«Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно» — Федор Михайлович Достоевский, «Преступление и наказание»
— Таким вот образом мы выяснили, что Эмма и есть пиковая дама, — закончила рассказ о проведенных в лаборатории тестах Николь, и, осмотрев свою «аудиторию», неловко прокашлялась. — Что ж, раз уж такое дело и у меня осталось ещё две минуты от доклада… как говорят, любую сложную ситуацию лучше разбавить шуткой, вот и я пошучу, чтобы всё последующее собрание не звучало так печально, — позитивно подвела она. — Господи за что мне это… — застонал Вару, и лег на стол, закрыв голову руками. Каламбуры учёной он слушал всю дорогу от университета и теперь был готов буквально выкинуться в окно, лишь бы эта пытка прекратилась. Однако окон в зале не наблюдалось; была только стеклянная дверь, ведущая на террасу и это осложняло дело. Бубновая дама тем временем пошарила по карманам и извлекла оттуда мятый-перемятый листок. — Кхм-кхм. «Раньше я увлекалась оригами, но потом бросила, потому что у меня итак слишком много бумажной работы». Феликс улыбнулся, как и Ромео, привычные к странному юмору Николь, Эмма закатила глаза, а Вару, оскорбленный до глубины души таким несмешным панчлайном попытался сделать фейспалм, но наткнулся ладонями на свои очки. — Ну нет так нет, я пыталась, — Николь ни капли не смущаясь выкинула карточку с текстом за спину и пожала плечами. — У кого-нибудь остались ещё вопросы насчет исследования? — Эрендж уступила место у невысокой кафедры Куромаку, тот, поправив очки, оглядел полупустой зал. — У меня только один. Мисс кроксы, а ты не перепутала своего короля? Клуб задроства и несмешных шуток не тут, — Вару махнул рукой на Данте, а затем развернулся к кафедре. — А прямо рядом с тобой! — Вару обвиняющее ткнул пальцем в сторону Куромаку. Тот тяжело вздохнул. Вечер обещал быть тем ещё развлечением. Иногда Куромаку казалось, что вся восьмерка (или бо́льшая её часть как в данном случае), собирающаяся вместе в замкнутом помещении вела себя как пауки в закрытой банке. А именно — каждый пытался показать свою индивидуальность во всей красе и довести остальных до белого каления. Ладно, вообще-то пауки пытались обычно сожрать друг друга в таких условиях, так что метафора не была слишком удачной, но кто вам Куро такой? Писатель что ли, чтобы так складно их складывать? Удивительно что с таким-то подходом они вообще дожили без войн до сегодняшнего дня. — Хорошо, раз вопросов нет, — с нажимом подытожил Куромаку, крайне неодобрительно посмотрев на пикового валета, — то перейдем к делам более насущным. Эмма, не расскажешь нам, почему ты здесь? Головы всех присутствующих развернулись к пиковой даме. Но внимательные взгляды ни капли не обеспокоили и не смутили её. Эмма чуть отклонилась в сторону и протянула Клео руку. Та, мимолетно улыбнувшись, осторожно приняла ее. — Будет лучше, если Клео покажет, — просто и без изяществ ответила Эмма. Ее манера говорить рубленными фразами отдаленно напоминала речь Пика. — Я тоже считаю, что будет лучше, если я покажу вам всем последнее воспоминание Эммы, связанное с Императором. Так вы сможете сделать свои собственные выводы о произошедшем, не полагаясь на чье-либо оценочное суждение, — Клео, вопросительно посмотрела на своего короля, спрашивая его разрешения. — Ага, мультик посмотрите. Я правда его уже видел, но судя по всему, придётся глянуть и второй раз. Не отказываться же от такого веселого зрелища, — вновь вклинился в разговор Вару, для пущего эффекта выделивший пальцами в воздухе предпоследнее слово кавычками. Собравшиеся проигнорировали его, наученные горьким жизненным опытом. Пока Вару не задевал никого конкретно, связываться с ним никто не хотел, даже дама его масти после разговора с Хелен стойко пропускала все его остроумные комментарии мимо ушей. — Никто не возражает? Тогда показывай, Клеопатра, — кивнул трефовой даме Куромаку. Когда они с Николь спустились с помоста и заняли свои места во главе стола, все присутствующие взялись за руки и закрыли глаза. Печать на лбу волшебницы засияла чистым белым светом, а затем их всех затянуло в видение.***
Тихо. Гробовое молчание ночного замка разбивает цокот лакированных туфель и шуршание пышной юбки. Горничная с темно-фиолетовыми, почти чёрными волосами идет по коридору. Вверх по стенам уносятся спиралями мраморные колонны, а потолок замка кажется таким далеким, будто его и нет вовсе. По бокам из мрака выскальзывают белоснежные статуи, изображающие воинов, сражающихся с чудовищами. Один на последнем издыхании могучими руками ломает хребет вставшего на дыбы дракона, второй пронзает копьем двуглавую змею. С художественной точки зрения, все эти изваяния сделаны эстетично и красиво, однако, каждое из них так или иначе отчего-то вызывает тревогу. Для Эммы всегда оставалось загадкой, почему Император так сильно ударялся в патетику и античность во всем, что касалось архитектуры. Стремление к холодной красоте, запечатлевшей именно жестокость всегда было, по её мнению, очередным проявлением его больного разума. Хотя, истинных причин любви к подобным архитектурным решениям она не знала, да и не стремилась знать. Тяжело экипированная стража прошла мимо, даже не посмотрев в сторону девушки, хотя, та поклонилась им в знак уважения. Вообще, персонал замка, не замешанный в политических делах, такой как низшие чиновники, горничные, распорядители и дворецкие всегда был для стражей порядка некой обезличенной серой массой. Ведь солдаты успели повидать за годы службы тысячи постных лиц дворцовых слуг и служанок. Ну, тем лучше для неё. Эмма еле заметно улыбнулась, проводив их взглядом. Элитные солдаты тёмной страны, ага, как же. По правилам её должны были досмотреть ещё при входе на этаж, принадлежащий Императору, однако, ясное дело, никто этого не сделал. У девушки на бедре висел стилет, и она, внутренне содрогаясь, была готова к тому что давно уже должна была сделать. Ради всего имперского народа, ради своих близких, ради тех, кто погиб от рук этого чудовища. Сегодня она должна была убить Императора.***
Гражданская война, обрушилась на Империю около тридцати лет назад. Началась она с того, что Рюзе Раут — один из приближенных людей Императора, воспользовавшись своими связями при дворе, обнародовал секретные материалы, которые Пиковый Король ото всех тщательно скрывал. В них содержались описания экспериментов над людьми, жестоких и совершенно бесчеловечных, что проводились у самого Купола за границей страны. А также — слишком весомые доказательства, для того, чтобы их можно было просто проигнорировать. После этого люди ждали ответа от официальной власти слишком долго, но Пик не спешил разубеждать их в том, что всё это — ложь. Рюзе Раут же в отличие от него был заранее готов к такому повороту событий и поднял восстание, обратившись ко внимающему ему народу. В Империи, несмотря на внешнее благополучие, многим людям жилось не лучше, чем в Варулендле. Правила в тёмной стране были строги ко всем слоям населения, что к беднякам, что к богатым. Но высшему сословию за их службу доставались блага и богатства, так что условия их жизни были лучше, как минимум в бытовом плане. Правда на интеллигенцию и придворных и психологического давления оказывалось намного больше. Все работали не покладая рук и жили в вечном стрессе. Стеснённые социальными и правовыми рамками люди страдали, но не смели поделиться этим ни с кем, ведь они боялись того, что могло последовать за подобными словами. Инакомыслие в их стране не поощрялось. Так вот всё и началось. За официальной властью стояла армия и практически весь госаппарат, а за революционерами — люди низших сословий, которым жилось откровенно плохо. Средний же класс, коих было большинство старался максимально отгородиться от происходящего — им всё-таки было что терять. Поначалу Император не предпринимал особо строгих мер по отношению к восставшим, но после того как он сам пострадал на войне, с «предателями», как их называли во дворце, начали разбираться максимально жёстко. Бóльшую часть тех, кого смогли переловить — либо казнили, либо бросили гнить на рудники. В этой кровавой мясорубке выяснений о том, кто был прав больше: революционеры или официальная власть — в Империи успело вырасти целое поколение. Эмма была одним из детей военного времени, того самого «потерянного поколения». Она была дочерью Рюзе Раута и родилась в самый разгар войны. Всё её детство прошло на базе революционеров, скрытой глубоко в коллекторах под городом. Солдаты, после того как смогли убить её отца и подавить самые большие народные волнения, гоняли восставших с места на место, но выкурить всех до единого так и не смогли. Разветвлённая сеть тоннелей путала всех ещё на этапе строительства Империи, так что уж говорить о нынешнем времени, когда протестующие точно кроты, накопали себе там целую кучу новых ответвлений и проходов? Удивительно, что в такой среде Эмма вообще смогла выжить и вырасти относительно здоровой. В вечном страхе преследования и голоде, недосыпе и холоде она и её мать скитались от одних приверженцев Рюзе Раута к другим. Бедняки, те, кому и самим нечего было есть и пить, делили с ними кров, рассказывая о том, каким великим человеком был её отец. Для революционеров Рюзе Раут умер святым великомучеником. На самом деле, в день смерти предводителя восстания должны были погибнуть и его жена, и дочь, но мать рассказала Эмме, что из оцепленного армией района их вывел солдат, пожалевший женщину с ребенком. Ну, что сказать? И в ублюдочной государственной системе иногда попадались нормальные люди. Сама же Эмма с детства слушавшая рассказы о том светлом будущем, к которому стремился её отец, искренне восхищалась им и верила, что рано или поздно добро восторжествует и появится тот человек, что сможет свергнуть Императора. Эмма Раут была наивной идеалисткой, что желала равенства для всех, вне зависимости от их сословия и статуса в обществе, ведь она слишком хорошо знала цену элементарным благам, которых не хватало простым людям. Впервые