Лживые Боги должны умереть

«… возвращения никогда не бывают случайны. Возвращаются, чтобы изменить что-то, чтобы что-то исправить. Иногда сам Господь ловит нас за шкирку и возвращает в то место, где мы случайно ускользнули из-под его ока, чтобы исполнить свой приговор — или дать нам второй шанс» — Дмитрий Глуховский, «Метро 2034»

После того как Джокер вырвал из его рук генератор и оттолкнув исчез в мельтешащих сполохах, Куромаку четко понял одно — это был портал. За сегодняшний день он побывал в таких уже дважды и успел порядком насмотреться на них, как изнутри, так и снаружи. Так что сомнений, в том, что Джокер сбежал, а не убил себя таким вот изощренным образом у Куромаку не было никаких. Но вот только, куда Джокер мог отправиться, а главное — зачем? Ведь главной его целью было уничтожить правителей Карточного Мира, а при помощи энергии генератора он мог бы сделать это прямо здесь и сейчас. Так что же его остановило? Как и в случае с его внезапным прибытием в Столицу, за этим хаотичным рывком в неизвестность будто бы и не стояло определенного смысла. И всё-таки какой-то он обязан был быть. Несмотря на весь его позорный контекст, падение было почти безболезненным. Тем не менее оно оглушило Куромаку. А ещё — так сильно спутало ему все мысли, что он толком и не понял произошедшего. Даже тогда когда вновь поднялся на ноги. Машинально он поправил очки — продиктованный давней привычкой жест. На одном из стеклышек остались ало-черные пятна, но на это он, до крайности педантичный в обычной жизни, не обратил ровным счетом никакого внимания. Раж волной схлынул с него и Куромаку снова не понимал, что и зачем он собирался делать. Пистолет валялся забытый в пыли у его ног. Он призвал его будто бы тысячу лет назад и выпустил из рук тоже. Куромаку сильно недооценил Джокера и допустил непозволительные правителю ошибки. За первый свой промах он расплатился жизнью Феликса и своим замком. За второй? Страшно было и подумать, сколь длинным будет ещё не выставленный ему счёт. Как бы Куромаку не силился — все его нынешние размышления кончались логическими тупиками. И тут и там — провал и смерть. Или его собственная, или союзников. Но его вдруг посетила вот ещё какая мысль — а возможно ли было вообще противостоять способности видеть будущее? Может быть все его глупые трепыхания теперь заранее были обречены на провал? Горечь разлилась по его рту и от этого противного ощущения пошла дальше по всему замершему телу. Дышать в одно мгновение стало на порядок тяжелее. Ведь если он уже мёртв, то какой тогда во всём этом теперь смысл? Куромаку едва успел скосить взгляд на остальных, как вдруг со всех сторон на него нагрянул шум. Отвратный — будто бы кости и сухожилия расходились и выворачивались ещё на живом теле. И громкий. Такой громкий, что от него закладывало уши. Серый король по наитию задрал голову кверху и в стёклах его очков отразилась трещина, прошедшаяся по своду Купола. Сначала тонким росчерком, будто бы пробным, потом — всё глубже и глубже она выгрызала в Куполе дыры. Его бело-чёрное нутро, что она вытеснила, стремительно понеслось вниз. Но как бы быстро не падали многотонные глыбы, скорость человеческой мысли, нервного импульса была гораздо быстрее. «Не успею» Где-то позади раздались крики полные ужаса и отчаяния. Или может быть они прозвучали и на пару секунд раньше, просто он услышал их только сейчас. Действительно ли Куромаку не мог увернуться или малодушно не захотел? Может быть лёгкая и относительно скорая смерть в самом начале катастрофы и правда была предпочтительнее разгребания последствий? Как бы то ни было, ему не дали возможности выбрать — в воздух вокруг небольшого клочка земли, на котором сгрудились клоны, взмыл тонкий барьер. Он и заглушил кровавый рёв вокруг, и осколки Купола из-за него замедлились. Погнули барьер, увязли в его липкой структуре, но до Куромаку всё равно не долетели. Трещина же тем временем со свода мира опустилась вниз, к белой земле. С чавканьем и хрустом она всё шире и шире расходилась в стороны. И точно к пробоине в обшивке корабля, само пространство под Куполом потекло к ней. Со стороны Красных гор потянуло камни и они с силой врезаясь в мыльную магическую стенку заставляли её ощутимо дрожать. Откуда ни возьмись прямо перед Куромаку возник Габриэль, гораздо более потрёпанный, чем в момент когда он толкал их с Зонтиком к порталу. Он был бледен как смерть, но на фоне рушащегося мира и защитной магии казался невероятно чётким. Будто на переднем плане страницы некоего комикса ему единственному из всех по ошибке прорисовали более толстый контур. Габриэль потянул Куромаку за руку, уводя из-под нависшего над ним камня, затем — согнулся и длинными пальцами подобрал пистолет, засунул его в карман брюк. Случайно Куромаку кинул взгляд на сумку на его плече и механически отметил — в ней стало на один генератор больше. На варулендский. Его поблескивающий бок отчетливо виднелся из-под с трудом застегнутой крышки.       — Ты опоздал. Джокер сбежал. Всё кончено, — едва выговорил Куромаку, но Габриэль покачал головой и отчего-то в чёрных его глазах вдруг промелькнула искра.       — А, по-моему, я очень даже вовремя. Он сделал пару нетвёрдых шагов в сторону к Данте и вдруг — оступился. Ромео тут же вытянул ему навстречу обе руки.       — Габриэль… — голос Ромео дрожал от слёз. Он не знал куда себя деть и мысленно метался между обоими бубновыми, не в силах решить, кому из них его помощь сейчас нужнее. Габриэль замер на мгновение, затем — сморщившись от боли опустился на колени.       — Не надо. Со мной всё в порядке. Он осторожно коснулся плеч Данте и сжал одну из его ладоней рукой. Трепетно, почти невесомо. Пальцы Данте, перепачканные кровью тут же сжались в ответ. Кажется, им обоим до конца света не было никакого дела.       — Это скорее я вам должен помочь, не вы мне, — решительно сказал Габриэль; кажется, вид чужой крови привёл его в чувство, — отойди к Вару, Ромео. Я отправлю вас к дамам. Дальше мы справимся сами. Ромео сразу же сделал как ему было велено: поднялся и отошёл на пару шагов назад. Беспрекословно и отчего-то, не задавая никаких вопросов. А вот уже Вару таким покорным не был. С силой он пихнул Ромео в сторону и зарычал:       — Да какого хрена ты его слушаешься?! Он же нас предал! Он помог этой сволочи, из-за него!.. Грязные ругательства вперемешку с обвинениями полились изо рта Вару, и единственное, что его сейчас сдерживало — так это то, что Габриэль подтянул к себе на колени Данте. При таком раскладе просто подойти и дать ему в морду становилось сложновато. Но все те эмоции, весь тот запал и ненависть, что вложил в свои слова Вару не нашли никакого отклика. По лицу Габриэля и по его одежде, точно полоски по затаившемуся тигру, позли отблески от взрывов влетающей в трещину на Куполе земли. Они касались чего угодно, но только не его зрачков; те словно бы вбирали свет, но не выпускали обратно. Глаза Габриэля были до ужаса никаким. И всем присутствующим, в них заглянувшим вдруг стало предельно ясно: на него бесполезно кричать или чего-то от него требовать. Куромаку же увидел это лишь на краткий миг — дёрнувшийся уголок чужих губ. Будто Габриэль искренне развеселился из-за страшных обвинений, но в последний момент решил это скрыть.       — О, Вару… — он сощурился и его лицо как и прежде стало водянисто никаким, — если бы я желал вам смерти, то поверь, вы все бы уже давным-давно были мертвы. Он говорил ровным тоном, в котором не было и капли бахвальства. Сухая констатация факта, но именно это и пробирало до костей. Продолжил он как ни в чём не бывало.       — …тут, у разлома вы до сих пор дышите только благодаря моей магии. И если я начну объяснять, почему позволил Джокеру сделать, то, что он сделал, действие этого заклинания закончится. Так что для тебя важнее? Узнать о моих причинах или снова увидеться с Хелен? — видя, что Вару хочет возразить он добавил, — решай, времени мало. «Если бы я желал вам всем смерти, то…» Этот аргумент на удивление сработал и Вару стиснув зубы отвёл взгляд, позволяя Ромео сжать его плечо.       — А вы?       — А мы — спасём этот мир, — ёмко и без лишних расшаркиваний ответил Габриэль и не дав ему больше вставить ни слова топнул ногой. Под Вару и Ромео разрослось масляно пестрящее пятно и в то же мгновение они исчезли.       — Это единственное, что я могу для них сделать, — с сожалением сказал он и развернулся к оставшимся клонам, — теперь вы. Куромаку молча держался рядом с Зонтиком, будто бы отсутствуя при происходящем в принципе. Ни на какие раздражители с тех пор, как исчез Джокер он не реагировал. А Зонтик и Пик стоявшие друг от друга на приличном расстоянии очень похоже хмурились, напряженно ожидая дальнейшего развития событий. Они оба не понимали, что делать и были согласны на какие угодно подсказки, лишь бы только исправить всю эту ситуацию. Личность же подсказчика в данном случае не играла ровным счётом никакой роли. Но вдруг Данте закашлялся и в Габриэле, в его серьёзном виде что-то изменилось. Лишь на мгновение его непоколебимая маска треснула, и он прижал руку алого короля к своей груди. Данте с трудом вновь открыл затуманенные болью глаза.       — Ты пришёл, Габриэль. Значит сейчас, да?       — Да, Данте. Прости, что не могу…       — Не извиняйся. Я был отвратительным братом, потому, что тебе всякий раз приходилось тащить всё это в одиночку, — вдруг Данте перевел взгляд на Пика, голос его стал тише и слабее, — мне нужно передать тебе остатки своей ци.       — Зачем? — Пик пристально смотрел на бубновых, щурясь сквозь маску запекшейся крови на своем лице. Даже для своей обычной немногословной манеры общения он был слишком краток.       — Туда куда вы отправитесь, тебе она пригодится больше моего.       — Но если ты сделаешь это, то точно умрешь, — Куромаку неотрывно глядел в глаза Данте, пытаясь увидеть за ними стороннее принуждение или хоть что-нибудь наигранное, но тот лишь улыбнулся ему через силу.       — Всякому своё место и время всякой вещи под луной… поэтому Габриэль и не отправил меня в Варуленд. Я не жилец и моя сила мне без надобности. А вам она ещё послужит.       — Но это не… Все возражения Куромаку перекрыл хриплый кашель, тело Данте содрогнулось в приступе боли.       — Я смирился со своей участью давно. Прошу, помогите Габриэлю, пока не стало слишком поздно. И вот уже второй умирающий просил помочь ему. Куромаку пробрало очень нехорошее предчувствие. Одинаковые фразы, одинаковые жесты. Ощущение было такое будто и Феликсу и Данте перед самой смертью открылось нечто в корне меняющее весь ход игры. То, чем делиться они не планировали. Всё это было подозрительнее некуда, но в силу пережитого Куромаку не мог толком связать эти моменты воедино. Все его мысли крутились вокруг одного-единственного и увы, они были далеки от слов Данте. Пик молча исполнил его последнюю волю — протянул ладонь для рукопожатия и держал её, перепачканную в крови, до тех пор, пока Данте не сделал свой последний вдох. Куромаку же отвернулся к Зонтику, перекрывая и ему вид этой болезненной сцены. Это было чистейшей воды малодушие, но ему не хотелось вновь смотреть на то, как умирает ещё один человек. Данте прикрыл глаза. Лицо его в посмертии осталось спокойным. Чуть улыбающимся. Будто такой конец — это единственное, чего он по-настоящему желал.       — Всё, — сухо выплюнул Пик, когда они с Габриэлем оставили позади тело. На Данте они не смотрели, он довольно быстро оказался за пределами сужающегося вокруг них пузыря. Раны на лице Пика затянулись молодой розоватой кожей, из них больше не текла кровь. Но в остальном, кажется, лучше ему особо не стало. Магия Габриэля, сужающаяся по диаметру, заставила их всех сойтись ближе друг к другу. Помехи и знаки вопроса запестрили у клонов перед глазами. Зонтик вдруг крепко сжал руку Куромаку. Рефлекторно ли, или сознательно — Куромаку не знал. Но он тоже сжал её в ответ. Габриэль снял с плеча болтающийся лук и вынул из колчана стрелу, единственную оставшуюся. Сумку с пустыми генераторами он впихнул в руки Пику и натянул тетиву.       — Мы пойдем за Джокером. Готовьтесь, это будет больно. Он не соврал. Как только стрела со свистом сорвалась с места, она пробила разом и пузырь магии и разлом на Куполе. И в тот же миг неведомая сила, пугающе огромная потащила Зонтика, Пика, Куромаку и Габриэля за собой, куда-то вдаль, за горизонт событий. Туда, где их больше никогда не должно было быть.

…

-<22>-

Когда клоны гурьбой вывалились из портала, Габриэль выпустил из ослабевших рук обгоревший по плечам лук. Тетива чудом ещё болталась на их краях. Со стороны клубами валил туман, ни зги не было видно. Сыро. Шёл косой холодный дождь, нестерпимо пахло морем. Плащ Пика трепало на ветру. Небо терялось где-то в облаках, но заходящее солнце висело непривычно высоко. Ни пола, ни белого потолка нигде тоже не было видно. Пик с его обостренным обонянием и восприятием, конечно же понял всё раньше всех. Понял и остолбенел от шока не веря, тому что чувствует, слышит и видит. Где-то в вышине проскрежетал самолет, его огромное тело мелькнуло в рваных несущихся прочь облаках. Засигналила, объехав по кривой застывших на дороге клонов машина. Пик закрыл глаза, с шумом втянул в себя густой воздух, а затем, взглянув на своих спутников сказал:       — Это Земля. Мы дома.

…

-<21>-

С пустой головой проследив за росчерком дымного следа Куромаку глупо про себя отметил: «Безобразие. И в такую погоду лететь пустили». Но от бездумного разглядывания неба его отвлек тихий, едва не плачущий голос.       — Я больше не могу идти, простите. Габриэль, даже избавленный от своей ноши, еле стоял на ногах. Лук почти выпал из его зашедшихся в треморе рук. Тогда Пик молча перекинул сумку с генераторами через плечо, туда же забросил и отобранное у Габриэля оружие. А потом и его самого поднял на руки и понес. Габриэль обмяк, уткнувшись ему в грудь лицом, а руки его безвольно свесились вдоль туловища.       — Нам куда? — стараясь не размениваться на долгие формулировки спросил Пик и Габриэль в ответ неразборчиво захрипел. Только с третьей попытки он смог связать слова хоть во что-то более-менее осмысленное.       — Здание зеленое… через дорогу. Подвал… И не то чтобы Куромаку сейчас был в состоянии много чем помочь, но по иронии, он едва вслушивавшийся в разговор, всё это время сверлил тяжелым взглядом огоньки сквозь туманную завесу. Окна того самого дома. Так что он спешно дернул Пика за рукав и жестом указал ему направление. Морось отчетливо виднелась только у фонарей. Срывались на голову, плечи и за шиворот капли с веток и проводов тройке жмужщихся друг к другу изможденных людей. Невзирая на то, что он нёс Габриэля Пик шагал быстрее всех. За ним следовал и Куромаку, непроизвольно старавшийся наступать в следы оставленные Пиком на газоне и грязи. Зонтик же замыкал их странное шествие. Не отставал он только благодаря тому, что шаги у него были из-за высокого роста на порядок шире чем у остальных. Габриэль мечась и жмурясь продолжал бормотать что-то невнятное.       — …столько сил ушло на портал… не знал, что будет так больно. Нужно отдохнуть… и всё будет в порядке… всё уже скоро закончится… Когда они втиснулись на лестницу, ведущую вниз, Пик перехватил Габриэля иначе. Одной рукой взялся под коленями, приподнял и уложил его животом себе на плечо. Освободившимися золотыми когтями выдрал из двери замок и пинком открыв её спустился в темень подвала. Все они вошли в помещение щурясь — под потолком горела лишь одна тусклая лампа с дохлыми мухами, навеки захороненными в её недрах. Было слышно, как по канализационным трубам, увивавшим подвал сливалась с верхних этажей вода. Под ногами скворчал заляпанный мелким сором пол. По бокам от неровных стен лежали сваленные рядами кресла, спаянные друг с другом. Какие-то из них — с обломанными подлокотниками, какие-то — с погнутыми спинками. Такие можно порой увидеть в старых советских домах культуры, которые не приводили в порядок ещё с горбачёвских времен. Поодаль, завернутый в полиэтилен, точно труп в похоронном бюро лежал огромный перевязанный веревками театральный занавес. Часть его вытекла через мешок и расстелилась по полу алым затёршимся бархатом. Пик, углядев под маленьким окошком кресла с уцелевшими сидушками, бережно опустил туда свою ношу. И Куромаку, несмотря на то, что он находился в какой-то смутной прострации, отметил, как бережно и аккуратно Пик начал оттирать лицо Габриэля полой плаща от слюны и крови, как помог переместиться ему в более удобное, полулежачее положение. Габриэль тем временем молча терпел все эти махинации наблюдая сквозь полуприкрытые веки за чужим мельтешением и вознёй. На белой ткани остались темно-бурые разводы, но Пика это, кажется, едва ли беспокоило.       — Немного. Погоди чуть-чуть, — бормотал он сквозь зубы так, будто Габриэль в подобном состоянии мог от него и его заботы куда-то убежать. У Пика, после того как он сорвал замок, золотую руку закоротило и рабочей осталась лишь родная. Дело шло медленно. На Куромаку при виде всей этой сцены вдруг снизошло откровение. То, в которое он не мог себя заставить поверить годами: «Да он ведь… едва ли хотел нам когда-то навредить» Вдруг Зонтик мягко потянул его вперед, подвел к креслу рядом с габриэлевым, надавил на плечи заставив сесть. Руки у Куромаку как и всё его тело на ощупь были деревянными от шока. Он делал только то, что от него требовали, а в остальном — погрузился столь глубоко внутрь себя, что даже моргал вдвое реже обычного. Как правило, в схожих моментах он был само действие — подскакивал и мчался делать неотложные дела, но сейчас всё у него внутри замерло. Встать уже не было сил, но и сидеть просто невмоготу. И тут ему на лоб легла холодная дрожащая ладонь.       — Спи, Куро. Тебе нужно поспать. Сейчас уже ночь, Джокер всё равно не будет ничего предпринимать. Тебе нужны силы. Нам всем нужны, — тихо сказал Габриэль. Глаза Куромаку, неуклюже обмякшего и съехавшего по спинке сидения сомкнулись и он так и не дослушал то, что ему говорили. Пик опустился на колено рядом с ним и придержал за плечи. В подвале вновь наступила тишина. Завозились крысы под деревянными прогнившими полами.       — Зонтик, Пик, на вас у меня сил уже не хватит, — предупредил их Габриэль.       — Не переживай. Ему нужнее. Спи сам. Но в советах Пика в целом уже не было надобности — Габриэль, едва договорив отключился. Тогда Пик поднял взгляд на застывшего у его плеча Зонтика.       — А сна меж тем ни в одном глазу? Зонтик вздрогнул и пристыженно опустил глаза в пол. Пик невесело хмыкнул.       — Тоже.

