Лживые Боги должны умереть

«У Господа нет других рук кроме наших» — Библейская мудрость

Куромаку устало склонил голову набок. Ему вспомнились слова Данте, которые тот произнёс в их последнем разговоре: «Друг мой, ты знаешь, что не знаешь практически ничего. Полагаю, для умного человека сие довольно утомляюще» Несмотря на то, что манера Данте разговаривать цитатами уже стала притчей во языцех, конкретно с этим Сократовским утверждением Куромаку был согласен. В последнее время стало слишком много того, что он не мог никак логически осмыслить.       — Как она поможет попасть в Зонтопию? — глядя на улыбающегося путника и монетку, что тот держал, спросил Куромаку.       — Сама монета? Никак. Помогут её магические свойства. Стена создана из магии, а потому и преодолеть её можно только с помощью магии. Однако здесь есть один неприятный нюанс: у Стены есть что-то вроде примитивного самосознания, — странник поставил червонец ребром на барную стойку и раскрутил его, — чужих она пускает в страну только тогда, когда прикажет наше Божество. Ну, так это вижу я. Однако, на чистокровных зонтийцев этот запрет не распространяется. Именно поэтому я и смог выйти за её пределы, — червонец, замедлившись, со звоном упал на стол. Куромаку переваривал полученную информацию. В четыре утра, соображалось плохо, но вопросов у него накопилось уже приличное множество. «Раз жители могли свободно покидать страну, то почему за все прошедшие года ни один из них не попытался этого сделать?» Несмотря на то, что Зонтопия стала чересчур религиозной после появления Алебарда, что предположительно могло толкнуть её на путь политики близкий Варуленду (где внешний мир считался Адом) в ней не успело ещё вырасти поколение, которое безоговорочно поверило бы в такое. Многие из подданных Зонтика видели мир за пределами городских стен, и подобные россказни они не восприняли бы всерьёз. Значит причина крылась в чем-то другом. «В связи с чем возникает второй вопрос, а почему собственно он здесь? И принимая во внимание его последние слова, как тогда…», — Куромаку бросил задумчивый взгляд на странника.       — Как вы собираетесь провести меня туда? Учитывая всё вышесказанное, это должно быть невозможно. И вы до сих пор так и не сказали, с чем в Зонтопии нужна помощь, — Куромаку, устало опустил голову на сложенные замком руки, ожидая объяснений от собеседника. Но тот медлил, явно о чем-то размышляя.       — Насчет первого вопроса — нет, это не невозможно. Однако, нюанс о котором я говорил ранее… чтобы Стена пропустила чужака, придется пожертвовать кое-чем. Провести ритуал. Для этого, помимо жертвы и нужна монетка, с помощью неё — вещи, которая принадлежала когда-то зонтийскому Божеству, вы будете защищены от магии, скопившейся внутри страны. Без неё шансы выжить там откровенно говоря… невысокие. От этих слов Куромаку прошиб ледяной озноб. Сонливость с него как рукой сняло, когда он понял: дело только что приняло очень и очень скверный оборот. «Невысокие шансы? Сознание Стены? Да что за чертовщина там творится?» — судорожно думал он.       — А что за жертва, о которой вы… Старик выразительно фыркнул, сложив руки, утопающие в широком одеянии крест-накрест и отрицательно покачал головой.       — Ну, разве умелый фокусник будет раскрывать свои секреты раньше времени? Да и всё равно, объяснять нет особого смысла. Все серые, включая вас, не шибко разбираются в колдовстве. С ритуалом я разберусь сам, вы в его ходе никак не пострадаете. А что касается второго вопроса — я не могу рассказать с чем конкретно нужна помощь, потому что я проклят, как и все, кто живет в Зонтопии. Собственно, поэтому я и обратился к вам — кто-то должен разобраться в том, почему проклятие появилось и как его можно снять. А вот после этого заявления, Куромаку на все сто процентов мог сказать, что мирозданию придется очень, очень хорошо постараться, чтобы удивить его сегодня ещё сильнее. Куромаку открыл было рот, чтобы уточнить, а не ослышался ли он, но вместо слов с его губ сорвался лишь какой-то изумленный возглас.       — Ч…что? Боже, если бы его сейчас видел кто-нибудь из пиковых (в особенности Вару), то точно расхохотался бы во всё горло. Что было бы и не удивительно — наблюдать ситуацию в которой Куромаку не знал, что сказать, приходилось один раз на миллион. Но, в этот день, кажется, все звёзды сошлись на небе. И бессонная ночь, и странный путник, просящий о помощи, и магия, невероятные правила работы которой становились уже каким-то сюрреалистичным бредом, и проблемы пятилетней давности, которые требовали немедленных решений. Да, если в начале разговора Куромаку и думал, что ничего не понимает, то сейчас, он был готов забрать свои слова обратно. Потому в этот самый момент он запутался так, сильно как никогда прежде в своей жизни. Старик, наблюдавший за его замешательством, усмехнулся через силу:       — Я понимаю, как всё это звучит, однако я не стал бы врать о подобном. Тем более, ещё несколько лет назад никто и подумать не мог о том, что магия способна создавать из воздуха Стены, но сейчас одна такая существует. Не дождавшись ответа, он продолжил:       — На самом деле, это не такое уж и ужасное проклятие. Особо оно никому не вредит, просто не дает говорить о том, что именно случилось в стране за последние годы. Но оно позволяет упоминать без конкретики. А ещё, никто из нас больше не может назвать его величество по имени. Вы ведь заметили, что я не произнес его ни разу за весь разговор? Многие зонтийцы посчитали это карой Господа за то, что они якобы не оправдали его ожиданий, и после они лишь больше ударились в посты и молитвы, но я-то знаю, что ваш брат… не такой человек, что проклял бы собственных подданных. Кто-то мог обмануть его, или хуже того — заставить использовать подобную магию. Большего я, увы, не смогу сказать, потому что и сам не знаю деталей. Понимаю, это нечестно, просить помощи, не объяснив, с чем именно. Однако, если вы решитесь отправиться туда, я должен предупредить вас — это путешествие определенно будет опасным. Если будете неосторожны, можете погибнуть. Потому что… — на последних словах зонтиец схватился дрожащей рукой за отворот рясы. Пот выступил на его висках, а глаза, полные страха широко распахнулись. Это длилось не дольше секунды, но путник, как ни силился, не смог больше ничего произнести. В итоге, он оставил все попытки и грустно вздохнул, признавая видимо, свою беспомощность.       — Значит это оно и есть? Так ведет себя проклятие?— очки Куромаку отразившие тусклые блики подвальных ламп, скрыли эмоции в его взгляде. Одному только Богу, при условии, что тот вообще существовал, было известно, о чем сейчас он думал.       — Да, ваше величество.       — Зонтопии в самом деле угрожает опасность? Старик снова кивнул.       — Ясно. Тогда, я должен знать о том, что нам понадобится в дорогу, — Куромаку встал, со скрипом отодвинув высокий стул от барной стойки. Взор его упал на лежащую на столешнице монету. Старик подскочил на ноги следом, растроганный и смущенный. Видимо он и вправду не верил, придя сюда, что их разговор окончится столь удачно.       — Так вы согласны?! Вы просто не представляете, что это значит для всех нас… — он протянул сухую ладонь Куромаку, тот, не колеблясь ни секунды, пожал её.       — Я помогу вам, чем смогу. Даю слово.