Эмма выбралась на поверхность и увидела Солнце, когда ей было четырнадцать. Это был день, когда погибли все, кто был ей дорог. В очередной раз их настигли солдаты, но теперь, сбежать удалось лишь ей одной. Мать и людей, что растили её, она с того самого дня больше никогда не видела. Были ли они казнены на месте или отправились в подземелье?.. Этого Эмма так и не узнала. Самое унизительное и пугающее в положении Эммы было то, что ей не у кого было просить помощи. Буквально все, кого она знала, погибли, так что перед девочкой не стояло дилеммы избалованного ребенка, развлечения ради сбежавшего из дома. Чтобы выжить одной и не умереть с голоду — приходилось вертеться. Несмотря на то, что мать смогла дать ей хоть какое-то базовое образование — обучила письму и чтению, это всё равно колоссально отличалось от того, что учили сверстники Эммы в школе. Поэтому единственное, чем она могла заработать на жизнь — пойти прислуживать в какую-нибудь не шибко богатую семью, там, где не требовали знаний этикета или рекомендаций от предыдущих работодателей. Но, это была грязная и тяжелая работа. И во многих моментах опасная для девочки-подростка. Мужчины, приходящие в дом к хозяевам, бывало лезли к ней и распускали руки. Их не останавливало то, что она была еще ребёнком. Хорошо, что Эмме всегда удавалось отбиться от них или сбежать, однако женщины никогда так не поступали. Поэтому со временем мужчин Эмма стала любить намного меньше женщин по той простой причине, что от них она вечно ожидала какого-нибудь подвоха. От своих хозяев во дворец Раут смогла попасть далеко не сразу, для этого ей пришлось трудиться не покладая рук. Эмму заметили в замке и предложили перейти туда на работу в низший штат, когда молодая госпожа дома, где она служила удостоилась чести появиться на одном из праздничных банкетов. Эмма, конечно же согласилась, однако не ради денег и возможного повышения, а ради того, что она задумала уже очень и очень давно. Со временем мечты о герое, что спас бы её и весь тёмный народ от правления Императора были убиты на корню. Никто из людей после того, как жестоко подавили предыдущий бунт не осмелился бы идти против Пикового Короля, и Эмма осознала чётко как никогда — либо она сделает всё своими руками, либо умрет, пытаясь. Ей надоело надеяться на кого-то другого, пора была взять будущее в свои собственные руки. Ведь она дочь Рюзе Раута! Раз однажды он смог всколыхнуть прогнившее насквозь общество, значит и у Эммы получится, она верила в это всем своим сердцем. Так вот она и устроилась в замке — трудилась днями и тренировалась для того, чтобы однажды убить Императора — ночами. Но несмотря на то, что Эмма стала строго следить за своей физической подготовкой, она не была особо мускулистой. Мышцам неоткуда было взяться при таком-то скудном питании, но Эмма компенсировала недостаток силы скоростью.***
Эмма впервые столкнулась с Императором вживую за два дня до того, как он должен был выбрать себе новую личную горничную. Предыдущую обвинили в сговоре с сепаратистами и больше её никто никогда не видел. Место оказалось вакантно. Это был шанс для Эммы, но немаловажно было так же и то, что судьба благоволила ей в этом. Вообще-то, людям, что не были приближены к Императору запрещалось видеть его воочию и находиться с ним рядом, да и он сам обычно не посещал общественные места во дворце из соображений безопасности. Однако, в тот день он изменил своей привычке. Эмма всегда читала в замковой библиотеке после захода Солнца, в те дни, когда не уделяла время тренировкам. Пусть чтение и не несло никакой практической пользы в плане её мести, но всё же, из книг многое можно было почерпнуть. Наверное, чтение было единственной радостью для Эммы, ведь друзей среди сверстников у неё не было. Девочки из низшего дворянского сословия прислуживающие во дворце не спешили заводить дружбу с нищей сиротой, ведь в том им не было никакой выгоды. Да и Эмма тоже не шибко их понимала — как можно было разговаривать о всякой ерунде вроде «свиданий» и «модных в этом сезоне украшений», когда вокруг до сих пор творился такой беспредел?! Да, уж, если бы Эмма жила в реальном мире, её настольной книгой скорее бы была «Поваренная книга анархиста», а не какой-нибудь розовый дневничок с девчачьими секретиками. На Пикового Короля его несостоявшаяся убийца наткнулась по совершенной случайности, заглянув в дальнюю секцию библиотеки. Облокотившись на книжный шкаф там читал Император. Он сидел в самом тёмном углу комнаты, где ни зги не было ни видно. Да и его самого из-за неброской одежды Эмма не заметила бы, если бы не сверкающие во тьме алые глаза. Судя по всему, Император прекрасно видел во мраке и никакой свет для чтения ему не был нужен. Тогда, впервые в своей жизни, Эмма была готова вопреки всем своим трепетно лелеемым мечтам, развернуться и убежать из дворца, и больше никогда там не показываться. Так её испугала эта внезапная встреча. Одно дело, когда ты планируешь заранее увидеть тирана, уничтожившего всю твою семью, в конкретный день, морально подготовившись и другое, когда ты совершенно случайно сталкиваешься с ним в месте, которое считала для себя хоть сколько-нибудь безопасным. Эмма так и стояла бы, в немом ступоре, не в силах сделать ни шагу назад, ни шагу вперед, если бы в отдалении не зазвучали голоса, звавшие правителя этих земель. Только тогда до Эммы дошло, что Император скорее всего просто сбежал от своих настойчивых охранников сюда, в самое непопулярное во дворце место, чтобы отдохнуть. «Скажи им что меня здесь нет», — произнес Пиковый Король, не отрываясь от чтения. Эмма с самого начала даже не поняла, что этот спокойный почти юношеский голос — голос самого Императора. Не таким она себе представляла интонацию чудовища, отобравшего у нее всё, что было ей дорого. Эмма сделала на негнущихся ногах лишь два шага вперед, и столкнувшись с солдатами, нетвердо сказала: «Е… его величества здесь нет, только я» Хоть её голос и дрожал, стражи отчего-то поверили ей и ушли. Спустя минуту как они покинули залу, и Эмма только-только перевела дыхание, у её плеча раздался тот же спокойный глубокий голос: «Спасибо» Эмма обескураженно кивнула Императору в ответ, но она сделала это не специально. Она просто не знала, что сказать ему, тому человеку, которого всё ещё мечтала отправить на тот свет. Все слова, всё что она когда-либо копила в себе — и горечь и обиду, и злость, всё улетучилось в один миг. Хоть образ Императора и пугал Эмму до дрожи в коленях, но в реальной жизни тот оказался совершенно обычным человеком, таким же как сотни людей вокруг. В голове Раут совершенно не складывались два этих Пиковых Короля — тот, которым её пугали всё детство и этот, настоящий находящийся подле неё. Эмоции быстро сменялись на лице девушки, однако Император, судя по всему истрактовал её выражение лица по-своему. А потом задал совершенно не относящийся к произошедшему вопрос: «Это место ужасно, не так ли?» — спросил он, поглядев в окно, на белое небо над страной, полностью лишенное облаков. «О чем вы?» — вздрогнула Эмма, и подняла глаза на Пикового Короля, тот ответил ей таким же долгим взглядом. «Об этом мире. Разве тебе не омерзительно жить в нем?» — взгляд красных глаз пуще прежнего пристально впился в девушку и она зябко поежилась. «Я не знаю никакого другого», — честно ответила Эмма, искренне не понимая к чему её вообще спросили об этом. Император растянул губы в улыбке, страшной и некрасивой. Именно той улыбке, что будет возникать на лице любого человека, не умеющего толком улыбаться. «В этом-то и есть вся проблема, не так ли? Никто из вас не понимает, почему я так стремлюсь покинуть этот мир. И никогда не понимал» Он захлопнул книгу и вышел из комнаты оставив юную служанку наедине со своими собственными мыслями.***
Через два дня, стоило Императору мельком пробежаться по лицам горничных, он молча указал камердинеру на Эмму. Служащий встрепенулся и окинул её крайне неодобрительным взглядом, в котором было уж слишком много откровенной брезгливости. «Но она не из благородной семьи, ваше превосходительство и даже не знает элементарных…» «Так научите её. Или мне что, рассказывать вам, как делать вашу же работу? Или может быть вы хотите оспорить мой выбор?» — голос Императора не изменился ни на йоту, но глаза его вспыхнули кроваво-красным цветом и старик дрожа склонил перед ним голову. «Никак нет, ваше императорское величие», — проблеял он, уставившись на свои лакированные туфли. «И ещё — проследите за тем, чтобы этот ребенок нормально питался. Мне не нужна горничная, которая свалится в первый же рабочий день от усталости», — бросил Император через плечо, ни к кому конкретно не обращаясь.***
Так Эмма и стала его личной служанкой. Поначалу она всё ждала какого-нибудь подвоха, чего-нибудь ужасного или страшного. Того, что Император будет требовать от неё шпионить за людьми или убивать их, или быть может того, что он с позиции правителя этих мест будет склонять её к близости. Мысль о последнем была для неё особенно мерзкой, но кто этих мужчин разберет? Однако дни шли и в обязанности Эммы так и не вошло ничего сверхъестественного — уборка, стирка, выполнение мелких бытовых поручений что давал ей Император. То есть обычная работа самой что ни на есть обычной горничной. Необычным было только отношение самого Пикового Короля к ней. Однажды, когда Эмма пришла к нему с ссадиной на щеке, оставшейся от того, что её минут двадцать назад крепко ударили, Император схватил её за лицо и с силой развернул к себе. «Кто?» — он задал лишь один вопрос. Голос его был настолько жёстким, что Эмме было страшно ему перечить. Злые слезы навернулись на её глаза, челюсть болела от цепких пальцев, впившихся в подбородок. Ей было стыдно и горько признаваться в своих проблемах тому человеку, которого она ненавидела всем сердцем. «Камердинер. Его дочь была среди горничных в тот день. Она должна была стать вашей…» «Запомни, девочка, только я в этом дворце решаю, кто и что должен» Тёмный король отпустил её и протянул руку за своим белоснежным плащом. Накинув его, он стал собираться, судя по всему навестить управителя дворцовой прислуги. «Но он ведь был прав, я и правда знаю мало. Я не заканчивала школу. Пожалуйста, не делайте с ними ничего из-за меня…» — Эмме было страшно говорить такое, и кому — самому Императору! Он ведь мог посчитать это дерзостью и с легкостью перенаправить свой гнев на неё. Пик замер и посмотрел на неё нечитаемым взглядом. Лицо его опять перекосила та самая кривая улыбка. «Сразу видно, среди каких людей ты росла. Там, небось про меня рассказывают детям страшилки на ночь?» Раут крупно вздрогнула и взмолилась всем Богам, существующим и несуществующим о том, чтобы Император никогда не узнал о том, насколько был прав сейчас в своих словах. «Успокойся. Я и не собирался делать ничего ужасного. Я всего лишь укажу этим людям на их место, вот и всё. И… раз тебя не хотят учить там, приходи завтра на час раньше с учебниками, я объясню всё сам»***