…

-<20>-

Нечто массивно железное задребезжало и отъехало в сторону. Эхом разнёсся в пустом вагоне звуковой сигнал.       — Осторожно, двери закрываются, следующая станция… Он вздрогнул и нащупал рукой металлический поручень, затем — жёсткое сиденье. Попытался восстановить дыхание, но при каждом вдохе и выдохе ему казалось, будто он — старая игрушка с разошедшимся по боку швом и что стоит ему развернуть лёгкие посильнее, как из него тут же полезут неаккуратно запрятанные нитки. Из-за того, что боль нагрянула мгновенно, да ещё и такой силы, его захлестнула паника. В первые секунды он поддался ей и едва не разревелся в голос, так, как ревут только перепуганные до смерти дети. Однако он давно уже не был ребёнком и оттого психика его возвратила всё в привычное русло. Его щеки так и остались сухи, вместо слёз на них появилась длинная косая и несомненно уродливая ухмылка. Сердце в его груди билось болезненно громко. В такт шуму набирающей по рельсам скорость машины. Тук-Тук. Тук-Тук. Тук-Тук. Убаюкивающе качались словно на волнах скамейки и тамбуры. Прежде он никогда не видел такие монументальные механизмы, да и уж точно не ездил на них. И хоть помнил он это очень смутно, но на интуитивном уровне понимал, что то расстояние, которое эта машина уже успела преодолеть, было больше любого небольшого селения в их мире. Значит, он сейчас находился за пределами Купола. Значит, у него всё-таки получилось. Тук-Тук. Тук-Тук. Его пальцы, дрожа, нашли покрытую коркой огромную рану, лавово распалённую изнутри, тупо пульсирующую от боли. Он умудрился подлечить её магией, но совсем немного. Своя собственная у него давно закончилась, значит это был источник магии со стороны и… он никак не мог вспомнить названия, но это тоже был какой-то мудрёный механизм. В котором, осталась, видимо, капля былого могущества раз даже после перемещения сюда он до сих пор не умер. Но теперь механизм этот точно был бесполезен. Тук. Тук. Тук. Задрожали в поезде стекла, зубы свело от скрипа тормозящего состава. И Гераклу было не так тяжело поддерживать небесный свод, покуда Атлант навещал в саду с золотыми яблоками гесперид, как ему сейчас — сесть. Непосильной ношей стало открыть глаза. Господи, если он и в самом деле встанет, то вся эта тонкая плёнка, едва перекрывшая рану разлезется и из него хлынет чертова плюшевая вата. Он сдохнет здесь, совершенно точно сдохнет, так и не добравшись до своей цели. Тук. Нет-нет-нет, надо успокоиться. Счастливый конец уже близко, ни к чему переживать. Тут-тук-тук. Тук-тук. Тук! Он подскочил на сиденье вместе с тем как подскочил на рельсах и старый вагон и тихо заскулил от судороги, сведшей его тело от кончиков пальцев на ногах до самого мозга. Невидящим взглядом вытаращился вбок и понял, что в машине, куда-то его несущей он сейчас был совершенно один. Но нечто более пугающее чем вероятная смерть вдруг озарило его. Что я… что я хотел сделать? Зачем пришёл сюда?.. Сердце пропустило удар и теперь отнюдь не из-за боли. Оно… это было что-то очень важное… он столько лет убил на весь этот грёбаный план! Оно, оно…чёрт возьми! А его имя? А родной мир?! Он тихо и отчаянно заскулил, открыв от шока рот. Умереть вот так — в чужом мире, даже не вспомнив кто ты такой и за что так яро сражался, что аж лишился памяти, это было много ужаснее физической боли. Если Бог существовал, за что он заставил его так сильно страдать? Разве не достаточно было и того, что он прежде пережил? Бог, Бог… И тут он вдруг понял: имени у него не было. Давно уж он его забыл. Было только назначение. Да, точно, убить их всех. Тех, кто в его мире считался Богами. Краткий провал памяти миновал. Блаженная пустота разлилась по его затылку и он даже сощурился от удовольствия и вновь улыбнулся, ещё ярче чем прежде. Он Джокер. Красный Джокер. Хранитель Карточного Мира. Да, так будет вернее. Он пришёл сюда раз и навсегда убить королей, так, чтобы те больше не вернулись, а ещё… «Я хочу, чтобы Карточный Мир из моих видений стал реальным!» Да, такое желание он загадал той чудо-машинке похожей на яйцо, перед тем как сюда попасть. Но вот уже её название, как и множество других сгинули из его памяти окончательно. Механический голос всё продолжал и продолжал бубнить где-то на периферии, но Джокер вновь обретший смысл своего существования не слушал его. Он приподнял растрёпанную голову только тогда, когда двери на очередной станции, с совершенно ни о чем не говорящим ему названием распахнулись.       — Уважаемые пассажиры, будьте внимательны при выходе из… «Я смог, я почти смог», — судорожно повторял он с абсолютно безумным видом отпихиваясь то от первой стены, пытавшейся его поймать, то от поручней и других стен. Джокер прекрасно знал, что всё это будет трудно. Что теперь каждый предмет и человек могли стать для него смертельной ловушкой, что задержит его, не даст выполнить положенное ему предназначение. Его ужасно шатало, он еле двигался, но вместе с тем, ему как никогда в жизни нужно было идти. Плевать, он сам выбрал этот путь. В конце за все мучения ему с лихвой окупится. Медленно перебирая отяжелевшими ногами Джокер миновал сперва турникет, затем добрался до длинной вялотекущей кишки эскалатора. Ссутулился над перилами и наконец позволил себе дышать. Тусклые лампы, испещрившие своды станции неторопливо проплывали у него перед глазами и Джокеру на мгновение показалось, что он сейчас не в реальном мире, а где-то далеко и давно, под другой землёй и что руки его кровоточат, скованные ржавыми каторжными кандалами. Так, в полузабытьи и агонии, в тяжёлых и спутанных мыслях он добрался до выхода наружу. На пути ему попался человек или два. Их лица размазывались, смешивались и Джокер бестолково бродил между ними, никому не нужный, неприкаянный. Однако и полицейские и работники метро глядели на него будто бы сквозь пальцы. Проехала мимо и патрульная сине-белая машина, но невзирая на всю его подозрительную кричащую внешность, хромающую походку Джокера отчего-то никто так и не остановил.

…

-<19>-

Ночью в незнакомом городе было и слишком темно и слишком светло одновременно. С одной стороны — по бокам от дороги, вдоль которой он медленно шёл, торчали фонари и слепили они отвратительно ярко. Так, будто реальные люди совсем не экономили энергию. Но с другой — за цепочкой белых пятен на асфальте таилась всепоглощающая тьма. Джокер не видел звёзд — слишком много смога было в воздухе, но он всё равно чувствовал что «Земля» болталась в каком-то огромном и едва ли не пустом пространстве. На её поверхности было неуютно и холодно. В отличие от беззубого ветра Карточного Мира, что генерировался на строго определённых областях относительно тёплым, здешний ветер гулял вдоль тысяч и тысяч километров. В глотку лез дрянной загазованный воздух и Джокер с усилием сдерживал кашель, чтобы лишний раз не тревожить рану. Рот жёг кисловатый привкус слюны. Остервенело сигналя, мимо проносились машины. Джокер шёл на красный, толком ничего не различая в свете их фар. Но в то же время он, к удивлению водителей, умудрялся всякий раз ускользнуть из-под колес и без их помощи. Раз — сделал шаг влево, два — и замер на пару мгновений, три — шарахнулся от сигналящего ему такси вправо и так и перебрался на другую сторону дороги. С неба лила тёмная морось, дождь размывал за Джокером неглубокие следы на изляпанном грязью тротуаре. На одном из поворотов прокусив щёку до крови Джокер перешагнул бордюр и пошёл по жухлому прошлогоднему газону напрямик к старому зданию музыкальной школы. Так быстро как ему позволяла хромота. Его слепил неон вывесок, била по ушам омерзительно громкая музыка из чьей-то припаркованной у обочины тачки. Но Джокер блуждал не наудачу — от самого метро он следовал за переплетением огромного количества разноцветных магических нитей. Удивительно, но и в этом мире они тоже были. Интуитивно Джокер знал какие именно приведут к его цели. Противно жгло холодом ноги в тонких разноцветных сапогах, всё больше тянуло книзу израненное тело. Но всё-таки после всех этих бесконечных мытарств и страданий, после всех этих лет долгоиграющих тактик, он был у порога завершения своего самого большого и грандиозного плана.

…

-<18>-

Здание выросшее перед ним из тумана было похоже по архитектуре на пародию имперского. Вроде бы всё те же огромные ступени, всё те же колонны подпирающие фасады белоснежных арок, но весь этот декор был плоским. Будто неумело наклеенная поверх серой коробки аппликация. Джокер, чувствуя нарастающую слабость, едва заставил себя оторваться от невысокого забора, в котором переводя дух путался пальцами десять минут к ряду. Странное предчувствие на манер тех, что владели им перед видениями — вот единственное, что заставляло Джокера сохранять сознание. Оно противным комариным визгом свистело в голове затмевая боль и усталость. Также Джокер чувствовал и источник сильной магии, притаившийся в этом здании. Он слепил, будто звезда и в таком истощённом состоянии ощущать его было сущей пыткой. Взгляд Джокера терял фокус, однако он отметил, что по земле к зданию стекались не сотни даже, а тысячи сотен разноцветных нитей. И отчего-то Джокер был уверен, что все они идут к одному-единственному человеку. Он толком не запомнил, как добрался до чёрного входа, как поглядел на горящий свет в замыленном грязном оконце на втором этаже. Рана вновь открылась, но больше Джокер ничего не пытался с нею поделать. Он вслепую заскрёб по двери руками, оставляя за каждым прикосновением вязь кровавых отпечатков. Джокер выглядел едва ли лучше мертвеца, вылезшего из собственной могилы, и сравнение это, если подумать, было не так уж и далеко от истины. Когда он отнимал у серого короля генератор, то прокатился по пыльному склону и упал в яму, а до этого в бою с Императором, вдоволь извалялся в грязи. Входная дверь была не заперта, но вот повернуть её ручку стало для Джокера тем ещё испытанием — она проскальзывала в его мокрых перчатках. Как правило, всякая высшая цель неизменно пропадает в сонме страданий, а люди, какими крепкими они бы они ни были — отказываются от любых идеологий, стоит им неизбежно ступить на путь деструктивного. Боль — сильный демотиватор, она низводит всё высокое до звериного. Однако Джокер будто бы был глух и слеп к ней, оттого, что настолько ею поражён. Перед ним была лишь одна цель и он с упорностью неразумного голема терзал её едва сжимая пальцы. «Когда наш мир станет полноценным, когда Зонтик простит меня и снова полюбит, я буду вспоминать эти самые мгновения и смеяться. Над тем, какими они были мимолётными. Боль — ничто перед моей силой. И даже смерть — тоже» Когда эта полированная сволочь наконец поддалась и дверь распахнулась, Джокер пошатнулся от внезапной утери опоры. Он попытался зацепиться за проём, но лишь содрал себе всю кожу на пальцах, переломал ногти об косяк. Ноги сами понесли его вперёд, в тускло освещённое помещение, где он напоролся на тумбу у самого входа, взвыл от боли и сшиб её. Посыпались вниз и разбились какие-то бутылочки, фигурки, ваза… Джокер запнулся и рухнул прямо на осколки и те с радостью впились в его грудь и руки. «Сейчас, что-то должно произойти, сейчас…», — стучало у него в голове. Валялась неподалёку вылетевшая из ремня маротта, глаза предательски слипались. Джокер заторможено скосился в сторону и сгрёб ладонью белые раздёрганные лепестки. В вазе, которую он разбил были цветы. Теперь они лежали рядом с ним в луже затхлой воды и крови и от них исходил какой-то до боли знакомый тонкий аромат. Два переплетающихся цветка белой лилии. Увядшие и чахлые они стояли при входе. Может быть их как раз собирались выкинуть?.. Вдруг Джокер почувствовал слабую дрожь шагов. Какой-то человек осторожно и медленно вышел из-за поворота коридора и молча застыв смотрел на него некоторое время. Затем, разглядев что он совсем не шевелится и какую-то странную черноту лужей расползающуюся на полу, включил фонарик. Тут же подавившись своим собственным напуганным криком громко выругался. Сквозь обморочную полудрёму, последнее, что Джокер успел почувствовать — это крепко вцепившиеся в него руки, и то, как его больного и озябшего с трудом тащат куда-то прочь от слякоти и улицы. От мёртвых цветов и убившего их стекла. Джокер не видел лица своего спасителя и едва ли различал, что тот говорил.       — Не брыкайся, кому говорят! Чёрт, чёрт, чёрт! И надо же было прямо перед самым «Финалом»!.. Карточный Мир всегда был закрыт, как же ты… Голос был Джокеру не знаком и знаком одновременно. Он слышал его сотни раз, может быть даже тысячи, но мимолётно. В голосах других людей из иного мира. Теплота внутри помещения убаюкивала и Джокер сделал глубокий выдох, прикрывая глаза. Он очень сильно устал и ему ужасно хотелось спать.

…

-<17>-

Ему приснилось, что он снова проснулся из-за тихих всхлипов в соседней комнате. Что едва разомкнув глаза первым делом нашарил рукой не очки, и не кнопку светильника, а блистеры таблеток и графин с водой. Что доведёнными до автоматизма движениями развёл лекарство и босиком дошёл до кровати. А затем — положил одну из ледяных ладоней на чужой покрытый испариной лоб. Ему снилась с чёткой детальностью и иная знакомая картина: в ногах близкого ему человека скомканное в нервном припадке одеяло. Разбросаны по полу подушки. Слезы катятся по щекам мечущегося в бреду больного. Который год одолевающий его кошмар до ужаса беспощаден и не желает отступать. Лицо его на ощупь такой кипяток, что больно держать руку у его головы. Но в том, кто пришёл к нему на помощь холода хватит на них обоих. Он это прекрасно знал. Потому аккуратно напоив больного лекарством и сел ждать рядом, покачиваясь от недосыпа. Он надеялся, что на этот раз всё подействует как нельзя лучше. Рук от чужого лица не отнимал. Часы укоряюще показывали ему три двадцать четыре ночи. Электронно слепили перегруженные таким режимом глаза. Молодой человек глядел какое-то время сквозь тревожную и сухую полудрёму на мечущегося по постели страдальца, а затем его самого внезапно прорвало и он начал без остановки говорить. Монотонно, глухо, но иначе он никогда и не умел. И с каждым словом обращённым к спящему его речь становилась всё бредовее, а посыл превращался в бессвязную кашу, состоящую из одних чистых и разрушительных эмоций. Он говорил, что всё вот-вот должно стать непременно лучше. Что препараты которые на этот раз выписали врачи эффективнее предыдущих. Что надо только подождать и не отчаиваться. Что все будут рады возвращению того, о ком он заботится и любят его: и подданные и друзья. А ещё, что он тоже его очень сильно любит. Правда-правда. Кажется, что только по таким ночам, полным чужих болезненных метаний он позволял себе говорить всё, о чем по-настоящему думал, позволял словам не прекращая литься из его рта. Когда он приподнимал больного, то ласково и терпеливо шептал: «Сейчас-сейчас, потерпи». Когда размыкал кромкой чашки его губы: «Оно не такое уж и горькое, выпей, прошу тебя». Когда поправлял задравшуюся в возне рубашку: «Тебе неудобно в ней? Я завтра же закажу у слуг другую». Он нёс какую-то обнадёживающую околесицу, о том что откаты нормальны и что любой прогресс не случается за один день. Для самоуспокоения начинал приводить свои ненаглядные данные из статистики и припоминать научные исследования на тему, и et cetera, cetera, cetera… покуда водоворот тревоги вконец не утомлял его, и весь непонятно откуда взявшийся запал не сходил на нет. Но несмотря на свой тёплый тон внешне он оставался до страшного серьёзным. И его самого от себя к тому моменту, как больному становилось ощутимо легче, начинало горько тошнить. Он и рад был бы обмануться, но с таким рациональным бескомпромиссным складом характера как у него — увы, никак. Ему оставалось лишь с трепетом невесомо гладить белые волосы вьющиеся по подушке, да смотреть с мягкой улыбкой на ровно вздымающуюся грудь. Каждая подобная ночь была борьбой с тем, что отнимало у его любимого человека здоровье и силы, но он продолжал помогать в ней всем, чем только мог и был счастлив малейшему продвижению в ней. Одной из таких стала и их последняя совместно проведённая ночь в замке, аккурат перед самым появлением заклятого врага. И в неё, в том числе, Куромаку сжимая чужие плечи обещал, что все будет хорошо, что всё будет в порядке. Что пока они вместе — всё им будет нипочем. Как же только жаль, что это оказалась пустой ложью во благо. Так и не сбывшимся пророчеством. Глиняной не взлетевшей из рук ребёнка птицей, сколь бы безгранично он о её полете не мечтал. Потому что невзирая на все его мольбы и старания, Феликса всё равно не стало.

…

-<16>-

Ночь, ожидаемо, не принесла ему ни забытья, ни облегчения. И Куромаку прекрасно знал, что больше не сможет сегодня уснуть. Хоть десять раз его для этого околдовали бы, хоть тысячу. После пробуждения он долгое время сидел неподвижно. Не осматривался по сторонам, но и глаз вновь не смыкал. Может быть именно из-за магии, а может быть из-за простого стечения обстоятельств, но классические последствия сна в неудобном кресле издевательски обошли его стороной. Не было ни тянущего ощущения в сердце, ни боли, которую он обычно испытывал если слишком высоко запрокидывал голову когда ворочался. «Каждая такая «спячка за столом» по капле отнимает у тебя здоровье», — пытался увещевать его Феликс, но Куромаку сложно было изменить укоренившимся в нём привычкам. Порой, когда ломота в мышцах накрывала его особенно интенсивно, он, как и Зонтик, воображал себе всякие ужасы и думал о том, что если у него в двадцать пять болит сердце по пробуждении, то он точно умрёт от приступа в тридцать. Что скорее всего у него уже накоплено несколько видов хондроза, или развивается атрофия сосудов головного мозга. Но никакой профилактики или упражнений он так и не делал. Год за годом мучился и упорно в укладе своей жизни ничего не менял. Однако сегодня впору прямо-таки возрадоваться, прокричать: «стало лучше, чем было и само по себе, аллилуйя!» Благослови же господь, в которого он ни секунды своей жизни не верил, магию разума, а затем сошли в ад на вечные муки всех тех, кто умело мог ею пользоваться. Пика в углу комнаты Куромаку углядел не сразу. Хотя тот и сидел не так уж далеко, но при этом почти не двигался и потому оставался незаметным. Он внимательно всматривался в мутное подвальное окно, словно ждал кого-то. Доспехов на нем больше не было, он остался в обычных чёрных штанах и водолазке с правого бока перекроенной так, чтобы в неё беспрепятственно пролазил угловатый золотой протез.       — Почему ты всё ещё здесь? Куромаку и сам не понял, как эти слова сорвались с его губ. Но он сказал то, что сказал и Пик склонив голову обернулся. Прищурился и сетка чудовищных шрамов на его лице сошлась в совершенно иной узор.       — А где мне, по-твоему, нужно быть? Голос его несмотря на резкую формулировку оставался спокойным. И Куромаку было так странно видеть и слышать Пика вновь. Как и говорил Вару, однажды Куромаку слишком сильно его расчеловечил и видимо, сам того не осознавая, начал считать Пика чудовищем не способным к осмысленному диалогу. А Пик, меж тем, был старше и умнее многих из них. Его ответный вопрос поставил Куромаку в тупик, но спустя некоторое время он всё же нашёлся.       — Как можно дальше отсюда. Это же реальный мир. Разве ты не хотел сбежать сюда всю свою жизнь? И Пику и Куромаку без слов было очевидно, что как только они разберутся с Джокером, им обоим придётся вернуться домой. Что Фёдор, как владелец колоды, не позволит существовать своим абсолютным копиям в одном с ним измерении. К тому же ещё и медленно, но верно тянущим его жизненные силы. И Пик, прекрасно зная об этой дилемме, мог уйти после вчерашнего в любой момент. Либо попытаться отобрать у Федора карты, чтобы раз и навсегда решить эту проблему, либо убежать так далеко, что его и при помощи магии никогда не нашли бы.       — Ромео и Вару остались там… и Эмма тоже. Их бросать я не собираюсь. Как и тех, кого удастся ещё спасти. Их разговор будто бы был продолжением другого, начатого очень и очень давно. Тогда, когда они оба были моложе, не совершили ещё столько роковых ошибок. Но, кажется сейчас ни у Куромаку, ни у Пика не было желания друг друга за разнящиеся взгляды ненавидеть. У Пика с тех пор случилась Имперская революция, у Куромаку — Феликс. Весомые поводы перенаправить самобичевание в иные русла. Внезапно Пик поморщился, между сочленениями его протеза прошла искра и острые золотые когти конвульсивно клацнули, задёргались. Пик тут же схватил искусственную ладонь настоящей и сжал. Да с таким усердием, что на его лбу аж выступили вены. Пару минут сопя он боролся со своим протезом, прежде чем тот, повреждённый, наконец затих и перестал скрипеть и двигаться. Тогда Пик едва слышно выдохнул, покрутил запястьем здоровой руки. Золотую же заклинило и она так и осталась в полусогнутом положении. Куромаку впервые смотрел на неё так долго да и ещё столь близко. Прежде его жутко терзало любопытство — какой же механизм с нуля умудрился произвести генератор, без предварительных расчётов и чертежей? Столь ли эргономичны были решения искусственного разума? Однако теперь вместо всего этого Куромаку ощущал лишь непонятную горечь.       — Болит? Пик, удивившись, поднял голову в попытке высмотреть в выражении лица обращённого к нему хоть какую-то насмешку, но не найдя ничего подобного заторможено кивнул.       — Ужасно болела. Раньше. Но сейчас…терпимо, — он помедлил, явно обдумывая что-то и вдруг также внезапно, как и Куромаку выдал, — жаль, что так вышло. С Феликсом.       — Я до сих пор не могу поверить, что он… Как бы Куромаку не силился, выговорить это самое слово он так и не смог. Ведь если оно будет озвучено, то всё что он ещё должен сделать для своих подданных потеряет для него всякий смысл.       — Если ты похож на меня, сразу ты в это и не поверишь. У меня ушли года, чтобы смириться со смертью отца и даже сейчас мне иногда кажется, что он где-то рядом. Просто не желает показываться мне на глаза. Взгляд Пика, направленный на Куромаку был прямым и сочувствующим, но Куромаку взглянул на него в ответ ошарашенно. Будто впервые услышал о том, что у Пика когда-то был отец. Кажется, никто из клонов не воспринимал историю о Красном Джокере всерьёз, потому Пик и не любил ей особо делиться, но теперь Куромаку, попав в сходную ситуацию, резко осознал всю её трагедию и глубину. Когда умер Красный Джокер Пику было девятнадцать. Хоть он и выглядел по сравнению с клонами старше и серьёзнее, по факту — был подростком только потерявшим своего единственного родителя и теперь, глядя это через призму своей собственной жизни Куромаку не понимал, как Пик тогда вообще держался. Куромаку сейчас было двадцать пять и откровенно говоря, не такой это возраст в котором можно прекрасно править огромной страной, спасать мир от уничтожения и останавливать психопатов способных контролировать сознания. Куромаку было двадцать пять, лишь двадцать пять и только неделю назад он признался во всём Феликсу, любовь к которому вынашивал половину сознательной жизни. И спустя всего ничего потерял его. А потом не смог за него отомстить.       — Ты согласен с тем, что его нужно остановить? — спросил не уточняя имён Куромаку. Пик кивнул.       — Но ты видел, что случилось. Я… не смогу его убить.       — Тебе и не нужно.       — Кто тогда?..       — Это мы решим, когда вернутся Зонтик и Габриэль.       — Пик, ты ведь уже убивал людей прежде.       — …приходилось.       — На гражданской войне? Ответом опять стал молчаливый кивок.       — Тогда почему ты уступил мне дорогу вчера? Почему дал поднять оружие? Пик моргнул будто бы не понимая сути вопроса.       — Не знаю. Тогда мне это решение показалось правильным.       — А сейчас? Жалеешь, что доверил дело мне?       — Нет. Не жалею. Они вновь замолчали. Куромаку неосознанно стиснул кулаки. Всё происходящее казалось ему эфемерным. А их путешествие в реальный мир и этот разговор — каким-то незаслуженным отдыхом. Антрактом между двумя безумными сценами в абсурдистской пьесе.       — Этот… человек всем нам показывал альтернативные временные линии. А ты много таких видел?       — Больше чем хотелось бы, — сухо ответил Пик поморщившись от неприятных воспоминаний, — и самое дерьмовое в них даже не то, что ты раз за разом видишь, как самолично разрушаешь мир, а то, что рано или поздно начинаешь на многие вещи глядеть так же, как и тот, кто тебя околдовал. Потом уже и не отличить свою мысль от чужой и кажется, что ненавидеть тех, кого ты всю жизнь любил — нормально. Куромаку не перебивал его и Пик продолжил свою мысль:       — Мне всегда с вами было тяжело. Но другой семьи у меня никогда не было, приходилось терпеть. А магия паразитировала на обиде, гневе, поэтому мне сложно было избавиться от её контроля. Сложно признать, что отчасти по поводу вас всех и вашего ко мне отношения он был прав. И только Вару и помог мне оторвать этого паразита от себя. Вару в отличие от вас всех никогда не делал мне ничего плохого. И не понимаю наверняка, зачем Габриэль перенёс нас сюда, но раз уж и этот фальшивый Джокер здесь, то мы должны закончить начатое. Пик вновь отвернулся, глаза его пристально следили за тем, как по стеклу маленького окошка стекают капли дождя.       — Что же, по-твоему, мы должны сделать? — спросил Куромаку.       — Ждать. А как Габриэль вернётся — сообразим конкретнее. Он задолжал тебе ответы? — Пик сощурился и до крови прокусил обветрившуюся губу, — мне тоже.       — Где Зонтик?       — Вышел. Уже давно. Больше Пик ничего ему не говорил. Не дал он и напутствий вроде: «сходил бы ты его проверил». Это было не в его репертуаре. Так что Куромаку поднялся и с трудом одолев тесную лестницу выполз на улицу сам.