***

Магия, магия, магия! Куромаку нервно расхаживал взад-вперед по небольшому конференц-залу, первому попавшемуся, в который он зашел, вернувшись во дворец. Ну почему всё самое трудноразрешимое и странное всегда касалось чертовой магии?! Он резко остановился, сжимая в ладони ту самую монету, что передал ему путник. Вся эта история была подозрительной до крайности, и Куромаку в который раз пожалел, что не в силах был останавливать время, потому, что по-хорошему ему требовалось обдумать ситуацию и составить какой-никакой план, прежде чем соваться в Зонтопию. Первое, что напрягало его — так это то, что всё случившееся в Зонтопии оставалось загадкой. А самое поганое во всей этой ситуации было то, что Куромаку не мог упустить возможности отправиться туда и увидеть происходящее своими собственными глазами. Хоть интуиция, вещь столь непрактичная, коей он обычно пренебрегал и кричала о том, что он влезает во что-то очень и очень нехорошее. Ведь никто не мог знать наверняка, сколько придется ждать подобный этому шанс, если Куромаку откажется его использовать. Мог ли он закрыть глаза на то, что происходило сейчас в Зонтопии? Не обернется ли это потом катастрофой для всех остальных стран? Из-за чего жители были прокляты, а на границе возникла Стена? Вопросов было много, а ответов — никаких, но тем не менее Куромаку осознавал чётко как никогда, что, несмотря на риск, он не откажется от подобного путешествия. Если существовала некая угроза, он как один из правителей Карточного Мира должен был её решить. Второе — странник сказал, что Стену не так-то просто обмануть, и что для этого потребуется целый ритуал. Слово «жертва», промелькнувшее в разговоре, не вызывало никаких приятных ассоциаций, да и монета у них была лишь одна, поэтому Куромаку не мог взять с собой никакой охраны. В противном случае, он не задумываясь предложил бы пойти вместе с ним Ромео. Тот не отказал бы ему, да и в отличие от трефового короля, использующего в качестве «оружия» разве что свой интеллект, червовый умел сражаться. Не зря же он повсюду таскал с собой этот свой вычурный меч. Но, это путешествие, судя по всему, было испытанием лишь для одного Куромаку, и его это откровенно пугало. И наконец, третье, и самое малозначительное из всего — сегодня был день Единства. За праздником следовала неделя выходных, а после них работы как правило наваливалось невероятное количество. Хотя Куромаку уже и знал, что из своих обязанностей и на кого оставит, тем не менее, он понятия не имел, как скоро вернётся, ведь решение проблем в Зонтопии могло затянуться. Да и путь туда, даже на машине, был неблизким и занимал минимум четыре дня. Но, несмотря на то, что времени катастрофически не хватало, несмотря на то, что подготовиться к тому, что ожидало по ту сторону Стены было нельзя, он не мог медлить. Ведь, возможно, именно сейчас решалось будущее их мира. Куромаку, погруженный глубоко в свои мысли вертел в руках монету, как вдруг двери зала с треском распахнулись.       — Куромаку! — Феликс с криками, почти такими же громкими, как и в былые года до его депрессии, влетел в комнату и с хлопком опустил обе ладони на стол, напугав трефового короля чуть ли не до полусмерти.       — Зонтик вернулся?! — красное лицо запыхавшегося Феликса было полно неподдельной тревоги и в то же время, в его взгляде то и дело проскальзывала надежда на положительный ответ. Всё-таки Феликс тоже, как и Куромаку волновался о правителе Зонтопии. И видимо, услышав о пришедшем в Столицу зонтийце решил, что это мог быть только сам Зонтик.       — Нет, о нем пока что никаких вестей, — придя в себя удивленно ответил Куромаку. Он уже отвык видеть шумного Феликса, но такие подвижки в его состоянии в лучшую сторону не могли не радовать.       — А, вот как… — Феликс замялся и отошел от стола. Видимо, ему стало неловко за свой резкий порыв. Энтузиазм его улетучился почти что так же быстро, как и возник.       — Но я, кажется, теперь смогу увидеть его. Зонтиец, с которым я встретился утром, сказал, что с её помощью можно пройти сквозь Стену, и что он взял её у Зонтика. Как думаешь, он не солгал насчет последнего? — произнес Куромаку, поднимая вверх монету, тускло отблёскивающую в лучах ламп, так, чтобы Феликс мог рассмотреть её хорошенько. Феликс, было угасший, вновь взбодрился и требовательно протянул вперед ладонь. Когда деньга перекочевала из рук в руки, валет, внимательно уставился на неё, изучая. Его ответ не заставил себя ждать:       — Думаю, он сказал правду. Это коллекционное издание зоно́та, тридцать девятого года, если у кого-то оно и могло быть, то только у Зонтика. Куромаку кивнул. Это хорошо, что Феликс сам пришел к нему, в противном случае он всё равно отнес бы ему их единственную подсказку перед отбытием. Ведь ни для кого не было секретом, что, несмотря на свой буйный нрав Феликс имел лишь одно «спокойное» увлечение — и им как раз была нумизматика. Различные виды денег ещё в реальном мире интересовали червового валета, и в карточном, он не потерял к ним интерес. Напротив, Феликс очень внимательно следил за валютой соседних стран и не упускал возможности заполучить редкие экземпляры к себе в коллекцию. «Это помогает мне расслабиться», — отвечал он всякий раз, пожимая плечами, когда кто-нибудь с ехидцей спрашивал, для чего ему нужны бракованные медяки и другие странного вида купюры, которые Феликс ценил превыше всего. Едва ли в Восьми Королевствах был кто-то более сведущий в вопросах изготовления денег. По крайней мере, среди знакомых Куромаку.       — Никогда не замечал за ним любви к коллекционированию, как и у тебя. Кстати говоря, а почему ты так уверен в том, что монета принадлежит ему? В ней что, есть что-то особенное? — спросил Куромаку, толком не разбирающийся в теме. Феликс в ответ лишь округлил глаза.       — Ну конечно она особенная! Происхождение этой монеты — это целая криминальная история, связанная с самим Зонтиком. Да за такой экземпляр тебе любой коллекционер отвалил бы в сотню, нет, даже в тысячу раз больше самого её номинала! — Феликс возбужденно одернул полы замявшегося плаща и начал расхаживать по комнате, объясняя:       — Как ты знаешь, зоно́т — это официальная валюта Зонтопии, которую начали чеканить на тридцать восьмом году от начала создания Восьми Государств. Он резко остановился, со скрипом развернувшись к Куромаку на каблуках.       — А эта вот монета, тридцать девятого года — фальшивая. По весу она легче обычного зоно́та, да и если приглядеться — более тусклая, что значит лишь одно — её ядро делали из меди или свинца, а уже потом серебрили поверх, — Феликс подкинул её в воздух, наглядно демонстрируя свои слова.       — Но и это ещё не всё. Присмотрись к ней повнимательнее, — он поднес к лицу Куромаку монету, но тот как ни старался, не мог разглядеть в ней ничего необычного. Выдержав театральную паузу, Феликс, сияющий почище самого червонца, продолжил:       — На ней нет гравировки! То есть это и фальшивая монета, и в то же время ещё и бракованная! Вот насколько она редкая!       — И как это всё относится к самому… — начал было Куромаку, но взбудораженный Феликс перебил его.       — Как раз подходим этому моменту! Так вот, поначалу Зонтик вообще не контролировал экономику. То, что необходимо жителям, создавалось «из воздуха», деньги им не были нужны. Но, со временем, когда он решил изолироваться от своей страны, люди перестали получать всё «за просто так». Никакого нормального товарооборота, на рынке царила анархия, вот зонтийцы сами и придумали себе валюту. Это были простые медные монеты. Очень непрактичный выбор, как по мне, — покачал головой Феликс, — помнишь историю, которую рассказывал Зонтик на первом съезде Восьми? В начале тридцать восьмого года, он тайком выбрался в город и увидел всё, что там творилось. Именно после этого он и создал Алебарда, и тогда же примерно с его подачи — официальную государственную валюту, а медяки эти вот изъяли и переплавили. Феликс сделал небольшую паузу для передышки. Любителем рассказывать длинные истории он никогда не был, но темы, интересующие его, мог обсуждать очень и очень долго.       — До королевского двора, неофициальную валюту, чеканил один торгаш, который и после введения зоно́та не хотел терять бизнеса. Он со своими подельниками продолжил делать монеты, только теперь — пытаясь подражать оригиналу. Результат такой импровизации ты и видишь перед собой. Но, им не хватало ни материала, ни опыта и потому подделка вышла крайне топорной. Из-за этого, когда она попала на рынок, всех фальшивомонетчиков быстро повязали. А сами монеты, по совету нашего с тобой общего знакомого, Зонтик спрятал в хранилище замка, куда доступ был только у него одного. Очень удобно иметь сейфы, реагирующие лишь на твою собственную магию. А знаю я об этом потому, что увидел у него в руках как-то одну из таких фальшивок, и начал допытываться, откуда она. Я могу быть довольно приставучим, когда дело касается коллекционки, поэтому Зонтику пришлось пересказать всю эту историю. Честно? Никогда не подумал бы, что увижу её ещё раз, спустя столько лет, тем более при таких обстоятельствах. И как она вообще поможет пройти тебе сквозь Стену? Ничего не понимаю, — пожаловался Феликс, продолжая с упоением вертеть фальшивку, рассматривая её со всех сторон.       — Я понимаю не больше твоего, потому что на всё что творится в Зонтопии, один ответ — магия. Вроде как с её помощью я и попаду туда, — проворчал Куромаку, забирая у Феликса монету. Тот расставался с ней с видимым усилием, очень уж явно было то, что при иных обстоятельствах он сделал бы многое, чтобы фальшивый зоно́т попал в его коллекцию.       — Но раз, старик и вправду мог получить её только от Зонтика, то это косвенно доказывает, что Зонтик всё ещё жив, — с явным облегчением в голосе, садясь за стол, вынес вердикт Куромаку. В это самое мгновение он почувствовал себя так, будто и не переживал всех этих ужасных пяти лет. Так, будто его решения всё ещё стоили столь же много, как и в самом начале его правления. Появилась надежда на то, что вся эта затянувшаяся история с изоляцией Зонтопии окончится относительно благополучно. Ведь, если Зонтик был жив, то встреча с ним была лишь вопросом времени.       — А этот наш общий «знакомый», которого ты упомянул, кто он? — уточнил, припомнив слова Феликса Куромаку. Феликс в ответ усмехнулся, но как-то совсем не по-доброму.       — Пик конечно же. Или ты думаешь, что кто-то ещё из нас восьми мог посоветовать завести магическое хранилище? По-моему, его одного разъедает паранойя по поводу того, что все вокруг него — предатели. Куромаку встрепенулся, услышав имя своего извечного соперника. Ох, не к добру, если в делах Зонтопии окажется замешан Пиковый Король, не к добру…       — Погоди, Пик? С чего он вообще бы стал что-то советовать Зонтику? Теперь настал черед Феликса удивляться.       — Как, разве ты не в курсе? Зонтик очень часто бывал в Империи в года до того… ну, до Стены. Но я не знаю, о чем таком они с Пиком там совещались, так что даже не спрашивай.       — Пик и Зонтик? С трудом верится. И зачем только… если нужен был совет, он мог просто обратиться ко мне. Феликс, стушевавшись, отвел взгляд от лица Куромаку, выражение которого являло собой искренне недоумение. Он неловко прокашлялся прежде чем ответить.       — Ну, знаешь… это не так давно ты таким понимающим стал, а раньше столько упреков приходилось выслушивать, прежде чем узнать что-то дельное, мама не горюй. Без обид, Куро, но копаться в том, по какой именно статье ты облажался, когда нужно всё поправить как можно быстрее никому особо не хочется. И, думаю, Зонтик имел схожее мнение на этот счёт. А Пик обычно пускается в минимум размышлений в любой ситуации, какой бы страшной она не была. Совесть ощутимо уколола Куромаку, и он поморщился, точно от зубной боли. Признавать, что ты порой вел себя с близкими как мудак, было тяжело. Но слова Феликса дали ему новую пищу для размышлений. Если Зонтик и Пик общались ещё с давних пор, означало ли это то, что у него всё начало идти наперекосяк примерно в тот же период времени, что и у червовых? Однако, Куромаку виделся с Зонтиком до этого пару раз и чисто внешне — тот выглядел вполне нормально. Ничего в его поведении не выдавало того, что в Зонтопии были проблемы. Трефовый король тогда был занят Вероной и Фелицией, и ему было стыдно признавать, но на Зонтика у него совершенно не оставалось времени. Если именно это толкнуло его валета к тому, чтобы обратиться за помощью к Пику, то это был один из крупнейших проебов со стороны Куромаку. Если не сказать, что самый крупный.       — Ты прав, я сам оттолкнул его однажды. Но я сделаю всё, чтобы исправить это и помочь Зонтопии. Я не хочу, чтобы эта ссора, и моё тогдашнее поведение поставили крест на нашем с ним общении. Да и бросать Зонтика одного в беде тоже не хочу. Феликс утешающе похлопал Куромаку по плечу:       — Я думаю, всё наладится, Куро. Мне и Ромео ты уже помог, и Зонтику поможешь. А насчет остального — мы не Боги, и ошибаться будем ещё не раз. Надо просто… делать из своих ошибок соответствующие выводы, вот и всё, — на последней части фразы Феликс несколько подрастерял жизнеутверждающий посыл и загрустил, видимо опять мысленно вернувшись к своей ситуации с солнечным государством. В конце концов, какую «ошибку» помимо своей самой большой, он ещё мог вспомнить?       — Спасибо, — Куромаку с благодарностью посмотрел на Феликса и тот слабо улыбнулся ему в ответ.       — Ну… я точно рассказал тебе всё, что знал, так что… пойду, наверное, поищу Ромео. Надо ему пересказать вкратце чего у нас тут наметилось, — Феликс, развернувшись, хотел уже было уйти, но Куромаку остановил его, в самый последний момент.       — Погоди, Феликс, у меня к тебе есть ещё один важный вопрос. После этих слов Феликс заметно напрягся. Когда Куромаку говорил о том, что у него «есть важные вопросы», тема разговора обещала быть не из приятных. Предчувствуя, что ничего хорошего они обсуждать не станут, он со вздохом сел прямо на стол и обеспокоенно улыбнувшись сказал:       — Ну тогда говори. Чего тянуть, если это действительно важно. Куромаку нахмурился. Ему нужно было выяснить то, что он собирался выяснить, раз и навсегда.       — Что произошло тогда, пять лет назад, в Фелиции? Ты ведь никогда не говорил о том, что заставило тебя отречься от престола. В этом тоже замешан Пик? Пожалуйста, Феликс, мне важно знать почему ты сделал это. Есть ли во всем происходящем какая-то взаимосвязь. Ведь я отправляюсь в Зонтопию ничего не зная о том, что там происходит. Может же быть так, что всё, произошедшее за последние года — и то что Ромео узнал о надвигающейся войне, и остановка Солнца в Фелиции, и появившаяся зонтийская Стена — не обычная череда случайностей? Феликс, вздрогнул, и закусил губу до крови. Костяшки его пальцев, напряженно впившихся в столешницу, побелели. От его прежнего веселого или хотя бы саркастичного настроя не осталось и следа. Он явно был напуган.       — Я… сомневаюсь в этом. Вряд ли у Зонтика или Ромео были галлюцинации, как и у меня, — поймав ошарашенный взгляд Куромаку, Феликс тяжко вздохнул. Ну да, он же вечно твердил о том, что здоров, а тут взял и ляпнул такое.       — Что ты имеешь в виду? — Куромаку и подумать не мог, что их разговор перетечёт в подобное русло. Хотя, он, конечно, видел проявления болезни Феликса, однако Куромаку не думал, что «приступы» у него начались столь рано. Тут же Куромаку подумал и о том, а не происходили ли они и по сей день и внезапно ему стало очень и очень страшно. Если всё это продолжалось, то по его возвращению, им с Николь срочно придется тащить Феликса на внеплановое обследование, хочет тот того или нет. «Твою мать, а я только подумал, что ему стало лучше, идиот, какой же я идиот», — пронеслось в голове Куромаку.       — Если тебе действительно нужно знать, перед тем как я расскажу тебе, ты должен пообещать, что ты не станешь относиться ко мне хуже после всего этого, — в глазах Феликса отразилась такая искренняя и отчаянная мольба, что Куромаку, в который раз за сегодняшний день стало не по себе.       — Обещаю, — еле смог выдавить из себя он. Однако, Феликс, кажется, не заметил его замешательства, погрузившись в тяжелые воспоминания.       — Когда я вернулся от Ромео, обратно в Фелицию и увидел, до чего кризис довел мою страну, увидел запертые дома, наглухо заколоченные ставни, я осознал, что бросил всех на произвол судьбы, когда нужен был им больше всего… в тот самый момент, я просто упал на колени посреди дороги и разрыдался, как маленький ребенок. Тогда и появился он, — взгляд Феликса из печального и испуганного вдруг стал жёстким. Губы его сжались в тонкую линию.       — Он, о ком ты говоришь? — спросил Куромаку.       — Я и сам толком не знаю. И до сих пор не понимаю как чёрт подери он просто взял и возник из ниоткуда прямо посреди дороги. Именно поэтому мне и кажется, что это все было нереально, — червовый валет, сведя брови над переносицей отрицательно мотнул головой, вкладывая в это движение всю свою злость.       — Когда я смотрел на него, я будто бы видел двух людей сразу. Одного — тощего и израненного, в кандалах, со спутанными фиолетовыми волосами. А второго — шута, — Феликс непроизвольно поежился, видимо подойдя к самой неприятной части воспоминаний. Куромаку же судорожно пытался уследить за нитью его путанного рассказа.       — Шута? — недоумевая переспросил он.       — Ну да, шута. Классического такого, знаешь. С зелеными волосами, в шапке с бубенчиками, с посохом в руках, в этом… дурацком шутовском наряде, — сердито отплюнулся Феликс, нервически морщась при этом.       — Он что-то тогда тебе сделал?       — Начал говорить. И говорил он очень долго. Я в тот момент будто находился в трансе — и не мог ответить ему ничем. Всё, что я смутно помню, так это то, что я был согласен с ним во всём, что он сказал. Он говорил о людях, что погибли из-за меня, о голоде, который обрек их на страдания. О моем собственном эгоизме и глупости и о том, что такой как я не достоин править страной… — на последних словах дрожащий голос Феликса сорвался, и он замолчал, глотая слезы. Куромаку, с сочувствием посмотрел на него и вытянул из своего кармана платок. Феликс молча принял его и прижал к глазам. После — задрал лицо к потолку, пытаясь успокоиться, и продолжил:       — Наш разговор… продолжался какое-то время. В итоге, сам не знаю отчего, но я вырубился. Последнее, что помню — это его глаза. И таких страшных нечеловеческих глаз я не видел больше ни у кого в этом мире! Без сознания меня нашел Франц, а этот шут исчез, будто бы его никогда и не существовало. С тех пор мы с ним больше не встречались. А после, ночью того же дня мне начали сниться кошмары, и снятся они мне по сей день.       — Ты не говорил о том, что они бывают так часто, — медленно произнес Куромаку, внимательно наблюдая за выражением лица Феликса, пока тот напряженно мял платок в руках.       — Да, не говорил. Но ты думаешь, я развлечения ради не сплю по ночам? Каждый кошмар — это что-то новое, к ним никогда не успеваешь привыкнуть. Но, есть и тот, что повторяется из года в год. В нём я, как и тогда, пять лет назад, стою посреди пустынной Фелиции. Разница лишь только в том, что там вместо снега всё неестественно зеленое. Всё увитое ядовитыми растениями, но такое могильно тихое… в этом сне я всегда куда то-то иду через боль, кричу, ищу кого-то, но, если я пытаюсь зайти в дома… Куро… там везде мертвые. Изуродованные до неузнаваемости тела, — Феликс поднял глаза. Матовые от страха, они выглядели неестественно тёмными в свете поднимающегося Солнца. Голос Феликса надломился, оборвавшись на самой высокой ноте. Он отвернулся и заломил в отчаянии руки.       — Откуда я вообще могу знать, как они выглядят? Я ни разу в жизни не видел мертвецов, ни разу… а самое поганое во всём этом то, что кошмары снятся мне каждый день. И его слова, эти слова никак не идут у меня из головы! Я так много думал о том, как мог бы всё исправить, но… но на самом деле, это было очевидно с самого начала, так ведь? — Феликс горько усмехнулся, глядя в окно на разросшийся город, полный теперь не только серых, но и желтых и розовых оттенков.       — В отличие от тебя, из меня вышел действительно херовый правитель. После этой встречи, я попытался разобраться с ситуацией в Фелиции, а когда не смог, в день перевыборов, отказался от власти. Как всё было дальше — ты и сам уже знаешь, — Феликс отвернулся к окну. Его лицо и руки засветило утреннее зарево, но по дрожащей спине легко было догадаться, что он снова плачет. Куромаку молча придвинулся к Феликсу и сочувствующе положил ладонь на его плечо. Теперь взгляды их обоих были направлены на призамковую площадь. Город за окном и впрямь выглядел необычайно красиво — залитый светом, один из немногих оплотов высокой культуры и движущегося на всех парах прогресса. Присоединившее к себе Фелицию и Верону, государство перестало называться Куроградом, оставив это старое название своей Столице, подобно существовавшей в реальном мире Московии. Но, невзирая на все те события, при которых власть над королевствами червовых перешла трефовому королю, он не мог не отметить, сколь положительно повлияла культура всех трёх королевств друг на друга. Логичные курай были архитекторами и учеными, веронки — актрисами, поэтессами, да и в целом, могли взяться за работу и не творческих направленностей, а фелициане не чурались простой работы с землей и растениями. Замкнутая атмосфера научного высокомерия коренных жителей медленно, но верно разбивалась о непосредственность двух других наций, и это было по-своему прекрасно. В перспективе, так, наверное, Куромаку и видел мир: все карточные масти, живущие под одним небом, сплоченные одной идеей, одной мечтой — сделать свою жизнь и жизнь окружающих чуточку лучше. Но мечте этой не суждено было сбыться. Потому что всегда существовали правители вроде Пика, желавшие навязать другим свою волю, или подобные Данте, что стремились отгородиться от внешнего мира за непроходимыми скалами. Они все были слишком разными, чтобы просто взять, и договориться о том, чтобы жить в согласии. «И всё же…», — Куромаку поправил отражающие солнечные блики очки. Как говорили на их родине — надежда всегда умирает последней.