Пиковый Король всегда пах сигаретами. Дешевыми и абсолютно химозными, такими, которыми не стал бы травиться даже самый бедный на свете человек. Эмма абсолютно не понимала, на кой черт тот вообще курил, но он курил всегда, когда оставался в комнате один, а это случалось невероятно часто. Правда вот когда девушка заходила в его покои, Император спешно тушил сигарету и открывал все окна в комнате нараспашку. Выглядел он при этом почти что виноватым. «Детям вроде вреден сигаретный дым. Вару всегда было из-за него плохо», — задумчиво сказал он однажды сам себе. «Я не ребенок», — ответила ему Эмма, тут же расправив плечи. «Тебе, наверное, достаточно лет, чтобы не считаться ребенком в этой стране, но для меня даже первое поколение было всего лишь детьми», — парировал он. Эмма захотела спросить: если Император их всех видел именно так, то почему убил её отца? Почему убивал других людей? Она хотела спросить, почему одних он обрек влачить жалкое существование в трущобах, а остальным дал всё. В чём она, как и сотни других сирот, оставшихся без родителей, провинилась перед ним? Но Эмма так и не задала ему ни единого вопроса.***
Император, как позже выяснилось, знал, что она тренировалась всё это время. Поэтому в очередной из дней, вместо того, чтобы объяснять Эмме что-то из теоретических наук, он схватил её за руку и потащил на плац. Там он дал Эмме в руки один из учебных топоров и сказал: «Ну, показывай, как по-твоему им бьют» Когда она под его пристальным взглядом сделала пару взмахов, Пик опустил голову и сжал переносицу левой рукой. «Не годится… это никуда не годится. О чем я только думал?» Когда его внезапная вспышка раздражения прошла, он заново взглянул на Эмму и строго сказал ей: «Поставь ноги на ширину плеч и возьмись за рукоять нормально, чтобы тебя не кидало из стороны в сторону, когда бьешь. У топоров и бродексов всегда центр тяжести смещен из-за тяжелого лезвия» Он вытянул ладонь вперед и в ней тотчас же появилось его знаменитое оружие — золотой ключ. Впервые Эмма видела его вживую. И несмотря на странный дизайн, было ясно как день, эта вещь создана лишь с одной целью — для того чтобы максимально эффективно калечить других людей. «Я покажу тебе, как нужно делать замах. Но, учти: мой ключ — это и бродекс и секира одновременно. С одной стороны — двухстороннее лезвие — с другой одностороннее. Он уравновешен в отличие от того, что у тебя в руках. Смотри внимательно» Когда Пиковый Король сделал резкий выпад, подняв над собой оружие, сама земля содрогнулась под его ногами. С такой силой и скоростью он двигался. Эмма и правда, внимательно смотрела на него и не могла отвести взгляда. Этот человек, изуродованный войной, казалось бы, только и был рожден изначально для того, чтобы держать оружие в руках. Ей неприятно было это признавать, но была в этом даже какая-то своя, особенная красота. «Запомнила? Попробуй повторить»***
Эмма была в замешательстве. Она работала в замке уже пару лет, но вопреки рассказам революционеров не видела в правителе этих земель какого-то особенно жестокого тирана. Бóльшую часть времени тот просто сидел за документами, мрачно хмурясь на цифры, не сходящиеся в отсчётах. Время от времени Пиковый Король, правда, «наводил порядки», отправляя людей в тюрьмы, но те и в самом деле, как правило, оказывались нечистыми на руку и либо пользовались своим положением при дворце, либо воровали из казны деньги. Но воровство в любом случае должно было быть наказано, в этих его поступках не было ничего неправильного. Со временем Пиковый Король перестал быть для Эммы однозначной личностью. Его мотивы и поступки сложно было понять, потому что они никогда не лежали на поверхности. Император был невероятно неразговорчивым человеком, скрывающим свои мысли ото всех, а оттого и казался бóльшей части окружающих его людей загадочным и пугающим. Однажды Эмма попыталась напрямую спросить Императора о том, почему он вообще помогает ей, но тот, как и обычно ответил туманно: «На всё есть свои причины, Эмма. Поймешь, если всё пойдет по плану» Девушка недоуменно посмотрела на него в ответ. Она по-прежнему ненавидела его и желала ему смерти, но… Эмма не могла отрицать того, что Император был единственным человеком на свете, кому было до неё хоть какое-то дело. Эмма начала задумываться, а так ли изначально она была права, решив убить кого-то, о настоящей личности кого не имела ни малейшего представления? Наверное, она начала привязываться Пику. Другого объяснения всему этому Эмма дать не могла. Объяснения тому, почему она вдруг решила отложить свою месть на немного, а затем — ещё и ещё, и так откладывала её на протяжении нескольких лет. Эмма была одиноким ребенком, который, лишившись родительской заботы, не имея друзей и родственников, тянулся ко всем, кто эту заботу ей мог дать. Иронично, что человеком, который заботился о ней, был никто иной как её самый заклятый враг. Возможно, если бы прошло ещё больше времени, она бы и вовсе думать забыла о том, чего изначально хотела, но… Реальность никогда не была к ней особо благосклонна.***
«Ч…что?» — Эмма застыла, в шоке, глядя на Императора. Тот раздраженно сощурил алые с жёлтым глаза — явный признак того, что он был близок к тому, чтобы сорваться. «С каких пор ты стала глухой, Эмма? Я сказал, что имперское войско выдвигается в Зонтопию. Я буду с ними», — повторил он ещё раз, скаля острые зубы, чётко проговаривая каждое слово. «Но… зачем?» — сердце Эммы упало, точно тяжёлый камень. Она думала, что больше никогда не услышит этого страшного слова, «война». Слишком уж яркими были её детские воспоминания обо всём этом пережитом ужасе. «Разве это не очевидно? Зонтопия — наш союзник. От неё мы двинемся к Столице серых», — Пиковый Король терял терпение, но явно сдерживал себя, чтобы объяснить всё как можно подробнее. «Но курай ведь ничего нам не сделали» «Пока. Пока ничего не сделали. Ты недооцениваешь серого короля, Эмма, потому что лично с ним не знакома», — сказал Пик наконец отвернувшись от неё и после недолгого молчания добавил, — «Ты останешься здесь» Эмма Раут, дрожа от бессилия и злости, поклонилась ему и вышла из комнаты вон. Одна лишь мысль вертелась у неё в голове. Она ошиблась. Она очень жестоко ошиблась, когда из-за какого-то мимолетного сочувствия перестала считать его чудовищем.***
Именно поэтому Эмма решила действовать. Сам Император тренировал её, она была уже достаточно взрослой и сильной для того, чтобы хотя бы попытаться убить его. Если она сделает это — то войну не станут развязывать, или хотя бы отложат на неопределенный срок, Эмма была в этом уверена. Злость и ненависть всколыхнулись в ней с новой силой. Злилась она в том числе и на саму себя за то, что так легко купилась на его дешевые уловки. Ей давно уже стоило понять, что чувства никогда ничего не значили, они только сбивали с толку. Всем в этом мире правил лишь холодный расчет. Эмма остановилась и постучала в дверь, а после зашла в покои его величества. В комнате, как и в коридоре царил полумрак. Ни одна из ламп не горела в ночи, лишь зависшая в небе Луна давала немного холодного света. В черной водолазке, штанах, босой, Император стоял у настежь открытого окна. Дым от притушенной в пепельнице сигареты клубами вился вокруг его тёмного силуэта, сквозняк раскачивал правый, пустой рукав кофты. Эмма бросила мимолетный взгляд на золотой протез, лежащий на рабочем столе. Когда в стране происходили самые жёсткие волнения, и война близилась к кульминации, Император лично вышел на улицу вместе со своими солдатами и сумел подавить бунт. Но победа досталась ему дорогой ценой. Никто не знал, кто именно из революционеров сумел отрубить Пиковому Королю правую руку, однако, это бросило на его фигуру неизгладимую тень. В тот момент простые люди поняли, что у Императора было вполне себе смертное тело и что «тёмного Бога», какими сверхъественными способностями тот бы не обладал, можно было убить. После того случая, Император долгое время находился во дворце, не покидая его мраморных стен. Несмотря на то, что война была выиграна, тирану необходимо было зализать свои раны. И как только среди людей начали ходить шепотки о том, что Пик больше никогда не оправится от полученных увечий, тот вернулся в народ с этим чудовищным протезом. Рука от кончиков пальцев до самого плеча состояла из металла, напоминающего тусклое золото, но была прочнее золота в несколько сотен раз. Она являла собой нагромождение острых углов и пластин. Пальцы на ней венчались когтями, и только лишь ими, не прикладывая никаких видимых усилий, Император мог дробить камни. С правой, изувеченной стороны и лицо его покрывали шрамы. Один тянулся вдоль скулы, почти что до самого уха, а два других пересекали глаз. Да, шрамы на его лице и теле были уродливы, но они же и доказали всем окружающим — сломить волю существа, выжившего с такими ранениями невероятно тяжело. Сейчас, без своих доспехов и золотого протеза Пик выглядел почти обнаженным. Так непривычно было Эмме видеть его без обмундирования и оружия, без