…

-<15>-

У Зонтика которого Куромаку отыскал в проулке между домами был чистый и осмысленно-острый взгляд. Никакой заторможенности навеянной тёмной магией в нем не наблюдалось, так что впору было радоваться. Однако ни до ужаса мрачный Куромаку ни сам Зонтик, бледный как церковная побелка, праздновать его освобождение от одержимости не спешили. Едва занималось утро. Стояла над водой впалая смутная темень. Летаргически сонно шумели на волнах вернувшиеся с зимовки чайки. Где-то совсем близко грянул горн теплохода и Куромаку скованно проводил его взглядом. Корабль плыл по каналу точно большая охваченная огнем глыба отошедшая от айсберга. Весна, но холодно. Как же холодно. Куромаку смотрел на Зонтика и не знал, как подступиться, с чего именно начать. В противовес тому, как легко у него сложился разговор с Пиком, всё что он бы не хотел сказать Зонтику казалось ему каким-то идиотским и совершенно не подходящим. Он заставил себя открыть рот, из него вырвалось небольшое облачко пара, но на этом всё. Поэтому, когда корабль умолк вдали, а окна высоток поймали в себя мелькнувшие из-под предрассветной мглы лучи солнца, первым заговорил Зонтик.       — Он сейчас умирает, но не умрет. Так было всегда. И будет. До чего же тяжело всё это чувствовать. Зонтик сидел в какой-то не слишком удобной позе на спинке старого дивана, выставленного рядом с мусорными баками на выброс. И глядел строго на север, по направлению в котором блеклая лазурная нить, обвивающая его запястье уходила в город. Он нервно гонял её по колену так, словно она была для него вполне себе осязаемой. Единственное, что раскраснелось у него на холоде — это крепко сцепленные между собой худые пальцы. Он всё ещё был в доспехах, хотя и оттертых от крови. От него пахло горечью и железом. Волны бились и пенились у протока канала. Катали по плитам откоса набережной упавший в воду мусор.       — Ты про Красного Джокера, верно? — несколько запоздало решил уточнить Куромаку. Зонтик повернул к нему лицо и поглядел эдак, сложно. Скрупулезно. Что-то выискивая, изучая.       — Он не настоящий Джокер. И никогда им не был. И судя по всему ты это и так уже знаешь. Зонтик решительно вскочил с насиженного места и подошел к Куромаку вплотную. Забавно или нет, но именно сейчас тот вдруг осознал их значительную разницу в росте.       — Я скажу тебе прямо, как есть и не буду лгать: хоть я и не помню, но в смерти Феликса скорее всего виноват я. Выплюнув эти слова Зонтик напряжённо уставился на Куромаку, видимо ожидая, что тот его после этого признания ударит или проклянет до конца жизни самым страшным образом. Но Куромаку так ничего и не ответил. И через минуту и через две он всё продолжал молча на смотреть на Зонтика снизу-вверх. И от того спустя некоторое время Зонтик, прикусив губу и вжав голову в плечи продолжил говорить.       — Ты знаешь, что моя сила… я ведь её не контролирую. И мы сражались и… я… Я не помню, что тогда произошло. Как Феликс поранился. Но это вполне могло случиться и из-за меня. Не по случайности, понимаешь? А он… я пришел в себя тогда, когда было уже слишком поздно. Всё, что смог — лишь привести его к тебе. И поверь мне, я очень, очень сожалею. И лучше бы вместо него именно я ох! — Зонтик приглушенно вскрикнул когда Куромаку надавил ему на шею и спину, заставив уткнуться носом себе в плечо. До сих пор максимум их трефовой тактильности сводился к похлопытванию по плечу, либо же рукопожатию, так что обнимались они наверное впервые за всю их жизнь.       — Я знаю, что ты ни в чем не виноват, — сухо сказал Куромаку. На бо́льшее утешение у него увы уже не хватало сил, ему самому было сейчас слишком плохо. Однако он все жё выразил то, о чем думал добрую половину утра.       — И насчет твоих последних слов — если бы ещё и ты… нет, лучше бы однозначно не было. Зонтик тихо вздохнул, прикрывая раскрасневшиеся глаза и прижался к Куромаку ещё сильнее. Позволяя себе задержаться подольше в этом внезапном миге близости.       — Хотел бы я быть того же мнения. Но в любом случае, я рад, что жив ты, Куро.

