...время действия: Бессрочность

Глава 3 Собирать тростник у дороги было достаточно занимательным занятием, но это если у тебя не кружиться голова от голода, и не заносит от слабости на поворотах, после перенесенной тяжелой травмы-болезни. Даже маленькие дети из каравана ходили собирать дрова на ночь. А после того, как смогла ходить, то от подобной участи не была освобождена и я. Мешковатая одежда едва смогла сохранить тепло на теле, и приходилось то и дело зябко ежиться. Ноги, закутанные в обрывки тряпиц, страдали от мелких камешков, иногда забившихся между пальчиками. Это была вся одетая на меня одежда. Тряпицы ранней весной на ногах были намотаны скорее для тепла, чем как защита от дорожного покрытия, но и с этой задачей они справлялись плохо. Приходилось идти, старательно всматриваясь в дорогу, смотреть куда наступаешь, избегая мелких и острых камней. Просто кожа на ногах еще недостаточно огрубела, и иногда острые края камней резали ее, принося мучение и так страдавшему от голода и холода телу. И если по дороге, как- то можно путешествовать в обмотках, то в лесу, где валялись тысячи веточек с сучками и мелких острых камней, едва прикрытых наросшим мхом и засыпанными мелкими листьями, и скрывавшими опасные места, нужно было передвигаться с осторожностью горной лани. Опасливо ступая, носком ноги пробуя путь перед собой, я едва шла по- весеннему скудному лесу, тщательно вглядываясь вокруг в поисках хвороста. Все мелкие палочки около дороги, впрочем, как и большие, были давным- давно выбраны другими более удачными путешественниками. Несколько найденных находок заставили меня более внимательно осматривать окружающий просыпающийся лог. Ну умом-то понимала, что придется все дальше и дальше уходить от дороги, поэтому недовольно морща лоб отходила вдаль от стоянки каравана. Так потихоньку и шла редким леском, присаживаясь то за одну кочку, то за деревце, старательно осматриваясь в поисках, забыв о времени. Наша стоянка была в небольшой замкнутой котловине между вершинами. Горы стояли вокруг будто огромные стражи. В видимом далеке не было им ни конца, ни края. Покрытые небольшими пятнами леса, они были прорезаны ложбинками, в которых и пошла собрать охапку. И пусть пришлось отойди подальше от вставшего на ночевку каравана, но вскоре уже собрала приличный ворох, что старательно прижимала к груди. Тихие голоса, как сыпучие песчинки в пустыне, стукнулись ко мне в сознание неожиданно. -…а если я сделаю вот так, тебе будет приятно? –тоненьким едва слышным ручейком прожурчал смутно знакомый голос девушки. В наступившей тишине раздался едва сдерживаемый мужской стон. -Еще, еще давай, - голос упал в низкие тона, и повторился глубокими нетерпеливыми стонами. – глубже, я хочу глубже. Сочный звук поцелуя заставил меня тихо сделать два шага, к едва слышимому сдержанному стону орка. -Ну девочка моя, ну лапушка, дай мне тебя еще раз поцеловать… -Ты почти задушил меня, я задыхаюсь… -А ты не дыши. –глухо раздался в вечерней зорьке голос орка. -Легко сказать…-девушка сомневалась, с явной неохотой в голосе. -Ну так я нежно… -зачастил заговорщицким шепотом орк, а это был он, - только еще один поцелуй. -Фах, - воскликнула девушка, - ты мне все губы искусал. -Давай еще раз, я буду в этот раз нежен. – милостиво предложил орк. -Нет уж. –подняла зеленую ладошку двоюродная сестра, отталкивая любовника. -Не надо отказывать мне, ты же помнишь, чем закончился твой последний отказ? -Фах, ты …ты… Девушка встала перед страшным выбором, пережить насилие или закричать и быть наказанной новым хозяином. Смирившись, она предложила: -Давай, как в тот раз... -Я так сильно хочу, чтобы ты стала моей, - попросил он. -Но ты же убьешь меня! – простонала в рот своему любовнику девушка. -Моя цена будет дешевле проститутки на торгах, если у меня не будет девственности, если ты и я сделаем это, - ответила ему Гиселла, – такой ли участи ты мне желаешь? -Ну тогда давай сбежим? –предложил, как видимо уже давно обсуждаемое, орк, и слабо застонал, когда пальчики любовницы прошлись по его напряженному торсу. Орк прижал с силой свою девушку, и замер на миг, пытаясь взять под контроль свою страсть, потом слабым голосом произнес: -Хотел бы я, чтобы ты носила моих детей, стала моей женой. -Это невозможно, и мы оба прекрасно об