, когда тот вставлял в старенький DVD плеер очередной диск с аниме. У Создателя их было много, однако из японской мультипликации он видимо уже вырос. Но если Фёдора аниме теперь не шибко привлекало, то тёмному королю, судя по всему нравилось. С Вару они во время просмотра сидели в абсолютной тишине. Никто из них не хотел тратить свободное время на разборки и отвлекаться от сюжета. Максимум того, что Пик делал — так это многозначительно хмыкал, когда на экране появлялся злодей, пафосно орущий о том, что он уничтожит мир. Его, это, кажется забавляло. Во всех историях Пика привлекали именно антагонисты, потому что сериалы в жанре «повседневность» он не удостаивал своим вниманием. Компанию в просмотре ромкомов Вару составлял Феликс, реже — Ромео. Последний всегда искренне расстраивался если главный герой мутил не «с лучшей девочкой сериала», по его мнению. «Озабоченный ты. Кроме отношений ничё в голове у тебя и нету», — как-то раз улыбаясь сказал ему Вару. «Я — мужчина, мой хороший. И то, что я много времени уделяю поиску избранницы — это нормально», — гордо вздёрнув подбородок ответил тогда Ромео. Выглядел он в лучшем случае, как старшеклассник, коим и являлся, но сказать об этом Вару Ромео не успел потому, что в разговор вклинился проходивший мимо Куромаку. «Вару прав. Лучше бы уроки учил, а не о любви думал» «Для уроков есть ты и Зонтик. Вы оба о логике. А я — для личной жизни, потому что олицетворяю любовь. Нужна же она Создателю хоть какая-то», — Ромео бросил мимолетный взгляд на недовольного короля другой масти, маячившего у него за спиной. Тот держал в руках кружку крепкого кофе. Это была, кажется, уже третья выпитая им за день. Эх, Куромаку-Куромаку, такой молодой, а уже с зависимостями. «Если ты не заметил, её он прекрасно налаживает и без нас. Пока мы посещаем школу», — взгляд Куромаку стал колючим и холодным. Он не мог принять никаких оправданий тому, что многие клоны забили на учёбу. И конечно же столь непосредственное «я для неё просто не предназначен» не могло его не бесить. «Ладно-ладно, подловил. Может быть не для него, а для себя. Может быть, я хочу свою личную жизнь. Может быть, я хочу встретить хорошую девушку и встречаться с ней, как нормальный человек» «Только этого ещё не хватало. Нытья твоего, Ромео. Ты же сам прекрасно знаешь, что мы тут не для этого» «Да? А для чего же тогда? Всю работу сделаем, а потом что? Addio, cari amici! Обратно вернемся, туда? И до самой смерти там проторчим?» Да, хоть изначально Черный Джокер и сказал им, что они пробудут в реальном мире до тех пор, пока не помогут ему с экзаменами, восьмерка, каждый из них, тайно надеялись, что Создатель передумает и за хорошую службу дарует им свободу. Однако, с каждым днем, чаяние это становилось всё не реалистичнее и не реалистичнее. Клоны начали понимать, что не смогут остаться на Земле из-за кучи различных причин. Начиная от банального отсутствия денег, заканчивая тем, что родители Фёдора ничего о картах не знали, а тот и не собирался им объяснять. Некстати осложняла всё и магия, из-за которой клоны для других, реальных людей выглядели одинаково. «Не пугай ребенка, идиот», — процедил Куромаку, гневно сверкнув серыми глазами на распалившегося Ромео. «Мне двенадцать, я не ребенок!» — в ответ возмутился Вару, но выглядел он и вправду испуганно. Ромео раздосадованно махнул на них обоих рукой. «Пугай, не пугай, какая разница? Всё равно конец один. Не думаю, что Создатель хоть кого-нибудь из нас выборочно пожалеет, даже детей. И здесь оставит» «Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я придумаю. Выкрутимся», — мрачно сказал Куромаку. Он прикончил остатки кофе без сахара даже не поморщившись и удалился восвояси, доделывать очередной конспект. Учебы перед экзаменами было много, и как справедливо отметил Ромео, нормально учились, не отлынивая только трефовый король да его валет, так что помощи Куромаку ждать было неоткуда. Времени, отведенного им в этом мире, осталось катастрофически мало. И несмотря на то, что Куромаку мог вычислить логарифм, или мысленно перемножить два четырехзначных числа, несмотря на то, каким умным он бы не был, никакого плана предложить он так и не смог. Поэтому весной, после разговора с Создателем, который на корню разрушил все их надежды, план предложил Пик.