всех его атрибутов власти. «Это ты, Эмма? Вовремя. У меня к тебе разговор», — Император взглянул на девушку и поманил её к себе рукой. Та, внутренне сжавшись, как пружина, поклонилась ему и сделала пару шагов навстречу. «Доброй ночи, Тёмному Солнцу Империи» Шесть лет. Шесть долгих лет она служила ему. Её репутация была безупречна всё это время и Пик не должен был заподозрить её ни в чем. Всё должно было пройти гладко. «О чем должен был быть разговор, ваше императорское величие?» — сердце её начало колотиться с бешеной скоростью, Эмма ощупала перевязь с ножом, еле заметно сжав пальцами бедро. «О моем убийстве, Эмма. Которое ты планировала сегодня совершить», — Пиковый Король обернулся к ней и девушку пробило от омерзения и страха, когда она посмотрела в эти отвратительные нечеловеческие глаза. Отчего-то именно сегодня их выражение было ей особенно невыносимо. Эмма сразу же выхватила кинжал и оскалилась, как дикое загнанное в угол животное. Но Императора, это кажется, только позабавило. «Иронично что это будешь именно ты. Дочь Рюзе Раута, человека, начавшего революцию, утопившего эту землю в крови», — усмехнулся Пик, всё так же не предпринимавший никаких попыток сбежать или защититься. Казалось, что, он совершенно не собирался сопротивляться. «Если бы не ваши бесчеловечные эксперименты, он бы никогда… он никогда не желал зла другим людям!» — вскрикнула Эмма, сжимая в руках нож. «Наивный ребенок. Тебе ведь наверняка сотню раз говорили о том, как ты похожа на него, да? Но, послушай человека, которому нет смысла тебе лгать — вы похожи только внешне. Внутренне — в вас никакого сходства нет. Твой отец отнюдь не был тем святым, каким его выставляют сообщники. Он был конченной мразью и хотел во что бы то ни стало дорваться до власти. В погоне за ней, он управлял криминалом этого города, в его лапах было всё незаконное. Он убивал людей и предавал их ради своей собственной выгоды. А мне пришлось прекратить всё это раз и навсегда. Ты же — просто легковерное дитя, поверившее в сказки о равенстве и светлой идеологии. Поверившее также, как и все, кто был достаточно наивен, чтобы на это купиться. Запомни раз и навсегда Эмма, никогда, ни в одну эпоху люди не будут равны. Как бы кто не старался доказать обратное» «Вы лжете. Мой отец был героем», — несколько непрошенных слезинок скатилось по её лицу. Эмма не хотела верить в то, что ей говорил Пиковый Король, однако, его слова объяснили бы в истории Рюзе Раута многое. «Ну раз так, чего же ты тогда ждешь? Если я для тебя — чудовище, убей меня, Эмма. Коль сможешь — спасешь много жизней», — красные непроницаемые глаза смотрели на неё внимательно, без насмешки или страха. Изучающе. Издевается? — мелькнуло в её голове, но Эмма собралась с силами и кинулась вперед, стремительно, как змея на свою добычу. Пик был прав, нет смысла больше ждать, пора было покончить с этим. Стилет просвистел в воздухе и силы его удара было достаточно, чтобы рассечь горло кому угодно, но в самый последний момент нож отскочил, так и не достигнув своей цели. Так, будто что-то невидимое оттолкнуло его. Потеряв равновесие, Эмма упала на пол, а Император, смотря на неё сверху вниз горько усмехнулся. «Этого… всё ещё не достаточно, да? Ну конечно. Как я мог надеяться, что это вообще сработает?!» — скривился Пик, рыча от злости, делая шаг вперед, — «тогда, мы поступим с тобой по-другому, Эмма Раут» Он схватил девушку за плечо и прижал к полу, коленом надавил на её горло. Она пыталась отбиться, но Пик — самый сильный из правителей восьми, куда уж ей, обычной имперке тягаться с ним? Сознание ускользало от неё из-за нехватки кислорода и чувства вернулись к Эмме только тогда, когда она ощутила привкус крови на своем языке. Император держал Эмму так, чтобы её зубы сомкнулись вокруг его запястья. Темная кровь потекла прямо в её глотку и Раут закашлялась ею, но Пиковый Король надавил на её горло еще сильнее. «Пей, дура. Пей, если хочешь жить! Не для того я помогал тебе всё это время, чтобы потом ты так бездарно умерла. Скоро он будет здесь, и поверь, по сравнению со мной, он не будет с тобой церемониться», — зарычал Пик. В глазах Эммы окружающее стало размытым и нечетким, всё поплыло. Его кровь на вкус была странной и лишь отдаленно напоминала человеческую. В голову ударило что-то тяжелое, магия начала пропитывать тело. Пиковый Король отступил от Эммы и вытянул единственную оставшуюся руку вперед. Пространство над его ладонью замерцало и в ней возник его печально известный ключ. Его он впихнул в руки обескураженной девушки. «Это оружие теперь твоё. Когда наступит время, оно поможет тебе» «Что…» «Запомни, я делаю это для того, чтобы однажды ты прекратила всё это. Из всех, кто пытался, ты подобралась ближе всех. Когда сможешь управлять этой силой, приходи вновь и убей меня», — Пик без лишних церемоний рывком поднял Эмму на ноги, схватив за шкирку и впихнул в соседнюю комнату, — «а сейчас, сиди молча если хочешь жить. Сбежишь из дворца, когда он уйдет» Как только Император отошёл от дверей, в помещении раздался грохот и показалась длинная тень на полу. Сквозь замочную скважину Эмме было видно практически всё, что происходило в соседней комнате. На пороге стоял шут, крепко сжимающий в руках маротту. Так крепко, что перчатки на его руках трещали от напряжения. «Где она?» — тихо спросил он, смотря на ухмыляющегося тёмного короля. «Далеко отсюда, так что тебе уже нет особого смысла дёргаться» Шут схватился за голову и рассмеялся. Насколько у Императора была некрасивая и пугающая улыбка, настолько же у него был некрасивый и пугающий смех. «Горничная? И вправду, как смешно. Я игнорировал её всё это время только потому что и представить не мог, что тебе придет в голову попросить ребенка убить тебя. Но, я снимаю перед тобой шляпу, до такого додуматься… это надо ещё уметь», — он и впрямь рванул с головы шаперон и тот звеня полетел на пол, — «но ты что, реально думаешь, что если будешь постоянно использовать магию на своих глазах, то я не увижу её в твоей памяти? Со временем ты ослепнешь из-за этого, а я здорово повеселюсь, когда буду смотреть на то как гордый некогда Император ползает в грязи точно червь» Шут зашипел, сделав шаг вперед. Хоть Эмма и не понимала почему, но весь его внешний яркий вид так и кричал о том, что тот опасен. Как ядовитая змея. «Думаешь, она станет твоим избавлением? Напрасно. Ты не умрешь, пока я сам того не захочу» Боль резанула по глазам Эммы с удвоенной силой, и она еле сдержала рвущийся наружу крик. Она обомлела, стоило ей вновь взглянуть на Пикового Короля. Вокруг Императора змеились лазурные нити. Всё его тело было обвито ими, они сплетались в узлы на его руке и ногах, шее точно у марионетки. А все их концы тянулись к маротте шута. Эмма перевела взгляд на нож, оставшийся лежать у ног тёмного короля. Теперь, она понимала почему не смогла ударить его. Весь стилет также был покрыт нитями. Шут раздраженно дернул пальцами, сжимавшими маротту и Император сделал шаг ему навстречу. «Собирайся. Тебя уже ждут твои верные псы, скажешь им, что вы выдвигаетесь завтра»***
— Передать магию таким мерзким способом, ну только Пик мог до такого додуматься… — закашлялся Феликс, как только видение прервалось. Ромео сочувствующе похлопал его по спине. — Дыши через нос, мой хороший, оно пройдет, — посоветовал червовый король. Куромаку опустил на руки, сложенные замком, подбородок. То, что он увидел, не давало ему покоя. Эти страшные раны на теле Пика уже успели зажить, но он не видел его с тех самых пор, как началась гражданская война в Империи. Куромаку никогда не воспринимал рассказы о ней серьезно, вплоть до этого самого момента. — Что это было? Эти нити, — серый король посмотрел на Клео и Данте, ожидая от них объяснений. — Так маги видят контроль разума. Коль ты обладал бы зрением подобным моему или Эммы-сан, то узрел бы точно такие же в Зонтопии. Самые талантливые колдуны могут не только видеть их, но и проводить с помощью них различные манипуляции. Те, что заставили бы тело жертвы двигаться против воли, или же видеть воспоминания, ей не принадлежащие, — ответил Данте, откинувшись на спинку кресла. Он выглядел уставшим. Наверное, даже более уставшим чем сам Куромаку, — я могу показать вам, но мне понадобится доброволец. Хоть Данте и говорил о «добровольце», взгляд его был направлен на лишь на одного из клонов. Феликс молча вытянул ему навстречу руку. — Показывай, — голос Феликса был далёк от счастливого, но тон его был решительным. — Феликс, это разве не будет опасно для тебя? На тебе ведь уже… — Всё в порядке, Куро. Именно потому, что на мне уже использовали магию контроля разума, мне должно быть легче чем кому-то из вас. — Клео-сан, пожалуйста, сделайте так, чтобы они увидели, — обратился к девушке с синими волосами Данте, и та кивнула. Печать на её лбу вновь вспыхнула, но тусклее чем раньше. Данте взял Феликса за руку, а когда отпустил, между ними натянулась бледная, красная нить. Она была мало похожа на те, которыми пользовался Джокер. Эту было вообще едва ли видно. Бубновый король отвел руку в сторону и Феликс, абсолютно до этого неподвижный повторил его движение, нить между ними стала короче. — Магия разума страшна именно тем, что не нужно говорить вслух для её свершения. Или делать что-то классически магическое. Нужна лишь эмоция, при помощи которой маг сможет управлять жертвой. На последних словах бубновый король закашлялся и закрыл рот рукой. Нить моргнула и потухла. Между его бледными пальцами блеснули капли крови. — Боже, вы в порядке? — встрепенулась Николь и осторожно коснулась плеча Данте, тот улыбнулся и кивнул ей в ответ. — Не беспокойся, дитя. Просто моё тело противится использованию такой магии. Всё же разум — не та область, к которой у меня лежит талант. — Контроль разума вообще возможно преодолеть? — спросил Куромаку у правителя Сукхавати. — Коль ты имеешь в виду смертного мага, сотворившего заклятье, то да — можно. Однако, если это — Бог, то я не знаю к тому средств, — отозвался