***

      — Ну вот, рассказал, и стало легче. Даже не знаю, почему я не сделал этого раньше, — шмыгая носом, внезапно поделился Феликс, возвращая в реальность Куромаку, ушедшего глубоко в свои раздумья. И тот аккуратно, будто бы с сожалением убрал руку с чужого плеча.       — Возможно, прошло много времени с тех пор и теперь тебе не так больно говорить об этом? Спасибо, что поделился. Эта история на первый взгляд, действительно никак не связана с Зонтопией и Вероной, но я буду держать её в уме. На всякий случай, — серьёзно сказал Куромаку. Немного помолчав, он добавил, качая головой:       — На самом деле, всё это так абсурдно. То, что происходит в последнее время. Вся эта магия… ух, противно даже думать о ней, — его лицо от одного только упоминания волшебства скривилось в отвращении. Глядя на эту гримасу Феликс не смог сдержать смеха.       — Ну, если тебя это утешит, то я тоже ни черта в ней не понимаю. Из нас троих только Ромео может делать свои э… волшебные штучки, да и то, больше случайно, чем специально.       — Да уж. И мне, полному дилетанту, придется со всем этим разбираться. Кстати, у меня есть к тебе еще одна просьба, Феликс. Пока я буду в Зонтопии, кому-то нужно будет присмотреть за работой управляющих, которые останутся в замке. Я бы попросил Ромео, но ты же сам прекрасно знаешь, бумажная работа — это не его. Собирается с силами, он к сожалению, только в экстренных ситуациях. Так что за главного остаешься ты. В глазах Феликса отразилось удивление и огромная доля скепсиса. Он посмотрел на Куромаку так, будто тот сморозил самую несмешную шутку из всех возможных.       — Куро… ты предлагаешь мне править страной без тебя? Ты что пропустил весь мой рассказ о том, почему я не могу больше быть фелицианским королем? Куромаку вдруг отвернулся, скрывая хитрую улыбку, выползшую на его лицо. Но интонацию голоса у него поменять так и не получилось.       — Ну так, технически это же не Фелиция. Феликс от такой наглой подмены понятий попросту потерял дар речи. Он два или три раза открывал и закрывал рот, в немой попытке что-то сказать, но в итоге так и не найдясь, просто пихнул Куромаку, довольного таким изящным логическим вывертом, в бок.       — Да иди ты! Объединенное государство типа… в три раза больше Фелиции! — рассмеялся Феликс, не в силах отчего-то злиться и ударил Куромаку локтем ещё раз. Сам же Куромаку невольно улыбнулся, но теперь уже более спокойно. Феликсу вообще невозможно было не улыбаться в ответ.       — И тем не менее. Я ведь не заставляю тебя принимать важные решения в одиночку. У тебя всегда будут рядом Николь и Клео, они не дадут наделать глупостей. Да и можно когда-никогда выдернуть из кабака Ромео, если уж совсем всё будет плохо. Тем более, что-то мне подсказывает, что я не задержусь в Зонтопии надолго. А ещё, мне правда не на кого больше положиться, кроме как на тебя, — добил его Куромаку ударной дозой доверия и дружбомагии.       — Ладно-ладно! Ты меня уговорил, доволен?! Только убери это радостное выражение со своего лица, жуть какая, — скривился Феликс, всё так же продолжая говорить на повышенных тонах. Но было видно, что он не злится по-настоящему, и что всё это было такой своеобразной игрой в поддавки.       — Ну раз мы всё решили, я пошел собираться. Время не ждет, — Куромаку поднялся на ноги, но внезапно, Феликс схватил его за ладонь. Этот сиюминутный порыв удивил, кажется, не только трефового короля, но и самого валета червей. Феликс, тотчас же смутившись, разжал пальцы. Он, видимо, досадуя сам на себя прикрыл глаза и опустив голову нервничая пробормотал:       — Постой… я хочу сказать, чтобы ты берег там себя, Куро. Особенно, если в Зонтопии опасно. Я не хочу… занимать твое место дольше положенного, или не дай Бог навсегда. И тем более уж точно не хочу, чтобы ты там убился почем зря. Куромаку улыбнулся и легким движением руки взъерошил волосы нахохлившегося Феликса. И сам не зная, отчего, несмотря на нестабильное и переменчивое состояние Феликса, Куромаку чувствовал себя в его компании намного лучше, чем с кем бы то ни было ещё. Хотя, и случались у них до сих пор недопонимания и ссоры, но все они рано или поздно разрешались, благодаря отходчивости червового валета и спокойному темпераменту трефового короля, который не чурался признавать свои ошибки. Да, определенно хорошо, что они поговорили перед его отбытием, на душе у Куромаку было теперь не так тяжело.       — Спасибо, Феликс. Я буду осторожен.

***

На сборы, как и на все остальное, осталось катастрофически мало времени. Найти необходимое для путешествия в комнате, в которой всегда царил идеальный порядок было не сложно, но Куромаку всё равно метался из стороны в сторону, больше от нервов, нежели чем по действительной необходимости. Он уже облазил все углы, достав и свой походный рюкзак, и зимние ботинки, и даже умудрившись найти среди своих вещей старый серый танто. Немного повертев нож в руках, Куромаку подумал о том, что ему не хотелось бы применять оружие на ком бы то ни было по его прямому назначению, но на всякий случай, все же закрепил перевязь у себя на поясе. Хоть он и не был искусным воином, как Пик или Данте, но всё же, с ножом ему было спокойнее. На очереди оставалась только одежда, и Куромаку открыл шкаф. Оттуда он выудил походную куртку и тотчас же чихнул — на ней всё ещё осталась въедливая красная пыль «Непроходимых гор». Да уж, несмотря на прекрасную память, что позволяла Данте помнить наизусть кучу цитат, таланта к придумыванию красивых названий у него никогда не было. Куромаку снял пиджак и накинул куртку, прикидывая, не успел ли он вырасти из неё. Рукава оказались немного коротковаты, но в том не было большой беды. Да и всё равно, ему не успели бы сшить новую на заказ за такой короткий срок. Куромаку оставалось только поблагодарить судьбу за то, что он не был таким же высоким, как и Зонтик, ведь ему, в отличие от него приходилось чуть ли не каждые несколько лет менять гардероб. Куромаку нахмурился, снимая верхнюю одежду. То, что произошло с Зонтопией и Зонтиком волновало его не на шутку. Старик, не смог толком рассказать ничего, но в его глазах, когда сработало проклятие, отразился неподдельный, самый настоящий ужас. И это точно не была актерская игра. Всё же, хоть Куромаку магией и не умел пользоваться, отчасти… он её чувствовал. Он сжал кулаки, непроизвольно про себя отметив, что его руки всё это время дрожали и поднял взгляд к висящему над городом Солнцу. «Ну ничего, скоро всё выяснится. Скоро мы встретимся», — подумал Куромаку, чувствуя как всё в нем кричит о том, что встреча эта, скорее всего, будет не из приятных. Думать о том, что вопреки их с Феликсом выстроенной логической цепочке, могло произойти что-то настолько ужасное, что Зонтика давно уже не было в живых, ему не хотелось.

***

Четыре дня в дороге пролетели незаметно. Куромаку бóльшую часть времени витал где-то глубоко в своих мыслях, пока за окном машины мелькала никому не принадлежащая пустошь. В салоне, прислонившись к противоположному окну дремал странник, а на передних сидениях еле слышно перекидывались шутками Курон и Лили, которые вызвались, сменяя друг друга вести автомобиль до границы синей страны. Между государствами, на зонах не принадлежащих ни одному из королей, как и сто пятьдесят лет назад, было пустое белое небо и пространство. Для жителей Карточного Мира это было нормальным, но Куромаку, что видел мир реальный, эти пробелы заставляли морщиться. Они были… такими неестественными и чужеродными. Сам открыто не признаваясь себе, Куромаку скучал по тому миру. Это чувство было сродни ностальгии — но не светлой, а тоскливой и безысходной. Ведь кто бы что ни говорил, а в глубине души все клоны прекрасно понимали — это место тюрьма, в которой они заперты навеки. Да, они были правителями Карточной реальности и могли делать всё, что им вздумается, но… был ли в этом смысл? Ведь рано или поздно, в этом мире, с ограниченными ресурсами, всё неизбежно придёт к упадку. Наверное, поколения, что не успеют его застать останутся на памяти клонов самыми счастливыми жителями их мирка. Куромаку посмотрел на спящего старика и подумал, что тот должно быть, подходит под это описание, ведь он успел состариться в относительно мирное, докризисное время. Ещё перед отъездом, после их разговора в баре, Куромаку попытался выяснить, имя странника, но тот в ответ лишь покачал седой головой. «Оно вам будет ни к чему, если дело пройдет благополучно», — это всё, что он тогда ответил. Куромаку оставил его в покое, прекрасно понимая, что в таком почтенном возрасте люди бывают жуть какими упрямыми и не без причуд. Что-то и в этот раз подсказывало Куромаку, что допытываться до попутчика бесполезно. Не хотел старик говорить, как его зовут — и не нужно. Вежливого «вы» вполне будет достаточно, чтобы выстроить диалог. Автомобиль — видавший виды разбитый джип, на котором Куромаку исколесил половину Карточного Мира глухо дребезжал, наворачивая на свои стертые колеса очередной десяток километров. Хоть он и заводился с полпинка, но всё ещё оставался одной из самых надёжных моделей, выпущенных концерном «Kuromecha». Менять его на что-то более современное и вычурное и абсолютно непрактичное Куромаку не хотел, поэтому в джипе и было решено ехать до границы Зонтопии. В этот, четвёртый день путешествия, за рулем была Лили, довольно неплохо, как оказалось разбиравшаяся во всяких механизмах. Когда она ещё с парочкой веронок устроилась в транспортный отдел замка, после обучения, у Куромаку с Ромео состоялся длительный диалог на тему «женских» и «неженских» профессий и того, что своих подданных учить нужно не только всяким пляскам и пениям, а ещё и практичной работе. Эту простую истину Ромео пришлось принять, хотя он и обижался потом на Куромаку ещё с неделю. Своих девочек ему было совестно, как он выразился: «напрягать», но трефовый король не видел в подобной занятости ничего «напряжного». Обычная работа, такая же как и у всех, девушки из Курограда её никогда не чурались. Перед прибытием на зонтийскую погранзаставу, поздним вечером, когда они остановились на окраинах Вероны, Куромаку стал невольным свидетелем весьма забавного диалога. Когда машина, затихла, все кроме трефового короля, оставшегося в салоне высыпали на улицу. Старик сразу же исчез в ближайшем трактире, а парочка осталась разговаривать у капота автомобиля, попутно пытаясь разобраться в том, почему последние километры сбоило освещение. На Куромаку, который дремал на задних сидениях, они не обращали внимания. Думали, что он крепко спит.       — Тьфу ты! Не, ну если гнездо будет в ржавчине я самолично надаю Каре по шее. Нельзя так спустя рукава проводить техосмотры! — приглушенно возмущалась Лили, снимая пластиковый корпус фары. Курон, маячивший у её плеча с фонариком с интересом поглядывал на свою благоверную за работой.       — Ну вот видишь, а ты переживала. Не такие уж у тебя и непутевые коллеги, — сказал он, услышав облегченный вздох жены, когда та обнаружила, что разъем не подвергся коррозии. Лили недолго повозилась и вытянула из гнезда корпуса вольфрамовую лампочку. Нить накаливания в ней треснула.       — Ну как тебе сказать, милый? Так-то оно вроде и так, но иногда в голову к этим девицам всё равно лезут ужас какие странные мысли. Иногда даже мне сложно их понять, хоть мы и знакомы всю жизнь, — задумчиво продолжила она, потянувшись к своей сумке за новой лампой.       — Например? Не переворот же вы там у себя в мастерской планируете? — Курон еле слышно усмехнулся, кажется, забавляясь от этой идеи.       — «Например»? Половина девочек отчего-то вбила себе в голову, что они без ума от принца Куромаку. Когда он заходит за машиной, видел бы ты, какие пляски начинаются, просто диву даёшься. Они так даже перед своим собственным принцем не плясали, как перед ним. А вообще, у меня Кара недавно спрашивала, свободен ли он. Я ей конечно ответила, что у принца одна жена — и имя ей «работа», но вот теперь сама поняла, что про эту его сторону никто толком ничего и не знает. А ты, милый, как думаешь, есть ли у неё хоть какой-то шанс? — заинтересованно спросила Лили, на что Курон тихо и кажется немного смущенно прокашлялся.       — У товарища Куромаку уже есть один тайный поклонник, и поверь с такой конкуренцией, я бы на её месте даже не стал пытаться, если жизнь дорога. Там станется за такие посягательства все руки переломать.       — Вот как? Жаль, а то такая захватывающая романтическая драма получилась бы — две девицы, бьющиеся за неприступного принца до последнего вздоха. В последнее время сам знаешь, когда все переженились из знакомых, не хватает подобных шоу, — ответила Лили действительно будто бы с сожалением, но в её голосе так и слышались игривые нотки. Курон смотрел на неё не отрываясь, так словно видел в первый раз в жизни. В его серых глазах застыло искреннее выражение восторга, он любил её своеобразный юмор.       — Ужас, какая ты коварная женщина. Как я только мог взять тебя в жены? — усмехнулся он с теплотой в голосе.       — Это кто ещё кого в жены взял, дорогой мой? Помнится, предложение тебе сделала я, — захихикала Лили в ответ, когда Курон обнял её, и они направились вниз по дороге, видимо решив прикупить что-нибудь из провианта к завтрашнему утру. Куромаку, разморенный теплотой машинного обогревателя, всё же приоткрыл глаза и бросил вслед удаляющейся паре взгляд. Смотря на них, он мог с уверенностью сказать, что на самом деле, людям в любом мире: хоть этом, хоть далеком реальном — мало было нужно для счастья. Находились бы подле них те, кого они любят — и бóльшая часть жизненных коллизий уже не воспринималась в таком негативном ключе. Жаль, конечно, что сам Куромаку осознал эту нехитрую истину относительно недавно. Он снял натёршие за день переносицу очки и перед его взглядом всё привычно расплылось. Он опять закрыл глаза, в надежде на то, что так сон придет к нему быстрее. «Поклонник? И с каких это пор Курон знает про мою личную жизнь больше меня самого?» — пронеслось у Куромаку в голове. Разум его перед тем как отправиться во владения Морфея, отчего-то уцепился за этот странный момент, несмотря на то, что Куромаку мало интересовали любые виды дворцовых сплетен. Куромаку, мягко говоря, сложно было представить, что он мог нравиться кому-то не как правитель и не как почти что бессмертный аналог Божества, а именно что как личность. Ведь, знали его как человека, лишь несколько приближенных, да и те относились к нему с благоговением. Даже Курон, несмотря на то, что был рядом с ним всю свою жизнь, до сих пор не называл Куромаку не по одному имени. Только «товарищ Куромаку». Не то чтобы трефовый король был таким же чувствительным, как и Феликс и страдал по этому поводу, но порой осознание того, что даже между тобой и твоими близкими всегда будет невидимый барьер, пробить который как ни старайся невозможно, удручало. Но такова была ноша долголетия, и высоты его положения в обществе, с которого он смотрел на людей вокруг. Куромаку уже никогда не станет таким же как они, и это было по-своему печально. Единственные, кто относился к нему без всех этих заморочек — так это остальные клоны Фёдора. Ромео мог приставать к нему со своими нелепыми амурными россказнями, не утруждаясь даже тем, слушает его Куромаку или нет; Вару вполне спокойно мог послать его нахер, а потом — добавить ещё несколько заковыристых фраз по своему усмотрению; Зонтик прежде всегда находил время для того, чтобы приехать в Столицу и просто побыть с ним рядом; а Феликс, который постепенно оправлялся от всей этой истории со своей страной, искренне пытался поддерживать его в трудные мгновения и отплатить за все то добро, что Куромаку сделал для него. Куромаку чувствовал, как выравнивается его дыхание, а звуки на фоне постепенно теряют свою силу. Да уж, кто бы мог подумать, что когда-нибудь он станет ценить всех этих семерых придурков и их странные загоны?