этом знаем, - промурлакала девушка, и потянулась, чтобы слезть с колен парня, - но возможно… -Гиселла, мне нет дела до твоих тупых родственников. Я не понимаю, зачем ты за них цепляешься. Давай убежим. -Ты не понимаешь, -прикусывая губку произнесла девушка, завороженно смотря как съеживается член у орка, - скорее не желаешь понять. Если бы ты знал, как тяжело ожидать своей очереди на старшинство в роду, ты бы такое даже не предложил. -Две маленькие девочки, давай я тихо придушу их и убежим. -Чтобы остальные рассказали, что я была причастна к их гибели? Нет уж. Мне нужен чистый несчастный случай, а не замызганное убийство. Потерпи, осталась эта ночь, и у столицы мы сбежим. -Значит у нас есть еще одна ночь до торга? -Прости, Фах, но нет у нас еще одной ночи. -Все же решила связать себя с торговцем? – усмехнулся орк. -Если он уснет так же быстро, как сегодня – осклабилась девушка, -то нет. -Ну значит ему надо опять подсыпать вечером в чай ту же травку, что и вчера, - улыбнулся понимающим оскалом в ответ орк, сверкнув белыми клыками у уголков рта. -Так ты… подсыпал ему… - руки орка подняли маленькое тело любовницы, и он поцеловал ее снова в губы, - ах! -А теперь еще раз я буду тебя целовать, и можно идти спатеньки, - предложил орк, и пальчики Гиселлы довольно пробежались по мышцам на плечах у мужчины, -ты же согласна? -Как я могу противиться той радости, что ты открыл мне? Её маленькие ножки обнимали его за грудь, губы жарко шептали понятные только для двоих любовников слова. -Фах, прошу тебя, будь осторожен, иначе все наши усилия испаряться, как утренний туман. - попросила девушка между жаркими поцелуями. Я не стала досматривать продолжение развития их отношений и поспешила отнести хворост к уже спящим, уставшим от пройденного пути детям. 3.1 Гиселла. Абрана. Людское море волновалось от вида обнаженных тел молодых прелестниц. Закрытые небольшой вуалью лица, придавали девушкам-рабыням еще больше загадочности. И только подрагивающие при ходьбе по подиуму соски дев заставляли мужские глаза жадно скользить по предложенным на продажу телесам молодых нимф. Каждый искал что- то нужное только ему, определенное. Сугубо личное совершенство у девиц, выводимых на торги. Мужчины тяжело сглатывали слюни и решительно перекрикивали друг у друга ставки, старательно набивая и так явно завышенную стоимость, написанную мелом на деревянной табличке, что поднимал молодой помощник торговца высоко в руках. Живой товар то сопротивлялся и не желал демонстрировать свою цену, то выказывал оскорбительные жесты в адрес жаждущих новых впечатлений толпы озабоченных самцов, явившихся на свежее мяско. Как трагедия, так и драма сменяли друг друга, являя самое низкое и подлое явление в мире – торговля себе подобными с аукциона. Вот на помост поднялась с подгибающимися в коленях ногами совсем молоденькая девушка-человек, с прекрасными золотистыми волосами, и замершие на миг мужчины с тревогой вслушались в ее объявленную стоимость. А после, несколько особо смелых из них ринулись поближе к помосту, дабы рассмотреть в деталях предложенный «товар». Рабовладелец, худой, похожий на Кощея работорговец принялся расхваливать достоинства рабыни, привезенной откуда-то с далекого севера. Он яростно отбивался от наседавших на него покупателей, желающих снять до торгов товар и приобрести его по дешевке. И вот мальчик-помощник поднял над головой табличку с первоначальной суммой. И начался торг. Демонстрировалось все, что могло поднять цену девушки. И ее грудь, и милая попка, и девственный едва покрытый тонким пушком лобок, и даже открытый рот и ровные зубки, силой показанные рабовладельцем в толпу, несмотря на сопротивление девы. Даже девственность он сумел показать, уведя золотоволоску в небольшой шатер при торгах, предназначенный для особо въедливых покупателей. Битый час он буквально выворачивал ее перед покупателями, но взял ту цену, которая его устроила. Затем шла следующая девушка, и еще. А всего таких торговых площадок было четыре штуки. Они лепестками незамысловатого цветка стояли на площадке, предназначенной для торговли живого товара. Торговцы и покупатели слонялись туда-сюда, выбирая понравившегося раба, или договариваясь о покупке нескольких рабов сразу, договариваясь о продаже по устроивших обеих сторонах