…

-<14>-

Габриэль вернулся последним. Взъерошенный и бледный, пропахший йодом, перепачканный илом. Его слегка пошатывало, так, что не осталось сомнений — по пути он свалился в один из ливневых каналов. В правой руке он сжимал пачку ярких бумажек, но изображения на них с трудом можно было различить, что же до левой…       — Держи, она понадобится. Он сунул Зонтику алебарду. Её древко на ощупь, точно каменное, пахло раствором, каким обычно обрабатывают старые экспонаты в музеях. Сиял полиролем топор с острым наконечником. Им кого угодно, даже не прикладывая великих усилий, можно было заколоть.       — Понадобится… для чего?       — Не торопи события, скоро узнаешь. Габриэль доковылял до кресла и с облегчением плюхнулся в него прикрыв глаза. Утомлённо раскидал по полу длинные ноги.       — Едва Солнце взошло, а уже столько дел пришлось переделать и все нелёгкого толка, — пожаловался он, отнимая ладонь от помятого лица и поглядев на остальных клонов. Трое против одного. Напряжённо молчащие, ничего не понимающие и тот, кто мог им всё наконец объяснить. Ботинок Габриэля нервно застучал по полу.       — Вот всю мою жизнь так странно было, — начал вдруг ни с того ни с сего он, — во мне содержалось столько слов, да только разговаривать не с кем было. Вокруг мотылялись лишь мои собственные призрачные копии, а всё, что я не сказал бы им, считайте, что говорил самому себе. И слова во мне всё копились и копились, копились и копились… Я тысячу раз думал об этом дне — о том, как буду вам объяснять положение в котором мы очутились. А теперь, как до него дожил, будто бы растерялось всё по дороге. До последней буковки. Даже не знаю теперь с чего начать. Габриэль немного пожевал и закусил губу, как всегда делал в детстве во времена глубокой задумчивости.       — С того, как нас сюда занесло, — не вытерпел первым Пик. С самого отбытия Куромаку он кривуще сгорбился у окна, помрачневший, как сто дьяволов. Его искусственная рука с перебоя так больше и не задвигалась и во всем его виде и выражении лица стала виднеться несвойственная ему нервозность. Габриэль сразу же отмер.       — А у вас самих никаких догадок нету? Пик сердито тряхнул головой, не то соглашаясь, не то возражая. К нему спешно присоединился и Зонтик. Лишь один Куромаку был до сих пор не в пример самому себе неподвижен и тих. Он вообще проявлял мало реакции на происходящее, больше слушал, скрываясь за бликами очков и нагнанной ими тенью.       — Мммм… значит пойдём от самых первопричин. Хорошо. Ни для кого, не секрет, думаю, что наш мир прежде принадлежал другой расе, но был почти до основания ею же и разрушен. Чтобы воссоздать его, многое пришлось упростить, а пробелы восполнить поддерживающими механизмами, полностью состоящими из одной лишь магии. Законы течения времени. Пространство. Силу гравитации, электромагнитных волн и многие другие — всё это из-за своей искусственности очень отзывчиво к вмешательству со стороны. Именно поэтому при помощи магии в нашем мире и можно читать мысли других людей, телепортироваться и открывать порталы в иные реальности. Было б умение. Габриэль повертел носком сапога, вместо клонов уставившись в пол. Видать, доски и грязь казались ему объектом для созерцания куда более привлекательным, чем их сосредоточенные лица.       — Есть ещё один забавный момент отличающий Карточный Мир от реального: эмоции в нем — это нечто среднее между физической силой и магией. Один из костылей, который его Создателю пришлось оставить, чтобы замкнутый мир не умер окончательно. «И откуда же ты сам, позволь спросить, всё это знаешь?»       — Плевать на теорию. Я столько пытался разбить чёртов Купол, а этот змей так легко… — Пик сжал кулак и зарычав с чувством ударил им по колену. Громко выругался на языке, который не был знаком ни Зонтику, ни Куромаку, — …будто с самого начала можно было просто нажать на кнопку генератора и всё. «Ты, должно быть задавался этим вопросом всю жизнь после смерти отца? Потому, что тебе надо было обратить против чего-то свои страх и ярость. Потому, что так, сильно забегая вперёд и предрекая нам всем страшную погибель после потери генераторов, ты видел для себя хоть какую-то цель, потому что только так мог сохранить рассудок. Выжить. Выбраться. Забавно, что я понял это только ощутив на собственной шкуре. Только сейчас»       — Ты хорошо смыслишь в магии, Пик, — сказал Габриэль ни капли не кривя душой. — В обычной. Той, что сможет остановить отток крови после потери руки или сделать тебя на некоторое время сильнее. Однако, открытие порталов — это иной уровень. Как и видение будущего. Ведь и то и другое влияет не на отдельно взятых людей, а на весь мир в целом. Магия такого рода это Его наследие. Только воспользовавшись ею можно покинуть Карточный Мир. Но при этом необходимо соблюсти и другое условие.       — И вновь всё упирается в Красного Джокера, — тихо вздохнул Зонтик.       — Какое? — требовательно перебил его Пик. Разговор взбудоражил его, потому, что всего за пару предложений умудрился разбередить ему все старые душевные раны. Габриэль втянул носом воздух и фыркнул. Как-то по-чудному, своеобразно. Так, что трудно было понять, что этот жест в его исполнении означает.       — Возвращаясь к «теории», про которую ты не хотел прежде слушать; одни Джокеры могут беспрепятственно ходить между мирами. Но так как первый к нам явно приходить был больше не намерен, а второй умер, оставалось только кем-то из них притвориться. Так, чтобы Купол не понял подмены, завис и открылся. И для этого нужно одновременно и обладать огромным запасом маны и в то же время уметь правильно её применять. Два условия, один результат. Но если второе ещё осуществимо при помощи генератора, первое… можно лишь сымитировать. До этого в своё время доэкспериментировался ты. Огромный выброс энергии эмоций живых существ, а значит и магии, эквивалентен тому, что прикладывает любой из Джокеров для открытия порталов. Эмоции людей — это ключ. Но мало обладать ключом, нужно ещё и провернуть его в правильный момент. «Допустим, тот, кто зовёт себя сейчас Джокером и вправду может пользоваться этой проклятой силой. Но что насчёт тебя, Габриэль? Ты-то как умудрился нас сюда вытащить? Как до этого умудрялся беззаботно скакать безо всех этих «выбросов энергии» по миру?» И вдруг Габриэль ни с того ни с сего улыбнулся.       — И всё-таки, в отличие от тебя Деус Эксгард понял ещё кое-что. Нет смысла по-настоящему вести людей на убой. Разводить настоящую войну. Потому, что для открытия портала вполне хватит и фальшивой. Пик шокировано открыл рот, показал острые зубы и тут же клацнул ими, захлопнув его обратно.       — А ты даже в таком направлении и не думал, не так ли? Экая выходит ирония. «Бог», значит, всё же способен создать камень, который не в силах поднять. Как и подданного, которого сам не в силах перехитрить. Пик зло прищурился, перебирая иные варианты, к которым он года назад мог обратиться, но так ничего подходящего в этой шаткой ментальной гимнастике и не нащупал. Снова подал голос Зонтик.       — Почему начал рушиться Купол? И мы уже так долго сидим здесь; не успел ли он совсем… Зонтика передёрнуло и он умолк. Это было красноречивее любых предположений.       — Это… сложный момент, — поразмыслив признал Габриэль, — но по поводу последнего: если всё предельно упростить; магия, которая тысячи лет копилась в Сердце Мира сдержит его разрушение. Как раз до нашего возвращения. До того как мы все не исправим. Её вы видели в тот момент, когда вас спас я. А насчёт того «почему»… Габриэль утомлённо замычал, роняя голову на спинку кресла. Теперь не только носок его ботинка, но и его колено и бедро тряслись от того, как он стучал ногой по полу. Быстрее, ещё быстрее.       — Есть такая вещь, которую мы, Предвестники, называем циклом мира. Это что-то… вроде обязательных узловых точек, к которым, как бы не менялись события, будут стремиться наши судьбы. Всегда в самом начале разрушаются Верона и Фелиция. А владыки севера и юга ведут войну, которая приводит мир к его печальному упадку. Зонтик всегда погибает первым, а я — последним. Их гораздо больше, но это первые, что пришли мне на ум.       — Но войны и моей смерти не произошло, — возразил ему Зонтик.       — Правильно. Потому, что твой Джокер не дал им произойти. Но не тешь себя надеждой о том, что этот дамоклов меч рассосётся сам по себе. Даже магия высшего уровня не способна вечно откладывать то, что происходило раз за разом предыдущие тысячелетия.       — Тысячелетия? Происходило?.. Габриэль после этих слов аж приподнялся и вскинул голову. Он выглядел как человек, в последний момент вспомнивший что-то очень и очень важное. Но, его замешательство быстро сменилось виноватым сочувствующим взглядом. Он потупился.       — Точно. Вы же и об этом ничего не знаете… Всем вам, кому-то больше, кому-то меньше, удалось повидать благодаря Джокеру Зонтика другие версии себя. Другую обстановку в Карточном Мире. Отличный от нынешнего конец эпохи. Смерти тысяч людей. Тут на него вскинул взгляд Зонтик.       — Ты про то ужасное будущее, что благодаря Деусу не свершилось? Но какое это отношение имеет к… Габриэль закачал головой, показывая что эти измышления ушли не в то русло.       — Вам наш мир никогда не казался странным? Не возникало порой чувства дежавю? Но такого; не слабого и быстропроходящего, а будто бы…       — …всё это уже наверняка происходило, — севшим голосом закончил за него Пик. Габриэль тяжело вздохнул.       — Мгм. В купе с временными линиями, что вы видели, уффф…. даже не знаю как это помягче сообщить. В общем, добрая их половина это не будущее, а вообще-то прошлое. Карточный Мир с той поры, как Фёдор посетил нас с генераторами, умер и возродился по счёту уже тысячу пятьсот восемьдесят пять раз. На комнату опустилось гнетущее молчание и только Пик позволил себе оскалить в усмешке острые зубы.       — Издеваешься. Кто бы спутал будущее и прошлое? Пик не верил в сказанное ни секунды. Но чем дольше он смотрел на Габриэля с его до ужаса серьёзными глазами, тем быстрее таяла его воинствующая уверенность. Габриэль забросил ногу на ногу и вновь устало прикрыл глаза.       — Нет, Пик, не издеваюсь. Во всём этом чувствовалась горькая обречённость, хотя и непонятно откуда сквозившая. Говорил Габриэль ровно, без перегибов. Да и не было на его лице особенного отпечатка. Какой бывает у человека, знающего о тёмной тайне. Он выглядел как абсолютно обычный Габриэль, что до этого откровения, что после. Молодой, худой, высокий, страдающий от недосыпа и самую чуточку бестолковый.       — Всякий раз как мир умирал и возрождался, происходило почти одно и то же. Катастрофы, разрушение Купола. Так как тому, кто лишь недавно овладел магией видения времён их различать? Или вам, которых видения зацепили случайно.       — И что, все эти вещи про нашу с ним войну. Убийства, — Пик махнул рукой на Куромаку, сидящего рядом с ним точно памятник, — не может быть, что мы столько лет совершали одни и те же ошибки. Ни о чем не догадывались. На Землю попали только сейчас.       — Нет, ну, бывали и те версии вас, что доходили до всего своим умом. Взять того же Куромаку из предыдущей временной линии. Сфинкса. Только что толку? Одумывались вы обычно тогда, когда для мира уже было слишком поздно.       — …а ты ведь различаешь их прекрасно, не так ли? Сперва никто даже и не понял, откуда раздался этот хриплый придушенный голос. Потом все разом обернулись к Куромаку. Тот медленно, помогая себе всем телом, встал.       — Что? — обескуражено переспросил Габриэль.       — «Разные времена», — спокойно, даже тепло улыбнулся Куромаку, — я говорю о них. Габриэль молча уставился на него, поджав губы. Всем было очевидно, что в Куромаку случилась какая-то перемена. Он тем временем сделал пару шагов в сторону. Сложил руки за спину.       — Если принимать на веру, всё, о чём ты сейчас рассказал; ты ведь слишком хорошо в этом разбираешься, Габриэль.       — К чему ты, чёрт возьми, клонишь? — нетерпеливо вскинулся Пик. Куромаку посмотрел на него со скучающим видом, каким бывало смотрел всякий раз во времена их детства. Кивком головы заставил вновь повернуться к их сегодняшнему нарратору.       — Он видит будущее. Эти слова грянули не хуже взрыва Кракатау, по легенде сотрясшего Землю аж четырежды. И сколь были они громки, столь же и устрашающи. Однако, всё что Габриэль сделал — прижал острые уши к голове. И миг, в который он мог оправдать себя, был безвозвратно упущен.       —Твою мать… — тихо выдохнул Пик, округлив глаза. Зонтик же в шоке открыл рот, переводя взгляд с Пика на Куромаку. Нахмурившись резко выпалил:       — Точно! В Зонтопии, много лет назад, когда Деус только… «как счастье, так и страдания», да, вот что ты сказал мне. Ты знал обо всём настолько заранее? Габриэль закрыл обеими ладонями глаза.       — Мне казалось, — бесцветно вымолвил он, — это с самого начала было очевиднее некуда. Действительно, теперь природа его сил, постоянные исчезновения и работающие советы, несмотря на то, что они давались словно невпопад, обрели свой истинный смысл.       — Для кого, Габриэль? Сферического стороннего наблюдателя в вакууме, посвящённого во все детали нашей, как ты там выразился? «Вселенной»? Или для тебя одного? Тебе-то наверняка было невыгодно, чтобы мы поняли всё это раньше. Потому, что это помешало бы твоим планам. Потому, что мы должны были своими распрями, выплеском энергии привести тебя и Джокера сюда. Куромаку сплюнул на пол. Габриэль, онемев всё ещё не отымал рук от лица.       — И вот мы здесь, но какой ценой? Данте умер…       — Все мы умираем, рано или поздно, — выдохнул Габриэль, склонив голову ещё ниже. В нем не отразилось ни боли скорбящего, ни горя.       — Значит ты знал. Куромаку разом перекосило и он заорал.       — С самого ёбанного начала знал, чем всё закончится! Ты дал Феликсу умереть! Последний слог в выкрике Куромаку утонул в оглушительном скрипе и грохоте: за окном совсем рядом со зданием затормозил старый трамвай, засуетились и заспешили к нему люди. В любой иной ситуации может быть Куромаку себя бы и остановил, может быть и подумал бы, что эта вспышка ни к чему толковому его не приведёт. Но в нем вскипела такая страшная ярость, что он преодолел расстояние, отделяющее его от Габриэля в три больших шага. Он не знал, что собирается сейчас сделать, но звериный порыв в нем был поистине колоссальной силы. Тень из-за мелькающих силуэтов над полумраком подвала сделалась ещё гуще и время замерло на мгновение, когда Габриэль медленно поднял на него голову. В темноте остались отчётливо видны лишь его зрачки. Чёрные, как стекло, отшлифованное морем. Он встал Куромаку навстречу и само пространство сдвинулось, нахрапом взлетев вместе с ним вверх. По всем возможным координатам, во всех доступных и недоступных человеку плоскостях. Кровь отхлынула от его лица, глаза выкатились, приоткрылся рот, в котором Куромаку только сейчас заметил острые зубы — до сих пор Габриэль улыбался крайне редко и то лишь уголками губ.       — Ты… Трамвай вновь загрохотал и уехал и атмосфера ужаса, сковавшая всё вокруг вместе с ним отпружинила от стен здания. Но глаза Габриэля, неподвижного, подскочившего с этим страшным пустым выражением так и не сменили вновь свой цвет. Пальцы его проворно схватили Куромаку за галстук и дёрнули на себя. Их лбы столкнулись, ледяная ладонь коснулась щеки.       — Смотри внимательно, — сказал Габриэль. Интонация его была тихой и вкрадчивой, хотя лицо горело обезображенное гневом, словно у языческого бога. И никто не успел ничего за эти жалкие секунды сделать. Вокруг Куромаку, возникая из воздуха закружились тонкие нити, по атому начало воссоздаваться окружение прошлых лет. И больше не видел и не слышал он ни кинувшегося к нему Зонтика, ни голоса Пика.       — Смотри внимательно, — вновь раздался со всех сторон шёпот и в тот же миг вместе с магией в разум Куромаку ворвались воспоминания. Цвета, формы, запахи. Вселенные сменялись перед его взглядом точно в калейдоскопе, одна за другой. Тот мир, где всё было спокойно вытеснил тот, в котором клоны едва заполучив генераторы умудрились затеять войну. Мир, где в столкновении победил север, был перекрыт миром, где правил юг. Мир, где всё уничтожили катаклизмы сошедшие с Красных Гор, заменил мир, где их всех настигла невероятно опасная болезнь. Мир состоявший из одних лишь ненастий и мир, заставший хотя бы крупицу светлого… Вихрь временных линий был бесконечно разнообразен, но единственное, что не менялось ни в одной — это ощущение тёплой крови на ладонях Куромаку и Феликс, которого он держал в объятиях до самого конца. В каких-то мирах тот проклинал Куромаку, в каких-то не говорил ни слова, а в каких-то фанатично переходя на хрип, пытался заверить: он с радостью умрёт за него ещё тысячу раз, ни капли об этом не сожалея. Природа их связи в мелькающих образах была разной: они могли быть любовниками, врагами, друзьями, соперниками. По одну ли, по разные ли стороны баррикад, но неизменно они шли по жизни вдвоём. До того самого момента, как Куромаку вновь Феликса не терял. Вдруг вынырнуло на поверхность и сегодняшнее воспоминание и губы Феликса вновь устало улыбнулись ему, искажённые болью. «Сотни раз… подряд, как надоело… Но ты, главное… помоги Габриэлю, он сделает так, чтобы это всё… прекратилось. Не вини себя, Куро, мы с тобой ещё обязательно успеем… встретиться…» В настоящем Куромаку задрожал, уязвлённый осознанием, что словно прицельно брошенный камень наконец-то догнало его голову. Феликс видел всё то, что он видит сейчас. Он знал о том, что ему суждено и успокоил его заранее. «Не вини себя», — вновь эхом повторились эти слова. Такие же тёплые и склизкие, как и кровь, покидающая чужое цепенеющее тело. Такие же несправедливо неотвратимые. Не дающие ни единого шанса отступить назад. В то время как мимо него проносилось сотое, тысячное по счёту видение, Куромаку вдруг понял — чуда не случится. Не будет этим гнилостно разлагающимся мирам ни конца ни края, если весь этот огромный вертел самолично не остановить. Если не взять себя в руки и не помочь единственному, кто с самого начала хоть что-то в этой истории понимал.       — Хватит, — сипло сказал он то ли Габриэлю плывущему перед ним, то ли самому себе.       — Хватит, — уже тише добавил он, чувствуя горечь слёз на своих щеках. Он и сам не узнавал собственного голоса — слишком ломко и отчаянно тот прозвучал. Балансируя на грани не то всхлипа, не то выкрика. Куромаку и не заметил, когда он успел опуститься на колени, на деревянный дощатый пол. Не понял и в какой момент Габриэль подлез ему под руку и крепко-прикрепко обнял, ткнувшись носом в плечо. Они вдвоем немножко покачивались из стороны в сторону. Жест такой до боли детский и примитивный, но он и правда помог Куромаку успокоиться.       — Значит, не было и шанса ему помочь…       — Да.       — Что бы я не делал все эти года?.. Куромаку опустил взгляд на свои ладони и пальцы — те расставленные в стороны в треморе дрожали, никак не желая сжиматься.       — Прости, Куро. Прости меня, но так правда было суждено. Несмотря на все эти интриги и недомолвки, в которые Габриэль их втянул, голос его звучал так трогательно и горько, так искренне по-настоящему, что Куромаку и правда понял, хотя нет, даже не так… почувствовал, что он действительно сожалеет. Что правда не было никаких альтернатив. Что хотя бы в этом Габриэль им обоим не солгал. В себя Куромаку пришёл с трудом. Весь его организм вопил о том, что ему достаточно. Что он хочет остаться здесь — в этом замшелом подвале реального мира. Что без толку решать за других глобальные проблемы, что нужно просто плюнуть на всё и… жить. Но Феликс оказался прав с самого начала. Они оба не обычные люди, от которых никогда ничего не зависело. Они — короли и в свете этого ответственны за будущее их мира, за людей, которых создали, за страны, которые воздвигли. Куромаку не мог сейчас оплакивать того, кто был ему дорог и жалеть себя, когда вся их реальность там, по ту сторону трещала по швам. Поэтому ему нужно было успокоиться. Куромаку прокашлялся и ещё раз провёл по лицу руками, приводя себя в порядок. Подцепил дрожащими пальцами соскользнувшие с носа очки. Тогда к нему осторожно подошёл Зонтик и аккуратно поднял на ноги. Отвёл на его место. То же он проделал и с Габриэлем.       — Ну вы оба даёте. Думал, поубиваете друг друга и дело с концом. У тебя опять кровь носом пошла, — Зонтик выпростал из-под одного из наручей край водолазки и насупившись завазюкал ею по губам Габриэля. Тот, однако улыбался, когда его оттирали, вертя за щеки.       — Зато Куро на меня больше не в обиде.       — Что же такого ты ему показал?       — Цикличность, смерть Феликса и конец света наглядно. Их никакими силами сейчас не предотвратишь, даже моими. Потом он умолк ненадолго, только для того, чтобы вновь собраться с силами и продолжить:       — Энтропия в нашем мире растёт с каждым мгновением; до полного его уничтожения. Так уж всё заведено. Однако, даже разобранное до атомов пространство не статично. Частицы колеблются. И когда-нибудь, может быть спустя пять минут, или пару тысяч лет они соберутся воедино. Из всех существующих форм выбрав те, что уже принимали. Восьмёрка клонов с генераторами на руках. Волна смерти сменится волной возрождения, вынося раз за разом те же ошибки, те же лица в перевёрнутых песочных часах. Дар бога вечности, заперший нас навеки в удушающей жизни. Fiat lux! пока не треснет скорлупа, ограждающая наш мир от внешней Вселенной, пока не завершится Цикл. Габриэль умолк и сгорбился, оборвав свою речь на высокой надрывной ноте. Посерел и скрючившимися пальцами вцепился в свои худые плечи.       — Я очень не хочу туда возвращаться, — прошептал он и в этих его словах было больше откровенности, чем во всех сегодняшних объяснениях, — но в то же время я не могу оставить всё так и жить тут дальше. Не могу.       — Выходит, по твоим словам, наш мир уже десятки тысяч лет не может умереть из-за того, что его так изначально устроили. Но и не повторять первую произошедшую в нём временную линию он не может тоже.       — Если упустить некоторые детали и закрыть глаза на историю того, кто все эти года мешал нам выбраться на Землю… да, всё так и есть, — отозвался Габриэль, сложив замком пальцы и опустив на них подбородок.       — «Того, кто»?..       — До нынешнего оборота другое существо обладало силой Красного Джокера. Причём неограниченной. Предыдущий «Хранитель Карточного Мира», его равновесия и вечной статики. Настоящая катастрофа, с которой никто не знал как бороться, однако его всё же удалось выкинуть за пределы Купола и убить. Тогда осколки его силы рассеялись по миру. Один такой однажды и подобрал Деус Эксгард.       — Часть силы отца была в моём генераторе?! Но почему я не чувствовал её все это время? Не мог ей воспользоваться?       — Полагаю потому, что ты никогда её по-настоящему и не желал. Такая могущественная магия отзывается далеко не на каждый зов, но помимо того, что она много даёт, также много и отбирает. Речь Габриэля неловко замедлилась под конец. Он сник, окунувшись в невесёлые мысли.       — Слушай, а как так вышло, что ты в отличие от нас всех это помнишь?       — О, а это очень интересный вопрос, — оживился Габриэль, — видишь ли, Зонтик, моя первая, ну… скажем так, «каноничная версия» не использовала генератор до самого-самого конца. И только за секунду до своей смерти он взмолился всем силам, которым был способен. Сильней всего его пугало забвение, однако магия генератора, слабая по сравнению с магией заставляющей работать само мироздание, не смогла его спасти. Только найти компромисс. Тот Габриэль конечно же не выжил, но от него остался призрак личности. Его воспоминания. И с каждой новой смертью в Сердце Мира стали появляться и другие первые клоны.       — Искажения.       — В точку. Они — это магическое эхо тысяч миров, однако немногие из них сохранили после стольких лет рассудок. Собственно из их магии и рассказов я и помню то, что происходило, хотя и урывками. Но даже вместе с этим, мои предыдущие версии не то чтобы хоть как-то существенно могли повлиять на происходящее. Хоть прямо, хоть косвенно.       — В прошлых жизнях ты не видел будущего, — догадался Куромаку.       — Ага.       — Но что изменилось сейчас?       — Охххх хахаха, поверьте, это история достойная целого спин-оффа, будь наша жизнь бульварным романом. И я был бы рад об этом рассказать, если бы у нас было только чуть больше времени. Но если в двух словах — всё это связанно со смертью предыдущего Хранителя Карточного Мира.       — Так значит ты теперь и прошлое помнишь и будущее знаешь. И как тебя до сих пор не разорвало-то от такой нагрузки?       — Из всех вас, клонов, я имею в виду, у меня наивысшая резистентность к магии. Могу и поглощать её в огромных количествах и хранить. Наверное даже бо́льших, чем генераторы. Правда вот отдавать другим её мне тяжело и направлять тоже, так чтобы ничего не сломать. Ни в себе, ни в мире. Я был таким, сколько себя помню. С самого рождения.       — И ни одной мысли почему? — вдруг с подозрением посмотрел на него Пик.       — Ну, скажем так: у меня есть пара догадок, но… — Габриэль внезапно скривился, — но сейчас слишком долго их объяснять и забегая вперёд — ни одна из них тебе не понравится.       — Ладно. Раз времени мало, оставим это. Рассказывай, что предлагаешь.       — У тебя ведь есть план, Габри? Габриэль кивнул.       — Убить нынешнего Джокера вы уже пытались. Остановить — тоже. Ни то, ни другое не получилось. В чём, конечно же, нет ничего удивительного. Тягаться с такой магией, даже урезанной, сложно не имея аналогичной. На некоторое время Габриэль замолчал, но никто не стал его подгонять.       — Так что вам помогу я. Вот скажите, чего он больше всего боится?       — Смерти, — фыркнул Пик.       — Это правда, — согласился с ним Зонтик, — Деус не зашёл бы так далеко если бы однажды не посмотрел ей в глаза. Если по счастливой случайности не нашёл бы способа от неё спасти и себя и… меня тоже. Габриэль растянул в хитрой полуулыбке губы.       — Кстати, Зонтик. Знаешь, ведь оба раза его смогли ранить именно из-за тебя. Зонтик вздрогнул и впился взглядом в Габриэля.       — Грех этим не воспользоваться. Ты — единственное, что у него осталось. Одновременно и то, что заставляет его идти вперёд и в то же время его роковая слабость. Лицо Зонтика исказила искренняя боль, однако на его щеках так и не появилось ни единой слезинки. Напротив, он приобрёл вид суровый и решительный.       — В Сердце Мира одно из твоих… воспоминаний говорило о том, что мне придётся сделать выбор.       — Да, Зонтик. Это он и есть. Нам надо уже наконец доиграть эту паршивую сцену.       — Конкретнее, Габриэль, — вернул его из дебрей пространных размышлений Пик и Габриэль, отстранившись, вмиг растерял и намек на жуткий вид.       — Дело в том, что ваш Джокер стремился попасть сюда не просто так. Одно из его искренних желаний — спасти близкого ему человека, но есть и другое. Он желает сделать нашу реальность полноценной. Хотя и не понимая о её мироустройстве важных деталей. Он не знает ничего о прошлом, просто тянется инстинктивно за тем, что показало ему будущее. Для того, чтобы остановить цикл перерождений, ему нужно кое-что здесь забрать. То, что копило тысячелетия во внешнем мире магию. То, что сможет для без лишних жертв открыть портал для нас домой. То, что мы должны перехватить у него, пока не стало слишком поздно. После затянувшегося молчания Габриэль продолжил.       — Красный Джокер всегда выигрывает. Это — непреложное правило работы нашего мира. «Козырную» карту колоды невозможно побить ничем. Просто ваш умело притворялся, что ситуацию он не контролирует. Хороший шут — прежде всего фокусник, а задача любого фокусника сделать так, чтобы зрители поверили в его представление и упустили из виду самое главное. Эту уверенность, что всё идёт по сценарию его видений мы поддержим. И поможем ему добиться того, чего он хочет, однако, на наших условиях. Подыграем немножко так сказать. Так… ты поможешь, Зонтик? Зонтик согласился.       — Всё зашло слишком далеко. Пора положить этой истории конец.       — А ты, Куромаку? Куромаку снял очки и со вздохом сжал переносицу.       — Прежде мне казалось, будто я знаю лучше, как будет для всех нас, однако, признаю: многие выводы, что я совершил, оказались ошибочными. Я никогда не владел полноценным пониманием ситуации, да и взгляд на будущее отдельных людей… во многом ограничен. К тому же Феликс попросил помочь тебе. И я помогу.       — Пик? Тот молча кивнул. И в момент, когда они все пришли к единому мнению, Куромаку обвел всех взглядом и спросил:       — Так значит цель визита Джокера в реальный мир?..       — Только на Земле есть тот, кто способен помочь и ему и нам достигнуть наших целей. Помочь завершить цикл.       — Неужели? И Зонтик и Пик переглянулись, явно о чём-то давно догадавшись.       — Ты разве не чувствуешь гигантское скопление маны? Там, — Пик указал рукой на север и Куромаку покачал головой. Нет. Единственное, что он сейчас чувствовал — так это то, как отяжелела его голова от переизбытка услышанной информации. Тогда Габриэль наконец разжал левую руку и протянул ему четыре длинных билета и цветастую афишу.       — Мы пришли за Создателем.

…

-<13>-

Как же Джокер был рад прийти в себя и понять, что за ночь его не посетило ни одно, даже самое мало-мальское видение. Он заворочался в тесноте дивана, на который его уложили, свалил случайно с себя половину прокуренного покрывала, плоскую подушку и медленно приоткрыл слипающиеся глаза. Сон без навеянных магией кошмаров был для него роскошью, так что он позволил себе насладиться им сполна. В комнатушке было тесно. Да так, что диван, на котором Джокер лежал, упирался одновременно и в подоконник, и в дверь. А до стола, с раскиданными по нему вещами, можно было достать вытянув ладонь. Шкафы по углам при высоком потолке наскакивали один на другой, серыми вздутыми пузырями шла по стенам побелка. На полу везде, куда ни глянь, теснились картонные коробки и ящики. Джокер осторожно поднял руку и на ощупь прошёлся пальцами вдоль ноющих рёбер. Изнутри у него всё болело, да и снаружи тоже, но он точно не умирал. Одежда около раны была аккуратно срезана, сам бок — туго перетянут заалевшими бинтами. И Джокер не знал, как ему так извернуться, чтобы не задеть ни их, ни кровоподтёки, ни ссадины. Однако, чувствуя эту боль, он в то же время ощущал и мрачное удовлетворение. Да, тошно до ужаса, но он всё-таки остался жив. А ещё — впервые выспался за последние десять лет. Это ли не доброе предзнаменование? Джокер сощурился и ткнулся ладонью в краешек одной из раскрытых коробок. Достал оттуда книгу, нетерпеливо раскромсав твёрдую полиэтиленовую упаковку. На чёрной обложке красовалась пронзённая молнией корона. «Земля Королей. Финальный том», — прочитал он. Чтобы распахнуть её, Джокеру пришлось несколько раз согнуть и разогнуть корешок, перебирая глянцевые страницы, всё ещё пахнущие типографской краской. Выбор его по случайности пал на первый же разворот комикса. Там расположилась сцена баталии: шут в разноцветных одеждах, скалился на нависших над ним королей. Эпизод удивительно похожий на тот, что произошёл недавно. Однако, чем дальше он вчитывался, пробегая глазами от одного белого кружочка с текстом к другому, тем больше понимал — второй Джокер колоды даром предвидения не обладал. История, рассказанная в книге, не сходилась с реальной. Но это и хорошо. Если бы он видел будущее, то им точно пришлось бы сразиться. Без этого же можно обойтись и малой кровью. Джокер не мог толком вникнуть в происходящее из-за того, что формат книги из одних лишь картинок был ему непривычен. У них-то в Империи дай бог печатали одну или две чёрно-белых иллюстрации, да что-нибудь малевали эдакое абстрактное на обложке. Тиснение или может быть линогравюру. А оформление рукописи вручную со всякими там цветными загогулинами и разрисованными буквами, с персонажами глядящими на тебя со страниц, можно было встретить только в домах богачей, берущих у художников штучные работы на заказ. Тому, что Чёрный Джокер пишет книги Красный особо и не удивился. Ведь Зонтик тоже писал их. Зонтик, Зонтик… Джокер неосознанно задержался на странице, где изобразили крупным планом его лицо. В этом стиле Зонтика с трудом получалось воспринимать всерьёз, однако у Джокера всегда была слабость к его слезам. Как гипертрофированно-мультяшным, так и вполне себе реалистичным. «Как он там?» Совесть мучила Джокера, но всё это нужно было кончить. Как сильно он бы не сожалел, что вести дело выпало именно на его долю, как сильно бы за свою любовь не переживал. Его поймут и простят, всё ещё наладится и будет хорошо. Джокер тяжело вздохнул, вернув книгу на место. Поднялся, опираясь о спинку дивана локтями, придушенно закряхтев. Подошёл к окну и дёрнул жидкую занавеску в сторону. На него глядел небольшой внутренний дворик, деревья, уже начавшие несмело зеленеть, лужи со вчерашнего дождя, крылечко на котором курили бородатые мужики — разнорабочие, сооружавшие на улице временную сцену. Здание же со всех сторон облепил народ. Внутри тоже было шумно и Джокер то и дело слышал, как кто-то проходил мимо комнаты. Однако за ручку дверь ни разу не дёргали, не пытались попасть внутрь. Он скосил за плечо глаза и увидел у порога яркую нить. Алую, точно кровь. Сперва Джокеру спросонья показалось, что это иллюминация, но теперь он понял её природу, явно магическую. Это был импульс, послание. «Прочь!»,— гласил он, и люди интуитивно его слушались.       — Недурно, — хмыкнул Джокер и сделал закономерный вывод: раз уж неподалёку разгуливал маг, способный на такое, то и его вылечил тоже он. Ибо ни одна медицина, даже столь продвинутая, как земная, не позволяла избавиться от серьёзного ранения за ночь. «Хотя справедливости ради будь рана глубже, ничего не исправилось бы. Магия всё-таки не всесильна. Просто у Императора после того, как я вдолбил в неё нож, хе-хе, рука очень так хорошо дрогнула. Но всё равно — попрыгать — побегать точно уж не получится. Да и поколдовать тоже» Джокер молчал, наслаждаясь непривычной тишиной в своей голове. Никаких видений, никаких тревог. Ему хотелось снова провалиться в этот блаженный сон без сновидений, и проспать так, наверное, целую вечность. Но он не мог себе этого позволить, он и так уже здорово наотдыхался, пора было возвращаться к работе. Он выскреб из-под стола табуретку с хромой ножкой, попробовал её на устойчивость и только после, морщась и кусая внутренние стороны щёк от боли, залез на неё, дотянувшись до верха одного из шкафов. Ему пришлось изрядно перепачкать перчатки пылью, чихнуть до слёз на глазах и раскидать кучу пропахших мелом и нафталином тряпок, чтобы добраться до жёлтой, сморщившейся от влажности бандероли. Внутри, среди сгнивших от времени бумажек оказался меч, рукоять которого была перетянута рыжей лентой с вышивкой. Джокер тут же достал его и взвесил на ладони. Сабля из материала прозрачного, точно стекло, звенела металлом. И не нагревалась от тепла рук. «Не катана, конечно, но пойдёт» И всё-таки что-то в ней Джокера коробило. Само существование этого оружия казалось ему каким-то противоестественным. Он не знал, что это за меч и откуда он тут оказался. Знал только лишь, что его, как и ещё кое-какую вещь, способную исправить их мир, нужно отсюда забрать. Видения Джокера обрывались на этом, но он на удивление не углядел в том никакого зловещего рока. Просто принял к сведению, что настало время импровизировать. Его магия ещё ни разу его не подводила. Вдруг неподалёку заскрипел пол, но не так, когда рядом ходили люди до этого. По-особенному. Тогда Джокер проворно соскользнул вниз, спрятал меч под диваном, лёг, вновь укрывшись одеялом, но руку оставил свисать близ лезвия. Смежил веки и затаил дыхание. Вдох, выдоооох… Замок на двери клацнул и в комнату вошёл человек. Мелькнул его неясный силуэт и тут же в Джокера прилетело что-то цветастое. Он по инерции схватил это самое «что-то», впившееся ему пластиковыми углами в кожу, и только секундой позже понял какой же он всё-таки кретин. Сбоку бухнулся на стол тяжёлый пакет с какими-то вещами. А затем — грянул недовольный голос:       — Можешь не притворяться. Я знаю, что ты не спишь. Напротив Красного Джокера стоял Фёдор собственной персоной.

