Нерассказанное

Вэй Усянь Ло Цинъян и правда не обманул: на горе никакой армии нет, никаким гаремом даже не пахнет. Она вдыхает этот спертый воздух и недовольно морщится: так непривычно от знобящего холода, так страшно среди незнакомцев. — Кто это? — спрашивает Четвертый Дядюшка, указывая на Мянь-Мянь, и та подпрыгивает от страха: он каким-то неведомым образом оказался за ее спиной! — Неужели невесту привел, Вэй Ин? — хмыкает Вэнь Цин. Мянь-Мянь узнает её. Вэнь Цин раньше была одной из самых талантливых целительниц, часто присутствовала на совете кланов. И что теперь? Теперь она, точно занимавшая первые места по красоте женщина, вынуждена ютиться на этой горе, где такой холод, где полумрак, когда в остальном мире светло и тепло? И она, Ло Цинъян, сама себя обрекла на такую же участь. Вэй Ин на слова о невесте хохочет и неловко на нее поглядывает. — Если Мянь-Мянь согласится… — Не называй меня так! — Хорошо, если дева Ло согласится, то я не откажусь. Щеки Мянь-Мянь розовеют, но она отгоняет ненужные мысли прочь — Вэй Ин над ней просто шутит, не более. — А я вот откажусь, — усмехается она, упорно глядя в наглые серые глаза. — А я пошутил! — Я тоже! «Ой» — проносится в голове девушки. Злой и страшный старейшина Илина смеется еще сильнее, катаясь по светло-зеленой траве. — Вот умора! Мянь-Мянь спалилась! — Да прекрати ты уже! — Как дети малые, честное слово, А-Юань и то благоразумнее себя ведет, — ворчит на них дева Вэнь, но улыбается, сохраняя свою степенность и прежнее величие. (А-Юань, кстати, тоже не против был к ним плюхнуться на травушку, но под взглядом Цин-цзэ покорно стоял на месте) А Мянь-Мянь впервые за долгое время чувствует себя действительно счастливой. И свободной. Подумать только, ее ничто не сковывает! Ло Цинъян имела двух братьев, и власть в их небольшом ордене перешла бы к ним в случае чего, однако, ее постоянно сковывали обязанности, то, что молодой деве Ло надо делать то-то то-то. Она больше всего ненавидела, когда её заставляли что-то делать. И теперь девушка отреклась от всего этого. Она вольна делать то, что захочет, что пожелает ее сердце. Ей больше никто не ровня и никто не указ. И все же Ло Цинъян решает оставаться на Луанцзан. — А-Юань ведь тоже ребенок Вэней? — нахмуривается она, глядя на то, как мальчик играет с Призрачным Генералом. Сначала Призрачного Генерала Мянь-Мянь испугалась так, что чуть не грохнулась в обморок, однако, когда пришла в себя, оказалось, что в обморок упал он. — А-Нин у нас нервный, — смеется какой-то дядюшка, глядя на девушку, которая выглядит так, словно человека убила, не меньше. — Мянь-Мянь, как там его называют? Великий и ужасный соратник старейшины Илина? — смеется Вэй Усянь. Мянь-Мянь уже не злится на него за то, что он ее так называет, скорее, просто игнорирует и уходит в небольшой домик Вэнь Цин, возмущенно сложив руки на груди. — Она ожидала большего, — продолжает смеяться Вэй Ин. А-Юань… Сердце девушки тоскливо сжалось. Этот милый ребенок не виноват в том, что родился в этом ордене. А ведь и его убьют, если потребуется… — До сих пор имеешь что-то против Вэней? — спрашивает ее Вэй Усянь. — Нет, — Ло Цинъян как можно безразличнее пожимает плечами, — мне просто его жалко. — А ты жалостливая! Мянь-Мянь, а почему тебе не нравится, что я тебя так называю? — Вэй Ин смешно прищуривается, — не хочешь, чтобы злодей-отступник звал тебя так? Девушка еще сильнее раздражается. Да кто он вообще такой, что имеет право смеяться и спрашивать её? Кто он вообще такой, что она заступилась за него и отреклась от родного ордена? Кто он вообще такой, чтобы она искала его, чтобы пыталась убедить себя в том, что он — не чудовище, а просто юноша, потерявшийся на своем жизненном пути? — Так называла меня мама, пока не умерла. Ну что, доволен? — зло шипит она, — так называют меня только близкие люди, чтоб ты знал. Гордо расправляет плечи и уходит к себе. Ну как к себе — в этой небольшой деревеньке домов было всего ничего, и она жила с Вэнь Цин и Вэнь Нином, несмотря на то, что второй, узнав об этом, едва ли не покрылся краской, хотя у него лицо словно окаменело и заявил, что может обойтись и без тепла, потому что ничего не чувствует. — Вэй Усянь — полнейший идиот, — заявляет она, садясь на свою кровать. Вэнь Цин даже не спрашивает, откуда такие выводы. — Согласна. — Сказала «нельзя» — значит нельзя! Только идиот не поймет это, — все еще шипит Мянь-Мянь с таким видом, словно её задели за живое. Так и есть. Её мама умерла при рождении младшего брата Цинъян. Девушка помнила, как плакала около её кровати, держа мертвенно-бледную руку матери в своей, как родительница успокаивающе шептала: «Ну же, Мянь-Мянь, успокойся, все хорошо». Помнила, как в один миг осталась совсем одна. Старшие братья не обращали на неё внимания, отец погрузился в своё горе, а на ее хрупкие плечи упала забота о младшем ребенке, несмотря на то, что нянюшки холили и лелеяли его. Малыш А-Ян не протянул и трёх месяцев: родился слабым, а после заболел какой-то лихорадкой и окончательно умер. У Мянь-Мянь были подруги, которые знали ее горе и пытались всячески поддержать, однако, это было уже не то. Единственным ее желанием было вновь ощутить объятия матери. И позволять называть себя так она могла только близким людям, знавшим ее чуть ли не с рождения. А не какому-то там Вэй Усяню. Плевать, старейшина Илина он или кто. У него из тех, кто чисто теоретически подняться на войну может, только Вэнь Цин с Вэнь Нином. Маленький ребенок и куча беззащитных стариков. Ло Цинъян тоскливо смотрит на ночное небо. Ей хочется прямо сейчас сорваться с места и побежать к Верховному Заклинателю, к главам великих орденов, заявить со злобной усмешкой, что она нашла логово врага народа, привести сюда и сказать: «полюбуйтесь на армию из стариков, ребенка, целителя и юноши, который боится любого шороха. А теперь скажите, позволит ли вам совесть их убить?» Но ее никто не послушает. Ло Цинъян всегда оставалась в тени своих братьев, была милой, но непривлекательной. Тень, тень, тень, которая просто существовала. Конечно, ей не поверят, а что хуже — объявят такой же отступницей. Не то, что она заботилась о спасении себя же… Она лишь хотела жить мирно. Она не могла терпеть обвинений в сторону юноши, который спас её в Вэньском лагере. В сердце Ло Цинъян зарождалась благодарость и капелька теплых дружеских чувств.