***

В Зонтопии зимой было невероятно холодно, поэтому одеться пришлось соответствующе. Хотя, на самом деле, не то чтобы у Куромаку был богатый выбор — вся его походная экипировка не менялась с тех пор, как он посетил Сукхавати много лет назад. Они со стариком в одиночестве стояли посреди заснеженного поля, вокруг них обледенелые колосья ржи мерно раскачивались в такт поднимающемуся ветру. Очевидно, что с часу на час над страной должна была начаться буря.       — Вам не стоило бы злоупотреблять алкоголем. В таком-то тем более возрасте, — сказал Куромаку, отработанным годами движением поправляя очки так, чтобы те не запотевали от его прерывистого дыхания. Старик в ответ только усмехнулся, но горла бутылки ото рта упрямо не отнял.       — Это для храбрости, в последний раз, ваше величество. Да и водка в Курограде на порядок лучше местной. Жаль было бы не насладиться ею напоследок, — старик окинул взглядом темно-синий монолит Стены. Лазурные завихрения на ней, медленно двигались по поверхности. Отсюда, вблизи, сквозь снежную пелену она выглядела как темный океан, переливающийся и рябящий в свете проступающего сквозь тучи заходящего Солнца.       — Знаете, ваше величество, вы как-то спросили меня, как Бог мог сотворить подобное? И у меня нет ответа на этот вопрос. Стена — не просто камень и цемент, она нечто совершенно иное, далекое от понимания простых смертных. Я не говорил вам этого раньше, но многие из тех, кто жил подле неё пропали без вести. Думаю, она однажды позвала их, и они растворились в ней. Навеки. Ну, да вы и сами поймете, когда мы отправимся к ней. Хоть монета и защитит, вы всё равно услышите её голос. — после этих жутких откровений старик замолчал, и Куромаку не стал отвечать ему, чувствуя, что скажи он хоть слово — и ему сложно будет сдержать подступающую к горлу тошноту. Стена и безо всех этих слов пугала его до чертиков. Старик меж тем продолжил:       — Я на самом деле не верю в того Бога, которого почитают здесь, но в некотором роде я фаталист. Иногда мне кажется, что во всем что мы делаем есть некий высший умысел. Даже сейчас, пойти должны были именно вы. Бывшие правители местных земель чересчур легкомысленны для того, чтобы оценить обстановку в Зонтопии и сделать нужные выводы. Эмоции затмили бы их разум, ведь именно поэтому они оба лишились всего, но не вы. Что же, наверное, пора, — старик вытащил из сумки, висящей на его плече три предмета, и утоптав снег сапогами, сел на землю. Подле его ног оказались монета, нож и Библия в ветхом черном переплете, такая древняя, что скорее всего была старшее и самого странника. Он взял в одну руку лезвие, а в другую — червонец, открыл фолиант на одной из самых пожелтевших страниц и принялся нараспев читать молитву:       — Боже вечный, избавляющий человеческий род от плена дьявола, освободи раба твоего от всякого действия нечистых духов, повели злым и нечистым духам и демонам отступить от души и тела, не находиться и не скрываться в нём. Да удалятся они от создания рук Твоих во имя Твоё святое и животворящего Твоего Духа. Сделай так, чтобы раб Твой, очистившись от всякого демонского действия пожил честно правдиво и благочестиво, удостаиваясь Пречистых тайн Бога нашего, с которым благословен Ты вместе с Пресвятым Всеблагим Животворящим Твоим Духом ныне и всегда, во веки веков. Аминь. С последними словами он провел ножом по ладони, а после — крепко сжал в ней монету так, чтобы она стала полностью багряной. Ещё секунда — и кровь зашипев, пошла пузырями, будто это была и не кровь вовсе, а перекись, вступившая с нею в реакцию. Несколько мгновений — и она испарилась с поверхности червонца, не оставив на нем и следа. Старик, морщась, обернул заготовленным заранее бинтом ладонь и ободряюще улыбнулся наблюдающему за ним Куромаку.       — Вот и всё, весь ритуал. На всякий случай, вы помните, где старый зонтийский алтарь, до которого вам нужно добраться? Куромаку молча кивнул. Да, эту часть плана они уже обсудили — старик не мог сказать напрямую, что именно ему нужно было увидеть там, но смог указать на то, что разгадку всего происходящего стоит искать там. Странник собрал все свои пожитки обратно в сумку, протянул Куромаку монету и поднялся на ноги.       — И последнее — если не будет никаких отклонений от плана, за Стеной вас должен встретить один из моих внуков. Он поможет вам, — добавив это, старик пристально посмотрел на ровный лазурный монолит перед собой.       — Ну что, вы готовы, ваше величество? Тогда идемте. Куромаку положил руку на плечо старца, и они двинулись к Стене. Чувство тревоги не покидало его, когда они подошли к ней вплотную, казалось бы, что ещё секунда — и они просто столкнутся с её непреодолимым барьером, как и всегда бывало, когда один только Куромаку касался её, но в этот раз произошло невероятное. Гладкая поверхность пошла рябью, стоило только зонтийцу вытянуть вперед, пальцы, сложенные в крестном знамении. Камень, казавшийся зримо недвижимым, издал мерзкий скрип и открыл проход в темные недра Стены. Когда они зашли вовнутрь, он с таким же звуком сросся за их спинами, отрезая путь к отступлению. На мгновение в толще монолита исчез всякий свет. Но, чем дальше продвигались странник и Куромаку, тем больше Куромаку с удивлением осознавал, что он все-таки видит всё вокруг несмотря на отсутствие Солнца или огня. От глыб, смыкающихся почти что у его плеч исходила ровная, болезненная лазурная пульсация, заставляющая камень медленно двигаться, будто бы в такт чьему-то дыханию. Это всё было так противоестественно, так неправильно, но трефовый король с трудом мог отвести от колышущихся сводов взгляд. А потом, где-то на середине пути он с ужасом обнаружил, что нечто огромное и непреодолимое пытается залезть ему в голову. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что иногда по неосторожности вытворяла Клео — его подруга и единственная знакомая ему эмпатка. Если её контроль разума заключался в точечном воздействии на какие-то части памяти, то тут что-то очень топорно и грубо пыталось раздавить её всю. Терпеть это было невозможно и Куромаку с трудом сдерживался, чтобы не разжать пальцы, которыми он держался за рясу старика. Тот, будто бы ощутив чужую боль, с силой крикнул, но голос его померк, точно затерявшись в толще воды.       — Осталось ещё чуть-чуть! Куромаку почувствовал, как монета, добела раскалившись в кармане, обжигала его бедро. Изо всех сил, он стиснул зубы и продолжил идти вперёд. Наконец, у самого выхода они остановились, но пока ещё не спешили покидать Стену. Здесь присутствие этого ощущалось не так сильно, но Куромаку всё ещё вело. Будучи не совсем в себе, он отстранённо чувствовал, как из его носа, по подбородку стекает холодная кровь.       — Чего мы… — захрипел Куромаку, но старик, внимательно прислушивающийся к чему-то, жестом остановил его.       — Ещё немного, ваше величество, они должны пройти мимо. Куромаку послушно замер, скривившись от боя крови, что отдавался в его ушах. Всё происходящее для него до сих пор было подернуто какой-то пеленой, и он с трудом понимал, что происходит. Наконец, несколько минут спустя, Куромаку услышал приглушенные голоса, раздавшиеся по ту сторону каменной кладки.       — Сектор два уже проверили?       — Так точно, капитан.       — И хули им всем сегодня на жопе ровно не сидится? Херово что ли сказано, что комендантский час начинается в девять?       — Сегодня суббота, богослужение в церкви.       — Пхф, чертовы фанатики, как же они меня бесят порой! Столько мороки по выходным из-за них.       — И не говорите, капитан. Вдруг поверхность монолита стала прозрачной, точно стекло, когда старик дотронулся до неё ладонью. Она отразила во всех деталях тех, кто говорил за нею. Дыхание Куромаку сперло, а сердце начало биться так быстро, как это вообще было возможно.

В Зонтопии были имперцы.

Тяжело экипированный военный патруль из пяти человек удалялся от них, продолжая разговаривать о чем-то своем. На каждом из солдат были характерные для Империи темно-фиолетовые самурайские доспехи, подбитые серым мехом, на поясе висели комплекты из двух катан.       — Что… что всё это значит? — едва совладав с волнением прошептал Куромаку. Его пальцы дрожали так сильно, что он с трудом сжимал их на плече старика.       — Я не могу дать вам прямого ответа, помните? Но имперцы пришли сюда больше года назад. Приготовьтесь к тому, что вам придется бороться за свою жизнь, потому что город кишит ими. Нам нужно выйти отсюда, — голос его дрогнул, и старик решительно сделал шаг вперед, за пределы расступающегося перед ним камня, утягивая за собой находящегося в ступоре Куромаку. Только снаружи Куромаку понял, какой на самом деле внутри монолита был спертый удушливый запах. Приторный и сладкий, он напоминал ему что-то страшное, то, что он толком никак не мог вспомнить. Куромаку развернулся было, чтобы спросить, куда им нужно дальше, но увидев старика тотчас же потерял дар речи. От Стены к нему тянулись длинные грязно-болотного цвета дорожки, похожие на ртуть, вяло текущую из разбитого градусника. Стоило только одной из них коснуться подола рясы, как тотчас же пошла необратимая реакция — и тело зонтийца стало покрываться пушистыми наростами, напоминающими плесень. С каждой секундой она поднималась всё выше и выше. Куромаку в спешке расстегнул куртку, и сорвал с портупеи нож, он ринулся было к старику, но тот остановил его.       — Не стоит, ваше величество, она всё равно заберет меня. Это и была та жертва, о которой я говорил. Такова моя последняя помощь: я открою вам единственный непреложный закон магии — за любое её проявление приходится платить. И чем больше пользуешься магией, тем больше должна быть жертва. Когда плесень, источая гнилостный аромат, добралась до его шеи, старик улыбаясь сказал:       — Вам нужно торопиться к алтарю, время уже на исходе. Последним с его губ сорвался сдавленный вздох, глаза путника, закатившись устремились к закрытому тучами небу.       — Теперь я понимаю, с самого начала это всё была его воля… Слеза скатилась с его щеки, но и её поглотила Стена. Спустя секунду плесень, покрывшая всё тело старика, прыснула в разные стороны, зависнув на мгновение в воздухе, а затем исчезла, будто бы её и не бывало. Монолит же неподалеку снова был гладок и недвижим. Куромаку крупно дрожал, так и не выпустив бесполезное танто из рук. В расстёгнутой куртке ему было холодно, но он и не думал застегивать её обратно. Он никогда не видел смерть так близко. Да, он бывал иногда на похоронах родственников своих подданных, но одно дело — смерть от глубокой старости или болезни, и совершенно другое — такая страшная и насильственная. В прострации Куромаку развернулся и зашагал прочь, сам не понимая толком, куда идет. Ему хотелось убежать как можно дальше от Стены, и он направился вглубь трущоб. Если Куромаку не изменяла память, тот самый алтарь, про который сказал старик был… Едва Куромаку скрылся за одним из ближайших к Стене зданий, позади внезапно раздались голоса. Судя по всему, тех самых стражников, которых они видели, при пересечении границы.       — Тут на земле кровь! Здесь кто-то был! — воскликнул один из них, раздался лязг вынимаемого из ножен оружия. Чёрт бы побрал этих дотошных имперцев, появившихся так некстати. Куромаку не думая ни секунды рванул в противоположную от них сторону, что было сил.

***

Стражники преследовали его долго. Достаточно долго, для того, чтобы и Куромаку и они сами успели выдохнуться. Но никто из них не хотел сдаваться раньше времени. Куромаку был выше преследователей, а ещё с легким рюкзаком за спиной. Солдатам же мешала их броня и оружие, но они в отличие от него были тренированными и вполне могли продолжать гонку с ним наравне. Перепрыгнув поваленное дерево, Куромаку судорожно обернулся. Преследователей он не увидел, потому что успел завернуть за угол одного из домов раньше них. Тяжело дыша, не сбавляя темпа, он все так же быстро спрятался за мусорный бак в подворотне, надеясь, что солдаты проскочат мимо него. Грохот их тяжелых, подкованных ботинок не заставил себя ждать.       — Куда он делся?! — вскрикнул один из них, оставшиеся двое вертели головами в поисках хоть какого-то намека на присутствие постороннего. Вдруг, ниже по улице раздался противный грохот, такой, как если бы бегущий человек врезался во что-то крупное. Не теряя ни секунды, военные молча сорвались с места и умчались в том направлении. В проулке остался лишь Куромаку, перед взглядом которого всё поплыло. Его дико тошнило, а ноги дрожали от перенапряжения. Да уж, физические нагрузки не были его сильной стороной, что не говори. Прикрыв глаза, Куромаку отчаянно пытался сообразить, что же делать дальше, как вдруг его внезапно, кто-то схватил за рукав и рывком поднял на ноги. Только из-за того, что это произошло очень быстро, Куромаку не успел даже испуганно вскрикнуть. Но и это поднявший его предусмотрел, тотчас же закрыв ему рот ладонью.       — Не кричите, ради Бога. Я пришел помочь вам, — на Куромаку снизу-вверх смотрел щуплый юноша в бедняцкой одежде. Это был зонтиец, относительно невысокого роста. Единственное, чем он вообще мог запомниться, если бы вы столкнулись с ним толпе — так это невероятно бледным, почти прозрачным оттенком глаз. Такие обычно были у слепых людей, но парень смотрел на Куромаку вполне осознанно. На шее его висела широкая атласная лента. Куромаку молча кивнул, показывая, что всё понимает и не будет делать глупостей. Тогда, зонтиец еле слышно выдохнул от облегчения и отпустил его руку. Шепотом он проговорил:       — Идите за мной, я выведу вас. И Куромаку ничего не оставалось кроме как последовать за своим внезапным спасителем.

***

Они пробирались через развалы старой мебели и помоев, петляя по подворотням и перебираясь через заборы бедняцкого квартала. Пару раз зонтиец резко останавливался как вкопанный и жестом показывал Куромаку спрятаться. Тогда мимо них через минуту или две проходили патрульные, не такие уж и громкие для солдат с кучей оружия, надо заметить. И если Куромаку наверняка нарвался бы на них уже добрую сотню раз, то у его провожатого было либо отменное чутье, либо слух как у летучей мыши. Только благодаря ему они и смогли добраться до небольшого баракана окраине, почти утопленного в земле. И хотел уже было Куромаку, валящийся с ног от усталости, продрогший от холода переступить порог дома, как вдруг юноша остановил его, кивнув на расположившийся у стены дровник.       — Спрячьтесь там на секунду, в доме с проверкой могут быть военные, — когда Куромаку сделал как ему было велено, проводник еле слышно постучал костяшками пальцев по закрытой ставне. В ответ через мгновение раздался такой же приглушенный стук. Юноша улыбнулся.       — Чисто! Теперь можно идти. Ну, Куромаку не нужно было просить дважды.