…

-<12>-

Он был примерно одного с Джокером роста. Смуглый, с вьющимися волосами и прямым взглядом. Гавайская рубашка, спортивные штаны, набитый чёрный рюкзак за спиной, кроссовки, разноцветные носки. Чисто внешне он не произвёл на Джокера большого впечатления, однако маны в этом человеке было до ужаса много, как и магических нитей, что стелились за ним по полу толстым покрывалом. Стоило ему махнуть рукой, и они все тут же развеялись. В отличие от него, Фёдор был Джокером настоящим. Они смотрели друг на друга молча. Недолго, но пристально. Оба что-то оценивая и прикидывая. Яркие глаза человека из мира реального и глаза тусклые из мира Карточного. И в тот самый момент, когда Джокер уже был готов открыть рот, первым заговорил Фёдор.       — Живой. Ну надо же. В его голосе не было особой теплоты, хотя губы улыбались, словно по привычке. Как улыбаются актёры с многолетним стажем или политики перед камерами. «Может быть не у одного меня она такая», — подумал Джокер, вслед за Фёдором напустив на себя непринуждённый вид. Он понял, что его опасаются и не мог сказать, что незаслуженно.       — Живой, — эхом повторил за чужим голосом всё в точности он, даже интонацию. И отвёл взгляд, приподнимая ту яркую вещь, что в него кинули — но мой гостеприимный хозяин, только что вылечив, передумал и попытался меня добить? Фёдор машинально поправил очки, и на его лице мелькнуло удивление. Он дошёл до окна и придвинув к нему табуретку так, чтобы оказаться как можно дальше от Джокера сказал:       — Это еда. Сбоку пакет надрезан, его разорвать нужно. После того как магией лечишься, всегда есть хочется, вот я её и принёс. Да и вообще, я знал, что ты не спишь, а только притворяешься. Значит, теория Джокера оказалась верной. И правда — ему помог именно Фёдор, не вмешивая в это дело других людей. Пока Джокер размышлял об этом, отвлёкшись на открытие чудной упаковки, Фёдор носком кроссовка нырнул под диван и наклонившись проворно выудил оттуда саблю, блеснувшую на свету. Джокер даже не успел должным образом отреагировать.       — К тому же из нас двоих это у тебя тут было оружие. Так что может быть это ты кого-нибудь убить хотел? Джокер молча сощурился, злой на то, что его так вот просто обыграли и сжал пустую, всё ещё вытянутую в сторону Фёдора ладонь в кулак. Вернулся на своё прежнее место и ничего не сказал. Тогда Фёдор, глядя на его обиженное лицо, вдруг экспрессивно всплеснул руками. От его прежней осторожности, после того как он закинул отобранный меч на стол, не осталось и следа.       — Вот, значит, теперь как, да? В молчанку играть будем? Столько лет эта чёртова колода меня совершенно не беспокоила, а тут, в самый важный день — на те! Заявляется клон в драном шутовском прикиде…       — Вообще-то, я не клон, — поправил его Джокер.       — Ой, да велика разница! Ты именно оттуда, с той стороны. Заявился, значит, полудохлый на Землю, весь в крови с дырой в животе размером с мою голову…       — Ну, это значит лишь то, что у тебя голова маленькая, а не что на мне раны большие, — улыбнулся Джокер, тихую шутку которого в праведном пылу совершенно проигнорировали.       — …и такой: «на те, лечите, дорогой Фёдор Нечитайло, если не хотите объяснять потом следователю, с какой-такой карманной реальности на вас труп свалился». Да меня же сразу в дурку увезут, если я про карты посторонним на полном серьёзе заяснять буду. И вообще… какого хрена?! Кто ты такой? Где ты умудрился меч откопать? Когда я тебя сюда затаскивал, его при тебе точно не было. Ха… не было меча, и вот он из воздуха появился. Так уж и рождаются халтурные deus ex machin’ы. Джокер, до сих пор терзающий упаковку запаянного со всех сторон сэндвича вскинулся.       — Откуда ты знаешь это имя?       — Имя? Чувак, это, вообще-то, самый ленивый способ залатать сюжетную дыру, если ты лажовый сценари… — Фёдор оторвал ладонь ото лба и, посмотрев на Джокера, который, очевидно, ни слова не понял, махнул рукой, — тьфу, забудь. Он вполголоса эмоционально заругался на итальянском о том, что бесполезно что-то объяснять. Пользовался, что Джокер его не знал.       — Я — Красный Джокер, — сказал он, когда Фёдор более-менее успокоился. Тот, едва взглянув на него после этого заявления, не удержавшись рассмеялся. То ли от нервов, то ли и правда потому что звучало, с его точки зрения, это смешно и абсурдно.       — Уж прости, но как-то ты не тянешь на… Фёдор попытался изобразить руками. Надо думать, что нечто величественное, таинственное и магическое. Но вышли у него просто энергичные махи в стороны. Хотя, может быть, это Джокер не оценил, так как ни черта не смыслил в пантомимах. Видно было, что Фёдор до сих пор переживал и сильно.       — «Не тянешь на Создателя целого мира и могущественного волшебника», ты это хотел сказать? Аккуратнее, я ведь и обидеться могу. Он отчего-то ощутил приятное злорадство, когда этот человек из реального мира вздрогнул, опасаясь его слов. Верить-то может он и не верил, но рассказы Пика об отце всё равно помнил. А Джокеру не впервой было им притворяться.       — Я не чувствую в тебе магии. Ни капли, — напрямую сказал Фёдор.       — А ты не думал, что я мог скрыть её от сторонних наблюдателей? Или прийти в этот мир в теле без неё? По тебе-то тоже не скажешь, что ты способен лечить смертельные раны, а ещё — отгонять от неугодных тебе мест людей, — Джокер кивнул на нить на пороге и улыбнулся ему своей самой искренней улыбкой, — внешность бывает очень обманчива, знаешь ли. Фёдор скривился.       — Было бы чему радоваться. Лечу я за счёт своей собственной жизни. Клонам нахождение в реальном мире обеспечиваю таким же образом. Про порталы к вам я вообще скромно молчу. Разве что вот с этой штукой, — он тоже кивнул в сторону двери, — всё как-то не кровожадно выходит. Но резюмируя: дерьмовая это всё-таки штука — магия.       — Согласен. Она никогда не бывает к нам всем добра. Джокер наконец-то вгрызся зубами в хлеб (который на удивление не был ни зелёным, ни фиолетовым), колбасу и салат, огурец и чуть ли не со слезами на глазах подумал: вот это — настоящая еда богов, а не какая-то там тухлая амброзия.       — К тому же Красный Джокер вроде как умер.       — Как умер так и о́жил, — пожал Джокер плечами, — велико́ дело. За эти года исправлений их реальности он так наторел в непринуждённых разговорах с незнакомцами, что мог вести их даже с закрытыми глазами и слушая вполуха. Главное — не терять уверенности, и даже самую откровенную чушь нести убедительно. Понятное дело, что у Фёдора накопились вопросы и много, но Джокер, ни капли не смысливший в мотивах своего тёски, не обязан был давать на них правдивые ответы. Достаточно и тех, в которые Фёдор был готов поверить. Это всегда работало с людьми именно так.       — Тогда… если ты — это и правда он, — Фёдор сжал кулаки и резко выдохнул, — то скажи, зачем ты всё это сделал?       — Однажды тебе уже об этом говорили. Но надо думать, Пикового Короля ты особо слушать не захотел, верно? Фёдор посмотрел на Джокера и сделался ещё строже, чем в момент, когда он вытащил меч из-под дивана.       — О, ну, сложно, знаешь ли, воспринимать байки про мёртвый мир и невозможность его восстановления, когда у твоего горла держат нож, — выплюнул он. Но Джокера не особо тревожил его боевой настрой, он думал о совершенно другом. Так странно… у Создателя клонов было что-то от каждого из них, но не физически, а скорее метафорически что ли? То, как он держал осанку, как разговаривал, как смотрел на людей. Всё это отдавало и теми чертами, что Джокер до глубины души ненавидел, и теми, что были ему понятны и привычны.       — И раз уж ты жив, то можно сделать вывод: и сам Пик не знал всех деталей твоего плана, если уж он, прости-господи, какой-то и был. Так что рассказывай.       — Что именно рассказывать? Тут Фёдор подскочил на ноги.       — «Что рассказывать»?! Ну что ж, раз уж тебе нечего, то давай, тогда я кое-что расскажу. Он начал ходить вдоль дивана, неспособный из-за нервного возбуждения усидеть на месте.       — Когда у меня появились какие-никакие связи и деньги, я начал искать прошлую владелицу карт. Оказалось, что после того, как она передала их мне, то довольно быстро распрощалась с жизнью. От неё я пошёл дальше, в глубь веков и смог отследить линию Чёрных Джокеров на территории России и пары других стран. Но угадай что? Почти все, кто пользовался колодой, умерли страшной неестественной смертью. Он остановился у окна, бросил короткий взгляд на улицу, будто кого-то там выискивая в толпе и продолжил говорить.       — Одни умирали из-за того, что желания, которые они загадывали, отнимали у них слишком многое взамен. Других — убивали те, кто хотел отнять у них эти безграничные силы. Ты хоть… знаешь, сколько вреда твои карты принесли простым людям? Знаешь, сколько человек из-за них погибло? Как страдали и Чёрные Джокеры и все, кто был с ними связан? Друзья, родственники, близкие. В долбанные девяностые эта чёртова колода кочевала из рук в руки, плелась по стране огромным кровавым войлоком. Половину политиков перестреляли, пользуясь твоей магией! Войны до развала союза? Про них вообще молчу. А я? Ты хоть представляешь каково мне было, когда в самый важный для меня день на меня сваливаются проблемы, от которых я давно открестился?!       — Нет, — холодно перебил его Джокер, — не представляю. Из вороха его воспоминаний некстати всплыло кровавое месиво — сваленные в кучу тела революционеров. Страшные, белёсые глаза мёртвого Зонтика, что он не раз видел в своих снах. Привиделся ему и какой-то отощавший мальчик в огромной робе с рыжей нашивкой. Мелово-бледный, весь перепачканный грязью, бездыханно застывший. Но кем бы он ни был — Джокер так и не вспомнил ни его лица, ни его имени. «Значит, мне и не нужно помнить. Значит, к делу это не имеет никакого отношения», — подумал Джокер. Ему вдруг живо представилось и другое: чужое детство, сумбурное и сумятное. Разъезды в Италию, звонкие колокола на выбеленных приземистых церквях, вереница старых школ, рисунки, рисунки, рисунки… и страх за то, что эту приторную повседневную идиллию рано или поздно отберут. Может быть, те, кто придёт за картами из криминального прошлого их предыдущих владельцев, может быть, магия сама некстати решит взыскать должок. Но что Джокер мог сказать в ответ на все опасения этому человеку из реального мира? По факту — первопричине своего существования. Не создай он олицетворения старших карт, не появились бы и жители. Все его собственные страдания косвенно можно было списать на Фёдора. Так что кто уж тут кого должен винить, а? «Повезло ему, что я тут не для того, чтобы взимать столь давние и морально размытые долги»       — Тогда я объясню вот что, — сказал Фёдор, — что бы ты ни затеял, появившись здесь, я не стану тебе помогать. Хочешь ли ты вернуть свой мир, не хочешь — мне плевать. Меня всё это уже давно не касается. У меня своя жизнь, у вас всех — своя. Конец.       — Ты боишься, — вдруг расплылся в едкой ухмылке Джокер.       — Что ты…       — Фёдор, ты только что так долго и красочно расписывал то, что карты — опасны. Что они — проклятие для любого их владельца. Так почему же ты тогда все эти года хранил их у себя? Почему не уничтожил? Сжёг бы, развеял по ветру, и дело с концом. Фёдора этот вопрос явно застал врасплох, и он стушевался, мигом растеряв львиную долю своей воинственности. Джокер, подперев щёку ладонью, продолжил.       — Давай я предположу: несмотря на то, что карты попали к тебе, когда ты был ещё ребёнком, ты понимал, что создание клонов — твоя ответственность. Хоть и случайность, но уже непоправимая. Из-за этого ты их не убил. И более того — не обрёк на вечные муки в Сердце Мира, хотя мог. Ты принёс им генераторы.       — Я знаю, что генераторы — это тоже твоих рук дело, — хрипло отозвался Фёдор, — что они попали на Землю даже раньше карт. Но по какой-то причине тебе не пригодились.       — Вот как, — снисходительно улыбнулся ему Джокер, — и вправду, ты многое про меня разузнал. В глубине души он и сам поразился до безобразия. А вот эту чёртовую деталь ведь не знали и сами клоны.       — Надо думать, ты бывал в Карточном Мире ещё несколько раз? После истории с генераторами, чтобы убедиться, что всё у твоих копий в порядке, — пальцем в небо ткнул Джокер.       — Да, — подтвердил Фёдор, — но лишь однажды. На том этапе, когда там уже появились государства и люди.       — О, даааа. И много людей. Короли и валеты, благодаря тебе, воздвигли целые царства. И магии карт вполне хватило бы, чтобы с их помощью устраивать целые революции на Земле. Или геноциды. Что хозяину колоды больше придётся по вкусу. И какая, однако, интересная выходит дилемма: тебе погубить целый мир мешает совесть, однако и держать у себя карты — это тоже риск. Что, если они попадут в дурные руки? Даже не потому, что о них кто-то узнает или вспомнит, а банально — выронишь на улице, оставишь в кармане брюк на выброс или умрёшь. Жизнь земного человека — штука непредсказуемая, ни в чём нельзя быть стопроцентно уверенным. Джокер пожал плечами, а затем кивнул на коробки, которыми был уставлен пол.       — И надо думать, что именно для этого ты и придумал сию детскую книжку? Чтобы никто в здравом уме и не поверил, что все эти истории про клонов — правда? Чтобы никто никогда и не нашёптывал старым магическим картам своих желаний, потому что в каждом третьем киоске заботливая мамаша купит такие же, разрисованные лицами клонов в подарок своей дочери? Ха-ха, какой забавный способ себя обезопасить. О да, воспринимай колоду всерьёз хоть кто-то — за тобой началась бы натуральная охота. Ты говоришь, «моя жизнь уже давно о другом», но по факту она до сих пор вращается вокруг этой истории.       — Если ты говоришь о комиксе, то может быть, поначалу так и было, но теперь… он позволил мне многого добиться, позволил стать тем, кем я хотел быть, и я не воспринимаю его как-       — Как же хорошо, что я пришёл карты у тебя забрать, правда, Фёдор? Фёдор резко умолк, шокированно уставившись на Джокера так, будто он в это самое мгновение минимум превратился в летучую мышь и обратно. «Если все мои догадки верны, то…»       — Они ведь у тебя с собой. Каждая фраза — наугад, каждая мысль — ход ва-банк. Конечно, Джокер и понятия не имел, о чём думал Фёдор все эти годы, чем тяготился и мог лишь сделать вид, что знает, чтобы добиться желаемого. Кинуть кости и надеяться, что на них выпадет три шестёрки подряд. Ему и своей драмы в жизни вдоволь хватало, чтобы думать о чужих.       — Отдай их мне, Фёдор. Фёдор тяжело вздохнул. Покосился сначала на стол с экземплярами Финального Тома, затем — на Джокера, машинально потянувшегося пальцами проверять рану.       — Чтобы ты передал их ещё какому-нибудь легковерному ребёнку?       — Нет, — твёрдо ответил Джокер, — магии в них уже достаточно, так что я верну их в наш мир и закончу начатое. Восстановлю его. Вот тогда вся эта история точно для тебя закончится. Очутившись в нашем измерении карты навсегда перестанут работать, оттуда сюда больше никто не попадёт. Этот камень, наконец, упадёт с твоей шеи. Не договаривал Джокер только то, что в процессе он хотел разорвать карты всех клонов в клочья. Ведь именно они давали им жизненные силы и не факт, что убив кого-нибудь из них не касаясь карты, он сделал бы это раз и навсегда. Но Фёдор с ответом медлил несмотря на то, что ему буквально только что подарили столь желанную индульгенцию.       — Неужели нельзя было иначе собрать всю эту энергию? Не ввязывать в это стольких невинных людей? Он успокоился и даже как-то сник. Расфокусировав своё внимание отвернулся от Джокера и вновь уставился в окно. Джокер же примерно прикинул, во сколько движений ему обошлось бы схватить меч и закончить все эти мытарства прямо здесь и сейчас, но почти сразу же отступился от этой затеи. Мало ли в работе колоды были задействованы условности, о которых он не подозревал? Может быть, карты у владельца нельзя было отнять силой, может быть, от обычного карточного жителя Чёрного Джокера оберегала магия. Потому он, превозмогая себя, поднялся и встал плечом к плечу с Фёдором. И только сейчас, невольно задержавшись взглядом на отражении в стекле, Джокер заметил морщины и синяки на своём лице, а на висках — начавшие проявляться пряди ранней седины. Боже, а он… постарел. И так смертельно устал.       — Скажи мне, а что бы ты сделал, если бы все, кого ты любил, погибли? Если весь твой мир обернулся пеплом в твоих руках? Если бы ты был единственным, кто мог это остановить? Теперь Джокер говорил от чистого сердца.       — Магия всегда берёт взамен много, это так. Но, чтобы чудо произошло, нужно сломать и много законов мироздания. Предыдущие владельцы колоды, отчаянные от безысходности или алчные от безумия знали на что шли. Но это не значит, что мне не жаль их. Поверь, с силой подобной моей, я мог заставить всё человечество страдать вечно, чтобы мой мир жил, но я этого не сделал. Я дал вам выбор, не упрашивая и не склоняя и все, кто его сделал, сделали это самостоятельно. Верь мне, Фёдор. Я знаю, о чём говорю, потому что видел будущее. Так будет лучше для всех нас — и Карточного Мира, и для Земли, и для тебя в частности.       — Ладно. Ладно… раз это, наконец, закончится, я… Фёдор потянулся было к карману рубашки, но тут дверь в комнату с грохотом распахнулась ещё раз.