ценах. Настала и наша очередь. Торопливо стянув с нас жалкие одежды, торговцы вытолкнули всех шестерых на помост. Но тут оказалось, что на торг прибыли представители высшего сословия – храмовники. Чем мы так приглянулись одетых в серое молчаливых мужчин осталось для меня загадкой, однако они выкупили нашу небольшую партию, почти не торгуясь с Каимом. Тот еще вдогонку сумел всучить им Юнко и Ономаром. Только орк не приглянулся серым братьям. И я в очередной раз бросив взгляд сожаления на Форфаха, попрощалась с ним, едва покивав головой. Спустившись с помоста, слегка поддерживаемая крепкой рукой купившего нас нового хозяина, что собрал всех приобретенных рабов в стайку, и со своим помощником они повели по узкой улице налево, в небольшой проход между домами. Ребятня на улице, завидев нас, смеялась над странной зеленой кожей, и кидала в голых гоблинов огрызки яблок. Встреченная в переходе женщина брезгливо посторонилась, пропуская процессию, и сплюнула мне на спину, метко попав меж лопатками. Да, я шла предпоследней. Позади неторопливо переваливался на кривых ногах старый мужик в сером балахоне, с непонятной нашивкой на левом плече. Та изображала три синих волны на зеленом ромбе. Он иногда поддерживал меня суховатой ладонью, которую периодически брезгливо вытирал о свой балахон. Его непонятная речь и неприятное спокойствие заставляли меня нервничать, да так, что я хотела закричать, но старательно сдерживала себя, боясь навредить сестрам. Сколько мы шли? Долго. Ну, наверное, для меня это показалось так. Просто идя голыми ногами по улице, да еще без одежды, стыдливо прикрывая причинные места ладошками, как- то странно обращать вокруг внимание. Мне в тот миг так хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю. Но вот и закончился этот долгий вояж. Ноги погрузились в мелкий песок, и я подняла голову, потому что мы остановились на несколько минут. Тут увидела перед собой белые дверцы крашенных известью. Именно туда и повели, в небольшую едва заметную дверцу, сливавшуюся на фоне досок своими досками. За воротами была небольшая площадка, присыпанная все тем же желтым речным песком. Двор был небольшой, квадратный. Прямо стоял храм-пагода, с разрисованными на стенах все тех же трех волн, и уже разноцветных ромбов. Висели голубые флаги, с небольшими кисточками на концах, и белые фонарики, склеенные из белого мелованного пергамента. С высокого крыльца храма за нами лениво наблюдали несколько молодых послушников. Все они были людьми. Их вид был диковат для меня. С выбритыми бровями, разрисованными на щеках все тех же трех линиях волн и разноцветными ромбами, с чистыми выбритыми головами – они были похожи на неведомые игрушки, иногда привозимые заморскими купцами. Серые шаровары, едва закрывающие лодыжки, свободно сидели на тонких фигурах парней, и были перевязаны на поясе веревками разных цветов. Ленивые взгляды парней похотливо прошлись по нам, но мы явно не приглянулись им, и они брезгливо отвернулись от гоблинов и с жадностью уставились на Юнко и Ономара. Их глаза оживились, и они принялись громко обсуждать достоинства голых рабов. Торопливо мы пошли за позвавшим нас монахом, купившим нас. В помещении куда всех шестерых определили, явно не жили до нашего прихода, но монах успокоил, пообещав выдать все нужное для жизни. И тогда- то мы услышали, чем нам предстоит заниматься в храме. Оказывается, монахам надоело разбираться с беременными кухарками и приходящими прислужницами, и они решили купить страшненьких рабов как простых кухонных рабов, что и сделали, как только им попались гоблины. И теперь я буду всю свою оставшуюся жизнь чистить картошку и морковку с брюквой, взбивать масло и топить печь. А парней купили работниками в помощь монастырской братии при изготовлении вин. С тем нас разместили, затем отвели в купальню, представлявшую собой небольшое помещение с несколькими бочками с теплой водой, подогреваемой магическими камнями, и двумя-тремя шайками на небольшом каменном полу. Сток был в дальнем угле, и оттуда несло холодом. Чтобы не простыть, мы постарались как можно быстрее все искупаться щелоком, выгребая его из разбитого глиняного кувшинчика. Полотенца, принесенные худым монахом, быстро разобрали, как и тоненькую стопку одежды, предназначенную для нас. Оказалось, что