***

Внутри было до духоты натоплено. Пахло свежими поленьями и смолой, а еще свёклой и варёной картошкой. Атмосфера очень напоминала русскую избу, за тем лишь исключением, что интерьер едва ли был старославянский. Света в доме не было никакого, чадила только масляная лампадка, стоящая на столике при входе. За ним, подперев щеку бледной ладошкой в инвалидном кресле сидела маленькая девочка. На вид ей было едва ли больше девяти лет, лицо её ещё не потеряло детской округлости, а тяжелые голубые косы, обрамляющие его, были заплетены явно неумелой рукой и наспех. Куромаку крупно вздрогнул, когда заметил, что у девочки не было обеих ног.       — Я уложила всех спать, — прошептала она, глядя на зонтийца, спешно снимающего с себя верхнюю одежду.       — У вас всё было в порядке, солдаты сегодня не приходили? — в тон ей так же тихо спросил парень.       — Нет, братик. Они гоняли людей по домам после службы.       — Ну и слава Богу. Значит они ещё долго здесь не появятся. Тем более, что у них сейчас появились дела поважнее, — он бросил мимолетный взгляд на застывшего у порога Куромаку, — снимайте куртку и перчатки, просушим их. В мокром бегать по морозу не так уж и приятно. Трефовый король молча и послушно снял с себя пуховик, шапку и варежки и протянул их своему спасителю. Тот отнес их к буржуйке и уложил вещи рядом с ней. Девочка ахнула, увидев руки Куромаку, не сокрытые более ничем.        — Армет, миленький, у него ведь пять пальцев? Пять, так ведь? Глаза не подводят меня?       — Нет, не подводят, Элли.       — Значит, дедушке удалось? — на её глазах выступили слёзы, которые она быстро смахнула, — кажется, она хотела сказать, что-то ещё, как вдруг из соседней комнаты послышался горький детский плач. Девочка встрепенулась и положила ладони на колеса кресла.       — Сестренка проснулась, я пойду её успокою… спасибо за то, что пришли сюда, ваше величество. Спасибо вам большое, — она скрылась в дверном проеме и её приглушенный голос раздался уже там. Куромаку отрешенно посмотрел ей вслед.       — Это был её… дедушка? Я даже не знаю, как… — он стушевался и затих, не в силах подобрать нужных слов. Не зная, как можно выразить свои соболезнования. Армет(так назвала его девочка?) опустив бледно голубые ресницы, тоскливо улыбнулся и принялся объяснять:       — Мы все здесь не кровные родственники, но для нас он был дедушкой. То, что он мертв Элли сразу же поняла, как и я, едва взглянув на вас. Мы все знаем, что чужак по-другому бы и не попал в Зонтопию. Так что не стоит винить себя за это. За сознательный дедушкин выбор. Старик был неугомонным, но в то же время — примером для всех нас, благослови Господь его душу.       — Так значит, ты с самого начала понял, кто я?       — Да. Я ждал вас на границе, каждую ночь, начиная с того дня, как дедушка покинул Зонопию. Однако сегодня я нарвался на патруль, поэтому задержался. Эта оплошность, могла стоить вам жизни и словами не передать, как мне жаль. Куромаку покачал головой, чувствуя, как выветривается из его крови адреналин и силы медленно, но верно покидают его.       — Не за что просить прощения. Ты и так спрятал меня от имперцев, рискуя жизнью. Я перед тобой в неоплатном долгу. Когда всё разрешится, я дам тебе в награду всё, что только пожелаешь. Армет, кажется, был крайне тронут этими словами. Он тепло улыбнулся, в уголках его бледных глаз блеснули слёзы.       — Ах, Богу, пусть даже и пришлому, не пристало говорить такое жалкому смертному. Да и потом, какие могут быть притязания у простого ремесленника вроде меня? Единственное, чего я по-настоящему хочу — чтобы вы спасли его величество. Он посмотрел на занимающуюся за окном зарю и тихо вздохнул, перебирая в руках атласную ленту.       — Пока не стало слишком поздно.

***

Несмотря на нервозную обстановку, и ужасные воспоминания прошлой ночи, Куромаку едва держался на ногах от усталости. Видя такое его состояние, Армет быстро помог Куромаку отмыться от крови, натекшей на его шею и подбородок, а затем не терпя никаких возражений загнал его на свою обитую мехом кровать в углу комнаты и поставил у неё деревянную ширму.       — Вам нужно хотя бы немного выспаться, чтобы завтра идти на гору. Путь к алтарю не близкий, — объяснил он и скрылся в другой комнате. И хоть Куромаку и знал, что ему многое нужно обдумать перед тем, как отправиться туда, его уставшее тело было иного мнения. В тот момент, когда глаза его сомкнулись Куромаку провалился в небытие, в котором его преследовали несвязные кошмары. Очнулся он, с трудом приходя в себя, уже ближе к полудню, от тихих детских перешептываний у изголовья кровати.       — Смотри, прямо как дед рассказывал — молодой, а волосы-то седые все.       — Ну так отож, ему, наверное, лет под тыщу, как и нашему Богу.       — Враки это всё, нашему Богу не тыща лет! Врун ты, Лулу!       — Сам ты вре… вру… короче дурак, вот ты кто! Куромаку распахнул глаза и уставился на ребятню, завязавшую потасовку. А дети, увидав, что он проснулся, с визгом бросились в рассыпную. Куромаку не особо вдавался в то, сколько их было, но ему показалось что около пяти или шести. Он на ощупь нашел на полу чудом не затоптанные ребятней очки и нацепил их себе на нос. Куромаку всё ещё паршиво себя чувствовал, но благодаря тому, что ему удалось поспать, чуточку менее паршиво, чем прошлой ночью. Только Куромаку собрался вставать, как вдруг из-за ширмы показалось бледное лицо Армета, тот помахал рукой, привлекая его внимание.       — Вы проснулись, ваше величество? Хотел, как раз будить вас. Сейчас два часа дня, но буря разыгралась такая сильная, что в ней солдаты вряд ли кого-то заметят. Вы сможете спокойно подняться на гору, до наступления темноты. В любой другой день я бы и шагу вам в такую непогоду ступить за порог не позволил, но вы же понимаете, да? Другого такого шанса может не представиться. Но сперва, пообедайте с нами, — Армет подал ладонь Куромаку и тот, ухватившись за неё, не без усилий поднялся на ноги. Мышцы, во всем его теле болели так, будто трефовый король не бегал от стражников, а был как минимум бит ими несколько раз. Ожог на бедре, на который вчера наложили повязку, противно саднил от любых телодвижений, а голова гудела не хуже церковного колокола. Но всё это было неважно, ибо Куромаку сумел благодаря помощи двух самоотверженных подданных Зонтика добраться сюда относительно невредимым и был в состоянии продолжить свой путь. Это радовало. Они вместе с Арметом прошли в соседнюю комнату, оказавшуюся кухней. Там, ребятишки разных возрастов, гомонили, рассаживаясь по бокам от длинного стола, а те, что постарше расставляли на нем столовые приборы и тарелки с едой. Удивительно, но жизнь посреди оккупированного государства, в этой нищей низенькой лачуге кипела с такой силой, какую никогда до этого прежде серый король не видел. Внимательнее присмотревшись, он понял, что у большинства детей были какие-то видимые особенности. Кто-то с трудом держал в дрожащих руках вилку, кто-то был слеп, некоторые общались при помощи языка жестов. В этот самый момент до Куромаку и дошло, что это скорее всего был детский приют.       — Так, так, осторожнее! Садитесь все, садитесь. У нас дома сегодня особый гость, — Армет указал рукой на трефового короля и ребятишки, все до единого с интересом уставились на него. Одна из девочек, сидевших в углу одернула вторую и начала быстро показывать ей сказанное зонтийцем руками.       — Это его величество Куромаку, брат нашего короля. Он пообедает с нами и отправится в дорогу. Не приставайте к нему слишком сильно, пожалуйста. Ему нужно выполнить одно очень важное задание, — взгляд практически белых глаз Армета вдруг стал серьезным, и он для пущей наглядности погрозил пальцем девчонкам, беззвучно переговаривающимся руками в углу. Они обе прыснули со смеху при виде того, как пытался хмуриться их добродушный братец.       — Так, а теперь прочтём молитву и сядем есть, — он хлопнул в ладоши и все, кто был за столом взялись за руки. То же сделал и Куромаку, опустившийся на поданную ему табуретку. Справа от него оказался Армет, слева — Элли. Он сжал их холодные хрупкие пальцы в своих и закрыл глаза. Куромаку не знал слов молитвы, но внимательно слушал, когда все хором произносили её.       — Благодарим Тебя, Боже, за то, что даровал нам эту пищу; веди нас и дальше по дороге праведной, избави от греха. Но если посреде учеников Твоих будет грешник, спасе его, даруй ему мир, а если мы сами согрешим, приди и к нам, спаси и нас, даруй нам свою милость. Аминь. Раздался перезвон ножей и ложек. Все принялись за еду. Куромаку запоздало опустил взгляд к тарелке, стоящей перед ним на столе. Там был очень незамысловатый суп. Кажется, на его родине такой называли «крестьянским» — злое, но очень правдивое название, ведь мясо в такой не добавляли, только овощи. Хлеб поданный к нему был зачерствевшим от мороза, но Куромаку едва ли пробовал когда-нибудь что-то столь же вкусное. К его горлу подкатила горечь, сам не понимая от чего он расстроился. Будь он таким же чувствительным, как и Феликс, давно бы уже расплакался, глядя на всё это. Никто из этих детей не должен был жить в нищете, однако, они жили.

***

Когда они с Арметом оставили прибирающихся детей на кухне, Куромаку сказал ему, абсолютно искренне:       — Хоть ты и говоришь, что вам не нужна помощь, я всё равно помогу, как разберусь с Зонтиком. Зонтиец посмотрел на него, с полуулыбкой, но выражение его лица оставалось для Куромаку каким-то малопонятным.       — Вы уже, наверное, догадались, что все они сироты из-за своих увечий? Куромаку молча кивнул, ожидая, что молодой человек расскажет дальше. Тот крутил в руках у себя всю ту же серую ленту, что намедни висела на его шее.       — Церкви, что раньше заботилась об этих детях, сейчас не до них. В храмах теперь пытаются вымолить «прощение» у Бога, а тех, кто действительно нуждается в помощи, бросили на произвол судьбы. Сказали, что калекам будет проще жить с такими же калеками, как и я, — выражение лица Армета стало печальным и отрешенным. Видимо он вспомнил не самый приятный эпизод из своей жизни.       — Погоди, но ведь ты… — удивленно протянул Куромаку.       — Я был слеп всю свою жизнь и прозрел только по воле вашего брата. Тогда, когда столкнулся с ним однажды, в городе. Куромаку встрепенулся. Вот значит, в чём было дело — не зря же глаза Армета показались ему странными, да ещё и эта невероятная способность ориентироваться по звуку. Обычно она была присуща только тем, кто был лишен зрения очень и очень долгое время.       — Знаете, это было чудо, самое настоящее. И его очевидно сотворил наш Бог, да только вот тогда, я не знал, что он действительно существует во плоти. Именно из-за того, что в церкви меня стали показывать всем как следствие божьего промысла, дедушка и нашел меня. Позже он рассказал о его величестве и о том, что моё исцеление — не результат поста и молитв, а лишь его доброй воли. Улыбка невольно тронула губы Куромаку. Это всё так было похоже на Зонтика. Тратить энергию генератора попусту, исходя лишь из одной любви к своим подданным, но Куромаку сложно было винить его за это. Кто знает, может быть сейчас, он поступил бы точно так же. Армет склонил голову и из его глаз полились слезы.       — Я так много должен ему сказать, я должен поблагодарить его за то, что он сделал для меня, для страны. За то, что он создал всех нас, дал нам волю и свободу, и всё, всё это, — он широко развёл руки, подразумевая, видимо сам мир вокруг.       — А из-за проклятия, мы даже по имени назвать его больше не можем, — Армет крепко зажмурился, не в силах сказать больше ни слова. Он зло вытер рукавом слёзы и нахмурив брови уставился на небольшую иконку, глядящую на людей из угла дома.       — А церковь? Они предали его, забыли его учение! В самый трудный час они позволили внешним ярким обертками ритуалов и служений затмить их разум. Плюнули на добродетель, оставив за порогом всех, кто нуждался в помощи. Мне страшно такое говорить, но они уже давно перестали служить своему прямому предназначению и связывать людей с Богом.       — В нашем мире, в том, откуда мы пришли сюда, с Зонтиком произошло то же самое. Я не считаю, что вера плоха по умолчанию, но она очень уж быстро становится инструментом в чьих-то властных руках. Но оставим патетику. Я попробую задать тебе один вопрос, Армет, может быть проклятие позволит ответить на него. Что случилось с первым министром Зонтопии, почему он позволил всему этому случиться?       — С Первосвященником Алебардом? Он… давно исчез, как и его величество. И никто точно не знает, что с ними обоими случилось, даже Священники отделений Связи.       — Понятно. Мне стоило бы найти кого-нибудь из них. Это пролило бы больше света на произошедшее, — сказал Куромаку и потянулся за своей курткой.

***

Как и говорил Армет, на улице буйствовала вьюга. Продираться сквозь буран было тем ещё весельем. Оно включало в себя и периодические падения на лед, и уворачивание от листов шифера, что ветер некстати решал снести прямо перед Куромаку с крыш. Одно лишь только во всей этой ситуации радовало — ни ему, ни кому либо ещё со стороны ни зги не было видно. До горы, на которой находился алтарь было не более получаса хода, так как бедняцкий район опоясывал её со всех сторон и дом спасшего Куромаку Армета был не так уж и далеко от святого места. У самого подступа к лестнице, ведущей наверх, стояло небольшое здание, видимо, временной казармы, из-за которой и выглядывал сейчас Куромаку. На первых каменных ступенях не так далеко от него стояли двое солдат, невозмутимо переговаривающихся, несмотря на такой мороз.       — И долго нам тут ещё торчать? — спросил один из них, тоскливо глядя куда-то вдаль. Второй солдат поправил съехавший, очевидно великоватый ему шлем и протяжно зевнул.       — Ну ты сам знаешь, пока он не закончит молиться. Первый кивнул ему, мол, да, знаю, но его вопрос был скорее риторическим.       — Тупость, правда? Кому вообще может молиться Бог? Богу посильнее?       — Ну знаешь ли. Охранять короля не такая уж и пыльная работенка, всё равно этот сектор — сплошь одни заброшки да пустыри. Тут никого никогда не бывает. Сердце Куромаку пропустило удар. Он не ослышался? Они только что сказали про Бога, молящегося у алтаря? Сомнений не могло быть никаких — иметь в виду имперцы могли только Зонтика. Куромаку крепко зажмурился на мгновение, пытаясь успокоить нервы. С одной стороны — его чуть ли не подкидывало от радости, а с другой — от страха. Он наконец-то увидится с Зонтиком! Спустя столько лет… Он, всё никак не мог стереть со своего лица дурацкую улыбку, но внутри максимально собрался и приготовился действовать. Теперь оставалось только придумать, как пробраться мимо военных. Но видимо сама судьба благоволила сегодня серому королю, поэтому в происходящее вмешалась третья сила со стороны. К вальяжно стоящим солдатам со стороны города выбежал, нет, буквально вылетел третий, который судя по нашивкам на его форме, был рангом выше и принялся на них кричать, что есть силы:       — Вагнер, Мюллер! Какого хрена вы тут делаете?! — интонацией и алым от злости лицом тот напоминал сержанта Дорнована из игры, в которую в реальном мире иногда залипал Вару. Наверное, это и было единственным моментом, оттуда, что запомнился Куромаку, ибо очень уж со вкусом пиксельный человечек тогда костерил главного героя.       — В каком смысле, капитан, у нас же приказ… — попытался было оправдаться один из солдат, но получил катаной в ножнах по голове.       — Да срать я хотел на ваши приказы! Командир сказал всем быть в центральном секторе. Все наши на ушах стоят, кто-то пробрался из внешнего мира, и мы блять, второй день не можем найти эту сволочь! А ты тут стоите, такие все красивые, хуи пинаете!       — Но мы не можем тут же… — и опять раздался звук удара меча о стальной шлем.       — Ты сука, поговори мне ещё тут! А если это те чертовы серые, а?! У нас тогда всё наступление медным тазом накроется, Император вам лично бошки поотрубает, если узнает! Оба солдата крупно вздрогнули, услышав о своем правителе и тут же подобрались. Видимо желание спорить у них отпало напрочь.       — Хорошо, мы идем. Всё равно на крайняк тут где-то его слуга ошивается, заберет его если что, — один из солдат продолжая потирать ушибленную голову, взглянул наверх. Они с напарником ушли вслед за рассерженным капитаном, а Куромаку, выждав пару минут, бегом бросился к пути на гору.