…

-<11>-

На пороге, точно вспышка, возникла девушка. Берцы, кожанка, яркие крашеные волосы.       — У тебя тут всё в порядке? Ты просто так давно за коробками ушёл что… Ой, ого. Ты где такого косплеера похожего откопал? Нить на пороге с глухим треском лопнула потому, что Фёдор отвлёкся и потерял концентрацию. Тогда незнакомка быстро скользнула в комнату, больше не сомневаясь в искренности своих намерений, и обошла застывшего Джокера по кругу. Оценивая. В глазах её читался неподдельный интерес.       — Ну красавец. С картинки прям. Дорого костюм обошёлся? Джокер мило ей улыбнулся, будто бы так и было надо. Будто бы всё было в порядке. Будто бы, он и правда понимал, о чём, чёрт возьми, она вообще говорит.       — Считай, что задаром, но благодаря связям. И спасибо, всё-таки сама понимаешь, — он кинул заговорщический взгляд на Фёдора, — мероприятие сегодня серьёзное, стараюсь вот соответствовать.       — Точно, — усмехнулась девушка и посмотрела на скрестившего руки Фёдора, — знакомый твой, что ли? Не успел Фёдор и рта открыть, как Джокер тут же сцапал его за локоть, прижался к нему боком и улыбнулся ещё обворожительнее, чем прежде.       — Давний друг. Со времён школы, можно сказать, не общались долго, а тут и повод появился, когда мне этот прикид проспонсировали. Он до красных отметин впился ногтями в чужую руку.       — Да, — криво повторил его непринуждённую интонацию Фёдор, — заговорились, я за временем не уследил. Прости. Мы ещё пару на слов тут и я обратно вернусь, окей?       — А вы по дороге договаривайте. Если разговор такой приватный, я слушать не буду. А то у нас скоро людей в зал пускать начнут, а там ещё проверить кое-что надо перед презентацией. Девушка подхватила с обеих сторон по коробке, открыла коленом дверь.       — Отдавай мне карты и пойдёшь куда угодно, — тихо прошипел Фёдору на ухо Джокер, вцепившийся в него ещё пуще прежнего.       — У меня ещё осталась пара вопросов, на которые я хочу узнать ответы, — так же шёпотом ответил Фёдор, — так что подожди меня тут, ладно? Хотя бы до перерыва и…       — Так не пойдёт, — мигом растеряв всё благодушие зарычал Джокер. Но Фёдор, кажется, абсолютно его не испугался.       — Ну некогда мне сейчас! А отпустить тебя без того, чтобы узнать, как-       — Эй, «Джокер», ты нам с Федей с мерчом не поможешь? Девушка обернулась на них дав Фёдору возможность вывернуться из чужого захвата и скользнуть ужом к коробкам. Он взглянул на Джокера несколько виновато, но не слишком.       — Поможет, но в меру своих возможностей, у него операция была недавно, таскать сильные тяжести нельзя. Но парочку футболок точно унесёт. Джокер сощурился. В нём вдруг вскипела такая ярость, что он как наяву представил, как хватает со стола этот долбанный зловещий меч и громит с ним всю эту комнату, затем — людей. Как душит их, ломает, топчет. А потом, прокрутив всю эту рванину у себя в голове, вслух сказал:       — Да, конечно. И как ни в чём не бывало, вытянулся за теми вещами, на которые ему указали. Его лицо, кажется, стало ещё ровнее и даже лишилось тех морщин, что были присущи его спокойному выражению. Оружие мимоходом он всё же успел прицепить к себе на пояс. Ну ничего, ему ещё подвернётся шанс пустить его в дело.       — Федь, ты ключ-то в двери оставь, я сейчас мальчикам позвоню, попрошу чтобы остальное на стенд вынесли. И может, наконец, представишь меня своему другу таинственному нормально?       — А, конечно, это…

…

-<10>-

      — Неужели они все пришли смотреть на Фёдора?       — Неа, не все. Сегодня тут мероприятие какое-то проводят. Много разных людей позвали, которые делают свои штуки, чтобы они о них рассказывали. За денежку. Если вы хотите конкретно на «наших» глянуть, это туда. Видите? Вон стоят.       — Батюшки, да это ж добрая половина очереди! Не меньше.       — Мгм.       — И всё это… из-за комикса?       — Не веришь, что нашу историю можно было рассказать интересно, а Пик?       — Он писал дословно?       — Если ты о цикле и всех его оборотах, то нет. О них Фёдор и сам не догадывается. А если бы и догадывался — то хахах, страшно подумать, насколько эта работа тогда затянулась бы. И жизни на пересказ не хватит. Пик неопределённо хмыкнул, отняв от зубов сигарету, затушил её о подошву сапога и кинул в приоткрытый канализационный люк. Зонтик, стоявший рядом с ним всё время, пока он курил, вытянулся в сторону и дёрнул его за рукав.       — Смотри, там человек в моей одежде идёт.       — Я и «Вару» видел. До этого.       — Это как в театре, — опять вклинился Габриэль, которому охота была поболтать, — людям нравится наряжаться в любимых героев и играть их. Уверен, для этого даже слово какое-нибудь специальное придумали, только я его, увы, не знаю. Я-то на Земле как и вы, сто лет назад последний раз был. Просто о сегодняшнем дне заранее знаю. К слову, мы так и попадём внутрь. Для тех, кто в костюмах — вход отдельный.       — А то, что мы все, как Нечитайло для них, — Пик кивнул на толпу, — выглядим, тебя не смущает?       — Магия, Пик. Далеко от меня не отходите, и я смогу сделать так, чтобы люди видели вашу настоящую внешность. Тем более, нам только внутрь пройти, а дальше, как Фёдора найдём, всё быстро закрутится. Не до маскировки будет.       — И где ты такой удобный все эти года прятался? Тебя послушать, так ты каждую проблему при помощи волшебства решить можешь.       — Нет, неправда. Далеко не каждую. Но и за то малое, что могу, я многое отдал. И ещё больше отдам потом. Просто смысла экономить уже нету — последний рывок, как-никак. Габриэль, Куромаку, Зонтик и Пик разговаривали неподалёку от здания старой музыкальной школы, облепленного стрелочками, лентами, вывесками, как торт кремовыми завитками. Только здорового банта и надписи на крыше для полноты картины наступившего праздника не хватило. Начинались выходные, школу сдавали в аренду организаторам некоего фестиваля. Пока у остальных шло полным ходом обсуждение — что да как правильно сделать, Куромаку вертел в руках белую в сгибах листовку. Ту самую, которую ему ранним утром отдал с билетом Габриэль. С листовки на него смотрели сплошь незнакомые лица. Несколько девушек и парней с короткими поясняющими текстами под улыбающимися фотографиями. Проекты про духов, собаку и ностальгию по ушедшему детству. Певцы, композиторы, озвучаторы, художники… Но надо сказать, что и самого́ Фёдора Куромаку узнал с больши́м трудом. «О, Куромаку, сегодня у него особенный день. Ведь именно сегодня закончится история Земли Королей» «Что такое «Земля Королей?» Габриэль в тот момент улыбнулся ему и всё подробно объяснил. Сколько невероятного с ними в Карточном Мире произошло, сколько уж лет минуло с тех пор, как Фёдор впервые взял в руки колоду и призвал их всех на Землю, сколько всего поменялось… И если не сам Куромаку, то Феликс или Ромео частенько задавались вопросами: что же всё это время делал их Создатель? Отучился ли он ВУЗе, как и хотел? Нашёл ли себе хороших коллег или друзей? Уехал ли из страны? Жив ли он вообще? Всякое ведь могло случиться. На Земле опасностей было куда больше, чем в Карточном Мире и никакие из них, даже самые маловероятные, нельзя было исключать. А он тут вот… студию анимационную набрал. Мультики делает, комиксы рисует. За то время, пока Куромаку за ним не следил, Габриэль умудрился где-то выудить четыре бейджика на болтающихся ярких лентах.       — Поблагодарим же чей-то кризис веры, заодно ему и посочувствуем. Но что добру пропадать, правильно? — промурлыкал он, мучая и расправляя свою мятую карточку, явно кем-то в порыве злости выброшенную, — так, а теперь сделайте вид, что мы все — приличные люди и пришли развлекаться. И лица попроще. Пожалуйста.       — Да куда уж проще. Всего-то мир пытаемся спасти, — саркастично отозвался Пик, — Зонтик, тебе точно мешаться не будут? Может хоть верёвкой перевязать? Он указал пальцем человеческой руки на пушащиеся волосы, теперь едва достающие Зонтику до плеч.       — Нет, не будут. Спасибо за беспокойство, Пик, ты их хорошо подкоротил. А я… и так слишком уж долго позволял им расти. Как и многому другому в своей жизни, нездоровому. И из моего малодушия не вышло ничего хорошего, — Зонтик коснулся бирюзовых прядей, — так что хватит с меня. И волос до задницы и ангельского терпения. Зонтика Пик обстригал в три руки с Габриэлем, перед самым выходом на улицу. Габриэль натягивал длинные пряди ладонями, а Пик, уложив волосы на колено, кромсал их лезвием алебарды. Удивительно, однако в жестах его было столько бережной заботы и нежности, будто бы Зонтик и впрямь был ему родным братом. Та ещё комическая сцена вышла, конечно, но результат получился вроде ничего. По крайней мере, по заверениям самого Зонтика — ничуть не хуже того, что у него был в детстве. Пока свершалось всё это таинство, Куромаку сказал смотрящему в потолок Зонтику: «Я не видел в Зонтопии у тебя этого» И указал на его бледную изуродованную шею. «Я тогда был в шарфе, кажется. А шрамы — они после цепи и тюрьмы остались» «Ты за эти пару лет и в тюрьму успел попасть?» «Долгая история», — неловко и несколько виновато улыбнулся Зонтик. Но он передал её от начала и до конца, когда они через добрых полгорода добирались до их нынешнего места назначения. Он рассказал Куромаку всё. И о том, как встретился с человеком, решившим себя впоследствии назвать Джокером, и об Алебарде, и о Стене в Зонтопии, и об остальных своих злоключениях. Зонтик говорил вполголоса, сперва сбиваясь и морщась от накатывающих негативных эмоций. Они шли позади остальных и по Зонтику было видно, что ему катастрофически нужно выговориться. Оттого Куромаку его и не останавливал, не вставляя даже в паузах никаких ремарок и очень внимательно слушая. На некоторых особо жестоких и неоднозначных моментах на них украдкой поворачивался Пик и Куромаку то и дело ловил на себе его тяжёлый взгляд. Но теперь, под таким углом, когда мотивы врага были ему до последней точки видны, Куромаку стал до одури прост и понятен тот взгляд, которым наградил его Джокер в Зонтопии. В их первую встречу. Тогда в его глазах читалось искреннее презрение. Чистая и простая в своём содержании ревностная мысль: «Я о Зонтике забочусь куда лучше тебя. Не смей даже тянуть к нему руки». Доспехи, Зонтик, что примечательно, не снял. Только покачал головой, когда его об этом спросили. «И не холодно тебе будет?» «Не холоднее, чем без них. А твоя броня? Она же принадлежала твоему отцу, не жалко оставлять её в реальном мире?» Пик тогда вдруг перевёл взгляд с Зонтика на Габриэля, возившегося с пустыми генераторами, и поза его стала уж слишком задумчивой и зажатой одновременно. Он не слишком уверенно сказал: «Они всегда напоминали мне о нём. Но, думаю… больше они мне не понадобятся» «Вот как? А я… знаешь, Деус всегда переживал за меня чересчур сильно, в особенности, когда я хоть как-то связывался с оружием и бронёй, но сейчас в этом-то и есть весь смысл. Ему не нравится видеть меня таким, но пусть… смотрит» Когда проверяющий замешкался с их билетами, Куромаку подумалось, что с ними или их маскировкой что-то не так и что их пошлют сейчас куда подальше, но ровно через минуту они уже стояли в холле. Может быть, вчера вечером погода была и не лучшая, как и в начале утра, но народу всё равно было много. Очереди в разные залы разнесло на добрые сотни метров. «В тот, куда нам надо больше пятисот стоит точно», — привычный к быстрой оценке ситуации подумал Куромаку. Нестабильный психопат с магией и оружием и такая толпа — нехорошо совмещать всё это. Очень нехорошо.       — Так, ну вы помните кто что и когда делает? Отлично. А теперь нам бы за сцену что ли. Сбоку есть гримёрка, через неё туда войти можно без посторонних глаз. Айда, — Габриэль, не дожидаясь ответа, схватил за ладонь Зонтика, поправил лук, висящий за его спиной, и зашагал торопливо вдоль стенки, лавируя между стоя́щих тут и там людей. Пик и Куромаку поспешили за ними.

…

-<9>-

Мраморные плитки на гексагоновых колоннах плохо сходились в местах стыка. А на стенах пятнами желтели следы от скотча, наклеенного зачем-то в форме снежинок. «Должно быть, для бо́льшей прочности. Чтобы плакаты и рекламу сквозняком не сдувало. Но, мрамор, как известно, ужасно очищается от скотча», — рассеянно подумал Куромаку, никуда особенно не вглядываясь. Место, где проводили фестиваль, было выполнено в старом-добром стиле сталинского ампира. Точнее, в некоем его утрированном, более позднем подобии. Монументальном, ледяном, с невыносимо недосягаемыми потолками. Наверное, по задумке советских архитекторов, сквозняки, гуляющие через окна в три человеческих роста, должны были настраивать музицирующих гимназистов на размышления о вечном. На потолке тоже, как и на колоннах и полу была плитка, только на сей раз — пористая словно губка и местами сколотая. Тускло светили по бокам большие круглые плафоны, напоминающие не то бункерные лампы, не то подлодочные. Несмотря на то что основная программа выступления ещё не начались, людей по холлу курировало целое море. Разнонаправленные потоки влекли их от стенда к стенду, где продавали мерч художники и гик-магазины, решившие себе выкупить место на ярмарке. Играла вдалеке на басу и барабанах опенинги из аниме кавер-группа. Едва заметно от перемещения масс колыхались фланелевые разноцветные флажки, натянутые на бельевых верёвках в высоте. Нет-нет, да мелькал где-нибудь объектив профессиональной камеры. «Праздник. У нас дома тоже был» Куромаку обещал Феликсу ещё до того, как появились планы, связанные с Зонтопией, спуститься вместе с ним в город на салют. Но как-то вот и не довелось. Они уже некоторое время шли обособленно, обходя основные скопления стороной. И то, что им, в столь привлекающих внимание нарядах, получилось избежать на пути буквально всех потенциально опасных людей (и охранников, и организаторов) было целиком и полностью заслугой Габриэля вертевшего по сторонам головой и то и дело корректирующего их курс. Куромаку, однако, шёл последним, глубоко задумавшись о своём, поэтому ни Габриэль, ни он сам, толком не успели сыграть на опережение. У первых сводов коридора его настойчиво дёрнули за рукав. Сбоку к Куромаку притёрлись две девушки. Та из них, что вытянула руку, сперва улыбнулась, а затем и вовсе рассмеялась.       — Боже, да не пугайтесь вы так! Я просто увидела косплей, классный, кстати, вот спросить и подошла… нам сфоткаться можно? Пожалуйста! Куромаку сощурился, чувствуя, что между каждым сказанным ею словом для него сейчас пролегает целая пропасть. Он думал о том, о чём рассказал им Габриэль, в деталях прокручивал шаги, которые нужно совершить, чтобы не дать Джокеру заполучить карты. И на любое другое даже через силу он сейчас отвлечься не мог. Девушка, стоявшая чуть позади, пристыженно опустила голову вниз и ткнула подругу вбок локтем.       — Ну, Лен, видно же что люди по делам идут и что им некогда, чего лезть тогда? К удивлению Куромаку, вперёд вдруг выступил Зонтик. С показательно вежливой гримасой отгородив его от девушек.       — Слушайте, девочки, мой брат сейчас себя не очень хорошо чувствует. Так что вы лучше с нами фото сделайте и мы побежим, — он кивнул на Пика, на этих словах выгнувшего бровь дугой и Габриэля, задумчиво на своей волне пялившегося куда-то в пустой лестничный пролёт.       — Да-да, конечно! — быстро сориентировалась первая девушка, притянув в кучу сгрудившихся молодых людей и свою робкую подругу, выудившую из кармана телефон. Куромаку наблюдал за всем этим действом со стороны. Зонтик был бледен и едва втягивал в себя воздух носом, приложив руку к груди, но при этом всё равно улыбался и не сказать, что прям фальшиво. «Успокоиться пытается», — понял Куромаку. Толпы Зонтик никогда не любил, всегда у него в них обострялось ощущение уязвимости. Да и с незнакомыми людьми он тоже прежде говорил с больши́м трудом. Но при этом… Куромаку он помог. «Что это? Неужели я ему благодарен? А сам ведь вон как осиновый лист трясётся»       — Ну всё, спасибо, люди добрые! А то по ЗК косплееров редко взрослых встретишь, да ещё и по каким-то AUшкам костюмы делающих. И шрамы, блин, и доспехи такие реалистичные. Это у вас по чьей? Что-то из комиксов фанатских? Или по фанфикам?       — Собственного сочинения, — ответил ей Габриэль, стараясь как можно меньше подозрительно двигать ушами, которые со стороны были восприняты как накладные и даже потроганы пару секунд назад.       — …эм, извините, но вы правда не очень выглядите, у меня с собой таблетки есть, от головы и давления. Ээээ… это разные если что, не одновременного действия. Может нужны? — робко обратила на себя внимание вторая девушка, то и дело посматривающая со смущением на Куромаку.       — Она фанатка егошняя, вот и краснеет, — прыснула первая и потрепала подругу по голове, — ну, Макыча в смысле. А вот его придурком считаю, всю малину моим любимым пиковым булкам обломал. Но чисто визуальный стиль этот, дедовский, с орденами и меха-костюмом из последних глав всё равно у него прикольный. Куромаку поправил очки, даже не понимая в полной мере, что чувствует по поводу того, что в качестве персонажа комикса не оправдал чьих-то надежд.       — Благодарю, но не стоит. После… — он мельком взглянул на Габриэля, — запланированного выступления мы сразу же отбудем домой. Там и отдохну. Когда дав себя всячески полапать и покрутить они попрощались и отошли на приличное расстояние, вторая девушка спросила у первой:       — Слушай, а ты почему у косплеера Пика номер не взяла? Я думала, мы за этим и шли изначально. Просто ты так долго в очереди распиналась, что он в твоём вкусе и… Её подруга хихикнула и приложила ладони к покрасневшим щекам       — Ничё ты не понимаешь, Катька! Засмущалась я перед красотой неземной. Да и вообще, мы правда как-то варварски доколупались, не хотела ещё больше впечатление о себе портить. Поищу в альбомах группы фоточки потом, там наверняка в комментах ссылку кто на профиль прикрутит, тогда ему и напишу.       — Слушай, Лен, а тебе не показалось, что ну…       — М?       — …ну что рука у него и правда ненастоящая?       — Да ну, гонишь. Просто мастер ему делал её хороший. Уточню попозже, кто именно. Вряд ли ж сам еву резал. Или сам? Ухх, сейчас такие рукастые мужики на вес золота, — она, вдруг перестав мечтать, переключилась на подругу — а сама-то! У Курочки своего ненаглядного тоже ж контактов не взяла никаких. Ну признайся, что понравился! Понравился ведь?       — А вот и не буду! Потому что ты надо мной опять смеёшься. Пошли лучше, а то всю речь пропустим. Фениксы обещали же сегодня какую-то новость громкую вроде бы?..       — Ай, ладно. И то верно, погнали. Не провалятся ж эти парни потом от нас сквозь землю.

…

-<8>-

      — Спасибо за помощь, Зонтик.       — …конечно.       — Ты?       — В порядке.       — У тебя руки ходуном ходят.       — Это… ничего. Ничего, Куро. Я тревожился всегда, сколько себя помню. Когда-то сильнее, когда-то слабее и из-за этого… я всю жизнь старался быть аккуратным, старался… вредить людям как можно меньше даже в мелочах. Контролировать свою силу, говорить тише, занимать меньше места в пространстве, быть вежливым до победного, даже когда меня поливали таким дерьмом, что… хаххаха, боже, жалуюсь тебе как старик, прости.       — …всё в порядке. Не извиняйся.       — Но знаешь, я вот что подумал: теперь, когда всё самое страшное, чего я боялся уже произошло, я не буду успокаиваться. Пусть мне и плохо, пусть меня и подкидывает до скрежета в зубах, я просто доберусь до пика всего этого и дам ему со мной произойти. От начала и до конца. Мне ужасно страшно за наш мир, мне страшно из-за того, что я, по словам Габриэля, сейчас должен сделать, чтобы его спасти. Но я это сделаю. Сделаю.       — Тогда идём?       — Да, Куро, идём.