***

«Я очень благодарен вам за помощь, правда! Без вас мне бы пришлось тяжко. Но, больше никаких уроков, домашки и уборки — через неделю вы будете свободны, и вернетесь в свой родной мир», — так и начался тогда тот самый разговор. Создатель, произнося эту маленькую речь улыбался, не было никаких сомнений в том, что он говорил от чистого сердца и в том, что он искренне считал, что избавляет их от долга и тяжелого труда. Видимо, со временем Фёдора замучила-таки совесть и он справедливо рассудил, что заставлять делать других (пусть даже и не совсем людей) за себя грязную работу — не есть хорошо. Тишина, опустившаяся на гостиную, в которой собрались старшие карточные масти, была тяжелой и гнетущей. Всё, чего они так боялись осуществилось. Все глаза в зале были обращены к Федору, но Куромаку на мгновение отвлекся и мельком взглянул на Пика. Тот с явным трудом держал лицо — руки, которые он крепко сцепил за спиной дрожали, а зрачки сделались рубиновыми — явный признак того, что Пик был в бешенстве. Ромео, тоже заметивший перемены в нём, неловко прокашлялся, разбавляя паузу. Специально отвлёк внимание на себя, дабы не дать Пику ни малейшего шанса сорваться. «Ну тогда насладимся же последними деньками в реальном мире. Верно, ребята? Если это всё, что ты хотел сказать, Создатель, то мы откланяемся. Держать нас всех здесь одновременно… должно быть не слишком полезно для твоего здоровья» Фёдор кивнул и клоны вереницей зашагали обратно к порталу, но Ромео всё так же улыбался, не сдвинувшись ни на дюйм. Выражение сидело на его лице точно приклеенное, он чувствовал, как по его вискам стекают капельки пота. Господи, лишь бы он ничего не выкинул, лишь бы Создатель не заметил, — думал про себя Ромео, покуда его сердце стучало как бешенное. Он со страхом следил за Пиком, что явно с большим трудом зашел в портал. Боялся, что тот не удержится и попытается навредить Чёрному Джокеру. Но несмотря на все свои опасения вслух Ромео сказал совершенно иное: «Удачи тебе завтра, Габри. Встретимся уже после школы, по ту сторону», — Ромео помахал ему рукой и последним покинул реальный мир. «Ага, спасибо, но удачи с чем?», — донеслось до него вопрошающее эхо. Однако, как только портал закрылся за спиной Ромео, иллюзия спокойствия слетела напрочь. Пиковый Король взвыл как раненый зверь и магией призвал в руки свою золотую секиру. Взмах — и одна из колонн орхестры обрушилась вниз с громогласным грохотом и треском. Тёмный король тяжело дышал, его нечеловечьи глаза яростно полыхали во тьме. «Он не собирался? Он ведь никогда и не собирался, да?! Не было и шанса, что он оставит нас в реальном мире! Поэтому тебе и пришлось пожертвовать собой… Поэтому пришлось умереть!» — Пиковый Король кричал, до хрипоты срывая голос и продолжал размахивать оружием. Древняя земля Сердца Мира ходила волной под могучими ударами, а магия, дикая и тёмная, вышедшая из-под контроля, вилась тысячей черных змей у его ног. Вару испуганно вжался в левое плечо Данте, с другой стороны за ним спрятался Зонтик, а Феликс, не сводя широко распахнутых в ужасе глаз, с обезумевшего от ярости короля отступил к Куромаку. «С кем… с кем он разговаривает?» — трепеща от страха спросил Феликс. «Не знаю и знать не хочу», — стиснув зубы выдавил Куромаку.