***

Наверх Куромаку почти бежал, едва чувствуя усталость из-за ударной дозы адреналина в крови. Гора была не такой уж и высокой, но покрытая коркой льда лестница стала для него тем ещё испытанием. Пару раз Куромаку чуть было не сорвался вниз, поскользнувшись. Лишь чудом он успевал в последний момент схватиться за выступы каменных изваяний, расположившихся вдоль дороги. Ветер выл, снег противно поскрипывал под подошвой, а над головой сгущались тяжелые тучи. Погодка была не из приятных, но она заметала следы. И если солдаты успели бы даже вернуться на свой пост (в чем Куромаку очень и очень сомневался), то с подножья горы в такую метель они вряд ли бы уже кого-то увидели. Это место, одно из двух естественных возвышений Зонтопии, было особенным. Именно здесь, под пологом горы, в самом начале строительства страны и находилось убежище Зонтика, из которого он отдавал подданным приказы. И хоть дворец и возвели потом ближе к центру, это место по-прежнему оставалось для зонтийцев святым. Здесь, на самой вершине они возвели небольшой алтарь, а затем, вытесали из камней и лестницу с религиозными фигурами. Страшно подумать, сколько времени ушло у жителей синей страны на всё это, но тогда ещё никто толком не занимался подсчетами. А, самым удивительным во всей этой истории, пожалуй, было то, что никто не заставлял их облагораживать это место — ни Алебард, ни священники отделений Связи. Это проявление любви к их божеству было инициативой самих зонтийцев. Правда, паломников, решивших взобраться на гору, со временем, из-за сложности подъема, становилось всё меньше и меньше и сектор вокруг неё пришел в упадок. Куромаку вспомнил, с каким трудом ему дался поход в горы Сукхавати. Его нынешнее восхождение было по сравнению с тем намного проще, ведь тут его хотя бы не пытались убить чертовы молнии. Удивительно, но чем ближе он подбирался к вершине, тем сильнее накалялась монета в кармане его куртки. Спустя какое-то время жар, исходящий от неё и вовсе стало невозможно терпеть. Куромаку уже было протянул руку, чтобы переложить её в другое место, как вдруг, червонец раскаленный до бела проплавил ткань и ускакал прочь, в темноту бушующей внизу вьюги. Куромаку проводил её огненный росчерк долгим нечитаемым взглядом. «И что, это конец?» — подумал он, вспоминая слова старика о том, что ему, чужаку, не выжить посреди страны отравленной магией. Но прошла минута, две, и ничего не произошло.Не разверзлась бездна, не ударил с неба огненный столб. Может быть ему просто повезло, а может быть, магия не была столь губительна если пришлый не находился рядом со Стеной. Поди разбери. Но, теперь у Куромаку точно не было пути назад — шанс выбраться у него был только в том случае, если бы сам Зонтик помог бы ему пересечь границу. Без него провернуть эту затею единолично не стоило и пытаться. С каждой пройденной ступенью, странно это или нет, но буря постепенно утихала. Видимо, Куромаку поднялся туда, куда она не могла добраться. Слой черно-серых туч в один миг сменился спокойным синим небом, с плывущими по нему вдаль редкими белоснежными облаками. Куромаку с грустью подумал, что ни ветер, ни снег, царящие так высоко, не знают, какие страшные вещи происходят на земле. Порой ему хотелось быть таким же отрешенным от проблем, как и всё неживое в этом мире. Ему несмотря на трудоголизм, в отличие от того же Феликса, мучавшегося от тишины, хотелось спокойствия, хоть бы и на один день. Однако покой ему только снился, ведь даже сейчас вместо того чтобы отдыхать на празднике, Куромаку снова рисковал своей жизнью ради Бог знает, чего. Наконец, перешагнув последнюю ступень, Куромаку увидел его — старый высеченный из монолита алтарь, с небольшой крышей, скрывающей от снега знамя зонтийской церкви и пиалы для подношений. У пьедестала на коленях стоял человек. Его ладони, вознесенные к небу, были сложены вместе. Он еле слышно бормотал что-то вроде молитвы, вокруг его силуэта клубился дым от зажжённых благовоний.       — Если ты слышишь меня, если знаешь о том, что происходит здесь… то почему не приходишь? Я прошу тебя об этом каждый день. Каждый день я надеюсь, что ты не бросил нас, но, прошло уже столько лет… Лицо молящегося было сокрыто капюшоном, черного траурного цвета, такого же, как и вся его одежда.       — Тебе ведь никогда не было до нас дела, так ведь, Создатель? Пик с самого начала был прав, на этот счет, лишь один Джокер заботился о нас, но и он уже… Ошибки быть не могло. Куромаку сделал ещё один шаг вперед, не веря тому, что он смог наконец встретиться с ним. Несмотря на всё то, что было за эти минувшие пять лет, несмотря на то, что произошло с ним за эти сутки, трефовый король едва ли мог сейчас вымолвить хоть слово. Они застревали в его горле, тяжёлые и ненужные, он не знал с чего начать. Но имя, его имя непроизвольно само сорвалось с уст Куромаку.       — Зонтик… Человек в капюшоне содрогнулся, внезапное обращение напугало его. Куромаку же ощутил острый приступ дежавю, когда молящийся обернулся и на него уставились огромные синие глаза.

***

Куромаку медленно пошел к Зонтику навстречу. Его руки дрожали, в это мгновение он испытывал такую бурю эмоций, что было просто не передать словами. Так вот значит, как чувствовали себя все это время обычные люди, у которых были друзья и родственники? Так они волновались за кого-то, когда случалось ужасное? Так радовались, когда всё благополучно разрешалось? Просто уму не постижимо. «Живой, он живой! С ним всё в порядке!» — крутилось в голове трефового короля, пока тот не веря своей удаче готов был от облегчения упасть на землю рядом с правителем Зонтопии. Ноги его подкашивались от волнения. Но Зонтик продолжал всё так же ошарашенно смотреть на него в ответ и в голове Куромаку запоздало промелькнуло, что что-то во всём этом было определенно не так. И стало это понятно только тогда, когда Куромаку сделал ещё один шаг, почти прикоснувшись пальцами к плечу Зонтика. Тот испуганно вскрикнув вдруг вскочил на ноги.       — К… Куро! Ты… — отступая прочь, Зонтик уперся спиной в алтарь и тихо пискнул, глядя на надвигающегося на него трефового короля.       — Тебя не должно быть здесь, — зрачки Зонтика, задрожали, сжавшись до булавочных головок и из его глаз хлынули слезы. Куромаку остановился в шаге от него. Ему казалось, что где-то прежде он уже видел нечто подобное. Да, Зонтик всегда был нервным и частенько плакал, но сейчас, его реакция выглядела чрезмерной. Куромаку вздрогнул, вдруг вспомнив Феликса, который точно с таким же выражением лица кричал в бреду о том, что не может больше править Фелицией. Вот значит, откуда пришло это чувство дежавю, эта реакция была… Нездоровой.       — Я не должен быть здесь из-за Пика, да? Он ничего мне не сделает, и тебе тоже. Не бойся. Я хочу помочь, — искренне сказал Куромаку, внимательно наблюдая за малейшими переменами на лице другого клона. Взгляд Зонтика забегал из стороны в сторону, он смотрел куда угодно, лишь бы не на короля своей масти. Ещё секунда — и он, болезненно морщась, стиснул пальцами виски, отросшая челка упала на его глаза.        — Ты… мне уже ничем… не поможешь… — голос Зонтика опустился почти до шепота и задрожал. Куромаку, воспользовавшись моментом подошел к Зонтику вплотную и аккуратно взял за плечи. Благо, у него уже был опыт в успокоении людей с нервными срывами.       — Всегда есть выход, Зонтик. Посмотри на меня, скажи мне, чем я могу…       — Нет, нет, нет! — трефовый валет с силой, несвойственной такому тщедушному телу, оттолкнул короля от себя. Его взгляд сделался безумным.       — Как ты не понимаешь?! Ты должен бежать отсюда, иначе он увидит тебя! — Зонтик крепко зажмурился и отвернулся от Куромаку, продолжая бессвязно бормотать. Речь его становилась всё неразборчивее и неразборчивее.       — Увидит, моими глазами, услышит моими ушами. Он придет за тобой, придет… и убьёт.       — Кто? Кто придет, Зон…       — Отойди от его величества, — раздался низкий, разгневанный, почти что рычащий голос позади трефовых. Куромаку прошиб ледяной пот. Он готов был поклясться на всех законах термодинамики, что только секунду назад, у алтаря кроме него и Зонтика никого не было. Куромаку обернулся и увидел невысокого зонтийца, в грязно-сером церковном одеянии, застывшего на верхних ступенях лестницы. В одной его руке был подбитый мехом плащ, а вторая крепко сжимала меч. Незнакомец пристально смотрел прямо в глаза Куромаку, чего не делал как правило никто из жителей Карточного Мира. Королей большой восьмерки обычные люди побаивались или уважали (или и то и другое разом) и редко когда можно было встретить того, кто так явно выражал бы своё к ним презрение. А в том, что этот человек как минимум недолюбливал правителей этих земель, Куромаку не сомневался. Настолько злым и решительным тот выглядел. Зонтик увидев его, кинулся к нему, но на последней ступени, что их разделяла, вдруг поскользнулся и хорошенько навернулся бы, если бы не зонтиец. Для обычного человека тот среагировал на удивление быстро и выронив всё, что было у него в руках, подхватил Зонтика, так, словно тот весил не больше пушинки. Меч его, звеня ускакал по лестнице вниз, сопровождаемый тремя растерянными взглядами. Зонтик же прижался к своему спасителю всем телом, будто бы закрывая его от Куромаку.       — Куро… не сделал никому ничего плохого, пожалуйста… — голос трефового валета был тихим и надломленным, в нём слышалась мольба, непонятная для Куромаку. Но, зонтиец, кажется понял то, что пытался сказать ему правитель. Он аккуратно отстранил его от себя и отряхнув упавший плащ, накинул его на плечи Зонтика. Спокойно, уверенно. В этих его жестах не было ни капли нервозности или злости, что проявлялись пару мгновений назад. Лишь нежность и забота. Столь явная, что впору было только позавидовать.       — Не стоит беспокоиться, ваше величество. Я разберусь, — мягко сказал он, еле заметно улыбаясь. И хоть эта сцена и не длилась больше пары минут, Куромаку почувствовал себя по-странному лишним здесь. Он совершенно запутался и уже не понимал, что вообще происходит. Судя по всему, с Зонтиком случилось что-то наподобие того, что было пять лет назад с Феликсом, и это пугало. Симптомы у них обоих были похожи — тот же одинаковый параноидальный бред и эти слова о ком-то, кто пугал их обоих. «Феликса пугал шут», — вспомнил Куромаку, хмурясь. Мог ли тот, о ком говорил Феликс, быть замешан и в делах Зонтопии, хотя бы и косвенно? Или единственной причиной такого поведения Зонтика был Пик? Ещё и этот зонтиец так… некстати появился. Видимо это был тот самый слуга, которого упоминали солдаты внизу. Однако, чем дольше трефовый король всматривался в строгое лицо и холодные глаза напротив, тем больше они ему казались смутно знакомыми. Наконец, его осенило.       — Алебард? Зонтиец удивленно склонил голову, успокаивающее перебирая спутавшиеся волосы дрожащего Зонтика, спрятавшего лицо у него на плече.       — Вы знали моего отца? Разочарую вас, милорд, но он уже давно мертв. Сейчас я занимаю его место, — в глазах молодого человека, как показалось Куромаку, промелькнуло какое-то секундное ехидство. Но, возможно, ему и впрямь, лишь показалось. Да, на самом деле, зонтиец был слишком молод для первого министра Зонтопии, но сходство, если приглядеться было чересчур очевидным. Мышиного цвета волосы, собранные в косу, те же сощуренные внимательные глаза, бледная даже по меркам зонтийцев кожа.       — Вы ведь серый король Куромаку? — спросил он, внезапно сменив гнев на милость. Видимо зонтиец понял кто стоит перед ним и рассудил, что его господину другой правитель не представляет угрозы.       — Да, это я, — кивнул Куромаку. Зонтиец нехотя поклонился ему в ответ.       — Меня зовут Бердыш, но вы можете звать меня Берд. Скажите мне, зачем вы здесь? — несмотря на вежливую интонацию, весь их разговор ощущался так, будто Куромаку находился на допросе. Но он постарался отогнать от себя подобные мысли, ведь в конце концов, наверняка Курон так же переживал бы за него, будь он в таком же состоянии, как и Зонтик. Дотошность была вполне оправдана в этой ситуации.       — Недавно из вашей страны ко мне пришел человек, со словами о том, что тут происходит нечто, способное навредить и Зонтипии и… ему, — Куромаку грустно кивнул на своего валета. Взгляд Берда смягчился, стоило ему услышать о волнении за его господина, но ненадолго. Он прокашлялся и взяв Зонтика под руку, сказал:       — Если вы хотите помочь его величеству, то я могу предложить вам временное убежище. Обещаю ответить на все вопросы, что позволит мне проклятье. Но, нынче здесь и впрямь неспокойно, поэтому не стоит задерживаться на улице. Особенно ночью, когда тут шныряют имперцы. А ещё вам не стоит задерживаться и в этой стране. Узнаете, что нужно — и уходите. Ведь рано или поздно, как бы зонтийцы не прятали вас, слуги Императора докопаются до истины. Тогда все, кто помогал вам отправляется на плаху, вне зависимости от того, взрослыми они будут или детьми. Куромаку в раздумьях склонил голову. Не мог ведь сын первосвященника только что… намекать на Армета и его подопечных? А раз так, то откуда он знал о том, что они помогали Куромаку? Возможно, его отец, как одно из самых влиятельных лиц Зонтопии, помимо титула оставил ему в наследство и всю шпионскую сеть, но тогда, дела обстояли и впрямь хуже некуда. Ведь даже если относительно нейтральный первосвященник докопался до истины, то Пику не составит труда рано или поздно прийти к тем же информаторам и выбить из них правду силой. Куромаку бросил обеспокоенный взгляд на Зонтика и его слугу и двинулся следом за ними.