…

-<7>-

      — И что, даже мысли не мелькнуло, что я — простой городской сумасшедший? — криво осклабившись спросил Джокер. Фёдор в ответ покачал головой.       — Нет было конечно, поначалу. Но потом… ну не знаю. Не смог бы, как ты говоришь, «простой городской сумасшедший» выбраться из Карточного Мира с кучей его защит, да ещё и столько всего складного и стыкующегося со словами Пика рассказать. Да и я помню, как однажды изображение карте изменилось. Не один в один, — Фёдор обернулся и окинул его оценивающим взглядом, — но всё равно очень на тебя похоже. Я понятия не имею отчего. То ли правда такие существа, как ты способны возвращаться к жизни и менять облик, то ли Пик наплёл о твоей смерти… ай да всё равно. Всё это — сугубо ваши личные дела. Пользуясь тем, что Фёдор на него не смотрит, Джокер самодовольно ухмыльнулся.       — Ты прав, личные. Его и откровенно нервировала и в то же время забавляла сложившаяся ситуация. Он разрывался между тем, чтобы впасть в истерику и тем, чтобы отпустить момент и поглядеть, что из этого выйдет. А когда в Джокере случилось столкновение двух этих противоречивых настроений он и выдал Фёдору под видом абсурдной шутки самую что ни на есть искреннюю правду. Просто чтобы понаблюдать за чужой реакцией. Если бы Фёдор вдруг понял, какую ошибку допустил, доверившись ему, Джокер возможно был бы и рад. Он спокойно подстроился бы под очередную стрессовую ситуацию, лишь бы не ждать непонятно каких сигналов от вселенной. Промедление его просто убивало, как и очень нехорошее предчувствие. Вне той маленькой серой комнаты будто бы возобновился обратный отсчёт. Но до чего?.. В то же время — не очень-то и хотелось рисковать и испытывать на себе силу чужой магии. И хотя, глядя на Фёдора, можно было предположить, что кроме исцеления он ничего и не умеет, Джокер прекрасно знал, что не стоит недооценивать сильного мага, загнанного в угол. А ещё Джокер понял вот что: Фёдор даже с предоставленными ему подсказками, даже с тем, что он и сам прекрасно замечал явные противоречия в рассказанной истории, не хотел в ней до конца разбираться. Почувствовав, что с его плеч, наконец, свалится тяжкий груз, он мигом решил довериться первому встречному, связанному с картами и его секретом. Это было сильно заметно. И играло Джокеру на руку, чего уж греха таить. После того как они вынесли всё, что было нужно на продажу и Фёдор десять раз подряд поздоровался со всеми, с кем только мог, они двинулись на сцену. На удивлённый взгляд Фёдора и вопрос о том, почему Джокер везде ходит за ним по пятам, тот состроив (настолько, насколько мог) непринуждённый вид выдал: «А почему нет? Раз уж я тут, прослежу, чтобы ни с тобой, ни с картами ничего не случилось» «А оно может?» — с опаской переспросил Фёдор. «Кто ж знает. Будущее — крайне вариативная штука», — хитро сощурился Джокер, радуясь тому, что смог предупредить неудобные ему расспросы. Его едва не трясло от усталости и нервов. Этот короткий марш-бросок из Карточного Мира на Землю вымотал его, он чудом не погиб. Но смерть-смертью, она маячила за спиной Джокера в любую секунду его повседневной жизни и спустя столько-то лет не удивляла, а вот потерю магии, которая прежде его об этой смерти предупреждала, переживать было ужасно тяжело. Ну то есть да, сначала-то Джокер порадовался тому, что кошмары отступили, однако то было не спасение. Куда страшнее кошмаров молчание. Пустота, там, где прежде было буйство красок, сигналящих об опасности. Без них Джокер уже не чувствовал себя хозяином положения. А ещё план… становился слишком уж размытым. Джокер знал, что ему нужно забрать карты и силу, что они накопили за эти года, но что дальше? Искренне говоря, он никогда и не думал, что сможет добраться сюда. Вдруг Джокер хлопнул себя ладонями по щекам. Так сильно, что аж в ушах зазвенело. Нет, он не имел права сдаться. Не перед самым концом. Не после того, что уже натворил. Джокер зажмурился от обдающей его виски ауры мигрени — но никаких видений она за собою не повлекла. Простая человеческая боль и ничего сверх этого. Всё как-нибудь выправится. Он сообразит, что нужно сделать, когда вернётся обратно в Карточный Мир. Карточный Мир… Джокер сморщился, впервые сегодня вспомнив нечто крайне неприятное. Старшие карты наверняка отправились на Землю, вслед за ним. В этом он был уверен и безо всякой магии. И лишь вопрос времени как скоро они найдут его и что смогут ему противопоставить. А ведь сейчас он в очень уязвимом положении. Что делать — толком не знает; физически — чувствует себя не так уж и погано, однако Фёдора никто не учил пользоваться магией. Всё, что он сделал — сделал по чистому наитию и не было гарантии, что плетение колдовства такого рода не разойдётся при малейшем дуновении ветра. Не говоря уж и о реальном сражении. «Один раз они тебя чуть не убили», — ядовито зашептал внутренний голос, — «а на этот точно завершат начатое. У тебя больше нет никаких козырей в рукавах, но и карты ты отобрать силой не можешь. Ждать. Ты можешь только ждать, но по твою душу придут раньше» На сцене уже настроили свет. Поставили стул, рядом с ним — вежливо на всякий случай бутылку с водой. Придвинули стойку для микрофона, но тяжёлый красный занавес всё ещё держали закрытым. Джокер осторожно подошёл к нему, пока Фёдор возился с последними приготовлениями и чуть сдвинув штору выглянул в зрительский зал. Люди уже сидели на местах, в полумраке и только аварийные лампы выхватывали из общей массы чьи-то отдельные лица. Было слышно, как они негромко разговаривают и в воздухе витало что-то эдакое… Торжественное. Предвкушающее. Ну и, конечно же, лакированное дерево с вбитой в него пылью — старинная смесь, коей пахнут все без исключения советские дома культуры.       — Всё готово, — сказал ему Фёдор и легонько коснулся плеча Джокера, — подожди меня за кулисами и на перерыве я… Джокер не услышал, почувствовал движение за их спинами, замер на мгновение, а затем, сгруппировавшись отскочил в сторону. Этот манёвр он совершил в самый последний момент, и пуля размолола ему щёку, чиркнув по касательной. Но лишь по касательной. В один из глаз ему попали капли крови, и Джокер непроизвольно зажмурился, не ощущая ещё из-за шока боль. Но когда он вновь открыл глаза, то на ощупь уже успел отступить к противоположной стороне сцены. С того места, где он прежде находился, на него смотрел Куромаку, схвативший Фёдора под руку. Из дула пистолета направленного в сторону Джокера струился дым, но несмотря на то, что он выстрелил, ни единого звука так и не прозвучало. Джокер скривился и громко, даже не наигранно вздохнул. Он так, блин, и знал. В отражении лезвия меча, который он проворно выхватил, мелькнули напряжённое и испуганное лица.       — Кого я вижу… трефовый король. Ну что ж, так даже лучше! Без тебя это всё равно начало скатываться в дикое уныние.

…

-<6>-

Сцена была, конечно, фееричная. Джокер, улыбающийся так, словно он лишился последних остатков рассудка, сжимал дрожащей от напряжения рукой меч; Куромаку смотрел на него не менее затравленным и безумным взглядом. А между ними двумя, встрявший по воле случая, замер ничего не понимающий Фёдор.       — А я-то всё думал, кто из вас сюда явится. Хотя… глупо полагать, что ты тут один. Скорее всего, остальные прячутся где-то неподалёку. Что, небось, убили кого-то ради открытия портала, а? — Джокер вскинул голову и показал свой оскал во всей его красе. Его выражение лица мигом потеряло всякую человеческую составляющую. Мирный план решения ситуации с треском провалился и теперь Джокеру не было смысла разыгрывать из себя учтивость. Хотя, откровенно говоря, чего-то подобного он же и ожидал. Нет, даже не так, предвкушал скорее. Жизненный опыт не раз доказывал Джокеру, что в исправлении косяков судьбы никогда не было и не будет простых решений, которые не касались бы противостояния с правителями Карточного Мира. Прямого или косвенного. Удивительно, но при своём невысоком росте Джокер умудрялся так презрительно исподлобья глядеть на своих противников, будто он смотрел на них снизу вверх. Как на каких-то бесполезных блох, не иначе. Куромаку тем временем молча оттеснил Фёдора к себе за спину, не отпуская его запястья. Он пытался дышать медленнее, не поддаваться на провокации, чтобы не давать Джокеру повода воспользоваться его колдовством. Но всё это удавалось Куромаку с большим трудом. Эта сволочь прекрасно нащупывала чужие больные места, как и то, с какой силой в них нужно бить. Из-за промелькнувшего отвращения на лице серого короля Джокер торжествующее осклабился.       — Значит, я угадал? Могу предположить, что в расход пустили бубнового короля. Ну, одним убиенным больше, одним меньше. Делов-то? Он бы всё равно долго не протянул. Не то чтобы вы все когда-нибудь ценили человеческие жизни, конечно. Но, это — кровь ещё одного, на твоих руках.       — Какого чёрта здесь происходит?! — зашипел Фёдор на ухо Куромаку, испуганно таращась на разглагольствующего Джокера.       — Ты не отдал ему карты?       — Не успел, но… Они обменялись короткими взглядами. Фёдор всматривался в черты лица Куромаку так же, как и он пару часов назад и, кажется, не мог до конца осознать кто же перед ним сейчас. Куромаку был молод, но его глаза были глазами человека то ещё за жизнь повидавшего. Они оба сильно выросли и изменились. Это чувствовалось.       — Кстати, о руках… Когда Куромаку вновь попытался вскинуть руку, Джокер предупреждающе похлопал маротту и второй генератор, висевшие на его поясе.       — Нет-нет-нет, не советую. Выстрелишь ещё раз… Джокер мгновенно схватился за верёвку занавеса и дёрнул на себя, распахивая его.       — …и я их всех уничтожу к чёртовой матери. На сцену из прожекторов ударил ослепительный свет и сотни глаз устремились на трёх застывших на сцене людей.       — Аплодисменты, дамы и господа! Вы застали величайший день «Земли Королей», грандиозный финал, саму её развязку! Джокер выкрикнул всё это в толпу с маниакальной радостью, передав им всё своё возбуждение. Всё своё торжество от предвкушения лёгкой победы. И зал взревел ему в ответ. И до сей поры после выстрела они говорили громко. Достаточно громко, чтобы их услышали люди. И они, видимо, подумали что это такой перформанс. Шоу. Выступление. Сценка косплееров, неведомо как умудрившихся договориться с самим автором комикса. Который, к слову, испуг играл до ужаса правдоподобно. Джокеру эта путаница была на руку. Он мог кинуться к Куромаку и Фёдору в тот самый момент, когда на них направили прожектор — за ярким светом они растерялись бы на мгновение, но его было достаточно, чтобы убить или серьёзно ранить кого-нибудь из них. «Почему он, блять, не стреляет?!

«Чего он, чёрт его дери, дожидается?!»

«Боится, что я успею что-то выкинуть? У него, как у меня магия, закончились патроны?» Поведение Куромаку не вписывалось в рамки понимания Джокера и он с опаской, как дикое животное, пригнув голову, смотрел на него. Справедливо было и обратное.       — Будешь защищать своего дорогого Создателя, трефовый король? — наконец заговорил Джокер, начавший медленно обходить сцену по краю, — а во второй раз рука не дрогнет? Ты же… Джокер улыбнулся так широко, что его змеиные глаза стали едва различимы.       — …в прошлый раз меня и не добил. У существа, что олицетворяет решительность её в самый ответственный момент не хватило. Просто уморительно. Джокер тонко захихикал, абсолютно неуместно в сложившейся ситуации. Как правило, смех облегчал ему боль и чем громче он смеялся — тем меньше слышал свои собственные пугающие мысли. Но сейчас, с раной на боку, это его «обезболивающее» делало только хуже. Физическая боль отрезвила его, но ненамного. Интересно, отдавал ли он себе отчет в том, как далеко зашло его безумие? Куромаку молчал, оттесняя Фёдора к другой стороне кулис, а Джокер, припадая на правую ногу неспешно шёл за ними. Клинок блестел в свете софитов, крепко сжатый в его кулаке. Жало под стать смертоносной гадюке. «Сволочь», — беззвучно через зубы пропустил Куромаку с ненавистью глядя на Джокера. Тот глядел на него в ответ с такой омерзительной смешинкой в глазах, с такой дикой издёвкой… он прекрасно понимал, что и зачем делает, чёртов манипулятор. Но, кажется, презрение Куромаку, как и презрение любого из тех, кого он нарёк своими врагами, мало Джокера трогало.       — Насчёт дрогнувшей руки — это ты зря. Какой-то странной театральностью был пропитан этот самый момент. Джокер и Куромаку говорили патетично, скалясь и хмуря брови. Оба играя будто они — реальные актёры. Будто бы и не связывал их порочный клуб ненависти и будто и не хотели они друг друга в самом деле убить. Так, понарошку, на публику. И оба — и тянули, и тянули свои речи, косясь в стороны. Джокер — потому что, не видя образа будущего, ожидал подвоха исподтишка, Куромаку — потому что ждал условленного сигнала.       — Если не ты, то кто ж? — Джокер с ехидством обернулся на притихшую толпу, неспособный уже различить в мутной каше безумия их лица, — что-то я не вижу здесь желающих. А сила Чёрного Джокера против меня бесполезна. Блеф. Какой же откровенный. Но пусть Фёдор даже и не пытается. Куромаку почувствовал, как на его запястье отпечатываются точно на пластилине пять крепких пальцев. Он мельком взглянул на Фёдора.       — Люди не должны пострадать, — одними губами произнёс он.       — Мы это предусмотрели, — столь же тихо ответил ему Куромаку и вдруг снова повысил голос, повторяя, — нет, с тобой буду сражаться не я. Джокер скептически хмыкнул. Он выбрал наиболее удобную позицию для атаки и больше не видел смысла ждать.       — Совесть будет мучить меня до скончания веков, за то, что я убил безоружного, но, что ж ты сам напросился, — Джокер поднял меч и замахнулся им, но тогда…       — …если тебе так нужно оружие, — раздался подле Куромаку и Фёдора низкий, ледяной голос, — я его тебе обеспечу. Из-за сцены в сторону Джокера вылетела обмотанная тонкой цепью алебарда и прошла буквально в миллиметре от его лица. Джокер, едва не потерявший равновесие от резко поднятой волны воздуха, шокировано уставился на кровь на своих пальцах, а затем на Зонтика, вышедшего из-за кулисы.       — Этого… не было в видениях…       — И не будет, — резко ответил Зонтик, мотнув алебарду к себе и рванув к Джокеру напрямик. Куромаку же, вцепившись в плечо Фёдора, утащил его за кулисы, где они почти сразу же оба налетели на поджидающего их Габриэля.

…

-<5>-

      — О, Создатель! Давненько не виделись. Габриэль улыбался Фёдору как ни в чём не бывало. Приветливо и тепло. Так, что, казалось, — шум по ту сторону кулис его не особенно пугал или раздражал.       — Ты… вы!.. Фёдор набрал побольше воздуха в лёгкие, чтобы высказать от начала и до конца, что он обо всём происходящем балагане думает, но Габриэль проворно сцапал его ладонями за щёки, не давая произнести ни слова.       — Не-не-не, ругаться будешь потом, нам нужно к порталу. Он пихнул Куромаку, тот потянул за собой Фёдора, упирающегося в старый паркетный пол обеими ногами.       — А как же люди? Мы что, оставим их с этим психопатом?       — Зонтик разберётся.       — Зонтик? Ты уверен? — закричал Фёдор, проскакивая через две-три ступеньки лестницы сразу. За ним с грохотом неслись, перемахивая через целые пролёты и его клоны.       — Более чем, — сухо отчеканил Куромаку, распахивая перед Фёдором и Габриэлем дверь, — ты сам видел в каком Зонтик состоянии. Если Джокера сейчас кто и может остановить, то только он. Фёдора его слова совершенно не убедили.       — Уууу, я знал! Я так и знал, что так и будет! Ну с вами же никогда по-нормальному. Никак! — всё убивался он, даже тогда, когда они успели добраться до места назначения.       — Мы — твои клоны, так что если на кого и хочешь пенять за сегодняшнее, то пеняй на себя. Фёдор вскрикнул, едва не подскочив от тяжёлого голоса Пика на месте. Тот хмуро глядел на своего Создателя из темноты, скрестив руки на груди и сверкая алыми глазами.       — А он что тут делает?! Ты меня добить пришёл или- Пик фыркнул, похоже, довольный тем, как одним своим видом он умудрился насмерть перепугать Фёдора.       — Да больно ты мне нужен. Я тут только ради семьи, — он перевёл взгляд на Габриэля и постучал ботинком по полу в месте, которое было обведено мелом, — тут пересекается бó‎льшая часть магических нитей.       — Отлично! Тогда вот, берите генераторы и раскладывайте так, как я вам до этого объяснял. А ты, Создатель… Габриэль с хлопком сложил ладони, втянул воздух носом и, усадив Фёдора рядом с собой в центр мелового круга, начал тараторить:       —Если вкратце ситуация у нас такая: мы пришли сюда за Джокером, который на самом деле не Джокер, и который типа хотел нас убить иииии поэтому попросил у тебя карты, которые ты ему не дал… Габриэль со свистом втянул ещё больше воздуха и ускорился.       — А пока Зонтик его отвлекает, Пик и Куро откроют портал домой. Но для этого тебе нужно отдать всю джокеровскую силу, после — мы уйдем, а ну и антагониста нашего с собой прихватим. Я вроде всё доходчиво объяснил? Габриэль в поисках поддержки обернулся к Пику, тот не отрываясь от своего занятия показал ему большой палец.       — А я знал, что он не настоящий Джокер, поэтому время и тянул, — неожиданно выдал Фёдор, — ждал, пока вы задницы свои сюда соизволите притащить, потому что чувствовал, что вы где-то здесь, в городе.       — Да неужели. И как понял-то? — усмехнулся Пик.       — Ты меня за дурака не держи!       — Ты с этим сам прекрасно справляешься.       — Ах вот как? «Как узнал»? Вообще, я просто не поверил, что у тебя может быть такой отец, но после этих твоих слов думаю вот, а может, как раз таки всё было наоборот и именно из-за этого ты и вырос такой занозой в….       — Фёдор! — пронзительно вскрикнул Габриэль и нахмурился, состроив суровое лицо, — не отвлекайся. И ты, Пик, не дразни его. Все спешно вернулись к своим занятиям. Фёдор продолжил:       — … и карты — ладно, может и хорошо, что на Земле их больше не будет, но вот магия… вы совсем оборзели столько у меня забирать?! И это после всего того, что я и так вам уже отдал. Габриэль переменил свой тон на мягкий, успокаивающий. Взял руки Фёдора в свои.       — Понимаю, что удобно. Понимаю. И исцелить, и навести иллюзию можно, если потребуется. Но если решишь оставить себе эту силу, от карт точно не избавишься. Ну-ка, давай, ладонь. Положи её сюда, колоду туда. Вот так. Теперь мы будем читать формулу, повторяй за мной. Фёдор поколебавшись всё же закрыл глаза, и как и Габриэль, стал говорить на неизвестном ему языке. Тогда вокруг них взвились искорки магии, задрожали по краям круга генераторы, вновь наполняющиеся энергией. Затрещали, точно под напряжением, карты в металлической коробочке, которые теперь лежали на полу. Портал под ними всеми открылся в первый раз, засветив магические нити, клубившиеся вокруг. И Габриэля, и Фёдора, и Куромаку и Пика перенесло из технического помещения за второй занавес, тот что скрывал заднюю часть сцены, реквизит и оборудование на ней. А затем за ними высветился и второй портал, сияющий лазурью. Этот уже точно вёл в Карточный Мир. Пик, услышав грохот и голос Зонтика на сцене, рванулся было ему на помощь, но Габриэль свободной рукой сцапал его за рукав и закричал:       — Нет, верь в него, Пик! Он всё должен сделать сам, иначе… ничего у нас не получится! И следите за тем, чтобы не разорвался круг! Магия сейчас очень нестабильна.