Данте. Клео подхватила его речь. — Разум — это комплексное понятие и управлять им всё время невозможно. Любой человек постоянно испытывает столько различных эмоций, что сложно уследить за ними всеми. Поэтому чтобы взять над чужим разумом контроль, нужно подтолкнуть жертву к одной-единственной эмоции. Злость, раскаяние, гнев, страх. Подойдет любая, что заклинатель сможет пробудить и удерживать достаточно долгое время. Контролировать людей через их негативные эмоции всегда проще. Однако, смертные маги не могут держать контроль постоянно, банально из-за того, что на это им не хватит никакой маны. Но бессмертный… я, как и господин Данте, даже не знаю, что и сказать. — Принимая в расчет всё это остается лишь одно — нужно убить Императора. Поэтому я и пришла сюда, с этим мне нужна помощь, — подвела итог пиковая дама, поднимая взгляд красных глаз на Куромаку. Теперь все её мотивы стали прозрачны точно стекло. — Я не согласен. Если вы решите убить Пика, я не стану вам помогать, — отозвался Вару, закидывая ноги на стол и раскачиваясь на стуле. Этот разговор видимо его здорово нервировал. А ритмичные движения, напротив, позволяли успокоиться. Но только до известных пределов. — Твой король сам попросил меня об этом. Раз он знаком с творцом этого мира, то должен знать лучше, есть ли способ избавиться от влияния его магии или нет. Судя по всему, это невозможно, — Эмма приподнялась и окинула валета своей масти пренебрежительным взглядом. — А я не верю. Ты эти варианты искать не хочешь, потому что до сих пор идешь на поводу у своего желания мстить. — «Желания мстить»? Да всем только лучше было бы, если бы он… — вскинулась она и Вару с грохотом поставил обе ноги на пол. Очки съехали с его носа, а выражение карих глаз стало абсолютно диким. — Лучше было бы, если бы твой папаша не полез по головам. Ничего этого не произошло бы! Никому бы Пик не навредил! А когда всё это дерьмо началось, можно подумать, он должен был сесть сложа руки и позволить людям бесчинствовать на улицах? Ты что, совсем идиотка, что ли? Они бы в первую очередь таких же людей убивать начали, если бы он погиб. Никакой справедливостью тут и не пахло бы! — Если бы Император не проводил те эксперименты… это он изначально во всем виноват, там страдали люди! — Эмма хлопнула по столу ладонью, её голос подскочил так же, как и голос Вару. — Хватит! Успокойтесь, оба. Сейчас не время спорить по поводу того, что послужило причиной гражданской войны в Империи и кто в ней был прав, — ледяным тоном, не терпящим возражений, произнес Куромаку и выразительно посмотрел на обоих пиковых. Теперь понятно было, о чём они ругались всю дорогу до Столицы. У них обоих были совершенно разные взгляды на эту ситуацию, — послушайте меня внимательно. Устранить тех, кто находится под контролем магии — это крайняя мера, к которой мы прибегнем, если никаких других вариантов не найдем. И Эмма, теперь я уже не уверен, что война на твоей родине случилась, потому что сам Император этого захотел. Может быть, он уже тогда был под контролем Джокера? А раз так, то его не за что убивать, подумай об этом. Возможно, он был лишь инструментом в чужих руках, и пострадал от этого не меньше, чем все вы. Градус напряжения в комнате потихоньку спал. — Да уж… к тому же, если мы решим сделать это, то нам тогда и Зонтика придется… — Феликс, не договорив, поёжился и красноречиво провел пальцем по горлу. — Что значит «и Зонтика»? Этот чёрт что, контролировал не только Пика всё это время, но и его? — снова вскинул голову Вару. Получив утвердительный кивок от трефового короля, пиковый валет рухнул обратно на стул и сжал виски побелевшими пальцами. — Ебать… — Милый, не стоит так… — червовая дама всегда вмешивалась в диалог только тогда, когда видела, что её муж был готов сорваться, но не так, показушно, как он обычно, а по-настоящему. — Нет, ты не понимаешь, Хелс. Пика ещё можно было пережить, но их обоих… это пиздец, полный пиздец! Мы все — точно трупы… и как долго ты пытался скрывать от них это? — карие глаза сверкнули под зелёными очками и со злостью уставились на Куромаку. Тот же невольно отвел взгляд и поморщился. Только вот истерик ему на собрании не хватало. — Чего ты так разорался, Вару? Это же просто Зонтик, — искренне удивился Феликс, переводя взгляд с молчащего трефового короля на пикового валета. — Вот именно, блять, в том, что это Зонтик и есть вся проблема. Вы помните Вадика? — Друга Создателя? — встрял Ромео, у которого на людей память была просто отменная. Вару кивнул. — А помните, как он сломал себе руку? — Когда с гаражей с пацанами прыгал? Ну да, забудешь тут. Ему кость по кускам собирали. Мало привлекательного, хотя, девчонки ему потом ещё месяца два сочувствовали, — усмехнулся червовый король, взлохматив розовые вьющиеся волосы. Вару долго молчал перед тем как ответить, голос его за эти мгновения растерял всякую веселость и запал. Слушать пикового валета, когда тот был серьезен было чертовски страшно. — Не было никаких гаражей. Это Зонтик его ударил. В комнате воцарилось глубокое молчание. Все смотрели на Вару и никто, абсолютно никто не мог поверить его словам. — Зонтик? В смысле… наш Зонтик? Куро, он не лжет? — Феликс, принимая всё это за какую-то дурную шутку, с полуулыбкой развернулся к серому королю. Однако стоило Феликсу увидеть его мрачное лицо, и он тут же перестал улыбаться. — Нет, Вару говорит правду, — подтвердил Куромаку. — Но это же с какой силой нужно бить чтобы так… — Феликс вздрогнул, видимо в красках представив себе подобную ситуацию. — С нечеловеческой. Вот тебе и ответ на то, какой магией шестой обладает. — Но с каких это пор у Зонтика есть такая сила? — Да всегда она была, с самого начала! — не выдержал и взорвался-таки Вару, долбанув для пущей убедительности кулаком по столу. — Вы чё не видели, как он стены голыми руками проламывал? Вас чё, вообще никогда не смущало что он на глазах у всех не напрягаясь держал двухстороннюю алебарду и щит? Вы ж в курсе, что они килограмм сорок вместе весят? И это не считая доспехов. А теперь представьте эту бронированную машину смерти в полном облачении! Я вот лично никакого желания не имею с ним сражаться, потому что первый же сдохну нахер. И предвещая вопросы — я узнал об этом всём случайно, ещё в детстве, когда разговор двух этих вот подслушал, — махнул раздраженно в сторону трефа рукой пиковый валет. — И при всём этом продолжал его доставать? Вару, ты бессмертный, что ли? — искренне поразился Феликс. — А что, «Вару»? Да в своём обычном состоянии он нихера бы мне не сделал. Ну поныл бы и опять пошел книги свои любимые читать. Ничего бы мне он не сделал, как и Пик, если бы не этот… — Вару поджал губы и резко замолчал. — Да уж, час от часу не легче. Мне не хотелось бы вредить Зонтику. Его величество часто мне помогал с исследованиями, да и он, судя по всему, совершенно никак не связан ни с войной в Империи, ни со всем остальным, — высказалась Николь, которую явно встревожили все эти разговоры об убийствах и всём прочем. — Поверь, моя хорошая, нам всем меньше всего хочется, чтобы кто-то пострадал. Поэтому будем стараться обойтись минимальными жертвами, — серьезно ответил девушке Ромео. — Ладно. Раз с этим мы разобрались, тогда перейдем к плану действий, — Куромаку развернул карту Восьми Королевств на столе, так, чтобы она была хорошо видна всем, и начал указывать на надписи, отмеченные красным маркером. — Имперцы говорили о том, что они хотят отправиться в Столицу. Идти по землям, относящимся к Объединенному королевству было бы крайне неразумно, там находятся наши солдаты. Идти через топи по лесу Восьми — тоже не вариант, слишком долго и рискованно. Поэтому у них остается лишь один путь — мост Среднего Водораздела у границы Варуленда. Так как они не знают ничего ни о Хелен, ни о Вероне, то будут считать, что Вару не станет вмешиваться в их дела и пропустит их через свои владения. — И что ты предлагаешь? — Мы должны остановить их ещё на подходе к мосту. Взорвать его было бы проще всего, но не получится, к сожалению — он слишком здоровый, да и взрывчатки столько нет ни у кого в Карточном Мире. Часть Варуленда, что не будет участвовать в этой операции, я бы порекомендовал временно переправить сюда, тут им будет безопаснее. А ещё нам с дамами придется разделиться, — Куромаку несколько секунд разглядывал лицо Вару через прозрачные стекла своих очков, прежде чем закончить объяснение. — С какой это стати? Я не собираюсь бросать свою жену! — воскликнул пиковый валет, сжав кулаки. — Подумай ещё раз спокойно, Вару. Почему Красный Джокер не смог почувствовать присутствие Эммы, хоть она и была в соседней комнате? Ответ очевиден: если он, как и Данте может видеть магические потоки, то дамы для него — нечто вроде остаточных проявлений магии королей. Он их не видит. Так что, если ты останешься с Хелен, то навлечешь на неё ещё бóльшую беду. Да и потом, он с радостью прикончит тебя первого, если ты останешься один. В группе больше шансов выжить. Не считая Пика и Зонтика, у нас всё ещё есть Данте, да и Ромео умеет сражаться. — Ага, великие борцы с клоунами — красный, розовый и мы, три бесполезных придурка в довесок. И что дальше? Ну договаривай, раз уж собрался. — Дамы вернутся в Варуленд раньше и отдельно от нас. Они проконтролируют подготовку войска, а мы тем временем разберемся с Джокером Пиком и Зонтиком. Отрубить голову этой гидре куда важнее чем ранить тело. Если мы сможем снять контроль с Пика, он остановит свою армию, в этом я уверен. — То есть ты предлагаешь отправить женщин решать за нас все проблемы? Это… так неправильно, — Вару с упреком уставился на Куромаку. — Я тоже не в восторге от такой затеи, но, если мы хотим остановить того, кто всё это начал, то нам необходимо обмануть его, — сказал Ромео, положив Вару ладонь на плечо, но тот тут же скинул её с пренебрежением. Тогда его коснулась уже Хелен. — Всё в порядке, милый, правда. Я королева Варуленда и будет правильно, если я помогу армии господина Куромаку. А ты разберись с Красным