***

Окольными путями по подворотням и трущобам, к вечеру они добрались до небольшого двухэтажного здания, всё в том же многострадальном районе бедняков. Серый и невзрачный — вот что можно было сходу сказать об этом доме. Он, как и весь пейзаж вокруг выглядел уныло и едва ли небольшой садик из пары костистых деревьев и торчащих сухих клумб разбивал витающую в воздухе атмосферу церковной постности. Внутри, несмотря на тлеющий камин, было холодно. Стоял удушливый запах каких-то лекарственных трав. Кажется, ладана и шалфея. Отперев входную дверь, Берд тотчас же оставил все свои дела принялся хлопотать вокруг Зонтика. С ним он обращался бережно, точно с фарфоровой куклой и ни разу за всё это время на лице сына первого министра не появилось ни брезгливости, ни усталости, с которой обычно заботятся о больных людях. Он усадил Зонтика на табурет и помог ему снять сапоги, а затем всю верхнюю одежду. Растер его красные щеки и расчесал спутавшиеся под капюшоном темно-бирюзовые волосы. Всё это время Зонтик, после их недолгого с Куромаку разговора продолжал смотреть сквозь него и более не проявлял никаких признаков того, что он вообще понимает происходящее вокруг. Зонтик чисто механически делал то, на что ему указывал зонтиец, но на этом всё. Закончив с переодеванием в домашнюю одежду Берд отработанным движением снял со шкафа подушку и уложив её в расправленное кресло, кивнул на него Зонтику. Тот молча подошел к импровизированной кровати и укрылся одеялом, которое ему успели впихнуть в руки. Эти двое взаимодействовали безо всяких слов, так, словно могли читать мысли друг друга и наблюдать за ними со стороны было крайне занятно. И только после того, как Зонтик сомкнул глаза и уснул, зонтиец тихо сказал Куромаку:       — Поговорим наверху.

***

Верхняя часть здания была более холодной, поэтому Куромаку так и не снял куртку. Лишь расстегнул её так, чтобы в сидячем положении она не беспокоила его раненую ногу. Берд быстро разлил по кружкам кипяток, и они с Куромаку сели за стол. Какое-то время трефовый король и зонтиец молчали, прислушиваясь к тому, как потрескивает только что снятый с плиты чайник. Каждый из них собирался с мыслями.       — Спасибо, что позаботился о нём, — Куромаку сам не понял отчего его голос так сильно задрожал на словах благодарности. Должен ли он был быть на месте Берда и оберегать Зонтика? Мог ли Куромаку вовремя защитить его от влияния Пика, если увидел бы, что у него были проблемы? Чувство вины, колючее и противное начало потихоньку грызть душу трефового короля. Он сомневался насчет всех этих вопросов, но отчего-то Куромаку казалось, что он мог предотвратить всё это очень давно. Если бы он старался лучше.       — Вам не за что меня благодарить. Я забочусь о его величестве по своему собственному желанию, — раздраженно ответил Берд.       — И всё-таки. Хоть мы с Зонтиком и не кровные родственники, но всё равно почти семья. Ближе него и пары других правителей у меня никого и нет. Мы все очень переживали за него когда появилась Стена. Страшно было думать о том, что он мог умереть… — продолжил Куромаку, сам не понимая, отчего он так сильно откровенничает с этим странным угрюмым человеком. Мигрень меж тем, потихоньку начала к нему возвращаться, видимо из-за того, что Куромаку много пережил за сегодня. Усугублял её и резкий аромат трав, витающий в воздухе. Куромаку хотел было спросить разрешения открыть окно, чтобы запах стал несколько тише, но понял, что так в комнате станет ещё холоднее. Приходилось терпеть и надеяться, что в этом доме он не задержится надолго. У Берда ему нужно было узнать о происходящем в стране, а потом забрав Зонтика — и бежать к границе. Уже в Столице, со всеми остальными, Куромаку подумает хорошенько, как поступить с ним и как давать отпор Пику. Ведь было понятно, что Зонтик уже давно не правит своей страной, а значит и оставаться ему здесь, на милости врага, да и к тому же, как потенциальному заложнику было небезопасно.       — Ты сказал, что попытаешься ответить на мои… вопросы, — голова Куромаку начала кружиться, но он стойко терпел. Ведь в конце концов обычный разговор в чьей-то гостиной был не таким уж и утомительным по сравнению с бегом по пересеченной местности от имперцев. Во взгляде зонтийца промелькнуло нечто странное. Эмоция, которую Куромаку не смог к своему удивлению опознать. Берд прокашлялся.       — Да, на все, которые успею.       — Тогда… почему Зонтик в таком состоянии, давно ли? — слова давались Куромаку с трудом. И в самом деле, чего это вдруг он? Может быть, наступила усталость после подъема в горы? Но раньше он не замечал за собой таких проблем со здоровьем.       — Господин лишился разума, стремясь защитить нас всех. Это произошло пять лет назад, тогда, когда он прибыл с вашего национального праздника. В попытке оградиться от Империи, он воздвиг Стену, — голос Берда хриплый и медленный звучал точно заевшая пластинка, еле слышимая на границе сознания, но останавливать их разговор не имело совершенно никакого смысла. Ведь ради ответов Куромаку и проделал такой путь.       — А ты не знаешь, кто такой «он», про которого говорил Зонтик? Бедр нахмурился, раздумывая.       — Могу только предположить. Может быть, он имел в виду Императора? Хоть Куромаку и не полагался обычно на что-то непрактичное вроде интуиции, но в данный момент всё его нутро кричало о том, что Пик здесь точно был ни при чём. Зонтик явно боялся кого-то другого. Голова трефового короля всё продолжала раскалываться от дурманящего запаха трав. Ему казалось, что на неё опустили многотонный пресс и теперь давят изо всех сил. Виски противно ныли. Сколько интересно, он уже не спал? Голос Берда обволакивал, заполонял собой всё большое пространство комнаты. Слова его Куромаку слышал будто бы сквозь вату.       — Хоть я и говорил, что вам нужно покинуть эту страну, но сделать это можно не только физически. Обрести вечный покой можно и совершенно другими способами. Всё это было как-то неправильно. У Куромаку дома было столько дел, он должен был вернуться в Столицу, он должен был забрать с собой Зонтика, он должен был… Когда веки Куромаку начали смыкаться против его воли, рука зонтийца, вставшего из-за стола, потянулась к нему медленно, точно в тысячекратно замедленной съемке. На мгновение теряющему сознание трефовому королю показалось, что та вся была изуродована шрамами, но наваждение быстро пропало. Куромаку, съехавший со стула на пол с трудом боролся с подступающим обмороком. Рефлекторно в самый последний момент, сам не понимая от чего Куромаку дёрнулся и пальцы Берда так и не коснулись его головы. Очки слетели с носа Куромаку, и он наконец увидел… В разуме его всё внезапно прояснилось, и тревога накрыла Куромаку, он попытался закричать, но с ужасом, понял, что больше не властен над своим телом. Берд, цокнув, потянулся за его очками.       — Вам нужно быть аккуратнее, ваше величество. Думаю, они стоят немалых денег. Противные мурашки прошлись по спине Куромаку, он попытался отпрянуть от человека подле себя, но у него вышла лишь какая-то вялая конвульсия.       — Что такое, ваше величество? Не нравится мой настоящий облик? — на него, с хрустом раздавив в ладони очки, смотрел полными ненависти глазами шут.

***

Выражение его лица, немного брезгливое, немного скучающее треснуло в одно мгновение. Раскололось, будто театральная маска. Он ощерился всеми зубами и Куромаку с ужасом осознал, что те были нечеловечески острые. Глаза шута сощурились и вспыхнули тем же самым лазурным пламенем, что гуляло и внутри Стены.       — Ох, как досадно, что до этого дошло. Правда. Я не очень-то люблю давать людям видеть, каков я на самом деле. Однако, старшие карты колоды проблемные в плане использования магии. На вас, выродках, она всегда работает как попало. Шут был один в один, как его описывал Феликс — невысокий, с топорщащимися бледно-зелеными волосами, в кричащей разноцветной одежде. Но, он не выглядел забавно, как и полагалось любому другому нормальному шуту, помимо яркой внешности, было в нём очень много и неестественного. Взять хоть ту же безумную улыбку до ушей и контрастирующий с ней обозлённый взгляд. Теперь Куромаку прекрасно понимал коулрофобов — такое психоделическое нечто могло разве что померещиться в кошмарном сне. «Господи Боже, что это вообще такое?» — пронеслось в голове трефового короля, который оставался в сознании только благодаря животному страху, продолжавшему сотрясать его тело. И какого же было его удивление, когда шут ответил на эту мысль.       — «Что»? Как грубо. Вообще-то у меня есть имя. Он шутливо поклонился Куромаку, звеня приделанными к его шаперону и браслетам бубенчиками.       — Я Красный Джокер, Хранитель Карточного Мира. Не сказал бы, что рад познакомиться, но, ха-хах, судя по твоему лицу думаю, это взаимно. «Что ты сделал с Зонтиком?» — раз это нечто могло благодаря какой-то неведомой силе слышать его мысли, то ему не составит труда услышать и эту, ведь Куромаку буквально прокричал её у себя в голове.       — С трефовым валетом, ты хотел сказать? О, нечего строить такие рожи, я прекрасно знаю, кто вы все такие на самом деле. Не люди и не Боги, а просто-напросто жалкие карты, с которыми заигрался один ребенок. С ним, в отличие от остальных семи, я не сделаю ничего. Потому что он один из вас не заслуживает смерти, — явно насмехаясь над состоянием пытающегося отползти к стене трефового короля протянул шут, медленно выбираясь из-за стола. «Смерти? Мы не сделали ничего тако…» — Куромаку поморщился от резкой боли, сдавившей его виски. Ощущение было такое, будто бы на голову ему надели раскаленный металлический венец и начали сдавливать его сильнее и сильнее, так что Куромаку не мог возразить скалящемуся шуту даже мысленно. Улыбнувшись ещё пуще произведённому эффекту, Джокер продолжил как ни в чем не бывало:       — Взять вот хотя бы твоего блондинистого дружка. Знаешь сколько людей погибло из-за его некомпетентности? Не проводил свои любимые подсчеты, когда принимал правление Фелицией в свои руки? Его глаза вспыхнули ненавистью, рот перекосило в безумном оскале.       — А я скажу тебе, смертей были тысячи. Не так уж и много в контексте целого государства, казалось бы, но они все равно останутся на совести таких как ты, — зарычал он, присев на корточки напротив Куромаку.       — Я прямо-таки вижу немой вопрос, повисший в воздухе. «Что же ты сделал с червовым валетом тогда?». Считай, что я сегодня добрый и поделюсь откровением — всего лишь поговорил, прямо как и с тобой сейчас и показал что будет если он продолжит играться в местного царька — все его подданные рано или поздно умрут. И он был послушным мальчиком все эти пять лет, осознав это и оставив Фелицию в покое! Все они прекрасно справлялись и без него. Но судя по твоим недавним воспоминаниям, он как-то смог преодолеть внушенный ему мною страх. Интересно как… ну конечно же! Фелиции на которую распространялся запрет больше нет, есть только Объединенное государство, видимо магия очень избирательна в плане формулировок, я учту это, на будущее… — прервав поток своих размышлений, шут протянул руку к танто, висящему на поясе Куромаку и сорвал его одним движением. Клинок опасно блеснул в темноте комнаты.       — А что касается тебя, дорогой трефовый король, твое правление окончится здесь. Больше никого из вас в живых я оставлять не буду, ведь всё равно, как не воздействуй на вас магией, вы пытаетесь дорваться до власти. Как же это бесит! Я бы поблагодарил тебя напоследок, за то, что ты прогнал Зонтика тогда, пять лет назад, иначе он рассказал бы тебе обо мне и мой план так и не смог бы притвориться бы в жизнь, но мне не хочется благодарить такого мерзкого Божка, как ты. Забавно, что, решив спасти кого-то не нуждающегося в твоей помощи ты встретишь свою смерть, но жизнь вообще штука полная забавного. Прощай и передавай привет своему Создателю. Взмах руки, сжимающей нож, был таким быстрым, что даже при всем своем желании, Куромаку не успел бы от него уклониться, даже если бы контролировал своё тело. Не было никаких кадров жизни, что пронеслись бы перед его глазами. Лирика вообще в смерти была неуместна. Единственное, что Куромаку обреченно понял буквально за мгновение до того, как лезвие соприкоснулось с его шеей: «вот так я видимо, и умру». Вдруг стена слева от него взорвалась бетоном и битым кирпичом. Мгновение — и руку рычащего от злости Джокера, так и не достигшую своей цели, остановил бледный, покрытый шрамами кулак. Ещё мгновение — и Джокер с оружием был отброшен ударом в противоположную сторону. Куромаку сложно было осознать всю глубину своего везения. Поняв, что чары развеялись и теперь он может самостоятельно двигаться, он поднял голову и ошарашенно уставился на своего спасителя. Во второй раз за этот день Куромаку встречался с тем, кого не никак не ожидал увидеть. У осыпающегося известкой и пылью отверстия стоял Данте. Рука, его, остановившая нож была вся в крови, но выглядел он, несмотря на это как и всегда — невозмутимо и до сюрреалистичного спокойно. И прежде чем Джокер, вскочивший на ноги, вновь атаковал бы их, Данте схватил Куромаку за шиворот и оттолкнувшись от разрушенной стены взлетел в воздух, убираясь подальше от этого проклятого места.       — Зонтик! Мы должны вернуться за ним! — закричал что есть силы Куромаку, пытаясь сопротивляться стальной хватке Данте. Но тот зараза, держал крепко. И с каждой секундой они уносились прочь всё быстрее.       — Помогать — святой долг любого, но против него мы беспомощны, — ответил он, щурясь от боли. Скорость в полете Данте развивал просто невероятную, и спустя буквально секунду, до того, как Куромаку успел осознать, что произошло, они уже очутились у лазурного бока Стены. Ему хотелось закричать что есть силы, что они не пройдут сквозь этот могильник, что без волшебства, оберегающего их не стоит даже и пытаться, но он упустил из виду одну очень важную деталь. Данте в минуты использования своей силы и сам был чистой магией. Силуэт его вспыхнул алым, а глаза лишились зрачков, когда он выставил одну из рук сложенную в кулак вперед. Магия Стены вязкая и тягучая, как ил, хранящий в себе кучу покойников, всколыхнулась перед магией Данте, свежей и острой, точно порыв ветра и отскочила от неё. А без магии Стена была просто стеной. Бубновый король пробил её, будто для него она ровным счетом ничего не значила. Когда они убрались от её громадины прочь, Куромаку ошарашенно обнаружил, что Стена за их спинами чавкая, точно сырое мясо начала срастаться воедино. Будто бы она сама по себе действительно была живым существом. В это самое мгновение он вспомнил, что именно напоминал ему приторный запах близ монолита — именно так пахла гниющая мертвечина. «Ну и мерзость эта чёртова магия», — мелькнуло в раскалывающейся голове у Куромаку.