…

-<4>-

В какой момент всё происходящее стремительно полетело под откос? Цепь зазвенела по полу и рванула обратно к Зонтику. А древко алебарды он перехватил в ту самую секунду, когда вновь бросился в атаку. Джокеру ничего не оставалось, кроме как спешно отступить. Все его шаги были чётко выверены — одни сплошные парирования, сдерживание нападающего на максимально удобной для него дистанции. Всё же было нормально. У меня всё до сих пор получалось. Так какого же хрена?! Джокер вновь отпрянул от острия алебарды и изо всех сил стиснул зубы. Он начинал переживать. Может быть, настала его «стрессовая точка»? Та самая, в которой побеждающий в забеге человек перед самым финишем начинает нещадно сдавать позиции. Потому, что его мозг насильно сбавляет обороты и делает по-тупому безразличным к результату всех стараний и трудов, пытаясь спасти хоть какие-то ресурсы организма. Даже если труды эти были колоссальны. Хотя, может быть, дело было и в том, что тот, ради кого Джокер так отчаянно старался, всеми силами сопротивлялся своему спасению. Джокер сильно поменялся в лице. Больше в нём не осталось глума или надменности. Да как же Зонтик не понимает?! Хорошо, что Джокеру не обязательно говорить вслух, чтобы его услышали. Меньше всего он сейчас хотел сбивать себе дыхание и выставлять личную драму напоказ стольким зрителям. «Слушай, Зонтик, я знаю, что у нас… не лучший период в отношениях, но он же почти закончился» Ноль реакции с противоположной стороны и Джокер попытался донести эту мысль снова. «Да, может, я и перегнул палку, и во многом виноват, но я ведь стараюсь и для тебя тоже!» Но Зонтик молчал, и спустя пару ударов голос Джокера зазвенел ещё отчаяннее. «Да послушай же меня!» Зонтик чертыхнулся, но почти тут же задвигался ещё быстрее. Его всего перекосило в жуткой гримасе. Той, что он, пожалуй, за всю свою жизнь никогда и ни при ком не выдавал. Дикая смесь расстройства и отвращения. «Я и так слушал тебя слишком долго. И к чему нас обоих это привело?!» Алебардист и мечник — неравная в бою пара. Ведь любое древковое оружие превосходит холодное. Во-первых, потому, что у него больше радиус поражения. Во-вторых, потому, что выше убойная сила. Остриём можно наносить глубокие колотые раны, а топором — дробить кости человеку и в доспехах, что уж говорить про тех, кто бьётся без них? Главное только алебардисту не подпускать к себе никого, достаточно поехавшего, решившегося бы сократить между ними дистанцию и вогнать ему меч под рёбра. Однако, даже в силу их разницы в опыте, имея такую возможность, Джокер не желал вредить Зонтику и сражался не в полную силу, а вот Зонтик — напротив. Да к тому же ему ещё и помогала магия. Он не давал Джокеру ни минуты продыху. Казалось — ещё мгновение и Зонтик потеряет терпение окончательно, переломит алебарду пополам и начнёт орудовать ею точно дубиной, лишь бы наконец ощутить силу ударов по чужому телу. Он был очень зол, а Джокер — всё ещё слаб из-за вчерашнего ранения. Когда Зонтик впервые задел Джокера, на фоне как по команде взорвался свистом и криками зал. Они всё ещё считали происходящее простым шоу. Но ни Зонтику, ни тем более уж Джокеру не было до людей теперь никакого дела. В какой-то момент Джокер выскочил вперёд, прямо Зонтику под ноги. Он смог свалить его на одно колено, но Зонтик так проворно крутанул алебарду в ладонях и ударил ею вниз, что успел сбить его бренчащую шапку. Она отлетела на край сцены, а им обоим пришлось торопливо и неуклюже подниматься. Бой хоть был и недолгим, но шёл в бешенном темпе и жарко, так что они успели хорошенько друг-друга травмировать и измотать. Но вдруг раздался треск неподалёку и Джокер, ощутив всеми фибрами концентрированную магию за собой, дёрнулся в сторону. За кулисами появился портал. Этого и Зонтик и ждал. Он замахнулся алебардой, точно шестом и Джокер в последний момент, поднырнув под неё, успел заблокировать удар, плашмя приставив меч к древку, схватившись за него обеими руками. Зонтик давил всё сильнее и сильнее и ладони Джокера в кровь резало лезвие. Он, рыча, прогибался к полу, и, в конце концов, потеряв под собой опору, сложился под ударом. Все его рёбра сдавило, глухо загудел пол. Но даже если его и победили, это же был Зонтик. Джокер знал его как свои пять пальцев. И как он и предсказывал — стоило ему очутиться на земле, Зонтик лишь приставил лезвие топора к его шее, никак её не повредив.       — Ладно-ладно, — тут же вскрикнул Джокер уже вслух, — ты победил! Я оставлю их в покое, пусть забирают карты! И возвращаются в свой родной мир! «А мы с тобой останемся здесь, что скажешь?», — а вот последнее предложение раздалось персонально у Зонтика в голове. Джокер загнанно дышал, обливаясь потом, сжав израненные руки в кулаки. Сердце бешено колотилось в его груди. От страха. Так не должно было быть! Я не видел всего этого заранее! Не могу же я и правда в самый последний момент проиграть?.. Джокер ещё не восстановил свои силы после предыдущего ранения и не мог как следует дать отпор. Поэтому оставалось только прибегнуть к хитрости, подловить Зонтика на разговоре и обезвредить. Тогда всё получится. Оба короля ему — не помеха. Лишь бы только Зонтик ему поверил. Он сказал, что отпустит правителей Карточного Мира обратно? Ха! А самому, что тогда, довольствоваться этой отвратительной и непредсказуемой Землёй? Ну уж нет. Не после того, сколько сил он убил на воплощение в реальность своей идиллии из снов. Зонтик сощурился и поглядел на него. Его короткие волосы, как и занавес колыхал ветер, созданный тягой из портала.       — Прекрасные слова, Джокер, да только вот твои мысли… — он, опережая чужой манёвр выбил меч из вцепившийся в него руки, — как жаль, что я теперь до последней их слышу! Джокеру пришлось приложить невероятные усилия для того, чтобы подобраться и перекатиться в сторону. Он даже успел подскочить на ноги, но несмотря на вновь обретённую почву под ними, слова Зонтика будто бы выбили из неё всякую устойчивость. Он слышал всё? Он знал? Как много, как давно?! Джокера с головой захлестнула паника и только в последний момент, взглянув на выражение лица Зонтика, он понял, как фатально ошибся, дав волю своим негативным эмоциям. Зонтик усмехнулся. Почти один в один, как это обычно делал сам Джокер. Воистину, у тех, кого долго любим, мы заимствуем очень многое. В его руках вспыхнула лазурная нить и Джокер понял, что замер он, скованный по рукам и ногам отнюдь не из-за страха.       — Думал, ты один так умеешь? Как ты там однажды сказал мне?.. — Зонтик обнажил клыки, ничуть не менее острые, чем у самого Джокера, — прости меня, но я хочу, чтобы ты знал… Он перевернул алебарду и со всего размаху ударил тупым её концом Джокера, потерявшего равновесие.       — …я всё делаю правильно. Занавес распахнулся за спиной Джокера и поглотил его в мгновение ока. Так, что в зрительном зале ни одна живая душа не увидела за ним портал. Но Джокер, в отличие от них, ощущал всё происходящее точно в замедленной съёмке. Он падал спиной вперёд, вытянув к Зонтику руки, и смотрел на него, смотрел, смотрел… В ореоле света, воинственный, серьёзный, ненавидящий его. И всё-таки Джокер не мог не признать: даже таким, его Зонтик был прекрасен. Кувыркнувшись пару раз Джокер абсолютно бесшумно влетел в мерцающий портал и исчез в Карточном Мире. Их с Зонтиком бой в реальном времени занял всего пару минут, а его кульминация — считаные секунды, поэтому никто и не успел помешать им. Не появилось ни организаторов, ни прочих, способных разнять их людей. Никто ничего не заподозрил. Зонтик резко выпрямился, обернулся на зрителей и вдруг поклонился им до самой земли. Подобрал саблю, которую Джокер выпустил из рук, закинул на плечо алебарду и под гром аплодисментов, лавиной нисходящих от лож до партера прыгнул за ним следом. Таково было единственное явление клонов народу.

…

-<3>-

Зонтик появился в их поле зрения внезапно. Кинув на Фёдора мимолётный взгляд, он молча утёр с носа кровь и прыгнул в портал вслед за Джокером. Тогда Габриэль поторопил и остальных.       — Куро, Пик, ваша очередь! Куромаку коротко кивнул Пику и они оба обернулись к своему создателю.       — Прощай, Фёдор. Раз уж над тобой больше не висит никакого проклятия, теперь твоя жизнь наладится. Проживи её хорошо.       — Хотел бы сказать, что и он, но я не такой сентиментальный. Уже одно прекрасно — что мы с этих пор больше не будем зависеть от Земли. Фёдор посмотрел на исчезнувших в портале клонов, а затем перевёл ошарашенный взгляд на Габриэля.       — Что?.. Как это?       — А ты думал, тот, кто назвал себя Джокером, солгал тебе? — спросил, поднимаясь на ноги Габриэль, — нет, в этом одном он оказался прав. Магии в картах теперь достаточно, чтобы наш мир стал полноценным. Не уверен, правда, что именно с ним по итогу станет. Преобразится ли он в планету и зависнет в какой-нибудь из солнечных систем, или появится на уже существующей с её экосистемой. Но да. С Земли к нам больше не будет хода в ближайшие тысячелетия. По меньшей мере до эры космической экспансии. И раз проблема с ограниченными ресурсами сама себя исчерпала, то и Пик решил больше к вам сюда не рваться. Давай закончим ритуал. Габриэль открыл мерцающую металлическую коробочку и достал оттуда карту Чёрного Джокера, вложил её в руку Фёдору и согнул его пальцы, так, чтобы он её сжал.       — Говори, Создатель. Ты сам поймёшь, что именно. Фёдор севшим голосом начал:       — Я отказываюсь от силы карт и силы Чёрного Джокера…       — Хорошо, дальше.       — … и отдаю всё, что взял, колоде. Габриэль испустил облегчённый вздох, оставшаяся часть колоды хрустнула в его побелевших пальцах.       — Мне тоже пора идти.       — Но, Габриэль, а зрители?       — Они не пострадали и, более того, довольны талантливым выступлением.       — Да каким же талантливым это же просто… А затем Фёдор внезапно понял.       — Из-за магии, да? Они видели не совсем то, что было на самом деле. Габриэль кивнул.       — Подкорректировал пару моментов, чтобы совпало с твоей книгой. Можешь считать это небольшой компенсацией напоследок.       — Постой, но как же клоны? Вы не погибнете без моей жизненной силы? А что, если случится что-то, с чем вы не сможете справиться? Что, если вам понадобится помощь со стороны? И что… мне самому без вас делать? Габриэль сперва одарил Фёдора долгим многозначительным взглядом, но затем его бесстрастное лицо вдруг тронула тёплая улыбка.       — Всё верно. Больше мы ни с Землёй, ни с тобой никогда не встретимся. Однако, — Габриэль наклонился к плечу Фёдора, — даже если ты теперь и не Чёрный Джокер, ты всё ещё наш Создатель и тот, кто помог спасти наш мир. Так что сегодня, отпуская эту историю, подними голову. И, чтобы не случилось в твоей жизни, не забывай — ты творец целой вселенной. Хорошей, плохой ли? Это уже будут судить те, кто за ней наблюдал. Твоя роль в ней окончена. Отныне ты можешь жить свободно, без нас. Немного помолчав он продолжил:       — Ради тебя сегодня собралось столько людей. И весь этот путь ты прошёл сам, от начала и до конца. Мы тут совершенно ни причём. Не забывай это. А насчёт последнего, ты — талантливый шоумен. Придумаешь что-нибудь. Впервые Фёдор смог после этих слов взглянуть на него по-другому. Увидеть дальше того, что обычно Габриэль людям показывал, и от этого Фёдору он показался незнакомцем. Тогда его осенило.       — Ты ведь с самого начала был… Он произнёс имя, утонувшее в ворохе помех. Имя, которое всё это время было ключом к происходящему и расставило наконец все точки над «и». Имя, которое вырвалось из уст Фёдора как утверждение, а не вопрос и вызвало улыбку на губах Габриэля.       — Давно же я его не слышал. Моё ли оно? Давай лучше спишем эту деталь на открытый финал. Прощай, Создатель, и будь счастлив. Портал схлопнулся, разметав вокруг себя вещи, всколыхнулись кулисы, погас свет и в следующий миг люди увидели посреди сцены Фёдора с включённым микрофоном в руках.

…

-<2>-

Перед его взглядом поверх затихшего зала всё ещё плясали разноцветные блики от вспышки магии. Десятки людей, замерев, приковали к нему своё внимание. Фёдор улыбнулся, сначала несколько неловко, а затем взяла вверх годами заученная привычка, и его улыбка стала шире. Он поудобнее перехватил микрофон и громко произнёс:       — Хэй, народ! Спасибо за то, что пришли сегодня, для студии и лично для меня это очень важно. Ну, как вам шоу? Крышесносно вышло, верно? Он всё ещё был сбит с толку происходящим, однако быстро взял себя в руки. Ага, а проверни всё клоны менее удачно и «крышесносно» было бы им всем тут вполне буквально. Недолго, но ему зааплодировали. Хлопки быстро утихли, потому что люди ждали, что он скажет дальше. Фёдор растерянно взглянул на шапку с бубенчиками, валяющуюся неподалёку. Нет, ему это всё точно не примерещилось. Он уже видел боковым зрением, как смотрят на него с первых рядов организаторши сходки и от этого впору было перекреститься. Одна из них развела руки в стороны с молчаливым вопросом «чё за херня это была, чел?» А вторая провела пальцем по горлу, имея в виду, что им всем хана, если арендодатели помещения узнают, что за неоговоренная заранее дичь у них тут сейчас творилась. Очень хотелось надеяться, что хотя бы на камеру никто ничего не снимал. Что может быть, Габриэль позаботился и об этом, но это было из разряда каких-то уж совсем бесплотных мечт. Блин, столько же гадостей потом в комментариях понапишут… Ай, ладно, это всё уже проблемы завтрашнего Фёдора, не сегодняшнего. Он наклонился к шаперону, подобрал его за один из колокольчиков и взял в руку на манер того, как обычно, берут актёры в пьесах череп Гамлета. Задумчиво на него воззрился.       — Знаете, эта история с картами началась очень давно и каждый год, что я над ней сидел, мне всё казалось, что конец её никогда не настанет. Том за томом, страница за страницей, я работал над ней, идей становилось больше… а ещё так странно понимать, куда персонажи от Фх9 в плане их развития в сюжете пришли сейчас. Поймав нужную ему волну в размышлениях, он говорил всё увереннее. Проступил в голосе и энтузиазм.       — И всё это нелёгкое время меня поддерживала семья, друзья, коллеги и, конечно же, вы, ребята! За что и я, и люди, помогавшие мне делать комикс, вам очень благодарны. Но знаете, возможно, к новости, которой мы хотели с вами сегодня поделиться, даже и не нужно долгое вступление. О моём детстве, визуальных экспериментах на страницах комикса или о чём там я обычно люблю с вами разговаривать… Фёдор рассмеялся. Впервые за долгие годы он поймал себя на мысли, что всё, что этим вечером не произошло, произошло к лучшему.       — …думаю, она скажет всё сама за себя. Последние несколько лет это был наш небольшой студийный секрет, да и не хотелось, так сказать, загадывать заранее, но очень удачно сошлись звёзды и… Фёдор обернулся на вспыхнувший экран позади себя и чуть улыбнулся, махнув рукой. Тут же картинка переменилась на золотое лого.       — Неделю назад мы отпечатали первую партию Финального Тома Земли Королей, а с сегодняшнего дня он выходит в продажу! На эмоциях он вскинул руку вверх и шаперон Джокера звеня вылетел из его пальцев. После стольких лет тяжёлой работы; довольства тем, что получается писать историю; выгораний; надежды; страха, что всё пошло не так, как изначально планировалось; после сегодняшнего вечера с его разгоном неоднозначного спектра эмоций от стыда до радости, за то, что всё у клонов наладилось, что они и без его участия теперь будут живы, всё это исчезло в один миг. Сердце у Фёдора больше не болело. Теперь Карточный Мир не забирал его силы для того, чтобы жить. И больше никогда не будет. А клоны? Также как он в это мгновение поверил в себя, Фёдору вдруг захотелось поверить и в них. И с какими трудностями бы не столкнулись, они со всем разберутся. В этом он, даже и без слов Габриэля был отчего-то уверен. Люди поднимались на ноги, хлопали, кто-то даже закричал и засвистел с задних рядов, но Фёдор из-за шума толпы и не услышал, что именно. Софиты слепили его, высвечивали лица, но последними крупицами испаряющейся магии он чувствовал их эмоции, понимал, что они улыбаются ему и он сам искренне улыбался им в ответ. Его захлестнули такие облегчение и эйфория, что сложно было передать словами. Карта Чёрного Джокера в его руках вдруг скрючилась и посерела от старости, приняв свой изначальный облик. Теперь вместо портрета Фёдора на ней была обычная игральная масть и тусклая буква «J», выведенная от руки.       — Свободен, — прошептал Фёдор одними губами и улыбнулся ещё шире, — я наконец-то свободен. Пожалуй, сегодняшний день преподнёс ему даже бó‎льший подарок, чем тот, на который он изначально рассчитывал, закончив последнюю страницу комикса.

…

-<1>-

Нет, гравитация, эта ёбанная сука, его точно ненавидела. Ворвавшись в портал, Джокер кубарем прокатился по земле, перелетев сам через себя минимум пять раз, и остановился только со всего маху саданувшись обо что-то очень и очень твёрдое. Если вести точный подсчёт, выходило примерно так: в Яму на каторге он упал, упал и в реку, соединяющую границы Империи и Зонтопии, потом — когда отбирал у серого короля генератор. Вот и сейчас то же самое. От боли Джокер завизжал нечеловечьим голосом, но крики мало помогали в таких ситуациях. Он сгорбился, схватившись за плечи, в его голове его по ощущениям что-то кроваво лопалось, хотя на самом деле кровь была только на его руках. Сквозь ткань перчаток пальцами он оставлял синяки на тонкой коже, но и это не умаляло мига его страданий. Память… стремительно ускользала от него. Резко хрустнуло что-то за ушами и он стал видеть очень плохо, как сквозь замыленное стекло. Джокер не понимал, что с ним происходит, но организм, изморённый годами скотского к нему отношения, перегруженный прежде магией, дважды за сегодня побывавший на грани смерти и в порталах просто отказывался функционировать дальше. Наступила отдача. Что ж, возможно, и следовало ожидать чего-то подобного. В конце концов, никто из нас не вечен, какими бы знаниями не обладал и к какой бы благой, по его мнению цели, не стремился. Но Джокер не умер на месте, как сам того ожидал. Даже сквозь тошноту и агонию он нашёл силы встать, опереться спиной на холодный мрамор подле себя. Если тело болит, значит, он ещё жив. Жив. Джокер снова очутился в Карточном Мире, однако теперь его он узнавал с трудом. По пустой гладкой равнине, сплошь усыпанной чёрным песком, гуляла, грохоча, буря. Сухая и горячая, без капли дождя она колола и терзала кожу, лезла в волосы и глаза. Дышать в ней выходило с большим трудом — ветер свирепствовал с такой разрушительной силой, что Джокер едва мог держаться на ногах. Серебряный браслет на одном из его запястий, том самом, которым он закрылся от удара, треснул ровно посередине и вся вязанка бубенцов, прежде прикреплённая к нему, отлетела, растворяясь во мгле. Разодралась на запястье ткань и кожа. Джокер как заранее знал, что браслеты ему пригодятся. Глаза его теперь почти не видели, как и уши не слышали, онемели и похолодевшие руки и Джокер различал силу стихии только на ощупь. Она была болезненна и нещадна. Сквозь животный ужас он, наконец, понял, где очутился. Старая резиденция Восьми, замок посреди Карточного Мира, место, где прежде проводили собрания. Лопатками Джокер упирался в одну из разрушенных статуй, а холодные глаза других, пустые и пугающие с осуждением взирали на него со своих пьедесталов. Высокий и мрачный гранит, которому неведомы были ни оправдания, ни обстоятельства приведшие Джокера сюда. Место из его кошмаров. Ветер взвыл всё сильнее, и вдруг одна из фигур рухнула прямо рядом с ним. Её десятитонная отлетевшая голова покатилась по земле. Кажется, это была Зонтика. Рядом раздались голоса. Наверняка клонов. Джокер заскрипел зубами от боли, думая только о том, что сможет забрать с собой в преисподнюю ещё хотя бы одного. Ещё хотя бы одного и вот уже тогда, их мир проживёт подольше. У Императора не двигалась рука, с тех пор как Джокер повредил её в схватке, а серый король был слишком слаб духом, чтобы его прикончить. К тому же — ещё и без патронов в оружии, раз он снова не выстрелил на сцене. Может быть и не одного… а их всех всё ещё реально одолеть? Джокер, рыча, неслушающейся, дрожащей рукой вытащил из-за пазухи нож, последний оставшийся. Сжал рукоять и выставил вперёд на манер того, как выставлял прежде катану. Ещё крепче прижался спиной к сваленной страшными порывами ветра статуе. Только бы буря немного утихла и тогда он услышал бы их шаги. Этого ему было бы достаточно. Если он убьёт двоих, самых опасных… может быть, тогда и до последнего доберётся? Если они каким-то чудом разделятся, если потеряют друг друга и заплутают в этом песке и мгле. Если каким-то чудом тело Джокера согласится его слушаться. Нет, пусть тогда буря и вовсе не утихает. А Джокер найдёт способ сориентироваться. «Хоть и без колоды, и в таком состоянии, но… я доведу начатое до конца» Это была грань. Да, он однажды убил людей первосвященника, но их было много, они первые напали на него, были с оружием. А сейчас? Вот так просто оборвать жизнь тех, кто, возможно, даже не будет ему сопротивляться? Джокер дошёл до своей до своей точки невозврата и всё равно колебался. Он слабо помнил то, что было прежде, слабо помнил уже и сам себя, но… разве он не презирал когда-то тех, кто поступал на его глазах так же? Тех, кто в угоду чьему-то видению лучшего мира убивал людей? У него ведь тогда не поднялась рука, а сейчас… Что стало с ним сейчас?.. И тут кто-то первый раз хлопнул в ладоши. Было едва слышно из-за бури вокруг, однако по полу Карточного Мира прокатилась ощутимая волна вибрации, которая потом разошлась в стороны так, словно ветер ей и вовсе не был помехой. Джокер замер, но пока он слепо вертел головой, не в силах определить, откуда же идёт угроза, прозвучал второй хлопок. На этот раз требовательный, чуть оскорблённый. Такой, каким иногда хозяин привлекает внимание заигравшейся и не заметившей его собаки. Подобно пристыженному животному шторм замедлился, сменил тут же направление, завиваясь вокруг пестрящей помехами фигуры, спокойно вышагивающей в самом его эпицентре. Вытянув ладони вперёд, фигура сомкнула их и в третий раз и тогда буря, терзающая мир, наконец улеглась. И ни звука. Основной части Купола больше не было. Остался лишь тонкий магический барьер, издали похожий на белый шум, ограждающий тонкую скорлупу внутренней части Карточного мира от небытия за ним. Земли окутала чернота и границы её будто бы с каждой минутой сужались всё сильнее и сильнее, стремительно подбираясь к застывшим в напряжении выжившим. «За пределами этого дворца я не чувствую ничего. Не единой живой души», — содрогнулся от страшного ощущения Джокер. Он затрясся от боли, страха и внезапно объявшего его холода. Пестрящий силуэт перед его глазами наконец сошёлся в цельную картинку.       — Что ж, однажды мы с тобой уже об этом говорили, Деус Эксгард, — миролюбиво протянул он, — ты пошёл за мечтой изменить мир и вот, благодаря тебе всё сущее оказалось здесь. В смерти вечности, конце всех времён. Он огляделся по сторонам и склонил голову. Поправил ворот голубой рубашки.       — Хм, и поэтому с моей стороны было бы жутко невежливо не поблагодарить тебя за помощь. Спасибо. Если бы не ты, миру никогда не получилось бы обрести его истинную полноценную форму. От этого голоса Джокера с головой захлестнуло чувство дежавю. Говорящий стоял перед ним, раскрытый точно на ладони, со всей колодой карт в руке, но Джокер не мог сделать и шага вперёд. Не мог заставить себя отобрать её. Его ноги и руки дрожали, нож выпал из ослабевших пальцев. Рот открылся в немом крике и он впервые в жизни не мог выдавить из себя ни единой шутки, ни единого слова. Лук в чужих руках вспыхнул нестерпимо ярко. Фосфорически. И тут же сменился длинным резным посохом. Витым и утончённым, изукрашенным драгоценными камнями. Качнулись в длинных поднявшихся ушах золотые серьги.       — Однако теперь, когда дело сделано, ты должен вернуть мне силу, что больше не должна тебе принадлежать. Лазурные глаза с вертикальным кошачьим зрачком насмешливо глядели на свою мутную копию. Самопровозглашённый Хранитель Карточного Мира, остолбеневший от ужаса, неотрывно смотрел на Истинного Красного Джокера.

-̺<𝟘≯-͕