мы будем носить небольшие робы, все из той же серой ткани, из которой монахи шили себе балахоны, а парни набедренные повязки. Обувь не дали. Потом нас повели на кухню кормить, где показали отхожее место по пути, и объяснили, как пользоваться им. Наверно они решили, что мы дикари. В первый день нам дали отоспаться, а на следующий день началась наша работа. Она была монотонна и бесконечна. Я никогда не думала, что бывает столько работы. Зилгунода забрали на конюшни. С близнецами обращались как с детьми. Но заставляли помогать то с дровами то угождать девицам на выданье, сидевшим в нескольких башнях. Кухарки на руках носили близнецов, явно соскучившись по детскому вниманию. Это было странным для меня, но люди по другому воспринимали Бхенпхуса и Элию, ведь, несмотря на то, что им уже было по пятнадцать лет, те выглядели слишком малы для своего возроста, а по виду, если перенести на человеческих детенышей, так и малышами. Пусть и шустрыми, но малыми. Тисканье и обнимашки не прекращались, и Бхенпхус уже начал прятаться, едва заслышав шаги женского контингента кухонь и прачечных. Элиа более спокойно относилась к ласкающим ее любвеобильным женщинам. Но и она признавалась, что ей уже порядком надоело это вечное сюсюканье с ней как с младенцем. Я видела, как работают Юнко и Ономар. Тяжелая работа закалила мальчишек, и они начали наливаться мускулами, и стали похожи на взрослых мужчин. Моя жизнь только начала налаживаться. Никогда прежде я не была такой спокойной и довольной, и только одно омрачало и огорчало- ошейник подчинения, красовавшийся на моей шее.  3.2 Юнко. Абрана. Рынок рабов. Нам повезло как никому. Всех восьмерых купил местный храм. Гоблины оказались на кухне, конюшне и просто в услужении шести заключенным богатым дочерям местной элиты. Почему они предпочли гоблинов людям я догадался, увидев, как играют заключенные в высоких башнях девицы с ребятишками. Они тискали их как игрушки, и в основном своем заботились, как о домашних питомцах. Старшие Иклеона и Гиселла стали простыми кухонными работниками, а Зилгунод был отправлен на конюшню крутить хвосты лошадям. Спустя дня три мы встретились случайно во дворе с Зилгунодом, и я узнал, как он счастлив, что его не определили, как и нас с Ономаром, в услужение в храм. Тяжелые амфоры, которые вынуждены были ворочать по повелению братьев, до такой степени уматывали нас, что от усталости мы дрыхли, не чувствуя ног. Тем интереснее было смотреть на зеленую шапочку подконюшнего, в которую был облачен Зилгунод, а остальной цветастый наряд выглядел на парнишке до умопомрачения как смешно, включая странную набедренную повязку, почти не скрывавшую ничего. -Ты похож на клоуна, -рассмеялся, помахав рукой подошедшему другу. –где они взяли такие смешные тряпки? -И не говори, -подмигнул мне Зилгунод, -эти девушки просто издеваются надо мной, заставляют веселить их, подпрыгивая, рассказывать о животных, и специально звенеть колокольчиками, пришитыми на длиннополую шляпу. Если бы ты знал, как я устаю от их внимания… -Но ты хотя бы выглядишь нормально, -улыбнулся гоблину, -а мы с Ономаром уже выматывались ворочать амфоры с розовой водой, вином и маслом, что производит храмовый монах Берег. -Этот Берег совсем берега попутал, - подмигнул друг, затем заговорщицки оглянулся вокруг и достал из-за щеки небольшую серебряную монетку, торопливо сунул мне ее в руку. -Откуда, -уставился я на него, в ужасе представив, что произойдет, если деньги найдут у меня, или если он украл монетку, - рассказывай давай? -Вчера выиграл у вашего Берега, - важно ответил парнишка, -он совсем не умеет играть в поддавки, вот я вчера смухлевал и выиграл у него. -Ты опять тут со своими авантюрными игрищами, -недовольно поморщился, подмигивая другу, и быстро оглядывая пустой двор. Фух, никого. -Ну если ему Боги не дали ума, то надо пользоваться этим, ну и про себя не забывать... А то кто обо мне станет заботиться, таком несчастном, и зеленом гоблине в смешном колпачке. Он неловко подпрыгнул и колокольчики жалобно зазвенели на шляпе. Мы понимающе улыбнулись друг-дружке и разошлись в разные стороны, договорившись еще встретиться на следующий день. Последующие дни были похожи на предыдущие, пока однажды не случилось неприятная история, целиком перевернувшая мою жизнь. Настоятель