***

Меж тем, в Зонтопии, в разрушенном здании, шипя от боли, на ноги поднялся Джокер. Хоть он и мог использовать столь продвинутую магию, что любому из королей и не снилась; способность делать свой позвоночник хромированным, в число его умений явно не входила. Он с трудом уцепился за стену и с шумом вдыхая морозный воздух, ворвавшийся в комнату, огляделся. Часть крыши в дальнем углу, как и стена осыпались и теперь дом являл собой ещё более печальное зрелище, чем обычно. И пусть, Джокеру не хотелось этого признавать, но судя по всему, им с Зонтиком опять придётся перебраться в замок, в центре города. Джокер зло скрипнул зубами и зажмурился, чувствуя, как боль в спине отдает в его правую, давно изувеченную ногу. А он, блять, ненавидел херов зонтийский замок! От циркулирующих в его голове ругательств, которые он мысленно посылал Данте, что так некстати похерил прекрасную возможность убить Куромаку, Джокера отвлек еле слышный скрип половиц на лестнице. Хранитель Карточного Мира обернулся и со вздохом уставился на человека, застывшего буквально в метре от него. В дверях стоял Зонтик, пустой взгляд которого был направлен в небо, туда, куда сбежали его давние знакомые. В уголках его глаз скопилась влага. Выражение лица Джокера с раздраженного сменилось на сочувствующее и он заворчал себе под нос:       — Ну вот что за сволочь этот трефовый король? Не мог он что ли просто сдохнуть тихонечко и всё? Разбудили всё-таки, чтоб их черти драли… — он направился к неподвижному Зонтику. Без фальшивого облика зонтийца, было видно, что шут хромает при ходьбе.       — Больше нет нужды держать тебя в таком состоянии, раз уж они ушли, — Джокер коснулся ладонью щеки Зонтика, между ними промелькнула маленькая лазурная молния и тотчас же потухла. Мгновение спустя взгляд правителя Зонтопии сфокусировался на руке, что всё ещё не оторвалась от его лица. Зонтик со свистом втянул в легкие воздух и захрипел. От слабости он осел бы на пол, если бы Джокер вовремя не поддержал его.       — К…Куро!.. — трефовый валет попытался было выкрикнуть имя полностью, но закашлялся на середине и замолк. Джокер с какой-то лишь ему одному понятной грустью посмотрел на судорожные попытки Зонтика выровнять дыхание и отвел взгляд в сторону. Его, кажется, злило то, что трефовый валет переживает о ком-то, кто не стоит его переживаний. Что и не скрылось в интонации его голоса:       — Будешь кричать — голос сорвешь. Всё, блять, в порядке с твоим дорогим Куромаку. Взор Джокера упал на осыпающуюся известкой дыру в стене, и он скривился. И всё-таки, как близко он был к тому, чтобы вскрыть этому Божку горло! Всё в комнате буквально кричало об упущенной возможности, и не будь тут Зонтика, он бы с радостью разнес всю её к чертям.       — Пока, — многозначительно добавил Джокер, чувствуя, как гнев пуще прежнего закипает в нем изнутри.       — Они видели тебя. Что ты теперь будешь делать? — взгляд Зонтика, загнанный и настороженный, впился в человека напротив, голос его дрожал. На самом деле им необязательно было даже говорить друг с другом вслух — ведь что бы Зонтик не подумал, Джокер и так бы услышал. Джокер тем временем, оскалился в безумной улыбке.       — То, что трефовый король узнал обо мне, ничего не меняет. Основной план остается в силе. Придется разве что поторопить нашего с тобой строптивого… друга.       — Но, Деу… Джокер, — Зонтик замолчал на мгновение, поймав предостерегающий взгляд и опустил голову, чтобы больше не встречаться с его чудовищными, нечеловеческими глазами.       — Я слушаю тебя, говори, — интонация голоса Джокера стала вкрадчивой и обманчиво спокойной, но Зонтик прекрасно знал, что всё это — всего лишь маска. Очередная из сотни, которую сходящий с ума шут носил перед ним.       — Куромаку… он же в отличие от Пика и Феликса не сделал ничего плохого, ты ведь… ты можешь оставить его в покое? — выражение бездонных синих глаз стало умоляющим. Джокер нервно фыркнул, зарываясь пальцами в свои зелёные непослушные кудри. Ему не нравилось, когда Зонтик пытался манипулировать им с помощью… эмоций. И дело было даже не в том, что тот выглядел так, будто сейчас расплачется, а в том, что Зонтик так обреченно себя чувствовал. А Джокер, будучи магом, связанным с его сознанием, ощущал эту безнадёгу и тоску напрямую, так, как если бы испытывал все эти эмоции сам. А ему не хотелось грустить из-за поганого мусора, этих чёртовых старших карт, разрушающих всё, к чему бы они не прикасались!       — Ты знаешь моё мнение на этот счет, Зонтик. Твой король далеко не так безвинен, как тебе кажется, я видел это в его разуме, так же ясно, как вижу то, о чём ты думаешь сейчас. Я видел, то, о чем он помышляет, то, чего хочет. И я не стану щадить кого-то вроде него. Эту ошибку я не совершу дважды, — последние слова Джокер процедил, чуть ли не до скрипа сцепив острые зубы. Взгляд его наполнился болью и ненавистью, когда он вспоминал о прошлом.       — Я не остановлюсь, пока не уничтожу их всех, этих Лживых Богов.

***

Когда Куромаку с Данте прибыли в Столицу, была уже поздняя ночь. Они приземлились на балконе у одной из замковых мансард. Если Куромаку не изменяла память (а эту часть дворца он посещал нечасто), тут располагалась небольшая кухня для прислуги, а этажом ниже — зимний сад. Хлопья снега неспешно кружились в воздухе, но в отличие от Зонтопии, в Столице это был первый снегопад за год. Ветер практически не нарушал это безмолвное спокойствие и вид обволакиваемых сизой дымкой домов, с горящими окнами был просто бесподобным. Какой, однако, контраст с последними двумя сутками в Зонтопии, которые обернулись ни много ни мало настоящим адом.       — Почему мы остановились именно здесь? — Куромаку обернулся к Данте, и хотел уже добавить, что у него нет ключей от застекленных дверей, напротив которых они стояли, но Данте лишь загадочно усмехнулся.       — Терпение, сейчас поймешь. На кухне послышался невероятный грохот, будто бы половину посуды, что там была разом опрокинули на пол, затем за покрытыми изморозью окнами раздалось судорожное бряцанье и секунду спустя на пороге стоял растрёпанный Феликс.       — К… Куро! — трефовый король и глазом моргнуть не успел, как вдруг Феликс бросился в их сторону и повис у него на шее. Глаза Феликса испуганно расширились, когда спустя мгновение он выпустил Куромаку из объятий и взглянул на него повнимательнее.       — У тебя кровь… а ты обещал мне, что с тобой всё будет в порядке! — укоризненно протянул Феликс. Взгляд его выражал сейчас две эмоции — обеспокоенность и очень уж явное желание двинуть тому человеку, из-за которого его друг пострадал.       — Она не моя, — ответил Куромаку, вспоминая про то, что Данте, запястье которого распороло ножом вполне мог запачкать его, когда хватал за воротник, вытаскивая за пределы дома Зонтика.       — Нет, я про эту, — минуя заляпанную алыми каплями одежду, Феликс коснулся пальцами лица Куромаку и только в этот самый момент тот почувствовал обжигающую боль. Глубокий порез на щеке. Куромаку поморщился и инстинктивно дернулся в сторону. Видимо, раз Феликса так напугал внешний вид раны, она и правда была довольно скверная.       — Прости, прости, прости… я не специально. Надо обработать её, пока не попала зараза всякая, — затараторил Феликс, испуганно схвативший Куромаку за рукав. Видимо это своеобразное держание за руки уже успело войти у Феликса в привычку. И не то чтобы Куромаку был против — Феликс ещё в детстве был очень тактильным, постоянно обнимался со всеми по поводу и без, и с годами эта его особенность никуда не делась. Данте стоящего поодаль, Феликс заметил лишь в тот момент, когда тот отвернулся от созерцания всей этой сцены к городу. Тогда Феликс быстро отпрянул от Куромаку, так, будто бы их обоих поймали на чем-то постыдном и пораженно уставился на него.       — Данте? — к удивлению Куромаку, Феликс хоть и подошел к бубновому королю, но его он не удостоил ни объятий, ни даже рукопожатия. Хотя ещё буквально несколько лет назад, именно Данте он первого бы затискал до смерти, появись тот на горизонте.       — Давно не виделись, друг мой, — прикрыв глаза кивнул ему бубновый король.       — Да, давно, это точно… — в голосе Феликса возникли нотки какой-то тоскливой ностальгии, когда он смотрел на Данте, но это быстро прошло, стоило ему обернулся к Куромаку.       — Весёлые у тебя в Зонтопии были разборки. Такие, что аж сам Данте примчался тебя спасать, — Феликс мельком взглянул на перебинтованную наспех руку бубнового короля и обеспокоенно нахмурил брови, — не знаю, как вы, а я уже замерз. Поговорим лучше в замке. Феликс, прошествовав мимо застывших клонов, вернулся в тепло мансарды и оба короля последовали за ним.

***

      — У нас есть две новости, — начал Куромаку после того, как они с Данте переоделись, и не без помощи Феликса, обработав раны, уселись за маленький кухонный столик.       — Дай угадаю, и обе — плохие? — усмехнулся Феликс. Было видно, что несмотря на подобную браваду, одно из век Феликса нервически подрагивает. После своих кошмаров тот жуть как не любил всё, что напоминало ему о смерти и увечьях — и кровь не была исключением. Должно быть его жутко перепугал внешний вид обоих королей, когда те начали приводить себя в порядок.       — Нет. Одна… относительно нейтральная. Хорошая её часть заключается в том, что Зонтик жив, плохая — в том, что он находится под контролем Джокера. После этого заявления вытянувшееся лицо Феликса надо было видеть.       — Чего?! Создатель вернулся?! — он резко подскочил на ноги, да так, что умудрился каким-то неведомым образом удариться о полку с посудой под которой сидел. С шипением Феликс упал обратно на стул, потирая ушибленную голову. Куромаку устало вздохнул, глядя на всё это представление. Феликса, из-за своей дерганности вечно собиравшего в доме все углы, ему было немного жаль.       — А это первая плохая новость. Тот самый шут, которого ты видел пять лет назад, это второй Джокер колоды, Красный Джокер, если быть точнее. И опять, Феликс выглядел пораженным до глубины души, разве что в этот раз решил больше не делать опрометчивых резких движений.       — Да быть того не может… Красный Джокер — это же всего лишь одна из баек Пика. Кто-то вообще принимал его когда-нибудь всерьез? — переводя взгляд с одного короля на другого протянул Феликс, но в его словах не было ни капли уверенности.       — Я уже и сам не знаю, что и думать, но он выглядел как мы. Тот же рост, все те же пять пальцев, а ещё невероятной силы магия. Обычному карточному человеку такое вряд ли будет по силам. А ты как думаешь Данте? Тот, кого мы видели действительно Красный Джокер? — Куромаку обернулся к молчащему всё это время бубновому королю. Тот в ответ лишь неопределённо покачал головой.       — Истина — предрассудок, которому удалось стать аксиомой. Увы, но сие, я полагаю, известно лишь двоим в этом мире — самому Джокеру и Пиковому Королю, что был лично с ним знаком. Все трое разом притихли, каждый подумал о своем. Куромаку уже успел вкратце обрисовать Феликсу обстановку в Зонтопии и рассказать об имперских солдатах, которые говорили о «наступлении на север», поэтому им обоим было ясно, что у Пика правды они не допросятся, равно как и помощи. И… неприятно было это признавать, но судя по всему, с Красным Джокером, этим психопатом умеющим контролировать чужие сознания, Император был заодно. Затянувшееся молчание прервал Куромаку, решивший сменить тему. Он обратился к Данте:       — Как ты вообще узнал, где искать меня? Бубновый король прикрыл глаза, выражение его лица разгладилось, когда он стал объяснять вещи далекие от их нынешних мирских проблем:       — Наш мир, магия, что пронизывает его, подобна недвижимому океану. Глубокому и спокойному. Но все, умеющие чувствовать его, ощущают так же и изменения в нем. Я — не исключение. Я двигался навстречу сильному возмущению в пространстве. Красный Джокер искажает вокруг себя саму реальность, когда использует свою силу, однако, как ты уже, наверное, знаешь, за подобное всегда приходится платить. Боюсь и представить, какова же будет его расплата.       — Знаешь, Куро, теперь и меня вся эта магия-шмагия начинает бесить. Ей-богу, как будто своих проблем не хватало, так у нас теперь, в Карточном Мире ещё и филиал Звездных Войн открылся, — со стоном процедил Феликс, распластавшийся на столе. Видимо от всех этих заумных разговоров про «силу» и всякие джедайские штучки, у него, как и у Куромаку тоже начала болеть голова. Куромаку прокашлялся, пытаясь скрыть улыбку. Как же всё-таки приятно было иметь человека, который тебя понимает.       — Итак, давайте вкратце пройдемся по тому, что выходит. Какую расстановку сил мы имеем? — вопрос который трефовый король задал был чисто риторическим, и он продолжил после него свою маленькую речь.       — Зонтопия находится во власти Джокера, так как он контролирует ее лидера. Империя судя по всему находится с ними в сговоре. А что с Сукхавати, Данте? — глаза стального цвета пристально уставились на сощурившегося бубнового короля. В ответ тот покачал головой.       — Если грядет война, я помогу вам, но людей своих вмешивать в это не стану. Куромаку поморщился. Он… ожидал подобного ответа, но это было мягко говоря неприятно. С бубновыми вечно выходило так, что их хата всегда была с краю, даже на пороге апокалипсиса. И эта политика невмешательства и отрешенности от любых мирских проблем откровенно бесила. Хотя, даже в одиночку Данте мог заменить собой сотню воинов, его поддержка в любом случае не была лишней.       — А Габриэль? Данте повторил свой жест.       — Габрон сейчас заперт, как и Зонтопия.       — Что значит заперт? — встрял Феликс с удивлением изучая нахмурившееся лицо Данте. О, да, недовольного Данте можно было увидеть всего раза два за всю его жизнь, не больше. Воистину, это была странная неделя.       — Страна брата моего, Габрон — есть пространство парадоксов. Внутри него все работает по-особенному. Но, главное из правил — не желая войти туда с чистыми намерениями, в вотчину его не попасть.       — Ну тогда в этом есть положительный момент — о Габри мы можем не беспокоиться, верно? Он переждет всю бурю там. Джокеру точно туда не попасть, ведь он хочет убить нас всех. Сомневаюсь, что это можно назвать «чистым намерением», — улыбнулся Феликс. Габриэль был одним из самых младших клонов и Куромаку в этом случае солидарен с Феликсом. Вмешивать во всё это его ему не хотелось.       — Так, со всеми явными соперниками и союзниками мы разобрались. Остался только один клон, отношения к ситуации которого мы не знаем. И мы должны во что бы то ни стало склонить его на свою сторону, — подвел в их разговоре черту Куромаку.       — Ты же не хочешь… — начал было Феликс, смотря на него огромными от удивления глазами. Ему судя по всему крайне претило то, что Куромаку собирался сказать. Куромаку поморщился. Он тоже явно не был в восторге от этой затеи, но как говорится, «в любви и на войне все средства хороши», а то, что война всё же будет — было ясно как день. И в ней, Империя была самым страшным противником, которого только можно было представить. А учитывая то, что на их поле действий появилась ещё и темная лошадка, с очень, очень сильной магией, становилось совсем уж невесело. И если решение, которое хотел предложить Куромаку действительно поможет им выиграть…       — Да, все верно. Нам нужно сообщить о том, что произошло Вару. Пришло время вновь собрать съезд Восьми.