Джокером, — губы её улыбались утомлённо и измученно. Она устала не меньше всех присутствующих, но всё же нашла в себе силы крепко обнять мужа. Тот с содроганием ответил на её объятие. Через секунду, отпустив червовую даму, пиковый валет упер локти в стол, опустил на ладонь щеку и свел у переносицы брови. — Ещё и людей своих опасности подвергать… вот знал бы я сто пятьдесят лет назад, что так в итоге выйдет, ни за что бы не пошел на восток! — Поздно ныть. Ты сам прогнал оттуда Данте. А потом ещё радовался как ребёнок, когда через один Варуленд остался нормальный путь до Империи. Драл, скотина, втридорога за любой транзит через Водораздел. Просто признай это, Вару, твоя собственная жадность укусила тебя за задницу, — фыркнул Феликс, скрестив руки на груди. — «Признай это Вааару», блять, аж тошно. Вот как всем надо было, так вы по-другому пели. «Вару поговори с Пиииком», «Вару попроси его, тебя одного он выыыыслушает», тьфу. Я эти деньги брал в том числе и за вредность, с ним чтоб вы знали, не очень-то и безопасно сотрудничать было, — попытался отмазаться тот. — Не юли, ты просто спекулянт и жули… — Ой ну извините, ваше биполярное величество, что я до сих пор не просрал свое государство. Людям же надо на что-то жить, у нас там не настал коммунизм ещё и, надеюсь, никогда не настанет. Не у всех есть под рукой удобный трефовый король, разруливающий любые проблемы. — Ты мог бы просто попросить, Вару, если у тебя были какие-то затруднения — я бы помог, — спокойно ответил Куромаку. — Ага, щас. Прям бегом побежал. Чтобы ты потом всё мое имущество распилил и своему государству с великими целями присвоил? Нет, спасибо, я за свободное общество, безо всех этих ваших красных некрофильских извращений. «Капитал» — точно не моя настольная книга. Я дедушку Ленина вообще вспоминаю только по пьяни, когда «Гражданскую Оборону» пою, но никак уж не в своих влажных фантазиях. Вару посмотрел на Куромаку и не сдержавшись, нервно усмехнулся. — Тем более с чего вдруг такие щедрые предложения? Ты, если мне правильно помнится, всегда к нам, пиковым, плохо относился. Совесть, что ли, внезапно замучила? Ты-то и Пика таким, небось впервые увидел, да? — зеленые очки скрывали лицо тёмного валета и сложно было сказать, что за эмоции тот испытывал в данный момент. — Знаешь, что тогда на войне приключилось? По самое плечо ему руку отхерачили. Говорят, даже его собственным ключом. Удивительно, что он вообще жив остался после такого, — Вару всё говорил и говорил и в гробовой тишине, никто и не пытался его перебить. — За что меня должна мучить совесть, позволь уточнить? — чувствуя, как в нём закипает гнев, спросил серый король, сжимая побелевшие пальцы. Он знал, что весь этот разговор начался явно не к добру. — За то, что, когда ему было хуже всего ты пошел договариваться с Данте. Ты ведь радовался, наверное, что так все удачно сложилось, да? Твой самый главный противник и вдруг потерял всё свое влияние. Самое время ударить в спину, не так ли? — Я не собирался воевать с ним. И вообще ничего не собирался ему делать, это была лишь мера предосторожности… — Да? А ты представь, как для него это выглядело со стороны — два самых сильных короля объединяются незнамо зачем. Как думаешь, после того, что произошло в Империи он мог воспринять это хоть как-то кроме предательства? Тем более, что, когда ему нужна была помощь, никто из вас не помог. — А ты сам-то… — попытался влезть Феликс, но Вару его тут же перебил. — А мне он не позволил. Не пустил. Даже после войны видеться со мной не захотел, потому не желал, чтобы я видел его таким. Но что же это я всё о себе и о себе. Ты-то, Куромаку, добрым бываешь всегда только за чужой счет, в простых ситуациях, когда точно знаешь, что в обмен на свою помощь что-то да получишь, — Вару сощурился и очень красноречиво развернулся с улыбкой на губах к Феликсу. Трефовый король понял его намек и что-то страшное и тёмное отразилось в его глазах. Он поднялся на ноги, но вопреки своему сиюминутному порыву прошел мимо скалящегося пикового валета. Куромаку глубоко вдохнул и выдохнул. Он не должен был поддаваться на такие легкие провокации. Вару решил задеть его только потому, что сам был перепуган до смерти и потому что не хотел, чтобы навредили его королю, никаких других причин за его словами и не могло было быть. Куромаку прекрасно знал, что никогда не помогал Ромео или Феликсу только потому, что мог с них что-то взять. — Я выйду минут на пять, воздухом подышу. Один. Обговорите пока вопрос, касающийся защиты мирного населения. Куромаку нужно было успокоиться перед тем, как продолжить разговор.***
Разошедшийся на улице ветер приятно холодил и отвлекал от невеселых мыслей. Куромаку прикрыл глаза и вдохнул морозный воздух полной грудью. Ему сложно было винить Вару за его слова, но… неужели все видели его помощь со стороны именно так? Куромаку ведь никогда не хотел править ни Вероной, ни Фелицией. Ему и Курограда по за глаза хватало. Он вздрогнул от страшной мысли, пришедшей ему в голову. Думали ли сами червовые так всё это время? Думал ли так Ромео? А Феликс? Они ведь никак не оспорили слова Вару, значило ли это то, что они были с ним согласны? Отвлекая трефа от тяжелых дум, откуда-то сбоку, скрадываемые пургой раздались голоса. «Тут же никого не должно быть, кроме нас», — удивился Куромаку, заворачивая за угол террасы. Если тут находились посторонние, то их нужно было попросить уйти. Но стоило ему увидеть кто именно разговаривал, как Куромаку тут же потерял дар речи. Поодаль на широком парапете сидел человек, а над ним, напряженно вытянувшись, точно струна нависал второй. Он что-то тихо говорил на ухо первому, тот закрыв глаза внимательно слушал, но… они оба были Габриэлями. Молчащий был один в один — обычный первый клон. В голубой рубашке, с тонким деревянным луком в руках, в нём не было ничего необычного или примечательного. Необычно выглядел второй Габриэль. Тот был выше своей копии. На его худых плечах висела покоцанная временем меховая шуба, а левую половину лица, изуродованную шрамами от ожогов, скрывала рыжая атласная лента. Он выглядел намного старше и Ромео и Куромаку. Но стоило только трефовому королю закрыть глаза на секунду, как старшая версия бубнового валета исчезла без следа. Оставшийся Габриэль распахнул темные глаза. Он, судя по всему, в отличие от трефового короля нисколько не был удивлен их встрече, при том что изначально даже не смотрел в его сторону. — Привет Куро, извини, что так сразу, но у меня к тебе небольшая просьба. Поспорил тут понимаешь ли… не подскажешь, какое сейчас время? — с присущей лишь ему, обескураженно-вопросительной интонацией попросил Габриэль. Куромаку сам не знал отчего ответил ему. Он был так поражен, что сделал это скорее машинально, чем специально. — Одиннадцать, одиннадцать двадцать вечера. Габриэль покачал головой и трефовый король послушно замолк. —Нет, я вообще-то про то время которое… как же оно? А, точно, «дата». Я спрашивал про дату. Извини, бывает путаюсь с этим до сих пор… — острые уши Габриэля поникли. — Сто пятидесятый год по куроградскому календарю, февраль 15го… Габриэль возмущенно выдохнул, и нахмурился. — Так всё-таки Белл был прав! Я правда пришел сюда слишком поздно. Эх, и насчет того, что у меня хронографический кретинизм он тоже прав. А я так хотел повидаться с Данте, — на первый взгляд бубновый валет выглядел расстроенным, хотя по нему всегда сложно было сказать наверняка, какие именно эмоции он испытывал в конкретный момент времени. Меж тем трефовый король сделал по направлению к бордюру, на котором тот сидел, пару осторожных шагов, боясь спугнуть неожиданного визитера. — Слушай, Габриэль, тебе нельзя находиться в Столице, тут… скоро начнется кое-что опасное, — опустившись на корточки напротив него, так, чтобы их глаза оказались на одинаковом уровне, начал объяснять Куромаку. — Тут? Опасное? Говоришь так, будто в нашей реальности хоть где-нибудь есть не опасное место. Сейчас весь мир стоит на пороге войны, — ответил Габриэль, с такой интонацией, будто бы говорил самую прописную истину из всех возможных. Его темные глаза изучающе глядели на трефа, будто пытались найти в нём, то, чего никогда не видели прежде. — Откуда ты… — Слухами земля полнится. А ещё у меня есть парочка знакомых заставших всё то, о чем вы сегодня говорили лично, — загадочно отозвался Габриэль. — Знакомых, у тебя? Я не понимаю. — Тебе и не нужно понимать, Куро. Пока что не нужно. Но, раз уж мы с тобой встретились, то я тебе немного помогу кое с чем. — Я же сказал тебе, Габриэль, тут опасно. Я против того, чтобы ты вмешивался во всё это и помогал уж тем более. — Вмешивался? Да я и не собирался. Только разве что после того как он появится здесь. Пока что я просто дам тебе совет. Он набрал побольше воздуха в легкие и начал говорить, сбиваясь и спеша: — Подумай о смерти и о жизни. О том, так ли объективна реальность, в которой мы живем. О зле и о добре и том, какие формы оно принимает. Можно ли считать злым того, кто в поисках правосудия зашел слишком далеко? Можно ли считать бездействие добром? И наконец, подумай о том, что дорого тебе, и о том, что ты хочешь защитить, исходя не из рационального, а веления своего сердца. И имей в виду, когда будешь принимать важные решения — скоро всё здесь исчезнет и если ты не сделаешь то, чего хочешь сейчас, значит, не сделаешь уже никогда. Громкий выкрик из помещения отвлек Куромаку. Он посмотрел на здание, на секунду упустив эльфа из поля зрения. — Исчезнет? О чем ты Габриэль… — когда Куромаку обернулся, бубнового валета на террасе уже не было.***