***

«Раз он не хочет даровать нам свободу по-хорошему, будет по-плохому. Мы должны забрать своё силой», — сказал Пик, более-менее успокоившись после своего чудовищного приступа гнева, зло выплевывая каждое слово. Оставшаяся шестерка клонов покорно молчала. После внезапной вспышки ярости, перечить ему боялись все, даже Данте и Куромаку. Таким Пикового Короля ещё никто из них не видел, и они всерьез опасались, что успели сложить о нем неверное мнение. Теперь каждый из них так или иначе считал, что Пик был нестабилен и опасен. Тёмный король, тем временем, не замечая затравленных взглядов, ходил взад-вперед, продолжая говорить. «Ладно… поступим следующим образом: вы продолжите появляться там как ни в чем не бывало и делать всё, о чем он вас попросит. И не в коем случае не будете ему перечить! А когда он наконец выпустит меня, последнего в реальный мир, то я найду наши карты и заставлю его освободить нас. И чтобы никакой самодеятельности! Это перескажете и Габриэлю, чтобы он был в курсе. А всё необходимое я сделаю сам», — впервые на памяти всех собравшихся Пиковый Король говорил так долго и с таким жаром. Речь его была на удивление проникновенной, хотя и лишена поэтических оборотов. Тогда, многие, отчасти напуганные перспективой навсегда остаться в холодном темном мире, отчасти напуганные самим Пиком, отчасти зачарованные его ораторским талантом посчитали хорошей идеей взять судьбу в свои руки. А затем — сбежать так далеко, где и сам Черный Джокер их не достанет. Все включились в этот план, предвкушая скорые перемены — но к добру или худу? Тут уж сложно было сказать наверняка. Был лишь один клон, которого не зацепили ни угрозы Пика, ни его увещевания. Несложно догадаться, что клоном этим оказался Феликс.

***

На деле до самого последнего он колебался. Раздумывал, а стоит ли идти на поводу у большинства? Ведь Фёдор пускай и создал их всех из эгоистических побуждений, всё равно дал им многое, показал реальный мир. Да и неизвестно, что было бы с картами, попади они в чужие, дурные руки. Так что может быть, не так уж и плохо было исполнять его ребяческие желания вроде переписывания домашки или хождения в школу? Это ведь никому не вредило. Говоря о вреде — увидев то, как легко Пиковый Король сорвался пару дней назад, Феликс и не мог точно сказать, что Фёдор не пострадает, если они решатся сбежать. Что Пик просто «поугрожает» ему ножом, как это и оговаривалось заранее. Тяжелые мысли родили в голове Феликса лишь один итог — Пику нельзя было дать ранить Фёдора или тем более — убить его. Но от одной только мысли о том, что в таком случае нужно будет пойти против решения самого сильного из клонов, а после — нести «предательское бремя» всю оставшуюся жизнь у Феликса кровь стыла в жилах. Он хотел Фёдору помочь, но никак не мог на это решиться. Окончательную же точку в раздумьях Феликса поставило одно происшествие. В последний день, когда он находился в реальном мире, зазвонил домашний телефон и Феликс имел неосторожность ответить на звонок. Хотя, ему, как и всем остальным клонам строго-настрого воспрещалось это делать. Забывчивость нагрянула на Феликса как раз из-за того, что он был загружен невеселыми мыслями. Трубку он схватил на чистом автомате. «Алло?» «Привет, милый, ну как ты там, трудишься перед экзаменами? Всё успеваешь?» — раздался по ту сторону провода теплый женский голос. Услышав его Феликс замер, на мгновение даже перестав дышать. Учебник, который он держал в другой руке, с глухим стуком упал на ковёр. Чудом та же участь не постигла и саму трубку телефона. «Д… да, успеваю», — от волнения голос Феликса задрожал, но он всё же нашел в себе силы ответить хоть что-нибудь. На самом деле, разговаривать с ней, после всего того, что они хотели сделать, Феликс не имел никакого морального права. Ведь он был ничем не лучше ни Куромаку, ни Ромео, ни Зонтика, раз не перечил Пику. Раз был таким же малодушным, как и все они. «Федь, я что звоню сказать, мы скоро приедем. Билеты взяли на второе число, ты там хоть в доме уберись что ли» «Хорошо, уберусь» «У тебя там все хорошо? Голос какой-то грустный», — интонация её дрогнула и стала вдруг взволнованной. На глаза Феликса навернулись слезы. И почему всё должно было окончиться именно так? Феликс ведь искренне не хотел того, чтобы его Создатель не встретился с нею, но судя по всему, к этому ведь и шло. «Не переживай, я просто устал из-за подготовки… да, экзамены — важная шутка, все дела», — Феликс заговорил чуть громче, фальшивым бодрым голосом. По щекам он с силой растер непрошенную влагу. «Бедный, совсем загнали вас в этой школе уже. Ну ничего, отстреляешься и забудешь это всё как страшный сон. Не перетруждайся там слишком сильно, ладно? Боже ты бы знал, как я соскучилась, но это ничего, скоро встретимся. А сейчас надо по делам бежать, хорошо что у тебя всё в порядке. Пока, люблю тебя» «И я тебя… мам» После того, как голос сменился гудками, Феликс ещё долгое время не мог успокоиться и прийти в себя. Телефон он продолжал держать в руках до самого вечера, пока не наступили сумерки. Как бы они смотрели в глаза друзьям Создателя, его матери, другим его близким людям, если бы посмели совершить задуманное? Как посмели бы жить под личиной человека, которую так чудовищно отняли бы? Нет, Фёдор не заслуживал такой участи. Феликс тяжело вздохнул. Он был бледен как мел, но вид имел решительный. Пусть он и был слабым, да и умным откровенно говоря тоже не был, пусть он не обладал никакой особенной магией, но Феликс поклялся себе тогда, что помешает Пику, если тот зайдет слишком далеко.