храма орал на всех вокруг с самого утра, не досчитавшись нескольких амфор с приготовленной на продажу розовой водой. Он ходил и будил монашескую братию, вламывался в кельи, переворачивал деревянные кровати, явно разыскивая те недостающие амфоры. И в коморку где мы жили с Ономаром, забежал в тот самый момент, когда я облачался в робу раба, предназначенную для холодных дней. И застыл на пороге. Луч солнца высветил меня, когда распахнулись деревянные дверки из тонких палочек, он лег пятном на мою кожу, и подсветил родимые пятна семейства герцога О`Каро. Волнистые линии складывались в герб при определенном освещении. Нет, это не было тавром, что накладывали герцоги на своих детей, это было именно родимое пятно, передаваемое из поколения в поколения через тысячи лет. -Ваша милость, - упал настоятель, и пополз к моим ногам, как нашкодивший шелудивый пес. –Ведь ты … -Да, -не стал отрицать я очевидное, увиденное стариком, - я из рода герцога. -Но как же... Вы и здесь? –обвел старик настоятель мою конуру, которую я делил с несколькими рабами, занятыми тяжелой работой в храме. -Мне пришлось познать горе и разлуку с семьей из- за моей гордыми и тугоумия. – выдал я давно придуманный ответ старцу. И скрюченный временем человек согласно закивал головой, признавая правоту моих намерений, тем более, что по вере храма, некоторые поступки вели к чистоте познания и помыслов. С того дня вначале я стал приближенным настоятеля, а затем он освободил меня от рабства, но предварительно написал письмо моему отцу. Сам храм был небольшим, квадратной формы с четырьмя башнями по углам и главным домом по середине, он был сориентирован сторонами по сторонам света.  огромным двором соединял три постройки по трем из четырех сторон, в которых жили братия и рабы. Выход храма богов выходил на небольшую площадь, где иногда давались театральные представления из жизни почитаемых богов, мировой религии, и проводились жертвенные сборы для храма. Мои родители были благочестивыми поданными, и часто жертвовали в различные храмы достаточно дорогие подарки. Все они упаковывались в специальные короба, и накрывались флагом с выбитым серебряным гербом нашей семьи. -Вам стоит продолжить образование, -скорее утверждал, а не спрашивал старик-настоятель, -это пойдет вам на пользу. Даже не дождавшись ответа из дома он развил поистине бурную деятельность в отношении меня. Несколько раз я пытался замолвить словечко об своей новой семье, состоящей из шести гоблинов и Ономаре, но каждый раз натыкался на непонимание со стороны настоятеля. И если через неделю Ономар все же стал моим слугой, после того как пришел ответ от моих родителей, уже отчаявшихся найти своего сына, то вот вопрос проживания гоблинов оставался открытым. -Вам надлежит дождаться пока приедут ваши родители, и уже с ними решать вопрос о приобретении этих несчастных детей, но пока довольствуйтесь малым. Умерьте свою гордость, или вы еще мало настрадались, господин…- требовал от меня настоятель. –Мы и так помогаем чем можем, не надо взваливать на нас больше, чем мы можем исполнить. Пришлось отступить, и отложить на потом все планы освобождения новых друзей, с которыми пришлось перенести столько бед. А потом я увидел, как девушки танцуют все вчетвером на площади перед храмом завлекая паломников и мимо проходящий люд. Решение использовать четырех маленьких гоблинш в качестве зрелища для наглых прихлебателей у стен храма стало моей последней каплей. Я не смог пережить оскорбления и было направился выяснять отношение с настоятелем, но остановился криками, что доносились от храмовых ворот. Несколько человек из слепых и немых, а точнее претворяющиеся ими, начали приставать к девушкам. Те отталкивали наглецов, раззадоривая мужчин и парней.  Смех толпы окруживших бесплатное представление насилия, подогревался громким плачем девушек и выкриками зевак. Советы, что и как надо делать, так и сыпались на уже достаточно возбудившихся мужчин. И мне пришлось кликнуть пару достаточно сильных братьев монахов и с боем прорываться к гоблиншам. «Это больше не может так дальше продолжаться,» -возникла у меня в голове мысль, -«нужно бежать из этого вертепа, и побыстрее, пока девушек окончательно тут не сделают куртизанками и не начнут опаивать, дабы сделать тех согласными на все.»