— Что случилось, Куро? На тебе лица нет, — первый к Куромаку обратился Феликс, стоило тому усесться обратно за стол. «Выгляжу я видимо не очень», — подумал серый король, когда понял, что все присутствующие замолкли и обернулись к нему, разглядывая его побледневшее обеспокоенное лицо. — Дело в том, что я только что видел Габриэля, точнее… сразу двух. Куромаку снял запотевшие в тепле очки и усиленно потер переносицу, не желая видеть тревожные позы, в которых застыли старшие карточные масти. Ему и дрожащего прерывистого голоса Феликса у своего плеча для того, чтобы начать волноваться было предостаточно. Он чувствовал себя разбитым и уставшим как никогда. Собрание началось относительно недавно, а его уже всё достало. — Это были искажения, да? Но, что они делают так далеко от Габрона? — продолжил допытываться червовый валет. Нервная непонимающая улыбка, точно приклеенная сидела на его лице. Тревожился он в последнее время неимоверно, а новость о том, что тут был первый клон лишь подливала масла в огонь. И повод переживать из-за появления Габриэля на самом деле был — пару десятков лет назад с правителем Сердца Мира наметилась очень тревожная тенденция. Габриэль если и появлялся на глазах у кого-нибудь из собратьев или других людей, то только для того, чтобы предупредить их о том, что произойдет или уже произошло нечто очень и очень скверное. Иногда он конечно, мог посоветовать что-нибудь для разрешения сложившейся ситуации, но чаще всего просто ставил перед фактом: «херня случилась, ребятки, и вам, а не мне с ней разбираться». Откуда о происходящем в их мире так много знал бубновый валет — не мог понять никто, однако он не ошибся ещё ни разу. Но стоило только кому-нибудь попытаться уточнить у Габриэля детали или вникнуть в его слова — тот сразу же сбегал, причем самым паскудным из всех образов, используя магию и буквально растворяясь в воздухе. А те самые «искажения», которые упомянул Феликс были чем-то вроде отражений первого клона, которые периодически появлялись в разное время и в разных местах, так же, как это делало и Сердце Мира когда-то. Общепризнанно искажения считались чем-то вроде аномалий. Они не имели ни интеллекта, ни свободы воли и возникали как миражи в пустыне. В их появлении не было ни капли логики, взаимодействовать с ними не получалось никак. Всё что они делали — разыгрывали какую-нибудь странную сцену, судя по всему из прошлого бубнового валета, а затем исчезали без следа. Но некоторые из них выглядели совершенно иначе и отличались от их первого клона — какие-то видения были старше, какие-то младше, некоторые и вовсе выглядели так, точно запечатлели отражение какого-то другого мира, а не этого. Николь считала, что искажения были остаточными проявлениями магии эльфа, и появлялись в тех местах, куда тот телепортировался или где использовал волшебство. Поэтому они редко возникали где-то вдали от Габрона и его окрестностей. Но точно на этот счет сказать никто ничего не мог — силы бубнового валета работали очень специфическим образом и даже исследователей магии они приводили в замешательство. — Нет, один из них точно был реален. Наговорил всякого и сбежал. Что, впрочем, типично для него, но… — И что же такого он сказал? Даже без очков, со своим невероятно плохим зрением Куромаку буквально чувствовал, как взгляды всех людей в комнате пристально впились в него. Ему не хотелось повторять слов первого клона, он не желал быть «гонцом, принесшим дурную весть», однако Куромаку быстро переборол этот незрелый порыв. — Что скоро всё здесь исчезнет. Он развернулся в сторону размытого красного пятна и чувствуя какую-то неопределенную тяжесть в своих мыслях, добавил: — Может быть Данте объяснит нам, что Габриэль имел в виду. Да, порой оба бубновых уходили в какие-то крайние иносказания и не всегда их речь нужно было воспринимать буквально. Потому и за расшифровкой фразы и стоило обратиться к одному из них. — Это, друг мой, хороший вопрос, однако едва ли я могу дать на него ответ. Слова Данте, который был таким же мутным и непонятным для Куромаку, как и его валет, были настолько предсказуемыми, что он едва не усмехнулся из-за них в голос. И всё-таки, что-то Габриэль и Данте скрывали, и Куромаку казалось, что тайна эта, спрятанная за семью печатями, не слишком-то обрадовала бы его, докопайся он до самой истины. Требовать у Данте ответы и дальше было делом бесполезным, а потому серый король оставил его в покое. — Хорошо, раз ты не знаешь, тогда мы вернемся к насущным делам. Как я и говорил ранее, нам нужно обговорить вопрос… Обсуждение продолжило идти чередом и странные слова Габриэля, хоть и побеспокоили всех присутствующих, но зацикливаться на них никто особо не стал. Сейчас у них были дела поважнее. Бубновый же король отвернулся к окну. В том, чтобы вдаваться в детали происходящего он уже не видел никакого смысла. Данте в прострации посмотрел на татуировку на тыльной стороне своей ладони, изображающую его масть. Нечеткий красный ромб был настолько блёклым что едва виднелся на фоне бледной кожи. — Ну вот значит и все? Вышло наше время, — еле слышно прошептал Данте. Люди в комнате были увлечены вновь разгоревшимся спором, и никто не услышал его. Правитель Сукхавати по привычке улыбался, он всегда улыбался вне зависимости от обстоятельств. Однако, глаза его оставались печальными. Мир уже давно стоял у абстрактной черты, затаился, выжидая чего-то грандиозного, перемены которая доломала бы его окончательно или вернула всё в самое начало. Да, весь мир стоял у черты. Вопрос был только в том, могли ли они успешно пересечь её в этот раз, очередной из тысячи, или же нет.***
— Так нельзя, Данте. Данте и Феликс стояли у экрана проектора, поодаль от всей остальной компании. На белом баннере была выведена карта Восьми Королевств. На ней, на фоне между Феликсом и Данте проходила та самая, варулендская граница. Трещина. Вот что служило идеальной метафорой для всей их истории взаимоотношений, что было бы дико иронично, если бы сама эта история не была бы такой грустной. Собрание окончилось, а пока остальные клоны были заняты последним развязавшимся в ходе обсуждения плана спором, Феликс умудрился сбежать из-под чуткой опеки Куромаку, чтобы переговорить с бубновым королем с глазу на глаз. — Что именно нельзя? — как и подобает своей масти, вопросом на вопрос ответил правитель Сукхавати. Из-за этих слов Феликс одарил его угрюмым взглядом. Кажется, червовый валет здорово разозлился, но вместо того, чтобы сорваться на крик, как он сделал бы прежде, Феликс понизил голос ещё на полтона. — Нельзя тебе оставаться здесь и помогать с Красным Джокером. Посмотри на себя, да ты же еле на ногах стоишь! — Совершенно не понимаю, о чем ты. — Не строй из себя дурака, Данте, всё ты прекрасно понимаешь. Ты маг, а у всех магов рано или поздно начинаются проблемы со здоровьем. Ты сегодня почти весь вечер сидел не вставая, а в те пару раз, что пришлось, у тебя ноги дрожали. Этого никто не заметил кроме меня, но ты же сам прекрасно понимаешь, почему я вообще заметил. Я тебя в отличие от них всех как облупленного знаю, — Феликс сердито и вызывающе окинул взглядом опирающегося на стену красного короля. — Скажи мне, как давно ты превысил свой лимит? И чем таким занимался, что теперь так болен? — с нажимом продолжил задавать вопросы черв. Сцена с кровью, блестящей на губах Данте, когда тот показывал всем магию контроля разума, всё никак не шла у него из головы. — О том, чем был занят, поведать не могу, но всю накопленную ману я истратил уже очень и очень давно. Теперь я могу колдовать только за счет своей ци, — сдавшись под напором Феликса произнес Данте. Он уже и забыл, каково это, когда в тебе видят не надежного союзника, не несокрушимого Мудреца Познавшего Пути, и даже не одаренного мага, а обычного слабого человека. — То есть теперь всю эту светомузыку ты будешь получать, только убивая себя, так что ли? Ты с самого начала не должен был… — перескакивая с мысли на мысль взбудоражено затараторил черв, но бубновый король остановил его спутанную речь движением руки. — Ты прав, друг мой. Но подумай вот о чем — он, не вернулся бы к тебе, не используй я свою силу. Феликс нахмурился и откинул голову назад. Тонкие вьющиеся волосы, мазнули по его щекам, а лицо приобрело страдающий вид. — Я понимаю, и очень благодарен тебе за это. Но всё-таки, сейчас-то тебе не обязательно… Данте вновь остановил его, чувствуя, как начинает уставать от этого не ведущего ни к чему разговора. Ему было утомительно и тяжело терпеть чужое сострадание и заботу. Тем более, что в данной ситуации от них всё равно не было никакого толка. — Нет, без моей силы вам не победить Пикового Короля, — улыбнулся он. Что ни говори, а участие с стороны, не могло ни облегчить ношу, ни изменить предначертанное судьбой. — Тц… ну почему ты вечно такой? Улыбаешься, когда всё херово и терпишь до самого конца. Наверняка уже и загнуться решил, «как герой, истекая кровью на руках благодарных товарищей»? Знаешь, как называется героизм? «Нерациональная трата человеческого ресурса», вот как. Ещё не поздно рассказать обо всём, ты можешь помочь чем-нибудь другим… — нервно втолковывал ему червовый валет, судорожно пытаясь придумать хоть что-нибудь, что могло бы разубедить Данте. Его дрожащие руки порхали по желтому плащу, а взгляд метался из стороны в сторону. Однако Данте не слушал того, что тот говорил. Он безотрывно смотрел на тусклые, пшеничного цвета волосы, на светлые рыжие глаза. Он смотрел на Феликса, того самого, что буквально ещё недавно в его воспоминаниях придумывал всем имена, или с тоской глядел в его, Данте сторону, того самого, что когда-то сам Данте пытался сделать центром своей Вселенной, но так и не смог. А ныне же Феликс, совершенно ему незнакомый и чужой, сильно повзрослевший за прошедшие года, со страхом в глазах просил его одуматься. Время летело с устрашающей скоростью. — А ты изменился, — печаль, такая нетипичная для бубновых мастей прозвучала в словах красного короля. Да, Феликс и впрямь изменился, и не нужно было иметь семи пядей во лбу чтобы догадаться, благодаря кому именно. Феликс посмотрел в карие глаза напротив. Решительность отразилась во всём его внешнем виде, и он развернулся на каблуках в сторону остальных клонов. — Хочешь упрямиться и дальше? Хорошо, тогда я пойду и расскажу о твоем состоянии сам, — черв действительно собирался уйти, но Данте не был бы собой, если бы растерял