***

Первая часть плана была выполнена просто идеально — Фёдор ничего не заподозрил и не стал запрещать клонам появляться в реальном мире. С картами он тоже ничего не сделал и даже перепрятывать их на всякий случай не стал. А когда настал «день икс», Пик заговорил с ним перед своим возвращением в Сердце Мира. Тогда он низко опустил голову, не делая ни шагу назад, ни шагу вперед. Портал привычно мерцал за его спиной, но Пик лишь больше ссутулился, глядя на его всполохи и глубже засовывая руки в карманы своей толстовки. «Слышал притчу об отцах, заморивших своих детей до смерти? В ней говорится о двух разных семьях. В одной отец был фермером и еды у них было много. Но, из-за голодного детства он постоянно боялся, что она в один прекрасный момент исчезнет. Поэтому он сам много ел, а сыновьям не давал ни крошки. Те из-за этого умерли. Второй же, не имея с детства ни капли, напротив боялся, что дети его будут жить впроголодь. Поэтому кормил их даже тем, что изначально предназначалось ему. Предсказуемо, что и он умер тоже, а следом за ним — и его дети, потому что их некому стало содержать», — сощуренные глаза тёмного короля во полумраке сумерек мерцали алым. Пугающим и неестественным. «Крайне занимательная, а главное — оптимистичная история. Прям как ты любишь», — ответил Фёдор, не понимая к чему Пик тянет время и для чего рассказывает ему всё это. «Отметая твой сарказм, в этой истории есть нечто важное. Она заставляет задуматься над тем, кто был неправ» Пик выглядел угрожающе и особо спорить с ним Фёдору не хотелось. Возможно этот пространный разговор был его последним желанием перед тем как отправиться в родной мир? Именно из-за этих мыслей Фёдор и не стал его торопить. «Спрашиваешь меня? Очевидно, что они оба» «Это единственное, в чём наши мысли сошлись, «Создатель». Понимать эту вашу человеческую историю можно как угодно, но мне она видится как метафора о свободе. Если давать её людям слишком много, то они станут беспомощны и не смогут ничего сделать, когда их привычный уклад жизни рухнет. Но и отнимать даже мизер — это бесчестно. Оба героя — идиоты. Но напоминают мне кое-кого. Тебя, Чёрного Джокера, имеющего всё, но в жадности своей дававшего лишь крохи. Тем, за кого ты должен был нести по праву создания ответственность. И Красного Джокера, решившего добровольно умереть во имя благой цели, решившего не искать других вариантов. Нет, быть похожим на вас обоих я не желаю. Этот урок я усвоил уже очень давно. Лучше попытаюсь отобрать то, что моё по праву и потерплю неудачу, чем буду смиренно ждать своей смерти» Пиковый Король оскалился в рыке острыми зубами и вытащил из кармана нож.

***

Следующие события, для всякого, кто знает эту историю, едва ли нуждаются в подробном пересказе. Пик силой отобрал у своего Создателя карты, угрожая его жизни, и всё-таки смог выпустить остальных в реальный мир, но ненадолго. После, Фёдор смог лестью и уловками обмануть их всех и попытался отправить обратно. Раскусив этот план Пик действительно готов был убить его, но в последний момент вмешался Феликс и всё пошло наперекосяк. Их единственный шанс на спасение был упущен и клоны вновь оказались заточены во мраке пустого Карточного Мира. «Феликс», — устало позвал его тогда Пик, до слёз зажмурившись от обиды. Он впился в свои ладони ногтями до такой силы, что из бледной кожи пошла кровь. Но как бы Пику не хотелось дать ему по морде, он сдерживался, прекрасно осознавая, что это уже ничего не исправит. «Я тебе ничего не сделаю, но всё это твоя вина. Ты это понимаешь? Твоя вина, что мы останемся здесь и здесь же умрем. Если тебе жизнь Создателя была дороже наших, ладно, пусть так. Наслаждайся последствиями своего выбора. Будь уверен, теперь, у тебя на это есть целая вечность» После этого Пик отвернулся и ушел к дальней стороне алтаря. Озаряемый холодным лазурным светом, не дававшим ни капли тепла, он сидел там в одиночестве, не желая говорить ни с кем. Так же как Феликс чувствовал себя предателем, сделавшим неверный выбор, Пик в который раз чувствовал себя преданным. Время в Карточном Мире летело в десятки раз быстрее чем в реальном. В нём прошли месяцы, в то время как на Земле — мгновения. Клоны успели за это время переругаться до хрипоты, обсудить всё, на что хватило воображения и сил. И даже те из них, кто старался верить в лучшее и втайне надеялся на то, что рано или поздно за ними все же вернутся, в конце концов впали в отчаяние. В итоге, клоны друг от друга устали и в тишине стали смиренно ждать своей участи, какой бы страшной она не была. Но однажды, нарушив привычный порядок вещей, из реального мира к ним явился Фёдор. И никто не понимал, для чего. «Создатель? Зачем он тут?» — Зонтик отпрянул от искрящегося портала за спину своего короля. Но едва ли Куромаку мог ответить на его вопрос — ведь он был в таком же замешательстве что и его валет. «Ты выпустишь нас?» — с надеждой спросил Феликс, в отчаянии всплеснув руками, но Фёдор лишь покачал головой. «Нет, портал в реальный мир я для вас больше никогда не открою» «Тогда какого чёрта ты здесь забыл?» — зарычал Пик, не рискуя тем не менее приближаться к своему Создателю. Звериные инстинкты подсказывали Пику держаться подальше от того устройства, что тот держал в руках. Фёдор вновь посмотрел на Феликса, низко опустившего голову и его суровый и строгий взгляд, которым он ответил Пику, смягчился. «Потому что каждый имеет право на второй шанс»