из-за плачевного состояния сноровку. Он схватил Феликса со спины и крепко обнял, не давая ему ни единой возможности пошевелиться. — Феликс, если твои чувства когда-то давно были искренни… ради них, прошу сделай мне одолжение в самый последний раз. Сохрани это всё в секрете. Так будет лучше для нас всех, — в его голосе прозвучало отчаяние. Данте сложно было это признать, но наедине с Феликсом он мог позволить себе быть таким. Слабым и уставшим, простым человеком. — Тем более, ты и сам знаешь, что сейчас твоя забота нужнее другому, не мне, — тихо добавил он. — У вас тут всё в порядке? — Куромаку, наблюдавший сцену со стороны хоть и не слышал, о чём именно разговаривали эти двое, но возник тут как тут, как только увидел, что Данте умудрился чем-то расстроить Феликса. Данте незамедлительно разжал хватку, а Феликс в ответ состроил недовольную гримасу и фыркнул. — Да, просто поговорили, ничего серьезного, — взгляд червового валета был полон обиды, когда он смотрел на бубнового короля, но стоило ему поднять глаза на трефового, и тот сразу же посветлел. — Я… вижу. Что же, с твоего позволения, Данте, я заберу Феликса с собой. Клео хотела с ним поговорить, — Куромаку кивнул Феликсу, подхватил его за локоть и они оба отошли к дамам, скучковавшимся у дальнего угла комнаты. Данте проводил их долгим взглядом и развернул голову к балкону, туда, где далеко за линией горизонта скрывалась Зонтопия. Куромаку под руку ведущий Феликса… это зрелище натолкнуло Данте на мысли об ещё одном карточном клоне. Если так подумать, что Зонтик, что Феликс, за последние года приняли слишком много схожих решений, очевидно, ни к чему хорошему их обоих не приведших. Разница была лишь в том, что один из них, желая изменить свою судьбу, образно говоря схватился за гнилую веревку. Хотя, можно было ли винить их обоих в этом? Они не знали, по каким законам работала Вселенная. А кто-то вроде Данте, кто понимал, не слишком-то и спешил их просвещать. Объясняй, не объясняй — ведь что толку? Судьбу невозможно изменить, как ни старайся. «Веселые люди делают больше глупостей, чем печальные, но печальные делают бóльшие глупости», — со смешком отметил про себя бубновый король. Да уж, в этом мире и Феликс, и Зонтик шли по одной и той же дороге, жаль только, что конец её, у них обоих был совсем не радостный.***
Тем временем, в вышеупомянутой Зонтопии проходило точно такое же срочное собрание. Генералы темной страны уже битый час лаялись над тем, как им стоило изменить стратегию теперь, когда серый король смог узнать об их планах. И ни к чему конкретному они так и не смогли прийти. Прерывая шум и гомон, в зал вошел человек в фиолетовых доспехах. Все присутствующие тотчас же повскакивали со своих мест и склонили перед ним головы. — Его Императорское Величество, долгих лет тёмному Солнцу Империи! — выкрикнул один из военачальников, и все тотчас же раскрыли рты, чтобы повторить его приветствие, но Пик раздраженно махнул рукой. — Обойдемся без этикета, нет времени, — Пик, несмотря на решительный тон, вдруг болезненно поморщился и оступился на ровном месте. Он дошел до стола и тяжело оперся на него. Из глаз его покатились алые слезы, и он на миг зажмурился. Когти на золотой руке опасно скрежетнули и впились в столешницу, оставляя на ней глубокие борозды. Лак и дерево под его рукой сухо затрещали. Кто-то дрожащими руками протянул Пику платок, который тот молча принял. Все военные очень уж очевидно тряслись из-за состояния своего правителя, причем ещё со времен так и не свершившейся революции, но никто и никогда не смел говорить об этом вслух. Говорить о здоровье Императора — значило открыто признавать, что тот ослаб за прошедшие года, а за такое недолго было и лишиться головы. Пик вытер лицо, небрежно и быстро скомкав в руках ткань. Вид у него, несмотря на произошедшее был почти что скучающий, оставалось только позавидовать его выдержке. — Как войско, готовы к отходу? — спросил тёмный король ни к кому конкретно не обращаясь. Хоть Пик и выглядел молодо по сравнению со всеми присутствующими, по тому как он вел себя и как говорил было понятно, что он старше их всех на много десятков лет. Любой человек, недооценивающий Императора из-за юношеской внешности, как и любого из королей, был недальновидным идиотом. — Так точно, ваше Императорское Величие. Сегодня прибыли последние две роты, они отбудут послезавтра на рассвете, — ответил самый старший по званию военный. — Отлично. Наконец-то всё это закончится, — мрачная улыбка озарила лицо Пика и вкупе с его рубиновыми глазами она придала ему вид почти демонический. — Тогда, вашей задачей будет донести до них всех, что их цель никак не поменялась. Они должны будут пройти по мосту Водораздела, — сказал он, указывая на карту, над которой не так давно спорили собравшиеся. Генералы напряжённо замерли, у всех присутствующих в седых головах пронеслась одна-единственная мысль, однако, все они боялись её высказать. — Но ваше величество, этого же и ждут серые, разве не логичнее было бы пойти через топь? — осмелился-таки озвучить витающий в воздухе вопрос самый молодой из военных. Император вопреки всеобщим ожиданиям, улыбнулся. Мелькнули на свету его острые клыки. — Именно потому что Куромаку узнал об этом, мы и не изменим своих планов. Пиковый Король поднял голову и оглядел комнату, всех людей, недоуменно смотрящих на него. В этот момент он был близок к тому чтобы рассмеяться из-за того как же напугано и бестолково все они выглядели. Да уж, слишком много в его жизни в последнее время стало непрошенной иронии. — Вы ничего не понимаете, но вам и не нужно. Просто следуйте моим указаниям, и это принесет нам победу, — отрезал он. — Тем более, среди вас есть предатели, поэтому какой смысл выкладывать весь план сейчас? Те, кому нужно, уже знают, что делать, — алые с желтым глаза уставились на мужчину, того самого, что задал вопрос ранее. Тот испуганно отступил к стене и прошептал: — Пожалуйста… — Уведите, — стальной голос Императора утонул в крике ужаса человека, которого потащили к выходу его личные охранники. На лицах остальных присутствующих отразился искренний ужас. — Я думал, что после Рюзе Раута вы все выучили урок. Но раз не дошло, повторю ещё раз — поразмыслите на досуге, стоит ли лишаться головы из-за легких денег или жажды власти. Думаете, я скоро сдохну? — он со злостью смахнул кровь, выступившую на уголках глаз. — Не надейтесь. Я переживу и ваших правнуков. А Империя — и весь этот мир, — мрачно закончил свою мысль он. Сразу же после завершения этой маленькой импровизированной речи за его спиной раздались медленные хлопки, но кроме Пика никто их не услышал. — Браво! Запугал стариков до смерти, я в полнейшем восторге. Смотреть на этот цирк, одно удовольствие, особенно тогда, когда сам в этом представлении уже не участвуешь. И как смешно, однако, звучат твои слова, учитывая то, что ты намедни пытался убиться об одну маленькую девочку, — говорящий с явным наслаждением глумился, и Пик, скривившись в отвращении, повернул к нему голову. Облокотившись на стену, у дальнего угла комнаты стоял улыбающийся шут. Никто из военных его не видел, но только потому что тот сам этого не хотел. Чары разума — очень мощная и опасная вещь, с её помощью можно было заставить людей забыть о своем существовании. Но Пику шут о себе всегда напоминал. Напоминал о том, что имеет власть над его жизнью и в любой момент может её оборвать. — Если тебе что-то не нравится, мог бы просто приказать мне при помощи магии, и я не смог бы сделать ничего. Или тебе не под силу такое? Контролировать и валета и короля для тебя это уже слишком? — того, что их король с кем-то говорил люди, также не слышали. На самом деле, весь этот диалог изначально происходил лишь мысленно. — Нет, не слишком. Даже не надейся. Я доведу начатое до конца, а ты… поможешь мне, хочешь ты того, или нет, — шут продолжая скалиться точно бешеный пёс, подошел вплотную к Императору и две пары глаз с вертикальными зрачками встретились. И только Пику показалось, что тот уже достаточно нашутился за сегодня чтобы оставить его наконец в покое, как вдруг шут резко рассмеялся и сказал: — Знаешь, о чём я тут подумал? Ты должен быть мне благодарен. Ведь когда всё закончится, я убью и тебя тоже. Воссоединишься со своим дорогим Красным Джокером в небытии, а заодно и поблагодаришь его от меня. Сколько раз тёмный король говорил себе игнорировать подобные выходки, сколько раз уговаривал себя терпеть и быть умнее, но эта тварь… всегда находила новый способ задеть его и вывести из себя. — Не смей произносить его имя своим поганым ртом, фальшивка. Довольно того, что ты украл его силу. Она никогда не должна была принадлежать простому смертному. В ответ на это шут, внешне, лишь ещё больше развеселился, однако, глаза его выдавали. Они были полны злобы и чёрной ненависти. — «Не смей произносить?» Ах, какой ты однако, моралист, когда дело касается твоей собственной семьи. Было бы тебе так же не плевать на жизни обычных людей. Как же меня бесят эти твои двойные стандарты. Хотя их можно использовать, да? — пространство вокруг шута пошло рябью и его внешность изменилась. — Может быть, так ты будешь слушаться меня лучше, а? Теперь он выглядел как шут, но абсолютно другой. Старше, выше, с синими короткими волосами, в черно-красном комбинезоне, с длинным мерцающим посохом в руках. Выглядел в точности так, как и запомнил создателя этого мира Император. Но вся правдоподобность иллюзии сломалась, когда на спокойное лицо погибшего божества нашла эта отвратительная безумная ухмылка. Настоящий Красный Джокер никогда не улыбался так. Пик стиснул зубы и отвернулся, а сумасшедший маг не сдерживаясь расхохотался в голос, наслаждаясь его реакцией. Пиковый Король до смерти ненавидел всю эту чёртову ситуацию, в которой оказался. — Да ладно тебе, Император, не делай такое лицо, — сквозь смех произнес шут. Он понизил голос и ядовито улыбнувшись прошептал: — В конце концов, в том, что я вообще существую тебе некого винить кроме самого себя.