***

Произошедшее после было не менее невероятным, чем само возвращение Создателя в Карточный Мир. Он разделил устройство, что держал на восемь и роздал каждому клону по одному. Даже Пика, скалящегося так, будто он хотел откусить ему руку, Фёдор не обошел стороной. «Эта машина — генератор вероятности. Она может исполнять в вашем мире любые желания, за исключением тех, что могут навредить кому-нибудь. С ней вы можете создать всё что пожелаете, однако, запас энергии генератора ограничен — используйте его с умом», — объяснил он и, махнув на прощание рукой, отбыл восвояси. Как только портал за ним захлопнулся, мир, будто бы дожидавшийся этого, взорвался миллиардом цветов, которые в единый миг слились в чистый белый. Земля ушла у клонов из-под ног и все они после недолгого полета попадали кто куда. Первым на ноги поднялся Пик. Он в недоумении задрал голову кверху и втянул в себя воздух. «Оно все ещё здесь, я чувствую это», — тихо сказал он, в растерянности водя головой из стороны в сторону. «О чем ты?» — решил уточнить у него Куромаку. «Я говорю про то место, алтарь. Мой дом. Он всё ещё где-то здесь, но будто бы… отдаляется», — Пиковый Король в задумчивости уставился на свой генератор и больше не стал ничего объяснять. «Значит, у нас теперь и правда есть возможность всё исправить? Мы можем сделать всё что угодно? Построить мир без насилия и войн, идеальный мир?» — в неверии протянул Феликс. Мысль о том, что его решение не обернулось по итогу катастрофой, немного подбодрила его, но выглядел он всё равно слегка пришибленно. «Жизнь не настолько скупа, чтобы дать нам лишь один шанс», — отозвался Данте. «Раз нам не дали жить в реальном мире, то обустроим свой. Создадим страны, людей. Но никто из вас не должен воевать или совать нос в дела других. Это понятно?» — Пик сурово сдвинул брови и смерил Вару тяжелым взглядом, тот невольно съежился и фыркнул. «В кои-то веки разумная идея», — согласился Куромаку, остальные послушно закивали. Пиковый Король, уверившись, что все внимательно на него смотрят, поднял руку вперед и создал на белой пустой земле флагшток с цветастым полотном. «Я пойду на юг и там создам свою Империю», — коротко сказал Пик и развернувшись ушел прочь. Ни то, что он знает где в пустом мире находится юг, ни то, что он выбрал именно эту сторону света никого не удивило. О первом — у Пика было какое-то дикое, почти звериное чутье, благодаря которому он понимал многие вещи, недоступные простым людям. А потому ему не составило труда опередить, куда нужно идти. О втором — Пик терпеть не мог всё, что было связано с зимой. Причиной тому было то, что он провел в Карточном Мире огромное количество времени, в темноте и холоде и видимо, сама мысль о том, чтобы жить на севере, вгоняла его в уныние. Да и в реальном мире, когда настала зима, он вечно хмурился, смотря на хлопья снега, летающие за окном. Хоть он и не говорил этого вслух, но было очевидно, что он мерзнет всегда, ведь даже в доме Пик носил перчатки со свитером. А на улицу так вообще выходил крайне редко. Он частенько засыпал, придвигая вплотную к радиатору кресло, хотя на Пика потом и ругались за это все, кому не лень. Фёдор за то, что двигать разваливающуюся мебель не стоило, от греха подальше, а Куромаку за то, что сидеть у батареи и оставлять на ней вещи было не пожаробезопасно. Но Пик не был бы Пиком, если бы не делал вид, что он глухой и совершенно не слышит ничьих причитаний. Согнать его с приглянувшегося ему места не мог никто. Вот и сейчас спорить с ним никто не решился. Зонтик отчего-то, посмотрев на Пикового Короля, отправился с ним по пути. Куромаку не стал его тогда останавливать, ибо в детстве отношения между ними были сугубо партнёрские, но никак уж не дружеские. Куромаку было в общем-то и плевать, что делает Зонтик. Если у того хватало наглости соседствовать с Пиком, то бога ради. Все шишки потом достанутся ему. Куромаку же в соответствии с решением Пика выбрал самое логичное, по его мнению, направление — прямо противоположное. Феликс поначалу плелся позади него и Ромео, подавленный и потерянный. Он будто бы не знал толком, куда ему пойти, но после, остановился на северо-западе, не решившись следовать за Куромаку до самого конца. Солнце вставало на востоке в реальном мире и Данте пошел бы туда, если бы не Вару, показавший ему язык и заявивший, что он хочет основать там свое государство. Данте невозмутимо пожал плечами и сместился левее к горизонту. Его и северо-восток вполне устраивал. Габриэль же, пошел туда, куда его вел взгляд. Он, в отличие от всех своих собратьев не основывал никакой страны и развлекал себя тем, что гонялся за Сердцем Мира, грозной тучей с той поры плавающим по свету. Словно мираж оно нависало то над городами, то над ничейными землями, но никто не мог в него попасть. Никто, до Габриэля. Спустя несколько лет скитаний он понял принцип, по которому Сердце появлялось в тех или иных местах и смог наконец вернуться туда, где всё началось. Тогда Габриэль впервые использовал свой генератор и пожелал узнать тайну этого места. Следствием этого всего стало то, что огонь на древнем алтаре вспыхнул лазурью ещё ярче. А мрачные тяжелые облака сменили свою расцветку с темной на пеструю и принялись рябить знаками вопроса. Сердце Мира рухнуло наземь и никогда больше не меняло своих координат. Его переименовали в Габрон и со спокойной совестью отметили на всех существующих картах. Однако ужасающую цену, тому, чтобы стать полноценным хозяином этого места и обязанности, что легли с нею на его хрупкие плечи, Габриэль осознал не сразу. Но, это уже сильно забегая вперед.